К. Державин
К. Державин
Драматургия Лопе де Вега
Драматургия Лопе де Вега
Драматургия Лопе де Вега, Державин К., Год: 1974
Время на прочтение: 51 минут(ы)
Вега, Лопе де Избранные драматические произведения: В 2 т. Т. 1.
M.: TEPPA, 1994.
Имя Лопе де Вега — ‘чуда природы’, как называли великого драматурга его восхищенные современники, — по праву возглавляет блестящую плеяду деятелей испанского национального театра XVI-XVII веков. Проза Сервантеса, живопись Веласкеса и поэтическая драма Лопе де Вега явились вершинами испанской национальной культуры позднего Возрождения, ценнейшим вкладом испанского народа в общую сокровищницу мировой культуры.
За Лопе де Вега навсегда осталась слава главы классической национальной драмы, наставника и учителя не одного поколения драматургов. С его творческой биографией сочетается прежде всего представление о мощной творческой энергии его народа, проявившейся в расцвете испанской национальной культуры XVI-XVII веков.
Жизнь и творческая деятельность Лопе де Вега совпали с наиболее критическим периодом в истории феодально-абсолютистской Испании.
Уже со второй половины XVI века ‘политический и социальный упадок Испании обнаруживал все позорные симптомы медленного разложения’ {К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. X, Партиздат, 1933, стр. 720-721.}. Глубокий экономический кризис, надолго задержавший развитие производительных сил страны, цепкость костеневшей феодальной системы и реакционный режим, установленный диктатурой грандов, князей католической церкви и бюрократических верхов, обрекли Испанию на ту длительную агонию, которую представляла собой ее история на протяжении всего XVII века. Бремя феодально-абсолютистского строя тяготело не только на широких народных массах, но и на некоторых экономически неустойчивых слоях среднего и в особенности низшего дворянства.
Под деспотической властью феодально-абсолютистской монархии, в условиях материального оскудения и жестокой эксплуатации испанский народ сохранял, однако, ту энергию стойкого сопротивления, которая была воспитана в нем многовековой борьбой за освобождение от мавританского ига и вооруженными восстаниями против феодалов-помещиков. Кастильский крестьянин не стал крепостной собственностью кастильского землевладельца, и испанский народ в условиях деспотического режима упорно защищал остатки тех вольностей, которые он завоевал на предшествовавших этапах своей истории. В идейной жизни XVI-XVII веков и, в частности, в испанской литературе и испанском искусстве сопротивление народа гнету феодализма имело решающее значение для развития прогрессивных традиций национального Возрождения.
В отличие от некоторых других стран в Испании XVI-XVII веков, в особенности в период позднего Возрождения, буржуазия не выступала в качестве значительной движущей силы культурного развития страны. Объясняется это тем, что уже к середине XVI века она как класс не занимала самостоятельного экономического и политического места в жизни государства. В Испании ‘аристократия приходила в упадок, не потеряв своих самых вредных привилегий, а города утратили свою средневековую мощь, не получив современного значения’ {К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. X, Партиздат, 1933, стр. 721.}. Поэтому в особом положении здесь оказались некоторые слои мелкого дворянства, испанской шляхты — идальгии, испытывавшей на себе все разрушительные последствия экономического и социально-политического упадка страны.
Процесс оскудения и расслоения массы низового испанского дворянства, приводивший, с одной стороны, к появлению своеобразного социально-бытового типа люмпен-дворянина, а с другой — к образованию специфического сословия служилой идальгии — верной опоры господствовавшего реакционного режима, способствовал вместе с тем выделению из этой пестрой социальной среды слоя демократизировавшейся и тем самым оппозиционной дворянской интеллигенции.
Оппозиционными настроениями этой интеллигенции в значительной мере питалась испанская литература XVI-XVII веков. В процессе идейной демократизации эта интеллигенция выступала и как выразитель оппозиционных настроений народных масс. Классическим примером в данном случае является Сервантес, создатель типичнейших образов испанского идальго и испанского крестьянина, Дон Кихота и Санчо Пансы.
Усиление феодально-абсолютистской реакции в последние десятилетия XVI и в первой трети XVII века стимулировало рост оппозиционных настроений не только у низового дворянства, но и у других категорий дворянского сословия, примером чего может служить творчество великого сатирика XVII века Франсиско де Кеведо.
Своеобразие социально-экономической истории Испании XVI века, установление в ней ‘азиатской’, по определению К. Маркса, формы абсолютной монархии и крайняя агрессивность всей реакционной надстройки в идейной жизни эпохи обусловили и некоторые существенные особенности испанского Возрождения. Поскольку абсолютная монархия не выступала здесь в качестве цивилизующего центра и основоположника национального единства, а национальная буржуазия не сложилась в ту общественно-политическую силу, которая могла бы стать ведущим началом культурной жизни страны, в испанском Возрождении возобладали традиции народного, демократического сознания. К этим традициям обращались лучшие представители низовой дворянской, оппозиционно настроенной интеллигенции, а также отдельные выходцы из ремесленно-буржуазной среды, к числу которых принадлежал и Лопе де Вега. В силу создавшихся социально-политических условий классовые и сословные перегородки между этими социальными категориями оказывались настолько шаткими и тонкими, что свободный кастильский крестьянин мог сознавать себя равным дворянину — идальго, а деклассировавшийся и оскудевавший дворянин переживал процесс глубокой демократизации своего мировоззрения. Это обстоятельство наложило особый отпечаток на идейное и художественное содержание литературы испанского Возрождения, необычайно усилив в ней, в особенности в ее драматургии, народное, демократическое начало, противостоявшее силам абсолютистско-деспотической, феодально-аристократической и церковной реакции.
Если экономическая и политическая действительность в Испании XVI-XVII веков уничтожила ряд предпосылок для всестороннего развития культуры Возрождения и в ряде случаев подчиняла ее идейным интересам феодально-абсолютистской и клерикальной реакции, то тем острее в идейной жизни страны выявлялось демократически-оппозиционное, народное начало этой культуры. Давние и устойчивые традиции народного самосознания сочетались с философскими устремлениями высокого и радикального в своем политическом содержании гуманизма. Недаром именно в условиях реакционного политического режима и террора инквизиции в Испании столь широко дискутировались проблемы совершенного народоправства, а утопическая концепция ‘золотого века’ счастливого человеческого существования заняла такое важное место в мировоззрении и Сервантеса и Лопе де Вега.
Наши представления о своеобразии испанского Возрождения были бы односторонними и неполными без учета того давления, которое господствовавший режим оказывал на творческую мысль даже крупнейших представителей национальной литературы. Этим давлением в известной мере объясняются те идейные противоречия испанского Возрождения, которые выявились в его литературе. Пережитки аристократической ограниченности в решении ряда проблем современной жизни и невозможность выйти за пределы религиозной догмы зачастую оказывались не только следствием вынужденного подчинения господствовавшему идейному режиму. Они свидетельствовали и о неравномерности развития личного и общественного сознания творческой индивидуальности, отдельные стороны которого не изживали или не преодолевали тяготевшую над ними власть феодально-абсолютистской и церковно-инквизиторской надстройки. Это находило свое отражение и в эстетическом облике испанской литературы XVI-XVII веков, отличавшемся у отдельных писателей контрастным сочетанием подчеркнутого реализма с идеалистической условностью воссоздания действительности. От подобных контрастов не был и не мог быть свободен и творческий путь Лопе де Вега, но определяющим его началом являлась та глубокая его народность, которую Пушкин назвал великой.
В лучших своих произведениях Лопе де Вега воплотил наиболее передовые устремления национального испанского Возрождения. Органическое слияние в его драматургии гуманистической мысли и традиций испанской народной культуры обеспечило долговечность этой драматургии. Она и сейчас еще захватывает читателя и зрителя глубиной своего реализма, высокой поэтичностью и необычайным богатством воображения.
Лопе Фелис де Вега Карпьо родился в Мадриде 25 ноября 1562 г. Его родители были крестьяне, уроженцы горной Астурии. Отец писателя, Фелис де Вега, занимался в столице золотошвейным промыслом, обладал некоторым достатком и приобрел себе патент на дворянское звание. Рассудительный ‘мещанин во дворянстве’, он постарался вывести своего сына в люди и дал ему хорошее образование. Лопе учился сначала в Коллегии ордена театинцев, затем в университете Алькала де Энарес и в Королевской академии математических наук.
Уже в раннем возрасте Лопе отличался феноменальной восприимчивостью к наукам, способностью к языкам и литературными талантами. Десяти лет он перевел с латинского поэму римского писателя Клавдиана ‘Похищение Прозерпины’, а с одиннадцати, как он сам свидетельствует об этом, стал сочинять комедии.
Некоторое время юный Лопе служил в пажах у епископа Херонимо Манрике, а в 1583 г., по некоторым сведениям, принимал участие в военной экспедиции на Азорские острова. Вскоре он уже обратил на себя внимание как поэт, и Сервантес с похвалой отозвался о нем в своем пастушеском романе ‘Галатея’ (1585). К концу 80-х годов относятся первые выступления Лопе де Вега как профессионального драматурга, сблизившие его с закулисным миром, с актерской средой. Он увлекся одной из популярных мадридских артисток — Еленой Осорьо, дочерью театрального антрепренера Херонимо Веласкеса. Связь Лопе с замужней актрисой длилась около пяти лет. Она окончилась разрывом после того, как у Елены Осорьо появился новый, более богатый поклонник. Лопе имел неосторожность пустить по адресу своей коварной возлюбленной и принявшего сторону дочери Веласкеса несколько злых эпиграмм. Отец и дочь возбудили против него судебное дело о клевете. В 1588 г. Лопе решением коронного суда был приговорен к удалению из столицы на восемь лет и из пределов Кастильи на два года.
Через три месяца после оглашения этого приговора Лопе де Вега женился на дочери придворного герольда Исабеле де Урбина, а через три недели после свадебной церемонии отбыл на борту галеона ‘Святой Иоанн’ к британским берегам в качестве солдата — участника похода ‘Непобедимой армады’. На палубе корабля им была написана поэма ‘Красота Анджелики’ (‘La hermosura de Angelica’, опубликована в 1602 г.), в которой он стремился соперничать с ‘Неистовым Роландом’ Ариосто.
По возвращении из этого бесславно и трагически закончившегося похода Лопе обосновался на некоторое время в Валенсии. Написанными здесь комедиями он оказал большое влияние на развитие так называемой ‘валенсианской’ драматургической школы, крупнейшим представителем которой являлся Гильен де Кастро.
Девяностые годы были периодом быстрого и интенсивного становления национальной драматургической системы, которая была творчески реализована и теоретически осмыслена главным образом Лопе де Вега. ‘Появился, — вспоминал про это время в 1615 г. Сервантес, — чудо природы — великий Лопе де Вега и стал самодержцем в театральной империи’ {М. де Сервантес Сааведра. Избранные произведения. М.-Л., 1948, стр. 131. (Перевод Н. Любимова.)}. Слава Лопе де Вега облетела всю Испанию. Выходившие одна за другой из-под его неутомимого пера комедии ставились во всех испанских театрах.
В 1590 г. Лопе удалось переселиться поближе к Мадриду. Он поступил в качестве секретаря на службу к Антоньо Альваресу де Толедо, герцогу Альба. Жизнь складывалась для Лопе де Вега так же, как и для многих других его собратьев по перу. Будучи уже широко известным писателем, он пребывал во дворце одного из самых высокопоставленных вельмож испанского королевства, родственника кровавого Альбы, душителя Нидерландов, в скромной должности письмоводителя — стилиста, не обладавшего никакими особыми правами в многочисленной герцогской свите.
На службе у герцога Альба, сначала в Толедо, затем в Альба де Тормес, Лопе находился до 1596 г., создав за это время ряд комедий, в том числе ‘Учителя танцев’ (‘El maestro de danzar’, 1594) и пасторальный роман ‘Аркадия’ (‘La Arcadia’, опубликован в 1598 г.). В 1595 г. скончалась его жена, а вслед за нею и две малолетние дочери Лопе де Вега. Примерно к этому же времени относится начало связи Лопе де Вега с одной из талантливейших артисток его времени, Микаэлой де Лухан, связи, длившейся до 1613 г.
К 1598 г. драматург переселился в Мадрид. Здесь он служил секретарем сначала у маркиза де Мальпика, затем у маркиза де Сарриа: В том же году состоялся его брак с Хуаной де Гуардо, дочерью крупного мясоторговца-оптовика. Продолжая работать для театра, Лопе де Вега в то же время опубликовал поэму ‘Песнь о Драконе’ (‘La Dragontea’, 1598), изображавшую гибель ненавистного Испании английского адмиралапирата Фрэнсиса Дрейка, поэму о легендарном покровителе Мадрида ‘Исидор’ (‘Isidro’, 1599) и назидательно-авантюрный роман ‘Странник в своем отечестве’ (‘El peregrine en su patria’, 1604), представляющий особый интерес для биографов и исследователей приложенным к нему списком, — невидимому, неполным, — созданных драматургом до 1604 г. двухсот девятнадцати комедий.
В 1605 г. Лопе стал секретарем Луиса Фернандеса де Кордова-и-Арагон, герцога Сесса (1579-1642). Обширная переписка между драматургом и его патроном служит ценнейшим источником биографии Лопе и материалом для характеристики мадридской литературной и светской жизни. Хотя герцог Сесса и ценил творческий гений своего секретаря, тем не менее он смотрел на него преимущественно как на своего поверенного и наперсника. В многочисленных героях любовных авантюр и представителях золотой столичной молодежи, действующих в комедиях Лопе де Вега, проступают черты облика его мецената.
Первые два десятилетия XVII века были периодом необычайной продуктивности великого драматурга. В поэтическом трактате ‘Новое искусство сочинять комедии в наше время’ (‘Arte nuevo de hacer comedias en este tiempo’, 1609) он упоминает о, том, что написал четыреста восемьдесят три пьесы. В предисловии к XI части собрания своих комедий, вышедшей в свет в 1618 г., драматург говорит уже о восьмистах своих драматических произведениях. А через два года в предисловии к XIV части этого же собрания сообщается, что число их достигло девятисот.
