ПРИМЕЧАНИЯ
ПРИМЕЧАНИЯ
Досуги инвалида. Часть вторая. Поручик Любимец. Москва, в типографии С. Селивановского. 1835., Белинский Виссарион Григорьевич, Год: 1835
Время на прочтение: 3 минут(ы)
В.Г. Белинский. Полное собрание сочинений в 13 томах. Том первый
Статьи и рецензии 1829-1835. Художественные произведения
Издательство Академии Наук СССР, Москва, 1953
33. Досуги инвалида. Часть вторая. Поручик Любимец. Москва, в типографии С. Селивановского. 1835. 275. (12).1
Это новое произведение г. Ушакова, г. Ушаков писатель плодовитый! Не говоря уже о его длинных и скучных статьях о польской литературе и русском театре, сколько повестей вышло из-под его неутомимого пера! Как все замечательные люди, г. Ушаков имеет своих завистников. Оно, кажется, чему бы завидовать… но он сам сказал в своем предисловии, что он имеет счастие не нравиться некоторым ученым журналам. Слово ученым, как само собою разумеется, отмечено у него позорным клеймом курсива. Г-н Ушаков не любит учености! Это уже давно известно. Но не в том дело. Зачем человеку с истинным талантом прибегать к таким странным средствам для обращения на себя внимания публики! Что за Гомер такой г. Ушаков, что у него есть свои зоилы! Мы знаем из темных преданий нашей литературы, что были завистники у Крылова, у Озерова, у Грибоедова: это в порядке вещей, ибо сии писатели могли возбудить к себе зависть жалкой посредственности, которая думала подвизаться на одном с ними поприще, но чтоб были завистники у г. Ушакова… Это невероятно. Г-н Ушаков написал очень хорошую повесть ‘Киргиз-кайсак’, и в нем признали талант те самые люди, которые безжалостно насмехались над его журнальными статьями, г. Ушаков написал несколько плохих повестей, и ему все без обиняков объявили, что эти повести недостойны имени сочинителя ‘Киргиз-кайсака’, где ж тут зависть!..2
В вышепоименованном новом своем произведении г. Ушаков хотел практически развить очень истертую мысль, что брак без взаимной любви есть преступление. Самый коротенький, и притом довольно пошлый, анекдотец растянул он на целую книгу. Дело в том, что один офицер, родом черкес, взятый в детстве в плен русским генералом и воспитанный им со всею нежностию отца, влюбился в одну княгиню. Так как он был стыдлив, как красная девушка, то княгиня, не любившая излишних проволочек, поспешила навести простячка на объяснение, повиснуть на шее бедного малого и взорвать его, как пороховой боченок, сладострастным поцелуем. Не удовольствовавшись этим, она, жертва торгового брака, назначает ему свидание. Молодой человек, любивший ее целые два или три года платоническою любовию и ужасавшийся мысли осквернить брачное ложе ближнего, хочет ее образумить, выпивает для смелости пуншу, нарезывается, как сапожник, и говорит ей полурусским и полуславянским языком самые солдатские любезности. (Как в голову войдет дурачество такое?). Бедная княгиня остолбенела и прогнала от себя пьяного нахала. Он, после такого дебюта, становится смелее с женщинами, волочится за ними без устали, но мысль о княгине преследует его, наконец его убивают на сражении, княгиня умирает с горя. Всё это пересказано длинно, скучно, всё это приправлено сентенциями о том и о сем, а больше ни о чем. Странно то, что почтенный автор, бывший некогда отчаянным романтиком и ратовавший, елико мог, за новизну, обнаруживает теперь самое классическое направление, беспощадно бранит Байрона за то, что ‘он наделил огнем и геройством своих Конрадов и Чайльд-Герольдов, на злодеяния, на прелюбодеяния, на богохуление, на все мерзости, украшающие его произведения’, словом, оказывает удивительное, впрочем, весьма похвальное, благоговение ко всему, что с таким ожесточением преследовал бывало в своих журнальных статейках. Ни одной светлой мысли, ни одного занимательного положения, ни одной хорошей картины нет в его скучном и вялом рассказе, всё так обще, истерто, старо, что никак не можешь помириться с мыслию, что читаешь произведение автора ‘Киргиз-кайсака’.
Что время имеет большое влияние на людей, это истина несомненная, но не менее того несомненно и то, что его влияние часто бывает совершенно противоположно, смотря по свойству людей. ‘Как умен этот человек,— говорят иногда люди,— да и немудрено: он так долго жил на свете, так много видел, слышал и чувствовал!’ — ‘Как странен и несносен этот человек,— тоже случилось мне слышать,— и немудрено: становится стар!’…3
1. ‘Молва’ 1835, ч. IX, No 13 (ценз. разр. 29/III), стлб. 210—212.
Общая подпись к статьям NoNo 32—34: -он-инский.
2. Под ‘ученым’ журналом В.А.Ушаков, конечно, подразумевал ‘Телескоп’, который часто сурово критиковал его бездарные произведения. Но о повести ‘Киргиз-кайсак’ ‘Телескоп’ отозвался весьма сочувственно. Он писал: ‘Рецензент ‘Телескопа’, которого он (Ушаков) неутомимо преследовал во всех своих предисловиях — то щипком, то рывком — отомщает ему теперь торжественною благодарностью за удовольствие, доставленное ‘Киргиз-кайсаком’, в коем не стыдится признаться’ (‘Телескоп’ 1831, ч. 1, стр. 384). Но о бездарной повести Ушакова ‘Кот Бурмосеко’ ‘Телескоп’ снова отозвался резко отрицательно (‘Телескоп’ 1831, ч. IV, стр. 387—388).
3. Более обстоятельную оценку творчества В. А. Ушакова Белинский дал в статье ‘Ничто о ничем, или Отчет г. издателю ‘Телескопа» (см. ИАН, т. 11).