Дневник писателя за 1877 год. Сентябрь-декабрь. 1880. Август, Достоевский Федор Михайлович, Год: 1880

Дневник писателя
Время на прочтение: 107 минут(ы)
Скачать в PDF
Ф. М. Достоевский. Полное собрание сочинений в тридцати томах
Том двадцать шестой. Дневник писателя за 1877 год. Сентябрь—декабрь. 1880. Август
Л., ‘Наука’, 1984
<Программа ежемесячного журнала на 1878 год>
Рукописные редакции
Подготовительные материалы
Дневник писателя за 1877 год
Дневник писателя на 1880 год
Варианты
Примечания
Список условных сокращений

ПРИЛОЖЕНИЕ

<ПРОГРАММА ЕЖЕМЕСЯЧНОГО ЖУРНАЛА НА 1878 ГОД>

Программа журнала ежемесячного, книжки от 7 до … {Текст поврежден.} печатных листов, по 7 руб. в год. Отделы:
1) Роман, повесть, стихи.
2) Хроника событий (с вырезками из газет об характ<ерных> случаях нравственности, подвигов, ума, безобразий, успехов промышленных, характ<ерных> черт в судах — железные дороги, о жидах, о поляках в России, о семинаристах и проч. Вс с нравоучением.
3) Дневник писателя.
4) Дневник Порецкого, или отметки его какие-либо.
5) Критическая статья (хотя бы о Грибоедове, то есть не вс о текущем).
6) Малая критика, указания на заметнейшие вышедшие (текущие книги) и проч.
7) Курьезы из газет и журналов, хроника мнений и проч. промахов, смешного и хорошего,
NB. Вместо Дневника Порецкого может быть иногда театр и искусство о крупнейших явлениях, н<а>пр<имер> о Росси или о Верещагине.

РУКОПИСНЫЕ РЕДАКЦИИ

ПОДГОТОВИТЕЛЬНЫЕ МАТЕРИАЛЫ

ДНЕВНИК ПИСАТЕЛЯ ЗА 1877 ГОД

<Сентябрь, гл. 1>

<1>

Но комического вида своего республиканцы не признают. Напротив, теперь именно ободрились.
Мак-Магон в мае месяце разогнал их {их повторено дважды.} с места. Закрыл палату.
Они, угнетенные, в ореоле. Ждут законности.
Вот почему, может быть, он один только во всей Европе и не чувствует, что он в опале.
Но, во всяком случае, Наполеон ли, Мак-Магон ли, а тут клерикалы.
Об легионах я писал еще летом. {Над строкой заметка: понедельник, еврей, лнт<ературное?>, стр<аница>}
Мак-Магон, {Над строкой: стра<нный?> характ<ер?>} до сих пор загадка, для кого он работает.
Наши тоже убеждены в торжестве законности. Увы, я не убежден относительно Франции.
Но не такие они люди, чтоб понимать и ожидать этого. {Вместо: Но не такие они ~ этого. — было: Но где им понимать вс это.} Не по скудости способностей, а потому, что эти добрые люди уж слишком люди своей партии, слишком уж они тянули одну и ту же канитель, страдали долго за свое дело, и слишком долго просидели в одном углу. Они долго страдали за республику, а потому и хотели возмездия. К удивлению и у них <незакончено> Но если б и выбрали, то Мак-М<агона>, без церемонии. За кого легионы?
Напротив, они теперь именно ободрились и чувствуют себя в ореоле.
Об легионах я писал гораздо раньше, и в июле вс так и случилось.
Если б не было легионов, то —
Если победили консерв<аторы> респу<бликанцев>, то уловки
С тех пор как я написал, произошло чрезвычайно много фактов, обозначающих ясно, что вс это соединено с избранием нового папы и проч. {Рядом помета: Здесь — и цифра: 1)}
Ждут, вся Франция вдруг запоет Марсельезу и закричит on assassine nos fr&egrave,res. {убивают братии наших (франц.). Перевод Ф. М. Достоевского. Ср. с. 8.} Законность — но ружья — земледельцы. Устала Франция, а главный вопрос за кого легионы?
Да, но вс<-таки> {Перед: Да, но вс<-таки> — цифра: II.} у народа нет шаспо.
Теперь и бунтовать нельзя и баррикады нельзя устроить.
Близится <нрзб.> к Восточному вопросу. Превосходно замечание ‘Московских> в<едомостей>‘ о сочувствии католиков к туркам и даже к магометанству, и даже чуть не самого папы.
Даже в Англии нет столь яростных ненавистников России в настоящую минуту, как настоящие клерикалы.
Подлинно Восточный вопрос в своей широте: католичество объявляет войну православию и хочет вести и человечество мечом.
Final.
Вс в вопросе: правда ли, что существует заговор католичества, и правда ли, что они ждут эскамотировать Францию в свою пользу? Если хотите — вопрос может повернуться и так: вс {вопрос ~ вс вписано.} в выборах Франции зависит от ближайших предстоящих событий во Франции.
Final. Есть ли заговор? В таком ли размере страшен он и велик, как мне кажется.
Наконец, сроки: хотя вс это непременно произойдет, но формы не предсказываю, ибо неизвестны сроки.
Новая собравшаяся и положенная буржуазная палата долго ли проживет с Мак-Магоном? По-моему, весьма недолго, миг. Как по мнению других?
То-то и есть, что не договаривают последнего слова. Вот что произошло в эти два месяца и вот почему я вс еще остаюсь при прежних мыслях.
Князю Бисмарку ясно, что при падении во Франции республиканцев, при иных его протеже, прежних отношений Германии к Франции не может уже быть.
Я уже писал об этом.
О значе<нии> папы и проч.
Но не обратили внимания.
Потом события.
Ненависть папы к России, как к союзнице Бисмарка.
Война может и до смерти папы. {Фраза: Война ~ папы. — вписана рядом с текстом: О значе<нии> папы ~ Бисмарка.}
Процветает борьба католичества с восточным христианством.
Ускорятся шансы войны: Англия ищет коалиций, католичество ищет войны, Австрия — элементы (Венгрия), и, наконец, заносчивость немцев.
Вот почему я и говорю, что беда, если выбор<ы> папы совпадут. {Фраза: Вот почему ~ совпадут. — вписана рядом с текстом: Ускорятся шансы ~ немцев.}
В ‘Московских> ведомостях’ описание.
Но там не тот конец. {Далее начато: В случае}
Наконец-то я прочел. {Фраза: Наконец-то я прочел. — вписана рядом с текстом: В ‘Москов<ских> ~ не тот конец.}
Может быть, еще лучше для России, и война еще скорее кончится.
И с Австрией не делиться, и мир. Поплатиться Францией, {Далее было начато: но за} но в ней воцарится республика уже навеки, разумеется, если немцы оставят ей политическую самостоятельность, а не обратят ее на некоторое время {на некоторое время вписано.} в какой-нибудь немецкий протекторат.
Сущность дела, стало быть, в католичестве, а ближайший случай — выборы во Франции и вероятное падение республики или по крайней мере республиканцев и их правительства (4TOj в сущности, одно, что и падение республики). При новом правительстве прежние отношения не могут и т. д.
Заговор немцев. Они еще в 75 году ревновали к обновлению Франции и хотели войны — это известно.
Ключ католичества сделать Францию революционную и атеистическую рабом и союзником для истребления Бисмарка, для разрушения врага, для возбуждения католических элементов во всей Европе и особенно в Германии, с целью ослабления союзной Германской империи, а стало быть, и ослабления врага. Итак, тоже протеже. Союзник Бисмарка.
Но прежнему папе оставил ореол монарха поновей. (Светская власть?)
1. Клерикальные войны.
2. Заносчивость немцев.
3. Англия ищет союзников.
4. Умри папа — католики сделают вс, чтоб разжечь, но и до смерти папы —
5. Россия занята.
6. Нежность Бисмарка к нам. Зальцбургское свидание.
2. А если так, то католичество
3. А если так, то Россия — союзник Бисмарка.
Князь Бисмарк понимает, что католичество есть, кроме того, вечный враг протестантской Германии, но и элемент, мешающий ее объединению, т<о> е<сть> завершению здания, которое всю жизнь сооружал князь Бисмарк. {Рядом с текстом: Князь Бисмарк понимает ~ сооружал князь Бисмарк. — помета: Здесь — и цифра: 2)}
А потому парализация католичества в лице будущего папы есть существенная задача и главнейшая теперь забота князя Бисмарка.
ГЛАВНЕЙШЕЕ.
И беда, если минута торжества нового переворота во Франции действительно совпадет с смертью папы и затруднит избрание, в котором, конечно, примет участие Бисмарк.
Деспотизм немцев.
Отказаться от предоминирования над Францией.
Вс это близко, ‘при дверях’.
Но беда еще в том, что, может быть, войну начнут сами немцы.
Нов<ый> переворот во Франции естественно будет Германии подозрите<лен>. Мак-Ма<гон> ни при чем — это уже не республиканец.
Высокомерие> немцев.
Главное направление будут клерикалы. Это может и раньше смерти папы, победа, если после смерти увеличатся шансы разлада, ибо Бисмарк захлопочет о конклаве.
Тогда клерикалы направят Францию в войну наверно и составят коалицию’
Австрия решила — никаких перемен не произойдет в Турции без Австрии, положительно выгодно.
Папа радуется русским неуспехам, главное потому, что Россия, главная и естественная союзница Германии, парализована неуспехом войны своей с Турцией и затянута в нее. {Рядом с текстом: Папа радуется ~ затявута в нее. — помета: Здесь.}
Об этом обо всем я уже писал, а между тем есть внешние события.
Я писал, но не считал, а между тем события в Москве, видимо —
Но оптимизм —
Есть события —

<2>

благороднейших сторон человеческого духа без гения.
Успеют ли поссориться?
Ждут (католики) событий и смотрят на Европу, на союзников врага. А кто союзник — Россия. {Перед текстом: Ждут ~ Россия. — помета: Здесь. 26.}
Вс это превосходно, и, однако, вс еще это не то, не настоящее объясняющее слово. Делаете некоторое заключение, что <нрзб.> и что множество. Так ли это? Не предстоит ли в самом ближайшем будущем огромный поворот к всеевропейским событиям?
Здесь и воинствующий католицизм, и значение католицизма в глазах Бисмарка, и влияние на Францию. Но вс не то. Да и не понятно, что за держава такая, католицизм, и из-за чего он ведет войну. И почему против нас.
Сказано.
Здесь схвачен великим поэтом и сердцеведцем. {На полях помета: 5 печатных страниц остается.}
Близится избрание нового папы, и в Риме понимают, что Бисмарк.
Итак, меч против Бисмарка как можно скорее.
Но кто союзник Бисмарка. Россия.
Восточный вопрос. Минута. Превосходно. И так как никто не может защитить, кроме Франции, то действовать скорее на Францию.
Все признают клерикальное влияние, но всем кажется легкомысленно, что это так себе, пустяки. Что хоть католики и работают, но не главнейшее, что это пока не важно и что где им произвести что-нибудь.
Но это не пустяки, ибо никогда не могло быть столько шансов на объявление войны, как теперь. Это католики отлично разглядели. Восточный вопрос надоумил их и развязал им руки.
Надо было только сделать 1-й шаг, заставить маршала сделать главнейшую глупость, и затем вс пойдет как по маслу. Посмотрите, сколько теперь шансов неминуемости войны.
Только бы не республика.
Во-1-х, кто бы ни одолел, но Франция уже не может быть в прежней опеке.
Самый Берлин подозрительность.
Но постараются подливать масло и ультрамонтаны.
Зальцбургское свидание.
Не одна Россия.
Но поездка Министр Криспи.
Придумали заем для питающейся кровью <Турции>, для России же придумали настоящий бунт нигилистов.
Вс так же состоит в исполнении ими их высокого долга службы отечеству сознательно ему на пагубу, и вс так же, как и прежде, совершенно неотразимо, составляет такой же просак и досталось <не закончено>
Бой окончится в пользу Востока и России. Даже и лучше будет, если так расширится дело. О, кровь —
Переменят, мол, меры, а главное, вс это совершится с быстротою.
Разница, что там легкомыслие мелко.
Одним словом, что сегодня непременно, как вчера. Но новая революция, кто ее, предчув<ствовал>. Но во-первых, Напол<еон> I.
Кто мог его предсказать, если судить, что нынче как вчера.

<3>

Если Австрия с Францией, то может выиграть огромное политическое в Европе и Германии значение, возвратив утраченное при Садовой, усилясь всем утраченным Германией и силою удесятеренного католического влияния, а если с Германией — то в Турции. Где же ей лучше будет? Вот весь вопрос.
То-то и есть, что, может быть, на свидании европейских владык и министров их гарантировала уже Австрия.
Огромная доля в нем Турции, если только у нас будут условия.
Без нас же, может, и не будет войны.
Ей отмстят католическими порывами.
Если произойдет переворот, то одно слово Ав<стрии>. {Перед текстом: Если произойдет ~ Ав<стрпи>. — начато: То коалиция} Одно слово Австрии перв<ым?> держав<ам?>, ибо согласись Австрия, то болеег чем вероятно.
Не согласись она — католическое движение, Венгрия.
Католическое разжигание страстей.
Избрание папы, Франция, котор<ая> противуре<чит>. Бисмарк не снесет противуречий.
В самом деле: если только завяжется что-нибудь у Германии с Францией, если клерикалы натолкнут на войну, то непременно сложатся две коалиции, и Европа разом разложится на две части.
Если князь Бисмарк к тому же сам захочет войны — ибо уступив Франции раз, значит потерять навеки над ней опеку и всю жизнь потом бояться за приобретение провинций и за утрату европейского первенства, а пожалуй, что и за объединение Германии.
Если вс это случится, даже чуть-чуть завяжется, то несомненно Европа на {Край листа оборван.}
В Австрии, однако, волнения.
И нейтралитет Австрии. Воевать за Германию она, конечно, не будет и останется нейтральною.
Если и победит, то не добьет двух наций окончательно.
Итак, ключ. Ибо при всяком новом правительстве во Франции война Франции с Германией не только возможна, но почти неизбежна, и даже в том случае, если б новые правители Франции и сами пожелали бы не начинать воину, а сохранить мир.
Но уж судьба к тому приводит.
И уж разумнейшие клерикалы не упустили случая разжечь в католической и христианнейшей земле этой всевозможные волнения под всевозможными до неузнаваемости предлогами, видами и формами.
Может быть, ей много обещано на Востоке, во внутренних <делах?>, на свидании двух канцлеров. О, может быть, об этом не пропустили, так сказать, намекнуть.
Фантастическое мечтание, но допустим его.
Не в интересах Австрии не разрешить. Фраза обширна, но предположим фантастическое.
Что клерикальная {Незачеркнутый вариант: католическая} работа идет несомненно и в Австрии, в этом нет сомнения, клерикалы знают {Незачеркнутый вариант: ценят} ее теперешнее значение и поэтому заблаговременно (рядом с Франциею) работают и в ней.
И об этом, кто знает, может быть, и заводят уже речь.
Но ведь, кто знает, может быть, даже австрийское правительство, хотя и делает, конечно, вид, что очень сердится на это волнение, но, в сущности, не очень сердится, понимая, что вс это может пригодиться вперед на всякий случай и на близкий всякий случай.
Австрийское правительство, очевидно, не решилось еще ни на что окончательно, а разве только условно, что в случае нейтралитета,} что можно будет получить русские деньги.

<Сентябрь, гл. I, V>

А между тем я каждый день читаю. Теперь новые факты.
Когда напечатаны {В рукописи ошибочно: напечатают} еще будут, все подтвердят, что я сказал в май-июне, когда не обратили вним<ания>.
И потому спрашиваю: согласны ли хоть теперь на мои исступл<енные> прорицания. Как я слышал, отзывов еще нет.
Согласны ли на католиче<ское> зло, на неминуем<ость> войны.
Но гений Бисмарка.
Православие и католицизм с магометан<ством>.
Австрию сломит судьба.
Восторжествуй, Германия опять, и Россия. Может быть, и нужно еще напряжение, и Россия сразу возьмет место.
Читаю — вещь устарелая. Но осмел<ьтесь?> вообразить, что я писал об этом 2 меся<ца>, тогда, когда никто не писал. Что ж я писал, резюмирую.
1) Заговор. Но клерикалы могли уже 2 недели назад полететь. Бисмарк. Теперь же объявл<ение>.
Францию в войну.
Смеялись: где сила. Но силы не много надо. Хитрость. Надо было только поставить Францию в глупое положение.
Теперь всего через 4 дня выборы.
Согласны ли. В пр<у>сское движение клерикальное.
Теперь же предсказываю неминуемость войны — выборы как бы ни вышли, православие и католичество. Провидение может быть и лучше для России.
А теперь сделаю маленький экстракт из всех этих рассуждений.
1) неминуемо.
2) близко.
Существует клерикальный заговор с целью ввергнуть Францию в неотложную и по возможности немедленную войну с Германией для того, чтоб в лице Германии сокрушить врага и, воцаря во Франции, получить светск<ую> власть. {Текст: для того, чтоб ~ светск<ую> власть. — вписан позднее.}
Сохранить республику во Франции невозможно.
С падением республики война неминуема, но, между прочим, уже потому только, что в ней будет другое правительство. Скажут: ‘Где силы у клерикалов?’ — но они уже сделали главное — воцарил правитель, так что нужно еще немножко, тут еще покури<м?> не силою, а хитростью. Попридавить на события.
Вс это близко, гораздо ближе, чем думаю<т>.
Забыли внешние события.
Не может быть, чтоб Австрия в настоящую минуту об этом самом не думала. Все, стало быть, ждут.
Непредвиде<нное> собы<тие> в области движения клерикализма, хотя не совсем непредвиденное.

<Сентябрь, гл. II, II, III>

Мы практически научимся недостаткам нашим не в одном лишь военном деле.
Явятся {Вариант: Придут} люди с новою мыслью и новою силою.
Нас поразил, например, один факт, на который мало кто обратил внимание: стойкость и непомерности доблесть рядом с крайним самоотвержением русского воина.
— Молодежи народная своеобразность, а не конституция.
— И корней с народом, народная война. Пусть.
Пугать биржевыми кризисами нелепо. Падение рубля.
Если б мы не пошли, было бы хуже. Не помогли бы мученикам, а остались, наживая прибыль. Сами себя презирали бы, самим-бы было невыгодно. Воровство, но вс же еще остается сила, которой все боятся. {Над строкой начато: У нас надо так.}
Нации живут великим чувством и великою вс освещающей и снаружи и внутри мыслью, а не одною лишь биржевой спекуляцией и ценою рубля.
Доказательство — слова немца. Стало быть, в Германии вот они возможны. А скажи их прежде немца кто-нибудь из нас, то осмеяли бы и ославили, и сатира тотчас же представила их в нелепом виде.
Но и не в одном духовном, а и в политическом отношении. Слова политики. Восточный вопрос. Но Восточный вопрос не выдумали славянофилы. Он родился раньше вас, раньше нас, раньше русской империи, раньше Петра Великого, родился он при первом сплочении великорусского племени в сильное государство, он родился вместе с Москвой, и есть великая идея, оставленная Москвой, которую вынес из Москвы Петр {которую вынес из Москвы вписано.}, в высшей степени понимавший ее органическую связь с русским назначением {Вариант: организмом} и с русской душой.
— Оставить славянскую идею и восточную церковь все равно, что сломать всю старую Россию и поставить на ее место новую и уже совсем не Россию. Это будет равносильно революции. Отвергать назначение могут только прогрессивные вышвырки русского общества. Но они обречены на застой и на смерть, несмотря на всю, по-видимому, энергию их и тоску сердца их. (Я не про маклаков биржевых говорю, какая у тех тоска сердца.) Я говорю про испорченных людей интеллигентного класса, испорченных перемещеньем идеала — не тот идеал признают, а ошибочный. Социально-демократический, европейский. Я социалист, но переменил идеал с эшафота. Великая идея Христа, выше нет. Встретимся с Европой на Христе (см. ссылку). Вы смеетесь, вы требуете разъяснений, фактов. Да ведь мало книги, чтоб разъяснить это, подождите, разъясним, только не вам. Мы ждем новых людей. Они идут. Они придут. {Текст: Вы смеетесь ~ придут. — вписан на полях.} Нет глупца, от которого нельзя бы было чему-нибудь научиться. Дураков не садят и не сеют, а они сами родятся,
Начисто новое.
Женщина.
1) Доказавшая нам, что она может у нас значить и что она может у нас сделать. Ведь уже этот один факт стоит мгновенной разницы цены рубля. Значит, вы поддерживали права женщины не серьезно, потому что передумали. Она выиграет теперь то, что и не мечталось бы ей, если б не этот случай, но об женщине и о близком уже будущем ее у нас в России я поговорю в будущем No.
Она нужнее России, чем биржевая игра, она обновит Россию. {выиграет теперь ~ обновит Россию, вписано.} В России столько надо сделать, что самый пламенный к ее счастию человек отвернется, убитый огромностью задачи и видимой невозможностью выполнения. Но невозможность лишь видимая. А для этого нужно изменять не верхушки, а основания.
Не стыдите нас, равняясь с иностранцами в познании России. Бунт на Выборгской. Dbats. {Споры, прения (франц.).} Ведь немного еще, и вы, пожалуй, этому будете верить. {Вместо: этому ~ верить. — было: возможно будете верить.}
Забыв при этом, что фанатизм есть мертвечина, о чем и сами они проповедовали, а не жизненная сила. Обвиняют штаб, Игнатьева.
Любители турок. Слова англичанина в ‘Москов<ских> ведомостях’. Кроме самообороны ни до чего {Было: никуда} не дойдем.
Самоотверженнице.
Правда, случилось нечто обратное. Не люди оборачив<аются> в слизняков.
Слизняки. Не слизняков обратил.
— Посмотрите на народ, он спокоен и уверенно ждет.
— Народ ничего не понимает.
Европа придумала мечту. Турция. Глав<ное>, ей надо было унивить Россию.
Женщина — нелепая мечта, панталоны. Придумывают фантастические объяснения.
У нас тоже любят выдумывать слизняк<ов>. Зачем не описал. Впрочем, у нас и не дураки говорят: ‘Дал нам бог славянофилов’.
У нас боятся и разбития, боятся и побед. {Рядом с текстом: У нас тоже ~ побед. — пометы: Здесь. 2 октября.}
И затем о новых людях.
Они будут скромны.
Вспомним пословицу, что дураков не садят… Но вспомним тоже, что нет такого дурака.
Я говорю не про тех.
Мы с удивлением: откуда взялось вс это.
Иностранные корреспонденты гов<орили>, что некоторые офицеры для карьеры, может быть, но я говорю добродетели боятся. Воровство.
В самом деле: почему добродетель так страшна?
Заменить бы ее какими-нибудь аксиомами экономическими и затем всем бы и воровать на здоровье. Но теперь все еще с добродетелью в кармане, а тогда уже без добродетельных верований. Я нахожу, что первое все-таки лучше.
И когда мы все здесь думали о цинизме, они там явили зрелище самого наивысшего чувства, такого самоотвержения, такой доблести. {И когда ~ доблести, вписано.}
И вот они там умирали за Россию. Россия показала, сколько геройства в ней, самой наивной жажды чести, славы, любви к ней, безусловной любви, тогда как биржевики и жиды их воровали и воровали, а либералы сваливали вс на свойства русского народа и духа и поддразнивали.
Они докажут, например, собою, что не от свойст<в> дух<а> русск<ого> происходит и что, быть может, они не могут не вселить уверенности, там, где {Далее было: допускает русский народ} чуть-чуть открыт доступ русскому человеку, там не может не быть хорошего.
Не побоятся авторитет<ов>.
Самоуваж<ение>.
К этим-то новым людям примкнет много живых сил, русской молодежи, потому что они будут иметь обаяние.
Немец. Явится другой человек. {К этим-то ~ человек, вписано.}
Они же обнаруживались и до войны в последнее время, но мы их не замечали и вдруг —
Эти люди воротясь, а пуще всего которые примкнут <к н>им. {Эти люди ~ <к н>им. вписано.}
Явятся люди, которые не побоятся самоуважения, но и не побоятся не плыть за старым, хаос мысли, 20 000 женщин.
Не побоятся против авторитетов. {Явятся ~ авторитетов, записи в обратном направлении листа.}

<Ноябрь, гл. III>

вместе и тем самым раздавить их надеется легче зараз
Католичество, потеряв королей в Европе, власть и силу
Делить с Россией нечего, ей Восток, {Далее было начато: Бисмарку Евр<опу>} Берлин занят Европой.
Одно — нельзя теперь отдать Турции, но теперь-то и лучше всего.
Может быть еще позже {Было: раньше} окончания Тур<ецкой> войны. Может быть, коалиция образуется и в Турецкую войну.
У Германии в объекте Цислейтания и Франция. Но во всяком случае нужна Россия. <нрзб.> нужды Германии в нас сильны, и мы судим, какой момент благоприятнее для занятия Константинополя.
Дружбу Германии надо считать гораздо крепче, чем мы думаем. Серьезные герман<ские> газеты говорят о занятии нами Константинополя, но так, как об чем-то существенно возможном.
Замириться или, пожалуй, как-нибудь даже из деликатности перед Европой.
Социализм во Франции,
Про это окончание войны все толкуют и особенно об условиях мира, и у нас и в Европе.
Инстинкт пчел.
Католичество надеется на владычество и мутит воду.
В свои абсолютные и инквизиционные мысли.
Ловить минуту, пока эта идея держится у Бисмарка и у великого императора Германии. Идея, которой несомненно предстоит осуществиться, может на время отдалиться, а потому надо ловить минуту, теперешнюю минуту, не считать усилий на достижение цели.
Вот это-то я и предчувствую. Назовите картиной фантастической.
А кажется, мы Германии нужны, нужны не на теперешнее лишь время, а надолго, на вечность, на решение судеб Европы.
Делить нам нечего. Очевидно, предрешить, что оба мира — Германский и Восточный — могут жить независимо, не вредя ДРУГ другу.
Мелких окраин для нас не существует, а потому никогда, может быть, не было <нрзб.> Константинополя. Вс обозначится к весне, вс покажут 2—3 года. Расчет провинций. Все же планы могут кончиться в текущие 2—3 года.
Высшее счастье (выше счастья нет, как увериться в милосердии людей и в любви их друг к другу).

<Декабрь, гл. I>

<1>

Оканчивая ‘Дневник’, я {Было: мне} непременно положил сказать еще раз о Корниловой. Я бы должен был ответить собственно для Корниловой (в последний месяц в году). {Я бы должен ~ в году), вписано.}
Этому делу я способствовал.
Сам сомневался, что защищал. Посовет<овался>
После срока 8 с лишком месяцев. {Вместо: 8 ~ месяцев. — было: 9 ме<сяцев>}
Чтоб и в публике, и в присяжных, и в обществе.
Была лишь одна статья ‘Сев<ерного> вест<ника>‘.
Написана недостойно, я не отвечал 9 месяцев и не для статьи теперь начинаю, а для вышеизложенных причин. Но статья также дает повод. {Вместо: также дает повод — было: же дает лишь повод} Тут именно выставлены самые злобные соображения. Автор заступается за детей и требует казни’
Вероятно ли, что он не проследил за процессом?
Конечно, его бы не послушались, и дело решено. Но он восстает на решение, требует казни и вот все-таки в таком деле, где влияние на общественную> совесть и требование ссылки в Сибирь такая небрежность к делу, мало того, искажение дела, умышленное, ради убедительности>.

(Но вот эта статья.)

Откуда взял автор, что мачеха била год? Тут совсем не было битья. Тут два хороших человека не могли ужиться. За последние дни да — она прибила, но это ведь раз, и именно во дни ссоры, что скверно, но это не битье же год. Коридорная сплетня — знает ли он это? Автор говорит, что вс логически разумно, послушайте же, кофе пила, обула — для чего бы? Ясно, что за минуту не было намерения, ну, положим, вы не поверите этому, хотя даже прокурор — отказался от преднамеренности и вслух заявил это (выброска в окно). Если преднамеренно делают, то делают логично. Для чего не посмотрела, естественно ли это? (Она говорит, что вс помнит и знает, что захотела вдруг это сделать, но как и почему, вс это не знает.) Для чего ей идти в часть? Ведь если б для того только, чтоб мужу досадить, то и этого довольно. Но вы скажете: ей не хотелось оправдываться, ей хотелось быть сосланной, покончить с своим браком, ну, а если так, то согласитесь, что нельзя тут быть в нормальном состоянии и захотеть логичности и разумности. Была в полной памяти, а действовала, как сумасшедшая (5 доктор<ов>, например, возможность заявили). Положительно — да кто же заявляет положительно? Дюков. Ведь нужно быть самому в аффекте, чтоб говорить это. Но за детей, сослать ребенка. А если вы ошибаетесь, особенно ввиду таких несообразных фактов. Вот почему я и ждал. Семя. Пришли ко мне. И по тону статьи, что я повлиять на него не могу, но читатель. {Но за детей ~ читатель, вписано.}
Кстати, вы пишете, что я ездил к одной даме (весь фельетон в смешливейшем виде)’ ведь вы знаете, что это не дама, именно, как я выразился, недостойна. И вот они теперь живут. Я был, что же лучше ли бы, если б суд. {именно ~ если б суд. вписано.} Слишком впечатлителен. ‘Бесы’ — болезненное проявление воли. Послушайте, ведь это довольно недурно, а вот вы с ясным, за детей. Вот что я стоял за детей в Дневник<е> (а ведь вы-то ничего не написали), стало быть, могу {}Было: имею же я, когда надо, заступиться за детей. Здесь же и не было битья, а с самого начала — порядок. Смирени<е> для смирения, разорвать брак, ребенка в будущем? Они были у меня. {в будущем? ~ у меня, вписано.} Вы пишете: ‘вошла счастливая’ (это так, наказание прощением. И я видел это, на третий день приехали, вести себя хорошо, семя). Теперь они живут (не могу всего, но присяжные могут быть покойны).
Final. Болезненное проявление воли, автор ‘Бесов’. Но ведь я Кронебергу. А вы нет. Не в вас ли болезненное проявление воли, оскорбл<енное> самолюбие, например.
Final. Вошла счастливая {это не дама ~ счастливая записи на полях. Сбоку помета: Здесь. — и зачеркнутая запись: что не погубили человека.}
Вс фантастическое, выслушайте, как оно произошло.
Корнилова.
Русское юношество. Юность в безверии.
Две свободы, понятие о свободе.
Шибанов, Салос Никола. Анархия видоизменяется.
Письмо о молодом офицере, сестра.
Прощальное слово. Роман, журнал.
Европа 2-е отечество, мы любим Европу наравне с Россией, наша народная личность — всечеловечностъ. Пушкин.
NB. Ведь я что сказал? В здравом ли уме она действовала (что само собою бросалось в глаза, и не была ли она, например, под аффектом своего беременного состояния).
22 апреля <18>77 освобождена.
1) биржевым здоровьем и либеральным квиетизмом жирного здоровья и самоутеш<ением> с чужого европейского либерализма. Не знаете ли вы таких г-д философов? У меня они тоже есть в романах.
2) Но вы, может быть, оздоровлены, живы целым, вот именно как вы считаете себя.
Вы спрашиваете: ‘Из скольких случаев жестокости {Было: жестокого обращения} с детьми один подпадает судебному рассмотрению?’ Ну, а литературному рассмотрению много ли подпадает? Кронеберг. {Было: Корнилова} Мало кто обратил внимание. Да и не по мне кто, с тем, чтоб сказать с негодованием, от сердца.
Секли поступком.
А я сказал, и статья моя имела впечатление, и я этим горжусь, и не как статьей. {Секли ~ статьей, вписано.}
Систематическое мачехино битье.
Счастлива тем, что спасенная.
НАКАЗАТЬ ПРОЩЕНИЕМ.
Понимаете ли вы это? Хитро, может быть, очень. А мне так кажется, что это можно понять.
А как верует, а <нрзб.>, а Лиза.
Ан<на> Каре<нина>.
Насмешек и глумлений совершенно площадных, но, главное (за что-то), злобных.
Евангел<ие>, чистота души, не так прямо, круто и сурово, молодую, раздражившуюся душу. Поражен смирением. Что тут достойного насмешки и презрения? И такой тон либерально-гуманный в новородившемся журн<альном> общественном органе. Совсем нехорошо-с.
Чтоб не касаться многого, слишком интимного в частной жизни этих людей.
Почему же? Потому что он акушер, а не психиатр?
Я только хотел оправдаться в возведенном на меня косвенно обвинении в бесчеловечности к детям. {Почему же? ~ к детям, запись на полях.}

Довести до части.
Ну, живуча.
Эффект аффекта. Дюков.
<2 нрзб.> Флоринский и проч.
Не потому ли, что акушер?
Нет, теперь я более, чем прежде, убежден, {Вместо: более ~ убежден — было: думаю, что я убежден} что я не ошибся в заключении, в разъяснении двух характеров и характера дела. Эти два человека не могли сойтись.
Вот анекдот. Приезжают родители .
Девочку не дадут бить.
Прыгает на шею.
Живут хорошо.
Лучше б было Сибирь?
А что характер — верил , так как я именно добивался чтобы ободрить, оправдывать новыми доказательствами>, то сообщу
Болезни воли.
К даме.
Что ж до меня лично.
И она посмотрела на нее. Вот как это вс и случилось. {Текст: И она посмотрела ~ случилось. — вписан на полях.}
Послушайте, Наблюдатель. ‘Анна Каренина’.
Вся беда моя, что беременна, ибо дикие <нрзб.> обстоятельства. {Рядом с текстом: Послушайте ~ обстоятельства. — запись: Вся беда моя.}
Ну, припомните, как вс произошло.
Вы вот пишете (выписка).
Ну, сообразите же теперь вместе, верно ли вы еще раз написали
Прокурор отказал <ся> от предварительного
Во-первых, для чего он ее написала>
Вс помню, но как я это сделала, уже не знаю.
Согласитесь, что надо быть самому в аффекте. Заметьте еще (о, да ведь вы это знаете, что прокурор отказал).
Как же вы не знаете.

<Декабрь, гл. I и II>

вот об чем прежде всего вопрос, в ответ на ваше голословное обвинение. Для чего же поддерживаете вы это обвинение. А для того, что, {Вместо: вот об чем ~ для того, что — было: Мачехи в ту страшную минуту не было и в помине, а был совсем иной повод. Вы же между тем} выставляя на вид и доказывая, что это сделала мачеха, заключившая этим убийством целый год страданий ребенка, (не бывалых вовсе), {(не бывалых вовсе) вписано.} тем самым извращаете впечатление читателя, ист<орг>аете из его души всякую справедливость и милосердие. {Далее было: к извергу-мачехе, воздвигаете [между тем вопрос] перед [ним] обществом [вопрос] ‘детский вопрос’ — вопрос о страдании детей, а между тем ничего ведь этого нет, ничего ведь этого не было. [И так]. Настраивать так общество} Справедливо ли это? Человечно ли это? Вы так, по-видимому, заботитесь о справедливости и человечности! {Справедливо ~ и человечности! вписано. Далее было: Причина зверского преступления была совершенно иная.}
Но вы еще не то говорите. {Вместо: Но вы ~ говорите. — было: Но вам это нипочем, вы еще не то говорите [то есть не говорите, а] утверждаете то есть.} Вы пишете, и опять-таки твердо и ясно, как изучивший {Было: как будто бы изучивший} вс дело до мельчайшей подробности {Далее было начато: следующее} наблюдатель.
Скабичевский. Художественностью не докажете. ‘Коробейник <и>‘ — вс это бесконечно ниже.
Но стоны раненого сердца только когда народ, образованный уже, впоследствии, увидит, то поймет, что было серьезное. Ибо в стонах этих было нечто гораздо серьезнее стонов.
А потребность слиться и очиститься в народе, очиститься лишь любовью к народу — вот бог, вот идол, вот преклонение, вот объект самоочищения, без этого, то есть без того, перед чем преклониться и чем очиститься, Некрасов должен был или остаться только подлецом, или убить себя.
Но этот примиривший его факт важен, важнее несравненно, чем можно думать, ибо он будет исторически свидетельствовать впредь, что не отделяться от народа хотела интеллигенция наша, чуть только стала интеллигенцией, не поработить народ, как Речь Посполита, не отрезаться от него, как умирающий труп французской аристократии, а стать самому народом, уйти в него, очиститься им, признать, что нет выше правды его — на деле, значит, признание полное, по убежден<иям> (шатким) он западник, стало быть, интеллигенцию и Европу считал выше правды русской, грешил стихами (если б менее мести) или убили французов. Казаки, грива. {интеллигенцией ~ Казаки, грива, вписано.}
К чему же тогда страдания его. Значит, борьба за существ<ование> или практический взгляд о ‘Современнике’, вс оправдывает. Выше правды связь его. В таком случае искусство для искусства. Не печальник<а> народного горя, а высшего представителя искусства для искусства.
Потому что страдания-то были ужасные. Он был выше поклонников своих. Не мог же он не дразнить себя языком за искусство для искусства.
Некрасов, он почти любил свое страдание.
Это было бы искусством для искусства. И действительно только это и было бы. И мы бы имели вполне право сказать, что умер последний и самый сильный представитель искусства для искусства.
Но по тому-то, что уже было напечатано (Суворин), я и говорю вслух.
С какой стати мы-то имеем право судить? Как граждане конечно: вот, дескать, был человек, у которого дело не вязалось с словом.
Но почем мы знаем, сколько сделал он, как он работал над собой, боролся ли он. Если б это было только искусство, но раненое сердце не отдавалось же падению без борьбы. Это нам неизвестно. И на основании его же суда над собой можем ли мы судить о нем?
Да мы-то все, может быть, еще хуже его.
Я знаю и сам, что рассказывают о случаях слишком практического понимания жизни Некрасовым.
Те тысячи, которые шли за гробом его, оправдали его. Что ж это? Заблуждение толпы? Не верю!
Решение правое, решение высшее, решение русское.
Нельзя сравнивать с Пушкиным главное потому, что после них.
Здесь главное.
Но мне-то доказывает истину его горести, что он выбрал очищением своим народ. Это главное, такая искренность, такая чистота в сердце.
Страсть. Но мы и все такие, только в других меньше силы признаться. Благородство падения несомненного и через факт стишков и опять страдание за это — два демона — мы все такие, только не так мерили. Болезнью воли. Фантастичес<кая> жизнь.
Правда выше Некрасова, выше тех целей, которым служил он, выше всяких соображений, и если б даже многим не понравилась, то вс равно говорю ее. Так и принять, что это был падший человек, но позвольте, однако, какой это был падший человек. Нуждается ли он в оправданиях либеральной прессы (Скабичевский), фельетонист<ов>.
Что он один из западников, который повержен перед народной правдой. Ведь если б не повержен, то не пришел бы к нему, ища в нем оправдания, биясь челом о плиты храма его.
Лермонтов. Салос Никола его устыдил. Но потом убил Шибанова.
Протестовал народ как историческая необходимость, но никогда как особая порода людей, хотя и были дураки, начинавшие это проповедовать, но Пушкины победили.
Этот печальник народного горя был печальником только в стихах. Любовь звучит. ‘Крестьянские дети’. {Правда выше ~ ‘Крестьянские дети’, записи на полях и на свободных местах страницы.}
Я твердо полагаю, что Некрасов в этом отношении был не хуже других, но и лучше, ибо имел твердость духа сознаться.
Болезни воли — вс фантастическое. Как и вся наша жизнь с Петра.
Некрасов есть историческое свидетельство печальников. {Далее было: грешник} А что и грешен в то же время, то народ простит, несть человека, иже не согрешит. {Некрасов есть ~ не согрешит, вписано.}
Подлое ученье Скабичевского. Я не могу этого вынесть.
Страсть, страсть овладела им, и, надо признаться, в самой подлой форме. {Страсть ~ форме, запись на полях.}
Обращение к народу Пушкина было прежде некрасовского, и не в одном только страданье, а в таком объеме — в любовании его мужеством, красотой, смелостью, подвигом, силою, трезвостью духа. Это Некрасов знал сам — у Некрасова была только бедность — пронзено сердце, но нередко с узостью взгляда в лекарствах.
Еще пущих шельм, чем 40-ые годы.
Был подлецом, сам свидетельствует, если же оправдывать и предположить, что сам он оправдывал, то во что же обратятся его вопли.
Если молодежь оправдала его, это хорошо, но тут масса, к тому ж, в целой-то массе и не знали, {к тому ж ~ не знали вписано.} а каждый кабаки не простит. Вот для тех-то я и пишу. Простят и кабаки.
Гордая натура, не просил прощения.
За что ж простить, за хорошие стихи, за знамя, не вырвать, слово без дела мертво есть, и знамя в таких руках есть лишь соблазн и гибель делу. Искусство для искусства. За стишки простить? Вправе сказать самый высший представитель искусства для искусства, ибо что можно сказать. Вот ‘Рыцарь на час’, потом слезы, я верю, что он плакал, хотя и говорят, что масон, мим древний может плакать, да и Гамлет дивился, {я верю ~ дивился вписано.} потом стишки, потом проклятия, а потом мысль, а стишки-то хороши, напечатать, знамя поддержу, ну и подписчиков, и уезжая послать распоряжение, прибавить еще кабак — что ж бы означали такие стишки?
Самоутверждение>, эстетику, искусство для искусства.
Нет, уж лучше воспевать голых женщин. {Нет, уж ~ женщин, вписано.}
Я не говорю, что Некрасов ставил кабаки, хотя меня и уверяли в этом клятвенно чуть не очевидцы.
Что же, он и был искусством для искусства. Да в тот момент, когда думал их печатать и если б он не чтил покаянно.
Вот эти-то переходы Некрасова от своих убеждений к народу и дороги. Мне любитель народа, претендующий стоять выше его своей интеллигенцией, был бы только противен. Да и не любитель был бы это народа, а лишь будущего его просвещения и европеизма, тогда как Некрасов был печальник народный за то, что видел в нем страдальца.
В чем же главный вопрос, говоря о Некрасове? В том, чтоб поверить его страданию, не актерству, не поэзии, не искусству для искусства (слезный ювелир, слезных дел мастер), но истине. Связь его и страданий его, но чем — я наблюдал, народом очистился.
Пушкин едва ли не первый высказал, что народ выше общества, тогда как западники, к которым принадлежал Некрасов (по недостатку образования), всецело презирали народ, хотя и любили иногда, но себя и в лице своем просвещение ставили безмерно выше народа, они отказались от добровольцев, они осмеивают в большинстве и теперешнюю войну, совершенно не понимая народного в ней движения и участия.
еще пущих шельм. Перед народом они не принизились, а ставят себя еще выше народа. Разве в молодежи — но и молодежи очень много прекра<сной>, даже полюбил их.
Но до понимания Пушкина еще вся Россия не доросла. Теперь вопрос о Пушкине вместо художественности перешел в вопрос о народности.
NB. Некрасов отдался весь народу, желая в нем и им очиститься, даже противуреча западническим своим убеждениям.
НЕКРАСОВ.
Пробиться. В форме чрезвычайно низкой, но доходившей до страсти, до страсти дурной.
Увести из этого грубого мира в стан погибающих. Значит, и осмыслил грубость ее.
Что не боролся с страстью своей до конца и что не зарыл себя, как многострадальный мученик печерский по пояс в землю, чтоб победить непобедимую страсть.
Вы утверждаете, Наблюдатель, твердо и точно, что вс дело произошло без колеба<ний>, без, а спокойно. Послушайте…
Зачем доносить. Ведь если вс от злобы к ребенку, то к чему же себя-то истреблять.
Болезни воли. Я знаю, что это бестолковая фраза.
От предумышленности отказался прокурор торжественно, и все это слышали.
Слишком виновную душу не надо иногда слишком явно и поспешно укорять в ее виновности, много уж и без того было муки. Если и жажд<ет> очиститься и таким образом стоять перед ней в высшем ореоле судьи. Умела раскаяться.
В чем-то же светился этот укор? Слышала: тебе, дескать, это надо теперь прежде всего, прежде питья, прежде еды и спанья, потому что ты грешница и в этом нуждаешься. Тут она могла услышать слишко<м> уж постоянный укор.
— Послушайте.
— Надо быть самому в аффекте.
— Кстати, вы смеетесь над экспертами.

Анекдот.

Лето. Теперь девочка выбегает — на шею. Ну что, лучше что ли, если б сослали?
Кстати, вы смеетесь, что счастливая. Точка. Объясню: долг налагается.
У дамы — болезни воли.
Кончая ‘Дневник’ и проверяя деятельность мою в этом смысле, я помню, но пример, что при деле Кронеберга <не закончено>

<Декабрь, гл. II>

<1>

Народ — это была настоящая его внутренняя потребность, не для красы, не для стихов, а стало быть, он страдал, а страдал, так и искупил.
(Зарыт, как Антоний.)
ЗАРЫТЬ В ЗЕМЛЮ. {Рядом с фразой: ЗАРЫТЬ В ЗЕМЛЮ. — помета: Здесь.}
Тоже, чтоб прогнать змия страсти, его мучившей. Если б сделал что-нибудь, в такой же силе, он был бы велик. Но кто поднимет камень.
Не мог же он полагать вс самооправдание свое лишь в стишках о народе. А кстати, о нашей роли судей. Правда потомства и всех , а все непогрешимы, но мы все страстны. Крупный Человек — святой Антоний.
Души поэтов мягки и слабы, мягки и податливы, и чем больше пишут стихов, тем больше мягчеют и подаются. Он может писать грозные себе предпис<ания>
Поэтом м<ожешь ты не быть>,
А гражданином быть <обязан>
И остаться лишь поэтом стыда, но со скорбью зато и оправдываясь мучением. Некрасов — явление историческое.
Но он нашел в народе исход и для мучений, и для стыда, для всего.
Я бы желал, чтоб меня поняли.
А именно вс тот же самый существенный и главный вопрос: ‘Была ли борьба?’
Итак, вот что может выйти из деловых оправданий. Вылепить образ Антона.
Для чего такому практику народ, что ему Гекуба? Потребность очиститься. Если бы, то несомненно. Стих? Но стих лишь актер ‘Гамлет<а>‘. Гекуба.
И что выяснится, то и принять, несмотря ни <на> какое лицо и ни на какое соображение. {Было: Даже впечат<ление>}
Этой нежной любви к нему.
Тревожная страстность стихов его свидетельствует, но главное, народ —
Что народ наживатели. Раненое сердце.
Некрасов, мол, говорил сам о своей практичности.
Вот демон, не золото, а самообеспечение. Робкая и гордая душа, остались воспомин<ания>, неверие в людей и прямо высокомерие к слабости их: ‘Вы не можете не быть’ — а потому самоспасение, обеспечение в самом грубом виде. И это у Некрасова, из тех, которые святые, из тех, которым: ‘Встань, брось вс и иди за мной’.
Не оставлял всю жизнь. Вечна<я> борьба. Не говорю о добрых делах. Что ж вы оправдывали. Борьба неизвестна. Известна ли? Должно быть.
Есть и еще главное доказательство, а для меня несомн<енное>: народ — именно то, на чем я остановился и носил к народу скорбь свою.
Нет, разъясняю, тут надо разъяснить, страдал он или нет, примирился ли, стыдился тем больше. Стих<и>. Что стих<и>, слезы Гамлета. Но главное народ.
Для чего его тянуло к народу. Для меня это ясно. Вряд ли такие стоили.
Мы знаем, что значит эклога хотя бы и слезная. {Для чего ~ слезная, запись на полях.}
Но оставался ли он спокоен. Нам это не для оправдания покойного нужно, а чтоб определить его поэзию.
Или свидетелей нет, но за Некрасова есть великий свидетель — народ.

<2>

Тютчев не оставил такого горячего следа, как Некрасов. Не был симпатичен .
И я понял, что он составлял для меня нечто в жизни моей, хотя мы редко —
Правда выше Некрасова, выше Пушкина, выше народа, выше России, выше всего, а потому надо желать одной правды и искать ее, несмотря на все те выгоды, которые мы можем потерять из-за нее, и даже несмотря на все те преследования и гонения, которые мы можем получить из-за нее. Но новейшие критики и публицисты, которые рассуждают не так и кривят правдой, желая подлизаться к молодежи.
Умаление Пушкина как древнего и архаически преданного народу — почти бесчестно. Но в этих мотивах звучит такая любовь и такая оценка народа, которая принадлежащему вековечно, всегда, и теперь, и проч<ее>. ‘Увижу ли народ освобожденный и рабство, павшее по манию царя’, разговор с Николаем, письма Пушкина, мужеств<енный> человек. Юношам, если вы только говорили юношам, следует учиться, а не учить других.
Байронисты малосведущие и даже в самой сущности темы, на которую стали говорить. Байронизм был великое служение человечеству. {Текст: Умаление Пушкина ~ мужеств<енный> человек. — перечеркнут. Юношам, если вы ~ человечеству, записи на полях.}
Во всяком случае, Некрасов после Пушкина. Не было бы совсем Некрасова. В Некрасове ошибки. Убиение французов — позор.
У Лермонтова любовь к солдату.
Некрасов мог ошибаться в народе и во все те мгновения, когда его не мучило раскаяние. {Далее было: и когда он подходил к народу свысока.}
На жатве народ, перевязывать грудь, точно народ виноват в своих привычках и обычаях, приобретенных в рабстве, народ не мог быть виноват за свое рабство.
Таких ошибок Пушкин не сделал бы.
Представители искусства для искусства в самом пошлом понимании этого выражения. И не только в самом пошлом, но и подлом. Ночью плачу о народе, а наутро ставлю кабак!
Огарев, кабаки, но, однако, проверить бы. А сколько добра он сделал? Что же, скажете, вы тоже хотите оправдать Некрасова, не то же ли самое делаете, что Скабичевск<ий>. Совсем нет, неправда есть неправда, дурное есть дурное, порок есть порок, и с этим никогда нельзя примириться, но мы-то, судьи-то, лучше мы его в самом-то деле, имеем ли мы право камень поднять. Ведь если и не сделали кой-чего, то не по чистоте нашей, а по трусости, что, дескать, скажут.
(У Некрасова в самом подлом виде, забор, что б ни говорили, золотом все рты залеплю, а потому добывай только золото.)
На парижскую чернь, о подвигах которой он вычитал раз на всю жизнь в томах Тьера и Рабо. {На парижскую чернь ~ Рабо. запись на полях.}
Искусство для искусства, высочайший представитель. А между тем это было не так, потому что Некрасов был воистину печальник горя народного. Не извиняйте же его ухищрениями.
Самое главное спасение в том, чтоб прибегнуть к правде полной. Примем же Некрасова вполне тем, каким он был в самом деле.
Весь вопрос сводится на то: {К тексту: Весь вопрос сводится на то — вариант: Весь вопрос в том} был ли он искренен.
Выкупил ли он искренностью — конечно нет, но был честным.
Удовлетворяли ли его мгновения раскаяния? Это его дело. По-нашему, страдания должны быть сильнее по мере падения, и если он удовлетворялся мгновениями и плутовал сам с собою и говорил такие фразы, что без практичности я бы не удержал ‘Современник’, то тем больше и жгучее должен был страдать после этого от презрения к самому себе, и страдал наверно, и был наверно судьей себе неумолимым. Но мы имеем ли право быть такими судьями.
Сами, страсти наши, не так много смеем, как Некрасов.
(И тут: оправдываю ли я Некрасова — нет, нисколько.) Он не прав — это незыблемо. Но и мы-то святые ли. Эти две вещи друг друга не оправдывают, а лишь на нас налагают обязанности.
Признал правду народную. Человек, который мог до такой силы возвыситься, не мог быть только мимом и заказным поэтом. {Признал правду ~ заказным поэтом, запись на полях.}
В воспоминаниях Сергея Аксакова звучит несравненно больше правды народной, чем в Некрасове, хотя Аксаков говорит почти только о природе русской.
Здесь главное. К тому же я ведь больше для наших, чем для ваших писал. Я наших хотел бы научить Некрасову, потому что Некрасов есть редкое, замечательное и необыкновенно крупное явление, {потому что Некрасов ~ крупное явление вписано.} а не ваших нашему взгляду на народ, нашему взгляду преклонения перед правдой народною, {Было: перед народом} а не высокомерному обмериванию его с нашей просвещенной и гуманной высоты.
Надо бы проверить. Правда, даже ближайшие к нему уже в печати говорят про то утвердительно, стало быть, нашли нужным поспешить, чтоб предупредить других, хотя никто еще и не нападал из противной стороны. Правда, {Правда вписано.} они подтверждают темные стороны с тем, чтоб их оправдать. Но как они их оправдывают? Скабичевс<кий> Сувор<ин> одни говорили. {Скабичевс<кий> ~ говорили, вписано между строк.} Конечно, во всяком случае, лучше не говорить, но я пришел к убеждению, что выяснить личность. {Конечно ~ личность, вписано на полях.}
… Что мы робели там, где Некрасов не робел и не останавливался, и что демон, мучавший его, был сильнее, чем наши бесенята.
Она выразилась и в песнях ‘Зап<адных> славян’, хотя касается только славян, а не русского народа.
Исход из байронизма.
Оправдываете? Ни за что. Я только ставлю обвиняемого и противников друг перед другом и оставляю обвинителей с собственной совестью.
Если б даже было и доказано, что мы и не можем быть лучше, то этим вовсе мы не оправданы, потому что вздор вс это: мы можем и должны быть лучше.
Извинение не есть оправдание. В извинении кроется для извиняемого даже нечто унизительное.
До широты объема и понимания народного духа ему до Пушкина далеко. Некрасов видел лишь страдания народа {Над строкой запись: правду его} да дурные черты его (от страдания). Но они просмотрели красоту народа, его милосердие, мужество, трезвость душевную (спасение младенцев), чувство государственн<ости> и необычайное собственное достоинство после освобождения от рабства. Проповедовали, что он раб, и даже неприятно были изумлены, увидев его столь свободным. Не поверили красоте его. Добровольцам. Теперь подъем духа. До этого не доросли, исковерканные дрянным европейничаньем. Недоросли и некогда подняться до понимания России. Не доросли мы все ни до Пушкина, ни до России, ни до народа. Не хотят преклониться перед правдой, учители народа. Долой! Но в том и дело, что Некрасов, если не умственно, то как поэт, в страдании своем признал народную правду и преклонился перед нею. Тем только он и дорог, а не как учитель народный. {Текст: До широты объема ~ учитель народный. — перечеркнут.}
Юношам надо учиться, а не учить других. А учителями к ним не подмазываться. Это трезвое слово требует твердости. Как вы думаете, вы-то вот этого не скажете, а я-то вот сказал. {Юношам ~ сказал, вписано в конце страницы и на полях.}
Может быть, и есть несколько стихотворений фальшивых. Даже есть наверно.
Вы прививаете к ним дух непогрешимости, дух самодовольства, а стало быть, и деспотизма. Не жившему совсем на свете так легко принять свечку за солнце.
Отнимая {Было: И давая} у них суть жизни и давая им, взамен их, такие нищие {нищие вписано.} блага, которыми не выманишь и собаку из подворотни, подвыражению одного современного птенца.
Вот почему я и ставлю Некрасова так высоко.
Западники. Они не могли не соединиться с Европой против народа русского. И с кем, стало быть, они соединились? (С Валуевым.)
ГЛАВНОЕ ТУТ:
Надо бы проверить и главное: это рыдание и битье о помост находилось ли в спокойном состоянии, то есть ночью рыдание, а завтра шампанское, кабаки и стишки, или находилось в постоянном состоянии муки и усилия выбиться (добрые ли дела, исповедь скрыта, гордо возвещал о слезах, зачем не Иоанн {Было начато: Ант<оний>} Печерский?).
У народа будет мысль: такой-то русский барин плакал горючими слезами и ничего лучше не придумал, как стать народом. Хотя и {Вместо: Хотя и — было: Но} не стал по легкомыслию своему и по разврату. Но народ это простит. Народ будет шире нашего судить. {Но народ это ~ судить, вписано.} Вот настоящая правда!
Что они проводили симпатичнейшего из наших поэтов в могилу — это хорошо и благородно, но если поверят, что они не учась учены и что они-то и есть русские критики, то уж это будет дурно. А ну как они вам не поверят. Тогда ведь над вами же будут смеяться, а может, еще хуже того.
Некрасов. Он даже писал и обличения-то наобум. Множество ужасно подделанного.
Но стихотворения бессмертной красоты.
Слабое образование (при огромном, впрочем, уме) сделало то, что держался преданий Белинского.
Будущий характер для романиста.
Барин из тех, которые не признавали {Вариант: не верили в народ} народ, даже любя его, {даже любя его вписано.} были даже врагами народа, нечаянными, непредумышленными, бессознательными, но они желали часто народу то, что несомненно служило ему к погибели. {но они ~ к погибели вписано.}
Гражданином быть обязан. Это его тяготило.
Добрые дела. Г-н Суворин уже сказал словечко. Скажут и другие, и я уверен в том.
Я хочу быть в том уверенным.
Бессмертной и недостижимой высоты. {Гражданином быть обязан ~ недостижимой высоты, записи на полях.}

<3>

Лермонтов, но дано было Некрасову, правда, Некрасов только без народа, но преклонился перед правдой народной, он западник, человек даже и убеждений противуположных. Но прежде, чем я разъясню это…
Считаю его в числе тех трех поэтов, которые явились с новым словом.
Без понимания Пушкина нельзя и русским быть. Он предчувствовал достоинство народа, великодушие его. В своей правде реализма и без прикрас Савельич раб. Да разве это раб?
Будущей задачи (народа). Но если б Пушкин прожил, то дал бы такие сокровища для понимания народного, которые бы наверно сократили времена и сроки перехода всей интеллигенции нашей, до сих пор нагло возвышающейся перед народом в гордости своего рабства европеизма, к народу и правде народной, {Было: к народной правде.} к народной силе и к сознанию народного назначения.
Калашников не бунтует.
Раб ли он был. Вот это-то Пушкин и понял, что не раб, и никогда не был вцелом св<оем?> рабом, даже и тогда, когда страдал в рабстве, — и чего не поняли наши западники, хотя и любили народ, кричали об унижен<ном> состоянии народа. И верили в звериное состояние народа. Для многих-то собственное достоинство при освобождении (ни лести, ни груб<ости?>) было даже обидно. {Далее было: чуть} Они скоро причли это к остаткам рабства. Еще недавно добровольцев — подъем духа в нынешнюю войну. И Некрасов хотя был совершенно этих же убеждений, в моменты высшие падал перед народной правдой.
Западники гуманные баре, жалеющие народ и жалеющие всего более, что он не похож на парижскую чернь. Пушкин не то что пожалел народ, но и преклонился перед правдой народа и, несмотря на все пороки народа и смердящие свойства его, разглядел великую сущность его. {На полях было: всечеловечности и всеобъемлемости русского духа}
Перед народной правдой без объяснений, и во 2-ой раз с объяснением.
Но прежде чем я разъясню, как я понимаю в Некрасове это преклонение, {К тексту: как я понимаю ~ преклонение — вариант: что значит это преклонение} не могу не заметить, однако
Пушкин такой любви к народу, которой не имел ни один потом поэт, не исключая Некрасова. ‘Не люби ты меня, а люби ты мое, то, что я люблю’, — вот что вам скажет всегда народ, если захочет увидеть искренность вашей любви. {вот что вам ~ вашей любви, вписано.}
Но этот эпизод мне дал тогда же намерение {Вместо: тогда же намерение — было: повод} объяснить мою мысль яснее в будущем No Дневника и выразить подробнее, как смотрю я на такое замечательное и чрезвычайное явление в нашей жизни и в нашей поэзии, как Некрасов, и в чем именно заключается смысл этого явления.
И во-первых, если кто-нибудь до сих пор — о байронистах
Пушкин был первый русский человек. Он первый догадался и сказал нам, что русский человек никогда не был рабом. И хотя столетия был в рабстве, но рабом не сделался.
Изощряют свое остроумие над добровольцами.
Народ поймет — и речи не может быть. Что поймет он в шедеврах: в ‘Рыцаре на час’, в ‘Тишине’, в ‘Русских жен<щинах>‘, {Рядом с текстом: Что поймет он ~ ‘Русских жен<щинах>‘ — запись: Всего высшего значения не поймет} ‘На Волге’? {Далее было: Это дух и} Да описано не по-русски это дух и тон Байрона.
Образован<ный> мужик — это дело другое.
Тогда поймет, что был русский барин.
С тревожным укором созерцать, {Далее было: да, я вижу народ освобож<денный>} что он освобожден уже от рабства. Но счастлив ли народ.
Значит понял, что народом лишь одним может очиститься.
Любовь к народу была у Некрасова исход его собственной скорби по себе самом. Вот что для меня явно и на что я хочу {К тексту: и на что я хочу — вариант: но здесь я хочу} указать. Это была страстная потребность, несмотря на фальшь.
Обвиняли лишь за то, что он не покончил с собою совсем или подобно и умер, если не изгнав своего демона, то победив его.
В том образе, который он нам оставил о себе.
Что он пел про народ, значит он считал народ чище и лучше себя. А признав это, он признал и правду народную.
Нарочно писал. Отчего же моя душа содрогается.
Если же было вечное страдание, вечное угрызение, если мы выведем это, то насколько мы ему судьи? А у нас <не закончено> Не закопали в землю.
Поэт. Гражд<анин>.
Весь вопрос, повторяю, для меня ясен, ибо иначе он не избрал бы себе такой исход.
Я не извиняю, а выясняю лицо.
Но одно характерное обстоятельство, обозначившееся во всей нашей печати. FB. В русском народном движении они подъема духа не признают, а если и признают, то как ретроградство.
Политического смысла у нас до редкости мало, при дерзости необыкновенной. Ибо всякий берется судить, ни малейшего спокойствия, а гвалт стоит, точно мальчишки в школе, когда вышел учитель. Один из таковых учителей был Пушкин.
Тут не оправдание его, тут лишь выяснение фигуры его, лица его, чтоб не ошибиться, чтоб судить по возможности точно. Иначе, спеша оправдывать, чрезвычайно умалим и даже унизим значение Некрасова и как поэта.
Что в том, что ночью плачет или бьется о плиты, а завтра —
Итак, выясним по возможности то, что может быть выяснено.
И во-1-х, наполовину вздору. Не было <нрзб.> деловой . Но велико <нрзб.>
— Кого хороните?
На его могиле прочтено было стихотворецие.
Огни зажигались вечерние
Страсть —
Мог не говорить.
Значит, это казалось ему незыблемым и святым, исходом всему — единственным объектом надежды его и любви его, а стало быть, и веры его. {Рядом с текстом: Значит ~ веры его. — было начато: Значит пон<имал?>}
Но весь вопрос: было ли нехорошее, а если было, то что именно такое? И если что выяснится, то нельзя извинить заевшей средой, детством или —
Был ли вечный страдалец (добрые дела).
Полюби меня всяко, барин.
Пушкин вполне это сделал и мог перевоплощаться.
Полюбить может и барин за страдание народ (парижская чернь), но Пушкин любил за вс, ‘Онегин’, Савельич, природа русская.
Он угадал достоинства.
NB. Было то, об чем иной из нас и не поморщился бы, но что составляло вечную муку Некрасова. Муку самобичевания.
Я уверяю.
И не от пристрастия к болезням воли.
Нет, это заключение. {Вместо: заключение — было: заключение неотразимое}
Я не могу сделать другого заключения.
Так оно и было, хотя бы по сознательным убеждениям своим он и противуречил себе самому. Действительно, стихотворения его наполнены этими противуречиями. Тем не менее и несмотря на противуречия, он все-таки в мученические минуты свои приходил к народу, отдыхал в любви к народу и преклонился.
Кроме всего этого, Некрасов есть исторический тип, крупный пример {Вместо: крупный пример — было начато: один из самых} того, до каких противуречий {Вместо: до каких противуречий — было: до чего} могло доходить в наше печальное время непосредственное, прямое, естественное стремление чисто русского сердца с навеянными из былой чуждой жизни убеждениями, жизни бесформенной и безобразной, {Далее было: из жизни русского европейничания и последствий его.} неудовлетворяющей.
То это потому, что ты осмелился это сказать, а осмелился потому, что ты был искренен. И совместимо ли с характером предвозве<стника?> признаваться в своих подлостях?
Этот человек как человек оправдал себя.
Фальшь тоже узнает (народ), с какою бы печалью вы ни приходили к нему.
В великих, неподражаемых, совершенных, несравненных {совершенных, несравненных вписано.} песнях ‘Западных <славян?>‘ вылилось вс сердце русское, вс мировоззрение русское, вся любовь русская, вс, что любит и чтит народ, его идеалы героев, царей, граждан, друзей, мужей, жен, любви, детей.
Надо учить молодежь, что непонимание Пушкина есть величайшая неблагодарность, что, не понимая Пушкина, нельзя назваться {Было: стать} даже русским человеком.
Это был не барин, жалеющий русского мужика за его горькую участь, это был человек, сам перевоплощавшийся в душу простолюдина, в суть его, почти в образ его. Люби то, что я люблю.
Он влюбился в русскую суть его, он признал эту суть за идеал. Не говоря уже о том, что первый он сказал: ‘Ув<ижу ли народ освобожденный>‘…
Лермонтов точно так же отдался бы весь народу, но это суждено Некрасову.
Что ли за то ли, что он жалел его, нет, а за то, что (в моменты) падал пред народом и преклонился перед народом и перед правдой его.
И это тем более поражает, что это был западник и держался моды . (О западнике.)
Некрасов мог говорить: ‘Но счастлив ли народ?’ Несчастье его он слушал всегда чутким и гуманным сердцем своим…
Но как помочь этому несчастью, он, очень может быть, и не мог бы сказать.
А во многих случаях так, конечно, во вред бы сказал.
Но сила внутренняя влекла его к народу, и он падал перед правдой его.
Но прежде чем разъясню, как он падал, скажу об одном явлении, недавно в нашей прессе по поводу смерти Некрасова.
И когда плоды реформы Петра начали впервые сознательно сказываться и своей отрицательной стороной.
Всякий сильный ум и всякое великодушное сердце не могли миновать байронизма.
Тем более такой сильный, гениальный и властительно руководящий ум, как Пушкин.
Пушкин нам указал исход уже не в одном байронизме, а в народе, в вере в правду его.
Салос Никола. Ну-тка, свободные люди, сделайте-ка это, как вы этот образ себе представляете.
А те-то далеко. У нас старых не только не почитают, но и не помнят.
И не от одних только внешних причин (политических), но и от внутренней несостоятельности тех самых истин (об социализме тогда еще мало было слуху и новая вера еще не нарождалась, а старые кумиры были разбиты). В это время протест.
Я не равняю Некрасова с Пушкиным, я не мерю, кто шире, кто выше, по силе гения, по силе худож<ественной> — солнце или же планеты.
Но за Некрасовым бессмертие.
В стихах недосягаемой высоты.
Он приходил к народу в страданиях своих.
Но тут опять перерву.
Final.
Я займусь одним явлением в наш<ей> литер <атуре> после смерти Некрасова и которое, конечно, слишком необходимо для оценки нашего поэта.

ДНЕВНИК ПИСАТЕЛЯ НА 1880 ГОД

Черновые наброски к главам первой (ЧН1, второй (ЧН2) и третьей (ЧА1)

ЧН1

Пришел с прощением всех увлечений и крайностей.
(Это я усиленно подчеркиваю.)
Но не моя речь составила, таким образом, событие, а то, что славянофилы приняли вполне их главный вывод о законности наших стремлений в Европе.

ЧН2

<1>

Если б умер кто, на Куликовом поле, право, было бы приятно.
И Пушкин именно таких разумел: Мстислав, князь Курб<ский> иль Ермак. Этот и потомков не оставил и не аристократ — стала быть, Пушкин именно разумел доблесть, доблестных предков — не давить хотел он аристократическим происхождением, да и кого давил Пушкин, боже мой!
Но его раздражали, его дразнили аристократом писаки русские, между прочим Булгарин.
Почему не ответить хоть и Булгарину, хотя бы в шуточных стихах?
Превозносились {Было начато: Дразнили его} перед ним вельможеством и действительно происшедшие от Митюшки-целовальника.
Стихотворение могло и идти всем в ответ.
Во всяком случае гордиться {Далее было начато: пред<ком>} происхождением от Мстислава по крайней мере так же простительно, как и от Митюшки-целовальника, ибо есть гордившиеся демократизмом и происхождением от Митюшки-целовальника.
Понявший и правду его, что наметил уже в иноке-летописце.
Но ведь несчастен и Онегин? Позвольте, тут другой вопрос, я вот как думаю.
Вдовой.
Его умилительной любви к народу. Эти казаки, подталкивающее > его на виселицу: небось — нет, он не пропустил этой черты.
А сам Пугачев озверел и добродушная русская душа, русский плут
Сам великий госуд<арь>
Серьезно
Эти все, эти все картины
Никогда еще ни один русский писатель не соединялся так духовно и родственно с народом.
До сих пор вс это господа, об народе пишущие.
И эта черта в Пушкине столь ярка, что ее нельзя не заметить и не отметить как главнейшую, его особенность, какой ни у кого не бывало. Тут такая особенная черта, что ее нельзя не заметить.
Всемирная отзывчивость. Пушкин — положительное подтверждение этой мысли.
NB. Отметив так этого скитальца, гениальным чутьем своим, угадав его первый в русской действительности с исторической судьбой его, отметив этот отрицательный тип, Пушкин дал начиная с Татьяны и типы положительные.
инок
Инок — не идеал, вс ясно и осязательно, он есть и не может не быть.
Даже и теперь как господа.
А главное в правду свою Пушкин верит, никогда не подпадет высокомер<ию>.
Это Белкин посмотрел на Капитанскую дочку. Один тон рассказа.
Это рассказывает старинный человек, как будто тут и нет искусства, сам наивно написавший, не подпишись Пушкин, то можно подумать, что эта рукопись действительно найдена, можно ошибиться.
В этом сродстве духа с родною почвою и самое полное доказательство правды, пред которым всякая мысль о подделке, об идеализации исчезает, стушевывается.
Небось, небось — не пропустил же Пушкин этой черты.
Чуть соприкоснулся с почвой, стал на великую дорогу. Великая дорога — это соприкосновение с великими идеалами общечеловеческими, это и есть назначение русское.
Ибо назначение русского человека — есть всеевропейское и всемирное, оставаясь русским. Но что значит в этом смысле остаться самостоятельно русскими. Оно именно и значит, внести примирение в европейские противуречия, {Над строкой вписан вариант: вс примирить, все европейские противоречия} дать исход европейской тоске, вместить с братской любовью в свою душу всех наших братьев великого арийского племени и, может быть, впоследствии, в конце концов, изречь окончательное Слово всепримирения, всесоединения в великой и общей гармонии братства евангельского, {Между строк вписано: Христов} единения людей. Вот какую надежду оставил нам Пушкин. И действительно: взгляните на третий период его деятельности: Коран, древний Рим, Испания, Англия.
И как подумать, что деятельность эта только что начиналась. Мои слова могут показаться кому-нибудь восторженно преувеличенными и фантастическими. Пусть, но я не раскаиваюсь, что я их высказал. Этому должно было быть высказанным. Я же сам твердо верю в правду мною высказанного.
Славянофильство и западничество.
Нет строгих разделений, организм.
NB. Это не есть подражание, не усвоение. Это перерождение.
NB. Дух народа — усвоение всего общечеловеческого. Позволительно думать, что природа или таинственная судьба, устроив так дух русский, устроила это с целью. С какою же? А вот именно братского единения в апофеозе последнего слова любви, братства и равенства и высшей духовной свободы — лобызания друг друга в братском умилении.
И это нищая-то Россия.
Царь небесный в рабском виде.
И Христос родился в яслях.
Это — не мечта.
NB. После Пушкина это не мечта. Пушкин — факт.

<2>

2) Слышится вера в русский характер, вера в его необъятную духовную силу, а как вера, стало быть, и надежда, великая надежда на {Было: в} русского человека.
В надежде славы и добра
Гляжу вперед я без боязни,—
сказал он сам потом.
Вся деятельность Пушкина в этом 2-м периоде есть {Вся деятельность ~ есть вписано, не закончено.}
3) Но что поражает, это умилительное.
Я не говорю о величавом образе инока.
Посмотрим Медведя.
Сказка о Медведе — вс это сокровища для будущих художников, для будущих {Далее было: творцов} работников {Над строкой вписан вариант: деятелей} на этой ниве. Положительно можно сказать: не было бы Пушкина, {Перед: не было бы Пушкина — помечено: 1) (эта помета соотносится с пометами 2) и 3)).} не было бы и последующих талантов, которые бы не проявились бы и не выразились, несмотря на всю свою силу. Но и не в творчестве, не в поэзии лишь одной дело: не было бы Пушкина, не определилась бы, может быть, в такой самостоятельной силе, в какой это явилось потом, — наша вера в нашу русскую самобытность, наша сознательная уже теперь надежда в наши народные силы и в твердый грядущий путь нашей деятельности (наше отношение к европейскому гению, наше умение различать среди европейских гениев — духов добрых и злых).
Вот перед этим-то грядущим Пушкин и стоит перед нами как указание и пророчество. Но чтоб разъяснить эти силы, надо 3-й самостоятельный период. {Вот перед этим-то ~ период, вписано.}
Байрон. 1-й период. Говорят о каких-то подражаниях.
NB. ‘Цыганы’.
Разве бывают с такой страстною духовною силою подражатели? В ‘Цыганах’, например, поэме, бесспорно относящейся к первому периоду деятельности Пушкина.
Одно написано раньше, другое позже.
Он не у себя, он не дома. Он не знает, что ему у себя делать, {Далее было: на своей ниве} и чувствует себя у себя же самого {у себя же самого вписано.} чужим, там, в тех счастливых, по его мнению, странах, где жизнь, кажется ему, кипит горячим, стремительным ключом, полна, самостоятельна. Правда, он болен {Между строк вписано: Фурье} уже и вечным идеалом. Это тот же Алеко, искавший идеала. — Правда, и он любит родную землю, но родной правде {родной правде вписано.} он не доверяет, верит в невозможность работы на родной ниве, а на верующих в эту возможность глядит с грустной насмешкой. Не такова Татьяна: у той инстинкт, у той крест и тень ветвей.
Но манера глядеть свысока заставила его и не узнать {Над строкой начато: не от} Татьяну, что не ‘нравственный эмбрион’ она только. Правда, мешала л светская манера, фатство, рабство и лакейство души перед авторитетом. Явись Чайльд-Гарольд оттудова, из своего места, и влюбись в маленькую девочку Татьяну, {Над строкой вписан вариант: туда, в эту деревню, и заметь Татьяну} покажи ей уважение, и Онегин тотчас же был бы поражен {Выше вписано: на нее} и удивлен, конечно на время, тотчас же бы оценил высоко прелестную девушку и на время возвел бы ее в свой идеал. Ибо никакая Татьяна не наполнила бы проклятую, беспредметную тоску его. Навеки оторвавшись от почвы, он не знает и не понимает никакой жизни. {Ибо никакая Татьяна ~ никакой жизни, вписано.} Но этого не случилось, там все Зарецкие и Ленские, которых он презирает откровеннейшим образом. Он отделался фатской проповедью, хотя и показал себя честным человеком.
Но вот он встречает ее уже знатной придворной дамой. Нет, она не то, что Онегин. Кто сказал, что ее уже успел развратить модный свет и тщеславие — если не развратить, то по крайней мере испортить и отравить — нет, у ней вс те же крест и тень ветвей и 1-ый идеал в душе. О, как она искренна в ту минуту! Но зачем же она не отдалась Онегину? Кому верна, зачем верна? — Тому, кто ее любит. Тут трагедия. Соблазнительная честь.
О, не мщение женщины, но зачем же она не отдалась ему.
Кто он? Нет, это он нравственный эмбрион.
Ведь он забыл ее совершенно и, увидя в светлом величии.
Молодой казак, именно молодой, а не старый.
Светская повесть — ‘Пиковая дама’.
Великий государь. Ах, как это добродушно и хорошо.
Зверства с русской добротой. {Ведь он забыл ~ русской добротой, разрозненные наброски на полях.}

<3>

Откликнуться на все духи —
Думаете ли вы, что это есть в западной литературе, так ведь это чудо, ведь надо же это сознать. Это столь оригинально, {Далее было: что и} и в этом-то и есть пророчество. В чем же пророчество?
Алеко, стремление к мировому идеалу. Беспокойный человек. Фантастическая жизнь у цыган. И вот при первом столкновении обагряет руки кровью. Его прогоняют.
Оставь нас, гордый человек.
Не то чтобы цыганы были тот идеал общества, но даже и цыганам-то он не годится. Переделать весь мир — и чуть личность — кровь. Мы — нет у нас закона. {Мы — нет у нас закона, вписано между строк.}
Овладей собою сначала и увидишь рай. Это уже указание, это уже русским духом повеяло. {Между строк вписано: а. Но тут б. Не <нрзб.>} Не безграничная личность, а смирись, подчини себя себе, овладей собою, — что, впрочем, и есть самое сильное проявление личности, а не требуй прав человечества, не то первый позовешь на помощь закон. Да, тем и кончишь. {не то первый ~ и кончишь, вписано.} Когда ты первый их не достоин и первый в этом идеальном обществе производишь диссонанс своей злобой и жадностью наслаждений даром, за которые ничем нравственно не хочешь платить. Такой силы мысль — не есть только подражание.
Скоро Пушкин перешел во 2-ой период. Это не строго отмежевано. {Это ~ отмежевано, вписано.} Еще в ‘Онегине’ в 1-х главах слышится.
Но посмотрим на Онегина, разве это не всецело русский человек, русская тоска тогдашнего времени. Это тоже Алеко — оторванный от почвы.
Европа и удел всего арийского племени нам так же дороги, как Россия, — удел всего арийского племени есть русское дело, родное нам, прирожденное, наша сущность, наш идеал.
4-й период. Может быть, Пушкин дал бы великие положительные типы красоты русской.
Все эти славянофильства и западничества — вс это лишь одно великое недоразумение, правда, исторически необходимое в просыпающемся русском сознании, но которое, конечно, исчезнет, когда русские люди взглянут прямо на вещи в глаза.
Овладей собою и узришь правду и станешь достойнейшим праведником — наступит и для тебя золотой век.
Это {Выше вписано: Ведь} мысль русская, ее сознает и народ, он читает ее в жизни первых христианских подвижников, побеждавших себя и плоть свою и выраставших до страшного значения силы, видевших Христа так, что и земля не могла вместить их.
Их прошлое для нас — дорогие и родные могилы, их будущее — это наше родное дело, наш идеал братства племен и народов.
Удел той бедной и презираемой еще нами земли, которую в рабском виде царь небесный исходил благословляя. Чего нам стыдиться — нашей бедности и нищеты. И Христос родился в яслях. Но вот мы выставляем поэта, дух которого откликнулся на все духи…
Пушкин явился как раз в самом начале правильного самосознания нашего и деятельности нашей после петровской реформы, и появление его чрезвычайно осветило нашу дорогу. В этом смысле Пушкин есть и пророчество и указание. Я делю деятельность Пушкина на три периода, был бы, может быть, и четвертый период, но бог судил иначе, и смерть взяла нашего великого поэта в самом полном развитии его духа и сил. Я не буду смотреть критически. {Я не буду смотреть критически, вписано.} Говорят, он в первом периоде (строгих разграничений нет). Онегин как бы начинается еще в 1-ый период, а кончается в самой полной силе второго.
Моя мысль о пророчестве и таинственности для нас значения Пушкина.
Фантастический Алеко (в противуположность Онегину) реально пришел к цыганам и вот обагряет руки кровью и что же, даже цыганам не годится, не то что для мирового идеала. {Фантастический Алеко ~ мирового идеала, вписано.} Это тот гордый и страдающий человек, жаждущий мирового счастья, который первый, чуть коснется до него, потребует закона терзающего и казнящего. {Между строк вписано: 1. Чуть не по нем. 2. ничего не понял и }
О, эту мысль сознает и народ, и хоть не всегда исполняет ее в своем смрадном и угнетеннеишем разврате, но чтит ее со слезами, {Вместо: чтит ее ~ слезами — было: молится ей} как святыню, верит ей и молится ей со слезами. {со слезами вписано.} О, пока еще он знает ее в том, что ему всего драгоценнее в религиозных идеалах своих — в святынях, величии умерщвленной плоти и овладении духом своим до высочайших размеров свободы и {Далее было: силы} нравственной силы. {Абзац обведен фигурной скобкой и отмечен знаком: NB}
И тогда узришь Христа, не убьешь и не растерзаешь, а простишь и полюбишь, не призовешь защиты закона себе в помощь, — ибо сам исполнишь его.
Это тот же Алеко, но в более реальной постановке.
Пушкин реалист как<их> еще не бывало у нас.
От своих отстал, к чужим не пристал, жаждущий внешних идеалов — внешней спасающей силы. Укажите ему тогда систему Фурье, который еще тогда был неизвестен, и он с радостью бы поверил в нее и бросился бы работать для нее, и если б его сослали за это куда-нибудь, почел бы себя счастливым. Нашлась бы внешняя мировая деятельность — до 1-го разочарования, разумеется. Но тогда еще не было системы Фурье. Полюбить же работу тогда, как и теперь, {тогда, как и теперь вписано.} было немыслимо, стать своим между своими была немыслимо. Не то что не в моде, a просто немыслимо, a проста абсурдом. Идеалов в своей земле у него не было. И вот Татьяну он не узнал. Явись Чайльд-Гарольд.
Нет, если кто был нравственный эмбрион, так это он, Онегин.
NB. Стань она вдовою, она и тогда бы не пошла за ним. {NB. Стань она ~ за ним. вписано.} Если б она верила в него, она бы пошла за ним. {Далее было: может быть} Русская женщина идет, если верит. Это она доказала. Но во что было верить Татьяне?
В подражаниях никогда не появляется столько самостоятельности страдания и той глубины самосознания, которую выразил Пушкин в своем Алеко. Не говорю уже о творческой силе и стремительности духа, которой не было бы, если б он только подражал. Представляет уже русскую мысль, уже начало мощной: самостоятельности. Действительно в типе Алеко слышится мощная самостоятельность. {Действительно в типе ~ самостоятельность, вписано.}
Пушкин уже отыскал этого страдальца, в котором отразился век и соврем<енный> человек, и нашел, {Было: отыскал} конечно, в себе самом, а не у одного только Байрона. {Вместо: в себе самом, а не у одного только Байрона — было: в себе гораздо более, чем у Байрона} Конечно, гораздо более в себе, чем у Байрона.
Наши фантазеры, наши скитальцы продолжают и до сих пор свою деятельность и если не ходят в цыганские таборы, то ходят в народ, ибо тот же в них недуг, что в Алеко и Онегине — вс тот же человек, только в разное время явившийся и в разных видах осуществившийся. {и в разных видах осуществившийся вписано.} Это общий русский тип, во весь теперешний век. Правда, огромное большинство русских, как тогда, {как тогда вписано.} служит и, конечно, {и, конечно, вписано.} мирно в чиновниках, или в казне, или в железных дорогах, но ведь это только … ведь главный-то нерв этих русских. Коснись этих чиновников звук и мысль, озарись их ум самосознанием, и они запоют то же самое. Что же поет Онегин. О, он тоскует, что под ним нет почвы, хотя в Алеко еще и не умеет этого правильно высказать.
Один еще на ногах, а другой уже дошел до запертой двери. Что в том, что один еще и не начинал думать, {Далее было: еще} а другой уже дошел до запертой двери. Всех одно ожидает, если не поворотят на спасающий путь.
Сват Иван, Медведь — это любование, это любовь.
Умилительная любовь. (Не в той и другой ловко и умно подмеченной черте народного быта и характера, столь мастерски явившейся в последующих писателях и у самых лучших из них, вс еще с некоторой высокомерностью взгляда, вс еще с оттенком чего-то из другого общества и быта, а просто какая-то умилительная любовь к народу, к душе его и вере, преклонение пред величием духа его.)
Много бы сделал, да и прикосновение к народу открыло вдруг Пушкину новые горизонты 3-го периода его деятельности (Европа). Самое важное. {Много бы сделал ~ Самое важное, вписано.}
3-ий период. Жадная русская душа, возлюбившая столь много в народе русском, соединившаяся с ним и прикоснувшаяся к почве, как бы разом окрепла и ощутила в себе богатырские силы и невиданные широчайшие стремления. Да, воссоединение с гениями Европы есть {Далее было: [назн<ачение>] цель и} исход русской силы к величайшей цели.
Но, однако же, вот явилась душа, вместившая все духи и гении мира, не внешне, а органически, как бы свое родное — и это уже есть указание, пророчество и указание.
Финал ‘Онегина’: русская женщина, сказавшая русскую правду, — вот чем велика эта русская поэма.
Тут другой вопрос: не кому и чему отдана, а кому и чему отдаться? Да если б она освободилась, она бы не пошла за ним.
Прозвучал темперамент женщины, и это нам как бы дороже, что она не совсем Мадонна, не совсем идеал. Тут мучение, тут трогательно, тут человек!
О, она уже давно поняла его, она еще там, в глуши, девушкой, почти поняла его.
Увидеть барский дом нельзя ли
. . . . . . . . . . . . . .
Уж не пародия ли он?
И Христос родился в яслях, может, и у нас родится {Было: явится} Новое Слово.
Пока, однако, у нас Пушкин.
Духи и гении Европы это недаром, этим многое обозначается, вот тут-то и пророческое значение Пушкина. {Духи и гении ~ пророческое значение Пушкина, вписано.}

<4>1

1 На с. 1 помета А. Г. Достоевской: Из Пушк. (Не напечатано.)

Памятник Пушкину воздвигнут, и мы празднуем день справедливого воздаяния от земли Русской и от общества Русского величайшему из русских поэтов. А между тем еще так недавно, да и теперь конечно, существует и ходит множество мнений, перешедших в убеждение об ограниченности Пушкина, об ограниченности его политического ума, об ограниченности его гражданских воззрений, нравственного развития, подозревают в душе его осадок крепостничества. {Далее было: будто бы <нрзб.>} Признают за ним {за ним вписано.} — это-то уже почти все — значение величайшего художника, но в чрезвычайном уме Пушкина и высоком нравственном развитии его весьма и весьма еще многие сомневаются. Не останавливает и соображение, что великий поэт наш был в то же <время> одним из образованнейших людей нашего времени. По сочинениям его видно, что ему близко знакома была всемирная литература, что он прочел очень, очень много, что он интересовался такими книгами из европейских литератур, которые совсем почти и неизвестны были кому-нибудь из русских его эпохи. Что же до сомнения в уме его, {Вместо: до сомнения в уме его — было: до ума его} то сомневающихся не оста<но>вил даже, например, хоть образ Онегина, {Далее начато: в его} воплотившего в себя тоску наивысше развитого русского человека своего времени. Не одною только бессознательно художественною силою создан этот сильный и глубокий образ и тип, но и совершенно сознательным и осмысленным вникновением в появление его между нами. Пушкин объясняет его сам от себя лично, как автор, {Далее было: говорит об нем} судит его сознательно во многих строфах своего бессмертного романа, заставляет и героиню свою, Татьяну, {Далее было начато: от<части>} догадаться о нем и сознать его хоть отчасти, спросить себя:
Уж не пародия ли он?
Это и тип Чацкого, столь сбивчивый, столь самоуверенный, бранящий Москву и французский язык, бранящий фраки, кричащий, что нам надо занять хоть у китайцев
Премудрого у них незнанья иноземцев, {Было: заграницы}
и между тем бегущего из России за границу. Если б Сознательно нарисовал его таким бессмертный поэт, то вышел бы и тип бессмертный и правдивый. Но Грибоедов {Далее было начато: взгл<янул>} сам взглянул на свой тип не отрицательно, а положительно, и сам уверовал в ‘ум’ своего героя и вышло — сбивчивость. Не таков Онегин: это тип твердый, глубоко осмысленный, это истинное {истинное вписано.} изображение страдающего, оторванного от русской почвы интеллигентного русского человека, живущего на родине как бы не у себя, желающего стать чем-нибудь и не могущего быть самим собою. {Далее было: Пушкин} Повторяю, Пушкин глубоко сознательно создал этот тип — и Пушкина {Было: его} ли не считать умнейшим и глубочайшим русским человеком своего времени, хотя бы за этот только им созданный тип. <л.1> Но, однако же, сомневаются, приписывают ему несвойственное, толкуют об нем до комичного ошибочно. Один из известнейших современных русских писателей свидетельствует, что он видел Белинского, с комической яростью напавшего на ‘отсутствующего’, как выразился этот писатель, Пушкина за его два стиха в ‘Поэт и Чернь’:
Печной горшок тебе дороже,
Ты пищу в нем себе варишь!
‘И, конечно, твердил Белинский (продолжает писатель), сверкая глазами и бегая из угла в угол. Конечно дороже. Я не для себя одного, я для своего семейства, я для другого бедняка в нем пищу варю, — и прежде, чем любоваться красотой истукана — будь он распрофидиевский Аполлон, — мое право, моя обязанность накормить своих и себя, {Было: его} назло всяким негодующим баричам и виршеплетам!’ И уж если такой человек, как Белинский, написавший (по крайней мере доселе) всех более и всех лучше о Пушкине, разъяснивший {Далее было: его} нам его значение во многом весьма удовлетворительно, — если Белинский, повторяю я, назвал Пушкина барином и виршеплетом за грубую будто бы ошибку великого поэта в гражданском и нравственном воззрении его на искусство, то уж сколько, должно быть, было от других, низших чем Белинский, когда идея попала на улицу, {Далее было: сколько} — осмеяний, хулений, осуждений, ругательств над низким уровнем мировоззрения поэта, за его ‘гражданскую несостоятельность’, за ‘крепостническую неразвитость’! А между тем какая комическая ошибка. Какое смешное и грубое заключение! Вообразить только, что такого великого ума человек, как Пушкин, станет кричать со своего возвышения народу (то есть простецам, мужикам) и укорять их за то, что им их печной горшок дороже истукана, требовать от них понимания искусства, бранить мужика, мещанина — или кого еще. Ну, положим, даже и чиновника его, Станционного смотрителя, которого так симпатично и задушевно создал Пушкин, — бранить, их за то, что они прежде чем восхищаться ‘красотой истукана’ — стараются накормить из печного горшка их голодные семейства! Я для другого бедняка в нем пищу варю! — восклицает Белинский, — и этот излишек добродетельного обличения не для красоты только слога вставлен, а, очевидно, из подозрения, что Пушкин и нравственно был так низко развит, что не понимал, что бедняка, безо всякого сомнения, надо накормить прежде, чем любоваться истуканом. {Далее было: Иначе не бегал бы Белинский из угла)} Если б не подозревал Белинский нравственной несостоятельности {Далее было: хотя} в этом случае Пушкина, то нечего было бы бегать ему из угла в угол, как повествует свидетель. И такая глупость, такое нравственное ничтожество приписывается, однако ж, Пушкину! А между тем какой вздор!
Еще в Евангелии сказано, чего Пушкин конечно не мог не знать, самим Христом: ‘Не одним хлебом будет жив человек’. Значит, наравне {Было: рядом} с духовной жизнию признано за человеком полное право есть и хлеб земной. Как мог Пушкин не знать и <л. 2> не понимать такой простой мысли, что народу {Было: человеку} надобно есть, и надобно прежде всего: тут ждут хлеба дети, которым уже никакого нет {нет вписано.} дела до истукана и до стихов поэта Пушкина. Как могло прийти в голову, что Пушкин мог сердиться на народ за тог что он {Далее было: прежде} не любуется его стихами или Аполлоном Бельведерским прежде чем съест что-нибудь из своего горшка! Конечно тут горшок дороже — и Пушкину ли это не знать. И не смешная ли идея, что укоряет {Было начато: гово<рит>} он за горшок бедняков, мужиков, то есть настоящий народ, и называет их {Далее было: чернью} за это чернью. Да они {Было: мужики} и не знали может быть, что Пушкин существует? Да они и читать не умеют! {Да они и читать не умеют! вписано.} Нелепость обвинения, однако ж, не остановила его.
Не ту чернь разумел Пушкин — и это очевидно, не дурак же он был совсем, не мальчик пятилетний. {Далее начато: Тут главный ст<их>} Он разумел ‘светскую чернь’ и еще тех, которых он укорил словами: ‘тебе бы пользы вс’, и это главный стих в стихотворении: из светской черни и из богачей толстосумов есть очень многие, и были и при Пушкине, {и были и при Пушкине вписано.} которые покупают истуканов, Аполлонов Бельведерских, и готовы были бы тратить на них даже большие деньги, {и готовы были бы ~ деньги вписано.} и ставят их не то что на своей лестнице, но даже в хоромах своих, в зале или в кабинете. И, уже не беспокойтесь, так отлично знают, что рыночная цена истукану гораздо дороже горшка, равна, может быть, десяти тысячам горшкам.
Скажут, что Пушкин корил {Было: разумел} не народ, а бедных чиновников, разночинцев, одним словом, всех тех, которым так важен печной горшок. Но разве это не вс равно, что народ?
Тех же, {Далее было начато: котор<ые>} из разночинцев, не столь нуждающихся в горшке, и свет ничего нет дурного укорить за матерьялизм привычек, за плотоядность инстинктов, за животность желаний, за жаждут отличий, те действительно смотрят на искусство как на игрушку, но в таком случае печной горшок обращается уже в чин, в черни же Пушкин корил бы ту же необразованность>. {Далее было: Но не на это, очевидно, не на это истратил Пушкин столько силы и энергии в своем бессмертном и глубоком стихотворении.}
Но есть еще чернь толстосумы, невежественная чернь.
Пищу варить, пищу самолюбия, упиваться гордостью, тут сравнение с горшком народным лишь для силы выражения. Точно так же как чернью, ‘народом’ названы {Далее было: грубые} непосвященные, то есть светская чернь, грубые толстосумы, по крайней мере те, которые умеют читать стихи и знают, что такое стихи.
Но и не это одно, не толстосумов, тут глубокий вопрос об искусстве. И право, Пушкин не на них истратил столько энергии и сил.
Чернь образованности.
Чернь в критиках . {Скажут, что Пушкин ~ Чернь в критиках разрозненные наброски на полях.} <л. 1 об.>

ЧА1

Ихнее общество сложилось не по-нашему, не на Христе, а на. Римской империи.
Христианство не освящает рабство, как легкомысленно, с резвостью ребенка, вы готовы вывесть (и рады вывести).
Затем устраивает свое общество. Мы свое. Оба различно.
Теперь мы долж<ны>
Да, конечно, народн<ая> правда и народн<ый> идеал, как я объяснил их выше, конечно, вам должны быть чужды и противны. Вы совершенно общественные учреждения, воспитывающие в человеке если не христианские, то гражданские доблести, конечно, ставите вм<есто> того, что наш народ считает абсолютной и незыблемой правдой, но во что вы не верите. А пока мы не можем справиться даже с таким разногласием.
Не сложились национально. Подождите, кто же мешает народу как не вы, выдумавшие самую фантастическую идейку возносить народ до себя (и на ней успокоились).
Церковь стоит. Рим доживает.
У нас общественные идеалы находятся в процессе развития, да, но вы не будете в них участвовать, как дурная трава. Виноватее всего вы, что до сих пор еще в процессе развития ваше слепое преклонение пред формулой, которая завтра же рухнет и мешает русскому народу. Кто его держит за руки. Ваши ошибки!
Запад справился со своими идеями. Поистине достойно профессора науки и русского публициста.
Где же они справил<ись>. Завтра рухнет. 94-й год. 30 000. Когда Бабеф. Буржуазия. Народ уже слышал слово. Тен. Утонет в вине. Вы гордитесь, когда это случится, смотрите, гораздо скорее, чем вы думаете — да при первой огромной политической войне, а элементы {Далее было: ее обхватили} густо лежат в Европе. Франция и Пруссия. Англия, сосущая всех как лимон. России, всем мешающей, разве выдержать год войны. Элементы братства . Мы еще и не знаем, как мы сильны. И рухнет вс — и богатства. {Далее было начато: Нечего} Об нас разобьется. Нечего нам там учиться общественным идеалам, у нас свои есть.
С чем там они справились.
Да, господа, я либеральнее, мои идеалы и либеральнее ваших, я смело говорю это.
Антихрист.
(вы тут подсчитали)
Ах, вы
нового поклонения?
умирание
Слово Антихриста.
Теперь понятна и буря в стаканчике. Да как он смел.
Вот именно о том, как силен русский народ.
Клеветники?
А мы-то куда же. А нас-то куда же теперь денут?
Либералы справились.
Да, повторяю аксиому — либерал враг народа.
Вы задались фантазией вознести народ до себя — взялись развратить народ до себя — посмотрим, удастся ли вам. Грядут новые люди, любящие народ и преклоняющиеся перед народной правдой. Встречает их общество, уставшее от ваших шаблонных уроков и европейских лекций.
Куда нас теперь денут.
Да если поклонение, то и желание всеслужения становится абсурдом, невозможностью.
Неужели восторг был оттого, что мы всех могущественнее и длинноголовее.
Серьезность этого момента восторга испугала вас. А в обществе есть элементы, которые жаждут подвига, утешающей мысли, обетованного дела, а стало быть, общество уже не хочет удовольствоваться нашим либеральным хихиканием над Россией и принять наше учение о вековечном бессилии России {Далее было: если} без европейцев. А только России такая роль! и из-за этого восторги. А нас-то куда же?
Вот все и принялись утешать себя.
Во-1-х, умные люди разбили, зачем же вы опалу на своих, оплевали, осталось утешение.
Объяснили разными поводами: всеобщим настроением (‘Страна’) говорили или не говорили все люди бывалые. Отчего же оно не выходило до этого часу. Нет, попробуйте-ка, подите-ка сами, скажите, как вас примут. Но вы успокоились, речь оплевали, признали нулевою, ничтожною, победа, дескать, за нами, и теперь не надо спрашивать: куда же нас теперь денут?

в стаканчик

Зосима. Гейден. Вот вы говорили Коробочка-христианка
— помещик-христианин
— Верно не было христиан настоящих.
— Что за религия, скажете вы, если нет христиан, потому что так трудно быть христианином.
— Это уже вопрос, быть или не быть христианству.
— К счастью, не вотировалось, как было в 93-м году.
— Да и много ли нужно праведников?
— Тут другая политическая экономия.
— Ну сколько нужно республиканцев?
— Сохранить бы идеал. Хотя бы двое принесли жертву. Историки не знают. Смирение.
Вы пишете о рабстве. Павел.
Христианство не освящает рабство. Туманы исчезают со светом.
— Будущий Шекспир и выносить.
— Вы не верите? Это уже есть. Освобожденный мужик подает Руку.
Поговорим о христианстве как о нравственной идее, перейдем теперь к общественным идеям. Их нет вовсе.
Вам главное показать, до какой степени я мельче вас: я-то< дескать, всего только 'религиозен' и вс основываю на самосовершенств <овании>, а вы прямо и благородно смотрели на гражданств<енность>. С одной стороны, какая отсталость, с другой — какой благородный жест
Он отвлеченен, он ясно и в полноте не видит, и он не может быть не горд, и не только перед Держимордой горд, но и перед всей Россией.
Были умы, что и перед всем миром гордились и вс создание божие презирали.
Но у нас обыкновенно Европа в идеале, и скита лещ наш тоже попирал каблуком свою сиволапую родину.
Что христианство и самосовершенствование, идея, дескать,: скудна, а у нас-то идеалы гражданские. Это пошире-с, следовательно, вы ретроград, вы отстали, а мы-то как шагаем, мы-то как шагаем, мы-то с Европой в стремлениях равняемся. Ну и книги вам в руки. Только позвольте поговорить.
Несколько лекций по поводу одной лекции, прочитанной мне г-ном Градовским, с обращением к г-ну Градовскому.
Запад провалится.
Вы скажете, {Было начато: зам<етите>} может быть, хороша ли ваша любовь к Европе после таких слов.
А разве я рад тому (что он провалится). Нет, я с упованием смотрю. Народ западный свергнет ту гнусную оболочку, в которой его заключили, и кончит тем, что найдет Христа. Может быть, к нам и придет за ним, к народу нашему великому, и тогда все обнимемся и запоем новую песнь.
Меттерних. И за это мнение мы в 49-м году еще ответили, когда вы были студентом.
Я знаю, мне скажут со всех сторон, что не стоило и смешно писать такой длинный ответ на вашу статью. Ног клянусь, я не для вас писал и не для утоления моего самолюбия. Я для других писал. Я намерен с будущего года ‘Дневник писателя’ издавать. Так вот это мой profession de foi, ‘пробный номер’.
Отыскался критик, соединяющий безотчетность нападений с искусною комильфотностью.
Развратить народ до себя.
Да неужели же вы думаете, что народ согласится стать такою же безличностью как и вы (да не вы, не вы, г-н профессор, я не про одного говорю).
И наконец, мы не дадим, мы не подчинимся, мы не простим, не выйдет. С кем и с чем? С народом.
Бездна {Далее было: маленьких} человечков выскочила: ‘А мы-то куда же теперь?’
Мои идеалы шире ваших.
Положим, время и место не позволяют. Но впоследствии, когда вы узнаете, может быть, и вы перед ними преклонитесь. Тем более, что ваши гражданские идеалы воистину мечты и абсурды, которые никогда сбыться не могут, а у меня действительность, которая уже есть и пребывает.
У вас гражданские идеалы одно, а христианство другое. По-нашему, по-русски это неделимо. Гражданским должно быть христианство, а христианин уже поневоле гражданином, ибо мы христианство принимаем в идее, а не в слове и не в букве, как вы.
И составили огромный контингент нашего абсентеизма, объявившегося тотчас же по освобождении крестьян.
Общественная идея из нравственной. След<овательно>, самосовершенствованию главн<ая> роль. Да позвольте наконец, что такое идея гражданская вообще говоря.
Удивить.
Я уже сказал, что с нравственн<ых> начинается, с религиозных
Римское государство. Бог — под земл<ею>
Компромисс
Одна в государство, друг<ая> сохранила Христа.
и государство в церковь
Ваш идеал и мой. Ваш мельче, нам нельзя высказаться.
У нас шире
2 половинки
Меттерних.
Муравейник.

ВАРИАНТЫ

ДНЕВНИК ПИСАТЕЛЯ ЗА 1877 год

Варианты наборной рукописи (HP)

<Сентябрь--ноябрь, гл. III, II>

Стр. 5.
14 Всенародной сильной поддержки / Народной поддержки
17-18 французские республиканцы / республиканцы
20 в прошлом столетии и в 1848 году / в 1793-м и в 1848-м
Стр. 6.
1 неудачники / несчастные
3 тот же узурпатор / ‘узурпатор’
4 в прелестный замок Вильгельмсгеге / в садах Вильгельмсгеге
6 садов / прелестных садов
7 ехидной усмешкою / злобной усмешкою
22 если взялись за него? вписано.
26 как захватили власть вписано.
28 и, однако / А между тем
26 что другое / что иначе
34 восстановление / учреждение
36 предчувствуя, что / видя что
37-38 и спереди был позор, и сзади стоял позор / и спереди позор и сзади позор
39 в некотором отношении вписано.
39-40 ибо не в таком совсем виде / В таком ли виде
41 Этот комизм усугубился еще более тем, что / а. И, однако же, они б. Этот комизм заключался, главное, в том, что <>
42 несмотря ни на что вписано.
44 слуги отечества / сыны отечества
46 в том случае ~ республикой. / если только она будет в форме республики.
46-48 есть и такие ~ счастлива Франция / есть и таких несколько, которым и до формы нет дела, а только до Франции
Стр. 6—7.
48-1 (хотя вряд ли ~ не больше) вписано.
Стр. 7.
4-5 Вот что было комично! вписано.
6 и губящее его вписано.
8 она станет / она вся успокоится и станет <>
9—10 внешним мешающим обстоятельствам / внешнем обстоятельствам <>
10-11 злых людей / злым людям <>
17 подобная старой вписано.
19-20 будут не в состоянии / не могли бы <>
21 состоит в том / заключается в том <>
31 будущая беда / грядущая беда
21 вс так же вписано.
22 После: как и прежняя — решительно неотразима и, как и прежняя <5--6 нрзб.>
22 заключается / состоит <>
22-23 в исполнении ими ~ кроме того, вс / решительно
27 вс от того же вписано.
29-30 последователь французской республики / французский республиканец
30-31 учреждению ее / учреждению французской республики
39 столь долго / целые уже века
42 внутренних сил / сил
44 теперь еще / потому что теперь еще
46 После: свою республику. — было: Ибо что такое республика?
46-47 Опять-таки повторю вписано.
48 могли бы захотеть в чем-нибудь / могли бы в чем-нибудь <>
Стр. 8.
1-4 Во-первых, кто за ними ~ их опять разобьют? / Ну что, если немцы их опять разобьют?
8 не слушай ~ криков вписано.
9 После: войну — а. это значит идти против стремления страны б. [иди] пойди они против, не слушай новых голосов и криков
11-12 и сзади Седан и впереди Седан! / и впереди им грозит беда и <6--7 нрзб.> и сзади Седан и опять спереди Седан
13 еще не начинали думать / не думали
16 ведь должна понимать это / понимает это
18 презирала бы их / будет презирать их наконец
40 за возлюбленную свою / за их дорогую
44 После: подчиниться — и настоит на [серьезно] крутом перевороте во Франции?
45-46 маршал / он
46-47 в этой же самой стране / в стране <> Далее было: Мало того, слишком еще модно сомневаться, что восторжествует ‘законность’ на предстоящих выборах, напротив, есть чрезвычайные шансы, что утомленная страна, убоявшись всяких дальнейших хлопот, примет с выборов в палату большинство мак-магоновское. В таком решении страны главным поводом будет то соображение, что маршал ведь вс равно не подчинится, если выберут ему противников, ‘законности’, о чем и объявил уже в своем [необыкновенном] удивительном манифесте стране.
47-48 как и всегда ~ во Франции вписано.
Стр. 9.
3 После: республики. — Но это вряд ли.
4 она / страна
6 рассчитает, где сила, и силе покорится / рассчитает, вероятно, перед выборами, где сила
6 страна / она
14 но тут же, сейчас же, прямо / но и прямо
20 таким языком / так
21-22 а потому ясно уже теперь / А потому [всего вероятнее] совершенно верно уже теперь <>
22-23 в которой он совершенно уверен / Начато: в которую он, кажется
28 даже, так сказать, неповинных чувствах / благородных чувствах
37 После: характер этот — было: действительно, кажется, странный и 40 в опеке / в опеке, но в чьей?
40 все-таки / совершенно
42 убежден / уверен
42-43 не состоит вписано.
43 овладевшие им вписано.
Стр. 10.
1-2 Все это, конечно ~ их самолюбий, вписано.
6 вопрос: если / если
8-8 что сам ~ их кандидатам вписано.
13 столь уверенный в себе / столь сильный <>
20 с дочерью маршала / с его дочерью
20-21 таких особенных секретных комбинаций вписано.
22 После: что — начато: маршалу было
24-26 и если поддерживает ~ как ему угодно вписано.
26 как ему угодно / в свою пользу
29 несколько лет / столько лет
31-32 к тому же это и военный человек, вписано.
36 а не он в их руках вписано.
42 те все-таки / они все-таки <>
42 и успели скрыть вписано.
44 до времени вписано.
45 продолжится дело / продержится дело <>
46-47 до тех пор ~ цели / еще некоторое время
Стр. 10—11.
48—1 как можно скорее ~ на Германию / готова была бы обнажить свой меч <3—4 нрзб.> избрание и идти за папу
Стр. 11
1-2 для этой-то цели / для этого
3 за кем /за кого
5 в способности объявить войну вписано.
7 маршала / маршала Мак-Магона.
7-35 Кстати, недавно еще ~ не выскочит, вписано.
11 Слова эти могут / Это может
16 он ему / он его <>
23 слову его / слову его не изменять республиканских учреждений
24-25 за спасение ее от демагогов вписано.
28 сохранит / сохранить <>
36-37 предчувствуется появление ~ католичества, вписано.
43 Я изложил эту мысль / Но каким образом [выб<оры>] предстоящие [во] выборы во Франции и происки католичества могут так радикально повлиять на нашу войну с турками и породить всеевропейский переворот, вот вопрос. Я изложил эту мысль
Стр. 12.
5 (в печати) вписано.
8 подтвердивших мне / подтверждавших для меня
42 и последнее вписано.
44 заговорили / говорится
Стр. 13.
6 с лишком перед тем / с лишком тому назад
4 слово мое / слово
4—9 то есть что в заговоре-то ~ римского католичества, вписано.
8 умирающего / издыхающего Ф
10-11 как будто не хотят ~ вместо того / как будто не то. Все еще как будто не хотят видеть [главного] главной сути дела, а вместо того
11 допустить / признать <>
13 Но так ли / А между тем так ли
14 Наедине ли? вписано.
16 что мы вдруг очутимся / огромный поворот к всеевропейским событиям, так что мы уже явно и вдруг явимся
18 замечать ~ настоящих / признавать в настоящих
19 откуда / почему эта
20 католицизм / он
21 Неужто вс из-за того только / Откуда такая ‘страсть’, неужто только из-за того
23 и насущных забот вписано.
27 объяснить это / объяснить этот факт
28 После: и другие — и о которой я говорил еще два с лишком месяца назад <>
28-29 есть твердый ~ заговор / а. есть всемирный католический заговор б. есть [тепереш<ний?>] европейский католический заговор
33-34 и не в одной только Англии / и не [в одной) в какой-нибудь Англии
34 несомненном всемирном вписано.
43 каждый раз с веселием / с веселием
Стр. 13—14.
48-1 Но кто теперь ~ римского католичества / Начато: Самый же страшный враг католичества в настоящую мину<ту>
Стр. 14.
1-2 то есть светской монархии папы? Бесспорно, князь Бисмарк. / то есть светского владения и земной монархии папы и воплотился в князе Бисмарке
2-3 в ту самую минуту / в минуту
3 в которую / когда
3-4 Германия раздавила / он раздавил <>
4 главного тогдашнего защитника / [вечного] главного защитника <>
4-5 и тем тотчас же развязала / а: Начато: и соизволил б. и тем тотчас же развязал <>
5-6 немедленно и занявшему Рим / и тот тотчас же и вошел Рим
6-7 состояла в том, чтоб отыскать / отыскать
9 После: давно уже, что — начато: католиче<ство>
11 идеи его во всех ее видах / а. идеи его древней во всех ее видах б. и идеи его, во всех видах, и древней и новой
13 Слова: понимает — нет.
16 самый / есть самый
22 послужит поводом / послужит и подаст само повод
22-23 будущему подъему / будущему раздору
24-25 римское католичество ~ всех других / а. Начато: [сверх] первее всех б. первее и скорее всех других подаст именно римское католичество. Далее начато: И берлинское пред<видение?>
25-27 и что, стало быть ~ в чем другом / и что в нем опасность
28 из естественного / из самого естественного
30 кроме вс той же Франции / кроме Франции <> Далее было начато: если только
34 страстно / адски <>
36 живучесть / силы
36—37 светская папская власть / светское владычество папы
40 После: надобно жить — то ясно, что оно изо всех сил озаботится добыть себе меч, который бы защитил его
42 После: ясно — что в Берлине давно уже предчувствовали
43 Эта удобная минута / Минута
Стр. 15.
1 После: войной — которую взвалил себе сам на плечи, связан, сверх того, своими ‘неудачами’, истощен, ослабел <>
7 уже нельзя ему / нельзя
16 как же ему не спешить / надо спешить
17 После: мерами — и ударить на него войной
18 подвертывается вписано.
19-20 которых она ~ теперь можно вписано.
20 даже целую коалицию / целую [католическ<ую>] коалицию <>
22 После: это вс. — Вот главная идея римского заговора.
23-24 Вот они и начали ~ стала за них./ Но [надобно, чтоб и Франция согласилась] если так, то надобно, чтоб и Франция согласилась.
23 Прежде всего, разумеется, надо / прежде надо
27 но, опять-таки, повторю / а между тем
29 месяца четыре назад вписано.
30 во Франции вписано.
32-33 Тогда как невозможно и представить себе, чтобы / Моя же идея именно та, что
36 После: войны! — что непременно войны, что переворот этот был затеян вследствие огромного заговора католиков [создавшего], нити которого сходятся в Ватикане, действительно
36 И увидите? вписано.
37 добьются своего, добьются войны / доведут свое дело до конца и добьются европейской войны
39 После: светской власти. — Но где же, однако, начало европейской войны? И что же сделали клерикалы, из чего можно усмотреть их [заговор] намерение, чтоб зажечь как можно скорее войну?
40-41 выбрали такую минуту / в такую минуту
46 После: путь — было начато: на котором
Стр. 16,
1 и клерикалы пока / клерикалы
6 После: с места. — Клерикалы и уверены, что он не сойдет, надежда их, как и маршала, на преданность легионов, и уж они не дадут маршалу сойти с бесповоротного пути, на который его поставили, для них, впрочем, вс равно: он ли, бонапартисты ли восторжествуют. Восторжествует тот — за кого будут [они] стоять легионы — вот как они решили.
10-11 а они уже ~ по-своему / и чтоб они были тут
11 сбудется / будет <>
11-12 они будут подле узурпатора / и что они будут тут
12-13 а если бы даже ~ само собою / Затем дело даже без них пойдет само собою
13-14 Слов: благо ~ поставлено — нет,
14 совершился бы только / был бы только <>
16-17 всякая государственная перемена / государственный переворот
21 враждебного вписано.
21-22 несмотря даже на ~ Но зато всякий новый переворот / А потому всякий переворот
23 до крайности взволноваться / волноваться
23 После: взволноваться. — И вот еще переворот не совершился, а он уже волнуется, рассчитал, стало быть, верно
23-24 и в какую минуту / И в какую минуту волнуется
25-26 соперник Германии / враг ему
26 Германии / ему
27-28 с самого начала / вот уже с начала <>
30 должны рассуждать в Берлине вписано.
30 с своим будущим новым / с новым
36 значительных союзников / огромных союзников
36 как теперь, чтобы / чтобы <>
40 если будут прогнаны республиканцы вписано.
42 После: возможности — начато: составить в свою по<льзу>
46 одно маленькое обстоятельство / есть обстоятельство
Стр. 17.
5-6 начнет войну / подымет войну
6-7 Не начать войну ~ уже навеки, вписано.
7 в 1875 году было / тогда было
8 на стороне Германии / на его стороне
10-11 После: Восточном вопросе. — было: А путешествие итальянского министра в Берлин накануне ожидаемых событий во Франции, вероятно, касается именно этих событий и сопряженных с ними ожиданий.
11 государство / нация
19 После: минуту — было: и сочувствуют русским
22 в каком / в котором <>
24 католическая / клерикальная
34 После: в ближайшем будущем — Подавить или <нрзб.> совсем раздавить, когда это понадобится, во всем опередить <3—4 нраб.> на это <нрзб.> с риску — одним словом, очевидно, что австрийское правительство
34-36 Всего очевиднее ~ положении, но вписано.
Стр. 18.
5 уверена / уверена, кажется,
7 После: ближайшей политике! — Одним словом, положение политическое вовсе и вовсе не дурное.
8-9 А в дальнейшей ~ ее мнения / Люди в ней нуждаются, люди ищут ее мнения
12 После: своей политики — на которую, конечно, она по благоразумию своему не решилась, а только ждет и высматривает, ждет внешних событий, взвешивает шансы: где выгоднее, [где] которая политика ее будет наиболее в интересах страны
12-17 которая никому ~ политики Австрии вписано.
18-19 ждет новых интереснейших фактов / новых фактов
19 После: и, главное — вс это так близко, ‘при дверях’ и так что, может быть, очень и очень скоро
19-20 в самом само довольнейшем ~ не волноваться вписано.
20-21 может быть ~ решиться даже / придется ей решиться даже может быть
22 После: и уже бесповоротно — Как тут не волноваться!
27 решительно неизбежны / точно неизбежны
30 всех / други<х>
31 моменты в жизни наций / моменты наций <>
32 а сама судьба / а уже сама судьба <>
35 Австрия вписано.
36 об этой самой своей дальнейшей политике / о своей возможной дальнейшей политике
37-38 факты не все еще ясно обозначились / факты еще не обозначились
38 она видит это вписано.
39 хочет войти / войдет
40 еще никому не известно / неизвестно
41-42 сидит и думает / ждет жадно, присматривается и думает
42 После: как ей не думать — Вопрос для нас окончательный
45-46 ей дать на него ответ! / а. решить его! и… ответить б. ей дать на него решение! <>
47 Так как же ей / О, как ей <>
48 После: восторжествует — ведь пожалуй что так
Стр. 19.
1 немецких / германских
1 никому не известно / никому во всей полноте не известно ф
2 Как не быть намекам / как не намекать
3 сказано и предложено, чем только намеки / чем намеки
3 После: только намеки. — По крайней мере Австрия, уж конечно, теперь уверена [теперь], что роль ее на Востоке [уже теперь] обеспечена, может быть [ей и еще много кой-чего обещано, не на] даже и не на одном только Востоке. [Намеки были, намекам как не быть] <>
4-5 Одним словом, подарков ~ уверена / Одним словом, она уверена
7 После: много. — начато: А между тем в воображении ее может
9-10 вот что ведь всего приятнее! вписано.
11 я думаю вписано.
13—14 в самую последнюю роковую / в роковую
14 дипломатическим вписано.
14-15 и тем ~ награду вписано.
18 ее потом гигант вписано.
18-19 сожмет, невзначай, разумеется / сожмет <>
20-21 у ней ~ векового ложа… вписано.
22 Хорошее / Гм, хорошее <>
24 мелькнуть / мелькать <>
24-25 самая, впрочем, фантастическая вписано.
29 может начаться даже нынешней осенью / начнется осенью <>
29 успеют произойти / произойдут <>
31 умрет к тому времени / уже умрет
33 возможность недоразумений и столкновений / недоразумения
37 к весне вписано.
37 будет занят / будет связан <>
44 от ее флота / от нее
Стр. 20.
4 решено и подписано / есть
5-6 Слов: благоразумно сохранив за собой всю свободу решения — нет.
6 возьму да и вписано.
11-12 не очень уж бояться / не бояться <>
13-14 то хоть и ослабит тем себя ~ потому что ей / то разве лишь самую небольшую сравнительно часть, потому что ей
16 и Франция / и та
16—17 может быть ~ первая вписано.
17 Германия / та
21 даже ух как более того / даже более <>
21-22 и всего уже ей обещанного вписано.
27-28 о котором, сверх того ~ клерикалы и вписано.
30 германские / неме<цкие>
33 и почтительные вписано.
33-35 а затем, разумеется ~ уже навеки, / а. a затем сдержать своих славян… б. а затем, разумеется, распорядиться уж навеки и с славянами <>
36-41 даже и в том, наконец ~ страшных последствий, вписано.
41 Где лучше / Где выгоднее
43—44 радикальные вопросы про себя / вопросы <>
44 в Австрии несомненны… / не могут не вырастать у некоторых наций. Пусть это только мечта, но, однако, все взоры устремлены на Францию, и сознательно и инстинктивно. Все ждут, кто-то стучится, кто-то входит… но кто войдет? Войдет опять республика и спасена вся Европа, не будет войны, по если не республика, то кто бы ни стал на ее место, а война почти неизбежна, потому что станет только тот на место, с кем будут клерикалы и кого захотят они. А они захотят того, кто объявит войну.
В самом деле: фантазия или нет заговор католический? В ответ на этот вопрос вс разрешение задачи, вс предвидение будущего. Произойди во Франции переворот, и как бы мирно ни было настроено ее новое правительство, но будь при нем клерикалы — и война неизбежна, особенно если к тому сроку умрет папа. Вс разрешится скоро. Через несколько дней во Франции будут выборы, и очень может быть, что страна выберет республиканцев. Но это еще ничего не докажет, ничего не объяснит. Начнется лишь борьба, но чем она кончится, это [еще] неизвестно… Редко Европа переживала такую минуту!
Скажут: ‘Преувеличение, фантазия!’ [Посмотрим!] [Дай] Отвечу [первый]: ‘Дай бог, дай бог, чтоб только фантазии!’ Но, однако, посмотрим. А в двери все-таки кто-то стучится.
Стр. 21.
3 европейскую прессу / прессу
4-5 подтвердилось теперь / подтверждается
6-7 a теперь всего 29 сентября вписано.
11 написал в нем / писал там <>
13 тогда еще / уже
14 назвали / называли <>
16-17 да и заговора совсем не признавали вписано.
18 мнение от ‘компетентного’ лица вписано.
24-25 который прежде всего / и что он прежде всего
28-29 ни в европейской прессе, и не думал об этих вещах заботиться / ни в Европе и не заикался об этом
32-33 в ближайшем будущем вписано.
33 недавно еще вписано.
36 Так что/ пожалуй / Впрочем
35-36 я напрасно считаю / я напрасно так заране считаю
36 заранее устарелою / уже устарелою
38-39 роковое, страшное и, главное, близкое / роковое и страшное
40 очень многие / все
42—44 потому что все принимают ~ в самом деле, вписано.
44 подойдут во Франции / произойдут во Франции
Стр. 22.
3-5 покажутся опять ~ воображения. Опять скажут, что я фактам / покажутся опять [смешными и фантастическими] лишь измышлениями досужего воображения. Но почему же так? Я, кажется, говорил вс то же самое, что уже обозначилось фактами. То-то и есть, что опять засмеются на то, что я фактам <>
6 придал значение не точное ~ нигде им не придают / придаю значение мое, фантастически преувеличенное
8 А для памяти, попробую / Попробую <>
10-12 Делаю это для памяти ~ этой же главы, вписано.
14 толпы / орды <>
15 Когда же загорелся / Вместе загорелся
5-16 иезуиты поняли / орда поняла <>
16 По намеченной / По определенной
24 битвы / борьбы и битвы <>
26 в самом ближайшем будущем вписано.
31 короткое время / малое время
33-34 обратится в всеевропейский / обратится неминуемо в всеевропейский бой.
36 После: решение Австрии — вписано: над которою тоже трудятся клерикалы
40 После: волею провидения — начато: эта последняя вековая борьба как бы обратится, как бы станет
43-44 это предназначение / вс это
44-45 не признающими его, до последней минуты / не признающими его и даже с насмешкой, до последней минуты <>
46 предназначенного / событий
47 это назовут / это будет <>
Стр. 23.
2 После: нечего, если — начато: вс до такой
9 быстро / весьма быстро <>
11 магометанский вписано.
14 После: людей — а главное, совершенно нового <>
10 накануне несомненного и великого обновления ее… / перед несомненным и великим обновлением ее…
25 явится для всех глаз / пойдет
26 чем в какой тянулось вс накануне / чем представляли его себе накануне <>
26-33 даже теперь, например ~ за границу и прочее и прочее, вписано.
38-39 почти на другой же день, как началось оно… вписано.
42 фазиса / вопро<са>
Стр. 24.
1-2 новый человек, с новым словом вписано.
3—4 Слов: совсем новый ~ старых человечков? — нет.
6 Ложь ложью спасается / Ложь ложью оправдывается
11 некоторым недоумением / одним большим недоумением
17 и славных / и великих
20-21 великой цели их / цели
21 прекрасными / славными
25 уничтожал / уничтожал под конец
29 сто тысяч / серок тысяч
30 После: сражении — начато: хотя бы он
34 повествуется / именуется
34-35 в одно сражение / в несколько часов
36 могло происходить? / могло случиться? <>
Стр. 25.
3 Понятно / Понятно, стало быть
6 подмечена / схвачена
10 глубочайших сторон / сторон
11 на каждой странице / сто, тысячу
14 После: в мире — начато: он обм<анывает>
17 великого рыцаря / великого сумасшедшего рыцаря
26 вседовольному самомнению / печальному сомнению
35 богатейшим дарам / великодушнейшим дарам
35 даже часто бывает / столь часто бывает <>
36 награжден человек / награжден создавшим его богом человек
36 После: человек — вписано: могший бы даже осчастливить мир при их помощи
36 После: дара — начато: чтоб упр<авлять>
37 всем богатством / всем остальным богатством
37 После: этих даров — без него оставшихся втуне
38 После: могуществом их — которым <4--5 нрзб.> может быть, осчастливить человечество.
Стр. 25—26.
41-2 что зрелище той злой ~ верующее сердце его… / а. что зрелище судеб человеческих может [привести] довести много великодушных сердец до отчаяния, и самая картина судьбы столь великого и прекрасного существа <нрзб.> [хохот], может быть, лучшего из людей — картина, возбуждающая лишь непоборимый смех над ним в людях, а не слезы отчаяния, и может довести действительно до отчаяния друга человечества и озлобить сомнением целомудренное чистое сердце его… б. Было начато: той элей иронии судьбы, которая [выпадает] <нрзб.> столь часто обрекает благородных на людей и друзей человечества единственно за те, что те не сумели [столь часто <нрзб.>] [отыскать] прозреть истину и отыскать <*фзб.> верный путь всей деятельности. Это зрелище
Стр. 26.
3 Впрочем, я хотел / Впрочем, я всегда увлекусь. Я хотел
3 черту / черту в сердце человеческом
4 других таких же глубоких наблюдений / других черт
13 напротив / по-видимому
20-21 сердце благородного Дон-Кихота / а. сердце несчастного фантазера б. его сердце
24 излечился от своего помешательства и вписано.
23-29 великою силой любви / великою любовью
33 грубее и нелепее вписано.
43 и вс, опять-таки вписано.
44 нелепейшей / нелепейшей и фантастичнейшей
Стр. 27.
1-4 женщину, наконец, околдовавшую вас. вписано.
2 устремляетесь / идете
5-6 сами ~ в нем / преувеличили и исказили в нем даже сами
7-7 единственно, чтоб сделать из сего ~ поклониться ему вписано.
10 и мешает жить ~ вашей мечтой вписано.
14 поспешили поверить / тогда поверили <>
15 После: первое сомнение ваше? — Наука, например, вообще говоря, основана на реализме, на ясных и точных впечатлениях чувств наших. Однако положительно можно сказать, что [во всякой] в иной современной науке может быть гораздо больше гипотез, чем доказанных фактов. Фактов у вас еще мало, их недовольно для вашего вывода, и однако, из совокупности их уже засияла блестящая истина. Вы бросаетесь на эту истину, вам она страшно понравилась, вы хотите объяснить ее, доказать ее, и вот придумываете новую блистательную гипотезу, в которой, может быть, все ложь с первого до последнего слова, но которая, пока, так [блистательно] остроумно и хитро объясняет и доказывает вашу первую истину [так ослепительно проглянувшую из недостаточных еще для подтверждения ее фактов]. А между тем [эта} та первая, ослепительно проглянувшая из недостаточных еще для подтверждения ее фактов и вас соблазнившая истина, может быть, тоже ложь [первая ложь}, а во истина, но [которая ослепила и поразила вас, привлекла вас к себе [и вы чтоб] до того, что вы] она вас увлекла, и вы, чтоб поверить ей окончательно, немедленно придумали [чтоб увериться в ней окончательно и] вторую ложь, и уверовали [в нее, пожалуй, еще пуще, чем в первую…]
19 в турок / в Турцию
22 но в то же время / но и там
22 про себя / смутно
23 в самом деле вписано.
24 правильного / более или менее правильного
27 что турки / что это
31 большую силу / силу
31-33 дальнейшего прогресса / прогресса
33 многие европейские вписано.
37 эта мечта / это убеждение
38 пессимистских влисано.
40 где-нибудь и в чем-нибудь вписано.
Стр. 28.
1-2 силою и здоровьем / силою, здоровьем и национальным могуществом
6-7 в которого постоянно боятся вписана.
8 Европы понять нас / им нас понять
9 вс это / хотя бы они и хотели того
9-10 до сих пор вписано.
10 А потому вреда не будет и теперь. // Вреда большого не будет даже и теперь.
14 После: стойкости — и доблести
15 ошибки / первоначальные ошибки
29-30 и как государственного организма вписано.
30 Но ведь кто так / Кто так
31-32 А им именно нужно ~ общество, вписано.
32 После: Стало быть — сами эти ненавистники наши
33 во вред ~ а коли так, то вписано.
33-34 не вред, а пользу / отчасти а пользу
35 Но вообразить / Теперь обратно: предположить
37-38 великого дела, за которое / идеи, за которую
39 Вообразить / Вообразить, наконец <>
39-40 поняли наконец / поняли
40 для России вписано.
43-44 сплоченный весь как один человек ~ с своею армиею вписано. Далее было: и в своим государем
47 и явной уже вписано.
47-48 столь любезные им клеветы / Начато: распуска<емые клеветы>
Стр. 28—29.
48-3 Нет, уж пусть они лучше верят ~ что они тому верят, вписано.
Стр. 29.
3 Но в Европе / Но, повторяю, в Европе
7 проповедовали / повторяли
9 турка / они
16-17 везде удержали наши главные позиции и вписано.
17 отразила турок / их отразили
34 что вооружена турки на европейские деньги вписано.
25 После: во многом — связала нас
26 с самого начала войны вписано.
26 помощи естественных / ваших естественных
31 В довершение там состряпали / В Европе, наконец’ состряпали <>
32 После: карману ~ начато: но они так
33 с такою же плотью / о плотью
35-36 государственные вписано.
38 самими правителями / правителями
39 После: до единого? — начато: Разве можно признавать
39 Турки воюют вписано.
39 и поддерживая вписано.
42 разорителям в умертвителям / разорителям и убийцам
43-44 денег, поверили ~ состоятельности! / денег?
45 признают / называют
47-48 силы такой / силы этой
Стр. 30.
3-4 вместе даже ~ пар. вписано.
8 на словах / словесно
9 и теперь / и в настоящем
10-13 а многие ~ не интересовались им / а кажется, многие не изучали его.
14 После: нельзя — нужны целые книги спора.
20 то есть вместе с царством Московским / то есть еще в царстве Московском
21 исконная идея / великая идея
22 признал / понял и признал <>
34 После: другой организм. — начато: Но этому вер<ят?>
36 После: европейцев — начато: да еще биржев<ики>
39-40 взирающих и на Россию ~ своего кармана / и взирающих на нее единственно с этой точки зрения
42 дальновидны / образованы <>
42-43 кое-что вне своей сферы / иные идеи <>
43 догадались / поняли
46-47 естественное вписано.
48 в руках ~ биржевиков, вписано
Стр. 31.
1 обидных нам / унижавших
8 стали бы презирать / начали бы презирать невольно
8-8 соединением с народом ~ живут нации вписано.
10-11 А впрочем, что ж я ~ говорю! / Биржевикам бы надо, кажется, радоваться, что явилась и у нас всех соединившая мысль. А впрочем, что ж я учу биржевиков, что им выгоднее?
14 Несомненный удел / Удел
16 русские люди / люди
18 об всякой русской неудаче сердечно / об русских неудачах
19 и побед русских / и побед
27 После: поддразниваньем — Мы практически научимся недостаткам нашим не в одном военном деле
28 которые обратились ~ забаву, вписано.
28 простую забаву / забаву
28 После: простую забаву — для людей с талантом и в казенную формальность для всех подражающих им, но уже бесталанных обличителей русской земли.
29-30 даже ~ нашими лишь вписано.
33 случалось / бывало
36-37 интеллигентное общество / общество <>
38 в разложении / а. в разложении мыслию б. в разложении духовно
39 После: самоупоении — начато: после Сев<астополя>
40—41 новых молодых писателей / а. талантливых семинаристов б. талантливых новых молодых писателей <>
42 возбудивших в нем вписано.
42 После: к их обличениям. — начато: А между тем эти талантливые и истинно желавшие добра молодые писатели положительно весьма мало знали и русский народ и русское общество, именно потому
43 к этим истинно желавшим добра / к этим талантливым и истинно желавшим добра <>
46-47 а, между тем ~ России / и воображавших себя спасителями России <> вписано.
Стр. 31—32.
47-1 мало того ~ врагов России / немало даже истинных врагов России
Стр. 32.
1 под конец / даже
6—7 даже продажных / главное, продажных
10-11 a затем уж ~ железнодорожники… вписано.
12 потому что несомненно / А главное, несомненно
14 не побоятся / А главное, главное, не побоятся
19-20 Слов: и в нем-то и будет состоять их главная точка опоры — нет.
20-23 Они не станут сваливать всех наших бед ~ потому что это и покойно и ума не требует. / Они не станут сваливать на свойства русского человека и русской души такие, например, пункты, что биржевики и жиды обворовывали их, когда они там [полага<ли?>] несли в жертву жизнь свою за [то, что так возлюбили] русское дело, что [морили] изнуряли солдата [гнилыми сухарями и за что] плохим [провиантом] исполнением своего контракта, по которому получали по два миллиона в месяц выгоды, вместо того, чтоб по-настоящему платить по два миллиона в месяц штрафу. Не станут обвинять русского человека и за то, [что он не принес соломы] например (таких обвинений сто тысяч), что он не принес соломы для подстилки раненым в вагонах, в которых их препровождали в отдаленные госпитали с поля битвы, <>
26 в этих ста тысячах ~ обвинений / в том
31 После: корень зла — и решили наконец, что вся беда в русском человеке и в неблагонадежных свойствах его духа и характера, тем более, что оно и покойнее. <>
35 ожидали / пророчили
38 отдавать свои головы / отдать жизнь свою
40 офицеров / высших офицеров
48 не для красы вписано.
Стр. 33.
3 в нашем войске вписано.
4-5 После: воинов — на этих сражающихся офицеров <>
5-6 и бесчисленные другие / и другие
7-8 всеобщего, царившего наружу, вписано.
8-9 созерцая, с какой верой в свои силы проявился / созерцая картину, как доблестно проявился <>
11 откуда тамошние ~ отсюда же? вписано.
12-13 Уже за настоящее дело / за дело
13 ничьих громких / громких
14 После: старых, старых слов! — Нет, видно старое надоело, хочется чего-нибудь посвежее, молодого и нового <>
14-15 до сих пор вписано.
16 новые и молодые люди / новые люди <>
21 После: между нами — может быть, даже и самом ближайшем будущем, <>
22 Наконец-то падут / Надут
23 После: покажет — может быть, первая из народов
23 у себя вписано.
24 русского солдата / солдата
29 и в нравственном возвышении вписано.
32 сама ~ подобающее ей место / сама теперь стала на свое место
34 какой высоты она / чего она <>
38 а потому эти / эти же
41 своим появлением / своим поступком
43-42 только доказали / именно доказали <>
42 много великих / много и еще великих <>