Первая часть собрания комедий Лопе де Вега была издана без ведома и участия автора в 1604 г. Только начиная с IX части, выпущенной в 1617 г., издание это стало осуществляться под наблюдением самого драматурга, который и довел его до XX части, напечатанной в 1625 г. Части XXI-XXV были изданы уже после кончины Лопе де Вега его зятем Луисом де Усатеги.
Наряду с огромным количеством комедий, созданных Лопе де Вега до конца 20-х годов XVII века, множится количество его поэтических и прозаических творений. В 1608 г. он опубликовал большую эпическую поэму ‘Завоеванный Иерусалим’ (‘La jerusalen conquistada’), в 1612 г.— роман в стихах и прозе ‘Вифлеемские пастухи’ (‘Los pastures de Belen’), в 1614 г. — сборник ‘Священные стихи’ (‘Rimas sacras’), в 1621 г. — поэму ‘Соловей’ (‘La Filomena’), в которой он использовал античное предание о происхождении сладкозвучной птицы для полемики со своими литературными врагами. Между 1621-1624 гг. были написаны четыре новеллы (‘Приключения Дианы’, ‘Бедствия из-за чести’, ‘Самая благоразумная месть’ и ‘Гусман Храбрый’), а в 1627 г. опубликована поэма ‘Трагический венец’ (‘La corona tragica’), посвященная судьбе Марии Стюарт и доставившая ее автору степень доктора богословских наук.
Нельзя не обратить внимания на то, что после 1608 г. в литературной деятельности Лопе де Вега, несомненно, усиливается религиозная тематика, кстати сказать, значительно слабее представленная в его драматургии, где Лопе отнюдь не обнаружил тех качеств драматурга-богослова, которые отличали таких его современников, как Тирсо де Молина или Мира де Амескуа, не говоря уже о Кальдероне. Клерикальная реакция могла оказать известное влияние на впечатлительного и, по-видимому, податливого к внешним воздействиям писателя, но она бессильна была превратить его талант в ‘слугу теологии’.
В 1609 г. Лопе де Вега получил звание ‘приближенного’ (familiar) святейшей инквизиции, то есть лица, пользовавшегося доверием этого страшного учреждения и вместе с тем обязанного являть собой пример преданности католической церкви. Нет никакого сомнения в том, что этот акт инквизиционных властей имел свой особый умысел и расчет. Он должен был связать руки одному из крупнейших писателей страны и подчинить его творчество интересам церковной реакции.
В 1610 г. Лопе де Вега состоял уже членом двух религиозных братств, а в 1612 г. вступил в религиозную, полумонашескую организацию ‘терциариев’ ордена св. Франциска Ассизского. В дальнейшем он получил священнический сан. Все это, однако, не избавило драматурга от придирок духовной цензуры и косых взглядов влиятельных церковников. Творческая натура Лопе де Вега восставала против налагавшихся на нее церковно-религиозных обязанностей и предписаний. Противоречия между внушениями церковников, с одной стороны, и свойственным Лопе де Вега страстным чувством жизни, его вольным гуманистическим мировоззрением — с другой, разрешались бурными протестами великого драматурга против ограничения его творческой свободы, протестами, явственно звучавшими в его произведениях.
Литературная деятельность Лопе де Вега продолжалась между тем с неослабевавшей интенсивностью. В 1625 г. он исчислял количество своих драматических произведений цифрой одна тысяча семьдесят, а в поэтическом послании к своему давнему другу Клаудьо Конде (‘Egloga a Claudio’), написанном в 1632 г., умножил их до тысячи пятисот. Эта же цифра фигурирует и в заключительных словах одной из поздних комедий Лопе — ‘Девушка с кувшином’.
На пороге 30-х годов, после выхода в свет поэмы ‘Трагический венец’, религиозная тематика в творчестве Лопе де Вега значительно ослабевает. Для произведений этого периода, как и для лучших его комедий, характерны жизненность конфликтов и ситуаций, оптимизм, юмор и тончайший лиризм.
Вместе с Сервантесом, Белесом де Гевара, Висенте Эспинелем и другими крупными писателями Лопе де Вега состоял членом поэтической Академии парнасцев, а затем Лесной академии. С его пребыванием в последнем литературном обществе была, по-видимому, связана резкая полемика великого драматурга и одного из создателей литературного испанского языка с поэтической школой ‘гонгоризма’ (‘культизма’) — продуктом упадка и разложения принесенных из итальянских литературных салонов учено-кабинетных традиций поэзии аристократического Ренессанса.
В 1630 г. Лопе де Вега опубликовал поэму ‘Лавр Аполлона’ (‘El laurel de Apolo’), содержавшую широкий обзор современной ему литературной жизни и характеристики двухсот восьмидесяти испанских и португальских писателей, тридцати шести иностранных поэтов и двадцати четырех древних авторов. В 1632 г. Лопе напечатал давно уже созданное им ‘действо в прозе’ — ‘Доротею’, появление которой в свет именно в это время следует оценивать, как вызов господствовавшей ханжеской морали католической реакции и свидетельство о жизненности лучших традиций испанской реалистической прозы, восходивших к прототипу и образцу избранного драматургом жанра — знаменитой ‘Трагикомедии о Калисто и Мелибее’, более известной под именем ‘Селестины’ (‘Celestina’, напечатана в 1499 г.).
Уже упомянутая ‘Эклога к Клаудьо’, поэмы ‘Амарилис’ (‘Amarilis’, 1633) и ‘Филида’ (‘Fills’, 1635), прелестная шуточная поэма, пародировавшая итальянский рыцарский эпос, ‘Война котов’ (‘La gatomaquia’, 1634) и философскоутопическая поэма ‘Золотой век’ (‘El siglo de oro’, 1635) были последними крупными поэтическими творениями Лопе де Вега. Повидимому, последним драматическим произведением семидесятидвухлетнего писателя была комедия ‘Подвиги Белисы’ (‘Las bizarrias de Belisa’, 1634).
Двадцать седьмого августа 1635 г. Лопе де Вега скончался. На его похоронах присутствовали толпы народа. Погребен он был в церкви св. Себастьяна, которую в 1937 г. разрушила бомба фашистских агрессоров. Памяти Лопе де Вега были посвящены два сборника: ‘Посмертное прославление’ (‘Fama postuma’), изданное другом и учеником Лопе — Хуаном Пересом де Монтальбан при участии ста пятидесяти трех испанских писателей, и ‘Поэтические похороны’ (‘Essequie poetiche’), составленные сто четырьмя итальянскими поэтами и напечатанные Фабьо Франки в Венеции. Официальные испанские круги воздержались от каких-либо знаков внимания к памяти великого национального писателя. Королевский совет отклонил просьбу городского управления Мадрида о торжественном погребении его праха. В 1644 г. этот же совет в своем постановлении о театрах и театральном репертуаре предписал изъять из репертуара ‘почти все представлявшиеся до сих пор пьесы’, в сюжеты которых ‘были вплетены любовные истории, и, в особенности, сочинения Лопе де Вега, которые принесли столько вреда добрым нравам’ {Е. Cotarelo y Mori. Controversies sobre la licitud del teatro en Espana. Madrid, 1904, p. 164.}.
Плодовитость Лопе де Вега как писателя и, в частности, как драматурга была феноменальной. О масштабах его литературного наследия могут дать представление пятьдесят тысяч стихов одних только эпических его поэм и две тысячи девятьсот восемьдесят девять написанных им сонетов, что составляет в свою очередь около сорока двух тысяч стихотворных строк.
Что касается драматургического наследия Лопе де Вега, то уже в 1615 г. Сервантес отметил: ‘Он покорил и подчинил своей власти всех комедиантов и наполнил мир своими комедиями, удачными, хорошо задуманными и составляющими в общей сложности более десяти тысяч листов… те же, кто пытался соперничать с ним и разделить его славу, — а таких было много, — все вместе не написали и половины того, что написал он один’ {M. де Сервантес Сааведра. Избранные произведения. M.-Л., 1948, стр. 131. (Перевод Н. Любимова.)}.
В конце своей жизни сам Лопе де Вега определял, как мы уже знаем, количество написанных им пьес цифрою одна тысяча пятьсот. В составленной Монтальбаном вскоре же после смерти драматурга его биографии говорится о тысяче восьмистах комедиях и четырехстах ‘священных действах’ {‘Священное действо’ (el auto sacramental) — особый жанр культовой драматургии, одноактная аллегорическая пьеса на тему о ‘таинстве’ причастия, исполнявшаяся в день праздника тела господня.}, что представляется явным преувеличением или результатом недостаточно точного подсчета. В настоящее время в печатных изданиях и в рукописях известно четыреста двадцать шесть комедий и сорок восемь ‘действ’, принадлежащих или с достаточным основанием приписываемых Лопе де Вега. Кроме того, известны сто семьдесят девять названий не дошедших до нас или пока не обнаруженных комедий. В этом огромном драматургическом наследии далеко не все произведения обладают равноценной идейной и художественной значимостью. Однако сама цифра созданных Лопе де Вега драматических произведений свидетельствует о необычайной творческой энергии великого драматурга. Первая комедия ‘Истинный любовник’ (‘El verdadero amante’) была, по признанию Лопе, написана им в 15741575 гг., последняя из известных нам — ‘Подвиги Белисы’ — помечена 24 мая 1634 г.
Лопе де Вега владел несколькими языками и обладал обширными познаниями в области истории, географии, естественных наук, математики, военного дела, философии и античной мифологии. Он был, как об этом свидетельствуют тексты его пьес, большим знатоком и ценителем испанского фольклора. В общем, культурный облик Лопе являет нам типичного представителя универсальной образованности эпохи Возрождения, для которого поэзия есть всеохватывающее и творческое осознание жизни.
Сочетание многообразных наблюдений над действительностью и широчайшей литературной культуры явилось почвой всего театра Лопе де Вега и определило ряд его характерных черт. Содержание и направление творческой деятельности великого драматурга определялось глубоким пониманием исторических основ народной жизни, чаяний и запросов массового, демократического зрителя, стекавшегося в ‘коррали’ {Исп. el corral — буквально: двор, загон, а также театральное помещение, театр.} испанских городов и местечек.
Свои воззрения на драму Лопе де Вега — изложил в стихотворном трактате ‘Новое искусство сочинять комедии в наше время’. Трактат этот был адресован Мадридской академии, то есть одному из тех литературных салонов, в которых утверждались и санкционировались идеалы учено-гуманистической литературы и высокие нормы классицистской поэзии. Этим обстоятельством объясняются некоторые особенности текста трактата, обращенного к лицам, предубежденно и в достаточной степени отрицательно относившимся к самой идее теоретического обоснования ‘простонародной’, внеклассицистской национальной драматургии.
‘Новое искусство сочинять комедии’ содержит ряд основных формулировок национальной драматургической системы и охватывает узловые моменты той борьбы между сторонниками ренессансного классицизма (Архенсола, Рей де Артьеда, Суарес де Фигероа, Олива де Сабуко и др.) и приверженцами национального своеобразия драмы (Хуан де ла Куэва, Карлос Бойль, Рикардо де Турия, Тирсо де Молина), которая закончилась победой национального стиля.
Обращает на себя внимание резкая полемичность самого заглавия трактата, ибо использованный в нем термин ‘arte’ — ‘искусство, наука’ — присваивался до тех пор именно классицистской системе драмы и указывал на ее высокую литературность, ученость и связь с заветами античной науки о поэзии. Все, что выходило за пределы классицистской нормы, считалось пригодным только для грубых умов и для примитивной эстетической культуры ‘простонародья’ (el vulgo). Трактат Лопе — это манифест новатора, это протест против утвержденных норм литературной науки.
Утверждая независимость национальной драмы, живущей не механическим следованием нормам античной поэтики, а интересами своего времени и своего широко демократического зрителя, — это утверждение красной нитью проходит через весь трактат, — Лопе строит свою полемическую тактику на стремлении, сохраняя видимый пиэтет к классицизму, обеспечить за национальной системой право на самостоятельную ценность и самостоятельное место, как массового, народного жанра драматической литературы. В его глазах это стремление оправдывается, в частности, и тем, что национальная драматургия фактически уже завоевала господство на народной сцене:
Но мы в Испании так удалились
От строгого искусства, что сейчас
Ученые должны молчать у нас {*}.
{* Хрестоматия по истории западноевропейского театра, т. I. Сост. и ред. С. Мокульского. М., 1953, стр. 323-327. (Перевод О. Румера.)}
Исходя из победы национальной системы, ‘Новое искусство’ выдвигает ряд решительных утверждений, по существу своему опровергающих учено-классицистскую поэтику драматургии и основанных на творческой практике национальной драмы.
К этим утверждениям принадлежит, в частности, требование ‘смешения трагичного с забавным’ или ‘смеси возвышенного и смешного’, мотивируемое законами самой природы, которая, как пишет Лопе,
…тем для нас прекрасна,
Что крайности являет ежечасно.
Отрицая, таким образом, единство жанрового стиля драмы, Лопе, в согласии с практикой национальной системы, отрицает и единство времени и единство языкового облика драматического, произведения. Эти отрицания, направленные в адрес учено-классицистской теории драматургии, влекут за собой ряд положительных утверждений, основанных на ясно высказанной в ряде мест трактата мысли о том, что театр и драматургия являются достоянием народа и могут развиваться лишь на пути народной, демократической эстетики, которая является эстетикой реализма.
Пользуясь для обозначения понятия реализма термином ‘правдоподобие’, Лопе подчиняет всю положительную сторону своего трактата идее жизни, воплощаемой в драме средствами национального художественного стиля. Постепенно развертывая характеристику этих средств и оправдывая их законность, как непременных элементов национальной системы драматургии, Лопе убежденно завершает свой трактат утверждением жизненного начала испанской комедии {Термином ‘комедия’ (comedia) в старой испанской драматургии именовалась, независимо от характера ее сюжета, любая трехактная, написанная в стихотворной форме пьеса.}:
Зеркалом жизни назвать почему мы комедию можем?
Что она юноше дать в силах и что старику?
Что в ней, помимо острот, цветов красноречья и разных
Нас поражающих слов, можно и должно искать?
