I
I
——
——
II
II
Должна ли Церковь ‘заниматься политикой’?, Свенцицкий Валентин Павлович, Год: 1919
Время на прочтение: 8 минут(ы)
———————
Публикуется по: Церковные ведомости. 1919. 2. 1 октября. С. 10-14, 4. 15 октября. С. 12-14.
———————
Вот вопрос, который снова встаёт перед религиозным сознанием русского общества, и встаёт с остротой доселе небывалой, ибо никогда ещё так много не зависело от того или иного его решения.
О политической деятельности Церкви написаны груды газетных и журнальных статей. Периодически подымается шум около этого вопроса.
Одни обличают Церковь за её вмешательство в политическую борьбу, другие не менее жестоко обличают её в том, что она стоит в стороне от политической жизни страны.
Одни говорят: Церковь выше политики. Политика — это компромисс, это ‘злоба дня’, это ‘все средства позволены’. Не место здесь Церкви, которая должна служить высшим началам. И как на доказательство уродливых форм, которые неизбежно принимает связь Церкви с политикой, указывают на былую связь Церкви с ‘Союзом русского народа’.
Другие с не меньшим убеждением обвиняют Церковь в ‘оторванности’ от общественной и политический жизни.
Говорят: Церковь занимается ‘требами’ и, в лучшем случае, ставит перед паствой нравственные задачи личного самоусовершенствования, — она должна вести общественную борьбу, должна явить миру не только ‘правду о небе’, но и ‘правду о земле’
Кто же прав? Должна ли Церковь ‘заниматься политикой’, или лучше оставить ей арену политической борьбы для тех, кто живёт низшими интересами земного благополучия? Должна ли Церковь снова воскрешать союз свой с той или иной политической партией или, напротив, отвернуться окончательно от всякого политического строительства? Должна ли она устремиться к небесам или обязана подумать и о земном?
Вот вопросы, которые имеют сейчас не академический религиозно-философский характер, а самый жизненный, какой только можно себе представить.
И на первый взгляд кажется, что ответы на этот вопрос могут быть только взаимоисключающие друг друга: или небо, или земля. Или вечные задачи, или злободневная борьба. Или Церковь, или политика.
И как всегда, ‘спор — наполовину простое недоразумение’.
Спорят, вкладывая в одни и те же слова разное содержание. Решают вопрос не по существу, а ‘публицистически’. Мало логики и членораздельности мышления. Словом, обычный нам, русским, недостаток — стремление к хаосу!
А между тем, если поставить проблему о Церкви и политике во всём её объёме и решить принципиально, по существу, — окажется, что правы и те и другие в своих отдельных утверждениях. Окажется, что может быть такое решение, которое успокоит взволнованное полемическое чувство и тех и других.
Да, Церковь должна быть выше ‘политики’ и в то же время обязана принимать даже активное участие в государственном строительстве. Церковь не должна унижаться до связи с ‘Союзом русского народа’, или ‘кадетами’, или ‘социалистами’, — и в то же время она должна участвовать в политической жизни своей страны. Правы те, которые говорят, что Церковь должна служить высшим началам. Правы и те, которые говорят, что Церковь должна помнить и о земле.
И во всём этом нет никакого противоречия! ‘Расхождения’ эти лишь на поверхности вопроса, а на известной глубине все линии сходятся в одном общем центре.
Как же должен быть решён этот в своём роде ‘проклятый вопрос’?
Политический строй не есть нечто случайное или отвлечённое. Это есть такая внешняя форма общежития, которая определяется целым рядом реально действующих сил. Хозяйственный строй народа, его культурное развитие, его нравственные понятия — всё это отражается на формах ‘политического строя’. Причём процесс политической жизни чрезвычайно сложен.
С одной стороны, экономические и нравственные условия определяют собой внешний строй государства, с другой стороны, этот внешний государственный строй сам оказывает могущественнейшее влияние и на экономическую, и на нравственную жизнь народа.
В результате этого взаимодействия происходит следующее:
В течение долгих лет складывается государственный организм наш, в течение этого же времени народ развивается под влиянием своего государственного строя. Живые люди из поколения в поколение растут и изменяются. Но влияющий на них ‘строй’ остаётся тот же. Затем наступает момент, когда этот ‘старый’, воспитавший их строй уже не соответствует содержанию им же самим перевоспитанных людей, — и это новое содержание ‘народной души’ требует новых политических форм для своего выражения.
Спрашивается, какое должно быть участие Церкви в этом процессе?
Церковный строй основан совершенно на иных началах. Земная Церковь тоже есть внешний образ мистического организма, тела Христова, и потому внешние формы её совершенно не совпадают с государственными: ‘Вы знаете, что князья народов господствуют над ними, и вельможи властвуют ими, но между вами да не будет так’ (Мф. 20, 25-26).