<Октябрь>

Стр. 34.
4-11 Рядом с текстом: По недостатку здоровья ~ я узнал много нового. — на полях помета: Обыкновенным шрифтом.
6 прекратить мое издание вписано.
7-8 ‘Дневник’ / мое издание
10 всех обращавшихся / тех, кто обращался
13 в во многом еще тверже укрепило / и во многом, чему я уже верил, еще тверже укрепило <>
14 издание окончится / издание прекратится
15 После: до времени. — За себя я ручаюсь. — и подпись: Ф. Достоевский. — Текст: Авось ни я, ни читатели ~ Ф. Достоевский. — приписан позднее. Далее помета: 2 и т. д.
17 II. / I <>
27-28 факт ~ который / факт чисто военный, тактический, на который <> (а ее ошибку) вписано.
18 военной наукой вписано.
Стр. 34—35.
29-1 не успел быть оценен о своей современной сущности / [и] не оценен в своей сущности <>
Стр. 35.
1 угадывать / а. подозревать б. сознавать
2 почти никогда / никогда еще
3 до нынешней войны / и до сих пор
3 неминуемо / именно
7-8 подошел к национальному / пришелся по национальному
10 факт этот / факт этот, чисто военного значения
11 пожалуй, без турок / без турок <>
15 и будет оценен по своему значению. / усвоится им и [да<же>] вероятно произведет в нем некоторый переворот.
19 После: для нас — вписано: так сказать своими боками <>
20 смысл его не выяснился / он не разъяснился
20-21 для нас вполне / вполне
23-24 После: военной ошибкой — начато: рокового же и неминуемого в этом факте
25 а не ошибка вписано.
36 тогда / то у нас
42-43 вышел в отставку и занялся литературой / и вышел в отставку
44 прежде меня / старше меня
44 После: меня — начато: Кауфман Туркестанский
45 Фразы: С младшим Кауфманом ~ & кондукторских. — нет.
47 Из моих же одно классных товарищей / Из вашего же класса
Стр. 36.
2 После: давно — но ‘Минувшее проходит предо мною’.
6-7 средства и искусство / средство
13-14 все-таки никакой вписано.
14 и не должен был вписано.
18 После: может — начато: особенно при обстоятельствах
27 После: силы — истощит [эту] их силы.
38 После: Таким образом — начато: в инженерном
42-43 После: он, все-таки — (в научном смысле, разумеется)
43-44 Слов: при известном равенстве ~ противников — нет.
48 (то есть опять-таки в научном смысле / опять-таки и, разумеется, в научном смысле, а не [в] практическом
47 после даже долгой осады их и вписано.
Стр. 37.
10 значение / вид
23-24 укреплений с прежними средствами защиты / укреплений прежними редутами, как под Бородином, и с прежними средствами защиты
36 в атакующих / в атакующих русских <>
40 работ / укреплений
Стр. 38.
3-4 за своими насыпями вписано.
6 выяснилась наконец необходимость / сказалось необходимым
7 даже похожему / совершенно похожему <>
12 когда он пойдет / когда он бросится сам нападать, то есть пойдет
18 (в этом-то и вс для нас дело) вписано.
21-22 Слов: (к чему даже и в Европе ~ неспособной) — нет.
23-28 Слов: (если только ему дадут ~ энергичный и гордый). — нет.
30-31 Слов: с теперешним ружьем — нет.
37 иной раз вписано.
39 для защищающегося вписано.
40-41 в другое любое ~ инструмент, вписано.
43 Слов: если только ~ от вас враг — нет.
48 Атакующему / Русскому
Стр. 39.
4-5 После: теоретически — отбрасывая вс случайное
21 действию / эффекту
23 в своих кабинетах / в кабинете
32 до нынешней войны / до сих пор
48 извинительно / позволительно
Стр. 40.
9-10 оценила бы ~ значение факта / оценила бы она [факт] <>
17 вначале, прежде опыта вписано.
19-20 могли не столь бояться его / за укреплениями
20 новое ружье за укреплениями вписано.
21 сильнее прежнего ружья вписано.
23 И в этом случае вписано.
23 в европейских войнах вписано.
23-24 Да, с появлением ~ не разъяснилось / Начато: Да, с новым ружьем и не такие
30 во всей полноте вписано.
30-31 После: прежде практики — а практики не было.
32 Франко-прусская / Последняя франко-прусская
43 в 1871 вписано.
47 тогдашние порядки / тогдашние беспорядки
Стр. 41.
4 у себя дома вписано.
6 выдвинуть / воздвигнуть
8 и до самого Седана не хотел верить, что он побежден, вписано.
12 с сумасшедшим / с бездарным и сумасшедшим
14 (как пишет об нем один историк) вписано.
16 на настоящее войско / на военные
17 не по вине, однако, Гамбетты. вписано.
18 да и не заботилось ~ хотело покоя, вписано.
27 во всей полноте вписано.
30 когда Германия / если Германия
32 После: делается) — нам, например, потребовалось положить под Плевней страшно много жертв, прежде чем мы отбросили наш предрассудок) <>
36 все свои силы ~ у себя дома / все свои силы, то есть весь миллион у себя дома
40-41 (чего никогда не бывает) вписано.
41 хоть два / два и более
Стр. 41—42.
46-1 вообразите притом ~ инженеров вписано.
Стр. 42.
1 пришлось бы / придется
4-7 Заголовка: V. Мы лишь наткнулись на новый факт ~ Настоящее положение дол. — нет.
10 После: в такой полноте. — Он будет иметь огромное влияние на будущую тактику. <>
20 с помощию его вписано.
21-22 то есть той именно армии, которая / в армии которых
22 вековой привычке / вековой и больше привычке
24 в одно существо / в одного человека
25 обратных друг другу вписано.
28-29 После: усилие атакующего. — начато: Но нельзя было
31 не вдвое и втрое / не втрое
33 усвоить скоро / усвоить раньше
35 опять-таки, никакого / никакого
45 (всего на вс) вписано.
45 ни солдата более / ничего
Стр. 43.
6 подавляющего численного превосходства / огромности
10 тем восполнил / сильно восполнил <>
11 После: со всею Европой — этим прежним свойством французского солдата. <>
14 и гениальный Наполеон / Наполеон
15 такую простую бы, кажется, ошибку / такую ошибку
20 некоторым национальным особенностям / национальному характеру <>
20-21 наших войск / армии
26 в начале войны вписано.
31 После: в первый раз — [лишь узнали, как они сильны перед нами и что при нынешнем ружье и при шанцевом инструменте сила обороны превышает силу атаки, не так как прежде, чрезмерно.] Узнали они это вполне и на примере: Россия действительно должна была увеличить вдвое свои средства атаки, и Плевно сослужило свое дело султану. <>
34 После: Осман — начато: которого, может быть
34-35 то есть ни одного солдата ~ с собой увести / и ни одного уж солдата не увести
35 Затем / Тогда
38-39 без оглядки ~ может случиться вписано.
39 значения / смысла
47-48 в самое горячее время вписано.
Стр. 43—44.
48-1 сильнейшего атакующего неприятеля? / сильнейшего неприятеля. <>
Стр. 44.
1-2 шесть или семь / семь
5 расчета / приговора
7 с бесконечными вариантами / радикально
13-14 такой ошибки / ошибки (?)
19-20 ждет не одних политических выводов, но и научных / ждет научных последствии! Наконец и Осман, сослуживший столь большую службу султану, может отслужить ее весьма неудачно, попавшись весь и обратив свою Плевну в собственную западню. И на это все мы можем даже очень надеяться.
20-22 Одним словом ~ Балканская же вписано.
26 детьми / сыновьями
29-30 набирают факты противуречащие вписано.
31 остаются почти непримеченными / остаются неизвестными, почти не перепечатываются
38 нравится такое сведение / нравятся такие известия
38 Ведь уж, кажется, такие / Ведь такие <>
39 утверждать / оспоривать
41 После: народ в стороне? — Народ знает, что там царь и что дети и родственники его подвергают себя смерти по главе войск. [В нынешний мо<мент?>] Присутствие же царя посреди солдат удвоило силу духа их.
43 большинство этих фактов засвидетельствовано / все эти факты засвидетельствованы
45-46 в римско-клерикалъном / клерикальном
46 После: виде… — [Может быть и старичкам нашим] Вс обнаружится, вс станет ясным, истина восторжествует. <>
Стр. 45.
2-3 Самоубийство ~ кто виноват? вписано.
4 русские газеты толковали / газеты во всей России говорили
5-6 во время заседания окружного суда / в суде
7 обвинительного над ним вписано.
7 А потому / Словом
8 что все / все до единого
9 об этом чрезвычайном и трагическом происшествии / а. это дело б. об этом деле
10 смысл / смысл происшествия
15 очень охотно / даже охотно
16 происходит / производит
18 порядка / законного порядка
21-22 не подозревает того сам / не помышлял о том
21 подозревает / подозревал <>
24 в такое общество, в какое и не ожидал / вовсе не в свое общество
26 После: книги — в утайке их
27 рублей имущества вписано.
33 об этом / о нем
33-34 почти неминуемое вписано.
37-38 бедную свою голову / свою бедную [несчастную] голову <>
38 умертвил / поразил
39-40 ударом в сердце / в сердце
42 умер / умер честным
43 и в сознании своего / сверх того и в сознании своего
46 вышли / явились
Стр. 46.
3-4 нельзя уже теперь обвинять / несправедливо обвиняют
9 После: писали газеты — В Москве, говорят, провожали до могилы гроб.
12 преглубокая / пресерьезная
12-13 русской жизни вписано.
15-16 выровнявшиеся и создавшиеся / встречающиеся
17 молодых судов / судов
23 метко / тонк<о>
26-27 А потому, если и скажу ~ и ‘по поводу’. / Мне уже нечего разъяснять теперь то, об чем так хорошо и без меня было сказано (но лишь в ‘Новом времени’), [а потому я скажу от себя] но я [скажу] прибавлю лишь вообще и ‘по поводу’.
28-30 II. Русский ~ джентльменом, вписано позднее.
32-33 потому что на вс ~ природа, вписано.
37 это свойство / эта способность
41-42 это представительность ~ себя широко. вписано.
43 его биографии / его прежней биографии <>
45 После: говоря вообще — особенно при той частности, если он попал в высший слой
Стр. 47.
2 точь-в-точь / совершенно точь-в-точь
2 После: Гартунгом — единственно вследствие свойств его характера.
2-3 Человек, например, ничтожный / Человек ничтожный
4 попадает в высшее общество / попадает, например, в высшее общество, как бы там ни было <>
5-8 И вот у бедняка ~ костюмы, перчатки. / И вот, не имея ничего, у него потребность кареты, квартиры, в которой ‘можно’ жить, лакеев, костюмов, перчаток.
10-11 Тут какой-то в нем ~ пересилить вписано.
11 порядочность / джентльменство
16-17 После: состоит она — начато: учат развитию потребностей, создают
21 их мало ужасно вписано.
27 требовавшим / а. ждавшим б. требующим
31-31 Увлекает ~ слово все / Увлекают тоже очень русского человека все
40 намекал / указывал
47 мотать / тратить
47-48 Весьма многие из них / Обыкновенно они
Стр. 48.
1 После: в первые же дни юности. — Затем [‘златая юность’] jeunesse dore более или менее
3 и основание / и сверх того, так сказать, основание
7 многие из них / а. чуть <ни> большинство б. каждый
7 После: из них — вписано: или огромное большинство
8 в иную минуту / когда-нибудь
8 наедине / разумеется, наедине
9-10 Мы ничего не похищали и ничего не хотим / Я ничего не похищал и ничего не хочу
18 он способен / он может
14 После: почему же нет? — Она их в сберегательную кассу понесет, а я ей больше процентов дам, а взять всегда может обратно, без процедур и формальностей. Но он, впрочем, и не [думает] рассуждает о таких пустяках, ведь 10 руб. всегда отдать можно, и дело делается само собою.
14 весьма часто / во многих домах
15-18 Она почти член семьи / С ней шутят
17 передают / передают в иную минуту
18-19 да вот только дела-то эти ~ об ней словечко замолвить / и совесть его мучит часто, слабее она становится с каждым днем, и давно ждет покоя, и только [на него] на генерала своего и надеется ‘как на бога’, помня его обещание, ‘но ведь вот эти дела-то мои вечные, давно надо попросить Петра Константиновича, ведь она и права все имеет, да вот эти дела-то, дела-то мои — Верденштюкер этот навязался — завтра просто к Петру Константиновичу’. Но, разумеется, он завтра же забывает, как и сто раз прежде, и так каждый день во всю жизнь
22 как ее генерал вписано.
23 думает она / думает няня <>
24-25 даже стыдится / даже и вовсе не смеет, вовсе стыдится
32-33 оставленный им на земле! вписано.
33 стыдно / стыдно и, главное, жалко
34 забыл думать / забыл о том думать Далее: Как досадно / Как досадно!
35 так как он / потому что он
36-37 осталась бы ~ на земле / осталась без десяти рублей
37 и жалко ей их иногда, старушке / жалко иногда
38-39 самый как ни на есть ~ барин / а. праведный был человек б. самый праведный барин
40 И вот что еще: / А ведь знаете,
Стр. 48—49.
46-1 После: Чего же думать? — Иван-то Петрович это же благороднейший человек!
Стр. 49.
12 После: общества — в высшей степени фантастический
13 передрягу / историю
15 в дело Гартунга описано.
21 как оказывается вписано.
21 коли так ~ заявил / коли прямо так торжественно говорит
23 у него даже вписано.
24 путаницей / трагедией
26 человеческих вписано.
27-28 Тут просто вопрос ~ если б положил? / Тут брал руками или не брал, сомневаться ему невозможно.
27 клал в карман или не клал / положил в карман или не положил <>
29 После: вот ведь что — начато: правда, ведь он
35 с другими! вписано.
38 После: есть разница — особенно, если взять все трагические обстоятельства жизни.
41-42 брать ровно ничего вписано.
44 и даже сопротивлялся, вписано.
Стр. 49—50.
48-1 не хотел ни украсть, ни попустить / не хотел украсть <>
Стр. 50.
4 доносить / ни прямо намекать, ни доносить
7 он, может быть / он и про себя, может быть
8 в слабости вписано.
8-9 в добродушном попущении / в добродушии
10 которую он / что он
11 с тем и ушел на тот свет вписано.
13 убеждают его / убеждают <>
13 в самом начале вписано.
14-15 потому что ведь ~ не нужна. Они вписано.
20 убедить во всем / убедить
24 теперь про вексельную книгу и вс это вписано.
25 в мошенничестве списано.
25-26 Эти ‘беспорядки Занфтлебена’ / Беспорядки Занфтлебена <>
27-28 так что Гартунг узнавал ~ постепенно / Тут Гартунг действительно мог ха честь опасаться: ‘Ведь, пожалуй, меня за вора сочтут!’
32-33 смеет ~ пакость / может сделать всякую пакость
33 вполне узнал / узнал, может быть
38-37 компрометирующие его вписано.
37 Слов: насчет компромиссов и сделок,— нет.
44 с своей трагической развязкой вписано.
45-47 наибольшую ~ судьба / симпатию, может быть, скорее всех [10 000] этих десяти тысяч, [а потому всех] Но не думаю, чтоб судьба
45 из всех этих десяти тысяч вписано.
Стр. 51.
2 Слов: Правда ли это? — нет. <> Это уже вообще об нашем суде, вписано.
12 умный вписано.
13 образованный / образованный, широкий <>
27-28 После: совершения им преступления — потому что оно непременно должно было быть совершено в эту минуту, а не в другую
36 После: подальше — господа присяжные
38 за покупкой провизии / за провизией
Стр. 51—52.
47-1 потрясла бы ~ и заставила бы его / заслужила бы в десять раз более внимания, и граждански-сонливое общество наше невольно принуждено бы было тогда
Стр. 52.
4 О, мы знаем, что / Но положим
5-6 Слов: и годятся лишь ~ с куплетами и карикатурами — нет.
17-18 во-вторых, что / во-вторых, [та] в том что <>
21-24 вполне опровергать прокурора ~ нелеп, подловат /не только опровергать прокурора, но и доказать, что тот глуп, подлец
25 этот самый человек / а. этот человек б. этот самый прокурор
29 по тому одному даже / потому лишь <>
29 (опять психология) / (психологическая черта)
34-36 Собственный поджог ~ на мысль, вписано.
38-39 если он уже очень ~ несправедливости / тут же на эстраде от благородного негодования
40 как бы ни был он благороден вписано.
43-44 вс, что я говорю, — карикатура, одна карикатура / [положим и] это карикатура <>
Стр. 53.
7 уверен / уверен и спокоен
11-12 они уже знают, так сказать, механически / им уже ясно <>
18 чем самому обвинителю / чем обвинению
18 опять-таки / решительно
28 в иных привычках / в допущении и развитии иных привычек
29 у Европы вписано.
30-31 я вот ухожу домой / Да и то одно, я вот просижу до приговора и уйду домой
42-43 Куда же тут человек-то ~ цивилизованный? вписано.
Стр. 54.
1 будет собираться / собирается
1-2 на созерцание ~ пути вписано.
6 этой публики вписано.
7 лишь бы / только чтоб
7-8 Тупеет гуманное ~ обморок, вписано.
16 уже во всем вписано.
17-18 блистают этими дурными / должны наиболее блистать дурными <>
21 защитники, если бы захотели / защитник, если б захотел <>
23 им / ему <>
27 в крайности / в ожесточенности
30 После: тем даже и лучше’. — а. Но ведь и теперь, например, случается, что прокурор отказывается от обвинения и даже защищает подсудимого, редко, но бывает. Правда, к чему тогда нужны будут защитники? [Им] Да и платить будут им гораздо меньше. Так что действительно это только пустые мечтания и возможны только тогда, когда у нас крылья вырастут, но ведь тогда и преступлений и судов не будет б. Так что все эти утопии возможны разве тогда, когда у нас вырастут крылья. Но ведь тогда и судов, пожалуй, не будет.
32-33 заменится… просто правдой / изменится… просто в правду.
34 отыскание истины / отыскание правды
36 Но все эти / Конечно все эти <>
38 не будет / вовсе не будет <>
Стр. 54—55.
43-13 Вместо: ‘Третьего дня ~ от подобных злоумышленных слухов’. — помета: (Вырезка No 1. Петитов).
Стр. 55.
14 заметило по этому поводу / заметило им <>
18 Излагаю / Припоминаю
23 какие же / какие бы <>
23-24 о которых упоминают ‘Моск<овские> вед<омости>‘ вписано.
26 окраинах / окраинах особенно
Стр. 55—56.
37-23 Вместо: ‘В ‘Morning Post’, от 22-го октября ~ появление статей ‘Dziennik polsky’ и ‘Morning post» — помета: (Здесь выписка No 2. Петитом сплошь.)
Стр. 56.
34-37 Рядом с текстом: ‘…настойчивая в настоящее время ~ на нашей западной окраине’. — помета: петитом.
47 этой партии вписано.
Стр. 57.
2 все эти небылицы, несомненно / все это несомненно <>
14 к бойкому перу вписано.
18 напишет / сделает <>
20-21 да хитрые наши римские клерикалы / И клерикалы <>
23 После: как бескорыстно! — начато: Ведь вот, кричит он, что у России у самой рожа кривя и не имеет
24-25 что Россия ~ освобождать славян / что у России у самой рожа крива и что права она не имеет освобождать болгар.
32-33 Помех заговорили в тоне ~ за границей — начато: говоря таким тоном
37-46 Рядом с текстом: ‘У нас, говорят они ~ из статьи Костомарова). — помета: Петит.
Стр. 58.
1 в ‘Новом времени’ вписано.
2 заискивания / а. требования б. извилистые заискивания <>
8 Рассуждениями / фактами
9 Старой Польши вписано.
19-20 поляки Старой Польши / поляки <>
21 знать про них / знать <>
27 все ее фантазии вписано.
32 с огромными / с [чрезвычайно] большими
42 от русских / от своих <>
43 После: сами — было: говорит им ‘Новое время’
43 не будет / не будет более <>
Стр. 59.
9 эмигрантов / их
10 представьте себе / они воображают <>
13 знатных мест и отличий / мест во главе России и отличий
15 беду / гибель
17-18 Что на чистых сердцем ~ они рассчитывали. / О, разумеется, они нашли чистых сердцем сторонников.
21-22 приобретать русские перья вписано.
30 злоба, обманутые надежды / яд злобы обманутых барышнических надежд
30-31 Такова статья / Такова была [презренная и страшно неумная] статья <>
32-33 валяют / напишут
36 польскому вписано.
38-39 под предлогом, что это ~ агитатор, вписано.
Стр. 60.
2 а просто как о курьезе, вписано.
3 услужили ей / люди тупые и невежественные услужили России.
10-37 Рядом с текстом: ‘…Что такое начудил г-н Иловайский ~ с негодованием’. — помета: Петит.
40 имела / будет иметь
51-52 какой человек ~ необразованный / какой человек [честный или нечестный человек] это писал, образованный или необразованный <>
Стр. 61.
6-7 Слов: в высшей степени подтверждающая ~ для агитаторства? — нет.
7 Слов: скажут они — нет.
9 истину вписано.
14 держать / иметь
18 направленных против Австрии вписано.
23-24 интересы России / Россию
66 никем никогда / никем <>
29 выражаетесь / говорите
33-34 после вашего-то поступка вписано.
33-34 Слов: столь явного ~ швали — нет.
43 и русские / Россия
47-48 Слов: а не та, которую вы желаете. — нет.
Стр. 62.
2 После: домогательства — вписано: Ведь уж это такая нация. <>
6-7 Нам нечего давать на себя векселя, вписано.
9 больше / гораздо больше <>
11 выходками / статьями
11 как / как, например
12 поддерживалось / ходило
15 Вот тогда-то и возрос ее тон. вписано.
16-17 10 000 человек английского войска, высаженные / 10 000 английской армии, высаженной
20-21 Слов: тогда как этого ~ ложь — нет.

<Ноябрь>

Стр. 63.
5 малоизвестное вписано.
9 отведу / посвящу
10-11 начинаю с этой мелочи ~ ноябрьского выпуска / начинаю с первой страницы
11 откладывая / а. рассчитывая б. оставляя
14 приходилось откладывать / откладывал
13—19 и изобретено в Петербурге / изобретено и употреблено, употребляется лишь в Петербурге.
21 После: звуки его — так своеобразно и оригинально
24 не могу выразиться / я не могу сказать
27 Означает / Значит
31-32 мог бы быть назван / мог бы назваться
Стр. 64.
3 особого рода вписано.
6 ясно отличается / слышится
7 После: угрожающий — много [слов] [возглас] трескает от слов, напускного гнева или не напускного, а просто по глупости.
8 осведомляетесь / спрашиваете
12 не нашел бы / не получил бы
13 а только презренно / именно из-за презрения
13 потому что он лишь ‘стрюцкий’ / ‘стрюцкий’, дескать, и вс
23 думается ~ деньги / кажется опять, что человек, имеющий капитал
26-28 Но если у него есть ~ попасть в стрюцкие. вписано.
29 не могущий нигде ужиться и установиться / вздорный
31-32 и всего чаще ~ любит быть обиженным / и любящий быть обиженным
32 призыватель / зватель
34 презрительный смех / хохот
40 словцо / слово <>
41 если еще не перешло, вписано.
42 другие писатели / другие
46 в дрянном гневе / в вздорном гневе
46 дрянных людишек / вздорных людишек
Стр. 65.
1 часто вс и различие / вс и различие <>
2 благо слово готово и вписано.
2 соблазнительно / соблазнивались <>
3 его народ / это слово народ <>
7 После: довольно недавнее — начато: при Пушкине оно
8 существующее вписано.
12 в дивсертацпях / а. Начато: в естественных б. в диссертациях по естественным наукам
12 в философских книгах / в философских даже книгах <>
13 После: рапортах — штатских и военных
14 в отчетах вписано.
16 все употребляют, вписано.
26 в конце 45-го года / в конце 45-го или в начале 46-го года, не помню
28 летом ~ с Белинским вписано.
30-31 Слов: у которого работал в журнале — нет.
32 эту новую повесть ‘Двойник’ / эту повесть
34 Повесть эта / Чтобы кончить с этой повестью, скажу, что она
34—35 была довольно светлая / а. светлая, ясная б. довольно хорошая <>
35 После: идеи я — вписано: по крайней мере
45 (чего почти никогда не делывал) вписано.
Стр. 66.
2-3 того, что я прочел, похвалил вписано.
3 очень куда-то спешил / по неотложному делу, как выразился мне Белинский
4 Белинскому / всем слушателя<м>
18 с громом и треском / без грома, без треска <>
18 постепенно вписано.
18 удачно / метко и кстати, помню, что было употреблено не раз <>
23-24 именно с тем, чтоб похвалить / и очень похвалил
28 он, верно / он конечно <>
31 я начал / и начав <>
33 едва при мне начавшиеся вписано.
35-36 тогда надо мной ~ совсем новая жизнь / тогда было солнце, весна, новая начавшаяся жизнь <>
44 После: вс же не я. — Пишу такое пространное [объяснение] изложение истории этого неважного словца хотя бы для будущего ученого собирателя русского словаря, [для будущего изыскателя Даля,] для будущего Даля
44 изобрелось / родилось и изобрелось
47 не помню / не знаю, не помню
Стр. 67.
2 самому, своими руками вписано.
3 от каждого из нас / с каждого
10 идя в общий расчет, до того мог уменьшить / шел в общий расчет и, могло выйти, так уменьшал
11 могли лишиться / лишались
16-17 щеголеватость / красоту
24-25 с перехода с темного / с темного <>
28 и вставил в повесть / когда начал писать мою повесть.
39-30 Написал я столь серьезно ~ для него одного и написано. / Описав в такой подробности зарождение и происхождение слова ‘стушеваться’, я думаю, тем устранил все споры о его появлении, если б таковые могли когда-нибудь произойти. Написал же такое пространное изложение истории такого неважного словца — хотя бы для будущего ученого собирателя русского словаря, для будущего изыскателя, для какого-нибудь будущего Даля, и если я читателям теперь надоел, то зато будущий Даль меня [очень] поблагодарит. Ну так пусть для него одного и написано. <>
33-40 Текста: Если же хотите ~ в особой статейке. — нет.
Стр. 68.
1 на них вовсе / [вовсе] на них совсем <>
2-3 лишь, походя вписано.
3 После: долга — <2 строки нрзб.> отношения, где вы видели себя, воображая, что [сюда] в Европе еще
5-10 в них верит ~ Умы же передовые / верит им. Ограниченные разве люди и только умы передовые
17-18 а в сущности не цикл, а хаос обрывков /этих обрывков
18-19 чужих недопонятых мыслей ~ привычек / мыслей, выводов, взглядов, которые мы в это время себе усвоили
19—21 самых европейских ~ и только слов / трескучих и эффектных слов с чужого голоса.
22 Объяснить вс это / Но объяснить это
23 русским лакейством / мысли перед Европой вписано.
24-26 но высшая причина ~ перед Европой / но тут скорее русская деликатность, чем прямо лакейство
27 ведь это, пожалуй / ведь это
27 что и лакейство вписано.
29 о которых заметил выше вписано.
29-30 После текста: и не говорю: этим — в низу страницы на полях начата фраза: говорить про такие дела
30-31 и никогда не бывало / да и никогда не было
33 англичанин вписано.
36 порабощенных / покоренных
42 чем это произнести вписано.
43 не то что перед Европой, а перед самим собой вписано.
44 по-русски и у русского вписано.
46-47 Да мы еще ~ у нас еще рожа крива / Да у нас самих ‘рожа крива’
47 После: человечество’ — да как мы смеем!
Стр. 69.
5 пожалуй, так сочинять / писать
8 не без гордости вписано.
10 После: дальше пошли — начато: Что до европейца из руководящих плутов, так тот прямо скажет, в параллель Гладстону: нынешняя война есть величайшее
10-12 кто у нас из трезвых умов ~ говорит не стыдясь!’ вписано.
10 умов / европейцев
12 После: не стыдясь!’ — Чудаки англичане! <>
13 Как это вс назвать, господа? / Ну вот это вс как назвать?
15-16 в европейском ~ деликатность / много тут значит деликатность
17-20 хоть и чужой ~ но вс же чести, — людей вписано.
22 а не лакейство вписано.
24 наверстаем / возьмем
26 дескать / это
29 положим вписано.
37 завели бы / зашла бы
37-38 в дамском своем комитете вписано.
38 поверьте, что вписано.
39 у нас дойти / дойти <>
39-40 и предположение это вовсе не фантастическое вписано.
40-41 эти дамы, я думаю / они он
42 милочки вписано.
Стр. 69-70.
48-1 возможность ~ обратившаяся в действительность вписано.
Стр. 70.
4 потребовали / требуют
5-6 очевидец вписано.
6 с Кавказа, что вписано.
19 и пашам кареты подать вписано.
21-22 когда увидели ~ неслыханные / при взгляде на те
24-38 Рядом с текстом: ‘Все пленные рядовые ~ с нашими воинами…’ — помета: Петит.
29 То есть мы, собственно, ничего / Ничего мы
41 После: мнением — начато: но ведь это
43-44 Отметил я его в / Беру его из
46 писанного с театра военных действий, но куда, не знаю / писанного куда, не знаю <>
Стр. 70—71.
48-13 Рядом с текстом: ‘Около свиты ~ пробковому шлему». — помета: Петит.
Стр. 71.
17 с детства вписано.
17-18 водевилей, я думаю / Начато: водевилей всего б<олее?>
20-21 не вс же ~ порядки (Начато: могут быть др<угие>
26 обозначили его особым словом / обозначили его <>
29-30 Придворный, например, английский этикет / Придворный этикет
31 этот англичанин / он <>
31-32 то, конечно, слишком мог научиться / то слишком научен <>
32 того уже, как / того, как <>
34 обязан / должен <>
38 как изложен анекдот / как изложено в факте <>
43 вы герои / больше, вы герои
48-49 высшего типа человек, чем вы / высшего тина людей, чем вы <>
Стр. 72.
2-3 без которой русский ~ как я. вписано. Далее на полях запись: говорит гово<рит> говорит
6 все-таки / я все-таки <>
7 дрожит / задрожит <>
14 можно было / надо было <>
21 нельзя было, может быть / нельзя было <>
34 оружие и вс необходимое / вс необходимое <>
39 Чего вы трусите? вписано.
Стр. 73.
1-2 пользуясь случаем, указать / показать <>
8 заявить / сказать
12 Это были горячие голоса / Опять таких немного было, но были горячие голоса <>
14 обладатели голосов этих / голоса эти
15 как известно всему миру и особенно нам вписано.
20-21 умирающее с голоду / умирающее, конечно, с голоду <>
26-27 в довершение всего ~ церкви / наконец, три церкви
28-29 мгновенно вписано.
29-30 и кровь обиды залила их щеки вписано.
31 почти на коленках / на коленях
31-32 стоят на коленках / стоят на коленях
32 даже / они
32-33 это нам-то! вписано.
37 где-то там вписано.
38 бросаете все дела ваши / бросаете вс
42 Любите вы иль даже не очень любите / Если вы очень любите
Стр. 74.
8 и зажиточный вписано.
13 до сих пор вписано.
14 Это и теперь еще утверждают, вписано.
17-18 у себя дома ~ по-русски не понимает / и дома у себя, где Европа не видит, возьмем свое.
18 и не смотрит / и не смотрит в конце все-таки
20 они наши, вписано.
22 потому что я ~ власти не имею вписано.
30-31 да тяготу ~ европейской деликатности / за неловкий мундир европеизма и деликатности
32 с этими пылкими господами / с нами
34 врасплох подать / подать <>
41 ему новые вписано.
43 вернутся / придут <>
Стр. 75.
1 вс это было разграблено / вс это местами было разграблено <>
5 после позора вписано.
11-12 одного ив них вешать прочих, и он / вешать их тоже кому-нибудь из болгар же, который
19 наших / нас
22 своих / наших
23 обкраденными / обкраденных <>
24 c вырезанными / с взрезанными <>
29 не лишнею / не лишняя <>
31 даже с французами / не только с турками, но с французами
32 меньше уважительным / меньшим
40 Такой сюрприз / Этот сюрприз <>
42 этот самый ~ в плен и вписано.
42 этот самый / этот же самый <>
45 и страху нашему перед Европой / и страха перед Европой <>
Стр. 75—76.
46-1 да и не вообразит ~ вовсе, вписано.
Стр. 76.
1 Деликатный страх / Страх
3-4 рассуждает турецкий начальник вписано.
5 отрезать позволил / отрезал <>
6 себя передо мною низшим / себя рабом передо мною <>
11 до печальной с ними развязки / до печального конца <>
18 вс продолжало оставаться / вс еще остается
20 имея в виду и впредь почерпать с нее / а. в которой они всегда могли почерпать б. чтоб всегда потом почерпать с нее <>
22 в свое время / потом
26 то турки / то они
28 мудрые / [иные] [наши] мудрецы <>
32 англичанин вписано.
37 почти ~ (политически, конечно) / даже политически жалеет
40 как баранов вписано.
40 наше русское мнение / наше мнение <>
42 После: можно — начато: вывести такое
42 с таким увещанием вписано.
46 турков / турок <>
Стр. 77.
1 как Форбес вписано
2-3 английской вписано.
3 конечно, бы / может быть
6 После: Какое же — начато: у него родовое, кр<овяное?>
6 после этого вписано.
8 Считаются / Считают <>
8 Допускается / Допускают <>
11 выразить / [говорить] выражать <>
12 убеждания / слова
12-13 принужденный к тому политикой, ‘английскими интересами’ / из политики, из ‘английских интересов’
13-14 Форбес ~ на которого / это частный человек говорит, человек, на которого
17 причиною вписано.
22-23 займут ~ грядущем человечестве / вырастут, внесут свое новое слово
24 западные люди / они
25 и допустить даже вписано.
27 сменить их вписано.
27 очевидно вписано.
28-29 совершенно новая ~ удивление, тут вписано.
29 всем на соблазн / им на соблазн <>
29 тут показалось уже знамя будущего / тут знамя будущего, а Россия гигант и сила
29-30 а так как Россия ~ гигант и сила вписано.
30—31 не признать которую невозможно / не признать этого теперь им невозможно
31-33 и так как Россия тоже ~ ненавидят теперь и Россию / А Россия ведь тоже славяне. О, как, должно быть, они ненавидят теперь Россию
33 После: в сердцах своих ~ даже в сердцах лучших своих людей, безрасчетно
33 безотчетно / часто сами не зная, за что
34-35 Именно тут инстинкт, тут предчувствие / Нет, тут инстинкт, тут именно предчувствие <>
44 не существует / нет
Стр. 78.
17 хоть вместе с Россией вписано.
18 покровительства их от властолюбия России / покровительства от России <>
18 заранее в точности вписано.
20 Но, однако вписано.
20 и теперь / только
21 опять не скоро / вс еще не так скоро
22 в конце концов вписано.
23 После: полному — начато: и которому я вполне
30-31 После: эти славянские племена — за освобождение которых Россия уже заплатила <2 нрзб.> кровь свою и которых она освободит наконец, и воззовет к новой жизни наконец одна без Европы, s вопреки Европе, и даже рискуя европейской войной (не говоря уже о дальнейших условиях <нрзб.> о крови, о деньгах) и проч. и проч.
31-32 чуть только ~ освобожденными! вписано.
40-41 к этому нам ~ вперед вписано.
41—42 Начнут же ~ повторяю / Начнут же, повторяю, они
45 в защиту от России / против России-то
Стр. 78—79.
48-1 властолюбия / честолюбия
Стр. 79.
3 После: так Россия — начато: проглотила бы их вместо
4 После: Всеславянской империи — начато: о утверждением ее основанной
6 Долго, о, долго еще они / Никогда они <>
9-10 если эти идеи перестанут жить в нем вписано.
12 подъятую вписано.
15 я говорить не стану / я не говорю
26 научную и политическую / научную <>
33 поймут / всегда поймут
36 люди эти / люди эти будут
36 явятся вписано.
42-43 даже не чистой ~ европейской цивилизации / гонитель и ненавистник европейской цивилизации и даже не чистой славянской крови <>
45-46 чрезвычайно утешать и восхищать / [страшно] чрезвычайно утешать и веселить <>
47 извещающие весь мир, что / о том, что
Стр. 80.
1-2 Слов: какой-нибудь ихний — нет.
2 принять / взять <>
8-10 фразы: России надо серьезно приготовиться к тому ~ в среде человечества. — нет.
12 неодолимо / непобедимо
20-21 даже и такие минуты / даже мгновениями и такие минуты <>
21 почти уже сознательно / даже сознательно
22 восточного центра / центра <>
23 великой влекущей силы / великой силы <>
25 исчезла бы / исчезла бы и слилась
25-26 как исчезают ~ капель воды / как несколько рассеянных капель
31-32 маленькой, смешной ненависти / ненависти <>
33 не может быть ясен / даже не будет ясен
43 в этом стремлении / в этом желании
47 около себя вписано.
48 Доставив, напротив, славянам / Доставив им напротив
Стр. 81.
3-4 Слов: и объявив им только ~ свободу и национальность — нет.
5 поддерживать силою / поддерживать вечно <>
10 с детской вписано
11 Фразы: Все воротятся в родное гнездо. — нет.
14-15 Слов: о того и начнут ~ освободительнице, и что — нет.
16 и в самом скором времени вписано.
19-20 Слов: творчество ~ новые горизонты — нет.
21-22 что-нибудь произойдет / вс это произойдет
22-23 ста, например, лет / двух-трех веков <>
31-32 Долго еще не поймут теперешние славяне / Никогда не поймут [они] славяне
40 этот организм вписано.
40-41 политическим насилием / политической силой <>
41-42 любовью, бескорыстием, светом / светом <>
Стр. 82.
1 бескорыстно ~ благодарности вписано.
4 человечеству / Европе
4—5 не бывает никаких на свете / нет ничего на свете
11 После: фазис своего бытия… — Сделаю одно сравнение. Возьмите хоть птичье гнездо. Выведенные детеныши жмутся сначала под крылом самки, самец носит пищу. Но детеныши растут, укрепляются, выучиваются мало-помалу летать, и вот вдруг вс гнездо разлетается, разрушается единение, все они вдруг чужды друг другу. У людей это несколько иначе: [гнезду] оперившимся детенышам хоть и очень хочется разлететься в стороны (о, как хочется сначала, даже до ненависти к семье и старому домашнему очагу, если их полет будет чем-нибудь задержан), но сношения не покидаются всю жизнь. Но тут-то и бывают родительские ошибки. Есть родители, которые не понимают и не допускают в детях такой жадности стремления бросить поскорее родное гнездо, чтоб испробовать свои крылья, и, даже отпустив детей, они требуют от них частых писем, почтительности… Но почтительность уже не любовь и не свободная любовь. Иногда это требование почтительности, благодарности окончательно раздробляет семейство, наполняя сердца детей нетерпением, насмешкой, а пожалуй, так и ненавистью. Гораздо лучше поступят те родители, которые снарядят детей в путь, помогут им и пустят их [в путь] вон из гнезда, не обременяя их требованиями почтительности, не напоминая им о благодарности. Будь хоть какой угодно гений и самостоятельно сильный характер оперившийся и улетевший из гнезда птенец, но вс же ничего не знает в жизни, вылетая из гнезда, а потому скоро почувствует и тягость, и усталость, и разочарование, и вот тут-то он вспомнит непременно о добрых родителях, о том, что любят его они бескорыстно, всегда и до сих пор, и вечно будут помогать ему, а между тем никогда-то не досаждали ему укорами, попреками за неблагодарность, за забвение их, за непочтительность, любили его, терпели и ждали его молча. И вновь всем сердцем воротится в гнездо свое улетевший из него птенец и [вновь] во второй раз и уже навеки соединится, создастся опять семейство, дитя признает вновь родителей и прильнет к ним, а родители как бы вновь приобретают его. Вот такою-то матерью, ожидающею, когда вновь соберутся около нее разлетевшиеся еще детеныши, пусть и будет Россия в отношении к славянам. Зачем нам их почтительность, зачем нам их благодарность? Зачем добиваться политического влияния и опекунства над ними Не пугайте их, ободрите их, и они сами прильнут к России и поймут то, что движет ее сердце. Ведь и без того не могут они отстать от нас. Ведь славянский вопрос дело не выдуманное, а естественное. Ведь без нас им и жить нельзя. Все естественное должно завершиться само собою, тою непреодолимою силою, которая живет в нем и движет его. <>
18-19 даже большинство наших политических газет / почти все наши политические газеты
21 в размерах этих усилий / в тех размерах и пропорционально этим усилиям
22 начинает признавать / а. признают б. начинают признавать тоже <>
23 грядущих вписано.
25 После: внимая ей — есть и такие из судящих
25-26 если будет возможно вписано.
30-32 Есть люди ~ вроде Карса. вписано.
33 не то что о Карсе вписано.
38 кроется / есть
40 была она / была она прежде
42 имеется в виду и проч. вписано.
43-44 становится ~ полгода вписано.
Стр. 83.
3 роковые / страшные
3 должны формулироваться ~ разрешения / должны разрешиться
6-7 Даже состав ~ заключении мира / Даже название Европы, то есть что именно теперь значит Европа в смысле, например, вмешательства ее в нашу войну
7 теперь безошибочно вписано.
13 потом / ниже
13 зашла речь / сказано
16-17 ввиду теперешних ~ событий вписано.
17 имеющих совершиться / грядущих
30 неясная и нетвердая глава / дурная глава <>
34 Я, впрочем ~ подробности, вписано.
37 например, прежде Краков / например, Франкфурт или прежде Краков
30 Н. Я. Данилевский / Николай Яковлевич Данилевский <>
30 Константинополь / он
31-33 общим городом всех восточных народностей / городом всеславянским
33 народы / славяне
36—37 фразы: И кто это будет ~ равенство? — нет.
38 на равных основаниях с славянами / на равных с ними основаниях
39 народцу / племени
44 русскими вписано.
46-47 и кого захотим, еще сверх того / и кого ни захотим
48 не федеративное владение ~ городом / не федеративное владение славян
Стр. 84.
3-4 равно Босфором и проливами вписано.
4 войско, укрепления и флот / войско и флот <>
11 займет / возьмет <>
16-17 владение Константинополем разными народцами / владение славянами Константинополем
17-18 разрешения которого ~ надо желать / который, напротив, настоятельно должен разрешиться <>
19 когда придут к тому сроки / нормально в будущем
21 все эти народцы / а. славяне б. все эти народы
21 перессорятся / перегрызутся
26 во всем славянском и восточном мире вписано.
27 единению славян вписано.
28 их / славян
28-29 фразы: Спасение в таком случае ~ за свой счет. — нет.
30 тогда восточным народам / а. славянам б. восточным народам <>
33 жизни России / ее жизни
35 После: есть Россия — начато: Впрочем, нечего вперед
37 судеб / будущих судеб
39 оставим до времени / оставив <>
39 общего / всеславянского
40 особенно для славян / для самих славян
41 заметим / скажем
44 ненавидеть и бояться / ненавидеть <>
44—45 Слов: даже более, чем бывших магометан — нет.
48 до интриги / до интриг <>
Стр. 85.
1 а может быть, упадут и до ереси вписано.
2-6 из-за национальных оскорблений и раздражений ~ заметьте, что вписано.
6 После: Константинополем — не допустит ничего подобного
7 почти устранит ~ вопросов вписано.
10 и столь явная ~ Востока вписано.
10 владычица / охранительница
12-13 не различая их с славянами вписано.
15—16 Слов: то есть вовсе ~ как люди — нет.
17-18 выпрыгнувших ~ на свободу вписано.
17-18 из гнета / из-под гнета <>
19 Слов: но даже просто согласие — нет.
19—20 есть, без сомнения ~ будущего / это, без сомнения, лишь мечта далекого будущего <>
20-21 новой единительной для них / всеединительной
21 именно тем ~ станет / став
24 грядущего вписано.
26 всему восточному миру / ему его же
27 в сущности своей вписано.
29 Что же это ~ православия? вписано.
29-30 Римское католичество / Католичество
33 После: и социализм — заставило его зародиться.
34-35 уже не по Христу вписано.
35 После: по Христу — которого отвергает
35 После: вне Христа — на основании науки.
35-37 Слов: и должен был зародиться ~ церкви католической — нет.
38 Утраченный / Утраченный в Европе <>
38-40 навстречу грядущему социализму / вместо грядущего социализма
40-41 вновь спасет европейское человечество / Начато: спасет его вновь и встретит грядущий <мир?>
42 Я знаю, очень многие назовут / Все, может быть, назовут
43 суждение / решение
43 Н. Я. / Н. Яковлевич <>
46 и царем / и с царем <>
Стр. 86.
1 перед ней еще вписано.
1 трудов / самоотречения
2 насаждения братства народов / материнской любви и братства народов
8 дорогим детям / любимым детям. <> Далее было: Мне прислал кто-то анонимное письмо, в котором он насмешливо глядит на будущую бескорыстную роль России среди славянских племен [Он] и указывает на Польшу. [Если] Писавший письмо — поляк, ему не верится в бескорыстие России. Он не может вообразить других отношений России к славянам, как завоевание, политическое покорение, уничтожение народных личностей. И однако, я, в октябрьском же выпуске моем, по поводу которого и написано было письмо, включил, что ‘Польша, освобожденная царем (от крепостного владения аристократии), Польша возрождающаяся, … несомненно может ожидать впереди, в будущем, равной судьбы со всяким славянским племенем, когда славянство освободится и воскреснет в Европе. Очевидно, мой анонимный оппонент и представить себе не мог такую Польшу, которая [бы согласилась] могла бы согласиться на равную судьбу со всяким славянским племенем, [даже и в свободе и независимости.] Низко, что ли, будет? Не правда ли?
4-5 дело, эта новая ~ уже начались / дело уже началось <>
9 до Константинополя русские / до этого
10-11 равное на правах владение / равное право владения <>
11 После: народов и народцев — еще труднее устроить
15 народцам / народностям
16 для чего передать? / для чего? <>
18 завоевательные / завоевательные и автократические
27-28 Слов: перст-то божий почему? — нет.
28-29 При этом новом существовании Турции вписано.
20 полнейшее / полное
29 на нее России / России на Турцию
30 от России / от нее
31 Рассудите: владыка / Владыка <>
34-36 Слов: продолжаемый ~ близком будущем. — нет.
37 После: то есть что — начато: Турция для Европы
44-45 в столице православия гнилье турок / а. в Европе турок б. в православной стране турок <>
Стр. 87.
4 говорит в одном месте своей статьи / пишет про это
5 После: русскими — нельзя сомневаться
7-8 заключение его ~ в Константинополе / заключение его о необходимости на время турок <>
8 тем не менее вписано.
20 решительно предпочтительнее / предпочтительнее
23 После: Константинополя — ([относительно) в отношении к европейской [политики] политике, конечно)
23 как теперь / чем теперь <> Далее начато: Г-н Данилевский говорит <>
23-24 именно в эту войну ~ к тому момент / в эту войну <>
25 в этот момент / в настоящий момент. Далее утрачена наборная рукопись к тексту: II. Опять в последний раз ‘прорицания’ ~ князь Бисмарк, тем временем, понимает вполне (стр. 87—88, строки 26—29).
Стр. 88.
30-31 эта нация ~ окончательно / даже республика в ней невозможна, что живет она лишь отрицательно, потому что нечем заменить ее, [что существование)] и потому, что республика не объявит никому войны, но что когда [что] республика <нрзб.> беспокойные классы пролетариев не удовлетворятся совсем, что из-за этого одного не верят буржуазии, одним словом, Бисмарк видит, что [это нация] Франция есть нация разъединившаяся
31 сама на себя навеки / сама на себя <>
31 и что в ней / в которой
32-33 здорового ~ центра вписано.
33-34 Франции / ее
38 и римский вписано.
37-39 мало того ~ внешнеполитически вписано.
39 После: внешнеполитически — и даже при чрезвычайном отсутствии внутренних единящих сил римского католичества с правителями Франции, с народом ее и с огромным большинством ее буржуазии. <>
42 за судьбы католичества / за католичество
43-44 то и собственное их существование / и существование их
44 После: стало бы невозможным. — Если б даже и оставили папу временно, легкомысленно и либерально, то все-таки принуждены бы были воротиться к нему. <>
Стр. 88—89.
44-12 Правда, сами-то они ~ целой половины европейского человечества. / Правда, сами-то они, может, будут и неспособны понять это до самого конца своего и таким образом пребудут не только как протеже князя Бисмарка, но и как рабы Германии, лишив Францию <нрзб.> но и основной католической идеи ее, вырвав у нее из рук знамя всего романского племени. Недруги <4—5 нрзб.>
Стр. 89.
18 После: князь Бисмарк — начато: как и другой могучий германец прошлого сто<летия>
18 вероятнее всего вписано.
22-23 Слов: существования и борьбы за существование — нет.

<Декабрь, гл. I>

Стр. 92.
7-8 слишком довольно / очень много
10 вс опять / именно
11 в злобе на мужа вписано.
12 упав ~ высоты вписано.
12-13 Как известно, преступница была / Затем была
14-18 оправдана на вторичном суде ~ апрель 1877 года.) / оправдана судом.
18 После: зале суда — вписано: и во время суда
18 обвиняющий Корнилову приговор был / обвинительный приговор был
19-20 отменен / кассирован <>
21 преступницы / Корниловой
23 После: особенностей — во время совершения преступления
23-24 неотразимо / неотвратимо
27 упорных и настоятельных / ожесточенных
31 в тот же день вписано.
31 в подобном / в таком
32 гражданской и духовной вписано.
Стр. 93.
1 всего бы желательнее ~ могло быть разъяснено / вс должно быть разъяснено <>
4-5 о том, что несомненная ~ без наказания / в этом оправдании.
9-10 Я-то действовал ~ сомнение / Меня мучало сомнение <>
12-13 Об этом оправдании / об этом вторичном оправдании
14 в новородившейся / в новоявившейся
18 на мое участие в этом деле / на мою деятельность
17-18 подвергся тогда ~ вестника’ / ему подвергся
17-18 негодованию / негодованию обличителя
19 После: ‘Анну Каренину’ — и солдатские песни и многое другое
19 подвергся злым и недостойным насмешкам вписано.
20 увидел / прочел
21 от некоторой части нашего общества / а. от общества б. Начато: как бы не проникло в общество
23 восемь месяцев / девять месяцев <>
27 и милосердия вписано.
30 вовсе и никогда более вписано.
32-35 и что действительно ~ ‘аффектом’ / и что [стало <быть>] преступление ее, конечно, надобно объяснить каким-нибудь особым обстоятельством, болезнию, аффектом
40-41 нечего было / нечего более <>
41 в таком приговоре / в возможности такого приговора
43 восьми месяцев / девяти месяцев <>
43-44 я именно в силах и могу / я могу
46 слишком уже наскучившему всем делу / и забытому уже делу
46 обществу / тем
Стр. 93—94.
46-3 которая, по предположению моему ~ ‘Наблюдатель’, написавший / негодующей на приговор, сомневающейся, если таковая часть была в нем. А так как я знаю из этой части всего только неизвестного мне лично ‘Наблюдателя’, написавшего
Стр. 94.
4-5 Вернее всего то, что я / Вернее всего я <>
6 никакими доводами вписано.
11 шло / идет
14-16 в таком случае ~ фактам. / Во всяком случае уж, казалось <бы>, надо бы строго, серьезно и беспристрастно отнестись к делу
17 дела / дела самого, то есть процесса
17 Слов: о котором судит — нет.
19 не находился / не был
20-21 и при всем том / и вс это <>
21 казни человека! / казни!
22 об участи человеческой / об участи человека
22-23 нескольких даже существ зараз / обо всей его участи
24 безжалостно, с кровью вписано.
28-29 она из темного люда, а потому беззащитна / она беззащитна <>
29-30 то есть все место ~ Корниловой вписано.
42-44 Текст: Но г-н Достоевский ~ к ним слабость. — отчеркнут на полях Достоевским.
45-46 Слова: оправдания жестокого обращения с детьми — подчеркнуты и на полях отчеркнуты дважды Достоевским.
Стр. 95.
51-52 Рядом с текстом: а один акушер ~ состояния беременности — на полях наброски: 1. Я многих обличал из тех, кто считали себя здоровыми. Они только после моего обличения стали считать себя больными. 2. Вы слишком уж свысока ~ мной начали, Наблюдатель, так-таки прямо потому, что не нахожу слишком здоровыми людьми.
Стр. 96.
24 Вы представили / И вот вы представили <>
27 мы / я
28 этот подмен / это
30 и не имели права вписано.
30 подробнейшим образом / подробно
31 сами / вы сами же <>
31 берете на себя произнести вписано.
33 слишком ясно стало / потому что ясно было
38-39 После: преступление — убийство ребенка
39 После: из других мотивов — совсем из других причин
Стр. 96—97.
39-1 чем ненависть ~ на суде и вписано.
Стр. 97.
5-8 (где живет много людей) вписано.
10 После: наказывали — розочкой
10 оба, и отец и мачеха вписано.
11 лишь, то есть очень редко вписано.
11-12 а ‘отечески’ ~ то есть вписано.
16-17 развитых русских вписано.
19 было / произошло
21 Никакой ~ не было, вписано.
22 ей / ей и мужу ее
23-24 что шестилетний ~ проситься вписано.
28-29 единственного случая жестокости вписано.
31 неуклонный / твердый
32 хотя, как видите ~ прежних времен, вписано
33 (так сама она говорит) вписано.
37 жене своей / мачехе
38 обнаружившийся / обнаружившийся за все время
41 ребенка / его <>
42 После: за окошко. — Да разве за то она выбросила его. Тут ребенок был ни при чем
42—43 даже за пять ~ преступления / в эту ужасную минуту ребенок тут подвернулся
45 битье / дело <> Далее начато: Но ведь
46 После: случай — единичный случай
48 После: положительно) — начато: так как не могла
48 повторяю это / этот единичный случай, повторяю это <>
Стр. 98.
5-6 то лицо, которое определилось на суде / то, которое оказывается
6-7 После: совершенная разница. — И в то же время вот это ничего не стоит: ‘Велика, дескать, важность’. Но ведь дело-то надо прежде понять, как вы думаете, вы растолковываете его обществу, людям. Вы, конечно, смеетесь и тут: ‘Вышвырнула ребенка из окна, а они говорят, что хорошая мать была’.
7 После: вышвырнула ребенка — повторяю я вам, не потому, что была злая мачеха, а совсем по другому поводу, не до ребенка ей было в ту отчаянную минуту ее, а ребенок только тут подвернулся.
10 поддерживаете такое лютое обвинение / его поддерживаете
17 сожаление и милосердие / справедливость, сожаление и милосердие
17 После: милосердие — которых, может быть, и достойна эта женщина
18 прочтя статью вашу / теперь
19 в глазах его эта мачеха / она в глазах его
22 беременная женщина вписано.
23 и загадочных вписано.
24-25 Справедливо ли ~ человечно ли? / Справедливо это, человечно ли это?
29-33 Рядом с текстом: ‘Аффект беременности’ ~ в оправдании? — помета: Петит.
37 (и только ~ впрочем) вписано.
46 при самом пристальном наблюдении моем / после самого пристального наблюдения моего <>
Стр. 98—99.
46-2 Нескромности ~ в чем дело, вписано
Стр. 99.
2 Муж / Он
9 никакого вписано.
11 Прибавлю / Я думаю, однако
20 вся и причина / вс и горе
22 даже слишком горячо / может быть, даже слишком
26 Бывают такие / Есть натуры
29 их назовут / [их] таких называют сплошь и рядом
39 начинались с ее стороны ссоры / [начались] начинались ссоры
40-41 недоумение как-нибудь окончательным разъяснением / дело разъяснением
42-43 Кончилось тем, что ~ (у ней первой, а не у мужа) / Должно быть, под конец в ее сердце
44 После: любви. — Должно быть тоже, что эти новые чувства стали довольно сильны
47 стряпает вписано.
48 маленькие комнаты / маленькие комнатки <>
Стр. 100.
4 своему мастерству / шить
7 начались / были
8 привыкшая / привыкшая, надо признаться
20 все эти два дня вписано.
20-21 На нее (на девочку) / На Катю
26 После: за кофей — Но вот девочка сидит за кофием, а мачеха вдруг на нее пристально поглядела…
37 Вот собственные слова ваши, вписано.
42 уже после ~ отступления вписано.
44-45 Стало быть, обдуманно ~ преднамеренно, вписано.
Стр. 101.
2 с высоты 5 1/2 сажен / за окно
5-6 если уж дело ~ давно в уме ее / а. прежде если вс цельно, вс логично, то есть [обдумано] заранее было обдумано, б. если уж дело было замышлено и решено в уме ее <>
6 та / она
11 и исполнив вписано.
16 мужу вписано.
23 отмстила ~ мужу / извела бы ненавистного ребенка и отмстила мужу
25-26 наказать ее ~ правосудию / отмстить ей, донести на нее
28 После: удовлетворение. — вписано: Сама зачем погибла.
38 чувство в ту минуту / могучее влечение
40 сохраняя здравый смысл вписано.
42 сумасшествие / а. сумасшествие огромное, страшное б. было страшное что-то
43-44 вс предумышленно, без внезапности вписано.
47 и без внезапности вписано.
48 не вынужденное, а добровольное / не нужное и добровольное
Стр. 102.
4 защитником вписано.
6 омертвевшего / усыпленного
7-8 злобную, холодную вписано.
19 так написал / это написал <>
19-20 этих слов / моих слов
20 только вписано.
23 лишь выразились / сказали
24-25 положительно / утвердительно <>
25 что оно действительно было вписано.
26 положительно вписано.
27 такое рассуждение ваше / это
30 положительно ~ на душу вписано.
30-31 были сильны и очевидны / сильны
34 болезненное / психическое <>
37 естественно ~ повлиять / повлияло
38-39 и это совершенно ~ неужели же / неужели
40 явно / прямо
41 злодеяние / убийство
45 должен знать / должен больше других знать
Стр. 103.
4-5 Вместо: Один случай ~ разъясняющий. — Начато: Один анекдот
7 в этом деле окончательно вписано.
10 они, муж и жена, приехали / она с мужем приехала <>
14 нечего восклицать / нечего Наблюдателю восклицать <>
25 После: мечтала — (хотя была очень неразговорчива)
25 После: с ним — поласкать его
27-28 мало доверчивой / мало разговорчивой <>
28-29 какою ~ под судом / а. как Корнилова б. какою была Корнилова под судом <>
30 После: с месяц назад — начато: когда я увидел ее, она
31 Корнилова / она
37 в своей статье вписано.
45 она / которая
Стр. 104.
2 имеющих грудных младенцев / с грудными младенцами
8 к этой женщине вписано.
4 После: характер — (несмотря на редкость и краткость свиданий) <>
11-12 сообщил / сказал
11 со всею верою вписано.
22 прося у бога ~ будущее / о своем будущем
22 Подобно тому / Так точно
25-26 не удерживаясь ~ решительности / не удержавшись в мужественной и серьезной своей решимости <>
27 После: женщина эта — жена его <>
28 была потрясена, еще готовясь к суду / была поражена во все эти дни
29 последний роковой для нее / последний ужасный
30-31 После: уже, конечно — начато: только самый строгий человек, именно он, ‘пуританин’, мог решиться
32 каплю отдохнуть / капельку отдохнуть <>
34 показался / показался про себя
35-36 слишком уже прямолинейным вписано.
38 он именно вписано.
38 и много уже ~ муки вписано.
41 если раскаяние ~ в душе ее / Начато: виновная душа
44 После: в ее душу — [не посчитав ее] как бы не жалеющее ее
45 и возродившиеся ~ чувства вписано.
46 нужны / надо <>
46 такой, как ты / тебе
47 заметить / сказать <>
Стр. 105.
1 что так / что это <>
6 и рассказала / вдруг и рассказала
11 После: она — начато: работала
18 Слов: такой молодой — нет.
21 из России / из чиновников
21 служащими аферистов, вписано.
29 сосланная мать / она
30 молодая / молодая и красивая <>
33-34 до временем ~ уверятся в ней вписано.
39 высказать / сказать
Стр. 105—106.
48-1 хоть бы до завтрава / до завтрава
Стр. 106.
1 а теперь накормил бы, дал отдохнуть вписано.
3 слишком уже / так
7 добру люди / добру
8 соблюдая себя / добрые люди
9 рассказ об этом / это
14 бояться за нее / дескать, за нее бояться <>
14 бояться за нее и осторожничать / пугаться
16-17 Поймут ~ это. вписано.
17 сообщаю / сообщил <>
20 После: и теперь — еще месяц назад <>
22 великому милосердию / милосердию <>
23-23 ‘Аффекта ~ не понимает, вписано.
31-33 После: теперь убежден. — Но что она действительная, действительная преступница, я все-таки согласен <>
32 Ну, а теперь / Ну что ж
33 несомненно любила и вписано.
34 и одинокую / и одну <>
36 падение-то в Сибири вписано.
37 скажите, что толку в том, что погибла / и вот жизнь погибла
38-39 возвратилась к истине / воссоздалась воистину <>
40 После: сердцем. — вписано: И это для трех существ человеческих, <>
43 После: Наконец — вы столь гуманны к детям, Наблюдатель, <>
Стр. 107.
1 Враг ли я детей? / Я враг детей?
6 обращаетесь / обращаетесь по этому поводу
7-16 Рядом с текстом: ‘Надо иметь ~ и тени устрашения’. — И т. д., и т. д. — помета: Петитом.
19 иных людей / иные типы людей
36-37 слабую ~ убитую / слабого жалкого ребенка, битого, поруганного и, наконец, убитого.
37 После: убитую. — начато: Ну и тут разу<меется> красноречие, Англия, городские roughs <низы (англ.)>, детский вопрос, одним словом, целый дифирамб, ни
38 указывает на себя вписано.
43 Слов: в таком случае — нет.
44 указывать на / говорить про
Стр. 108.
2 После: за истязателя. — начато: Читатели мои мож<ет быть>
3 После: г-н Наблюдатель. — начато: а. Но как удивятся моему б. Я не вы, г-н Наблюдатель
7 Следственно ~ заступиться, вписано.
18-19 После: равнодушии к детям. — И вот я до того, по-вашему, извратил в себе здравое чувство, что ‘оправдываю жестокое обращение с детьми!’ Но почему же вы так заключили.
20 в первый раз вписано.
21-22 соображением / идеей о том
24 в газетных отчетах о процессе / в процессе
25 уже / еще
30 иные вписано.
33 судей / людей <>
34 например / теперь
36 я верю / я думаю <>
36 стоит ли / для чего
37 на чем я остановился / что я подумал <>
40-41 заступаюсь за убийцу / защищаю убийцу
41 выставляя свое подозрение / пред подозрением
43 за самое злодейство / за убийство
45 пожалел ребенка / его пожалел <>
46—47 не менее кого другого… вписано.
Стр. 109.
1-4 Против текста: ‘Муж оправданной ~ ребенку и т. д. и т. д. — помета: Петитом.
5 такой глупости / такой глупости, которую вы мне [приписывали] приписали <>
14-18 Против текста: ‘Муж оправданной ~ спасения ребенка…’ — помета: Петитом.
21 замечаю / вижу <>
28 После: перста божия’. — начато: Я думал, что
31 После: выше — начато: как уверовать в это
31 эта бывшая преступница / она
31-32 теперь усумниться в людях / Начато: не верить
32 в людях как в человечестве / разумеется, не в единицах
34 После: в дом — хоть раз в жизни
34 погибавшему, пропадавшему вписано.
34-35 с таким могущественным впечатлением / с этим подавляющим впечатлением
44 эти темные люди вписано.
Стр. 110.
4 в какую-нибудь горькую минуту жизни / в иную минуту
6 было бы для нее вписано.
7 ибо, кроме себя ~ обвинить вписано.
7 обвинить / винить <>
10 случилось над нею / случилось, что могла она это вс наделать
11 и считая себя таковою вписано.
11 После: прощенная людьми — отпущенная без наказания, то есть по подозрению, что, может быть, она, совершая вину свою, была в болезненном состоянии (NB. Буквальность-то приговора она знает, только не совсем понимает), теперь
11-12 облагодетельствованная и помилованная вписано.
13 обновления ~ прежней жизнь / величайшей благодарности к людям
20 ясность сознания / сознание
22-23 (Повторю ~ друг к другу.) вписано.
28 ваше нападение на меня / вашу статью
30 дополнить мои сведения / собрать сведения
34-35 вечным благотворным впечатлением ~ людей / вечным впечатлением о безграничном милосердии людей
36 доброты и любви / доброты <>
37 возмущает / возмутил
40 кроме вас, г-н Наблюдатель вписано.
41 ее / преступницу
43-44 Ее судьба ~ устроилась / Ей тоже теперь довольно хорошо

<Декабрь, гл. II, II (окончание) — IV>

Стр. 117.
30 молодой вписано.
33 После: отвечает ему — было начато: на вопрос: ‘вольной волею или нехотя’ ты убил Кирибеевича
33 что убил он государева слугу вписано.
42-43 послание ~ Курбского / письмо
48 образ / величавый образ
Стр. 118.
4 любимца вписано.
4 После: ‘вольной волею — вписано: кажется, воззрение на народ не столь архаическое
4 а не нехотя’ вписано.
6 тоже признавшего правду народную / преклонившегося перед правдой народной
6 истинного / страстного <>
7 это имя / имя печальника
11 глубине / величию <>
18 какого-нибудь вписано.
18-19 не вполне по сознанию / а. не по цельному сознанию б. не по сознанию <>
22 может быть, весьма искренно / даже до самопожертвования
24 истины вписано.
26 со всею любовью к нему вписано.
27 бедствию / гибе<ли>
27 После: Не они ли — в последнее время
31 живом единении / единении <>
32-33 предузнает сам будущее предназначение свое / сознательно, почти начиная уже видеть цель, предчувствует а будущем великом предназначении своем.
33-34 правды движения / движения
35 непроходимой вписано.
42 а главное, непосредственная / могучая <>
44 После: подобие — об котором бы плакал он <>
45 После: любви своей — начато: а больше всего потребностью народу
45-46 постичь ~ красоту народную вписано.
45 После: бессознательно — разглядеть
47 частию уверовать ~ предназначение его / будущее предназначение
47 уверовать / а. почти веровать б. веровать
Стр. 118—119.
48-1 воскликнуть / говорить
Стр. 119.
1 напечатанном / откровенно напечатанном
7 даже пагубный вписано.
10 под чужими влияниями / а. под известным влиянием б. Как в тексте. в. под влиянием <>
11 неудержимо / со страстью
15 лишь / непременно
17 После: немыслимый — начато: Кроме не<многих>
20-21 ибо вс это ~ жизни) вписано.
23 и самых зовущих / и самых страстных <>
26 и страданиях его ~ интеллигенции / но лишь русской интеллигенции
28 был когда-то ~ русский барин / был [один великоду<шный>] добрый русский барин <>
30 грешных вписано.
31-32 в очень тяжкие минуты свои вписано.
36 После: скорбь’ — начато: великого усо<пшего?>
37-38 на одно характерное и любопытное обстоятельство вписано.
38 газетной прессе / печати
Стр. 120.
3 После: о себе. — Как бы подавали повод думать разногласице [между] в поэте и гражданине, <>
4 на эту тему вписано.
5 После: все-таки намекали — и хоть и в двух строчках и темно, но тяжеловесно, главное же в том, что намекали <>
5-6 видимо по какой-то ~ не могли / именно потому, что почему-то и не могли не намекнуть, не могли избежать
8 в подробности вписано.
12 После: невольно вопрос — ‘Формулируйте обвинение и яснее, яснее. Некрасов личность историческая и <>
20-21 что случай ~ нормальный вписано.
23 потому что / ибо
23 После: связаны — до того оба влияют один на другого <>
28 сказать / сделать
29-30 После: обделывать свои дела — начато: а. иногда даже… но нет, про б. иногда даже не говорят
30 но и только, а затем спешат с оправданиями: / и… но дальше-то вот и не объясняют, не хотят заговаривать, а спешат, бросаются и торопятся оправдывать на тему: <>
32 много горя / столько горя <>
47 при известных обстоятельствах вписано.
47 чуть не необходима / извинима, чуть необходима
Стр. 121.
1 человека / мученика
2 ‘Я упал, я упал’ / ‘Я упал, я упал, спаси меня’ <>
3-4 чуть пройдет ночь и обсохнут слезы / чуть выспался и обсохли слезы, умылся
4 примется за ‘практичность’ / за ‘практичность’, да еще, пожалуй, во вред тем, про любовь к которым он пел
4-5 потому-де ~ необходима, вписано.
5-6 будут означать / означают
8 сам на них любуется вписано.
10 После: сердца — и мне деньги и имя
11-12 Нет, если все это ~ и на вопрос / Нет, этого оправдывать нельзя, иначе прямо на вопрос
13 Кого вы хороните / Кого хороните
13-14 мы, провожавшие гроб его, принуждены бы были / мы должны бы были
16-17 воистину ‘печальника народного горя’ / истинного ‘печальника народного горя’
18-20 не мог успокоить себя ~ отвергал дешевое примирение. / не мог ни успокоить себя, ни простить себе…
20 После: дешевое примирение — несмотря на многие видимости, как бы говорившие против этого… <> Далее было: Итак, вот что может выйти из дешевого оправдания, |итак] но что же нужно сделать?
21 Нужно выяснить дело / Нужно не оправдывать, а выяснить дело
22 то принять как оно есть / то и принять <>
24-25 добыть из выяснений / выяснить
27 такого недоумения ~ память / недоумения, из таких, которые всегда невольно чернят память
29 Сам ~ мало / Я, однако, знал с одной стороны покойника мало
35-36 После: человека, как Некрасов — и к тому же у человека с таким поэтическим гением <>
36-37 А то, что действительно было / Что действительно происходило
37 то не могло / не могло <>
38 После: преувеличено — [и не обратиться в сплетню] Это даже a priori неопровержимо, так всегда бывает с замечательными, характерными людьми, особенно если они страстны и прославились [страстями своими] какою-нибудь страстью своею, а потому и Некрасов не может составлять исключения, <>
38-39 Но приняв ~ Что же такое? / Но приняв это, все-таки увидим, что половина или три четверти остаются. Чего же? <>
39-40 Нечто мрачное, темное и мучительное / Чего-то мрачного, темного я мучительного <>
42 эта страстная исповедь / эта исповедь
43 вдаваться / удаляться
Стр. 122.
17 чтобы иметь их / для них
19-20 демон гордости, жажды самообеспечения / демон гордости, жажды властвовать, а не кланяться, жажды самообеспечения <>
20 от людей / от людей презираемых <>
26 войти в соглашение / войти [в сделки] в соглашения <>
26 толпою людей / толпою людей, теснившей его <>
27 так рано вписано.
27 скептическое / насмешливое <>
28 чувство к ним / презрение к ним <>
29 как об них говорят вписано.
30 слабая и робкая дрянь / дрянь
36 угрюмого, отъединенного вписано.
38 чтобы ~ ни от кого / чтоб уже не зависеть от людей <>
37-38 из самого первого моего знакомства с ним / из нашего знакомства
38-39 по крайней мере ~ низкий демон. / Но этот демон был, однако, низкий демон.
40-41 способная так отзываться / способная отозваться <>
41-44 Разве таким самообеспечением ~ не в золоте, вписано.
43 Такие люди / они <>
45-47 Золото может казаться ~ сам презирал, вписано.
Стр. 123.
1 который сам бы мог воззвать к иному / столь одаренного, что сам бы он мог сказать иному
1 Брось вс / брось вс, оставь вс
3-4 Уведи меня ~ дело любви, вписано.
5 и никуда не пошел. вписано.
6 После: всей жизни своей — самоосуждением, самопрезрением.
8 борьбе несомненно мучительной / борьбе [вечной] мучительной <>
14 оправдываете / защищ<аете>
16-17 вопрос окончательный и всеразрешающий / Начато: вопрос этот в том
18 IV. Свидетель в пользу Некрасова, вписано.
20 После: Гекубе — способного плакать о ней.
20-21 спрашивал Гамлет, вписано.
28-29 употребить эту вещь / употребить их
31 угнетала / гнела
32 вечным демоном / демоном
36 святые минуты покаяния / сильные минуты его жизни
35-36 повторялись ли / [одним словом,] повторялись ли его страдания, возвышались ли <>
37-38 как дорого заплатил / сколько заплатил
40 мог пускаться оправдывать / пускался насмешливо оправдывать
41-42 такое примирение и успокоение / это примирение
Стр. 124.
1-2 будучи не в силах совладать / не совладав
2-3 например / или не поступил с собой, например <>
16 После: внутри себя. — начато: Поэт же после стр<аданий?>
20 не убоялся огласить / не убоялся публиковать
22 вс это вписано.
22-23 из памяти людей / из памяти
23 понизилось бы / унизилось бы
23-24 так что всякое оправдание его / и всякое обвинение умерло бы само собою и всякое оправдание
24 не нужным ему / не надобным
25-26 человека вписано.
25 оглашать / опубликовать
33 с легким сердцем вписано.
34 напротив того вписано.
37 повторяю / повторяю я <>
37 в пользу второго предположения вписано.
39-40 очистили бы перед нами вполне нашу память о нем / очистили бы в глазах наших память его
41 является возражение / стоит возражение
45-47 ‘практическому’ человеку / такому практичному человеку
Стр. 125.
1 печалью по народе / печалью народною
3 народ для него вписано.
6 После: не говорю о том, что — начато: любовь к народу
5 какая слышится в стихах Некрасова / как у Некрасова <>
7 только скажу / только говорю <>
14 перед самим собой вписано.
14-15 Народ был ~ его / Но народ был сверх того и настоящая его внутренняя потребность
17 дух свой / унылый дух свой
18 предмета любви своей / [объекта] предмета любви своей, предмета высшего поклонения <>
26-27 что его мучило / что ему мучило, угрызением или сомнением
33 и что истина есть ~ в народе, вписано.
34 он это вписано.
39 говоря выше / говоря
41 вечная жажда / жажда по ней
46 никакими хитрыми доводами / никакими примирениями, никакими хитрыми доводами <>
47 практическими вписано.
Стр. 126.
1-2 И какие же ~ то не обвинители, вписано.
3 русский исторический тип / исторический тип <>
4-5 раздвоений, в области нравственной / нравственных раздвоений
6 русский вписано.
6 После: переходное время. — начато: И однако, его образ
7 После: в нашем сердце. — Этого человека полюбит и народ, когда [узнает] в [сознании] состоянии будет узнать его. <>
7 этого поэта / его
7-8 так часто были искренни / искренни <>
8 После: простосердечны — слезы его не деланные, такие правдивые. <>
11 и страданием по нем вписано.
12 После: искупить… — Слишком высоко стал пред нами этот человек, а потому все и ощущают в себе как бы право судить его. <>

ДНЕВНИК ПИСАТЕЛЯ НА 1880 год

Варианты черновых автографов

Глава первая (ЧА)

Стр. 129.
1-8 Текста: Дневник писателя ~ Речи о Пушкине — нет.
10 основу содержания / вс содержание <>
13 российской / русской <>
15 о себе / про себя <>
15 После: считают — начато: пред<водителем)
16 с кафедры / с кафедры Общества
17 вспоминаю / [вспо<минаю>] пишу <>
17-18 чтобы заявить / чтоб сказать <>
21 лишь следующие / следующие <> вписано.
24 После: отыскал и — начато: выпу<кло>
26 возвысившегося / стоящего <>
26-27 После: народом. — Это отрицательный тип
27 Он отметил вписано.
28-29 в родную почву / в почву
29 родные силы / народные силы <>
31 в конце концов отрицающего / отрицающего <>
38 После: Онегин — Германии и Чарские <>
34-35 Текста: * Издание ‘Дневника писателя’ ~ мое здоровье. — нет.
Стр. 130.
3-4 засвидетельствовавшие о правде первоначально данной мысли Пушкиным / а. свидетельствующие о правде первоначальных данных мысли и взгляда Пушкиным б. свидетельствующих о правде первоначально данной мысли Пушкиным <>
7 Его искусному диагнозу / Его диагнозу <>
9-11 дал и утешение ~ воскреснуть / а. указал, что болезнь эта не смертельна и общество может быть излечено б. указал, что болезнь эта не смертельна, он первый дал и утешение и надежду великую в будущем, он доказал, что русское общество может быть излечено, может вновь обновиться и воскреснуть <>
14 красоты русской / положительной красоты русской <>
15-16 и им в ней отысканные / [им в ней] его великим сердцем отысканные, сердцем великого русского человека и великого русского гражданина <>
16 Свидетельствуют о том вписано.
16-17 женщины совершенно русской, уберегшей себя от наносной лжи / совершенно русской, уберегшей себя от наносной лжи, женщины <>
18 Инок и другие / а. Инока и другие б. Инока <>
19 После: ‘Капитанской дочке’ — и наконец в Езерском, [в Белкине] в типе Белкина, автора повестей <>
19-20 и во множестве других образов / и множество других
20-21 в записках вписано.
24 Тут уже надобно говорить всю правду вписано.
27 европейских идей и форм / европейских форм <>
28 эту красоту / эту русскую правду и красоту <>
31 После: Пушкина — такого
32 После: невозможно. — Надобно говорить всю правду.
33 в значении Пушкина / в значении Пушкина для России
34 не встречаемая / невиданная <>
35 способность / именно способность <>
37 и перевоплощения / перевоплощения <>
37 Я сказал / а. Как в тексте, б. Начато: Я упом<янул>
45 от всех вписано. На полях вписано и зачеркнуто: Мало того, в этом даже может быть самое важное
46 Но не для / Не для <>
Стр. 130—131.
48-1 и неисследимая глубина вписано.
Стр. 131.
6 по-прежнему то же самое / то же самое
6-7 ибо и в итальянце ~ с такою же силою вписано.
7 что хотел сказать, с такою же силою / с такой же глубиной и с такой же силой <>
7-9 Повторяю, не на мировое значение Шекспиров и Шиллеров хотел я посягнуть / а. Так что я вовсе не о мировом значении говорю б. Так что я вовсе, повторяю это, не для умаления мирового значения Шекспиров и Шиллеров говорю <>
9 После: способность — начато: переводло<щения>
10-11 a желая лишь в самой этой способности и в полноте ее отметить / а в самой способности-то этой и в полноте ее вижу <>
13-14 способность русская, национальная / способность русская, всенародная <>
14-15 и, как совершеннейший художник / Но, как совершеннейший художник <>
16 этой способности / ее
17 После: художника. — начато: Способность же эта великая, дающая На полях помета: наро<д>
18 склонность к всемирной отзывчивости / способность, способность всемирной отзывчивости
20 После: нашего — одним из характернейших выражений которой был Пушкин
20-21 не мог / не могу
21 в то же время, в факте этом вписано.
22-23 великой и, может быть, величайшей надежды нашей вписано.
23 Слов: светящей нам впереди — нет.
25 После: было — стало быть
25-26 Слов: в основании своем — нет.
26-27 самого духа народного / духа народного
27-28 и высшую цель / высшую цель и великое назначение
28 речи моей / речи моей, в ‘очерке’ моем <>
30 кажется, ясно / то, кажется ясно
34 тогда только / тогда же
36 напираю / говорю
36 и не пытаюсь / я и не пытаюсь
37-38 с народами западными в сферах их экономической славы или научной / с их экономической славой европейских народов, или со славой их меча и науки <> На полях заметка: Но такие сравнения я и не выскажу Между строк вписано: силы русского народа вопрос
39-39 После: русская душа — начато: может быть наи<более>
39 гений народа русского / гений русский <>
40 из всех народов вписано.
42 После: различающего — начато: несходное
43-44 и не какая другая / это и не какая другая
44 может ли кто / можете ли вы <>
46 в народе русском / в духе русском
46 Может ли кто / Можете ли вы <>
Стр. 131—132.
46-4 Может ли ~ объявить иное, вписано на полях.
Стр. 132.
2 совсем нечего / нечего <>
2-3 никаких надежд / мировых надежд <> Ниже вписано: никаких
3 Увы, так многие / Так, впрочем, многие <>
4 Повторяю, я, конечно, не мог / а. Я не мог б. Я не мог, конечно, <>
8 Утверждать же / Сомневаться же в
7 столь высокие стремления / такие стремления <>
9 Основные нравственные / Нравственные <>
10 Слов: в основной сущности своей по крайней мере — нет.
12 высшего слоя своего / высшего слоя <>
12-13 все восемьдесят миллионов ее населения / все 90 миллионов <>
14-19 нет нигде и не может быть ~ завтра же рухнет / а. нет, где гражданское величие европейских наций, пред коим мы так преклонялись, вс совершенно подкопано и может завтра же рухнуть. Что ж до богатств, то в Европе богаты лишь одни жиды, да подобные им б. нет нигде, а, стало быть, уже по сему одному нельзя сказать, что наша земля неурядная и нищая. Напротив, в этой Европе, в Европе же, где столько богатств, вс гражданское основание всех европейских наций, на которое указывают народу нашему, как на идеал, к которому он должен стремиться для того, чтобы по достижении лишь этого идеала тогда только сможет пролепетать свое слово в Европе, говорю я, вс это гражданское величие этого строя <нрзб.> и, однако же, вс совсем подкопано и может завтра же рухнуть <>
19-23 бесследно на веки веков ~ и богатство’, вписано. Вместо: и богатство — такое богатство
23 После: богатство — как неправедное. И вот им это мы должны подражать.
23-27 К тексту: Между тем на этот ~ слово Европе. — наброски на полях: 1. И вот тому-то, что уже накануне своего падения, вы хотите чтоб мы подражали и пересаживали его к себе 2. Между тем на этот, именно на подкопанный и зараженный их граж<данский>
27 Мы же утверждаем, что вмещать / а. вмещать б. И вмещать и носить в себе <>
28 любящего и всеединящего духа / любящего духа
28-29 и при теперешней экономической нищете нашей / а. не только при экономической нищете нашей б. и при теперешней экономической нищете
29-31 да и не при такой еще нищете ~ такой нищете / [но и] при той нищете нашей <>
33-35 И наконец, если уж ~ всеединящую душу / а. И наконец, если уж в самом деле надо (что, впрочем, нелепость) — если в самом деле надо чтоб любить человечество, чтоб носить в себе всеединящую душу б. И наконец, неужели [непременно) если уж в самом деле надо, для того чтобы иметь право любить человечество и носить в себе всеединящую душу <>
35-36 для того чтоб заключать / и заключать
36-37 да то, что они непохожи / за то только, что они непохожи <>
37 После: на нас — начато: не укреп<ляться>
37 для того чтоб иметь / иметь
38 чтоб ей / а. Как в тексте, б. для того чтоб ей <> На полях: 1. неужели 2. если в самом деле за то только
40 а народы такого духа / а такие народы
41-42 если и в самом деле для достижения всего этого надо, повторяю я, предварительно / если в самом деле, говорю я, для этого Далее: а. необходимо б. необходимо было прежде всего <> На полях позднее вписано после слов: в самом деле — для достижения всего это<го> надо, повторяю
42-43 перетащить к себе европейское гражданское устройство / сравняться с европейским гражданским устройством <>
43-44 все-таки мы и тут / а. мы б. вс-таки мы <>
44 рабски скопировать / рабски взять и скопировать
46 в Европе рухнет / рухнет <> Далее было: (опять повторяю это) и начнутся по-европейски. Рядом на полях: может
46 После: не дадут — начато: ру<сскому>
46-47 своей органической силой вписано.
47 непременно обезличенно, лакейски / непременно лакейски
Стр. 133.
1-2 Понимают ли эти господа ~ о естественных науках! вписано.
2-3 по одному поводу вписано.
5 а один / а именно <>
10 не талантливостью изложения / а. не талантом и не умом б. не талантом изложения <>
11 противниками / ругателями <>
11-13 Текст: а искренностью ее ~ неполноту моей речи — позднее повторен на полях без слов: ее и мною
15-19 Рядом с текстом.: А вот именно ~ в Европу — наброски (к стр. 133, 134) и заметки на полях: 1. Увы, у нас есть русская партия 2. Но в чем же состоит событие 3. Но не впопыхах ли было ими сказано это, не одумалась ли они. Если не одумались, честь им и слава — они докажут широкость 4. Что я им от всего сердца прощу, но вот что, однако ж, может случиться
17 и окончательный, может быть вписано.
20 и объяснили / ибо объяснили <>
22 с самим духом народным / с духом народным
22 После: народным — вписано позднее: и с историческою необходимостью
22-23 Слов: Увлечения же оправдали — историческою необходимостью, историческим фатумом — нет.
26 После: как и — славянофилы <>
26 все те чисто русские люди / все те русские о вписано позднее.
26-28 которые искренно любили ~ ‘русских иноземцев’ вписано позднее на полях.
27 искренно любили / любили <>
28 оберегали ее доселе / оберегали ее <>
29-31 Рядом с текстом: Объявлено было ~ великим недоразумением. — на полях наброски (к стр. 135—136 и вариантам к ним): 1. Нищие и смерды 2. Пся крев 3. Вера ваша — холопская вера 4. что славянофилы хотят перекрестить Европу в православие было сказано в одной газете по поводу моей речи
30 После: препирания — бывш[ие]
31-32 могло бы стать, пожалуй, ‘событием’ / было событием <>
32 представители славянофильства / представители славянофильства и представители этой идеи <>
33 вполне согласились / восторженно согласились <>
34 заявляю теперь / заявляю <>
35-36 Слов: (если только ~ составляет честь) — нет.
41 если не высказываема, то указываема ими / высказываема и указываема ими и что я в сущности не сказал ничего особенно нового <> Между строк вписано позднее: так что новое слово есть в сущности старое доброе слово
41-42 фразы: Я же сумел лишь вовремя уловить минуту. — нет.
42 Теперь вот заключение: если / И если <>
43-44 то и впрямь, конечно, уничтожатся все недоразумения / а. то кончатся недоумения б. то впрямь кончатся все недоумения <>
44 между обеими партиями вписано.
44 так что / а. то б. ибо <>
45 После: спорить — ‘ибо все разъяснено’
46 так как / ибо <>
47 После: ‘событием’ и не она собственно, не речь, составила бы таким образом событие, а именно то, повторяю это, что славянофилами сделан окончательно шаг и принят вполне главный вывод ее о законности и народности наших стремлений в Европу. <>
48 После: Но увы — вс это сказано
Стр. 133—134.
48-2 Рядом с текстом: Но увы ~ другой вопрос. — на полях наброски (к стр. 134): 1. склонили знамена 2. довольно недурно, обозначает в вас некоторый ум, в котором мы, впрочем, и прежде вам не отказывали
Стр. 134.
3 После: славянофилами — и русскими людьми
4 После: с кафедры — обнимали
6 занимающие / играющие
7 особенно теперь вписано.
7 жали / а. Как в тексте, б. пожали <>
8 как славянофилы / как и славянофилы <>
11-13 Рядом с текстом: О, не того ~ обольщен — запись на полях: хотя и считал с вашей стороны за любезность, но неприятеля
11 боюсь я / боюсь <>
12 от мнения своего / от слова своего
13 не гениальна / а. слишком не гениальна б. вовсе не гениальна <>
14-15 разочарование в моей гениальности / разочарование <>
16 Над словом: западники — вписано: потом
16 чуть-чуть подумав / подумав <>
17-18 лишь вообще о западниках теперь скажу / об отвлеченном слове западничества говорю <>
20 после долгих споров и препираний вписано.
21-23 Рядом с текстом: стремление наше ~ мы принимаем — наброски на полях: 1. даже хоть 1/2, хоть 1/3 2. то великим<и> честь им и слава 3. и мы приветствуем их в восторге сердца
22 тоже была правда / правда <>
23 После: что ж — начато: при<мем>
23 мы принимаем / мы примем
23 ваше признание / ваше признание к сведению вписано.
23-24 Слов: радушно и спешим заявить вам — нет.
24 что / и это <>
24 это даже довольно / а. довольно б. даже довольно <>
26 за исключением / исключая <>
28-32 но… тут ~ ваше-то это положение / а. но ваше-то положение б. но тут запятая. Ибо ваше-то положение <> Позднее ниже вписано: но тут есть некоторая
31 таинственно / прямо таинственно
32 это положение / положение <>
33 Слов: а потому — нет.
34 опять-таки становится невозможным / а. все-таки невозможно б. опять-таки становится предельно невозможным <>
34 Знайте, что мы / Мы <>
35-38 но уж отнюдь не духом ~ от него убежали / и не народным [нашим] духом, ибо духа этого не встречали и не слыхали <>
38 Мы с самого начала вписано.
39 влекущему инстинкту / инстинкту <> 41 одним словом, ко всему / и всему <>
41-42 вы теперь столько / мы говорим <>
42-43 так как уж пришло ~ вполне откровенно / так как уже надо говорить вполне откровенно <> вписано.
45 развитие России к прогрессивному лучшему / а. развитие б. общее развитие России <>
48 раз навсегда нас слушаться, во веки веков / просто слушаться на веки веков <>
Стр. 135.
1 сего послушания, вот и / сего и
2-3 в европейских землях / в европейских
3 о котором ~ пошла речь вписано. но вместо: пошла — идет
3 Собственно же народ / Народ же
4 каким он был всегда вписано.
6 выводили / выводите <>
6-7 а смотрели только мы трезво вписано.
8-9 а то, что имел ~ Надобно вписано. но вместо: забыто им — забыто
9-10 лишь одно наше / лишь наше <>
10 Над словом: общество — вписано и зачеркнуто: начиная с Петра
12 Позвольте ~ и не кричите вписано.
12 не закабалить / но не закабалить
13 Слов: говоря о послушании его — нет.
13-14 о, конечно нет ~ мы европейцы вписано.
16 Напротив, мы намерены / Напротив мы будем о вписано.
16 образовать наш народ / и образовывать его <>
17 там сама / сама [собою] вписано.
19 После, образования его — основанного на отрицании им всего прежнего
18 Образование же его мы оснуем вписано.
19 Слов: начнем ~ начали, то есть — нет.
20-21 и на проклятии ~ свое прошлое вписано на полях. Далее следует тексту совпадающий с окончательным (стр. 135, строки 31—33): Кто проклянет ~ народ до себя,
21-28 Чуть мы выучим человека ~ ни сердились на это. / Чуть сделаем человека из народа грамотным, мы заставим его тотчас же нюхнуть Европу, начнем обольщать Европой, ну, хоть начиная с утонченности {В автографе ошибочно: утонченностью} быта, приличий, костюма, танцев, чтоб он постыдился, например, лаптя, постыдится своих древних песен и начнет петь рифмованный водевиль, <> вписано.
28-31 Одним словом ~ и проклянет его. / Одним словом, для хорошей цели, подействуем на слабую струну самолюбия и он — уже наш. Тогда-то застыдится своего прежнего и проклянет его. <> вписано.
31-33 кто проклянет свое прежнее ~ возносить народ до себя, вписано выше на полях, см. вариант к строкам 14—15.
36-37 ибо тогда выставится ~ лишь слушаться. / Ибо тогда окажется, как говорят наши соседи, что это ничтожная и недостойная просвещенного существа песья крев, и нужно эту песью крев заставить только лишь слушаться, вписано.
37 Ибо что же тут делать / а. Ибо б. Ибо что делать <>
38-41 а потому ~ не испугаете. / а потому и 90 миллионов должны этой правде слепо служить. Количество нас не устрашает, <> вписано.
43 всегдашний наш вывод / всегдашние выводы <>
43 Слов: только теперь уж во всей наготе — нет.
43 при нем / при них <>
43 ваш вывод / ваши выводы <>
45 и какое-то будто бы особое значение его / и значение его <>
45-48 Надеемся, что ~ не потребуете вписано.
48 особенно теперь, когда / Опять-таки по слову соседей наших (немножко, впрочем, тоже спорных, потому что они ярые католики) — по слову соседей наших [<нрзб.>] le Pravoslavie просто лишь ‘хлопьска вера’, тогда как <>
47 Слов: и европейской науки в общем выводе — нет.
Стр. 136.
2-3 пожалуй, согласимся принять с известными ограничениями / а. принимаем вполне б. пожалуй, согласимся принять <>
2-3 с известными ограничениями вписано позднее.
3 Слов: так и быть, сделаем вам эту любезность — нет.
4-5 и ко всем этим вашим ‘началам’ / то есть к этим смиренным вашим началам <> вписано.
9 русских деятелей и вполне русских людей / [чисто] вполне русских людей <>
11 Над словом: отщепенцев — вписано: смердов-то
11-12 вашего западничества / западничества <>
11-12 После: западничества — начато: о, там непременно
12 середина-то, улица-то, по которой вписано.
13 Слов: все эти смерды-то ~ морского) — нет.
14 в этом роде / что-нибудь в этом роде <>
14-15 насказали / сказали <>
15 уже было / уже было, например, <>
20 После: то — тогда
24 стремление / свойство <>
25 будет / будет действительно
27 Слов: повторяю в последний раз — нет.
28 была бы событием / есть событие <>
28 наименования / названия <>
29 послужившее / ставшее
30-31 уже всех образованных и искренних русских людей / [всех] образованных русских людей <>
30-31 После: русских людей — Эту черту пушкинск<ого> праздника, то есть потребность единения в нашем обществе, духовную жажду его к возрожд<ению> [ново<й>] [обновлению] [о русс<кий> чело-<век> должен] и обновлению жизни, [нового слова! жажду и вечно искреннего слова все заметили в дни праздников [в] [присутствии] по искренности участвующих, во всеобщем увлечении, во всеобщем подъеме духа, <> Ниже, отступя: В надежде славы и добра
31 Слов: для будущей прекраснейшей цели — нет.

Глава вторая (ЧА)