Как посредине забав настигает беда человека,
С легкою шуткой как переплетается мысль,
Сколько предательской лжи мы нередко у слуг наблюдаем,
Сколько лукавства таит женщина в сердце подчас,
Как смехотворен и глуп и несчастлив бывает влюбленный,
Как соблюдают черед в жизни прилив и отлив, —
Про это все, о правилах забыв,
Внимай в комедии: тебе она
Покажет все, чем наша жизнь полна.
Существеннейшими чертами национальной и демократической эстетики комедии, делающей ее комедией жизни, Лопе де Вега считает, кроме смешения ‘трагичного с забавным’, свободного пользования временем и сменой мест действия, сочетания ‘высокого’ и ‘низкого’ речевых стилей, также и целостность действенной линии при разнообразии эпизодов, наличие многообразных поэтических размеров и форм, соответствующих тем или иным внутренним состояниям действующих лиц и внешним обстоятельствам действия, и наличие напряженного ритма драмы с ее типичным для испанского театра трехактным построением.
Лопе неоднократно подчеркивает особое значение интриги, как организующего начала драматургии, оценивая ее в плане воссоздания жизненной динамики событий, острых конфликтов, многообразных, сменяющих друг друга психологических состояний героев.
Что касается характеристики сюжетов комедии, то в этой области трактат Лопе оставляет его читателя несколько разочарованным. Фактически он называет лишь две темы современной ему драматургии, далеко не исчерпывавшие, при всей их популярности, сюжетно-тематического многообразия испанского театра:
Нет превосходней тем, чем темы чести,
Они волнуют всех без исключенья.
За ними темы доблести идут, —
Ведь доблестью любуются повсюду.
Объяснение этой очевидной ограниченности номенклатуры драматургической тематики можно искать лишь в своеобразном понимании драматургом терминов ‘честь’ (el honor) и ‘доблесть’ (la virtud), выходившим за пределы их узкого, буквального значения. Вокруг понятия ‘чести’ Лопе объединял, повидимому, многообразные проявления человеческого достоинства, как движущего начала драматических конфликтов, а вокруг термина ‘доблесть’ стоЛь же многообразные примеры героических деяний. В таком случае есть основания полагать, что Лопе де Вега теоретически обобщал здесь свой творческий опыт создания образов некоторых положительных героев национальной драматургии, не остановившись, к сожалению, на ряде других проблем идейного содержания своего театра.
‘Новое искусство’ Лопе де Вега — это целостная поэтика испанской национальной драмы в эпоху ее расцвета. Наиболее важным моментом в ‘Новом искусстве’ было утверждение свободы творческой инициативы и творческого воображения драматурга. На практике это означало решительный поворот к реализму, в противовес учено-доктринерскому, схоластико-аристотелевскому драматургическому методу. Вместе с тем это означало, что драматург ориентируется не на суждения и литературную культуру замкнутого круга ценителей поэзии, а на вкусы, потребности и мироощущение широкого народного зрителя. Учено-литературной науке, доктрине поэзии Лопе противопоставляет поэтому понятие ‘природы’ (la naturaleza) и как источника и как цели драматургического творчества. Это влечет за собою и признание верховными законами драмы законов отражения действительности на основе единого для драматурга и зрителя мировоззрения и национального вкуса. Самостоятельность и правомочность этого национального вкуса, то есть национальной эстетики драмы, Лопе подчеркивает в ответе римского императора Диоклетиана в комедии ‘Истина в притворстве’ (‘Lo fingido verdadero’) актеру Генезию на его предложение исполнить ‘Андрию’ Теренция или ‘Хвастливого воина’ Плавта: ‘Представь мне что-либо на новый сюжет, более занимательное, хотя бы и лишенное правил, ибо таков мой испанский вкус. Я не придаю цены правилам, если мне показывают жизнь, меня утомляет строгое искусство, и я знаю писателей, которые, соблюдая поэтическую науку, никогда не достигают естественности’.
Как творческий манифест новой, недавно сложившейся драматургической школы, ‘Новое искусство’ переиздавалось в 1613, 1621 и 1629 гг., то есть именно в те годы, когда наряду с победным шествием национальной драматургии развернулись и бурные дискуссии вокруг ее эстетической законности и правомерности. Самым яростным врагом Лопе и его теорий выступил профессор университета в Алькала де Энарес Педро де Торрес Рамила, напечатавший на латинском языке в опровержение ‘варварской’ и ‘невежественной’ драматургии трактат ‘Spongia’ (1617). В ответ на этот трактат Лопе откликнулся рядом реплик и замечаний в некоторых своих комедиях и поэмой ‘Соловей’. В 1618 г. стараниями друзей и единомышленников драматурга был издан направленный против книги Торреса Рамила сборник ‘Expostulatio spongiae’, в котором, между прочим, профессор Альфонсо Санчес подчеркнул, что драматургия Лопе де Вега сама стала уже системой и образцом для подражания, вытеснившим творения античных и ренессансно-классицистских авторов. К 20-м годам XVII века система Лопе, то есть практика и эстетическая теория национальной драмы, является уже не только общепризнанным фактом, но и предметом национальной гордости. Тирсо де Молина присоединяет к своей комедии ‘Скромник во дворце’ (1624) панегирик театру Лопе и национальному стилю драматургии, Мира де Амескуа в цензурной аппробации XX части комедий ‘Феникса Испании’, как аллегорически величали Лопе его поклонники, отдает предпочтение испанскому драматургу перед античными авторами. С утверждением превосходства националь— ной системы выступает в ‘Похвальном слове испанским комедиям’ (1616) валенсианский писатель Рикардо де Турин (псевдоним Педро Хуана Рехауле) и т. д. Все эти выступления завершаются уже упомянутой ‘Эклогой к Клаудьо’ (1631) самого Лопе де Вега, в которой он подвел итоги своей неутомимой и плодотворной деятельности в области национальной драматургии.
Творчество Лопе де Вега было, конечно, неизмеримо шире его теоретических положений. Испанская комедия и, в частности, комедия Лопе явилась синтезом всех творческих устремлений испанского национального Возрождения, вобравшим в себя опыт смежных литературных жанров — романа, новеллы, эпической поэмы, лирики, народного романса и т. д.
Совершенно особую роль в ее формировании следует отвести традициям романсеро, мощному потоку романсной эпиколирической, полной драматизма национальной поэзии. К тому моменту, когда народная традиция романсеро остановилась в своем развитии, место ее в культурной жизни народа заняла национальная комедия.
Драматургическая деятельность Лопе де Вега продолжалась не менее пятидесяти лет. За столь долгий срок стиль великого драматурга пережил известные этапы своего развития. Наиболее ранние из известных нам его пьес, как, например, ‘Деяния Гарсиласо де ла Вега и мавра Тарфе’ (‘Les hechos de Garcilaso de la Vega y moro Tarie’), примыкают к той стадии развития национальной драмы, которая была представлена в 70-е годы Хуаном де ла Куэва. Мы встречаем здесь еще деление пьесы на четыре акта, нагромождение эпизодов, обилие параллельно развивающихся сюжетных мотивов, большое число действующих лиц, внезапно появляющихся на сцене и столь же внезапно уходящих, и т. д. Реализм носит здесь еще стихийный характер, драматург не находит еще того целеустремленного ритма, который придал впоследствии испанской драме ее необычайную динамичность.
Однако уже в 90-х годах в творчестве Лопе наступает период кристаллизации новой системы. К этому же времени комедия окончательно принимает тот поэтический облик, в котором ее реализм нашел гибкую, стремительную, способную к изображению любых психологических состояний и любых ситуаций стихотворную форму.
На дальнейших этапах своего развития комедия под пером Лопе де Вега приобретает все большую и большую внутреннюю гибкость и подвижность, сюжетную стройность, углубляет психологические характеристики персонажей.
Даже общий обзор драматургического наследия Лопе убеждает в широте его диапазона. Во времени сюжеты его комедий охватывают период от библейской истории сотворения мира до событий современной Лопе эпохи. В пространстве они выходят далеко за пределы Испании, развертываются во всех четырех известных тогда странах света, переносят зрителя и в Россию, и в Албанию, и в Венгрию, и в Богемию, и в Польшу, и в Америку. Сама Испания представлена в драматургии Лопе почти всеми своими главными городами и всеми провинциями и областями. Огромное количество действующих лиц театра Лопе де Вега охватывает не только множество национальностей, но и еще большее число бытовых типов, профессий, представителей всех сословий и всех слоев общества. Универсальности образов соответствует и универсальность языка Лопе де Вега — одного из самых богатых в лексическом отношении писателей в мире, легко и свободно пользовавшегося самыми различными речевыми стилями.
Классификация драматургического наследия Лопе де Вега представляет до сих пор одну из труднейших проблем изучения его театра. Внешне единообразная структура комедии с ее непременными тремя актами внутренне оказывается необычайно гибкой и многообразной. В наследии Лопе де Вега мы встречаем все виды и все типы национальной драматургии, представленные в литературной и сценической терминологии эпохи названиями, лишь условно отвечавшими подлинному идейному и художественному содержанию того или иного произведения (Комедия плаща и шпаги, дворцовая комедия, комедия интриги, комедия случайностей и т. д.).
Если оставить в стороне особый жанр ‘священных действ’ и некоторые побочные, представленные относительно малым количеством образцов жанры, как, например, первое в истории испанского театра оперное либретто ‘Лес без любви’ (‘La selva sin amor’, 1629), то основной фонд драматургии Лопе де Вега обнаруживает довольно отчетливое деление на комедии, группирующиеся вокруг проблем государственно-исторического, социально-политического и частно-бытового порядка.
В исторических комедиях внимание драматурга привлекают проблемы государственного устройства родной страны в различные эпохи. К этому же типу комедий относятся пьесы, сюжеты которых почерпнуты из истории других стран и народов, изображаемой в свете тех общих концепций исторического процесса, которые сложились у Лопе де Вега.
Комедии, разрабатывающие социально-политическую тематику и часто строящиеся на материале прошлого, свидетельствуют о стремлении драматурга разрешить актуальные вопросы современной ему действительности, подвергнуть критике существующий строй, выдвинуть проблемы справедливой организации общественного и политического уклада.
Бытовая комедия выступает как комедия современных нравов и современной морали, бытовых особенностей ‘эпохи и конфликтов, происходящих в недрах семейной жизни или в бытовых взаимоотношениях различных сословий.
Историческая драма представлена у Лопе де Вега значительным разнообразием видов и сюжетов. Внимание драматурга привлекала история античного мира и древнего Востока, история народов Запада и славянских стран, но прежде всего история национальная, начиная с давних кельтиберских времен.
Среди дошедших до нас комедий Лопе де Вега не менее ста написаны на сюжеты, почерпнутые из исторических преданий, в иных случаях Лопе де Вега пользуется историческими лицами и событиями для создания вымышленной интриги. Значительная часть этих исторических пьес представляет собой летопись многовековой национальной жизни Испании, воплощенную в формах народно-эпической драматургии и строящуюся на богатейшем материале романсеро или же на старых хрониках и трудах позднейших историков (‘Всеобщая хроника’ в изданиях 1541 и 1602 гг., Окампо, Гарибай, Мариана и т. д.).
Историческое мировоззрение Лопе де Вега основывается на высокой оценке муниципальных вольностей испанской демократии и старинных ‘фуэрос’, то есть незыблемых прав нации на ограничение королевской власти, на гуманистическом учении о ‘совершенном’ государе и ‘гармоничном’ государственном строе и на живой народно-патриотической идее, вступавшей в непримиримое противоречие с конкретной действительностью.
Утвердившейся в Испании XVI-XVII веков феодально-абсолютистской монархии азиатско-деспотического типа представители испанского гуманизма противопоставляли или идею возрождения сословной монархии с верховным законодательным органом в виде выборных кортесов, представлявших интересы сословий и стоявших на страже народных прав и стародавних вольностей, или же систему своего рода ‘просвещенного’ абсолютизма с его централизованной властью, опиравшейся — ив этом состояло своеобразие ряда политических теорий испанских гуманистов — на городскую и сельскую демократию. И в том и в другом случае гуманисты выступали против диктатуры феодальной знати и верхов церкви. Политические воззрения Лопе де Вега примыкали к этим теориям и находили себе опору в его живом ощущении народности, его глубоком патриотизме и отвращении к насилию.
Лопе де Вега в полной мере обладал темпераментом исторического драматурга и тем историческим чутьем, которое позволяло ему, не создавая документально-точных композиций, легко проникаться атмосферой прошлого и возрождать перед глазами широкой аудитории это прошлое в том общенародном толковании, которое обеспечило за его исторической драматургией огромное национальное значение.
Национальной истории Лопе де Вега посвятил около восьмидесяти из дошедших до нас комедий. В его исторических пьесах отражаются важнейшие этапы национальной истории Испании, начиная с периода римского владычества в Испании до времен Фердинанда и Исабелы и ряда последующих событий. Связь с народным преданием и, следовательно, с народной оценкой прошлого, особенно явственно различима в тех пьесах Лопе де Вега, где на первый план выступает образ народа как, коллективного целого, отстаивающего родину от иноземцев или же встающего на защиту своих прав против феодального угнетения.
Обширный раздел исторической драматургии Лопе де Вега посвящен процессу образования национального государства и героическим деяниям испанского народа в его многовековой борьбе с чужеземными захватчиками.
Героическую и полную бедствий историю своего народа Лопе де Вега начинает со времен кельтиберов, следуя в этом примеру ‘Нуманции’ Сервантеса, где римским завоевателям противопоставлялись в качестве носителей испанского национального героизма славные защитники иберийской свободы и независимости. Содержание одной из самых ранних пьес Лопе ‘Отплаченная дружба’ (‘La amistad pagada’, напечатана в 1604 г.) почерпнуто из истории римского владычества в Испании. Лопе де Вега положил в основу ее сюжета один из эпизодов восстания кельтиберского вождя Куриена против римских завоевателей. В пьесе ‘Жизнь и смерть короля Вамбы’ (‘La vida у muerte del rey Bamba’, напечатана в — 1604 г.) Лопе воссоздал период внутренних раздоров в вестготской Испании и сделал своим героем пахаря, избранного королем и безуспешно пытающегося предотвратить феодальную анархию, грозящую гибелью стране. Драма ‘Последний готский властитель Испании’ (‘El postrer godo de Espana’, напечатана в 1617 г.) посвящена широко отраженной в романсеро истории короля дона Родриго и обольщенной им дочери графа Юлиана Кавы, предательской мести феодала Юлиана, призвавшего в Испанию мавров, и поражению испанцев при Гуадалете (711), с которого началось утверждение арабского владычества на Пиренейском полуострове.