В Церкви всё основано на внутреннем единомыслии и единочувствии. Там связь чисто духовная. Там законы — заповеди. Там высший судия — Бог. Там высшее наказание — отлучение от Христа. Там любовь — верховное начало жизни. ‘Сила’, на которую опирается церковная власть, — нравственный авторитет. Я говорю — не о злоупотреблениях. Если, например, у нас в Церкви ‘власть’ иногда опирается совсем не на моральный авторитет свой, то это лишь обман зрения. Такая власть лишь ‘кажущаяся’ в церковном смысле, а церковной властью она всё же остаётся лишь постольку, поскольку имеет на это внутреннее право.
Церковная организация ‘эмпирически’ действует в той же среде, в которой действует и государственная власть. Христианин, ‘член Церкви’, не перестаёт быть гражданином государства.
Как же ему относиться к государственной власти?
В эпоху язычества перед христианским сознанием вставал этот вопрос с необычайной остротой. ‘Проклясть власть’ — был великий соблазн для простого человеческого разума. Но апостолы наперекор разуму мира сего, водимые Духом Божиим, раскрыли божественную природу власти как организующей, внешней силы, необходимой в богочеловеческом процессе мира.
Мир, не ставший Церковью, не объединённый в духе и истине, мог развиваться только при условии спаянности в государственное целое.
Всякая власть от Бога — это значило, что власть — святой принцип. Здесь решался вопрос о власти вообще, о власти как институте.
Отдельные злые языческие требования власти, встречаясь с требованиями христианской совести, создавали кажущееся противоречие, — но апостолы решили ‘конфликт’ исповедническими словами: ‘Справедливо ли пред Богом слушать вас более, нежели Бога?’ (Деян. 4, 19).
И признавая власть, как таковую, от Бога, — почти все были казнены за неподчинение антихристианским требованиям языческой власти.
Когда власть стала христианской, вопрос усложнился.
Мало было христианского отношения к власти в принципе. Надо было решить вопрос о самом содержании власти. Христианская власть не абсурд, но в истории её ещё не было.
Христианская власть — это та власть, которая будет действовать в сфере нецерковной во имя христианских идеалов.
Будучи по своей сущности внешней и принудительной, она будет действовать существенно отлично от действий церковных, но в контакте с Церковью, потому что задачи христианской власти заключаются в том, чтобы создать наилучшие внешние условия для торжества Христова дела на земле.
Из этих общих религиозно-философских предпосылок вопрос о том, должна ли Церковь заниматься политикой, решается так:
Да, должна. Но Церковь не должна быть ‘клерикальной’ политической партией.
Её роль непартийная. Церковь должна стремиться к христианизации власти, она должна направлять государственное строительство на путь служения высшим конечным идеалам, поскольку это является возможным для внешней государственной силы.
Церковь не должна быть подчинена власти, как это было при историческом самодержавии.
Церковь не должна включать в себя власть, как этого добиваются в католичестве. Церковь должна стоять выше власти и потому не может ни подчиняться ей, ни включать её в себя.
Церковь должна благословлять достойную власть и все её общегосударственные акты.
Церковь — это высший ‘корректив’ совести.
И пусть народ знает, что данная власть или данный государственный акт признаются Церковью соответствующими задачам Христовой Церкви на земле. А если власть хочет действовать вопреки этим задачам, — тогда пусть и действует от своего имени.
Принципиально решив в утвердительном смысле вопрос ‘должна ли Церковь заниматься политикой?’ и показав в первом письме то направление, в котором лежит практическое его осуществление, — мы сознаём ту опасность, которая предстоит на этом пути. Опасность и внешняя, и внутренняя. Внешняя опасность заключается в том, что Церковь, ставшая на путь активного участия в политической жизни, неминуемо будет вызывать стремления отдельных политических партий захватить эту церковную организацию в свои партийные руки.
Соблазн для них слишком велик! Церковь собирает вокруг своих храмов ‘миллионы голосов’. Она могущественна, как, может быть, и сама того не подозревает, не только в религиозно-нравственном смысле, но и в смысле политическом. Для кучки людей захватить такую силу не может не представлять величайшего соблазна. А Церкви, не имеющей своей политической инициативы и лишённой своего специального аппарата для политической роли и в то же время ‘в принципе’ решившей играть эту роль, — очень легко сделаться простым орудием в чужих руках.
Был ‘Союз русского народа’, теперь ‘Союз национальных общин’, завтра ещё какая-нибудь политическая группа явится в Церковь и станет звать её ‘работать вместе’.
И верный инстинкт церковного самосохранения подсказывает один категорический ответ: никогда!
Но напрасно этот ответ переносят на самый вопрос об участии Церкви в политической жизни народа. Он относится только к тем политических партиям, которые хотят использовать Церковь в своих партийных целях.
Да, на службу им Церковь не пойдёт никогда, как бы хороши их программы ни были, не пойдёт потому, что Церковь должна действовать в политике совершенно самостоятельно, опираясь не на какую-либо внешнюю программу, а на свою внутреннюю Божественную силу.
Что касается опасности внутренней, то она очевидна сама собой.
Политика, как всё злободневное, при нашей духовной слабости грозит заслонить собою ‘вечное’.
Мы плохо молимся, жизнь религиозная едва-едва теплится в нас.