Стр. 136.
32-36 Текста: Глава вторая ~ российской словесности. — нет.
37-43 Рядом с текстом: ‘Пушкин есть явление ~ петровской — на полях вписано и зачеркнуто: [Ибо]. В нем уже можно отыскать [и цель и назначение глубин народных] и осязательно усмотреть первое [указание] сознательно выраженное указание существенных стремлений [наших] национальности русской и [целей грядущих] целей ее.
37 явление чрезвычайное / явление великое, чрезвычайное <>
37-38 Слов: и, может быть, единственное явление русского духа — нет.
39 всех нас вписано.
39-40 После: русских — вписано и зачеркнуто: и для их судьбы
40 приходит / является <>
42 Над словами: в обществе нашем — вписано: у нас
42-43 столетия / века <>
43 появление его / а. Как в тексте, б. появление Пушкина
43-44 сильно способствует освещению темной дороги нашей / [как бы] разом [освещает] осветило дорогу нашу
Стр. 137.
1 есть пророчество / есть и пророчество
2 великого поэта / а. поэта б. Как в тексте. в. Пушкина
2 После: на три периода — был бы, может быть, и четвертый период, но бог судил иначе и смерть взяла нашего великого поэта в самом полном развитии его духа и сил <> (Этот текст обведен на полях большой скобкой).
2-3 Говорю теперь не / Предупреждаю, я буду рассматривать Пушкина не
3 касаясь творческой деятельности / а. Начато: Я хочу ли<шь> б. Рассматривая творческую деятельность
4-5 для нас вписано.
5 После: его — а. для всех русских нас, для теперешних русских и для [будущих] грядущих б. для русских людей и для всей национальности нашей
5 и что я в этом слове разумею / и что я в этих словах разумею <> вписано. Над строкой вписано: под этими словами
5 Замечу, однако же / Но замечу лишь <>
6 периоды / эти три периода <>
7 твердых между собою границ / таких твердых границ между собою, как иные критики предполагают <>
7 Начало ‘Онегина’ / ‘Онегин’
8-9 к первому периоду деятельности поэта / к первому периоду
9 во втором периоде / а. Как в тексте, б. во втором периоде деятельности Пушкина <>
10 После: в родной земле — Нельзя тоже [по моему мнению] утверждать с точностью, что воспитание {Выше вписано и зачеркнуто: юность} и Петербург имело [одно] свое влияние, а [езда] скитальчество по России, Михайловское и Ирина {Так в автографе.} Родионовна были причиною поворота Пушкина к [иному] другому направлению. Конечно [жизнь всегда способствует] действительность и [приключения в жизни] жизненные приключения всегда способствуют развитию всякого духа [человеческого] человека и мощно влияют даже на такую великую и самостоятельную духовную силу, как Пушкин. Но гениальный организм [Пушкина] его [конечно заключал] был вероятно не в такой зависимости от внешних влияний и без сомнения развился бы правильно даже и при каких угодно влияниях. Судить иначе — значит не понимать силы Пушкина.
10-11 восприял и возлюбил ~ прозорливою душой вписано между строк и на полях.
11 тоже / Начато: например, между
12 деятельности / деятельности Пушкина
12 Пушкин / он
12 подражал / ‘подражал’ <>
13 европейским поэтам / европейцам, начиная с <>
18-14 и другим, особенно Байрону / и других, и кончая Байроном <>
14 После: поэты Европы — и особенно Байрон
14 имели / могли иметь <>
15 на развитие его гения / на гений Пушкина
15-16 да и сохраняли влияние это во всю его жизнь. Тем не менее / [[но лишь] да и во всю жизнь продолжало иметь влияние] [начато: да и имело свое] во всю жизнь Пушкина сохранили это, но [поэзия его] в поэзии Пушкина даже и в первый период ее уже выразилась чрезвычайная самостоятельность. На полях наброски: 1. даже с 1-го шага его на зачеркнутое 2. всю жизнь его
18 первые поэмы / [первоначальные] первые стихи и поэмы
17-18 так что и в них ~ его гения / и в них выразилась чрезвычайная самостоятельность <> На полях наброски: 1. и гениальная его независимость 2. зачеркнуто: сразу чрезвычайная
19 такой / столько
20 явил / выразил
23-24 лишь подражал / подражал Рядом на полях набросок: и жил чужими, навеянными идеалами
24 В типе / А в типе
24 сказывается / слышится
25 сильная и глубокая, совершенно русская мысль / а. мощная самостоятельность б. сильная и глубокая, чисто русская мысль <>
25-28 выраженная потом ~ реальном и понятном виде / [Фантастический Алеко, этот эмбрион Онегина являет уже] В фантастическом Алеко, этом эмбрионе Онегина, наводит уже на глубокую русскую мысль, выраженную потом в такой гармонической полноте в ‘Онегине’, где почти тот же Алеко является в несравненно более реальном и осязаемо понятном виде. <>
29 и гениально отметил / и гениально отметил в этом первоначальном типе своем <> вписано.
29 того несчастного скитальца в родной земле / этого [страдальца и русского скитальца] скитальца и страдальца, в котором отразился русский век
30-31 того исторического русского страдальца ~ обществе нашем вписано. Вместо: того — было: Этого
32 конечно, не у Байрона только / а. в своем сердце б. конечно не у Байрона, а в себе самом, в страдающем сердце своем в. конечно не у Байрона только, а и в себе самом, в своем тоскующем русском сердце <>
32-34 Тип этот верный ~ поселившийся, вписано на полях.
32-33 После: верный — вписано и зачеркнуто: постоянный
33 После: надолго — вписано и зачеркнуто: еще
34-35 Эти русские бездомные скитальцы / Эти скитальцы наши
38 После: скитальчество — и в наше время
38 кажется / может быть
38 После: не исчезнут — начато: Теперь они
38 в наше время / а. теперь б. теперь, в наше время <>
38 природы / дикой природы
38-40 от сбивчивой и нелепой жизни ~ то вс равно / от безобразий цивилизованной жизни, то
40-41 Слов: которого еще не было при Алеко — нет.
41 с новою верой / с новой верой, ‘в народ’
41-43 на другую ниву ~ он не примирится вписано.
43 После: делании — счастья
44 необходимо / надо
45-46 дешевле он не примирится / [дешевле] на чем-нибудь дешевле он не примирится <>
46 Слов: конечно, пока дело только в теорий — нет.
47 Над словом — явившийся — вписано: у нас
47-48 Человек этот, повторяю / Этот общий наш русский тип <>
48 зародился как раз в начале второго столетия / а. Начато: в нашем оторванном от народной силы обще<стве> б. явившийся во втором веке в. зародившийся как раз в начале второго столетия <>
Стр. 138.
1 великой петровской / Начато: петр<овской>
2 оторванном / оторвавшемся
2 После: от народа — вписано и зачеркнуто: бессильном душой, оторвавшемся
2 народной силы / а. Как в тексте, б. стихийной народной силы <>
2 О, / О, конечно <>
3 и тогда, при Пушкине / и тогда
4 Слов: в наше время — нет.
4 служили и служат / служит <>
5-6 просто наживают разными средствами деньги / а. деньги наживает б. просто деньги наживает разными средствами <>
6-7 и науками занимаются / науками занимается <>
7 читают / читает <>
7 и вс это регулярно / спокойно, регулярно
8 Слов: с получением жалованья, с игрой в преферанс — нет.
8-10 безо всякого поползновения ~ нашему времени / и никакого желания не имеет идти [к цыганам] в цыганские таборы
11 европейского социализма / социализма <>
11 После: социализма — это уж sine qua
12 Слов: но которому придан некоторый благодушный русский характер — нет.
14 беспокоиться /думать
15 стукнулся лбом / стукнулся
16-17 если не выйдут ~ с народом вписано. Ниже наброски: 1. если не выйдут на спасительную дорогу 2. Избранные и передовые силы уже пошли туда
17 ожидает это вписано.
18 После: чтоб — затрещало вс [зд<ание>] наше здание общественное, — о не народ, не государство, до народа и не дойдет волна
18-20 и остальному огромному ~ покоя вписано.
19 не видать чрез / лишиться через <>
21 у него вс это как-то еще отвлеченно / у него это [еще вообще] как-то еще отвлеченно вообще <> вписано.
21 лишь тоска / лишь просто тоска <>
22 Слов: жалоба на светское общество — нет.
23-24 плач о потерянной ~ отыскать не может / а. плач о потерянной правде б. плач о потерянной правде, которую он потерял и найти не может <>
24 Фразы: Тут есть немножко Жан-Жака Руссо, — нет.
24-26 В чем эта правда ~ страдает он искренно. / В чем эта правда, где она, конечно, он и сам [и] не скажет. [Ему ли узнать это. Нет, для него еще рано. Может] <> вписано.
27-28 пока лишь преимущественно / Вписано: а. пока лишь б. лишь <>
28—45 да так и быть должно ~ показывать Мишку? вписано.
28 После: должно. — начато: Фурье
29 После: вне его — и никогда он не поймет
31 с их установившеюся общественною и гражданскою жизнью /[государственной] их общественной и государственной жизни
33-38 он ведь в своей земле ~ русское общество, вписано на полях следующей страницы автографа.
33 в своей земле / у себя в своей земле <>
38-39 пока всего только оторванная, носящаяся по воздуху былинка / пока еще оторвавшая<ся> былинка, носящаяся по воздуху <>
39-40 И он это чувствует ~ так мучительно! / Ведь он [это] чувствует же сам, он страдает [искренно] и часто так искренно, так мучительно. <>
40 Ну и что же в том / Что в том
41 даже весьма вероятно / даже может быть <>
46 одного поэта / какого-то поэта
46 После: поэта — нашего. Дайте мне женщину, дикую женщину. <> вписано.
46 на исход / в исходе <>
48 к Земфире / в цыганский табор
48 Вот, дескать, где исход мой / А вот где исход
Стр. 139.
1 мое счастье / счастье
1 здесь, на лоне природы, далеко от света, здесь / а. здесь нет законов, здесь природа. [И кровь] б. здесь Земфира, здесь природа и лоно ее, здесь [нет законов] <>
2 и законов / нет законов
3 столкновении своем с условиями /столкновении [с у<словиями>]
3 дикой природы / дикой и идеальной природы
5 не пригодился / не годился
5-6 несчастный мечтатель вписано.
11 фантастично / чрезвычайно фантастично
11 гордый-то / гордый
11 После: человек — верен
12 метко схвачен / верно схвачен <>
12 После: схвачен. — Это [именно тот русский] наш человек, за неимением дела у себя, дома, [столь искренно] страдающий по мировой гармонии и, может быть, [простодушнейшим образом] обладающий [в то же время] крепостными людьми, который [чуть не по нем] позволил себе дворянскую фантазию — прельстился людьми, живущими без закона, который чуть
12-13 Фразы: в первый раз схвачен ~ и это надо запомнить. — нет.
13 Именно, именно / Именно <>
13 и он злобно / или злобно <>
14 растерзает и казнит / проливает кровь
14 даже удобнее / лучше
14-15 вспомнив о принадлежности ~ классов вписано на полях.
16-18 К тексту: сам возопиет ~ обида его — на полях набросок: а пожалуй так и [обратится] потребует отмщающего его обиду, терзающего и казнящего
16 Слов: может быть (ибо случалось и это) — нет.
17 и призовет его вписано.
18 личная обида / обида <>
18 После: не подражание! — Тут сильно русским духом повеяло. <>
21-22 Смирись, праздный человек ~ вот это решение вписано, без слов: на родной ниве. На полях набросок (к стр. 139): Это тут уже подсказано
22-23 Слов: по народной правде и народному разуму — нет.
25 Не в вещах эта правда / Правда не в вещах <>
25 не вне тебя / а. и не в вещах, не вне тебя б. и не вне тебя <>
28 и начнешь великое дело вписано.
28-29 и других свободными сделаешь ~ жизнь твоя / и если даже [и] пострадаешь за это, то пострадаешь со счастием <>
30 Слов: и поймешь наконец народ свой и святую правду его — нет.
30-31 Не у цыган и нигде мировая гармония / Не в цыганских таборах и не в социальных системах мировая гармония <>
32 требуешь жизни / требуешь счастья от жизни <>
32-33 даже и не предполагая, что за нее надобно заплатить / а. ничем не хочешь за него заплатить б. даже не предполагаешь, что за него надобно заплатить <>
33 Это решение / Да. Это решение <>
34 уже сильно подсказано / уже подсказано <>
34 Еще яснее / яснее и рельефней. На полях запись: уже сквозит
34 оно / а. оно б. оно им <>
34-35 в ‘Евгении Онегине’ / Начато: в типе
36 в которой / где
39-41 Рядом с текстом: Онегин приезжает из Петербурга ~ своего героя. — на полях набросок (к стр. 140): Да это апофеоза русской женщины, и в решении Татьяной вопроса в последней главе романа я вижу мысль и всю правду поэмы, для которой, может быть, она и была задумана.
41 крупной реальной черты / крупной черты
41 в биографии / в истории <>
42 Повторяю опять, это тот же Алеко, особенно потом / Да, это несомненно Алеко
46 Но теперь / Он несомненно Алеко, но теперь
47 пока еще наполовину фат / еще пока фат <>
Стр. 139—140.
47-1 мало жил, чтоб успеть вполне разочароваться в жизни / а. молод и свеж, чтоб не любить жизни так или этак б. мало жил, чтоб разлюбить жизнь [хотя б] и светские наслаждения <>
Стр. 140.
4 он конечно не у себя / он не у себя
7 родной земле / род<ин>е <>
9 себе самому чужим / чужим
11 в полную невозможность / в невозможность
11-12 какой бы то ни было работы / работы
12-13 и тогда, как и теперь, немногих / весьма немногих и тогда уже <> вписано.
13 После: грустною — вписано и зачеркнуто: а часто и с язвительной
14-15 почем знать, может быть, от хандры по мировому идеалу / И даже, может быть, от хандры по мировому идеалу, по мировой гармонии, отчасти, по крайней мере <> вписано на полях.
15-16 Слов: это слишком по-нашему, это вероятно. — нет.
16 После: Татьяна — начато: Она
17 и, конечно / и даже <>
17 После: Она — знает и
19 и выразилось / выразилось
20-21 именем Татьяны, а не Онегина / Татьяной, а не Онегиным
24 После: поэмы — [и указать правду ее] в последней главе [поэмы] <>
24 сцене / сцене об<ъяснения>
25-28 фразы, Можно даже сказать ~ в ‘Дворянском гнезде’ Тургенева. — нет.
28-33 Рядом с текстом (и ниже его): Но манера глядеть ~ ‘нравственный эмбрион’.— зачеркнутые наброски (к стр. 140): 1. Это она-то эмбрион, после письма-то 2. [Он, впрочем, и в конце концов не узнал ее] [Не узнал он ее] да он и забыл ее совершенно и потом в Петербурге, в образе светской женщины, она прошла мимо него не узнанная и не оцененная им и в том ее трагедия
28 После: глядеть свысока — между строк вписано: манера светского фата, столь независимого на вид и столь робеющего перед авторитетом <>
29 сделала то, что Онегин / заставила [его] Онегина <>
29 совсем даже не узнал Татьяну / не узнать Татьяну <> После: Татьяну — вписано и зачеркнуто: в толпе
29 когда / когда он <>
29-31 Когда встретил ее ~ с первого разу вписано.
30 в скромном образе / а. в образе чистой б. в светлом образе
31—32 не сумел отличить / не отличил
32 в бедной девочке / в ней <>
35-36 конечно, он сам, Онегин, и это бесспорно / так это он, и именно он <>
36-37 К тексту: Да и совсем не мог ~ душу человеческую? Это отвлеченный человек — на полях вписан и зачеркнут вариант: Да и не мог он поступить иначе: разве он знает людей. Это отвлеченный человек.
38 совсем не мог / не мог <>
37 душу человеческую / людей
37-38 беспокойный мечтатель / мечтатель
38 После: Жизнь — разве он мог хоть когда-нибудь прикоснуться к действительности Выше вписано и зачеркнуто: который в
39 в образе знатной дамы / в знатной даме <> вписано.
39-40 по его же словам, в письме к Татьяне / по его словам, в его письме к ней <> вписано.
44 или даже, как-нибудь / или как-нибудь <>
48 указал бы ему на нее / указал на нее
45 о, Онегин / а. Начато: то б. о, [Онегин] он <>
46 После: страдальцах — вписано: в этих свободных и страдающих душах <>
46-47 так много подчас / так много было
47 После: и — начато: О<негин>
Стр. 141.
2-3 пролитою / напрасно пролитою
3-4 по родине / по родной земле
8 поэт / он
9 столь чудного / чудного
13 свою загадку / загадку <>
14 останавливается наконец / останавливается
15 разрешения загадки / решения задачи
17 Да, она должна ~ она разгадала, / а. И начинает понимать его. б. Она поняла его. <>
18 при новой встрече / при встрече
19 знает / понимает
20 После: души — испортила ее <>
21 новые светские понятия / новые понятия <>
21 были отчасти причиной / были причиной
23 Фразы: Нет, это не так было.— нет.
22-23 та же прежняя деревенская Таня / та же бедная деревенская Таня, как назвал ее сам Пушкин
23 напротив / лишь
24 этою пышною петербургскою жизнью / этой жизнью
24 После: страдает — она не любит этой новой жизни нисколько
25 она ненавидит свой сан светской дамы вписано.
25-26 и кто судит о ней ~ сказать Пушкин вписано.
26 не понимает того / не знает ее
26 И вот она / Но она
30 Высказала она это именно как русская женщина / и говорит как русская женщина вполне <>
31-33 фразы: О, я ни слова не скажу ~ я не коснусь. — нет.
33 Но что же / Ну что же <>
35-36 Слов: (а не южная, или не французская какая-нибудь) — нет.
37-38 не в силах пожертвовать ~ своего значения вписано.
38 Слов: условиями добродетели — нет.
41 чему же верна / чему верна <>
Стр. 142.
1 израненной душе ее / изломанной душе
1 было тогда лишь отчаяние / а. была пустота б. было отчаяние <>
1-2 и никакой надежды, никакого просвета / и никакой надежды просвета <>
3-5 Пусть ее ‘молила мать’ ~ женой его. / Пусть и молила мать, но ведь она вышла за него добровольно и поклялась ему быть [без] честной женой его. <> вписано.
6 но теперь он / но он <>
7 и убьет его / составит его несчастье
7 А разве / О, разве <>
3-9 Рядом с текстом: Счастье не в одних ~ гармонии духа. — на полях вписано и зачеркнуто: разве так учит народная правда наша
3-9 только наслаждениях / плотских наслаждениях
9 а и в высшей / а в высшей <>
9-11 Чем успокоить ~ бесчеловечный поступок? / Чем утолить дух, если {В автографе ошибочно: есть ли} [сзади] в жизни есть бесчестный, безжалостный, бесчеловечный поступок? <> вписано.
11-13 ей бежать ~ на чужом несчастии? вписано.
12 Но какое же может быть счастье / Что такое мое счастье <>
15-16 И вот представьте себе тоже, что / а. но б. и вот представьте, что <>
16 необходимо и неминуемо надо замучить / необходимо и неминуемо замучить <>
17 мало того — пусть / а. и представьте себе б. и пусть <>
13 Слова: существо — нет.
20 он верит слепо / а. он верит б. он поверил слепо <>
21 не знает вовсе / не знает
21 После: уважает ее — начато: гор<дится>
23 этого обесчещенного старика / а. его, на мучениях его б. этого обесчещенного старика, на бесчестии его <>
23 возвести / основать <>
25 Фразы: Вот вопрос. — нет.
25 хоть на минуту вписано.
27 принять от вас такое счастие / принять свое счастие <>
27-30 К тексту: принять от вас такое счастие ~ навеки счастливыми — набросок на полях: хотя бы даже то<лько> смешного человека, но зверски замуч<енного>
29 Слов: это счастие — нет.
30 После: счастливыми? — У Бальзака в одном его романе одни молодой человек, в тоске перед нравственной задачей, которую не в силах еще разрешить, обращается с вопросом к [любимому] другу, своему товарищу, студенту, и спрашивает его: послушай, представь себе, вот ты нищий, у тебя ни гроша, и вдруг где-то там, в Китае, есть дряхлый, больной мандарин, и тебе стоит только здесь, в Париже, не сходя с места, сказать про себя: умри, мандарин, и он умрет, но за смерть мандарина тебе какой-то волшебник [пошлет] пришлет затем миллион, и [никому это не известно] никто этого не узнает, и главное он где-то в Китае, он, мандарин, вс равно что на луне или на Сириусе — ну что, захотел бы ты сказать: ‘Умри, мандарин’, чтоб сейчас же получить эт<от> миллион? [Вот вопрос и вот ответ:] Студент ему отвечает: ‘Est’il bien vieux ton mandarin? Eh bien non, je ne veux pas!’ <'Он стар, твой мандарин? Нонет, я не хочу!' (франц.)> Вот решение французского студента.] <>
30 После: Татьяна — вписано: чем этот бедный студент <>
31 с ее сердцем, столь пострадавшим / с ее глубоко страдающим сердцем? <>
31-32 нет: чистая русская душа решает вот как / Нет, и русская душа решает так же <>
32-36 ‘Пусть, пусть я одна ~ загубив другого!’ / а. ‘Нет, пусть уж лучше пострадаю я, а не он, хотя бы я несравненно больше его пострадала’. б. ‘Нет, уж лучше я пострадаю, но только чтоб из-за меня не страдали’. Вот это правда, вот истинное решение справедливой чистой христианской души.
32 я одна лишусь / я лишусь
35-36 счастливою / счастлива <>
36 она и совершается / она совершается
37 уже поздно, и вот Татьяна / Татьяна
38 Скажут: да ведь / а. Да, но ведь б. Да, скажут, ведь <>
39 После: погубила — вписано: вот что можно спросить <>
39-40 и даже, может быть, самый важный в поэме / и довольно любопытный <>
40-43 К тексту: Кстати, вопрос ~ распространиться. — на полях зачеркнутый набросок: вопрос: почему Татьяна не пошла с Онегиным — имеет у нас, по крайней мере в литературе нашей, своего рода историю
40 вопрос / а. Как в тексте, б. этот вопрос <>
42 весьма характерную / очень характерную
43 После: распространиться. — Я вот как думаю:
43-44 И всего характернее / И всего страннее <>
46 Я вот как думаю / Я вот что скажу и вот как думаю <>
47 К тексту: то и тогда бы она не пошла за Онегиным — на полях зачеркнутый вариант — не пошла за Онегиным, хотя бы он и остался несчастен
48 суть этого характера / глубину этого характера <>
Стр. 142—143.
48-1 кто он такой / кто такой Онегин <> На полях зачеркнут набросок) отор<ванный> от почвы, тут его трагедия, на почве, тут смысл России
Стр. 143.
2-3 Слов: да ведь в этой обстановке-то ~ суть дела — нет.
3-4 Ведь этой девочке / Этой девочке <>
5-6 Слов: несмотря на все его мировые стремления — нет.
6-7 вот ведь, вот почему он бросается к ней ослепленный / и вот [о<н>] бросается к ней, ослепленный <>
7 Слов: восклицает он — нет.
9-10 устремляется / привяз<ыв>ается <>
10 причудливой фантазии / причудливой своей фантазии
10-11 всех своих разрешений / всех разрешений <>
11-12 фразы: Да разве этого ~ уже давно? — нет.
12-20 К тексту: Ведь она твердо знает ~ насмешливо. — на полях зачеркнутые наброски: 1. Он никого не любит. Разве он ее любит? Она ведь знает, что он ее принимает за что-то другое 2. Да, он любит, но не ее. Ведь [это] она твердо знает, что он любит какую-то другую 3. Он видит в ней не ее, он видит в ней, может быть, совсем иное существо? 4. Завтра же он посмотрит насмешливо и скажет: ‘Я ошибся’.
12 Ведь она / О, Татьяна <>
13 любит только / любит <>
14 как и прежде / как прежде <>
14 Она знает, что он / Что он, очевидно <>
15 не ее даже он и любит / не ее он любит <>
15-17 что, может быть ~ мучительно страдает / [но], да он, может быть, и никого не любит, хотя так мучительно страдает <>
17-18 Любит фантазию / Он любит свою новую фантазию <>
18-20 К тексту: Ведь если она ~ насмешливо. — на полях наброски вариантов: 1. и даже вот как: умри генерал, овдовей она, и даже в этом факте, в том, что она стала свободною и, стало быть, уже нет преград счастью — Онегин, может быть, и нашел бы побуждение разочароваться 2. ощутил бы побуждение к разочарованию
20 носимая ветром / носящаяся по воздуху
21-31 К тексту: Не такова она вовсе ~ с его святынею. — на полях зачеркнутый набросок: и тень ветвей — у ней хоть родина, у него — ничего.
21 Не такова она вовсе / а. Но не такова она б. Не такова Татьяна <>
21 у ней и в отчаянии / О, и в отчаянии <>
21 в страдальческом / в скорбном, страдальческом
21-22 сознании / сознании ее <>
22 После: что — она
22 все-таки / у ней все-таки <>
23-24 Это ее воспоминания детства, воспоминания родины, деревенской глуши / Это ее родина, ее воспоминания деревенской глуши <>
24 в которой / где
25-26 над могилой ее бедной няни / над бедной нянею моей <>
26-28 о, эти воспоминания ~ от окончательного отчаяния. / а. О, это ей теперь всего драгоценнее б. О, это ей теперь всего драгоценнее. Это только, эти родные воспоминания, одни только и спасают ее душу от окончательного отчаяния. <>
28-29 и этого немало, нет / а. Это мало на первый взгляд, б. Скажут, что этого мало, что это преуве<личение>, нет, этого довольно, это не преувеличение <>
29-30 нет тут уже многое ~ неразрушимое / а. Тут почва, тут адамантово основание, тут осознанный идеал чистого великолепного счастья на лоне родной природы, б. Тут у ней нечто незыблемое и нерушимое, скромное на вид, тут осознанный идеал чистого великолепного счастья на лоне родной природы. <>
30-31 фразы: Тут соприкосновение ~ с его святынею. — нет.
31-32 и кто он такой / кто он такой — пародия, хотя и воистину страдающая. <> Далее вписано: <страдающ>ий человек
32-34 Не идти же ей за ним ~ призрак счастья / Как ей идти за ним, если б даже она была и свободна? Разве из сострадания, чтоб потешить, чтобы хоть на время подарить ему призрак счастья. <>
34-35 твердо зная наперед ~ на это счастье свое насмешливо / [Сознательно] твердо зная наперед, что он разочаруется <> вписано.
35-37 нет, есть глубокие и твердые души ~ из бесконечного сострадания. / О, может быть, она и сделала бы это, русская женщина слишком добра, но ведь есть [характеры твердые, серьезные и глубокие] же души высокие и глубокие, [есть такие) которые не захотят отдать святыню свою на сознательную потеху, хотя бы [из бесконеч<ного> ] [при бесконечном] и из бесконечного сострадания <> На полях наброски: 1. зачеркнуто: чтоб потешить его, сознательно отдать ему на потеху, из сострадания. Есть серьезно при<ня>вшие жизнь 2. Из сострадания? Это могло бы быть, с русской женщиной [это] могло бы случиться, и такое самоотвержение уже без предела, но — но есть и т. д.
38 Нет, Татьяна не могла пойти за Онегиным. / [И] Нет, Татьяна [как я понимаю ее, по крайней мере] не пошла бы за Онегиным, если б даже и могла это сделать, о Далее: [Я не как литературный критик разбираю [ро<ман>] создание Пушкина, напоминаю об этом, но тут есть в этом финале Онегина одна драгоценнейшая черта, которую не могу удержаться чтоб не отметить: [это необычайный реализм поэта, этот идеал Пушкина, это] Татьяна укоряет Онегина, говорит ему, что пото<му>] Выше на полях зачеркнутый набросок: Попрек уже прозвучал в словах: ‘Сегодня очередь моя’, но эти слова незлобивые, эти слова горькие, и ей первой они горче, чем Онегину.
39-43 Рядом с текстом: Итак, в ‘Онегине’ ~ стоящего общества. — наброски на полях: 1. Мы называем Пушкина русским писателем. Но он был русский и народный, как никто из писателей. 2. Русского скитальца, скитальца до наших дней и в наши дни (cм. стр. 137). 3. Дать положительные типы, {В автографе ошибочно: типов} главная красота их в правде.
39 Итак, в ‘Онегине’ / В [эт<ом>] ‘Онегине’ <>
40 явился великим / разом явился русским великим
44 После: дни — начато: уг<адав>
45 После: своим — в нашей
46 и в нашей грядущей судьбе / в нашей действительности <> Над строкой вписано: грядущей судьбе
47 положительной и бесспорной красоты / положительной бесспорной и недосягаемой красоты
Стр. 144.
1-2 в других произведениях этого периода своей деятельности / в [своих] поэтических образах {Между строк вписано и зачеркнуто: последовавших}
2 положительно прекрасных русских типов / [бесспорно] положительной красоты русских типов <>
3 Над словом: русском — вписано и зачеркнуто: и в духе <>
3 этих типов / их
6 После: изваянные. — О, он долго еще собирался работать на великолепном пути своей <так!> и, кто знает, какие богатства мог бы оставить и завещать нам. Но того, что и оставил он, уже довольно — для указания, для доказательства [справедливости его воззрения] правды воззрений его на Россию и на русского человека <> Далее было: И вс это сокровища, оставленные нам, для будущих [художников] грядущих за ним художников, для будущих работников на этой же ниве. Положительно можно сказать: не было бы Пушкина, не было бы и последующих талантов. По крайней мере не появились бы они в такой силе и с такою ясностию, в какой [выр<азились>] удалось им выразиться [впоследствии] после Пушкина, уже в наши дни, даже несмотря на великие их дарования. Но не в поэзии лишь одной, не в творчестве лишь художественном дело. Не было бы Пушкина, не определилась бы, может быть, в такой самостоятельной силе (в какой это явилось потом) наша вера в нашу русскую самостоятельность, наша сознательная уже теперь надежда в наши народные силы и в твердый <не закончено) Рядом на полях набросок: для будущих русских деятелей, которые возлюбить <так!> землю русскую Между строк вписано: заключает
5-8 Рядом с текстом: Еще раз напомню ~ нашего поэта. — наброски к нижеследующему тексту ЧА (см. стр.291—293): 1. хоть и держала под башмаком, но это не то что широко, что узко. Семья il n’y a plus rien <и больше ничего (франц.) 2. что широко, что узко и на том кончает вс свое мнение о своем муже 3. Это не половина правды, это полная, самая полная и великолепная правда о поручике. Этой-то правды [мы] о себе самих и не слышим или столь редко слышим. Это нам указание
6 После: разъяснять — и доказывать
7-8 особенно подробным литературным обсуждением этих гениальных произведений нашего поэта / а. указанием на бессмертные русские типы., им созданные и оставленные б. подробным обсуждением всех бессмертных русских типов, им созданных и нам оставленных <> На полях набросок: особенно подробным литературным разбором этих гениальных произведений его
9 После: можно — написать
10 После: значение — духовной красоты
10-11 этого величавого русского образа / этого [бесспорного] русского типа <>
11-12 им выведенного / им указанного
12 поставленного / стоящего
12 После: нами — навеки <>
13 духовной вписано.
14 После: свидетельство — начато: мощн<ого>
15-18 неоспоримой правды / недосягаемой [и главное] неоспоримой [уже] правды <>
16 его нельзя оспорить / нельзя оспорить <>
18-17 сказать, что он выдумка, что он только фантазия и идеализация поэта / что он не существует, [скопирован или заимствован] что он выдуман, что он только фантазия и идеал поэта <>
17 После: Вы — именно
17-18 созерцаете сами вписано.
21 духовную мощь / необъятную духовную мощь
26 После: можно — начато: а. пр<ямо> б. вз<ять>
27-28 ни прежде, ни после его вписано.
28 задушевно / духовно
28-29 с народом своим / с народом <>
29 О, у нас / Право, у нас
29 много / столько
31 После: между тем — как
31 сравнить их / сравнить <>
32 то, право же / ей-богу [это] <>
32 до сих пор / до сих даже пор <>
32-33 Слов: за одним ~ последователей его — нет.
33 это / вс это <>
34 У самых талантливых из них / У самых лучших из них, самых великих <>
34-35 Слов: даже вот у этих ~ упомянул — нет.
36-37 из другого быта и мира / из другого быта <>
37-38 осчастливить его этим поднятием / осчастливить его <>
38 После: что-то — начато: родственное с народом, ро<дственное>
39 с народом взаправду / взаправду, воистину
39-40 в нем почти до какого-то простодушнейшего умиления / иногда до какого-то умиления, до какого-то любования [к народу] русской вилон, до братс<кого>, до любовного [с ним] слияния с народом.
40-41 и о том, как убил / как убил
41-42 припомните стихи / припомните <>
44 После: сказать. — В ‘Капитанской дочке’ казаки тащут молоденького офицера на виселицу, надевают уже петлю и говорят: ‘Небось, небось’ — и ведь действительно, может быть, ободряют бедного искренно, его молодость жалеючи. И комично, и прелестно. Да хоть бы и сам Пугачев с своим зверством а [рядом] вместе с беззаветным русским добродушием [как пр]. С тем же молоденьким офицером встретился уже наедине, смотрят на него с плутоватой улыбкой, подмигивая глазами: ‘Думал ли ты, что человек, который вывел тебя к умету, был сам великий государь?’ И потом помолчав: ‘Ты крепко передо мной виноват’ {На полях: ‘Ты крепко — такая} [Это: драгоценные черты, недосягаемые, почти умилительной какой-то правды]. Да и весь этот рассказ ‘Капитанская дочка’ [такое это] чудо искусства. Не подпишись под ним Пушкин, и действительно можно подумать, что [нап<исал>] в самом деле написал какой-то старинный человек, бывший очевидцев {В автографе ошибочно: очевидцев} и героем описанных событий, до того рассказ наивен и безыскусствен, так что в этом чуде искусства как бы исчезло искусство, утратилось, дошло до ‘естества’ — и вот в этом-то сродстве духа поэта нашего с родною почвою [и с ее типами] лежит наилучшее и самое обаятельное доказательство [в] правдивости образов [поэта], [в] правдивости правды, которую они изображают собою, предназначенное к тому поэтом,— правдивость, перед которою всякая мысль об идеализации, о пристрастии, о [преувеличениях, увлечениях] преувеличении или увлечении поэта исчезает, стушевывается, а русский человек, русский дух оправдываются. [Сделаю] Позволю свое маленькое сравнение и именно по поводу этой же ‘Капитанской дочки’. В ‘Недоросле’ Фонвизина, комедии, написанной задолго до Пушкина, ведь тоже вс правда. Эта г-жа Простакова, ее муж, Скотинин, Митрофанушка — вс это осязаемо, есть и быть должно. Вы знаете сверх того, что есть и хуже их. А между тем вы чувствуете, что все они, сколько бы ни было их, лучших ли, худших ли, все они правда как частные случаи, вообще же как типы русских людей — они уже неправда. Почему же? Потому что [половина] полная правда осталась невысказанного, потому что половина правды есть ложь. {На этой странице выше заметка: Кстати, что такое полная правда и что такое полуправ<да>} Впрочем, так [и] хотел сам Фонвизин. Я не для умаления его говорю, он именно порицал частный отвратительный случай, хотя правду и нравоучение комедии он находит вс же не в народном духе, а в тирадах из французских книжек, высказываем<ых> благоразумной Софьей. Посмотрите теперь хоть на кривого поручика в ‘Капитанской дочке’, который держит перед капитаншей на руках нитки, {На полях запись: моток} — тип тоже комический, правда, не столь позорный, как Простаковы, но комический и, по-видимому, ничтожный. {Выше на полях набросок: правда, не такой позорный, как Простаковы, но комический и, по-видимому, ничтожный} Его зовут в секунданты, а он отвечает: ‘Зачем драться, вас выругали, а вы пуще выругайтесь, вас в ухо ударят, а вы его в другое’. И вот он стоит перед Пугачевым и на клик {Выше вписано: окрик} к нему: ‘Присягай!’ — отвечает в глаза Пугачеву: ‘Ты, дядюшка, вор и самозванец’, зная, непременно зная, что тот его сейчас за это повесит. И вот этот кривой и ничтожный, по-видимому, человек, умирает великим героем, человеком бравым и присяжным. И ни одной-то минуты не мелькнет у вас мысль, что [это] частный лишь случай, а не весь русский простой человек в огромном большинстве {На полях предыдущей страницы набросок: Кривой поручик, ну мелькнет ли у вас хоть малейшая мысль, что это частный случай, а не русский человек в огромном большинстве его} [его первоначального типа, (говорю первоначального в отличие от позднейших)] своем, что не огромное большинство, что не все русские по крайней мере, не {что не огромное большинство ~ мере, не вписано на полях, не закончено.} Посмотрите теперь хоть на капитаншу Миронову — тоже тип комический: она управляет крепостью, она держит мужа под башмаком, участвует в военных советах и даже, во время уже битвы, прибегает распорядиться и посмотреть: как идет баталья? [П<ро-стакова>] Госпожа Простакова, командуя тоже мужем, раз навсегда заключила о нем, что он не знает, что широко, что узко, да и на заключении этом и покончила. Не знаю, говорила ли подобные слова капитанша Миронова своему капитану — может быть, нет, потому что слишком уже скверно, но подобно<е> и даже близко подходящее что-нибудь, может быть, и говорила в досадную минуту. И вот Пугачев повесил ее капитана, умершего тоже геройски, а ее казаки вытаскивают в одной рубахе на крыльцо. Увидала она своего старика, сплеснула руками: ‘Удалая ты, моя солдатская головушка, не тронули тебя ни пули турецкие, ни штыки прусские, а погиб ты от беглого каторжника!’ И прокричала, уже не думая о том, что и ее повесят: вместе жили, [вм<есте>] [заодно] вместе и умирать. [Молодой казак (именно молодой)] Всю-то жизнь муштровала им {Рядом на полях набросок: что он удалой бравый присяжный молодец, и вс спасено, вся правда высказана — и опять-таки не придет вам в мысль} и держала под башмаком, казалось бы и не уважала, а теперь вот нашла же в сердце своем и всю правду о нем: что он удалая солдатская головушка, бравый присяжный молодец, — и всю-то жизнь, значит, носила о нем эту мысль, чтила, стало быть, и уважала его всю жизнь про себя благоговейно.
И это уже не одно только широко и узко, — а стало быть, и умилительная правда их любви, их крепкого святого союза спасена, правда высказана, и смотря на них, читая их смиренную и геройскую повесть, никогда-то опять-таки не мелькнет у вас ни малейшего подозрения, что это частный лишь случай, а не русские {Так в автографе.} [люди в] простые люди в огромном их большинстве. {Выше строки вписано: быт, не благочестив<ая> жизнь} Читая Пушкина, читаем правду о русских людях, полную правду, и вот этой-то полной правды о себе самих, которую он нам так беспристрастно про нас рассказывает, мы почти уже и не слышим теперь или столь редко слышим, что и Пушкину [бы], пожалуй бы, не поверили, если б не вывел и не поставил он перед нами этих русских людей столь осязаемо и бесспорно, что усомниться в них или оспорить их совсем невозможно. <> Рядом на полях набросок: а что доказал и указал это Пушкин и в этом было великое назначение его. Назначение его было сказать о русском человеке полную правду, которую мы так редко слышим.
Стр. 145.
4 После: ясностью — в какой удалось им выр<азиться>
7-15 Рядом с текстом: не было бы Пушкина ~ деятельности. — на полях зачеркнутый набросок (к стр. 145—146): Это почти чудесная сила, совершенно оригинальные и никогда не виданные до Пушкина в европейских литературах типы. Громадные гении. Чудесное и оригинальное явление
8-9 непоколебимою / самостоятельною
9-10 Слов: хотя вс еще ~ лишь немногих) — нет.
11 на наши / в наши <>
12-13 а затем и вера в грядущее самостоятельное назначение / и в нашей грядущем назначении <>
14 третьим периодом / его третьим периодом
16 Еще и еще раз / Еще и еще <>
16 не имеют / не имеют у Пушкина <>
37 даже этого третьего периода / этого третьего [например] периода <>
18 явиться / начаться <>
18-19 поэтической деятельности нашего поэта/его поэтической деятельности <>
19 ибо Пушкин / [Это] Пушкин <>
19-20 цельным, целокупным, так сказать, организмом / цельный организм, всегда целокупный
20-21 носившим в себе ~ извне вписано.
20 После: носившим — начато: вн[утри]
20 После: все — [семена]
21 не воспринимая / а не воспринимая <>
21-22 Фразы: Внешность только будила ~ души его. — нет.
23 Но организм / но он
23 периоды этого развития / периоды эти
24 можно обозначить и отметить / а. Начато: можно проследить {В автографе ошибочно: последить} и обозначить в ряду б. можно обозначить и отделить
24 в каждом из них, его особый / в каждом их особый
25 одного периода из другого / одного из другого
26 Таким образом вписано.
28 отразились вписано.
28 После: образы — Европы
28-29 и воплотились / а. воплотились б. и в которых воплотились <>
30 в этот-то период / в этот период <>
31 наш поэт / Пушкин
31 представляет собою / представляет нам
31 нечто / что-то <>
33—34 художественные гении / гении
36-39 фразы: И эту-то способность ~ народный поэт. — нет.
39 из европейских поэтов / из них <>
40 После: себе — в таком
41-42 глубину этого духа / глубину [и мысль] его мысли
42 После: тоску — начато: будущего проро<ка>
42-43 Слов: как мог это проявлять Пушкин. — нет.
43-46 Напротив, обращаясь ~ те же англичане, вписано.
43-44 обращаясь к чужим народностям, европейские поэты чаще всего / обращаясь к гениям чужих наций, европейские гении <>
46 Слов: и понимали по-своему — нет.
Стр. 146.
1-2 свойством перевоплощаться вполне в чужую национальность / этой почти чудесной отзывчивостью <>
4 подписи Пушкина / подписи <>
6 не испанец / русский <>
7 слышен / Начато: схваче<н>
7 чудесная песня / песня <>
11 это английские песни / это [английская] песня английской девы <>
12 его страдальческое / а. фантастическое б. страдальческое о 12 своего грядущего / его грядущего <>
16 После: из — книги
16 написанной в прозе / в прозе <> вписано.
16-17 древнего английского религиозного / английского
17 разве это / разве это перевод, разве это <>
18-19 В грустной и восторженной музыке этих стихов чувствуется / Тут схвачена <>
19 самая душа / а. душа б. вся душа <>
20-21 тупым, мрачным и непреоборимым / тупым и непреоборимым
21 После: и — начато: безгранич<ным>
22-27 Читая эти странные стихи ~ и веровали вписано.
22 После: стихи — [вам] перед вами как бы вновь становится
22-23 После: реформации — вам чувству<ется> вписано.
23-24 вам понятен ~ протестантизма вписано.
23-24 становится этот воинственный огонь начинавшегося / этот огонь [прот<естантизма>] начинающегося <>
24-26 наконец, самая история / а. история б. самая история <>
27 в их мистических восторгах / в их мистических восторгах и надеждах <> вписано.
27-28 Слов: вместе с ними ~ поверили — нет.
28-29 религиозным мистицизмом / мистицизмом
29 религиозные же строфы / строфы <>
30 разве тут / разве это <>
30—31 не самый дух Корана / не дух Востока <>
32 грозная кровавая сила / грозная сила <>
33—38 севшие над народом ~ своего самца / Начато: боги [потерявшие всякую веру в свой гений] времен падения Рима, потерявшие всякую веру [в свой гений] [в себя] в себя и в гений, [насмешливо народ свой] атеисты, ставшие богами, насмешливо смотрящие на народ свой, — ставшие богами и обезумевшие, потерявшие зачеркнуто.
33 народом своим / а. народом б. своим пародом, по-ихнему уже чернию <>
33 После: богами — вписано и зачеркнуто: считаю<щие>
33-35 Рядом с текстом: севшие над народом ~ уединенными богами — на полях набросок (см. стр. 146—147): И что ж эта всемирность, отзывчивость и есть назначение, дальнейшее проявление русской силы и ее назначения, выразившемся <так!> в Пушкине как в художнике
34 уже презирающие / презирающие
34-35 уже не верящие в него более вписано.
35 уединенными богами / богами <>
35-36 После: обезумевшие — ищущие
35-44 Рядом с текстом: и обезумевшие ~ не повторилось. — на полях набросок (к стр. 147): в реформе Петра мы не то что усвоили изображения, костюмы и обычай Европы, мы разом устремились с любовью воспринять их гений душой нашей, братски дружественно без преимуществ, извиняя одно, примиряя другое различие, из примирения стремясь к всецелому едине<нию> Рядом записи: 1. всех вместе 2. не делая преимуществ 3. различая
36 Слов: в отъединении своем — нет.
38 своего самца / своих самцов <>
40 не в одной только отзывчивости / не в отзывчивости [тут] только. Над строкой вписано и зачеркнуто: 1. в отзывчивости 2. не в искусстве одном
41 в изумляющей глубине / в глубине <>
41 После: а в — вписано и зачеркнуто: полном
41 в перевоплощении / в перерождении
42 в дух / в духи <>
42 перевоплощении вписано.
43 а потому и чудесном / и потому чудесном <>
44 После: не повторилось. — начато: Как кр<оме>
45 невиданное / чудесное
Стр. 147.
2 После: сила — именно
3 народность в дальнейшем своем развитии вписано.
3-4 Слов: народность нашего будущего, таящегося уже в настоящем — нет.
8 сила духа русской народности / сила русского духа
5-7 как не стремление ее ~ ко всечеловечности / стремление [его] ее и [его] ее назначение в конечных целях [его] ее как не всемирность, не всечеловечность <> Далее: [Как художник и поэт Пушкин наш пророк и наше указание!]
7 народным поэтом / народным и национальным поэтом
7 Пушкин / он
8 как только прикоснулся к силе народной / тотчас же [коснувшись сил народных] прикоснувшись к силе народной и усвоив ее себе, бессознательно, но мощно и стремительно <>
8 так уже и / уже <>
9 великое грядущее назначение / великое назначение
9 этой силы / нашего народного гения <> Далее: [как художник и поэт Пушкин наш пророк и наше указание]
8-10 Фразы: Тут он угадчик, тут он пророк. — нет. См. предыдущий вариант и вариант к строкам 5—7.
12 а даже и в том / а в том
12-13 что уже явилось воочию вписано.
13 означала / значила <>
16-27 да, очень может быть ~ вполне жизненно, вписано.
16-17 Петр первоначально только / Петр только <>
17 начал производить ее / произвел ее <>
18 После: утилитарном — (если не допустить только в Петре русского затаенного инстинкта, который влек его в его дела, к целям будущим, еще им не сознанным, но несравненно огромнейшим, чем один только ближайший утилитаризм) <>
22 Так точно и русский народ / Но русский-то народ <>
23 а несомненно / это уже несомненно <>
23-24 ощутив своим предчувствием почти тотчас / ощутив в ней инстинктом тотчас <>
24 дальнейшую /дальнейшую высш<ую>
26 Слов: чем ближайший утилитаризм — нет.
26-27 ощутив эту цель ~ вполне жизненно / ощутив, конечно, бессознательно, но, однако же, непосредственно и жизненно <>
28-29 к самому жизненному воссоединению, к единению всечеловеческому / [правда, бессознательно вначале, но с величайшею силою] опять-таки, конечно, сперва бессознательно к [европейскому и всемирному] воссоединению с гениями европейских народов, к единению [всемирному] всечеловеческому <>
29-30 Слов: (как, казалось, должно бы было случиться) — нет.
30 дружественно / дружественно и братски
30-31 с полною любовию / с любовию
31 приняли в душу нашу / Начато: устремились разом к воссоединении’
31 чужих наций / их наций <>
32 После: не делая — начато: пле<менных>
33 с самого первого шагу / с самого начала <>
33 После: различать — начато: изв<инять>
33-34 снимать противоречия / примирять противоречия <>
34-37 готовность и наклонность ~ арийского рода / а. наш глубоко народный инстинкт к всецелому единению, к всемирному соединению людей б. как бы готовность нашу, как бы тоску нашу и страдание наше по всемирному воссоединению людей <> Далее начато и зачеркнуто: Что так и быть на На полях зачеркнутый набросок: и стремление его
37 Да / Ибо
38 бесспорно вписано.
40 (в конце концов, это подчеркните) вписано.
41-43 О, вс это славянофильство ~ необходимое, вписано на полях.
42 После: есть — пока лишь
42 одно только великое / одно великое
42-43 у нас недоразумение, хотя исторически и / недоумение наше [пока] исторически пока <>
44-46 как и сама Россия / как и Россия <>
46 приобретенная / приобретенная она
47 к воссоединению людей / к другим народам
Стр. 148.
1 уже следы / следы <>
3 После: в — начато: истори<и>
3 в государственной политике нашей / в внешней политике это найдете <> Над строкой вписано: государственной
3-6 Ибо, что делала Россия ~ происходило, вписано на полях.
4 во все эти два века / в эти два века <> Далее: [как не]
6-7 О, народы Европы ~ дороги! вписано на полях.
7-9 я верю в это ~ все до единого / я верю в это, мы все поймем
9 стать настоящим русским / стать самостоятельным русским, стать настоящим
10 После: значить — ощущать
11 После: окончательно — в [душ<е>] русской душе <>
12 в своей русской душе вписано.
12 всечеловечной и всесоединяющей вписано.
13 Над словами: в нее — вписано: эт<у> душ<у>
13 братьев / братьев великого арийского племени
14-16 общей гармонии / общей всечеловеческой гармонии <>
16 братского окончательного согласия / а. братского единения б. свободного и братского единения
16 Слов: всех племен — нет.
16 Знаю, слишком знаю / а. О, б. Знаю слишком <>
17 показаться / показаться теперь <>
19 надлежало / должно было <>
19-21 но особенно теперь ~ воплощавшего вписано на полях.
19 но / и <>
20 торжества / великого торжества
20 После: минуту — вписано и зачеркнуто: всенародного
21 в художественной силе своей / в себе <>
22 Да и высказывалась уже эта мысль не раз / а. Да и высказывались не однажды б. Да и высказывались уже они, эти мысли, и прежде <>
22-23 я ничуть не новое говорю вписано.
23 вс это покажется самонадеянным / мои слова покажутся [самонадеянными] простодушно самонадеянными
24 дескать, нашей-то нищей, нашей-то грубой / нашей нищей, нашей грубой <>
25 предназначено в человечестве высказать новое слово / а. предназначено новое слово б. предназначено такое великое и окончательное слово <>
28 всечеловечески-братскому / всемирно братскому
29 изо всех народов / из всех <>
30 даровитых людях / талантах <>
32 Слово: Христос — зачеркнуто и восстановлено. Выше было вписано и зачеркнуто: царь небесный
33 сам он / сам-то он <>
34 После: родился — вписано: не побрезгает и нашей землей <> 34 Слова: Повторяю — нет.
37 После: он — начато: стоит
38 После: стремления — начато: в назначении
38-40 а в этом ~ основаться / а это уже бесспорно великое указанно. Есть по крайней мере на чем основаться в нашей фантазии о вписано на полях.
43 гораздо более и ближе, чем теперь / гораздо более и ближе, чем успел сделать <> вписано.
44 может быть, успел бы им разъяснить / разъяснил бы им <>
44-47 всю правду стремлений ~ теперь еще смотрят / а. нашу душу и. таинственные, глубокие грядущие стремления ее б. глубину нашего духу и стремлений его, и они бы уже более понимали нас, чем теперь, приблизились бы к нам, перестали бы на нас смотреть недоверчиво, как теперь еще смотрят, стали бы нас узнавать, предугадывать в. глубину нашего духу и стремлений его, и они бы уже более понимали нас, чем теперь, подошли бы к нам ближе, стали бы нас узнавать и предугадывать, перестали бы на нас смотреть столь недоверчиво, как теперь смотрят, совсем еще не понимая нас и чего мы хотим <>
Стр. 148—149.
47-1 Жил бы Пушкин долее ~ чем видим теперь. / Вписано на полях: а. Жил бы он дольше, меньше было бы между нами недоумений и споров, это уже наверно, б. Жил бы Пушкин дольше, даже и между нами меньше бы было недоумений и споров, какие видим теперь, это-то уж наверно. <>
Стр. 149.
2 в полном развитии / а. в цвете б. в полном цвете <>
2 с собою вписано.
3 некоторую вписано.
8 После: тайну — отвергать это, значит не верить в громадное для нас значение его гения <>
3 И вот мы / Мы
3-4 эту тайну разгадываем / ее и разгадываем
4 После: разгадываем. — Жаль, что еще долго будем только разгадывать и спорить, ибо пора давно уже [нам], пора [бы между собою’ всем нам согласиться] перестать спорить и всем между собою согласиться. Да и исход-то несогласий наших столь явно теперь обозначен, ибо [состоит] [заключается] он лишь в простодушном, не хитростном, а братском, а главное, и безусловном, воссоединении с народом нашим. Опять-таки и тут [пример] нам примером Пушкин, воссоединивший свою душу с народом своим совершенно, как [никогда и] почти никто из нас, стоящих над народом [интеллигентных] так называемых ‘образованных’ русских людей. {Текст: Жаль ~ русских людей. — написан измененным почерком, другими чернилами.}

Глава третья

ЧА1

Стр. 149.
5-9 Глава третья ~ основном деле. / а. Начато: Неско<лько> б. Г-ну Ал. Градовскому в ответ на его критику моей речи <>
11 Слов: 8-го июня в Москве — нет (оставлено место).
11 предисловием к ней / предисловием <>
12 После: написал — начато: пр<едчувствуя>
12 предчувствуя / подлинно предчувствуя <>
12-13 действительно поднявшийся потом в нашей прессе / поднявшийся <>
13—14 Слов: в ‘Московских ведомостях’ — нет.
14-16 Фразы: Но, прочтя вашу критику ~ нападки. — нет. Вписан набросок к ней: Но, прочтя крити<ку> г-на Гр<адовского> приостановил печатание.
16-17 о, предчувствия мои оправдались, гам поднялся страшный. / Предчувствия оправдались, гам поднялся. <>
17-22 Текста: И гордец-то я ~ до настоящей! — нет. К нему набросок: Гордец, труслив, Манилов, поэт, полиция.
22-23 Но оставим ~ ваши пункты. / Причины гама объясню ниже, начну прямо с ответа вам на ваши пункты. <>
24-25 лично нечего бы мне с вами ни делить, ни толковать / лично мне нечего с вами ни делить, ни говорить. <>
25-26 Мне с вами столковаться нельзя ~ не имею в виду. / Нам столковаться нельзя (ровно, как и с другими оппонентами). Надо начинать сначала, с азбуки, а это не стоит труда. Ни убеждать, ни разубеждать вас собственно к<ак> оппонента моего, Градовского, я не имею в виду.<>
26-27 Фразы: Читая и прежде ~ удивлялся течению мыслей. — нет.
26-29 итак, почему же я ~ то есть читателей. / Но отвечаю вам единственно для того, что имею в виду других, которые нас рассудят, читателей. <>
29 После: читателей. — [Оставлять не разъяснен<ными?>] <нрзб.> Вторая причина моего ответа лишь вам, чтоб иметь к кому обращаться. К тому же вы действительно воплощаете как бы тип моих оппонентов — усердие к изворотливому затемнению моей идеи, к извращению моих чувств и мыслей в страхе от эффекта, произведенного моей речью, к ниспровержению меня. Не то чтобы ваша статья была так сама по себе целокупна. Да и вообще, читая и прежде ваши статьи, я конечно удивлялся течению мыслей, но ничего другого не мог извлечь. Впрочем, прочь личности, посмотрим по всем пунктам. <>
29-41 Текста: Для этих других и пишу, ~ придрался лишь к случаю. — нет.
42 Вы прежде всего задаетесь /Вы задаетесь <>
43 яснее / ясно и точно
44 Слов: о которых я говорил в моей речи — нет.
Стр. 149—150.
44-1 нужно начинать / чтобы вывести это, нужно начать <>
Стр. 150.
1—4 К тому же ~ и как завелись / Вы потом выводите, откуда они завелись <>
4-5 жить с Сквозниками-Дмухановскими / видеть Сквозников-Дмухановских <>
5-6 по не освобожденным еще тогда крестьянам / по неосвобожденным крестьянам <>
6-7 современного либерального человека, вообще говоря / либерального фельетониста <>
7-8 что касается до России, давно уже решено и подписано / давно решено и подписано <>
8 с необычайною / с необыкновенною <>
9-11 Тем не менее вопрос ~ решение ваше. / Но для меня, признаюсь вам, вопрос этот решается не столь легко. Он сложнее, чем вы думаете, гораздо. <>
11-12 скажу в своем месте / скажу сначала <>
12 но прежде всего / Но прежде <>
12-13 прехарактерное / прелюбопытное <>
На полях набросок к последующему тексту (стр. 151): Смирение есть самая страшная сила в истории человечества, ибо она есть спокойствие правды <между строк вариант: в правде> и подвиг любви, а ее-то и не заметили историки человечества, никто и никогда. Западные историки, по крайней мере, ее совсем проглядели в человечестве со времен Христа, а стало быть, и не понятна им главная неоспоримая сила, движущая христианство, и вся правда его. Не поняли и вы, конечно. Где же вам. Только ведь у Запада одно просвещение и больше нет никаких источников.
13-14 опять-таки с легкостию, уже доходящею почти до резвости / с легкостью, доходящею почти до игривости <>
Стр. 150—151.
13-38 Рядом с текстом: ваше словцо ~ нравоучение. — на полях набросок к последующему тексту (стр. 153): Либерал враг народу, даже если б он и не хотел того (ибо большинство действительно не хочет того и враги народу лишь бессознательно). Логическое же течение вещей создается и сознательно. Демократ работает в руку силам, одолевающим, затирающим и гнетущим народ.
Стр. 150.
16-23 Текста: ‘Так или иначе ~ источников русских’ — нет. Наброски к нему: 1. Из слов г-на Достоевского 2. Объяснив, что автор (то есть я), вероятно, далек от такого банального объяснения, вы продолжаете 3. Так или иначе, но уже два столетия 4. ...за полнейшим отсутствием источников русских
24 Слов: Сказано, конечно, игриво, — нет.
24 но вы произнесли / Нет-с, позвольте: вы произнесли <>
25 Позвольте же спросить, что вы под ним разумеете / Что вы под ним разумеете, уговоримся с самого начала <>
29-31 Фразы: Согласен тоже вполне ~ наше ей вечная. — нет.
31—32 После: разумею — вот например <>
32-33 то, что буквально уже выражается в самом слове ‘просвещение’ / действительно буквально просвещение <>
34 просвещающий сердце / питающий сердце <>
34-35 направляющий ум и указывающий ему дорогу жизни вписано.
35 Слов: Если так, то — нет.
38 такое просвещение / это просвещение <>
36-37 черпать из западноевропейских источников / получать из западноевропейского просвещения <>
38 После: русских — начато: Нам как
38 Вы удивляетесь? вписано.
38-30 Видите ли: в спорах я люблю / Я ведь знаю, что мы не поймем друг друга, но я в спорах привык прямо брать быка за рога и люблю <>
40 После: разом. — Недаром же меня называете хотя и болезненным парадоксалистом (про болезненность выдумали вы, здоровые люди наши, трезвые европейские умы, и вам подобные), но зато искренним, итак, слушайте — буду говорить бездоказательное лишь положение <>
41 Слов: Я утверждаю, что — нет.
41 просветился / просвещен <>
Стр. 150—151.
42-23 Текста: Мне скажут ~ в основном положении — нет. Между строк вписан набросок: нужно мне вас убеждать
Стр. 151.
23 если наш народ / Наш народ <>
24 то вместе с ним, с Христом, уж конечно / Вместе с ним <>
25-27 При таком основном запасе ~ в истинное благодеяние. / С таким запасом науки Запада нам лишь благодеяние. <>
28 После: на Западе — а мы их осветим Христом, что и непременно случится впоследствии <>
28—31 Текста: где, впрочем, не от наук ~ в виде папства. — нет. Между строк вписан набросок: не от наук, однако, а от папства
31—33 Да, на Западе ~ никогда не исчезнут. / На Западе же нет христианства, хотя и есть [уже] еще [христианство] христиане. <>
34 Слов: и переходит в идолопоклонство — нет.
35-36 текущее, изменчивое (а не вековечное) / текущее (а не вековечное) <>
36 После: нравоучение. — Сейчас, разумеется, мне возразят (и вы и все), что народ нага вовсе не просвещен до такой степени христианством, что народ наш груб, невежествен, крещеное язычество и не больше. Это неправда. [Чего, чего не требовали.] Далее вписано: Повторяю, возражать будет слишком долго, отложим до другого раза. <>
37-44 Текста: О, конечно, вы тотчас же ~ просвещения его! — нет.
44-48 Я вот в моей речи сказал ~ ‘А свальный грех?’ / Один из моих критиков прочел в моей речи, что Татьяна решила по-русски, по правде, по народной правде — а свальный грех. <>
48 Таким критикам / Таким [возражениям] глупостям <>
Стр. 152.
1-3 Фраза: Главное, оскорблены ~ действительно просвещен. — нет.
3-4 в целом народе нашем / а. в народе б. в целом народе <>
4 и существует как правда? / как правда, а не как грех. <>
4 его весь народ / народ его <>
6 народ наш / народ <>
6-17 Текста: хотя и далеко не весь ~ пусть зверин еще его образ — нет.
17-18 После: пристяжечке’ — он пьяный <>
18-19 Слов: с чего-нибудь ~ заметили вы это? — нет.
19-20 Но будьте же и справедливы хоть раз, либеральные люди: / Да будьте же справедливы, хоть раз! <>
20 народ / он <>
20-21 во столько веков / и столько веков <> вписано.
21 После: веков! — А татарщина, а господчина, а крепостное право, а своеволие и неуправство народа, а вино <>
21-22 кто в зверином образе его виноват наиболее / кто в этом виноват <>
24 из Большой Морской / в Большой Морской <>
24 После: Большой Морской — Да греха много в народе и на народе.
24—27 а ведь почти до этих ~ национальности-то у него нет! / (NB. Когда посыпятся обыкновенно у нас упреки на народ, то они бесчисленны и безжалостны и образ его звериный, и личности у него нет, и истории у него нет. <>
28 в каком угодно / в каком хотите <>
28-30 разве меньше пьянства ~ заправское невежество / не такое ли пьянство, не такое ли же зверство, ожесточение, невежество и сверх того тупость, ко<то>рой нет в русск<ом> народе. Тем не менее нападки на русский народ наших либералов безжалостны, возьмись и отвечай, но оставим это. <>
31-33 Текста: настоящее непросвещение ~ а не грехом. — нет. Между строк предыдущего текста наброски: 1. Господчина, беззаконие 2. не считается грехом, а считается именно правдой, а не грехом
33-36 Но пусть, все-таки пусть ~ в самой заправской действительности) / Греха много в народе, это так, но вот что в нем есть — это то, что он в целом по крайней мере (и не в идеале только, а в действительности) <>
37 После: за правду! — Да в целом — это так, и в огромной, страшно огромной массе частностей. <>
38-40 Текста: Он согрешит ~ будет восполнена. — нет.
42 После: вечное. — Неужто свальный грех так же вечен, как и Христос! <>
42-43 Народ грешит ~ в правде не ошибется. / Народ грешит и пакостится ежедневно и ежечасно (и мы стоящие над ним в том во многом виною), но в целом он сознает свой грех, а в лучшие минуты, в Христову минуту, клянусь, всякий русский сознает, что он поступает грешно, и раскаивается в грехе своем. <>
44-47 то именно и важно ~ чем молитвенно плачет. / Важно то, во что он верит как в правду, что считает своим идеалом, что возлюбил и чем молитвенно плачет. <> Далее было начато: Если На полях наброски: 1. Худо то, что он смердящ, но это хоть и плачевно, но не столь важно, пока он сам знает, что он греховен, и в лучшие минуты свои плачет о грехе своем. 2. Вера его в [свою правду] Христа и его правду незыблема. Хуже было бы, если б он свой грех оправдал, сказав себе то, что делаю худо — есть хорошо. Важнее всего то
47 А идеал народа / Идеал его <>
Стр. 152—153.
47-2 А с Христом ~ всегда по-христиански. / Если это еще есть, то и просвещение есть, и в высшие минуты свои народ наш решает свое дело всегда по-христиански, и частное и общественное <>
Стр. 153.
2-6 Текста: Вы скажете с насмешкой ~ вместо Христа ставите? — нет.
6-14 Но знайте, что в народе есть и праведники, ~ спасут его. / Кроме того, есть в народе праведники, и народ знает о них и крепок мыслью, что они есть, надеется и уповает, что они спасут его. <> вписано на полях
14 И сколько раз наш народ спасал отечество? Он спасал не раз отечество. <>
15—19 и еще недавно ~ за грех и бесправие / [Засмердев] Еще недавно засмердев в грехе, он обрадовался последней войне за Христову веру, попранную у славян мусульманами, и смотрел на нее как на подвиг свой, как на жертву очищения своего за вино, за бесправие <>
19-22 Текста: он посылал сыновей своих ~ много нас есть тому свидетелей. — нет.
22-26 Я знаю: подъем духа ~ идеей: / Подъем духа народного в последнюю войну не признают либералы, смеются над этой идеей, <>
26-27 фразы: ‘У этих, дескать ~ это позволить?’ — нет.
27-28 европейский либерал так часто враг народа русского? / либерал всегда враг народа, <>
29-30 Слов: по крайней мере на него опираются — нет.
30—32 а наш демократ ~ кончает господчиной. / а наш всегда презирает народ, служит в руку силам, подавляющим в народе всю его силу, и всегда затевает господчину <>
32-33 Фразы: О, я ведь не утверждаю ~ трагедия. — нет.
34 Слова: Пусть. — нет.
34-36 для меня это вс аксиомы ~ буду писать и говорить. / Клянусь, не стану их объяснять и доказывать и уверен, что в той форме, как я их сейчас формулировал, они впоследствии, когда будет подведен итог, они будут признаны аксиомами, <> Ниже вписано: Я высказал недоверие для ясности.
37 Итак, кончим / Итак <>
37-38 черпать из западноевропейских источников / брать у Запада <>
38-39 А то, пожалуй ~ как, например / Где появилась формула общественная и полная, которой все служат <>
Стр. 153—154.
40-2 О, сейчас же закричат ~ их отрицает. / [Сейчас] О сейчас же вскочат, сейчас же закричат: ‘Ну а у нас нет таких формул: ‘Старая хлеб-соль не помнится». Да ведь это только лишь поговорка, нравственности которой парод но верит, на что и сказки сочинил. Ум народа широк, юмор тоже. Сознание всегда подсказывает отрицание, да принимается ли оно за правду. A ‘Chacur pour soi et Dieu pour tous’ есть общая формула. Я слишком согласен, что все эти Nota bene, которые я ввожу, лишь обременяют мой ответ. Но что же делать с такими возражениями, как свальный грех параллель с Татьяной. Для ясности привожу. <> Между строк вписаны наброски: 1. Извините, у нас это не формулы в народе 2. и сотни других пого<ворок> 3. Мне думается, что это решительно
Стр. 154.
2-8 А осмелитесь ли вы утверждать ~ Поищем у себя иного. / Осмелитесь ли вы сказать, что это только поговорка, а не общественное служение на Западе. А если так, чего нам [их?] искать в таком просвещении. Это формулы не русские. [Найдут] Поищем русские. Я только эту одну формулу привожу, но есть ведь и другие, когда-нибудь этим можно заняться особо. <> Между строк набросок: Да одни ли эти формулы
9-10 Текста: Наука дело одно ~ уже без отступлений. — нет.
14-19 К тексту: Как и вы у меня ~ прийти к соглашению. — набросок: Но к делу, но к делу, хотя и это было делом: надо было поставить именно тот главный пункт, в котором мы с вами никогда не сойдемся. Это полезно.
Теперь, далее, вы пишете:
Стр. 154—155.
21-9 Текста: II. Алеко и Держиморда ~ они были русские люди? — нет. На полях наброски и заметки к главке II: 1. 2-ая выписка, рискованно утверждать, что отрицали народную правду. Ну, рискованно или нет отрицать, об этом поговорим сейчас, а прежде о Дмухановс<ком> Вы пишете 2. Но действит<ельно> 3. Совер<шенно> посторон<нее> 4. Вы к чему во-1-х привели, что Сквозник-Дмухановс<кие> были, у, какие русские люди 5. Признаете за ним право страдать — Сквозником-Дмухановским? 6. Доходило даже до того, что в идее они чуть не со слезами говорили о рабстве и об розге, а когда об русском мужике, без розочки. 7. Не Алеки, а Самарины. 8. Гордость приходит сама собой, пребывая в отвлечении. Он начинает удивляться благородству и высоте своей перед гадкими текущими смертными Дмухановскими. Не умел ничего объяснить, ибо, не зная почвы, он не знает примирения, ни возможности разъяснений, он вознесен, он прямо приходит к убеждению, что нельзя работать на родной ниве. Крепостное древнее право, среда — за границу искать подмоги. 9. Крепостничество. 10. Алеко. 11. Розга. 12. Помните ли Чаадаева? Сколько отчуждения. Да чего Чаадаев. Разве Герцен. Прудон.
Стр. 155.
9-10 Да и Алеко и Онегин были русские, да и мы с вами русские люди, / Да, и Алеко и Онегин русские, но дурные русские, в почву не верующие, на родной ниве не работающие <>
10-35 Текста: да, русским же ~ по зубам или за волосы. — нет.
19-21 К тексту: Но вот в чем, однако же ~ испорченные — набросок: Сквозник же испорченный русский
Стр. 155—156.
35-14 В детстве моем я видел ~ патентованным уж европейцем / тот фельдъегерь, которого я видел тузящим ямщика, и картина, о котором не могла от меня всю жизнь, {Так в автографе.} был русский, русейший человек, он пил водку на всех станциях. Он всю жизнь только и водился с ямщиками, но разве он не презирал. Что он понимал в правде русской. Фалдочки, чин, петлицы выше всего. Подлость в этих людях просвещение начинает с разврата. <> Далее было: У нас не мало
Стр. 156.
12-13 Итак, не говорите о понимании ими сути народной. / Да, они отлично знают народный быт, но ничего не понимают в его сути.<>
13-14 Над текстом: Нужно было Пушкина ~ Аксаковых — вписано: Тютчев<ых>
14 об настоящей сути народной / об сути народной <>
15-16 Фразы: (До них хоть ~ классически и театрально.) — нет,
16-21 И когда они начали толковать ~ писать на них донесения? / и когда они начали толковать, все смотрели на них как на эпилептиков и идиотов и имеющих идеал ‘есть редьку и писать донесения’, как выразился в 40-х годах незавершившийся поэт и славный потом прозаик. Да, донесений, на них было подозрение, что они хотят доносить на кого-то и что-то, — это на славянофилов-то? На честнейших людей нашего века. Что они честные люди, даже, может быть, ведь и вы не возразите. <>
21-30 Текста: Решите сами ~ оторванности от почвы. — нет.
24-30 К тексту: Но к делу, ~ оторванности от почвы. — заметки и наброски: 1. Но два словечка о Держимордах, собственно в литературном смысле типы, а не лица. Лицо есть правда, а тип только тип. 2. Объяснение. Так что если б у Алеко и Онегина была потребность вникнуть в правду, они бы, может быть, и Держиморд сумели объяснить по-человечески, погуманнее и увидали бы, что [об них]
39-48 Ведь не можете же вы отрицать ~ им даром доставшемся. / Но Алеки и Онегины лишь отвлеченны, воспитывались как институтки, формиров<ались> на государственной службе, они высокомерны и нетерпеливы, как все сами [своим] не жившие и живущие на готовом (на мужичьем труде и на европейском просвещении). <>
Стр. 156—157.
48-4 Именно тем, что все интеллигентные люди наши ~ от родной почвы. / Именно тем, что все интеллигентные люди наши известной исторической постановкой чуть не во все два века обратились лишь в праздных аристократов — тем и объясняется их отвлеченность и оторванность от родной нивы. <>
Стр. 157—162.
4-2 Текста: Не Держимордой он погиб ~ Вы пишете: — нет. Ниже, на полях и на об. л. 3, наброски: 1. Вы уверяете, что они будто бы были так чистоплотны, что испугались Скв<озников>-Дмухановских и бежали, кто куда попало. А сами тоже лучше что ль были. Вы вот утверждаете еще гораздо ниже, что они мучились еще по крестьянскому вопросу. 2. Они-то сами были лучше? Да и Сквозники были не типы. Литературный урок, лицо и тип. 3. Гордость естественно должна прийти. Розочка. Не столько гордость, сколько омерзение к народу, не нам народ освободить, а вс отвлеченное правило рабства. Онегин посекал мужика. Таким образом и гордые. Если бы не были гордые, увидали бы, что они и сами Держиморды. 4. [На это вот что] 5. Насчет того, что нелепо утверждать, что они погибли от своей гордости и не хотели 6. [А Чаадаев, а те, которые и понять не хотели иначе народ как в 93 году] 7. Ну а на освобождение посмотрели иначе. Они страдали, я сам сказал, но <нрзб.> освобождение было лишь отвлеченной идеей, народа нашего не любили. Чаадаев, 93, вот недавно — в ‘Вестнике Европы’ ‘Замечательное десятилетие’ 8. Заложил крестьян, чтоб издавать парижский 9. Нет-с, не они освободили, не европейцы. {Над словом: европейцы — вписано: только} Освобождение это было сложное. Освобождены они были по духу народному, которое понял государь, ведь они освобождены нашею русской партией. {Рядом на полях: Это вс факты и факты решительные.} 10. Далее вы говорили о гордости и об общественных идеалах (вот общественных-то идеалов недоставало их у нас и убывало до Алек)
Стр. 162.
2-35 Текст А. Д. Градовского: ‘Г-н Достоевский призывает работать ~ то гражданские доблести’. — приведен в кратком изложении, сопровожден пометой: (как величаво, как величаво меня учит, учит ведь, учит?! Ниже и между строк вписаны наброски: 1. Но много ли бы выиграло от этого общество? 2. То гражданск<не> доблести. 3. О смирении. 4. Гейден.
36 Видите, сколько я из вас выписал! / Видите, как я много из вас выписал, кажется добросовестно. Во-первых, вы Зосиму-то моего оставьте. Не вам об нем толковать, ни о бесполезности, ибо я думаю, что он полезнее многих профессоров наук, [болтунов] русских полумыслителей. <>
Стр. 162—163.
36-18 Текста: Вс это ужасно высокомерно ~ родной уже матери помещицы? — нет. Даны наброски к нему: Но насчет Коробочек. Если б Коробочка христианка, уничтожилось бы и рабство. Да и Коробочка бы уничтожилась. Да и крестьяне бы не ушли от нее.
Стр. 163—164.
18-14 Текста: Смею уверить вас тоже ~ это почище моей фантазии. — нет. Даны наброски к нему: Не смейтесь над апостолом Павлом. Христианство поддерживает рабство. Это был великий мыслитель. Рабы повинуются и господа <нрзб.> Было бы так, преобразилось бы общество. Раб [в] свободный истинно возвышенно обладающий собственным достоинством, человек. В будущем обществе не будет слуг и господ. Интеллигенция и наука, а другой выносить. Кстати достоинство. Крестьянин руку подает. Рядом запись: Гейден.
Стр. 164—165.
16-3 Текста: Умные люди тут рассмеются ~ учреждение долго не проживет, г-н Градовский. — нет.
Стр. 165—167.
4-22 Но я пойду далее ~ и, по-вашему, вс спасено. / Не говорите же, что личное самосовершенствование не возрождает мира, напротив, оно только и возрождает его. Что толку, если я напишу на знамени fraternit ou la mort. Ведь это общественная идея — потребность слиться до идеала, даже не только до идеала, но и в братство. Ведь это уже было, это уже было исторически. А между тем поставлено ou la mort. Вот то-то вот и есть. А Зосима-то мой, которого вы так не жалуете, говорит у меня было бы братство, будут и братья. {Ошибочная цитация. Зосима говорит: ‘Были бы братья, будет и братство…’ (см. наст. изд., т. XIV, стр. 286)} В самом деле, если нет братьев, чтоб составить братство, надобно действительно написать ou la mort. Так и распорядились. А как стать братьями: именно внутренним самосовершен<ствованием>. Вез него и гражданских идеалов не явится вовсе. Вы не верите? о профессор науки! Вы именно как Алеко, как Онегин ищете правды во внешнем, в европей<ских> учрежден<иях>, а не внутри себя.
Я намерен удивить вас, профессор наук, знайте, что общественных идеалов, как таких, как абсолют, нет вовсе. Муравей знает, пчела знает, а человек не знает формулы своего устройства. Потребность есть, но откуда же взяться этим идеалам. Они суть только продукт нравствен<ного> самосовершенств<ования>. Сначала устанавливалась и в человеке и в обществе идея нравственная, исходи<ла> же она из идей мистических, из убеждений, что человек вечен, что он связан с другими мирами. Это убеждение формируется в религию. В каком характере сложилась религия, в таком характере слагается и нравственное чувство народа, и потребности его нравственные, и идеалы его нравственные, которые касаются всех личностей, составляющих народ, и становятся гражданскими. {Между строк вписано: в потребн<ости> граждан<ские>} Стало быть, гражданские идеалы прямо связаны с нравственными, с желанием нравственного духовного утоления. <>
Стр. 167—169.
22-15 Текста: Механическое перенесение ~ статья длинна вышла. — нет.
Стр. 169.
16-46 Кстати, вспомните ~ отделенный от государства. / Христианство началось Одним, потом преподавалось несколькими, потом обхватило как пламень жаждущие души и под исключительным общественным идеалом Римской империи, строившей в муравейник <нрзб.> и насилия, стало подкопавшись <нрзб.> под землю. Церковь — тоже искание идеала общественного вм<есто> основанно<го> на нравственной жажде утоления духа. Произошел компромисс, церковь приняла римское право и империю. Часть церкви бежала в пустыню, другая разбилась на 2 части. Одна часть победила церковь и поставила над ней продолжение государства Римск<ого>, другая была [истребле<на>] покорена мечом и в бесконечном страдании сохранила Христа незыблемо. <> Ниже, на полях и на следующих страницах автографа, наброски и заметки к окончанию главки III и к главке IV (см. выше, стр. 221—225).

ЧА

Стр. 149.
6 Слов: Глава третья — нет.
6-8 Придирка к случаю ~ С обращением к г-ну Градовскому / Г-ну А. Градовскому (в ответ на его критику моей ‘Речи’) <>
9 Заголовка: I. Об одном самом основном деле — нет.
12 предчувствуя / воистину предчувствуя
13 в нашей прессе вписано.
13 После: речи — в печати
19 Но почему / Почему <>
20—21 ведь у нас теперь либеральна / у нас либеральна
20-21 После: либеральна — Ce qui ressemble s’assemble <> <свой своего ищет (франц.)>
21 отнюдь не менее возопивших на меня либералов вписано на полях’
24-25 ни толковать / ни говорить <>
25 После: столковаться нельзя — надо начинать слишком с азбуки, да и тут вряд ли дойдем до чего-нибудь похожего на соглашение, а потому не стоило бы и труда начинать <>
26 После: в виду — [начиная ответ вам]. Мне лично до вас [никакого] тоже никакого нет дела. <>
27 иные ваши статьи / ваши статьи <>
27 всегда удивлялся / удивляла <>
27 После: мыслей — но ничего другого не мог извлечь <>
28 теперь отвечаю / отвечаю <>
29-30 Фразы: для этих других и пишу. — нет.
30 вижу даже / а. и даже вижу б. даже вижу глазами <>
30 возникают / народились <>
33 либерально-беззубого / беззубого
36 за молодое поколение / [либеральным] [новым] и молодым поколением <>
36 После: России — несколько раз воплощавшегося в [разных гениев] виде разнообразных гениев [из основных критиков, которые бог знает куда все подевались] в нашей литературе <>
39 После: народному. — Вот надеясь на то, что нас с вами прочтут и [рассудят и взялся] будет кому рассудить [<несколько нрзб.>] я взялся <нрзб.> отвечать вам
39-41 Фразы: Одним словом ~ к случаю. — нет.
43 После: ‘скитальцы’ — начато: ну это д<линная>
Стр. 149—150.
44-1 нужно начинать слишком издалека / Чтобы вывести это [гораздо яснее] нужно опять-таки начинать слишком издалека [так что и не уместиться, пожалуй, в кратком (говоря относительно) объеме моего вам ответа] <>
Стр. 150.
1-4 К тому же ~ и как завелись / а. Вы [потом сами] [впрочем, не долго остаетесь в недоумении насчет того, откуда взялись скитальцы, это вы только делаете вид, и тотчас же сразу решаете вопрос, откуда явились скитальцы и как завелись] вы тотчас же и подробно выводите, откудова они явились и как завелись б. а если я вам и начну разъяснять, то вы, по-моему, опять-таки не поймете и со мной не согласитесь, почему? Главное потому, что у вас самих уже предвзято и подготовлено свое собственное решение, откудова они явились и как завелись <>
6-7 современного либерального человека / либерального фельетониста <>
7-8 что касается до России / что есть в России <>
8 поднисано / разгадано
8 с необычайною / с необыкновенною <>
9-10 тем не менее вопрос ~ гораздо / Но для меня, признаюсь вам, вопрос этот решается не столь легко. Он гораздо сложнее, чем вы думаете, гораздо
10-11 несмотря на столь окончательное решение ваше / несмотря [на всю талантливость ва<шу>] на столь либеральное ваше решение <> вписано.
11 Об ‘Сквозниках / а. Об Сквозниках б. Об ваших Сквозниках <>
24 но / но, позвольте,
29 получить их / получить
31 благодарность наша ей вечная / благодарность наша ей <>
33 уже выражается в самом слове / а. выходит из слова б. уже выражено в самом слове <>
36 указывающий ему дорогу жизни / Начато: [освещаю<щий>] озаряющий ему д<орогу>
36 После: жизни — начато: Позвольте же
38 Вы удивляетесь? / а. Как в тексте, б. Вы, конечно, удивляетесь? <>
40 После: разом. — Но так как вас, повторяю, убедить вас, г-н Градовский, я не могу, да и не имею даже намерения (а пишу для других), то буду не очень и распространяться, а изложу мою веру в просвещение народа нашего лишь основными положениями. Если не теперь, то когда-нибудь их вспомнят и поймут.
41 просветился / просвещен <>
42 Мне скажут /Вы скажете <>
43-44 Слов: но это возражение пустое — нет.
44 После: вс знает — самую суть учения принял в себя, веками, все века своих страданий
44-45 вс то, что ~ Научился же / вс и именно то, что нужно знать. [Научился же он веками, веками страданий своих] <> вписано.
45-46 веками слышал / слышал <>
46 После: проповедей — в житиях святых, научился веками своих страданий
46-47 Повторял и сам пел эти молитвы / Научился этим молитвам и гимнам <> вписано.
47 еще в лесах / в лесах
47 от врагов своих / от врагов
48 в Батыево нашествие / от Батыева нашествия
Стр. 151.
1 тогда-то / и с тех пор еще <>
1 и заучил / заучил <>
1-2 Слов: потому что, кроме Христа ~ не оставалось — нет.
2-3 а в нем, в этом гимне, уже в одном /а в нем, уже одном <>
3 народу / ему <>
6—7 самое колоссальное обвинение ~ простолюдину / самое колоссальное обвинение на нашу церковь, придуманное либералами наряду с церковнославянским языком, будто бы непонятным народу <> вписано.
7 Фразы: (а старообрядцы-то? Господи!) — нет.
9 его катехизис / катехизис <>
10 молитву наизусть / молитву <>
10-17 Знает ~ его душу! вписано на полях.
11 с умилением / умилительными <>
16 принял тогда в свою душу навеки / принял в свою душу <>
16-17 за то спас / спас <>
17-18 это все говорю / а. говорю б. это говорю <>
16 убедить хочу / убеждать начну <>
19 После: неприличными. — вписано: Ведь вы такой либерал. <>
20 не для вас пишу / я не для вас пишу <>
21 особо и много еще / особо
21 сказать / говорить <>
21-22 пока держу перо в руках вписано.
24 Христа и его учение / Христа и учение <>
24 то вместе с ним, с Христом / а. вместе с тем б. вместе с ними в
25-26 При таком основном запасе просвещения / С таким основным запасом
26 После: Запада — будут для нас
26 для него / для нас <>
28-29 он померк, как утверждают либералы же / это произошло
29 церковь западная / церковь
30-31 преобразившись из церкви ~ в виде папства, вписано.
31 Да / Ибо
34 и переходит в идолопоклонство вписано.
36 изменчивое / и изменчивое <> вписано.
36 После: нравоучение. — О, конечно, мне сейчас возразят (и вы, и все ваши), что народ наш вовсе не просвещен до такой степени христианством, что народ наш груб и невежествен, что это лишь крещеное язычество и не бол<ее>, но это неправда. И если вы возразите мне, что грубое отрицание ‘Это неправда’ не есть доказательство, то пусть так пока и останется. Ведь нечего делать: всего разом не выскажешь.
37-41 о, конечно ~ да и неприлично вписано между строк и на полях.
39 Слов: что это только лишь одна ступень — нет.
39-40 нужны, напротив / нужны <>
41-44 Текста: ибо хотя вы и правы ~ просвещения его! — нет.
47 После: моих — начато: вдр<уг>
47 После: оскорбившись — что конечно
48 Таким / а. Так в тексте, б. С такими в. Такими <>
Стр. 152.
1 отвечать / а. Как в тексте, б. продолжать речь <>
1-3 Главное, оскорблены тем ~ действительно просвещен, вписано.
4 народ / русский народ <>
6 После: о, не весь — бесчисленно не весь <>
6-7 народ наш / народ <>
7-8 жил с ним довольно лет ~ к ‘злодеям причтен был’ / жил с убийцами много лет, ел с ними [и] спал с ними и ко ‘убийцам причтен был’ сам <>
8-12 работал ~ печати его’ вписано между строк и на полях.
8 с ним / с ними <>
9 в то время когда другие, ‘умывавшие руки в крови’ / когда вы только <>
13-16 я его знаю ~ в ‘европейского либерала’. / Я знаю народ: от него я принял в свою душу Христа, с которым родился и которого утратил было, когда был [европей<ским>] в свою очередь ‘европейским либералом’. <> вписано.
16 народ наш / он
18-19 Все русские песни ~ заметили вы это? вписано.
20 народ / он <>
21 После: веков — а татарщина, а господчина, а пьянство и неуправство теперь?
21-22 в зверином образе его виноват наиболее / кто [в этом] в страданиях виноват всего более <>
24 После: почти — вот
25 на русский народ вписано.
26 и личности-то / И образ-то его звериный, и личности-то
27 национальности-то / национальности
27 После: у него нет! — вписано: Да и вера его смердящая, хлопская вера (Чаадаев) <>
28 в каком угодно / в каком хотите <>
28 пьянства / лукавства, пьянства
31-32 потому что иной раз соединено с таким беззаконием / и сверх того [беззаконие, кот<орое>] много такого беззакония <>
32 не считается там / не считается <>
32 а именно / а напротив именно <>
32-33 стало считаться / считается
33 пусть / пусть, пусть <>
34 зверство и грех / много греха и зверство
34 но вот / но зато вот <>
39 После: неправду — [всегда сознается] всегда осудит себя, ибо в душе его свет Христов <>
39-40 фразы: Если согрешивший ~ будет восполнена. — нет.
Стр. 152—153.
44-2 Текст: То именно и важно ~ по-христиански. — в автографе первоначально следовал за текстом: Если эти праведники ~ спасут его. Окончательный порядок следования их отмечен Достоевским.
44-2 Рядом с текстом: То именно и важно ~ всегда по-христиански. — на полях набросок: ни литературных гениев наших, ни либеральных гениев, руководителей наших
Стр. 152.
44 То именно и важно / Важнее всего лишь то
46 представляет / объективно представляет <>
46 желанием / а. Как в тексте, б. желанием и идеалом <>
47-48 и просвещение / и просвещение есть <>
48 в высшие, роковые минуты / в высшие минуты <>
Стр. 153.
1 всенародное дело / всенародное уже дело <>
2 Вы скажете / Скажете <>
2-3 скажете ~ наблюдение вписано на полях.
4 Слов: господа русские просвещенные европейцы — нет.
8 Есть / Есть в народе <>
10 увидит их / [их] праведников народных увидит и разглядит
10-11 Слов: кто же видит ~ не увидит. — нет. Между строк вписано: Мы видим только образ звериный
12 они есть у него / они есть <>
12 что они есть / что они должны быть <>
13—14 всеобщую минуту / минуту
14 наш народ / он
19 он посылал сыновей своих умирать / а. он жертвовал, он проливал кровь б. он посылал своих сыновей проливать кровь <>
19—21 за святое дело ~ стала дороже вписано.
21 Он жадно слушал / слушал
26 У этих, дескать, смердов / У этих смердов <>
26—27 Над словами: это позволить — вписано: вынести это
27 наш европейский либерал / наш либерал
27-28 часто враг народа / всегда враг народа <>
30 демократ зачастую аристократ / демократ всегда аристократ <>
30 После: аристократ — народ презирает
30—31 и в конце концов всегда почти вписано.
32 кончает / Начато: всегда затевают
32-33 Фразы: О, я ведь не утверждаю ~ и трагедия. — нет.
34 вопросов / а. Как в тексте, б. предположений <>
34 После: Пусть. — начато: Я смотрю
36 только буду писать и говорить / в силах буду держать перо в руках <>
37 Итак, кончим / Но кончим
39 После: общественные формулы — вошедшие в нравственный закон на Западе повсеместно
40 После: le dluge — да и одни ли эти, а иезуитские формулы, которые исповеду<ют>
40—41 О, сейчас же закричат / О, сейчас же вскочат, сейчас же закричат <>
42 и сотни других афоризмов в этом же роде / и сотни других <>
45 но это вс / но ведь это вс <>
Стр. 154.
1 над ними /Начато: над эти<м>
1 сам шутит / шутит <>
4 общественная уже формула / общественная формула <>
4-6 всеми принятая на Западе и которой все там служат и в нее верят / а. всеми принятая, которой все служат и все верят б. всеми принятая, всеми людьми Запада, всею его целокупностью — формула, которой все служат и все верят <>
6 все те / а. у тех б. у всех тех <>
6 которые держат его в узде / которые правят им <>
9 Фразы: Наука дело одно, а просвещение иное. — нет. Между строк вписан незаконченный вариант: <2 нрзб.> исключения, наука дело другое, а просвещение
9 народ / народ наш <>
10 разовьем когда-нибудь уже в полноте / разовьем [его] в полноте <>
11 блеске / блеске целокупности <>
11 Слов: это Христово просвещение наше — нет.
13 критику / речь
14 После: необходимым — ибо надо было прямо [брать] взять быка за рога <>
14-19 Как и вы у меня ~ прийти к соглашению, вписано.
14-15 то есть в моей речи / в моей речи
16 разногласия / разногласий <>
16 сами считаете / вы считаете
17 После: выставил — самый основной
21-22 Заголовка: II. Алеко и Держиморда. Страдания Алеко по крепостному мужику. Анекдоты — нет.
23—39 Рядом с текстом: Вы пишете, критикуя ~ Собакевичи — наброски на полях: 1. Неужели вы наивно думаете, что те, которые отлично говорят с народом, понимают и правду его. 2. Вы вот в конце вашей критики пишете о народе (идеалы народные): ‘Позволю себе усумниться’. [Позволю себе] Мало ли что можно себе позволить, тем более если идеалов народных совсем не знаешь и подле них даже и не стоял, но только об
28 не видно / не видно нигде
29 к этому возвратимся сейчас / мы это увидим сейчас <>
Стр. 154—155.
31-2 Рядом с текстом: ‘Но действительно ~ совершенно постороннее’. — наброски на полях: 1. фельетонная легкость решения (см. стр. 155, строки 3—4) б. силищу, которую можно продать (см. стр. 155, строка 29)
Стр. 155.
4 вс это у вас выходит / вс это у вас вышло <> вписано.
5 и предрешено / и как либерально
5 Подлинно готовые слова говорите, вписано на полях.
5-6 Кстати, к чему / И к чему
6 завели речь / начали речь
8 После: не подходит — Да, русскими, ух какими русскими — и что же вы сказали о них нового
8-9 и кто не знает, что они были русские люди? вписано на полях.
9 были русские / русские
9 После: были русские — ух, какие русские <> {Слова: ух, какие русские — зачеркнуты, и восстановлены.}
9-10 русские люди / русские <>
10 да, русским же, вполне русским был и Рудин / а. да и Рудин б. да русский был и Рудин <>
12 как вы утверждаете вписано.
12 Да ведь именно потому-то / Потому-то именно <>
14 было не столь посторонним / а. не постороннее б. было не постороннее <>
16-17 Фразы: Ведь это отличительная черта Рудина. — нет.
17 Трагедия Рудина была / Трагедия его
17 Слова: собственно — нет.
19 вовсе не столь чуждой / а. не чуждой б. вовсе не чуждой <>
19 После: ему — ух, не чуждой [и именно потому, что он русский] <>
19 Слов: как вы утверждаете — нет.
23-24 существует ~ вс и дело / есть. Далее начато: Собакевпч насквозь видел своих крестьян — гов<орите>
26 жаждет / жаждет, желает
26—28 потому что страшно / ибо страшно <>
27 кроме разве ревизской вписано.
28 После: утверждаете вы — начато: Помилосер<дуйте>
28 Это невозможно. / Это неправда и невозможно. <>
29 в своем Прошке / в Прошке
31-32 перечтите сами / перечтите
34 говорить / говорить и понимать
34 Неужто вы хвалите? / Вписано на полях: а. Неужели вы считаете это настоящим разговором с русским купцом? б. Неужто вы это хвалите? Или уже и сами вы так презираете этих купцов? С высоты вашего европейского просвещения. <>
36 Да лучше / Лучше <>
38 в мундире с фалдочками / в мундире и в фалдочках
39 во весь опор / во весь галоп
40 по рождению русский / русский человек, но скверный русский [человек] <>
40 но до того / и до того <>
43 жизнь свою / жизнь
43 После: провел — вписано и зачеркнуто: ведь
43 с разным / со всяким
44 После: мундира — но его
46 вычищенные петербургские сапоги / вычищенные сапоги
46 не только русского мужика / не только всей русской правды
47 искрестил всю / искрестил
Стр. 156.
1 После: он — ровно
3-4 Ему вся Россия представлялась / У него вся Россия состояла Над словом: состояла — вписано: совмещалась Окончательный текст: Ему вся Россия представлялась — вписан позднее на полях.
4-5 Текста: а вс, что кроме начальства ~ существовать — нет.
6 хоть и русский / оторванный от почвы человек, хоть и русский
6-7 но уже и ‘европейский’ / [но уже] но [это] уже [вполне] ‘европейский’ <>
8-9 как и многие ~ начинали вписано на полях.
9-10 Да-с, этот разврат ~ в европейцев. / Незаконченные варианты на полях: 1. Даже это принимали было не раз самым верным способом перевоплощения русских людей <в> европ<ейцев> 2. Этот разврат не раз принимался у нас как верный способ переделать
10-13 Текста: Ведь сын такого фельдъегеря ~ сути народной. — нет.
19 на первых порах вписано.
20 начали даже сомневаться / а. Начато: стали подо<зревать> б. начали сомневаться <>
21 не хотят ли де они писать на них / а. не пишут ли они б. не хотят-де они писать
23 многие современные / а. теперь нынешние б. современные <>
24 Фразы: Но к делу. — нет.
24 Вы утверждаете / Теперь, собственно, об том <>
25 После: Держиморды. — Мне хочется тут уклониться [в сторону] на минутку в область чисто литературную. О, я знаю, что ответ мой на вашу критику выйдет [вовсе не] страшно велик, но что делать: я ведь уже предуведомил, что не для вас одних пишу, а для многих других, [и уж] {Выше вписано: и [уже] дело к<оторое>} а взялся за перо, то нужно довести до конца. Видите что: в художественной литературе бывают типы и бывают реальные лица, то есть трезвая и полная (по возможности) правда о человеке. Тип редко заключает в себе реальное лицо, но реальное лицо может являться и типичным вполне (Гамлет, например). Собакевич у Гоголя только Собакевич, Манилов только Манилов, реальных людей мы в них не видим, [мы] а видим лишь те черты этих людей, которые хотел выявить художник. Хлестаков же, например, и Дмухановский уже отчасти и реальные лица, несмотря на всю свою типичность. Чичиков же бесспорно лицо, хотя опять-таки не выяснившееся в своей полной реальной правде. [Позвольте, однако, еще одно уклонение: вы сейчас увидите, к какой цели я веду.] Теперь вот что: тип почти никогда не [носит] заключает в себе полной правды, ибо никогда почти не представляет собою своей полной сути: правда в нем то, что хотел выставить в этом лице художник и на что хотел указать. [Итак это только] Поэтому тип всего только лишь половина правды, а половина правды весьма часто ложь. {На полях: Остального же человека в нем художник не показал.} О, не для умаления такого гения, как Гоголь, я это говорю! В сатире даже иначе и нельзя. Выставь он в Собакевиче и другие, чисто уже человеческие черты, придай ему всю реальную правду его, то не вышли бы типы, смягчилось и расплылось б то [на что хот<ел>], что надо было осатирить и на что Гоголь именно хотел указать как на типические дурные черты русского человека. Утверждать же, что Собакевич вполне реален, что в нем и не может быть ничего, кроме того, что указано, — значит прямо клеветать на реальную правду. Не может быть на свете такого человека, который был бы только подлец и больше ничего. Позвольте, сделаю [сейчас] еще одно уклонение: вы сейчас увидите, к [какой цели я] чему я веду. В ‘Недоросле’ Фонвизина, комедии, написанной задолго до Пушкина, есть г-жа Простакова. Она выведена тоже сбоку и не в полной правде. Она, например, командуя своим мужем, раз навсегда заключила о нем, что он не знает, что ‘широко и узко’, да на заключении этом о нем и покончила. Вот правда г-жи Простаковой. Теперь возьмем, например, хоть капитаншу Миронову в ‘Капитанской дочке’ Пушкина, тоже тип, комическое, но вполне реальное лицо, а потому и вполне уже правдивое. Она тоже держит мужа под башмаком, она управляет крепостью, участвует в военных советах и даже во время самой битвы прибегает распорядиться и посмотреть ‘каково идет баталия?’ Если б на том Пушкин и заключил, вышло бы комическое лицо, очень похожее на г-жу Простакову. Не знаю, говорила ли капитанша Миронова своему мужу о том, что широко, что узко, — может* быть, нет, потому что слишком уж скверно, но подобное и даже близко подходящее что-нибудь, может быть, и высказывала в бранчливую минуту. И вот Пугачев повесил ее капитана, умершего геройски, несмотря на то, что он боялся очень, а ее казаки вытаскивают в одной рубашке на крыльцо. Увидала она своего старика на виселице, всплеснула руками: ‘Что вы с ним сделали! Свет ты мой, удалая [ты] солдатская головушка, не тронули тебя ни пули турецкие, ни штыки прусские, а погиб ты от беглых каторжных’, — и прокричала это, уже не думая о том, что ее [сейчас] за это тотчас самое убьют: ‘Вместе-де жили, вместе и умирать!’ Всю-то жизнь муштровала им и держала его в комическом подчинении, казалось бы, и не уважала, а вот теперь нашла же в сердце своем и всю о нем правду, нашла же, что он удалая головушка, бравый и присяжный молодец, [и всю-то] и мы уже понимаем, что и всю жизнь она носила о нем в себе это мнение, несмотря на то, что муштровала его, что, стало быть, и уважала его всю жизнь про себя благоговейно, а капитан понимал это [тоже про себя], хоть и молчал, — стало быть, тут уже не одно только ‘широко да узко’, а полная правда их жизни. [Выходит] Вышла, стало быть, на свет и умилительная правда их любви, их крепкого семейного союза, вс высказано, стало быть, вся правда спасена. А половина правды есть ложь, потому что при вполне высказанной правде, может быть, и г-жа Простакова с ее семейством показалась бы вам не столь уже скверными, а даже извинительными и простительными. Ибо в реальной только правде художник может выставить всю суть дела и правду его, указать наконец источник зла, заставить вас самих признать ‘облегчающие обстоятельства’. <> {Текст: Мне хочется тут уклониться ~ ‘облегчающие обстоятельства’. — очерчен на полях фигурной скобкой.} Далее было: [Вы же вот утверждаете, что] Алеко, утверждаете вы, убежал от Дмухановских, Положим, что это совершенная правда. Белоручка Алеко не мог [никаким] никоим образом [признать] найти вот эти самые ‘облегчающие’ обстоятельства у Дмухановск<ого> и попредчувствовать хоть капельку в чем источник зла. И [таким образом объяснить себе Дмухановского] он высокомерно испугался [его] Дмуханов<ского> и убежал от него
26 Но хуже всего то / Но хуже белоручки Алеко это то
27 таковую брезгливость / брезгливость
30 в ином отношении и похуже / хуже их
33 такие великие и интересные люди / нормальные люди вполне
33 могли ли ужиться / могли бы, стало быть, ужиться
34 сами выводите / говорите <>
36 не горды были / не горды
37-38 прямое, логическое и неминуемое последствие / а. прямая, логическая и неминуемая потребность б. прямое, логическое и неминуемое просто последствие
39 они почвы не знали вписано.
43-44 и ничего другого не признал в них, кроме / и [кроме] ничего другого не признал в их природе, кроме [того что] как <>
45 к России были вписано.
45 как все люди / как все [сами] люди, исключившие себя от целого
46 После: живущие — уже в 3-ем и 4-ом поколении <> вписано на полях.
46 от народа вписано.
47-48 Слов: тоже им даром доставшемся — нет.
Стр. 157.
1 подготовкой / постановкой <>
1 во все века / во все два века <>
2 белоручек / аристократов <>
4 почвы / нивы <>
6 и происхождение его вписано. Рядом на полях набросок: Только отвлеченные люди могут верить, что Держиморда есть только Держиморда и более уже ничего не заключает в себе. Таких отвлеченных людей {Ниже вписано: судей} и теперь еще множество [вы один из них, г-н Градовский, и прямо [признав] высказывая, что Алеко и не мог не убежать от Держиморд]
5-6 Фразы: Слишком для этого горд был. — нет.
6 После: объяснить — вписано и зачеркнуто: Держиморд
8-13 И не только перед Держимордой ~ а более ничего, вписано на полях. Далее было: Бывали умы в Европе, что и перед всем миром гордились, погружаясь в созерцание собственного своего совершенства, вс создание даже божие презирали. Но у нас, нашим скитальцам Европа обыкновенно внушала, так что перед всем миром, то есть перед Европой, гордиться он не осмеливался, а попирал своим просвещенным каблуком лишь одну свою сиволапую родину.
10 по его / по их <>
11 Над словом: рабов — вписано: их крепостных мужиков
13 После: ничего. — Как им было не загордиться? вписано.
13 После этого / Тут уже <>
13 сама собой / сама собой как последствие <>
15 своему благородству / благородству <>
17-19 и, прозрев это ~ исход к примирению / и может быть нашли бы исход к примирению вписано.
20 всему этому не поверите / а. не верите б. всему этому конечно не верите <>
21 После: напротив — высокомерно утверждаете 24 После: болезни — начато: не рассу<дительно>
33 и на их личные качества вписано.
33-35 Вы это ~ искажаете? вписано.
36 Слов: у меня — нет,
42 К вашему мнению о ‘личном самосовершенствовании’ / а. К вашей критике б. Начато: К вашему мнению о христианской в. К вашей критике о самосовершенствовании <>
43 выверну перед вами всю вашу подкладку / скажу вам всю вашу правду
44 Слов: которую вы ~ скрыть — нет.
Стр. 157-158.
44—1 вы не за то только ~ должен быть! / вы отлично знаете, что я [не лично] вовсе не обвиняю скитальца, что я прежде всего объясняю его исторически {После: исторически — вписано и зачеркнуто: а не обвиняю} Далее: а. но вы ужасно рассердились за то, что я прямо не признаю его за идеал нормального совершенства русского интеллигентного человека, каким только он может и должен быть б. И вы ужасно на меня рассердились за то, что я не признаю его, этого дряблого скитальца, за идеал нормального совершенства, за русского здорового человека, каким только он может и должен быть. [Да это так, вы за это именно рассердились]. <> {вы ужасно на меня рассердились вписано на полях над вписанной и зачеркнутой фразой: Да это так, вы за это именно рассердились} На полях зачеркнутый набросок: И за что же вы так ужасно на меня рассердились. А вот за то, что я
Стр. 158.
3 почему-то не хотите обнаружить вполне / не хотите обнаружить
4 ‘скитальцы’ / они
4 После: нормальны и прекрасны — вписано: уже одним тем
5 После: негодованием — не признаете никаких
6-7 Вы говорите уже / а. Вы пишете б. Вы даже уж говорите <>
Стр. 158—159.
9-30 Рядом с текстом: Вы, наконец, с жаром ~ были во всем-с! — на полях наброски и заметки (к стр. 156—158): 1. Одним словом, вы уже их вполне и во всем оправдываете, так что и непонятны совсем ваши предыдущие хитрые фразы о их ‘неприглядности’. В чем же неприглядность? Во всем, стало быть, выходит приглядно, но только, право, чуть не святы, и даже прямо святы. 2. Нарядили их во все добродетели. 3. Так и умирали от Держиморд и от крепостного права. Слабенькие они какие-то у вас выходят. Русский человек широк. Русский человек большой плут насчет анекдотцев. Они находили исход в своей гордости, в анекдотцах о народе. 4. Узкость взглядов на народ. 5. Но оплевывали <зачеркнуто). 6. Множество исторических фак<то>в, а не просто анекдотов, 7. Ну, кто из них не был атеистом, а Чаадаев? 8. Смирение народа ими принималось за рабство. Один Пушкин лишь сказал: ‘Посмотрите на народ и на основу его, ну виден ли в нем раб’. Сказали бы так Белинский или Герцен, как он думал. 9. Как отвлеченно ненавидеть право, а между тем драть оброк и прожигать его в Париже, и нет, нет, а и посечь Ваньку или Гришку? 10. Не знаю — Онегин, Алеко — сек 11. Некоторые из них закладывали и продавали крест<ьян> кулакам и ехали в Париж издавать красный журнал, полный мировой скорби, и ведь это уже исторический факт. 12. До чего анекдот о бабе. Это уже омерзение к народу. 13. Сознание-то говорит освободить и способностей-то много в народе, но тут уже вырвалось чувство — чувство омерзительной гадливости. 14. Сдержанность и достоинство народа после освобождения их почти оскорбили. Самых горячих из них даже оскорбили. 15. Баба — предвзятое чувство омерзения. 16. Тут разве не гордость к народу. 17. И не от жестокости Алеко, о нет, а именно оттого, что русского человека нельзя не посечь, именно от убеждения, что это ему пользу принесет. Высокомерие взгляда на народ доходило до омерзения. Его православие почти оскорбляло атеистов, они не хотели видеть перед собой массу, плотно сомкнувшуюся в страдании своем, идею нашего народа, не поддающуюся европейскому развитию. В <нрзб.> привычках обвиняли мужика. Самые смердящие анекдоты о нем рассказывали. 18. Вы скажете — это неправда, полуправда. 19. Исторический Алеко. Когда дело доходило до истории (Герцен) 20. Не могу я признать этот образ за идеал настоящего нормального русского человека, каким будто бы он и есть. Рядом помета: Здесь. 21. Этот канканчик, это подергивание. Это ведь Article de Paris в своем роде. 22. Национальность.
Стр. 158.
10 освобождали / освободили <>
10 Вы пишете / Вы говорите
19-20 Рядом с текстом: То-то вот и есть ~ вся суть. — на полях вписан вариант: То-то вот и есть, что ненавидели крепостное право по-своему, по-европейски, в этом суть.
19 скитальцы / он
20 После: по-европейски — что ли <>
20 в том-то / в этом-то <>
21 ненавидели они / ненавидел он
22 После: мужика — начато: им же
22 на них работавшего, их питавшего / на него работающего, его питающего
22 ими / им
23 угнетенного / а. Как в тексте, б. угнетаемого <>
25-26 просто-запросто вписано.
26 хоть своих крестьян / крестьян <>
27 хотя с своей-то / с своей
28 о таких / об этих
29 а гражданских воплей раздавалось довольно / а гражданских воплей раздавалось много о вписано.
31-32 до такой степени дело доходило от скорби по крестьянам, что / до такой степени дело доходило, что <> вписано.
36 и присылали оброк / а. его кормили б. и доставляли оброк <>
35 Делали / Начато: Али
36 закладывали, продавали или обменивали / заложив или продав или обменявши
36 Слов: (не вс ли равно?) — нет.
37 уезжали в Париж / поехать с Прудоном в Париж
37-38 способствовать изданию французских радикальных газет и журналов / издавать радикальный журнал <>
39 не только русского мужика вписано.
39 После: мужика — [А] ведь это было, ведь это факты уже исторические <>
39-40 Вы уверяете /Вы говорите <>
40 их всех / их
43 et fraternit’ / и ‘fraternit, ou la mort’. Последнее даже словцо: ou la mort особенно даже нравилось нашим демократам, в восторг приводило.
44 может быть вписано.
45 этих великих сердец / этих сердец
46 После: сердец — начато: ибо
45 Слов: так ужасно — нет.
Стр. 159.
1-2 ‘просвещенных’ людей / либеральных [сердец] людей <>
2 прежнего доброго старого времени / прежнего времени
2 После: времени — даже таких, которые пострадали за свой либерализм 7 После: раба — начато: один только Пушкин сказал
7 конечно / это
8 После: ей-богу — русского
11-12 от весьма даже просвещенных / от либеральнейших даже <>
12 Фразы: Это ‘трезвая правда-с’. — нет.
12-20 Текст: Онегин, может быть ~ до гадливости. — первоначально следовал после слов: ‘Да еще как питаясь-то’ (см. стр. 159, строка 39), его окончательное положение обозначено Достоевским.
12-13 не сек своих дворовых, хотя, право, трудно это решить / не сек розочкой своих крепостных <>
15 для доброй цели / с доброй целью <>
16 он не проживет / он стоскуется <>
16-17 приходит и просит / говорит
17-18 сделай человеком, сбаловался совсем / а. научи уму, [а не то избалуюсь] б. научи уму, сбаловался совсем <>
19 Слов: ну и удовлетворишь его, посечешь! — нет.
20 зачастую до гадливости / даже до гадливости, до омерзения [и до глубокого гражданского сожаления его падению] <>
22 После: душе — об его рабских словах
22-23 об его ‘идолопоклонстве’, об его попе / об его хлопской религиозности
23 об его бабе / об его [семье] семействе, об его бабе <>
24 такие иногда люди / такие люди <>
24-26 их собственная семейная жизнь изображала собою нередко почти дом терпимости / а. их частная [семейная] жизнь представляла собою люпонарь, а семейства их дом терпимости б. их частная жизнь представляла собою нередко настоящий люпонарь европейской, просвещенной семейной разнузданности, а семейства их представляли собою почти дом терпимости, также далекий от самых просвещенных идей <>
26-30 о, разумеется, не всегда ~ во всем-с! / Конечно тоже не от худого чего-нибудь, а единственно лишь от излишнего жара к [по] европейскому просвещению по-нашему понятому со всей стремительностью русской, русские люди были во всем-с! <> вписано.
30-33 о, русские скорбящие скитальцы бывали иногда большими плутами / а. О, русский скорбящий человек большой плут б. О, русский скорбящий скиталец бывал большим иногда плутом <>
33-34 остроту гражданской их скорби по крепостному праву / а. гражданскую о мужике скорбь б. остроту гражданской их скорби о крепостном праве <>
36 весьма и весьма / а. и великолепно и легко б. весьма легко <>
37 своей нравственной красоты и полета / а. широты полета б. своей нравственной красоты и широты полета <>
37-38 своей гражданской мысли / а. своей гражданской мысли и благородством [мировой скорби] ее б. своих убеждений <>
41 После: в журнале — начато: как в сорок
41 После: встрече — русских
42 либеральных и мировых умов / либеральных умов
42 с русской бабой вписано.
42-44 Тут уже были ~ себя исторически. / [и] уже {Над строкой вписано: Это были} отъявленных скитальцев, формальных, патентованных, заявивших [эту формальность] себя исторически <>
45 в сорок пятом году / в [46-ом] 45-ом году <>
45 на прекрасную подмосковную дачу / на прекрасной подмосковной даче <>
46-47 где давались ‘колоссальные обеды’ ~ множество гостей / был {Выше вписан вариант: давали} роскошный обед: были
Стр. 160.
1 а впоследствии / и потом
2 политические деятели / политические люди <>
3 по развитию / по образованию своему
6 Слов: (с чего же нибудь ~ ‘колоссальными’) — нет.
7 После: в четыре часа — и раньше
8 хлеб убирать / а. Начато: убирать и б. хлеб жать
8 работают до ночи / и жнут до ночи <>
8 Жать очень трудно / Жать трудно
9 солнце жжет / солнце яркое, жарко
10 И вот тут-то / Между тем градом пот, и вдруг
11 наша компания / наши сибариты
11-12 в ‘примитивном костюме’ (в рубашке?!) / в одной рубашке <>
13 раздался оскорбленный голос вписано.
13-15 Одна только русская женщина из всех женщин ни перед кем не стыдится! / Только русская баба способна на такое бесстыдство. <>
16-17 Ну, разумеется ~ не должно стыдиться, что ли?). / а. нет, и тут же вывод сейчас разумеется: [только] русская женщина из всех женщин в Европе всех бесстыднее! б. нет, из всех женщин одна русская ни перед кем не стыдится, и тотчас же вывод: одна из всех женщин, перед котор<ой> тоже никто и ни за что не стыдится (то есть и не должно, стало быть, стыдиться?) <>
17-19 Текста: Завязался спор, ~ пришлось бороться! — нет.
19-20 и вот такие-то мнения и решения могли раздаваться / И это решение именно <>
26-27 ‘Из всех, дескать, женщин всех бесстыднее’ / всех, дескать, европейских женщин русская женщина бесстыднее! <> Над строкой вписано: из всех женщин одна русская ни перед к<ем>
28 резвости / наслаждения ваши
29 русские люди таяли / вы таете
29-30 даже когда только рассказывали о нем / даже когда рассказываете, я сам слышал ваши рассказы вписано.
30 а миленькая песенка / а таинственные увеселения в Rue de Jou-bert No 4, за бесстыдство свое, запрещенные даже законом, а [парижская] мил<енькая> песня [песенка парижских гризеточек] <>
33 После: грациозным — начато: подер<гиванием>
33 После: задком — а прелестные [парижские] милые гранд-дамы с шестью любовниками — содержателями почти каждая <>
34-35 это наших русских целомудренников не возмущает, напротив прельщает? / это вас не возмущает? [напротив] прельщает? <>
35 это у них так / это так у них там <>
36-37 этот канканчик ~ в своем роде вписано.
37 тут что, тут баба / это что, это баба
37-38 русская баба, обрубок, колода / а. это обрубок, это колода б. русская баба, ведь это обрубок, это колода <>
38-40 Нет-с, тут уж даже не убеждение ~ к мужику сказалось / а. Нет, уж тут даже омерзение к мужику, личное отвращение к нему, [тут уже гадливость] тут уже не убеждение, личное чувство гадливости. А ведь это ли были не скитальцы, ух какие были скитальцы и с какого мировою скорбью! б. Как в тексте, но вместо: к мужику сказалось — [говор<ило>] сказалось к нему <>
40-42 Слов: о, конечно, невольное ~ с их стороны — нет.
Стр. 161.
1 послужили / а. Как в тексте, б. послужили, послужили много лет в. послужили много лет <>
1-2 гражданскую скорбь по всем правилам / гражданскую скорбь [это может быть] <>
3 и к делу пригодилось / и [к] чему-нибудь послужило <>
6 такого склада люди / такие люди
7 на скитальцев / на ваших скитальцев <>
8 очень немало / очень довольно <>
9 Скитальцам же / а. Скитальцы же ваши б. Скитальцам же вашим <>
9-10 это дело ~ брезгливо будировать / очень скоро тогда стали будировать. Сдержанностью, идолопоклонством народа остались почти недовольны.
10-11 фразы: Не скитальцы ~ иначе. — нет.
12 остальные земли и леса / земли
15 Слов: г-н профессор — нет.
15-16 никак не могу ведь и я / никак, никак не могу я <>
16 этот образ / этого
17 высшего и либерального / а. либерального б. либерального будто в. высшего и [евроией<ского>] русского либерального <>
18 был в самом деле / был
19 После: в будущем — Никак, никак не могу вам доставить это удовольствие, если б даже и хотел того, не могу.
19-20 Немного путного сделали ~ на родной ниве. / Ничего путного не [работали] сделали [они] эти люди на родной ниве и, кроме вреда, ничего ей не принесли. <> вписано.
20-21 это будет повернее, чем ваш дифирамб во славу этих прошлых господ. / а. Это будет вернее, чем ваш дифирамб этим всем господам. б. Это будет повернее, чем ваш фантастический дифирамб во славу этих прошлых господ. <>
22 Заголовка: III. Две половинки — нет.
24-26 и на совершенную, будто бы ~ с ‘общественными учреждениями’ / и на критику вашу насчет их недостаточности Далее: а. в противоположность общественным идеалам и усовершенствованию ‘общественных учреждений’ б. сравнительно с [историческим] общественным идеалом и усовершенствованием общественных учреждений’ <>
28 Вы пишете / Вы пишете дальше <>
36-44 Рядом с текстом: Я уже отвечал ~ выведем. — вписано и зачеркнуто: И в противуположность [вы выс<тавляете>] к стыду всей России вы выставляете уже достигнутые идеалы [Запад<ной> Европ<ы>] в Европе: ‘А пока мы не можем справиться с такими несогласиями и противуречиями, с которыми Европа справилась давным-давно (?)’ — пишете вы с легкостью {Над словом: легкость— вписан вариант: резвостью} книжного русского [человека] мыслителя, которому и не снилось никогда, что такое есть настоящее дело.
39 отвечал / отвечал вам <>
39 общественных идеалов России / его общественных идеалов
40-43 Живой, целокупный организм ~ одна от другой. / Живой организм режете своим ученым ножом на две части и утверждаете, что эти две части не только независимы одна от другой, но даже и мешают одна другой. (Это выяснили давно).
42-43 После: одна от другой. — вписано: Нравственный идеал одно, а общественный идеал совершенно другое, <>
43 обе половинки / обе части
Стр. 162.
1 половинку / пункт
3-7 Ниже текста: ‘Г-н Достоевский ~ привести пример. — на полях наброски: 1. Но только как удивительно вы понимаете христианство не <2> 2. обществ<енные> идеалы народа русского <2>, но только какие общественные идеалы вот в том-то и разница. Не вам, г-н Градовский
8-35 Текста А. Д. Градовского: Апостол Павел поучал рабов ~ то гражданские доблести’. — нет.
39 понимаете / принимаете
41-42 Слов: уже совершенными (вы сами говорите о совершенстве) — нет.
42 можно ли де / можно ли было
42 После: убедить — начато: отпуст<ить>
42-43 После: крепостного права? — Вы твердо отвечаете: нет.
43-45 вот коварный вопрос ~ прямо отвечу вписано.
44-45 нельзя убедить Коробочку даже и совершенную христианку / нельзя дескать заставить Коробочку
45 На это / На это вам <>
40 стала и могла стать / стала
46-47 настоящей, совершенной уже христианкой / настоящей христианкой
47-48 уже не существовало / уже совсем бы не существовало <>
48 Слов: так что и хлопотать бы не о чем было — нет.
50 После: в сундуке. — Вы же, напротив, отвечаете за нее, что она бы взбунтовалась и начала бы уверять, что она настоящая мать своих крестьян [так что] и не выпустила бы их на волю, <>
50 Позвольте еще / Но ведь позвольте <>
51 таковою / ею
52-53 хоть и прежнее по сути своей христианство / уже не прежнее христианство <>
53-54 но усиленное, совершенное ~ до своего идеала? / а. а усиленное, совершенное, так сказать, достигшее христианства б. а так сказать усиленное, двойное, совершенное, как вы сами выразились, так сказать, достигшее христианского идеала <>
Стр. 162—163.
54-1 Ну какие же тогда рабы и какие же господа, помилуйте! / Да тогда какие же рабы и какие же господа? <>
Стр. 163.
1-2 фразы: Надо же понимать хоть сколько-нибудь христианство! — нет.
2-3 И какое дело тогда Коробочке ~ или некрепостные ее крестьяне? / И если б Коробочка достигла такого настоящего идеала, то какое ей дело до того: крепостные они или не крепостные? <>
3-5 Она им ‘мать’ ~ прежнюю ‘барыню’, / а. Разумеется, она мать, и знаете, может быть, тогда и крестьяне не пошли от нее, а остались бы у нее как у матери, а не как у прежней барыни б. Разумеется она мать, она права, но мать, настоящая мать тотчас же бы упразднила прежнюю барыню, и знаете, может быть, тогда сами крестьяне не пошли бы от нее вовсе, а остались бы у нее как у матери, а не как у прежней барыни, <>
5 Фразы: Это само собою бы случилось. — нет.
6-8 Прежняя барыня ~ прежде неслыханных, вписано.
8-14 Текста: Да и дело-то совершилось бы неслыханное ~ принимайте последствия. — нет.
14-18 Уверяю вас, г-н Градовский ~ родной уже матери помещицы? / Всяк ведь ждет, где лучше. Неужто б им было тогда лучше у вас, всеевропейских учреждениях ваших? <> Далее было: Представьте только, что у Марии Египетской были крепостные! Что за абсурд! Да какие тогда крестьяне!
18-24 Текста: Смею уверить вас тоже ~ у себя рабом. — нет. На полях набросок: Нет, были при апостоле Павле такие, которые достигли уже и не имели рабов
24-25 По-вашему же как бы выходит, что проповедь христианства была бессильна. / Вы скажете, что вс это с моей стороны фантастично. Но ведь вы сами же забрались в идеал христианства. Не я начал. Точно так же и то, что вы говорите и про апостола Павла: выходит по-вашему, что проповедь его господам и слугам была бессильна: дескать, и хороши были христиане, его ученики, слуги и господа их, а все-таки рабство оставалось учреждением безнравственным <>
26 пишете / хоть пишете <>
28 освящает / а. Как в тексте, б. освящало <>
29 После: рабство. — Да подумайте хоть минутку: ну могло оставаться в настоящих христианах рабство? Господа и слуги могли оставаться, но рабство никогда. Оно исчезло бы само собой, если б только христиане становились уже настоящими христианами. И такие настоящие христиане во времена апостола Павла уже были, как есть иногда и теперь, и у таких не было и не могло быть рабов. <> Рядом на полях помета: Мар<ия> Ег<ипетская>
29 Фразы: Это значит не понимать сути дела. — нет.
29-31 Предположить только ~ Что за абсурд! / Представить только, что у Марии Египетской есть крестьяне и что она их не выпускает на волю. <> вписано на полях. См. также выше зачеркнутый вариант к стр. 163, строки 14—18.
31-34 В христианстве ~ Слуги же не рабы. / В христианстве, в настоящем христианстве, есть господа и слуги, а рабов не может быть вовсе. Слуги же не рабы, о вписано на полях.
36 Слов: даже к слуге ли — нет.
37-39 фразы: Вот, вот именно ~ христианами! — нет.
39-40 Слуги и господа будут, но господа / И в будущем, и в идеально-прекрасном, в каком хотите обществе хотя и исчезнет рабство, но слуги и господа останутся во веки веков [потому что это нормально]. Только господа <>
41 Представьте, что / Вот [в] положим <>
42-43 для всех, и все сознают и чтут их / [и все] для всех, и все сознают это <>
43 Шекспиру / ему
43 Слов: отрываться от работы — нет.
44 Слов: И поверьте — нет.
44-45 Над словом: непременно — вписано: И даю вам слово
45 После: гражданин — по способности [чрезвычайно] низший его, начинающий приносить общую пользу <>
45-46 сам пожелает, своей волей придет / а. Сам придет даже [и буд<ет>] своей волей и охотой б. Сам пожелавший, своей волей пришедший <>
46 и будет выносить у Шекспира ненужное / а. Как в тексте, б. и будет вычищать комнату, выносить у Шекспира ненужное <>
47 унижен / унижен по-вашему <>
47 раб? вписано.
48 скажет он ему / а. говорит он б. говорит он, — таланту твоему и великой деятельности. На полях набросок: Вот какие будут слуги в христианстве. А теперь нет, теперь совершенных христиан еще нет [во множестве]. Очень сильно незнание.
Стр. 164.
1-2 Текста: хоть каплей ~ для великого твоего дела — нет. Ср. нижеследующий вариант.
3-4 выше меня своим гением / выше меня <>
4-6 служить, я именно ~ не ниже тебя нисколько / а. служить, я доказал, что по нравственному достоинству я не ниже тебя б. служить добровольно, что [общую пользу! принеся хоть каплю общей пользы, ибо сохраню тебе часы для великого дела, я уже доказал тем, что по нравственному достоинству моему я не ниже тебя нисколько <>
6-8 Да он и не скажет ~ немыслимы они будут. / О, он не скажет этого лишь потому, что вопроса такого о различии нравственного их достоинства тогда невозможно, немыслим даже он будет вовсе. <>
8-10 Ибо все будут воистину ~ животное будет побеждено. / да и чувств не будет так<их>, никакой тогда зависти, никогда мелкого личного самолюбия не будет вовсе, ибо все будут воистину новые люди, настоящие, Христовы дети, а прежнее животное будет побеждено. <> вписано на полях.
10 Вы скажете, конечно, что это опять-таки фантазия. / Вы скажете опять, что вс это фантазия.<>
11 Но ведь не я же начал фантазировать первый / Да ведь не я же начинал, [не я] опять-таки <>
11 После: а вы сами — не начинать бы вам и о христианстве [с], которого сути вы, с вашими христианками Коробочками, вовсе даже не понимаете <> На полях заметка: Настоящий идеал. Христос единственный настоящий идеал.
11-14 Текста: ведь вы же предположили Коробочку ~ почище моей фантазии — нет. Между строк предыдущего текста вписан набросок: и предположить, что Коробочка совершенная христ<ианка>
16 Умные люди тут рассмеются и скажут / Вы конечно рассмеетесь и скажете о Выше вписано: может быть скаж<ете>
18 или так мало, что и разглядеть трудно / или так, что и не рассмотришь <> вписано.
19 всякое рабство / рабство <>
20 Коробочки переродились бы в светлых гениев / Коробочки получили бы нравственное достоинство <>
20-21 и всем бы оставалось ~ богу гимн / Начато: и все бы запели гим<н>
21-22 господа насмешники вписано.
22 еще ужасно мало / а. очень мало б. еще очень мало <>
22-23 (хотя они и есть) / но вс же они есть о вписано.
23 сколько именно надо их / а. сколько их надо б. сколько их надо, настоящих-то праведников <> Ниже вписано: пока
23-24 не умирал / а. не умер б. не помирал
24 а с ним и великая надежда его? / и не умирала великая мысль? Вероятно, только это теперь и нужно. <> Рядом на полях набросок к тексту на строках 31—32: а до сих пор, по-видимому, только этого и надо было, чтоб не умирала великая м<ысль>. Вот другое дело теперь, когда что-то новое надвигается повсем<естно>
25-27 Текст: Примените к светским понятиям ~ не ответите. — в автографе следует га текстом: Тут своя политическая экономия ~ г-н Градовский.
25 Примените к светским понятиям / Переведите на светский язык <>
26 чтоб не умирала в обществе гражданская доблесть / чтоб не умирало в обществе гражданское чувство <>
27-29 Тут своя политическая экономия ~ г-н Градовский. / Тут политическая экономия нам неизвестная и на это никто не ответит. <> Между строк вписано: 1. и вам совсем, да и никому неиз<вестная> 2. конечно, есть и свои законы у бога
29—30 Скажут опять: ‘Если так мало исповедников великой идеи / ‘Скажут только: что если так мало настоящих исповедников великой [мысли] идеи <>
31 Посла приведет? — вписано: опять-таки не ответите. Ведь не претендуете же вы знать тайну мира? Или претендуете? Пожалуй, чего доброго, от петербургского ученого станет. <>
31-34 Текста: До сих пор, по-видимому ~ надо быть готовым… — нет. Набросок к нему см. выше (стр. 322).
35 именно в том / именно тут <>
36-37 не поверил / не верил <>
37 насмеялся / смеялся
37 После: надо мной — и бросал бы даже в меня [каменьями] каменья? А если нас отыщется двое таких верующих, то вот уже и вс спасено, [весь мир] целый мир двух нас завершен, воздвигнем алтарь и принесем жертву. Вы вот в победоносной иронии вашей насчет [того, что я] моих слов в моей Речи о том, что мы, может быть, изречем слово ‘окончательной гармонии’ в человечестве, бросаетесь на Апокалипсис и ядовито [пишете] восклицаете:
‘Словом, совершите то, чего не предсказывает и Апокалипсис! Напротив, тот предвещает не ‘окончательное согласие’, а окончательное ‘несогласие’ с пришествием Антихриста. Зачем же приходить Антихристу, если мы изречем слово ‘окончательной гармонии».
Ужасно остроумно, только вы тут передернули. Вы верно не дочитали Апокалипсис, г-н Градовский. Там именно сказано, что [после] во вре<мя> самых сильных несогласий не Антихрист, придет Христос и устроит царство свое на земле (слышите, на земле) на 1000 лет. Тут же прибавлено: блажен, кто участвует в воскрешении первом, то есть в этом царстве. Ну вот в это время, может быть, мы и изречем то слово окончательной гармонии, о котором я говорю в моей Речи. Вы [удивитесь моему мистицизму] опять скажете, что это фантастично, закричите, что это уже мистика. А не суйтесь [сами] в Апокалипсис, не я начинал, вы начали, <>
37 и пошел иною дорогой вписано.
Стр. 164—165.
38-3 Текста: Да тем-то и сильна великая нравственная мысль ~ долго не проживет, г-н Градовский. — нет.
Стр. 165.
4 Но я пойду далее, я намерен / Теперь я намерен <>
4-5 узнайте, ученый профессор, / Знайте <>
5-8 общественных гражданских идеалов ~ ученым ножом / общественных идеалов, как таких, как общественных, не связанных органически с целым, а именно откромсанных вашим ученым ножом от целого <>
8-11 как таких, наконец, ~ таких идеалов, говорю я / как таких, наконец, которые могут взяты и пересажены даже из вне <> вписано.
11 нет вовсе / нет вовсе, не существует вовсе <>
13-14 суть его в стремлении людей отыскать себе / старание отыскать себе <>
14 После: устройства — вкупе
18 Слов: своего улья — нет.
19 знают по-своему / по-своему знают, а <>
20 не знает своей формулы / не знает <>
21 в обществе человеческом вписано.
21-22 следите исторически / смотрите исторически
22-24 тотчас увидите ~ самосовершенствования единиц / а. [увидите] тотчас увидите, что гражданские идеалы суть только продукт нравственного самосовершенствования б. тотчас увидите, что гражданские идеалы суть единственно только продукт нравственного самосовершенствования единиц <> Между строк вписаны наброски: 1. откуда гражданские берутся. Увидите, что 2. Увидите, что и самих их не существовало, что
24 и что было / и было
25 После: во веки веков — начато: Идея нравственная
26 идея нравственная / идея нравственная в человеке <>
26-27 всегда предшествовала зарождению национальности / предшествовала всему
27 ибо она же и создавала ее вписано.
27-28 Исходила же эта нравственная идея / исходила же она <>
29 не простое земное животное, а вписано.
30 и с вечностью вписано.
30-31 Эти убеждения формулировались / Это убеждение формулировалось <>
31 всегда и везде вписано.
31 в религию / обыкновенно в религию <>
31 Слов: в исповедание новой идеи — нет.
32-33 и всегда, как только ~ новая национальность / а. и тогда же начиналась национальность б. и тогда, когда только начиналась религия, тогда только начиналась нов<ая> национальность, ранее никогда <>
33 После: новая национальность. — а. Евреи, магометане, Рим и его история, первобытная христианская церковь б. Так начинались евреи, начинались магометане, начала зарождаться Римская великая импер<ия>, так началась и христианская церковь, тотчас в самый первый год существования своего уже возжаждавшая гражданского идеала, устройства общества совершенно в духе Христа и до [сих] тех нор на земле еще неслыханного, началось же именно с потребности личного самосовершенствования, а вовсе не с целью ‘спасти животишки’ <>
33—34 Слов: Взгляните на евреев и мусульман — нет.
34-37 Текст: национальность у евреев ~ только после Корана — вписан на полях следующей страницы (с. 39). Вместо: сложилась — явилась, вместо: явились — сложились <>
Стр. 165—166.
37-2 Чтоб сохранить полученную духовную драгоценность ~ которую они получили. / Для чего так всегда было и бывает — именно чтоб [хранить] сохранить полученную духовную драгоценность, тотчас жо и влекутся друг к другу люди, и ревностно и тревожно отыскивают, как бы им устроиться, чтоб сохранить полученную драгоценность удобнее — то ость отыскать гражданскую идею свою, как бы отыскать такую гражданскую формулу совместного бытия, которая именно помогла бы им выдвинуть сильнее свою идею нравственную и в большей славе. <> вписано на полях. Рядом набросок: так случилось о евреями, так случилось с мусуль<манами>, так с первоб<ытными>
Стр. 166.
2-9 И заметьте ~ гражданские формы этого народа. / Идеал. И хотя бы достигнуть этот идеал вполне могли только два человека, тем не менее вся нация питается им духовно, зиждется на нем, им только цела н крепка. И заметьте, как только расшатывался и ослабевал этот идеал в национальности, падал, так тотчас же падала и национальность, а вместе падал и весь их гражданский устав, падала и гражданская идея и формула, и все гражданские идеалы, которые в ней сложились. <> вписано на полях.
9 После: сложились. — В каком характере сложилась в народе религия, в таком характере слагалось и нравственное чувство народа, и потребности его, и желания его, и идеалы его и цели стремлений его. Эти потребности и желания охватывали всех, начинающих общество, целокупно перерождались сейчас и естественно уже в жажду идеалов гражданских, в потребность устроиться в целое соответственно с идеалом и исповеданиями нравственными, [Тут сейчас] [Закон Моисея, Коран, Римское право, первобытная христианская община, составившая новую форму, небывалую еще в обществе — Церковь] [Тут же, сейчас, после этого слагается и является уже национальность.] личными, но тотчас же [ставшими] становившимися общественными, <>
10 всегда прямо и органически / прямо <>
11-12 из них только одних / из них <>
12 Сами же по себе / а. Сами собой б. Сами же собой <>
12 никогда не являются / не являются
13-15 ибо, являясь ~ в ней сложилось / а суть их продукт, сама же (формула их [является] имеет лишь целью утоление нравственного идеала] стремления народа Далее: а. [каково] как оно [у] сложилось б. и поскольку [оно] это нравственное стремление сложилось <>
15 После: сложилось {Следующий далее текст близок к окончательному на стр. 169.} — Так начинавшаяся древняя Римская империя была как бы идеалом и исходом [всего] нравственного стремления {Между строк вписано: и более того} всего древнего мира, [явился человекобог] явления человекобога, империя [как] сама была, становилась как бы как идея религиозная. {Ниже вписано: империя явилась идеей религиозной} Но она не заключилась и не могла заключиться. Строящийся муравейник был вдруг подкопан. Подкопала его церковь. Под землей началось [строительство] новое неслыханное прежде здание — Церковь. [Начала<сь>] Началась она сейчас после Христа, всего с нескольких человек, и уже в первый год после Христа (как видим в Писании) сейчас же [начала отыскивать] как уже исход всему стала отыскивать гражданскую свою формулу [созидание гражданского идеала своего устройства], всю основанную на нравственной надежде утоления духа на началах личного самосовершенствования, чтоб сохранить полученную драгоценность. И вот явилась [Церковь] [церковная община] эта новая грядущая община и подкопала Рим. Затем, как известно, произошел компромисс, Рим принял христианство, а церковь — римское право и империю. Часть церкви бежала в пустыни, ушла в уединение и стала продолжать прежнюю работу [[монастыри] христианские общины, потом монастыри, вс до сих пор] лишь проба, даже и до нашего времени], {и стала продолжать ~ до нашего времени] вписано.} другая разбилась на две половины. [Западная половина] В Западной половине государство одолело, наконец, церковь совсем. Церковь уничтожилась и перевоплотилась в государство. Явилось папство — продолжение древней римской идеи государства в новом воплощении. В восточной же половине государство было покорено и разрушено мечом Магомета и остался лишь Христос, уже отделенный от государства. А то государство, которое приняло и вновь вознесло Христа, претерпело такие страшные вековые страдания от врагов, от татарщины, от неустройства, от Европы и европеизма и [до того их] столько их до сих пор выносит, что настоящей общественной формулы в смысле духа любви и христианского самосовершенствования, действительно, еще в нем не выработалось. Но не вам бы только укорять его за это. {Фраза: Но не вам бы только укорять его за это. — вписана на полях. Далее следует текст, являющийся вариантом к стр. 166—167 (строки 37—25) — см. ниже.} Оно лишь носитель Христа, на него одного и надеется. Народ наш назван крестьянином, то есть христианином. <> На полях наброски: 1. религия и бог в империю римскую 2. <нрзб.> граждане требовали как бы исповедания империи римской 3. образовали идею религиозную 4. 2 идеи буквально противоположных 5. в том духе, который даровали 6. Но шла она под землей. Над нею, поверх земли, велось созидание 7. Богочеловек и человекобог
16-20 а стало быть ~ и зародиться не могут. / А стало быть, самосовершенствование в духе религиозном есть основание всему и всякий гражданский идеал только от него и является, без него сам никогда не рождается. <> вписано на полях.
20—33 вы скажете, может быть ~ вашей фразе / Вы скажете, что вы и сами говорили, что личное самосоверш<енствование> — есть начало всему и что вы вовсе не делили ножом. То-то и есть, что делили, что разрезали живой организм. Не начало только всему, а и продолжение, объемлет, зиждет, сохраняет. Для нее и живет гражданская мысль, ибо и создалась для того, чтоб сохранять ее. Когда она утрачивается в национальности, то мигом погибают и все гражданские учреждения, потому что некого уже более охранять, утрачен драгоценный алмаз Таким образом нельзя утверждать, как вы говорите <> вписано на полях. Ниже наброски (к стр. 166, 167): 1. животишки 2. самая последняя, которая соединяла человека и всегда являлась предпоследним вздохом умирающей национальности
34-36 Текста из статьи А. Д. Градовского: ‘Вот почему ~ гражданские доблести’. — нет.
Стр. 166—167.
37-26 ‘Если не христианские ~ русского европеизма. / Вы, г-н Градовский, как и Алеко, ищете спасения в вещах посторонних и в явлениях внешних. Пусть у нас поминутно скоты и мошенники (на ваш взгляд, может быть, и так), но стоит лишь пересадить к нам из Европы какое-нибудь учреждение, и по-вашему вс спасено. Органической связи не надо, соответствия духу народному тоже — это вс вздор, деспоты вы тут страшные. Вы об моем Зосиме отзываетесь презрительно, а между тем он сказал между прочим: были бы братья, будет и братство. Что толку, если создать учреждение и поставить [ему девизом] на нем надпись: fraternit ou la mort. И пойдут братья откалывать головы братьям, как уже раз и случилось. Какое уж тут выйдет братство? Учреждения, гражданские идеалы — вс это должно быть тесно и органически связано с духом народным, то есть именно с нравственной стороной этого духа. В народах как? Была бы только выработана первоначальная драгоценность, около которой соединится нравственное начало. Тогда только и явится гражданская мысль, [ибо есть] то есть потребность соединиться теснее и крепче именно для того только, чтоб хранить первоначальную драгоценность. Как же можно делить гражданские идеи от нравственных, как же можно резать организм на две [механичес<кие>] отдельные половинки ученым ножом. Велика же ваша наука. <> вписано на полях.
Стр. 167.
26-27 Кстати, вот вы ~ изволите говорить / Вы вот [г-н Градовский] говорите, осуждая наше неустройство и стыдя Россию, указывая на Европу [вдруг говорите] [огорошиваете, стыдя Россию] <>
30 Рядом с текстом: Это Европа-то справилась? — заметка на полях: Резвый вы человек!
30 После: Это Европа-то справилась? — вписано: ~ своими противоречиями? На полях набросок (к стр. 169): десяток революций, по 20 конституций
30 Да кто только мог вам это сказать? / Кто это вам сказал? Откуда вы это взяли? вписано.
31 Слов: ваша Европа — нет.
31-32 повсеместного, общего и ужасного / а. повсеместного, страшного и ужасного б. повсеместного и ужасного <>
32 давно уже созидавшийся / а. созидавшийся б. давно уже созидающийся <>
33-34 (ибо церковь ~ там в государство) / ибо церковь, потеряв идеал свой, перевоплотилась там в государство <> вписано на полях.
34-35 с расшатанным до основания нравственным началом вписано на полях.
36-37 Текста: утратившим вс, вс общее ~ говорю я — нет.
38 После: сломает дверь. — Все эти парламентаризмы, банки, богатства, науки, жиды — вс это рухнет в один миг и бесследно. <> Далее было: Вы смеетесь. Текст близок к окончательному на стр. 167—168.
38-41 Текста: Не хочет оно прежних идеалов ~ а оно хочет всего. — нет.
Стр. 167—168.
42-2 Текста: Все эти парламентаризмы ~ в руку будет работа. — нет. См. выше, вариант к стр. 167, строка 38.
Стр. 168.
3-4 Вы смеетесь? Блаженны смеющиеся. / Вы смеетесь, смеетесь, [но] блаженны смеющиеся! <>
4 Дай бог вам веку / Дай вам бог долго прожить <>
4 Удивитесь тогда, вписано.
4-5 Вы скажете / Скажете <> Над строкой вписано: теперь это
3-6 так ей пророчите / так говорите <>
6 После: А я разве радуюсь? — вписано: ее будущему <>
6 Я только предчувствую / Я только вижу <>
7-9 Окончательный же расчет ~ предположить. / А случиться также это может гораздо скорее, чем вы думаете.
9 могла бы предположить / может предположить <>
9 После: ужасны — вписано: и очевидны <>
9-22 Уж одно только ~ в наступающем десятилетии. / Одно уже неестественное положение государств видимо ведет их к огромной окончательной политической войне, которая непременно разразится не только в нынешнем еще столетии, но, может быть, даже в текущем десятилетии. <> На полях наброски к окончательному тексту: 1. Давняя неестественность. Неестественность накапливалась веками. 2. Уж одно то неестеств<енно>
22-23 выдержит там теперь / выдержит там <>
23-24 труслив и пуглив / труслив <>
24-25 закроются все, чуть-чуть лишь война затянется или погрозит затянуться / закроются при первой [серьезной] длинной войне <>
29-33 Текста: Уж не надеетесь ли вы ~ на улице. — нет.
33-34 Как вы думаете ~ умирая с голоду? / Что же вы думаете, они будут также по-прежнему ждать? <>
34-36 Это после политического-то социализма, после интернационалки, социальных конгрессов и Парижской коммуны? / Это после интернационалки-то, после политического социализма, после Парижской коммуны? <>
36-37 Слов: теперь уже не по-прежнему будет — нет.
37 они бросятся на Европу, и / они бросятся на Европу и завладеют ею, а <>
37 рухнет навеки / разрушится навеки <>
38 После: берег. — [Мы] Освобожденные на миг от Европы, мы займемся тогда уже прямо нашими общественными идеалами.
38-42 Текста: ибо тогда только ~ теперь только смеетесь. — нет.
42—43 теперь-то вы, господа, теперь-то / вы-то, вы-то, господа, вы <>
43 нам / нам теперь <>
44-47 к нам именно те самые учреждения ~ лишь по одной инерции / к себе то, что там завтра же рухнет. Как изжившее век свой, как истлевшее еще во время своего зарождения, как ложь и абсурд в самой основной идее своей, как старый хлам, в который и там уже почти никто не верит, <>
Стр. 168—169.
47-4 Текста: Да и кто, кроме отвлеченного доктринера ~ десятка революций? — нет. На полях набросок: Ту комедию буржуазного единения можно было принять за нормальную и окончательную формулу человеческ<ого> единения на земле, да еще любоваться отдельными учреждениями этой формулы
Стр. 169.
4-5 О, может быть, только тогда / а. Нет б. О, может быть, хоть тогда <>
5 уж сами / тогда уже прямо
6 Слов: без европейской опеки — нет.
6-7 и непременно / прямо
7-8 После: личного самосовершенствования — как бы вам [это] ни было это досадно <> вписано.
8-9 Вы спросите: какие же ~ идеалы мимо Европы? / а. Какие же тут могут быть идеалы общественные, скажете вы. б. Какие могут быть у нас такие особые идеалы общественные, спросите вы, разумеется. <>
10 Слов: и гражданские — нет.
11 лучше ваших европейских / лучше ваших <>
11 и даже — о ужас! вписано.
12 После — либеральнее ваших — потому
13 лакейски безличная / лакейская
13-14 После: пересадка с Запада — вписано: не механическим перенесением европейских форм (которые там завтра же рухнут), народу нашему чуждых и воле его не пригожих <>
14 После: распространиться — по многим причинам о вписано.
15 по тому одному, что / потому что <>
16-17 Кстати, вспомните ~ христианская церковь? вписано.
16 стремилась / была и стремилась <>
Стр. 169—170.
17-8 Текста: Началась она сейчас ~ на вс его будущее. — нет. См. выше, вариант к стр. 166, строка 15.
Стр. 170.
8-9 Вы, г-н Градовский, безжалостно укоряете Россию за ее неустройство. /Вы [вот обвиняете Россию, что в ней до сих пор нет] скажете с насмешкой: что много у нас устройства в посконной нищей России? <> Далее начато: Как до сих пор ничего не устроилось Позднее по тексту вписан набросок к окончательному тексту: Вы вот злобно и безжалостно укоряете Р<оссию>
9-10 до сих пор ~ два последние века и вписано. без слова: ей
10 в последнее пятидесятилетие / в самое последнее время <>
10-13 а вот вс подобные вам ~ на нас насели. / только вы и подобные вам <>
13-14 развитию России на собственных ее народных началах / развитию сил России на народных началах <>
14-15 фразы: Кто насмешливо ~ и не хочет их замечать? — нет.
16-17 Кто хотел переделать народ наш, фантастически ‘возвышая его до себя’ / Кто механически и лакейски пересаживал к нам Европу, фантастически [надеясь возвышать] возвышая народ до себя
16 После: народ наш — во французов и немцев
17-18 попросту наделать ~ европейских человеков / то есть наделать вс таких, как вы, господ о вписано.
18 от времени до времени вписано.
19 После: европейца — А ведь это ваш идеал, таким образом вы надеялись просветить и переделывать весь русский народ, [отрывая по человечку. Экой абсурд! Экой абсурд!] потому что с русским народом, таким, какой он есть, без переделки — вы ведь уже решили же раз навсегда, что ничего нельзя делать и это давно уже, еще восемь столетий. Итак, отрывая [от] по человечку — экой абсурд!
20 Слов: даже хоть фалдочками мундира — нет.
21-22 После: европейца — разврат
22 так, как либералы его переделывают / так, как вы переделываете <>
22-23 есть сущий разврат зачастую / а. разврат б. есть разврат <>
23-26 весь идеал ихней программы ~ от общей массы / весь ваш идеал — в механической переделке отрывом но человечку <>
25 Это они / Это вы <>
25-26 все восемьдесят миллионов народа нашего отколупать и переделать / все 90 миллионов перевоспитать <> Над словом: перевоспитать — вписано: отколупать Выше, крупно: отколупывая
27 наш народ весь, всей массой своей / народ наш <>
28—29 как эти господа русские европейцы / как и вы <>
30—31 Заголовка: IV. Одному смирись, а другому гордись. Буря в стаканчике. — нет.
32 я / мы
34 После: в моей речи. — Да. Вы [это] ее намеренно [сделали] исказили, [ибо] хоть я и [говорю] сказал, что ‘[удивлялся] удивляюсь течению [ваших] мыслей’, но это-то вы уж могли понять и поняли, но нарочно, из литературного самолюбия, чтобы одержать надо мною [блистательный верх] блистательную победу, извратили смысл моей речи. <>
38-39 Рядом с текстом: ‘Еще слишком много ~ г-н Достоевский’ — запись на полях: Отыскание настоящей христианской формулы единения.
Стр. 171.
7-8 почти невинной передержке / чисто уже школьнической передержке <>
12 два дела совсем разные / два дела разные
13 политических ошибок / ошибок
13—14 во множестве поминутно / множество
14 хвалил / говорил
17-18 и не гордясь я это сказал / не гордясь это говорил
19 черту многознаменующую / черту прекрасную, широкую и многознаменующую <>
20 в духе национальном / а. в народе нашем б. в духе национальности нашей <>
20 После: уж — начато: го<рдиться>
23-24 про служение Меттерниху говорил ~ вашего / это говорил
24 именно за слова / Начато: между [сло<вами>] прочим за сл<ова>
25 (между другими словами, конечно) вписано.
26 известным образом и ответил / и ответил
26 После: это — начато: так вы иск<азили>
22 После: либерал — вписано: и сколько во мне гражданской скорби <>
33-34 После: гордости? — начато: Что
43 Да ведь / Ведь <>
47-48 Вот мои слова. / Вот что я сказал.
48 И неужто в них призыв к гордости? / И неужели же тут [гордость и] призыв к гордости?
Стр. 172.
4 это слово / его
7 всеслужения / всеслужении человечеству <>
7-8 слугами и братьями / братьями <>
8-9 требовать от всех / требовать
9 требование поклонения / поклонение <>
9-11 то святое, бескорыстное желание всеслужения становится тотчас абсурдом / а. то и желание всеслужения становится абсурдом или не серьезным желанием, а каким-нибудь хитрым, иезуитским б. то [желание, о котором я гово<рил>] не святым бескорыстным желанием всеслужения, становится тотчас абсурдом, становится уже <не> желанием, а каким-нибудь хитрым, иезуитским подвохом <>
11-12 фразы: Слугам не кланяются ~ пожелает от брата. — нет.
14 доброе дело / дело
17—18 расскажет о своей радости / расскажет
18 заплачет с ними вписано.
19-20 почувствуете умиление, иногда даже слезы / чувствуете умиление, иногда до слез <>
20 никогда не случалось / не случалось
21 голос вам в ухо / голос
24-25 удостоимся братски послужить ему / послужить ему <>
28 светлая надежда / надежда
29-38 Рядом с текстом: и мы можем ~ доканчивали свои речи — на полях набросок: Я ведь не хвалю каждую полученную драгоценность абсолютно, иначе пришлось бы хвалить и Коран, не хвалю [и если бы все г<ражданские>] каждую гражданскую форму для хранения драгоценности. Иначе пришлось бы хвалить и изгнание мавров из Испании и Варфоломееву ночь в Париже. Я говорю лишь о необычайной жизненной силе, которую несет с собою и сообщает нации каждая таковая, полученная [ею] ‘драгоценность’, пока нация в нее незыблемо верит. Пишу это потому что у нас вс надо разъяснять, многое сейчас же исказят и выдумают такое, что и [на] в мысли не было сказать.
29 в человечестве вписано.
32 впредь быть лучшими / быть лучшими <>
35 заметить / сказать
36 ничего не выражает / а. ничего не значит б. ничего особенного не выражает <>
36 После: настроение — начато: и что
38 они ни сказали / ни сказали <>
39—40 объявилось / случилось <>
40 сам туда / сам туда, взошел бы на кафедру <> вписано.
40—41 сказал бы что-нибудь от себя / сказал бы сам что-нибудь <>
41 так, как ко мне вписано.
42 три дня перед тем / а. три дня уже б. три дня уже перед тем <>
44 не было / не бывало <>
44 Это был единственный / Это единственный
47 именно в том / в том <>
48 объявились / Начато: заявили
Стр. 173.
3-7 зажглись? / зажглись, г-н Градовский? <>
7 Это от гордости пролились слезы? вписано.
10 многих / всех <>
13 ведь бунт / бунт
13-14 Выскочило несколько перепуганных разных господ / Выскочила бездна маленьких испуганных человечков <>
16-19 разъяснить скорее ~ а более ничего / разъяснить скорее на всю Россию, что это только благодушное настроение в благодушной Москве, миленький моментик после ряда обедов, достойный сцен Горбунова, а более ничего <> вписано.
19 ну, а бунт / а бунт <>
21 неосторожно / неосторожно [и не искусно] себе в убыток <>
22 Слов: публика могла и не поверять — нет.
22-23 это дело сделать умеючи вписано.
24 в моей речи вписано.
24 мыслей / мыслей, но…
26 Слов: к общему удовлетворению — нет.
26-27 не столь искусно / не так искусно <>
27 После: пробел — недостаток
28 После: и вот — начато: оты<скался>
28 солидный, опытный уже критик / а. критик б. солидный и опытный критик <>
29 с надлежащею / с необходимою <>
30 Этот критик были вы / а. Как в тексте. б. Таким критиком оказались вы <>
32-36 по крайней мере ~ обкатят холодной водой мечтателя вписано на полях.
32 После: перепечатали — и полное спокойствие восстановилось <>
33 строгой критики речь поэта / речь строгой критики <>
35-36 вы просите / вы даже просите <>
37 мог бы счесть резкими / а. [сочту] нашел бы резкими б. я мог бы [найти] счесть резкими <>
40 После: А. Градовскому — вписано: и его убеждениям <>
41-42 фразы: Если же не уважаю ~ прося извинений? — нет.
43 серьезная и знаменательная / серьезная
43—44 в жизни общества нашего /а. в жизни части общества нашего б. в обществе нашем <>
44 представлена извращенно, разъяснена ошибочно / а. просто непонятна, разъяснена ошибочно, ошибочно с умыслом б. с умыслом [представленною] представлена извращенно, разъяснена ошибочно <>
45 видеть / а. тоже видеть б. тоже мне видеть <>
46 вы-то ее / вы-то <>
46 После: поволокли. — ниже вписано: Г-н Градовский <>
48 было писать / писать
Стр. 174.
1 Слов: сравнительно с моей — нет.
1 Но, повторяю / а. Но, клянусь, я для других писал б. Но повторяю [еще раз, снова, что] еще и еще раз: <>
2 кое-что вообще высказать / кое-что другим высказать <>
6—16 Скажут еще ~ великой жизни вписано на полях.
7 сам призывал / призывал <>
8 Слов: и примирению — нет.
9 смысл речи / смысл <>
10 я обозначаю / я напираю <> Ниже вписан вариант: настаиваю
11 в моем вам ответе / в моем ответе вам, г-н Градовский <>
12 сами ставят себя / ставят себя <>
12-16 Рядом с текстом: ставят себя ~ великой жизни — набросок: родись в ней новые силы, и воззвать ее к неслыханной еще деятельности
13 После: положение — и становятся вредны, а не полезны России <>
14 После: могли бы — начато: прин<ести>
16 Слов: доселе еще невиданной — нет.

