Древне-русская иконопись *).
Древне-русская иконопись *).
Иванъ Евдокимовъ.
‘Современникъ’, кн.IV, 1915
Древне-русская иконопись, Евдокимов Иван Васильевич, Год: 1915
Время на прочтение: 5 минут(ы)
*) 1) Игорь Грабарь. Исторія русскаго искусства. Вып. 18—22 (Исторія живописи), текстъ П. П. Муратова. М. Изд. Кнебель. Цна 10 рублей.
2) Древне-русская иконопись въ собраніи И. С. Остроухова. Текстъ П. П. Муратова. М. 1914 г. книгоизд. К. Некрасова. Цна 16 руб.
3) Снимки древнихъ иконъ и старообрядческихъ храмовъ Рогожскаго кладбища въ Москв. М. 1913. Цна 10 рублей.
Страстному увлеченію художниковъ, ученыхъ, собирателей и любителей др.— рус. иконописью можно подвести нкоторые итоги.
Прошло всего два — три года, но уже ‘возрастъ Россіи’ не вызываетъ полуснисходительныхъ улыбокъ у старыхъ археологовъ и недовольнаго брюзжанія у скептиковъ. Молодое эстетическое движеніе послднихъ годовъ заставило признать себя, оно заговорило доказательнымъ и выразительнымъ языкомъ о прекрасномъ искусств прошлаго, которое до сихъ поръ умиляло ‘цнителей’ исключительно своей археологичностью. Почти со спортивной горячностью составились замчательныя иконописныя собранія С. П. Рябушинскаго, И. С. Остроухова, Н. П. Лихачева, Ханенко и другихъ, не считая мелкихъ собраній, кои наполовину неизвстны, но несомннно есть и въ столицахъ, и въ провинціи.
Литература объ иконописи пополнилась нсколькими замчательными трудами, составители коихъ впервые оцнили иконы и фрески не за ихъ древность, а за красоту, не за ихъ историческія, національныя, бытовыя и психологическія черты, а за великое мастерство.
Среди многочисленныхъ работъ слдуетъ особенно отмтить первую связную исторію до-петровской живописи, написанную П. ПМуратовымъ. Въ пяти выпускахъ (18—22) ‘Ист. рус. искус.’ И. Грабаря П. П. Муратовъ {П. Муратовъ, собственно, закончилъ свою исторію иконописи Строгановской школой, Въ 21 и 22 NoNo помщены статьи Е. Кузьмина ‘Украинская живопись въ XVII вк’, потомъ И. Грабаря и А. Успенскаго ‘Эпоха Михаила едоровича’, ‘Симонъ Ушаковъ’, ‘Фрески-лубки’ и ‘Западныя вліянія’.} съ большимъ чувствомъ и подъемомъ изложилъ своеобычную смну явленій русской иконописи.
Русь получила вмст съ христіанствомъ отъ Византіи и искусство. Конечно, самобытное художество было и въ языческой Руси, но такъ какъ не сохранилось памятниковъ того времени, то невозможно установить взаимодйствія между мстнымъ творчествомъ и пришлымъ. Во всякомъ случа до-монгольское искусство является нашей художественной предъисторіей, а тогдашняя Русь глухой провинціей Византіи. Лишь съ паденіемъ Кіева въ XIII в. и съ перенесеніемъ культурнаго центра въ Новгородъ, начинается сначала робкая, а потомъ окрпшая, своеобычная исторія нашей иконописи, которая, создавшись въ Новгород въ 14 вк, слилась съ этимъ словомъ и просушествовала до половины 16 в. подъ именемъ ‘Новгородской’. Наиболе пышный расцвтъ Новгородская школа пережила въ 15 вк, выдвинувъ такихъ замчательныхъ художниковъ, какъ Андрей Рублевъ и Діонисій.
Отъ широкой живописности и простйшей композиціи съ оттнкомъ значительнаго архаизма въ фигурахъ и какого-то просвтленнаго колорита 14 вка, иконопись 15 в., обладая той же живописностью, гармонически прекрасной композиціей, вся истончается, создаетъ безконечно прекрасные силуэты, граціознйшія фигуры, удлиненныя въ пропорціяхъ, каждый кусочекъ ея говоритъ о неустанной, сознательной обреченности красот, о большой неизсякаемой, энергіи мастерства и о небывалой тонкости и изяществ иконы, какъ цлаго организма. Въ 15 в. создается самобытный многотябловый иконостасъ русской церкви — это величественное декоративное видніе былого творчества.