Церковь — неисчерпаемый источник духовных богатств, но сокровище, которым она обладает, нажито не нами. И вот является невольно опасение: если Церковь вступит на путь политической и общественной жизни, не заслонит ли это окончательно тот невидимый град, во имя которого мы живём, во имя которого мы хотим улучшить и наш град видимый. Земля, которую мы так любим, не заслонит ли собою неба, о котором мы так часто забываем?
Да, опасность эта велика! Но отказываться от земных обязанностей Церкви из-за этой опасности невозможно. Дело в том, что только религиозное возрождение и может дать Церкви силу занять подобающее место в земном строительстве. Значит, что-нибудь из двух одно: или современная Церковь будет ослабевать религиозно — тогда она не сможет быть руководящей исторической силой. Или Церковь будет возрождаться религиозно, и тогда вступит на путь общественного служения, но тогда ей нечего опасаться за невидимый град, который могут заслонить интересы земного. Церковное отношение к политике коренным образом отличается от мирского. Там политические задачи являются целью, здесь они — внешние средства для конечных церковных целей. Отсюда различия и всей политической деятельности Церкви, какою она должна быть.
Я пишу это письмо в Екатеринодаре. ‘Предвыборная агитация’ в полном разгаре. Предстоят выборы в городскую думу. Каких только ‘списков’ не расклеено по домам, заборам и витринам. Но нет одного списка: от русского православного прихода.
Скажите, разве для Церкви безразлично, в каких городских условиях будут жить христиане — члены Церкви? А если небезразлично, почему приходы, объединяющие собой десятки тысяч населения, не могут сказать: ‘Христиане! пошлите в Думу вот таких-то надёжных людей — они устроят городскую жизнь лучше’.
Почему Церковь должна смотреть безучастно, когда устроение ‘внешней’ жизни, имеющей громадное значение и для жизни внутренней, отдаётся в руки группам лиц, не преследующих никаких высших задач и потому устраивающих эту ‘внешнюю жизнь’ антицерковно? Почему православное население лишено своего голоса? Почему оно должно выбирать из нескольких зол (‘избирательных списков’) меньшее, а не выбирать своё — то, что оно считает добром? Почему приходы не могли бы объединиться и выставить своих кандидатов?
Это Екатеринодар. Это Дума. А представьте себе Россию и Учредительное Собрание! Неужели для церковного дела безразлично, кто будет у власти: Троцкий или Колчак? Почему же Церковь должна будет пассивно созерцать выборы и втихомолку радоваться победе ‘более подходящего’ кандидата, вместо того, чтобы громко назвать самой его имя и предложить всем православным христианам, которые в то же время и граждане государства, — голосовать за него?
Но где тот орган, который бы дал Церкви возможность технически выполнить задачу — участвовать в выборах? Его нет. Нет и той подготовительной, общественной работы на местах, которая необходима для политического объединения верующих. А если нет того и другого, как же могут нормально слагаться взаимоотношения Церкви и государства! Ведь государство стоит во всеоружии своей внешней силы, а Церковь совершенно беспомощна в этом внешнем устроении. Ясно, что при таких условиях Церковь будет лишь использована государством, когда это понадобится.
Как же выйти из этого положения? Реформа должна начаться снизу и сверху одновременно. Приходы должны сознать себя не только религиозными, но и общественными единицами. Они должны организоваться для общественных выступлений, они должны взять в свои руки всё, что касается жизни православного человека, начиная с решений продовольственного дела и кончая самыми высшими запросами духа. ‘Мелкая церковная единица’ — вот чем должен стать приход в общественном смысле. Разрозненные приходы должны вступить в связь друг с другом для достижения общих целей.
В Англии ‘приход’ — громадная общественная сила. В России он может стать силой первенствующей. Сейчас политической жизнью руководят кучки людей только потому, что они ‘сорганизованы’, и масса православного населения вынуждена безмолвно идти за ними.
Приходы, объединившиеся политически, положат этому конец. Но такой же перелом должен произойти и сверху. Высший Церковный орган должен объединить все приходские союзы в одно целое. Чтобы политическая организация Церкви не выродилась в клерикальную партию, руководящую роль в политической жизни приходов должна взять на себя сама Церковь в лице своего Высшего органа.
Для этого, по моему глубокому убеждению, при Временном Высшем Церковном Управлении должен быть создан специальный отдел, в который бы и перешли все политические задачи Церкви. Он мог бы быть назван ‘Церковно-общественным отделом’. И вот тогда-то будет конкретная возможность осуществить нормальное взаимоотношение Церкви и государственной власти. У Церкви будет орган, объединяющий всю общественную жизнь православного населения в одно целое. А потому будет возможность не только словом одобрять то или иное христианское стремление власти, но и активно его поддерживать. И наоборот, каждый ошибочный, антихристианский акт может не только не получить церковного одобрения, но и не получить действенной поддержки.
Будет переброшен мост между нравственной силой Церкви и политической силой государства. И Церковь получит ту высшую руководящую роль и в устроении внешней жизни, какая принадлежит ей по праву в христианском государстве, и сделает она это, не унижаясь пред властью и не захватывая власть.