Вслед за этим циклом пьес, посвященным домавританским временам испанской истории, следует группа пьес, охватывающих историю реконкисты, то есть отвоевания и освобождения испанской земли от мавров, начиная с времен кастильского короля Альфонса V (999-1027) и кончая взятием Гранады (1492).
Основная тема всех этих пьес — тема освобождения Испании от мавританского владычества, неразрывно связанная в большинстве случаев с темой утверждения национальной монархии, как оплота свободы и независимости страны. Вдохновляясь хрониками, местными преданиями и романсеро, Лопе де Вега развертывает свои драмы о реконкисте на широком народном фоне и строго следует той традиции в понимании прошлого, в которой на первый план выступало народно-патриотическое осознание борьбы за независимость. Близкие к народному эпосу в изображении эпизодов этой борьбы, драмы о реконкисте отводят центральное место образу испанского народа. В этом отношении представляют особый интерес драмы ‘Девы из Симанкас’ (‘Las doncellas de Simancas’, время написания неизвестно) и ‘Славные астурийки’ (‘Las famosas asturianas’, написана до 1618 г.). Лопе де Вега драматизировал в них предания о героических испанских девушках, которых должны были ежегодно доставлять победителям в качестве живой дани покоренные маврами области. Легенды, возникавшие в различных местностях Испании, повествуют о том, что сто девушек, выданных маврам, отрубили себе каждая правую руку в укор своим отцам и братьям, терпевшим позорное иго, и тем самым вдохновили их на борьбу с завоевателями. Лопе облек эти легенды в высокую эпико-драматическую форму и создал патетические драмы о народном сопротивлении чужеземному владычеству.
Широта исторического фона характеризует одну из лучших пьес Лопе, посвященных реконкисте, — ‘Граф Фернан Гонсалес и освобождение Кастильи’ (‘El conde Fernan Gonzalez y la libertad de Castilla’, напечатана в 1623 г.). Фернан Гонсалес возглавлял объединение кастильских земель и правил ими (923-970), объявив их независимыми от мавров и от королевств Наварры и Леона. Народное предание сделало Фернана Гонсалеса одним из крупнейших вождей реконкисты, блюстителем народных прав и основателем испанской государственности.
С большим эпическим размахом Лопе де Вега рисует драматические эпизоды из жизни Фернана Гонсалеса, связанные с борьбой кастильского народа за свою независимость. Основные конфликты исторической драмы разрешаются при активном и героическом участии народных масс. ‘Граф Фернан Гонсалес и освобождение Кастильи’ прославляет героизм кастильского народа в борьбе с маврами и Кастилью, как основу испанского национального Государства, создаваемого волей народа. Этому государству противопоставляются феодальные королевства Наварра и Леон, как носители антинационального начала. Драма утверждает, таким образом, единство и независимость Испании под эгидой Кастильи.
Верно отражая политические настроения народных масс, искавших в централизованной государственной власти защиты от феодального хищничества, Лопе де Вега воплощает в ‘Графе Фернане Гонсалесе’ представления о своеобразной ‘демократической монархии’, в которой король выступает как блюститель и охранитель народных прав и вольностей. Подобные представления, оформившиеся в народных массах в период феодальных междоусобиц, и феодальной анархии, дополняются в ряде исторических пьес Лопе де Вега ренессансно-гуманистической концепцией совершенного и справедливого монарха, противопоставляемого образу монарха-тирана и узурпатора народных прав. Тем самым в своей основе государственно-исторические воззрения Лопе де Вега отвечали народным идеалам справедливого государственного устройства страны и в условиях реакционного феодально-абсолютистского деспотизма XVII века носили подчеркнуто оппозиционный характер.
К группе пьес, посвященных эпизодам реконкисты, примыкает целый цикл драм, черпающих свои сюжеты из жизни героев национального эпоса. Среди них особым вниманием Лопе де Вега пользуется Бернардо дель Карпьо, легендарный победитель Роланда в Ронсевальском ущелье, героическая биография которого была создана народными романсами, старыми хрониками и недошедшим до нас эпосом. Подвигам этого народного героя Лопе де Вега посвятил две из своих ранних пьес — ‘Юность Бернардо дель Карпьо’ (‘Las mocedades de Bernardo del Carpio’) и ‘Свадьба и смерть’ (‘El casamiento en la muerte’). Принадлежность его перу третьей, примыкающей к названным, драмы ‘Бернардо дель Карпьо во Франции’ (‘Bernardo del Carpio en Francia’) вызывает некоторое сомнение.
Всесторонне освещая эпоху реконкисты и становления национальной государственности, Лопе де Вега создал целую группу ‘мавританских’ комедий, черпая их сюжеты из средневековых хроник или из многочисленных так называемых ‘пограничных’ и ‘мавританских’ романсов, воспевавших те или иные эпизоды многовековой борьбы с арабскими завоевателями или излагавших историю феодальных распрей в лагере чужеземных захватчиков. К их числу принадлежит героическая драма ‘Доблестный кордовец Педро Карбонеро (‘El valeroso cordobes Pedro Carbonero’, 1603). Весьма характерно для Лопе де Вега, что главным героем этой пьесы он делает предводителя народного отряда, ведущего партизанскую войну с маврами.
Следуя обычно данным средневековых хроник, выдвигавших на первый план деяния государей, но руководствуясь своими историческими воззрениями, Лопе вносил в них существенные коррективы, подчеркивая и выдвигая роль народа в великом деле национального освобождения и основания испанской государственности. Педро Карбонеро, как и многие Другие действующие лица его исторических пьес, — это простой человек, типичный представитель народной доблести.
Патриотически, с точки зрения интересов народных масс, оценивая процесс национально-государственного объединения страны, Лопе де Вега в ряде исторических драм воссоздал мрачную и зловещую эпоху феодальных распрей и междоусобиц. Непокорный владетельный феодал, предок надменных грандов и князей церкви XVI-XVII веков, выступает в них как враг национального единства, изменник интересам родины, угнетатель трудового народа. Антифеодальный пафос драматургии Лопе де Вега и ее глубокий демократизм воплотились в таких шедеврах, как ‘Фуенте Овехуна’ и ‘Периваньес и командор Оканьи’, относящихся к разряду социально-политических драм.
В разделе исторической драматургии Лопе де Вега имеется группа пьес, посвященных проблеме справедливого монарха и в связи с этим проблеме монарха дурного, — тирана и узурпатора власти, действующего в своих эгоистических интересах. Проблему эту Лопе де Вега разрешает в духе гуманистических теорий о совершенном государе, отличительными чертами которого являются высшая справедливость, внесословное правосудие, гуманность и ответственность перед народом.
Близким к идеалу совершенного государя в драматургии Лопе де Вега выступает кастильский король Педро Жестокийон же Педро Справедливый, — память о котором сохранилась в народном предании, как память о короле — защитнике народа и суровом преследователе злоупотреблений и насилий феодальной аристократии. Эти же черты непреклонной справедливости драматург выдвигает и в образе короля Энрике III, в полном согласии с народной оценкой его, как государя, боровшегося с непокорной феодальной знатью.
Образу идеального монарха, кстати сказать, не слишком часто появляющемуся в драматургии Лопе, неоднократно противопоставляется образ монарха-тирана. Этот образ занимал видное место в философской, правовой и исторической литературе XVI-XVII веков, поскольку утверждение абсолютистской монархии и практика абсолютистской власти, естественно, вызывали к жизни обсуждение проблемы о пределах самодержавия, о гармонии абсолютизма и законности, наконец, об истинном смысле пресловутого принципа ‘razon de estado’. государственного интереса. По понятным причинам Лопе деВега трактовал эти проблемы преимущественно на чужеземном историческом материале, в частности, на материале римской истории, откуда он ввел в свою драматургию мрачный образ Нерона (драма ‘Жестокий Нерон’ — ‘Neron cruel’, напечатана в 1625 г.). Идея тираноборчества получила в театре Лопе яркое выражение в пьесе ‘Государь, сброшенный со скалы’ (‘El principe desoenado’), принадлежащей к ранним творениям драматурга.
Те основные проблемы государственно-исторической жизни народа, которые разрабатывались Лопе де Вега на отечественном материале, привлекали его внимание и в историческом прошлом других народов. В некоторых своих пьесах он развертывает эпизоды национально-освободительной борьбы и в странах Восточной Европы. К их числу принадлежат драма из истории Венгрии ‘Король без королевства’ (‘El rey sin reyno’, напечатана в 1615 г.) и не дошедшая до нас пьеса ‘Князь Скандербег’ (‘El principe Escanderbeg’), посвященная подвигам национального героя Албании в его борьбе против турецкого владычества (пьеса известна нам лишь в поздней обработке конца XVII в.). Лопе де Вега был одним из первых драматургов, который воплотил образ национальной героини Франции Жанны д’Арк в драме ‘Орлеанская девственница’ (‘La doncella de Orleans’).
В трактовке крупных исторических событий в странах, представлявших особый интерес для испанской дипломатии или католической агрессии, Лопе де Вега в большинстве случаев, был связан политической направленностью тех источников, из которых он заимствовал сюжетный материал своих пьес. Примером такой связанности могут служить две драмы Лопе, трактующие важные и актуальные для его времени проблемы чешской и русской истории,’Императорский венец Оттокара’ (‘La imperial de Oton’, напечатана в 1617 г.) и ‘Великий князь Московский и гонимый император’ (‘El gran duque de Moscovia y el emperador perseguido’, напечатана в 1617 г.).
Драма Лопе из чешской истории посвящена борьбе чешского короля Пржемысла Оттокара II (1258-1278) с притязаниями на Чехию германского императора Рудольфа Габсбургского. Создавая эту драму, Лопе де Вега пользовался известной ‘Историей императоров и цезарей’ (‘Historia imperial у сеsarea’, 1544) Перо Мехии, составленной в целях возвеличения и прославления габсбургского царствующего дома. Приняв на веру концепцию Перо Мехии, драматург оказался бессильным раскрыть подлинное историческое значение борьбы Пржемысла Оттокара против германской империи и истолковал ее в свете своих представлений о гибели непокорного феодального властелина в столкновении с централизующей государственностью. В развитии драмы этот мотив, однако, уступает место большой историко-философской теме государственной катастрофы, довольно настойчиво заявлявшей о себе в драматургии позднего Возрождения (ср. ‘Антоний и Клеопатра’ Шекспира) и свидетельствовавшей о том, что ренессансно-аристократическое представление об истории, как о картине героического движения сильных личностей к вершинам блестящих исторических судеб, сменяется ощущением катастрофичности исторического процесса, не зависящего от личной воли героя, — ощущением, которое вызывали упадок и разложение испанской государственности.
Драму ‘Великий князь Московский’ — первое произведение в мировой литературе о Димитрии Самозванце — Лопе де Вега писал, пользуясь реляциями иезуита Антонио Поссевино о событиях в Московском государстве 1604-1605 гг. Отражавшая интересы папского престола, эта реляция внушила драматургу идею о законности притязаний Лжедимитрия на московский престол и придала ему черты идеального правителя, одерживающего победу над тираном и узурпатором Борисом Годуновым.
Неисторичность содержания ‘Великого князя Московского’, основанного на ошибочной и предвзятой концепции событий 1604-1605 гг. и предшествовавших им эпизодов русской государственной жизни, не помешала, однако, испанскому драматургу дать тонкие и верные оценки отдельных исторических лиц, к числу которых следует отнести, например, характеристики слабого духом царя ‘Теодоро’ (Федора), ряд правдивых черт в образах Бориса Годунова, ‘Маргариты’ (Марины Мнишек) и т. д. Для современного читателя драма эта может иметь интерес лишь как свидетельство влияния на Лопе де Вега, в известные моменты его творческой биографии, официально господствовавших политических концепций. Влияние этих концепций сказалось и на примечательной во многих отношениях драме ‘Великодушный генуэзец’ (‘El genoves liberal’, написана до 1615 г.), в которой патетические сцены народного восстания в Генуе в 1507 г. и сочувственная оценка народоправства совмещаются в сюжетном плане с апофеозом дворянской доблести, с торжеством французской интервенции и контрреволюции. Подобные уступки великого драматурга воздействиям на его мировоззрение феодально-абсолютистской идеологии являлись следствием отмеченных противоречий испанского Возрождения. Необходимо, однако, подчеркнуть еще раз, что художественно наиболее полноценные драмы Лопе де Вега, основанные на историческом материале, являются не только широчайшим по своим масштабам драматургическим воссозданием важнейших эпизодов национальной истории или исторических преданий, но и ярким выражением антифеодального, демократического сознания.
Социально-политические драмы Лопе де Вега и своим материалом и своей проблематикой примыкают к разделу исторических. В большинстве случаев они детализируют и развивают социально-политическую проблематику, входящую в круг внимания исторической драмы, на фоне актуальных общественно-политических вопросов современности. Эпическо-летописный облик драмы о судьбах государства, отличающий наиболее крупные произведения исторической тематики, сменяется здесь острой драматической публицистичностью. От воссоздания достоверных или обладавших в сознании народа достоверностью событий драматург переходит здесь в ряде случаев к создаваемым им самим фабулам и сюжетам, основные элементы которых воплощают его представления о социально-политической борьбе современности и порождаемых ею конкретных вопросах угнетения народа, его сопротивления насильникам, о природе феодально-абсолютистской власти, о диктатуре грандов и режиме фаворитов-временщиков. Основные идейные мотивы этого раздела драматургии Лопе де Вега проникнуты тем живым сознанием социальной справедливости и политических прав народа и тем пониманием господствующего бесправия и произвола, которые не покидали великого писателя на всем протяжении его творческого пути, несмотря на отдельные уступки официальной идеологии. Об этой преданности Лопе де Вега идее социально-политической справедливости свидетельствует и его предсмертная поэма-утопия ‘Золотой век’ и его прославление афинской демократии в мифологической комедии ‘Критский лабиринт’ (‘El laberinto de Greta’, написана между 1605-1617 гг.), как государственного строя, обеспечивающего имущественное и юридическое равноправие свободным от насилия и несправедливости гражданам.