Варианты наборной рукописи (HP)1

1 На л. 1 рукою А. Г. Достоевской: Рукопись ‘Дневника писателя’ 1880 г., продиктована Ф. М.Достоевским его жене, А. Г. Достоевской, и списана ею с стенограммы и исправлена Ф. М. Достоевским. Глава III: ‘Две половинки’ переписана собственноручно Федором Михайловичем (стр. 119—140),

Глава первая

Стр. 129.
1-8 Дневник писателя ~ речи о Пушкине, вписано.
5 Август / Июль <>
15 о себе / про себя
17 вспоминаю / пишу
21 лишь вписано.
31 в конце концов вписано.
34-35 Издание ‘Дневника писателя’ ~ мое здоровье, вписано.
Стр. 130.
9 ибо он / он
16 и им / и его великим сердцем
16 После: отысканные — сердцем великого человека и великого русского гражданина
26 После: сказать — у нас
27 идей и форм
28 в народном духе нашел / в народном духе нашем <>
34 не встречаемая / не виданная
Стр. 131.
7 с такою же силою / с такою же глубиною и с такою же силою <>
8 на мировое значение / не о мировом значении
8-9 хотел я посягнуть / а. говорю я б. посягал я
10-11 а желая лишь ~ отметить великое / а в самой способности-то этой и в полноте ее вижу великое
11 отметить великое / отметил
13-14 национальная / всенародная
18-19 и к всепримирению / и всепримирению
28 речи моей / речи моей, в ‘очерке’ моем <>
40 способны / способен
44 может ли кто / можете ли вы
45 Может ли кто / Можете ли вы
45 После: сказать — во след многим голосам
Стр. 132.
4 Повторяю вписано.
7 столь высокие / а. такие б. такие высо<кие>
10 в основной сущности своей по крайней мере вписано.
12 высшего слоя своего / высшего слоя
13 восемьдесят миллионов ее населения / восемьдесят миллионов
16 даже в строгом смысле нельзя сказать, что вписано.
17 нищая / нища
19 может быть / может
24 и указывают / указывают
27 слово Европе / слово в Европе <>
45 завтра же в Европе рухнет / а. завтра, может быть, рухнет, б. завтра же, может быть, в Европе рухнет <>
Стр. 133.
22-23 народным. Увлечения же оправдали — историческою необходимостью, историческим фатумом / народным, увлечение же — исторической необходимостью.
26 все те чисто русские люди / славянофилы и все те русские
31 могло бы стать / было
41 если не высказываема, то указываема / высказываема и указываема <>
41 Я же сумел / Я умел
42 После: минуту — в сущности же не сказал ничего особенно нового, <>
46 так как / ибо
47 После: ‘событием’ — и не она собственно, не речь, составила бы таким образом событие, а именно то, повторяю это, что славянофилами сделан окончательный шаг примирения и принят вполне главный вывод [ее] речи о законности и народности наших стремлений в Европу.
Стр. 134.
14-16 разочарование в моей гениальности / разочарование <>
17-18 лишь вообще о западниках / об отвлеченном слове западничества
18 скажу / говорю
22 тоже была правда / правда <>
26 не отказывали / и не отказывали
26 за исключением / исключая
29 как можно скорее / тотчас же <>
33 а потому вписано.
34 Знайте, что вписано.
35 После: Петра — если хотите
37-38 оставили его назади и поскорее вписано.
42-43 пришло время высказаться / а. надо говорить б. пришло время сказать
48 раз навсегда нас вписано.
48 во веки веков / на веки веков
Стр. 135.
6 выводили / выводите
13 говоря о послушании его, о, конечно / и уж конечно
16 в порядке / по порядку
19 и начнем, с чего сами начали, то есть вписано.
19-20 его прошлого / его прежнего
21 прошлое / прежнее
21-22 тотчас же и заставим / то тотчас же заставим
24 устыдиться / постыдиться
25 лаптя и квасу / лаптя
25-26 и хотя из них ~ все-таки вписано.
27 После: водевиль — вписано и зачеркнуто: ну и прочем
27-28 сколь бы ~ сердились на это вписано.
28-29 мы, многочисленнейшими и всякими средствами, подействуем прежде всего / разумеется мы подействуем
30 на слабые струны характера, как и с нами было / на слабую струну его самолюбия
30 народ / он
32 формула! Мы / формула и мы
33 После: себя. — Теперь же нам пока некогда, мы теперь решили думать только о расширении наших гражданских порядков на европейский манер.
36 После: тогда — как говорят соседи наши
36-37 которую надо заставить лишь слушаться / недостойная просвещенного существа ‘песья крев’ и что нужно эту песью кровь смирить и заставить слушаться
38-41 и восемьдесят миллионов ~ нет и не может быть / а. и восемьдесят миллионов все должны быть принесены в жертву б. и восемьдесят миллионов народу (чем вы, кажется, хвастаетесь), но все эти миллионы должны прежде всего послужить этой единственной правде, так как другой нет и не может быть, <>
41 Количеством же миллионов / Количеством
41 не испугаете / не испугаешь
42 всегдашний наш вывод / всегдашние наши выводы
42 только теперь / только
43 при нем / при них
45 После: какое-то — вообще
45 какое-то будто бы особое вписано.
45 Надеемся, что вы / Надеюсь, вы <>
46 хотя / хоть <>
46-47 особенно теперь ~ есть атеизм / а. опять-таки по слову соседей наших, немножко, впрочем, тоже спорных (потому что они ярые католики) по слову соседей наших <3> что наша вера есть хлопьска вера, тогда как последнее слово Европы есть атеизм б. <4> последнее слово европейской науки есть атеизм
Стр. 136.
9 русских деятелей / деятелей
10 почтенных и уважаемых / и почтенных, уважаемых
11 После: отщепенцев — смердов-то
13 все эти смерды-то ~ морского) вписано.
24 стремление / свойство
27-28 повторяю в последний раз, была бы событием / есть событие
28 наименования / названия
30 уже всех образованных и искренних / образованных

Глава вторая

Cтр. 136.
32 Слов: Глава вторая — нет.
35-36 Произнесено ~ словесности вписано. Рядом: 1. зачеркнуто: в Обществе 2. NB в ремарку. Ниже рукою К. А. Иславина синим карандашом: (NB корректуру подать завтра мне, затем (пораньше) М. Н-чу {M. H. Каткову. — Ред.}
37 явление чрезвычайное / явление великое, чрезвычайное
37-38 и может быть, единственное явление русского духа вписано.
40 приходит / является
Стр. 137.
5 в этом слове / в этих словах
6 периоды / эти три периода
6-7 не имеют, кажется мне, твердых между собою границ / кажется мне, не имеют таких твердых границ между собою, как иные критики предполагают
9 во втором / а. во втором б. во втором уже <>
11 любящею и прозорливою душой / любящею прозорливою душой
13-14 европейским поэтам ~ особенно Байрону / европейцам, начиная с Парни, Андре Шенье и других, кончая Байроном
14 имели / могли иметь
17 уже выразилась / даже выразилась
18 самостоятельность его гения / самостоятельность
25 совершенно русская мысль / русская мысль
27 уже не в фантастическом свете / не в фантастическом свете
29 того несчастного скитальца / а. в этом первоначальном типе своем того несчастного скитальца б. образ того несчастного скитальца <>
36 кажется / может быть
36 они не ходят уже / не ходят уже они теперь
45 успокоиться / успокоиться на чем-нибудь
46 конечно, пока дело только в теории вписано.
Стр. 138.
2-3 О, огромное большинство / О, конечно, огромное большинство
4 как и теперь, в наше время / как и теперь
4 служили и служат / служат
6 наживают / наживает
6-7 даже и науками занимаются / даже науками занимается и читает лекции
8 с получением жалованья, с игрой в преферанс вписано.
9-10 куда-нибудь в места, более соответствующие / куда-нибудь, более соответствующее
12 но которому придан благодушный русский характер вписано.
19-20 не видать чрез них покоя / лишиться через них покоя
22 жалоба на светское общество вписано.
23 где-то и кем-то вписано.
23-24 он никак отыскать / он потерял и найти
24 Тут есть немножко Жан-Жака Руссо, вписано.
25-26 где и в чем ~ потеряна / где она
26 После: но — думает, что скажет
26 страдает он искренно вписано.
38 всего только / еще
89 этим страдает / страдает
39-40 так мучительно! / так искренно, так мучительно!
46 После: поэта — ‘Дайте мне женщину, женщину дикую’.
46-47 на исход тоски / в исходе тоски
Стр. 139.
1 далеко от света вписано.
12-13 В первый раз ~ запомнить, вписано.
16 может быть (ибо случалось и это) вписано.
18 личная обида / обида
21 После: гордость — вот это решение
22 потрудись на родной ниве / потрудись
23 и народному разуму вписано.
30 и поймешь наконец народ свой и святую правду его вписано.
34-35 в ‘Евгении Онегине’ / в ‘Онегине’ <>
46 наполовину фат / фат
Стр. 140.
16 по-нашему / по-русски
24 в знаменитой сцене / в последней главе, в знаменитой сцене
25-28 Можно даже сказать ~ Тургенева, вписано. Далее зачеркнуто: и Наташи в ‘Войне и мире’ Льва Толстого.
28 После: свысока — столь независимого на вид и столь робеющего перед авторитетами Онегина
29 Онегин совсем даже не узнал / он не узнал
35-36 это, конечно, он сам, Онегин, и это бесспорно / это Онегин, и именно он
36 совсем не мог / не мог
44 заметив / заметил
Стр. 141.
17 Да, она должна была прошептать это вписано.
20 После: души — попортила ее отчасти
21 новые светские понятия / новые понятия
22 Нет, это / Это
30 именно как русская женщина / как русская женщина вполне <>
31-33 О, я ни слова ни скажу ~ не коснусь, вписано.
35-36 (а не южная или не французская какая-нибудь) вписано.
40 поверит / верит
Стр. 142.
1 тогда лишь вписано.
2 никакого просвета / просвета <>
4 После: ведь она — и вышла за него добровольно и
4 она, а не кто другая / она, она, а не кто другая <>
4-5 она, а не кто другая ~ она сама вписано.
7 А разве / О, разве
10 назади стоит нечестный / в жизни есть бесчестный
12 какое же может быть счастье / какое мое счастье
16 представьте себе тоже / представьте себе
16 надо замучить / замучить
17 существо вписано.
21 гордится ею вписано.
25 Вот вопрос, вписано.
30 После: счастливыми? — У Бальзака, в одном романе, один молодой человек в тоске перед нравственной задачей, которую не в силах еще разрешить, обращается с вопросом к другу своему, студенту тоже, и спрашивает его: ‘Послушай, представь себе, ты нищий, у тебя ни греша, и вдруг где-то там в Китае есть дряхлый, больной мандарин, и тебе стоит только здесь, в Париже, не сходя с места, сказать [себе] про себя: ‘Умри, мандарин’, и он умрет, и за смерть его какой-нибудь там волшебник принесет [миллион] тебе твое счастье на всю твою жизнь, и никто этого не узнает, и главное [ведь он где-то] вс это в Китае, он мандарин, значит, вс равно, что на луне или на Сириусе — ну что, захотел бы ты сказать — ‘Умри, мандарин!» [чтоб сейчас получить миллион]. Студент ему отвечает: ‘Est’il bien vieux ton mandarin? Eh bien non, je ne veux pas!’.
30 После: Татьяна — чем этот бедный студент
31 столь пострадавшим / столько выстрадавшим <>
32 чистая русская душа решает вот как / и русская душа решает так же
32 я одна / я
33-35 пусть мое несчастье ~ не оценят ее вписано.
36 моей жертвы / моего подвига
36 ее / его
36 и совершается / совершилась
38 Скажут: да ведь / Да, скажут:
39-40 даже, может быть, самый важный в поэме / деве льне любопытный
44 характернее / страннее
46 Я вот как думаю / Я вот что скажу и вот как думаю
48 суть этого характера / глубину этого характера
Стр. 148.
3 обстановке-то / обстановке
3 и вся суть / вся и суть
5-6 несмотря на все его мировые стремления вписано.
6 вот ведь, нет нечему / и нет
10-11 всех своих разрешений / всех разрешений
13 любит только свою / любит свою
15 не ее даже он и любит / не ее он любит
16-17 Да и не способен ~ любить / а. и не может любить б. да и не способен кого-нибудь даже любить <>
20 носимая / носящаяся по воздуху
21 Вместо: Не такова она вовсе — Не таков ли Онегин, они так далеко разошлись, такие противоположные полюсы
27-28 и остались ей, но они-то и спасают / спасают
28—29 и этого немало / Но этого мало
29 нет, тут уже многое / скажут ‘нет’, это много
30-31 Тут соприкосновение с родиной ~ святынею, вписано.
32-33 чтобы только потешить его / чтоб потешить
33 из бесконечной любовной жалости вписано.
35 посмотрит на это счастье свое насмешливо / посмотрит на нее разочарованно и насмешливо
36 глубокие и твердые души / глубокие души
37 сознательно отдать / отдать
37 на позор / на сознательную потеху
38 за Онегиным / за ним {Ниже: (продолжение следует). Ф. Достоевский. Пушкин. Очерк. На полях: см. ‘Моск. вед.’, No}
Стр. 144.
14 как свидетельство / в свидетельство
16 его нельзя оспорить, сказать / нельзя оспорить, что он не существует
18-19 дух народа, его создавший / дух, его создавший
26 применить / взять и применить
28-39 с народом своим / с народом
32-33 за одним ~ последователей его вписано.
34 талантливых / лучших
34 После: из них — у самых великих
34-35 даже вот у этих ~ упомянул вписано.
37 быта и мира / быта
37—38 осчастливить его / осчастливить
40 простодушнейшего / даже простодушного
41-42 припомните стихи / припомните
44 После: сказать — зачеркнуто синим карандашом: {На полях помета: (NB. отсюда до стр. 18 не было произнесено и [печатать] набирать не надо.) Прим. авт.} В ‘Капитанской дочке’ казаки тащут молоденького офицера на виселицу, надевают уже ему петлю [и говорят) на шею и бормочут ему: ‘Не бось, не бось’, — и ведь действительно, может быть, искренно ободряют бедного офицерика, [его] молодость его жалеючи. И комично, и прелестно. Да хоть бы и сам Пугачев с своим зверством, а вместе и с беззаветным русским [добродушием] прямодушием. Вот он с тем же молоденьким офицериком уже наедине, сидит и смотрит на него с плутоватой улыбкой, подмигивая [глазками] глазком: ‘Думал ли ты, что человек, который вывел тебя к умету, был сам великий государь? И потом, помолчав, говорит как бы сам тому веря, да и впрямь, может быть, капельку веря: ‘Ты крепко [перед] передо мной виноват’. [Это ‘Ты крепко передо мною виноват’ — это такая прелесть, такая правда, которую не встретишь ни у кого, кроме Пушкина]. Да и весь этот рассказ ‘Капитанская дочка’ чудо [искусства] понимания русского быта и народной души. Не подпишись под ним Пушкин, и действительно можно подумать, что это в самом деле написал какой-то старинный человек, бывший очевидцем и героем описанных событий, до того рассказ наивен и безыскусствен, так что в этом чуде искусства как бы исчезло искусство, утратилось, дошло до естества. Вот в этом-то сродстве духа нашего поэта с родною почвою, в этом-то перевоплощении его в свои же собственные создания, в свои типы лежит наилучшее и самое обаятельное доказательство правдивости образов, [правдивость] правдивости правды, которую они изображают собою, [предназначенное к тому поэтом] — [правдивость] правдивости, [перед] пред которою всякая мысль об идеализации, о пристрастии, о преувеличении или увлечениях поэта исчезает, стушевывается, а русский человек, русский дух оправдывается. Позволю себе маленькое сравнение и именно по поводу этой же ‘Капитанской дочки’. В ‘Недоросле’ Фонвизина, комедии, написанной задолго до Пушкина, ведь тоже вс правда. Эта г-жа Простакова, ее муж, Скотинин, Митрофанушка — вс это осязаемо, есть и быть должно. Вы знаете сверх того, что [и хуже есть и хуже их] есть русские люди даже и их хуже. А между тем вы чувствуете, что все они, сколько бы ни было их лучших ли, худших ли, все они у Фонвизина правда лишь {Вместо: у Фонвизина правда лишь — было: правда} как частные случаи, вообще же как общий тип русских людей, как русские люди, которые есть в большинстве, — они уже не правда. Они только худшие русские, а не вообще русские люди]. Почему же? Потому что полная правда осталась невысказанного, потому что половила правды есть ложь, потому что при вполне высказанной правде, может быть, и г-жа Простакова с ее семейством показались бы вам не столь [отвратительными] скверными, а даже извинительными и простительными. Впрочем, так хотел и сам Фонвизин, я не для умаления его говорю, он именно порицал частный отвратительный случай, хотя правду и нравоучение комедии он находит вс же не в народном духе, а в тирадах [из французских книжек], высказанных образованной Софьей [из тогдашних французских переводных книжек] по тогдашним французским переводным книжкам. Посмотрите же теперь хоть на кривого поручика в ‘Капитанской дочке’, который держит перед капитаншей, распяливши руки, нитки, — тип тоже комический, правда не столь позорный, но комический и по-видимому ничтожный. Его зовут в секунданты, а он отвечает: ‘Зачем драться, вас выругали, и вы пуще выругайтесь, вас в ухо ударят, а вы его в другое’. И вот он стоит перед Пугачевым и на окрик к нему: ‘Присягай!’ — отвечает в глаза Пугачеву: ‘Ты, дядюшка, вор и самозванец’, зная, наверно зная, что тот сейчас же его за это повесит. И вот этот кривой и ничтожный по-видимому человек умирает великим героем, человеком бравым и присяжным. И ни одной-то минуты не мелькнет у вас мысль, что ото только частный лишь случай, а не весь русский простой человек в этом художественном изображении, в огромнейшем большинстве своем [а. в том смысле, что не все простые люди так поступают, как этот поручик, по крайней мере в огромном большинстве их так и поступят, как этот поручик. Нет, у Пушкина именно так поставлено дело, что вы тотчас же убеждаетесь, что всякий простой русский человек иначе и поступить не может, а поступит иначе, то будет исключением, б. [то, что] так что если б поступил этот кривой человечек иначе и присягнул на его месте (в этом-то и суть, на каком месте), то-то и было бы исключением или каким он, русский человек, сам себя молитвенно желал видеть, хотя бы даже он, по слабости и по греху, на деле и не был всегда таковым.]
Посмотрите теперь хоть на капитаншу Миронову — тоже тип комический: она управляет крепостью, она держит мужа под башмаком, участвует в военных советах и даже, во время уже битвы, прибегает распорядиться и посмотреть ‘каково идет баталия?’ Г-жа Простакова, командуя тоже мужем, раз навсегда заключила о нем, ‘что широко, что узко’, да на заключении этом и покончила. Не знаю, говорила ли подобные слова капитанша Миронова своему капитану, — может быть нет, потому что слишком уж скверно, но подобное и даже близко подходящее что-нибудь, может быть, и [говорила) высказывала в бранчливую минуту. И вот Пугачев повесил ее капитана, умершего тоже геройски, а ее [казак) казаки [вытаскивает) вытаскивают в одной рубашке на крыльцо. Увидала она своего старика на виселице, всплеснула руками: ‘Что вы с ним сделали! Удалая ты моя солдатская головушка, не тронули тебя ни пули турецкие, ни штыки прусские, а погиб ты от беглого каторжника!’ — и прокричала уже, не думая о том, что ее за это тотчас повесят: ‘Вместе жили, вместе и умирать!’ Всю-то жизнь муштровала своим капитаном и держала его в комическом подчинении, казалось бы и не уважала, а вот теперь нашла же в сердце своем и всю о нем правду, нашла же, что он удалая головушка, бравый и присяжный молодец! И всю-то жизнь, значит, носила о нем эту мысль, несмотря на то, что так презрительно муштровала его, чтила, стало быть, и уважала его всю жизнь про себя благоговейно, а [стало быть) капитан хоть молчал, да понимал это — так ведь это уже не одно только ‘широко да узко’, а полная правда. А стало быть, выходит на свет и умилительная правда их любви и их крепкого семейного союза, вс высказано, вся правда спасена, и смотря на них, читая их смиренную, геройскую повесть, никогда-то опять-таки не мелькнет у вас ни малейшего подозрения, что это частный лишь случай, а не русские простые люди, [в огромном их большинстве] изображенные такими, какими сами они желают видеть себя. Так что, читая Пушкина, читаем правду о русских людях, полную правду. И вот эту-то правду, которую он нам так беспристрастно про нас рассказывает, мы почти уже перестали и слышать, и столь редко слышим, что и Пушкину, пожалуй бы, не захотели поверить, если б не вывел и не поставил он перед нами этих русских людей так осязаемо и бесспорно, что усомниться в [них) их духовной красоте или оспорить их совсем невозможно.
Стр. 145.
6-7 не в поэзии лишь одной / не в поэзии одной
9-10 хотя вс еще не у всех, а у очень лишь немногих вписано.
11 сознательная уже теперь надежда / сознательные уже теперь надежды
11 на наши / в наши
12 а затем и вера вписано.
12 в грядущее / в наше грядущее <>
12-13 самостоятельное назначение / назначение
16 не имеют / не имеют у Пушкина
18 явиться / начаться <>
18-19 поэтической деятельности нашего поэта / его поэтической деятельности
21 внутри себя, не воспринимая / и внутри себя и не воспринимая
21-22 Внешность ~ души его. вписано.
30 после смерти Пушкина / после смерти поэта
36-39 И эту-то способность ~ народный поэт, вписано.
39 из европейских поэтов / из них
42-43 как мог это проявлять Пушкин вписано.
43 обращаясь к чужим народностям / обращаясь к гениям чужих наций
44 поэты / гении
46 и понимали по-своему вписано.
Стр. 146.
1-2 свойством перевоплощаться вполне в чужую национальность / этой почти чудесной отзывчивостью
5 не испанец / русский
8 со стихами / со стихом
11 английские песни / английская песня <>
12 своего грядущего / грядущего
18-19 в грустной и восторженной ~ самая душа / Тут схвачена душа
18-19 чувствуется / угадана <>
23 воинственный огонь / огонь
26 их гимны / мистические их гимны
27-28 веровали вместе с ними в то, во что они поверили / веровали в их надежды
28-29 рядом с этим религиозным мистицизмом религиозные же / рядом с этим мистические
30 тут / это
30-31 не самый дух Корана / не дух Востока
32 грозная кровавая сила / грозная сила
35 уединенными богами / богами
36 в отъединении своем вписано.
41 в изумляющей глубине / в глубине
Стр. 147.
3-5 народность нашего будущего ~ Ибо / выразилась пророчески, ибо
0 целях своих / целях
8 После: силе народной — а. и принял ее в свою душу уже б. Начато: вполне
8 так уже и вписано. Первоначально было: так уже тотчас и
9-10 Тут он ~ пророк, вписано.
17 первоначально вписано.
17 начал производить / произвел
18-20 но впоследствии ~ влекло / если не допустить только в Петре русского затаенного инстинкта, который влек
21 После: будущим — а. еще им не сознанным, но б. хотя им еще не сознанным, но
22 Так точно и русский народ / Но русский-то народ
24 почти тотчас же / тотчас же
26 опять-таки вписано.
26 повторяю это / повторяю
28 устремились тогда / устремились
31 чужих наций / их наций
37 со всеми племенами великого арийского рода / с Европой
38 есть / а. Как в тексте, б. было
42 недоразумение / недоразумение наше
43 и необходимое / пока еще необходимое
Стр. 148.
1 найдете уже / найдете
17-18 и фантастическими / младенческими, фантастическими
19 надлежало быть / должно было быть <>
21 в художественной силе своей / в себе
22 эта мысль / эти слова
24 дескать, нашей-то нищей / нашей нищей
24 нашей-то грубой / нашей грубой
29 изо всех народов / из всех
30 даровитых людях / талантах
34 Повторяю вписано.
34 уже можем / можем
46 предугадывать / узнавать и предугадывать
46-47 недоверчиво и высокомерно / недоверчиво
48 так и между нами / и между нами
Стр. 149.
4 После: разгадываем — [только]. Жаль только, что еще долго будем [только] разгадывать, [а с тем вместе и спорить между собою] ибо пора, давно уже нам пора [перестать спорить] и всем между собою согласиться. Да и исход-то несогласий наших столь явно теперь обозначен, ибо состоит он лишь в простодушном, нехитростном, а в любовном, [и] безусловном [братском] и братски-смиренном воссоединении с народом нашим. Опять-таки и тут нам примером Пушкин, воссоединивший свою душу с народом своим совершенно, вполне, как почти никто или слишком редко кто из нас, стоящих над народом, так называемых образованных русских людей. {Далее подпись: Ф. Достоевский}

Глава третья

Стр. 149.
6-9 Глава третья ~ основном деле, вписано.
12-13 действительно поднявшийся потом / поднявшийся
19 Но почему / Почему
21 После: либералов. — Ce qui ressemble s’assemble <свой своего ищет. (франц.)>.
25 толковать / говорить
26 После: в виду. — Мне лично до вас тоже никакого нет дела.
27 иные ваши статьи / ваши статьи
27 всегда удивлялся / удивлялся
27 После: мыслей — но ничего другого не мог извлечь
28 теперь отвечаю / отвечаю
33 надежды на Россию / надежды России
36 который / и который
39—41 Одним словом ~ к случаю, вписано.
Стр. 150.
2 ни ответил / он сказал
6-7 современного либерального человека, вообще говоря / а. либерального фельетониста б. такого либерального человека, как вы <>
31 благодарность наша ей вечная / благодарность наша ей
33 выражается / выражено
42 Мне скажут / Вы скажете <>
47 и сам пел / и пел
Стр. 151.
3 народу / ему
7 простолюдину / народу
7 (а старообрядцы-то? Господи!) вписано.
16 навеки вписано.
16-17 который за то спас / который спас
18 убедить / убеждать
27 не померкнет от них / не померкнет
41-44 ибо хотя вы ~ просвещения его! вписано.
Стр. 152.
7 жил с ним довольно лет / жил с убийцами много лет
2 ел с ним, спал с ним / ел с ними, спал с ними
7-8 и сам к ‘злодеям / к убийцам
8 работал с ним / работал с ними
9 После: когда — вы только
9 другие, ‘умывавшие руки в крови’ вписано.
13 в мою душу / в свою душу
13 После: Христа — с которым родился <>
15-16 преобразился в свою очередь в ‘европейского либерала’ / стал в свою очередь европейским либералом
16 народ / он
22 наиболее / всего более
27 После: нет — да и вера-то у него смердящая, хлопьская (Чаадаев)
27 Боже мой, а на Западе / А на Западе, боже мой, а на Западе
31 Слов: иной раз — нет.
39-40 После: за него скажет — ибо в душе его свет Христов
40 и правда будет восполнена вписано.
45 представляет себе / представляет
48 После: просвещение — начато: есть
48 высшие, роковые минуты / высшие минуты
Стр. 153.
12 есть у него / есть
27-28 так часто враг / всегда враг <>
30 зачастую аристократ / всегда аристократ <>
32-33 Фразы: О, я ведь не утверждаю ~ трагедия. — нет.
34 от этих вопросов / от моих предположений
40-41 О, сейчас же закричат / О, сейчас же вскочат, сейчас же закричат <>
42-43 сотни других афоризмов в этом же роде / сотни других
Стр. 154.
1 сам шутит / шутит
2 их отрицает / отрицает
21-22 Заголовок: II. Алеко и Держиморда, ~ Анекдоты. — вписан.
29 мы к этому возвратимся / мы это увидим <>
Стр. 155.
4 И как просто / и как
14 было не столь посторонним / а. было не постороннее б. было не посторонним <>
16-17 Фразы: Ведь это отличительная черта Рудина. — нет.
19 После: не столь чуждой ему — ух, не чуждой
19 как вы утверждаете вписано.
28 Это невозможно. / Это неправда, <>
34 После: хвалите? — Или уж и сами презираете этих купцов с высоты вашего европейского просвещения? <>
40 по рождению русский, но до того ослепший / русский человек, но скверный русский и до того ослепший <>
42 искрестил всю / искрестил
Стр. 156.
4 вс, что кроме начальства / а. что ниже б. что было ниже
6-7 уже и ‘европейский’ / а. европейский б. уже европейский <>
7 только начавший / начавший
9 за самый / как самый
10-12 Ведь сын такого ~ европейцем, вписано.
19 всех удивили / удивили <>
30 похуже / хуже
Стр. 157.
1 все века / во все два века <>
3-6 Фразы: Слишком для этого горд был. — нет.
13 После этого / Тут уже
13 сама собой / сама собой, как последствие
17-18 и, прозрев это, может быть / и может быть
18 нашли бы тогда именно в этом прозрении и исход / нашли бы тогда исход
20 не поверите / не верите
30 очень уж высокомерно / высокомерно
44 которую вы, кажется, хотели бы скрыть / которую вы хитро скрываете вписано.
45 уж так рассердились / рассердились
46 я, напротив! не признаю / я не признаю
Стр. 158.
10 освобождали / освободили
26 освободить хоть своих крестьян / освободить крестьян <>
32 доходило от скорби по крестьянам / дошло
35 и еще / еще
36 (не вс ли равно?) вписано.
37-38 способствовать изданию французских радикальных газет и журналов / а. издавать радикальную газету б. способствовать изданию радикальных газет и журналов <>
39 После: мужика. — Ведь это было, ведь это факты уже исторические.
43 После: fraternit — ou la mort
45 так ужасно вписано.
Стр. 159.
1-2 ‘просвещенных’ людей / либеральных людей <>
2 После: времени — даже таких, которые пострадали за свой либерализм
11-12 от весьма даже просвещенных / от либеральнейших даже
12 Это ‘трезвая правда-с’. вписано.
13 своих дворовых ~ это решить вписано.
19 Повторяю вписано.
20 зачастую до гадливости / даже до гадости, до омерзения
21 ходило между них / ходило
24 такие иногда люди / такие люди
24—25 их собственная семейная жизнь / их частная жизнь
25-26 изображала собою нередко почти дом терпимости / представляли собою нередко совершенный любонар, а семейства их кончали тем, что изображали собою почти дом терпимости
26 не всегда от / не от
26-27 а иногда именно лишь / а единственно лишь
28 la Лукреция Флориани, например вписано.
31 вот именно эти / вот эти
42-43 тут уже были / Это уже были
45 в сорок пятом году / в сорок шестом году
46 ‘колоссальные обеды’ / ‘роскошные, колоссальные обеды’ <>
Стр. 160.
2 деятели / люди
5 (с чего же нибудь да названы же обеды ‘колоссальными’) вписано.
11-12 ‘в примитивном костюме’ (в рубашке?!) / в одной рубашке
13 оскорбленный / оскорбительный
13-14 Одна только русская женщина из всех женщин / Одна русская женщина
16 из всех такая / из всех
18 Явились / Явились даже
20 могли раздаваться / а. раздавались б. могли раздаться <>
30 После: о нем — а я и сам слышал ваши рассказы о таинственных увеселениях в Rue de Joubert No 4, — за бесстыдство свое запрещенные даже законам
30 миленькая песенка / милые песни
33 После: задком — а прелестные парижские гранд-дамы с шестью любовниками — содержателями каждая
34 целомудренников / европейцев
Стр. 161.
3 к делу пригодилось / к чему-нибудь послужило
4 по освобождению / по освобождению крестьян
7 на скитальцев / на ваших скитальцев
8 очень немало / очень довольно
12 остальные земли / земли
15 никак не могу / никак, никак не могу
16 ведь и я / я
19 Немного путного / Мало путного
20 в последние десятилетия вписано.
20 После: ниве — кроме вреда ничего не принесет
22 Заголовок: III. Две половинки. — вписан. {Главка III (л. 119—140) — автограф Достоевского, На л. 119 и 120 зачеркнутые пометы Достоевского к текстам Градовского: 1. Подчеркнуто в подлиннике. 2. Подчеркнуто в подлиннике. Везде ниже тоже.}
24-25 совершенную, будто бы, недостаточность / а. недостаточность б. совершенную недостаточность <>
26 и, главное, с ‘общественными учреждениями’ / и с усовершенствованием общественных учреждений
36 отчасти вписано.
41 ученым ножом / ученым (коль профессор, значит и ученый) ножом <>
Стр. 162.
48 так что и хлопотать бы не о чем было вписано.
Стр. 163.
1-2 Надо же понимать хоть сколько-нибудь христианство! вписано.
2-3 совершенной уже христианке / совершенной христианке
5 Это само собою бы случилось, вписано.
10 что и разглядеть / что их и разглядеть
11-12 фантастическое предположение / предположение
14-18 Уверяю вас ~ матери помещицы? вписано.
26 была бессильна / бессильна
31 отпустить / выпустить
33-34 Я говорю про настоящее, совершенное христианство, вписано.
38 господ / тогдашних господ
48 скажет он ему / скажет он
Стр. 164.
1 послужу тем / послужу
2 вопросов таких / вопроса о разности
11 не я же начал фантазировать первый / опять-таки не я начал фантазировать
12 предположили Коробочку, уже совершенную христианку / предположили уже совершенную христианку
14 После: фантазии. — вписано: А согласитесь, что вы хотели этим даже блеснуть, <>
17 После: любви — вписано и зачеркнуто: и велика ли в нем польза
26-27 Примените к светским понятиям ~ не ответите, вписано.
27 своя политическая экономия / политическая экономия
33 надвигается в мире / надвигается
34 и надо быть готовым вписано.
38 великая нравственная мысль / великая мысль
39-40 не немедленной пользой / не на вес, не немедленной пользой
46-47 ибо оно песет в себе ~ гражданские идеалы вписано.
46 а, стало быть, из него же / из него одного
46-47 гражданские идеалы / гражданские мысли
Стр. 164—165.
48-49 Ничего не получите / Ничего не выйдет
Стр. 165.
2 После: формулой — ничего
2 никакое гражданское учреждение / никакое учреждение
5 общественных гражданских идеалов / общественных идеалов
18 Конечно, суть его в стремлении людей / Конечно, стремление
21 в обществе человеческом / в человечестве
22 из чего он берется вписано.
23 он есть единственно только продукт / они суть продукт
33 создавалась граждански / создавалась <>
34 сложилась / явилась
Стр. 166.
6 После: падал — начато: расшаты<вался>
12 Сами же по себе / Сами же собой <>
17 есть исповедание / есть именно исповедание
23 на две половинки вписано.
22 общего единичного / единичного
30-31 постепенно исчезают / мигом исчезают <>
31 ‘гражданские учреждения’ / а. Как в тексте. б. гражданские охранительные учреждения <>
38 делящий неделимое / делящий невозможное
40 нравственную и гражданскую / на нравственную и гражданскую вписано.
48 панически-трусливая потребность единения / панически-трусливое единение, всегда предшествовавшее полному падению
Стр. 167.
6 После: из всех — начато: ед<инящих>
6-8 Это уже начало конца ~ рассыпаться врознь, вписано.
8 И что тут / И что
11 не получите братства / а. не составить братство б. не составите братство
16-17 получить чрез ‘гражданское учреждение’ братство / достигнуть затем ‘гражданского учреждения’ братства
24 самое важное слово / последнее слово <>
33 замутив идеал / потеряв идеал
35-36 вс, вс общее / вс общее <>
39 доселе бывший / бывший
43 гражданские теории / теории
Стр. 168.
12 заложена / лежит
13-17 не может одна ~ языческой, вписано.
20 все / все они
21 разразится / непременно разразится
22-23 там теперь / там
23-29 на это благоразумие / на него
31 предвидели последствия и отказывали / отказывали на это
32 настойчивому / прыткому
34 ждать, умирая с голоду? / ждать?
36 После: Нет — они бросятся на Европу
39-40 После: национальный — единящий наш народ отл<ичен>
42 теперь / вы теперь
48 отвлеченного / праздного
Стр. 169.
1 нормальную формулу / а. окончательную формулу б. сколько-нибудь нормальную формулу
24 После: вселенской — начато: христ<ианской>
25 над ним / над нею <>
30 и собою исход всем нравственным стремлениям древнего мира / а. исход всем религиям б. и собою исход всем религиям древнего мира <>
36 После: церкви — начато: бе<жала?>
41 совершенно / а. Как в тексте. б. окончательно
Стр. 170.
5 народ наш хоть только / народ наш есть только <>
8 безжалостно / безжалостно и нерассудительно <>
17-18 либеральных европейских человеков вписано.
20 даже хоть фалдочками мундира вписано.
22 как либералы его переделывают / как вы переделываете <>
23-24 ихней программы / вашей программы <>
25 Это они так хотели / Это вы так хотели <>
25 восемьдесят / девяносто <>
26 отколупать и переделать / переделать
27 наш народ / народ
28 такою же безличностью / такими же безличностными
34 После: речи. — Да, вы ее намеренно исказили. Хоть я и сказал, что ‘удивляюсь течению мыслей’, но это вы уж могли понять, и поняли, но нарочно, из литературного самолюбия, чтоб одержать надо мной блистательную победу, извратили смысл моей ‘Речи’.<>
Стр. 171.
7—8 почти невинной / чисто уже школьнической передержке
18 сказал / говорил
19 черту многознаменующую / черту прекрасную, здоровую и многознаменующую <>
Стр. 172.
7-8 слугами и братьями / братьями
8 требование поклонения / поклонение
11 После: абсурдом — становится уже не стремлением служить, а каким-нибудь хитрым, иезуитским подвохом
11-12 Слугам не кланяются ~ от брата, вписано.
24-25 удостоимся братски послужить ему / послужить ему
32 впредь быть / быть
44 там не было / не бывало
47 именно в том / в том <>
Стр. 173.
6-7 зажглись? / зажглись, г-н Градовский?
8 призывал? Ах, вы! / призывал, г-н Градовский?
10 многих испугала / всех испугала
13 несколько перепуганных / множество перепуганных <>
16 После: Россию — случай
17-18 такое благодушное настроение в хлебосольной Москве случилось / благодушное настроение в благодушной Москве хлебосольной
21 После: неосторожно — себе в убыток
22 публика могла и не поверить вписано.
24 течение мыслей / течение мысли
26 удовлетворению / удовольствию
26 не столь / не так <>
27 надо было / надобно было
33 речь поэта вписано.
41-42 Если же не уважаю ~ прося извинений? вписано.
43-44 в жизни общества нашего / в обществе нашем
46 ее и поволокли / и поволокли, г-н Градовский
Стр. 173—174.
48-1 короткую, сравнительно с моей, статью / короткую статью
Стр. 174.
8 к единению и примирению / к единению
10 я обозначаю / я настаиваю <>
13 После: положение — становятся вредны, а не полезны России [даже наша партия] и даже наша партия, я от этого не откажусь
16 невиданной / неслыханной <> {Ниже:
Ф. Достоевский
16 июля/80 г.}

Варианты первой публикации главы второй (МВед)

Стр. 137.
25-26 выраженная потом / выраженная поэтом
Стр. 140.
23 предназначил / предназначал
Стр. 141.
30 именно как русская женщина / как русская женщина вполне
Стр. 143.
16-17 не способен даже кого-нибудь любить / не способен кого-нибудь даже любить
Стр. 145.
8 не определились / не определилась
18 явиться / начаться
40 воплотить в себе / воплотить в себя

Варианты корректуры главы первой и отрывка главы второй (К)

Стр. 129. {На л. 1 первоначально напечатан подзаголовок: Ежемесячное издание. 1880. Июль—август. Затем был исправлен Достоевским, заклеен, на клейке рукою Достоевского:

Ежемесячное издание
Год III
Единственный выпуск
на
1880
Август

В колонтитуле напечатано: ‘1878. Июль—август’.}
10 основу содержания / вс содержание
Стр. 130.
28 нашел ее / нашел
Стр. 132.
27 слово Европе / слово в Европе
46 завтра же / завтра же, может быть
Стр. 133.
41 если не высказываема, то указываема / высказываема и указываема
42 После: минуту — в сущности же не сказал ничего особенно нового
Стр. 134.
16 в моей гениальности вписано.
22 тоже была вписано.
29 как можно скорее / тотчас же
Стр. 135.
40 европейской вписано.
46 Надеемся, что вы / Надеюсь вы
Стр. 137.
25-26 выраженная потом / выраженная поэтом
Стр. 138.
21 отвлеченно / отвлечено <>
Стр. 140.
23 предназначил / предназначал
Стр. 141.
30 именно как русская женщина / как русская женщина вполне
Стр. 142.
26 вы строили / выстроили <>
Стр. 143.
16-17 не способен даже кого-нибудь любить / не способен кого-нибудь даже любить
Стр. 145.
11 явиться / начаться

ПРИМЕЧАНИЯ

В двадцать шестом томе Полного собрания сочинений Ф. М. Достоевского печатаются четыре последних выпуска (сентябрь—декабрь) ‘Дневника писателя’ sa 1877 г. и единственный августовский выпуск ‘Дневника писателя’ 1880 г., включающий текст речи Достоевского о Пушкине. Публикуются (частично впервые) подготовительные материалы и варианты к соответствующим выпускам ‘Дневника’.
Тексты подготовили: И. А. Битюгова (при участии А. В. Архиповой) (‘Дневник писателя’ за 1877 г.), А. В. Архипова (подготовительные материалы — 1877, сентябрь, гл. I, <1, 2, 3>, декабрь, гл. I, <2>, гл. II, <2, 3>, варианты наборной рукописи), И. Д. Якубович (подготовительные материалы — сентябрь, гл. I, <4>, гл. II, ноябрь, декабрь, гл. I, <1>, гл. II, <1>), Г. В. Степанова (‘Дневник писателя’ 1880 г. и все: рукописные материалы к нему), Т. И. Орнатская <Программа ежемесячного журнала на 1878 г.>.
Примечания составили: А. И. Батюто (‘Дневник писателя’ за 1877 г., сентябрь—октябрь), В. Е. Ветловская (то же, ноябрь—декабрь), Г. М. Фридлендер (‘Дневник писателя’ 1880 г., преамбула, при участии А. О. Крыжановского ( 8, 9, стр. 476—483 и 486—490), Г. В, Степанова (реальный комментарий к ‘Дневнику писателя’ 1880 г., гл. I—II, и к подготовительным материалам), Е. И. Кийко (реальный комментарий к ‘Дневнику писателя’ 1880 г., гл. III), Т. И. Орнатская <Программа ежемесячного журнала на 1878 г.>.
Подготовку тома к печати осуществили: И. Д. Якубович и Г. В. Степанова.
Редакторы тома: В. А. Туниманов и Н. Ф. Буданова (‘Дневник писателя’ за 1877 г.), Г. М. Фридлендер и И. А. Битюгова (‘Дневник писателя’ 1880 г.