До половины 16 в. новгородская школа продолжаетъ свою изумительную дятельность, хотя уже понемногу мастерство падаетъ, фигуры становятся мене стройными, цвтъ нтъ-нтъ да и потеряетъ значительную долю прежней выразительности и очарованія, усложняется и дробится композиція и, наконецъ, во второй половин 16 вНовгородская школа какъ бы растворяется въ московскихъ письмахъ.
Московская школа, значительно отойдя отъ Византійскихъ традицій, отъ двухвкового идеальнаго искусства Новгорода, вноситъ въ иконопись своеобразныя народныя черты, націонализируетъ архитектурный пейзажъ фоновъ, блекнетъ въ колорит и медленно, но неуклонно годъ за годомъ клонится къ упадку, который въ конц 17 в. будетъ уже окончательнымъ. Отзвукъ новгородскаго искусства въ созданіяхъ строгановской школы былъ слишкомъ позднимъ и безсильнымъ побороть новое время и новые вкусы. Строгановская школа, слившись съ московской школой, представленной царскими иконописцами времени Мих. ед. и Алекся Мих, задержала окончательный упадокъ иконописи на 20 на 30 лтъ, но не могла остановить его. Время Симона Ушакова и его школы, вплоть до иконника Василія Позпанскаго, является закатомъ великаго искусства, просуществовавшаго 300 лтъ, ибо весь уже 17 вкъ былъ наполненъ вульгаризованными заимствованіями изъ стараго искусства, ничего не создалъ новаго, кром введенія въ иконопись ‘иллюстраціи’, безконечныхъ ‘житій’, убившихъ иконопись, какъ таковую. ‘Фряжское’ письмо конца царствованія Алекся Михайловича и первыхъ годовъ царствованія Петра Великаго почти больно считать преемственно связаннымъ не только съ Новгородомъ, но даже съ ранней Москвой. Стнописи 17 в. также неразрывно связаны съ упадкомъ иконописи, въ нихъ властно отразилось новое время, фрязь’, но какъ-то дольше въ нихъ чувствовалось подлинное, хотя и невысокое художество. Самыми поздними росписями (Вологодскими) заканчивается исторія до-петровской живописи, плнившая насъ только черезъ двсти лтъ и только нынъ оцниваемая надлежащимъ образомъ въ труд П. Муратова. Быть можетъ, не все уцлетъ для будущаго въ книг П. Муратова, но ея одушевленіе, методъ, эстетическій подходъ къ иконописи останутся незыблемыми. Матеріалы для упомянутаго изслдованія въ значительной степени заготовили предыдущія поколнія, работавшія добросовстно, собирая крупинками отрывочныя свднія о старинномъ художеств. Когда въ наше время обратились наконецъ къ самому старому художеству, къ расчищеннымъ иконамъ и фрескамъ, то весь этотъ заготовленный матеріалъ былъ съ благодарностью использованъ, какъ бы освженъ и оживленъ проникновенными оцнками открывшейся красоты.
Стилистическій анализъ линіи, объема, композиціи и колорита, темпа движенія, обстановки и другихъ средствъ выраженія позволилъ П. П. Муратову сдлать цлый рядъ новыхъ и важныхъ выводовъ о др.-рус. иконописи. Вмсто еще недавняго увлеченія 17 вкомъ, расцвтъ иконописи надо отнести къ 14 и 15 вв. Новгородскую школу слдуетъ признать несравнимой по мастерству и по величію ея стиля съ московской школой — хорошей и серьезной работой — но и только.
Собственно, новы вс страницы этого труда, оцнка каждой иконы, каждой фрески, ибо эти оцнки говорятъ о красот иконы, объ искусств, о прекрасныхъ мастерахъ, создавшихъ великолпный стиль, межъ тмъ какъ до сихъ поръ о красот иконъ говорилось, исключительно, съ точки зрнія иконографіи.
Вопросъ о многотябловомъ иконостас, поднятый Филимоновымъ и разсмотрнный въ прекрасныхъ статьяхъ Сперовскагр, П. Муратовымъ окончательно ршенъ. Многотябловый иконостасъсозданіе національное, утвердившееся въ 15 вк. Изъ невысокой Византійской преграды, отдлявшей жертвенникъ отъ храма, выросъ огромный, высокій иконостасъ, совершенно преобразившій церковь, какъ бы создавшій особую мистическую удаленность молящагося отъ совершенія таинства. Это декоративное чудо было высшей ступенью развитія Новгородской школы 15 вка. Старый споръ ‘быть или не быть’ строгановской школ П. Муратовъ довольно подробно разбираетъ и склоняется къ признанію строгановской школы, какъ особаго кратковременнаго эпизода въ общей ист. рус. жив.: предлагая считать строгановскую школу вышедшей изъ устюжскихъ писемъ, кои въ свою очередь вышли изъ Новгорода и до конца 16 в. удержали въ своей глуши неизмнными новгородскія традиціи.