Лучшие черты исторической и социально-политической драматургии Лопе де Вега соединились в драме ‘Фуенте Овехуна’ (‘Fuente Ovejuna’, напечатана в 1619 г.), написанной, повидимому, в 1612-1613 гг. и оставшейся наивысшим достижением национальной испанской драмы. Эта пьеса, созданная в период особого усиления феодальной реакции в Испании, явилась пламенным протестом не только против феодального гнета как такового, но и против той абсолютистско-деспотической государственности, которая в конечном счете представляла собою орудие того же феодального угнетения народных масс. Ближайшим поводом к ее написанию вероятно послужили участившиеся на рубеже XVI-XVII веков крестьянские мятежи в поместьях некоторых крупных кастильских и арагонских магнатов.
Сюжет драмы ‘Фуенте Овехуна’ основан на историческом факте — крестьянском восстании, вспыхнувшем. 23 апреля 1476 г. в селе, название которого служит заглавием пьесы. Восстание было вызвано жестокими притеснениями, которым подвергались крестьяне Фуенте Овехуны со стороны своего владетеля, командора ордена Калатравы Фернана Гомеса де Гусман. Восставшие крестьяне убили жестокого феодала и перешли под юрисдикцию города Кордовы, муниципальные власти которого содействовали и помогали восставшим.
В ряду многих крестьянских восстаний середины и последней четверти XV века восстание в селе Фуенте Овехуна явилось одним из самых драматических эпизодов борьбы испанских народных масс против феодального угнетения. Некоторые испанские историки XVI. века сочли нужным особо остановиться на причинах и подробностях этого восстания, которое, несмотря на свою территориальную ограниченность, было оценено в испанской исторической литературе ближайшего столетия как политически-знаменательное событие, как одно из наиболее ярких доказательств того, что феодальная система расшатывается снизу, крестьянскими бунтами и мятежами.
Имеются сведения, что в давние времена за населением Фуенте Овехуны было признано право перехода под покровительство другого сеньора, если данный обладатель феодальных привилегии злоупотребляет своей властью. Общинный совет села не раз ставил вопрос о переходе его в систему городской организации Кордовы. Восстание 1476 г. было не чем иным, как насильственной формой осуществления крестьянской общиной своего исторического права, к тому же подкрепленного известным постановлением кортесов 1442 г. о ‘праве на восстание поселений и городов против владетельных особ’ (los grandes) {См. R. Ramirez de Arellano. Rebelion de Fuente Ovejuna contra el comendador mayor de Calatrava Fernen Gomez de Guzman (‘Boletin de la R. Academia de la Historia’, t. XXXIX, 1901, p.p. 446-512).}. Дело шло таким образом о защите старинных народных вольностей от злоупотреблений феодализма и абсолютистской деспотии.
Внимание Лопе де Вега привлекали не только острые социально-политические конфликты, возникавшие в процессе борьбы крестьянской общины против феодального насильника, но и реакция на эту борьбу королевской власти. Общее представление о событиях восстания и некоторые детали драматург почерпнул из ‘Хроники трех рыцарских орденов’, изданной в 1572 г. лиценциатом Франсиско де Радес-и-Андрада, переосмыслив, однако, их реакционное толкование этим историком. Отсюда же Лопе де Вега почерпнул сведения о походе великого магистра ордена Калатравы дона Родриго Тельеса Хирона на г. Сьюдад Реаль, как и упоминания о междоусобной войне за кастильский престол между королевой Исабелой и ее племянницей, принцессой Хуаной, на стороне которой находились многие представители феодальной знати и португальский король. Драматург слил в действии своей пьесы историю восстания в Фуенте Овехуне и историю попыток феодала ных верхов, и прежде всего ордена Калатравы, захватить власть в Кастильи, опираясь на иностранную интервенцию.
Национальные интересы требовали в конце XV века объединения Испании и, создания крупного государства, способного довершить дело освобождения полуострова от мавританского владычества и подавить угрожавшую стране феодальную анархию. Именно этот исторический момент и был избран Лопе де Вега в качестве общего фона действия ‘Фуенте Овехуны’. Сложившаяся к моменту крестьянского восстания историческая ситуация объясняет идейно-политический и социальный смысл картины народного возмущения, нарисованной великим испанским драматургом. Сопоставив в развитии действия своей драмы события в Фуенте Овехуне и нападение войск ордена Калатравы на Сьюдад Реаль, Лопе де Вега подчеркнул общеисторическое национальное значение борьбы испанского крестьянства и горожан с крупными феодалами, противившимися государственной централизации страны. В сценах, происходящих в селе Фуенте Овехуна, феодальная знать выступает в роли угнетателя народа, в эпизодах захвата Сьюдад Реаля она показана как изменник родины и пособник португальской интервенции.
Драма Лопе де Вега о крестьянском восстании ‘в Фуенте Овехуне является единственным в драматургии эпохи Возрождения примером народно-революционной пьесы, смело, последовательно и решительно утверждающей права крестьянской демократии в ее борьбе с феодальными насилиями и злоупотреблениями. Сочетание в ней двух исторических событий — крестьянского восстания и мятежа рыцарской знати — обусловливается социально-политической концепцией пьесы, общий смысл которой заключается в утверждении идеала ‘демократической монархии’, опирающейся на городское сословие и сельскую демократию. Заключительные сцены в ‘Фуенте Овехуне’ подчеркивают сословную природу деспотического абсолютизма, осуждающего частные злоупотребления феодальной знати, но встающего на защиту дворянской государственности от крестьянского восстания.
Весьма показательна трактовка Лопе королевской власти, представленной в ‘Фуенте Овехуне’ фигурами Фердинанда Арагонского и Исабелы Кастильской, с именами которых связывалось прежде всего представление о первой поре утверждения национального государства и обуздания феодальной анархии. Та легкость, с какой ‘католические короли’ прощают магистру ордена Калатравы его тяжкое государственное преступление, и та жестокая расправа, которую они учиняют в восставшем селе, раскрывают истинное отношение великого испанского драматурга к абсолютистско-деспотическому режиму при всем стремлении его найти возможности благополучного и гармоничного разрешения конфликтов. ‘Фуенте Овехуна’ проникнута пафосом народной революции. Драматургу удалось создать не только яркие образы отдельных представителей крестьянства (Лауренсья, Фрондосо, Эстебан, Менго и Паскуала), но и образ коллектива, народа, массы и раскрыть основные социально-психологические черты этого образа. Величайшей заслугой Лоле де Вега является изображение народа как героического субъекта истории. Если литературная теория и практика буржуазно-аристократического Ренессанса обычно отводила народу ‘низкую’, комедийную сферу действия и в изображении его не требовала ничего иного, кроме жанрово-комической, порой вульгарной натуралистичности, то Лопе де Вега в нарушение этого сословно-эстетического принципа удалось разрешить задачу героизации народной массы, задачу создания героико-реалистического образа народа, так и неразрешенную, например, елисаветинской драмой в Англии. Патриархально-идиллическая атмосфера действия, начинающегося в границах традиционно-пасторального жанра, постепенно сменяется атмосферой героического реализма и высокой трагической патетикой, не теряющей, однако, связи с конкретной деревенской действительностью. Этот же процесс можно, в частности, проследить на примере развития образа весельчака и балагура Менго. Тема любви Лауренсьи и Фрондосо, начинающаяся в пасторальных тонах, также приобретает черты высокой патетичности и героизма. Тщательно разработанные в психологическом отношении образы главных действующих лиц пьесы — Лауренсьи и Фрондосо — олицетворяют целомудрие и благородство чувств, свойственные крестьянам, в противоположность моральному падению и развращенности феодальных верхов.
‘Фуенте Овехуна’ стала не только крупнейшей национальной народной драмой, но и приобрела мировое значение, как пьеса борющейся и побеждающей демократии. Мы не располагаем данными о постановках этой драмы на испанской сцене при жизни Лопе де Вега, но в последующие столетия она недаром находилась под молчаливым запретом дворянско-буржуазной монархии. Осторожно отмечая, что ‘одно из самых замечательных творений Лопе… по странной прихоти судьбы не принадлежит к числу его наиболее известных в Испании произведений’, испанский исследователь драматургии Лопе де Вега М. Менендес-и-Пелайо в конце прошлого века объяснял этот факт тем, что ‘в наши дни постановка подобной драмы вызвала бы дискуссию общественного характера, которая могла бы завершиться стрельбой на улицах, — такова сила ее возбуждения, увлеченности и революционного порыва’ {Obras de Lope de Vega publicadas рог la R. Academia Espa’ola. Tomo X. Madrid, 1899, p. CLXII.}.
Свою вторую родину ‘Фуенте Овехуна’ нашла в России, где она была впервые показана в 1876 г. в Московском Малом театре при участии великой трагической актрисы M. H. Ермоловой в роли Лауренсьи. ‘Призыв Ермоловой — Лауренсьи к отмщению, к свободе, — пишет народная артистка СССР А. А. Яблочкина, — воодушевлял не только артистов, изображавших жителей испанского села Фуенте Овехуна, но — и это главное — демократического зрителя. На втором представлении театр был оцеплен полицией, переодетые шпики наводнили зрительный зал. Представление ‘Овечьего источника’ (‘Фуенте Овехуна’. — Ред.) вырастало в общественно-политическое событие. Немудрено, что полиция поспешила вовсе запретить этот спектакль’ {‘Литературная газета’, 16 июля 1953 г., Э 84.}.
После Великой Октябрьской социалистической революции ‘Фуенте Овехуна’ обошла многие сцены Советского Союза. В Испании она была возрождена в годы героической борьбы испанского народа против фашистской реакции и империалистической интервенции. ‘Фуенте Овехуна’, поставленная всего лишь в одном километре от линии фронта, — отмечала газета ‘Mundo Obrero’, — вдохновляла народ в 1938 г. так же, как она вдохновляла народ XVII века, подавленный силами реакции… Арбалет Фрондосо, приставленный к груди командора Фернана Гомеса, навсегда останется одним из самых ярких символов прав и свобод народа’ {‘Mundo Obrero’, 8 de enero de 1938, Э 648.}.
Драма о народном восстании в Фуенте Овехуне принадлежит к группе тех социально-политических пьес Лопе де Вега, в которых основным действующим лицом выступает народ, преимущественно крестьянство, борющееся за сохранение своей свободы и за свои человеческие права. Потомок астурийских крестьян, Лопе де Вега не только обнаруживает превосходное знание крестьянского быта, но и горячую любовь к трудовому народу. Автору ‘Фуенте Овехуны’ бесконечно дорог быт родного народа, его нравственный облик, его чаяния и надежды. В своих ‘крестьянских’ пьесах драматург в полной мере отождествляется с народом, становится подлинным выразителем чувств и мыслей крестьянской демократии. С необыкновенной теплотой рисует Лопе де Вега картины народного веселья, с глубокой лиричностью описывает крестьянский труд, любуется красотой своих героинь и противопоставляет разврат щенной аристократической, придворной среде здоровую и по своему счастливую, простую сельскую жизнь.
Почти все ‘крестьянские’ драмы Лопе де Вега посвящены проблеме взаимоотношений народа, феодального дворянства и королевской власти. Почти во всех этих драмах королевская власть выступает в качестве верховного судьи возникающих конфликтов и столкновений, часто вынужденная к тому сложившимися не в ее пользу обстоятельствами. Король обнаруживает справедливость своих решений в силу существующего права или действующих норм законности, которые он не смеет преступить. Тем самым своеволие абсолютизма ограничивается или нравственной силой народных героев, или правами народа, на страже которых должна стоять королевская власть.
Лопе де Вега особенно привлекал к себе XV век — век мощных народных движений и борьбы утверждавшейся абсолютистской власти с феодальной знатью. К временам кастильского короля Энрике III Болящего, или Правосудного, как окрестила его народная молва, он отнес действие сельской трагедии ‘Периваньес и командор Оканьи’ (‘Peribanez y el comendador de Осайа’, написана между 1609-1612 гг.).
Драматический конфликт ‘Периваньеса’ носит в отличие от ‘Фуенте Овехуны’ не народно-массовый, а семейно-личный характер. Основные линии пьесы отвечают, в общем, сюжет’ ному типу так называемых ‘драм чести>,, в которых развертываются кровавые истории мщения и кары за нарушение супружеской верности или за посягательства на семейную честь. Однако сходство ‘Периваньеса’ с жанром ‘драм чести’, порожденным феодально-аристократическими представлениями о личном и родовом достоинстве, ограничивается лишь формальной стороной сюжета. В ‘Периваньесе’ и в идейно-родственной ему драме ‘Саламейский алькальд’ Лопе де Вега осуществил подлинно новаторский замысел, противопоставив драме, ограниченной феодально-аристократическими нормами морали, столкновение феодального своеволия с высоким человеческим достоинством свободного крестьянина. В основе этого столкновения лежит конфликт между двумя сословиями и двумя мировоззрениями — конфликт, безусловно разрешаемый драматургом в пользу его крестьянского героя.
Избрав своим героем зажиточного земледельца Периваньеса, Лопе наделяет его чертами степенной деловитости, религиозности, хозяйственной рачительности и лойяльности по отношению к своему сеньору. Драматург мастерски рисует все стадии конфликта, порождаемого стремлением командора соблазнить жену Перинаньеса, и с большой психологической убедительностью показывает нарастание в душе героя пьесы чувства протеста против аристократического высокомерия своего, врага. Убийство командора возникает как неотвратимая необходимость в столкновении человеческого достоинства Периваньеса и его понятий о подлинной чести с бесчестьем презирающего народ и развращенного аристократа. Тем самым ‘Периваньес* превращается в драму о протесте простого человека против насилия, и личный конфликт, ограниченный пределами семьи, вырастает в столкновение типичных представителей двух сословий, основанное на глубоком антагонизме между крестьянством и феодальной аристократией.