ДНЕВНИК ПИСАТЕЛЯ ЗА 1877 год

СЕНТЯБРЬ—ДЕКАБРЬ

Печатается по тексту ДП с устранением явных опечаток и со следующими исправлениями по HP: {Сведения об источниках текста и преамбулу к ‘Дневнику писателя’ за 1877 г. см.: наст. изд., т. XXV, стр. 316—358.}
Стр. 6, строка 40: »тирана» вместо ‘тирана’.
Стр. 7, строка 43: ‘ее вырваться’ вместо ‘их вырваться’.
Стр. 13, строка 44: ‘страстная’ вместо ‘страшная’.
Стр. 15, строка 15: ‘падения’ вместо ‘распадения’.
Стр. 16, строка 39: ‘уж’ вместо ‘уже’.
Стр. 19, строка 17: ‘над Францией’ вместо ‘над Франциею’.
Стр. 20, строка 28: ‘уж’ вместо ‘уже’.
Стр. 22, строка 45: ‘не уразуметь’ вместо ‘не разуметь’.
Стр. 37, строка 34: ‘Уж конечно’ вместо ‘Уже конечно’.
Стр. 46, строка 34: ‘с упором’ вместо ‘с упорством’.
Стр. 47, строка 4: ‘соприкоснется’ вместо ‘соприкасается’.
Стр. 53, строка 36: ‘и лгал’ вместо ‘лгал’.
Стр. 79, строка 43: ‘явятся’ вместо ‘явится’.
Стр. 81, строка 37: ‘заботу’ вместо ‘работу’.
Стр. 82, строка 41: ‘принимаются’ вместо ‘принимают’.
Стр. 97, строки 12—13: ‘то есть точь-в-точь, как делают это до сих пор’ вместо ‘то есть до сих пор’.
Стр. 102, строка 22: ‘из пяти’ вместо ‘из них пяти’.
Стр. 103, строка 24: ‘Когда она’ вместо ‘Когда же’.
Стр. 118, строка 3: ‘говорит царю’ вместо ‘царю’.
Стр. 118, строка 44: ‘звериное’ вместо ‘зверское’.
Стр. 120, строка 13: ‘ваших’ вместо ‘наших’.
Стр. 125, строка 39: ‘я и поставил’ вместо ‘и поставил’.
Стр. 5. ...и с тех пор каждый раз (теперь уже в третий) у когда ловкие узурпаторы конфисковали республику в свою пользу … — Первым узурпатором был генерал Бонапарт, захвативший единоличную власть сначала в качестве консула (9 XI 1799), а затем императора Наполеона I (18 V 1804). Второй узурпатор — племянник Наполеона I, принц Шарль Луи Наполеон Бонапарт, был после февральской революции 1848 г. членом Национального собрания, а с 10 декабря того же года — президентом республики. 2 декабря 1851 г., опираясь на армию, он разогнал Законодательное собрание и стал единоличным правителем Франции. 10 декабря 1852 г., в результате плебисцита, был провозглашен императором Наполеоном III. Третий узурпатор, по Достоевскому, — президент Французской республики маршал Мак-Магон, распустивший 16 мая 1877 г. Палату депутатов.
Стр. 5. …накануне почти верного своего паденья, они убеждены в полной победе. — В начале октября 1877 г., при новых выборах в Палату депутатов, республиканцы, которых имеет здесь в виду Достоевский, получили подавляющее большинство мандатов.
Стр. 5. …эта последняя третья республика, которую хоть и признал покойник Тьер, но именно как рака на безрыбье! — Говоря о признании Тьером третьей республики, Достоевский учитывает следующие факты и их истолкование французской и русской печатью. За несколько дней до смерти Тьера (4 сентября н. ст. 1877 г.) ‘Московские ведомости’ сообщали: ‘Французские газеты приводят текст речи, произнесенный г-ном Тьером 22 августа (н. ст., — Ред.), к депутации, представлявшейся ему в Сен-Жермене. ‘Я считаю республику, — сказал между прочим бывший президент, — единственно возможным правительством во Франции. Те, кто стараются помешать ее упрочению, не имея возможности заменить ее чем-либо другим, настоящие анархисты, у которых Франция в скором времени потребует отчета в нравственном и материальном вреде, нанесенном ей в нынешнем году». При этом Тьер подчеркивал, что он — сторонник ‘консервативной’ республики (см.: МВед, 1877, 20 августа, No 207).
На церемонии похорон Тьера бывший президент Палаты депутатов сказал о нем: ‘…бросив взгляд назад и изучая события, которые три четверти века тому назад сокрушили восемь правительств, — неслыханная вещь в летописях мира’, Тьер ‘пришел к заключению, что причина так часто повторяющихся переворотов и такой чрезвычайной непрочности вещей кроется в том, что Франция, сделавшись чисто демократическою страною, не могла выносить правительств, которые ей насильственно и непрестанно навязывали. С другой стороны, ему стало ясно, что так как династические партии, это жалкое наследство наших революций, враждуют постоянно между собою и нейтрализуют друг друга, то ни одна из них отныне не может стать во главе государства ж сохранить за собою власть. Знаменитому ветерану монархической партии стоило немало трудов, чтобы побороть свои чувства и отказаться от дела, которое так долго было предметом его предпочтений и к которому его привязывали столько чувств и воспоминаний. Но <...> он не поколебался заявить торжественно, повторяя это даже накануне смерти, что единственная форма правления, возможная во Франции, — это республика’ (НВр, 1877, 1 (13) сентября, No 542).
Эти мысли развивались и в пространном манифесте Тьера, с которым он намеревался выступить в печати перед выборами в Палату депутатов, назначенными на 2 (14) октября 1877 г. Разысканный в бумагах покойного его другом историком Франсуа Огюстом Минье (Mignet, 1796—1884), этот документ несколько позднее был опубликован во всех французских газетах. Русские газеты перепечатали извлечения из него (см.: там же, 16 (28) сентября, No 557).
Стр. 5—6. …захватив власть после Седана ~ наградил их тот же узурпатор, уезжая курить свои папироски в прелестный замок Вильгельмсгеге.— Окруженная пруссаками французская крепость Седан была сдана в первый же день осады (1 сентября 1870 г.) на милость неприятеля — по приказанию находившегося в ней Наполеона III. 4 сентября 1870 г. в Париже была провозглашена республика во главе с ‘правительством национальной обороны’. Война с Германией, продолженная при этом правительстве, привела к ряду новых поражений и сдаче Парижа. С 5 сентября 1870 г. по 19 марта 1871 г. Наполеон III жил в качестве пленника во дворце Вильгельмсгеэ (Wilhelms-hbe), расположенном в пяти километрах к западу от г. Касселя. Дворец славился садами, фонтанами, монументальной скульптурой и парком. До объединения Германии дворец служил летней резиденцией для гессенских курфюрстов.
Стр. 6. …они продолжали безнадежную войну, не сумели замирить тотчас же как приняли власть… — При ‘правительстве национальной обороны’ было проиграно сражение у Шатильона (16 сентября 1870 г.), сдана крепость Мец (27 октября 1870 г.) и пал Париж, осада которого продолжалась свыше четырех месяцев (с 19 сентября 1870 г. по 28 января 1871 г.). Неоднократные попытки заключения мира с немцами, предпринимавшиеся в течение этого периода, не дали результата. Мир был заключен после провозглашения Тьера президентом республики (17 февраля 1871 г.) на крайне унизительных для Франции условиях (см. также ниже).
Стр. 6. …отдали две большие провинции, три миллиарда… — Речь идет об отторжении от Франции, в результате победы Германии в войне 1870—1871 гг., Эльзаса и Лотарингии (‘две большие провинции’) и контрибуции, уплаченной французами своим победителям. Сумма контрибуции указана Достоевским неточно. На самом деле французы уплатили немцам, в разные сроки, пять миллиардов франков.
Стр. 6. …в чем до сих пор обвиняют бывшего тогдашнего диктатора Гамбетту ~ при страшных тогдашних обстоятельствах. — Подлинным виновником поражения и капитуляции Франции на позорных для нее условиях был режим Наполеона III. Но формально условия мира и капитуляции, продиктованные Германией, были приняты Национальным собранием в Бордо 1 марта 1871 г. После подсчета голосов (за капитуляцию высказалось подавляющее большинство депутатов) Гамбетта, в знак протеста, сложил с себя депутатские полномочия и покинул залу заседаний. Поступок Гамбетты не противоречил всей его предшествующей деятельности, направленной на организацию действенного отпора немцам. В ‘правительстве национальной обороны’ (см. выше, стр. 355) Гамбетта занимал пост министра внутренних дел. Во время осады Парижа вылетел на воздушном шаре на юг, где, облеченный полномочиями диктатора, занимался организацией новых французских армий.
Непрекращающиеся обвинения по адресу Гамбетты, о которых упоминает Достоевский, исходили, по всей вероятности, из среды бонапартистов, его заклятых политических врагов. О Гамбетте см.: наст. изд., т. XXI, стр. 488.
Стр. 8. …именно теперь они ободрились, после того как Мак-Магон, президент ‘республики’, прогнал их с места и запер до новых, октябрьских выборов палату. — Достоевский подразумевает период с 16 мая 1877 г., когда Мак-Магон распустил Палату депутатов, до начала октября того же года, когда республиканцы, вопреки предположениям Достоевского, взяли верх над бонапартистами и клерикалами.
Стр. 8. …вновь собравшаяся палата скажет строгое veto маршалу, и тот, испугавшись законности, подожмет хвост и стушуется. — После победы республиканцев на новых выборах в Палату депутатов Мак-Магон еще некоторое время оставался президентом республики, но в 1878 г., задолго до истечения своих президентских полномочий (1880 г.), ушел в отставку.
Стр. 8, Но чем обеспечена эта законность, если Мак-Магон не удостоит ей подчиниться, о чем и объявил уже стране в удивительном своем манифесте. — Под законностью подразумевается республиканский образ правления, потрясенный ‘клерикальным переворотом’, во время которого (4 (16) мая 1877 г.) Мак-Магон распустил Палату депутатов. При новых выборах в Палату депутатов в октябре 1877 г. республиканцы получили большинство голосов, и бонапартист Мак-Магон, вынашивавший, по мнению многих современников (в том числе и Достоевского), планы бонапартистского управления страной, вынужден был подчиниться их воле и в следующем году уйти в отставку. О заносчивом неподчинении Мак-Магона республиканской законности свидетельствуют следующие слова из его манифеста: ‘Я не могу подчиниться требованиям демагогов, не могу сделаться орудием радикализма…’
Стр. 9. Утомленная и измученная столетней политической неурядицей, она ~ покорится. — Под ‘столетней политической неурядицей’ подразумеваются такие важнейшие события в истории Франции, как революция 1789—1793 гг., империя Наполеона I и ее падение (1804—1815), революция 1848 г., вторая империя (1852—1870), франко-прусская война (1770—1871), Парижская коммуна (1871).
Стр. 9. Об легионах ~ задолго до манифеста маршала-президента… — О легионах см.: наст. изд., т. XXV, стр. 424). Манифест маршала Мак-Магона к французским избирателям накануне новых выборов в Палату депутатов был опубликован во французской печати 7 (19) сентября 1877 г. (см.: НВр, 1877,12 (24) сентября, No 553, отдел ‘Внешние известия’, подотдел ‘Франция’). Русский перевод манифеста, опубликованный газетой ‘Новое время’ (1877, 10 (22) сентября, No 551), носил название: ‘Манифест маршала Мак-Магона к французской нации’. В нем, в частности, были такие строки: ‘Вам сказали, что я намерен уничтожить Республику, вы этому не поверите <...> Вы серьезно взвесите важность нынешних выборов <...> я не могу подчиниться требованиям демагогов, не могу сделаться орудием радикализмаf не могу также оставить пост, предоставленный мне конституцией. Я буду по-прежнему занимать его для того, чтобы при поддержке сената защищать консервативные интересы, энергично охранять тех верхних должностных лиц, которые в критическую минуту не поддались пустым угрозам’.
Стр. 9. …во время летних путешествий по Франции маршала, его ~ встречали ~ двусмысленно…— ‘В заседании совета французских министров, происходившем 28-го июня (10 июля)’ 1877 г., ‘было принято <...> решение по вопросу о поездке маршала Мак-Магона в центральные и южные департаменты Франции’ (НВр, 1877, 3 (15) июля, No 482, ‘Внешние известия’, подотдел ‘Франция’). Ввиду предстоящих выборов в Палату депутатов эта поездка носила агитационно-пропагандистский характер. Мак-Магон посетил Орлеан, Бурж, Эврб, Пуатье, Тур и другие города и провинции Франции (см.: там же, 23 июля (4 августа), No 502, 6 (18) августа, No 516, 10 (22) августа, No 520, МВед, 1877, 14 сентября, No 228). Свое заключение о ‘летних путешествиях’ Мак-Магона Достоевский основывает на сообщениях, появившихся главным образом в этих газетах. Так, в газете ‘Новое время’ (1877, 10 (22) августа, No 520) сообщалось: ‘Телеграф уже передал нам содержание речи, произнесенной маршалом Мак-Магоном в Эвре. Маршала встречала и провожала многочисленная толпа, громкими криками приветствовавшая республику, из толпы послышались возгласы ‘Vive Mac-Magon’, но не нашли поддержки и скоро совсем замолкли. И в других городах повторилась та же демонстрация, всюду приветствовали маршала криками, сочувственными республике, оказывая личности маршала прием сдержанный, местами даже холодный’. Несколько позже (см. ниже примеч. к словам: ‘…один епископ, в приветственной речи…’) о ‘недружелюбном характере’ приема, оказанного Мак-Магону в Туре, сообщали ‘Московские ведомости’. Мак-Магон не ограничился поездкой в центральные и южные департаменты Франции и посетил также Нормандию. Вот что писали по этому поводу газеты: ‘Нормандия до сих пор не считалась сторонницей республики и потому ожидали, что маршал встретит там гораздо более восторженный прием <...> даже Нормандия, до сих пор отличавшаяся реакционным настроением, тоже фрондирует против 16 мая’ (НВр, 1877, 12 (24) августа, No 522).
Стр. 9. …но армия и флот обнаружили везде совершенную преданность и приветствовали маршала сочувственными криками. — По-видимому, это заключение Достоевского основывалось на данных, которыми он располагал раньше, при работе над майско-июньским выпуском ‘Дневника писателя’ за 1877 г. Во время же летней поездки маршала по стране ‘преданность’ ему армии и флота выражалась в почестях, оказываемых обычно всем высокопоставленным военным. Так, в одном из военных лагерей в честь Мак-Магона был сделан салют из ста одного орудия, от ‘дебаркадера железной дороги’ в Шербуре для встречи его ‘были выстроены шпалерами моряки и линейные пехотинцы’ и т. п. (см.: НВр, 1877, 12 (24) августа, No 522, отдел ‘Внешние известия’, подотдел ‘Франция’). Пользуясь скупыми сведениями из французских газет, ‘Московские ведомости’ (1877, 14 августа, No 202, отдел ‘Последняя почта’) сообщали, ‘что 20 августа (н. ст.,— Ред.) маршал Мак-Магон посетил в Шербуре все общественные заведения и некоторые суда, стоящие на рейде’, ‘произвел смотр гарнизону и морской пехоте’ и ‘в тот же день <...> выехал в Париж’.
Стр. 10. …императорский принц уже переехал на континент, говорили даже, что поедет в Парилс. — Достоевский опирается на информацию из газеты ‘Новое время’: ‘…Руэр, представитель второй империи, в своем манифесте к избирателям прозрачно намекает на восстановление ее. Сын Наполеона III несколько недель уже живет в Бельгии в замке Дав, на самой французской границе, а по уверению ‘toile Belge’, сегодня приехал в Париж инкогнито’ (НВр, 1877, 22 сентября (4 октября), No 563). В том же номере ‘Нового времени’ была напечатана телеграмма: ‘Брюссель, 20-го сентября (2 октября), вторник, вечером. По сведениям газеты ‘toile Belge’ принц Луи Наполеон отправился из замка Дав, с соблюдением строжайшего инкогнито, в Париж, куда, как слышно, одновременно с ним прибудет бывший посол Бенедети с своими сыновьями’.
Стр. 10. Разве, впрочем, есть там совершенно особые какие-нибудь комбинации ~ будто бы помолвлен с дочерью маршала и проч. — Достоевский не совсем точен. Слух этот проник в русскую печать уже в начале июля (ст. ст.) 1877 г.: ‘Париж, 5 (17) июля. Ходят слухи о браке императорского принца Луи-Наполеона с дочерью Мак-Магона’ (НВр, 1877, 6 (18) июля, No 485). Еще раньше об этом писали в ‘Московских ведомостях’ (1877,1 июня, No 133).
Стр. 10. …один епископ, в приветственной речи маршалу, уже вывел ему, что он происходит по женской линии от Карла Великого. — Имеется в виду сообщение парижского корреспондента газеты ‘Московские ведомости’ (1877, 14 сентября, No 228, отдел ‘Из Парижа’): ‘Маршал Мак-Магон вернулся наконец из своего путешествия (16 сентября н. ст. 1877 г.,— Ред.). Не безынтересны следующие два эпизода из его пребывания в провинции. В Пуатье епископ доказал ему, что он по женской линии потомок Карла Великого, и публика в городе неоднократно кричала: ‘Vive le descendant de Char-lemagne’. Немало также было возгласов: ‘Vive le Roi!’. B Type республиканская демонстрация приняла весьма недружелюбный характер’.
Стр. 11. Если действительно императорский принц представит им больше шансов в способности объявить войну ~ они и за него уцепятся и проведут его в Париж, уже не думая о Мак-Магоне. — Вскоре стало ясным, что в высших клерикальных кругах Мак-Магону отдается полное предпочтение перед ‘императорским принцем’. В газете ‘Новое время’ (1877, 25 сентября (7 октября)) сообщалось: ‘Из Парижа телеграфируют в ‘Кельнскую газету’: По слухам, кардинал Бонншоз, архиепископ руанский, известный своим ярым бонапартизмом, отправился в Рим по поручению экс-императрицы Евгении и ее сына. Ему поручено было испросить у папы благословения для императорского принца. Папа, однако, высказал желание, чтобы маршал, в котором церковь имеет истинного покровителя, остался во главе Франции’. Быть может, в связь с отрицательным отношением папы к кандидатуре Луи-Наполеона на пост верховного правителя Франции следует поставить следующее ‘разъяснение’, появившееся через несколько дней в западноевропейской и русской печати: ‘Слухи о поездке бывшего императорского принца из замка Дав через Брюссель в Париж объясняются, как телеграфируют из Парижа в берлинскую ‘National Zeitung’, промахом брюссельских репортеров, которые приняли за сына Наполеона III молодого графа Квезида, сына испанского маршала, который вместе с своим отцом действительно выехал на днях из Дав в Париж’ (НВр, 1877, 30 сентября (12 октября), No 571).
Стр. 11. …недавно еще, говорят ~ дал слово их сохранить’. — Достоевский подразумевает саркастическое сообщение парижского корреспондента газеты ‘Новое время’: ‘Оракул Елпсейского дворца, Сен-Жене спешит порадовать читателей ‘Figaro’ известием, что ввиду вызывающего образа действий радикалов маршал Мак-Магон заявил, что угрозы последних послужат к укреплению его отныне непоколебимого намерения ни в коем случае и ни под каким предлогом не отказываться от верховной власти до 1880 года. Вот, по уверению Сен-Жене, подлинные слова, произнесенные по этому поводу маршалом: ‘Не я искал власти, а меня, когда я спокойно управлял армией, умоляли стать во главе государства для охранения порядка. В настоящую минуту особенно настаивают на воле страны, упуская при этом из виду, что я занимаю пост главы государства именно в силу этой воли и что страна чрез своих уполномоченных обратилась ко мне с просьбою обеспечить ей семь спокойных лет. Распространяют также слух, будто республиканским учреждениям угрожает опасность, забывая при этом, что я дал свое честное слово защищать республику и конституцию» (НВр, 1877, 30 сентября (12 октября), No 571).
Стр. 11. Здоровье папы, пишут, ‘удовлетворительно’. —Возможно, Достоевский цитирует телеграфное сообщение, появившееся в ‘Московских ведомостях’ (1877, 11 сентября, No 225, отдел ‘Последняя почта’): ‘Римская телеграмма ‘Агентства Гаваса’, от 15 сентября, сообщает снова удовлетворительные известия о здоровье папы’.
Стр. 11. Но беда, если смерть папы совпадет с выборами во Франции или произойдет вскоре после них. — Выборы во французскую Палату депутатов происходили 2 (14) октября 1877 г. и принесли победу республиканцам, а Пий IX умер в следующем году. Оба эти события не повели к ‘перерождению’ Восточного вопроса ‘во всеевропейский’.
Стр. 12. …и огромном движении католичества, совпадающем с чрезвычайно близкою ~ смертью папы и выбором папы нового… — Преемник Пия IX Лев XIII, избранный в 1878 г., хотя сначала поднимал вопрос о восстановлении светской власти папы, но уже вынужден был примириться с ролью только главы католической церкви. См. наст. изд., т. XXV, стр. 420 и след.
Стр. 12. Вот что говорили недавно ‘Московские ведомости’ ~ No 235). — Далее цитируется передовая ‘Москва, 21 сентября’ (МВед, 1877, 22 сентября, No 235).
Стр. 13. …католицизм взял под свою ‘защиту’ правоверную Турцию ~ из-за того только, ‘что Россия страна схизматическая’? — Достоевский повторяет, вслед за Катковым, мнения ‘корреспондентов английских газет’ (см. приведенную выше Достоевским цитату из передовой ‘Московских ведомостей’). Вместе с тем здесь напоминается оценка событий русско-турецкой войны, сделанная Пием IX на приеме савойских пилигримов 30 апреля н. ст. 1877 г. (см. след. примеч.).
‘Страна схизматическая’ — страна, проповедующая раскол. Схизматик (греч.) — раскольник (название, данное католиками православным).
Стр. 13. …сам папа, громко ~ предрекал России ‘страшную будущность’. — Подразумевается речь Пия IX на приеме савойских пилигримов (30 апреля 1877 г.), в которой Россия была названа ‘схизматическою’ и даже ‘еретическою великой державой’, над которой ‘тяготеет рука правосудного бога’. См. наст. изд., т. XXV, стр. 124, 413—414. Вместе с тем Достоевский учитывает сообщение, появившееся в русской печати незадолго до начала его работы над сентябрьским выпуском ‘Дневника писателя’ за 1877 г. ‘Услышав о неудачах, постигших русское оружие под Плевной и Карсом, папа, как сообщает римский корреспондент ‘Gazeta Narodova’, сказал: ‘Я прихожу в настоящий восторг всякий раз, как слышу, что русские были разбиты, и надеюсь, что, с помощью божиею, они будут вконец побеждены. Я молю всевышнего, чтобы это осуществилось’ <...> Названный корреспондент ручается за достоверность делаемого им сообщения’ (НВр, 1877, 25 августа (6 сентября), No 535).
Стр. 14. Самый Рим был отнят у папы ~ развязала руки королю итальянскому, немедленно и занявшему Рим. — Попытка захвата Рима с целью объединения Италии была предпринята еще в 1867 г. гарибальдийцами, которые, однако, были отбиты прибывшими в Рим французскими войсками. Последние были отозваны оттуда только в августе 1870 г., в связи с началом франко-прусской войны. Терпя поражения от немцев, французская армия в дальнейшем не смогла оказать поддержки Пию IX. Этим обстоятельством воспользовался итальянский король Виктор-Эммануил II (1820—1879). В сентябре 1870 г. он занял своими войсками папские владения и самый Рим, объявив его столицей итальянского королевства. В 1871 г. итальянский парламент принял закон о гарантиях, по которому Пий IX был признан государем, но его владения были ограничены лишь Ватиканом.
Стр. 15. …он прогнал республиканцев и объявил на всю Францию, что они уже не воротятся.— Речь идет о ‘клерикальном перевороте’ во Франции 4 (16) мая 1877 г., когда президент Мак-Магон распустил Палату депутатов, в которой задавало тон республиканское большинство. Об этом ‘перевороте’ Достоевский неоднократно упоминал в майско-июньском выпуске ‘Дневника писателя’ за 1877 г.
Стр. 16. Гамбетта объявил, что маршалу придется или покориться решению страны, или оставить место. — 15 августа н. ст. 1877 г. на банкете в городе Лилле Гамбетта выступил с предвыборной речью, получившей широкую известность во Франции и за ее пределами. Отличительными особенностями ее были: агитация за ‘союз буржуазии с пролетариатом’, призывы к ‘подавлению бонапартистов’, этой, по определению оратора, ‘партии погибели и унижения Франции’, и непоколебимая уверенность в победе республиканцев на предстоящих выборах в Палату депутатов. В заключение своего выступления Гамбетта дал попять участникам банкета, что, в случае победы республиканцев на новых выборах, Мак-Магон не посмеет пойти против воли избирателей и не отважится на бонапартистский переворот. Это заключение и подразумевает Достоевский. Вот оно: ‘…. не верьте, чтобы после того, как миллионы французов возвысят голос, нашелся бы кто-нибудь, на какой бы ступени административной или политической лестницы он ни стоял, который мог бы противиться им <...> Когда Франция возвысит свой державный голос, поверьте мне <...> придется или повиноваться или удалиться’ (НВр, 1877, 10(22 августа), No 520, отдел ‘Внешние известия’, подотдел ‘Франция’). Последние слова этой речи ‘послужили главным поводом к обвинению оратора в оскорблении особы маршала-президента…’. Гамбетта заочно был приговорен ‘к трехмесячному заключению и к уплате 2000 штрафа, хотя дело по существу даже не разбиралось…’ (см. там же, 4 (16) сентября, No 545, ‘Еженедельное обозрение’).
В дни, когда Достоевский уже работал над сентябрьским выпуском ‘Дневника писателя’ за 1877 г., в русской печати была опубликована телеграмма: ‘Париж, 25 сентября (7 октября), воскресенье. Правительства возбудило новое преследование против Гамбетты, манифест которого появился сегодня. В манифесте этом он повторяет, что маршалу Мак-Магону следует или подчиниться желаниям страны, или сложить с себя должность’ (там же, 26 сентября (8 октября), No 567).
Стр. 16. Он еще в 1875 году стремился объявить войну Франции, боясь ее каждогоднего усиления. — Ситуация, чреватая военным взрывом, возникла в мае 1875 г., когда германские военные и политические деятели, ‘используя в качестве повода принятый во Франции закон о военных кадрах, стали угрожать ей войной’. Разрядка наступила вследствие дипломатического давления России и Англии (см.: Всемирная история, т. VII, стр. 182—183).
Стр. 16—17. До сих пор Франция была в полной и послушной опеке Германии ~ теперь эта Франция осмелится поднять голову! — В период между роспуском французской Палаты депутатов (4 (16) мая 1877 г.) и новыми выборами в нее (2 (14) октября 1877 г.) в Германии считались с возможностью реванша со стороны Франции и потому особенно заботились об обеспечении границ достаточным контингентом войск. В связи с этим берлинский корреспондент ‘Times’ сообщал в свою газету: ‘…ввиду назначения полуультра-монтанского министерства во Франции, усиление германских гарнизонов в Эльзас-Лотарингии будет приведено в исполнение. Вероятно-де, что это <...> сравняет военные силы, расположенные в Западной Германии, с силами, расположенными в северо-восточных департаментах Франции. Никаких-де опасений насчет ближайших намерений маршала Мак-Магона в Берлине не существует, но полагают, что ультрамонтанские члены настоящего кабинета могут при случае перевесить влияние герцога Деказа и открыть таким образом новый, деятельный период в иностранной политике Франции’ (МВед, 1877, 15 мая, No 117, отдел ‘Телеграммы’). Косвенное извинение Франции перед Германией за беспокойство, причиненное роспуском Палаты депутатов, и некоторым увеличением французских войск на германской и итальянской границах,— можно было усмотреть в следующих строках ‘Moniteur Universel’ от 19 мая н. ст. 1877 г.: ‘Всякий раз, когда в избранных неполитических собраниях, или на сходках, или в газетах будет заявляемо, что цель или последствие действий главы государства есть война <...> кабинет воспользуется правами, которые предоставляет ему закон, и не дозволит никому вводить в заблуждение или волновать общественное мнение’ (там же).
Стр. 17. …в недавнем свидании верховных министров Германии и Австрии, вероятно у говорили не об одном лишь Восточном вопросе. — Речь идет о совещании германского канцлера князя Бисмарка с австро-венгерским премьер-министром графом Андраши (1823—1890), происходившем в Зальцбурге 7 (19) сентября 1877 г. (см.: НВр, 1877, 9 (21) сентября, No 550). Комментируя эту дипломатическую встречу, русская и западноевропейская печать говорила только о том, что ‘результатом свидания’ в Зальцбурге будет последовательное продолжение Австрией и Германией их настоящей политики в Восточном вопросе, ‘в пределах тройственного союза’ (см. там же, 11(23) сентября, No 552).
Стр. 17. …в Австрии волнения, половина Австрии не хочет того, чего хочет ее правительство. — Правительство Австро-Венгрии выступало с заявлениями о нейтралитете, между тем как вторая ее ‘половина’ воинственно сочувствовала туркам.
Стр. 17. В Венгрии манифестации. Венгрия так и рвется против русских за турок.— Речь идет о ‘мадьярских’ манифестациях, принявших особенно широкий размах после неудачного штурма Плевны русскими войсками (30 августа 1877 г.).
Стр. 18. …австрийским правительством было уже объявлено ~ и не разрешится вне интересов Австрии... — Подразумевается следующее официозное австрийское сообщение, перепечатанное в отделе телеграмм ‘Московских ведомостей’ (1877, 14 сентября, No 228): ‘Чрез венское ‘Correspon-denz-Bureau’. Будапешт, 25 (13) сентября. Министр президент отвечал депутации от митинга по Восточному вопросу, что <...> общая цель состоит в охранении интересов монархии, в выборе момента и средств, и что в этом состоит обязанность ответственного правительства’. Еще раньше газета ‘Новое время’ процитировала характерное заявление австро-венгерских ‘русофобов’: ‘Вместе с Австрией на Востоке возможно достигнуть всего, без Австрии — малого, вопреки Австрии — ничего’ (НВр, 1877, 7 (19) июля, No 486).
Стр. 20. …может вдруг воротить вс утраченное при Садовой… — Во время австро-прусской войны 1866 г. Австрия потерпела жестокое поражение при Садовой (3 июля 1866 г.), возле Кениггреца, решившее исход всей кампании. После этой битвы Австрии пришлось выйти из Германского союза, а к Пруссии отошли четыре немецких государства, воевавших на стороне Австрии: королевство Ганновер, курфюршество Гессен-Кассель, герцогство Нассау ж город Франкфурт-на-Майне. К Пруссии отошла также датская провинция Гольштейн, завоеванная ею, совместно с Австрией, в войне против Дании в 1864 г.
Стр. 20. ...Австрия могла бы посягнуть и на свой ‘дуализм’, поставить Венгрию в прежние, древние и почтительные к себе отношения… — В декабре 1865 г, венгерский сейм выработал программу, предусматривающую превращение Австрийской империи в дуалистическое (двуединое) государство. Поражение в войне с Пруссией (1866) заставило Австрию принять эту программу. С мая 1867 г. Австрийская империя была переименована в Австро-Венгерскую. Функции общеимперского правительства ограничивались вопросами финансовой, военной и внешней политики, все остальные вопросы решались правительствами отдельных государств. Но австрийский император был в то же время венгерским королем и сохранял за собою право издавать чрезвычайные указы в промежутках между сессиями рейхсрата. Австро-Венгерская империя распалась после первой мировой войны.
Под ‘древними и почтительными к себе отношениями’ Достоевский подразумевает период вассальной зависимости Венгрии от Австрии. Начало этому периоду было положено мирным договором в Карловице (1699), заключенным в результате победоносной войны против турок коалиций европейских государств: Австрии, Польши, Венгрии и России. Австрия отторгла тогда от Оттоманской империи Венгрию и Трансильванию.
Стр. 20. …распорядиться уж и с своими славянами… — То есть заставить славян подчиниться своей, австрийской, власти. В 1870-е годы и позже в состав Австро-Венгрии входили почти вся современная Чехословакия, Галиция и значительная часть современной Югославии.
Стр. 21. Когда я начинал эту главу, еще не было тех фактов и сообщений, которые теперь вдруг наполнили всю европейскую прессу… — Достоевский подразумевает ‘факты и сообщения’, подтверждающие предположения о клерикальном заговоре и возможности всеевропейской войны, обосновывавшиеся им в майско-июньском выпуске и в первой главе сентябрьского выпуска ‘Дневника писателя’ за 1877 г.
Стр. 21. Почти вс, что я написал ~ начинает подтверждаться. — Первое ‘подтверждение’ своим догадкам Достоевский усмотрел, быть может, в сообщении, напечатанном в газете ‘Новое время’ (1877, 24 сентября (6 октября), No 565): ‘… по всей Франции распространяется брошюра <...> ‘La politique du marchale. Paix et Travail’ <...> автор старается доказать, что если Франция не преклонится перед волей маршала, то она снова должна будет пережить несколько бурных лет <...> К этим угрозам маршала присоединяются воззвания епископов к избирателям от имени папы,— приглашающие их подавать голоса против противников маршала, которые в то же время — враги церкви. Даже герцог Деказ, который, ввиду внешних сношений, должен заботиться о том, чтобы французское правительство не могли открыто обвинять в клерикализме, нуждается в сильной поддержке духовенства, если хочет быть выбранным в округах, в которых выступает кандидатом. Теперь всеми признано, что нынешнее правительство настоящее Gouvernement des curs’ (правительство попов,— Ред.).
Стр. 21. …теперь уже известно ~ об чем было говорено в Берлине с Криспи. — Беседа Бисмарка с президентом Итальянской палаты Франческо Криспи (1818—1901) состоялась в Берлине 12 (24) сентября 1877 г. (см.: НВр, 1877, 14 (26) сентября, No 555). Достоевский имеет в виду корреспонденцию венского корреспондента ‘Daily Telegraph’, сообщавшего ‘из авторитетных источников’, что ‘разговор синьора Криспи и князя Бисмарка главным образом касался двух пунктов — вопроса о будущем преемнике паны и об отношениях между Францией и Германией. Что касается первого вопроса,— продолжал корреспондент,— то князь Бисмарк высказал мнение, что, со смертью нынешнего папы, необходимо привести к окончанию борьбу между церковью и государством <...> дружелюбным соглашением или же энергическими мерами <...> Что касается второго вопроса, то о нем говорили в общих словах. По-видимому, князь Бисмарк заручился почти обещанием на содействие Италии в случае, если бы Франция начала войну с Германией’ (там же, 25 сентября, (7 октября), No 566, отдел ‘Внешние известия’, подотдел ‘Италия’). Через несколько дней, касаясь ‘второго вопроса’ в переговорах между Бисмарком и Криспи, ‘Norddeutsche Allgemeine Zeitung’ освещала его более подробно: ‘…переговоры, которые, может быть, ведутся между Италией и Германией <...> могут клониться к обеспечению их взаимной солидарности на тот случай, когда оба государства, по окончании выборов во Франции, очутились бы лицом к лицу с Францией клерикальною, а следовательно, склонной к наступательной политике. Политика эта была бы наступательною уже потому, что клерикальная Франция будет служить постоянною угрозою для Италии’ (там же, 28 сентября (10 октября), No 569, отдел ‘Телеграммы’).
Стр. 21. Всем ~ европейской войны в ближайшем будущем. — В данном случае напрашивается сопоставление слов и мысли Достоевского с ‘изречением’ канцлера Бисмарка, процитированным в русской печати незадолго перед началом работы писателя над сентябрьским (1877 г.) выпуском своего ‘Дневника’: ‘Венский корреспондент ‘Пештского Ллойда’ сообщает, между прочим, следующее достоверное будто бы изречение князя Бисмарка: ‘Или еще до наступления зимы мы будем иметь русско-турецкий мир, или непосредственно после нынешней войны всеобщую войну» (МВед, 1877, 12 сентября, No 226, отдел ‘Последняя почта’).
Стр. 21. …недавно еще серьезно обращали внимание на мнение компетентных англичан (речь Нордскота), что можно еще до зимы замирить. — Стаффорд Генри HopcKOT(Northcote), граф Иддесли (Iddesleigh) (1818—1887) — канцлер казначейства в правительстве Биконсфилда и лидер Палаты общин (с 1876 г.). Достоевский имеет в виду его речь ‘пред торгового палатой в Экзе-тере’ (MBеду 1877, 29 сентября, No 241). В ней обращалось внимание на якобы появившуюся возможность мирного урегулирования конфликта между Россией и Турцией. В то время как газета Каткова ограничилась скупым упоминанием об этой речи, газета ‘Новое время’ (1877, 28 сентября (10 октября), No 569) прокомментировала ее с крайним раздражением: ‘В прошлый понедельник министр финансов в кабинете лорда Биконсфильда, Норскот, изощряя свое красноречие над восточной войной, высказал и развивал мысль, что ‘обе воюющие державы могли бы теперь воспользоваться случаем для мирного улажения дела, без ущерба для своей военной репутации». Автор ‘Ежедневного обозрения’ интерпретировал это выступление как очередной акт назойливого посредничества между Турцией и Россией в интересах английской промышленности и торговли и при полном невнимании к ‘Внутреннему содержанию войны’. В обозрении отмечалось, что часть английской печати — ‘Times’ и ‘Daily News’ — ‘одинаково пренебрежительно отзывается об этих попытках своих государственных людей’, а ‘германская политика даже выступает резко против их воззрений’. В своей полемике с английскими государственными деятелями автор ‘Ежедневного обозрения’ опирался на заключение, сформулированное ‘Agence Gnrale Russe’ (‘Русское генеральное агентство’): ‘Дальнейшее сожительство турок с христианами на Балканском полуострове невозможно’.
Как видно из контекста комментируемого отрывка ‘Дневника писателя’, помимо Норскота Достоевский подразумевал и других ‘компетентных англичан’, ратовавших за урегулирование Восточного вопроса ‘в интересах английской промышленности и торговли’. Эти англичане — публицисты из английской ‘туркофильской’ газеты ‘Standard’, о которой ‘Московские ведомости’ писали незадолго до произнесения Норскотом его речи: »Standard’ <...> и теперь еще не решается отказаться от надежды, что ‘до наступления зимы Россия может согласиться на компромисс’, потому что, по мнению английской ‘Standard’, ‘невероятно, чтобы другой подобный шанс представился весной» (МВед, 1877, 22 сентября, No 235).
Стр. 23. …кто в целом мире ~ это дело почти на другой же день, как началось оно… — Генеральные штаты — собрание представителей трех сословий (дворянства, духовенства и буржуазии) были созваны 5 мая 1789 г. Далее Достоевский хочет сказать, что революция 1789 г. развивалась в интересах буржуазии.
Стр. 24. …великие древние рыцари, начиная с Амадиса Галльского… — Амадис Галльский — один из наиболее почитаемых Дон-Кихотом героев рыцарских романов.
Стр. 24. …для приобретения коих Дон-Кихот не пожалел ~ своего маленького поместья… — См. гл. I романа Сервантеса, в которой говорится о том, что увлечение Дон-Кихота рыцарскими романами ‘дошло до того, что он, не задумываясь, продал порядочный кусок пахотной земли, чтобы накупить себе рыцарских книг’.
Стр. 24—25. — Я разрешил это недоумение, друг мой Санхо ~ целые армии этих злых арапов и других чудищ… — Весь этот отрывок — не цитата из ‘Дон-Кихота’. На отсутствие этого эпизода в романе Сервантеса впервые указал в 1953 г. испанский литературовед Мальдонадо де Гевара. См. об этом: В. Е. Багно. Достоевский о ‘Дон-Кихоте’ Сервантеса.—Мате-риалы и исследования, т. III, стр. 126—135. В этой же статье (см. стр. 134— 135) настоящая глава ‘Дневника писателя’ ( I ‘Ложь ложью спасается’) анализируется в связи с содержанием параграфа ‘Меттернихи и Дон-Кихот’, вошедшего в главу первую февральского выпуска ‘Дневника писателя’ за 1877 г. Об отношении Достоевского к герою романа Сервантеса как литературному прообразу князя Мышкина см. в комментариях к роману ‘Идиот’ (наст. изд., т. IX, стр. 400—402). Имя Санхо вместо общепринятого и более правильного Санчо было употреблено в русских переводах ‘Дон-Кихота’, выполненных Н. Осиновым (1791 и 1812 гг.) и В. Жуковским (1804—1806 и 1815 гг.).
Стр. 25. ...знакомство с этой величайшей и самой грустной книгой из всех ~ несомненно возвысило бы душу юноши великою мыслию, заронило бы в сердце его великие вопросы... — О ‘высоком воспитательном значении’ ‘Дон-Кихота’ для юношества Достоевский писал также, несколькими годами позже, в письме к Н. Л. Озмидову (см.: Д, Письма, т. IV, стр. 196).
Стр. 27. …с тех пор как Турция в войне с Россиею, мало-помалу укрепилось и установилось ~ обладает свойством развития и дальнейшего прогресса. — Подразумеваются, возможно, в числе многих других, следующие характеристики антирусских настроений в западноевропейской печати, прокомментированные газетой ‘Московские ведомости’ (1877, 10 августа, No 198, передовая ‘Москва, 9 августа’): ‘Мобилизация гвардии, а затем и призыв под знамена части первого разряда ополчения — как раз после дела при Плевне — вызвали сумасшедшие ликования в легионе русофобских газет Европы, особенно Австро-Венгрии. По мнению этих башибузуков, Россия уже вынуждена теперь выдвинуть на театр войны свои последние военные силы. Но никто не высказывался об этом с таким лаем, как военная австро-венгерская газета ‘Militr-Zeitung’ <...> ‘За Дунаем’,— восклицает названная газета,— ‘Россия уже не имеет способной к военным действиям армии <...> Внутри России свободных войск более не имеется… Таким образом, оказывается, что с Россией покончено <...> В военном отношении спор между Турцией и Россией решен: насколько первая доказала свою жизненную силу, настолько последняя — свое бессилие! …».
Стр. 28. Пусть они кричат ~ удивлявшихся боевой способности, рыцарской стойкости и высочайшей дисциплине русского солдата и офицера… — Подразумеваются суждения о военной слабости России, высказывавшиеся английской, австро-венгерской и французской печатью после неудач русской армии под Плевной в июле—августе 1877 г. По этому поводу газета ‘Новое время’ писала: ‘Наиболее сочувственная нам газета ‘Daily News’ <...> все-таки <...> приходит к заключению, будто русские силы получили недостаточное развитие <...> ‘Times’ уверяет, что окончательная победа над Турцией обойдется нам так дорого, что парализует Россию на целых двадцать лет. Венская печать <...> договаривается до того, что признает Россию уже неравноправным членом тройственного союза’ (НВр, 1877, 8 (20) сентября, No 549, ‘Ежедневное обозрение’). В августе та же газета отмечала: ‘…парижское агентство Гаваса вдруг стало указывать на слабость России…’ (там же, 13 (25) августа, No 523, отдел ‘Внешние известия’).
Об отношении иностранных корреспондентов к русским солдатам и офицерам русские газеты писали: ‘Вся европейская публика внимательно читает замечательные корреспонденции лондонской газеты ‘Daily News’ <...> в них постоянно восхваляется образ действий русских войск’ (Г, 1877, 24 июля (5 августа), No 163, передовая ‘Санктпетербург, 23-го июля 1877’), ‘ — Такого превосходного материала, как русский солдат, найти невозможно. Ни один европейский солдат не может сравниться с русским! — так говорит здесь австрийский военный агент, г-н Бертолсгейм, видевший нашу армию и наблюдавший ее’ (НВр, 1877, И (23) августа, No 521, ‘Более или менее военные очерки’ Незнакомца).
Стр. 28. …(забыв, как часто мы их бивали в битвах за все последние два столетия). — Наиболее значительные из этих битв — войны Петра I со шведами, Семилетняя война, суворовские походы через Альпы, война с Наполеоном I в 1812 г., вступление русских войск в Париж (1814) в результате разгрома наполеоновской армии под Лейпцигом и т. п.
Стр. 28. ...самые серьезнейшие из их политических изданий сообщают Европе ~ полках по железной дороге из Динабурга, для спасенья Петербурга… — Достоевский опирается на сообщение, появившееся в газете ‘Новое время’ (1877, 27 сентября (9 октября), No 568): ‘В ‘Journal de St. Ptersbourg’ напечатана ироническая заметка, передающая ‘точные’ сведения, полученные парижской газетой ‘Estafette’ из Петербурга, 20-го сентября: ‘Вчера на Выборгской стороне, где находятся почти все большие фабрики, рабочие повздорили с полицейскими, которые хотели выслать их из кабаков раньше положенного часа. Вскоре ссора перешла в драку, и множество лиц, которые обыкновенно не участвуют в уличных свалках, тут примкнули к рабочим. Уверяют, что они принадлежат к обществу (!?) нигилистов. Сначала перевес был на стороне народа, но вскоре прибыл отряд конных жандармов, в борьба возобновилась. Жандармы рубили народ саблями, однако последний и на этот раз оказался победителем. Тогда он бросился на артиллерийские склады и с ревом принялся бить стекла. На другой день волнение достигло еще больших размеров, казалось, что город подвергается неприятельской осаде. И только на следующий день, поздно ночью, удалось восстановить спокойствие. Петербургский губернатор немедленно телеграфировал в Динабург, чтобы ему прислали два пехотных полка, что и было исполнено. Два особых поезда привезли войска». Динабург (ныне Даугавпилс) — крупный железнодорожный узел.
Стр. 28. …не ведают, что творят. — Цитата из Евангелия от Луки (гл. 23, ст. 34).
Стр. 29. Мы, сидя в Севастополе, отразили раз приступ французов и англичан ~ однако же, не кричала тогда об нашей победе. — Это заключение Достоевского согласуется с многими газетными суждениями о событиях на Балканах в свете сравнительно недавней военной истории. Так, А. И. Беренс, автор ‘Военной заметки’, напечатанной в ‘Новом времени’, отмечал, что один только штурм русскими войсками Гривицкого редута (редут в системе укреплений Плевны) ’30-го августа стоил <...> громадных потерь. Потеря эта весьма немногим менее тех жертв, которых стоила англо-французской армии, предводимой маршалом Пеллисье, отбитая нами с блистательным успехом атака всей линии севастопольских укреплений, 8-го июня 1855 года, и результат без малого такой же’ (НВр, 1877, 12 (24) сентября, No 553). Несколько позже в ‘Ежедневном обозрении’ той же газеты появились такие строки о турках, окопавшихся в Плевне: ‘…турки, по-видимому, намерены следовать примеру русских под Севастополем и французов во время осады Парижа. Видно, что уроки военной истории, этой лучшей наставницы полководцев, не пропали для них даром’ (там же, 20 сентября (1 октября), No 561).
Стр. 29. Бывало, что семь или восемь наших батальонов разбивают ихних двадцать, как недавно случилось под Церковной. — По-видимому, Достоевский интерпретирует телеграмму главнокомандующего действующей армией: ‘Горный Студень, 11 сентября. Подробности сражения при Церковне 9 числа: в 11 часов утра 20 000 турок при 40 орудиях атаковали позицию, занятую нашими 12 батальонами… Курского полка майор Домбровский подпустил их без выстрела на 30 шагов и, ударив в штыки, обратил в бегство… Затем атака возобновлена на левом фланге, но отбита Вятским полком. Последний стремительный удар произведен в центр, но также отбит с громадным для неприятеля уроном… В 8 часов вечера неприятель отступил, а 10 числа утром турки прислали парламентера просить убрать убитых. На наших глазах они похоронили 800 тел, а всего потеряли 2000 человек… Отрядом нашим командовал генерал Татищев’ (МВед, 1877, 14 сентября, No 228). Турки атаковали от Церковны, с возвышенности вниз, где их встречали русские (см.: ‘Современные известия’, 1877, 23 сентября, No 262, рубрика ‘Военные известия’).
Стр. 29. …указывают ~ на их ружья, которые лучше наших, и даже на их артиллерию, которая будто бы лучше нашей. — Под Плевной турки располагали дальнобойными крупповскими пушками большого калибра. Преимущество турецкого ручного огнестрельного оружия, закупленного также за границей, прпзнатлось всеми.
Стр. 29. …не хотят припомнить, что мы в сущности воюем не с одними турками ~ что множество англичан служат офицерами в турецком войске… — Об английской финансовой и военной помощи туркам Достоевский писал еще в майско-июньском выпуске за 1877 г. (см. наст. изд., т. XXV, стр. 171, 429). Заканчивая же работу над сентябрьским выпуском ‘Дневника’, Достоевский, возможно, успел учесть новые факты из перепечатанного газетой ‘Новое время’ письма официального корреспондента австрийской газеты ‘Politische Correspondenz’. В этом письме сообщалось: ‘…присутствие в Турции далеко не ничтожного количества английских офицеров, находящихся: там официально и неофициально на службе, должно быть принято в расчет… Цифра первых, два месяца тому назад, по показанию самого военного министра Англии, доходила до 14 тысяч, но цифра вторых едва ли когда-нибудь сделается известной’ (НВр, 1877, 3 (15) октября, No 574).
Стр. 29. …европейская дипломатия во многом стала поперек нашей дороги с самого начала войны, лишив нас помощи естественных союзников наших… — Под ‘европейской дипломатией’ подразумевается дипломатия австро-венгерская, а под ‘естественными союзниками’ — Сербия, Румыния: и отчасти Черногория.
Стр. 29. …лишив нас даже настоящих дорог наших в Турцию. — В вопросе о дорогах в Турцию Достоевский пользуется сведениями, собранными и прокомментированными газетой ‘Новое время’. В этой газете сообщалось: ‘Специальный корреспондент ‘St. Petersburger Zeitung’ телеграфирует из Вены, от 29-го июня (11-го июля): в официозном ‘Fremdenblatt’ напечатано письмо одного русского, в котором доказывается необходимость Австрии согласиться на переход русской армии в пределы Сербии для обхода Балканских проходов. Россия сберегает таким средством до 50 000 человек. В письме предполагается, что сербские военные силы будут совершенно устранены из действия. Как кажется, император и генеральный штаб хотели бы воспользоваться сербской территорией для военных операций. ‘Fremdenblatt’ возражает против этого’ (НВр, 1 (13) июля, No 480). Через неделю газета писала: ‘Не так давно мы сообщали, что Австрия беспрепятственно допустила провоз турецкого оружия через Клек, под тем предлогом, что будто бы оружие это, было давно заказано турками. <...> Австрия, сама нарушившая свой нейтралитет в пользу турок, не вправе протестовать против подобного передвижения русских войск, которые сделали бы выгодный в военном отношении: обход балканских ущелий в направлении Софии…’. И далее: ‘…туркофильские газеты не упускают случая напомнить, что Австрия совершит роковую для себя ошибку, если допустит русские войска пройти по сербской территории, хотя бы и под условием полной неподвижности Сербии’ (НВр, 1877, 7 (19) июля, No 486). После трагических событий под Плевной (неудачный штурм 18 июля 1877 г.) эта газета писала: ‘Австрийский нейтралитет сдерживает Румынию, парализует Сербию, тяготеет над боснийскими усташами и заслонил русским войскам путь на Софию, в сердце Оттоманской империи, лучше, чем стотысячная турецкая армия…’ (там же, 14 (26) августа, No 524, ‘Ежедневное обозрение’).
Стр. 29. В Европе открылся, наконец, заговор целых шаек ~ чтоб броситься внезапно в тыл нашей армии. — Под ‘Европой’ подразумеваются Австро-Венгрия и Англия, под ‘шайками’ — группы волонтеров, концентрировавшиеся в Венгрии для вторжения в Румынию. В сентябре 1877 г. сведения об этом ‘заговоре’ и его вдохновителях, соображения и комментарии по поводу его военно-политического значения и т. п. регулярно появлялись в западноевропейской и русской печати. См., например: НВр, 1877, 18 (30) сентября, No 559, 19 сентября (1 октября), No 560, 23 сентября (5 октября), No 564, 24 сентября (6 октября), No 565.
Стр. 29. …там состряпали недавно и заем для турок, в огромный ущерб своему карману… — Речь идет об английском займе для Турции. Едва ли не первое известие о нем появилось в ‘Times’: ‘Лондон, 2-го (14-го) августа <...> Газета ‘Times’ сообщает, что в Лондоне состоялось заключение турецкого займа в 2 500 000 ф. ст.’ (НВр, 1877, 3 (15) августа, No 513). Несколько позже, обсуждая вопрос об этом займе, газета ‘Новое время’ желчно упоминала о ‘лорде Биконсфильде, только что доставившем Турции негласную субсидию в 2 1/2 миллиона фунта стерлингов, в виде займа, будто бы заключенного на лондонской бирже. Ни один банкир в целом свете не будет столь обезумей,— резюмировала эта газета,— чтобы выдать Турции хоть один шиллинг в долг, без верной гарантии, которую английское правительство, вероятно, и приняло на себя. По крайней мере вся европейская печать такого мнения’ (там же, 16 (28) августа, No 526). Однако в дальнейшем размеры и форма реализации этого займа определялись в газетных сообщениях по-разному. ‘По словам ‘Pol Согг ‘,— сообщало ‘Новое время’,— критическое положение турецкой казны достигло крайних пределов. Заем, заключенный в Лондоне, все еще не реализован… Турки не теряют, однако, надежд, что заем доставит им 2 миллиона ливров’ (там же, 12 (24) сентября, No 553, отдел ‘Телеграммы’ или ‘Последние известия’). Через неделю та же газета сообщала своим читателям: ‘Корреспондент ‘Московских ведомостей’ из Лондона пишет от 22 сентября: ‘Здесь сильно хлопочут о заключении турецкого займа на сумму от 10 до 20 миллионов фунтов стерлингов <...> Капиталы привлекаются преимущественно из Индии <...> Деньги предполагается употребить в Англии главнейше на приобретение оружия, снарядов и запасов для турецкой армии» (там же, 18 (30) сентября, No 559).
Стр. 29. И это ~ когда открыт даже правильный заговор между самими правителями Турции с целью истребить болгар всех до единого? — Достоевский опирается на информацию ‘Московских ведомостей’ и ‘Нового времени’. В первой из них сообщалось: ‘В настоящее время оказывается, что опустошение, разорение дотла всей покидаемой турецкими войсками местности и повальное избиение поселенных в ней христиан составляет вовсе не новое доказательство необузданности сопровождающих турецкую армию иррегулярных шаек, а вполне обдуманную турками систему, в исполнении которой участвуют так же усердно регулярные, как и иррегулярные турецкие войска. Цель этой системы двоякая: во-первых, совершенным разорением местности затруднить движение по ней русских, во-вторых, избиением христиан напугать спешащие на освобождение их русские войска’ (МВед, 1877, 5 июля, No 166). Этой газете вторило ‘Новое время’ (1877, 12 (24) июля, No 491): ‘…само турецкое правительство решилось, уступая Болгарию русским,— превратить ее в пустыню’.
Стр. 30. Некоторые умные люди проклинают теперь у нас славянский вопрос ~ Да будут же прокляты славянофилы!’… — Такого рода упреки по адресу ‘умных людей’, порицавших ‘славянофилов’ за чрезмерное увлечение славянским вопросом, были частым явлением в печати того времени. Незадолго до Достоевского Григорий де Воллан отмечал в статье ‘Сербский вопрос перед судом русского общества’: ‘Отрезвившись от прежнего одушевления, салонные политики могут высказывать пошлые замечания: ‘Сербы надоели, вообще пора заняться другим, более интересным вопросом’,— но историческому народу не подобает такое легкомысленное отношение к делу, в котором он принимал такое деятельное участие’ (ДНР, 1877, No 5, стр. 68). См. также в фельетоне Суворина (НВр, 1877, 19 июня (1 июля), No 468): ‘…одна часть общества увлекалась, а другая говорила: ‘Что нам за дело до славян? Выдумали каких-то славян!».
Стр. 30. Восточный вопрос есть исконная идея Московского царства, которую Петр Великий признал в высшей степени и, оставляя Москву, перенес с собой в Петербург. — Здесь и выше очевидно согласие Достоевского с рядом положений статьи Евгения Белова ‘Результаты войн России с Турцией’, печатавшейся в нескольких номерах ежемесячного исторического сборника ‘Древняя и новая Россия’ за 1877 г. В заключение статьи Белов утверждал: ‘…не должно забывать, что настоящая война есть продолжение прежних войн, дальнейшее преследование той же цели, которую преследовали Петр Великий, Екатерина II, Александр I и Николай I<...> дело, предпринятое ныне царствующим государем, есть продолжение дела, начатого еще Петром Великим…’ (ДНР, 1877, No 8, стр. 345, 346).
Стр. 30. Они кричат теперь хором о торговом застое, о биржевом кризисе, о падении рубля. — По этому поводу газета ‘Новое время’ писала в июле 1877 г. (10 (22) июля, No 489): ‘Говоря о быстром падении цены наших бумажных денег, экономист ‘Голоса’ удивляется тому, что с разных сторон слышатся жалобы на финансовое управление… Он сам объясняет, что мы встретили войну, страдая ‘недугом бумажных денег». Основную причину обесценения русских денег анонимный автор ‘Нового времени’ видел в том, что налоги падающие на капитал и состоятельные классы, а на народ, и настаивал на отмене ‘подушной подати’ и ‘введении подоходного налога’. О ‘продолжающемся понижении кредитного рубля’ газета ‘Новое время’ писала и в No 571 от 30 сентября 1877 г. Примечательна язвительная реплика Щедрина о неблагополучном состоянии русских финансов. Один из обывателей, изображенных в его очерке ‘Тряпичкины-очевидцы’, спрашивает собеседника: ‘— Слушай, корреспондент! <...> Отчего наш рубль, теперича, шесть гривен на бирже стоит?
Я призадумался <...> Однако, припомнив кое-что из наших передовых статей,, ответил, что всему причиной коварство англичан’ (ОЗ, 1877, No 8, стр. 545—546). Даже и ‘патриотическая’ печать, на передовицы которой намекал Щедрин, вынуждена была, в конце концов, признать: ‘…важна такая финансовая реформа, которая восстановила бы поколебленное доверие к платежным силам России’ (НВр, 1877,5 (17) октября, No 576).
Стр. 31. …они хорошие русские, но они боятся и удач, и побед русских,— потому-де, что явится после победоносной войны самоуверенность, самовосхваление, шовинизм, застой’. — Очевидно, подразумеваются публицисты газеты ‘Голос’, ‘англофильское’ и ‘туркофильское’ отношение которой к русско-турецкой войне и Восточному вопросу вообще следующим образом характеризовалось в ‘Московских ведомостях’ (1877, 5 июня, No 137): ‘…’Голос’ уже довольно сильно ругает русскую печать за ее желания, чтобы Восточный вопрос решился без участия фиктивного европейского концерта, приписывает заявляющим эти желания шовинистические страсти, задор, погоню за популярностью и отказывает им в здравом смысле…’.
Стр. 32. …а затем уж пришли биржевики и железнодорожники… — Намек на Главное общество российских железных дорог, учредителями которого в январе 1857 г. были по преимуществу иностранцы: петербургский банкир Штиглиц и Ко, варшавский банкир С. А. Френкель, лондонские банкиры братья Беринг и Ко, парижские банкиры Готтингер и Ко, Б. Л. Фульд и Фульд-Оппенгейм, амстердамские банкиры Гоппе и Ко, французские железнодорожные дельцы братья Перейра. Практическое руководство постройкой железных дорог, баснословно обогащавшей как учредителей, так и администрацию, осуществлялось французскими инженерами.
Стр. 32. ...что и не снилось мудрецам нашим. — Строка из диалога Гамлета с Горацио:
Есть многое в природе, друг Горацио,
Что и не снилось нашим мудрецам.
(В. Шекспир. Гамлет. Пер. М. Вронченко. СПб. 1828, стр. 42, д. I, явл. V).
В художественном творчестве и особенно в публицистике Достоевского нередко ироническое употребление слов: наши мудрецы, мудрецы, мудрец с теми или иными прилагательными. Все они также восходят к процитированной сентенции Гамлета. Так, в ‘Записках из Мертвого дома’ есть фраза: ‘Немногому могут научить народ мудрецы наши’ (наст. изд., т. IV, стр. 122), в статье ‘Ответ ‘Русскому вестнику’ под ‘практическим мудрецом нашего времени’ подразумевается Талейран (см. наст. изд., т. XIX, стр. 124), в статье ‘По поводу элегической заметки ‘Русского вестника» ‘непочатым мудрецом’ назван англоман Катков (см. там же, стр. 176), в статье ‘Рассказы Н. В. Успенского’ тот же Катков фигурирует под наименованием ‘нашего мудреца’, которому ‘общественные особенности Англии несравненно знакомее, чем русские’ (см. там же, стр. 179), наконец, в ‘Дневнике писателя’ за апрель 1877 г. (глава первая, I ‘Война. Мы всех сильнее’) ‘мудрецами’ названы публицисты ‘Отечественных записок’ и ‘Вестника Европы’, помещавшие на страницах этих журналов, накануне русско-турецкой войны 1877—1878 годов, антивоенные очерки и статьи (см. наст. изд., т. XXV, стр. 393).
Стр. 32. Некоторые иностранные корреспонденты иностранных газет упрекали некоторых русских офицеров ~ любовь к родине и к тому делу, которому взялись служить.— Подразумевается, по всей вероятности, корреспонденция ‘Times’, перепечатанная газетой ‘Новое время’ (1877, 2 (14) июля, as 481): ‘Главная опасность русских в настоящее время заключается в их чрезмерном энтузиазме и самоуверенности, это может вовлечь их в отдельные стычки, сопряженные с ненужными потерями, и, следовательно, придать мужества неприятелю. Жажда отличий — общая слабость, и это может повести к смелым предприятиям в надежде заслужить орден каким-нибудь необыкновенным подвигом’. В том же номере ‘Нового времени’ эта точка зрения как бы опровергалась в ‘Дневнике корреспондента’ В. Буренина: ‘Я ночевал в палатке саперного подпоручика Владимира Александровича Романова, того самого ‘героя взрыва’ первого монитора, о котором я писал вам в одном из предшествовавших писем. Что это за симпатичный, что за прелестный молодой человек. Скромный, образованный, с оттенком какой-то совсем не военной деликатности в манерах и в речах. И вместе с этою почти женскою деликатностью в нем слиты твердость характера, мужество’.
Стр. 33. После нынешней войны, в которую так высоко, так светло, так свято проявила себя наша русская женщина… — Многие молодые девушки и женщины служили медсестрами в госпиталях и санитарных поездах и переносили без ропота большой труд и лишения. Их самоотверженность неоднократно отмечалась в русской прессе. Так, ‘Московские ведомости’ (1877, 28 августа, No 214) упоминали о г-же Языковой, ‘имеющей обеспеченные средства’ и тем не менее отдающей все свое время утомительному уходу за тяжелоранеными. Однако то, что говорит здесь о русской женщине Достоевский, перекликается в первую очередь с восторженным замечанием А. С. Суворина в фельетоне ‘Отрывки’: ‘А эта чудесная, единственная в мире русская женщина: настоящая война апофеоз ее. Она поднялась на такую нравственную высоту, с которой не сбросить ее уже всем русским пошлякам’ (НВр, 1877, 11 (23) сентября, No 552). Еще раньше та же газета писала о подвижническом служении русских женщин раненым и больным русским солдатам, размещенным в г. Яссы: ‘Но всех удивительнее сестры милосердия, особенно молодая девица г-жа Философова, имя которой да будет прославлено по достоинству в России. Эта барышня хорошего воспитания с самоотвержением взяла на себя трудную хозяйственную часть, т. е. умудряться при помощи нескольких пьяных поваров и ленивых нестроевых в маленьком кухонном бараке, стоя целый день у печки, при жаре в 40о, готовить обед на 1 1/2 и 2 тысячи человек больных в день <...> Впрочем, все 25 сестер милосердия в бараке (из покровской общины) работают удивительно и самая страшная усталость не лишает их не только терпения, но даже веселости. Положительно, ухаживание за больными — женское дело…’ (НВр, 23 августа (4 сентября), No 533, подпись: К. Скальковский, см. также: НВр, 1877, 24 августа (5 сентября), No 534, ‘Кавказские письма’ А. Пальма). Едва ли мор не обратить внимания Достоевский и на описание ежедневного подвига ‘крестьянки Нижегородской губернии’ под Плевной: ‘С 19-го числа (очевидно, с 19-го августа 1877 г.,— Ред.) она всюду следует за полком нашим, хотя у ней тут нет ни мужа, ни брата, ни сына. Не обращая никакого внимания на опасность, она постоянно носит воду солдатам на позицию, помогает идти раненым, выходящим из боя, словом—насколько может и понимает, заботится всячески о солдатах, а как только выпадет время, что нет ей никакого дела, так становится на колени и усердно молится богу’ (там же, 18 (30) сентября, No 559).
Стр. 34. Об наших военных ошибках в нынешнюю кампанию говорили и писали и в Европе, и в России. — Вскоре после неудачного штурма Плевны 18 (30) июля 1877 г, ‘Московские ведомости’ цитировали мнение специального корреспондента английской ‘Daily News’ от 3 августа н. ст. 1877 г.: ‘Главная ошибка диспозиции заключалась в том, что Криденер и князь Шаховской (первый должен был осуществлять непосредственное руководство всей операцией, но практически командовал примерно половиной атакующих войск — армейским корпусом, в распоряжении второго находилось до полутора дивизий,— Ред.) на деле оперировали независимо друг от друга, так как обе атаки велись в слишком большом отдалении одна от другой и не имели между собою никакого связующего звена. Но важнейшее упущение, в коем не были виноваты командиры, было то, что атакующие силы были недостаточны <...>не должно было атаковать турок в укрепленной позиции, имея недостаточные силы’ (МВед, 1877, 29 июля, No 188). Мнение австрийской газеты ‘Politische Correspondenz’, приведенное газетой, цитировалось ‘Новым временем’: ‘В стратегическом отношении положение русских было такое, какое было весьма желательно для лучших полководцев. Выдвинувшись клинообразно между армиями пашей, Османа, Сулеймана и Мехмета-Али, русские могли бы при некотором счастье разбить их по частям. Но как поступил русский генеральный штаб? Он атаковал все три неприятельские армии и, следовательно, повсюду мог противопоставить неприятелю недостаточные силы… Плевна наглядно показала всему миру некоторые слабые стороны русской военной организации…’ (НВр, 1877, 1 (13) августа, No 511). Военный сотрудник берлинской ‘National Zeitung’ обращал особое внимание на не отвечающую современным требованиям тактическую подготовку русской пехоты. Если бы русские батальоны, отмечал он, атаковали не сомкнутым, а рассыпанным строем, потери их от скорострельного турецкого оружия не были бы столь значительны (см.: там же, 3 (15) августа, No 513, анонимная статья ‘Прусский военный критик о битве под Плевной’).
Русские обозреватели обличали бездарность и карьеризм высшего командования русских войск. Так, историк Д. И. Иловайский писал: ‘Что бы ни случилось после, как бы война ни окончилась, а эти тяжелые уроки уже не вычеркнешь из нашей истории. Пусть обвиняют меня в излишнем пессимизме, в излишней откровенности, а я все-таки скажу: ‘Пошли, господи, поболее хороших предводителей нашей доблестной армии» (там же, 10 (22) августа, No 520). Иловайскому вторил А. С. Суворин: ‘Атака произведена была так самоуверенно и вместе с тем нестройно, так мало приготовлена артиллерийским огнем, так мало было общей идеи в атаке, какой-нибудь гармонии, что не будь в деле молодых энергичных офицеров, ординарцев великого князя, не принадлежащих к генеральному штабу, корпус Криденера был бы истреблен совсем. ‘Я не чувствовал,— передавал мне очевидец,— ни страха, ни чувства жалости к раненым — все было подавлено злобою и досадою на нераспорядительность, бездарность, интриги, на то, что начальствующие старались как бы перебить друг у друга позиции, неприятеля и действовать особняком, не подавать помощи вовремя <...> прусские офицеры, свидетели этой битвы, плакали, видя, как гибнет молодецкое войско, благодаря тому, что не было резервов, не шли подкрепления… Помоги Криденер Шаховскому, будь немного больше распорядительности и битва, несмотря на громадный перевес неприятеля, благодаря храбрости войск, была бы выиграна» (там же, 15 (27) августа, No 525).
Стр. 34. …малокомпетентные-то, кажется, всех более у нас теперь и горячатся). — Намек на сотрудников ‘Голоса’ во главе с его редактором А. А. Краевским.
Стр. 35. Тотлебен вышел тремя или четырьмя годами прежде меня. — Страдая болезнью сердца, Тотлебен ‘вышел’ из Инженерного училища, не пройдя в нем полного курса обучения.
Стр. 35. Кауфмана я помню в офицерских классах. — Подразумевается, по-видимому, Константин Петрович Кауфман (1818—1882), кончивший Инженерное училище одновременно с Достоевским или несколько раньше. С 1844 г. Кауфман служил на Кавказе, с 1867 г. командовал войсками Туркестанского военного округа, в 1874 г. получил чин инженер-генерала, а в 1875 г. покорил Кокандское ханство в Средней Азии.
Стр. 35. С младшим Кауфманом я был в одно время еще в кондукторских. — Возможно, это генерал-интендант фон Кауфман, о котором упоминала газета ‘Новое время’ (1877, 22 сентября (4 октября), No 563, отдел ‘Телеграммы’). Кондукторами в инженерных частях назывались унтер-офицеры. Кондуктора в Инженерном училище — слушатели первых классов (или курсов), еще не произведенные в офицеры.
Стр. 35. Радецкий Федор Федорович (1820—1890) — генерал-лейтенант, участник русско-турецкой войны 1877—1878 гг.
О выпускниках Инженерного училища, в особенности о Тотлебене и Радецком, Достоевский вспоминает в связи с возрастающим значением инженерного искусства в ходе русско-турецкой войны 1877—1878 гг., в связи с непривычной тактикой турецкой пехоты, умело использовавшей ‘шанцевый инструмент’, временные полевые укрепления и современное ручное огнестрельное оружие (см. ниже), а также под впечатлением известий о них с театра военных действий, Так, через три дня после форсирования Дуная газета ‘Новое время’ (1877, 18 (30) июня, No 467) писала: ‘Командир 8-го корпуса, который так блистательно исполнил трудную и важную задачу переправы через Дунай под Систовом, генерал-лейтенант Федор Федорович Радецкий принадлежит к числу самых образованных и вместе с тем боевых наших генералов. <...> Теорию военного искусства Федор Федорович изучил в инженерной академии и в академии генерального штаба, а практике военного дела научила его продолжительная боевая жизнь на Кавказе, куда он был переведен немного спустя после своего выпуска из инженерной академии (1841)’. Упомянутая здесь инженерная академия — бывшее Главное инженерное училище, в котором учился и Достоевский (см.: МВед, 1877, 19 июня, No 151).
Радецкий с частями своего корпуса в течение нескольких месяцев в очень трудных условиях оборонял Шипкинский перевал через Балканы. Через месяц после падения Плевны, когда русская армия особенно нуждалась в выходе на оперативный простор, Радецкий атаковал позиции турок на Шипке с фронта и с тыла, и 28 декабря 1877 г. вся турецкая армия, блокировавшая Шипку, была взята им в плен.
Стр. 35… Метрушевский Михаил Фомич (1832—1893) — генерал-майор. 28 декабря 1877 г. командовал под Шипкой войсками, атаковавшими турецкую армию Весселя-паши с фронта (см. предыдущее примеч.). Упоминание Достоевского об окончании Петрушевским Инженерного училища неверно. Петрушевский учился в Кадетском корпусе и окончил николаевскую академию генерального штаба. Одна из газет, которую мог держать в руках Достоевский, сообщала: ‘В ‘Русск<ом> мире’ приводят следующие сведения о личности М. Ф. Петрушевского <...> в 1850 году был выпущен из 1 кадетского корпуса прапорщиком в лейб-гвардии Литовский полк…’ (‘Современные известия’, 1877, 27 июня, No 174). За переправу у Систова Петрушевский так же, как Иолшин (см. следующее примеч.), был награжден Георгием 4-й степени (НВр, 1877, 4 (16) июля, No 483).
Стр. 35. …Иолшин… — Быть может, Иолшин Михаил Александрович (1830—1883) о котором упоминала газета ‘Голос’ (1877, 22 июня (4 июля), No 131): ‘Командир первой бригады 14 пехотной дивизии, первою перешедшей Дунай, 15-го июня у Систова, генерал-майор Иолшин <...> удостоился получить орден св. Георгия 4-й степени’. Биографические сведения об Иолшине, помещенные в русских газетах за 1877 г., противоречат тому, что говорит здесь о нем Достоевский как о курсанте Главного инженерного училища. Ссылаясь на ‘Русский мир’, газета ‘Современные известия’ (1877, 28 июня, No 174) сообщала: ‘…Михаил Александрович Иолшин <...> в 1848 году, из унтер-офицеров 2-го кадетского корпуса, был выпущен прапорщиком в Гренадерский короля Фридриха Вильгельма III (ныне Петербургский гренадерский того же имени) полк…’.
Стр. 36. …живописец Трутовский. — Друг Достоевского Константин Александрович Трутовский (1826—1893). Окончил Инженерное училище в 1845 г. Вышел в отставку после 1849 г. Автор портрета Достоевского, выполненного карандашом (1847).
Стр. 36. А такие ли условия мира предложили бы они нам, если бы удалось им взять Севастополь через два месяца! — Согласно Парижскому трактату 1856 г. Россия лишалась права иметь военный флот на Черном море. Однако противники России рассчитывали еще на большее: ‘Среди союзников-победителей обнаружились серьезные разногласия. Англия требовала отторжения от России Кавказа и других земель, а также запрещения России иметь флот не только на Черном, но и на Балтийском море. Австрия претендовала на Молдавию, Валахию и на южную часть Бессарабии. Однако Франция считала невыгодным такое ослабление России, поскольку в этом случае позиции Англии и Австрии на Ближнем Востоке и особенно на Балканах резко усиливались в ущерб интересам Франции) (Всемирная история, т. VI, стр. 484—485).
Стр. 37. У нас под Бородином были воздвигнуты редуты… — По-видимому, Достоевский имеет в виду Шевардинский редут и Багратионовы и Семеновские флеши. Редут (от франц. redoute) — круглое или квадратное земляное укрепление. Флеши (от франц. fl&egrave,che — стрела) — полевые укрепления в форме тупого угла.
Стр. 37. …потребовала от нас двойных, тройных усилий, чем предполагалось вначале, и которая до сих пор еще не взята. — 17 июля 1877 г., за день до штурма Плевны, русские штурмовые войска насчитывали 32 тысячи человек при 176 орудиях. К 24 августа 1877 г., перед многодневной бомбардировкой Плевны, предшествовавшей новому штурму, 30 августа 1877 г., численность штурмующих русско-румынских войск доходила до 96 тысяч человек при 426 орудиях.
Стр. 37. …при таком беззаветном натиске, как 30-го августа… — 30 августа 1877 г., во время очередного героического, но неудачного штурма Плевны, русские войска потеряли около 16 тысяч человек убитыми и ранеными.
Стр. 37. Теперь же, после двух неудавшихся штурмов, оказалось необходимым увеличить нашу армию вдвое, и это со только первый шаг… — Двум неудачным штурмам Плевны (18 июля и 30 августа 1877 г.) предшествовали также неудачные атаки этой крепости 8 июля 1877 г. с севера и востока, во время которых русские потеряли около 3000 человек. Уже после первого штурма (18 июля 1877 г.) была объявлена мобилизация гвардейского и гренадерского корпусов общей численностью до 160 тысяч человек. Эти войска стали подходить к Плевне во второй половине сентября 1877 г., то есть почти через месяц после второго ее штурма. Таким образом, армию, штурмующую Плевну, предполагалось увеличить не вдвое, а даже втрое (перед вторым штурмом у русских было 96 тысяч солдат и офицеров).
Стр. 37. В чем же дело? Уж конечно, в теперешнем ружье. Турок, закрывшись наскоро набросанною насыпью… — Эго ружье Достоевский вслед за большинством корреспондентов, солдат и офицеров, называет ружьем Пибоди. Но нередко его называли ружьем Пибоди — Мартини (НВр, 1877, 30 сентября (12 октября), No 571), Генри — Мартини (‘Современные известия’, 1877, 22 августа, No 230, заметка ‘Исполнение турецкого заказа американскими ружейными заводами’) и даже просто Мартини (МВед, 1877, 21 октября, No 261). Помимо прочих достоинств (дальнобойность и сила поражения) у ружья Пибоди был автоматически безотказный откидной затвор, что значительно повышало скорость стрельбы.
Подчеркивая важное значение в системе турецкой обороны ружья Пибоди и временных ‘полевых укреплений’, т. е. чего-то вроде индивидуальных окопов, Достоевский широко учитывал свидетельства наблюдателей военных действий. Так, в корреспонденции ‘Daily News’, процитированной газетой ‘Новое время’ (1877, 24 сентября (6 октября), No 565, очерк ‘Доставка подкреплений и провианта в Плевну’), говорилось о том, что успеху последнего штурма Плевны ‘мешал огонь турецких ружей’, ‘что ружейные пули Пибоди и Уинчестера произвели страшные опустошения в рядах русской пехоты в роковой день 30 августа (11 сентября)’. В той же корреспонденции утверждалось, что при таких условиях успех атаки Плевны возможен только в том случае, ‘если землекопные работы велись как следует’, если русские огнем ‘своих стрелков из траншей’ способны ‘заставить замолчать пальбу турок’. Несколько ранее Достоевский мог прочесть в газете ‘Новое время’ следующий пересказ ‘соображений’ ‘С.-Петербургских ведомостей’ о тактике турок в осажденной Плевне: ‘Турки оставили город гореть от наших бомб, а сами вышли на окружающие высоты и окопались и, таким образом, импровизировали укрепленную позицию, которой суждено играть роль турецкого Севастополя <...> применяясь к новым, дальнего боя, орудиям и ружьям, турки держатся постоянно рассыпного строя, через что убыль их войск значительно ослабляется, тогда как у нас тактика не изменила содержания резервов, за цепью стрелков, густыми колоннами’ (НВр, 1877, 12 (24) сентября, No 553, отдел ‘Среди газет и журналов’). Сильное впечатление на Достоевского — бывшего военного инженера должно было произвести описание боя за Гривицкий редут под Плевной: ‘Когда наши кинулись на ура, турки открыли такой убийственный огонь, что ничего подобного солдаты не запомнят. Точно через огненный дождь, падавший не сверху, а горизонтально, приходилось бежать. Пули пронизывали ряды, щелкали тут же, свистали массами <...> позади, в этих ложементах оказывались незаметные сначала помещения для стрелков, вырытые в земле как норы. Из этих нор открывался убийственный огонь прямо в тыл нам’ (там же, 21 сентября (3 октября), No 562). И далее: ‘У наружных рвов оказалась пропасть ям, вроде лисьих западней, там сидели турки. Выйти им нельзя было оттуда, зато они открыли огонь по приближавшимся к ним солдатам, так что жизнь каждого неприятеля, сидевшего в такой западне, обходилась нам в несколько своих… В турецком редуте оказалось множество брошенных ружей Пибоди и патронов к ним<...>, В то время как наш солдат постоянно слышит приказание: ‘Не стреляй, береги патроны!’ — туркам выдается — по 300 патронов на день <...> и к вечеру он добросовестно их расстреливает’.
Взяв Гривицкий редут, русские увидели, что ‘скаты холмов’ перед следующими турецкими редутами и батареями ‘изрыты, точно на них наложена крайне перепутанная черная сеть’. Пораженный этой картиной корреспондент ‘Нового времени’ писал: ‘Глаз теряется в изгибах, зигзагах, лабиринтах этой сети, оказывающейся в бинокль целою системой траншей, ложементов, ретраншементов, западней. Мне это казалось верхом инженерного искусства по отношению к обороне. Взять эту позицию теперь <...> почти невозможно, а <...> вся Плевна кругом укреплена точно так же…’ (там же, 24 сентября (6 октября), No 565, очерк ‘С армией. Турецкие позиции и Гривицкий редут’. Подписан псевдонимом ‘Шесть’).
Стр. 37. …не дойдя еще и до гласиса… — Гласис (от франц. glacis) — земляная пологая (в сторону противника) насыпь впереди наружного рва укрепления. Случаи, когда русские штурмующие колонны, поражаемые шквальным ружейным огнем, не доходили даже и до гласиса турецких укреплений, действительно имели место и с горечью упоминались русскими газетами.
Стр. 38. …с помощию Тотлебена, приступить к инженерным работам… — Герой обороны Севастополя, военный инженер Э. И. Тотлебен (1818—1884), прибыл в штаб-квартиру русской армии на Балканах около 17 сентября ст. ст. 1877 г. Высказавшись против нового штурма Плевны, Тотлебен принял руководство русско-румынскими осадными инженерными работами по взятию этой крепости. Однако вскоре Плевна была наглухо блокирована русскими войсками, и необходимость в таких работах отпала. Страдая от недостатка продовольствия и боеприпасов, в ночь с 27 на 28 ноября ст. ст. 1877 г. весь турецкий гарнизон предпринял вылазку с целью вырваться из кольца русских войск. Вылазка не имела успеха, и турки (около 40 000 чел.) во главе со своим командующим Османом-пашой сложили оружие.
В начале 1878 г. Тотлебен был назначен главнокомандующим русской, армией на Балканах.
Стр. 38. …Плевна уже сослужила свое дело врагу нашему, остановила первоначальное победоносное шествие русских… — Плевна имела важное стратегическое значение, так как в ней пересекалось несколько больших дорог. Кроме того, оставленная не взятой, эта крепость и ее гарнизон угрожали бы постоянно коммуникациям в тылу русской армии. В связи с этим газета ‘Новое время’ писала еще в июле 1877 г. (15 (27) июля, No 494): ‘…долее терпеть присутствие значительных неприятельских сил на нашем левом фланге, в 65 верстах от Систова и в 85 от Белы и Тырнова, положительно невозможно’.
Стр. 38. …шанцевый инструмент… — Инструмент, необходимый для производства земляных работ в военное время (от нем. Schanz — земляной окоп). Русская армия под Плевпой располагала этим инструментом в ограниченном количестве. Один из корреспондентов ‘Нового времени’ писал по этому поводу: ‘При бедности шанцевого инструмента (150 лопат и 45 кирок на полк) войска наши не скоро устроили себе прикрытие с этой открытой стороны (с тыловой стороны взятого турецкого редута,— Ред.): горстями, пальцами скребли они землю, лишь бы насыпать поскорее вал’ (НВр, 1877, 22 сентября (4 октября), No 563).
Стр. 40. …только и ожили теперь, когда прибыли к нашему войску берданки, а пустили войско вначале с другим ружьем, медленным и недальнобойным. — К началу русско-турецкой войны 1877 г. почти половина русской армии была вооружена сравнительно устаревшей однозарядной винтовкой системы Крнка, скорость стрельбы из которой достигала в лучшем случае 9 выстрелов в минуту. Из ружья системы X. Бердана можно было произвести до 16—18 выстрелов в минуту. После неудачного штурма Плевны 30 августа 1877 г. на помощь русской балканской армии была направлена русская гвардия, вооруженная именно берданками. В связи с этим Суворин писал в очерке ‘Отрывки’ (НВр, 1877, 20 сентября (1 октября), No 561): ‘…появление гвардии, вооруженной берданками, которые, по отзыву всех, если не превосходят турецкие ружья, то не уступают им нимало <...> должно перетянуть успех на нашу сторону’.
Усовершенствованная конструкция берданки, разработанная русским военным инженером А. П. Горловым, получившая название ‘русской винтовки’, была принята на частичное вооружение русских войск в 1868—1869 г.
Стр. 40. …(у французов было еще лучше ружье, чем у немцев, и немцы принуждены были его принять ~ в самый момент войны)… — Речь идет о скорострельном французском ружье системы Шаспо, изобретенном французским рабочим Шаспо в 1866 г. Немцы начали франко-прусскую войну
1870 г. с худшим ружьем системы Дрейзе, но этот недостаток в их вооружениях компенсировался превосходством их артиллерии, прекрасной выучкой войск и талантливостью генерального штаба.
Стр. 40—41. ...французская армия ~ была страшно изумлена и подавлена нравственно тем, что вместо перехода через Рейн и вторжения в Германию она принуждена защищать свою территорию у себя дома. — Прибыв в крепость Мец 28 июня 1870 г., Наполеон III застал там только 100 000 солдат, не обеспеченных снаряжением, боеприпасами и провиантом. Между тем мобилизация армии ‘протекала крайне беспорядочно’. При таких условиях нечего было и мечтать о наступлении. Французское командование и армия с самого начала войны были обречены на пассивное выжидание событий (см.: Всемирная история, т. VI, стр. 594). О бездарной и преступной неподготовленности главарей империи Наполеона III к войне с Пруссией см. также в романе Э. Золя ‘Разгром’ (1892).
Стр. 41. Произошло несколько сражений, в которых победили немцы. — Очевидно, подразумеваются первые серьезные сражения, проигранные французами: 4 августа 1870 г. при Виссамбуре (Эльзас) и 6 августа 1870 г. при Верте и при Форбаке (Лотарингия) (Всемирная история, т. VI, стр. 596).
Стр. 41. Он вс рвался грудью вперед и до самого Седана не хотел верить, что он побежден. — По приказанию Наполеона III крепость Седан сдали в первый день ее осады (1 сентября 1870 г.), не исчерпав всех возможностей ее обороны. До этого три поражения потерпела Рейнская армия французов (14,16 и 18 августа 1870 г.) и два поражения Шалонская французская армия под командой Мак-Магона (около 28 августа и 30 августа 1870 г., см.: Всемирная история, т. VI, стр. 597—599).
Стр. 41. Осталась защита Парижа с сумасшедшим Трошю. — Осада Парижа длилась с 19 сентября 1870 г. до 28 января 1871 г. Гарнизоном Парижа г состоявшим по преимуществу из необученной и плохо вооруженной национальной гвардии, командовал генерал Трошю Луи Жюль (1815—1896), занимавший в то же время и пост главы республиканского правительства, сформированного 4 сентября 1870 г. Уже 4 сентября 1870 г. попытку отстоять Париж Трошю назвал ‘чистейшим безумием’. Тем не менее в течение следующих месяцев он неоднократно посылал вверенные ему неподготовленные войска на вылазки против регулярной армии немцев. Благодаря этим действиям, за которые национальная гвардия расплачивалась большой кровью, генерал Трошю и снискал репутацию ‘сумасшедшего’ полководца (см.: Всемирная история, т. VI, стр. 603).
Стр. 41. Гамбетта вылетел из Парижа на воздушном шаре, descendit du ciel (сошел с неба) в одном департаменте (как пишет об нем один историк), объявил диктатуру и начал набирать новые армии. — Об этом см.: наст’ изд., т. XXIV, стр. 282, 495.
Стр. 42. Турки слишком давно уже не нападают на Европу сами и привыкли именно к защите. — Последней крупной угрозой турок Европе была осада Вены (с 24 июля по 12 сентября 1683 г.), из-под стен которой они были прогнаны войсками польского короля Яна Собесского (1624—1696). В 1684 г. образовалась антитурецкая коалиция Австрии, Польши и Венеции (к которой позднее примкнула и Россия). Война этой коалиции против Оттоманской империи была долгой, но успешной. Это была первая большая война турок на европейской территории, в течение которой им пришлось не нападать, а защищаться.
Стр. 42. …ружье Пибоди дает десять, двенадцать выстрелов в минуту, ну и должны были понять, что с таким ружьем, сидя за укреплением, турок побьет атакующую колонну до последнего человека’. — Анализируя причины неудач под Плевной, русская печать отмечала: ‘…а особенно же легко можно было заблуждаться, не приняв во внимание того, что при нынешнем чрезвычайном усовершенствовании всякого рода оружия, коим нейтральная Англия завалила всю Турцию, даже новобранцы могут отбивать из-за укреплений первые в мире по храбрости отряды, нанося им жестокие потери’ (Гр, 1877, 13 октября, No 23—24, анонимная статья ‘После молчания’).
Стр. 42—43. Один французский военный историк горько упрекает Наполеона Iсо решился, однако же, сам напасть на врагов, то есть на внешнюю войну, а не на внутреннюю. — Имеются в виду утверждения полковника Ж.-Б. А. Шарраса о выгодности оборонительного плана ведения войны против антинаполеоновской коалиции, содержащиеся в его известной книге ‘История кампании 1815 года. Ватерлоо’ (Histoire de la campagne de 1815. Waterloo. Par le colonel Charras. 4-e dition. Bruxelles, 1863, p. 52—59). Четвертое издание этой книги плелось в библиотеке Достоевского (см.: Л. П. Десяткина, Г. М. Фридлендер. Библиотека Достоевского (новые материалы). — Материалы и исследования, т. IV, стр. 267).
Стр. 43. Вся ошибка Наполеона состояла, говорит этот историк, в том со что немецкий солдат совершенно равнялся французскому. — Ж.-Б. А. Шаррас отмечал: ‘Наполеон основывал свои расчеты, как говорил он сам, на том, что следует оценивать силы обеих противных сторон не по одному лишь численному соотношению, он считал одного француза равным одному англичанину, но двум пруссакам, бельгийцам, голландцам, солдатам Германского союза. <...> Наполеон ошибался: два пруссака стоили более одного француза’ (Histoire de la campagne de 1815. Waterloo. Bruxelles, 1863, p. 81—85).
Стр. 43. …турки дали же нам в начале войны перейти за Дунай и явиться за Балканами ~ и о значении своего ружья Пибоди. — Русские форсировали Дунай 12 и 15 июня 1877 г. в неожиданных для турок местах и потому встретили слабое сопротивление. К началу июля ст. ст. 1877 г. русские взяли на Дунае и в его районе города и крепости: Систов, Браилово, Галац, Казанлык, Габрово, Ловчу, Белу, Никополь, Черноводы и др. См.: НВр, 1877, 5 (17) июля, No 484, 9 (21) июля, No 488, 10 (22) июля, No 489. Кроме того, были взяты перевалы через Балканы: Шипкинский и Демир-Кап (Железные ворота).
Стр. 43. …может явиться у турок прежний упадок духа, забудут и об Адрианополе и об Софии, шанцевый инструмент побросают, убегая перед русским натиском без оглядки… — Предположения Достоевского оправдались. После падения Плевны 28 ноября (10 декабря) 1877 г. и пленения армии Весселя-паши, блокировавшей русские войска на Шипкинском перевале, серьезное сопротивление турок по существу прекратилось. Гарнизон Османа-паши, осажденный в Плевые, рассчитывал на Софию и Адрианополь как на базы снабжения оружием и продовольствием. Однако, по сообщениям с театра военных действий, между 8 и 17 октября ‘генерал Гурко успел eуже анять дорогу из Плевны в Орханке и тем прекратить всякие подвозы к армии Осман-паши, из чего можно заключить, что если Осман-паша телеграфировал 9 октября в Адрианополь, чтоб ему выслали новый транспорте провиантом, то это требование уже не могло быть исполнено <...> 16 октября <...> окончательно была сомкнута блокадная линия <...> Итак, с 16 (14) октября надо считать Осман-пашу совершенно отрезанным и от Софии, и от Впддина’ (МВед, 1877, 19 октября, No 259). Расчеты турок на Адрианополь как на пункт, который их армия могла бы защищать так же успешно и долго, как Плевну, западноевропейская печать всерьез не принимала. По мнению австрийского корреспондента, процитированному ‘Новым временем’ (1877, 3 (15) октября, No 574, отдел ‘Последние известия’), русским достаточно было разбить одну из турецких армий, чтобы ‘под Адрианополем’ не встретить ‘препятствий, достойных этого имени’, Еще в июле 1877 г. Адрианополь фигурировал в прогнозах некоторых дипломатов, ‘уверявших, что стоит русским войскам только показаться перед стенами этого города, как Турция во что бы то ни стало будет искать мира’ (Г, 1877, 29 июля (10 августа), No 168).
Стр. 43. …силу крепостных верков... — Верки (от нем. Werk) — строения, укрепления, общее название различных оборонительных построек в крепостях.
Стр. 44. Теперь там Тотлебен… — Газеты пестрели сообщениями о прибытии Тотлебена на театр военных действий. Сл.: НВр, 1877, 15(27) сентября, No 556, 19 (31) сентября, No 560, 28 сентября (10 октября), No 569, МВед, 1877, 19 октября, No 259.
Стр. 44. В Азии кончилось большой победой. — Подразумевается разгром турецкой армии Мухтара-наши при Авлиаре (под Карсом) в октябре 1877 г.
Стр. 44. Балканская же армия наша многочисленна и великолепна… — По свидетельству газеты ‘Голос’ (1877, 13 (25) июня), No 122), общее количество русских войск к началу переправы через Дунай превышало цифру 200 000. Несколько позднее газета ‘Новое время’ (1877, 11 (23) августа, No 521, фельетон ‘Более или менее военные очерки’) утверждала что ‘на театре войны 400 тысяч человек’. В сентябре—октябре 1877 г. на Балканский театр военных действий прибыли целиком (или значительная их часть) русские резервы — прекрасно вооруженная гвардия и гренадеры (160 000 человек).
Стр. 44. ‘Со станции Бираулы пишут в ‘Одесский вестник’, что 3-го октября ~ ‘Моск. ведомости’, No 251)’. — Цитата приведена Достоевским из МВед, 1877, 11 октября, No 251.
Стр. 45. Все русские, газеты толковали недавно (и до сих пор толкуют) о самоубийстве генерала Гартунга, в Москве‘ во время заседания окружного суда… — Происходивший в московском Окружном суде процесс по обвинению генерал-майора Леонида Николаевича Гартунга, мужа дочери A. С. Пушкина Марии (1834—1877), и некоторых других лиц в похищении денежных документов (векселей и т. и.) длился семь дней (о 7 по 13 октября 1877 г.). Подробные отчеты о нем печатались в газете ‘Московские ведомости’ с 8 по 14 октября 1877 г. (см. NoNo 248—254). Гартунт, который не был лично виновен в похищении, застрелился 13 октября 1877 г., в последний день заседания суда. Об откликах прессы на этот процесс я его неожиданно трагический финал см. ниже, стр. 377, 378. См. подробнее: B. Кирпотин. Мир Достоевского. М., 1983, стр. 345—349.
Стр. 45. …дисконтер... — человек, занимающийся учетом векселей (от англ. discounter).
Стр. 45. Прокурор даже рад суду и тому, что генерал сидит рядом с простолюдином ~ торжество равенства перед законом сильных и высших с малыми и ничтожными. — ‘Рядом’ с генералом Гартунгом и сыном министра графом Степаном Сергеевичем Ланским (род. до 1862) на скамье подсудимых сидел слуга ростовщика и ‘дисконтера’ В. К. Занфтлебена (около 1811—1876) крестьянин Егор Мышаков, В связи с этим товарищ прокурора Николай Валерианович Муравьев (1850 — ?) в своей обвинительной речи на судебном заседании 10 октября 1877 г. сказал, что в настоящем судебном процессе кроме ‘печальной стороны’ есть ‘другая, утешительная’. ‘Эту последнюю,— продолжал прокурор-фразер, не увидит разве тот, кто не хочет или не может понимать смысла явлений общественной жизни. В самом факте, в самой возможности появления генерала Гартунга, графа Ланского и их спутников на скамье подсудимых нельзя не видеть некоторой, так сказать, предварительной победы правосудия, Ни знатность происхождения, ни высокое общественное и служебное положение, ни связанные с тем и другим влияния и связи — ничто не помешало действиям безличного и бесстрастного закона. Равный: для всех, допускающий могущество и торжество только одной справедливости, он призвал подсудимых к ответу’ (МВед, 1877, 12 октября, No 252).
Стр. 45. Суд удаляется составить приговор ~ затем вдруг раздался выстрел… — Эти и следующие строки комментируются отчетом ‘Московских ведомостей’ о судебном заседании 13 октября 1877 г.: ‘Едва удалился суд для совещания о применении наказания к осужденным присяжными <...> как из комнаты подсудимых раздался выстрел. То был удар, коим генерал-майор Гартунг кончил свои счеты с земною жизнью. Пуля попала прямо в сердце, и через 1/4 ч. Гартунга уже не стало’ (МВед, 1877, 14 октября, No 254).
Стр. 45—46. Говорят, и судьи и прокурор вышли из своих комнат совсем бледные…— ‘Московские ведомости’ писали (1877, 14 октября, No 254): ‘Когда прошли первые минуты всеобщего смятения, в залу заседания вошли бледные, как мертвые, судьи, и председавший объявил, что суд отлагает объявление резолюции до завтрашнего дня’.
Стр. 46. Другие справедливо заметили ~ что произошла плачевная судебная ошибка.— Под ‘другими’ органами печати подразумеваются газеты ‘Московские ведомости’ и ‘Новое время’. Первая из них писала: ‘Но если бы выясненные на суде факты и набрасывали некоторую тень сомнения на образ действий Гартунга, то смерть, на которую он обрек себя немедленно по выслушании приговора, дает основание к обратному умозаключению о действительной его виновности. Смерть служит роковою, но сильною ‘уликою’ в его пользу… Так не умирают люди, нравственно павшие и равнодушные в вопросах чести…’ (МВед, 1877/15 октября, No 255). За дань до этого в отделе ‘Судебная хроника’ этой же газеты высказывалось предположение, что ‘трагический исход дела’ предрешен, ‘быть может, роковою судебного ошибкой’. Газета ‘Новое время’ (1877, 16 (28) октября, No 587, фельетон А. С. Суворина ‘Недельные очерки и картинки’) писала: ‘Кто виноват в этом самоубийстве? Судебная ошибка, ошибка возможная, не невероятная…’ Или Гартунг принес себя в жертву искупления за собственные ошибки, за совершенное преступление, если не верить его предсмертным словам. Но вправе ли мы не верить этим словам, произносимым человеком сознательно в решительную минуту разлуки с жизнью? Не думаю’.
Стр. 46. Я накануне как раз говорил с одним из наших тонких юристов и знатоков русской жизни ~ у нас один и тот же вывод…— Возможно, речь идет ознаменитом юристе А. Ф. Кони, авторе, интересных, воспоминании и статей о русских писателях (Достоевском, Тургеневе, Некрасове, Толстом, Писемском, Островском и др. — см.: Кони, т. VI).
Стр. 46. На другой день, в фельетоне Незнакомца, я прочел очень многое весьма похожее на то, об чем мы только что говорили накануне..— Подразумевается следующий отрывок из фельетона ‘Недельные очерки и картинки’, в основном перекликающийся с анализом поведения генерала Гартунга как в этом, так и на втором параграфе настоящей главы ‘Дневника писателя’: ‘Мне кажется, что Гартунг говорил правду, он не мог признать себя виновным в том преступлении, в каком его обвинили. Но прав ли он? Это другой вопрос. Можно сказать только, что в этом процессе и его исходе виноваты все — и никто не виноват, этот процесс один из тех несчастных случаев, в которых так ярко выступает наша всероссийская слабость не отличать своего от чужого, наше халатное отношение к делу, наша непривычка к какой бы то ни было законности. То, что сделал Гартунг, делается чуть не ежедневно, почти на глазах у всех, и никто не обращает на это внимание <...> И делают это очень честные люди, не подозревая даже, что они крадут <...> Нет сомнения, что Гартунг поступил неправильно, распорядившись с документами, бумагами и вещами Занфтлебена слишком уж просто: взял да и увез. Но весьма быть может, что он сделал это без злого умысла, без намерения что-либо украсть. Видимо, даже впоследствии, когда уже началось дело, он не понимал его значении…’ Только на скамье подсудимых он понял о грозящей ему опасности. Спасаясь от бесчестья, от клейма вора и мошенника, он лишил себя жизни и пал жертвой разногласия строгого закона с распущенностью нашей жизни’ (НВр, 1877, 16 (28) октября, No 587).
В данном случае фельетон ‘Недельные очерки и картинки’ не был подписан, но Достоевский, без тени сомнения, считал его принадлежащим перу ‘Незнакомца’. Дело в том, что почти все фельетоны под таким названием, печатавшиеся в ‘Новом времени’, подписывались этим псевдонимом А. С. Суворина.
Стр. 54. …учреждение гласного присяжного суда вс же ведь не русское, а скопированное с иностранного. — Гласный суд с присяжными был введен в России судебной реформой 1864 г,
Новые судебные уставы — самая последовательная из буржуазно-демократических реформ 1860-х годов. Этим обстоятельством и объясняются резкие нападки на гласный суд консервативной прессы и требования судебной контрреформы в 1870—1880-х годах. См. об этом в книге: В. А. Твардовская. Идеология пореформенного самодержавия (M. H. Катков и его издания). М., 1978, стр. 141—148, 243—252.
Стр. 54. Недавно ‘Московские ведомости’, No 262-й, сделали в своей передовой статье следующее замечание… — Далее Достоевский цитирует передовую статью ‘Москва, 21 октября’ (МВед, 1877, 22 октября, No 262). Стр. 55. ‘Новое время’ заметило по этому поводу на другой же день ~ что ‘Правительственный вестник’ разумел, может бить, просто какую-нибудь болтовню в публике, вовсе не имеющую такого значения.— ‘Новое время’ писало по этому поводу не ‘на другой день’, а через три дня, в отделе ‘Среди газет и журналов’: »Моск<овским> ведомостям’ грезится Россия, опутанная сетью коварных интриг <...> Нам кажется, что или ‘Московские ведомости’ поторопились сделать свои выводы, или их корреспондент слишком поусердствовал. Опровержение нашей официальной газеты касалось вздорных слухов, естественно возникающих вдали от театра военных действий при недостатке точных сведений, а вовсе не приписывало этих слухов какой-либо вредной партии’ (НВр, 1877, 25 октября (6 ноября), No 596). Приводим наиболее существенные выдержки из сообщения ‘Правительственного вестника’, различно истолкованные ‘Московскими ведомостями’ и ‘Новым временем’: ‘В последнее время в здешней столице нередко начали распространяться неверные сведения и слухи о ходе дел на театре военных действий <...> К сожалению <...> напряженное внимание и весьма естественное желание следить за всем происходящим в районе действий наших войск лишает многих возможности относиться к распускаемым ложным и большею частью тревожным слухам с надлежащею осторожностью и тем недоверием, которого слухи эти <...> заслуживают. Самым осязательным и наглядным подтверждением всему вышеизложенному может служить настойчиво и быстро распространившийся на днях слух о том, что турки, атаковав превосходными силами отряд генерал-адьютанта Гурко, завладели вновь важными позициями у Горного Дубняка <...> Слух этот<...> был распускаем по городу именно в то время, когда часть отряда генерала Гурко победоносно выполняла возложенную на нее обязанность, занимая важный в стратегическом отношении укрепленный пункт у Телища. Равным образом все распускаемые сведения и слухи, почерпнутые из телеграфических известий или корреспонденции некоторой части заграничной прессы, не заслуживают никакого доверия’ (ПВ, 1877, 19 (31) октября, No 230).
Стр. 55. Теперь уже не май месяц, теперь уже все знают и пишут о клерикальном всемирном заговоре… — Из новых сообщений о происках клерикалов в Западной Европе, и в частности во Франции, едва ли могли не привлечь внимания Достоевского следующие: ‘С каждым днем все более и более выясняется, что империя под знаменем папы составляет цель деятелей Елисейского дворца, держащих в руках нити официозного движения’ (НВр, 1877, 30 сентября (12 октября), No 571). И еще: ‘Корреспондент ‘Кел<ьнской> газ<еты>‘ пишет из Парижа 26 сентября (8 октября). Почти все французские епископы обращаются к своей пастве с избирательными посланиями, и не подлежит сомнению, что клерикальное движение в пользу официальных кандидатов ведется по особому плану, утвержденному в Риме’ (там же, 3 (15) октября, No 574).
Стр. 55. …даже самые либеральные из наших газет согласились, что заговор этот имеет свою силу. — Достоевский имеет в виду газету ‘Голос’, одну из статей которой цитирует и комментирует ниже.
Стр. 55. Вот еще выписка, но уже из ‘Нового времени’, M 587. ‘Новое время’ в отделе своем ‘Среди газет и журналов’ цитует мнение ‘Голоса’… — ‘Выписка’ эта заимствована Достоевским из газеты ‘Новое время’, 1877, 16 (28) октября, No 587.
Стр. 56. Уж одно известие о кандидатуре Ледоховского, несомненно польского происхождения… — Это известие, появившееся в одном из польских журналов (или газет) и повторенное ‘Голосом’ (около 16 (28) октября, No 247). О Ледоховском см. ниже, примеч. к словам: ‘…в состоянии бы был так шлепнуться избранием…’.
Стр. 56. …римский конклав, наполненный такими тонкими умами… — Достоевский отождествляет с конклавом коллегию римских кардиналов. Конклав в более точном значении этого слова (от лат. conclave — запертый зал) — собрание кардиналов католической церкви, созываемое для избрания нового папы обычно на ‘одиннадцатый день после кончины папы’ (см. наст. изд., т. XXV, стр. 421). Впрочем, в 1877 г. коллегия кардиналов, с согласия самого папы, собиралась нарушить этот обычай. ‘Ватикан,— сообщали ‘Московские ведомости’,— воспользовался пребыванием в Риме монсеньера Гибера (архиепископа парижского, см.: Г, 1877, 30 мая (11 июня), No 108,— Ред.), чтобы устроить несколько кардинальских собраний, на которых обсуждались самые важные интересы римской церкви. Говорят, что на этих собраниях установилось соглашение относительно мер, которые следует принять на случай упразднения папского престола. Новый папа должен быть избран как можно скорее. <...> Таково мнение самого Пия IX. Что касается будущего конклава, то по этому поводу обсуждался вопрос, где будет удобнее собрать его, в Риме или в чужих краях. В этом последнем случае Ницца была предложена как самое удобное место для означенной церемонии. Самым серьезным кандидатом на папский престол считают вообще кардинала Каноссу, епископа Веронского <...> Кардинал Каносса пользуется расположением значительного числа своих товарищей, в особенности иезуитов’ (МВед, 1877, 28 июня, No 160).
Согласно закону, коллегия кардиналов насчитывала 70 человек, из них не менее 25 человек — не итальянского происхождения (см.: там же, 21 июня, No 153, отдел ‘Последняя почта’). Как видно из процитированного отрывка, весьма значительную прослойку в коллегии составляли кардиналы-иезуиты. По всей вероятности, этим объясняется, быть может, ироническое замечание Достоевского о ‘тонких умах’, наполняющих ‘конклав’. Достоевский едва ли мог знать поименно всех членов коллегии кардиналов, но газеты упоминали по временам о наиболее влиятельных из них, а также о тех, кто удостаивался этого звания. Таковы (кроме упомянутых выше Гибера и Каноссы): ‘кардинал Франки, имеющий надзор за иностранными миссиями во всех странах света’ (там же, 14 июня, No 146), кардиналы князь Гоэнлое и Берарди (там же, 11 июля, No 172, НВр, 1877, 18 (30) сентября, No 559), кардинал Симеоне, ‘новый статс-секретарь умирающего папы’ (там же, 15 (27) мая, No 434, ‘Ежедневное обозрение’), ‘князь-архиепископ венский Кучкер, архиепископ загребский Михайлович и епископ болонский Парокки’, возведенные в звание кардиналов в июне 1877 г. (МВед, 1877, 17 июня, No 149, отдел ‘Последняя почта’). Через несколько дней та же газета сообщила о вручении ‘кардинальских беретов’ кардиналам Нашимеито, Бенавидесу, Пайа, Дешану и Каверо (там же, 21 июня, No 153, отдел ‘Последняя почта’).
Стр. 56. …в состоянии бы был так шлепнуться избранием Ледоховского ~ а не римского и всемирного владычества пап. — С 1865 г. граф Мечислав-Галька Ледоховский (1822—1902) был архиепископом познанским. На Ватиканском соборе 1870 г. выступал ревностным защитником догмата непогрешимости папы. В ноябре 1870 г. ездил в Версаль, чтобы расположить Вильгельма I в пользу восстановления светской власти папы. В 1873 г. Пий IX назначил Ледоховского польским примасом, в 1875 г. — кардиналом.
На действия Ледоховского, утверждавшего, что его цель — ‘восстановление ойчизны’ <отчизны, родины (польск.)у, русская печать указывала еще в начале лета 1877 г.: ‘3-го (15-го) июня в Познани сделан был полицией обыск в квартире викария Хотковского, по поводу адреса папе, составленного викарием и прочитанного им в собрании поляков-католиков в Обре. В составлении этого адреса и собирании к нему подписей прокуратура нашла признаки возбуждения населения, что и послужило основанием обыска. Между тем адрес уже доставлен папе при посредстве графа Ледоховского’ (НВр, 1877,11 (23) июня, ‘No 460). Достоевскому безусловно известно было и следующее сообщение, напечатанное месяцем позже той же газетой: ‘В гостиных польских аристократов и шляхтичей (Галиции, входившей в состав Австро-Венгрии,— Ред.) говорилось за последнее время, ни мало не стесняясь даже присутствием чиновников немецкой национальности, о предстоящем восстании <...> Усилению брожения среди <...> легко воспламеняющихся умов немало способствуют наехавшие со всех сторон в Вену и в Галицию польские эмигранты <...> В агитации принимают участие лица, пользующиеся большим влиянием в Ватикане, между прочим, кардинал Ледоховский, который в бытность свою архиепископом вовсе не разделял тех мнений, которых в настоящее время он является одним из самых рьяных сторонников. Результатом всей этой лихорадочной деятельности может быть не более как какая-нибудь глупая попытка к восстанию…’ (там же, 10 (22) августа, No 520, ‘Внешние известия’, подотдел ‘Славяне в Австрии’).
‘Новым папой’, избранным после смерти Пия IX в 1878 г., стал Лев XIII (см. о нем: стр. 359 и наст. изд., т. XXV, стр. 420 и след.).
Стр. 56. ‘Новое время’ прибавляет к тому же, что… — Приводимый далее отрывок — цитата из НВр, 1877, 16 (28) октября, No 587, отдел ‘Среди газет и журналов’.
Стр. 57. Бойкое перо возмущается, ~ не только не заметит, но подчас запоет ему в самый полный унисон. — Под ‘бойким пером’ Достоевский мог подразумевать автора анонимных обзоров ‘Иностранные события’ и ‘Последняя страничка’, напечатанных в газете ‘Гражданин’ (Гр, 1877, 13 октября, NoNo 23—24, стр. 587, 21 октября, NoNo 25—26, стр. 623, 624).
Стр. 57. …Старой Польши… — Под старой Польшей подразумеваются польская аристократия, шляхта и интеллигенция, эмигрировавшие во Францию после 1863 г. и вынашивавшие планы восстановления независимости польского дворянско-буржуазного государства.
Стр. 57. В начале лета эти агитаторы-клерикалы попробовали у нас сделать демонстрацию даже через русские издания. — Достоевский подразумевает несколько обращений польской эмиграции к русскому обществу, в которых превалировали предложения политического примирения под эгидой России и тесного сотрудничества на научно-экономической основе. Первое из этих обращений появилось на страницах ‘С.-Петербургских ведомостей’ (1877, 31 мая (12 июня), No 148) в форме ‘Письма к профессору Градовскому’ с редакционным предисловием.
Стр. 57. ‘Разве ~ нет у вас дела для той среды, которая произвела прежде Теншоборского для России… — Тенгоборский Людвиг Валерианович (1793—1857) — экономист и статистик, написавший капитальный труд ‘О производительных силах России’, изданный в Париже в 1852—1855 гг. Русский перевод И. Вернадского (М.—СПб., 1854—1858).
Стр. 57. …Воловского для Франции? — Воловский Луи-Франсуа-Мишель-Раймон (1810—1876) — французский политэконом и умеренно либеральный политический деятель. Родился в Варшаве. После 1831 г. бежал во Францию.
Стр. 57. …Броцкий скульптор… — Имеется в виду скульптор Виктор Петрович Бродзкий (1826—?). Родился в Волынской губернии. Окончив Петербургскую академию художеств и получив звание академика, переселился в Рим.
Стр. 57. …Матейко живописец. — Матейко (Matejko) Ян Алоизий (1838—1893) — польский художник, пользовавшийся большой известностью в Европе.
Стр. 57. (‘Новое время’, из статьи Костомарова). — Костомаров, а вслед за ним и Достоевский контаминируют в вышеприведенном отрывке цитаты из второго обращения польских эмигрантов — ‘Польский вопрос…’ и письма ‘Жителя Литвы’, напечатанных в газете ‘С.-Петербургские ведомости’ (1877, 24 июня (6 июля), No 172).
Стр. 58. Г-н Костомаров великолепно ответил в ‘Новом времени’ на все эти заискивания ~ наведут они к нам Конрадов Валленродов, предателей… — Костомаров писал: ‘Ну, а что вы скажете, господа поляки, если мы на это вам ответим: а что, если все эти полезные люди, эти ученые, литераторы, промышленники, ремесленники, художники, внедрившись к нам, вместо того, чтоб заниматься честно своею специальностью, сделаются для нас в известном смысле Валленродами? Какое ручательство с вашей стороны, что это невозможно? Бели обманывали нас коварно поляки прежде, то и теперь могут обмануть…’ (НВр, 1877, 29 июня (11 июля), No 478). Костомаров и Достоевский имели в виду легендарного Конрада Валленрода, изображенного в одноименной поэме Адама Мицкевича. Согласно легенде, Конрад Валленрод был литовцем но происхождению, вступившим в Тевтонский орден с целью отомстить последнему за разорение своей родины.
Стр. 58. Летняя выходка к примирению была сделана именно в то время ~ когда аристократы эмиграции являлись в Константинополь с огромными суммами денег (конечно, не своими). — Речь идет по существу только об одном польском легионе, формировавшемся в Константинополе с мая—июня 1877 г. для участия в войне Турции против России. ‘Легион’ был весьма немногочислен, не представлял собою по-настоящему боевой единицы и долго скитался по территории азиатской и европейской Турции. Отзывы русских газет о нем были скорее пренебрежительными, чем враждебными. Так, газета ‘Новое время’ (1877, 14 (26) июня, No 463) писала: ‘Из Берлина, от 8 (20) июня, сообщают в ‘Times’: образование польского легиона в Константинополе подвигается вперед, хотя очень медленно. Очевидно, это дело затеяно только немногими мечтателями и не одобряется большинством рассудительных элементов эмиграции’. Аналогичные отзывы см. в газете ‘Голос’ (1877, 14 (26) июня, No 123, 16 (28) июня, No 125). Позднее ‘Новое время’ (1877, 2 (14) октября, No 573) сообщало: ‘Константинополь, 1-го (13-го) октября, суббота (через Вену). Сюда приехал граф Владислав Платер, известный ‘непримиримый’ польской эмиграции. Он привез с собою 4 миллиона франков, собранных для того, чтоб преобразовать польский легион, который доселе еще ничем себя не заявил…’. В мае—июне о первом приезде В. Платера в Константинополь, но с английскими, а не с французскими деньгами, сообщали также ‘Московские ведомости’.
Стр. 59. Такова статья ‘Биржевых ведомостей’… — Подразумевается процитированная Достоевским ниже анонимная передовая статья ‘С.-Петербург. 11-го октября’ (БВ, 1877, 11 октября, No 257). Однако весь контекст настоящего раздела ‘Дневника’ свидетельствует о том, что Достоевский полемизирует также с автором ‘письма’ из Вены ‘Арестование г-на Иловайского’, напечатанном в том же номере ‘Биржевых ведомостей’. Обвиняя Д. И. Иловайского, а заодно с ним И. С. Аксакова, О. Ф. Миллера, M. H. Каткова, генерала Р. А. Фадеева и других, в ‘панславистской пропаганде’, автор этого письма (подписано буквами Р-ов) указывал на то, что такая деятельность может породить крайне нежелательный в сложившейся военно-политической ситуации конфликт России с Австро-Венгрией. Достоевский же полагал, что такой конфликт могут спровоцировать статьи и ‘письма’, печатаемые в ‘Биржевых ведомостях’.
Стр. 59. Всем известно, что наш ученый, г-н Иловайский, был арестован и оскорблен в Галиции. — Подробные сведения об аресте историка Д. И. Иловайского в Галиче и препровождении его в предварительную тюрьму Львова русская публика почерпнула в статье ‘Трехдневный плен у поляков в Галиции’, напечатанной в газете ‘Московские ведомости’ (1877, 4 октября, No 244). Формальным предлогом для ареста явилось отсутствие на паспорте историка визы австрийского консула. Действительные же причины ареста — донос польского ксендза-викария Мариона Матковского, в свете которого Иловайский выглядел ‘московским агентом’, и репутация Иловайского как поборника освобождения балканских славян (см. ниже).
Стр. 59. Потом он уже нашел русского священника… — Речь идет о священнике греко-униатской церкви Марковиче, в обществе которого Иловайский совершил ‘археологическую прогулку по городу’, взбирался ‘на крутой холм, увенчанный развалинами старого замка’, и осмотрел ‘церковь Рождества Христова, основанную еще в княжеские времена’ (МВед, 1877, 4 октября, No 244).
Стр. 59. …заступничеством одного местного ученого, его препроводили до русской границы. — Речь идет о редакторе галицко-русской газеты ‘Слово’ Венедикте Михайловиче Площанском. О нем упоминалось в статье ‘Московских ведомостей’ ‘Трехдневный плен у поляков в Галиции’ (см. выше). Сам Иловайский вспоминал о Площанском с благодарностью — в своем ‘Письме к издателю’: ‘Без его усердной помощи я, вероятно, и доселе сидел бы во Львовской предварительной тюрьме’ (см.: МВед, 1877, 14 октября, No 254).
Стр. 59—60. У нас это тотчас же разгласилось: ‘Московские ведомости’ поместили статью. — См. выше примеч. к словам: ‘Всем известно, что наш ученый, г-н Иловайский…’.
Стр. 60. Заговорили наши газеты, но многие без особого жару, а просто как о курьезе. — Подразумеваются ‘Голос’, ‘Биржевые ведомости’ и в особенности газета ‘Новое время’, которая и интерпретировала шумиху вокруг ареста Иловайского как ‘курьез’. Представление об этом дает выдержка из фельетона Суворина ‘Недельные очерки и картинки’ (НВр, 1877, 23 октября (4 ноября), No 594): ‘Два слова об истории с г-ном Иловайским. Господи, какая же пропасть у нас пуганых ворон: два русских корреспондента, сидящих в Вене, забили в набат, одна газета (‘Бирж. вед.’) совсем с ума спятила и объявила, что она готова поступить в австрийскую полицию для преследования панславистов <...> Но если г-н Полетика (издатель ‘Биржевых ведомостей’,— Ред.) меня не удивляет своим походом на г-на Иловайского, то удивляют меня два русские корреспондента, которые тоже напали на г-на Иловайского вместо того, чтобы напасть на австрийскую полицию. Один из них высказался в ‘Голосе’, другой в ‘Биржевых ведомостях’, первый мягко, второй грозно’.
Стр. 60. Сам г-н Иловайский напечатал в ‘Московских ведомостях’ тоже несколько строк на статьи враждебных газет, кротких строк, вялых и сонных. — Речь идет о ‘Письме к издателю’ (МВед, 1877, 14 октября, No 254), в котором Иловайский писал: ‘Сегодня <...> я узнал, что два петербургских органа уже отличились помещением каких-то корреспонденции из Вены, рассказывающих как несомненный факт, что я ездил в Галицию пропагандировать панславизм, и таковое помещение один из этих органов (подразумеваются ‘Биржевые ведомости’.— Ред.) сопровождает в высшей степени грубым и нелепым поучением, обращенным как ко мне лично, так и к панславистам вообще <...> пущена была в ход клевета о какой-то панславистской пропаганде. Сегодня <...> узнаю, что я сделался эмиссаром Славянского комитета и дал католическому ксендзу тысячу рублей на цели этой пропаганды <...> Что можно отвечать на подобные нелепости?’
Строки письма Иловайского к издателю ‘Московских ведомостей’ Достоевский называет ‘кроткими, вялыми и сонными’, вероятно, потому, что в них ощущается и попытка как-то оправдаться перед своими агрессивными оппонентами. Таково заявление Иловайского: ‘Но, сколько помнится, об австрийских славянах я ровно ничего не говорил’ — и его самохарактеристика как члена славянского благотворительного общества: ‘…я доселе не могу похвастать, чтобы был деятельным его членом’.
Стр. 60. Вот эта статья ‘Биржевых ведомостей’. — Далее Достоевский цитирует упомянутую выше анонимную передовую статью этой газеты (см. примеч. к стр. 59).
Стр. 61. У Гоголя атаман говорит казакам… — Далее неточная цитата из речи Тараса Бульбы в девятой главе повести Гоголя ‘Тарас Бульба’ (1842).
Стр. 62. Не в Австрии ли поддерживалось летом убеждение, что сила России была мираж, всех обманувший, и что впредь нельзя считать уже Россию сильной военной державой. — Достоевский имеет в виду пренебрежительные суждения о военной мощи России и ее политическом весе в Европе, появившиеся в австрийской печати после неудач русской армии под Плевной (июль— август 1877 г.). Вот что сообщал в связи с этим, в своем очерке ‘Из Парижа’, один из корреспондентов МВед (1877, 14 сентября, No 228): ‘…две почти тождественные статьи, появившиеся в венской ‘Fremdenblatt’ и в ‘Presse’, произвели здесь минутный переполох <...> В этих статьях они позволили себе такой нахально-дерзкий тон, какой был бы непозволителен даже в отношении Австрии после Садовой. ‘Россия-де в этой войне несомненно доказала, что она одна не в состоянии разрешить Восточный вопрос. Европе поэтому остается только ждать, пока обе азиатские державы до того обоюдно истощат ДРУГ друга, что ни одна из них не в состоянии будет помешать решению этого вопроса европейским ареопагом’ <...> в тот же день, когда в Вене печатались эти странные статьи, ‘Times’ напечатала ‘Leader’ (передовую статью,— Ред.), в котором <...> развивается та же тема…’. Достоевский несомненно учитывал и комментарии к этому сообщению, появившиеся в ‘Московских ведомостях’ несколько позже: ‘…наши неудачи, которыми мы обязаны единственно самим себе, а никак не туркам, возбудили злорадство всей туркофильской печати в Европе. Турцию поздравляли, что она разрушила иллюзию военного могущества России <...> Вот как потешались над нами за неделю с небольшим тому назад’ (там же, 22 сентября, No 235).
Стр. 62. Не в Англии ли были убеждены, тоже в высших сферах, что 10 000 человек английского войска, высаженные в Трапезунде, порешили бы навсегда нашу задачу на Востоке и на Кавказе. — Достоевский использует здесь только что появившиеся в газете ‘Новое время’ характерные сведения о полемике между ‘трезвой’ и официозной ‘туркофильской’ печатью Англии. Вот эти сведения: »Economist’ старается провести в английском обществе правильные взгляды на силы России. Туркофильская печать оказала плохую услугу своей стране: она возвеличила турецкие победы и уронила Россию во мнении англичан, до того, например, что считала достаточной высадку 10 000 человек английского войска в Требизонде для полного поражения нашей закавказской армии и окончания кампании в Малой Азии согласно интересам Англии. ‘Economist’ восстановляет право России на звание великой военной державы, ему становится немного страшно при мысли, что мы были в состоянии, после чувствительных неудач <...> когда главные наши силы были заняты на другом театре войны, без шума сосредоточить <...> наступательную армию против Мухтара <...> равносильную всем английским войскам, расположенным вдоль и поперек Индии’ (НВр, 1877, 23 октября (4 ноября), No 594).
Стр. 63. …раза два-три, употребил малоизвестное слово ‘стрюцкие’… — Слово ‘стрюцкие’ было вынесено Достоевским в название одной из подглавок январского выпуска ‘Дневника писателя’ за 1877 г., гл. 2, II ‘Мы в Европе лишь ‘стрюцкие». Оно повторяется в корпусе ‘Дневника’ несколько раз. См. наст. изд., т. XXV, стр. 23, 106, 130, 210, 217, 219. Значение слова ‘стрюцкий’ или ‘стрюцкой’ — человек ‘подлый, дрянной, презренный’ — отмечено в словаре В. И. Даля (1801—1872) с вопросом. См.: Даль, т. IV, стр. 346.
Стр. 65. В литературе нашей есть одно слово: ‘стушеваться’ ~ при Пушкине оно совсем не было известно и не употреблялось никем,— Достоевский не совсем нрав, если иметь в виду не только язык литературы, но и живую разговорную речь. Слово ‘стушеваться’ не Пушкиным, но при Пушкине употреблялось в том самом значении, о котором дальше говорит Достоевский. См. об этом: С. А. Рейсер. Стушеваться. — В кн.: Современная русская лексикография. 1977. Л., 1979, стр. 147—150.
Стр. 65. Появилось это слово в печати, в первый раз, 1-го января 1846 года, в ‘Отечественных записках’, в повести моей ‘Двойник, приключения господина Голядкина’. — ‘Отечественные записки’ с повестью Достоевского ‘Двойник’ вышли в свет 1 февраля 1846 г. Слово ‘стушеваться’ появляется в главе IV, а не в первых трех главах, как далее, забыв, пишет Достоевский. ‘…ему (Голядкину,— Ред.) пришло было на мысль, как-нибудь, этак под рукой, бочком, втихомолку улизнуть от греха, этак взять да и стушеваться…’ (ОЗ, 1846, No 2, отд. I, стр. 295).
Слово ‘стушеваться’ в словаре Даля отмечено без отсылок к литературе. См.: Даль, т. IV, стр. 349. ‘Толковый словарь русского языка’ под ред. проф. Б. М. Волина и проф. Д. Н. Ушакова (см.: т. IV. М., 1940, стб. 572—573) вводит это слово с отсылками к произведениям одного Достоевского. В современном словаре Академии наук даны примеры из произведений и других (позднейших) писателей. См.: Словарь современного русского литературного языка, т. XIV. М.—Л., 1963, стб. 1115—1116. Между тем Достоевский, по-видимому, нрав: слово ‘стушеваться’ быстро распространилось и укоренилось в языке литературы после выхода в свет ‘Двойника’ (с конца 1840-х годов) и, скорее всего, под его воздействием. Некрасов, например, которого далее упоминает Достоевский, уже использует это слово в более консервативной (в сравнении с прозой) стихотворной речи:
Зато с каким зловещим тактом
Мы неудачу сторожим!
Заметив облачко над фактом,
Как стушеваться мы спешим!
(‘Медвежья охота’, 1867)
См. также предыдущее примеч.
Стр. 65. Первая повесть моя ‘Бедные люди’ ~ в конце 45-го — года.— О своем литературном дебюте Достоевский вспоминал не раз. См. наст. иэд., т. XXI, стр. 10, т. XXV, стр. 28—31, см. также т. I, стр. 464—466.
Стр. 65. …начал летом ~ ‘Двойник, приключения господина Голядкина’. — Об истории создания и печатания ‘Двойника’ см.: наст. изд., т. I, стр. 482—486.
Стр. 65. Он повестил об ней ~ Андрея Александровича Краевского… — А. А. Краевский (1810—1889) — русский издатель, журналист. В ‘Отечественных записках’ Краевского и был опубликован ‘Двойник…’ (см. выше примеч. к словам: ‘Появилось это слово в печати…’): О Достоевском и Краевском см.: наст. изд., т. XVIII, стр. 347—348.
Стр. 65. …у которого работал в журнале… — По приглашению Краевского Белинский с конца 1839 г. возглавил критический отдел журнала ‘Отечественные записки’ и оставался ведущим критиком этого издания до 1 апреля 1846 г., Когда, руководствуясь общими идейными и частными соображениями, критик порвал отношения с Краевским и ушел из ‘Отечественных записок’ вместе с некоторыми другими сотрудниками: Н. А. Некрасовым, А. И. Герценом, Н. П. Огаревым, И. И. Панаевым.
Стр. 65. Я сильно исправил ее потом, лет пятнадцать спустя, для тогдашнего ‘Общего собрания’ моих сочинений… — Мысль о переделке ‘Двойника’ у Достоевского возникла вскоре по выходе повести из печати (1846 г.), но писатель смог взяться за ее осуществление лишь в начале 1860-х годов. Задуманная переработка повести не была доведена до конца, хотя Достоевский и изменил первоначальную редакцию. Новая редакция ‘Двойника’ была опубликована в собрании сочинении: Ф. М. Достоевский. Полное собрание сочинений. Вновь просмотренное и дополненное самим автором издание. Изд. Ф. Стелловского, т. III. СПб.. 1866. Эта же редакция повторялась в отдельном издании повести: Двойник. Петербургская поэма Ф. М. Достоевского. Новое, переделанное издание. Издание и собственность Ф. Стелловского. СПб., 1866. См. об этом: наст. изд., т. I, стр. 484—486.
Стр. 65. …кажется, в начале декабря 45-го года, Белинский настоял, чтоб я прочел у него хоть две-три главы этой повести. — Достоевский, судя по всему, читал у Белинского первые четыре главы ‘Двойника’. Именно в главе IV появляется слово ‘стушеваться’ (см. выше примеч. к словам: ‘Появилось это слово в печати…’).
Стр. 66. На вечере, помню, был Иван Сергеевич Тургенев ~ очень куда-то спешил. — См. ниже примеч. к словам: ‘Очень помню, что похвалил…’. Стр. 66. …понравились Белинскому чрезвычайно ~ Но Белинский не знал конца повести… — Четвертая глава ‘Двойника’, на которой, по-видимому, остановилось чтение повести у Белинского, кончается посрамлением героя, завершающим идейно-тематическую линию первых глав. Д. В. Григорович (1822—1899), присутствовавший на этом чтении, рассказывает: ‘Белинский сидел против автора, жадно ловил каждое его слово и местами не мог скрыть своего восхищения, повторяя, что один только Достоевский мог доискаться до таких изумительных психологических тонкостей’ (Григорович, стр. 91). Следующая, пятая глава ‘Двойника’ — новый этап сюжета. Именно в ней появляется двойник героя, позволивший автору ввести в повествование фаитастические элементы и усложнить психологическую разработку характера главного персонажа, что и вызвало в дальнейшем менее восторженную, чем первоначально, реакцию Белинского (см. об этом: наст. изд., т. I, стр. 489—490, 492). П. В. Анненков (1812—1887), касаясь тех же фактов, что и Григорович, пишет: ‘В доме же Белинского прочитан был <...> и второй его (Достоевского,— Ред.) рассказ ‘Двойник’ <...> Белинскому нравился и этот рассказ (как и ‘Бедные люди’,— Ред.) по силе и полноте разработки оригинально странной темы, но мне, присутствовавшему тоже на этом чтении, показалось, что критик имеет еще заднюю мысль, которую не считает нужным высказать тотчас же. Он беспрестанно обращал внимание Достоевского на необходимость набить руку <...> приобрести способность легкой передачи своих мыслей <...> Белинский, видимо, не мог освоиться с тогдашней, еще расплывчатой, манерой рассказчика, возвращавшегося поминутно на старые свои фразы, повторявшего и изменявшего их до бесконечности, и относил эту манеру к неопытности молодого писателя, еще не успевшего одолеть препятствий со стороны языка и формы. Но Белинский ошибся: он встретил не новичка, а совсем уже сформировавшегося автора…’ (Анненков, стр. 283).
Стр. 66. …и находился под обаянием ‘Бедных людей’. — О восторженной оценке Белинским ‘Бедных людей’, как и о первом знакомстве с критиком, Достоевский писал в ‘Дневнике писателя’ за 1873 г. (см. наст. изд., т. XXI, стр. 8—12), затем в ‘Дневнике писателя’ за 1877 г. (см. наст. изд., т. XXV, стр. 29—31). Об этом вспоминает Григорович, отмечая успех ‘Бедных людей’ и ‘неумеренно-восторженные похвалы Белинского’, который ‘преклонился’ перед начинающим автором, ‘громко провозглашая, что появилось новое светило в русской литературе’ (Григорович, стр. 90—91). См. также: Анненков, стр. 282—283, Панаев, стр. 308—309: »Бедные люди’,— писал Панаев,— конечно, замечательное произведение и заслуживало вполне того успеха, которым оно пользовалось, но все-таки увлечение Белинского относительно его доходило до крайности’.
Стр. 66. Очень помню, что потвалил и Иван Сергеевич Тургенев (он, верно, теперь позабыл). — Если самому Достоевскому память здесь не изменяет и он действительно прочел у Белинского четыре главы, то Тургенев не мог прослушать лишь половину прочитанного и уйти (см. выше, стр. 66). так как слово ‘стушеваться’ появляется именно в заключении четвертой главы ‘Двойника’ (см. выше примеч. к словам: ‘Появилось это слово в печати…’).
Стр. 66. Помню, что выйдя, в 1854 году, в Сибири из острога… — Осужденный по делу М. В. Буташевича-Петрашевского (см. наст. изд., т. XVIII, стр. 117—195, а также стр. 306—365), Достоевский четыре года провел на каторге в Омском остроге, а по окончании срока каторжных работ (начало 1854 г.) был зачислен рядовым в Сибирский 7-й линейный батальон. Военная служба в Семипалатинске сначала рядовым, затем офицером продолжалась до весны 1859 г.
Стр. 66. …я начал перечитывать всю написанную без меня за пять лет литературу… — Достоевский писал Майкову 18 января 1856 г. из Семипалатинска: ‘В каторге я читал очень мало, решительно не было книг. Иногда попадались. Выйдя сюда, в Семипалатинск, я стал читать больше. Но все-таки нет книг и даже нужных книг, а время уходит’. Многие письма Достоевского тех лет содержат настойчивую просьбу о присылке книг. См., например, письма от 22 февраля и 27 марта 1854 г., 15 апреля и 23 августа 1855 г. и др.
Стр. 66. …(‘Записки охотника’, едва при мне начавшиеся, и первые повести Тургенева я прочел тогда разом, залпом, и вынес упоительное впечатление. Правда, тогда надо мной сияло степное солнце, начиналась весна… — В письме А. Н. Майкову из Семипалатинска от 18 января 1856 г. Достоевский, хотя и с оговоркой, но без всякой скидки на ‘весну’, с большим одобрением говорил о прочитанных им произведениях Тургенева, выделяя их из остальной массы литературы, вышедшей за годы его пребывания на каторге и первое время после нее: ‘Скажу вам и свои наблюдения: Тургенев мне нравится наиболее — жаль только, что при огромном таланте в нем много невыдержанности’. ‘Записки охотника’, в 1852 г. появившиеся отдельным изданием (состав цикла позднее пополнялся), рассказ за рассказом печатались в журнале ‘Современник’ на рубеже 1840—1850-х годов (первый рассказ из этого цикла, ‘Хорь и Калиныч’, появился в No 1 ‘Современника’ за 1847 г., остальные, кроме ‘Двух помещиков’, увидели свет в том же журнале в 1847—1851 гг.). См. об этом: Тургенев, Сочинения, т. IV, стр. 496—509. Первые повести Тургенева, не вошедшие в состав ‘Записок охотника’, печатались с 1844 г. (‘Андрей Колосов’) в ‘Отечественных записках’, ‘Петербургском сборнике’ (1846), газете ‘Московский вестник’ и том же ‘Современнике’ (см. там же, тт. V, VI). В ‘Дневнике писателя’ за 1876 г. Достоевский говорит о прозаических произведениях Тургенева, и именно о ‘Записках охотника’, как об одном из крупнейших явлений в русской литературе 1840-х годов (см. наст. изд., т. XXII, стр. 105).
Стр. 66. …в том классе Главного инженерного училища, в котором был и я… — Достоевский поступил в Главное инженерное училище в Петербурге в 1838 г. и по окончании полного курса наук в верхнем офицерском классе в 1843 г. был зачислен в инженерный корпус. Об этом периоде жизни Достоевского см.: В. С. Нечаева. Ранний Достоевский. 1821—1849. М., 1979. Писатель вспоминал о Главном инженерном училище в октябрьском выпуске ‘Дневника писателя’ за 1877 г. (стр. 35—36) в связи с вопросами военно-инженерного искусства в особых условиях русско-турецкой войны.
Стр. 67. …для будущего ученого собирателя русского словаря, для какого-нибудь будущего Даля… — ‘Толковый словарь живого великорусского языка’ (тт. I—IV), над которым В. И. Даль работал более пятидесяти лет, вышел в свет в 1863—1866 гг. За этот труд В. И. Даль в 1863 г. был награжден Ломоносовской премией Академии наук и удостоен звания почетного академика. Слово ‘стушеваться’ отмечено Далем в четвертом томе словаря (1866 г.).
Стр. 68. …но особенно слов, слов и слов… — Ср. известный ответ Гамлета на вопрос Полония: ‘Что вы читаете, принц?’ — ‘Слова, слова, слова’ (‘Гамлет’, д. 2, сц. 2. Пер. А. Кронеберга). См.: Шекспир. Полн. собр. драматич. произведений в переводе русских писателей, т. II. Изд. Н. А. Некрасова и Н. В. Гербеля. СПб., 1866, стр. 27. Издание имелось в библиотеке Достоевского. См.: Гроссман, Семинарий, стр. 31.
Стр. 68. Вот как говорит, например, англичанин Гладстон о теперешней русской войне с Турцией… — Уильям Юарт Гладстон (1809—1898) — английский государственный деятель, во второй половине 1870-х годов — вождь либеральной оппозиции консервативному правительству Дивраэлн (Биконсфилда). Достоевский имеет в виду слова, сказанные Гладстоном в лекции о Восточном вопросе (ноябрь 1877 г.), посвященной ‘главным образом полемике с известным корреспондентом лондонской газеты ‘Daily News’, Арчибальдом Форбесом, поместившим в ежемесячном английском журнале ‘Nineteenth Century’ <'Девятнадцатый век'> статью под заглавием ‘Русские, турки и болгары на театре войны» (ПВ, 1877, 18 (30) ноября, No 256, см. примеч. к стр. 7, к словам: ‘…известный своими прекрасными и обстоятельными статьями…’). Заканчивая эту лекцию, Гладстон сказал: ‘Россия одна протянула руку помощи христианам Турецкой империи с громадным пожертвованием своей крови и денег <...> Кого же может удивить после этого, если они будут считать ее единственным своим другом? <...> Но если нас это пугает именно с точки зрения британских интересов, то почему же России не глядеть на это с точки зрения русских интересов <...> Становится она или нет на эту точку, об этом я не знаю. Я верю в честь императора и в человеколюбие его народа <...> Я оплакиваю заблуждения, которые дали возможность России занять положение, облекающее ее таким могуществом. Если она злоупотребит им, то мир, я надеюсь, обладает достаточной силой, чтобы предупредить беду, которая может произойти от этого. Но если победа увенчает ее оружие, но если Россия наделена достаточной нравственной силой и самоотвержением, чтобы подавить все искушения, тогда несправедливые подозрения и неосновательные оскорбления падут на голову клеветников. И что бы ни высказывали относительно других страниц истории России, но освобождение нескольких миллионов порабощенных рас от жестокого и позорного ига составит один из важнейших подвигов в летописи человечества, подвиг, неувядаемая слава которого не исчезнет никогда из благодарной памяти всего человечества’ (НВр, 1877, 17 (29) ноября, No 619. См. также: ПВ, 1877, 18 (30) ноября, No 256, СПбВед, 1877, 18(30) ноября, No 319).
Стр. 68. Как вы думаете ~ мог ли бы произнесть такие слова русский европеец? Да никогда ‘ жизни! — Достоевский преувеличивает, однако, степень одобрительного отношения Гладстона к России в русско-турецкой войне. Это одобрение сопровождалось существенными оговорками и в данном случае, как ясно из корреспонденций, где речь Гладстона приводилась в достаточно полном виде: НВр, 1877, 17 (29 ноября), No 619, СПбВед, 1877, 18 (30) ноября, No 319, и др. (см. предыдущее примеч.). Говоря о собственных побуждениях, заставляющих его вступаться за болгар, а вместе с тем время от времени высказываться и в пользу России, Гладстон в той же речи объясняет: ‘Если меня спросят, зачем я принимаю на себя столько хлопот <...> чтобы вывести болгар из того состояния унизительного рабства, в каком они находятся, то я отвечу вам, что я это делаю в интересах справедливости и гуманности. Но есть в нашей стране такие органы печати и такие люди, которых тошнит от подобных речей. Итак, для того, чтобы не оскорблять их, я скажу, что я делаю это ради ‘британских интересов» (СПбВед, 1877,18 (30) ноября, No 319). Ирония Гладстона в последней фразе не зачеркивает ее справедливости. О том, что Гладстон заботится об английских интересах в ущерб русским, говорилось, например, в статье ‘Созвание английского парламента’ (ПГ, 1877, 13 декабря, No 228). Близко знавший Гладстона Т. Синклер в заключении своей книги, посвященной защите России в Восточном вопросе (см. о ней: наст. том, стр. 128, а также примеч., стр. 432), говорит: ‘Что ж касается людей, враждебных христианам и России и благосклонных к Турции, то от них я не жду пощады <...> Так как м-р Гладстон был наказан розгами, то я буду, вероятно, бит кнутом, потому что он хотя и является горячим защитником христиан, зато довольно сомнительным сторонником России, между тем как я поддерживаю эту великую страну из всех сил’ (Синклер, стр. 343—344).
Стр. 68. …смеем … в калашный ряд!.. — Имеется в виду фразеологизм: ‘С кувшинным (или: суконным, мякинным) рылом да в калашный ряд’. Ср.: Даль, т. IV, стр. 119.
Стр. 69. Дамы, восторженно подносившие туркам конфеты и сигары…— См. выпуски ‘Дневника’ 1877 г. за июль—август и сентябрь (наст. изд., т. XXV, стр. 222, т. XXVI, стр. 33). Этот факт время от времени упоминался в русской печати, например, в середине ноября в ‘Петербургской газете’ (статья ‘Пленные турки в России’. Отстаивая снисходительное отношение к пленным туркам, газета писала: ‘…мы надеемся <...> разъяснить ту фальшь фанатического чувства, которое известные публицисты желали бы раздуть в обществе по отношению к пленным врагам. Не надо их забрасывать конфектами, как это делали пустенькие барыни, но не следует в них забывать людей, их человеческого достоинства. Если суждено нам нести на восток светоч цивилизации, то мы исполним это предназначение во всей широте его требования <...> Думаем и верим, что общественное мнение наших дней отнесется с подобающею оценкою к той фанатически-публицистической пропаганде, которая, за неимением более плодотворных вопросов, стремится помощию распространенных газет сомнительного патриотизма ‘поморити их (турок) в посмех’. Это такая же крайность, как угощение их конфектами и шампанским’ (ПГ, 1877, 11 ноября, No 203).
Стр. 69. Теперь этих дам вразумили отчасти некоторые грубые люди… — Достоевский имеет в виду единодушное осуждение ‘этих дам’ в русской печати. В корреспонденции Вс. Крестовского (см. ниже, примеч. к стр. 70), после сообщения об очередных турецких зверствах, говорилось: ‘И как подумаешь, что в России находятся женщины, подносящие этим самым башибузукам нежные букеты и конфекты, ухаживающие за этими самыми зверями! Сердце обливается кровью у каждого солдата, когда им приходится читать или слышать о подобных выходках. Сюда бы привести этих сердо-больниц да показать им этих израненных детей, этих обесчещенных женщин…‘ (НВ, 1877, 30 октября, No 240).
Стр. 69. …тот самый башибузук, о котором писали, то- особенно отличается умением разрывать с одного маху, схватив за обе ножки, грудного ребенка на две части… — Достоевский уже говорил об этом и подобных зверствах в ‘Дневнике писателя’ за 1877 г. (наст. изд., т. XXV, стр. 219 — 223). Напоминание об этих фактах вызвано, судя по всему, тем благодушно-снисходительным отношением к туркам, которое сказалось, в частности, в упоминавшейся выше статье из ‘Петербургской газеты’ ‘Пленные турки в России’ (ЛГ, 1877, 11 ноября, No 200).
Стр. 69. Тот высокомерный взгляд, который бросает иной европеец теперь на народ наш и на движение его ~ ‘кроме глупо-кликушечьих выходок из тысячей простонародья какого-нибудь одного дурака’… — Вероятно, шаржированное воспроизведение мнения Левина в эиилоге ‘Анны Карениной’ Л. Толстого: ‘…в восьмидесятимиллионном народе всегда найдутся не сотни, как теперь, а десятки тысяч людей, потерявших общественное положение, бесшабашных людей, которые всегда готовы — в шайку Пугачева, в Хиву, в Сербию <...> из мужиков один на тысячу, может быть, знаюг о чем идет дело. Остальные же восемьдесят миллионов <...> не только не выражают своей воли, но не имеют ни малейшего понятия о чем надо бы выражать свою волю. Какое же мы имеем право говорить, что это воля народа?’ Достоевский цитировал эти слова и спорил с ними в июльско-августовском выпуске 1877 г. (наст. изд., т. XXV, стр. 202—223). В полемике с Толстым Достоевский приводил те самые факты турецких зверств, о которых он напоминает теперь.
Стр. 70. Князь Мещерский, очевидец, повествует в своем ‘Дневнике’ с Кавказа ~ Все это гуманность!’ (‘Моск. ведом.’, No 273). — Достоевский цитирует из ‘Путевого дневника’ В. П. Мещерского (‘Понедельник, 17 октября, Тифлис’ — МВед, 1877, 4 ноября, No 273). Перед отъездом на театр военных действий (эта поездка и послужила материалом для ‘Путевого дневника’) Мещерский виделся с Достоевским. См. письмо Достоевского жене от 11 июля 1877 г. О снисходительном отношении русских к пленным туркам писал в ‘Голосе’ Евг. Марков. Его статья ‘Пленные турки’ сопровождалась характерным эпиграфом: ‘Просты ж мене, моя мила, що ты мене била!.. (Малороссийская песня)’ (см.: Г, 1877, 5 (17) ноября, No 267). ‘Наша старая слабость рисоваться перед Европою, кажется, играет тут не последнюю роль. Мы особенно осторожны и щекотливы в тех вопросах, которые хотя уголком затрогивают общественное мнение Европы. Нам все хочется представиться в глазах Европы не подлинный ‘северным медведем’, каким она нас считает, а, по крайней мере, хоть медведем цивилизованным, умеющим ходить на задних лапах, снимать перед публикою шапку и показывать, как ребята горох воруют’ и т. д. (там же). Подобные высказывания нередко появлялись на страницах русской печати, см., например, одобрительную отсылку к этой статье Маркова: НВр, 1877, 6 (18) ноября, No 608.
Стр. 70. ‘Московские ведомости‘ далее, в другом своем, 282 номере ~ удобствами сравнительно с нашими воинами…‘ — Достоевский приводит сведения ‘Последней почты’ ‘Московских ведомостей’ (1877, 13 ноября, No 282).
Стр. 70. Отметил я его в ‘Петербургской газете’, а та взяла из письма господина В. Крестовского ~ тоже не ведаю. — Достоевский имеет в виду факт, опубликованный в ‘Петербургской газете’. (1877, 3 ноября, No 200) под рубрикой ‘Очевидцы войны. (Обзор русских и иностранных корреспонденции с театра военных действий)’. Откуда и куда было направлено письмо В. В. Крестовского, газета не сообщала. Во время русско-турецкой войны Крестовский был корреспондентом ‘Правительственного вестника’. В следующем же номере ‘Петербургской газеты’, опубликовавшем новые сообщения Крестовского ‘с театра военных действий’, об этом говорилось: ‘Г-н Всев. Крестовский рассказывает подробности этих битв в ‘Правительственном вестнике’…’. См.: ПГ, 1877, 10 ноября, No 205.
Стр. 71. У себя они открыли юмор, обозначили его особым словом и растолковали его человечеству. — Английское основное значение слова ‘юмор’ (от лат. humor — влага) — изображение лиц и явлений в комическом, смешном виде — вытеснило в европейских языках (и в русском) первоначально более распространенный его смысл: ‘юмор’, устар. русск. ‘гумор’ — настроение, расположение духа (ср. франц. humeur — настроение, нрав). В словаре Даля об этом слове сказано: ‘Юмор <...> веселая, острая, шутливая складка ума, умеющая подмечать и резко, но безобидно выставлять странности нравов или обычаев, удаль, разгул иронии. Неподражаемый юмор Гоголя <...> Юмористическое направление или складка английской письменности. Англичане юмористы, у них есть даже и юмористки’ (Даль, т. IV, стр. 667). Сам Достоевский об этом слове ранее писал: ‘…юмор ведь есть остроумие глубокого чувства, и мне очень нравится ото определение’ (см. наст. изд., т. XXV, стр. 91).
Стр. 71. Да нет страны, в которой этикет имел бы большее приложение, как в Англии. — Приверженность англичан этикету была предметом насмешки для них самих. Автор книги ‘Восточный вопрос прошедшего и настоящего. Защита России’, рекомендованной Достоевским русскому читателю в декабрьском выпуске ‘Дневника писателя’ за 1877 г. (см. ниже, примеч. к стр. 128), говорит об этом, ссылаясь на сатирический очерк английских нравов У. М. Теккерея (1811—1863) из ‘Книги снобов’ (1846): ‘Я однажды знал человека, который, обедая со мною в Европейской кофейне в Неаполе, ел горох с помощью своего ножа. Обществом этого человека я первоначально особенно восхищался, и действительно, мы встретились с ним в кратере горы Везувия и были вместе неоднократно ограблены и уведены, в ожидании выкупа, в горы Калабрии, он обладал громадной физической силой, превосходным сердцем и разнообразными познаниями, по никогда прежде не видел я его с блюдом гороха перед ним, и поведение его по отношению к этому гороху причинило мне величайшую скорбь. Видя, как он держал себя в обществе, мне оставался один исход — прекратить с ним знакомство <...> Четыре года спустя мы встретились <...> Каково было мое удивление, мой восторг, когда я увидел, что он обращается с вилкой, как и всякий другой христианин. Воспоминания минувших дней охватили меня: спасение меня из рук разбойников, его рыцарское поведение в деле с графиней <...> выдача им мне в долг 1700 фунтов стерлингов. Я чуть не заплакал от радости, голос мой дрожал от душевного потрясения. ‘Джордж, мой друг!’ — воскликнул я <...> С тех пор мы стали неразлучными друзьями’ (Синклер, стр. 100—101). Достоевский мельком бросает ироническое замечание об английском этикете в мартовском выпуске ‘Дневника’ за 1876 г. (см. наст. изд., т. XXII, стр. 95).
Стр. 71. …слишком мог научиться этикету из одного того уже, как один парламент — нижний сносится с другим — высшим. — Английский парламент состоит из двух палат: нижней (палата общин) и верхней (палата лордов). Вся работа парламента, начиная от вызова на заседание (лорда или депутата нижней палаты) и кончая деталями процедуры заседания, взаимоотношениями палат, подчиняется установленным правилам и традиции.
Стр. 71. …опять-таки нигде нет такого этикета, как на приемах, обедах, балах английской аристократии… — Об английском этикете (формы обращения) на приемах, обедах и т. д. напоминали частые сообщения в печати русских и иностранных корреспондентов, следящих за общественными выступлениями английских политических деятелей. См., например, ‘Речь лорда Биконсфильда на банкете лорд-мэра’ (рубрика ‘Внешние известия’): СИбВед, 1877, 3 (15 ноября), No 304, а также: СВ, 1877, 21 ноября (3 декабря), No 204, ПВ, 1877, 23 и 29 ноября (5 и И декабря), NoNo 260, 265 и др.
Стр. 71. …вы львы сердцем… — Достоевский превращает в простую метафору прозвище английского короля (с 1189 по 1199) Ричарда I, Львиное Сердце. Участие Ричарда I в крестовых походах, воодушевленных идеей освобождения ‘гроба господня’ (1190—1192), более тесным образом, чем это кажется на первый взгляд, соединяет для Достоевского Ричарда I с русскими — прямыми участниками русско-турецкой войны 1877—1878 гг. или теми, кто сочувствовал такому участию.
Стр. 71. …вы Баярды все до единого… — Баярд (Bayard, 1476—1524) — ‘Рыцарь без страха и упрека’ (chevalier sans peur et sans reproche), прославившийся беззаветной смелостью и благородством. Биография Баярда, вышедшая в свет в 1525 г., была широко известна и переиздавалась.
Стр. 72. …как сын Старой Англии… — Имеется в виду распространенный фразеологизм ‘Merry old England’ — добрая старая Англия.
Стр. 72. Подвоз патронов в турецкую армию из Англии и Америки колоссальный ~ Присутствие англичан и их денег в теперешней войне несомненно. — Об этом писали русские газеты, например: ‘Снабжение турок патронами изумительное <...> Можно предполагать, что в сражении под Плевною многие турецкие части израсходовали против отряда генерала Скобелева до 400—500 патронов на человека: Надолго ли хватит у турок патронов при такой расточительности, неизвестно. Во всяком случае, без колоссального подвоза патронов из Англии или Америки турки, при принятой ими системе расходования патронов, обойтись не могут’ (СВ, 1877, 20 ноября (2 декабря), No 203).
Стр. 72. Даже если есть какие-нибудь там вексельки и векселечки, выданные нами Европе… — Имеются в виду обещания России еще до начала военных действий отказаться (в случае успешного хода войны) от каких бы то ни было территориальных притязаний. Эти обещания Достоевский горячо приветствовал в самом начале войны еще в апрельском выпуске ‘Дневника’ (см. наст. изд., т. XXV, стр. 98—100). Уже в конце октября об этом, в частности, напоминал кн. Васильчиков в статье ‘По поводу слухов о посредничестве’ (СВ, 1877, 31 октября (12 ноября), No 183), с которой и началось в русской печати горячее обсуждение условий русско-турецкого мира: ‘Мы предприняли эту войну с явно выраженной, но не точно определенной целью — освобождения балканских славян, и вместе с тем, для успокоения европейских кабинетов, приняли на себя обязательство не присвоивать себе ни одной пяди турецкой территории в Европе’. ‘Мы должны,— писал далее автор, предлагая свое мнение об условиях мира,— <...> осуществить первую часть этой программы, доставить прочные гарантии балканским славянам вообще и полную автономию некоторым областям: это наша моральная обязанность, minimum того, что мы должны исполнить, чтобы сдержать торжественно данное слово и искупить те тяжелые страдания, которые эта война навлекла турецким славянам.
Мы не должны присоединять к русской империи никакой части из континентальных владений оттоманов в Европе. Это наш реальный долг, maximum тех уступок, которые мы сделаем для того, чтоб обеспечить себе, в этой борьбе с исламизмом, нейтралитет христианских правительств’. Далее, говоря о возмещении русским их убытков в войне, Васильчиков пишет: ‘Самым действительным вознаграждением этого рода была бы уступка России — турецкого военного флота <...> главными пунктами будущего мирного договора могли бы быть: во-первых, автономия славянских областей, во-вторых, свобода Черного моря и уступка нам турецких броненосцев…’. Об изменениях условий мира в русской официальной программе по ходу успешной военной кампании см.: С. Л. Чернов. Основные этапы развития русской официальной программы решения Восточного вопроса в 1877—1878 гг. — В кн.: Балканские исследования, вып. 4. Русско-турецкая война 1877—1878 гг. и Балканы. М., 1978, стр. 25—42. Судя по комментируемому тексту, Достоевский, как и те, кто сразу после выхода статьи Васильчикова возражал ему (среди них был Н. Я. Данилевский, автор ряда статей в ‘Русском мире’, см. об этом ниже, примеч. к стр. 82, 83), склонен был изменить свое мнение относительно условий мира ввиду явного успеха русско-турецкой войны и многочисленности жертв, принесенных славянами ради этого успеха. См. также ниже, примеч. к стр. 77.
Стр. 72. …перешли мы Барбошский мост… — Переход русских войск через Барбошский (Барабошский) мост — одна из первых и важных операций русско-турецкой военной кампании, о которой много писали. В ‘Обзоре военных действий с объявления войны’ ‘Петербургской газеты’ об этом сказано: ‘Главные эшелоны действующей армии, перейдя границу в Леово, Бештамах и против Кубея, направились внутрь княжества, причем отряд крайней левой колонны, сделав в одни сутки переход пехотою в 70, а кавалериею в 100 верст, успел занять 13 апреля Рени, Галац, Барабошский мост на Серете (левый приток Дуная,— Ред.) и Браилов…’ (ЛГ, 1877, 1 мая, No 67, а также: НВр, 1877, 14 и 15 апреля, NoNo 403—404).
Стр. 73. …еще летом, еще задолго до ‘Плевны’… — Взятие Плевны было важнейшим событием в ходе русско-турецкой войны, так как оно фактически означало освобождение Северной Болгарии и давало возможность русским войскам перейти в общее наступление в константинопольском направлении. Русская армия дважды — 8 (20) и 18 (30) июля пыталась овладеть Плевной, но эти попытки были неудачны. Враждебная России турецкая и западная печать трактовала эти неудачи и задержку у Плевны как серьезное военное поражение, что не отвечало объективной сути дела. Подробно об этом см.: И. И. Ростунов. Боевые действия русской армии на Балканах в 1877—1878 гг. — В кн.: Балканские исследования, вып. 4. Русско-турецкая война 1877—1878 гг. и Балканы. М., 1978, стр. 16—20. См. также ниже, примеч. к стр. 76.
Стр. 73. …вознегодовавших было значительное число и раздались голоса ~ И поднялись голоса. — Эти слова — непосредственный отклик Достоевского на статью ‘Наша печать и болгарские дела’ (подпись: А. Н. <А. Н. Пыпин>) октябрьского номера ‘Вестника Европы’ (ВЕ, 1877, No 10, стр. 879—899). Ср.: ‘Не одних наших, но и других корреспондентов, попавших в первый раз в Болгарию, удивило замечательное благосостояние сельского населения. Простодушные корреспонденты, очевидно никогда не читавшие ни одной книги о Болгарии, ожидали встретить болгар забитыми нищими, и изумились, увидев, что ‘угнетенный’ болгарин жил так, что ему очень мог бы позавидовать не только бедный русский крестьянин, но и западный. В селах видели вообще значительное довольство, опрятные дома, прекрасные поля, огороды, виноградники, фруктовые сады, стада и т. д. Мелькала мысль, нуждаются ли болгары в освобождении? Без сомнения было прискорбно воспоминание о народных массах самого освобождающего государства,— но усумниться в необходимости освобождения еще раз было примером нашего незнания’ (там же, стр. 886—887). Сообщения о ‘благосостоянии’ болгар, находящихся под властью Турции, время от времени мелькали в иностранных и русских периодических изданиях. См., например: МВед, 1877, 15 июля, No 176 (‘Из-за Дуная’), НВр, 1877, 3 (15) ноября, No 605 (‘Болгаре и русские’), СПбВед, 1877, 17 (29) ноября, No 318, и др.
Стр. 73. Еще до объявления войны я, помню, читал ~ но и болгарское население, умирающее с голоду’. — Вопрос об экономическом и финансовом положении России и предстоящих издержках обсуждался в русской периодической печати накануне войны. См., например, статью ‘Государственные доходы и расходы России’ в ‘Петербургской газете’ (1877, 13 января, No 9, а также: 13 февраля, No 30). Самым подробным образом этот вопрос был освещен в ряде статей А. Головачева ‘Государственная роспись доходов и расходов на 1876 г. и отчет государственного контроля за 1874 год’ в ‘Отечественных записках’ (1876, NoNo 2—4, 6). Мнения Головачева, высказанные в этих статьях, учитывались всеми, рассуждавшими на эту тему. В последнем номере ‘Отечественных записок’, в статье ‘Воевать или не воевать?..’ (автор Г. З. Елисеев?), говорилось, что война страшным бременем ляжет на народ и что в экономическом отношении Россия к предстоящим издержкам не готова (ОЗ, 1876, No 6, стр. 371—372). ‘Новое время’, рассуждая о предстоящей войне России и Турции, со ссылкой на одну из западных газет, писало: ‘Придется вступить в землю, население которой не только не богато, но которая даже отчасти разорена и может доставить лишь скудные средства, а может быть и вовсе их не доставит занимающей ее армии. Бели русским войскам удастся перейти чрез Дунай, то им придется иметь дело не только с сильным четыреугольником крепостей, но, вероятно, с страною, вконец разоренною, без путей сообщения и средств к существованию. Им придется везти с собою не только фураж, но и повозки, необходимые для его перевозки. Одно это обстоятельство требует увеличения обоза до колоссальных размеров’ (НВр, 1877, 4 (16) апреля, No 393).
Стр. 73. …за которых мы пришли с берегов Финского залива и всех русских рек отдавать свою кровь … — Отдаленная реминисценция из стихотворения Пушкина ‘Клеветникам России’ (1831):
Иль мало нас? Или от Перми до Тавриды,
От финских хладных скал до пламенной Колхиды,
От потрясенного Кремля
До стен недвижного Китая,
Стальной щетиною сверкая,
Не встанет русская земля?..
Достоевский цитировал эти стихи в февральском выпуске ‘Дневника’ за 1877 г. (см. наст. изд., т. XXV, стр. 38).
