Дни, Зайцев Борис Константинович, Год: 1940

Время на прочтение: 6 минут(ы)
Борис Зайцев. Собрание сочинений. Т. 11
Письма. Статьи. Воспоминания современников
М., ‘Русская книга’, 2001

ДНИ

&lt,О ВАЛААМЕ&gt,

Знаменитый Валаамский
монастырь подвергся
неоднократным
бомбардировкам
советских летчиков.
Из газет

БЫЛОЕ

В 1611 году шведский отряд, отплыв, вероятно, из Сердоболя, пересекши часть Ладожского озера, высадился на Валааме. Очевидно, плыли мимо того же Никольского скита, которым и теперь любуешься с палубы подходящего к Валааму ‘Сергия’. Такой же зеркальный был пролив, такие же леса сосновые, граниты, мхи. Но шведы мало этим интересовались. Высаживались ведь здесь не ‘поклонники’.
Монахи, видимо, ожидали их. И свои меры приняли. На парусных ладьях вовремя вывезли что могли — древние иконы, кресты, ризы, колокола и монастырскую казну. Но не все уехали. Игумен Макарий и часть братии на острове остались. Остались и глубоко в землю закопанные мощи свв. Сергия и Германа, основателей монастыря (XIV век).
Мощи не так шведов прельщали. Драгоценности, ризы, золото — более. Этого-то как раз не оказалось. Можно думать, что у игумена Макария и других иноков требовали выдачи ‘сокровищ’. Весьма вероятно, что мучили. И во всяком случае (ничего не добившись) — убили. Макарий и оставшиеся ‘удостоились венцов мученических’.
Уехавшие также не предали своего Валаама. Перебрались в новгородские, псковские монастыри. Расставаться не хотели — были связаны таинственными узами монашеского братства: удалились в Старую Ладогу. Нельзя сказать, чтобы на радость. Шведы разорили и Ладогу, что можно пограбили, многих из них перебили. Монахи ушли в Тихвинскую Успенскую обитель. На Тихвинскую напали поляки. Тоже ушли не с пустыми руками. Но валаамцы были упорны и не без ловкости: часть достояния монастырского сохранили. Скитания же их продолжались. Новгородский митрополит Исидор назначил им ‘для жительства’ Антониев Дымский монастырь. Старцы ^дымские оказались негостеприимны — пришлось и оттуда уйти.
В 1618 г. их устроили, наконец, в запущенном Ладожском Васильевском монастыре. Он находился в полном упадке — жили в нем всего три сторожа (служки), ‘оберегая св. место от совершенного исчезновения из памяти людской’.
Несмотря на шведов и поляков, валаамцы сохранили кое-что из ‘казны’. Это позволило им обстроить убогую Васильевскую обитель и обосноваться там прочно.
И устроились, и связь с Валаамом не прервали. Вернее даже сказать: весь Валаам перенесли сюда, за исключением мощей свв. Сергия и Германа, оставшихся на острове. Годы шли. Монахи умирали, на их место в Васильевском монастыре новые появлялись, тоже старились и умирали, но все, и старые и молодые, считали себя инокам’ Валаамского монастыря. Васильевский — это только убежите. Знамя — Валаам. Вот в половине XVII в. известен в Васильевском монастыре строитель Евфимий. Он обитель обстраивал, боролся с каким-то юрьевским архимандритом Нифонтом, увезшим силою пять Валаамских колоколов из Васильевского монастыря. Но и вся братия и этот Евфимий не считали себя ‘васильевцами’. Они валаамцы. О Валааме только и думают, туда возвратиться жаждут. Время их косит, они же все веруют.
Сто лет просидели так, веруя и надеясь. Старшие передавали, уходя из жизни, надежду младшим. Младшие, становясь зрелыми — более молодым.
И дождались. В 1715 г. Петр I’ по каким-то соображениям, разумеется, не религиозным, решил вновь открыть Валаамский монастырь. (Чтобы досадить циедам, которых не так-то уж обожал?) Все это шло неторопливо, но шло: в 1717 году, в марте месяце ‘на одиннадцати лошадях’ была прислана на Валаам церковная утварь. Новая жизнь началась.
От прежних монастырских строений ничего не осталось. Но и от столетнего пребывания шведов тоже ничего. Строили монастырь заново, но валаамцы имели пред шведами одно преимущество, очень важное. Шведы разграбили, поубивали и просто себе поселились, как разбойники, ставшие обывателями. У валаамцев была ‘идея’. На острове их, глубоко зарытые, хранились мощи свв. Сергия и Германа. Валаам жил своей святыней. В нужный час был снова ею собран. И на двести лет стал одной из слав России.