Дополненіемъ къ этой прекрасной книг является его же трудъ. ‘Др.-рус. икон. въ собраніи И. С. Остроухова’, а также ‘Снимки древнихъ иконъ старообрядческаго Рогожскаго кладбища’.
Въ книг объ Остроуховскомъ собраніи дается прелюбопытнйшая исторія собирательства иконъ московскими старообрядцами, нкоторыми учеными и художникомъ И. С. Остроуховымъ. Между прочимъ Остроухову принадлежитъ высокая честь почина расчистки древнихъ иконъ изъ подъ олифы, копоти и позднйшихъ записей.
Случай вознаградилъ его за этотъ починъ, давъ ему въ обладаніе совершеннйшіе образцы новгородской иконописи 14 и 15 вв. Въ собраніи И. С. Остроухова находятся такія шедевры, какъ ‘Пророкъ Илія’ и ‘Георгій’ (14 в.), ‘Покровъ’, ‘Сртеніе’, ‘Снятіе со креста’, ‘Входъ Господень въ ерусалимъ’, ‘Положеніе во гробъ’, ‘Флоръ и Лавръ’ (15 вв.), нсколько тончайшихъ Строгановскихъ работъ, и. наконецъ, ‘шестодневъ’, безусловно принадлежащій кисти Діонисія Ферапонскаго.
Весьма кстати вышли снимки иконъ Рогожскаго кладбища,— этого замчательнаго музея художественной старины Россіи, драгоцннйшаго собранія иконъ 15 и 16 ьковъ Новгорода и Москвы, а также лучшихъ царскихъ и строгановскихъ иконниковъ 17 столтія — Прокопія Чирина, Никифорова, Емельянова, Никиты Павловца и мастера Софрона.
Слдуетъ, однако, сказать, что издана эта книга по-старомодному, безъ вводной статьи, съ сухимъ перечнемъ иконъ, причемъ иконы называются ‘псковскихъ, сверныхъ, устюжскихъ и новгородскихъ писемъ’, но на основаніи какихъ признаковъ и различій — неизвстно. Немногимъ больше даютъ и такія оцнки, напр., объ икон Смоленской (листъ 7) ‘по отличительному (?) художественному рисунку и мягкимъ тонамъ красокъ есть основаніе предполагать, что икона если и не письма самого Андрея Рублева, то его учениковъ’.
Изъ воспроизведенныхъ иконъ особенно поражаетъ ‘Спасъ Эммануилъ’, безусловно принадлежащій одному изъ великихъ мастеровъ XV вка. Такой иконы, такъ остро индивидуализированной, боле не встрчается среди извстныхъ намъ древнихъ иконъ ‘Снятіе со креста’, ‘Покровъ’, ‘Ускновеніе’ Рогожскаго кладбища позволяютъ сравнивать съ одноименными иконами въ собраніяхъ Остроухова, Лихачева и Ханенко. Одна и та же тема, но какъ свободно трактованъ ‘подлинникъ’, еще недавно казавшійся ученымъ канономъ, убивавшимъ старое искусство. Сравненіе остается не за Рогожскимъ иконами. Почему-то въ ‘снимкахъ’ пропущено чудесное ‘Благовшеніе’.
Воспроизведенія во всхъ разобранныхъ трудахъ весьма неодинаковы. Кнебелевская ‘ист. рус. иск.’ и снимки древнихъ иконъ’ напечатаны на слоновой невысокихъ качествъ бумаг, а потому многія детали иконъ не получились, какъ-то противно лоснится бумага, снимки непріятны и прямо плохи. До сихъ поръ радостно было видть воспроизведенія иконъ только въ ‘Старыхъ годахъ’, ‘Русской икон’ или даже въ ‘Софіи’, гд хотя и слабо, и отдаленно, но все же чувствуется высокое мастерство иконописи. Кнебелевское изданіе даетъ нсколько не особенно отчетливыхъ многоцвтокъ, чмъ все же значительно примиряетъ съ собой.
‘Др. рус. иконопись въ собр. И. СОстроухова’ напечатана на хорошей матовой бумаг, много снимковъ вышло прекрасно, но все же есть совсмъ смазанные листы, напр., ‘Снятіе со креста’, отсутствіе многоцвтокъ еще боле досадно.
Изученіе древне-русской иконописи началось подъ знакомъ эстетическаго освщенія, ‘возрастъ Россіи’ устанавливается съ непоколебимой твердостью, П. П. Муратову принадлежитъ починъ изученія, починъ прекрасный и радостный.