Стр. 74. …писать об нем корреспонденции и анекдоты, чернить его характер ~ Ну, а ведь про болгар это делали. — Ср.: ‘Когда русские войска вступили в Болгарию, они приняты были несчастными болгарами с восторгами радости <...> Так рассказывалось о вступлении русских войск в Си-стово, в Тырново, между прочим и теми самыми корреспондентами, которые недавно, из Бухареста, поучали нас, что болгарам ‘вообще’ доверять нельзя <...> Но потом мы опять слышали отзывы, что болгары относятся к русским не всегда с этим дружелюбием, что, напротив, они становятся недоверчивы, не только не делают встреч, но отдаляются от русских и держат себя ‘двусмысленно’. Тупоумные корреспонденты (за немногими исключениями) не понимали, отчего болгары не подносят им цветов и не угощают их. Страшные факты начали разъяснять истину’ (ВЕ, 1877, No 10, стр. 887—888). Об этом же писал автор ‘Журнальных заметок’ (подпись: Ал-.й) в ‘Северном вестнике’: ‘Болгары изображались у нас попеременно то как нищие, оборванцы, проклинающие день и час своего рождения, то как сытые и довольные богачи, которые вовсе и не чувствуют на себе тяжесть иноплеменного ига. ‘Отечественные записки’, например, в течение одного года успели высказаться и в том, и в другом смысле: сначала они ставили ..всемирные свечки’ за освобождение славян и предлагали возжечь с этою целью кровавую войну от края и до края Европы (имеются в виду статьи Д. Л. Мордовцева ‘На всемирную свечу’ и Г. З. Елисеева (?) ‘Воевать или не воевать?..’ из ‘Современного обозрения’ — ОЗ, 1876, No 7, стр. 94—106, No 6, стр. 358—376.— Ред.), а теперь они же утверждают, что болгары благоденствуют под турецким владычеством, как ни один из европейских народов’ (СВ, 1877,19 ноября (1 декабря), No 204).
Стр. 74. А другие так вывели потом, что русские-то и причиной всех несчастий болгарских ~ Это и теперь еще утверждают. — Подобные мнения высказывались не только о болгарах, но и по поводу других национальностей, бывших под властью турок. Ссылаясь на иностранные корреспонденции, ‘Правительственный вестник’ писал: ‘Патриарх армяно-григориан в Турции Нерсес говорил однажды Лэйарду, что, ‘по его мнению, армянская национальность, находясь под турецким владычеством, имеет более надежды на свое развитие, благосостояние и преуспеяние, нежели под управлением русских’. Но факты не оправдывают слов Нерсеса…’ (ПВ, 1877, 13 (25) ноября, No 252). Еще до начала русско-турецкой войны в связи с помощью России восставшим славянам писали в западных и русских изданиях, что эта помощь только повредила восставшим. Сведения об этом с отсылками к соответствующим публикациям приводились, в частности, в ‘Современном обозрении’ ‘Отечественных записок’. См. статью ‘Воевать или не воевать?..’ (ОЗ, 1876, No 6, стр. 361—362). ‘Теперь (когда помощь России ожесточила врагов славян в Турции и Европе,— Ред.),— писал автор этой статьи,— славяне поставлены в такое положение, что должны открещиваться от всякой дружбы с Россией, публично заявлять, что ‘Россия <...> только вредит нам’, что ‘завоевательные цели ее опасны для них самих» и т. д. (там же, стр. 361).
Стр. 74. Потом вс обнаружилось, и истина открылась многим и вознегодовавших ~ Обнаружилось, во-первых, что болгарин ничем не виноват в том, что он трудолюбив и что земля его родит во сто крат. — Ср.: ‘Страшные факты начали разъяснять истину: когда после Плевны русские войска очищали ту или другую местность <...> тогда и для наших наблюдателей стало делаться понятным, что для болгар идет речь о жизни и смерти’ (ВЕ, 1877, No 10, стр. 888). ‘Благосостояние болгар было в сущности лишний резон за освобождение. Оно свидетельствует только о трудолюбии народа, которое умело достичь благосостояния, несмотря на все неблагоприятные условия, и о благодатной природе страны, богато вознаграждающей труд’ (там же, стр. 887).
Стр. 74. Во-вторых, в том, что и ‘косился’, он не виноват со и ведь прав был, вполне угадал, бедняжка… — Ср.: ‘Ужасы Эски-Загры и всей долины Тунджи, события в Ловче и во множестве болгарских местечек и городов, возвращающихся в турецкие руки, страшно напоминают о том, с кем мы имеем дело. На днях (10 сентября н. ст.) мы читаем рассказ английского корреспондента, который проехал долину Тунджи и на пространстве 40 миль не встретил ни одной болгарской души. Европейская история — разве со времен ужасов тридцатилетней войны, не помнит таких страшных положений, как нынешнее положение болгар. Теперь всем понятно, что они могли основательно страшиться сближения с русскими’ … (ВЕ, 1877, No 10, стр. 888).
Стр. 74. …после того как мы, совершив наш первый, молодецкий натиск за Балканы… — Имеются в виду действия передового отряда русских войск (в который влились и болгарские ополченцы) под командованием генерал-лейтенанта И. В. Гурко начиная с 25 июня (7 июля) 1877 г., когда в первый же день наступления была освобождена древняя столица Болгарии — Тырново, затем бои этого отряда 5—6 (17—18) июля под Шипкой, кончившиеся для русских солдат и болгарских ополченцев овладением Шипкинским перевалом 7 (19) июля.
Стр. 74. …вдруг отретировались,— пришли ведь к ним опять турки и что только им от них было — теперь уже достояние всемирной истории! — Отряду русских войск, находившемуся за Балканами, пришлось отступить под натиском турецкой армии, которая наступала с превосходящими этот отряд силами. 19 (31) июля произошел первый бой под Эски-Загрой (Стара-Загора). Отходя, отряд И. В. Гурко влился в состав войск генерал-лейтенанта Ф. Ф. Радецкого, но Шипкинский перевал был удержан ценою многих жертв. Расправа турок с населением вновь захваченной территории, равно как 6 пленными и ранеными солдатами и офицерами войск противника, была темой, не исчезающей со страниц русской и иностранной печати. Автор ‘Вестника Европы’ по этому поводу писал: ‘В каждом месте, которое было занято и потом оставлено русскими, произошли страшные, нечеловечески гнусные репрессалии, которыми турки мстили за фактические или предполагаемые сочувствия к русским. Со времени отступления русских из-за Балкан совершается непрерывное истребление болгарского народа <...> Европейская история <...> не помнит таких страшных положений…’ (ВЕ, 1877, No 10, стр. 888).
Стр. 75. NB. (Кстати, еще недавно, уже в половине ноября, писали из Пиргоса о новых зверствах этих извергов. — Официальные телеграммы сообщали: ‘7-го ноября, в 9 часов утра, 16 турецких таборов от Рущука, Басарбова и Чифтлика атаковали наши авангардные позиции <...> Особенно упорным бой был у Пиргоса, где две роты азовского и днепровского полков геройски защищались против огромного превосходства турецких сил, значительные потери заставили их наконец отойти к Мечке, тогда вся 1-я бригада 12-й дивизии подошла оттуда в наступление, выбила турок из Пиргоса <...> отбросив их за Лом, турки успели, однако, сжечь Пиргос’ (ПГ, 1877, 10 ноября, No 205, СПбВед, 1877, 10 (22) ноября, No 311). О жестокости турок по отношению к пленным русским солдатам и офицерам, в том числе и под Пиргосом, не переставали писать русские газеты. См.: СПбВед, 1877, 4 (16) и 5 (17) ноября, NoNo 305 и 306, НВ, 1877, 30 октября (11 ноября), No 240, 4 (16) ноября, No 244, 12 (24) ноября, No 251 (особенно в корреспонденциях Вс. Крестовского) и др. В корреспонденции ‘Нового времени’ говорилось о том, что, ‘переправившись чрез Лом у Рущука, Басарбова и Ивана-Чифтлика’, турки атаковали левое крыло русской армии и ‘стали напирать преимущественно на Пиргос, который и был взят ими и сожжен…’ (НВр, 1877, 11 (23) ноября, No 613). Об издевательствах турок над русскими ранеными см. в этой газете статью ‘Русские раненые и турки’ (подпись: Войсковой старшина Ржевуский) — там же, 10 (22) ноября, No 612.
Стр. 75. Репрессалии, конечно, жестокая вещь ~ как и сказал уже я раз в одном из предыдущих выпусков ‘Дневника’… — Достоевский писал о ‘репрессалиях’ в июльско-августовском выпуске ‘Дневника’ за 1877 г. (см. наст. изд., т. XXV, стр. 221—223).
В упоминавшейся выше статье ‘Пленные турки в России’ (см. примеч. к стр. 69) по этому поводу говорилось: ‘… мы не понимаем репрессалий в отношении побежденного врага <...> Никогда русское чувство не принадлежало угнетению бессильного врага (лежачего-де не бьют!). Симпатии, которыми Россия пользуется среди передовых европейских гуманистов и мыслителей, именно основаны на том, что Россия первая после франко-прусской войны подняла знамя человеколюбия и достигла результатов брюссельской конференции, вменяющей победителю гуманное обращение с пленными. Вот почему мы обращаем внимание на циркуляр министерства внутренних дел об употреблении пленных на работу, как первое применение постановлений конференции. Циркуляром этим прямо возбраняется употреблять пленных на такие работы, ‘которые были бы унизительны для их воинского звания и общественного положения, занимаемого ими в своей стране’ <...>. Следовательно, вводимые работы скорее будут приятны, нежели обременительны для пленных, потому что они избавляют их от тунеядства и невыносимого бездействия, отягощающего участь пленного’ (ПГ, 1877, 11 ноября, No 206).
Стр. 75. …но строгость с начальством этих скотов была бы не лишнею. — Об этом, в частности, писал тот самый Наблюдатель ‘Северного вестника’, с которым (по другому поводу) Достоевский полемизировал позднее, в декабрьском выпуске своего ‘Дневника’ (см. ниже, примеч. к стр. 93 и др.). Говоря о средствах, которые могли бы прекратить или поубавить разного рода турецкие бесчинства, он утверждал: ‘…ответственность, действительно, должна падать на турецких начальников. Пусть внушают своим солдатам, пусть удерживают их, как знают,— это не наше дело. А если не внушат и не удержат,— пусть расплачиваются сами…’ (СВ, 1877, 13 (25) ноября, No 196).
Стр. 75. …(пруссаки наверно бы сделали так, потому что они даже с французами так точно делали… — Речь идет о франко-прусской войне 1870—1871 гг. С начала военных действий между Россией и Турцией русские и иностранные обозреватели и корреспонденты сопоставляли события русско-турецкой войны с той, которая ей предшествовала. Достоевский вспомнил о франко-прусской войне сразу же, как только Россия начала военные действия. См. об этом в апрельском выпуске ‘Дневника’ за 1877 г. (наст. изд., т. XXV, стр. 99—100).
О необходимости ‘репрессалий’ ввиду непрекращающихся турецких зверств писал и Наблюдатель ‘Северного вестника’, тоже отсылая читателей к примерам из франко-прусской войны: ‘Всегда и повсюду употреблялись репрессалии. Немцы обливали французские деревни керосином и жгли их вместе с неуспевшими уйти жителями’. И далее: ‘Немцы жгли Базейль и другие деревни, расстреливали вольных стрелков, потому только, что не признавали их регулярным войском, англичане в пленных индусов палили в упор из пушек, и, однако ж, мы тогда были убеждены и теперь убеждены, что немцы и англичане — Европа, потому что этого и отрицать нельзя. Только сами мы все еще хотим выслужиться’ (СВ, 1877, 13 (25) ноября No 196). В этой статье Наблюдателя, кстати сказать, продолжается разговор о снисходительности присяжных к уголовным преступникам — тема полемики Наблюдателя и Достоевского.
Стр. 76. …дожили до печальной с ними развязки, то поневоле поняли, что болгарская жизнь в сущности всего только одна декорация ~ принадлежит турку и берется им, когда он захочет. — Ср.: ‘Только позднее некоторых наших критиков стала отчасти осенять мысль, что до обвинения следует взглянуть на те обстоятельства, среди которых живет обвиняемый народ. Действительно, довольно припомнить почти пятисотлетнее иго, совершенно бесправное существование под крайним произволом, выполняемым с каннибальской жестокостью, и всякий недеревянный человек должен почувствовать величайшее сострадание <...> Нынешняя война страшно напоминает о том, каковы были господа, повелевавшие этим народом в течение половины тысячелетия’. И далее: ‘…остается факт, что если болгарин владеет своим достоянием, то это не больше, как счастливый случай, так как его ничто не обеспечивает от грабежа и всякого насилия’ (ВЕ, 1877, No 10, стр. 886, 887).
Стр. 76. Если мы возьмем Плевно и замедлим двинуться далее… — Плевна была взята в результате упорных боев и осады 28 ноября (10 декабря) 1877 г. После падения Плевны русская армия получила возможность перейти в решительное наступление, целью которого было освобождение не только Северной, но и Южной Болгарии. Необходимость скорейшего наступления диктовалась международной обстановкой. Угроза вмешательства Англии и других европейских стран в русско-турецкую войну на стороне Турции требовала от русской армии энергичных действий. Неожиданно для Турции и западных военных деятелей, считавших наступление невозможным ввиду зимы и тяжестей перевала через Балканский хребет, оно началось немедленно и успешно. Овладение перевалами позволило русской армии двигаться дальше по направлению к Константинополю. Все это подробным образом освещалось в русской и западной печати.
Стр. 76. …известный своими прекрасными и обстоятельными статьями с поля битвы, из нашего лагеря, англичанин Форбес… — Характеристика английского корреспондента (в русской транскрипции его имя передавалось по-разному: Форбес, или Форбс, или Форбз) повторяет то, что о нем писалось в русских газетах по поводу той статьи, которую имеет в виду Достоевский: ‘Русские, турки и болгары…’, и которая была напечатана в издании: ‘Девятнадцатый век’, 1877, ноябрь (‘Nineteenth Century’, 1877, no-vember). ‘В настоящее время,— говорилось в передовой статье ‘Петербургской газеты’ ‘Английские корреспонденты и болгары’,— они (недоброжелатели России,— Ред.) стараются поселить рознь между славянскими племенами и уверить нас, что болгары не стоят, чтобы за них проливали кровь. Недавно на это поприще выступил, к сожалению, г-н Форбз, талантливый корреспондент газеты ‘Daily News’. Воздавая должную справедливость русским войскам и порицая турок, он отзывается крайне неодобрительно о болгарах. Они, по его мнению, неспособны к самоуправлению, не имеют ни энергии, ни храбрости, эксплуатируют русских, совершают жестокости над турками <...> и занимаются ремеслом двойного шпиона и двойного изменника. Далее, г-н Форбз говорит, что дурное управление турок не препятствовало благосостоянию Болгарии в материальном отношении’ и т. д. Факт, упоминаемый Достоевским, в этой статье передан так: турки, ‘по мнению г-на Форбза, поступили крайне непоследовательно, не перебив всех болгар до перехода русских через Дунай’ (ПГ, 1877, 10 ноября, No 205). В ‘Новом времени’ слова английского корреспондента переданы так: ‘…отступая перед вторжением неприятеля в Болгарию, турки сделали важный военный промах, не опустошив территории, которую они оставляли открытой перед наступлением. Если бы территория эта была даже исключительно населена их единоплеменниками, то и тогда было бы обязательно по законам войны уничтожить жатвы, выжечь села до последней хижины и оставить за собой совершенную пустыню. Быть может, некоторые фанатические филантропы подняли бы вопль против такого бесчеловечного образа действия, но все здравомыслящие люди с прискорбием признали бы это за одну из суровых необходимостей войны. Русские не могли бы возражать против этого, после таких же прецедентов в собственной истории, внесенных в летописи их Барклаем, Кутузовым и Ростопчиным’. И далее: ‘Оставить за собой вместо опустошенной территории землю, кипящую ‘медом и млеком’, землю, переполненную друзьями завоевателя, это образец военного безумия, не имеющего примера в истории’. Далее высказывалась мысль о том, что болгарам жилось при турках не так уж плохо. См. НВр, 1877, 15 (27) ноября, No 617.
Статья английского корреспондента вызвала критику Гладстона, которая тоже отразилась в русской печати. В статье корреспондента ‘Daily News’, как об этом говорилось в ‘СПб. ведомостях’, положение болгар ‘представлено блестящим, в том смысле, что они богатый народ, что у них много земли, большие стада овец и рогатого скота и что они пользуются большим материальным комфортом, нежели много людей в Англии…’. На это утверждение Гладстон возражал: ‘М-р Форбес совсем не видел болгар в той местности, где владычествуют турки. В каком положении находится Болгария? а вот в каком: <...> свободной земли там много, потому что в каждой местности, где владычествуют турки, земли всегда бывает много свободной. Но почему? потому что они истребляют большую часть населения’. Именно в заключении этой речи Гладстон и сказал те слова о России, которые ранее на память цитировал Достоевский (СПбВед, 1877, 18 (30) ноября, No 319, см. выше, стр. 68).
Стр. 77. …это не граф Биконсфильд говорит: тот может выразить такие же разбойничьи и зверские убеждения, принужденный к тому политикой ‘английскими интересами’… — О Биконсфилде и его отношении к России не переставали сообщать русские и западные газеты. ‘В своих речах в Айлесбери и в Гильдголле,— писалось в русской печати,— лорд Биконсфильд обращался с едва скрытыми угрозами к России, а по отношению к Турции употреблял язык, который мог вполне внушить правительству султана уверенность, что рано или поздно Англия придет на помощь Порте’ (РМ, 1877, No 355). Русская печать внимательно следила за всеми выступлениями Биконсфилда, открытое недоброжелательство которого к России было действительно продиктовано ‘английскими интересами’. Эти же ‘интересы’ руководили деятельностью и других английских политиков, в том числе тех, кто (как Гладстон) выступал против враждебной по отношению к России политики Биконсфилда. ‘Англичане твердят о своих интересах,— говорилось в ноябре в одной из передовых статей ‘СПб. ведомостей’,— которым будто бы угрожают русские победы, как будто в самом деле британские интересы должны исключительно служить нормою международной политики. Это уже болезненная мания измерять мировые события английским аршином, определять требования культуры фунтами стерлингов, смотреть на международные дела исключительно с точки зрения промышленности и торговли Англии,— это явление в высшей степени странное, достойное психического анализа’ (СПбВед, 1877, 19 ноября (1 декабря), No 320). Резкой критике политики Биконсфилда в Восточном вопросе и русско-турецкой войне (а вместе с том и его понимания ‘английских интересов’) немало страниц отводит в своей книге ‘Восточный вопрос прошедшего и настоящего. Защита России’ (Пер. под ред. В.Ф. Пуцыковича. СПб., 1878) Т. Синклер (преимущественно в главах: ‘Восточный вопрос с января 1875 г. до настоящего времени’, ‘Лорд Биконсфильд перед судом общественного мнения’, ‘Заключение и лорд Биконсфильд’). ‘Всем известно,— писал в этой книге автор,— что лорд Биконсфильд есть душа и сердце турецкой партии, в кабинете (министров,— Ред.) <...> его участие в делах британского кабинета можно грубо определить таким знакомым текстом: ‘Чаша Вениамина была в пять раз более, чем у других» (Синклер, стр. 43—44).
Стр. 77. Но тут Россия ~ тут показалось уже знамя будущего ~ гигант и сила, не признать которую невозможно ~ Именно тут инстинкт, тут предчувствие будущего… — Слова о России как о ‘гиганте и силе’ повторяют настойчивый для ‘Дневника писателя’ 1876—1877 гг. мотив ‘колосса’. В рецензии на 21-й выпуск ‘Новочешской библиотеки’ (статья ‘Славянские литературные известия’, подпись: П. Д. <П. П. Дубровский>) приводится характерная в данной связи выписка из сочинения известного чешского филолога и поэта Ф. В. Челаковского ‘Чтения о началах образованности и литературы славянских народов’, ‘Причина <...> по которой славянский народ в это время привлекает к себе большее внимание и приобретает важность, заключается в северном колоссе ‘на глиняных ногах’, как недавно еще трубили его завистники и принимали за действительность то, чего искренно желали. Но в то время, когда вдруг все рушилось и распадалось, великан стоял неподвижно, и Европа еще более, чем когда-либо, обращает на него взор’ (МВед, 1877, 1 августа, No 191). См. также ниже, примеч. к стр. 79.
Стр. 77. …заговорили вдруг у нас все о скорой возможности мира… — Толки о мире и условия мирных соглашений особенно горячо стали обсуждаться в русской печати после статьи кн. Васильчикова ‘По поводу слухов о посредничестве’, которая начиналась словами: ‘В настоящую минуту, когда уже носятся смутные слухи о каких-то предложениях мира и посредничества иностранных держав, не мешало бы русскому общественному мнению высказаться насчет тех условий мира, которые нам кажутся желательными или, по крайней мере, возможными…’ (СВ, 1877, 31 октября (12 ноября), No 183). См. выше, примеч. к стр. 72. ‘Толки о мире не умолкают…’— так начиналась статья ‘Внешние известия’ в ‘Новом времени’ (1877, 25 октября (6 ноября), No 596). В ближайших же номерах ‘Новое время’ уже обсуждало мнение автора ‘Северного вестника’ о том, что ‘самым действительным вознаграждением (для России,— Ред.) была бы уступка России — турецкого военного флота’ (НВр, 1877, 1 (13) ноября, No 603). Достоевский мельком упоминает о другой статье кн. Васильчикова в ‘Дневнике писателя’ за 1876 г., см. наст. изд., т. XXII, стр. 102.
Стр. 78. Разумеется, трудно предречь, в какой именно форме ~ вс это невозможно решить заранее в точности, и я не берусь разрешать. — Все перечисленные Достоевским возможности исхода военного конфликта между славянами и Турцией, отраженные в разных дипломатических документах ‘великих держав’, обсуждались и в русской, и в зарубежной печати до начала русско-турецкой войны и по ходу этой войны. ‘Основным при выработке программы политических преобразований на Балканах был вопрос о том, что следовало принять за ее основу: принцип ‘автономии’ или ‘независимости’. Оба принципа обсуждались в русских правительственных сферах уже в 50—60-е годы XIX в. <...> А. М. Горчаков (русский канцлер и министр иностранных дел,— Ред.) 18 мая 1877 г. писал русскому послу в Лондоне П. А. Шувалову: ‘Вы знакомы с нашими конвенциями с Австро-Венгрией. Они имеют две альтернативы: или политическое status quo, улучшенное местными реформами <...> или радикальное решение, влекущее за собой территориальное переустройство Турции’. Первая альтернатива <...> предусматривала в качестве максимума введение административной автономии для Болгарии, Румелии, Боснии и Герцеговины при сохранении прежней автономии Сербии и фактической независимости Черногории, получавшей небольшое территориальное приращение. Подобные преобразования не вносили существенных, изменений <...> и сохраняли господство Турции на Балканах <...> Вторая альтернатива <...> предполагала осуществление более широких реформ <...> В случае ‘полного крушения Оттоманской империи в Европе’ вследствие победы Сербии и Черногории <...> царское правительство предусматривало образование независимых Болгарии и Румелии ‘в их естественных границах’, австро-венгерское — автономных Боснии, Румелии и Албании. В Будапеште обе державы договорились о создании независимых Болгарии, Албании и ‘остальной Румелии’. Таким образом, уже с середины 1876 г. принцип ‘независимости’ начинает занимать большее место в системе русской политики, становится — по инициативе петербургского кабинета — специальным предметом международных переговоров…’. Руководствуясь этим принципом ‘независимости’, Россия и подготовила в конце 1877 г. проект мирного договора, который ‘с незначительными исправлениями 19 февраля (3 марта) 1878 г. в Сан-Стефано был подписан русскими <...> и турецкими уполномоченными’ (С. Л. Чернов. Основные этапы развития русской официальной программы решения Восточного вопроса в 1877—1878 гг. — В кн.: Балканские исследования, вып. 4. Русско-турецкая война 1877—1878 гг. и Балканы. М., 1978, стр. 26—27, 37—38).
Стр. 78. ...под покровительством и надзором ‘европейского концерта держав’… — Достоевский употребляет обычную формулу тогдашней печати для обозначения соглашений ‘великих держав’ — Англии, Австро-Венгрии, Германии, Франции, Италии и России. Ср., например, еще до объявления войны: ‘По мнению московской газеты, Россия должна была отвергнуть всякие обманчивые надежды на силу европейского соглашения, весь мираж европейского концерта…’ (Г, 1877, 10 (22) апреля, No 98), ‘В этом западноевропейском ‘концерте’…’ и т. д. — писал А. И. Кошелев в статье ‘Настоящий смысл Восточного вопроса’ (НВр, 1877, 23 ноября (5 декабря), No 625) и др.
Стр. 78. …не будет у России ~ таких ~ клеветников… — Намек на стихотворение Пушкина ‘Клеветникам России’ (1831).
Стр. 79. …не будь во все эти сто лет освободительницы-России… — И далее, стр. 80: … из-за чего Россия билась за них сто лет… — Имеется в виду целый ряд русско-турецких войн начиная со второй половины XVIII в. (1768—1774, 1787—1791, 1806—1812, 1828—1829, 1853—1856).
Стр. 79. …Россия ~ мрачный северный колосс… — Ср. выше, примеч. к стр. 77. Слова о ‘колоссе’ здесь ближайшим образом восходят к полемике Пушкина с ‘клеветниками России’ в стихотворении ‘Бородинская годовщина’:
…Еще ли росс
Больной, расслабленный колосс?
(Курсив наш,— Ред.)
Выражение ‘колосс на глиняных ногах’, идущее из Библии (см.: Книга пророка Даниила, гл. 2, ст. 31—35), с конца XVIII в. в Западной Европе стало применяться по отношению к царской России. Есть свидетельства, что впервые так назвал ее Дидро (1713—1784). Позднее на Западе появились варианты (‘северный колосс’, ‘русский колосс’), возникшие на той же основе: ‘колосс на глиняных ногах’. См.: Ашукин, стр. 328—329.
Стр. 79. …даже не чистой славянской крови… — Намек на известную остроту: ‘Grattez le Russe — et vous trouverez le tartare’ (‘Поскоблите русского — и вы отыщете в нем татарина’), часто встречающуюся у Достоевского. См: наст. изд., т. XI, стр. 284, т. XIII, стр. 454, т. XV, стр. 203, т. XVI, стр. 454 и др. В ‘Дневнике писателя’ упоминается неоднократно (ср., например, наст. изд., т. XXV, стр. 22).
Стр. 80. …какой-нибудь ихний Иван Чифтлик… — Достоевский здесь использует название одного из болгарских местечек, которое упоминалось и в октябрьских и ноябрьских газетах в связи с действиями русской армии. В ‘Северном вестнике’ — Иован Чифтлик. См.: СВ, 28 ноября (10 декабря), No 211 (‘Известия с театра войны’), ‘Лагерь при ауле Чифтлик, под Карсом’ — СПбВед, 1877, 10 (22) ноября, No 311 (‘С театра военных действий’), ‘Бивуак при с. Чифтлик’ — там же, 19 ноября (1 декабря), No 320 (‘С театра военных действий’) и др. ‘Отряд русских войск проник за Иован Чифтлик…’, ‘Говоря о последней схватке на Ломе около Кадыкиоя и Иована Чифтлика…’ и т. д. — писалось в ‘Петербургской газете’, 1877, 23 октября, No 192 (‘С театра войны’), или: ‘Колонна медленно отступила к селу Иван-Чифтлик…’ — MВед, 1877, 11 августа, No 199 и др.
Стр. 80. …самая национальность их исчезла бы в европейском океане, как исчезают несколько отдельных капель воды в море. — Образ, использованный Достоевским, навеян, по-видимому, стихотворением ‘Клеветникам России’.
Стр. 81. …Россия и победит, и привлечет, наконец, к себе славян ~ Все воротятся в родное гнездо. — Достоевский повторяет мотивы, часто звучащие в поэзии А. С. Хомякова (1804—1860):
Высоко ты гнездо поставил,
Славян полунощных орел,
Широко крылья ты расправил,
Глубоко в небо ты ушел! <...>
И ждут окованные братья,
Когда же зов услышат твой,
Когда ты крылья, как объятья,
Прострешь над слабой их главой…
О, вспомни их, орел полночи!…
(‘Орел’, 1832?)
или:
Как ярки и радости полны
Светила грядущих веков!..
Вскипите ж, славянские волны!
Проснитеся, гнезда орлов!
(‘Вставайте! оковы распались’ … (1853)
и др.
Стр. 81. …есть разные ученые и поэтические даже воззрения и теперь в среде многих русских. — Из новейших ‘ученых… воззрений’ Достоевский в первую очередь имеет в виду книгу H. Я. Данилевского ‘Россия и Европа’ (СПб., 1871). См. о ней ниже, примеч. к стр. 83. Опираясь на работы славянофилов — А. С. Хомякова (1804—1860), И. В. Киреевского (1806—1856), Ю. Ф. Самарина (1819—1876) и других, Данилевский соединяет их идеи с новыми теориями социального дарвинизма и говорит о славянском мире как едином организме, каждый элемент которого, вполне развиваясь сам, вместе с тем служит обогащению целого. Говоря о ‘поэтических… воззрениях’, Достоевский скорее всего имеет в виду произведения А. С. Хомякова, Ф. И. Тютчева (1803-1873), А. Н. Майкова (1821-1897).
Стр. 81. …малых сих… — Выражение, восходящее к Евангелию, например: ‘И кто напоит одного из малых сих <...> не потеряет награды своей’ (Евангелие от Матфея, гл. 10, ст. 42, см. также: гл. 18, ст. 6, 10, 14, от Марка, гл. 9, ст. 42, от Луки, гл. 17, ст. 2). Применяя слова Христа по отношению к славянам, ‘меньшим братьям’, Достоевский повторяет мысль, высказанную еще А. С. Хомяковым в стихотворении ‘Кремлевская заутреня на Пасху’ (1850):
В безмолвии, под ризою ночною,
Москва ждала, и час святой настал:
И мощный звон промчался над землею,
И воздух весь, гудя, затрепетал <...>
Откроем ли радушные объятья
Для страждущих, для меньшей братьи всей?..
(А. С. Хомяков. Стихотворения и драмы. Изд. 2-е. Л., 1969 (Б-ка поэта, большая серия), стр. 129—130, а также комментарий, стр. 567).
Стр. 82. А про окончание войны все вдруг начали толковать, не только в Европе, но и у нас со изъявили полное согласие,— Рассуждения о мире возникали в Европе в связи с каждой победой русских в русско-турецкой войне. Заинтересованные европейские страны (в первую очередь Англия и Австро-Венгрия) не желали решительных успехов русских войск, поскольку, как понимали на Западе и в России, ‘мера <...> вознаграждений и уступок определяется размером успехов воюющих сторон’ (С В, 1877, 31 октября (12 ноября), No 183). Русские, для которых военная ситуация складывалась благополучно, не спешили с заключением мира. По поводу рассуждений о мире за границей в русских газетах писали: ‘…можно ли думать, чтобы Россия удовлетворилась первыми решительными своими военными успехами и поспешила заключением мира <...> Смеем думать, что это решительно невозможно, между прочим и потому, что такой исход настоящей войны был бы совершенно несогласен именно с военного честью России, не говоря уже о ее существенных интересах в будущем’. И далее: ‘…наши войска успеют вполне сокрушить их (турок,— Ред.) <...> они не будут остановлены на полпути и добьются вполне почетного мира, во главе которого будет значиться полное освобождение Болгарии от невыносимого турецкого ига’ (СПбВед, 1877, 1 (13) ноября, No 302). Вопросам условий мирных соглашений посвящены, в частности, статьи Н. Я. Данилевского, которые далее обсуждает Достоевский (см. ниже, примеч. к стр. 83). Так, в статье ‘О настоящей войне’ Данилевский писал: ‘…балканские христианские народы получили бы им должное, будущая судьба их была бы устроена и упрочена. Но необходимо еще выполнение некоторых особых условий в видах вознаграждения — как России за ее жертвы, так и самих христианских народов Турции за перенесенные ими страдания. Собственно в вознаграждение военных издержек России — ей должен быть уступлен турецкий броненосный флот, который сделается для Турции бесполезною тягостью, и часть Малой Азии, по крайней мере, Каре и Батум…’ и т. д. (РМир, 1877, 2 (14) августа, No 207, 13 (25) октября, No 279). ‘После того,— рассуждает Данилевский в другой статье,— как вся тяжесть борьбы, оказавшейся нелегкою вследствие препятствий, поставленных Европою же, легла на плечи одной России,— кто может требовать, чтобы она поделилась плодами своих усилий, своей крови, и не только поделилась, а принесла их в жертву мнимым и беззаконным интересам Европы. Мы должны быть столь же свободны, как была в свое время свободна Германия…’ и т. д. (РМир, 1877, 13 (25) октября, No 279). ‘… говорят,— писалось по этому поводу в ‘Петербургской газете’,— что с Турции нечего будет взять — это очень наивно, потому что законы международной политики не воспрещают удерживать за собою занятых провинций во время войны, пока издержки не будут уплачены. Наконец, Турция может расплатиться территориально’ (ПГ, 1877, 11 ноября, No 206).
Стр. 82. …большинство судящих начинает признавать и самостоятельность России ~ право ее заключить мир сепаратный, личный, не призывая Европы… — Об этом, со ссылкой на другие издания, писалось, в частности, в ‘Новом времени’: ‘Осмелится ли кто-нибудь прекословить решениям, которые продиктует низложенной Турции Россия одна, отклоняя всякое вмешательство? <...> Тогда ли не в нашей собственной власти будет получить вполне соответствующее вознаграждение и за все материальное усилие,— вознаграждение даже с лихвою?..’ (НВр, 1877, 29 октября (10 ноября), No 600). О неизбежности европейского вмешательства в дела России и Турции при заключении мира и необходимости сообразовывать свои требования с этим обстоятельством писал кн. Васильчиков в статье ‘По поводу слухов о посредничестве’ (см. выше, примеч. к стр. 77).
Стр. 82. …с большим жаром требуют железных турецких мониторов. — Мониторы (англ. monitor) — бронированные военные корабли с сильной артиллерией. Об этих ‘мониторах’, долженствующих по заключении мира перейти в руки России, писал Н. Я. Данилевский в статье ‘О настоящей войне’ (РМир, 1877, 2 (14) августа, No 207). Кн. Васильчиков, говоря о том, что весь турецкий флот в возмещение убытков России в руско-турецкой войне должен быть передан ей, горячо отстаивал это требование. См. выше, примеч. к стр. 72, 77.
Стр. 82. На присоединение Карса, Эрзерума и на право наше ~ многие изъявили полное согласие,— В ‘Новом времени’, со ссылкой на другие издания (рубрика ‘Среди газет и журналов’), по этому поводу писалось: ‘Каре и Эрзерум, как Батум, должны остаться в руках России…’ (НВр, 1877, 11 (23) ноября, No 613). В следующем номере этой газеты, опять-таки с привлечением материалов других изданий, говорилось о необходимости присоединения к России ‘Ардагана, Карса и Батума’ (там же, 12 (24) ноября, No 614). Далее в той же газете (‘Внешние известия’) говорилось: ‘…ни будущие завоевания России, ни желание ее оставить Каре за собой не встретят никаких препятствий со стороны континентальных держав при окончательном заключении мира’ (там же, 15 (27) ноября, No 617). В результате русско-турецкой войны вся Карская область отошла к России.
Стр. 83. Николай Яковлевич Данилевский, написавший ~ книгу ‘Россия и Европа’, в которой есть лишь одна неясная и нетвердая глава, именно о будущей судьбе Константинополя… — Н. Я. Данилевский (1822—1885) — ученый-естественник и философ, в молодости — фурьерист и участник кружка Петрашевского. Достоевский знал о его капитальном труде ‘Россия и Европа’ еще до выхода книги в свет (она печаталась в журнале ‘Заря’ за 1869 г.), с нетерпением ждал ее и спрашивал об отдельном ее издании, которое появилось в 1871 г. (см. письма А. Н. Майкову от 2 марта 1868 г., от И декабря 1868 г., Н. Н. Страхову от 12 декабря 1868 г., от 24 марта 1870 г.). Н. Я. Данилевский, из ‘отчаянного фурьериста’ обратившийся ‘к России’, к ‘своей почве и сущности’, был Достоевскому особенно любопытен (см. письма А. Н. Майкову от И декабря 1868 г., H. H. Страхову от 12 декабря 1868 г., С. А. Ивановой от 8 марта 1869 г.). Работа Данилевского произвела на Достоевского глубокое впечатление: ‘Статья же Данилевского, в моих глазах, становится все более и более важною и капитальною. Да ведь это — будущая настольная книга всех русских надолго <...> Она до того совпала с моими собственными выводами и убеждениями, что я даже изумляюсь на иных страницах сходству выводов <...> Я до того жажду продолжения этой статьи, что каждый день бегаю на почту <...> Потому еще жажду читать эту статью, что сомневаюсь несколько, и со страхом, об окончательном выводе, я все еще не уверен, что Данилевский укажет в полной силе окончательную сущность русского призвания, которая состоит в разоблачении перед миром русского Триста, миру неведомого и которого начало заключается в нашем родном православии. По-моему, в этом вся сущность нашего будущего цивилизаторства и воскрешения хотя бы всей Европы и вся сущность нашего могучего будущего бытия’ (письмо H. H. Страхову от 30 марта 1869 г.). Далее, при чтении ‘России и Европы’ в выходящих номерах ‘Зари’, Достоевский с огорчением заметил свое расхождение с Данилевским: ‘Все назначение России заключается в православии, в свете с Востока, который потечет к ослепшему на Западе человечеству, потерявшему Христа <...> Ну представьте же Вы себе теперь <...> что даже в таких высоких русских людях, как, например, автор ‘России и Европы’ — я не встретил этой мысли о России, то есть об исключительно-православном назначении ее для человечества’ (письмо А. Н. Майкову от 9 октября 1870 г.). О Константинополе в первоначальном отзыве Достоевского на книгу ничего не говорится. Видимо, собираясь полемизировать с автором ‘России и Европы’ через восемь лет, Достоевский еще раз заглянул в эту книгу, тем более что к ней отсылал и сам Данилевский в позднейших статьях, о которых далее Достоевский ведет речь (см.: РМир, 1877, No 207, No 309). ‘Неясная и нетвердая глава, именно о будущей судьбе Константинополя’ — глава XII, ‘Восточный вопрос’. В ней Данилевский писал: ‘…всеславянская федерация — вот единственно разумное, а потому и единственно возможное решение Восточного вопроса’ (см.: Н. Я. Данилевский. Россия и Европа. СПб., 1871, стр. 387). И далее, о Константинополь: ‘Царьград должен быть столицею не России,— а всего Всеславянского Союза’ (там же, стр. 408). Интерес к Данилевскому у Достоевского не пропал и в позднейшие годы. В 1880 г. Е. А. Штакеншнейдер записывает в ‘Дневнике’: Достоевский ‘начал говорить про новую книгу Н. Я. Данилевского (она еще не вышла), в которой Данилевский доказывает, что все творения обладают даром сознания, не одни только люди, но и животные и даже растения (речь идет о книге: Н. Я. Данилевский. Дарвинизм, т. I—II. СПб., 1885, 1889,— Ред.). Сосна, например, тоже говорит: ‘Я есмь!’ <...> ‘Сознать свое существование, мочь сказать: я есмь! — великий дар,— говорил Достоевский,— а сказать: меня нет,— уничтожиться для других, иметь и эту власть, пожалуй, еще выше» (Е.А. Штакеншнейдер. Дневник и записки (1854—1886). М.—Л., 1934, стр. 428).
Стр. 83. …напечатал недавно в газете ‘Русский мир’ ряд статей о том же самом предмете. — Статьи Данилевского печатались в газете ‘Русский мир’ под разными названиями, хотя все они объединены общей темой — Восточный вопрос. Цикл открывался статьей ‘О настоящей войне’ (РМир, 1877, No 207), затем: ‘Европа и русско-турецкая война’ (No 279), ‘Проливы’ (No 289, No 290), ‘Константинополь’ (No 308, No 309). О реакции на спор Достоевского и Данилевского одного из представителей демократической критики — А. М. Скабичевского (1838—1911), с которым писатель в следующем выпуске ‘Дневника’ вступит в прямую полемику по другому поводу, см. наст. изд., т. XXV, стр. 341.
Стр. 83. После превосходных и верных рассуждений, например, о том, что Константинополь ~ как, например, прежде Краков ~ общим городом всех восточных народностей. — См. статью Данилевского ‘Константинополь’ (РМир, 1877, 11 (23) и 12 (24) ноября, NoNo 308 и 309). Рассуждение именно о Кракове см. в No 309. ‘По нашему решению задачи,— пишет Данилевский в заключительной части своей статьи,— назовем его пока идеальным — Константинополь должен быть городом общим всему православному и всему славянскому миру, центром восточно-христианского союза. В этом качестве он будет, следовательно, принадлежать и России…’ (там же, 12 (24) ноября, No 309).
Стр. 83. Великан Гулливер мог бы, если б захотел, уверять лилипутов, что он им во всех отношениях равен… — Гулливер, герой сатирического романа Д. Свифта (1667—1745) ‘Путешествия Гулливера’ (1726), упоминается Достоевским в ‘Бесах’, см. наст. изд., т. X, стр. 7.
Стр. 84. …когда придут к тому сроки… — Частая у Достоевского реминисценция из книг Нового Завета: ‘…не ваше дело знать времена или сроки, которые отец положил в своей власти’ (Деяния апостолов, гл. 1, ст. 7, ср. также: Первое послание к фессалоникийцам, гл. 5, ст. 1—2).
Стр. 84. …а что она, Россия, доросла’. И доросла. — Повторяющаяся в этой главке мысль и горячая ее защита вызваны полемикой не столько с Данилевским, сколько с теми утверждениями, появлявшимися на страницах русских газет и журналов, согласно которым Россия еще не готова к освобождению братьев-славян. Ярче всего эта позиция была заявлена журналом ‘Вестник Европы’. Автор ‘Внутреннего обозрения’ этого журнала писал в начале октября: ‘Нам припоминается <...> то, что говорилось и творилось у нас в печати год тому назад, когда в сентябре, в эпоху всеобщего увлечения сербским вопросом, мы сказали, между прочим: ‘Мы должны помнить, что, следуя влечению, мы не вправе еще претендовать на выдачу нам аттестата зрелости, свидетельство о ней мы можем получить только за работу внутреннюю, в частностях своих мелкую, но в общем более трудную, чем простое денежное пожертвование и даже чем доблестная, но минутная жертва жизнью за славное дело свободы. Помогайте славянам, но не забывайте и своих дел…’ Многие, может быть, помнят, какую бурю произвели в некоторых органах нашей печати эти наши слова…’ (ВЕ, 1877, No 10, стр. 822). Соображения такого рода повторялись в статье А. Н. Пыпина ‘Наша печать и болгарские дела’, которую, судя по ноябрьскому выпуску ‘Дневника’, внимательно прочел Достоевский. ‘В настоящее время,— писал Пыпин,— несомненно ходит в умах представление о национальной связи и солидарности славянских племен, оно играло свою роль в подготовлениях настоящей войны <...> Но, как мы не раз уже о том говорили, дело понимается у нас в большинстве случаев крайне ошибочно и с большой примесью фантазии. Общество как-то вдруг открыло эту связь <...> и вдруг нашло, что здесь-то и заключается главный нерв всего нашего национального бытия. Мы решили, что великая идея отныне в наших руках, и уже готовились собирать ее плоды. Но, к сожалению, великие идеи не даются так легко. Они требуют труда — прежде всего над самими собой… Это начало мы сочли ненужным <...> За отсутствием прямого дела, значительная часть общества принялась фантазировать на эту тему,— что не требовало никакого труда и было очень приятно <...> Теория славянского единства, таким образом понимаемая, приобрела черты самого непривлекательного обскурантизма, с которым соединяется, как обыкновенно, великое самомнение и отсутствие терпимости <...> Славянская солидарность и единство в образовании могут иметь будущность только на почве широкого общественно-политического развития и успехов свободной литературы, каких мы, к сожалению, еще далеко не имеем. Мы можем служить славянству своей материальной помощью <...> но это еще не есть культурное могущество, и в настоящий момент мы едва ли готовы взять на себя роль руководителей славянства, какими хотят быть наши теоретики, и если возьмем ее, она может оказаться нам еще не по силам. Для этой роли нужно нечто большее, чем то, что может в настоящую минуту представить наше внутреннее общественное содержание’ (там же, стр. 883—884, см. также стр. 885). Заявления Пыпина, как и другие заявления аналогичного свойства (см., например, статью Е. И. Утина ‘Болгария во время войны. Заметки и воспоминания’: ВЕ, 1877, No И), высказанные вполне безапелляционно, безусловно вызывали раздражение Достоевского, и ‘это чувство диктовало писателю многие утверждения заключительных главок ноябрьского выпуска ‘Дневника’. С полемикой по тем же пунктам, но гораздо сдержаннее, чем Достоевский, выступил в ‘Новом времени’ А. И. Кошелев, опубликовавший в ноябрьских номерах газеты ряд статей под общим заглавием ‘Настоящий смысл Восточного вопроса’. См.: НВр, 1877, 23—25 и 27 ноября (5—7 и 9 декабря), NoNo 625—627 и 629. См. также статью А. Зиссермана ‘Нашим обвинителям’: там же, 13 (25) ноября, No 615.
Стр. 84. …изменения близкого, стоящего ‘при дверях’. — Ср.: ‘…когда вы увидите все сие, знайте, что близко, при дверях’ (Евангелие от Матфея, гл. 24, ст. 33, ср. также: Евангелие от Марка, гл. 13, ст. 29).
Стр. 84. Еще недавний спор болгар с патриаршим престолом… — Об этом споре, кратко формулируя его суть и причины, напоминал Данилевский в статье ‘Константинополь’: ‘Говорят, что мы сами оттолкнули ее (константинопольскую патриархию,— Ред.) от себя односторонним покровительством болгар в их распре с греками. Охотно допускаем, что болгары перешли надлежащую меру, что они (впрочем, точно так же, как и их противники) признали вмешательство мусульманской власти в дела православной церкви, выговорили себе несогласное с церковными канонами право иметь самостоятельного главу своей церкви (оставшейся православной) в том же городе, где находится кафедра вселенского патриарха <...> Но что же повело к этому и в чем собственно сущность дела? Не в честолюбивых ли притязаниях греков эллинизировать болгар введением в их церквах богослужения на греческом языке, замещением болгарских архиерейских кафедр исключительно греками, распространением греческих школ среди болгарских населений <...> Не явно ли, что национальное беспристрастие, которое должно бы руководить церковью, носящею название Вселенской, и которым в прежние времена она и отличалась,— было принесено в жертву узким интересам эллинизма — так называемой великой идее. Не отголосок ли это тех навеянных с Запада опасений всепоглощающего панславизма, которые так распространились в последнее время между греками и которые дошли до того, что значительная часть эллинской интеллигенции проповедовала союз с Турцией против России и славянства’ (РМир, 1877, 11 (23) ноября, No 308). Об этом же споре болгар с патриаршим престолом напоминал и автор статьи ‘Недобитый народ’ в ‘Современном обозрении’ ‘Отечественных записок’ (ОЗ, 1876, No 9, стр. 10—12).
Стр. 85. Я знаю, очень многие назовут такое суждение ‘кликушеством’, но Н. Я. Данилевский слишком может понять то, что я говорю. — Достоевский имеет в виду сходные мысли, высказанные самим Данилевским и косвенно отразившиеся, в частности, в том цикле статей, о котором здесь идет речь. Более обоснованным (если исходить из посылок, положенных самим Данилевским в основу своей системы идей) и подробным образом эти суждения были выражены в книге ‘Россия и Европа’. См. примеч. к стр. 83.
Обвинения в ‘кликушестве’ по поводу политических убеждений и прогнозов Достоевского действительно раздавались и даже не прикровенно, а именно в той форме, в какой это писателю представлялось (см. наст. изд., т. XXV, стр. 339—341). Достоевский тем более легко мог предвидеть подобную реакцию на свои идеи, что обвинения в ‘кликушестве’ издавна сопровождали, как правило, все и всякие теории славянофильского толка. См., например, стихотворение Н. Ф. Щербины (1821—1869), направленное одновременно и против А. Н. Островского (1823—1886), и против его почитателя — А. А. Григорьева (1822—1864), будущего критика и публициста журналов братьев Достоевских ‘Время’ и ‘Эпоха’ (1861—1863, 1864—1865), ‘После чтения одной ‘Элегии—оды—сатиры» (1854):
Внимая голосу восторженных кликуш,
В себе почуял ты какого-то гиганта
И о себе самом понес смешную чушь <...>
Блеснула с Запада нам света благодать,
Мы к свету истины стремимся всей душою,—
И вот задумали порыв наш задержать
Кликуши вещие татарской стариною!..
(Н. Ф. Щербина. Избранные произведения. Л., 1970 (Б-ка поэта, большая серия), стр. 263—264, а также стр. 558—559). Стихотворения Щербины имелись в библиотеке Достоевского. См.: Гроссман, Семинарий, стр. 32. В статье второй ‘Книжность и грамотность’ из ‘Ряда статей о русской литературе’ (1861) Достоевский, не касаясь поэзии Щербины, подробно обсуждает вопросы, вызванные проектом книги для народного чтения, составленным поэтом. Отдавая должное уважение этому ‘единственно сколько-нибудь серьезному проекту для народной книги’, Достоевский по ходу анализа ‘проекта’ иронически подчеркивает интеллигентскую, в конце концов — ‘западническую’ его природу, несмотря на добросовестность, ум и лучшие намерения автора. См. наст. изд., т. XIX, стр. 21—57, 236—252.
Стр. 86… мо ведь допускает же автор статьи, что Россия могла бы владеть Константинополем одна, пока, временно ~ чтоб после передать его на общее владение народцам… — Ср.: ‘…Константинополь должен быть взят временно в руки России, с тем, чтобы в должное время быть переданным всем тем, которые имеют на него право’ (РМир, 1877, 12 (24) ноября, No 309).
Стр. 86. И вдруг автор даже и пока не решается доверить России Константинополь ~ и в этом почти перст божий. — Ср.: ‘…неожиданно сильное сопротивление Турции есть явление, которое должно считать благоприятным. В нем, как во всем этом деле, начиная с герцеговинского восстания, ясно видна рука божия, обращающая во благо самые козни врагов…’ и т. д. (РМир, 1877, 12 (24) ноября, No 309).
Стр. 86. …автор предполагает при этом новом существовании Турции полнейшее влияние на нее России и, так сказать, зависимость Турции от России. — Ср.: ‘Что касается самой Турции, то, лишенная европейского кредита, флота, Дунайских и Балканских крепостей и тех подданных, соками которых она питалась, ей не останется ничего иного, как, отбросив мечты о невозвратимом внешнем величии, предаться исключительно заботам о своем возможном еще внутреннем благосостоянии и подчиниться вполне влиянию России’ (РМир, 1877, 2 (14) августа, No 207).
Стр. 86. …автор почти сошелся, в конце концов, с политическим мнением лорда Биконсфильда, то есть что существование Турции необходимо и уничтожена она быть не может. — Ср. заключение последней статьи Данилевского (РМир, 1877, 12 (24) ноября, No 309) и ‘Речь лорда Биконсфильда’ (РМир, 1877, 2 (14) ноября, No 299). По мнению Биконсфилда и его единомышленников в Англии и Австро-Венгрии, Россия не имела права начинать войну и европейский мир обеспечен лишь существованием Турции с ее территориальным status quo. См.: ПВ, 1877, 30 октября (11 ноября), No 240, 20 ноября (2 декабря), No 258 (‘Иностранные известия’), НВр, 1877, 30 октября (11 ноября), No 601.
Стр. 86. Ют Турции останется одна тень,— говорит Н. Я. Данилевский ~ не только живым, но еще здоровым организмом, пока невозможно (!?)…’ — РМир, 1877, 12 (24) ноября, No 309.
Стр. 87. …‘что занятие Константинополя русскими встретит самое решительное сопротивление со стороны большинства европейских держав’. — Не совсем точная передача рассуждения Данилевского: Ср.: ‘Он (Константинополь,— Ред.) мог бы, пожалуй, быть признан и вольным городом, но под исключительным протекторатом России <...> т. е. с русским гарнизоном и под общим ее административным надзором. Такое решение было бы весьма желательно и вполне удовлетворительно, но нельзя сомневаться, что оно встретит самое решительное сопротивление со стороны большинства европейских держав’ (там же).
Стр. 88. …мнение, например, о силе католического всемирного заговора ~ разделяется теперь всеми и подтвердилось фактами. — Об этом ‘заговоре’ Достоевский рассуждал в майско-июньском выпуске ‘Дневника писателя’ за 1877 г. (см. наст. изд., т. XXV, стр. 154—164) н в сентябрьском и октябрьском выпусках (см. стр. 11—17, 54—59). См. об этом: наст. изд., т. XXV, стр. 335.
Стр. 88. Единственный политик в Европе со князь Бисмарк. — Достоевский неоднократно в ‘Дневнике писателя’ 1876—1877 гг. возвращается к этой теме. Об отношении Достоевского к Бисмарку см.: наст. изд., т. XXV, стр. 335.
Стр. 88. (Социализмом проедена Германия.) — О социалистическом движении в Германии немало писалось в русских периодических изданиях. В ‘Корреспонденции из Берлина’ (статья ‘Германия и Восточный вопрос’, подпись: К.) сообщалось: ‘Ультрамонтаны и социал-демократы, причем влияние последних растет в ужасающих размерах <...> открытые противники всякого национального настроения и постоянно нападают на него самым ожесточенным образом и в своих сочинениях и в своих речах…’. И далее автор говорит о ‘социал-демократических тенденциях, которые теперь проявляются всюду, а не в одних только социал-демократических кружках’ (ВЕ, 1877, No 10, стр. 845—846, 848). Ранее в том же журнале см., например, сообщения того же корреспондента: ВЕ, 1877, No 2, стр. 856 и след. В ноябрьском номере ‘Отечественных записок’ (‘Современное обозрение’) этой темы касалась большая статья А. Исаева ‘Социально-политические конгрессы Германии и их значение для экономической науки’ (ОЗ, 1877, No 11, стр. 58—84). Об этом же писали газеты, в конце ноября, например, ‘Северный вестник’ (‘Политические известия. Берлин’). См.: СВ, 1877, 25 ноября (7 декабря), No 208.
Стр. 88. Раздавить католицизм в момент избрания нового папы Бисмарку необходимо. — ‘Никогда еще Германия,— писалось в передовой статье ‘Ультрамонтанская ловушка’ ‘Петербургской газеты’,— не находилась в таком благоприятном положении для нанесения смертельного удара своему вековому противнику (папству и католицизму,— Ред.), Россия, всегда отвергавшая папские притязания, выходившие из пределов чисто духовной сферы, готова поддержать Германию всею силою своего могущества’ (ПГ, 1877, 4 ноября, No 201).
Стр. 88. …европейские политики, следуя за нескончаемой борьбой Мак-Магона с республиканцами, желают от всего сердца победы республиканцам со князь Бисмарк ~ понимает вполне, что Франция отжила свой век… — Борьба Мак-Магона с республиканцами изо дня в день освещалась в русской и западной печати. Достоевский в ‘Дневнике писателя’ то и дело возвращается к этой теме. Впервые подробно в мартовском выпуске за 1876 г. (см. наст. изд., т. XXII, стр. 83—91).
Стр. 89. …войти в новый фазис существования и борьбы за существование — в фазис подземной, рептильной, заговорной войны. — Отголоски распространенных в 1860—1870-х гг. идей социального дарвинизма, согласно которым человеческое общество развивается по законам биологического организма.
Стр. 89—91. Народу оно скажет ~ Картина эта, увы — не фантазия.— Высказанные здесь идеи Достоевский с большей подробностью развивает позднее в ‘Братьях Карамазовых’, именно в форме фантастической поэмы, принадлежащей Ивану Карамазову (часть вторая, книга пятая ‘Pro и contra’, V. ‘Великий инквизитор’). В ‘Дневнике писателя’подробно об этом см. в мартовском выпуске за 1876 г. (см. наст. изд., т. XXII, стр. 87—91).
Стр. 90. …благословляя иезуитов и одобряя праведность ‘всякого средства для Христова дела’. — Об иезуитах, которые ‘поставили даже правилом своим считать все средства годящимися, лишь бы цель могла быть достигнута’, Достоевский писал еще в ‘Двойнике’ (см. наст. изд., т. I, стр. 351). С тех пор и в художественном творчестве, и в публицистике Достоевский упоминает это ‘правило’ только в резко-неодобрительном контексте. Об иезуитских правилах, и в частности о том, что ‘цель оправдывает средства’, в свое время подробно писал Ю. Ф. Самарин. См.: Ю. Ф. Самарин. Иезуиты и их отношение к России. М., 1866. Об отношении Достоевского к Ю. Ф. Самарину см. в ‘Дневнике писателя’ за 1876 г. (наст. изд., т. XXII, стр. 102). Об альянсе католической верхушки и иезуитов на новом историческом этапе, современном автору ‘Дневника писателя’, см. наст. изд., т. XXV, стр. 335.
Стр. 90. …люди захотели создать нечто вроде человеческого безошибочного муравейника. — Символ ‘муравейника’, как и упоминающейся далее ‘Вавилонской башни’ (один из постоянных мотивов в творчестве Достоевского зрелого периода), из ‘Дневника писателя’ позднее переходит в ‘Братья Карамазовы’ и играет в идеологических главах романа важнейшую роль.
Стр. 90. …формулу спасения его: ‘Возлюби ближнего как самого себя’… — Имеются в виду слова Христа: ‘…люби ближнего твоего, как самого себя’ (Евангелие от Матфея, гл. 19, ст. 19, гл. 22, ст. 39, от Марка, гл. 12, ст. 31), кратко выражающие смысл заповедей, данных людям от бога (Исход, гл. 20, ст. 12—17, Левит, гл. 19, ст. 11, 13—18, Второзаконие, гл. 5, ст. 16— 21), и все учение самого Христа (см.: Послание к римлянам, гл. 13, ст. 8—9). Ср., например, ‘Сон смешного человека’ — наст. изд., т. XXV, стр. 119.
Стр. 90. …‘Chacunpour soi et Dieu pour tous’… — См. мартовский (гл. 2, III) и апрельский (гл. 1, III) выпуски ‘Дневника писателя’ за 1877 г. (наст. изд., т. XXV, стр. 84, 101).
Стр. 90. …научными аксиомами вроде ‘борьбы за существование’. — Имеются в виду теории социального дарвинизма.
Стр. 90. …‘земным владыкою и авторитетом мира сего’… — Достоевский многократно и в разных формах варьирует эту мысль как в художественном творчестве, так и в публицистике. В ‘Дневнике писателя’ 1876—1877 гг. впервые подробно см.: наст. изд., т. XXII, стр. 87—91. Позднее эта мысль становится одной из важнейших в романе ‘Братья Карамазовы’. О политике Ватикана, ‘божественном авторитете церкви’ и борьбе католичества за светскую власть см., например: ЕВ, 1877, 29 ноября (11 декабря), No 265 (‘Иностранные известия’).
Стр. 91. Во всяком случае ~ мы нужны Германии даже более, чем думаем. — О том, что расположение Германии к России ‘эгоистично’ и продиктовано немецкими интересами, писали в русских газетах. ‘Новое время’ (рубрика ‘Среди газет и журналов’) приводит, например, мнение ‘Современных известий’, согласно которому Россия нужна Германии ввиду весьма возможной борьбы с Францией: ПВр, 1877, 26 ноября (8 декабря), No 628.
Стр. 91. …в германских газетах заговорили многие о занятии нами Константинополя как о деле самом обыкновенном. — О возможном занятии русскими войсками Константинополя писали в октябре—ноябре и русские, и иностранные газеты. В некоторых корреспонденциях сообщалось даже, что только в этом случае результаты русских побед были бы вполне надежны и успешны. ‘Что касается германского правительства, и в особенности Бисмарка, то они склоняются к убеждению, что положение Турецкой империи ухудшится и войны будут повторяться периодически, если теперь дело будет сделано наполовину и если Европа доверится хоть сколько-нибудь турецким обещаниям’ (НВр, 1877, 30 октября (11 ноября), No 601 (‘Толки о мире у нас и за границей’)). См. также корреспонденцию из Берлина (‘Внешние известия’) — там же, 1 (13) ноября, No 603.
Стр. 91. Надо считать, что дружба России с Германией нелицемерна и тверда и будет укрепляться чем дальше, тем больше… — Об этом писалось в русской печати, например: ‘России нет основания сомневаться в дружественном расположении Германии: оно основано на фактах и общности интересов’ (ПГ, 1877, 4 ноября, No 201). Утверждения такого рода в свою очередь опирались на факты дипломатических соглашений и заявления государственных деятелей. Бисмарк, например, в одной из речей в прусском парламенте незадолго до начала войны говорил: ‘Цель России — не великие завоевания. Император Александр был всегда нашим верным союзником, и Россия только просит нашего содействия на конференции для улучшения положения славян в Турции — цель, для достижения которой наш император и народ охотно протянет руку помощи. Что мы поддержим эту цель — то в этом не может быть ни малейшего сомнения <...> Если конференция не приведет ни к каким результатам, то военные действия со стороны России весьма вероятны. Для этих последних, однако, Россия не просит нашей помощи, хотя никто не ожидает, что мы наложим на это свое veto <...> Пока мы стоим на этом месте, вы никогда не успеете извлечь выгоды из нашей дружбы с Россией,— дружбы, которая продолжалась целые столетия и основана на истории’. См. в кн.: Синклер, стр. 63—64. Поскольку ‘дружба’ России и Германии, если идти в глубь ‘столетий’, не была безусловной, то слова канцлера, как ясно понимали современники, недвусмысленно передавали благодарность за нейтралитет России во время франко-прусской войны и обещание действовать точно так же в случае русских военных действий.
Стр. 91. Но об этом обо всем мы говорили еще недавно. — См. стр. 5—24.
Стр. 91. Пока действуют теперешние великие предводители Германии… — Имеются в виду Бисмарк и император Вильгельм I. Ср. запись в черновых материалах этой главы: ‘…у Бисмарка и у великого императора Германии’ (см. выше, стр. 188). О Бисмарке см. наст. изд., т. XXV, стр. 335.
Вильгельм I, Фридрих-Людвиг — король прусский и император германский (1797—1888). С 1862 г., когда Бисмарк стал во главе министерства Вильгельма I и занялся решением задачи объединения Германии под гегемонией Пруссии, имена Бисмарка и германского императора постоянно упоминались вместе. Достоевский, как и Н. Я. Данилевский в статье ‘Европа и русско-турецкая война’, в ту пору ошибался, полагая, что Вильгельм I и Бисмарк настроены дружелюбно по отношению к России и славянству. ‘На стороне России и восточных христиан,— писал Данилевский,— во-первых, благородный и великодушный император Германии <...> на той же стороне, думаю, и его канцлер — тонкий и глубокий политик, да еще группа благородных англичан: Гладстон, Карлейль, Фрпман, Брайт, Фарлей и те, конечно, которые следуют за этими руководителями в Германии и Англии’ (РМир, 1877, 13 (25) октября, No 279). Корреспондент ‘Вестника Европы’ в октябрьском номере журнала напоминал: ‘В Германии никто не мог сомневаться насчет тех чувств, какие питают к России император Вильгельм и князь Бисмарк. Стоило только вспомнить знаменательные слова, с каким император Вильгельм обратился к императору Александру после подписания предварительных условий мира в Версале: ‘Пруссия никогда не забудет, что она вам обязана за то, что война не приняла чрезвычайных размеров’ <... > Точно так и князь Бисмарк высказался самым недвусмысленным образом касательно отношения Германии к России по поводу известного запроса Рихтера в рейхстаге: ‘Если оппозиция намеревается нарушить дружественные отношения между Россией и Германией, то ей это не удастся’. К этому канцлер прибавил, что этот взгляд разделяют и император Вильгельм и союзные правительства’ (ВЕ, 1877, No 10, стр. 835—836).
Стр. 92. (См. ‘Дневник писателя’ октябрь 1876 и апрель 1877 года.) — О деле Корниловой Достоевский уже писал в ‘Дневнике писателя’ за 1876 и 1877 гг. (см. наст. изд., т. XXIII, стр. 19, 136—141 и XXV, стр. 119—121).
Стр. 92. …объявили публично, что первый обвиняющий Корнилову приговор был отменен ~ и не влияло ли на поступок преступницы ее беременное состояние?’ — См. об этом: наст. изд., т. XXV, стр. 119.
Стр. 93. Но в ‘Северном вестнике’, в новородившейся тогда газете, как раз я прочел статью… — Речь идет о статье ‘Беседа’, напечатанной в No 8 указанной газеты за 1877 г. (8 (20) мая 1877 г. Подпись: ‘Наблюдатель’). Газета ‘Северный вестник’ стала выходить в свет с 1 (13) мая 1877 г. Об одобрительной реакции других журналистов, в частности Н. В. Шелгунова, публициста журнала ‘Дело’, на вмешательство Достоевского в сложный юридический процесс см. наст. изд., т. XXV, стр. 341.
Стр. 93. …подвергся и Лев Толстой за ‘Анну Каренину’…— Нападки Наблюдателя на роман Толстого ‘Анна Каренина’ начинаются следующим образом: ‘Анна Каренина умерла. Это в своем роде событие. Ее убил тот факт, что к ней охладел блестящий Вронский: так по крайней мере изъясняет граф Толстой. Но так как Вронский весьма похож на героев Марлинского и ничем не отличается от старинного типа губителей женских сердец, гуляющих по Невскому, или позирующих в гостиных, или лежащих в растворенных окнах зданий сухопутного ведомства,— то не верится, чтоб женщина умная могла окончить жизнь на мотив тривиального романса: ‘Он меня разлюбил’ <...> Мне кажется, Анну Каренину убил скорее тот факт, что к ней охладел русский читатель, а не Вронский. Читателя утомила эта долговременная диета на психологии с длинными промежутками между приемами. Но одно такое утомление читателя, быть может, еще не побудило бы автора приблизиться к развязке. Относительно читателей гр. Толстой, очевидно, держится правила губителей и губительниц сердец: пусть страдают. Но Восточный вопрос выдвинулся наконец до такой степени на первый план, что заслонил собой Анну Каренину даже в умах таких ее фанатиков, как критики ‘Голоса’. Вот отчего, по всей вероятности, она и умерла так неожиданно…’ и т. д. См.: СВ, 1877, 8 (20) мая, No 8.
Стр. 93. …объяснить каким-нибудь особым случайным обстоятельством, болезненностью, ‘аффектом’… — Объяснения такого рода часто мелькали в процессах 1860—1870-х годов для смягчения приговора или оправдания обвиняемого. Неудовлетворительность этих объяснений и собственные сомнения, возникшие у писателя в связи с делом Корниловой и участием в ее оправдании, побудили Достоевского затронуть эту тему в ‘Братьях Карамазовых’ и еще раз осудить (уже без всяких оговорок) в адвокатской практике ссылки на ‘аффект’ для отмены обвинительного приговора. См. наст. изд., т. XV, стр. 587—588.
Стр. 94—96. …Гораздо труднее присяжным ~ Эк, велико дело: ведь не убился же ребенок, а что его били, так ведь ‘его должность такая’,— См.: СВ 1877, 8 (20) мая, No 8.
Стр. 96. Первоначально действительно выдвинута была мысль, что мачеха мучила ребенка и из ненависти к нему решилась убить его. Но впоследствии обвинение совсем оставило эту мысль… — Ср. далее, стр. 100 и примеч. к ней.
Стр. 97. Было только одно свидетельство одной только женщины, жившей тут же в коридоре рядом ~ выяснилось потом защитой, как ‘коридорная сплетня’… — Достоевский писал об этом в апрельском номере ‘Дневника’ за 1877 г. См. наст. изд., т. XXV, стр. 120.
Стр. 100. …от обвинения в предумышленности преступления отказался сам прокурор ~ публично, гласно, торжественно, в самый роковой момент суда. — Это обстоятельство Достоевский особо подчеркнул в апрельском номере ‘Дневника’ за 1877 г. См. наст. изд., т. XXV, стр. 120.
Стр. 102. Выражение: ‘Ну, живуча’ — было выставлено защитником экспертом же (а не обвинением)… — Эту фразу Достоевский приводит в апрельском номере ‘Дневника’ за 1877 г. См. наст. изд, т. XXV, стр. 119.
Стр. 102. …писал тогда ~ взяла, да и сделала?’ — Достоевский неточно цитирует свои слова, но не искажает их смысла. В октябрьском номере ‘Дневника’ за 1876 г. Достоевский писал: ‘Произошло бы, например, вот что: оставшись одна с падчерицей, прибитая мужем, в злобе на него, она бы подумала в горьком раздражении, про себя: ‘Вот бы вышвырнуть эту девчонку, ему назло, за окошко’,— подумала бы, да и не сделала. Согрешила бы мысленно, а не делом. А теперь, в беременном состоянии, взяла да и сделала’. См. наст. изд., т. XXIII, стр. 139.
Стр. 102. …четвертый, Дюков, эксперт именно по душевным болезням ~ он, дескать, акушер, он больше всех должен знать в болезнях женщин. — Об экспертах, принявших участие в процессе Корниловой, Достоевский писал в апрельском номере ‘Дневника’, уже тогда подчеркивая компетентность мнения Дюкова (‘известный наш психиатр’) и некомпетентность мнения Флоринского (‘к счастью, он не психиатр, и мнение его прошло без всякого значения’). См. наст. изд., т. XXV, стр. 120.
Стр. 104. …это пуританин… — Достоевский далее разъясняет значение этого слова в данном контексте: ‘…человек честнейший, серьезнейший…’ и т. д.
Стр. 104. …брак ~ именно как на таинство. — Брак — одно из семи таинств православной церкви: крещение, миропомазание, причащение, покаяние, священство, брак, елеосвящение.
Стр. 105. У меня же в голове насчет ее ходило несколько мрачных мыслей… — Здесь и далее Достоевский опирается на собственный опыт и впечатления, вынесенные им из Сибири, отразившиеся наиболее полно в ‘Записках из Мертвого дома’ (1861—1862).
Стр. 107. То, что вы заступаетесь за детей, конечно, делает вам честь, но ~ мной-то вы обращаетесь слишком высокомерно. — Мысль о том, что взрослые и дети гораздо теснее связаны друг с другом, чем это обычно кажется, ясно высказана в ‘Униженных и оскорбленных’ (1861). Достоевский вернулся к ней и подробно разработал позднее в ‘Братьях Карамазовых’, полагая, что соображения такого рода должны быть учтены философско-политическими системами, обсуждающими вопросы переустройства мира.
Стр. 107. Когда был процесс Кронеберга… — Об этом процессе Достоевский подробно говорит в ‘Дневнике писателя’ за 1876 г. См. наст. изд., т. XXII, стр. 50—73.
Стр. 108. … случилось заступиться за малолетних детей Джунковских… — Достоевский имеет в виду ‘Дневник писателя’ за 1877 г., июль-август. См. наст. изд., т. XXV, стр. 181—193.
Стр. 108. …в ‘Дневнике’ заговаривал о детях ~ даже упомянул об одном мальчике у Христа на елке… — В первую очередь имеется в виду подробная разработка названных тем в ‘Дневнике писателя’ за 1876 г. См. наст. изд., т. XXII, стр. 7-26, 50-73, т. XXIII, стр. 20-27, 77-84, 92-100, т. XXIV, стр. 36-43, 50-59, т. XXV, стр. 119-121, 181—193, 219-223.
Стр. 108—109. Вы зло посмеялись надо мною, г-н Наблюдатель, за одну фразу ~ Как трогательно (прибавляете вы), но горе бедному ребенку и т.д. и т, д. — Оппонент Достоевского ‘зло посмеялся’ над писателем еще раз в другой статье под тем же названием ‘Беседа’.
Говоря о наказании преступников в Англии, Наблюдатель пишет: ‘… в Англии на этот счет строго. Не то что у нас, где признали невменяемость по ‘запальчивости и раздражению’ для мачехи, которая долгое время преследовала и била маленькую падчерицу, а, наконец, в один прекрасный день взяла да и выкинула ее на улицу из четвертого этажа <...> скажу, что у нас наверное будет признана ‘невменяемость’ того почтальона, который на днях в Петербурге зарезал своего полуторагодовалого сына и вошедшей жене сказал: ‘На, полюбуйся…’, а потом признался, что хотел зарезать дочь, но ошибся и зарезал сына. Что ж. бедный человек, он был пьян и был сердит на жену, он действовал ‘в запальчивости и раздражении’! Признают невменяемость и отпустят домой, к жене и к дочке, а г-н Достоевский опишет в своем ‘Дневнике’ радость их при возвращении пострадавшего’ (СВ, 1877, 23 октября (4 ноября), No 175). По-видимому, возвращение Наблюдателя к прежним нападкам, в свое время обойденным Достоевским, и заставило писателя подробно остановиться на этой полемике в декабрьском выпуске ‘Дневника’.
Стр. 109. Вот эта фраза моя, но вся целиком, без выкидок ~ с чудесного спасения ребенка…‘ — См. наст. изд., т. XXV, стр. 120—121.
Стр. 110. … сказано было великой грешнице, осужденной на побитие камнями: ‘Иди в свой дом и не греши’… — Имеется в виду евангельский рассказ о грешнице, которой Христос сказал: ‘… иди и впредь не греши’ (Евангелие от Иоанна, гл. 8, ст. 11).
Сохранилось воспоминание одного из современников Достоевского о реакции писателя на дело В. Засулич (1878): ‘Осудить эту девушку нельзя,— спокойно говорил заглянувший в эти дни в магазин Вольфа Ф. М. Достоевский <...> Нет, нет,— повторял он затем несколько раз, уже заметно возбуждаясь. — Наказание тут неуместно и бесцельно… Напротив, присяжные должны бы сказать подсудимой: ‘У тебя грех на душе, ты хотела убить человека, но ты уже искупила его,— иди и не поступай так в другой раз’ <...> Эти слова Достоевский повторял несколько раз в присутствии разных лиц’ (С. Ф. Либрович. На книжном посту. Пг.—М., 1916, стр. 42).
Стр. 110. … ‘а какую почву упало семя. — См.: Евангелие от Матфея, гл. 13, ст. 3—8, от Марка, гл. 4, ст. 3—20, от Луки, гл. 8, ст. 5—15. Эту евангельскую притчу обработал Пушкин в стихотворении ‘Свободы сеятель пустынный’ … (1823).
Стр. 111. Я видел его в последний раз за месяц до его смерти. — Достоевский часто виделся с Некрасовым в ноябре 1877 г. А. Г. Достоевская вспоминает: ‘В ноябре 1877 г. Федор Михайлович находился в очень грустном настроении: умирал Н. А. Некрасов <...> Узнав, что Некрасов опасно болен, Федор Михайлович стал часто заходить к нему — узнать о здоровье. Иной раз просил ради него не будить больного, а лишь передать ему сердечное приветствие. Иногда муж заставал Некрасова бодрствующим, и тогда тот читал мужу свои последние стихотворения <...> Вообще последние свидания с Некрасовым оставили в Федоре Михайловиче глубокое впечатление, а потому когда 27 декабря он узнал о кончине Некрасова, то был огорчен до глубины души <...> Федор Михайлович бывал на панихидах по Некрасове и решил поехать на вынос его тела и на его погребение’ (Достоевская, А. Г., Воспоминания, стр. 316—317).
Стр. 111. … псалтирщик четко и протяжно прочел над покойным: ‘Несть человек, иже не согрешит’. — См.: 3 Книга Царств, гл. 8, ст. 46, 2 Книга Паралипоменон, гл. 6, ст. 36, ср. также: Екклесиаст, гл. 7, ст. 20.
Стр. 111. … взял все три тома Некрасова… — Достоевский имеет в виду издание: Н. Некрасов. Стихотворения, т. I—III. Изд. 6-е, СПб., 1873—1874. Оно отмечено в библиотеке Достоевского (см.: Гроссман, Семинарий, стр. 26). А. Г. Достоевская вспоминает об этом: ‘Всю ту ночь (когда Достоевский узнал о кончине Некрасова,— Ред.) он читал вслух стихотворения усопшего поэта, искренно восхищаясь многими из них и признавая их настоящими перлами русской поэзии. Видя его крайнее возбуждение и опасаясь приступа эпилепсии, я до утра просидела у мужа в кабинете и из его рассказов узнала несколько неизвестных для меня эпизодов их юношеской жизни’ (Достоевская, А. Г., Воспоминания, стр. 316).
Стр. 111. Эти первые четыре стихотворения, которыми начинается первый том его стихов, появились в ‘Петербургском сборнике’, в котором явилась и моя первая повесть. — Первый том ‘Стихотворений’ Н. Некрасова, о котором говорит Достоевский, начинается следующими произведениями: ‘В дороге’ (1846), ‘Современная ода’ (1845), ‘Пьяница’ (1845), ‘Отрадно видеть, что находит…’ (1845). См.: Н. Некрасов. Стихотворения, т. I. СПб., 1873, стр. 7—16. В ‘Петербургском сборнике’ (СПб., 1846), открывавшемся романом Достоевского ‘Бедные люди’ (стр. 3—166), были напечатаны ‘Четыре стихотворения Н. А. Некрасова’: ‘В дороге’, ‘Пьяница’, ‘Отрадно видеть, что находит…’ (первые четырнадцать стихов) и ‘Колыбельная песня’ (1846) (стр. 505—511).
Стр. 111. … те из стихов его, которые первыми прочел в Сибири… — Большинство стихотворений Некрасова 1850-х годов печаталось в журнале ‘Современник’. См.: Некрасов, т. I, стр. 53 и след., т. II, стр. 7—78. Достоевский читал в Сибири этот журнал. См., например, его письмо Е. П. Якушкину от 15 апреля 1855 г.: ‘Уведомьте, ради бога, кто такая Ольга Н. и Л. Т. (напечатавший ‘Отрочество’ в ‘Современнике’)?’ В ‘Современнике’ же печатались рассказы ‘Записок охотника’ и другие повести и рассказы Тургенева. См. выше, примеч. к стр. 66. Лучшие из своих стихотворений 1840—1850-х годов Некрасов в середине 1850-х годов объединил в сборник (‘Стихотворения Н. Некрасова’. М., 1856), имевший большой успех. Сюда вошли и те стихотворения поэта, к которым сочувственно или полемически позднее обращался Достоевский (‘Влас’, ‘Поэт и гражданин’, ‘Секрет’ и др.).
Стр. 111. … как много Некрасов, как поэт, во все эти тридцать лет, занимал места в моей жизни! — Поэзия Некрасова всегда была близка Достоевскому. Писатель упоминает и цитирует Некрасова в ‘Братьях Карамазовых’. См. наст. изд., т. XIV, стр. 219, 462. В других, более ранних произведениях см. по указателю: наст. изд., т. XVII, стр. 469. 21 ноября 1880 г. на публичных чтениях в пользу Литературного фонда Достоевский прочел стихотворение Некрасова ‘Когда из мрака заблужденья’ (1845). См.: Достоевская, А. Г., Воспоминания, стр. 352. На других таких же чтениях весной 1880 г. он читал некрасовского ‘Власа’. См. ниже, примеч. к стр. 119.
Стр. 111. Лично мы сходились мало и редко… — Ср. ‘Дневник писателя’ за 1877 г., январь, наст. изд., т. XXV, стр. 28—31, а также ниже, примеч. к стр. 112.
Стр. 111. Но я уже рассказывал об этом. — Достоевский имеет в виду ‘Дневник’ за 1877 г., январь, где в связи с выходом в свет ‘Последних песен’ Некрасова (1877) он вспоминает о первом их знакомстве. См. наст. изд., т. XXV, стр. 28—31.
Стр. 111. Он говорил мне тогда со слезами о своем детстве, о безобразной жизни, которая измучила его в родительском доме, о своей матери… — Все названные Достоевским темы отражены в поэзии Некрасова: ‘В неведомой глуши… (Подражание Лермонтову)’, ‘Родина’ (1846), ‘Рыцарь на час’ (1862), ‘Суд’ (1867), ‘Мать’ (1868), ‘Мать. Отрывки из поэмы’ (1877), ‘Баюшки-баю’ (1877) и др.
Стр. 111—112. … если будет что-нибудь святое в его жизни ~ с мученицей матерью, с существом, столь любившим его. — Достоевский повторяет темы и мотивы стихотворений Некрасова: ‘Родина’, ‘Рыцарь на час’, ‘Мать’, ‘Мать. Отрывки из поэмы’.
Стр. 112. Я думаю, что ни одна потом привязанность в жизни его ~ преследовавшие его всю жизнь. — Ср. у Некрасова:
… И если я легко стряхнул с годами
С души моей тлетворные следы,
Поправшей все разумное ногами,
Гордившейся невежеством среды,
И если я наполнил жизнь борьбою
За идеал добра и красоты,
И носит песнь, слагаемая мною,
Живой любви глубокие черты —
О, мать моя, подвигнут я тобою!
Во мне спасла живую душу ты!
(‘Мать. Отрывки из поэмы’)
Именно эти стихи, выделяя их курсивом, цитирует А. М. Скабичевский (см. ниже, примеч. к стр. ИЗ), когда говорит о матери поэта. См.: БВ, 1878, No 6. Эти же стихи были процитированы в ‘Новом времени’ (1877, 5 (17) апреля, No 394) в рубрике ‘Из литературы и жизни’, целиной посвященной ‘Последним песням’ Некрасова.
Стр. 112. … мы как-то разошлись, и довольно скоро ~ Помогли и недоразумения, и внешние обстоятельства, и добрые люди. — Достоевский разошелся с Некрасовым тогда же, когда он разошелся с кружком Белинского. Охлаждение отношений между Достоевским и этим кружком, а затем и разрыв с ним отразился в письмах писателя тех лет. См. письма от 1 апреля, 26 ноября, 17 декабря 1846 г., 1 февраля 1849 г. В письме брату от 26 ноября 1846 г. Достоевский писал: ‘… я имел неприятность окончательно поссориться с ‘Современником’ в лице Некрасова. Он <...> отчаявшись получить от меня в скором времени повесть, наделал мне грубостей <...> Это все подлецы и завистники’.
А. Я. Панаева вспоминает: ‘Однажды явился в редакцию (‘Современника’,— Ред.) Достоевский, пожелавший переговорить с Некрасовым. Он был в очень возбужденном состоянии. Я <...> слышала из столовой, что оба они страшно горячились, когда Достоевский выбежал из кабинета в переднюю, то был бледен как полотно и никак не мог попасть в рукав пальто, которое ему подавал лакей, Достоевский вырвал пальто из его рук и выскочил на лестницу. Войдя к Некрасову, я нашла его в таком же разгоряченном состоянии.
— Достоевский просто сошел с ума! — сказал Некрасов мне дрожащим от волнения голосом. — Явился ко мне с угрозами, чтобы я не смел печатать мой разбор его сочинения в следующем номере. И кто это ему наврал, будто бы я всюду читаю сочиненный мною на него пасквиль в стихах! До бешенства дошел’ (А. Я. Панаева (Головачева). Воспоминания. М., 1972, стр. 176—177). ‘Пасквиль в стихах’ — по-видимому, так называемое ‘Послание Белинского к Достоевскому’, насмешливое стихотворение Тургенева и Некрасова (1846). См.: И. С. Тургенев. Полное собрание сочинений и писем в 30-ти томах. Изд. 2-е. Сочинения, т. 1. М., 1978, стр. 332. Об этом стихотворении и его отражении в творчестве Достоевского см.: там же, стр. 544—546. См. также: Некрасов, т. 1, стр. 423—424, 625—627.
На основе фактов, относящихся к 1840-м годам, Некрасов написал повесть, которая сохранилась в виде рукописи, с не законченным и не имеющим заглавия текстом. Первый публикатор этой рукописи, К. И. Чуковский, вполне обоснованно счел прототипом одного из героев этого сатирического повествования Ф. М. Достоевского. Была ли эта повесть закончена, когда именно была написана и сделалась ли она известна Достоевскому,— неясно. См.: Некрасов, т. VI, стр. 456—483, комментарий: стр. 573—580. Основной мотив, на котором строится насмешливая характеристика героя повести, прототипом которого был Достоевский, совпадает с мотивом, высказанным в эпиграмме ‘Витязь горестной фигуры…’,— самоуверенность, мания величия. Этот упрек сопровождал писателя всю жизнь. Е. А. Штакеншнейдер писала в своем ‘Дневнике…’: ‘Говорили и продолжают говорить, что он слишком много о себе думал. А я имела смелость утверждать, что он думал о себе слишком мало, что он не вполне знал себе цену, ценил себя не довольно высоко. Иначе он был бы высокомернее и спокойнее, менее бы раздражался и капризничал и более бы нравился. Высокомерие внушительно’ (Е. А. Штакеншнейдер. Дневник и записки (1854—1886). М.—Л., 1934, стр. 456).
Стр. 112. … когда я уже воротился из Сибири… — В марте 1859 г. прапорщик 7-го Сибирского линейного батальона Ф. М. Достоевский был уволен в отставку с награждением следующим чином (подпоручиком). Писателю было разрешено поселиться в Твери, куда он и приезжает в августе 1859 г. После хлопот об официальном разрешении жить и работать в Петербурге Достоевский переезжает в столицу (вторая половина декабря 1859 г.). См.: Гроссман, Жизнь и труды, стр. 90, 92, 100.
Стр. 112. … несмотря даже на разницу в убеждениях… — По возвращении Достоевского из Сибири отношения писателей по-прежнему складывались довольно сложно. После отказа редакции ‘Русского вестника’ печатать ‘Село Степанчиково и его обитателей’ (1859) на условиях, оговоренных Достоевским, писатель предложил произведение в ‘Современник’. Несмотря на то, что осенью 1858 г. и весной 1859 г. Некрасов приглашал Достоевского сотрудничать в журнале, ‘Село Степанчиково…’ редактор ‘Современника’ печатать не захотел (см. об атом: наст. изд., т. III, стр. 499). В журнале ‘Время’ Некрасов напечатал стихотворение ‘Крестьянские дети’ (Вр, 1861, кн. 10) и ‘Смерть Прокла’ (1863, кн. 1). См. об этом: Нечаева, ‘Время’, стр. 215—216.
О различии позиций и полемике ‘Современника’ и журналов братьев Достоевских см.: наст. изд., т. XVIII, 70—103, 232—235, 244—247 и др., т. XIX, стр. 253, 266—267 и др. Борьба журналов не могла не сказаться на личных отношениях Достоевского и Некрасова. Ср. свидетельство А. Г. Достоевской — ЛН, т. 86, стр. 225. Однако и тогда, и позднее отношение Достоевского к поэту не было однозначным. Вспоминая начало своего знакомства с будущим мужем, А. Г. Достоевская говорит: ‘Некрасова Федор Михайлович считал другом своей юности и высоко ставил его поэтический дар’ (Достоевская, А. Г., Воспоминания, стр. 60). Та же неоднозначность сказалась и в отзывах Достоевского о некрасовском ‘Власе’ (1854) и поэме ‘Русские женщины’ (1871—1872) в ‘Дневнике писателя’ за 1873 г. См. наст. изд., т. XXI, стр. 31—41, 73. Глубокая, непрерывавшаяся связь между Некрасовым и Достоевским заставила писателя принять предложение Некрасова печататься в ‘Отечественных записках’, где и был опубликован ‘Подросток’ (1875). См. об этом: Достоевская, А. Г., Воспоминания, стр. 259—261, 265 — 266, Д, Переписка с женой, стр. 139—142, 144, 149—151, 154—156. Тот факт, что предложение Некрасова было лестным для Достоевского, подтверждает упоминание о нем в январском выпуске ‘Дневника писателя’ за 1876 г. См. наст. изд., т. XXII, стр. 7. О Некрасове и Достоевском см., например: К. И. Чуковский. О ‘Каменном сердце’. — В кн.: Памятники русской культуры. 1. Неизданные произведения Н. А. Некрасова. СПб., 1918, стр. 5—22, В. А. Туниманов. Достоевский и Некрасов. — В кн.: Достоевский и его время, стр. 33—66 (здесь см. также литературу вопроса).
Стр. 112. … встречаясь, говорили иногда друг другу даже странные вещи ~ и как бы не хотело и не могло прерваться… — Вероятно, сходное чувство испытывал и Некрасов. А. А. Буткевич, сестра поэта, рассказывает в своем дневнике об одной из встреч Достоевского и Некрасова в марте 1877 г.: ‘Пришел Ф. М. Достоевский. Брата связывали с ним воспоминания юности (они были ровесники), и он любил его. ‘Я не могу говорить, но скажите ему, чтобы он вошел на минуту, мне приятно его видеть’. Достоевский посидел у него недолго. Рассказал ему, что был удивлен сегодня, увидав в тюрьме у арестанток ‘Физиологию Петербурга’. В тот день Достоевский был особенно бледен и усталый, я спросила его о здоровии. ‘Нехорошо’,— отвечал он…’. См. в кн.: Н. А. Некрасов в воспоминаниях современников. М., 1971, стр. 441—442. Ср. также наст. изд., т. XXV, стр. 28—31.
Стр. 112. … в шестьдесят третьем, кажется, году, отдавая мне томик своих стихов… — Поэма ‘Несчастные’ (1856), которая должна была входить в этот ‘томик’ (см. ниже, след. примеч.), впервые полностью опубликована в издании: Стихотворения Н. Некрасова. Часть 2. Изд. 2-е. СПб., 1861. С тех пор она перепечатывалась во 2-й части всех последующих прижизненных изданий ‘Стихотворений’ поэта, в частности — в издании: Стихотворения Н. Некрасова. Часть 2. Изд. 3-е. СПб., 1863. В библиотеке Достоевского этот том не сохранился. См.: Гроссман, Семинарий, стр. 26—27.
Стр. 112. … указал мне на одно стихотворение, ‘Несчастные’… — Ср. ‘Дневник писателя’ за 1877 г., январь: наст. изд., т. XXV, стр. 31. Отрывки из поэмы ‘Несчастные’ впервые были опубликованы в ‘Современнике’ (1856, No 5, стр. 139—141), затем в издании: Стихотворения Н. Некрасова. М., 1856, стр. 148—150 и в журнале ‘Современник’, 1857, No 3, стр. 51—54 (под заглавием ‘Отрывок из поэмы’). Впервые полностью: ‘Современник’, 1858, No 2, стр. 241—266, под заглавием ‘Эпилог ненаписанной поэмы’.
Об этом стихотворении, его названии и возможных прототипах главного героя (помимо Достоевского и даже в первую очередь здесь называлось имя Белинского) см. комментарий А. Л. Гришунина в кн.: Некрасов. Полн. собр. стихотворений в 3-х томах, т. I. Л., 1967 (Б-ка поэта, большая серия. Изд. 2-е), стр. 636—641. Слово ‘несчастные’, которым народ называл преступников, сосланных в Сибирь (см.: Даль, т. II, стр. 538), и которое было вынесено Некрасовым в заглавие поэмы, служит предметом особого рассуждения в ‘Дневнике писателя’ за 1873 г. (см. наст. изд., т. XXI, стр. 17—19).
Стр. 112…. когда я печатал в его журнале мой роман ‘Подросток’… — Роман ‘Подросток’ был напечатан в ‘Отечественных записках’, редактируемых Некрасовым и Салтыковым-Щедриным (1875, NoNo 1, 2, 4, 5, 9, И, 12). Историю печатания романа в журнале Некрасова и литературу вопроса см.: наст. изд., т. XVII, стр. 256, 258—259.
Стр. 112. На похороны Некрасова собралось несколько тысяч его почитателей. Много было учащейся молодежи. — П. В. Засодимский (1843—1912) в статье ‘Похороны Некрасова’, написанной сразу после событий, сообщал: ‘Ровно в 9 часов утра гроб был вынесен на руках и, как следовало ожидать, не был поставлен на траурную колесницу. Гроб несли первоначально некоторые из литераторов, стоявших близко к покойному, и учащаяся молодежь. Перед гробом несли шесть лавровых венков. Впереди шли две женщины, держа венок с надписью: ‘От русских женщин’. В некотором расстоянии сзади, выстроившись в одну линию, несли пять венков, снабженных также довольно характерными надписями. Все надписи, составленные из белых цветов, весьма отчетливо выделялись на зеленом фоне. Они гласили: первая — ‘Поэту народных страданий’, вторая — ‘Слава печальнику горя народного’, третья — ‘Некрасову — студенты’, четвертая — ‘Бессмертному певцу народа’ и пятая — ‘Некрасову от сотрудников» (СПбВед, 1877, 31 декабря (И января), No 360). ‘Рано утром 30 декабря,— вспоминает А. Г. Достоевская,— мы приехали на Литейную к дому Краев-ского, где жил Некрасов, и здесь застали массу молодежи с лавровыми венками в руках’ (Достоевская, А. Г., Воспоминания, стр. 317). Газетные сообщения тех дней отмечают многолюдность и торжественность похорон поэта. ‘Происходившие вчера, 30 декабря, в пятницу, похороны нашего известного поэта Н. А. Некрасова имели торжественный характер. Его таланту была воздана несомненно достойная его честь. Шедших за гробом было на взгляд тысяч до трех человек. К 9-ти часам утра уже стояла огромная масса публики у подъезда <...> квартиры покойного поэта <...> Как только вынесен был гроб, весь покрытый лавровыми венками, публика приняла его на свои руки, не дав поставить на печальную колесницу у подъезда <...> Кроме приглашенного хора певчих, образовались еще среди публики два хора <...> При вступлении в Новодевичий монастырь особенно торжественна была минута, когда вносился гроб в церковь: множество рук подняли его высоко над толпой, и гроб, казалось, тихо, как бы сам собою, прошел в двери. Церковь не могла вместить желающих’ (‘Петербургские известия’ — РМир, 1877, 31 декабря (12 января), No 356). См. также: Г, 1877, 31 декабря, No 321. Сведения о смерти и похоронах Некрасова в печати см. в статье: А. К. Киселева. Отражение смерти и похорон Н. А. Некрасова в периодической печати (конец декабря 1877—январь 1878 года). — В кн.: Влияние творчества Н. А. Некрасова на русскую поэзию. Республиканский сборник научн. трудов, вып. No 53. Ярославль, 1978, стр. 133—144. Стр. 112. … из литераторов говорили мало. — П. В. Засодимский в письме к А. И. Эртелю (1855—1908) от 31 декабря 1877 г. пишет: ‘… на могиле говорили речи. Первым — Панаев (В. А. Панаев, 1822—1899,— Ред.), вторым Достоевский <...> После Достоевского говорил я’ (РЛ, 1967, No 3, стр. 161). Из литераторов, кроме Засодимского и Достоевского, говорил поэт и журналист Л. К. Панютин (1829 или 1831—1882) (см. след. примеч.). В отчете Засодимского ‘Похороны Некрасова’ говорилось, что на похоронах поэта ‘литературный мир был также почти в полном сборе. Здесь были: Салтыков (Щедрин), Плещеев, Шеллер, Михайловский, Достоевский, Мордовцев, Данилевский, А. Потехин, Буренин, Стасюлевич, Григорович, Вейнберг, Сергей Максимов и много других. Вернее, впрочем, было бы назвать отсутствовавших, хотя таких, по-видимому, не было’ (СПбВед, 1877, 31 декабря (14 января), No 360). Далее, говоря о речах, произнесенных над гробом поэта, Засодимский писал: ‘Первым говорил Панаев. Сказав, что Некрасов, будучи самородком, благодаря своей встрече, на заре своей жизни, с другим самородком, Белинским, вышел на путь, стяжавший ему славу народного поэта, г-н Панаев, на основании своего 38-ми летнего близкого знакомства с покойным, торжественно удостоверил, что Некрасов и как человек был на высоте своего поэтического дарования. Вторым оратором выступил г-н Достоевский. Он сказал, между прочим, что Некрасов как истинный человеколюбец в своих произведениях изображал женщину в образе матери, любящей своего ребенка, и что в своих песнях, бывших верным отголоском человеческих страданий, он явился продолжателем Пушкина и Лермонтова. Последний, по мнению оратора, если бы прожил долее, непременно выполнил бы то, что выпало на долю Некрасова. Вслед за тем в толпе раздался голос неизвестного оратора. Речь его была импровизациею на тему, что, со смертью Некрасова, Россия лишилась не только поэта, по и гражданина в лучшем значении слова. Над могилою Некрасова были произнесены также стихотворения. Вот одно из них, вызвавшее знаки всеобщего сочувствия:
Замолкла муза мести и печали …
и т. д.
Из сказанных еще речей заслуживает быть отмеченною речь одного из литераторов, развившего весьма красноречиво мысль, что истинное торжество для Некрасова настанет <...> еще впереди, когда вдохновенные песни его будут повторяться в каждой избе, в каждой лачуге, словом, в той среде, для которой его лира звучала особенно сильно… Впрочем, и сегодняшняя овация, импровизированная в честь великого поэта, была свидетельством, что к нему отнюдь нельзя применить заключительной строфы одного из его стихотворений:
Со всех сторон его клянут
И только труп его увидя:
Как много сделал он — поймут,
И как любил он — ненавидя!’ (Там же)
Еще до всех выступлений, и литераторов и нелитераторов, слово о Некрасове сказал священник М. И. Горчаков (1838—1910). Его речь показалась чересчур ‘либеральной’ и вызвала недовольство высоких сановников и царя. Горчакову было сделано серьезное внушение. См. об этом: О. В. Ломан. Речи П. В. Засодимского и М. И. Горчакова на похоронах Н. А. Некрасова. — РЛ, 1967, No 3, стр. 163—165. Именно с Горчаковым, этим ‘духовным лицом’, Достоевский полемизировал позднее в ‘Братьях Карамазовых’. См. наст. изд., т. XV, стр. 534—535 и др.
Стр. 112. … прочтены были чьи-то прекрасные стихи. — Какие стихи имеет в виду Достоевский, неизвестно. В. Г. Короленко (1853—1921) пишет: ‘Помню стихи, прочитанные Панютиным…’ (Короленко, т. VI, стр. 198). Стихи, прочитанные Л. К. Панютиным на похоронах Некрасова, тоже неизвестны. П. В. Засодимский вспоминает: ‘Говорились еще речи, читались стихи, и особенно глубокое впечатление произвело стихотворение — неизвестного мне автора:
Замолкла муза мести и печали,
Угас могучий наш поэт,—
Его словам с восторгом мы внимали,
Его мы чтили с юных лет.
Могильный сон, глубокий, непробудный,
Навек сковал уста певца,
Иссяк родник живительный и чудный
В груди холодной мертвеца’
и т. д.
См. это стихотворение поэтессы М. В. Ватсон (ур. де Роберти, 1853—1932) и комментарий к нему Г. В. Краснова в публикации воспоминаний Засодимского в кн.: Н. А. Некрасов в воспоминаниях современников. М., 1971, стр. 478—479, 559 (стихотворение Ватсон было ранее процитировано Засодимским в его отчете о похоронах Некрасова, а также в письме Эртелю, см. выше примеч. к стр. 112). Очевидная зависимость этих стихов от стихотворения Лермонтова ‘На смерть поэта’ (1837), строки из которого привел Достоевский в своей речи, в равной степени могла и расположить писателя к стихам поэтессы, и уничтожить это расположение. ‘Помню,— писал Засодимский в тех же воспоминаниях,— что Достоевский, протянув руку и указывая на могилу Некрасова, дрогнувшим голосом проговорил:
Замолкли звуки дивных песен,
Не раздаваться им опять,
Приют певца угрюм и тесен
И на устах его печать!’
(Там же, стр. 477—478).
Ср. также: РЛ, 1967, No 3, стр. 160.
Стр. 112. … произнес вслед за прочими несколько слое. — Как вспоминает Короленко в ‘Истории моего современника’ (1906—1922), ‘Некрасова хоронили очень торжественно и на могиле говорили много речей <...> но настоящим событием была речь Достоевского. Мне с двумя-тремя товарищами удалось пробраться <...> к самой могиле. Я стоял на остроконечной жестяной крыше ограды, держась за ветки какого-то дерева, и слышал вс. Достоевский говорил тихо, но очень выразительно и проникновенно’ (Короленко, т. VI, стр. 198). А. Г. Достоевская об этом пишет: ‘На могиле Некрасова окружавшая ее толпа молодежи, после нескольких речей сотрудников ‘Отечественных записок’, потребовала, чтобы Достоевский сказал свое слово. Федор Михайлович, глубоко взволнованный, прерывающимся голосом произнес небольшую речь, в которой высоко поставил талант почившего поэта и выяснил ту большую потерю, которую с его кончиною понесла русская литература. Это было, по мнению многих, самое задушевное слово, сказанное над раскрытой могилой Некрасова’ (Достоевская А. Г., Воспоминания, стр. 318).
Стр. 112. Был, например, в свое время поэт Тютчев… — Достоевский с глубоким уважением относился к поэзии Ф. И. Тютчева и цитировал его стихи. Некоторые из них прозвучали позднее в ‘Братьях Карамазовых’. Перу Достоевского принадлежал некролог поэта, напечатанный в ‘Гражданине’ за 1873 г. См. наст. изд., т. XXI, стр. 281. О Достоевском и Тютчеве см.: А. В. Архипова. Достоевский о Тютчеве. — РЛ, 1975, No 1, стр. 172—176.
Стр. 112—113. … один голос из толпы крикнул, что Некрасов был выше Пушкина и Лермонтова и что те были всего только ‘байронисты» ~ ‘Да, выше!* — Этот эпизод на похоронах Некрасова запомнился Короленко: ‘Когда он (Достоевский,— Ред.) поставил имя Некрасова вслед за Пушкиным и Лермонтовым, кое-кому из присутствующих это показалось умалением Некрасова. — Он выше их,— крикнул кто-то, и два-три голоса поддержали его: — Да, выше… Они только байронисты’ (Короленко, т. VI, стр. 198—199). В воспоминаниях Г. В. Плеханова, выступавшего на похоронах поэта от лица революционного общества ‘Земля и воля’, говорится: ‘Он (Достоевский,— Ред.) выставлял только сильные стороны поэзии Некрасова. Между прочим, он сказал, что по своему таланту Некрасов был не ниже Пушкина. Это показалось нам (землевольцам,— Ред.) вопиющей несправедливостью. — Он был выше Пушкина! — закричали мы дружно и громко.
Бедный Достоевский этого не ожидал. На мгновение он растерялся. Но его любовь к Пушкину была слишком велика, чтобы он мог согласиться с нами. Поставив Некрасова на один уровень с Пушкиным, он дошел до крайнего предела уступок ‘молодому поколению’.
— Не выше, но и не ниже Пушкина! — не без раздражения ответил он, обернувшись в нашу сторону. Мы стояли на своем: ‘Выше, выше!’. Достоевский, очевидно, убедился, что нас не переговорить, и продолжал свою речь, уже не отзываясь на наши замечания’ (Г. В. Плеханов. Похороны Н. А. Некрасова. — Наше единство, 1917, 29 декабря, No 7). Воспоминания Г. В. Плеханова о похоронах Некрасова относятся к позднейшему времени, их запись приурочена к сорокалетию со дня смерти поэта.
Стр. 113. … в ‘Биржевых ведомостях’ г-н Скабичевский… — Имеется в виду статья А. М. Скабичевского ‘Мысли по поводу текущей литературы. Николай Алексеевич Некрасов как человек, поэт и редактор’, напечатанная в ‘Биржевых ведомостях’ (1878, 6 января, No 6).
Стр. 113. … в послании своем к молодежи… — Достоевский насмешлив’ обыгрывает начало статьи Скабичевского: ‘Желая положить с своей сторвны прощальный венок на могилу Н. А. Некрасова, к вам, молодые друзья мои, обращаю я речь свою, да, исключительно к вам одним <...> Согласитесь сами, мои молодые друзья <...> я решился обратиться исключительно к вам, мои молодые друзья…’ и т. д. (БВ, 1878, 6 января, No 6). Об отношениях Достоевского и Скабичевского, их полемике см. наст. изд., т. XXV, стр. 344—345.
Обращение Скабичевского к молодежи высмеивал позднее в ‘Литературных очерках’ и Буренин: ‘Особенно отличился по части рутинного либеральничанья и подолыцения к молодому поколению по поводу смерти Некрасова г-н Скабичевский. Почтенный критик так-таки и начал свой ‘прощальный венок на могилу Некрасова’ обращением исключительно к ‘молодым друзьям’, хотя друзья ‘ни его или нет,— это никому не известно и об этом ‘молодое поколение’ никогда не заявляло’ и т. д. (НВр, 1878, 20 января, No 681).
Стр. 113. …когда кто-то (то есть я) ~ вы все ~ в один голос, хором прокричали: ‘Он был выше, выше их’. — Достоевский имеет в виду следующий пассаж из статьи Скабичевского: ‘…когда кто-то на могиле поэта вздумал сравнивать имя его с именами Пушкина и Лермонтова, вы все в один голос хором прокричали: ‘Он был выше, выше их’, а когда кто-то изъявил сомнение, чтобы он был понятен народу, вы отвечали, что он потому и дорог вам, что народу понятен. Перед единодушием этого молодого приговора, равно как и перед всеми предшествовавшими равносильными ему овациями, критика обязана преклониться, тем более, что во всем этом слышится ей отчасти уже голос самого потомства, и я с своей стороны беру на себя лишь скромную роль подтвердить этот единодушный возглас в честь памяти великого поэта’ (БВ, 1878, 6 января, No 6).
Свои воспоминания о похоронах Некрасова, спустя 30 лет, А. А. Плещеев начинает именно с этой сцены: ‘Сегодня, 27 декабря — 30-летие со дпя смерти Некрасова. На похоронах его завязался спор, который, пожалуй, удовлетворительного объяснения не нашел и до сих пор. Достоевский начал свою речь на могиле следующей фразой:
— Хотя Некрасов по дарованию своему стоит ниже одного великого Пушкина…
В это время молодой зычный голос, принадлежавший студенту, сидевшему буквально ‘чертом’, верхом на перилах, произнес: — Выше!
Достоевский оглянулся и заметил твердо и убежденно: — Нет, ниже!
А молодые голоса снова закричали: — Выше!
Достоевский же, со всею возможною настойчивостью и всем возможным спокойствием, отчеканил: — Нет, ниже-с!’ (ПГ, 1907, 27 декабря, No 355).
‘Дело действительно происходило так, как рассказывает г-н Достоевский,— писал вскоре после похорон Некрасова Буренин. — Я могу подтвердить это, так как был в числе присутствовавших у могилы и стоял рядом с г-ном Достоевским: стало быть то, что слышал он, слышал и я. Прибавлю одну подробность: в числе нескольких голосов один крикнул: ‘Пушкин был салонный поэт, а Некрасов народный’. Вероятно г-н Скабичевский не расслышал этого возгласа, а то он бы разошелся, конечно, и о салонности поэзии Пушкина…’ (НВр, 1878, 20 января, No 681). Касаясь этой полемики на похоронах Некрасова, Короленко в своих воспоминаниях подчеркнул то, что на слушателей ‘произвело впечатление гораздо более сильное, чем спор о первенстве, которого многие тогда и не заметили. Это было именно то место, когда Достоевский своим проникновенно-пророческим, как мне казалось, голосом назвал Некрасова последним великим поэтом из ‘господ» (Короленко, т. VI, стр. 199). См. об этом наст. изд., т. XXV, стр. 338—339.
Несмотря на то, что сказанное Достоевским у могилы Некрасова и глава, посвященная смерти поэта в ‘Дневнике писателя’, не вполне совпадали, напечатанный текст произвел на современников Достоевского достаточно сильное впечатление. См., например, свидетельства А. Г. Достоевской, Е. А. Штакеншнейдер и др.— наст. изд., т. XXV, стр. 344—349.
Стр. 113. Смею уверить г-на Скабичевского, что ему не так передали… — Намек на то, что Скабичевского, несмотря на всю его любовь к Некрасову и защиту от тех, кто ‘умаляет’ его заслуги, на похоронах поэта, однако, не было. Скабичевский, возвращаясь к полемике с Достоевским после выхода в свет декабрьского номера ‘Дневника писателя’ за 1877 г. (статья ‘Мысли по поводу текущей литературы’. Подпись: Заурядный читатель), вынужден был в этом признаться: ‘Я сам лично не присутствовал при всей этой сцене, передал ее со слов одного из свидетелей ее и готов верить г-ну Достоевскому, что все было так, как передает он, сам участник в сцене, а не тот мой свидетель, который мог невольно преувеличить значение сцены одною сжатостью ее передачи, сказав, например: ‘Молодежь закричала’, вместо того, чтобы в точности обозначить, что закричало всего несколько голосов’ (БВ, 1878, 27 января, No 27).
Стр. 113. … словом ‘байронист’ браниться нельзя. — О Байроне (1788—1824) и байронизме см. ниже, примеч. к стр. 114. Объясняя, почему он ставит Некрасова выше Пушкина и Лермонтова, Скабичевский между прочим писал: ‘…те в своих произведениях находились под сильным влиянием разных западных литератур и никак не могли обойтись без того, чтобы не разыграть перед русской публикой ролей то Шиллера, то Шекспира, то Байрона, то Гете, между тем, как Некрасов является перед нами вполне самобытным и самородным, чисто русским талантом, таким, одним словом, каким до него могли являться только выходцы из самого народа, вроде Кольцова, Никитина или Шевченки’ (БВ, 1878, 6 января, No 6). См. также ниже, примеч. к стр. 118.
Стр. 113. После исступленных восторгов повой веры в новые идеалы, провозглашенной в конце прошлого столетия во Франции… — Имеется в виду Великая французская революция 1789—1792 гг. и выдвинутые ею лозунги: ‘Свобода! Равенство! Братство!’.
Стр. 114. Старые кумиры лежали разбитые. — Завуалированная цитата из стихотворения А. Н. Майкова (1821—1897) ‘Празднословы’ (1859 или 1860):
Кумиры старые разбиты,
И их разогнаны жрецы,
И разных вер сошлись левиты,
И разных толков мудрецы…
Стр. 114. … и явился великий и могучий гений, страстный поэт. — О Байроне и его русских последователях см. также в ‘Ряде статей о русской литературе’ (1861): наст. изд., т. XVIII, стр. 58—59.
Стр. 114. … муза мести и печали… — Цитата из стихотворения Некрасова ‘Замолкни, муза мести и печали!’ (1856).
Стр. 114. Дух байронизма вдруг пронесся как бы по всему человечеству… — Творчество Байрона имело немалое значение для всей европейской культуры. Влияние Байрона н при жизни поэта и позднее (в Англии и за ее пределами) было более сильным, чем влияние кого бы то ни было из поэтов-романтиков (см. новейшие русские работы на эту тему: Н. Я. Дьяконова. 1) Лирическая поэзия Байрона. М., 1975, 2) Байрон в годы изгнания. Л., 1974). Его испытали самые крупные русские поэты: Пушкин, Лермонтов, Некрасов. О ‘байронизме’, как модном общественно-психологическом настроении, охватившем в свое время русскую интеллигентную публику, Достоевский писал в ‘Ряде статей о русской литературе’, см. наст. изд., т. XVIII, стр. 58—59, 67—68. О русском ‘байронизме’ с отсылкой к мнениям Достоевского см.: Н. Бродский. Байрон в русской литературе. — ‘Литературный критик’, 1038, No 4, стр. 114—142. См. также: О. Н. Осмоловский. Достоевский и Байрон (к постановке проблемы). — В кн.: Вопросы русской литературы. Львов, 1077, вып. 1 (29), стр. 100—107.
Стр. 114. … такому великому, гениальному и руководящему уму, как Пушкин? — Здесь и далее звучат мысли, подробно развитые Достоевским позднее в речи о Пушкине (1880), ранее — в ‘Ряде статей о русской литературе’. См.: наст. изд., т. XVIII, стр. 69, 99, 102—103 и др., т. XIX, стр. 15—18, 112, 114—115 и др. См. также: ‘Дневник писателя’ за 1877 г. (наст. изд., т. XXV, стр. 199—200).
Стр. 114. ‘Пушкин был явление великое, чрезвычайное’ ~ и не только русский человек, но и первым русским человеком’. — С этой мысли Гоголя: ‘Пушкин есть явление чрезвычайное и, может быть, единственное явление русского духа: это русский человек в его развитии, в каком он, может быть, явится чрез двести лет’ (Гоголь, т. VIII, стр. 50) — Достоевский начнет речь о Пушкине. Ср. также в ‘Ряде статей о русской литературе’ — наст. изд., т. XVIII, стр. 69 и др.
Стр. 114. Увижу ли народ освобожденный // И рабство, павшее по манию царя!— Неточная цитата из стихотворения Пушкина ‘Деревня’ (1819):
Увижу ль, о друзья! народ неугнетенный
И Рабство, падшее по манию царя,
И над отечеством Свободы просвещенной
Взойдет ли наконец прекрасная Заря?
Стр. 115. … он сам вдруг оказался народом. — Мысль о народности Пушкина Достоевский вслед за Гоголем и (е полемическими оговорками) за Белинским утверждал каждый раз, как только речь заходила о поэте. В ‘Ряде статей о русской литературе’ он впервые подробно развивает эту мысль. См.: наст. изд., т. XVIII, стр. 69, 99, 102, а также комментарий: стр. 280—282, т. XIX, стр. 8—18, комментарий: стр. 231—235, 241—242, 243, 244. Достоевский полемизирует с противниками Пушкина в ближайшей же за этим выпуском ‘Дневника’ художественней работе — романе ‘Братья Карамазовы’. См.: наст. изд., т. XV, стр. 29—30, комментарий: стр. 588—589. Последним развернутым выступлением писателя на тему народности Пушкина явилась речь о Пушкине. Непосредственным поводом к рассуждению о народности поэта в комментируемом тексте была полемика со Скабичевским. Критик, настаивая на том, что Пушкин и Лермонтов были поэтами исключительно своей среды, подчеркивал как особое достоинство Некрасова — его народность (см. ниже, примеч. к стр. 116). Некрасов, по мысли Скабичевского, ‘воспел горе и радости, страданья м надежды народных масс совершенно такими же звуками, как будто сам парод через его уста вылил все, чем живет он в настоящую минуту…’ (ВВ, 1878, 6 января, No 6). См. также выше, примеч. к стр. 113. Утверждения Скабичевского (и его единомышленников) такого рода, умаляющие значение Пушкина и Лермонтова, вызвали у Достоевского полемически заостренное подчеркивание отрицательных сторон личности и деятельности Некрасова (особенно в ИМ, см. стр. 195, 199), Надо заметить также, что Достоевский отделял вопрос о народности того или иного художника от вопроса о доступности его идей самому пароду на определенном историческом этапе его жизни. Хотя Пушкин, Гоголь, Лермонтов, Л. Толстой (я, конечно, Некрасов) были, по убеждению Достоевского, народными писателями, их произведения не могли быть понятны народу тогда, когда они появлялись. В ‘Дневнике писателя’ за 1876 г. (январь, гл. 2, III) Достоевский писал: ‘… в нашей литературе совершенно нет никаких книг, понятных народу. Ни Пушкин, ни ‘Севастопольские рассказы’, ни ‘Вечера на хуторе’, ни сказка про Калашникова, ни Кольцов (Кольцов даже особенно) непонятны совсем народу’ (см. наст. изд., т. XXII, стр. 23).
Стр. 115. … когда самые наиболее гуманные и европейски развитые любители народа ~ до парижской уличной толпы. — Ср. ‘Дневник писателя’ 1873 г.: наст. изд., т. XXI, стр. 8—9.
Стр. 115. Он даже по виду, по походке русского мужика заключал, что это не раб и не может быть рабом… — Имеются в виду слова Пушкина из его ‘Путешествия из Москвы в Петербург’ (глава ‘Русская изба’) (1833—1835): ‘Взгляните на русского крестьянина: есть ли и тень рабского уничижения в его поступи и речи! О его смелости и смышлености и говорить нечего…’ и т. д. (Пушкин, т. XI, стр. 258).
Стр. 115. Он признал и высокое чувство собственного достоинства в народе нашем… — По-видимому, Достоевский имеет в виду как образы Вырина, Савельича, Пугачева, так и сказанное Пушкиным в ‘Рославлеве’ (1831): ‘Ты слышала, что сказала она (m-me de Stal, мадам де Сталь,— Ред.) этому старому, несносному шуту, который из Угождения к иностранке вздумал было смеяться над русскими бородами: ‘Народ, который, тому сто лет, отстоял свою бороду, отстоит в наше время и свою голову’. И далее: ‘Неужели <...> Сеникур прав и пожар Москвы наших рук дело? Если так… О, мне можно гордиться именем россиянки! Вселенная изумится великой жертве! Теперь и падение наше мне не страшно, честь наша спасена, никогда Европа не осмелится уже бороться с народом, который рубит сам себе руки и жжет свою столицу» (Пушкин, т. VIII, кн. 1, стр. 152, 157).
Стр. 115. Они кричали о зверином состоянии народа, о зверином положении его в крепостном рабстве… — Ср., например, ‘Дневник писателя’ за 1877 (май—июнь, гл. 1, 1): наст. изд., т. XXV, стр. 124.
Стр. 116. ...просившего его пощадить барчонка, а ‘для примера и страха ради повесить уж лучше его, старика… — Имеется в виду следующий эпизод из ‘Капитанской дочки’: ‘Меня притащили под виселицу <...> Вдруг услышал я крик: ‘Постойте, окаянные! погодите!..’ Палачи остановились. Гляжу: Савельич лежит в ногах у Пугачева. ‘Отец родной! — говорил бедный дядька. — Что тебе в смерти барского дитяти? Отпусти его, за него тебе выкуп дадут, а для примера и страха ради, вели повесить хоть меня старика!» (Пушкин, т. VIII, кн. 1, стр. 325).
Стр. 116. Умаление Пушкина как поэта, более исторически, более архаически преданного народу, чем на деле,— ошибочно… — Достоевский полемизирует с мнением Скабичевского, который, противопоставляя Пушкина, Лермонтова, с одной стороны, и Некрасова — с другой, подчеркивал преимущественное значение последнего на том, в частности, основании, что Пушкин и Лермонтов ‘были чужды’ живому, окружавшему их народу. ‘Правда, и они заимствовали иногда мотивы и образы для своих произведений из так называемой ‘народной поэзии’, но это были не живые мотивы и образы, взятые непосредственно из жизни, а архаические, которые они извлекали из разных памятников прожитой старины и приноравливали их к вкусам и потребностям все той же среды, жизнью которой сами жили и для которой творили…’ (БВ, 1878, 6 января, No 6).
Стр. 116. … фигуры летописца в ‘Борисе Годунове’… — Еще в статье первой ‘Книжность и грамотность’ из ‘Ряда статей о русской литературе’ Достоевский, полемизируя с критиком С. С. Дудышкиным, отрицавшим народность этого пушкинского героя, писал: ‘Вообразите, например, хоть бы образ русского летописца в ‘Борисе Годунове’. Вам вдруг говорят, что в нем нет ничего русского, ни малейшего проявления народного духа, потому что это лицо выдуманное, сочиненное, потому что никогда не бывало у нас, при царях московских, таких уединенных, независимых монахов-летописцев, которые умерли для света и для которых истина в их елейном смиренномудром прозрении стала дороже всего, летописцы, говорят нам, были люди чуть не придворные, любившие интригу и тянувшие в известную сторону. Да хоть бы и так, вскрикиваете вы в удивлении: неужели пушкинский летописец, хоть бы и выдуманный,— перестает быть верным древнерусским лицом? Неужели в нем нет элементов русской жизни и народности, потому что он исторически неверен? А поэтическая правда?’ И далее: ‘Пушкин был народный поэт одной части, но эта часть <...> была сама русская <...> Она очень хорошо поняла, что и летописец, что и Отрепьев, и Пугачев, и патриарх, и иноки, и Белкин, и Онегин, и Татьяна — все это Русь и русское’ и т. д. См.: наст. изд., т. XIX, стр. 9,15, см. также комментарий, стр. 235. Достоевский вспоминает пушкинского летописца в ‘Братьях Карамазовых’, где Митя Карамазов цитирует строку из монолога этого героя (см. наст. изд., т. XIV, стр. 367) и в пушкинской речи (1880): ‘О типе русского инока-летописца, например, можно было бы написать целую книгу, чтоб указать всю важность и вс значение для нас этого величавого русского образа, отысканного Пушкиным в русской земле, им выведенного, им изваянного и поставленного пред нами теперь уже навеки в бесспорной, смиренной и величавой духовной красоте своей как свидетельство того мощного духа народной жизни, который может выделять из себя образы такой неоспоримой правды’ и т. д. (см. выше, стр. 144).
Стр. 116. … до изображения спутников Пугачева… — Спутники Пугачева, ‘господа енаралы’, в числе других характеров и сцен ‘Капитанской дочки’ в свое время были отмечены Белинским как художественное достижение Пушкина: »Капитанская дочка’ — нечто вроде ‘Онегина’ в прозе <...> Многие картины, по верности, истине содержания и мастерству изложения — чудо совершенства. Таковы портреты отца и матери героя, его гувернера-француза и в особенности его дядьки из псарей, Савельича, этого русского Калеба,— Зурина, Миронова и его жены, их кума Ивана Игнатьевича, наконец, самого Пугачева, с его ‘господами енаралами’…’ (Белинский, т. VII, стр. 577).
Стр. 116. … песнях будто бы западных славян…— Речь идет о ‘Песнях западных славян’ (1834), сопровожденных (в издании: ‘Стихотворения Пушкина’, ч. IV. 1835) предисловием автора. В нем назывался источник, вдохновивший поэта (La Guzla, ou choix de Posies Illyriques, recueillies dans la Dalmatie, la Bosnie, la Croatie et l’Herzgowine. Paris, 1827), и раскрывалась мистификация Мериме (1803—1870), жертвой которой оказались А. Мицкевич и отчасти Пушкин. Создавая свои ‘Песни’, Пушкин шел в том же направлении, что и Мериме: из шестнадцати ‘Песен’ одиннадцать служат подражанием французскому оригиналу, две взяты из сборника народных сербских песен и три сочинены самим поэтом.
Достоевский с неизменным восхищением говорил об этих ‘Песнях’. ‘Конечно, этих песен нет в Сербии, поются у них другие, но это все равно: пушкинские песни — это песни всеславянские, народные, вылившиеся из славянского сердца, в духе, в образе славян, в смысле их, в обычае и в истории их’ (см. наст. изд., т. XXV, стр. 39—41). См. также ‘Ряд статей о русской литературе’: наст. изд., т. XIX, стр. 15—16. В письме к А. Н. Майкову от 15 (27) мая 1869 г. Достоевский, излагая свой замысел из русской истории, цитирует первый стих первой из пушкинских ‘Песен’: ‘Король ходит большими шагами’ (‘Видение короля’).
Стр. 116. … прелестные шутки Пушкина, как, например, болтовня двух пьяных мужиков… — Имеется в виду стихотворение ‘Сват Иван, как пить мы станем…’ (1833). Это стихотворение Пушкина, как и следующее (‘Сказка о Медведихе’), Достоевский упоминает позднее в пушкинской речи (1880). См. стр. 144.
Стр. 116. … или Сказание о медведе… — Имеется в виду не оконченная Пушкиным ‘Сказка о Медведихе’ (1830?). Среди других любимых стихотворений поэта, как свидетельствует Е. А. Штакеншнейдер, Достоевский читал и эту ‘Сказку’: ‘Достоевский прочел изумительно ‘Пророка’. Все были потрясены <...> Затем прочел он ‘Для берегов отчизны дальной’, свою любимую ‘Медведицу’, немного из Данта и из Буньяна’ (Е. А. Штакеншнейдер. Дневник и записки (1854—1886). М.—Л., 1934, стр. 426— 427, Достоевский в воспоминаниях, т. II, стр. 303).
Стр. 116. … сократили времена и сроки… — См. выше, примеч. к стр. 84.
Стр. 117. Мне дорого, очень дорого, что он ‘печальник народного горя’… — В газетных отчетах о похоронах Некрасова говорится о венках, которые несли почитатели поэта. Достоевский вспоминает одну из надписей на этих венках: ‘Впереди процессии шли певчие, за ними несли громадные лавровые венки с различными надписями из мелких цветов: ‘От русских женщин’, ‘Певцу народных страданий’, ‘Бессмертному певцу народа’, ‘Слава печальнику горя народного’, ‘Некрасову — студенты» (Г, 1877, 31 декабря (12 января), No 321). Ср. также примеч. к стр. 112.
Стр. 117. … несмотря на все противоположные влияния и даже на собственные убеждения свои… — Об этом см. ниже, примеч. к стр. 118.
Стр. 117. …преклонялся перед народной правдой всем существом своим, о чем и засвидетельствовал в своих лучших созданиях. — Эти суждения Достоевского, как и вообще развернутая им в ‘Дневнике’ концепция народности творчества Некрасова, частично восходят к ‘почвенническим’ тезисам А. Григорьева в статье критика ‘Стихотворения Н. Некрасова’, опубликованной в журнале ‘Время’ (1862, No 7, стр. 1—46): ‘Глубокая любовь к почве звучит в произведениях Некрасова,— писал, в частности, критик,— и поэт сам искренно сознает эту любовь <...> Одинаково любит он эту почву и тогда, когда говорит о пей с искренним лиризмом, и тогда, когда рисует мрачные или грустные картины, и мало того, что он любит: его поэзия всегда в уровень с почвою…’ (А. Григорьев. Литературная критика. М., 1967, стр. 486).
Стр. 117. Лермонтов, конечно, был байронист… — О своеобразии ‘байронизма’ Лермонтова, его демонически ‘мрачной’, ‘насмешливой’ и ‘капризней’ поэзии Достоевский более подробно писал во ‘Введении’ к ‘Ряду статей о русской литературе’. См. наст. изд., т. XVIII, стр. 59—60. В. В. Тимофеева (О. Починковская, 1850—1931), корректор типографии Траншеля, где печатался ‘Гражданин’, в 1873—1874 гг. редактируемый Достоевским, вспоминает: ‘… он (Достоевский,— Ред.) <...> обратился ко мне <...> и проговорил <...>
— А как это хорошо у Лермонтова:
Уста молчат, засох мой взор.
Но подавили грудь и ум
Непроходимых мук собор
С толпой неусыпимых дум…
— Это из Байрона — к жене его относится,— но это не перевод, как у тех,— у Гербеля и прочих,— это Байрон живым, как он есть. Гордый, ни для кого не проницаемый гений… Даже у Лермонтова глубже, по-моему, это вышло:
Непроходимых мук собор!
<...> А сколько тут силы, величия! Целая трагедия в одной строчке. Молчком, про себя… Одно это слово ‘собор’ чего стоит! Чисто русское слово, картинное. Удивительные это стихи! Куда выше Байрона! Я про этот стих один говорю…’ (см.: Достоевский в воспоминаниях, т. II, стр. 171 — 172, а также комментарий, стр. 446—447). О ‘байронизме’ Лермонтова в связи с ‘Героем нашего времени’ см.: Н. Я. Дьяконова. Из наблюдений над журналом Печорина. — РЛ, 1969, No 4, стр. 115—125.
Стр. 117. … убил он государева слугу Кирибеевича ‘вольной волею, а не нехотя’. — Контаминация разных стихов ‘Песни про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова’ (впервые опубликована в ‘Литературных прибавлениях к Русскому инвалиду’, 1838, 30 апреля, No 18, стр. 344—347):
Как возговорил православный царь:
‘Отвечай мне по правде, по совести,
Вольной волею или нехотя,
Ты убил насмерть мово верного слугу,
Мово лучшего бойца Кирибеевича?’
‘Я скажу тебе, православный царь:
Я убил его вольной волею,
А за что про что — не скажу тебе…’
Лермонтов, т. IV, стр. 114—115. Избирая в качестве примера ‘народности’ Лермонтова ‘Песню про царя Ивана Васильевича…’, Достоевский не только следует собственному убеждению, но, безусловно, учитывает и мнение Белинского, согласно которому поэт в этом сочинении ‘вошел в царство народности как ее полный властелин, и, проникнувшись ее духом, слившись с нею, он показал только свое родство с нею, а не тождество <...> Он показал <...> богатство элементов своей поэзии, кровное родство своего духа с духом народности своего отечества’… и т. д. (Белинский, т. IV, стр. 517, см. также стр. 521, 197). О фольклоризме ‘Песни про царя Ивана Васильевича…’ см.: В. Э. Вацуро. М. Ю. Лермонтов. — В кн.: Русская литература и фольклор (первая половина XIX в.). Л., 1976, стр. 226—238.
Стр. 117. Помните ли ~ араба Шибанова’? — Достоевский цитирует письмо Ивана Грозного (1530—1584) (см. след. примеч.). Слова ‘раб… Шибанов’ повторяются в статье Н. А. Добролюбова ‘О степени участия народности в развитии русской литературы’ (см. след. примеч.), а также в балладе А. К. Толстого (1817—1875) ‘Василии Шибанов’ (1840-е гг.), впервые напечатанной в ‘Русском вестнике’ (1858, сентябрь, кн. I, стр. 236— 240), возможно, не без полемической по отношению к статье Добролюбова цели.
Стр. 117. Раб Шибанов был раб князя Курбского, русского эмигранта 16-го столетия, писавшего вс к тому же царю Ивану… — Имеется в виду переписка князя Андрея Михайловича Курбского (1528—1583) с Иваном Грозным, начавшаяся в 1564 г. письмом князя, бежавшего от гнева Грозного в Литву после проигранного сражения. См. об этом статью (с отсылками к соответствующей литературе) Я. С. Лурье ‘Переписка Ивана Грозного с Курбским в общественной мысли Древней Руси’ в кн.: Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским. Л., 1979, стр. 214—249. Ироническая характеристика князя Курбского у Достоевского восходит к рассуждению Добролюбова (статья ‘О степени участия народности в развитии русской литературы’ — ‘Современник’, 1858, No 2. отд. II, стр. 113—167) об Иване Грозном и Курбском, которых критик противопоставляет на основании ‘греческого’ (иначе — византийского) начала в характере одного и западного (личностного) начала в характере другого: ‘Он (Иван,— Ред.) силится доказать, что бояре, как и все подданные, обязаны были до конца претерпеть с кротостью и незлобием все его жестокости, в пример подобной кротости приводит он раба Курбского, Василия Шибанова, который спокойно стоял пред Иоанном, когда этот своим костылем пригвоздил его ногу к полу и, облокотясь на костыль, читал письмо Курбского. Но Курбский уже не убеждается доводами Иоанна: у него другая точка опоры — создание собственного своего достоинства. Взгляд его не может еще возвыситься до того, чтобы объяснить надлежащим образом и поступок Грозного с Шибановым, нет — Шибанов пусть терпит, ему это прилично, и князю Курбскому нет дела до того, что приходится на долю Васьки Шибанова. Но с собой, с князем Курбским, аристократом и доблестным вождем, он не позволит так обращаться. За себя и за своих сверстников — аристократов он мстит Иоанну гласностью, историей <...> Но в России того времени нельзя было писать того, что написал Курбский <...> В царствование Грозного горькая истина должна была высказываться в чужой земле, далеко от России, в которой вся письменность блуждала еще в византийских отвлечениях, не касаясь жизни. Книга Курбского первая написана отчасти уже под влиянием западных идей: ею Россия отпраздновала начало своего избавления от восточного застоя и узкой односторонности понятий’ (Добролюбов, т. II, стр. 246—247).
Стр. 117. …велел ему письмо снести в Москву и отдать царю лично со не шевельнулся. — Ср.: ‘В порыве сильных чувств он (Курбский — Ред.) написал письмо к царю: усердный слуга, единственный товарищ его, взялся доставить оное, и едэржал слово: подал запечатанную бумагу самому Государю, в Москве, на Красном крыльце, сказав: ‘От господина моего, твоего изгнанника, князя Андрея Михайловича’. Гневный царь ударил его в ногу острым жезлом своим: кровь лилась из язвы: слуга, стоя неподвижно, безмолвствовал. Иоанн оперся на жезл и велел читать вслух письмо Курбского…’ (Карамзин, стр. 65). Некоторые детали события, как они переданы Достоевским (выход царя из собора, окружение приспешников и пр.), опираются также на балладу А. К. Толстого ‘Василий Шибанов’:
Звон медный несется, гудит над Москвой,
Царь в смирной одежде трезвонит,
Зовет ли обратно он прежний покой
Иль совесть навеки хоронит? <...>
Царь кончил, на жезл опираясь, идет,
И с ним всех окольных собранье.
Вдруг едет гонец, раздвигает народ,
Над шапкою держит посланье.
И спрянул с коня он поспешно долой,
К царю Иоанну подходит пешой
И молвит ему, не бледнея:
‘От Курбского князя Андрея!’
И очи царя загорелися вдруг:
‘Ко мне? От злодея лихого?
Читайте же, дьяки, читайте мне вслух
Посланье от слова до слова!
Подай сюда грамоту, дерзкий гонец!’
И в ногу Шибанова острый конец
Жезла своего он вонзает,
Налег на костыль — и внимает <...>
Шибанов молчал.
(А. К. Толстой. Собр. соч., т. I. М., 1963, стр. 228—230). О балладе Толстого и характере ее основного героя, а также о различных трактовках этого образа (в том числе у Достоевского) см.: Н. А. Лобкова. Баллады А. К. Толстого. Л., 1970. Автореф. канд. дис. Достоевский точно так же, как А. К. Толстой, передает события, опираясь на Карамзина. Иную реконструкцию событий см. в статье: Я. С. Лурье. Переписка Ивана Грозного с Курбским в общественной мысли Древней Руси. — В кн.: Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским. Л., 1979, стр. 220—224.
Стр. 117. А царь ~ написал, между прочим: ‘Устыдися раба твоего Шибанова’. — Цитата из письма Ивана Грозного князю Курбскому в переводе H. M. Карамзина. Ср.: ‘Устыдися раба своего, Шибанова: он сохранил благочестие пред царем и народом, дав господину обет верности, не изменил ему при вратах смерти. А ты, от единого моего гневного слова, тяготишь себя клятвою изменников’ (Карамзин, стр. 69).
С тр. 117. Это значило, что он сам устыдился раба Шибанова. — Так можно было заключить из осторожных слов Карамзина: ‘… великодушная твердость, усердие, любовь (Шибанова к Курбскому,— Ред.) изумили всех и самого Иоанна, как он говорит о том в письме к изгнаннику: ибо царь, волнуемый гневом и внутренним беспокойством совести, немедленно отвечал Курбскому’ (Карамзин, стр. 68).
Стр. 118. … говорит он ~ ‘всю правду истинную’… — Достоевский цитирует на память, непроизвольно совмещая различные мотивы: ответ Кирибеевича о себе на вопрос царя:
‘Ох ты гой еси, царь Иван Васильевич!
Обманул тебя твой лукавый раб,
Не сказал тебе правды истинной…’ —
и слова царя, обращенные к купцу Калашникову:
‘Отвечай мне по правде, по совести,
Вольной волею или нехотя…’ — и т. д. —
затем:
‘Хорошо тебе, детинушка,
Удалой боец, сын купеческий,
Что ответ держал ты по совести…’
(Лермонтов, т. IV, стр. 105, 114, 115).
Стр. 118. Не они ли в русском народном движении, за последние два года, не признали почти вовсе той высоты подъема духа народного… — Здесь в первую очередь имеется в виду журнал ‘Отечественные записки’, который в отличие от консервативных и славянофильских газет и журналов довольно сдержанно освещал войну на Балканах. Журнал никак не отозвался, в частности, на объявление войны (12 апреля 1877 г.) и почти не писал о ‘подъеме’ народного духа. Это было сразу замечено враждебными изданиями, и во ‘Внутреннем обозрении’ ‘Отечественных записок’ Г. З. Елисеев вынужден был отвечать на обвинения в отсутствии должного патриотизма. ‘Спустя десять дней после объявления манифеста о войне, именно 23-го апреля,— писал Елисеев,— вышла апрельская книжка ‘Отечественных записок’. Литературный обозреватель ‘Русского мира’ берет эту книгу в руки и говорит: ‘Посмотрите, православные, что тут делается: вот статья Златовратского ‘Золотые сердца’ — о войне ни слова, вот ‘Русский Шеффильд’ Боборыкина — о войне ни слова, вот ‘Женская жизнь’, повесть — о войне ни слова и т. д. и т. д.» (ОЗ, 1877, No 5, стр. 118). В связи с этим Елисеев обвиняет в ‘напускном патриотизме’ ‘Русский мир’, который ‘ограничивается только словоизвержением и сыскными вожделениями’, усматривая в деятельности ‘Отечественных записок’ ‘несочувствие к ‘подъему народного духа» (там же, стр. 120, 124). Об отношении редакции журнала ‘Отечественные записки’ к событиям русско-турецкой войны 1877—1878 гг. и освещении их в официозной и консервативной прессе см.: Г. А. Бялый. Гаршин и литературная борьба 80-х годов. М.—Л., 1937, стр. 28—39, Н. И. Соколов. Вступительная статья к разделу ‘Отголоски’ цикла Салтыкова-Щедрина ‘В среде умеренности и аккуратности’ (1874—1877). — Салтыков-Щедрин, т. XII, стр. 656—660.
Стр. 118. Некрасов ~ был лишен, однако, серьезного образования… — Первоначальное образование Некрасов получил дома, в 1832—1837 гг. он учился в Ярославской гимназии, из которой должен был уйти. В 1839 и 1840 гг. он пытался поступить в Петербургский университет, но не выдержал экзаменов и оказался в положении вольнослушателя. В течение 1839—1841 гг. Некрасов посещал университет довольно нерегулярно: тяжелое материальное положение и литературные заботы отвлекали его от университетских занятий. Ср.:
…Я отроком покинул отчий дом.
(За славой я в столицу торопился).
В шестнадцать лет я жил своим трудом
И между тем урывками учился.
(‘Мать. Отрывки из поэмы’, 1877)
В ‘Недельных очерках и картинках’ (‘Новое время’, 1878, 1 (13) января, No 662) Суворин писал: ‘Не зная ни одного иностранного языка, почти ни одного иностранного слова, получив отрывочное, кое-какое образование, не кончив нигде курса, даже в гимназии, он (Некрасов,— Ред.) быстро все схватывал и не только не терялся среди образованных, развитых научно молодых людей сороковых годов, но стал между ними, как нечто очень оригинальное, самобытное, крепкое, поражавшее знанием людей и жизни вообще’. Говоря о ‘необразованности’ Некрасова, Достоевский полемически обыгрывает замечание Суворина и Скабичевского о ‘самобытности’, ‘самородности’ Некрасова. Буренин в своих ‘Литературных очерках’ подхватил замечание Достоевского и развил его со всею подробностью, полемизируя с мнением Скабичевского: ‘…давно ли ‘влияние западных литератур’, знакомство поэтов с поэзией Шекспира, Шиллера, Байрона и т. д., то есть, коротко сказать, европейское, литературное образование — давно ли оно стало считаться препятствием к возвышению поэтов? И наоборот: давно ли незнакомство с него сделалось качеством, способствующим поэтическому величию. Как знать, чем бы был Некрасов, если бы он обладал литературным образованием Пушкина или Лермонтова? Быть может, именно тогда-то он бы и стал выше их’ и т. д. (НВр, 1878, 20 января (1 февраля), No 681).
Стр. 118. Из известных влияний он не выходил во всю жизнь… — Достоевский имеет в виду прежде всего влияние Белинского (см. ПМ к этой главе ‘Дневника писателя’), а затем ближайших сотрудников Некрасова по журналам ‘Современник’ (Н. Г. Чернышевский, Н. А. Добролюбов, M. E. Салтыков-Щедрин) и ‘Отечественные записки’ (М. Е. Салтыков-Щедрин, Г. З. Елисеев и др.). Замечание Достоевского имеет полемический прицел и направлено против Скабичевского, который, поднимая Некрасова над Пушкиным, Лермонтовым и другими, писал: ‘Он (Некрасов,— Ред.) выше, наконец, всех своих предшественников как ум более политически зрелый, сознательно и определенно направленный, сравнительно с шаткими, колеблющимися и исполненными всевозможных патриархальных традиций и предрассудков умами своих предшественников’ (БВ, 1878, 6 января, No 6). Слова Достоевского об ‘известных влияниях’ вызвали резкое возражение Г. З. Елисеева в ‘Отечественных записках’. См. об этом наст. изд., т. XXV, стр. 346—347.
Стр. 119. … в недавно напечатанном ~ экспромте его ~ … Но счастлив ли народ? — Цитата из стихотворения ‘Элегия’ (Пускай нам говорит изменчивая мода…) (1874):
… Довольно ликовать в наивном увлеченье —
Шепнула муза мне! — Пора идти вперед:
Народ освобожден, но счастлив ли народ?..
Впервые напечатано: ОЗ, 1875, No 2, стр. 495—496. В номерах ‘Отечественных записок’ за этот год, в том числе и в том, где была опубликована ‘Элегия’, печатался роман Достоевского ‘Подросток’ (см. выше, примеч. к стр. 112).
Стр. 119. … в шедеврах его: ‘Рыцарь на час’, ‘Тишина’, ‘Русские женщины’? Даже в великом ‘Власе’ его… — Достоевский перечисляет произведения Некрасова разных лет: ‘Влас’ (1854), ‘Тишина’ (1857), ‘Рыцарь на час’ (1862), ‘Русские женщины’ (1871—1872). Мотивы этих и других произведений Некрасова, отразившиеся в творчестве Достоевского, а также упоминания о самом поэте см. по указателю: наст. изд., т. XVII, стр. 469.
О ‘Русских женщинах’ Достоевский ранее высказал несколько неодобрительных замечаний в ‘Дневнике писателя’ за 1873 г. (см. наст. изд., т. XXI, стр. 73).
… в великом ‘Власе’ его… — Достоевский выделял это стихотворение Некрасова из всего, что было создано поэтом. В ‘Дневнике’ за 1873 г. ‘Власу’ посвящена отдельная глава. См. наст. изд., т. XXI, стр. 31—41.
Как вспоминает М. А. Александров, метранпаж типографии Траншеля, где печатался редактируемый Достоевским ‘Гражданин’, и типографии кн. В. В. Оболенского, где печатался ‘Дневник писателя’ 1876—1877 гг., весной 1880 г. на одном из публичных чтений Достоевский ‘прочел ‘Власа’ Некрасова — и как прочел! Зала дрожала от рукоплесканий…’ (Достоевский в воспоминаниях, т. II, стр. 254).
Стр. 119. … в одной из самых могучих и самых зовущих поэм его ‘На Волге’? — ‘На Волге’ (1860) — небольшой стихотворный цикл из четырех частей. Достоевский именует его ‘поэмой’, подчеркивая патетическое чувство и серьезную мысль, лежащие в его основе. ‘Превосходным стихотворением’ и ‘удивительной поэмой о Волге’ одновременно называет цикл А. Григорьев в статье ‘Стихотворения Н. Некрасова’ (А. Григорьев. Литературная критика. М., 1967, стр. 481).
Стр. 119—120. Все газеты, чуть только заговаривали о Некрасове со тотчас же и прибавляли, все без изъятия, некоторые соображения о какой—то ‘практичности’ Некрасова ~ о какой-то двойственности… — Наиболее характерной в этом отношении была статья Суворина ‘Недельные очерки и картинки’. ‘Я дал себе слово,— передавал Суворин слова поэта,— не умереть на чердаке. Нет, думал я, будет и тех, которые погибли прежде меня,— я пробьюсь во что бы то ни стало. Лучше по Владимирке пойти, чем околевать беспомощным, забитым и забытым всеми. И днем и ночью эта мысль меня преследовала <...> Я мучился той внутренней борьбою, которая во мне происходила: душа говорила одно, а жизнь совсем другое. И идеализма было у меня пропасть, того идеализма, который вразрез шел с жизнью, и я стал убивать его в себе и стараться развить в себе практическую сметку’. И далее: »Большой практик он был, говорят о нем, и стихи иногда хорошие писал и в карты играл отлично. У него все это вместе’. (Передаю это в более мягкой форме, чем говорилось о нем иногда)’ и т. д. (НВр, 1878, 1 (13) января, No 662). О ‘двойственности’ Некрасова писал и Скабичевский, стараясь извинить поэта: ‘… вас (т. е. молодежь,— Ред.) нисколько не смутили и не поколебали в вашем приговоре о поэте никакие нравственные противоречия в его жизни <...> несмотря на то, что Н. А. Некрасов жил жизнью, не имеющею ничего общего с жизнью народа, вы нимало не усомнились в искренности мотивов народных страданий его лиры <...> вы поставили его выше даже таких знаменитых его предшественников, как Пушкин и Лермонтов, и <...> наконец, вы считаете его вполне понятным народу’. ‘В жизни Н. А. Некрасова,— пишет далее Скабичевский, ища извинений поэту,— без сомнения, можно найти немало нравственных противоречий, но при этом не следует забывать, что это был человек 40-х годов, что он принадлежал именно к тому несчастному поколению, которое как бы самою судьбою было обречено путаться в безысходном лабиринте и умственных, и нравственных противоречий. Воспитанное в барских привычках, на почве крепостного права, поколение это восприняло в своей юности сразу массу гуманных передовых идей, бродивших в то время на Западе, идеи эти радикально противоречили со всеми традициями и привычками, вынесенными юношами из детства <...> Раздвоенность, заключающаяся в постоянной борьбе новых идей с старыми привычками, имела своим результатом не только разлад деятелей 40-х годов с позднейшими поколениями интеллигентных людей, вышедших из иных слоев общества и успевших выработать и более определенное миросозерцание, и большее соответствие слова с делом,— она разделила самих людей 40-х годов на два враждебные лагеря, причем те из них, у которых традиционные привычки подчинили себе идеи и преобразовали их в московском духе ради умиротворения совести, пошли одесную и вступили в непримиримую борьбу с позднейшими поколениями, другие же, у которых по особенным обстоятельствам их жизни особенно глубоко запали в душу семена новых идей и не могли они так легко отделаться от этих идей, пошли ошую и хотя не в силах были согласовать идеи с привычками, хотя до седых волос оставались исполненными нравственных противоречий всякого рода, во всяком случае они примкнули к последующим поколениям, причем некоторые из них успели встать и во главе их. Н. А. Некрасов бесспорно принадлежал к этому левому лагерю людей 40-х годов’ (БВ, 1878, 6 января, No 6).
Стр. 120. … ‘Он-де страдал, он с детства был заеден средой’, он вытерпел еще юношей в Петербурге ~ а следственно, и сделался ‘практичным’… — Именно в этом духе старается оправдать противоречия поэта Скабичевский: ‘Все обстоятельства его жизни сложились <...> так, чтобы, с одной стороны, в натуре его образовался ряд нравственных противоречий, с другой же стороны, чтобы при всех этих противоречиях его все-таки более тянуло к свету и правде. Он родился в помещичьем доме, который оставил в нем самые мрачные воспоминания своими дикими нравами в духе дореформенной старины, и в то же время нравы эти остались не без тлетворного влияния на восприимчивую натуру ребенка…’ и т. д. Затем: ‘И вот с этими задатками <...> кинут был 16-летний юноша в омут столичной жизни, отвергнутый отцом, без малейшей поддержки <...> Несколько лет, проведенных в тяжелой и упорной борьбе с самою страшною нищетою <...> положили глубокий след на всю последующую жизнь Николая Алексеевича’. По мнению Скабичевского, ‘эти годы борьбы за существование и испытания на своей собственной шкуре всего того, что терпит простой люд’, и сроднили Некрасова с народом, наложив на его деятельность ‘такую резкую печать, которую потом не могли смыть все те реки Шампанского, которые он проливал впоследствии <...> Но и тут мы видим ту же раздвоенность <...> Н. А. Некрасов <...> слишком наголодался и нахолодался, чтобы решиться всю жизнь устоять в строгих границах обстановки писателя-труженика <...> Некрасову, как это ни грустно, представилась такого рода дилемма: или умереть с голоду, оставаясь в мире со своею совестью <...> или обеспечить себя какими бы то ни было средствами и на почве этого обеспечения начать свободно развивать свой талант. Он избрал последний путь — путь, надо признаться, самый скользкий для народного поэта, путь хотя и доставивший ему массу материальных удобств и утешений, но в то же время поселивший тяжелый нравственный разлад в душе его’ (БВ, 1878, 6 января, No 6). В сходном роде писал о детстве и юности Некрасова, оказавших заметное влияние на дальнейшую жизнь и деятельность поэта, Суворин в ‘Недельных очерках и картинках’. См.: НВр, 1878, 1 (13) января, No 662.
Стр. 120. Другие ~ намекают, что без этой-то ведь ‘практичности’ Некрасов, пожалуй, и не совершил бы столь явно полезных дел на общую пользу, например, совладал с изданием журнала… — Об этом прямо писал Суворин: ‘… не будь он (Некрасов,— Ред.) так умен, не пройди он той школы, которую прошел, не испытай на самом себе, не почувствуй на практике, если можно так выразиться, всех тех мотивов, которые служили предметом его поэзии, он, по всей вероятности, не был бы певцом народного горя и народной силы, не так трепетала бы в его поэзии эта звенящая, надрывающая душу струна. Каторжная борьба с жизнью, погоня за независимостью на том пути, на котором так трудно было найти ее, внутренняя работа для того, чтоб смело и бодро пройти между противоположными течениями, все это обострило его чувство, сообщило его таланту силу именно в том направлении, каким сильна его поэзия. Скажу больше: не стремись Некрасов к независимости, не вырабатывай он у себя практической сметки, не умей он пользоваться приобретенным состоянием и большими знакомствами, судьба журналистики русской, столь часто зависевшая от случая, могла быть иною, а журналистика очень много обязана Некрасову. Для нее тоже нужен был ‘практический человек’, но не того предпринимательного закала, который тогда царствовал нераздельно. Нужен был талантливый человек, понимающий ее задачи, широко на них смотревший, строящий успех журнала не на эксплуатации сотрудников, а на идеях и талантах. ‘Один я между идеалистами был практик,— говорил Некрасов <...> когда мы заводили журнал, идеалисты это прямо мне говорили и возлагали на меня как бы миссию создать журнал’. И он создал этот журнал, несмотря на все препятствия, на отсутствие сотрудников, денег и возможность писать что-нибудь такое, что живо затрогивало бы общество’ и т. д. (НВр, 1878, 1 (13) января, No 662). На то, что ‘практичность’ Некрасова была благодетельной для его музы и русской литературы, ‘намекает’ и Скабичевский: ‘Но не дерзнем кидать камень осуждения в только что застывший прах поэта, имея в виду, что как ни скользок был путь, избранный им, а он все-таки устоял на нем и до конца дней своих не переставал держать в руках своих все то же знамя, которое гордо поднял он в своей юности. Если он и падал в особенно тяжелые минуты (забудем эти мрачные мгновенья в его жизни), то падал для того, чтобы воспрянуть с новыми силами и устремиться все по тому же пути, с которого он ни разу не свернул в продолжение всей своей жизни’ (БВ, 1878, 6 января, No 6).
Стр. 121. … сегодня бьется о плиты родного храма, кается, кричит: ‘Я упал, я упал’. И это в бессмертной красоты стихах... — По-видимому, контаминация мотивов разных стихотворений Некрасова:
… Я внял… я детски умилился…
И долго я рыдал и бился
О плиты старые челом,
Чтобы простил, чтоб заступился,
Чтоб осенил меня крестом
Бог угнетенных, бог скорбящих,
Бог поколений предстоящих
Пред этим скудным алтарем!
(‘Тишина’, 1857)
Затем:
… Увлекаем бесславною битвою,
Сколько раз я над бездной стоял,
Поднимался твоею молитвою,
Снова падал — и вовсе упал!..
(‘Рыцарь на час’, 1862)
Рассуждение Достоевского — полемический отклик на речь М. И. Горчакова. ‘Голос’, описывая похороны Некрасова, так говорит об этом: ‘Отношения поэта к отечественной церкви оратор (Горчаков,— Ред.) изобразил превосходными стихами самого поэта, извлеченными из известного произведения ‘Рыцарь на час’:
Не бледнеть перед правдой-царицею
Научила ты музу мою…
Сколько раз я над бездной стоял,
Поднимался твоею молитвою,
Снова падал…
Выводи на дорогу тернистую…’
и т. д.
(Г, 1877, 31 декабря, No 321).
Стр. 121. Искусство для искусства не более… — и далее: … и на вопрос: ‘Кого вы хороните?’ — мы, провожавшие гроб его, принуждены бы были ответить, что хороним ‘самого яркого представителя искусства для искусства, какой только может быть’. — Все рассуждение Достоевского об ‘искусстве для искусства’ и в окончательном тексте главы, и в черновиках к ней (см. стр. 193 и след.) непосредственно вызвано полемикой с Скабичевским. Начиная свою статью обращением к молодежи, Скабичевский говорит о том, что обращаться к другим было бы бесполезно, поскольку они составили уже мнение о поэте и их нельзя переубедить. Далее он поясняет свою мысль, безусловно метя в Достоевского: ‘Так, одни, поклоняясь таланту Н. А. Некрасова, как художника в истинном смысле этого слова, готовые поставить этот талант даже на одну степень с талантами Пушкина и Лермонтова, жалеют только об одном: зачем Н. А. Некрасов посвятил свой талант исключительно ‘музе мести и печали’, зачем он не был таким же художником чистого искусства, каковыми они считают его знаменитых предшественников. Согласитесь сами <...> что вести спор с подобными господами и доказывать им, что Некрасов сделался достойным тех венков, какие вы несли впереди его гроба, и вместе с тем вечной памяти русского народа именно потому, что он не был поэтом чистого искусства,— доказывать это значит более, чем тратить слова по-пустому…’ и т. д. (БВ, 1878, 6 января, No 6). Свое отношение к теории так называемого ‘искусства для искусства’ Достоевский подробно высказал в статье ‘Г-н —бов и вопрос об искусстве’ из ‘Ряда статей о русской литературе’. См. наст. изд., т. XVIII, стр. 73—103. Объяснение на эту тему в связи с поэзией Некрасова, вызванное конкретным поводом — высказываниями Скабичевского, служит продолжением прежней полемики со сторонниками ‘утилитаризма’ в искусстве.
Стр. 121. … потому что он эти стихи сам похваливает… — Имеются в виду, в частности, стихи, процитированные М. И. Горчаковым (Г, 1877, 31 декабря, No 321):
Не бледнеть перед правдой-царицею
Научила ты музу мою…
(‘Рыцарь на час’)
Стр. 121. … приступить к анекдотической части этого дела… — Прилагательное ‘анекдотический’ здесь образовано от слова ‘анекдот’ в одном из его исконных значений: анекдот (греч. ) — неизданный, неопубликованный) — нечто необнародованное, не бывшее в печати. Вся фраза — отсылка к статье ‘Суворина, той части ее, с которой начинается разговор о ‘практичности’ Некрасова: ‘Однажды, рассказывая мне разные анекдоты из своей жизни, рисуя ту бедность, которую он видел, то нахальство непомерное…’ и т. д. (НВр, 1878, 1 (13) января, No 662, стр. 3). Некоторые факты, касающиеся, юности поэта, Суворин сообщил еще при жизни Некрасова в ‘Недельных очерках и картинках’ (НВр, 1877, 20 марта (1 апреля), No 380). Слово ‘анекдот’, взятое Достоевским в исконном смысле, здесь удерживает, конечно, и новейшее свое значение — смешной или неожиданный по содержанию, примечательный рассказ.
Стр. 121—122. …в одном из самых первоначальных его стихотворений, набросанных, кажется, еще до знакомства с Белинским (и потом уж позднее обделанных и получивших ту форму, в которой явились они в печати). — Некрасов познакомился с Белинским в 1841 г. См.: Ю. Оксман. Летопись жизни и творчества В. Г. Белинского. М., 1958, стр. 279—280. Достоевский ошибочно предполагает, что стихотворение ‘Секрет’ (см. след. примеч.) было, возможно, набросано до знакомства с Белинским. Впервые полностью оно было напечатано в ‘Современнике’ (1856, No 8, стр. 203—205) с датой ‘1846’, затем перепечатывалось во всех прижизненных изданиях стихотворений поэта. Некоторые строфы стихотворения были опубликованы раньше, в 1851 г. (‘Современник’, 1851, No 11, стр. 89). Данные рукописей поэта приурочивают создание этого произведения не к 1846, а к 1855 г. См. об этом: Некрасов, т. I, стр. 571. История создания стихотворения Некрасова, как она передана здесь Достоевским, возникла, судя по всему, на почве желания писателя оправдать тот метод субъективной интерпретации художественного текста, который он себе позволяет. См. след. примеч.
Стр. 122. Вот эти стихи: Огни зажигались вечерние ~ В кармане моем миллион. — Достоевский цитирует первые три строфы второй части стихотворения ‘Секрет (Опыт современной баллады)’, повествующего о смерти богача, неправедным путем нажившего ‘миллион’. Стихи, приводимые Достоевским,— начало исповеди умирающего героя. Достоевский снял кавычки, означающие чужую речь. Изъятая из контекста, она приобрела вид как бы отдельного произведения, которое можно было толковать в качестве исповеди самого поэта. Между тем после смерти поэта А. С. Суворин писал: ‘Некрасова считали очень богатым человеком, но, кроме имения в Ярославской губернии, он не оставил никаких капиталов ни в наличных деньгах, ни в бумагах’ (НВр, 1878, 8 (20) января, No 669, ‘Заметка’, подпись: Незнакомец). На недопустимость истолкования стихотворения, какое было сделано Достоевским, обратил внимание Г. З. Елисеев (ОЗ, 1878, No 3, стр. 123).
Стр. 122. Это был демон гордости ~ чтобы уже не зависеть ни от кого. — Звучат мотивы романа Достоевского ‘Подросток’ (1875), главного героя которого писатель сближает здесь с поэтом. См. об этом: А. С. Долинин. Последние романы Достоевского. М.—Л., 1963, стр. 62—75.
Стр. 122. Такие люди пускаются в путь босы и с пустыми руками, и на сердце их ясно и светло. — Судя по всему, имеются в виду (как некая параллель) странствующие монахи нищенствующих орденов. Рассуждение Достоевского безусловно восходит к стихам Некрасова:
…Я похож
На нищего: вот бедный дом… и т. д.
(‘На Волге’, 1860)
Стр. 123. … ‘Брось вс, возьми посох свой и иди за мной’. — Контаминация разных евангельских текстов. Во-первых, слова Христа, сказанные им ученикам: ‘… если кто хочет идти за мною, отвергнись себя и возьми крест свой и следуй за мною’ (Евангелие от Матфея, гл. 16, ст. 24, ср.: от Марка, гл. 8, ст. 34, от Луки, гл. 9, ст. 23). Во-вторых, рассказ Евангелия от Марка о напутствии Христа своим ученикам: ‘И, призвав двенадцать, начал посылать их по два <...> И заповедал им ничего не брать в дорогу, кроме одного посоха: ни сумы, ни хлеба, ни меди в поясе, но обуваться в простую обувь и не носить двух одежд’ (Евангелие от Марка, гл. 6, ст. 7—9).
Стр. 123. Уведи меня в стан погибающих // За великое дело любви. — Цитата из стихотворения ‘Рыцарь на час’.
Стр. 123. Г-н Суворин уже публиковал нечто… — Достоевский имеет в виду следующее свидетельство Суворина: ‘Николай Алексеевич принимал самое теплое участие во мне с тех самых пор, как мы хорошо с ним познакомились. Это было в 1872 г. Никакой ему нужды во мне не было, но он приезжал ко мне на Васильевский остров и долго беседовал о литературе. Тогда же он советовал мне завести свою газету <...> Участие его, совершенно бескорыстное, указывающее именно на нежную его душу, простиралось до того, что в конце 1873 г. он предложил мне значительную для меня сумму на поездку за границу, чтоб оправиться там от постигшего меня несчастья. Я <...> не могу не вспомнить об этом с глубокою благодарностью’ (НВр, 1878, 1 (13) января, No 662). О том же писал Скабичевский: ‘… не говоря уже о постоянных сотрудниках, вы могли надеяться после помещения в журнале Некрасова одного какого-нибудь маленького рассказика явиться к Николаю Алексеевичу в затруднительном случае, в надежде воспользоваться у него таким кредитом, о котором вы не смели бы и мечтать при какой-либо другой редакции. Я уж не знаю, найдете ли вы при какой-либо иной редакции такую высокую гуманность, чтобы сотрудникам давались средства на поездку за границу для поправления здоровья или на издание их сочинений, а Некрасов делал это сплошь и рядом: так, мы видим, что, по свидетельству г-на Суворина, Некрасов даже ему предложил денег на поездку за границу, хотя г-н? Суворин является человеком совершенно посторонним и не имеющим никаких отношений к ‘Отечественным запискам» (БВ, 1878, 6 января, No6).
Стр. 123. Еще Гамлет дивился на слезы актера ~ ‘Что ему Гекуба?’…— Имеется в виду монолог Гамлета после прощания с актерами (д. 2, сцена 2):
… И все из ничего! из-за Гекубы!
Что он Гекубе, что она ему?
Что плачет он о ней…
(Шекспир. Полн. собр. драматич. произведений в переводе русских писателей, т. II. Изд. Н. А. Некрасова и Н. В. Гербеля. СПб., 1866, стр. 32).
Стр. 124. … древний печерский многострадалец ~ закопал себя по пояс в землю и умер… — Речь идет о ‘многотерпеливом Иоанне затворнике’ (ср. ИМ, стр. 197), который, борясь с плотскою страстью, ‘вырыл <...> яму, глубиною до плеч <...> и своими руками засыпал себя землей, так что только руки и голова были свободны’. Дьявол и после этого продолжал мучить святого тою же страстью, пока бог, по молитвам Иоанна, не освободил его от этих мук. Достоевский ошибается: Иоанн не умер в яме, выдержав искушение, он больше не был обуреваем этой страстью. См.: Киево-Печерский патерик по древним рукописям. Киев, 1870, стр. 102—106.
Стр. 124. … Поэтом можешь ты не быть, // Но гражданином быть обязан… — Цитата из стихотворения ‘Поэт и гражданин’ (1856).
Стр. 126. Декабрьский и последний выпуск ‘Дневника’ так сильно запоздал со затянулось дело. — О дате выхода в свет и причинах задержки этого выпуска ‘Дневника’ см. наст. изд., т. XXV, стр. 318.
Стр. 126. Может быть, решусь выдать один выпуск… — Этому желанию Достоевского не суждено было сбыться.
Стр. 126. …я и впрямь займусь одной художнической работой ~ невольно. — Речь идет о романе ‘Братья Карамазова’, над которым Достоевский работал ближайшие три года (1878—1880).
Стр. 126. Но ‘Дневник’ я твердо надеюсь возобновить через год. — Надежда продолжить ‘Дневник’ осуществилась через два года, которые были отданы писанию и печатанию романа ‘Братья Карамазовы’. Заканчивая роман в 1880 г., Достоевский ‘возобновил’ ‘Дневник’ единственным выпуском (август), посвященным торжествам по случаю открытия памятника А. С. Пушкину в Москве и публикации своей речи (8 нюня 1880 г.).
Стр. 126—127. Прошу вновь у всех, которым не ответил до сих нор, их доброго, благодушного снисхождения,— За годы выпуска в свет ‘Дневника писателя’ у Достоевского образовалось так много корреспондентов, что писатель не имел возможности отвечать каждому из них. Е. А. Штакеншнейдер записывает слова Достоевского в свеем ‘Дневнике’: ‘Да разве я буду на них (эти письма,— Ред.) отвечать! Разве есть возможность отвечать на них! Вот, например: ‘Выясните мне, что со мной? Вы можете и должны это сделать: вы психиатр, и вы гуманны…’ Как тут отвечать письмом, да еще незнакомой? Тут надо не письмом писать, а целую статью. Я и напечатал просто, что не в силах писать столько писем’ (Е. А. Штакеншнейдер. Дневник и записки (1854—1886). M.—Л., 1934, стр. 423). Писатель, однако, отвечал и лично, и в ‘Дневнике’ многим своим корреспондентам. О корреспондентах Достоевского и их письмах см. наст. изд., т. XXV, стр. 350—358.
Стр. 127. … может быть, русская-то женщина и спасет нас всех… — Достоевский не раз высказывал эту мысль, см., например, ‘Дневник писателя’ за 1877 г. (сентябрь, гл. 2, III). Не все читатели одобряли эти идеи, см., например, наст. изд., т. XXV, стр. 355.
Стр. 127. Корреспонденту, написавшему мне длинное письмо (на 5 листах) о Красном Кресте… — Об этом корреспонденте см. наст. изд., т. XXV, стр. 352.
Стр. 127. Мой адрес остается прежним… — С середины сентября 1875 г. до середины мая 1878 г. Достоевский жил на Греческом проспекте, в доме А. П. Струбинского. Дом сохранился. См.: Саруханян, стр. 272—273.
Стр. 128. P. S. Издатель одной новой книги ~ ‘Восточный вопрос прошедшего и настоящею. Защита России. СЭРА Т. СИHКЛЕРА, баронета, члена английского парламента. Перевод с английского’… — Имеется в виду книга: Восточный вопрос прошедшего и настоящего. Защита России. Сэра Т. Синклера, баронета, члена британского парламента. Пер. под ред. В. Ф. Пуцыковича. СПб., 1878. Издателем этой книги был В. Ф. Пуцыкович (1843—1909), в типографии которого она (так же, как и декабрьский выпуск ‘Дневника писателя’ за 1877 г.) и была напечатана. О том, что книга Синклера переводится на русский язык (вместе с развернутым изложением этой работы), сообщалось в ноябрьских газетах. См.: СПбВед, 1877, 19 ноября (1 декабря), No 320, СВ, 1877, 23 ноября (5 декабря), No 206. В. Ф. Пуцыкович был секретарем редакции газеты-журнала ‘Гражданин’ в пору редактирования ее Достоевским. После ухода Достоевского с поста редактора Пуцыкович занял это место. С 1877 г. по 1879 г. он — собственник этого издания. В 1879 г. Достоевский ищет способы помочь Пуцыковичу, оказавшемуся за границей и (как он уверят писатели) без денег, в предпринимаемом им издании ‘Русский гражданин’, который начал выходить в Берлине с конца 1879 г. (по 1881 г.). См. письма Достоевского Пуцыковичу от 3 мая 1879 г., Н. А. Любимову и Пуцыковичу от 11 июня 1879 г., Н. А. Любимову от 8 июля 1879 г., А. Г. Достоевской от 24 июля (5 августа) 1879 г., 28 июля (9 августа) 1879 г. и др.