ДЕВЯТНАДЦАТЫЙ ВЕК

Эпоха Александра I — расцвет Валаама. Игумен Назарий (конец XVIII в.), выученик Сарова, необычайно поднял и укрепил Валаам: считается его духовным создателем в новое время. При игум. Иннокентии, в 1819 г., Александр смиренно побывал на Валааме, поклонился схимонаху Николаю в его убогой келейке, съел его пустынническую репку. Победив Наполеона, поцеловал на прощанье руку нищего старичка. Позже приезжал туда Александр II, посещали монастырь великие князья, министры, сановники. Это из сильных мира. Но шла и простая Русь — купцы, мещане, крестьяне: Валаам очень прославился высотою, чистотою и строгостью жизни. Трудами, подвигом создан, подвижнический и дух имел.
Вторая половина века наполнена на Валааме неутомимой, могучей фигурой игумена Дамаскина: иногда паломнику кажется, что все вообще здесь сделано Дамаскиным. ‘Кто строил эту церковь?’—‘Игумен Дамаскин’. Этот скит — тоже Дамаскин. Дорогу — Дамаскин. Он и мосты чинил, и фермы создавал, сады, нивы — все Дамаскин — сын тверского крестьянина, сорок лет на Валааме трудившийся в сане игумена, ‘а всего жития его на Валааме 62 года’ (умер 86-ти лет). Крепкими, суровыми чертами, обликом стихийной силы в небольших глазах, крупном носе, мощной бороде глядит он с портрета художника Иордана. Это как бы афонский Афанасий Великий на Валааме, строитель и деятель — посох его должен быть железным.