В драме ‘Саламейский алькальд’ (‘El alcalde de Zalamea’, написана до 1610 г.), более известной читателям и зрителям в одноименной переработке Кальдерона (1651), Лопе де Вега использовал факт, имевший место в селе Саламея в провинции Эстремадуре в 1581 г. во время похода Филиппа II на Португалию. Эта крестьянская трагедия с ее замечательным образом сельского выборного судьи Педро Креспо разрешает проблему столкновения паразитического дворянства с простым крестьянином, носителем строгой, но справедливой народной морали. Развитие сюжета ‘Саламейского алькальда’ Лопе де Вега целиком подчинил идее народной справедливости и народного возмездия преступникам, покусившимся на честь и достоинство простых людей. Судья Педро Кресло предает смертной казни двух офицеров, обесчестивших его дочерей и надругавшихся в его лице над народным правосудием. Филипп II вынужден санкционировать приговор сельского судьи, и эта вынужденность мотивируется не столько аргументами юридического порядка, сколько воплощенной в образе Креспо нравственной силой испанского народа и его глубоким правовым самосознанием, которое не могут уничтожить ни феодальный произвол, ни абсолютистский деспотизм. К ‘Саламейскому алькальду’ Лопе де Вега в полной мере могут быть отнесены слова Герцена об одноименной драме Кальдерона: ‘Велик испанский плебей, если в нем есть такое понятие о законности!’ {Сочинения А. И. Герцена, т. VI, СПБ. 1905, стр. 127.}
Социально-политическая действительность начала XVII века обращала внимание драматурга и на конфликты, свидетельствовавшие о наличии антагонизма между различными группами дворянства и феодально-абсолютистскими верхами. К этим группам относился и специфический слой ‘окрестьянившихся’ Дворян и сельской идальгии. Представители таких ‘окрестьянившихся’ галисийских дворян — цастух Санчо де Роэлас и скромный хуторянин Нуньо Альварес — выступают в качестве героев драмы ‘Лучший алькальд — король’ (‘El mejor alcalde el rey’, напечатана в 1635 г.). Их конфликт с высокомерным и богатым доном Тельо де Нейра, похитившим дочь Нуньо Эльвиру накануне ее бракосочетания с Санчо, разрешается лично королем Альфонсом VII, который сначала под видом судьи, а затем в качестве монарха выносит суровый приговор разнузданному феодалу и, осудив его на казнь, возвращает Эльвиру ее жениху. Идейным центром драмы является образ справедливого монарха, встающего на защиту своих подданных от насилия непокорного и дерзкого феодала. А. Н. Островский в своем отзыве о ‘Лучшем алькальде — короле’, отметив, что сюжет драмы ‘имеет общечеловеческий интерес’ и что он видит в ней ‘большие достоинства, национальность, патриотизм, историческую и бытовую верность в изображаемом’, указал, однако, на обнаруживающийся в ней ‘узкий, исключительный взгляд на жизнь и отношения людские’ {А. Н. Островский. Полное собрание сочинений, т. XIII, М., 1952, стр. 159-163.}. Тем самым наш великий драматург подчеркнул, что для русской сцены является чуждой ограниченная пределами дворянского мировоззрения трактовка драматических перипетий пьесы, имевшей, бесспорно, прогрессивное значение в годы царствования Филиппа III и Филиппа IV, когда испанские монархи окончательно превратились в номинальных суверенов страны, судьбами которой распоряжалась кучка грандов и самовластных временщиков.
В среде ‘окрестьянившихся’ дворян и горного леонского крестьянства протекает действие драмы ‘Гусманы из Тораля’ (‘Los quzmanes de Toral’, написана после 1621 г.), в которой период правления Альфонса VII является своего рода хронологическим прикрытием резкой критики злоупотреблений временщиков XVII века типа графа де Лерма и его приспешника Родриго Кальдерона, обличения невыносимой для народа налоговой политики и своеволия придворной аристократии.
Рядом с группой ‘крестьянских’ пьес в наследии Лопе де Вега стоит группа пьес ‘муниципальных’, социально-политическая проблематика которых сводится в основном к защите остатков городских вольностей от покушений деспотического абсолютизма. К числу таких пьес относится драма ‘Кастильские судьи’ (‘Los jueces de Castilla’, написана до 1618 г.) и ‘Кордовские командоры’ (‘Los comendadores de Cordoba’, напечатана в 1612 г.). Содержание их подтверждает ту оценку, которую К. Маркс дал таким ‘столпам испанской свободы’, как кортесы и аюнтамьенто (городские общины), указав, что: ‘В формировании испанского королевства имелись условия, исключительно благоприятные для ограничения королевской власти’ {К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т, X, Партиздат, 1933, стр. 719.}.
С идеей ограничения абсолютистско-деспотической власти тесно связана замечательная драма ‘Звезда Севильи’ (‘La Estrella de Sevilla’, 1623), в которой Лопе де Вега с особой трагической остротой поставил вопрос об этико-политической природе абсолютизма, вступающего в конфликт с принципами человеческой справедливости, высоких чувств и подлинного благородства простых людей. Действие пьесы отнесено ко времени правления кастильского короля Санчо IV (1284-1295).
Драматическую коллизию, возникающую из страсти короля к прекрасной Эстрелье, Лопе де Вега вставил в рамки столкновения деспотической власти с муниципальной демократией, придав тем самым индивидуальным конфликтам драмы широкую социально-политическую обобщенность.
В ‘Звезде Севильи’, таким образом, разрабатывается ряд сложных в идейном и психологическом отношении проблем. Проблемы эти находят свое отображение и в тех внутренних, идейных и нравственных конфликтах у основных персонажей драмы, которыми движется ее действие. У Бусто Табера эти конфликты выражаются в столкновении высокого понимания сана государя с низменным злоупотреблением этим саном в действительности — злоупотреблением, приводящим к оскорблению его личной и семейной чести. Санчо Ортис переживает конфликт между своей преданностью королю, дружескими чувствами к Бусто и любовью к Эстрелье. В душе Эстрельи идет борьба между любовью к Санчо, как к жениху, и ненавистью к нему, как к убийце ее брата. На фоне этих глубоких психологических конфликтов ‘Звезда Севильи’ рисует образ короля в крайне невыгодном свете. Санчо IV предстает здесь как король-деспот, приносящий в жертву своей прихоти жизнь, честь и доброе имя своих подданных, как король-тиран, способный на незаконное, прикрываемое мнимым ‘государственным интересом’ убийство. Его фаворит дон Ариас представляет собой еще более отрицательную в моральном отношении фигуру льстеца, надменного временщика и лукавого раба, подчиняющего своим преступным внушениям волю короля.
‘Звезда Севильи’ остается в испанской литературе XVII века едва ли не самым ярким обличением существовавшего социально-политического режима и одним из самых глубоких анализов природы абсолютистского деспотизма. Этот ‘урок королям’ занимает особое место в литературных трактовках государственно-этических проблем эпохи своим смелым противопоставлением человеческих прав и гуманистического толкования политической справедливости абсолютистскому понятию о власти.
К последним годам жизни Лопе де Вега относится пьеса, также изобличительно разрешающая проблему абсолютистского деспотизма. Написанная в 1631 г., драма ‘Наказание — не мщение’ (‘El castigo sin venganza’) была представлена на мадридской сцене, насколько нам известно, только один раз, в 1632 г., после чего на театральных подмостках не появлялась. Причина этого заключалась в идейной концепции драмы, политическая актуальность которой была лишь слабо завуалирована тем, что действие пьесы происходит за пределами Испании.
Источником для Лопе де Вега в данном случае послужила одна из новелл итальянца Маттео Банделло, в которой повествуется о том, как феррарский маркиз Никколо III д’Эсте казнил своего сына и его мачеху за совершенное ими прелюбодеяние. В драматической обработке Лопе де Вега типичная для итальянского новеллиста кровавая семейная повесть превратилась в пьесу глубокого социального смысла.
В то время как у Банделло героиней является жена Никколо д’Эсте, целиком принявшая на себя вину в обольщении его юного сына Уго, у Лопе де Вега главным действующим лицом , пьесы, в согласии с политическим замыслом драматурга, становится сам феррарский герцог, олицетворяющий холодную ‘маккиавелиевскую’ расчетливость абсолютистского государя и жестокую неумолимость абсолютистского ‘государственного интереса’.
Высокая политическая проблематика представлена в театре! Лопе де Вега не только драматическим и трагическим жанром, но и жанром комедийным. И здесь драматург прямо и косвенно подчеркивает свои глубокие симпатии к трудовому люду. Эти симпатии с особой отчетливостью проявляются в народной комедии ‘Свой хлеб сытнее всего’ (‘Con su pan se lo coma’, напечатана в 1622г.), где прямодушный и умный крестьянин Сельо по прихоти короля попадает во дворец и получает бразды правления. Следуя в данном случае сюжету народных сатирических сказок о крестьянине-правителе, как следовал им и Сервантес во второй части ‘Дон Кихота’, описывая губернаторство Санчо Пансы, Лопе де Вега противопоставляет природный ум, справедливость и честность своего героя интригующей, корыстной, властолюбивой и лицемерной дворцовой среде. Отвращение, которое вызывает у Сельо зрелище насквозь лживой придворной жизни, заставляет честного земледельца покинуть свой высокий пост и со спокойным сердцем возвратиться в родное село к честному крестьянскому труду.
Прославлению крестьянского труда, создающего нравственно-целостные и здоровые натуры сельских героев, Лопе де Вега посвятил комедии ‘Крестьянин в своем углу’ (‘El villano en su rincon’, напечатана в 1617 г.) и в особенности ‘Мудрец в своем доме’ (‘El cuerdo en su casa’, напечатана в 1615 г.) с ее обличающим паразитическое дворянство противопоставлением положительной народной, трудовой морали суетному тщеславию, развращенности и нравственной нечистоплотности аристократической среды. Семейно-бытовые столкновения как в этой, так и в других крестьянских комедиях и драмах Лопе де Вега отображают глубокие социально-политические противоречия испанской действительности начала XVII века. Правдиво воспроизводя эти противоречия, Лопе де Вега не только создал замечательную галерею испанских народных типов, но и оставил в высшей степени объективное изображение внутренней противоречивости социальной природы кастильского крестьянства с его вспышками сопротивления феодальному насилию и собственнической привязанностью к своему ‘углу’ и своему ‘дому’.
Мысль Лопе обращалась к крестьянству, к здоровой деревенской морали и в тех политических комедиях, которые выходили за пределы ‘крестьянской’ тематики. Примером такой политической комедии, созданной в ‘дворцовом’ жанре (comedia palaciega), служит одна из остроумнейших по замыслу пьес Лопе де Вега ‘Глупая для других и умная для себя’ (‘La boba para los otros y discrete para si’, напечатана в 1635 г.).
Изображая, перипетии борьбы за престол герцогства Урбино между его законной наследницей Дианой и занявшей этот престол дерзкой претенденткой Теодорой, драматург создает два противоположных типа правительниц государства. Теодора — порождение придворной среды с ее эгоистической жаждой власти ради власти, с ее бессердечием и жестокой надменностью, Диана — дочь сельской природы, воспитанная в простой крестьянской семье, пастушка, обладающая трезвым умом и чистым сердцем. Возвратившись во дворец, она обнаруживает в борьбе с Теодорой острый ум, смелую находчивость, настоящую крестьянскую сметку и трезвость критического взгляда на окружающую ее дворцовую обстановку. Драматург осложняет действие комедии искательством руки Дианы со стороны мечтающего о герцогской короне хитрого царедворца Камило и любовью героини комедии к доблестному Алехандро. В союзе Дианы и Алехандро воплощается ренессансно-аристократический идеал правителя, сочетающего высокий разум с благородной доблестью. На облике Дианы сказался ренессансный идеал ‘естественной разумности’, свойственный гуманистическому пониманию человеческой природы, но Лопе де Вега придает этой абстрактно-философской ‘разумности’ конкретные черты трезвого крестьянского рассудка и народного остроумия, воспитанного в Диане деревенской средой.
Избирая в ряде своих драм и комедий носителями высокой разумности и морального благородства представителей дворянского сословия, Лопе де Вега отдавал дань широко распространенным в его время ренессансно-аристократическим учениям о совершенной личности ‘светского’ человека, идеальный образ которого очерчен, например, в известном трактате ‘Придворный’ (‘Il cortigiano’, 1528) итальянца Бальдассаре Кастильоне, но далеко не всегда имел в виду реальную дворянскую среду Испании XVII века. Типичным для Лопе де Вега является стремление отразить в своей драматургии положительный образ народа — истинного героя его социально-политических драм и комедий. В народе и в народном сознании великий драматург видел источник общественной и политической справедливости, и образ своего народа он запечатлел на лучших страницах своих творений с необыкновенной для его времени силой, правдивостью и глубиной.
Пьесы частно-бытовой, житейской проблематики составляют численно наиболее значительный и вместе с тем едва ли не наиболее изученный и широко известный раздел наследия Лопе. Господствующее место здесь занимает пьеса из современного быта, вставленная в рамку ‘дворцовой комедии’ (comedia palaciega), ‘комедии плаща и шпаги’ (comedia de capa y espada), ‘комедии интриги’ (comedia de enredo), ‘комедии плутовской’ (comedia picaresca) и т. д. Эти наименования — плод театральной традиции — далеки от того, чтобы исчерпывающе характеризовать каждый из видов обширного репертуара, в котором преобладающую роль играют деяния чести, добродетели, любви и житейского хитроумия. Следует отметить впрочем, что ‘дворцовая комедия’ развертывается в аристократической среде и тяготеет к психологически утонченному и поэтически изысканному диалогу, в то время как ‘комедия плаща и шпаги’, действующими лицами которой выступают обычно представители мадридской или провинциальной идальгии, выливается в форму комедии с динамичной и запутанной интригой, комедии, почти непременно содержащей сцены ночных свиданий с их обязательным длинным черным плащом (la capa) и поединком на шпагах (la espada).
Лопе де Вега явился подлинным создателем испанской классической комедии жизненных конфликтов, реалистической в своей основе и необыкновенно театральной по форме бытовой пьесы. В качестве предшественников этой бытовой комедии в Испании можно указать лишь одиночные опыты Торреса Наварро, Лопе де Руэда, Хуана де ла Куэва, Сервантеса и некоторых из валенсианских драматургов старшего поколения. Жизнелюбие Лопе, его неиссякаемая воля к творческому воссозданию действительности, необычная даже для больших талантов впечатлительность и способность создавать бесконечные драматургические композиции обусловили как интерес драматурга к созданию пьес на материале житейских конфликтов, так и несомненную увлеченность его стихией быстро меняющейся и богатой событиями действительности.