ПОДГОТОВИТЕЛЬНЫЕ МАТЕРИАЛЫ

Стр. 176. Вот почему, может быть, он один только во всей Европе и не чувствует, что он в опале. — Речь идет о бонапартисте Мак-Магона.
Стр. 176. Наши тоже убеждены в торжестве законности. — В России даже правая печать (‘Московские ведомости’, например) была не только убеждена ‘в торжестве законности’, то есть победе республиканской формы правления на предстоящих выборах во Франции, но и жаждала этой победы как очевидной гарантии общеевропейского мира.
Стр. 177. Превосходно замечание ‘М<осковских> в<едомостей>‘ о сочувствии католиков к туркам и даже к магометанству, и даже чуть не самого папы. — См. стр. 12.
Стр. 177. …эскамотировать… — обморочить (франц. escamoter).
Стр. 178. В ‘Москов<ских> ведомостях’ описание. — См. выше, стр. 12.
Стр. 178. Но там не тот конец. — Отрывок из передовой статьи ‘Московских ведомостей’, процитированный в сентябрьском выпуске ‘Дневника писателя’ за 1877 г. (см. стр. 12), заканчивался фразой: ‘Итак, мы по-прежнему остаемся наедине с Турцией’. Несколько ниже (см. стр. 13) Достоевский не согласился с этим заключением: ‘Но так ли это? Наедине ли? Не предстоит ли, напротив, в самом ближайшем будущем, что мы вдруг очутимся не наедине с Турцией, а наедине со всей Европой’.
Стр. 178. Наконец-то я прочел. — Достоевский имеет в виду все ту же передовую статью, напечатанную в No 235 ‘Московских ведомостей’ от 22 сентября 1877 г. В статье, процитированной в ‘Дневнике писателя’, Достоевский ‘наконец-то… прочел’ о том, о чем он сам писал в майско-июньском выпуске ‘Дневника писателя’ за 1877 г. (наст. изд., т. XXV, стр. 145), то есть уже и о ‘воинствующем католицизме’ (стр. 12).
Стр. 179. Отказаться от пред о минирования… — Предоминировать — господствовать, преобладать (от франц. prdominer).
Стр. 179. Все это близко, ‘при дверях’. — В этих опровержениях возможной близости общеевропейской войны как по крайней мере войны между Францией и Германией Достоевский пользуется лексикой предсказания Христом скорого ‘пришествия сына человеческого’: ‘От смоковницы возьмите подобие: когда ветви ее становятся уже мягки и пускают листья, то знайте, что близко лето, так, когда вы увидите вс сие, знайте, что близко, при дверях. Истинно говорю вам: не прейдет род сей, как вс сие будет’ (Евангелие от Матфея, гл. 24, ст. 33—35).
Стр. 180. … а между тем есть внешние события. — Главными из этих событий были: 1) дальнейшее усиление, как казалось Достоевскому, клерикального и бонапартистского влияния на французскую политику после ‘клерикального переворота’ 4 (16) мая 1877 г., 2) новые выпады Пия IX против ‘схизматической’ России, 3) военные неудачи России под Карсом и Плевной, способствовавшие, по убеждению Достоевского, усилению клерикальной экспансии в Западной Европе, 4) ориентация Германии, ввиду растущей опасности общеевропейской войны, на союз с Россией. Обо всем этом Достоевский подробно писал в сентябрьском выпуске ‘Дневника писателя’ за 1877 г.
Стр. 180. … события в Москве… — Возможно, подразумевается восторженная реакция московского общества на протесты Вильгельма I, его правительства и официозной германской печати против турецких зверств и клеветнических заявлений турецких министров ‘о русских зверствах на Балканах’. Представление о таком настроении московского общества дает телеграмма, помещенная на страницах ‘Нового времени’ (1877, 18 (30) июля, No 497): ‘Москва, 16-го июля, суббота, вечером. Здесь радушно одобряется предложение москвичей отправить германскому императору благодарственный адрес за искренний и честный образ действий его величества по Восточному вопросу. Фабриканты предполагают преподнести императору Вильгельму роскошный альбом видов Москвы, а дамы заняты составлением узора для роскошного ковра, который они намерены поднести князю Бисмарку. Симпатии Москвы к германской нации проявляются ежедневно’. Не исключено, что эти факты рассматривались Достоевским как подтверждение его догадок о неизбежности союзнических отношений между Германией и Россией накануне войны католической Европы против Европы православной и протестантской.
Стр. 182. То-то и есть, что, может быть, на свидании европейских владык и министров их гарантировала уже Австрия. — Подразумеваются австро-венгерские гарантии по крайней мере нейтралитета в случае новой войны между Францией и Германией. См. примеч. к стр. 17. Дипломатической встрече Бисмарка с Андраши предшествовало свидание ‘владык’ Германии и Австро-Венгрии — Вильгельма I и Франца-Иосифа, также происходившее в обстановке секретности. По мнению политических обозревателей, и во время этого свидания речь шла о гарантиях на случай войны. Так, в ‘Последней почте’ ‘Московских ведомостей’ (1877, 20 августа, No 207) было помещено следующее сообщение: ‘В своем донесении о свиданий императоров в Ишле Садуллах-бей (турецкий посол в Германии,— Ред.) объяснил, что император Вильгельм настаивал пред императором Францем-Иосифом на необходимости твердо поддержать союз императоров, причем убеждал-де Австрию к совокупному действию’. Несколько выше та же ‘Последняя почта’ сообщала, что Садуллах-бей переслал своему правительству ‘статью ‘Nord-deutsche-Allgemeine Zeitung’, где политика Германии была изображена совершенно ясно’.
Стр. 184. Читаю — вещь устарелая. — Подразумевается передовая статья ‘Московских ведомостей’ (1877, 22 сентября, No 235), в которой говорилось о ‘воинствующем католицизме’. Отрывок из этой статьи процитирован в ‘Дневнике писателя’ за сентябрь 1877 г. (стр. 12). Несколько ниже (см. стр. 21) Достоевский называет уже ‘устарелыми’ и собственные повторные ‘прорицания’ о католическом заговоре и католической экспансии в Западной Европе.
Стр. 184. Теперь всего через 4 дня выборы.— Подразумеваются выборы во французскую Палату депутатов, назначенные на 2 (14) октября 1877 г.
Стр. 185. Воровство, но вс же еще остается сила, которой все боятся. — Подразумевается, как и после Крымской войны, обращение русской печати к выявлению вопиющих злоупотреблений всякого рода ‘деловых людей’ (чиновничества, купечества, служилого дворянства) в снабжении действующей армии. Одним из первых к обличению воровства во время русско-турецкой войны 1877 г. обратился публицист Евгений Марков в статье ‘С кем нам воевать’. О повсеместном воровстве в Крымскую кампанию, косвенно намекая при этом на воровство, продолжающееся в широких размерах и во время русско-турецкой войны 1877 г., писал Щедрин в очерке ‘Тяжелый год’. Делая свою заметку, Достоевский учитывал также многочисленные разоблачения лихоимства ‘патриотической’ печатью. ‘Московские ведомости’ (1877, 28 июля, No 187) сообщали: ‘В ‘Русский мир’ пишут из Одессы, от 21 июля, что комиссия для освидетельствования заказов прессованного сена не досчиталась 180 000 пудов, кипы снаружи обложены сеном, а внутри бурьян и солома. Недостаток сена подрядчики объясняют ураганами и усушкой’. ‘По словам ‘Сев<ерного> вест<ника>‘,— писала газета Суворина,— через двадцать с лишком лет, после Крымской войны, мы явились на новую войну с некоторыми из прежних своих недостатков и слабостей. Между тем как лучшая, большая часть общества напрягает все свои усилия для содействия государству в войне, прежние примеры, считавшиеся навсегда забытыми, всплывают на поверхность. В одном месте выброшен дурной провиант, настолько испорченный, что заражает воздух, в другом месте провиант пропал, в третьем каким-то жертвователем прислан кофе, подкрашенный зеленою краскою’, и т. д. (см.: НВр, 1877, 20 августа, No 530). См. также: ‘Злоупотребления в интендантстве’ (Современные известия, 1877, 15 августа, No 223), ‘Еще о злоупотреблениях в складах военно-продовольственных запасов’ (там же, 21 августа, No 229).
Стр. 186. Обвиняют штаб, Игнатьева. — Возможно, эта заметка имеет прямое отношение к суждениям Достоевского о просчетах русского командования, обнаружившихся во время осады и штурмов Плевны летом 1877 г. Под ‘штабом Игнатьева’ подразумевается, очевидно, русское посольство в Турции во главе с послом графом Н. П. Игнатьевым (1832—1908), повинное в необъективной информации о военной мощи Турции, вследствие чего к войне с Турцией Россия подготовилась недостаточно основательно. Но, видимо, Достоевский имеет в виду обвинения в адрес ‘штаба Игнатьева’, которые исходили из среды западноевропейских дипломатов и публицистов.
Стр. 188. …у Бисмарка и у великого императора Германии. — См. выше, примеч. к стр. 91.
Стр. 190. Русское юношество. Юность в безверии. Две свободы, понятие о свободе. — Эти темы не были затронуты Достоевским в окончательном тексте декабрьского выпуска ‘Дневника писателя’ за 1877 г.
Стр. 190. Шибанов, Салос Никола ~ Пушкин. — Наброски тем второй главы декабрьского выпуска ‘Дневника писателя’ за 1877 г. Шибанов — см. выше, примеч. к стр. 117. Салос Никола — см. ниже, примеч. к стр. 194.
Стр. 190. …квиетизмом… — Квиетизм (лат. quietus — спокойный) — здесь: равнодушное, безучастное отношение к жизни.
Стр. 193. Скабичевский. Художественностью не докажете. ‘Коробейник<и>‘ — вс это бесконечно ниже.— Замечание вызвано рассуждениями Скабичевского о том, что язык Некрасова-поэта плох там, где он восходит к Пушкину, и хорош, и понятен народу в тех случаях, когда этого влияния нет: ‘Некрасов делался любимейшим поэтом для совершенно неразвитых людей, услыхавших или прочитавших стихотворения его вроде ‘Огородника’, ‘Тройки’ или ‘Коробейников’…’ (см.: БВ, 1878, 6 января, No 6).
Стр. 193. Речь Посполита… — Речь Посполита (польск. Rzeczpospolita — республика) — старое наименование польского государства в конце XV-XVIII вв.
Стр. 194. Лермонтов. Салос Никола его устыдил. — Судя по этой записи, Достоевский собирался поставить в связь ‘Песню… про купца Калашникова’ Лермонтова (см. стр. 117, 422, 423) и историческое предание о чудесном спасении Пскова от гнева Ивана Грозного (1570 г.). Карамзин пишет: ‘Иоанн готовил Пскову участь Новгорода <...> Там начальствовал добрый князь Юрий Токмаков и жил славный благочестием отшельник Салос (юродивый) Никола: один счастливым советом, другой счастливою дерзостию спасли город’. Отказавшись от мысли расправиться с Псковом так же, как с Новгородом, царь ‘зашел в келию к старцу Салосу Николе, который под защитою своего юродства не убоялся обличать тирана в кровопийстве и святотатстве. Пишут, что он предложил Иоанну в дар … кусок сырого мяса, что царь сказал: ‘Я христианин и не ем мяса в Великий пост’, а пустынник ответствовал: ‘Ты делаешь хуже: питаешься человеческою плотию и кровию, забывая не только пост, но и бога!’ Грозил ему, предсказывал несчастия и так устрашил Иоанна, что он немедленно выехал из города…’ и т. д. (Карамзин, стр. 173—174, 175—176, а также примеч. к т. IX, NoNo 287, 288). О Николе Псковском Салосе, источниках, положенных в основу повествования о нем у Карамзина, и литературе, касающейся этого предмета, см.: А. М. Панченко. Смех как зрелище. — В кн.: Д. С. Лихачев, А.М. Панченко. ‘Смеховой мир’ Древней Руси. Л., 1976, стр. 176—178.
Стр. 194 …убил Шибанова,— О Шибанове см. выше, примеч. к стр. 117.
Стр. 194. ‘Крестьянские дети’. — Стихотворение Некрасова, 1861 г. Впервые было напечатано в журнале ‘Время’. См. выше, примеч. к стр. 112.
Стр. 195. …слово без дела мертво есть… — Перефразировка известного изречения: ‘…вера, аще дел не имать, мертва есть’ (Соборное послание Иакова, гл. 2, ст. 17).
Стр. 195. Нет, уж лучше воспевать голых женщин. — Запись косвенно, соотносится со стихами Некрасова:
…Нет, ты не Пушкин. Но покуда
Не видно солнца ниоткуда,
С твоим талантом стыдно спать,
Еще стыдней в годину горя
Красу долин, небес и моря
И ласку милой воспевать…
(‘Поэт и гражданине, 1856)
Фраза о воспевании ‘голых женщин’ — отголосок полемики Достоевского с ‘утилитаристами’ в искусстве: ‘Г-н —бов и вопрос об искусстве’. См. выше, примеч. к стр. 121. Достоевский, возражая и представителям ‘чистого искусства’ и ‘утилитаристам’, с глубоким сочувствием цитировал стихотворение А. А. Фета ‘Диана’ (1850):
Богини девственной округлые черты,
Во всем величии блестящей наготы,
Я видел меж дерев над ясными водами…
См. наст. изд., т. XVIII, стр. 97. Рассуждения Достоевского, вводящие и заключающие текст Фета (там же, стр. 96—97), связаны, в частности, с поэтической декларацией Н. Ф. Щербины ‘Пред статуей Венеры Таврической’ (1852):
Ты когда-то жила меж людей
И художник, в печали своей,
Когда сердцем болящим страдал
Над нестройною жизнью людей,
Твой чарующий лик изваял,
И он верил: придут времена —
Все, что в духе бесплотно живет,
Будто грезы роскошного сна,
В повседневную жизнь перейдет…
(Н. Ф. Щербина. Избранные произведения. Л., 1970 (Б-ка поэта, большая серия. Изд. 2-е), стр. 125, а также примеч., стр. 534). Эти рассуждения вводят в поле зрения читателя целый ряд стихотворений поэта, включающий аналогичные мотивы, в том числе ‘Просьба художника’ (1847). Последнее заключается строфой:
Полна невинности, явись ты предо мной,
Чтоб не была ничем краса твоя покрыта,
Как вышла некогда богиня Афродита
Из пены волн, блистая наготой.
(там же, стр. 107). И это произведение Щербины, и другие его стихотворения антологического рода были объектом пародий, в частности — Д. Д. Минаева, одна из них была опубликована в журнале ‘Время’ (1861, No 1, стр. 79), в фельетоне Минаева, которым началось и закончилось (если не считать нескольких стихотворных вставок в ‘Петербургских сновидениях в стихах и прозе’) сотрудничество Минаева в издании братьев Достоевских. См. об этом: наст. изд., т. XIX, стр. 262—264, а также: И. Г. Ямпольский. Дмитрий Минаев. — В кн.: Поэты ‘Искры’, т. И. Л., 1955 (Б-ка поэта, большая серия. Изд. 2-е), стр. 12. Позднее Минаев вернулся к той же теме в пародии ‘Фанты. Современная элегия (Посвящается детям, начинающим учиться российской азбуке)’ (1863), написанной в форме загадок с подсказывающей ответ рифмой:
Кто он, сорвавший гиматий
С музы афинской в час сплина,
Пост завещавший для братии?
Кто он? — Щ<ербина>.
(там же, стр. 126). К полемике с Д. Д. Минаевым и теми, кто был убежденным сторонником вульгарного ‘утилитаризма’ в искусстве, Достоевский вернулся по окончании ‘Дневника писателя’ за 1877 г., в ‘Братьях Карамазовых’. См. наст. изд., т. XV, стр. 589.
Стр. 195. Я не говорю, что Некрасов ставил кабаки, хотя меня и уверяли в этом клятвенно чуть не очевидцы. — Судя по дальнейшим записям в ИМ (см. ниже, стр. 199, 200), Достоевский слышал об этом от Н. П. Огарева, с которым часто встречался в Женеве в 1867—1868 гг. См.: Гроссман, Жизнь и труды, стр. 172, 177. Рассказы Огарева о Некрасове, компрометирующие поэта, были вызваны, по-видимому, враждебностью Огарева, возникшей в результате участия Некрасова в имущественной распре Огарева с его женой, М. А. Огаревой. См. об этом: А. Г. Дементьев. 1) ‘Огаревское дело’. — РЛ, 1974, No 4, стр. 127—143, 2) Письмо Некрасова Панаевой (еще раз об ‘огаревском деле’). — В кн.: Н. А. Некрасов и его время, вып. II. Калининград, 1976, с. 48—54, Б.Л.Бессонов. 1) К истории ‘огаревского дела’ (по новонайденным материалам). — РЛ, 1978, No 3, стр. 139—144, 2) Об утраченной переписке А. Я. Панаевой и Некрасова. (История одной публикации). — В кн.: Некрасовский сборник, вып. VII. Л., 1980, стр. 47—65. В указанных статьях дана и литература вопроса. См. также наст. изд., т. XXV, стр. 323.
Стр. 196—197. Вы утверждаете, Наблюдательно Кронеберга. — Наброски к первой главе декабрьского выпуска ‘Дневника писателя’ за 1877 г.
Стр. 197. (Зарыт, как Антоний.) ~ его мучившей. — Речь идет не об Антонии, названном так Достоевским, по-видимому, ошибочно, а об Иоанне-затворнике Печерском. См. выше, примеч. к стр. 124. Ср. также стр. 202.
Стр. 197. Но кто поднимет камень. — Имеются в виду слова Христа: ‘…кто из вас без греха, первый брось на нее камень’ (Евангелие от Иоанна, гл. 8, ст. 7). См. также выше, примеч. к стр. 110. Ср. также слова Скабичевского: ‘Но не дерзнем кидать камень осуждения в только что застывший прах поэта’ (БВ, 1878, 6 января, No 6). Ранее, у Суворина: ‘Как это просто, в самом деле, и как легко бросить камнем в человека? Но если вы вспомните, какую он (Некрасов,— Ред.) прошел школу, если вы вспомните, что он не кланялся…’ и т. д. (НВр, 1878, 1 января, No 1). Все слова о ‘камне’, восходящие к евангельскому источнику, учитывают, по-видимому, общее посредство — стихи самого Некрасова:
…Мне было двадцать лет тогда!
Лукаво жизнь вперед манила
. . . . . . . . . . . . . .
Душа пугливо отступила…
Но сколько б ни было причин,
Я горькой правды не скрываю
И робко голову склоняю
При слове: честный гражданин.
Тот роковой, напрасный пламень
Доныне сожигает грудь,
И рад я, если кто-нибудь
В меня с презреньем бросит камень…
(‘Поэт и гражданин’)
Достоевский безусловно помнил и о литературном образце, трансформированном в этих стихах Некрасова,— стихотворении Лермонтова ‘Пророк’ (1844).
Стр. 199. …разговор с Николаем, письма Пушкина, мужеств<енный> человек. — Николай I вызвал к себе А. С. Пушкина из Михайловского, где поэт находился на положении ссыльного, и 8 сентября 1826 г. состоялась встреча Пушкина с царем. Детали этого свидания неизвестны, и сам поэт не говорил о нем. Два стихотворения: ‘Стансы’ (‘В надежде славы и добра’) (1826) и ‘Нет, я не льстец…’ (1828), адресованные Пушкиным Николаю I, многими воспринимались и при жизни поэта, и позднее как уступка престолу и слабость поэта. См. об этом: Б. Томашевский. Пушкин. Книга вторая. Материалы к монографии (1824—1837). М.—Л., 1961, стр. 250—256. Судя по всему, и эти стихотворения, и письма Пушкина (имеется в виду прежде всего официальная переписка, отразившая отношения с правительством) воспринимались Достоевским, в противовес распространенному мнению, как свидетельство мужества и достоинства поэта. .
Стр. 199. В Некрасове ошибки. Убиение французов — позор. — Достоевский имеет в виду стихотворение Некрасова ‘Так, служба! сам ты в той войне’ (1846). Впервые опубликовано в издании: Стихотворения Н. Некрасова. М., 1856, стр. 23—24. Позднее перепечатывалось во всех прижизненных собраниях сочинений Некрасова. Готовя новое собрание своих стихотворений, вышедшее уже после смерти поэта, Некрасов сделал к стихотворению пометку: ‘Отнести в приложение. Не люблю этой пьесы, хотя буквально она верна — слышал рассказ очевидца Тучкова (впоследствии московского генерал-губернатора)’. См. об этом комментарий А. М. Гаркави: Н. А. Некрасов. Полное собрание стихотворений в трех томах, т. I. Л., 1967 (Б-ка поэта, большая серия. Изд. 2-е), стр. 608.
Стр. 199. …перевязывать грудь ~ за свое рабство. — Имеются в виду стихи Некрасова, обращенные к русской крестьянке:
…Завязавши под мышки передник,
Перетянешь уродливо грудь…
(‘Тройка’, 1846)
Стр. 199. На парижскую чернь, о подвигах которой он вычитал раз на всю жизнь в томах Тьера и Рабо. — Завуалированная отсылка к стихотворению Д. В. Давыдова ‘Современная песня’ (1836):
…Томы Тьера и Рабо
Он на память знает
И, как ярый Мирабо,
Вольность прославляет.
А глядишь: наш Мирабо
Старого Гаврило
За измятое жабо
Хлещет в ус да в рыло…
Достоевский цитирует эти стихи в ‘Дневнике писателя’ за 1876 г.: ‘Помните вы стихи:
Томы Тьера и Рабо
Он на память знает,—
И, как ярый Мирабо,
Вольность прославляет.
Стихи эти чрезвычайно талантливые, даже до редкости, и останутся навсегда, потому что они исторические, но тем и драгоценнее, ибо они написаны Денисом Давыдовым, поэтом, литератором и честнейшим русским’ (наст. изд., т. XXIII, стр. 32). Произведения поэта имелись в библиотеке Достоевского. См.: Гроссман, Семинарий, стр. 24. О Тьере и Рабо см.: наст. изд., т. XXIII, стр. 365. Ср. также цитату в фельетоне ‘Петербургская летопись’ (1847): наст. изд., т. XVIII, стр. 114, а также 305.
Стр. 200. В воспоминаниях Сергея Аксакова ~ почти только о природе русской. — Многие произведения С.Т. Аксакова связаны с воспоминаниями: ‘Записки об уженье’ (1847), ‘Записки ружейного охотника Оренбургской губернии’ (1852) и др. Как раз произведение С. Т. Аксакова под названием ‘Воспоминания’,’впервые вышедшее в свет вместе с ‘Семейной хроникой’ (М., 1856), менее занято описанием русской природы, чем другие его художественные тексты. Четвертому, посмертному изданию ‘Семейной хроники’ (1870) сын писателя, И. С. Аксаков, предпослал предисловие, подчеркивающее связь между ‘Семейной хроникой’ и ‘Воспоминаниями’. Судя по всему, Достоевский под ‘воспоминаниями’ имеет в виду оба текста: и собственно ‘Воспоминания’, и ‘Семейную хронику’. Возможно также, здесь разумеется и более широкий корпус сочинений С. Т. Аксакова. К указанным следует добавить в первую очередь ‘Детские годы Багрова-внука’, служащие продолженном ‘Семейной хроники’ (М., 1858). Имя героя — Сергей, мельком упомянутое на последних страницах ‘Семейной хроники’, восходит к ‘Воспоминаниям’ и ‘Детским годам Багрова-внука’. В библиотеке Достоевского имелось одно из изданий ‘Семейной хроники’ и ‘Воспоминаний’. См.: Гроссман, Семинарий, стр. 22. См. здесь же отсылки к упоминаниям произведений Аксакова в сочинениях Достоевского и в мемуарной литературе о нем.
Стр. 201. …Что мы робели там, где Некрасов не робел и не останавливался… — Ср., например, сходную мысль в стихотворении ‘Рыцарь на час’, где Некрасов рассуждает о суде над собой врагов и друзей, чье мнение для него не носит характера авторитетного приговора:
Что друзья? Наши силы не ровные,
Я ни в чем середины не знал,
Что обходят они, хладнокровные,
Я на все безрассудно дерзал…
Стр. 202. (С Валуевым.) — П. А. Валуев (1815—1890) — русский государственный деятель. В 1858—1861 гг. был директором департамента Министерства государственных имуществ, в 1861—1868 — министр внутренних дел. Во время, предшествовавшее отмене крепостного права, придерживался консервативных позиций. Отношение Достоевского к Валуеву (как и западников, с которыми здесь Достоевский Валуева сближает) было неодобрительным. Именно вследствие доклада Валуева царю был закрыт журнал братьев Достоевских ‘Время’ (1863), который и до статьи H. H. Страхова ‘Роковой вопрос’, явившейся поводом для запрещения журнала, вызывал раздражение министра внутренних дел. См. об этом: Нечаева, ‘Время’, стр. 308, 292—299. Именно Валуева как главного виновника запрещения журнала ‘Время’ назвал Герцен, откликнувшийся в ‘Колоколе’ на этот факт (см. там же, стр. 308). К Валуеву вынужден был обратиться M. M. Достоевский, хлопоча о возобновлении журнала или разрешении издавать другой журнал с другим названием (1863). См. об этом: Нечаева, ‘Эпоха’, стр. 8—10. Валуев и вся его деятельность были мишенью для насмешек и эпиграмм самых разных писателей. См., например, сатиру Н. А. Некрасова ‘Песня о свободном слове’ (1865) и эпиграммы Н. Ф. Щербины ‘Sapienti sat’ (1866), ‘Marquis de W‘ (1867).
Стр. 204. Но этот эпизод мне дал тогда же намерение… — Имеется в виду выкрик из толпы во время речи Достоевского на похоронах Некрасова. См. выше, стр. 112—113.
Стр. 205. Не закопали в землю. — См. выше, примеч. к стр. 124.
Стр. 206. …с навеянными из былой чуждой жизни убеждениями, жизни бесформенной и безобразной… — Завуалированная цитата из Некрасова:
…Вокруг меня кипел разврат волною грязной,
Боролись страсти нищеты,
И на душу мою той жизни безобразной
Ложились грубые черты…
(‘В неведомой глуши, в деревне полудикой’, 1846)
Стр. 208. Салос Никола. Ну-тка, свободные люди, сделайте-ка это, как вы этот образ себе представляете. — О Николе Псковском Салосе см. выше, примеч. к стр. 194.

ДНЕВНИК ПИСАТЕЛЯ НА 1880 ГОД

Источники текста

ЧН1 — Черновой набросок к первой главе. Хранится: ГБЛ, ф. 93. 1.2.1/22 (на одном листе с набросками к главе IV седьмой книги ‘Братьев Карамазовых’). Опубликован: ЛН, т. 86, стр. 100.
ЧН2 — Черновые наброски ко второй главе. 9 стр. Хранятся: ИРЛИ, ф. 100, No 29502, см.: Описание, стр. 85—86. Наброски <1>—<3> опубликованы: ЛН, т. 86, стр. 105—113. Набросок <4> опубликован: ‘Вестник литературы’, 1921, No 2, стр. 5—6, а также в кн.: Радуга. Альманах Пушкинского дома. Пб., 1922, стр. 261—270.
ЧА — Черновой автограф первой—третьей глав. 32 стр. Хранится: ГИБ, ф. 262, ед. хр. 1 (переплетенная А. Г. Достоевской тетрадь), см.: Описание, стр. 86—87. Первая глава: стр. 17—21 и 23, вторая глава: стр. 1—11, 13 и 14, третья глава: стр. 25—37, 39—41, 43 (авторская пагинация: 1—17). Автограф второй главы опубликован: Сб. Достоевский, II, стр. 509—536. Автографы первой и третьей глав публикуются впервые.
ЧА1 — Черновой автограф третьей главы (главки I—III). 12 стр. (из них 5 стр. черновых набросков). Хранится: ГБЛ, ф. 93. I. 2.16/1—3, см.: Описание, стр. 86. Публикуется впервые.
HP — Наборная рукопись первой—третьей глав. 148 стр. Хранится: ГБЛ, ф. 93. 1.2.15 (переплетенная А. Г. Достоевской тетрадь), см.: Описание, стр. 87—89. Первая глава рукою А. Г. Достоевской, с заголовками и правкой Достоевского: стр. 1—25 (авторская пагинация листов: 1—13), вторая глава рукою А. Г. Достоевской, с заголовками и правкой Достоевского: стр. 27—75 (авторская пагинация листов: 1—25), на стр. 75 подпись: ‘Ф. Достоевский’, третья глава: стр. 79—152 (авторская пагинация листов: 1—37), стр. 79—117 и 140—152 — рукою А. Г. Достоевской и заголовками и правкой Достоевского, стр. 119—140 (главка III ‘Две половинки’) — автограф Достоевского, на стр. 152 подпись и дата: ‘Ф. Достоевский. 16 июля 80 г.’. Публикуется впервые.
К — Корректура в верстке (первый печатный лист) первой главы и начала второй. С правкой Достоевского. 16 стр. Хранится: ИРЛИУ ф. 100, No 29484, см.: Описание, стр. 89. Публикуется впервые. МВед — 1880, 13 июня, No 162: Пушкин (Очерк). С подписью: Ф. Достоевский.
18801 — Дневник писателя. Ежемесячное издание. Год III. Единственный выпуск на 1880. Август. С подписью: Ф. Достоевский. В типографии бр. Пантелеевых, СПб. Ценз, разрешение: 1 августа 1880 г. 18802 — Дневник писателя. Ежемесячное издание. Год III. Единственный выпуск на 1880. Август. Второе издание. С подписью: Ф. Достоевский. В типографии бр. Пантелеевых, СПб. Ценз, разрешение: 5 сентября 1880 г.
В собрание сочинений впервые включено в издании: 1883, т. 12.
Печатается по тексту 18802 со следующими исправлениями по другим источникам:
Стр. 129, строки 15—16: ‘предводителем славянофилов’ вместо ‘представителем славянофилов’ (по всем другим источникам).
Стр. 134, строка 40: ‘к всеединению’ вместо ‘к соединению’ (по ЧА и HP).
Стр. 138, строка 21: ‘отвлеченно’ вместо ‘отвлечено’ (по ЧА, HP, МВед).
Стр. 142, строка 26: ‘вы строплп это здание’ вместо ‘выстроили это здание’ (по ЧА, HP, МВед).
Стр. 150, строка 42: ‘учения Христова’ вместо ‘учения Христа’ (по HP и 18801).
Стр. 158, строка 20: ‘в том-то и вся суть’ вместо ‘в том-то и вся сила’ (по ЧА).

1

Прервав издание ‘Дневника писателя’ в конце 1877 г., чтобы иметь возможность целиком отдаться писанию романа ‘Братья Карамазовы’, Достоевский намеревался возобновить работу над ‘Дневником’ после окончания романа, т. е. с января 1881 г. Однако летом 1880 г. в Москве, в дни пушкинских праздников, кульминационным моментом которых явилась его речь о Пушкине, произнесенная 8 июня на торжественном заседании Общества любителей российской словесности, у писателя возникло намерение издать уже в 1880 г. один выпуск ‘Дневника’, перепечатав в нем пушкинскую речь в форме, привычной для читателей и подписчиков ‘Дневника’.
Торжественное открытие памятника Пушкину на Тверской (или Страстной — ныне Пушкинской) площади в Москве 6 (18) июня 1880 г. явилось заключительным звеном длившейся около 20 лет борьбы передовой части образованного русского общества за признание национального значения великого русского поэта и увековечение его памяти.
Мысль о сооружении памятника Пушкину не случайно возникла в период общественного подъема начала 1860-х годов, причем принадлежала она не правительственным кругам, а группе бывших воспитанников Царскосельского лицея. Было решено, что памятник будет сооружен не за счет правительства, а по подписке, за счет общественных пожертвований. Однако хотя сбор средств на памятник (который но первоначальному замыслу должен был быть воздвигнут в Царском Село в саду, ранее принадлежавшем Лицею) был начат дирекцией Лицея в 1862 г., необходимой суммы ей собрать не удалось. В 1870 г. для сооружения памятника из бывших воспитанников Лицея был создан комитет, который, признав, что постановка памятника в лицейском саду не отвечает значению Пушкина, решил, по предложению лицейского товарища поэта, адмирала Ф. Ф. Матюшкина, ввиду равнодушия, проявленного к судьбе памятника официальным Петербургом, избрать местом его сооружения не Царское Село и не столицу, богатую ‘памятниками царственных особ и знаменитых полководцев’, а родину поэта, Москву, что позволило бы придать памятнику Пушкина ‘значение вполне народного достояния’. {Ф. Б<улгаков>. Венок на памятник Пушкину. СПб., 1880, стр. 199.} В 1871 г. на собрании московской интеллигенции, где присутствовали И. С. Аксаков, П. И. Бартенев, М. П. Погодин, Ю. Ф. Самарин и другие, а также князь В. А. Черкасский и городской голова Лямин, было выбрано место будущего памятника, а в 1872 г. выбор этот по ходатайству принца П. Г. Ольденбургского и московского генерал-губернатора князя В. А. Долгорукова был утвержден Александром II.
После этого было проведено два общественных конкурса проектов памятника и третье — более узкое — обсуждение обеих моделей, получивших одобрение большинства членов жюри. В результате комитетом в мае 1875 г. был одобрен проект скульптура А. М. Опекушина. Возобновленный сбор средств на памятник приобрел на этот раз всенародный размах, и это позволило довести сооружение памятника до конца ‘безо всякой примеси бюрократического или приказного характера’ и ‘без дополнительных пособий от казны’ (по выражению академика Я. К. Грота). {Там же, стр. 204.}
‘Праздник, действительно, вышел вполне литературно-общественный,— подчеркивал, говоря о значении пушкинских дней 1880 г., автор одного из посвященных им изданий. — Все на нем было ‘общественное’: и почин в устройстве памятника, и участие в чествовании, общественная мысль и общественное слово. Торжество не знало ни опеки, ни формы и внешней окраски, какую могло бы сообщить ему канцелярски-бюрократическое отношение к делу. Здесь, по справедливому замечанию одного очевидца, ‘общественное желание впервые развернулось у нас <...> с такою широкою свободою. Съехавшиеся чувствовали себя полноправными гражданами…» {Там же, стр. 14.}
Желая превратить пушкинские торжества в своеобразную демонстрацию и смотр сил русской либеральной интеллигенции, устроители их предназначили на празднике официальным представителям государственной власти (ими были на празднике принц П. Г. Ольденбургский, московский генерал-губернатор В. А. Долгоруков и прибывший специально из Петербурга управляющий Министерством народного просвещения А. А. Сабуров), а также деятелям православной церкви (митрополит Макарий, преосвященный Амвросий) второстепенную роль. Центральное же место в программе празднеств было отведено двухдневным юбилейным заседаниям Общества любителей российской словесности, на которых кроме профессоров Московского университета приглашены были выступить крупнейшие русские писатели. Из последних на открытии памятника в Москве кроме Достоевского присутствовали И. С. Тургенев, Д. В. Григорович, А. Н. Островский, А. Ф. Писемский, Я. П. Полонский, А. Н. Майков, А. Н. Плещеев, А. А. Потехин. Не приехали в Москву, отказавшись от участия в празднике, M. E. Салтыков-Щедрин и Л. Н. Толстой. Великий сатирик сурово оценил затею с пушкинским праздником как очередную либеральную шумиху. Толстой, к которому Тургенев специально заезжал в Ясную Поляну, чтобы уговорить его приехать в Москву, отказался от приглашения Общества, так как считал либеральные спичи и торжественные обеды неуместными перед лицом голодающей русской деревни. {Подробнее о мотивах отказа Щедрина и Толстого от участия в пушкинских празднествах 1880 г. см.: Д, Переписка с женой, стр. 459—460.} Гончаров по болезни также не участвовал в юбилейных торжествах в Москве, но прислал устроителям пушкинских празднеств в Петербурге письмо, которое было зачитано 6 июня Л. А. Полонским во время обеда, данного по случаю дня открытия московского памятника Пушкину в зале петербургского купеческого собрания.
С самого начала подготовки в Москве пушкинских юбилейных торжеств среди московской интеллигенции обнаружилось две различные группировки. Каждая из них стремилась одержать победу над другой и использовать пушкинский праздник для пропаганды и торжества своих идей. Одну из этих группировок возглавила либеральная профессура Московского университета и другие деятели умеренно-западнической ориентации. Вторую ‘партию’ представляли славянофилы во главе с И. С. Аксаковым. С. А. Юрьев, которому как председателю Общества любителей российской словесности принадлежала руководящая роль в разработке программы торжественных заседаний Общества в Москве, по своим симпатиям также склонялся к славянофильской партии. Приглашая на праздник в качестве двух главных ораторов Тургенева и Достоевского, представители обеих партий — либерально-западнической и славянофильской — предназначали каждому из них роль провозвестника и глашатая своих идей. {Подробнее о пушкинских торжествах 1880 г. см.: Ф. Б<улгаков>. Венок на памятник Пушкину, В. И. Mежов. Открытие памятника Пушкину в Москве в 1S80 г. Библиографический указатель. СПб., 1885, КА, 1922, т. 1, стр. 367—373, Б. П. Городецкий. Проблема Пушкина и 1880—1900-х годах. — Учен. зап. Ленингр. пед. ин-та им. M. H. Покровского. 1940, т. 4, вып. 2, стр. 76—91, Пушкин. Итоги и проблемы изучения. М.—Л., 1966, стр. 78—83, Тургенев, Сочинения, т. XV, стр. 322—327.}

2

5 апреля 1880 г. председатель Общества любителей российской словесности С. А. Юрьев обратился к Достоевскому с письмом. Юрьев писал о намерении Общества провести по случаю открытия памятника Пушкину ‘два или три заседания публичных’, на которые оно ‘намерено пригласить своих петербургских членов’, и сообщал писателю, что ‘Русская мысль’ желала бы ‘напечатать к этому дню статью о нашем величайшем поэте. В связи с этим он обращался к Достоевскому с просьбой: ‘Я слышал, что Вы что-то пишете о Пушкине, и беру на себя смелость просить Вас позволить напечатать Ваш труд в моем журнале’ (ГБЛ, ф. 93.II.10.19, ср.: ЛН т. 86. стр. 509).
Из цитированного письма Юрьева можно сделать вывод, что замысел речи о Пушкине, первоначально задуманной в виде статьи, приуроченной к дням пушкинского праздника, возник у Достоевского до получения письма редактора ‘Русской мысли’ и что последний узнал об этом замысле от кого-то из их московских или петербургских общих знакомых (скорее всего, от О. Ф. Миллера). Отвечая Юрьеву 9 апреля, Достоевский не опроверг дошедшего до Юрьева слуха о своем намерении выступить в дни юбилея Пушкина со статьей о поэте. Он писал: ‘Я действительно здесь громко говорил, что ко дню открытия памятника Пушкина нужна серьезная о нем (Пушкине) статья в печати. И даже мечтал, в случае если б возможно мне было приехать ко дню открытия в Москву, сказать о нем несколько слов, но изустно, в виде речи, предполагая, что речи в день открытия непременно в Москве 5удут (в своих местах) произнесены’. Далее Достоевский (возможно, не желая связывать себя обещанием отдать Юрьеву статью) указывал, однако, что ввиду интенсивной работы над ‘Братьями Карамазовыми’ вряд ли найдет ‘сколько-нибудь времени, чтобы написать что-нибудь. Написать же — не то, что сказать. О Пушкине нужно написать что-нибудь веское и существенное. Статья не может уместиться на немногих страницах, а потому потребует времени, которого у меня решительно нет. Впоследствии может быть. Во всяком случае ничего не в состоянии, к чрезвычайному сожалению моему, обещать положительно. Вс будет зависеть от времени и обстоятельств, и если возможно будет, то и на майскую книжку ‘Русской мысли’ пришлю’.
1 мая 1880 г. Юрьев направил Достоевскому новое письмо, выступая теперь уже не в качестве редактора журнала, а в качестве председателя Общества любителей российской словесности. Юрьев писал: ‘От имени всего Общества любителей русской словесности, от которого Вы получите формальное приглашение, единственного общества <...> в России, в заседаниях которого принимал участие А. С. Пушкин как его член, от имени московских его членов, глубоко уважающих дух Ваших произведений, и наконец, от моего имени как одного из ревностнейших Ваших почитателей, прошу Вас и умоляю почтить заседание нашего общества Вашим словом и наши празднества — Вашим присутствием. Мне поручено выразить Вам, что Ваш отказ в личном участии в наших чествованиях памяти нашего великого поэта, лишение Вашего слова в эти дни, столь дорогие для нас всех, собирающихся в Москве, волею великого поэта нашего, Ваше отсутствие будет крайне для нас прискорбно. Эти слова, выражая мое глубокое искреннее чувство, выражают и чувства всех московских членов Общества л<юбителей> р<оссийской> слов<есности>, могу сказать безошибочно, и всех москвичей, от которых часто приходится слышать вопросы: будет на заседании в Об<ществе>, будет ли говорить Ф. М. Достоевский’ (Д, Письма, т. IV, стр. 412).
Еще не получив от Достоевского ответа, Юрьев отправил ему 3 мая второе письмо: ввиду дошедших до Москвы слухов о том, что в Петербурге в ознаменование пушкинских празднеств также предполагается устроить ‘учено-литературное собрание’, посвященное Пушкину, Юрьев настойчиво повторял здесь свою просьбу приехать для выступления в Москву: ‘Бога ради, не откажите нам в чести Вас видеть в эти дни в среде нашей и слышать Ваше слово у нас в Москве. Вы будете среди людей, для которых Вы неоценимо дороги. Говорить будут И<вап> Сер<геевич> Аксаков, Писемский, Тургенев и — рассчитываем очень на это — Вы. Я ограничусь как председатель очень небольшим вступительным словом…’. Далее Юрьев напоминал: ‘…в одном из Ваших писем, именно в последнем, мною полученном. Вы дали мне надежду, что напишете небольшую статью о Пушкине, которую предоставите мне напечатать в ж<урнале> ‘Русская мысль’. Будет ли это то, что Вы произнесете в собрании в память Пушкина, шли другое — все приму с величайшей благодарностью и почту за счастие напечатать. Прошу Вас покорнейше, не передавайте Вашей статьи о Пушкине другому журналу, а позвольте ‘Русской мысли’ надеяться на Ваше слово…’ (там же).
Одновременно Достоевскому было направлено на бланке Общества любителей российской словесности датированное 2 мая и подписанное Юрьевым как председателем и Н. П. Аксаковым как секретарем официальное приглашение произнести речь на публичном заседании Общества 26—27 мая 1880 г.
Достоевский ответил Юрьеву на все три письма — два личных и официальное — 5 мая: ‘Я хоть и очень занят моей работой, а еще больше всякими обстоятельствами,— писал он,— но, кажется, решусь съездить в Москву по столь внимательному ко мне приглашению Вашему и глубокоуважаемого Общества любителей русской словесности. И разве только какое-нибудь внезапное нездоровье или что-нибудь в этом роде задержит. Одним словом, постараюсь приехать к 25 числу наверно в Москву и явлюсь 25-го же числа к Вам, чтоб узнать о всех подробностях <...> Насчет же ‘Слова’ или речи от меня, то об этом еще не знаю, как сказать. По Вашему письму вижу, что речей будет довольно и все такими выдающимися людьми. Если скажу что-нибудь в память величайшего нашего поэта и великого русского человека, то боюсь сказать мало, а сказать побольше (конечно в меру), то после речей Аксакова, Тургенева, Островского и Писемского найдется ли для меня время? Впрочем, это дело решим при свидании с Вами’. Далее Достоевский спрашивал, должна ли его речь подвергнуться предварительной цензуре и — соответственно — должна ли она произноситься ‘по-написанному’ или ‘ vive voix’. {устно (франц.).} Писатель выражал сомнение в том, что в первом случае, поскольку он намеревается прибыть в Москву лишь 25-го, заседание же Общества назначено на 26-е и 27-е мая, цензор успеет к моменту заседания прочесть и одобрить текст его речи. В заключение писатель сообщал, что 4 мая состоялось общее, собрание членов Славянского благотворительного общества, на котором он был выбран уполномоченным и представителем Общества на московских торжествах по открытию памятника Пушкину.
7 мая Юрьев поблагодарил его за согласие приехать в Москву и сообщил, что по утвержденному правительством уставу Общества оно не обязано представлять речи и чтения своих членов ‘ни общей цензуре и ни на цензуру никаких властей’ (Д, Письма, т. IV, стр. 412). Поэтому речь Достоевского также не подвергнется предварительной цензуре.
‘Чтоб иметь возможность в тишине и на свободе обдумать и написать свою речь в память Пушкина,— вспоминает А. Г. Достоевская,— Федор Михайлович пожелал раньше переехать в Старую Руссу, и в самом начале мая мы всей семьей были уже у себя на даче’ (Достоевская, А. Г., Воспоминания, стр. 359). Выехав из Петербурга 12 мая, Достоевский 14 мая писал А. С. Суворину из Старой Руссы: ‘Перед самым отъездом из Петербурга получил я от Юрьева (как председателя Общества люб<ителей> р<оссийской> словесности) и, кроме того, от самого Общества официальное приглашение прибыть в Москву и сказать ‘свое слово’, как они выражаются, на заседаниях ‘Любителей’ 27 и 28 мая. 26-го же мая будет обед, на котором тоже, говорят, будут речи. Говорить будет Тургенев, Писемский, Островский, Ив. Аксаков и, кажется, действительно многие другие. Сверх того меня выбрало Славянское благотв<орительное> общество присутствовать на открытии памятника и в заседаниях ‘Любителей’ как своего представителя. Я решил, что выеду из Руссы 23′.
19 мая — уже в период интенсивной работы над пушкинской речью — писатель сообщал о замысле ее и связываемых им с речью о Пушкине ожиданиях и надеждах К. П. Победоносцеву: ‘Приехал же сюда в Руссу не на отдых и не на покой: должен ехать в Москву на открытие памятника Пушкина, да притом еще в качестве депутата от Славянского благотворительного общества. И оказывается, как я уже и предчувствовал, что не на удовольствие поеду, а даже, может быть, прямо на неприятности. Ибо дело идет о самых дорогих и основных убеждениях. Я уже и в Петербурге мельком слышал, что там в Москве свирепствует некая клика, старающаяся не допустить иных слов на торжестве открытия, и что опасаются они некоторых ретроградных слов, которые могли бы быть иными сказаны в заседаниях люб<ителей> российской словесности, взявших на себя все устройство праздника <...> Мою речь о Пушкине я приготовил, и как раз в самом крайнем духе моих (наших то есть, осмелюсь так выразиться) убеждений, а потому и жду, может быть, некоего поношения. Но не хочу смущаться и не боюсь, а своему делу послужить надо и буду говорить небоязненно. Профессора ухаживают там за Тургеневым, который решительно обращается в какого-то личного мне врага <...> Но славить Пушкина и проповедовать ‘Верочку’ я не могу’ (в последних словах можно видеть намек на знакомство Достоевского не только с романом Тургенева ‘Новь’, но и с его стихотворением в прозе ‘Порог’, написанным в 1878, но впервые напечатанным после смерти Тургенева лишь в 1883 г., центральный образ этого стихотворения — героической русской девушки, революционерки — воспринимался современниками как поэтический апофеоз Веры Засулич, стрелявшей 24 января 1878 г. в петербургского градоначальника генерала Трепова и оправданной присяжными. См. об этом и об отношении Достоевского к В. И. Засулич, на процессе которой он присутствовал лично: Д, Письма, т. IV, стр. 417, Тургенев, Сочинения, т. XIII, стр. 654—655, Г. К. Градовский. Итоги. Киев, 1908, стр. 8—9, Кони, т. II, стр. 90).
Начатая 13—14 мая, пушкинская речь была окончена 21—22 мая, до отъезда Достоевского из Старой Руссы в Москву, т. е. написана с огромным подъемом, в течение всего лишь одной недели.

3

Со времени вступления Достоевского на литературное поприще и до самой смерти писателя творчество Пушкина оставалось для него предметом напряженных раздумий. Достоевский не только постоянно перечитывал произведения поэта, он настойчиво стремился осмыслить для современного и будущих поколений ‘пророческое’ их значение. Это побуждало его нередко к прямой полемике с предшествовавшей и современной ему критикой. Горячо споря с ней, пересматривая ее суждения о Пушкине, Достоевский постоянно вносил в них серьезные поправки и коррективы.
Новизна отношения Достоевского к Пушкину, принципиальность его подхода к оценке поэта сказались уже в первом его романе ‘Бедные люди’. Роман этот создавался в момент, когда цикл статей Белинского о Пушкине еще не был завершен. Девятая его статья, в которой заканчивается разбор ‘Онегина’, появилась в ‘Отечественных записках’ в феврале 1845 г., вскоре после создания Достоевским черновой редакции первого его романа. Десятая статья с разбором ‘Бориса Годунова’ была напечатана в ноябре 1845 г., когда ‘Бедные люди’, оконченные в мае, проходили через цензуру. Одиннадцатая (заключительная) статья с оценкой поэм 30-х годов, маленьких трагедий и прозы Пушкина появилась в октябре 1846 г., т. е. почти через девять месяцев после выхода в свет ‘Бедных людей’. Тем знаменательнее для нас уже те расхождения в оценке Пушкина, которые мы можем заметить при сопоставлении ‘Бедных людей’ и создававшихся одновременно статей Белинского.
Белинский писал, заключая пушкинский цикл, что к особенным свойствам поэзии Пушкина ‘принадлежит ее способность развивать в людях чувство изящного и чувство гуманности, разумея под этим словом бесконечное уважение к достоинству человека как человека’ (Белинский, т. VII, стр. 579).
Но в той же одиннадцатой статье о Пушкине, т. е. уже после выхода ‘Бедных людей’, критик повторил свою, высказанную ранее в разборе ‘Онегина’, мысль о Пушкине-дворянине, носителе ‘помещичьего принципа’ (там же, стр. 577,: ‘Везде видите вы в нем человека,— так формулировал Белинский эту мысль в более ранней, девятой статье,— душою и телом принадлежащего к основному принципу, составляющему сущность изображаемого им класса, короче, везде видите русского помещика… Он нападает в этом классе на вс, что противоречит гуманности, но принцип класса для него — вечная истина’ (там же, стр. 502).
Иные социальные акценты в освещении проблемы гуманизма Пушкина можно отчетливо ощутить в ‘Бедных людях’, автор которых показывает, что к Пушкину пришел новый, демократический читатель — мыслящий разночинец, студент Покровский и даже бедный, малообразованный, иногда смешной, но горячий сердцем чиновник Макар Девушкин. И читатель этот признал Пушкина отнюдь не носителем ‘помещичьего принципа’, но своим, отвечающим его внутренней душевной потребности. У Покровского нет более заветного желания, чем иметь сочинения Пушкина. Макар Алексеевич в повести о печальной судьбе Самсона Вырина находит историю собственной жизни, написанную человеком, сумевшим подойти к нему как бы ‘изнутри’, глубоко проникнуть в душу простого человека, верно почувствовать его не только незаслуженные страдания, но и его скромное достоинство (см. наст. изд., т. I, стр. 59, 60). Белинский был убежден, что повести Белкина ‘недостойны ни таланта, ни имени Пушкина’, что они ‘ниже своего времени’, ‘вроде повестей Карамзина’ (Белинский, т. VII, стр. 577), молодой Достоевский же, выделив в ‘Бедных людях’ одну повесть белкинского цикла, показал ее художественную неисчерпаемость, огромность скрытых в ней моральных и человеческих проблем, связь художественных вопросов, поставлеппых Пушкиным, с проблематикой демократической литературы 40-х годов, одушевленной идеей братского участия к человеку, независимо от сложившихся в дворянском и буржуазном мире имущественных и социальных различий. Как свидетельствуют размышления Девушкина о Самсоне Вырине, уже в 40-х годах пушкинское творчество воспринималось Достоевским как высший образец искусства, глубоко демократического и гуманистического по своему духу. В этом смысле оно, с точки зрения писателя, не противостояло ‘гоголевскому’ направлению,— наоборот, более глубокое и вдумчивое отношение к художественным завоеваниям автора ‘Станционного смотрителя’ и их освоение позволяло, по Достоевскому, сделать в литературе необходимый по сравнению с Гоголем шаг вперед.
Благодаря этому Достоевский и смог в ‘Бедных людях’ сказать о Пушкине свое новое слово. Опираясь на суждения Белинского, молодой Достоевский не повторял критика, но и вступал с ним в спор, пересматривая то, что казалось ему в статьях Белинского неверным и устаревшим. Начатый Достоевским в ‘Бедных людях’ принципиальный спор с современной ему критикой о Пушкине, об основном пафосе его произведений и их значении для русской литературы получил продолжение в последующем творчестве писателя.
Приступая к статьям о Пушкине, Белинский открыл первую из них общей оценкой исторического значения поэта: критик писал, что Пушкин, сохраняя навсегда свою роль великого поэта-художника и воспитателя будущих поколений, в то же время по духу и содержанию своей поэзии был ‘поэтом своего времени, своей эпохи, и <...> это время уже прошло, эта эпоха сменилась другою, у которой уже другие стремления, думы и потребности’ (там же, т. VII, стр. 101). Слова эти были написаны в 1843 г., в период ожесточенной борьбы Белинского за утверждение в литературе принципов нового реалистического искусства, знаменем которого для критика были Лермонтов, Гоголь, их ученики и последователи. Борьба Белинского за утверждение ‘гоголевского’ направления в литературе была огромной заслугой великого критика, она расчистила и подготовила почву для появления произведении также и молодого Достоевского. Но после того, как победа нового направления стала историческим фактом, для литературы и критики с конца 40-х годов возникла возможность рассматривать творчество Пушкина в более широкой исторической перспективе. Из всех тогдашних русских писателей эта новая историческая ориентация выражена у Достоевского, пожалуй, наиболее отчетливо.
Уже в начале 60-x годов Достоевский формулирует основное и определяющее зерно своих последующих высказываний о Пушкине.
Не только для Белинского, но отчасти и для Гоголя (вспомним его статью ‘В чем же наконец существо русской поэзии’), и для большей части других своих младших современников Пушкин, оставаясь великим поэтом, был в то же время в той или пион степени явлением цикла историко-литературного развития, завершающегося на их глазах. Для Достоевского же Пушкин на всю жизнь становится не только предшественником и учителем, но и живым современником. Это новое общественно-историческое и эстетическое качество восприятия Пушкина позволяет Достоевскому иначе подойти также и к истолкованию отдельных произведений поэта, их образов и идейной проблематики.
В понимании Белинского Пушкин был ‘поэтом-художником’, представителем того периода в развитии русской литературы, когда она нуждалась прежде всего в поэзии, как искусстве, как ‘художестве’ (там же, стр. 319, 320, 379). В этом смысле Пушкин противостоял в понимании Белинского поэтам ‘мысли’ — Лермонтову в России, Гете и Байрону на Западе. Достоевским же Пушкин воспринимается как великий поэт-мыслитель. В нем — узел всех тех жгучих проблем русской литературы и русской национальной жизни, которые продолжают составлять ее главное содержание также и в настоящее время,— не устает заявлять Достоевский. Отсюда совершенно особое отношение Достоевского к стихотворению Пушкина ‘Пророк’, горячее утверждение им пророческого значения творчества Пушкина.
В то время как Белинский полагал, что ‘эпоха’ Пушкина в собственном смысле слова завершена и что с вступлением в литературу Гоголя, Лермонтова и ‘натуральной школы’ начался новый период литературного развития, Достоевский утверждает другой взгляд на соотношение Пушкина и его учеников. Не переставая восхищаться Лермонтовым и Гоголем — этими двумя ‘колоссальными’ русскими ‘демонами’, которым равных по силе любви и отрицания не знал Запад (наст. изд., т. XVIII, стр. 59), Достоевский тем не менее утверждает, что пушкинский период, 40-е и 60-е годы составляют, если рассматривать их в более крупных, менее дробных чертах, не три разные, но одну эпоху русской жизни, с единым общественным и культурно-историческим содержанием. И именно Пушкин, благодаря величию своего гения и пророческому значению своей поэзии, наиболее полно и всесторонне воплотил основные вопросы всей русской истории XIX в. (там же, стр. 69—70).
Как мы хорошо знаем, взор Достоевского всю его жизнь был прикован к живой современности, ее противоречиям и проблемам. И вместе с тем современность воспринималась Достоевским в широкой культурно-исторической перспективе. В ее открытых вопросах, обращенных к будущему, Достоевский видел итог всех нерешенных, ‘вековечных’ проблем, которыми веками жили человечество и его лучшие умы.
Подобный взгляд на соотношение прошлого и настоящего был определяющим и для отношения Достоевского к Пушкину. В пушкинских героях и типах Достоевский стремился акцентировать не моменты, обращающие нас к прошлому, к тем историческим годам, когда герои и типы эти непосредственно создавались (или к биографии и личности поэта), но к будущему Достоевский видел в Пушкине создателя образов, воплотивших такие явления, которые в эпоху самого Пушкина находились еще в зародыше, но получили полное развитие в последующие десятилетия и лишь благодаря этому обрели действительное свое значение и масштаб. В созданных Пушкиным формах, жанрах, типах, характерах содержались, по Достоевскому, истоки всей последующей русской литературы.
Отсюда переоценка Достоевским тех жанров пушкинского творчества, которые не были по достоинству оценены Белинским: недаром уже в молодости Достоевский не только глубоко постиг гуманизм и демократизм ‘Станционного смотрителя’, но и возводил к этой повести целое направление в литературе, наиболее близкое ему по духу. Позднее Достоевский столь же решительно назовет ‘колоссальным лицом’ пушкинского Германна из ‘Пиковой дамы’ (наст. изд., т. XIII, стр. 113), высоко оцепит поэтическую красоту, народность формы и содержания ‘Сказки о медведихе’ (наст. изд., т. XXV, стр. 353).
Пушкин остро, с необычайной глубиной поставил в своих произведениях, полагал Достоевский, все основные проблемы русской действительности XIX в. В ‘Медном всаднике’ и ‘Пиковой даме’ он дал как бы своеобразную лаконичную — и в то же время бесконечно емкую по содержанию — формулу императорского, ‘петербургского’ периода русской истории, периода трагического противоборства одиноких ‘мечтателен’ с мертвящим холодным миром самодержавной государственности и чиновничьего, бюрократического произвола (наст. изд., т. XIII, стр. 113). В лице Алеко и Онегина поэт предвосхитил психологический тип последующих мыслящих героев русской литературы, порывающих с моралью дворянского круга, находящихся на первом, начальном этапе исторически закономерного и необходимого движения русской интеллигенции к народу (наст. изд., т. XIX, стр. 11). В поэме о Клеопатре, воссоздавая эпоху упадка античного мира, Пушкин пророчески обрисовал психологию и типы также и эпохи заката западной буржуазной цивилизации с присущими им обеим чертами звериной жестокости и сладострастия, скрытыми под покровом внешней утонченности, роскоши, погони за наслаждениями (там же, стр. 133—137). К центральным жгучим социальным проблемам и нравственно-психологическим коллизиям жизни XIX в. непосредственно подводят, по Достоевскому, и другие пушкинские создания — ‘Подражания Корану’, ‘Бесы’, ‘Песни западных славян’, баллада о ‘рыцаре бедном’, ‘Выстрел’, ‘Борис Годунов’, ‘Моцарт и Сальери’, ‘Скупой рыцарь’ (см. наст. изд., т. VI, стр. 212, 213, т. VIII, стр. 206, 211, т. X, стр. 5, т. XIII, стр. 75, 175 и др.). Наметив в ‘Онегине’ сюжеты будущих своих романов в ‘преданиях русского семейства’, Пушкин, по мнению писателя, подготовил этим романы Тургенева, Толстого и других крупнейших романистов — современников Достоевского (наст. изд., т. XIII, стр. 453). И вместе с тем Пушкин, по словам его ученика, дал русскому читателю ‘почти все’ другие формы искусства,— в том числе ‘искусства фантастического’, ‘верхом’ которого Достоевский считал ‘Пиковую даму’ (см. письмо к Ю. Ф. Абаза от 15 июня 1880, Достоевский в воспоминаниях, т. II, стр. 361, 363).
В итоге Пушкин предстал в интерпретации Достоевского и как создатель идеала личности, готовой без насилия над собой принести свою жизнь в жертву благородной мечте, идеала, воплощенного в ‘рыцаре бедном’, и как величайший критик и обличитель буржуазного индивидуализма, всесторонне исследовавший его многообразные психологические проявления и трагические последствия. Тема диалектики добра и зла в душе мыслящей, гордой, одинокой личности, тема ее искании, ее порывов к идеалу — и стремления к эгоистическому самоутверждению, сознание своей власти над ‘тварью дрожащей’ — объединяют в сознании Достоевского такие несходные между собой и до этого не объединявшиеся критикой пушкинские произведения, как ‘Подражания Корану’, ‘Выстрел’, ‘Пиковая дама’, ‘Скупой рыцарь’. И с другой стороны, заявив еще в 40-х годах в ‘Бедных людях’ о демократизме Пушкина, Достоевский в 60—80-х годах, на новом этапе своего развития, провозглашает идею народности Пушкина в качестве краеугольного камня своего эстетического мировоззрения. Приступая в 1861 г. к изданию журнала ‘Время’, Достоевский в первом же номере его во Введении к ‘Ряду статей о русской литературе’ отчетливо формулирует то основное зерно своей оценки Пушкина, его места в развитии русской литературы и формировании русского национально-общественного самосознания, которое в 1880 г. он положит в основу пушкинской речи: ‘Колоссальное значение Пушкина уясняется нам вс более и более <...> Для всех русских он живое уяснение, во всей художественной полноте, что такое дух русский, куда стремятся все его силы и какой именно идеал русского человека <...> Вс, что только могли мы узнать от знакомства с европейцами о нас самих, мы узнали, вс, что только могла нам уяснить цивилизация, мы уяснили себе, и это знание самым полним, самым гармоническим образом явилось нам в Пушкине. Мы поняли в нем, что русский идеал — всецелость, всепримиримость, все-человечность <...> Дух русский, мысль русская выражались и не в одном Пушкине, по только в нем они явились нам во всей полноте, явились как факт, законченный и целый…’ (наст. изд., т. XVIII, стр. 69). {Об оценке M. M. Достоевским в статье о ‘Грозе’ Островского (1860) образа Татьяны, предвосхищающей анализ и оценку ее образа в речи о Пушкине, см.: Фридлендер, У истоков ‘почвенничества’.}
Тогда же, в третьей статье названного цикла, в связи с появившейся незадолго до этого в ‘Отечественных записках’ статьей о поэте С. С. Дудышкина, отрицавшего равенство Пушкина с другими великими поэтами Европы и право его на звание национального поэта, Достоевский писал, полемизируя не только с Дудышкиным, но и с другими представителями либерально-западнического направления: ‘Онегин, например, у них тип не народный. В нем нет ничего народного. Это только портрет великосветского шалопая двадцатых годов <...> Как не народный? <...> Да где же и когда так вполне выразилась русская жизнь той эпохи, как в типе Онегина? Ведь это тип исторический. Ведь в нем до ослепительной яркости выражены именно все те черты, которые могли выразиться у одного только русского человека в известный момент его жизни,— именно в тот самый момент, когда цивилизация в первый раз ощутилась нами как жизнь, а не как прихотливый прививок, а в то же время и все недоумения, все странные, неразрешимые по-тогдашнему вопросы, в первый раз, со всех сторон, стали осаждать русское общество и проситься в его сознание <...> Онегин именно принадлежит к той эпохе нашей исторической жизни, когда чуть не впервые начинается наше томительное сознание и наше томительное недоумение, вследствие этого сознания, при взгляде кругом. К этой эпохе относится и явление Пушкина, и потому-то он первый и заговорил самостоятельным и сознательным русским языком <...> Это было первым началом той эпохи, когда наши передовые люди резко разделились на две стороны и потом горячо вступили в междоусобный бой. Славянофилы и западники ведь тоже явление историческое и в высшей степени народное’ (см. наст. изд., т. XIX, стр. 9—10).
‘В Онегине в первый раз русский человек с горечью сознает или, по крайней мере, начинает чувствовать, что на свете ему нечего делать. Он европеец: что ж привнесет он в Европу, и нуждается ли еще она в нем? Он русский: что же сделает он для России, да еще понимает ли он ее? Тип Онегина именно должен был образоваться впервые в так называемом высшем обществе нашем, в том обществе, которое наиболее отрешилось от почвы и где внешность цивилизации достигла высшего своего развития. У Пушкина это чрезвычайно верная историческая черта. В этом обществе мы говорили на всех языках, праздно ездили по Европе, скучали в России и в то же время сознавали, что мы совсем не похожи на французов, немцев, англичан, что тем есть дело, а нам никакого, они у себя, а мы — нигде.
Онегин — член этого цивилизованного общества, но он уже не уважает его. Он уже сомневается, колеблется, но в то же время в недоумении останавливается перед новыми явлениями жизни, не зная, поклониться ли им, или смеяться над ними. Вся жизнь его выражает эту идею, эту борьбу.
А между тем, в сущности, душа его жаждет новой истины. Кто знает, он, может быть, готов броситься на колена пред новым убеждением и жадно, с благоговением принять его в свою душу. Этому человеку не устоять, он не будет никогда прежним человеком, легкомысленным, не сознающим себя и наивным, но он ничего и не разрешит, не определит своих верований: он будет только страдать. Это первый страдалец русской сознательной жизни’ (там же, стр. 11).
Достоевский страстно и убежденно утверждал уже в ‘Ряде статей о русской литературе’ идею органической и глубокой народности пушкинского творчества: ‘…и летописец, <...> и Отрепьев, и Пугачев, и патриарх, и иноки, и Белкин, и Онегин, и Татьяна,— восклицал писатель,— вс это Русь и русское…’ (там же, стр. 15).
Именно с Пушкина, писал он, у нас ‘мысль идет, развиваясь вс более и шире. Неужели такие явления, как Островский, ничего для вас не выражают в русском духи и в русской мысли?’ (там же, стр. 115). Еще более ярко и рельефно мысль о народности Пушкина и его связи с родной ‘почвой’ (возможно, не без влияния печатавшихся в те же годы во ‘Времени’ статей Аполлона Григорьева) выражена в ‘Зимних заметках о летних впечатлениях’: ‘А уж Пушкин ли не русский был человек! Он, барич, Пугачева угадал и в пугачевскую душу проник, да еще тогда, когда никто ни во что не проникал <...> Он художнической силой от своей среды отрешился и с точки народного духа ее в Онегине великим судом судил. Ведь это пророк и провозвестник. Неужели жив самом деле есть какое-то химическое соединение человеческого духа с родной землей, что оторваться от нее ни за что нельзя…’ (см. наст. изд., т. V, стр. 51—52).
В эпоху ‘Времени’, в статьях ‘Образцы чистосердечия’ и ‘Ответ ‘Русскому вестнику» (1861), восторженно оценивая в полемике с журналом Каткова ‘Египетские ночи’, Достоевский подробно развивает впервые и ту интерпретацию поэмы о Клеопатре и образа самой египетской царицы, которую в более кратком виде он повторит в речи о Пушкине (см. наст. изд., т. XIX, стр. 135—137, ср. выше, стр. 146, 501).
Ряд суждений, предвосхищающих главные мотивы речи о Пушкине, содержит и ‘Дневник писателя’ за 1876 и 1877 гг. Особенно важны в этом отношении первая глава февральского выпуска ‘Дневника’ 1877 г. с оценкой ‘Песен западных славян’ в контексте исторических событий 70-х годов, связанных с освободительной борьбой балканских славян и русско-турецкой войной, разделы, посвященные ‘Анне Карениной’ в июльско-августовском и сравнительной характеристике Пушкина, Лермонтова и Некрасова — в декабрьском номерах ‘Дневника’ за тот же год.
Оценивая ‘Песни западных славян’ как ‘шедевр из шедевров’ Пушкина и подчеркивая их пророческое значение, Достоевский писал в феврале 1877 г. о значении Пушкина: ‘По-моему, Пушкина мы еще и не начинали узнавать: это гений, опередивший русское сознание еще слишком надолго. Это был уже русский, настоящий русский, сам, силою своего гения, переделавшийся в русского, а мы и теперь вс еще у хромого бочара учимся. Это был один из первых русских, ощутивший в себе русского человека всецело, вызвавший его в себе и показавший на себе, как должен глядеть русский человек,— и на народ свой, и на семью русскую, и на Европу…’ (наст. изд., т. XXV, стр. 39—40).
Еще более тесно с речью о Пушкине связана оценка его, высказанная в главах, посвященных разбору ‘Анны Карениной’: ‘В Пушкине две главные мысли — и обе заключают в себе прообраз всего будущего назначения и всей будущей цели России, а стало быть, и всей будущей судьбы нашей. Первая мысль — всемирность России, ее отзывчивость и действительное, бесспорное и глубочайшее родство ее гения с гениями всех времен и народов мира. Мысль эта выражена Пушкиным не как одно только указание, учение или теория, не как мечтание или пророчество, но исполнена им на деле, заключена вековечно в гениальных созданиях его и доказана ими. Он человек древнего мира, он и германец, он и англичанин, глубоко сознающий гений свой, тоску своего стремления (‘Пир во время чумы’), он и поэт Востока. Всем этим народам он сказал и заявил, что русский гений знает их, понял их, соприкоснулся им как родной, что он может перевоплощаться в них во всей полноте, что лишь одному только русскому духу дана всемирность, дано назначение в будущем постигнуть и объединить вс многоразличие национальностей и снять все противоречия их. Другая мысль Пушкина — это поворот его к народу и упование единственно на силу его, завет того, что лишь в народе и в одном только народе обретем мы всецело весь наш русский гений и сознание назначения его. И это, опять-таки, Пушкин не только указал, но и совершил первый, на деле. С него только начался у нас настоящий сознательный поворот к народу, немыслимый еще до него с самой реформы Петра. Вся теперешняя плеяда наша работала лишь по его указаниям, нового после Пушкина ничего не сказала. Все зачатки ее были в нем, указаны им’ (там же, стр. 199—200).
Оба эти тезиса получили дальнейшее развитие в конце 1877 г., в некрологе Некрасова: ‘…величие Пушкина, кик руководящего гения, состояло именно в том, что он так скоро, и окруженный почти совсем не понимавшими его людьми, нашел твердую дорогу, нашел великий и вожделенный исход для нас, русских, и указал на него. Этот исход был — народность, преклонение перед правдой народа русского. ‘Пушкин был явление великое, чрезвычайное’ <...> Он понял русский народ и постиг его назначение в такой глубине и в такой обширности, как никогда и никто. Не говорю уже о том, что он, всечеловечностью гения своего и способностью откликаться на все многоразличные духовные стороны европейского человечества и почти перевоплощаться в гении чужих народов и национальностей, засвидетельствовал о всечеловечности и о всеобъемлемости русского духа и тем как бы провозвестил и о будущем предназначении гения России во всем человечестве, как всеединящего, всепримиряющего и вс возрождающего в нем начала’ (наст. том. стр. 114). Здесь же далее мы читаем: ‘Пушкин первый объявил, что русский человек не раб и никогда не был им, несмотря на многовековое рабство <...> Пушкин любил народ не за одни только страдания его. За страдания сожалеют, а сожаление так часто идет рядом с презрением <...> Это был не барин, милостивый и гуманный, жалеющий мужика за его горькую участь, это был человек, сам перевоплощавшийся сердцем своим в простолюдина, в суть его, почти в образ его <...> Начиная с величавой, огромной фигуры летописца в ‘Борисе Годунове’, до изображения спутников Пугачева,— вс это у Пушкина — народ в его глубочайших проявлениях, и все это понятно народу, как собственная суть его <...> Если б Пушкин прожил дольше, то оставил бы нам такие художественные сокровища для понимания народного, которые, влиянием своим, наверно бы сократили времена и сроки перехода всей интеллигенции нашей, столь возвышающейся и до сих пор над народом в гордости своего европеизма,— к народной правде, к народной силе и к сознанию народного назначения’ (наст. том, стр. 115—117).
Речь о Пушкине не была задумана Достоевским только как выражение его взглядов на пророческое значение Пушкина и вообще на роль русской литературы в жизни русского общества.
В двух первых параграфах январского выпуска главы второй ‘Дневника писателя’ за 1877 г. Достоевский обосновал свое общее понимание исторических судеб России и той роли, которую она призвана сыграть в мировой истории. ‘…национальная идея русская,— писал Достоевский,— есть в конце концов лишь всемирное общечеловеческое единение…’. И далее: ‘…нам от Европы никак нельзя отказаться. Европа нам второе отечество,— я первый страстно исповедую это и всегда исповедовал. Европа нам почти так же всем дорога, как Россия, в ней вс Афетово племя, а наша идея — объединение всех наций этого племени, и даже дальше, гораздо дальше, до Сима и Хама’. ‘…настоящее социальное слово несет в себе не кто иной, как народ наш <...> в идее его, в духе его заключается живая потребность всеединения человеческого, всеединения уже с полным уважением к национальным личностям и к сохранению их…’ (наст. изд., т. XXV, стр. 20, 23, ср.: т. XVIII, стр. 54—56). Тезис о ‘всемирном человеческом единении’ как ‘национальной русской идее’ предопределил философско-историческую проблематику пушкинской речи. ‘Всемирную отзывчивость’ Пушкина Достоевский рассматривает здесь как залог способности русской культуры помочь человечеству в будущем его движении к ‘мировой гармонии’ и ‘объединению всех наций’, возлагая на русскую интеллигенцию и на молодое поколение задачу осуществления этих гуманистических заветов Пушкина.

4

До нас дошли рукописи, отражающие все последовательные стадии авторской работы над пушкинской речью: четыре черновых наброска (ЧН2, из них три представляют конспективные заметки, планы и заготовки для будущей речи, а один является первоначальной редакцией ее начала, отброшенного и замененного автором в ходе дальнейшей работы), черновой автограф речи (ЧЛ), та рукопись (список рукою А. Г. Достоевской с ее стенограммы со вставками и исправлениями автора — см. стр. 440), по которой писатель произносил свою речь в Москве и которая затем служила наборной рукописью при первой публикации пушкинской речи в ‘Московских ведомостях’ (HP), и, наконец, часть корректуры второй главы ‘Дневника писателя’ 1880 г., содержащая начало пушкинской речи (К).
Самый ранний набросок, который можно связать с замыслом речи о Пушкине, находится в верхней части листа, который Достоевский позднее перевернул, использовав свободную часть для позднейших заметок конспективного характера. {См. о них ниже, стр. 453—454.} Этот первый по времени возникновения набросок имеет полемический характер: он направлен против истолкования стихотворения Пушкина ‘Моя родословная’ (1830) как доказательства того, что Пушкин ‘кичился своим аристократическим происхождением’ (стр. 209). И. В. Иваньо высказал справедливое предположение о возможной связи этого отрывка с недавней публикацией стихотворения, осуществленной П. А. Ефремовым по рукописной копии в ‘Русской старине’ (PC, 1879, No 12, стр. 729—737, ср.: ЛН, т. 86, стр. 103). Таким образом, данный отрывок мог возникнуть еще до получения Достоевским первого из цитированных писем Юрьева. ‘И Пушкин именно таких разумел: Мстислав, князь Курб<ский> иль Ермак. Этот и потомков не оставил и не аристократ — стало быть, Пушкин именно разумел доблесть, доблестных предков — не давить хотел он аристократическим происхождением, да и кого давил Пушкин, боже мой!’ (стр. 209). Весьма характерны для Достоевского заключительные строки отрывка: ‘…гордиться происхождением от Мстислава по крайней мере так же простительно, как и от Митюшки-целовальника, ибо есть гордившиеся демократизмом и происхождением от Митюшки-целовальника’ (стр. 209—210).
Вполне логично предположить, что после названного полемического наброска Достоевский перевернул лист и начал делать на нем заметки в направлении, обратном первоначальному тексту. Однако допустимо и другое предположение. Среди сохранившихся набросков есть, как уже отмечалось, один, представляющий первую известную нам редакцию начала пушкинской речи, которая также имеет полемический характер, и это сближает ее с цитированным наброском.
‘Памятник Пушкину воздвигнут,— так гласит начало речи в этой первоначальной редакции,— и мы празднуем день справедливого воздаяния от земли Русской и от общества Русского величайшему из русских поэтов. А между тем еще так недавно, да и теперь конечно, существует и ходит множество мнений, перешедших в убеждение об ограниченности Пушкина, об ограниченности его политического ума, об ограниченности его гражданских воззрений, нравственного развития, подозревают в душе его осадок крепостничества. Признают за ним — это-то уже почти все — значение величайшего художника, но в чрезвычайном уме Пушкина и высоком нравственном развитии его весьма и весьма еще многие сомневаются’ (стр. 218).
Предположению о том, что эта редакция начала речи возникла, как и цитированный выше набросок, на начальной стадии работы, противоречит, казалось бы, то обстоятельство, что мы имеем дело не с отрывочными заметками, конспективными заготовками для будущей речи, а со связным, логически стройно развивающимся текстом. По-видимому, начальная часть рукописи, о которой мы говорим, представляет собой не набросок, но беловик, написанный на основе предшествующих, не дошедших до нас черновых заготовок. Лишь позднее она переходит в черновик, и связный текст прерывается отрывочными набросками конспективного характера. Однако если учесть, что в письме к Достоевскому от 5 апреля Юрьев писал о дошедших до него слухах по поводу того, что Достоевский ‘что-то’ пишет о Пушкине и что в ответном письме Достоевский, хотя и в уклончивой форме, подтвердил свое намерение (возникшее еще до получения письма Юрьева) выступить в связи с открытием памятника Пушкину со статьей о поэте, можно предположить, что дошедшая до нас ранняя редакция начала речи возникла либо до получения письма Юрьева (а следовательно, не дошедшие до нас заготовки к ней были сделаны уже в первые месяцы 1880 г.), либо вскоре после получения писем от него, еще в Петербурге, до отъезда Достоевского в Старую Руссу. Три обстоятельства говорят в пользу раннего происхождения известной нам первой редакции начала речи: 1) его полемический характер, созвучный отрывку с замечаниями по поводу стихотворения ‘Моя родословная’, 2) то, что основные положения этой первой редакции начала речи так же, как полемические заметки о ‘Моей родословной’, не вошли в окончательный ее текст, в то время как основные мысли других сохранившихся набросков непосредственно в нем отражены, 3) в отброшенной первоначальной редакции речи еще не сформулированы те мысли о народности и о всемирной отзывчивости Пушкина, которые красной нитью проходят через остальные черновые наброски, относящиеся к пушкинской речи, и которые положены автором в основу при создании окончательного ее текста.
Споря с теми, кто, признавая в Пушкине ‘величайшего художника’, сомневается в его ‘чрезвычайном уме’, Достоевский в начальных строках первой редакции пушкинской речи обращается к анализу характера Онегина. Последнего он противопоставляет Чацкому: ‘…Грибоедов,— по суждению Достоевского,— сам взглянул на свой тип не отрицательно, а положительно, и сам уверовал в ‘ум’ своего героя и вышло — сбивчивость. Не таков Онегин: это тип твердый, глубоко осмысленный, это истинное изображение страдающего, оторванного от русской почвы интеллигентного русского человека, живущего на родине как бы не у себя, желающего стать чем-нибудь и не могущего быть самим собою’ (стр. 219). Остальная часть первоначальной редакции начала речи также почти полностью посвящена полемике. Приводя из ‘Воспоминаний о Белинском’ Тургенева (1869) то место, где Тургенев рассказывает о том, что Белинский в его присутствии нападал на стихотворение Пушкина ‘Поэт и чернь’ (в современных изданиях ‘Поэт и толпа’), где поэт спорит с читателями, которым ‘печной горшок’, служащий для приготовления пищи, дороже дела поэта, Достоевский яростно полемизирует с Белинским и теми его последователями (в первую очередь с не названным по имени Д. И. Писаревым {Ср.: Д. И. Писарев. Пушкин и Белинский (1865). — Писарев, т. III, стр. 394—414.}, которые, считая Пушкина ‘барином’, обвиняли его за ошибки в ‘гражданском и нравственном воззрении его на искусство’. Повторяя одну из излюбленных своих мыслей об идее, которая ‘попала на улицу’, Достоевский восстает против осмеяний, хулений, осуждений, ругательств над низким уровнем мировоззрения поэта, над его ‘гражданской несостоятельностью’, ‘крепостнической неразвитостью’. Писатель доказывает, что под ‘чернью’ Пушкин имел в виду не народ, не ‘мужиков’, ‘мещан’, ‘чиновников’ или ‘других бедняков’, но ‘толстосумов’, ‘светскую чернь’ и вообще всех тех, кто предан ‘материализму привычек’, ‘плотоядности инстинктов’, ‘животности желаний’, ‘жажде отличий’, а потому ‘смотрят на искусство, как на игрушку’ (стр. 219—221).
Напоминая слова Евангелия: ‘Не одним хлебом будет жив человек’,— Достоевский рассматривает их как доказательство того, что Христом ‘наравне с духовной жизнию признано за человеком полное право есть и хлеб земной’ (стр. 220, курсив наш,— Ред.). Эти слова из первоначальной редакции пушкинской речи особенно важны в связи с вызванной ею полемикой и в особенности — в связи с выдвинутым по адресу Достоевского К. Н. Леонтьевым обвинением в неуместном, с точки зрения Леонтьева, смешении в представлениях Достоевского о грядущей ‘мировой гармонии’ идеалов христианства и социализма (см. ниже, стр. 483—485).
Остальные три наброска к пушкинской речи (заметки на нижней части того листа, на котором записан первый охарактеризованный выше набросок и два других) по содержанию соответствуют преимущественно второй ее половине. Из сопоставления с окончательным текстом пушкинской речи, в особенности же — с черновым ее автографом (ЧА), видно, что наброски эти возникли скорее всего после того, как начало речи сложилось в голове художника, в процессе обдумывания ее продолжения. Это делают особенно очевидным те две первые заметки, которые открывают записи в первом наброске, идущие в обратном направлении к цитированной отповеди, вызванной упреками по адресу Пушкина в том, что он якобы кичился своими аристократическими предками: ‘Понявший и правду его, что наметил уже в иноке-летописце’ и ‘Но ведь несчастен и Онегин?’ (и т. д. — стр. 210). И анализ характера Онегина, и восторженная оценка фигуры ‘инока-летописца’ в ‘Борисе Годунове’ как воплощения ‘правды’ народа, и развернутая характеристика ‘духовного’ и ‘родственного’ единения поэта с родной землей, как и противопоставление Пушкина с этой точки зрения представителям ‘помещичьей’ литературы — ‘господам, об народе пишущим’ (стр. 210), получили непосредственное развитие во второй половине чернового автографа пушкинской речи (стр. 290—291) и окончательного ее текста. В черновом автографе пушкинской речи, в той же второй его половине, развернуты подробно и те беглые характеристики и молодого казака, подталкивающего Гринева к виселице и при этом ободряющего его, и самого Пугачева (в ‘Капитанской дочке’), которые непосредственно следуют за приведенными заметками (см. стр. 210 и 291—293).
В указанных конспективных заметках, как и в двух других названных набросках, намечены также все основные сквозные образы и идеи пушкинской речи — тема русского скитальца (стр. 210), противопоставление Онегину как ‘отрицательному типу’ ‘положительного типа’ Татьяны (стр. 210), идея органического духовного сродства Пушкина с народом, соединенного с ‘всемирной отзывчивостью’ (стр. 210), ‘усвоением всего общечеловеческого’ (стр. 211), деление творчества поэта на три периода (стр. 211—212, 215) и т. д.
В отличие от строк, набросанных на одном листе с полемическими замечаниями о ‘Моей родословной’, и примыкающего к ним по содержанию наброска (начало которого также соответствует второй половине пушкинской речи и лишь конец его (с характеристикой Татьяны — стр. 213) возвращает к ее центральной части — полемике с Белинским по поводу Татьяны, отказывающейся последовать за Онегиным), третий, наиболее пространный из дошедших до нас конспективных набросков (стр. 213—218) содержит изложение идей не только ее заключительной части по преимуществу, но и ее начала. В частности, здесь, в отличие от остальных набросков, даются подробный разбор характера Алеко и остро современное, злободневное истолкование смысла его конфликта с обществом: ‘Алеко, стремление к мировому идеалу. Беспокойный человек <...> И вот при первом столкновении обагряет руки кровью <...> От своих отстал, к чужим не пристал <...> Укажите ему тогда систему Фурье, который еще тогда был неизвестен, и он с радостью бы поверил в нее и бросился бы работать для нее, и если б его сослали за это куда-нибудь, почел бы себя счастливым <...> Но тогда еще не было системы Фурье’.
Отрывок этот особенно важен, так как в нем сильнее и непосредственнее, чем в окончательном тексте пушкинской речи, звучат личные, автобиографические ноты. Алеко, с одной стороны, безоговорочно связывается здесь с петрашевцами, т. е. с самим молодым Достоевским, узнавшим ‘систему Фурье’, ‘сосланным’ за это и все же почитающим себя ‘счастливым’ благодаря пережитым испытаниям (ибо без них он не обрел бы веры в народ и его идеалы). С другой стороны, от того же Алеко, который ‘обагряет руки кровью’, тянутся, по мысли писателя, нити не только к петрашевцам 1840-х, но и к террористам-народовольцам 1870-х годов (ср. признание из ‘Дневника писателя’ sa 1873 г., что Достоевский и сам мог стать нечаевцем — наст. изд., т. XXI, стр. 129). И все эти три поколения Достоевский рассматривает как различные вариации одного и того же общего типа русского скитальца, не согласного довольствоваться ‘малым’, ищущего не своего, узко личного, но общенародного и общечеловеческого счастья.
Следующая после возникновения всех четырех охарактеризованных набросков пушкинской речи стадия работы над ней — создание ее чернового автографа, хранящегося в Гос. Публичной библиотеке им. M. E. Салтыкова-Щедрина (ЧА). Автограф этот содержит полный текст речи с многочисленными авторскими исправлениями. Из вариантов его наиболее интересны пять: 1) ‘Пушкин в Алеко уже отыскал этого скитальца и страдальца, в котором отразился русский век’ (стр. 282), 2) ‘И если они не ходят теперь в цыганские таборы <...> то ударяются в социализм, ходят с новой верой в ‘народ» (прямой отклик на народническое движение— стр. 283), 3) ‘довольно лишь 10-й доли забеспокоившихся, чтобы затрещало все наше здание общественное…’ (стр. 283), 4) упоминание имени Фурье, в связи с характеристикой идеалов ‘русского скитальца’, имени, перенесенного из наброска ЧН2 (стр. 215, 284), 5) ‘Это <Алеко,-- Ред.> именно тот русский [наш] человек, за неимением дела у себя <...> страдающий по мировой гармонии и, может быть, простодушнейшим образом обладающий в то же время крепостными людьми…’ (стр. 284, ср. стр. 137). Все эти варианты обогащают данную в пушкинской речи характеристику ‘русского скитальца’ важными дополнительными гранями.
С чернового автографа текст речи в последние дни перед выездом Достоевского в Москву из Старой Руссы был переписан набело А. Г. Достоевской. Так возникла та рукопись, по которой Достоевский читал речь о Пушкине в Москве. Она же, еще раз выправленная автором, служила наборной рукописью при публикации речи о Пушкине в ‘Московских ведомостях’. После переписки рукописи А. Г. Достоевской писатель продолжал до отъезда в Москву и в Москве вносить в нее дальнейшие поправки и дополнения — вплоть до дня чтения речи. В частности, по-видимому, в Москве Достоевский сделал на полях приписку с оценкой Лизы (из ‘Дворянского гнезда’) и Наташи (из ‘Войны и мира’) как двух женских образов русской после-пушкинской литературы, по нравственной красоте приближающихся к Татьяне Пушкина (см. стр. 140, 335, 496, о причинах, по которым имя Наташи Ростовой было затем в печатном тексте опущено, см. стр. 496). Два важных по содержанию куска рукописного текста речи подверглись при окончательной подготовке к ее устному произнесению сокращению, а затем соответственно были исключены автором также из ее печатного текста. Причиной этого могли явиться, с одной стороны, желание писателя не затягивать речи, а с другой — стремление придать ей наибольшее внутреннее единство и цельность, которые позволили бы ему при произнесении держать слушателей в постоянно возрастающем напряжении. Первый из указанных пассажей — пересказ того знаменитого эпизода из романа Бальзака ‘Отец Горио’ (1834), где Бьяншон предлагает Растиньяку, отбросив прочь свойственные ‘обыкновенным’ людям нравственные угрызения, дать свое согласие на ‘убийство мандарина’ (стр. 288, 336). Обращение к этому эпизоду бальзаковского романа дало Достоевскому возможность еще более непосредственно, чем в окончательном тексте, связать нравственную проблематику пушкинской речи (критика индивидуализма, утверждение идеи, что ни один человек не имеет права строить свое счастье за счет несчастья другого) с проблематикой ‘Преступления и наказания’ и ‘Братьев Карамазовых’. {Ср. в черновой редакции в связи с характеристикой ‘Египетских ночей’ слова: ‘…атеисты, ставшие богами, насмешливо смотрящие на народ свой…’ (стр. 295). О других отражениях идей и образов ‘Преступления и наказания’ и ‘Братьев Карамазовых’ в речи о Пушкине см. ниже, стр. 468 и 499.} Второй — еще более пространный пассаж первоначального текста, где он весьма любовно и тщательно разработан писателем,— разбор ‘Капитанской дочки’ Пушкина с характеристиками Пугачева и молодого казака, ободряющего Гринева перед тем, как набросить ему петлю на шею, а также — противопоставлением односторонне, сатирически очерченных персонажей Фонвизина и героев Пушкина как людей русского ‘большинства’, понятых во всей внутренней ‘полноте’ и сложности характера, со всей присущей им реальной диалектикой положительного и отрицательного, добра и зла (стр. 291—293, 338—340).
Другие, более мелкие пропуски в печатном тексте по сравнению с наборной рукописью см. на стр. 334—342.
Перед сдачей в набор текст пушкинской речи подвергся, как уже отмечалось, и другим смысловым и стилистическим исправлениям. В частности, приведенная первоначально, по-видимому, на память, неточно, цитата из Гоголя, открывающая пушкинскую речь (‘Пушкин есть явление великое, чрезвычайное’ — стр. 334), была выправлена в Москве в соответствии с подлинным текстом гоголевской статьи ‘Несколько слов о Пушкине’ (стр. 130). Остальные варианты наборной рукописи и корректуры ‘Дневника писателя’ см. стр. 332—334, 342—348.

5

22 мая Достоевский с переписанной А. Г. Достоевской и выправленной им рукописью речи о Пушкине выехал из Старой Руссы через Новгород и Чудово в Москву (Достоевская, А. Л, Воспоминания, стр. 360). Подробный отчет о поездке, днях пребывания писателя в Москве и впечатлениях его от пушкинского праздника содержат письма Достоевского к жене из Москвы от 23/24 мая — 8 июня 1880 г.
В тот же день, вскоре после выезда из Новгорода, Достоевский в вагоне узнал о смерти жены Александра II, императрицы Марии Александровны, а 23-го в Твери прочел напечатанное в ‘Московских ведомостях’ извещение московского генерал-губернатора В. А. Долгорукова о том, что, по повелению императора, открытие памятника Пушкину в связи с объявленным трауром откладывается. По приезде в Москву Достоевский утром был встречен на вокзале С. А. Юрьевым, В. М. Лавровым, Н. П. Аксаковым, Е. В. Барсовым и другими членами редакции и сотрудниками ‘Русской мысли’ и представителями Общества любителей российской словесности. Остановившись в Лоскутной гостинице, у Воскресенских ворот, близ Иверской часовни, в начале Тверской улицы (ныне ул. Горького), Достоевский убедился, что о дне, на который будет перенесено открытие памятника, пока ничего определенного не известно. Долгое время циркулировали слухи, что оно будет отложено до осени, и Достоевский намеревался через пять дней уехать обратно. Наконец 27 мая стало известно, что открытие памятника состоится 4 июня, затем (1 июня) оно было снова отложено и окончательно назначено на 6 июня.
Очутившись в Москве в момент, когда о дне открытия памятника Пушкину еще не стало известно, Достоевский испытывает беспокойство за судьбу своей речи-статьи. ‘Предвижу, что статья моя до времени напечатана не будет, ибо странно ее печатать теперь. Таким образом, поездка до времени не окупится’,— пишет он в связи с этим жене 23 мая вечером. На следующий день у Достоевского происходит неприятный разговор с Юрьевым, который он излагает в письме от 25 мая таким образом: ‘Между прочим, я заговорил о статье моей, и вдруг Юрьев мне говорит: я у вас статью не просил (т<о> е<сть> для журнала)!.. Штука в том, что <...> ему не хочется брать теперь статью и платить за нее’ (кроме того, как выяснилось позднее, Юрьев имел уже статью о Пушкине И. С. Аксакова). ‘Взбешенный на Юрьева’, писатель в тот же день, как он писал жене, ‘почти обещал’ статью Каткову, утешая себя мыслью, что ‘если ‘Русская мысль’ захочет статью, то сдеру непомерно, иначе Каткову’. В результате, несмотря на позднейшие извинения Юрьева, речь Достоевского появилась не в ‘Русской мысли’ Юрьева, а в ‘Московских ведомостях’ Каткова. На то, чтобы отдать пушкинскую речь Каткову и напечатать ее в ‘Московских ведомостях’, у Достоевского было несколько причин: 1) возникшая у него уже вскоре после приезда антипатпя к Юрьеву в связи с желанием последнего в изменившейся обстановке отказаться от своих слов и колебаниями в вопросе оплаты за заказанную им статью, 2) желание, чтобы речь появилась в газете, а не в журнале, так как последнее обстоятельство задержало бы ее появление и помешало бы Достоевскому осуществить свой замысел и выпустить посвященный ей специальный номер ‘Дневника писателя’ (см. об этом ниже, стр. 469, 470), 3) желание добиться за этот счет у Каткова и Любимова отсрочки в представлении начала одиннадцатой книги ‘Братьев Карамазовых’, так как, чувствуя утомление и нуждаясь в отдыхе. Достоевский не хотел спешить с первыми ее главами (см. об этом письмо Достоевского к жене от 25 мая).
У Каткова были, в свою очередь, особые причины, побуждавшие его настойчиво добиваться печатания речи Достоевского в ‘Московских ведомостях’. {Кроме Каткова и Юрьева речь Достоевского предлагал напечатать также А. С. Суворин в ‘Новом времени’.} Дело в том, что Тургенев, M. M. Ковалевский и вообще либерально настроенная часть членов Общества любителей российской словесности настояли на том, чтобы посланное Каткову как редактору ‘Московских ведомостей’ приглашение принять участие в пушкинских торжествах было в конце мая ввиду откровенно реакционного характера его газеты демонстративно аннулировано, о чем Обществом было направлено в редакцию ‘Московских ведомостей’ специальное уведомление за подписью Юрьева (см. об этом письмо Достоевского к жене от 2/3 июня 1880 г., а также: Д, Письма, т. IV, стр. 416). К этому вскоре прибавилось другое оскорбление личного характера: после того, как Катков на Думском обеде, в зале Благородного собрания 6 июня произнес речь как представитель Думы и, призывая к примирению партий и забвению обид, ‘протянул Тургеневу свой бокал сам, чтобы чокнуться с ним, <...> Тургенев отвел свою руку и не чокнулся’ (письмо Достоевского к Е. А. Штакеншнейдер от 17 июля 1880 г.). {Ср. об этом рассказ M. M. Ковалевского: ‘Катков позволил себе протянуть бокал в его (Тургенева,— Ред.) направлении, но при всем своем добродушии Иван Сергеевич уклонился от этой дерзкой попытки возобновить старые отношения. ‘Ведь есть вещи, которых нельзя забыть,— доказывал он в тот же вечер Достоевскому,— как же я могу протянуть руку человеку, которого я считаю ренегатом?..» (Тургенев в воспоминаниях современников, т. II, стр. 147).} В этих обстоятельствах Каткову было чрезвычайно важно получить для ‘Московских ведомостей’ речь Достоевского (в особенности после того, как определился ее исключительный общественный успех и она приобрела значение исторического события) для того, чтобы отомстить Тургеневу и Юрьеву и вместе с тем попытаться реабилитировать себя в глазах широкой публики (ср. ЛН, т. 86, стр. 509—510).
25 мая Достоевский присутствовал на обеде, данном в его честь в ресторане гостиницы ‘Эрмитаж’ членами редакции ‘Русской мысли’. На обеде были 22 человека, в том числе С. А. Юрьев, В. М. Лавров, И. С. Аксаков, Н. П. Аксаков, Л. И. Поливанов, Н. Г. Рубинштейн, 4 профессора Московского университета и др. Здесь в честь Достоевского как художника, человека и публициста было произнесено шесть речей (в том числе Юрьевым, обоими Аксаковыми, Рубинштейном). Достоевский отвечал речью, в которой кратко изложил основные положения будущей речи о Пушкине и которая произвела ‘большой эффект’ (текст этой краткой речи до нас не дошел), {Если верить воспоминаниям К. А. Тимирязева, возможно, что эту свою речь Достоевский закончил тем, что привел в качестве подтверждения своего мнения об огромности ума Пушкина сохраненный мемуаристами отзыв Николая I о нем как об умнейшем человеке в России, чем вызвал негодование M. M. Ковалевского и самого К. А. Тимирязева. ‘Сказано было это, очевидно, чтобы раздражить большинство присутствующих и насладиться их беспомощностью — невозможностью ответить на этот вызов’,— замечает по этому поводу Тимирязев (К. А. Тимирязев. Наука и демократия. М., 1920, стр. 370).} за обедом были получены две приветственные телеграммы от профессоров Московского университета (см. об этом обеде’ письмо Достоевского к жене от 25/26 мая, а также приписку его к предыдущему письму к жене от 25 мая).
25—27 мая Достоевский несколько раз порывался заявить о своем отъезде, но Юрьев и И. С. Аксаков постоянно убеждали его, что его ждет ‘вся Москва’ и все, берущие билеты на заседание Общества любителей российской словесности, по нескольку раз справляются, ‘будет ли читать Достоевский’. Со слов Юрьева, писатель сообщал жене 27 мая, что ‘отсутствие мое почтется всей Москвой за странность, что все удивятся, что вся Москва только и спрашивает: буду ли я, что о моем отъезде пойдут анекдоты, скажут, что у меня не хватило гражданского чувства, чтоб пренебречь своими делами для такой высшей цели, ибо в восстановлении значения Пушкина по всей России все видят средство к новому повороту убеждений, умов, направлений’ (письмо к жене от 27 мая).
26 мая Достоевский был на вечере у издателя ‘Русской мысли’ В. М. Лаврова. Последний заявил, что он — ‘страстный, исступленный почитатель’ писателя, ‘питающийся’ его сочинениями ‘уже многие годы’. ‘Если будет успех моей речи в торжественном собрании, то в Москве (а стало быть, и в России) буду впредь более известен как писатель (то есть в смысле уже завоеванного Тургеневым и Толстым величия. Гончарова, например, который по выезжает из Петербурга, здесь хоть и знают, но отдаленно и холодно)’,— писал Достоевский, волнуясь за успех речи, жене ночью с 27 на 28 мая.
После того, как 27 мая Тургенев, ездивший из Москвы в Спасское (и заезжавший по дороге к Толстому в Ясную Поляну, откуда Тургенев привез вести о новых его общественных настроениях периода работы над ‘Исповедью’), вернулся в Москву, Достоевский постепенно все более убеждается в значении своей речи для общего дела ‘антизападнически’ настроенных, славянофильских кругов русского общества. 28—29 мая он пишет жене: ‘Дело главное в том, что во мне нуждаются не одни Любители российской словесности, а вся наша партия, вся наша идея, за которую мы боремся уже 30 лет, ибо враждебная партия (Тургенев, Ковалевский и почти весь университет) решительно хочет умалить значение Пушкина как выразителя русской народности, отрицая самую народность. Оппонентами же им, с нашей стороны, лишь Иван Серг<еевич> Аксаков (Юрьев и прочие не имеют весу), но Иван Аксаков и устарел и приелся Москве. Меня же Москва не слыхала и не видала, но мною только и интересуется. Мой голос будет иметь вес, а стало быть, и наша сторона восторжествует. {По свидетельству П. И. Бартенева, борьба ‘западников’ и ‘славянофилов’ в дни подготовки пушкинского праздника достигла такой напряженности, что часть либерально-западнически настроенной московской дворянской интеллигенции на одном из заседаний подготовительной комиссии ‘едва было не постановила не допускать Достоевского к чтению чего-либо на пушкинском празднике’ (РА9 1891, кн. 2, стр. 97, примеч.).} Я всю жизнь за это ратовал, не могу теперь бежать с поля битвы. Уж когда Катков сказал: ‘Вам нельзя уезжать, вы не можете уехать’ — человек вовсе не славянофил,— то уж конечно мне нельзя ехать’.
31 мая вечером у Тургенева происходило совещание, на котором обсуждалась программа литературно-музыкального и драматического вечера, который должен был состояться в день открытия памятника в зале Московского Благородного собрания. Достоевский не был извещен об этом совещании и раздраженно писал жене в ночь на 3 июня: ‘…третьего дня вечером было совещание у Тургенева почти всех участвующих (я исключен), что именно читать, как будет устроен праздник и проч. Мне говорят, что у Тургенева будто бы сошлись нечаянно. Это мне Григорович говорил как бы в утешение. Конечно, я бы и сам не пошел к Тургеневу без официального от него приглашения, но простофиля Юрьев, которого я вот уже 4 суток не вижу, еще 4 дня назад проговорился мне, что соберутся у Тургенева. Висковатов же прямо сказал, что уже три дня тому получил приглашение. Стало быть, меня прямо обошли. (Конечно, не Юрьев, это дело Тургенева и Ковалевского, тот только спрятался и вот почему, должно быть, и не кажет глаз.) И вот вчера утром, только что я проснулся, приходят Григорович и Висковатов и извещают меня, что у Тургенева составилась полная программа праздников и чтений вечерних. И так как-де позволена музыка и представление ‘Скупого рыцаря’ (актер Самарин), то чтение ‘Скупого рыцаря’ у меня взято, взято тоже и чтение стихов на смерть Пушкина {Имеется в виду стихотворение Ф. И. Тютчева ’29 января 1837 (Из чьей руки свинец смертельный…)’, незадолго до этого впервые опубликованное в ‘Гражданине’ (1875, 13 января, No 2) и повторно — в ‘Русском архиве’ (1879, вып. 5, стр. 138).} (а я именно эти-то стихи и желал прочесть). Взамен того мне определено прочесть стихотворение Пушкина ‘Пророк’. От ‘Пророка’ я, пожалуй, не откажусь, но как же не уведомить меня официально? Затем Григорович объявил мне, что меня просят прибыть завтра в залу Благородного собрания (подле меня), где будет окончательно все регламентировано’.
Об этом втором заседании, посвященном обсуждению программы вечера, Достоевский писал жене в ночь с 3 на 4 июня: ‘…прямо с обеда, поехали в общее заседание комиссии ‘Любителей’ для устройства окончательной программы утренних заседаний и вечерних празднеств. Были Тургенев, Ковалевский, Чаев, Грот, Бартенев, Юрьев, Поливанов, Калачев и проч. Вс устроили к общему согласию. Тургенев со мною был довольно мил, а Ковалевский (большая толстая туша и враг нашему направлению) вс пристально смотрел на меня’.
5 июня в 2 часа дня пушкинские торжества открылись в зале Московской городской думы публичным заседанием комитета по сооружению памятника, посвященным приему делегаций, прибывших в Москву от различных учреждений и обществ. Достоевский присутствовал на этом заседании в качестве делегата от Славянского благотворительного общества, говорил с дочерью Пушкина, Островским, Тургеневым и др. (см. письмо Достоевского к жене от 5 июня). 6 июня утром происходило открытие памятника, в 2 ч. дня — торжественный акт в большом зале Московского университета, затем в 6 ч. — обед в зале Благородного собрания и там же литературно-музыкальный вечер. На этом вечере Достоевский вместо избранных им первоначально монолога ‘Скупого рыцаря’ (чтение которого было передано актеру И. В. Самарину) и стихотворения Тютчева на смерть Пушкина прочел монолог Пимена из трагедии ‘Борис Годунов’. 7 июня открылись двухдневные заседания Общества любителей российской словесности, где в этот день произнес свою речь о Пушкине Тургенев. После этого Обществом был устроен для участников торжества парадный обед. Речь Тургенева была воспринята Достоевским как ‘унижение’ Пушкина, у которого Тургенев отнял ‘название национального поэта’ (письмо к жене от 7 июня 1880 г.). Огромный успех Тургенева, его популярность у либерально настроенной публики и демократической молодежи, сделавшие его героем первого дня заседаний, вызвали у Достоевского раздражение, открыто вылившееся в его только что названном письме. Готовясь вечером к произнесению на следующее утро своей речи, Достоевский еще раз пересматривает ее и нравственно настраивает себя на успешный исход своего публичного соревнования с Тургеневым. ‘Вс зависит от произведенного эффекта,— пишет он, волнуясь по поводу завтрашней речи, в полночь жене. — Долго жил, денег вышло довольно, но зато заложен фундамент будущего. Надо еще речь исправить, белье к завтрому приготовить. Завтра мой главный дебют. Боюсь что не высплюсь. Боюсь припадка’.
8 июня утром Достоевский произнес свою речь, произведшую огромное впечатление на слушателей и ставшую, по общему мнению, кульминационным пунктом всего пушкинского праздника. Вечером в тот же день Достоевский читал на завершавшем программу празднеств втором литературно-музыкальном вечере пушкинские ‘Пророк’ и ‘Сказку о Медведихе’, а через день, 10 июня утром, выехал обратно из Москвы в Старую Руссу.

