В.В. Розанов
В.В. Розанов
Дружба народов
Дружба народов
Дружба народов, Розанов Василий Васильевич, Год: 1910
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Несмотря на двухвековое сильнейшее влияние на нас западноевропейской образованности, — влияние это не просочилось в глубь народа, в глубь страны, задевая только верхний тоненький слой населения, ‘общество’. Оно шло через гувернеров, через заграничные странствования родовитых аристократов, через переводные романы, стихи и популярно научные книжки, через командировки за границу будущих профессоров. Все это ложилось тоненьким слоем ‘общения’, без массового влияния. Это было общение теоретическое, отвлеченное. Ему недоставало физики, наличности, наглядности. Оно ограничивалось ‘взглядом издали’, не более, — чем-то бессильным и недостаточно благотворным.
‘Союзы народов’ — другое дело: не будучи личным делом вкуса одинокого аристократа, или одинокого профессора, или любителя литературы, они волнуют народную толпу, улицу, площадь. В деле ознакомления с чужой страной и культурой они действуют подобно ‘начальному обучению’, которое перевешивает действие университета уже тем, что представляется мириадою школок, захватывающих все население. Не глубоко оно заходит, зато всюду распространено. Каждый, так или иначе, затронется им. Поговорит о чужой стране как ‘близкой’, подумает о ней с ‘дружелюбием’. И даже в случае ‘несочувствия союзу’ найдет нужным мотивировать это несочувствие, т.е. все-таки говорить и думать о чужой стране. Но ‘несочувствий’, естественно, бывает мало, потому что какой же для них мотив, зато масса сочувствия, охватывающего улицу, вызывает такой говор всей печати о ‘дружеской стране’, который, поистине, равняется действию мириады начальных школ, преподавание в которых ‘окрашено известным образом’. Франко-русский союз производит ‘окрашивающее действие’, затрагивающее уже не аристократические дома, а всю страну, — с одной стороны, Франции на Россию и, с другой стороны, России на Францию.
Тут выступает идея мира, умиротворения человеческого, идея народного братства, во всем своем величии и гуманизирующем влиянии. Конечно, войны никогда не перестанут, — но войны всегда останутся случаем в жизни народов. Естественное нормальное состояние, это — мир. Это — постоянное состояние, лишь нарушаемое войною. Как ‘обыкновенная погода’ нарушается грозою. Но ‘грозовой погоды’, конечно, не бывает и нет ни в одной стране мира. Это было бы космическое сумасшествие, и война, как хроника, была бы сумасшествием истории. Таким образом, мир и все мирное, благоволящее, дружелюбное, это — самый центр всемирной истории и узел величайших ее идеалов. Все культурные идеалы растут именно в мире, и все они направляются к увеличению мира же. Мира — как спокойствия, доверия, уважения, как любви и любования человека на человека и народа на народ.
Но ‘кого выбрать’ для этого, — это решает ‘союз’. В который из возможных цветов ‘окраситься’, — это определяет союз. Союз определяет точку прилива благоволящих, добрых сочувствий в народном сердце, — в общественном, но затем, по охвату улицы, и в народном. Вся страна широко раскрытым глазом и настроенным на добро сердцем взглянет на соседнюю ‘дружественную страну’, опуская мелочи, останавливаясь лишь на общем, целом, на общей картине, на целом зрелище.
Из отвлеченного общение переходит в осязательное.
Эти дни приезда французских гостей в Россию, в Петербург и затем в Москву, были днями таких широко раскрытых очей России на Францию и Франции на Россию. И, конечно, много токов неуловимого общения прошло между прекрасною тысячелетнею Франциею и огромною таинственною Россиею, с ее тысячею лет впереди и тысячею позади. Россия молода в культуре до детскости, в своей технике, в своих школах, во всем физическом прогрессе и устроении — она дитя. Только не дитя она в слове, в песне, в думах. И у старой Франции, так бесконечно ее опередившей в техническом прогрессе, ей есть чему поучиться, есть чем восхититься. Наконец, есть чем восхититься в ее старой науке, в ее великих sciences [науках (фр.)], преимущественно точного, математического характера. С другой стороны, Франция первая во всей Европе, еще задолго до ‘союза’, уловила красоту русского слова, молодые песни Руси. От Мериме до Мельхиора-де-Вогюэ она познакомилась сама и затем ознакомила всю Европу с нашим прекрасным Пушкиным и далее от Пушкина — со всею литературой, до Толстого.
Эти две стороны человеческого духа, — великая техника и вообще улучшение физического состояния человека, и прекрасная песня, как некоторое утешение человека в его земном странствии, — образуют двумя сторонами своими великую цивилизацию. Пусть же обе страны, благородная Франция и великая Россия, крепко обнимутся и обнимаются еще долго в работе над этою цивилизациею, уча одна другую, помогая одна другой, заимствуя все без соперничества и зависти, с родственным чувством.
Впервые опубликовано: Русское слово. 1910. 10 февр. No 32.