Сама жизнь давала драматургу обильный и благодарный материал. Основные коллизии, тематика и сюжеты его пьес вырастали на почве действительности и в полной мере обладали тем театральным правдоподобием, которое кристаллизует и синтезирует реальность, поэтически осмысливая ее и трактуя в подчеркнуто-драматическом, комедийно-юмористическом или ироническом плане. Лишь к сравнительно немногим комедиям данного раздела репертуара Лопе де Вега нельзя подыскать аналогий и параллелей в хронике испанской жизни XVIXVII веков, столь богатой контрастами в судьбах частных лиц, биографическими неожиданностями, превратностями и всякого рода случайностями. Однако сущность тех драматических произведений Лопе де Вега, в которых он обращался к обстоятельствам частной жизни, определяется не только доступным внешнему наблюдению бытом или новеллистическими сюжетами, но и серьезными проблемами современной морали и общественных отношений.
Вслед за первыми опытами в области реалистической комедии (одна из наиболее ранних комедий — ‘Маленькая француженка’, ‘La francesilla’, относится к середине 80-х годов) Лопе де Вега создал уже упоминавшуюся диалогическую повесть ‘Доротея’, которая была опубликована в новой редакции только в 1632 г. и содержала немало элементов его пьес жанра ‘плаща и шпаги’. Поводом к написанию этого ‘действа в прозе’ послужила история отношений Лопе с актрисой Еленой Осорьо и ее семьей, закончившаяся, как известно, судом и высылкой молодого драматурга за пределы Кастильи. ‘Доротея’, основанная на эпизодах личной жизни ее автора, является, таким образом, ценным источником биографических сведений о юности Лопе де Вега и служит вместе с тем примером того драматургического и поэтического претворения фактов, которое отличает бытовую комедию Лопе в целом.
Основные персонажи ‘Доротеи’ восходят к реально существовавшим лицам, так или иначе причастным к истории Лопе и Елены Осорьо. Елена Осорьо изображена в облике Доротеи, себя самого драматург изобразил под именем ее возлюбленного Фернандо, мать Елены, Инее Осорьо, в облике Теодоры, а своего удачливого соперника Гранвелу он вывел под именем дона Бела. Эти лица, как и остальные персонажи ‘Доротеи’, наделены живыми характерами, психологический реализм которых отодвигает на второй план довольно большое количество содержащихся в ‘Доротее’ книжных элементов диалога в виде цитат из древних авторов, мифологических сравнений, изысканностей поэтического языка и условной риторики.
Было бы неправильно видеть в ‘Доротее’ протокольно-точное воссоздание пережитых драматургом событий его бурной юности. Биографические факты .предстают в ‘Доротее’ лишь как отправные точки разработанного с большой психологической точностью диалогизированного романа, где ‘взволнованные чувства влюбленных, жадность и плутни, сводни, лицемерие корыстолюбивой матери, настойчивость богача, владычество золота и низкий образ жизни слуг’ (из предисловия Лопеса де Агилара к изданию 1777 г.) создают широкую картину быта и нравов эпохи, на фоне которых развивается лирическая повествовательная тема с ее заключительными аккордами не только морализующего, но и лирико-меланхолического характера.
Диалогическое повествование ‘Доротеи’, за вычетом ученокнижных элементов, развивается с естественной легкостью. Язык точно и выразительно передает как все нюансы любовных переживаний, так и колоритность жанровых сцен. Поэзия любви звучит не только в репликах действующих лиц, но и в многочисленных вставных стихотворениях, среди которых встречаются подлинные шедевры лирики Лопе. В то же время проза житейских расчетов и низменных помыслов воплощена в ‘Доротее’ в живописно-бытовом языке ряда ее персонажей. Из сочетания двух начал, высокого и низкого, патетического и характерно-бытового, вырисовывается основная мысль ‘Доротеи’ о неустойчивости и хрупкости человеческого счастья в обществе, которое подвергается разлагающему влиянию денежных отношений и мораль которого носит мелкий, житейско-утилитарный характер. К этой мысли Лопе де Вега неоднократно возвращается и в своих комедиях, в которых, однако, наличествует по преимуществу оптимистическое разрешение конфликтов, возникающих из противоречий быта, морали и юридических норм общественной и частной жизни. В творческой практике Лопе де Вега подобные оптимистические разрешения иногда неразрешимых в данных общественных условиях положений свидетельствовали как о вере драматурга во врожденную добродетель человеческой натуры, так и о его стремлении примирить накопившиеся противоречия на почве некоей идеальной гуманистической морали. Тем самым в реалистическую систему драматургии Лопе де Вега вторгались мотивы и измышленные ситуации, в некоторых случаях ограничивавшие ее идейную и художественную значимость.
Особую группу среди многочисленных бытовых пьес составляют у Лопе его драмы любви, чести и добродетели. Отмеченная неравномерность идейного содержания театра Лопе де Вега сказывается и в этом разделе. Противоречия в недрах феодальной семьи, столкновения фетишизма родовой чести и прав личности не всегда разрешаются великим, испанским драматургом во всей полноте критических выводов и критической оценки феодальной морали. Посвященная легенде о галисийском трубадуре Масиасе Влюбленном, драма ‘Постоянство до гроба’ (‘Porfiar hasta morir’, напечатана в 1638 г.) или заимствованная из новеллы Маттео Банделло история двух веронских любовников ‘Кастельвины и Монтесы’ (‘Los Castelvines y Monteses’, написана до 1618 г.) могут служить примерами драм высокой ренессансной морали. Первая из них представляет собой превосходный образец трагедии возвышенной любви, осужденной на гибель феодально-варварской действительностью, вторая же бесконечно уступает сюжетно аналогичной шекспировской трагедии ‘Ромео и Джульетта’ вследствие значительной ослабленное(tm) мотива столкновения истинной любви и феодальных норм морали, а также вследствие искусственной предвзятости счастливого разрешения основного конфликта.
Лопе де Вега отдал дань и популярной в испанской драматургии ‘драме чести’. Однако в отличие от иных драматургов, которые в трактовке ‘кровавых’ сюжетов этих драм стояли на позициях феодальной и авторитарной семейно-родовой морали, Лопе де Вега в нескольких своих пьесах выступил с протестом против узаконенного зверского обычая. Так, например, в драме ‘По признакам виновны’ (‘En los indicios la culpa’, напечатана в 1630 г.), содержащей все основные ситуации традиционной ‘драмы чести’, действующие лица разрешают их, руководствуясь разумными и гуманными принципами морали, уважением к женщине и положительной силой чувств доверия и великодушия. Следует отметить, что и в своей новелле ‘Самая благоразумная месть’ Лопе де Вега решительно осудил варварский обычай кровавого супружеского мщения.
В группе драм ‘добродетели’ Лопе обращается к одному из основных идейных мотивов своего театра — мотиву доблестной и добродетельной любви, мотиву моральной стойкости и нравственной цельности человеческой личности. Оптимистическое разрешение конфликтов этих драм обусловливается высокой и доблестной любовью, которая выступает как положительное моральное начало жизни, побеждающее несчастные стечения обстоятельств и злую волю, противоборствующих сил. Пленительный образ добродетельной Финеи в драме ‘Сельские идальго’ (‘Los hidalgos de aldea’, напечатана в 1619 г.), стойкая в своих несчастьях Исабела в пьесе ‘Добродетель, бедность и женщина’ (‘Virtud, pobreza y mujer’, напечатана в 1625 г.), верная своему чувству, героическая Клавела из драмы ‘Вдова, замужняя и девица’ (‘Viuda, casada y doncelia’, напечатана в 1617 г.) и, наконец, торжествующая над всеми превратностями бедственного существования Доротея в ‘Честной бедности’ (‘La pobreza estimada’, напечатана в 1623 г.) — таковы положительные героини драм ‘добродетели’, самоотверженно борющиеся с выпавшими на их долю невзгодами и несправедливостями. Таковы же образы героинь, совершающих ‘подвиги любви’, в пьесах ‘Девица Теодора’ (‘La doncelia Teodor’, напечатана в 1617 г.) и ‘Рабыня своего возлюбленного’ (‘La esclava de su galan’, напечатана в 1647 г.) с их сходной трогательной ситуацией добровольной продажи себя в рабство во имя спасения своей любви и встречи с любимым человеком.
Тема любви в театре Лопе де Вега предстает в бесчисленном множестве ситуаций. Тексты его комедий пестрят высказываниями героев и героинь о всемогущей и всеуравнивающей силе истинной любви. В этих высказываниях Лопе Де Вега не столько популяризирует, сколько философски переосмысливает характерное для начального периода испанского Возрождения неоплатоническое понимание любви как высшей, созидательной мировой силы. Именно это понимание любви драматург переводит в план реальных человеческих отношений. Сохраняя характерное для неоплатонизма противопоставление любви ‘высокой’ и любви ‘низкой’, Лопе де Вега очеловечивает, делает жизненной ‘высокую’ любовь, удаляя из нее всякое мистическое, метафизическое и спиритуалистическое начало и находя ей место в психологически мотивированных отношениях своих героев.
Комедия любовной интриги в численном отношении занимает едва ли не преобладающее место среди дошедших до нас творений испанского драматурга. При всем многообразии его драматургических приемов, сюжетных комбинаций и фабульных обстоятельств этот раздел драматургии Лопе де Вега отличается известным тематическим постоянством: в нем преобладает тема борьбы истинной любви с домашней тиранией.
Современная действительность давала драматургу обильный материал, свидетельствующий о разложении патриархальной семьи, столкновении феодальных норм быта с новой моралью. Запечатлевая проистекавшие отсюда коллизии, Лопе де Вега насыщал их своим гуманистическим пониманием жизни, демократической моралью и свойственным Ренессансу пониманием ценности человеческой личности. Кристаллизуя действительность в ее типичных чертах, Лопе де Вега в меньшей степени ставил перед собой задачу анализа и в большей — задачу синтеза. Поэтому его реализм, сохраняя остроту социальных характеристик и бытовую сочность деталей, выступает по преимуществу как реализм поэтический, как реализм, поэтизирующий жизнь и отношения простых людей.
Трактовка любви как мощной социальной силы отчетливо выступает в одной из самых талантливых комедий Лопе де Вега, частично примыкающих к ‘дворцовому’ жанру, — в ‘Собаке на сене’ (буквально ‘Собака огородника’ — ‘El perro del hortelano’, написана до 1604 г.).
Примечательны в этой комедии не только ювелирная отделка всех деталей интриги и тонкая обрисовка характеров, но и то искусство, с каким Лопе раскрывает тему любви как социальной силы, уравнивающей скромного разночинца Теодоро и сиятельную графиню Диану де Бельфлор. Примечателен также и иронический оттенок, придаваемый драматургом образам Дианы и Теодоро, в любовь которых вторгаются мотивы расчета, самолюбия, аристократического этикета и сознательного обмана.
Сосредоточивая действие комедии на истории любви Дианы де Бельфлор к ее секретарю, Лопе де Вега с большой психологической проницательностью создает контрдействие пьесы в противоречиях между властным любовным чувством Дианы и ее не менее властными до известного момента сословными предрассудками. Борьба этих противоречий составляет нерв драматически напряженных и вместе с тем иронически преподносимых диалогов между Дианой и Теодоро. Противоречия разрешаются ловким и хитрым слугою Теодоро — Тристаном, устраняющим посредством довольно примитивного, в сущности говоря, вранья все сословные препятствия, стоявшие перед графиней. Примитивная уловка Тристана входит в систему тех иронических приемов, которыми Лопе де Вега характеризует гордость Дианы. Даже при ясной для нее фиктивности знатного происхождения Теодоро ее аристократическая честь получает формальное удовлетворение, уступая место всевластной любви. Виновник этой метаморфозы, слуга Тристан, принадлежит к лучшим образам ‘грасьосо’ в театре Лопе де Вега, который и создал это сценическое амплуа — амплуа ловкого или, наоборот, неповоротливого слуги, часто — смышленого и лукавого крестьянина. Реалистическая природа этого амплуа обусловливается или его житейско-практическим мировоззрением, не лишенным иногда и черт психики бывалого пройдохи, или демократическим характером его оценок комедийных событий — оценок, в которых слышится голос, народного зрителя испанских ‘корралей’.
Разрешение действенного и психологического конфликта в ‘Собаке на сене’ носит ярко выраженный социально-критический характер, причем эта критика облечена в свойственную Лопе де Вега ироническую форму. Элементы критики господствующих ханжеских норм морали присутствуют и в комедии ‘Валенсианская вдова’ (‘La viuda valenciana’, напечатана в 1621 г.), героиня которой — молодая вдова Леонарда, подчиняющаяся вдовьему этикету, заставляет себя таить любовь к Камило не только от нескромных и завистливых посторонних взоров, но как бы и от самой себя. ‘Валенсианская вдова’ — это комедия о тайной любви, любви истинной, а потому преодолевающей и бытовые предрассудки и клевету недоброжелателей. Через ошибки, через иллюзии, через испытания и тревоги проходит любовь валенсианской вдовы и ее возлюбленного, и каждое из этих испытаний лишь углубляет их чувство. Как бы ни были сильны веления этикета и внушения церковной морали, как бы плотно ни облегала маска черты лица Леонарды, как бы ни омрачала ревность ее отношения к Камило и как бы ни злобствовали его незадачливые соперники, всесильная любовь выводит героиню комедии из лабиринта всех недоразумений и препятствий. В ряду комедий любви, созданных Лопе де Вега, ‘Валенсианская вдова’ отличается особенно резким протестом против реакционной, мнимо-добродетельной морали господствующих общественных кругов.