ТЕПЕРЬ

Отойдя после революции к Финляндии, Валаам вполне сохранился таким, каким создали его Назарий и Дамаскин. Тем, кому довелось побывать на нем, знают, как неистребимо вселяется он в сердце — наш северный Афон, но еще более родной, ибо более русский и по природе, складу жизни, и по обитателям.
Летом 1935 года в скитах Валаама, его храмах, на проливах острова, на глади Ладоги, на пустынных лесных дорогах, полных невыразимой красоты и поэзии, пред маленькими часовнями, разбросанными в глуши, пред соснами, скалами, водами святых мест казалось: Боже, что за мир, тишина, прелесть! Смиренная уединенная жизнь, возвышенные души. Господь как бы рядом… Вот весь мир задыхается в борьбе, крови, насилии, а здесь благоухание сосен, белка, стрекнувшая по дереву, зайчик, златистое предзакатное облако, далекий гул колокола: тысячепудовый колокол Преображенского собора!
Так оно, разумеется, и было. Именно — было.
Александр Благословенный, мистик Назарий, строитель Дамаскин — один век. Но страдания Валаама при шведах — это другое. Стрелка Истории вдруг повернулась, на наших глазах, на три века назад. Да, тогда было Смутное время. И шведы и поляки воспользовались им, чтобы громить Россию, ее Троице-Сергиевскую Лавру, Валаам и пр. Смутное время и сейчас. Над Валаамом, позже чем над остальной Россией, пронесся тот же дух разрушения: но пронесся!
Нынче не шведы и не поляки губят монастырь, а русские. Целую неделю летали над островом, как только погода позволяла, советские бомбовозы и громили что можно: храмы, скиты, келий. Несколько монахов погибло уже под развалинами зданий, другие убиты бомбами. Вероятно, и пулеметы действовали удачно.
Еще этим летом через друзей дошли с Валаама вести, что монастырь собирается ‘спрятать своих старичков’ — или даже ‘спрятал’. Вероятно, это касалось особенно древних и слабых иноков (их на Валааме достаточно). Куда их укрыли? И укрыли ли — неизвестно. Не знаем и того, не отправлены ли в верные места на материке и другие, с ценными священными предметами: ведь советская граница (по Ладожскому озеру) от Валаама в 15—20 верстах. Соблазн пограбить при удачном случае велик.
Сейчас известно другое: с началом войны и бомбардировок ведущая часть иночества решила остаться. Бомбы бомбами, а богослужение идет, жизнь протекает монастырским размеренным вековым ходом. По газетным сведениям Спасо-Преображенский собор {Главный храм монастыря. (Примеч. Б. К. Зайцева.).} разрушен. Он вмещал тысячу человек. Колокольня его белела за двадцать верст с Ладоги. Цель для воздушных разбойников привлекательная, тем более, что собор окружен четырехугольником старинных, основательных, с высоты видных как на плане зданий.
Точных размеров разрушений мы пока не знаем. Но какой бы храм ни был уничтожен, монахи будут по-прежнему ходить — в другую церковь или в сарай, где будет антиминс — в три часа ночи к утрене, в пять к ранней обедне, а потом к поздней. Дисциплина, спокойствие — основные черты монашеские. Чувство традиции, величие и вечность истины христианской еще более укрепляют все это. Радостно думать, что те ‘отцы’, которых приходилось видеть и в церкви, и в скитах, и в лесах, и на монастырских суденышках, показывают теперь пример мужественной, героически-спокойной защиты своего мира. Пусть нас взрывают и расстреливают, мы разделяем судьбу корабля нашего, плывущего в вечность. Не со вчерашнего дня мы научены этому. Три века назад игумен Макарий и сотоварищи его погибли ‘от шведов’ рядом с мощами свв. Сергия и Германа.
Что же, пусть в век ‘культуры’ и ‘социального прогресса’ игумен Харитон сложит голову свою от советской пули. Игумен Валаамского монастыря не может поклониться хаму. Валаамский монастырь легко можно обратить в развалины, стариков-монахов, безоружных и невоинственных, очень легко перебить и замучить, нельзя только угасить тот дух, которому они служат. Да и судьба самой обители неизвестна. Если есть преданность и любовь, то и в карельских лесах можно сохранить унесенное из разоряемого дома. Уходили от шведов, может быть, уйдут и от ‘русских’. Ведь и сама Россия пронизана тайным бродячим священством, нищими служителями нищей религии. Первохристианство возвращается. Сейчас время не пышных соборов и архиерейских карет, а катакомбных подвижников, бесстрашных, безвестных и бессребренных. Современные варвары очищают и укрепляют религию — их трагедия в том, что они (косвенно) служат делу своих противников.
Для ‘противников’ же широко открыт путь мученичества: некая часть человечества будто на него призывается.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Незачем говорить, с каким чувством вспоминаешь сейчас Валаам. ‘Убито несколько монахов’ — но для того, кто на Валааме бывает и с обитателями его знаком, это ведь значит: разорван ли в клочья смиренный схимонах Николай на берегу зеркального озерца в Коневском скиту или напоминающий обликом своим Сократа библиотекарь о. Иувиан? Задавлен ли тысячепудовым колоколом, грохнувшим с колокольни, иеромонах Тарасий? Или о. Лука, ‘хозяин’ монастырской гостиницы: погиб ли в своей келий, рядом с комнатой, где четыре года назад провели мы девять лучезарных дней, или он жив?
Не знаем, кто именно на Валааме из земной жизни уже ушел. Верим, что ушли ‘в духе’ Валаама — в достоинстве и спокойном мужестве. Думаем, что для многих оставшихся в живых возможен долгий мученический путь тюрем, концентрационных лагерей или более краткий — пули в затылок. Если возьмут верх красные, то по разграблении острова сам монастырь обратится в концентрационный лагерь. Как в родственные ему Соловки, будут туда гнать вереницы мучимых.
Но исход борьбы еще неизвестен. Одно можно сказать: валаамские старцы являются заступниками за всех нас, русских, и за Россию. Россию, находящуюся сейчас в стихии демонической, позорящую теперь весь мир. Она на скамье подсудимых. Мученичество русского Валаама указывает, что, кроме России Сталина, есть и Святая Русь.
Какое счастье, что друзья наши — среди мучеников, а враги — палачи.

КОММЕНТАРИИ

Газ. ‘Возрождение’. Париж. 1940. 9 февраля. No 4222.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека