Ехавши нынешним летом в Воронежскую губернию, случилось мне гостить у старинного приятеля своего, полковника Г*. Когда служили мы в N. N. полку, я завидовал порядку и устройству в роте, в которой был он начальником. Тогда еще предсказывал я, что он осчастливит будущих крестьян своих, и не ошибся. Солдаты, любившие моего приятеля, как дети отца любят, охотно бросалась за ним в толпу разъяренных турок, и в самом пылу сражение более об его жизни, нежели о своей собственной заботились.
В селе его нашел я довольство, нашел счастье, каким только могут наслаждаться крестьяне. Во-первых, мое внимание обратилось на их жилища. Мужики помещались в опрятных каменных домах, как достаточные горожане. ‘Получив увольнение от службы — сказал между прочим почтенный мой хозяин — я увидел, что село мое требует больших поправок. Весьма не понравились мне отвратительные лачуги, ибо домами нельзя звать шалашей, в которых по большей части живут наши крестьяне. Неужели, подумал я, в том только состоит сельское хозяйство, чтобы знать, когда и как сеять и собирать хлеб в поле? Нет, полезное искусство сие имеет обширнейшие пределы, оно заключает в себе столько частей различных, что постигший таинства его, и употребляющий их на пользу, великую услугу оказывает обществу. Всякий помещик прежде должен позаботиться о людях, потом уже о земле и скотине, прежде о выгодах крестьян, потом о своих доходах.
Главнейшее богатство и больших государств и малых владений помещичьих состоит в многолюдстве. Как попечительный монарх заботится о населении земли своей, равным образом помещик должен стараться об умножении числа своих подданных. Не корысть только предписывает нам к тому способы, но и долг человеколюбия. Мы знаем по опыту, какое множество крестьянских детей умирает во младенческих летах. Не говорите о слабом их сложении, нет, они родятся по большей части от людей здоровых и сильных. Что ж причиною потери сей? Недосмотр, бедность, вредные жилища. Кому же другому отвратить можно сии неудобства, ежели помещик о том не постарается? Наши крестьяне обыкновенно живут в низких закопченных дымом хижинах с малыми окнами и без пола: нечистый воздух и влажность производят болезни, опасные для взрослых и всегда пагубные для младенцев. Обдумавши сие намерение, я выстроил для крестьян избы, какие видите. Каждый дом поднят на полтора аршина от земли, в избах под полом насыпан песок с углем для отвращение влаги, соразмерные окна пропускают довольно света и воздуха, когда надобно, порядочные печи с выведенными трубами предохраняют дома от пожара и закоптелости. С тех пор, как выстроены хлева, крестьяне перестали держать в избах скотину.
Соседи сперва шутили надо мною и говорили, что я хочу мужиков своих поселить в чертогах, теперь насмеявшись досыта, некоторые из них уже начали и в своих деревнях строить по-моему. Издержки мои не пропали, в последние годы оказалось, что число крестьян моих увеличилось вдвое’.
Прохаживаясь по селу вместе с полковником, я захотел побывать в крестьянском доме и увидать то, о чем слышал. Мы вошли оба. Дети окружили доброго своего барина, который приласкал их и с каждым особо разговаривал. Мать, стоя за ними, плакала от радости. Обозревши все в доме я нашел, что помещик сказывал сущую правду. Всего приятнее для меня было смотреть на малюток прекрасных, здоровых и проворных. Я спросил у матери: сколько умерло у тебя детей? — ни одного, отвечала она, благодаря Господа Бога и нашего батюшку барина. Вышедши из дому, мало-помалу завели мы речь о том, как должны помещики обходиться с своими крестьянами. ‘Наши дворяне были бы гораздо счастливее и богаче — сказал полковник — когда бы помнили, что крестьяне их точно такие люди, как и они сами’. — Сомневаюсь — отвечал я, — чтобы в наше время были еще такие помещики, которые не знали бы различия между крестьянами их и скотами. — ‘О мнениях людей — сказал полковник — судить должно по их поступкам: я никак не могу поверить, чтобы тот почитал своего крестьянина человеком, кто обходится с ним как с бессловесным животным. Если же я и ошибаюсь, если злые помещики знают, что крестьяне их такие же люди, то чем извинят они свою жестокость? Не мое дело входить в исследование, должно ли, можно ли и какими средствами можно обеспечить состояние поселян и оградить их безопасностью от своевольных притеснений. Помещик оттого не потерпит ни малейшего урона в своих выгодах. Простаковы и подобные им пускай себе вопиют, что у них отнимают право побить крестьянина, когда захочется: слава и благоденствие отечества не зависит от Простаковых. Попечительное наше правительство, как всякому известно, уже обратило внимание свое и на сию часть государственного устройства, и состояние свободных земледельцев есть первый и важнейший плод мудрых начинаний.