Подавляющее большинство комедий любовной интриги развертывается у Лопе де Вега на фоне городского быта, в кругу идальгии и в народной среде. Главными действующими лицами выступают здесь благородные отцы — ревнители патриархальных семейных заветов, братья — блюстители чести своих сестер, предприимчивые кавалеры, влюбляющиеся в них девицы, слуги — хитрецы и простаки, служанки — наперсницы своих хозяек, покладистые дуэньи и многое множество других персонажей, начиная от лодочников, погонщиков мулов и пастухов и кончая титулованными идальго. Место действия таких комедий — обычно Мадрид и его пригороды, а также хорошо известные драматургу Толедо, Валенсия и Севилья с их улицами, парками, площадями, рынками, лавками, гостиницами, харчевнями, старыми домами столичного и провинциального дворянства.
Язык такого рода комедий — это современная автору живая разговорная речь, оформленная в стремительных стиховых ритмах редондилий, кинтилий, романса и часто обращающаяся к ренессансно-поэтическим формам октавы и сонета. Наряду с народными оборотами речи здесь присутствуют и чисто книжные элементы поэтического языка вплоть до частых мифологических сравнений и ассоциаций даже в устах персонажей простого звания, — дань традициям учено-ренессансной литературы.
В отдельных репликах, рассказах, поэтических отступлениях и целых сценах своих комедий Лопе де Вега широко использует фольклор — пословицы, народные анекдоты, песни, обряды и т. д. Значительное число комедий Лопе де Вега написал на сюжеты народных, романсов, поговорок и пословиц, которые служат им заглавиями.
В текстах комедий встречаются частые упоминания о текущих политических событиях и происшествиях, придающие в свою очередь большую социально-бытовую рельефность перипетиям интриги.
При единообразной и устойчивой исходной ситуации любовной интриги, осложняемой противодействием патриархальной морали, сословными предрассудками или неблагоприятными случайностями, сюжет у Лопе де Вега развивается стремительно. Сюжетную линию составляют ‘подвиги любви’ (hazauas de amor) и различные ‘ходы’ (lances) изменчивой и капризной случайности. ‘Подвиги любви’ включают в себя и переодевание, например, девушек в мужской костюм, Странствия в поисках возлюбленного или возлюбленной, похищения, поединки, рискованные свидания и т. д. К ‘ходам’ относятся неожиданные встречи, непредвиденное вмешательство третьих лиц, узнания и неузнания, путаница с письмами, подарками и пр., откуда проистекают юмористические недоразумения или лирико-драматические сцены ревности, обиды, презрения (desdenes), разочарований (desenganos) и т. д. Весь этот богатейший ассортимент драматических положений с необыкновенной легкостью и непринужденностью развертывается в жизненно правдивой атмосфере быта и нравов современности и служит не только целям занимательности, но и характеристике действительности, как хаоса случайностей, подчиняемого разум— ному и положительному началу честной, верной и доблестной любви, использующей, однако, немало ловких и хитрых ‘ходов’ для своего торжества.
Подобный хаос случайностей, вольных и невольных ошибок, мнимых обид и мнимых злоумышлении представляет собой виртуозная комедия ‘Уехавший остался дома’ (‘El ausente en el lugar’, напечатана в 1618 г.), где сплетение противоборствующих интересов осложняется мотивом корыстного брачного расчета и магнетизирующей силы истинной любви, которая не допускает влюбленную пару до разрыва, вызываемого всеми случайными и неслучайными обстоятельствами. Юмористический характер сближений и расхождений действующих лиц то уступает место чисто драматическим ситуациям, чреватым печальными исходами, то переходит в ироническую насмешку над суетностью замкнутого мира дворянских понятий о чести и предрассудков идальгии, обнажаемых кризисом патриархальных условий жизни.
Любовные хитрости и притворства определяют интригу целой группы комедий, в которых любовь должна преодолевать препятствия семейного и бытового порядка. В ‘Учителе танцев’ (‘El maestro de danzar’, 1594) инициатором обмана во имя любви, побеждающей строгий внешний уклад дворянского дома, выступает оскудевший идальго Альдемаро, принявший обличье светского танцмейстера. Демократизирующая многих героев и героинь Лопе де Вега сила любви подчиняет себе и барскую дочку Флорелу. Острота конфликта между дворянской гордостью и влечением к скромному учителю в значительной степени ослабляется тем, что дворянское происхождение Альдемаро становится известным его возлюбленной. Но и при этой ослабленности сословного конфликта комедия не лишается жизнеутверждающей силы истинных человеческих чувств, которые в известный момент преступают границы строгого кодекса сословной морали.
На аналогичных мотивах построены такие известные комедии Лопе де Вега, как ‘Мадридская сталь’ (‘El acero de Madrid’, Напечатана в 1618 г.), ‘Наставник Лукас’ (‘El domine Lucas’, напечатана в 1622 г.), ‘Мадридские букеты’ (‘Los ramilletes de Madrid’, напечатана в 1618г.) и др. Повсюду хитроумные влюбленные находят обманные пути к торжеству своих чувств, выступая в различных мистифицирующих образах. Еще смелее ведут себя некоторые девицы, преследующие своих соблазнителей или покинувших их женихов под видом странствующих юношей, как это делает, например, героиня комедии ‘Доблестная толеданка’ (‘La gallarda toledana’, напечатана в 1621 г.).
Подобные ситуации, как и многие другие ‘подвиги’ смелой любви, являлись эстетическим претворением тех фактов распада патриархальной семейной дисциплины, о котором с такой тревогой писали иные взыскательные моралисты эпохи. Лопе де Вега в своих комедиях кристаллизовал эти факты, стремясь найти в них то положительное начало жизни, которое бросало вызов ханжеству церковной морали и консервативной нравственности наглухо запертых дворянских особняков. О том, на какие ухищрения бывает способна любовь, выступающая как защитница прав молодости и своих законных порывов, повествуется в комедии ‘Изобретательная влюбленная’ (‘La discreta enamorada’, написанная между 1604-1618 гг.). Здесь инициатива любовных ухищрений, как и во многих других комедиях Лопе, принадлежит предприимчивой и отважной девице, тонко рассчитанными ‘ходами’ добивающейся своих прав на свободный выбор любимого, которого она стойко и изобретательно отвоевывает у своей соперницы-матери.
В драматургии Лопе обнаруживается отчетливая тенденция к построению драматических и комедийных интриг, основанных на преодолении любовью социальных, в частности сословных, перегородок, стоящих между героями. В трагическом репертуаре примером подобного преодоления может служить драма ‘Постоянства до гроба’, в комедийном — ‘Собака на сене’, действие которой протекает в аристократической среде. В комедии ‘Крестьянка из Хетафе’ (‘La villana de Jetafe’, напечатана в 1621 г.) Лопе де Вега вплотную подошел к этой же проблеме, проблеме любви, побеждающей сословные различия, заставляющей дона Фелиса увлечься крестьянкой Инее и пренебречь равной ему по социальному положению доньей Анной. Инес обнаруживает смелую предприимчивость в завоевании полюбившегося ей, но не слишком устойчивого в своих чувствах кабальеро. Драматург наделяет героиню не только стойкой душой, но и ясным умом, который она выказывает в неравном поединке с доньей Анной и с самим Фелисом. Несомненно в ироническом плане, высмеивая дворянские предрассудки, Лопе строит некоторые преувеличенно пародийные ситуации комедии, позволяя своей героине осуществить дерзкий для своего времени и почти неосуществимый план.
В ряде комедий Лопе де Вега обстоятельства вынуждают их героинь менять свое дворянское состояние на обличив девушки из народа. Типичным образцом этой группы является комедия ‘Девушка с кувшином’ (‘La moza de cantaro’, написана между 1625-1632 гг.), где дочь знатного дона Бернардо, Мария, убившая некоего кабальеро, который оскорбил честь ее отца, скрывается в Мадриде под видом разносчицы воды. В нее влюбляется, не зная об истинном происхождении и обстоятельствах жизни предмета своей страсти, дон Хуан, отказывающийся ради простой девушки от любви высокопоставленной дамы. Однако, как и в других комедиях Лопе, основанных на сходных мотивах и ситуациях, сословное чутье не обманывает дона Хуана, догадывающегося о скрытой от него правде. Догадки дона Хуана в известной мере ограничивают тему любви столичного дворянина к девушке из народа. И все же эта тема до момента узнания и королевского прощения, полученного Марией, присутствует во всех ситуациях комедии и, что является наиболее важным в ее трактовке, оказывает облагораживающее влияние на героев, которые освобождаются от стеснительных оков обычая, сословных законов и предписанных норм поведения. В этом отношении наиболее примечательно развитие образа Марии, одного из самых интересных и внутренне содержательных женских образов в театре Лопе де Вега. Именно она, покинув дворянскую среду и превратившись в плебейку, разносчицу воды и служанку, обретает истинную свободу чувства и истинное благородство любви, не стесненной уже отживающими законами ‘голубой’ аристократической крови. Эта трактовка темы ‘Девушки с кувшином’ обличает смелость замысла драматурга — замысла, ярко характеризующего подлинное отношение Лопе де Вега к деспотизму феодального уклада жизни и к здоровому демократическому сознанию свободы и справедливости.
Лопе де Вега жил и творил в эпоху глубочайшего исторического кризиса, который переживала его страна и который столь трагично отозвался на дальнейших этапах ее национальной жизни. Самым замечательным в творчестве великого драматурга было его неустанное стремление найти такой путь, который в идейном плане указывал бы на преодоление этого кризиса. Лопе де Вега искал этот путь, обращаясь к героическому прошлому своего народа, он искал его, осмысливая социальнополитическую несправедливость своего времени, проповедуя высокую гуманистическую мораль и сочетая принципы этой морали с вольнолюбивыми традициями и чаяниями народных масс. На протяжении всего своего творческого пути Лопе де Вега разрабатывал в своей драматургии тему жизни, освобождаемой от гнетущих условии несправедливого и не отвечающего истинным требованиям человечности уклада. Подлинный гуманизм, вскормленный традициями Возрождения и национальной демократической культуры, запечатлелся в его лучших творениях, составляющих славу и гордость его народа.
Исторически прогрессивные и непреходящие по своей художественной ценности шедевры Лопе де Вега испытали наиболее печальную участь на его родине. Лицемерно провозглашая великого драматурга носителем некоего истинного ‘национального духа’, испанский франкизм или вычеркнул из репертуара испанского театра лучшие творения писателя или же преподносил их зрителю в варварски искаженном и извращенном виде, всячески вытравливая из них подлинно гуманистическое народное начало. Весьма редко к драматургии Лопе де Вега обращалась и обращается буржуазная театральная культура других капиталистических стран. Как и его современник Сервантес, Лопе де Вега нашел наиболее широкую и благодарную аудиторию в России и в особенности в Советском Союзе.
Первые упоминания имени великого испанского драматурга в нашей литературе встречаются у Тредиаковского и Сумарокова. Тредиаковский рассматривает его как выдающегося представителя ‘гишпанской’ поэзии (‘Эпистола от российский поэзии к Аполлину’, 1735), а Сумароков (‘Эпистола о стихотворстве’, 1748) ставит его в один ряд с Шекспиром, Мильтоном, Тассо и Ариосто. Пушкин в своей статье ‘О народности в литературе’ (1826) определяет Лопе де Вега как выразителя ‘достоинств великой народности’. К этому следует добавить, что Белинский высоко оценил ‘Собаку на сене’ (‘Русская литература в 1843 году’) и отнес Лопе де Вега к числу ‘славных имен’ мировой литературы (‘Разделение поэзии на роды и виды’).
Первый перевод из наследия Лопе де Вега появился на русском языке в 1785 г. Это была комедия ‘Сельский мудрец’, русский текст которой, сделанный по французской обработке Н. Ленге, принадлежит А. Малиновскому. Начиная с 40-х годов прошлого века драматические произведения Лопе де Вега постоянно переводятся на русский язык (Н. Пятницкий, С. Юрьев и др.). Постановки таких шедевров драматургии Лопе де Вега, как ‘Фуенте Овехуна’ и ‘Звезда Севильи’ в Московском Малом театре в 70-80-х годах прошлого века приобретают широкий общественно-политический резонанс. Крупнейшие артистические силы русских театров во главе с M. H. Ермоловой, А. И. Южиным, А. П. Ленским, М. Г. Савиной, В. Н. Давыдовым, К, А. Варламовым, В. А. Мичуриной-Самойловой и другими создают замечательные образы в пьесах Лопе де Вега. В конце XIX века появляется не потерявшая своего значения до сих пор в мировой науке статья выдающегося русского историка и социолога М. М. Ковалевского ‘Народ в драме Лопе де Веги ‘Овечий источник’ (Сб. ‘В память С. А. Юрьева’, М., 1891), которая впервые поставила проблему о народном начале в творчестве писателя. Впервые же ряд частных вопросов изучения реализма драматургии Лопе де Вега был поставлен также русским исследователем Д. К. Петровым в его трудах ‘Очерки бытового театра Лопе де Веги’ (1901) и ‘Заметки по истории, староиспанской комедии’ (1907).
Советская культура проявила особый интерес к творчеству великого испанца. Уже в первые годы после Великой Октябрьской социалистической революции ‘Фуенте Овехуна’ стала одной из самых популярных пьес мировой классики на сцене профессионального и самодеятельного театра. Свыше двадцати комедий Лопе де Вега было поставлено на советской сцене, в том числе и в переводах на языки украинский, грузинский, татарский, белорусский и др. Советская школа переводчиков Лопе де Вега на русский язык, возглавляемая Т. Л. Щепкиной-Куперник и М. Л. Лозинским, дала советскому читателю и зрителю значительное число переводов творений Лопе де Вега, сделавших произведения его достоянием широких масс советского народа. Изучению драматургического наследия великого испанского писателя посвящены многие работы советских литературоведов (А. В. Луначарский, А. А. Смирнов, Ф. В. Кельин, Б. А. Кржевский, В. С. Узин, З. И. Плавскин и др.).
Жизнеутверждающее начало драматургии Лопе де Вега, ее реализм и ее поэтичность, звучащая в ней глубокая вера в человека, в возможность и необходимость достижения справедливости и гармоничного развития лучших сторон человеческой личности сделали великого испанского писателя нашим живым и близким современником. В творчестве его запечатлелись существеннейшие черты испанского народа, в котором всегда ‘били через край силы сопротивления’ (К. Маркс) и который никогда не забывал и не может забыть прославленного поэтом героизма жителей Фуенте Овехуны.