Злые помещики заставляют быть крестьян злыми. Угнетаемый крестьянин ненавидит господина своего, ибо почитает его орудием своего несчастья. При таком взаимном расположении какого можно ожидать усердия, какого доброхотства? Помещик, презирающий крестьянина, не печется о его благоденствии, крестьянин, ненавидящий помещика, работает ему принужденно. Вот источник многих беспорядков, опасных для целого государства, опасных говорю — ибо землепашество есть такая подпора, без которой все другие средства бесполезны. Не одно человеколюбие, но и собственная польза должны бы заставить нас хорошо обходиться с крестьянами.
Приехавши в село свое на хозяйство, я тотчас начал заботиться о способах сделать крестьян моих столь счастливыми, сколько возможно. Я не выписывал машин, не вводил английского земледелия, не расточал денег на затеи жадных мастеров чужестранных. Делая полезные перемены, я соображался с обычаями земляков своих, со свойством почвы и климата, с местными обстоятельствами. Бог благословил мои начинания, и соседи перестали надо мною смеяться, видя желаемые во всем успехи.
В обогащении крестьян должно знать меру. Излишнее богатство неприлично их состоянию, и помещик худо делает, ежели сам разоряется, желая доставить им ненужное изобилие. Но не должно разорять и крестьянина, когда он трудами своими наживет более, нежели сколько иметь ему нужно. Многие помещики наши, затвердивши ненавистное правило, что избыток портит крестьянина, извиняют оным свои поступки. Не спорно, что избыток иногда портит человека, однако это никому не дает права быть грабителем, а брать у крестьянина более надлежащего значит грабить. Чем более зажиточных крестьян, тем более чести помещику, который всегда имеет в руках способы предотвратить злоупотребление богатства.
Защитники излишней строгости говорят, что с крестьянами неудобно поступать ласково, будто бы потому, что грубые люди сии нечувствительны, что имеют врожденную ненависть к господину, и что при малейшем послаблении готовы сбросить ярем зависимости. Кто виноват, что крестьяне грубы, нечувствительны, упрямы, недоброхотны? Злые помещики. Природа наделяет душевными качествами, не разбирая состояний. Я знал господ с рабскими душами, знал и земледельцев, которым пристало бы титло сиятельства и превосходительства. Жестокие поступки делают людей грубыми, нечувствительными и упорными. Кто может любить своего мучителя! Пускай себя самих, а не крестьян обвиняют те, которые видят в них такие пороки. Мои мужики зажиточнее соседских, однако, смело скажу, любят меня, повинуются мне охотно, и умеют быть благодарными.
Что касается до первого упрека будто крестьяне грубы, надобно сперва остановиться над значением слова. Ежели принять, что грубость значит непросвещенный разум, тупую понятливость, неловкую наружность: то и этого обо всех крестьянах вообще сказать нельзя, а хотя бы и можно было, я все не вижу тут причины жестоко обходиться с ними: чем они виноваты, что природа отказала им в сих способностях, и когда природный недостаток вменяется в преступление?
Многие господчики, выросшие под развратным надзором иностранцев, и научившиеся говорить: Comment vous portezrous, pardonnez-moi, и еще несколько выражений, присягнули в душе своей словом и делом унижать род свой, смиряться перед всеми зарейнскими нелепостями, и чистосердечно поносить все русское. Они говорят, что с русским человеком без дубины обойтись никак не можно, и что русский мужик и ленив и глуп. К счастью крестьян, сии господа недолго бывают помещиками, через два или три года имение их обыкновенно достается в другие руки’.
Так, или почти так говорил почтенный мой хозяин. Все, что я видел и слышал, напечатлелось в душе моей, и останется на всю жизнь правилом, которым буду руководствоваться в случае надобности.
И. П-н.
——
Доброй помещик: [О помещике, полковнике Г** Воронеж. губ., улучшившем жизнь своих крестьян] / И.П-н // Вестн. Европы. —— 1807. —— Ч.35, N 20. —— С.281-289.