6

В письме к А. Г. Достоевской от 8 июня 1880 г. сам писатель оставил нам наиболее выразительное описание того исключительного впечатления, которое произвела на слушателей его речь: ‘Утром сегодня было чтение моей речи в ‘Любителях’. Зала была набита битком <...> Когда я вышел, зала загремела рукоплесканиями и мне долго, очень долго не давали читать. Я раскланивался, делал жесты, прося дать мне читать,— ничто не помогало: восторг, энтузиазм (вс от ‘Карамазовых’!). Наконец я начал читать: прерывали решительно на каждой странице, а иногда и на каждой фразе громом рукоплесканий. Я читал громко, с огнем. Вс, что я написал о Татьяне, было принято с энтузиазмом (это великая победа нашей идеи над 25-летием заблуждений!). Когда же я провозгласил в конце о всемирном единении людей, то зала была как в истерике, когда я закончил — я не скажу тебе про рев, про вопль восторга: люди незнакомые между публикой плакали, рыдали, обнимали друг друга и клялись друг другу быть лучшими, не ненавидеть вперед друг друга, а любить. Порядок заседания нарушился: все ринулись ко мне на эстраду: гранд-дамы, студен<т>ки, государственные секретари, студенты — вс это обнимало, целовало меня. Все члены нашего общества, бывшие на эстраде, обнимали меня и целовали, все, буквально все плакали от восторга. Вызовы продолжались полчаса, махали платками, вдруг, например, останавливают меня два незнакомые старика. ‘Мы были врагами друг друга 20 лет, не говорили друг с другом, а теперь мы обнялись и помирились. Это вы нас помирили. Вы наш святой, вы наш пророк!’. ‘Пророк, пророк!’ — кричали в толпе. Тургенев, про которого я ввернул доброе слово в моей речи, бросился меня обнимать со слезами. Анненков подбежал жать мою руку и целовать меня в плечо. ‘Вы гений, вы более чем гений!’ — говорили они мне оба. Аксаков (Иван) вбежал на эстраду и объявил публике, что речь моя есть не просто речь, а историческое событие! Туча облегала горизонт, и вот слово Достоевского, как появившееся солнце, вс рассеяло, вс осветило. С этой поры наступает братство и не будет недоумений. Да, да! — закричали все и вновь обнимались, вновь слезы. Заседание закрылось. Я бросился спастись за кулисы, но туда вломились из залы все, а главное женщины. Целовали мне руки, мучали меня. Прибежали студенты. Один из них, в слезах, упал передо мной в истерике на пол и лишился чувств. Полная, полнейшая победа! Юрьев (председатель) зазвонил в колокольчик и объявил, что ‘Общество люб<ителей> рос<сийской> словесности’ единогласно избирает меня своим почетным членом. Опять вопли и крики. После часу почти перерыва стали продолжать заседание. Все было не хотели читать. Аксаков вошел и объявил, что своей речи читать не будет, потому что вс сказало и вс разрешило великое слово нашего гения — Достоевского. Однако мы все его заставили читать. Чтение стало продолжаться, а между тем составили заговор. Я ослабел и хотел было уехать, но меня удержали силой. В этот час времени успели купить богатейший, в 2 аршина в диаметре лавровый венок, и в конце заседания множество дам (более ста) ворвались на эстраду и увенчали меня при всей зале венком: ‘За русскую женщину, о которой вы столько сказали хорошего!’. Все плакали, опять энтузиазм. Городской голова Третьяков благодарил меня от имени города Москвы’.
Письмо Достоевского дополняют воспоминания современников: ‘Последние слова своей речи Достоевский произнес каким-то вдохновенным шепотом, опустил голову и стал как-то торопливо сходить с кафедры при гробовом молчании,— вспоминает Д. Н. Любимов. — Зала точно замерла, как бы ожидая чего-то еще. Вдруг из задних рядов раздался истерический крик: ‘Вы разгадали!1 — подхваченный несколькими женскими голосами на хорах. Вся зала встрепенулась. Послышались крики: ‘Разгадали! Разгадали!’, гром рукоплесканий, какой-то гул, топот, какие-то женские взвизги. Думаю, никогда стены московского Дворянского собрания ни до, ни после не оглашались такою бурею восторга. Кричали и хлопали буквально все — и в зале и на эстраде. Аксаков бросился обнимать Достоевского. Тургенев, спотыкаясь, как медведь, шел прямо к Достоевскому с раскрытыми объятиями. Какой-то истерический молодой человек, расталкивая всех, бросился к эстраде с болезненными криками: ‘Достоевский, Достоевский!’ — вдруг упал навзничь в обмороке. Его стали выносить. Достоевского увели в ротонду. Вели его под руки Тургенев и Аксаков, он видимо как-то ослабел, впереди бежал Григорович, махая почему-то платком. Зал продолжал волноваться’ (Достоевский в воспоминаниях, т. II, стр. 377—378).
О чувстве горячего энтузиазма, на минуту охватившем и объединившем слушателей, и об истерических припадках, вызванных у некоторых из них словами Достоевского, писал по живым следам Г. И. Успенский: ‘Положительно известно, что тотчас по окончании речи г-н Достоевский удостоился не то чтобы овации, а прямо идолопоклонения, один молодой человек, едва пожав руку почтенного писателя, был до того потрясен испытанным волнением, что без чувств повалился на эстраду’ (там же, стр. 341). О том же вспоминает Е. П. Леткова-Султанова: ‘Маша Шелехова упала в обморок. С Паприцем сделалась истерика’ (там же, стр. 391). ‘Рассказывал мне, между прочим, Федор Михайлович о том, как он вернулся из последнего второго вечернего заседания (закончившего все пушкинские торжества) страшно усталый, но и страшно счастливый восторженным приемом прощавшейся с ним московской публики. В полном изнеможении прилег он отдохнуть, а затем, уже позднею ночью, поехал опять к памятнику Пушкина. Ночь была теплая, но на улицах почти никого не было. Подъехав к Страстной площади, Федор Михайлович с трудом поднял поднесенный ему на утреннем заседании, после его речи, громадный лавровый венок, положил его к подножию памятника своего ‘великого учителя’ и поклонился ему до земли’ (Достоевская, А. Г., Воспоминания, стр. 364—365). {Из мемуарных свидетельств о пушкинской речи см. также: Достоевская, А. Г., Воспоминания, стр. 360—367, Биография, стр. 304—315, РА, 1891, кн. 2, стр. 96—97, H. H. Страхов. Заметки о Пушкине и других поэтах. СПб., 1888, стр. 105—126, Достоевский в воспоминаниях, т. II, стр. 333—380, 388—394, Звенья, т. VI, стр. 457—484, Н. Телешов. Избранные произведения, т. 3. М., 1956, стр. 7—9, ЛН, т. 86, стр. 502—507, 511—515, Кони, т. VI, стр. 438—440.}
Даже идейные противники Достоевского не могли не поддаться обаянию пушкинской речи. ‘Живо осталось в моей памяти,— вспоминает Страхов,— как П. В. Анненков, подошедши ко мне, с одушевлением сказал: ‘Вот что значит гениальная художественная характеристика! Она разом порешила дело!» (Достоевский в воспоминаниях, т. II, стр. 351). Аналогичную характеристику дали пушкинской речи в первый момент после ее произнесения И. С. Тургенев и Г. И. Успенский, позднее, после обдумывания ее содержания, изменившие свое отношение к речи Достоевского и давшие ей резко критическую, полемическую оценку. {В. В. Стасов вспоминал о позднейшей оценке Тургеневым речи Достоевского: ‘когда он <...> услыхал, что я думаю о всем происходившем на открытии памятника, судя по русским газетам, он мало-помалу разговорился и рассказал, как ему была противна речь Достоевского, от которой сходили у нас с ума тысячи народа, чуть не вся интеллигенция, как ему была невыносима вся ложь и фальшь проповеди Достоевского, его мистические разглагольствования о ‘русском всечеловеке’, о русской ‘всеженщине Татьяне’ и обо всем остальном трансцендентальном и завиральном сумбуре Достоевского, дошедшего тогда до последних чертиков своей российской мистики. Тургенев был в сильной досаде, в сильном негодовании на изумительный энтузиазм, обуявший не только всю русскую толпу, но и всю русскую интеллигенцию’ (Тургенев в воспоминаниях современников, т. II, стр. 117). Ср. слова Тургенева из письма к M. M. Стасюлевичу от 13 (25) июня 1880 г.: ‘эта очень умная, блестящая и хитроискусная, при всей страстности, речь всецело покоится на фальши, но фальши крайне приятной для русского самолюбия <...> И к чему этот всечеловек, которому так неистово хлопала публика? <...> лучше быть оригинальным русским человеком, чем этим безличным всечеловеком’ (Тургенев, Письма, т. XII, кн. 2, стр. 272).}
Уже в момент слушания речи часть молодежи почувствовала, по припоминанию Е. П. Летковой-Султановой, что она ‘была насыщена выпадами против западников, а значит, и против Тургенева’ (Достоевский в воспоминаниях, т. II, стр. 391). Тем не менее речь произвела огромное впечатление и на подавляющую часть студенчества и демократической молодежи. ‘Конечно, молодежь, делавшая овации Достоевскому,— вспоминал по этому поводу П. Л. Лавров,— брала из его речи не то, что он действительно говорил, а то, что в этой речи соответствовало ее стремлениям. Не христианское прощение зла, наносимого братьям, читала она в туманных словах нервного оратора <...>, а солидарность в борьбе за право на лучшую будущность для всех обездоленных братьев против их эксплуататоров всех наций. Она готова была смириться пред народом в том смысле, который употреблял Иван Сергеевич (Тургенев,— Ред.) в своем письме от 11 сентября 1874 года <...>, смириться для ‘мелкой и темной работы, смириться пред народом, жертвуя ему своими интересами, своим благополучием, своею жизнью, но пред народом, в пробуждающемся сознании которого она читала ненависть к его вековым притеснителям, пред пародом, который, в стремлении к правде умственной и нравственной, ‘принял бы в свою суть’ уже не Христа, смиренно переносящего заушения, а Христа, воскресшего из могилы невежества и бессознательности, Христа, являющегося справедливым и грозным судьею <...>, эта страстная и самоотверженная молодежь только что горько испытала, насколько она оторвана от народа, за эту оторванность она заплатила шестью годами бесплодной пропаганды, тысячами жертв братьев, томившихся на каторге, умиравших в одиночном заключении и на виселице. Она только что начала новый, более ожесточенный бой с врагами этого народа, со своими врагами, и все более проникалась сознанием, что ей приходится выполнить делом ‘Аннибалову клятву’, которую в молодости давал Тургенев, задачу, за которую сидел в ‘Мертвом Доме’ прежний сторонник Петрашевского, говоривший теперь о христианском смирении и подразумевавший под словами: ‘Государство, которое приняло и внош’ вознесло Христа’ (ср. наст. том, стр. 169,— Ред.) <...> ту самую царскую Русь Иванов Грозных и споров о двуперстном кресте, ту самую императорскую Россию Шаховских, Магницких, Дуббельтов, Мезенцевых, против которой поднималась русская молодежь. Свою боль скитальчества по русской земле, свое жаркое желание слиться с народом, свою страстную готовность жить и умереть за братьев она вносила в слова оратора, и ее овации, которые он гордо принимал за ‘событие’, относились к ее собственной трагической истории, которую она подкладывала под его туманные фразы’ (Тургенев в воспоминаниях современников, т. I, стр. 412—413).
Приведенные мемуарные свидетельства дополняются рассказом Достоевского в письме от 13 июня 1880 г. к графине С. А. Толстой (вдове поэта А. К. Толстого): ‘Верите ли, дорогие друзья мои, что в публике, после речи моей, множество людей, плача, обнимали друг друга и клялись друг другу быть впредь лучшими, и это не единичный факт, я слышал множество рассказов от лиц совсем мне незнакомых даже, которые стеснились вокруг меня и говорили мне исступленными словами (буквально) о том, какое впечатление произвела на них моя речь. Два седых старика подошли ко мне, и один из них сказал: ‘Мы двадцать лет были друг другу врагами и двадцать лет делали друг другу зло, после вашей речи мы теперь, сейчас помирились и пришли вам это заявить’. Это были люди мне незнакомые. Таких заявлений было множество, а я был так потрясен и измучен, что сам был готов упасть в обморок, как тот студент, которого привели ко мне в ту минуту студенты-товарищи и который упал передо мной на пол в обмороке от восторга. Факт, по-видимому, невероятный, но он, однако же, явился в ‘Современных известиях’, газете Гилярова-Платонова, который сам был свидетелем факта. Что же до дам, то не курсистки только, а и все, обступив меня, схватили меня за руки и, крепко держа их, чтобы и не сопротивлялся, принялись целовать мне руки. Все плакали, даже немножко Тургенев. Тургенев и Анненков (последний положительно враг мне) кричали мне вслух, в восторге, что речь моя гениальная и пророческая. ‘Не потому, что вы похвалили мою Лизу, говорю это’,— сказал мне Тургенев. Простите и но смейтесь, дорогие мои, что я в такой подробности вс это передаю и так много о себе говорю, но ведь, клянусь, это не тщеславие, этими мгновениями живешь, да для них и на свет являешься. Сердце полно, как не передать друзьям. Я до сих пор как размозженный’.
Восторженные слушатели увенчали Достоевского после произнесения пушкинской речи огромным лавровым венком. ‘Не зная, что делать с венком,— вспоминает враждебно относившийся к политическим идеям писателя К. А. Тимирязев,— его надели Достоевскому через голову на плечи, и он несколько мгновений сидел, изображая из себя жалкую, смешную фигуру, пока не нашелся добрый человек, освободивший его от этого ярма’ (К. А. Тимирязев. Наука и демократия. М., 1920, стр. 370).
Оценивая значение речи Достоевского и анализируя причины ее необычайного успеха, Глеб Успенский справедливо указал, что она стала крупным общественным событием благодаря тому, что Достоевский связал в ней — чего не удавалось в такой мере ни одному из его предшественников — в единый, нерасторжимый узел проблему национального значения Пушкина и самые жгучие вопросы современности,— и прежде всего вопрос о русском освободительном движении, его природе и исторических судьбах.
‘В течение двух с половиною суток,— писал Успенский о пушкинских празднествах,— никто почти <...> не сочел возможным выяснить идеалы и заботы, волновавшие умную голову Пушкина, при помощи равнозначащих забот, присущих настоящей минуте, никто не воскресил их среди теперешней действительности <...> Напротив, руководствуясь в характеристике его личности и дарования фактами, исключительно относившимися к его времени, господа ораторы, при всем своем рвении, и то только едва-едва, сумели выяснить Пушкина в прошлом, отдалили это значение в глубь прошлого, поставили его вне последующих и настоящих течений русской жизни и мысли’. Лишь Тургенев ‘отрезвил и образумил публику, первый коснувшись, так сказать, ‘современности’ <...> Но никто не подозревал, чтобы эта же ‘современность’ могла завладеть всем существом, Bceju огромной массой слушателей, наполнявшей огромный зал Дворянского собрания, и что это совершит тот самый Ф. М. Достоевский, который все время ‘смирнехонько’ сидел, притаившись около эстрады и кафедры, записывая что-то в тетрадке.
Когда пришла его очередь, он ‘смирнехонько’ взошел на кафедру, и не прошло пяти минут, как у него во власти были все сердца, все мысли, вся душа всякого, без различия, присутствовавшего в собрании <...> Он нашел возможным, так сказать, привести Пушкина в этот зал и устами его объяснить обществу, собравшемуся здесь, кое-что в теперешнем его положении, в теперешней заботе, в теперешней тоске’ (Успенский, т. VI, стр. 419—422, Достоевский в воспоминаниях, т. II, стр. 336—338).
С пушкинской эпохи и вплоть до современной минуты — таков основной смысл речи Достоевского — наиболее характерным национальным типом русской жизни и русской литературы был образованный ‘скиталец’, выходец из дворянской, а позднее и из разночинной среды, в силу свойственного ему духовного максимализма стремившийся не к узколичному, эгоистическому, а к общему, ‘всечеловеческому’ счастью, мечтавший об установлении на земле новой ‘мировой гармонии’. От пушкинского Алеко и Онегина до Рудина и Базарова и дальше — до террористов-народников 70-х годов проходит через всю русскую историю и через всю историю русской литературы этот порожденный не случайными причинами, но глубокой исторической закономерностью литературно-общественный тип,— тип человека, который мечтает о счастливой жизни не только для своего народа, но и для ‘всего арийского племени’, и более того — для всего мирового человечества. В том, что русская история и русская литература смогли породить этот тип, состоит их огромное, всемирное значение, дающее им неоспоримое право на общечеловеческое признание. Вместе с тем русский ‘скиталец’ от времен Пушкина до конца XIX в. в силу тех же исторических причин, которые способствовали максимализму, силе и страстности его исканий, оставался разъединен с ‘почвой’ — с народом, лишенным голоса и закрепощенным созданной Петром I самодержавно-бюрократической монархией. Пушкин — и в этом состоит его величайшая заслуга перед русской культурой — при всем сочувствии русскому ‘скитальцу’ — не только осознал историческую бесперспективность одинокой и ‘гордой’ борьбы личности, стоящей над другими людьми, не способной почувствовать единства их интересов и судеб, но и указал для нее ‘исторический исход’ в повороте к массе, к народу, составляющим необходимую ‘почву’ всей национальной жизни в целом. Без прочного объединения личности и народа, без их воссоединения невозможно ни личное счастье каждой отдельной личности, ни общее счастье всех людей. Причем глубокое уважение к народу и его правде, благоговейное отношение к родной, русской национальной стихии органически сочеталось у великого русского поэта со столь же глубокой отзывчивостью к своеобразию, идеалам и стремлениям других народов, с умением братски понять и полюбить их национальные идеалы, их историю, природу и быт. В органическом, нераздельном единстве личного и общего, родного и вселенского, национального и общечеловеческого, воплощенного Пушкиным, состоит вечное и пророческое значение его гения, указавшего будущим поколениям русских ‘скитальцев’ ту единственную верную дорогу, идя по которой Россия и человечество могут обрести нравственное исцеление, гармоническое, согласное и счастливое, мирное будущее.
Проходящая через всю пушкинскую речь и ставшая одним из ее лейтмотивов характеристика типа передового, мыслящего (в том числе революционного) русского интеллигента, начиная с эпохи декабристов и кончая эпохой народнических революционеров 70-х годов, как ‘скитальца в родной земле’ сложилась как философское обобщение художественных формул ‘странника’ и ‘скитальца’, в различных вариантах отразившихся во множестве произведений русской классической литературы со времен Пушкина. В частности, в поэме ‘Медный всадник’ (1833) о герое ее, Евгении, говорится:
… Ужасных дум
Безмолвно полон, он скитался.
Его терзал какой-то сон.
(Часть вторая, курсив наш,— Ред.)
Позднее глагол ‘скитаться’ был употреблен Пушкиным и в связи с разработкой автобиографической темы поэта в стихотворении ‘Из Пиндемонте’ (1836):
По прихоти своей скитаться здесь и там…
Называя передового русского дворянского и буржуазного интеллигента ‘скитальцем’, Достоевский, без сомнения, намекал и на памятные его аудитории знаменитые слова из эпилога романа И. С. Тургенева ‘Рудин’, служащие одним из итоговых выражений авторской оценки не только самого героя, но и других людей рудинского типа: ‘И да поможет господь всем бесприютным скитальцам!’ (Тургенев, Сочинения, т. VI, стр. 356, 367—368, ср. наст. изд., т. XVII, стр. 290—291). {‘Скитальцем’ назван, впрочем, автором и Бельтов в романе А. И. Герцена ‘Кто виноват?’ (1845—1846), см.: Герцен, т. IV, стр. 122.} Наконец, в журнале братьев Достоевских ‘Время’ были впервые напечатаны автобиографические очерки Ап. Григорьева ‘Мои литературные и нравственные скитальчества’ (Вр, 1862, No 11, стр. 5—31, No 12, стр. 378—391). Ср. также наст. изд., т. X, стр. 20, т. XIII, стр. 373-374, т. XVII, стр. 330-334.
Другое — спорное на наш взгляд — предположение о генезисе термина ‘скиталец’ у Достоевского, связывающее его с названием романа Метьюрина ‘Мельмот Скиталец’, см. в кн.: Д. Благой. От Кантемира до наших дней, т. 1. М., 1972, стр. 493—494. См. обоснованную критику гипотезы Д. Д. Благого в статье: М. П. Алексеев. Ч. Р. Метьюрин и его ‘Мельмот Скиталец’ — В кн.: Ч. P. Метьюрин. Мельмот Скиталец. Л., 1976, стр. 673.
Революционно-демократическая критика в оценке исторических судеб русской литературы, как и в решении всех вопросов русской жизни, исходила, как указал В. И. Ленин, в первую очередь, из задач борьбы с крепостным правом. {В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 2, стр. 520.} Отсюда — и те два тезиса, которые разделялись главными ее представителями от Белинского до Добролюбова и Писарева. Первый из указанных тезисов — оценка Пушкина как ‘поэта-художника’ (в противовес Лермонтову и Гоголю как родоначальникам социально-критического направления в русской литературе), второй — убеждение, что уровень общественной жизни самодержавно-крепостнической России не дает пока права представителям русской литературы оцениваться наравне с представителями литературы мировой — это право они приобретут,— так полагал еще Белинский,— лишь после того, как Россия завоюет политическую свободу и в социально-экономическом отношении сравнится с другими передовыми странами Европы или превзойдет их. При всем остром социально-критическом содержании этих тезисов они отражали известную прямолинейность в понимании исторического прогресса, недооценку его неравномерности. Прямолинейность эта обусловила неточные акценты в оценке Пушкина Белинским и Чернышевским (см. об этом: Пушкин. Итоги и проблемы изучения. М.—Л., 1966, стр. 33—73). Позднее отвлеченный рационализм В. А. Зайцева, а затем Писарева привел их к полемике с оценкой Пушкина Белинским и Чернышевским и даже к ‘нигилистическому’ его-отрицанию.
В своей речи 7 июня 1880 г. Тургенев сохранил верность основным акцентам статей Белинского о Пушкине: ‘Пушкин, повторяем, был нашим первым поэтом-художником’,— заявил он вслед за Белинским (Тургенев, Сочинения, т. XV, стр. 67). И далее: ‘Вопрос: может ли он назваться поэтом национальным, в смысле Шекспира, Гете и др., мы оставим пока открытым’ (там же, стр. 69). ‘Под влиянием старого, но не устаревшего учителя — мы твердо этому верим — законы искусства, художнические приемы вступят опять в свою силу и — кто знает? — быть может, явится новый, еще неведомый избранник, который превзойдет своего учителя и заслужит вполне название национально-всемирного поэта, которое мы не решаемся дать Пушкину, хотя и не дерзаем его отнять у него’ (там же, стр. 75).
Следует иметь в виду, что славянофилы в лице К. С. и И. С. Аксаковых, А. С. Хомякова и других, хотя они подходили к оценке Пушкина с иных идеологических позиций, также не разделяли взгляда на Пушкина как на национального поэта. Подобному признанию противоречили религиозные идеалы славянофильства, как и романтический характер славянофильской эстетики: ‘…не тайна,— писал по этому поводу H. H. Страхов,— холодность наших славянофилов к нашему Пушкину. Она заявляется издавна и постоянно. Это печальный факт, который еще и еще раз свидетельствует о безмерной путанице нашей жизни’. {Н. Страхов. Заметки о Пушкине и других поэтах. СПб., 1888, стр. 4.} И далее: ‘…не из славянофильства он (Достоевский,— Ред.) почерпнул то восторженное поклонение Пушкину, которое так блистательно выразил и которое дало ему победу’. {Там же стр. 120.} ‘Пушкин — это наше право на Европу и на нашу европейскую национальность, а вместе с тем и право на нашу самобытную особенность в кругу других европейских национальностей,— не на фантастическую и изолированную особенность, а на ту, какую бог дал, какая сложилась из напора реформы и отсадков, коренного быта, и вот почему его не любят славянофилы…’,— заявлял еще раньше Аполлон Григорьев. {А. Григорьев. Собр. соч., вып. 12. М., 1916, стр. 32.}
В речи о Пушкине Достоевский, как и Тургенев, в очень многом и существенном опирался на статьи Белинского о Пушкине и его эстетические принципы в целом. {См.: Белинский, т. VII, стр. 333, 436—437, ср.: Кирпотин, Достоевский и Белинский, стр. 248—279.} Но в то же время свою оценку Пушкина Достоевский подчинил основному общему комплексу своих, расходившихся с суждениями Белинского, эстетических и идейно-политических идей.
Из других статей 1820—1860-х годов о Пушкине, повлиявших так или иначе на формирование взглядов Достоевского на ход развития поэзии Пушкина в ее взаимоотношении с историей русского общества и литературы, а также на утверждение им ее национального характера, значение имели статья И. В. Киреевского ‘Нечто о характере поэзии Пушкина’ (1828, здесь впервые творческий путь поэта разделен на три периода) и две известные статьи Гоголя — ‘Несколько слов о Пушкине’ (1835) и ‘В чем же, наконец, существо русской поэзии и в чем ее особенность’ (1847, {См.: Гоголь, т. VIII, стр. 383—384, Кирпотин, Достоевский и Белинский, стр. 263—264.} на начальные строки первой из этих статей ссылается в пушкинской речи сам писатель). Наконец, в пушкинской речи Достоевский переосмыслил ряд суждений о Пушкине А. А. Григорьева. Последний в своем понимании народности Пушкина делал особый акцент, как и Достоевский, на любви поэта к ‘смиренному’ ‘белкинскому’ началу. Начало это Григорьев рассматривал как антитезу ‘гордому’ типу Сильвио и другим героям — носителям начала романтического индивидуализма. А. А. Григорьев не протягивал, однако, подобно Достоевскому, от байронических героев 20—30-х годов прямых историко-культурных и психологических нитей к образам позднейших ‘русских скитальцев’ в том несравненно более широком и емком смысле слова, какое приобрел этот термин в устах Достоевского, включившего в число русских скитальцев также народников-семидесятников и тем самым наполнившего его актуальным, трепетным общественно-политическим содержанием.
Не только декабристы и ‘лишние’ люди из дворян 40—50-х годов, но и горстка героической народнической молодежи, вступившей в 70-е годы в отважное и трагическое единоборство с самодержавием,— по Достоевскому,— представители одного и того же глубоко национального типа беззаветного и бескорыстного искателя общественно-исторической правды и справедливости. Тип этот закономерно порожден русской историей. И автор пушкинской речи призвал своих слушателей воздать должное этим ‘скитальцам’ (при всем критическом отношении к ним писателя) в истории идейных исканий русского общества на пути к народной и общечеловеческой правде. Тем самым Достоевский — художник и мыслитель поднялся в пушкинской речи на исключительную историческую высоту. Страстная любовь к Пушкину, художническое проникновение в идеи и образы его произведений слились в его речи воедино с несомненным, горячим демократизмом, с признанием народа основой национальной жизни и культурного творчества. Осмысляя путь Пушкина, а также его наследников и продолжателей как этапы единого исторически закономерного и необратимого движения мыслящей части русского общества к народу, признавая русского ‘скитальца’ (в том числе — революционера) национальным типом и выражая одновременно горячую веру в то, что лишь единение интеллигенции и народа может послужить исходной точкой для продвижения к светлому будущему России и человечества, утверждая неразрывность судеб России и Европы, единство национального самосознания и гуманистического идеала братства народов, Достоевский выступил в пушкинской речи провозвестником политически неоформленных, стихийных, демократических чаяний и идеалов широких слоев русского общества. Уверенность в поступательном движении человечества, в будущем гармоническом братстве людей без различия языков и наций соединена в пушкинской речи со страстной любовью к России, глубокой верой в русского человека и его способность своей ‘всемирной отзывчивостью’ и братским участием способствовать движению России и человечества к ‘мировой гармонии’.
Говоря о Пушкине, о национальном и мировом значении его творчества, Достоевский говорил не об одном Пушкине. Он думал вместе с тем о миссии писателя и о миссии литературы вообще, о ее роли в общественной и культурной жизни России и всего человечества. Достоевский стремился разъяснить своим современникам и потомству, как он понимает исторический смысл деятельности и Пушкина, и его учеников и продолжателей.
Не только Пушкин, но и его ученики (в том числе сам Достоевский) были верпы, по мысли последнего, прежде всего русской истории. Ибо героем их был, говоря словами писателя, ‘все тот же русский человек, только в разное время явившийся. Человек этот <...> зародился как раз в начале второго столетия после великой петровской реформы, в нашем интеллигентном обществе, оторванном от народа, от народной силы…’ (стр. 137—138).
Порожденный русской историей характер мыслящего и беспокойною ‘скитальца’, час исторического рождения и первую фазу жизни которого зафиксировал Пушкин, не умер и не отошел в прошлое вместе с его эпохой, но продолжал жить, углубляться и развиваться дальше после смерти Пушкина. И позднейшие русские писатели, начиная с Лермонтова и Гоголя и вплоть до Толстого и Достоевского, были призваны историей в своем творчестве продолжать работу над решением той же самой исторической задачи, начало работы над которой положил Пушкин.
Итак, национальная жизнь, жизнь народа и человечества порождают, по Достоевскому, в своем движении определенные исторические типы, характеры, ситуации, специфические особенности которых в каждую эпоху обусловлены характерными для нее ‘законами истории’ (см. т. XXVII). Литература же угадывает и отражает эти типы и характеры. Вот почему Достоевский резко полемизировал с представлением, что образы Алеко и Онегина явились в русской литературе как результат подражания байроновским героям.
Роль Байрона для Пушкина состояла в том, что он разбудил в поэте то, что было заключено ‘во глубине души его’, и помог проявлению его поэтической ‘самостоятельности’, ибо позволил Пушкину зорко разглядеть в русской действительности, схватить и изобразить ‘безошибочно’ глубоко национальный тип русского скитальца, искателя не одного своего узколичного, эгоистического, но общего, всечеловеческого счастья,— тип, который был, по Достоевскому, ‘типом постоянным и надолго у нас, в нашей Русской земле поселившимся’ (стр. 137).
Перед Пушкиным и позднейшей русской литературой развертывалась великая историческая драма национальной жизни. Сотни и тысячи выходцев из господствующих образованных слоев общества отрывались от этих слоев, становясь ‘русскими скитальцами’, которым, чтобы ‘успокоиться’ и ‘примириться’, нужно было не малое, узколичное, эгоистическое, но большое, общечеловеческое, ‘всемирное счастье’. И начиная с Пушкина русская литература как живая и органическая часть жизни русского общества отражала беспокойство и скитальчество этих выходцев из образованных верхов, их трагические блуждания, их поиски путей к всемирному счастью и к воссоединению с народом. Тем самым Пушкин и позднейшие русские писатели не только верно отражали и выражали центральные трагические темы жизни своей страны, но и активно участвовали в решении всех самых сложных, запутанных вопросов русской и мировой истории, освещая обществу и пароду настоящее, а вместе с тем — пути, ведущие от него к будущему.
Глубокое проникновение художника в суть национальной жизни, умение верно схватить ее потребности и идеалы, ее скрытые возможности и перспективы, видеть те элементы будущего, которые скрыты в настоящем, хотя элементы эти не осознаются сколько-нибудь отчетливо другими, менее чуткими участниками национальной жизни, делают великого поэта не только верным изобразителем настоящего, его типов и характеров, но и сообщают его творчеству в большей или меньшей степени пророческое значение, ибо они делают его угадчиком будущего, таящегося в настоящем.
Особую заслугу Пушкина Достоевский видел в том, что великий поэт сумел подойти и к народу, и к простому русскому человеку (эта мысль впервые выражена уже в ‘Бедных людях’) не извне, а изнутри. Поэт смог оценить и полюбить в них их живую душу, без всякой снисходительности или проявлений барского, ‘господского’ отношения к народу, взгляда на него сверху вниз.
Пушкин, по оценке Достоевского, всецело, до конца, сердечно и беспредельно проникся тем глубинным миросозерцанием, которое подспудно, часто стихийно, неосознанно на протяжении многих веков жило в душе русского человека из народа, направляя его историческую деятельность: именно поэтому, говоря о ‘всеотзывчивости’ и ‘всемирности’ Пушкина, Достоевский понял их не как черты индивидуального своеобразия Пушкина-поэта, а как черты национально-народные, отражающие психический склад множества русских людей: ‘И эту-то <...> главнейшую способность нашей национальности он именно разделяет с народом нашим, и тем, главнейше, он и народный поэт’ (стр. 145).
Однако в пушкинской речи особенно отчетливо проявились и основные, общие противоречия, которые характерны для всего мировоззрения и творчества позднего Достоевского.
Последние годы царствования Александра II были временем глубочайшего политического кризиса самодержавия,— и это отчетливо ощущали не только мыслящие представители русского общества, но и само царское правительство, лавировавшее между планами созыва ‘земского собора’ и жесточайшей реакцией. Все общественные силы были в большей или меньшей степени охвачены сознанием глубины и напряженности этого кризиса, наэлектризованы желанием найти из него выход. И, как показалось на первый взгляд многим слушателям речи Достоевского, она если и не давала решения ‘проклятых’ вопросов политической жизни России, то, по крайней мере, остро ставила эти вопросы — и тем самым откровенно формулировала мысль о необходимости найти пути не частичного, а коренного переустройства всех условий тогдашней русской жизни,— такого переустройства, которое отвечало бы и самоотверженности и максимализму устремлений передовой части русского общества, персонифицированной Достоевским в образе ‘исторического русского скитальца’, и извечным национально-народным идеалам и чаяньям.
Однако остро поставив в пушкинской речи основные вопросы исторической жизни тогдашней России, Достоевский не смог дать на них ответа, который соответствовал бы реальным потребностям и устремлениям русского общества. Высоко оценив максимализм требований ‘русского скитальца’, признав, что потребность человечества не в узкокорыстном, ‘малом’, идеале буржуазно-мещанского благополучия, а в создании на земле новой ‘мировой гармонии’ исторически закономерна и оправдана, Достоевский в противоречие с этим закончил свою речь призывом к смирению.
Достоевский во многом верно ощущал трагический характер борьбы с царизмом не только декабристов и других дворянских революционеров, но и террористов-народников 70-х годов, невозможность коренного преобразования общества без единения интеллигенции и народа. Но отсюда писатель делал ложный, неправомерный вывод о том, что подлинное преобразование общества возможно лишь мирным путем и что отправным пунктом для этого должна послужить моральная перестройка сознания самой интеллигенции, восприятие ею христианского идеала. В соответствии с этим в пушкинской речи он призывал русскую интеллигенцию не к политической борьбе с самодержавием, а к примирению противоположных партий и идейных направлений в их совместной ‘работе на родной ниве’.
При этом очевидно, что для того, чтобы до конца понять смысл тезиса последней части пушкинской речи: ‘Смирись, гордый человек’,— нужно соотнести ее также с логикой не только общественно-политической, но и художественной мысли Достоевского, ибо ‘гордый человек’ в понимании писателя — не только Алеко и Онегин, но и Раскольников, Ставрогин, Иван Карамазов, т. е. все те, кто в своем ‘гордом’ самосознании и индивидуалистическом своеволии склонны высоко вознести себя над ‘тварью дрожащей’, признать свое духовное избранничество, свое право ‘делать историю’ за массу, без ее участия, без учета ее исторического опыта и традиций. Обращенный к интеллигенции призыв к смирению соответственно означал в устах Достоевского призыв, в первую очередь, к отказу от индивидуализма, к смирению перед правдой народной жизни, народных чаяний и идеалов, а не перед ‘правдой’ самодержавно-крепостнической государственности. И все же в реальных условиях самодержавия призыв этот приобретал в политическом отношении глубоко реакционный смысл.
Иллюзорность надежд Достоевского на возможность примирения общественных сил и отражавших их интересы противоположных идейных направлений, борьба которых раздирала русское общество 70—80-х годов, исторически неизбежно обнаружилась, по меткому определению Глеба Успенского, уже ‘на другой день’, сразу же после того, как у слушателей изгладилось первое впечатление от его вдохновенной речи и наступила пора трезвого критического и исторического ее анализа.
Призыв к ‘смиренной’ работе ‘на родной ниве’ не мог встретить поддержки ни у либеральной части русского общества, стремившейся к конституционным преобразованиям, ни — тем более — у революционно или демократически настроенных современников, самоотверженно боровшихся с самодержавием. Но и дворянской реакции, а равно правительственным кругам речь Достоевского не могла прийтись по вкусу, так как их смущали содержащиеся в пушкинской речи высокая оценка роли русского скитальца, оправдание его общественного и нравственного максимализма, обращенный к русскому обществу призыв действенно стремиться к утверждению на земле новой ‘мировой гармонии’ и горячая вера в возможность ее достижения, страстное преклонение Достоевского перед народом и его идеалами.
Вот почему восторженно принятая слушателями в момент произнесения речь Достоевского уже ‘на другой день’ (по выражению Г. И. Успенского — см. стр. 480) вызвала почти одинаково бурные возражения у представителей всех общественных кругов. Утопическая надежда Достоевского примирить своей речью западников и славянофилов, правительство Александра II и революционную молодежь обнаружила перед лицом реальной жизни свою наивность и прямую реакционность.

7

О намерении издать пушкинскую речь в форме особого выпуска ‘Дневника писателя’ Достоевский рассказал впервые накануне отъезда из Москвы, 9 июня, жене писателя и педагога Л. И. Поливанова Марии Александровне, посетившей его в этот вечер в Лоскутной гостинице: ‘Зачем вам списывать речь мою? — заявил писатель в ответ на просьбу мемуаристки, — Она появится в ‘Московских ведомостях через неделю, а потом издам выпуск ‘Дневника писателя’, единственный в этом году и состоящий исключительно из этой речи’ (Достоевский в воспоминаниях, т. II, стр. 359).
Возможно, что первая мысль об издании статьи (или речи) о Пушкине в виде отдельного выпуска ‘Дневника писателя’ зародилась у Достоевского еще весной, до открытия памятника. Такой вывод допускают цитируемые выше письмо С. А. Юрьева к Достоевскому, как и его ответ Юрьеву, где писатель, подтверждая, что еще до получения письма от Юрьева с заказом статьи о Пушкине для ‘Русской мысли’, он ‘громко говорил, что <...> нужна серьезная о нем (Пушкине) статья в печати’, в то же время проявляет заметную уклончивость в ответ на настойчивые предложения Юрьева дать эту статью в журнал (см. стр. 443). Так или иначе, мысль об издании номера ‘Дневника’ за 1880 г. зародилась у Достоевского либо еще до произнесения пушкинской речи, либо сразу же после обнаружившегося колоссального ее успеха.
Появление пушкинской речи в ‘Московских ведомостях’ Каткова было воспринято уже многими современниками как исторический парадокс. Друг писателя О. Ф. Миллер писал по этому поводу ‘Именно всечеловек всего менее и подходит к ‘Московским ведомостям’ <...> Каков бы ни был этот язык (можно, если угодно, назвать его даже ‘юродствующим’), но это, конечно, не язык ‘Московских ведомостей» (РМ, 1880, No 2, стр. 33).
И действительно Катков, как видно из свидетельства К. Н. Леонтьева, не был в восторге от речи Достоевского. ‘Катков,— писал по этому поводу Леонтьев,— заплатил ему (Достоевскому,— Ред.) за эту речь 600 р., по за глаза смеялся, говоря, ‘какое же это событие?» (PB, 1903, No 5, стр. 175). Но имя Достоевского и громадный успех речи побудили Каткова постараться первым завладеть речью и напечатать ее в ‘Московских ведомостях’ с целью использовать ее как козырь в своей политической игре. {См. об этом: И. Волгин. Завещание Достоевского. — ВЛ. 1980, No 6, стр. 195—196.}
Посредницей Каткова, помогавшей ему в осуществлении его плана напечатать речь Достоевского в ‘Московских ведомостях’, была, по-видимому, писательница, близкая к славянофильскому направлению, О. А. Новикова, писавшая Достоевскому 9 июня (без сомнения, по поручению Каткова): ‘Вашей гениальной речи не подобает появиться в Чухонских Афинах (Петербурге,— Ред.), Катков будет счастлив напечатать ее на каких угодно условиях, в этом не сомневаюсь…’ (ЛН, т. 86, стр. 510).
9 июня же, днем, беловой автограф речи Достоевский передал секретарю редакции ‘Московских ведомостей’, К. А. Иславину, обещавшему к утру 10 июня, до отъезда писателя из Москвы, изготовить набор, чтобы Достоевский еще в Москве смог прочесть корректуру. {Обещание это исполнено не было. См. об этом ниже.} Вечером же в присутствии М. А. Поливановой писатель окончательно отказал Юрьеву в просьбе дать статью для ‘Русской мысли’, заявив: ‘Вот явится моя речь в газете, ее прочтет гораздо большее число людей, а потом, в августе, выпущу ее в единственном выпуске ‘Дневника писателя’ и пущу номер по двадцати копеек’ (Достоевский в воспоминаниях, т. II, стр. 360, ср.: ЛН, т. 86, стр. 509).
Выехав утром 10 июня из Москвы в Старую Руссу, Достоевский 12 июня пишет отсюда Иславину с просьбой ‘сохранить листки рукописи <...> и немедленно по напечатании выслать их мне сюда, в Старую Руссу’. Смысл этой просьбы поясняет следующее письмо к Иславину от 20 июня, где Достоевский вновь настойчиво требует: ‘…выслать мне сюда писанные листки моей статьи <...> ибо они нужны мне для отдельного оттиска ‘Дневника писателя’, который намеревался издать к 1-му июля’. Аналогичную просьбу Достоевский повторяет в тот же день в письме к M. H. Каткову: ‘Немедленно по появлении моей статьи в ‘Моск<овских> в<едомостях>‘ <...> выслать мне сюда писанные листки моей статьи (рукопись), хотя бы испачканные и разорванные при наборе, ибо они нужны мне для отдельного оттиска ‘Дневника писателя’, который намеревался издать к 1-му июля’. И далее: ‘…если еще несколько дней не получу просимого, то, по обстоятельствам моим и за работами в ‘Р<усскии> в<естник>, издать ‘Дневник’ будет уже поздно, отчего неминуемо потерплю ущерб’.
13 июня Достоевский писал в цитированном выше письме к С. А. Толстой то же самое: ‘…к 1-му числу июля я издаю ‘Дневник писателя’, то есть единственный No на 1880-й год, в котором и помещу всю мгю речь, уже без выпусков и со строгой корректурой’ (в ‘Московских ведомостях)) речь была напечатана без авторской корректуры).
Здесь же Достоевский писал, что речь его ‘не простят в разных литературных закоулках и направлениях. Речь моя скоро выйдет (кажется, уже вышла вчера, 12-го, в (‘Московских ведомостях’), {Первоначально пушкинская речь (как свидетельствуют пометы Достоевского, сделанные на наборной рукописи) должна была появиться в двух номерах ‘Московских ведомостей’ — первая половина ее (до слов ‘Татьяна не могла пойти за Онегиным’, стр. 143) — в No 162 от 13 июня, а продолжение — в одном из следующих номеров. Но, очевидно, по решению Каткова, она была напечатана 13 июня в одном номере газеты. Передавая наборную рукопись Иславину, Достоевский указал ему те части и отдельные фразы речи, которые были выброшены им во время ее произнесения, некоторые из них были зачеркнуты им самим еще раньше, другие перечеркнуты синим карандашом Иславина (см. стр. 338). С этими сокращениями (без посылки Достоевскому обещанной корректуры) текст речи и был напечатан в газете. Возвращая Достоевскому рукопись пушкинской речи и посылая ему номер ‘Московских ведомостей’, где она была напечатана, К. Иславин 17 июня писал ему: ‘Михаил Никифорович, просматривая корректуры вашего очерка, стеснялся изменить некоторые, как Вы выражаетесь, ‘шероховатости слога и липшие фразы’, вырвавшиеся у Вас наскоро, он теперь даже жалеет, что не исправил их…’ (ЛН, т. 86, стр. 510). Эти слова Иславина, как верно отметил И. Л. Волгин (ВЛ, 1980, No 6, стр. 196),— еще одно свидетельство критического отношения редактора ‘Московских ведомостей’ к пушкинской речи. По тексту ‘Московских ведомостей’ пушкинская речь сразу же была перепечатана рядом других московских, петербургских и провинциальных периодических изданий (‘Современные известия’, М., 14 июня, No 162, ‘Русская газета’, М., 14 июня, No 73, ‘Орловский вестник’, 18 июня, No 61, ‘Харьков’, 17 июня, No 631, 18 июня, No 632, ‘Семейное чтепие’, СПб., 22 июня, No 22, 29 июня, No 23, и др. Полный список перепечаток речи Достоевского см.: Достоевская, А. Г., Библиографический указатель, стр. 48—49). Текст, опубликованный в ‘Московских ведомостях’, был положен Достоевским в основу и при перепечатке пушкинской речи в качестве второй главы ‘Дневника писателя’ 1880 г.} и уже начнут те ее критиковать — особенно в Петербурге. По газетным телеграммам вижу, что в изложении моей речи пропущено буквально все существенное, то есть главные два пункта. 1) Всемирная отзывчивость Пушкина и способность совершенного перевоплощения его в гении чужих наций — способность небывавшая еще ни у кого из самых великих всемирных поэтов, и во-2-х, то, что способность эта исходит совершенно из нашего народного духа, а стало быть, Пушкин в этом-то и есть наиболее народный поэт. (Как раз накануне моей речи Тургенев даже отнял у Пушкина (в своей публичной речи) значение народного поэта. О такой же великой особенности Пушкина: перевоплощаться в гении чужих наций совершенно никто-то не заметил до сих пор, никто-то не указал на это). Главное же я, в конце речи, дал формулу, слово примирения для всех наших партий и указал исход к новой эре. Вот это-то все и почувствовали, а корреспонденты газет не поняли или не хотели понять’. Если в письмах к Иславину, Каткову и С. А. Толстой говорится о намерении издать ‘Дневник писателя’ к 1 июля, причем содержание его к этому времени по плану писателя, по-видимому, должно было ограничиться перепечаткой пушкинской речи (с кратким предисловием к ней), то к началу июля план этот претерпевает изменения. 6 июля 1880 г. Достоевский в очередном письме в редакцию ‘Русского вестника’, адресованном Н. А. Любимову, сообщает о дальнейшем изменении своего плана: ‘Задержан немного изданием ‘Дневника’ (единственного номера на 1880 год, выйдет в конце июля), в котором воспроизведу мою речь в Общ<естве> люб<ителей> р<оссийской> словесности, с предисловием довольно длинным и, кажется, с послесловием, в которых хочу ответить несколько слов моим милым критикам’ {Причины, побудившие отложить издание ‘Дневника’ и сопроводить его ответом критикам пушкинской речи, делают ясными воспоминания жены писателя: ‘Но прошло дней десять (после возвращения Достоевского из Москвы,— Ред.), и настроение Федора Михайловича резко изменилось, виною этого были отзывы газет, которые он ежедневно просматривал в читальне минеральных вод. На Федора Михайловича обрушилась целая лавина газетных и журнальных обвинений, опровержений, клевет и даже ругательств. Те представители литературы, которые с таким восторгом прослушали его Пушкинскую речь и были ею поражены до того, что горячо аплодировали чтецу и шли пожать ему руку,— вдруг как бы опомнились, пришли в себя от постигшего их гипноза и начали бранить речь и унижать ее автора. Когда читаешь тогдашние рецензии на Пушкинскую речь, то приходишь в негодование от той бесцеремонности и наглости, с которою относились к Федору Михайловичу писавшие, забывая, что в своих статьях они унижают человека, обладающего громадным талантом, работающего на избранном поприще тридцать пять лет и заслужившего уважение и любовь многих десятков тысяч русских читателей’ (Достоевская, А. Г., Воспоминания, стр. 365—366).} (прежде всего, А. Д. Градовскому). В связи с тем, что план номера подвергся расширению по сравнению с первоначальным замыслом, издание ‘Дневника’ было отложено с начала июля на август.
Более подробный отчет о ходе работы над ‘Дневником’ содержит письме к Е. А. Штакеншнейдер от 17 июля. ‘Я еще в Москве,— пишет здесь Достоевский. — решил, напечатав мою речь в ‘Моск<овских> ведомостях’, сейчас же издать в Петербурге один No ‘Дневника писателя’ — единственный номер на этот год, а в нем напечатать мою речь и некоторое к ней предисловие, пришедшее мне в голову буквально в ту минуту на эстраде, сейчас после моей речи, когда, вместе с Аксаковым и всеми, Тургенев и Анненков тоже бросились лобызать меня, и, пожимая мне руки, настойчиво говорили мне, что я написал вещь гениальную! Увы, так ли они теперь думают о ней! И вот мысль о том, как они подумают о ней, сейчас как опомнились бы от восторга, и составляет тему моего предисловия. Это предисловие и речь я отправил в Петербург в типографию и уж и корректуру получил, как вдруг и решил написать и еще новую главу в ‘Дневник’, profession de foi, с обращением к Градовскому. Вышло два печатных листа, написал — всю душу положил и сегодня, всего только сегодня, отослал ее в Москву, в типографию <...> ‘Дневник’ выйдет около 5-го августа…’.
Дополнения к этому письму, касающиеся замысла и творческой истории первой и последней глав августовского номера ‘Дневника’, содержат два других письма — к В. Ф. Пуцыковичу от 18 июля и к К. П. Победоносцеву от 25 июля.
В первом письме говорится: ‘Здесь (в Старой Руссе,— Ред.) тотчас же засел за ‘Карамазовых’, написал три листа, {Имеются в виду первые пять глав одиннадцатой книги романа (см. наст. изд., т. XV, стр. 440).} отослал и затем тотчас же, не отдохнув, написал один No ‘Дневника писателя’ (в который войдет моя речь), чтоб издать его отдельно как единственный No в этом году. В нем и ответы критикам, преимущественно Градовскому. Дело уже идет не о самолюбии, а об идее. Новый, неожиданный момент, появившийся в нашем обществе на празднике Пушкина (и после моей речи), они бросились заплевывать и затирать, испугавшись нового настроения в обществе, в высшей степени ретроградного по их понятиям. Надо было восстановить дело, и я написал статью до того ожесточенную, до того разрывающую с ними все связи, что они теперь меня проклянут на семи соборах. Таким образом, в месяц по возвращении из Москвы я написал буквально шесть листов печати’.
Аналогичные сведения содержатся в письме к Победоносцеву от 25 июля 1880 г.: ‘…кроме ‘Карамазовых’ издаю на днях в Петербурге один No ‘Дневника писателя’ — единственный No на этот год. В нем моя речь в Москве, предисловие к ней, уже в Старой Руссе написанное, и наконец, ответ критикам, главное Градовскому. Но это не ответ критикам, а мое profession de foi на вс будущее. Здесь уже высказываюсь окончательно и непокровенно, вещи называю своими именами. Думаю, что на меня подымут все камения. Не разъясняю Вам далее, выйдет в самом начале августа 5-го числа или даже раньше <...> То, что написано там,— для меня роковое’.
Из приведенных свидетельств видно, что работа над ‘Дневником писателя’ 1880 г., начатая в мае (пушкинская речь), после перерыва, вызванного сначала поездкой в Москву на пушкинские празднества, а затем — по возвращении в Старую Руссу — работой над ‘Братьями Карамазовыми’, была продолжена там же во второй половине июня и первой половине июля (до 17). В конце июня и начале июля (до 6) Достоевский реализовал мысль, возникшую еще в Москве, во время чтения речи,— сопроводить ее предисловием, после чего наборная рукопись первой и второй глав ‘Дневника’ были направлены из Старой Руссы в Петербург. Но к этому времени у Достоевского уже возник план продолжения — ответа критикам пушкинской речи, который составил третью главу. Решающую роль для рождения ее замысла сыграло появление названной выше статьи Градовского ‘Мечта и действительность’. Начатая под свежим впечатлением статьи Градовского, в качестве полемической отповеди ему и другим оппонентам Достоевского, третья глава писалась, по-видимому, без перерыва, с огромным подъемом и увлечением и была закончена 17 июля 1880 г., после чего переписанные А. Г. Достоевской с ее стенограммы начисто последние листы ‘Дневника’ также ушли в типографию.
Для верного истолкования и оценки вступительной, первой главы ‘Дневника писателя’ за 1880 г. важно учитывать, что эта глава, так же как и заключительная, третья глава ‘Дневника’, писалась не одновременно с пушкинской речью, но, как и статьи многочисленных критиков и оппонентов Достоевского, ‘на другой день’ после пушкинского праздника, т. е. тогда, когда писатель не мог не сознавать, что речь его не только не содействовала тому примирению противоположных политических группировок и направлений, к которому Достоевский в ней призывал, но способствовала еще более открытому и резкому их размежеванию. Не случайно поэтому многие идеи пушкинской речи подверглись в предпосланном ей в ‘Дневнике писателя’ ‘Объяснительном слове’ довольно существенной полемической переакцентировке.
В пушкинской речи Достоевский не только придал широкий символический смысл образу ‘исторического русского скитальца’, угаданного Пушкиным и продолжавшего оставаться, по оценке Достоевского, центральной фигурой русской жизни на протяжении всего XIX в., но и отнесся к нему, при всех сделанных им оговорках, с несомненным уважением и сочувствием. В ‘Объяснительном слове’ же возвеличенный в речи, ищущий и мятежный герой русской литературы характеризуется писателем как ‘отрицательный тип наш, <...> в родную почву и в родные силы ее не верующий…’, тип, являющийся продуктом ‘оторванного от почвы’ общества, ‘возвысившегося над народом’ (стр. 129). В связи с этим Печорины, Рудины и Лаврецкие оказываются неожиданно объединенными в одном историческом ряду с Чичиковыми. ‘Отрицательному типу’ ‘человека беспокоящегося и не примиряющегося’ Достоевский противопоставляет ‘типы положительной красоты человека русского и души его’, найденные Пушкиным в народной жизни, которую Достоевский резко противополагает всей ‘нынешней цивилизации’ и ‘европейскому’ образованию (стр. 130). ‘Наша нищая, неурядная земля, кроме высшего слоя своего, вся сплошь как один человек’,— формулирует Достоевский свой основной общественно-политической тезис, отделяя основную массу русской не только либеральной, но и демократической интеллигенции от народа (стр. 132).
Но если русская интеллигенция в массе своей, по словам писателя, чужда и враждебна народу и видит в нем всего лишь ‘косную массу’, ‘которую всю надо пересоздать и переделать’ (стр. 134), то в первую очередь Достоевский должен был бы, оставаясь последовательным, адресовать сходный упрек русскому самодержавию. Между тем, упрекая ‘высший слой’ русского общества в отрыве от почвы, Достоевский парадоксальным образом отделяет от этого высшего слоя те общественные институты, которые были созданы первым русским помещиком и одновременно первым русским ‘западником’ (в понимании Достоевского) — Петром I, т. е. самодержавную государственность и послепетровскую русскую церковь. И самодержавие и православная церковь оказываются в представлении Достоевского воплощением не идей и духа Петра, но противопоставленными последним.
Таким образом, демократическая обращенность к народу, вера в его историческую самостоятельность и великое будущее оказываются в ‘Дневнике’ 1880 г., как и в ‘Дневнике’ прошлых лет, противоречиво слитыми с глубоко реакционным представлением Достоевского о том, что самодержавие и церковь в России его эпохи, в отличие от Западной Европы, являлись не органами господства ‘высшего слоя’, но были институтами народными по своему духу и характеру, институтами, способными успешно противостоять грозящей России опасности развития по буржуазному, ‘европейскому’ пути, на который ее толкает ‘западническая’ — и либеральная, и демократическая — интеллигенция.
Ложная и реакционная мысль о том, что самодержавие и православие более ‘народны’, чем идеалы передовой дворянской и демократической интеллигенции, разворачивается Достоевским в третьей главе ‘Дневника’ в полемике с Градовским. Достоевский беспощадно критикует в этой заключительной главе ‘Дневника’ за 1880 г. куцые либеральные идеалы Градовского и любых подобных ему представителей ‘профессорской’, либерально-буржуазной мысли 70—80-х гг., с подлинно плебейской ненавистью он обрушивается на всех тех, кто снисходительно, ‘сверху вниз’, смотрит на простой, ‘черный’ народ. Такой барский взгляд на народ был — в полемическом пылу утверждает он — в известной мере свойствен порой и людям, превосходившим неизмеримо Градовского, каковы были, по оценке Достоевского, русские ‘люди 40-х годов’ из круга Герцена и Огарева. Писатель подчеркивает также, что объяснять историческую необходимость появления типа ‘русского скитальца’ одними задачами борьбы с крепостным правом, с Держимордами и Сквозниками-Дмухановскими недостаточно. Ибо перед Россией и человечеством стоит задача полного, радикального изменения всего существующего строя жизни, уничтожения не только крепостнических, но и тех ‘цивилизованных’, ‘европейских’ форм неравенства и угнетения, классово-антагонистической природы которых не видят Градовский и другие буржуазные прогрессисты. Поэтому Достоевский прав и тогда, когда он утверждает, что для создания грядущей ‘мировой гармонии’ необходим переворот в существующей системе как общественных, так и нравственных представлений и ценностей. И в то же время, доказывая, что общественные и нравственные вопросы неотделимы друг от друга, Достоевский, не замечая этого, на деле тут же отрывает нравственные идеалы от общественных, приписывая самодержавию и православию значение внеисторических нравственных ценностей, адекватно выражающих исконные и вечные идеалы народной России, противостоящие в глазах Достоевского-публициста ‘западному’, холодному и рационалистическому идеалу общественного ‘муравейника’, лишенного внутреннего человеческого тепла и объединяющего духовно-нравственного начала.
Как и для пушкинской речи, до нас дошли рукописные материалы, документирующие все основные стадии работы Достоевского над первой и третьей главами ‘Дневника’,— первоначальный черновой автограф с набросками к главе третьей, черновой автограф завершенного связного текста первой и третьей глав, переписанные со стенограммы рукою А. Г. Достоевской их наборные рукописи со вставками и исправлениями рукою писателя и правленная им корректура первой главы (ср. стр. 347). Свод вариантов всех этих рукописных материалов см.: стр. 273—348.
Печатался августовский выпуск ‘Дневника писателя’ на 1880 г. в Петербурге, в типографии братьев Пантелеевых. Цензурное разрешение — 1 августа 1880 г. Относительно размеров тиража этого выпуска мемуаристы в своих показаниях расходятся. А. Г. Достоевская сообщает: ‘Для издания этого номера мне пришлось поехать на три дня в столицу. ‘Дневник’ со статьею ‘Пушкин’ и отповедью Градовскому имел колоссальный успех, и шесть тысяч экземпляров были распроданы еще при мне, так что мне пришлось заказать второе издание этого номера уже в большем количестве, и оно тоже все было раскуплено осенью’ (Достоевская, А. Г., Воспоминания, стр. 367). Иные (более точные) данные приводит Страхов: ‘Один номер (‘Дневника’,— Ред.), выпущенный в 1880 году (август) и содержащий в себе речь о Пушкине, был напечатан в 4000 экземплярах и разошелся в несколько дней. Было сделано новое издание в 2000 экз<емпляров> и разошлось без остатка’ (Биография, стр. 300). Эти данные Страхов подтверждает размерами выручки за проданные экземпляры ‘Дневника’ 1880 г. (там же, стр. 303). Второе издание было сделано с того же набора, что и первое, с исправлением опечаток (цензурное разрешение — 5 сентября). После этого Достоевский к тексту ‘Дневника’ и пушкинской речи не возвращался.

8

Выше уже говорилось, что, возбудившая энтузиазм в момент ее произнесения, пушкинская речь уже ‘на следующий день’ вызвала острую и непримиримую общественно-политическую и литературную полемику. Причем в той напряженной, кризисной обстановке, которую самодержавие в России переживало во второй половине 1880 г., на главное место при обсуждении пушкинской речи в тогдашней периодической печати естественно и закономерно выдвинулись не взгляды Достоевского на Пушкина и на историческую миссию послепушкинской русской литературы, но более широкие — общественно-политические и нравственные аспекты его речи. Иллюзорно-утопический призыв писателя к ‘смирению’ и к объединению противоположных общественных сил и группировок — правительства и общества, славянофилов и западников, революционеров и мыслящих представителей дворянства — в общей ‘работе на родной ниве’ не мог встретить полной поддержки ни у одного из реальных направлений общественно-политической мысли русского общества 1880-х гг.
Наиболее показательными для отношения к пушкинской речи различных общественных группировок явились ответные выступления на нее либеральных профессоров А. Д. Градовского и К. Д. Кавелина, а также Гл. И. Успенского и Н. К. Михайловского в демократических ‘Отечественных записках’ и, наконец, язвительная критика пушкинской речи К. Н. Леонтьевым, отразившая реакцию на нее консервативных кругов.
Градовский, а позднее и Кавелин справедливо утверждали в своих статьях о пушкинской речи, что общественность и нравственность неотделимы друг от друга и что бунт ‘русского скитальца’ был направлен, прежде всего, против самодержавия, против господства крепостников и Держиморд. Но оба они остались при этом глухи к мощному стихийно-демократическому пафосу речи Достоевского, выразившемуся в высокой оценке народных идеалов и традиций, значения их для мыслящей интеллигенции, к утверждению писателем общественного и нравственного максимализма как непреходящей, идеальной нормы, освещающей человечеству путь к будущему единению и братству народов. Провозглашенным Достоевским ‘всеотзывчивости’ и ‘всемирности’ русской культуры, его вере в будущее единение народов либералы Градовский и Кавелин противопоставили программу развития России по пути мирных, ‘западных’, конституционно-буржуазных политических преобразований.
В отличие от Градовского и Кавелина публицисты ‘Отечественных записок’ Глеб Успенский и Н. К. Михайловский справедливо указали на непримиримое глубочайшее противоречие между высокой оценкой Достоевским образа ‘русского скитальца’ с его беспокойным исканием общего, ‘всемирного’ счастья всех людей и призывом Достоевского к смирению, к отказу от идеалов революционной борьбы. К. Н. Леонтьев же, выразивший идеи церковников и защитников официальной государственности, признал, напротив, греховной уже самую веру Достоевского в возможность достижения на земле будущей ‘мировой-гармонии’, ибо, по учению церкви, подлинное блаженство для людей возможно лишь в потустороннем мире, на небе, а не на земле. Вера в достижение ‘мировой гармонии’ и земного счастья людей глубоко антицерковна по своему смыслу, утверждал Леонтьев, а потому христианство автора пушкинской речи и ‘Братьев Карамазовых’, как и Толстого, на деле гораздо ближе к социалистическим учениям, чем к ортодоксальному церковному православию и учению отцов церкви, на которое последнее опирается. Эти три основные направления, определившиеся в ходе дискуссии о пушкинской речи, позволяют современному читателю осмыслить общую — пеструю и неоднородную картину ее общественного восприятия современниками, обсуждения тогдашними читателями и критикой.
Первые печатные отклики на речь о Пушкине были выдержаны в восторженных тонах. Так, газета ‘Неделя’ писала: ‘Достоевский произнес такую речь, какой мы не слыхивали. Если хотите, она была тоже на тему о примирении — примирении между славянофилами и западниками во имя русского народа, носящего в себе идеал ‘всечеловека» (‘Неделя’, 1880, 15 июня. No 24, стр. 776). ‘Это была молния, прорезавшая небо,— писала в передовой статье другая газета — ‘Современные известия’ (1880, 9 июня, No 157). — Никогда с такой силой не анализирован был наш великий поэт…’. ‘Начатая довольно тихо, она (речь,— Ред.) по мере развития ее все росла, крепчала и точно громом божиим в последнем возгласе оратора прогремела! Прежде аплодисментов ее сопровождали слезы и истерики. Да, светло, хорошо было! И откуда у этого маленького ростом человека взялись такие могучие, чудные звуки! Гений своими крылами осенил’,— говорилось в статье ‘Русской газеты’ (1880, 12 июня, No 72) ‘Отблески ‘Пушкинских дней’. Впечатление речи Достоевского’.
Я. Полонский посвятил пушкинской речи стихотворение:
Смятенный, я тебе внимал,
И плакал мой восторг, и весь я трепетал,
Когда ты праздник наш венчал
Своею речью величавой,
И нам сиял народной славой
Тобою вызванный из мрака идеал,
Когда ты ключ любви Христовой превращал
В ключ вдохновляющей свободы…
(КА, 1922, т. 1, стр. 368—369, Из архива Достоевского. Письма русских писателей. М.—Пг., 1923, стр. 81).
С отрицательными отзывами выступили из газет в первые дни лишь ‘Молва’ и ‘Страна’. ‘Молва’, основываясь на сокращенной телеграфной передаче текста пушкинской речи, писала следующее: ‘Все это очень заносчиво и потому фальшиво. Что это за выделение России в какую-то мировую особь <...> Мы то же, что и другие. Будем воспитывать в себе всечеловеческие идеалы, будем стремиться к общему сближению и умиротворению, будем трудиться наравне с другими и будем радоваться, если господь поможет нам не отставать от других и идти на одном уровне с другими по пути общечеловеческого развития и совершенствования’ (‘Молва’, 1880, 10 июня, No 158). А спустя четыре дня после опубликования ‘Речи’ в ‘Московских ведомостях’ та же ‘Молва’ оценила ее так: ‘Несомненно,— писал И. Ф. Василевский (Буква),— что Достоевский электризировал всех — именно электризировал. Речь его, появившись в печати, потеряла 9/10 своего обаяния. Тут уже наступила очередь критики, логики, взвешиваний и спокойных подстрочных примечаний, а там было только увлечение, увлечение и увлечение. Там была — воспользуюсь удачно сделанным сравнением — ‘молния, прорезавшая небо» (Буква. Пушкинская неделя в Москве. — ‘Молва’, 1880, 14 июня, No 162).
Мысль о том, что успех речи связан с ее эмоциональным воздействием, содержание же ее вызывает бурные возражения,— становится постепенно все более распространенной: ‘Каждый, кто слышал или читал г-на Достоевского, знает, как трудно не подчиниться ему в то время, как он говорит или пока внимание читателя приковано к страницам его произведений,— пишет А. Градовский. — Только потом возникают в уме читателя разные сомнения’ (А. Градовский. Мечты и действительность. — Г, 1880, 25 июня. No 174). ‘Каждый, надо думать, понимал по-своему слова Достоевского и. аплодируя ему, аплодировал самому себе, своему собственному взгляду, который, думалось ему, вот, мол, хотел выразить Достоевский’,— писал журнал ‘Древняя и новая Россия’ (1880, No 6, стр. XVIII), и продолжал: ‘Можно было соглашаться или не соглашаться с темп или другими взглядами Ф. M. Достоевского, быть довольным или недовольным некоторыми местами речи его, но что никто не в силах был не поддаться неотразимому обаянию в момент самого ее произнесения — факт, единогласно засвидетельствованный всеми, кто ее слышал’ (там же, стр. XX).
Основной спор сразу же после публикации речи разворачивается вокруг слов Достоевского о ‘смирении перед народной правдой’. »Молва’,— писала газета ‘Русский курьер’ в передовой от 18 июня,— <...> первая признала, что исповедуемая г-ном Достоевским всечеловечность может сопровождаться ‘застоем внутренней жизни, самым унизительным положением в нравственном, умственном и литературном отношениях’. Русская интеллигенция прежде всего должна завоевать себе в государстве ту независимость и влияние, какими она пользуется на Западе. Если гордый интеллигентный человек должен смириться перед народною правдою, то и смиренный народ должен подняться до понимания хотя бы Пушкина’ (РК, 1880, 18 июня, No 163).
‘Да, г-н Достоевский объявился ревностным, вдохновенным проповедником славянофильства,— и, без сомнения, его чтение не выдержит строгой критики’,— заявлял Вл. Михневнч в еженедельнике ‘Живописное обозрение’ (1880, 28 июня, No 26, стр. 494).
Наибольшее внимание Достоевского привлекла к себе, как мы уже знаем, статья либерального профессора и публициста А. Д. Градовского, опубликованная в ‘Голосе’ (1880, 25 июня, No 174), ответом на которую явилась третья глава ‘Дневника’ за 1880 г.
‘Никому, быть может, не удавалось проникнуть так глубоко в суть пушкинской поэзии, как Ф. М. Достоевскому,— так начинает эту статью Градовский,— но он не дал <...> типам (пушкинской поэзии,— Ред.) полного объяснения именно потому, что связал их не со всем последующим движением литературы, а исключительно со своим мировоззрением, представляющим много слабых сторон <...> остается объяснить, откуда взялись эти ‘скитальцы’, эти мученики, оторванные от народа? <...> Отчего просвещенная часть русского общества относилась отрицательно к явлениям русской жизни и, поэтому, выработала из себя отрицательные типы ‘скитальцев’? <...> Пушкин, действительно, изобразил первых русских скитальцев, но по свойству своего светлого дарования не воспроизвел тот мрачный мир, который они отрицали. Это сделал Гоголь — великая оборотная сторона Пушкина. Он поведал миру, отчего бежал к цыганам Алеко, отчего скучал Онегин, отчего народились ‘лишние люди’, увековеченные Тургеневым. Коробочка, Собакевич, Сквозняки-Дмухановские, Держиморды, Тяпкины-Ляпкины — вот теневая сторона Алеко, Бельтова, Рудина и многих других. Это фон, без которого непонятны фигуры последних’. {Ср. противоположное мнение славянофила И. С. Аксакова: ‘Можно, конечно, многое сказать о бродяжничестве на Руси, это самый народный тип, некогда меня пленивший, но всего менее может быть он истолкован отсутствием политической свободы и присутствием Держиморд…’ (письмо О. Ф. Миллеру от 14 июля 1880 г. — ЛН, т. 86, стр. 512). Следует заметить, что сходная мысль была высказана на Пушкинском празднике А. А. Потехиным, выступавшим 8 июня вслед за Достоевским: ‘Многие застарелые общественные язвы требовали или лечения, или хирургического ножа. Этот анализ впервые начал другой современный Пушкину гений — Гоголь’ (см.: ‘Берег’, 1880, 10 июня, No 77).}
Градовский продолжает: ‘Итак, нам представляется, прежде всего, недосказанным, что ‘скитальцы’ отрешились от самого существа русского народа, что они перестали быть русскими людьми <...> Тем менее вправе мы определить их как ‘гордых’ людей и видеть источник их отчуждения в этом сатанинском грехе <...> Не решен вопрос, чем гордились ‘скитальцы’, остается без ответа и другой — пред чем следует ‘смириться’…’.
‘Личная и общественная нравственность не одно и то же,— заявлял далее Градовский. — Улучшение людей в смысле общественном не может быть произведено только ‘работой над собой’ и ‘смирением себя’. Работать над собой можно и в пустыне, и на необитаемом острове. Но как существа общественные, люди развиваются и улучшаются в работе друг подле друга, друг для друга и друг с другом. Нот почему в весьма великой степени общественное совершенство людей зависит от совершенства общественных учреждений, воспитывающих в человеке если не христианские, то гражданские доблести <...> Правильнее было бы сказать и современным ‘скитальцам’ и ‘народу’: смиритесь пред требованиями той общечеловеческой гражданственности, к которой мы, слава богу, приблизились благодаря реформам Петра. Впитайте в себя все, что произвели лучшего народы — учители ваши. Тогда, переработав в себе всю эту умственную и нравственную пищу, вы сумеете проявить и всю силу вашего национального гения <...> А тут не сделавшись как следует народностью, мечтать о всечеловеческой роли! Не рано ли?..’ (Г, 1880, 25 июня, No 174). {Защищая Достоевского, молодой И. П. Павлов писал в сентябре 1880 г. невесте С. В. Карчевской: ‘Что мне все Градовские (А. Д.) и им подобные с их интеллигентным кланом. Народа они сами не видали, с ним не жили душой, видят его только внешность <...> Они говорят, как слепые о цветах, носясь со своими кабинетными теориями. Не то Достоевский. Человек с душой, которой дано вмещать души других <...> не барин и не теоретик, а действительно на равной ноге в тюрьме, как преступник, стоял с народом. Его слово, его ощущения — факт’ (И. П. Павлов. Письма к невесте. — ‘Москва’, 1959, No 10, стр. 155).}
С отповедью Градовскому выступила поддержавшая Достоевского газета А. С. Суворина ‘Новое время’: ‘Почтенный профессор,— писала она в статье ‘Профессор Градовский и Достоевский’,— решил идти путем ‘придирок’ <...> Познать самого себя значит познать очень многое, познать человека и его лучшие стремления. Но г-ну Градовскому нужно это для повторения либеральных истин, которых Достоевский не касался, ибо они выходят сами собой из его речи, а г-н Градовскии не может не повторять их, ибо у него за душой ничего нет’ (НВр, 1880, 26 июня, No 1553). На следующий день газета вновь выступила со статьей, направленной не только против статьи Градовского, но и против статей Гл. И. Успенского (см. о них далее, ср.: В. Буренин. Литературные очерки. — НВр, 1880, 27 июня, No 1554).
Заслуживают упоминания два отзыва ежедневной печати, по тону и содержанию близкие статье Градовского: ‘Почему стремление к ‘всечеловечности’ и к ‘великой гармонии’ есть и должно быть отличительным свойством русской народности — этого мы не можем понять. Мысль о братстве всех людей не есть и не может быть достоянием одного народа уже просто потому, что если бы другие народы не могли проникнуться ею, то она сама оказалась бы совершенно бесполезной <...> Заметим еще г-ну Достоевскому, что мысль его даже не оригинальна: раньше его немецкие писатели старались усвоить германскому национальному гению идеал общечеловечности и стремления к общему братству, истекающего из лучшего знания немцами особенностей других народов. Что же нам, спорить с немцами, что мы — настоящие всечеловеки, а не они?’ (‘Страна’, 1880, 11 июня, No 46). Еще более резко возражал Достоевскому журнал ‘Слово’: ‘Г-н Достоевский <...> учит русское общество думать о других народах, как думали наши помещики о своих крестьянах’ (‘Слово’, 1880, No 6, стр. 159).
Критикам речи отвечала ‘Петербургская газета’: ‘Юридически, статистически и даже канцелярским способом вы ни за что не докажете, что французы, итальянцы, испанцы и т. д. более носят рогов сравнительно с русским, но художник-романист и художник-критик не обязаны руководствоваться этими способами доказательств. Нужны другие органы восприимчивости кроме раздвоенных копыт, чтобы понимать, что Татьяна Ларина немыслима, невозможна ни в какой другой среде, как в русской патриархальной среде’ (Оса. <И. А. Баталин.> Ежедневная беседа. — ПГ, 1880, 17 июня, No 116).
Вслед за газетами с откликами на пушкинскую речь выступили толстые журналы. Своего рода резюме оценок ее либеральными газетами явилась заметка в ‘Вестнике Европы’. ‘Она (речь,— Ред.) имела свой успех, сказанная в известном стиле талантливого писателя, она подействовала — без сомнения, в значительной степени потому, что сказана была перед аудиторией, уже приготовленной к крайнему увлечению: несколько дней, проведенных в непрекращающемся ряду сильных впечатлений, сообщили этой аудитории почти нервическое возбуждение — по степени этого возбуждения ей требовалось все больше увлекающих и обольстительных слов. Их предложил г-н Достоевский. Не будем передавать содержания его речи <...> В ее содержании не было особенно нового, такие мысли высказывались издавна в славянофильской школе, {И. С. Аксаков писал О. Ф. Миллеру 17 августа 1880 г.: ‘Мысли, в ней (речи,— Ред.) заключающиеся, не новы ни для кого из славянофилов’) (ЛН, т. 86, стр. 515).} и г-н Достоевский только применил их к Пушкину, сделав его поэзию предвещанием. Это — темы Хомякова, Языкова, Тютчева. Мы не поклонники ни такой поэзии, ни таких теорий <...> Нам говорят о всечеловечности или всечеловечестве русского народа, но — выделяя пример ‘всесветной (поэтической) отзывчивости’ Пушкина как пример исключительного, единственного в своем роде писателя — не была ли наша ‘всечеловечность’ просто признаком известной исторической ступени развития, стремлением усвоить сделанные ранее другими приобретения, наклонность вживаться в умственную жизнь Европы не была ли следствием умственной бедности нашего собственного быта, бедности, которую столько могущественных причин производили и поддерживали <...> ‘Врачу, исцелися сам’,— могут нам сказать, и с полным правом, в ответ на наши самонадеянные порывы исцелить Европу и человечество. ‘Черт догадал меня родиться в России с душою и талантом’,— воскликнул в минуту встречи с нашей владычествующей действительностью Пушкин, который не был вообще фантазером. Трудно было бы г-ну Достоевскому комментировать это восклицание поэта, по-видимому, не разделяющего его мнения об удобстве быть ‘всечеловеком’. Но дело в том, что речь г-на Достоевского была построена на фальши — на фальши, крайне приятной только для раздраженного самолюбия’ (ВЕ, 1880, No 7, стр. XXXI—XXXIII).
‘Вестнику Европы’ вновь возражал Буренин: ‘На его знамени написано крупными литерами: ‘…европейская умеренность, аккуратность и либерализм’ <...> Кажется, слово г-на Достоевского было подвигом <...> возбуждения в обществе интереса к народу. Но вот подите же, для формального либерализма такие одушевленные слова кажутся вредной фальшью, требующей вмешательства доктринерской полиции’. Буренин пытался объяснить причины глубокого взаимного непонимания друг друга журналистами разных направлений: ‘В нашу журналистику въелись формальные тенденции, мешающие познать своих и ставящие на первом плане только одно: мундирный либерализм’ (В. Буренин. Литературные очерки. — НВр, 1880, 4 июля, No 1561).
Орган русской демократической печати ‘Отечественные записки’ напечатал в июньском номере очерк Г. И. Успенского ‘Пушкинский праздник (Письмо из Москвы)’. В нем, еще до появления речи Достоевского в печати, под свежим впечатлением от нее, Успенский писал: ‘Он (Достоевский,— Ред.) нашел возможным, так сказать, привести Пушкина в этот зал и устами его объяснить обществу, собравшемуся здесь, кое-что в теперешнем его положении, в теперешней заботе, в теперешней тоске. До г-на Достоевского этого никто не делал, и вот главная причина необыкновенного успеха его речи <...> Как же было не приветствовать г-на Достоевского, который в первый раз, в течение трех десятков лет с глубочайшею (как кажется) искренностью решился сказать всем исстрадавшимся за эти трудные годы — ‘Ваше неуменье успокоиться в личном счастье, ваше горе и тоска о несчастье других, и, следовательно, ваша работа, как бы несовершенна она ни была, на пользу всеобщего благополучия — есть предопределенная всей нашей природой задача, задача, лежащая в сокровеннейших свойствах нашей национальности ‘ (ОЗ, 1880, No 6, стр. 186, 190). {См. также: Успенский, т. VI, стр. 422, 424, 427.} Успенский оговаривался, однако, уже в то время: ‘…нет ничего невероятного, что речь его (Достоевского,— Ред.), появясь в печати и внимательно прочтенная, произведет совсем другое впечатление’ — и отмечал противоречивость позиции Достоевского, многие досадные оговорки которого ‘как бы прошли мимо ушей’ его слушателей, зачарованных общим ее пафосом (там же, стр. 190).
Опасения писателя-демократа подтвердились. Прочтя в ‘Московских ведомостях’ речь Достоевского, Успенский сопроводил свой очерк post scriptum’ом, получившим позднее подзаголовок ‘На другой день’. В этом post scriptum’е он писал: ‘…г-н Достоевский к всеевропейскому, всечеловеческому смыслу русского скитальчества и проч. ухитрился присовокупить множество соображений, уже не всечеловеческого, а всезаячьего свойства. Эти неподходящие черты он разбросал по всей речи, где по словечку, где целыми фразами, и всегда вблизи с разговором о всечеловечности <...> Тут оказалось, как-то незаметно для читателя, что Алеко, который, как известно, тип вполне народный, изгоняется народом именно потому, что ненароден <...> Как-то оказывается, что все эти скитальчески-человеческие народные черты — черты отрицательные <...> ‘всечеловек’ превращается в ‘былинку, носимую ветром’, в человека-фантазера без почвы… ‘Смирись! — вопиет грозный глас,— счастие за морями!’ Что же это такое? Что же остается от всемирного журавля? Остается Татьяна, ключ к разгадке всего этого ‘фантастического делания’ <...> Она потому пророчество, что, прогнавши от себя всечеловека, потому что он без почвы (хотя ему и нельзя взять дешевле), предает себя на съедение старцу-генералу (ибо не может основать личного счастия на несчастии другого), хотя в то же время любит скитальца <...> Итак, вот к какой проповеди тупого, подневольного, грубого жертвоприношения привело автора обилие заячьих идей. Нет ни малейшего сомнения в том, что девицы, подносившие г-ну Достоевскому венок, подносили ему его не в благодарность за совет посвящать свою жизнь ухаживанию за старыми, насильно навязанными мужьями <...> Очевидно, что тут кто-нибудь ошибся’ (ОЗ, 1880, No 6, стр. 194—196). {См. также: Успенский, т. VI, стр. 427—430.}
M. E. Салтыков-Щедрин как редактор ‘Отечественных записок’ не был вполне удовлетворен корреспонденциями Успенского. В письме к Н. К. Михайловскому от 27 июня 1880 г. Щедрин просил его ознакомиться с речами Тургенева и Достоевского и критически отозваться о них в журнале. ‘Пушкинский праздник,— писал Щедрин А. Н. Островскому,— произвел во мне некоторое недоумение. По-видимому, умный Тургенев и безумный Достоевский сумели похитить у Пушкина праздник в свою пользу <...> Достоевский всех проходящих спрашивает: а видели вы, как они целовали у меня руки’ (Салтыков-Щедрин, т. 19, кн. 1, стр. 157). Недовольный ‘необыкновенно легкомысленной и противоречивой’ корреспонденцией Успенского, не сумевшего понять, что Достоевский и Тургенев ‘надувают публику и эскамотируют Пушкинский праздник в свою пользу’ (там же, стр. 159). Щедрин просил Михайловского выразить эту оценку речи Достоевского в журнале более прямо и недвусмысленно. В ‘Литературных записках’ Михайловский исполнил пожелание Щедрина. Он заметил здесь, развивая мысль сатирика, что Достоевский болен не Пушкиным, а ‘самим собою’. О статьях же Успенского ‘Пушкинский праздник’ и ‘Секрет’ Михайловский писал: ‘Увлеченный общим настроением минуты, г-н Г. У<спенский> подслушал в речи Достоевского то самое, что ему подсказало его собственное сердце, и только затем, посмотрев на дело ‘с холодным вниманьем рассудка’, разобрал, что речь эта есть пустая и не совсем умная шутка’. ‘Впрочем,— утверждал далее Михайловский,— характеристика Г. У<спенского> вышла замечательно удачная, даже помимо воли автора <...> Он (Достоевский,— Ред.) ведь на то и бил, чтобы раздать всем сестрам по серьгам с фальшивыми камнями, да потом все серьги опять обобрать и к себе в карман положить, подменив крашеные стеклышки своих сережек чистыми алмазами и жемчугами искреннего увлечения толпы’ (H. M. Литературные заметки. — ОЗ, 1880, No 7, стр. 132, 133).
В том же — июльском — номере ‘Отечественных записок’ появился еще один очерк Г. И. Успенского, посвященный пушкинской речи, позднее получивший название ‘Секрет’, {См.: Успенский, т. VI, стр. 431—445, 586—588.} тогда же шедший первым в серии ‘На родной ниве’, печатавшейся до конца года. Отправной точкой для его создания явилась статья Буренина в ‘Новом времени’ от 27 июня (см. выше, стр. 478). Буренин обвинял Успенского в ‘передержках’ и ‘фальсификации’. ‘Очевидно,— отвечал Успенский,— что мы оба слышим в речи г-на Достоевского разное, каждый свое: я говорю про Фому, а г-н Буренин про Ерему и бранится еще нехорошими словами. Бранится, а аппетиту настоящего, чтобы, например, икру прокусить насквозь,— этого нет, не чувствует. И рад бы, да г-н Достоевский напутал’ (ОЗ, 1880, No 7, стр. 113—114). И утверждал: ‘…я додумался кой до чего и, как кажется, понял, отчего <...> я не чувствую обиды и отчего г-н Буренин ругал меня без аппетита. Виноват оказался все тот же известный русский писатель Ф. М. Достоевский, автор знаменитой речи. Желая всех силою своего слова покорить, всем понравиться и быть приветствованным всеми, г-н Достоевский соединил в своей речи вещи совершенно несоединимые…’ (там же, стр. 107—108).
Далее Успенский описывает следующую сцену: на квартиру Достоевского приходят самые разные люди — от племянницы состарившейся Татьяны Лариной (и самой Татьяны, и ее мужа) до И. С. Аксакова и некоего безымянного социалиста. Все благодарят писателя, и всем он несколько смущенно отвечает, что ‘там в середине есть одно место’ (там же, стр. 110—112). Это место, этот ‘секрет’ — слова ‘смиренно потрудись на родной ниве’. ‘Вот это-то слово ‘нива’ и есть, по нашему мнению, корень зла’,— пишет Успенский (там же, стр. 114). И он продолжает: ‘Те, которые, не вникая в сущность речи, просто довольствовались смирением Татьяны, смирением букашки, проткнутой булавкой и до конца жизни безропотно шевелящей лапками,— были, разумеется, очень довольны тем, что от этих булавок и букашек со временем произойдет нечто всемирно замечательное. Ни о ниве, ни о работе на ней — такого рода господа, конечно, не думали <...> Но те, кто ‘ниву’, заменили ‘делом’ — те невольно, но неминуемо должны были искать в речи г-на Достоевского и определений самого дела народного… В смысле этого определения также слушатели должны были обращать особенное внимание <...> на те места <...>, где говорится о всечеловеческих страданиях, о том, что сердце русское наиболее к ним восприимчиво <...> В такого рода неправильном толковании наиболее торжественных мест речи г-на Достоевского, конечно, виновато самовольство его слушателей, подставивших на место умилительного слова ‘нива’ довольно грубоватое слово ‘дело» (там же, стр. 115). Конечный вывод Успенского: ‘…не следует ли из этого, что прежде, нежели <...> рекомендовать смирение как наилучшее средство для этого труда, заняться с возможною внимательностью изучением самой нивы и положения, в котором она находится, так как, очевидно, только это изучение ‘определит и ‘дело’, в котором она нуждается, и способы, которые могут помочь его сделать. А прорицать можно и после’ (там же, стр. 121). {См. об отношении Г. И. Успенского к пушкинской речи также: В. А. Туниманов. Достоевский и Глеб Успенский. — В кн.: Материалы и исследования, т. I, стр. 30—57.}
С ‘Отечественными записками’ вступила в спор газета ‘Новороссийский телеграф’. Ее не удовлетворяло слишком ‘узкое’ будто бы определение народа, которое приводил журнал (см.: Z. Журнальные заметки. — ‘Новороссийский телеграф’, 1880, 13 августа, No 1652). Но другие демократические органы печати поддержали ‘Отечественные записки’. Так, народнический журнал ‘Русское богатство’ писал: ‘Теперь, когда речь г-на Достоевского появилась в печати, мы сознаем, что успех ее в значительной мере и обуславливается градом аплодисментов, заглушавших то один, то другой конец мысли, почему-либо симпатичной обществу… но без конца’ (Очевидец <О. А. Боровитинова?>. Еще несколько слов о пушкинском празднике. — РБ, 1880, No 7, стр. 47).
Мягче выступил журнал ‘Дело’: ‘Вообще г-н Достоевский мастер действовать на нервы,— писал О. П. в статье ‘Пушкинский юбилей и речь г-на Достоевского’. — Высказанное им в своей речи по поводу Пушкина profession-de foi не новость. Он не раз его высказывал в своих произведениях устами тех или иных героев. Это — какое-то туманно-неопределенное искание ‘правды’, проповедь любви с оттенком мистицизма и некоторым запахом, постного масла <...> в первый раз, по крайней мере, в течение последних лет вы слышите, что за русскими ‘скитальцами’ последнего времени хоть признано право страдания {Намек на революционную эмиграцию, с которой был связан журнал.} <...> Так, вероятно, поняла это место и та молодежь, которая сделала овацию г-ну Достоевскому, и так хотелось бы понять и нам’. О. П. связывает причины ‘неудачи’ Достоевского с его ‘мистицизмом’: ‘Нашего романиста трудно понять, потому что у него мистицизм затемняет и те проблески истины, которые порой являются, хотя и в фантастическом виде. И вот почему речь его, производившая потрясающее впечатление на слушателей, в чтении производит далеко не то впечатление, несмотря на талантливость. Вот почему она даже пришлась по плечу ‘Московским ведомостям’, где она напечатана, и может вызывать, с одной стороны, венки со стороны молодежи, а с другой — одобрение ‘Нового времени» (Д, 1880, No 7, стр. 116, 118, 120).
Примечательно, что славянофил А. И. Кошелев, в отличив от И. С. Аксакова, хотя и мягко, но достаточно решительно отклонил многие из основных положений речи Достоевского. Как мы теперь знаем, публикации статьи Кошелева в ‘Русской мысли’ предшествовали следующие события: 17 августа Аксаков писал О. Ф. Миллеру: ‘Вышла августовская книжка ‘Русской мысли’. Очень рад, что там нет статей против Достоевского. А должны были быть. Кошелев приезжал сюда на один день и сказал мне, что он послал свою статью Юрьеву, который также пишет статью. Может быть, Кошелев устыдился после сильных моих слов и отменил помещение статейки’ (ЛН, т. 86, стр. 515). Миллер написал после этого о речи Достоевского свою статью и отправил ее Юрьеву, который в сентябре 1880 г. отвечал, что ‘статья Кошелева ни в каком противоречии с вашей не состоит’. Но работа Миллера (вероятно, после существенных переделок) появилась лишь в декабрьской книжке ‘Русской мысли’, а октябрьский номер журнала вышел со статьей Кошелева, где говорится: ‘Нельзя без особенно глубокого, сердечного сочувствия прослушать или прочесть прекрасную статью Ф. М. Достоевского о нашем бессмертном Пушкине <...> Он называет Пушкина пророком к даже по преимуществу таковым. Мы думаем, что всякий гениальный поэт и даже гениальный человек вообще — более или менее пророк <...> Вполне согласны, что Пушкин народный поэт и, прибавим,— первой степени, но что отзывчивость вообще составляет главнейшую способность нашей народности — это, кажется нам, неверно, и мы глубоко убеждены, что не это свойство утвердило за Пушкиным достоинство народного поэта <...> Не могу также согласиться со следующим мнением г-на Достоевского: ‘Что такое сила духа русской народности, как не стремление ее, в конечных целях своих, ко всемирности и всечеловечности?’ Думаем, что это стремление также вовсе не составляет отличительной черты характера русского народа. Все народы, все люди более или менее, с сознанием или без сознания, стремятся осуществить идею человека — это задача каждого из нас. До сих пор с сознанием мы менее других ее исполняем или даже стремимся к ее исполнению’ (РМ, 1880, No 10, отд. XVII, стр. 1—3). Те свойства русской души, которые писатель считает зародившимися в результате петровских реформ, А. Кошелев считает порождением современной русской действительности: ‘Собственно, мы фантазеры не по природе, а в силу внешних обстоятельств: нам душно, нам скучно <...> Все наши идеалы мы должны переносить бог весть куда…’ (там же, стр. 6). {Достоевский реагирует так: ‘Кошелева статью в ‘Р<усской> мысли’ до сих пор не читал. И не хочу. Известно, что свои-то первыми и нападают на своих же. Разве у нас может быть иначе?’ (письмо к И. С. Аксакову от 4 ноября 1880 г.).}
Кошелеву возражал историк литературы и педагог В. Я. Стоюнин, который видел ошибку Достоевского не в неумеренном расширении, а, напротив, в сужении временных границ возникновения такой национальной черты, как скитальчество: ‘Г-н Достоевский находит <...> скитальчество явлением новым в русской жизни <...> Мы же говорим, что скитальчество составляет коренную черту русской жизни от самого начала ее истории. Все, что было недовольно установившеюся обыденною жизнью, скованною старыми правилами, порядками и преданиями, все отдавалось скитальчеству, чему благоприятствовала ширь русской земли с ее степями и лесами’ (В. Я. Стоюнин. А. С. Пушкин.— ИВ, 1880, No 10, стр. 264).
Из ‘толстых’ журналов лишь ‘Мысль’, да и то лишь поначалу, была безоговорочно на стороне Достоевского. ‘По нашему мнению,— писал NN (Л. Е. Оболенский) в статье ‘А. С. Пушкин и Ф. М. Достоевский как объединители нашей интеллигенции’,— обозначился новый момент в истории развития нашего сознания <...> Идеал есть реальная, физическая сила, и эту-то силу Ф. М. Достоевский пробудил в русских сердцах, показал ее воочию, и его не забудут вовеки, как не забыт Моисей и его огненные столбы…’. Критик продолжает: ‘Почему он именно был вдохновлен более других, и почему именно Пушкиным? Пушкин представлял уже в себе такой синтез более других наших поэтов, а Достоевский соединяет в себе более всех других и идеализм, и страшный опыт реальной жизни, он ближе всех нас стоял к народу, страдал вместе с ним, и вот почему он больше всех реалист, но он больше всех и идеалист, потому что он больше всех человек беззаветной непосредственной веры, которой, быть может, тоже научился у народа, живя и страдая вместе с ним <...> Он говорил не от одной интеллигенции, но от всей массы народа русского и от его интеллигенции, как части. Речь Достоевского была сильна не ее тоном, не ее жестами и не звуками голоса, она сильна той величественной сущностью идеала, который заключается в ней’ (‘Мысль’, 1880, No 6, стр. 76—80).
Здесь следует добавить, что в августовской книжке журнала началось печатание романа самого же Л. Е. Оболенского (под псевдонимом Л. Орлов) ‘Спаситель человечества’ с посвящением Достоевскому. ‘Миссия русского интеллигентного человека,— заявляет Оболенский,— <...> не в труде черном и не в труде белом, не в земледелии, не в науке, не мастерских и промышленности, она в осчастливлении всего человечества. ‘Русский человек не помирится на меньшем’,— справедливо говорит г-н Достоевский в своей последней речи, и я с ним глубоко согласился’ (там же, No 8, стр. 105). Уже из самого названия романа видно, что его автор разрабатывает — хотя и с несравненно меньшей глубиной и мастерством — столь близкую Достоевскому тему ‘скитальца в родной земле’. Отнеся действие романа к началу 1860-х гг., в ‘то <...> время беспредельной нервности, быть может, потому, что долго спавший мозг проснулся вдруг, сразу, и вся накопившаяся энергия его, собиравшаяся столетиями, хлынула в область надежд, ожиданий, веры, в область чудного неизвестного, сверкающего впереди’ (там же, No 9, стр. 44), Л. Орлов еще раз подчеркивает жизненность ‘старых’ проблем, вновь поднятых в речи о Пушкине.
Особое место в ряду откликов на пушкинскую речь Достоевского занимает статья К. Н. Леонтьева ‘О всемирной любви’, появившаяся в газете ‘Варшавский дневник’ (1880, 29 июля, 7 и 12 августа, NoNo 162, 169, 173). В статье этой, отразившей взгляды верхов тогдашней православной церкви, консерватор-охранитель Леонтьев писал: ‘Г-н Достоевский, по-видимому, один из немногих мыслителей, не утративших веру в самого человека <...> Мыслители или моралисты, подобные автору ‘Карамазовых’, надеются, по-видимому, больше на сердце человеческое, чем на переустройство обществ» Между тем христианство не верит, по Леонтьеву, ‘безусловно ни в то, ни в другое,— то есть ни в лучшую автономическую мораль лица, ни в разум собирательного человечества, долженствующий рано или поздно создать рай на земле’ (Леонтьев, т. VIII, стр. 188—189).
Леонтьев сам охарактеризовал себя как сторонника ‘идеи христианского пессимизма’: ‘неисправимый трагизм’ земной жизни, включающий в себя неравенство аристократа-дворянина и мужика, представлялся ему ‘оправданным и сносным’. ‘Страдания, утраты, разочарования несправедливости,— писал он,— должны быть, они даже полезны нам для покаяния нашего и для спасения нашей души за гробом’. Идеям общественного равенства и свободы, ‘безверию и упорной погоне за счастьем земным’, ‘надменному недовольству господствующим порядком общественной жизни’, ‘национальным собраниям’ и ‘палатам депутатов’ Леонтьев противопоставлял в качестве вечного положительного идеала сословно-иерархическое устройство общества, беспрекословное подчинение ‘строгости церковного учения’ (там же, стр. 111, 118). ‘И в политике реакция от времени до времени необходима,— писал Леонтьев незадолго до произнесения Достоевским пушкинской речи,— чтобы дать обществу передохнуть, оглядеться и одуматься’ (там же, стр. 99).
С этих позиций Леонтьев подошел и к оценке пушкинской речи, усмотрев в призыве Достоевского к ‘мировой гармонии’ подозрительную и опасную близость к социалистическим учениям и общим традициям передовой революционно-гуманистической мысли. ‘О ‘всеобщем мире’ и ‘гармонии’ <...>,— писал он, полемизируя с Достоевским,— заботились и заботятся, к несчастью, многие и у нас, и на Западе: Виктор Гюго, воспевающий междоусобия и цареубийства, Гарибальди, составивший себе славу военными подвигами, социалисты, квакеры, по-своему Прудон, по-своему Кабе, по-своему Фурье и Ж. Занд’ (там же, стр. 176—177).
Водораздел между консервативным лагерем и революционно-гуманистической мыслью, все фракции которой для Леонтьева одинаково неприемлемы, определяет, по мнению последнего, ответ на вопрос о том, возможны или невозможны уничтожение классов и счастье людей на земле. Революционные и социалистические учения дают положительный ответ на этот вопрос, церковь же категорически отвергает и осуждает как греховную идею ‘земного рая’, ибо она считает, ‘что Христос пророчествовал не гармонию всеобщую (мир всеобщий), а всеобщее разрушение’. А потому ‘пророчество всеобщего примирения людей во Христе не есть православное пророчество…’ (там же, стр. 183).
Как провозвестник и защитник идеи ‘мировой гармонии’ Достоевский, по мнению Леонтьева,— типичный представитель не церковно-православной, а европейской гуманитарной мысли. Его идеалы, выраженные в пушкинской речи, при всей их нравственной возвышенности, имеют ‘космополитический’ характер (там же, стр. 177). Они противоположны не только вере церкви в неискоренимость зла на земле (»Будет зло!’ — говорит церковь’), но и учению Христа, который ‘не обещал нигде торжества поголовного братства на земном шаре’ (там же, стр. 177, 186). Истинный завет церкви, по Леонтьеву: »Терпите!’. Всем лучше никогда не будет. Одним будет лучше, другим станет хуже <...> И больше ничего не ждите <...> одно только несомненно,— это то, что вс здешнее должно погибнуть! И потому на что эта лихорадочная забота о земном благе грядущих поколений?’ (там же, стр. 189).
‘Из этой речи, на празднике Пушкина,— заключал Леонтьев,— для меня, по крайней мере (признаюсь), совсем неожиданно оказалось, что г-н Достоевский, подобно великому множеству европейцев и русских всечеловеков, все еще верит в мирную и кроткую будущность Европы и радуется тому, что нам, русским <... > придется утонуть и расплыться бесследно в безличном океане космополитизма. <...> Было нашей нации поручено одно великое сокровище — строгое и неуклонное церковное православие, но наши лучшие умы не хотят просто ‘смиряться’ перед ним <...> Они предпочитают ‘смиряться’ перед учениями антинационального эвдемонизма, в которых по отношению к Европе даже и нового нет ничего. Все эти надежды на земную любовь и на мир земной можно найти и в песнях Беранже, и еще больше у Ж. Занд и у многих других’ (там же, стр. 199).
Непримиримо относясь к пушкинской речи как к отражению ненавистных ему идей ‘европейского’ гуманизма и социализма, Леонтьев стремится доказать, что она противоречит смыслу творчества Достоевского-художника, столь чуткого к ‘трагизму жизни*. Но тут же он подвергает, вступая в противоречие с самим собой, критике романы ‘Преступление и наказание’, ‘Бесы’ и ‘Братья Карамазовы’, ибо Достоевский не проявил в них, по его словам, внимания к ‘святоотеческому учению’ и ‘гуманитарная идеализация’ у него везде господствует над ‘собственно мистическим чувством’ (там же, стр. 193, 196, 198). Гуманизм Достоевского не позволил ему, по мнению Леонтьева, верно оценить ‘чувственный, воинственный, демонически пышный гений Пушкина’, для которого жизнь была не исканием социальной справедливости и гармонии, а постоянным исканием ‘сильных и новых ощущений’ и который поэтому любил не только ‘сражения’ и ‘опасности’ войны, но и ‘удовольствия штабной жизни’ (там же, стр. 177, 201). Живи Пушкин в современную эпоху, он не только не призывал бы к смирению перед народной правдой, как Достоевский, но был бы поклонником папы и даже дона Карлоса в их борьбе с европейской демократией (там же, стр. 211—212).
Переиздавая уже после смерти Достоевского статью о пушкинской речи в 1885 г. в брошюре ‘Наши новые христиане’, Леонтьев сопроводил ее примечанием, где повторял, что в речи этой, по его мнению, ‘очень мало истинно религиозного’ и что ее надо оценивать как ‘ошибку, необдуманность, промах какой-то нервозной торопливости’. Вере Достоевского в ‘мировую гармонию’, нашедшую выражение в речи о Пушкине, Леонтьев сочувственно противопоставил ‘остроумные насмешки’ героя ‘Записок из подполья’ ‘над этой окончательной гармонией или над благоустройством человечества’ (там же, стр. 213).
Статья Леонтьева была переслана как своеобразное ‘назидание’ Достоевскому 12 августа 1881 г. К. П. Победоносцевым, на которого Леонтьев прямо ссылался как на своего ближайшего единомышленника (там же, стр. 206—207, 210), противопоставляя ‘благородно-смиренное’ слово Победоносцева, произнесенное им при посещении летом 1881 г. Ярославского училища для дочерей священно- и церковнослужителей, и основную идею этой речи Победоносцева — любовь к церкви и строгое, неуклонное следование ее учению и догматам — речи Достоевского с ее антицерковными, ‘еретическими’ по оценке Леонтьева идеалами ‘мировой гармонии’, братства народов и преклонения перед народной правдой. В ответном письме к Победоносцеву от 16 августа 1880 г. Достоевский вернул Леонтьеву высказанный последним по его адресу упрек, охарактеризовав как ‘еретические’ взгляды самого Леонтьева (что, учитывая сочувственные ссылки Леонтьева на речь Победоносцева и противопоставление ее речи Достоевского, не могло не уколоть в определенной мере самолюбие и самого Победоносцева).
Общую свою оценку статьи Леонтьева и ее идей писатель дал в записной книжке 1880—1881 гг., где Достоевский писал, отвечая ему: ‘Леонтьеву (не стоит добра желать миру, ибо сказано, что он погибнет). В этой идее есть нечто безрассудное и нечестивое. Сверх этого, чрезвычайно удобная идея для домашнего обихода: уж коль все обречены, так чего ж стараться, чего любить добро делать? Живи в свое пузо (живи впредь спокойно в одно свое пузо)’. И далее: ‘Г-н Леонтьев продолжает извергать на меня <...> свою завистливую брань. Но что же я могу ему отвечать? Ничего такого не могу отвечать, кроме того, что ответил в прошлом No ‘Дневника» (имеется в виду ответ А. Д. Градовскому, т. е. третья глава августовского выпуска ‘Дневника писателя’ за 1880 г. См.: Биография, стр. 24, наст.-изд., т. XXVII {Ср. о критике Леонтьевым идей Достоевского: наст. изд., т. XV, стр. 496—498. Интересно, что позицию Леонтьева горячо поддержал в письме к нему от 16 августа 1880 г. такой убежденный реакционер как Б. М. Маркевич (см.: ЛН, т. 86, стр. 514). Своеобразным переложением идей Леонтьева является статья Победоносцева ‘Новое христианство без Христа’ (Московский сборник. Изд. 5-е. М., 1901, стр. 211—217), где имя Достоевского прямо не названо, но которая, как можно полагать, направлена, как и статья Леонтьева, равно против идей Льва Толстого и Достоевского. Напротив, Н. С. Лесков в статье ‘Граф Л. Н. Толстой и Ф. М. Достоевский как ересиархи (Религия страха и религия любви)’ (‘Новости и Биржевая газета’, 1883, No 1, 1 апреля, No 3, 3 апреля), резко критикуя выпады Леонтьева против Достоевского, сравнивал Леонтьева с Торквемадой.}).

9

После того, как августовский выпуск ‘Дневника писателя’ за 1880 г. поступил в продажу, полемика вокруг пушкинской речи возобновилась с новой силой. Первой на ‘Дневник’ отозвалась ‘Молва’, на этот раз с очень резкой статьей журналиста Г. К. Градовского: ‘Не взыщите, Федор Михайлович, если каким-нибудь словом обмолвимся. Мы люди темные, непросветленные, как вы сами признаете, тем светом, который вас озаряет’. Гнев Г. К. Градовского вызывает и разделение в речи Достоевского и ‘Дневнике’ ‘передовых от смердов’, и уверение, что русский народ ‘уже просвещен’, и отношение писателя к ‘западникам, которые мешают устроиться России’. ‘Как это могло случиться,— возражает критик Достоевскому,— что гений Пушкина и последовавших за ним лучших русских писателей заставлял нас любить тех гадких людей, которых г-н Достоевский оплевывает, приучал нас страдать их страданиями, ненавидеть то зло, те условия, которые заставляли их скитаться?’ (‘Молва’, 1880, 16 августа, No 225). Даже язык ‘Дневника’ Г. К. Градовский называет ‘гостиннодворским’.
18 августа ‘Молве’ ответила консервативная одесская газета ‘Берег’ в обозрении ‘Столичная и областная печать’: ‘А отчего же Достоевскому и не выделять передовых от смердов? <...> Это (т. е. обвинения в мракобесии) говорится для того, чтобы выставить Достоевского ретроградом и врагом просвещения перед теми читателями ‘Молвы’, которые не видали ‘Дневника писателя’ <...> Как же после этого Достоевский не проповедник мракобесия, когда он говорит, что русский народ уже просвещен? Достоевский говорит об одном (о просвещении духовном), а г-н Гр. Градовский, передергивая это, глумится над тем, что будто бы Достоевский отвергает необходимость образования народа в смысле научном, экономическом’ (‘Берег’, 1880, 18 августа, No 146, стр. 3).
18 августа в ‘Молве’ появилась заметка, написанная гораздо спокойнее предыдущей и доказывающая, что русский народ не может считаться хранителем христианских традиций. ‘Как это ни прискорбно,— писала газета,— но приходится сказать, что зачатки любви или хотя бы внимания к правам и положению народа зародились у нас одновременно с проникновением к нам европейского просвещения’ (‘Из газет и журналов’. — ‘Молва’, 1880, 18 августа, No 227).
На следующий день выступили ‘Новости и биржевая газета’. ‘Когда я читал ‘Дневник’ г-на Достоевского,— пишет Вл. Михневич (Коломенский Кандид),— меня поразила мысль, что я где-то все это уже читал в почти таких же выражениях. Маленькое усилие памяти, а затем библиографическая справка привели меня к неожиданному открытию… ‘Дневник’ Достоевского живьем восстановил в моей памяти самые выразительнейшие места из печально известной ‘Переписки с друзьями’ Гоголя’ (‘Новости и биржевая газета’, 1880, 19 августа, No 219).
‘Не гордиться <...> должна Россия,— писал А. П. Налимов в газете ‘Современность’,— своим любвеобилием по отношению к иноземным сердцам, а просто радоваться, что довольно поздно застали нас дурные стороны западной культуры, что не потеряна еще возможность найти более прямой выход к свету и правде. В такой редакции взгляды г-на Достоевского, нам думается, выдержали бы какие угодно нападки’. ‘К сожалению, г-ну Достоевскому всегда необходим мистический фон <...> И нравственность и общественность,— продолжает Налимов,— слишком смелы и важны для разрубления гордиева узла… мистикой <...> Как только г-н Достоевский заведет свою длинную речь о народном духе, народных началах, народных воззрениях — так невольно и напрашиваются вопросы: Господи! Да в чем же, наконец, заключается этот дух, эти принципы, эти взгляды? <...> Что же вы, г-н Достоевский, так сильно любите? — спрашивает в заключение критик. — Одну только заоблачную мечту, одну только отдаленную возможность далекого идеала? И почему же именно эти воздушные замки — народны?’ (А. Налимов. Сила или бессилие? — ‘Современность’, 1880, 20 августа, No 148).
Кроме ‘Берега’ среди ежедневных газет лишь суворинское ‘Новое время’ оценило ‘Дневник’ положительно: ‘Он пишет и думает ‘по-своему’,— заявляет В. Буренин,— его можно упрекнуть в каких угодно недостатках, но уж никак не в шаблонности мысли, не в повторении чужого. Притом он обладает, кроме качеств великого таланта, еще двумя превосходными качествами: искренностью и силой убеждения <...> Как хорошо все то, что говорит г-н Достоевский о наших либералах и их разумении народа’. Далее критик принимается за пересказ ‘Дневника’, обрушиваясь на либералов (см.: В. Буренин. Литературные очерки. — НВр, 1880, 15 августа, No 1603).
Лишь критик журнала ‘Мысль’ дал ‘Дневнику’ и на этот раз положительную оценку, хотя преклонения перед автором речи о Пушкине в новой статье его уже нет: Достоевский из ‘объединителя нашей интеллигенции’ переводится в ранг ‘многих писателей 40-х годов’: ‘В русской интеллигенции,— пишет Л. О. (Л. Оболенский),— замечается одно поразительное явление: за неимением живого дела и действительных политических партий, т. е. таких партий, которые бы явились реальными деятелями текущей действительности, у нас мнения, взгляды, даже слова и речи принимаются за дело <...> Уже с первого взгляда видно, что хотя народ г-на Достоевского более конкретен, чем народ либералов-народников, однако и этот народ — не вполне реальный, а несколько идеализированный, у которого сильнее освещены путем чисто философским, а отчасти художественным, те его стороны, которые противопоставляются Европе как идеал и лекарство. В свою очередь и Европа, так сказать, оскоплена, т. е. из нее берутся черты, не представляющие вовсе всецелой полноты ее жизни <...> Мы видели, что идеал народников-либералов неудовлетворителен, что этот идеал рассекает конкретную душу народа на две половинки — симпатичную и несимпатичную. Уже по этому одному при столкновении с реальным народом народник-либерал или возненавидит народ, или уйдет от него после живого столкновения — с мукой и отчаянием, с единственным исходом — самоубийством. Не таков идеал г-на Достоевского. Он примиряет эти обе половинки души в чаянии великого грядущего, он, как истинный человек 40-х годов, быть может, совершенно бессознательно употребляет метод, напоминающий одного тогдашнего мыслителя (Ш. Фурье,— Ред.), известный под именем Attraction passion. {Страстное притяжение (франц.).} Эта теория или метод состоит в том, что в душе человека нет, собственно, ничего дурного, все дурные стороны души становятся таковыми только в силу условии, искажающих, извращающих душевные свойства. Обставьте человека так, чтобы его самые несимпатичные свойства могли приносить пользу, и зла не будет на земле. Эта теория, быть может, несколько фантастическая, понятно, совершенно непригодна в смысле живой практической программы, но когда дело идет об идеалах отдаленного будущего, она вполне законна. Именно такое употребление делает г-н Достоевский из тех душевных свойств нашего народа, которые менее симпатичны либеральному образу мыслей’. Автор статьи приходит к выводу, сделанному еще А. Градовским: ‘Чем воспитаем и большую терпимость, и большую реальность наших отношений к жизни? Только одним: соответственными учреждениями, расширяющими область деятельного соприкосновения с жизнью. И вот здесь г-н Достоевский опять не прав…’ (Л. О<боленский>. Народники и г-н Достоевский, бичующие либералов. — ‘Мысль’, 1880, No 9, стр. 82—96).
В отличие от либеральной ‘Мысли’ орган радикального народничества ‘Русское богатство’ занял по отношению к ‘Дневнику писателя’ непримиримую позицию: ‘Можно ли допустить,— писал Александр Горшков (М. А. Протопопов) в августовской книжке журнала,— чтобы разумное, с виду человеческое существо, да еще одаренное с виду божьей искрою, могло до такой степени утратить всякое чувство реальной действительности <...> Он боится довериться благородной природе человека, видит в ней вместилище всякой скверны и готов бороться против нее всеми орудиями и средствами вплоть до инквизиции, пожалуй <...> Сказать о народе, как говорит г-н Достоевский, что он ‘все знает, все то, что именно нужно знать’ — значит сказать, что народу ничего не нужно. А сказать это может только злейший враг народа (злостный или по недоразумению — это безразлично), враг, от которого нельзя ожидать ни настоящей любви, ни настоящего уважения к нему’ (А. Горшков. Проповедник ‘нового слова’. — PB, 1880, No 8, стр. 2—3, 9, 19). Ту же мысль об игнорировании Достоевским реальных нужд и интересов народа журнал проводит в дальнейшем: ‘Ах, г-да Л. О. и Достоевский! Вам для того, чтобы любить народ и жить для него, требуется возвести его в генеральский чин’ (Л. Алексеев. <Л. А. Паночини>. Почему вскипел бульон. — Там же, No 12, стр. 7). С резкой критикой ‘Дневника писателя’ за 1880 г. выступило и ‘Дело’. Критик ‘Дела’ писал: ‘В этом непроглядном, полумистическом, полупророческом и чревовещательном тумане ничего не разберешь, никакая логика и никакой здравый смысл неприменимы к этой литературной кабалистике <...> Из того, что народ наш знает молитвы наизусть и читает Четьи-Минеи, у г-на Достоевского следует, что народу никакого другого просвещения не нужно <...> От нас, именно от нас, у которых есть такие публицисты, как г-да Катков и Достоевский, Европа должна ожидать ‘окончательного слова великой гармонии». Далее Достоевский просто обвиняется в исторической неграмотности. ‘Рабство,— пишет критик,— было исконной идеей, с которой мы начали свою историю. — И продолжает: — По словам Крижанича, всякое место в России наполнено кабаками, откупщиками, тайными доносчиками, все делается со страхом и трепетом <...> Всеми светлыми моментами в нашей общественной жизни мы всегда были обязаны Европе и ее умственному влиянию <...> Подумайте, г-н Достоевский, какой вы христианин и имеете ли право им называться, когда в каждом вашем слове чувствуется гордость и ложь заносчивого смиренномудрия’ (Г-н. Романист, попавший не в свои сани.— ‘Дело’, 1880, No 9, стр. 161, 163, 166, 169). В сентябре в ‘Отечественных записках’ с критикой идей Достоевского в связи с оценкой августовского выпуска ‘Дневника писателя’ вновь выступил Н. К. Михайловский. Мысль о служении Европе кажется Н. К. Михайловскому (как и А. Д. Градовскому) несостоятельной: ‘… не народ служил Европе, а император Павел, да и не Европе вовсе, а монархическому принципу’. Многие из проблем, поднятые писателем, Михайловский не без основания оценил как безнадежно устаревшие: ‘Славянофильство и западничество изжиты нами, мы переросли их, так что попытки г-на Достоевского и других, так или иначе, вновь воздвигнуть эти состарившиеся знамена не имеют для нас, по крайней мере, ровно никакого значения’. Но общий вывод Михайловского спокойнее, яснее и проще, чем у публицистов ‘Русского богатства’ и ‘Дела’: ‘Ах, господа, дело, в сущности, очень просто. Если мы в самом деле находимся накануне новой эры, то нужен прежде всего свет, а свет есть безусловная свобода мысли и слова, а безусловная свобода мысли и слова невозможна без личной неприкосновенности, а личная неприкосновенность требует гарантий. Какие это будут гарантии — европейские, африканские, ‘что Литва, что Русь ли’ — не все ли это равно, лишь бы они были гарантиями? Надо только помнить, что новая эра очень скоро обветшает, если народу от нее не будет ни тепло, ни холодно. А искать себя в себе под собой — это просто пустяки’ (H. M. Литературные заметки.— ОЗ, 1880, No 9, стр. 128, 133, 140).
В декабре в ‘Русской мысли’, как уже отмечено выше, появилась статья О. Ф. Миллера. 3 ноября Юрьев писал Миллеру по поводу ‘Дневника писателя’: ‘Не могу считаться вполне солидарным с его мировоззрением, невольно вызывающим на возражения. Послушать его, стать на его точку зрения — надо перестать думать и об экономических и политических усовершенствованиях народной жизни, похерить все эти вопросы и ограничиться молитвой, христианскими беседами, монашеским смирением, сострадательными слезами, личными благодеяниями. Надо, говорю, похерить все вопросы о политической свободе, потому что Зосима и в цепях свободен. Не тут ли кроется, что Достоевский мирится с катковщиной? <...> Мне хотелось оправдать перед вами, почему я не могу быть против всех возражений на речь и особенно на последний ‘Дневник’ Достоевского и почему почитал эти возражения необходимыми. Я не читал ‘Письма’ Кавелина, но знаю из разговоров с ним его воззрения и из писем его ко мне, как он смотрит на речь Достоевского, и не могу не высказать, что я ему во многом сочувствую. На основании сказанного я бы вас просил, если можно, оставить Кавелина без возражений в вашей статье’ (см.: ЛН, т. 86, стр. 520). {Миллер учел это мнение. Кроме того, его статья вышла с рядом редакционных примечаний, например: ‘…неизвестна еще, кто удостоится войти в царство Христа и воплотить в своей жизни его истину: мы, получившие эту истину без личной нашей заслуги, или народы Запада…’ (РМ, 1880, No 12, стр. 32).}
Точка зрения Миллера такова: ‘Спорить с ним (Достоевским,— Ред.), разумеется, можно, и даже с успехом, останавливаясь на частностях, но сила вовсе не в этом, а в том, чтобы схватить его мысль в ее целости. К частностям отношу я самые характеристики Татьяны, Онегина и Алеко’. Возражая Градовскому и защищая писателя, Миллер замечает, что в засилии Держиморд повинны, прежде всего, сами дворяне, и дает либеральную характеристику крестьянской реформы (О. Миллер. Пушкинский вопрос. — РМ, 1880, No 12, стр. 17, 31, 40).
Наиболее значительным откликом на ‘Дневник’ было упомянутое выше ‘Письмо к Достоевскому’ К. Д. Кавелипа, напечатанное в ноябрьской книжке ‘Вестника Европы’. В предыдущем номере этого журнала была дана отрицательная оценка ‘Дневнику писателя’: ‘…спорить правильно против г-на Достоевского нет никакой возможности,— писал тогда обозреватель ‘Вестника Европы’,— потому что изложение его <...> есть <...> раздраженное словоизвержение, ясно показывающее, что автор резонов слушать не намерен, что им овладела страсть и то жестокое настроение, при котором аргументация невозможна и бесполезна. Эта страсть — крайне неумеренное самолюбие, это настроение — мистицизм’ (В. В. <В. П. Воронцов). Литературное обозрение. -- ВЕ, 1880, No 10, стр. 812).
Статья К. Д. Кавелина, в отличие от обозрения Воронцова, выдержана в примирительных топах. ‘Пора спокойно, отбросив личности и взаимное раздражение,— заявляет он,— откровенно и прямо объясниться по всем пунктам <...> Начну с рассмотрения взгляда на взаимные отношения у нас простого народа и образованных слоев общества, так как в нем резко и наглядно выражается характерная черта славянофильских учений. Подобно славянофилам сороковых годов, вы видите живое воплощение возвышенных нравственных идей в духовных качествах и совершенствах русского народа, именно крестьянства, которое осталось непричастным отступничеству от народного духа, запятнавшему, будто бы, высшие, интеллигентные слои русского общества. Полемика, которая когда-то велась об этих тезисах между славянофилами и западниками с горячностью, подчас с ожесточением, мне кажется, уже принадлежит прошедшему <...> Все люди и все народы в мире учились и учатся у других людей и у других народов, и не только в детстве и юности, но и в зрелые годы. Разница в том, что в детстве и юности и люди, и народы больше перенимают у других, а достигнув совершеннолетия, они пользуются чужим опытом, чужим знанием с рассуждением, разбором, критикой…’ (ВЕ, 1880, No 11, стр. 433—439).
‘Славянофилы сороковых годов, а за ними и вы, осуждая западных христиан,— обращается к Достоевскому критик,— упустили из виду, что они, хотя и недостаточно, неправильно, представляют, однако, собою деятельную, преобразующую сторону христианства в мире. По мысли западных европейцев, христианство призвано исправить, улучшить, обновить не только отдельного человека, но и целый быт людей, живущих в мире, посреди ежедневных дрязг и соблазнов. По европейскому идеалу, христианин не должен удаляться от мира, чтоб соблюсти свою чистоту и святость, а призван жить в мире, бороться со злом и победить его <...> Вы сами себе противоречите, преклоняясь перед европейской наукой, искусством, литературой, в которых веет тот же дух, который породил и католичество, и протестантизм. Идя последовательно, вы должны, отвергнув одно, отвергнуть и другое, середины нет — и быть не может’ (там же, стр. 444—448).
Далее Кавелин переходит к спору с этическими идеалами Достоевского: ‘Во-первых, нравственных идей нет, как нет общественной нравственности, вопреки мнению проф. Градовского. Нравственное есть прежде всего — личное, известный душевный строй, склад чувств, дающие тон и направление нашим помыслам, намерениям и поступкам <...> Совсем другое дело — наши понятия или идеи о том, что хорошо и что дурно. Каждая идея есть формулированная, определенная мысль о предмете, следовательно, о том, что нам представляется как нечто вне нас существующее, объективное. Понятие о том, что добро и что дурно (я здесь говорю только о наших понятиях общественных), есть суждение, основанное на аргументах, почерпнутых не из неопределенного и бесформенного чувства, а из условий и фактов устроенного общежития с другими людьми <...> Нравственный человек тот, кто в своих помыслах и поступках остается всегда верен голосу своей совести, подсказывающей ему, хороши они или дурны, только в отношении человека к самому себе и заключается нравственность, только в согласовании мыслей и поступков с совестью и состоит нравственная правда. Что именно совесть подсказывает, почему она одни помыслы и поступки одобряет, другие осуждает — это уже выступает из области нравственности и определяется понятиями или идеями, которые слагаются под влиянием общественности и потому, в разное время, при разных обстоятельствах, бывают весьма различны <...> Какой же вывод из всего сказанного? Тот, что вы неправы, утверждая, будто ‘общественных гражданских идеалов, как таких, как не связанных органически с идеалами нравственными, а существующих сами по себе, в виде отдельной половинки, оторванной от целого’,— ‘нет вовсе, не существовало никогда и не может существовать’. Говоря это, вы не доводите анализ до конца. Правильный, полный анализ приводит, мне кажется, к тому заключению, что образцовая общественная жизнь слагается из хороших общественных учреждений и из нравственно развитых людей <...> Я мечтаю только о том,— заключает К. Д. Кавелин,— чтоб мы перестали говорить о нравственной, душевной христианской правде и начали поступать, действовать, жить по этой правде! Чрез это мы не обратимся в европейцев, по перестанем быть восточными людьми и будем в самом деле тем, что мы есть по природе,— русскими’ (там же, стр. 448—451, 454—456). {Наброски Достоевского для полемического ответа Кавелину см.: Биография, стр. 370—375, наст. изд., т. XXVII. О К. Д. Кавелине как характерном выразителе общественного самосознания либерально-профессорских кругов 70—80-х гг. см.: В. К. Кантор. Русская эстетика второй половины XIX столетия и общественная борьба. М., 1978, стр. 81—110 (здесь же на стр. 104—105 сжато охарактеризован основной смысл полемики между Кавелиным и Достоевским). Отклики русской периодической печати на пушкинскую речь и ‘Дневник писателя’ более подробно отражены в кн.: И. И. Замотин. Ф. М. Достоевский в русской критике. Ч. 1. 1846—1881. Варшава, 1913, стр. 287—321, ср. библиографический перечень полемических откликов на речь Достоевского и ‘Дневник писателя’ 1880 г. в кн.: Достоевская А. Г. Библиографический указатель, стр. 82—93, В. И. Межов. Puschkiniana. СПб.. 1886, стр. 74—75, ср. также отклик? В дневниках и письмах современников: Известия ОЛЯ, т. XXVI, 1972, No 4, стр. 353—354, ЛН, т. 86, стр. 502—524, Материалы и исследования, т. V, стр. 266—267.}
Подводя итоги полемике, вызванной пушкинской речью, Достоевский писал в ‘Дневнике писателя’ в январе 1881 г.: ‘Я про будущее великое значение в Европе народа русского (в которого верую) сказал было одно словцо прошлого года на пушкинских празднествах в Москве,— и меня все потом забросали грязью и бранью, даже и из тех, которые обнимали меня только за слова мои,— точно я какое мерзкое, подлейшее дело сделал, сказав тогда мое слово. Но может быть не забудется это слово мое’ (наст. изд., т. XXVII).
Это предвидение Достоевского исполнилось. Полемика вокруг пушкинской речи показала ложность, иллюзорность и утопичность надежд Достоевского на возможность участия самодержавия и церкви в совместной с народом и интеллигенцией работе ‘на родной ниве’. Последующая история России окончательно и навсегда обнаружила противоположность классовых интересов народа и господствующих классов старой России, орудием которых были царская монархия и тогдашняя церковь. Она подтвердила, что мечту Достоевского о великом будущем России и русского народа могла реально осуществить лишь социалистическая революция. {С этим связана резкая критика реакционных общественно-политических идей пушкинской речи М. Горьким в 1905—1909 гг. (см.: Горький, т. XXIII, стр. 353, т. XXIV, стр. 53).} История освободила, таким образом, глубокое демократическое содержание речи Достоевского от оболочки его реакционной утопии.
Вместе с тем опыт последующего развития России и человечества позволяет нам сегодня иначе оценить основное, глубинное содержание пушкинской речи по сравнению с современниками писателя. При всех свойственных ей противоречиях речь Достоевского о Пушкине вошла не только в число классических документов, характеризующих историю восприятия Пушкина русским обществом, но и в число наиболее глубоких интерпретаций творчества великого русского поэта, сохранивших свое непреходящее значение. Этого мало. Отраженные в речи Достоевского идеи преемственности, закономерного движения человечества к будущей ‘мировой гармонии’, его вера в великое будущее России, в способность русского народа и интеллигенции активно содействовать союзу народов Европы и всего мира, призыв к творческому единению мыслящей части общества с народом как о важнейшей предпосылке мирного гармонического развития цивилизации сделали пушкинскую речь Достоевского выдающимся памятником истории мировой гуманистической мысли, духовным завещанием писателя позднейшим поколениям.
Из выдающихся деятелей русской культуры XX в. пушкинская речь большое влияние оказала на А. А. Блока, в публицистике которого, как и в поэме ‘Скифы’ (1918), получили развитие в условиях новой, пооктябрьской эпохи идеи Достоевского о великой исторической миссии России, которую Блок связал с победой советского строя. В общественной обстановке XX в. высоко оценил гуманистический пафос речи Достоевского о Пушкине Т. Манн, сблизивший выраженное в ней гуманистическое самосознание великого русского писателя с гуманизмом немецкой классики и резко противопоставивший возвышенные национальные идеалы Достоевского, соединенные с призывом к братскому отношению к другим европейским народам, любым формам реакционного национализма, в том числе — фашистскому мракобесию и варварству. {Т. Манн. Собр. соч., т. 10. М., 1961, стр. 593—594. Ср. также о пушкинской речи, об оценке ее последующей критикой и о современном е значении: ‘Октябрь’, 1937, No 1, стр. 271—282, Пушкин. Итоги и проблемы изучения. М.—Л., 1966, стр. 80—83, Достоевский и его время, стр. 62—63, ЛН, т. 86, стр. 101—105, Достоевский — художник и мыслитель, стр. 417—426, Д. Благой. От Кантемира до наших дней, т. 1. М., 1972, стр. 492—501, Б. Меила х. ‘Загадка’ пушкинской речи Достоевского. — ‘Литературная Грузия’, 1976, No 8, стр. 76—79, И. Волгин. Завещание Достоевского. — ВЛ, 1980, No 6, стр. 154—196, Г. Фридлендер. 1) Достоевский и мировая литература. М., 1979, стр. 132—140, 2) Речь о Пушкине как выражение эстетического самосознания Достоевского. — РЛ, 1981, No 1, стр. 52—64, И. Л. Волгин. Последний год Достоевского.— ‘Новый мир’, 1981, No 10, стр. 100—183.}
Стр. 129. Иван Сергеевич Аксаков ~ заявил с кафедры, что моя речь ‘составляет событие’. — И. С. Аксаков выступал 8 июня, после Достоевского, во втором отделении юбилейного заседания. Вечером того же дня Достоевский писал А. Г. Достоевской: ‘Аксаков (Иван) вбежал на эстраду и объявил, что речь моя — есть не просто речь, а историческое событие/’. Эти слева Аксакова были приведены во множестве газет (Г, 1880, 9 июня, No 159, ‘Молва’, 1880, 10 июня, No 158, НВр, 1880, 11 июня, No 1538), см. также свидетельства Н. Н. Страхова и Д. Н. Любимова (Достоевский в воспоминаниях, т. II, стр. 352 и 378). Аксаков заявил: ‘Вс, что я готовился прочесть, потеряло всякое значение. Моя речь упраздняется речью Достоевского <...> Если я и могу прочесть что-нибудь, то разве это отрывок из приготовленной речи’ (Г, 1880, 9 июня, No 159). ‘На это послышались крики: ‘всю речь, всю, читайте вс’,— говорилось в ‘Голосе’. — Г-н Аксаков начал чтение своей речи’ (там же. См. об этом также в письме А. М. Барсуковой к А. П. Барсукову от 10 июня 1880 г.: Звенья, т. I, стр. 480). Речь Аксакова см.: РА, 1880, вып. II, стр. 4G7—484. См. также выше, стр. 460.
Стр. 130. … может вновь обновиться и воскреснуть… — Ту же мысль Достоевского о возможности для русского общества обновления и воскресения выражает эпиграф к ‘Братьям Карамазовым’ (см. наст. изд., т. XIV, стр. 5, т. XV, стр. 523).
Стр. 130. Инок. См. также стр. 144: О типе русского инока-летописца ~ образы такой неоспоримой правды. — Имеется в виду пушкинский Пимен из драмы ‘Борис Годунов’. Ср. характеристики этого образа в статье 1861 г. ‘Книжность и грамотность’ (наст. изд., т. XIX, стр. 9).
Стр. 130. …типы бытовые, как в ‘Капитанской дочке’… — Черновой автограф речи о Пушкине содержит развернутую характеристику ‘Капитанской дочки’ как ‘чуда [искусства] понимания русского быта и народной души’. Ее более отделанный вариант содержится в тексте, подготовленном для выступления. Но произнесено это место не было и не вошло в печатный текст (см. варианты ЧА и HP к стр. 144). Работая над третьей главой ‘Дневника писателя’ 1880 г., Достоевский продолжал размышлять об особенностях пушкинского реализма, сказавшихся в ‘Капитанской дочке’. В рукописях речи ‘Капитанская дочка’ сопоставлялась с ‘Недорослем’ Фонвизина. Дополнив свой анализ сравнением с ‘Мертвыми душами’ Гоголя, Достоевский сформулировал в черновом автографе третьей главы ‘Дневника’ 1880 г. свое понимание соотношения пушкинского и гоголевского реализма (см. варианты ЧА к гл. 3, к стр. 156. См. об этом: Библиотека, стр. 78, Д. Благой. От Кантемира до наших дней, т. I. М., 1972, стр. 432—433). Так как эти размышления (‘Мне хочется тут уклониться [в сторону] на минутку в область чисто литературную’ — см. стр. 312),не были связаны с полемикой с А. Градовским, они не вошли в окончательный текст.
Стр. 131. …что нищая земля наша ~ новое слово миру’. — Утверждение Достоевского в речи о Пушкине о том, что России суждено сказать миру новое слово (см. стр. 147—148), вызвало возражение А. Д. Градовского: ‘…истинно всечеловеческое значение мы можем приобрести только после того, как мы разовьемся и укрепимся в качестве народности, умеющей и могущей делать свое общественное дело…’ (Г, 1880, 25 июня, No 174). Еще ранее возражал Достоевскому критик ‘Молвы’: ‘Что это за выделение России в какую-то мировую особь, в избранной богом народ?’ (‘Молва’, 1880, 10 июня, No 158). Более развернуто Достоевский изложил свою позицию в ответе Градовскому в третьей главе ‘Дневника’ (см. стр. 171—172).
Стр. 131. …надобно нам самим развиться ~ как народы Европы’.— Эта мысль является одним из основных положений, противопоставленных Достоевскому А. Д. Градовским в статье ‘Мечты и действительность’: ‘Впитайте в себя вс, что произвели лучшего народы — учители ваши,— утверждал он. — Тогда, переработав в себе всю эту умственную и нравственную пищу, вы сумеете проявить и всю силу вашего национального гения, внести и свою долю в сокровищницу всечеловеческого’ (Г, 1880, 25 июня, No 174). Достоевский ответил Градовскому в третьей главе ‘Дневника’ (см. стр. 167—168).
Стр. 131—132. Может ли кто сказать, что русский народ есть только косная масса ~ Увы, так многие утверждают… — Позиция Достоевского, выраженная в этих словах, была подготовлена его публицистикой 60—70-х годов. Со всей определенностью она была заявлена в объявлениях об издании ‘Времени’ и ‘Эпохи’ (см. наст. изд., т. XVIII, стр. 35—41, т. XX, стр. 207—210, 217—222). В апрельском выпуске ‘Дневника писателя’ за 1876 г. Достоевский полемизировал с критиком и романистом реакционного катковского журнала ‘Русский вестник’ В. Г. Авсеенко: ‘Нам прямо объявляют, что у народа нет вовсе никакой правды, а правда лишь в культуре и сохраняется верхним слоем культурных людей’ (паст, изд., т. XXII, стр. 110).
Достоевский имел здесь в виду и Л. Д. Градовского, писавшего в ответ на речь о Пушкине: ‘Ему (русскому народу,— Ред.) еще много надо работать над собою, чтобы сделаться достойным имени великого народа. Еще слишком много неправды, остатков векового рабства засело в нем, чтоб он мог требовать себе поклонения и, сверх того, претендовать еще на обращение всей Европы на путь истинный…’ (Г, 1880, 25 июня, No 174).
Стр. 132. …‘этой фантазии моей’, как я сам выразился… — См. стр. 148 и примеч. к ней.
Стр. 132. Все восемьдесят миллионов ее населения представляют собою такое духовное единение ~ и не может быть… — Еще во ‘Введении’ к ‘Ряду статей о русской литературе’ (1861) он писал: ‘…у нас давно уже есть нейтральная почва, на которой вс сливается в одно цельное, стройное, единодушное, сливаются все сословия, мирно, согласно, братски <...> Наша новая Русь поняла, что один только есть цемент, одна связь, одна почва, на которой вс сойдется и примирится,— это всеобщее духовное примирение, начало которому лежит в образовании’ (наст. изд., т. XVIII, стр. 49—50, см. также стр. 57). Как проявление духовного единения народа охарактеризовал Достоевский в ‘Дневнике писателя’ 1876 г. и 1877 г. отношение русского общества к борьбе славянских народов за независимость (см. наст. изд., т. XXIII, стр. 102—106, т. XXV, стр. 213). В январском выпуске ‘Дневника писателя’ за 1877 г. Достоевский писал, что европейцы знают: ‘…нас много, восемьдесят миллионов <...> мы знаем и понимаем все европейские идеи’ (см. наст. изд., т. XXV, стр. 22).
Слова Достоевского вызвали полемическую реплику В. В. (В. П. Воронцова) в либеральном ‘Вестнике Европы’: ‘Автор не однажды ссылается на восемьдесят миллионов русского народа (именно русского, потому что речь идет о свойствах русской народности). Но восемьдесят миллионов (теперь считают уже девяносто или за девяносто) составляют цифру населения русской империи, а вовсе не русского народа, владеющего идеалами, в восьмидесяти или девяноста миллионах заключено, кроме русской, множество иных народностей, кроме православных — миллионы католиков, протестантов, евреев, магометан, сотни тысяч язычников. Собственно же русского народа полагают только тридцать пять миллионов’ (ВЕ, 1880, No 10, стр. 818). Еще существеннее было возражение К. Д. Кавелина: ‘Предоставляю этнографам и статистикам сбавить эту цифру на двадцать или двадцать пять миллионов, между остальными пятьюдесятью пятью или шестьюдесятью действительно поразительное единение, но какое? Племенное, церковное, государственное, языка — да, что касается духовного, в смысле нравственного, сознательного — об этом можно спорить’ (там же, No 11, стр. 442).
Стр. 132. … ‘в один миг исчезнет и богатство’. — В Апокалипсисе говорится о судьбе Вавилона — Рима: ‘…ибо в один час погибло также богатство’ (Откровение Иоанна Богослова, гл. 18, ст. 17).
Стр. 132. …нашествия Батыева… — Батый, Бату, Саинхан (1208—1255) — монгольский хан, внук Чингисхана, в 1237—1243 гг. возглавил поход на Русь, сопровождавшийся жестоким истреблением населения и уничтожением городов. Достоевский в 1880 г. особенно часто вспоминал о событиях русской истории периода монголо-татарского ига, так как 8 сентября этого года исполнялось 500 лет со времени Куликовской битвы. В то время, когда готовился ‘Дневник писателя’, шла подготовка к празднованию этой годовщины (см. письмо Достоевского к О. Ф. Миллеру от 26 августа 1880 г., а также наст. изд., т. XV, стр. 307 и примеч. на стр. 616—617).
Стр. 133. ‘Этого народ не позволит’ ~ ‘Так уничтожить народ!’ — ответил западник спокойно и величаво, ~ один из представителей нашей интеллигенции. Анекдот этот верен. — ‘Анекдот может быть верен,— отозвался В. В. (В. П. Воронцов) в ‘Вестнике Европы’,— как верно то, что есть на свете очень глупые люди, нам сомнительно одно, чтобы это мог быть ‘представитель интеллигенции» (ВЕ, 1880, No 10, стр. 817). В статье И. Л. Волгина высказано предположение, что у Достоевского здесь речь идет о Г. З. и Е. П. Елисеевых (см.: ‘Новый мир’, 1981, No 10, стр. 125—127).
Стр. 133. … представители славянофильства ~ вполне согласились со всеми ее выводами. — Выступавший после Достоевского И. С. Аксаков заявил: ‘С Достоевским согласны обе стороны: и представители так называемых славянофилов, как я например, и представители западничества, как Тургенев’ (Г, 1880, 9 июня, No 159, ‘Молва’, 14 июня, No 162. См. также свидетельства Н. Н. Страхова и Д. Н. Любимова: Достоевский в воспоминаниях, т. II, стр. 351, 379). Ср. наст. том, стр. 460 и примеч. к стр. 129.
Стр. 133. … заявил это в самой речи моей… — См. выше, стр. 148.
Стр. 133. … ‘западникам и славянофилам не о чем будет и спорить, как выразился Иван Сергеевич Аксаков, так как вс отныне разъяснено’...— Ср. выше, примеч. к стр. 129.
Стр. 134. … подошли ко мне пожать мою руку и западники… — Имеются в виду И. С. Тургенев и П. В. Анненков. См. выше, стр. 460.
Стр. 134. … называли мою речь гениальною, и несколько раз, напирая на слово это, произнесли, что она гениальна. — См. выше, стр. 460.
Стр. 135. Не можем же ~ толковать вместе с вами, например, о таких странных вещах, как le Pravoslavi… — Эти слова Достоевского вызвали реакцию критика ‘Вестника Европы’: ‘…Достоевский накидывается на таких ‘либералов’, которые о православии говорят ‘Le Pravoslavi’. Кого он разумеет здесь, остается непонятно, потому что в литературных наших кругах <...> такая терминология вовсе не употребляется. Кто же это? и если такие люди есть, то что общего между этими людьми и литературой’ (В. В. <В. П. Воронцов>. Литературное обозрение. — ВЕ, 1880, No 10, стр. 811-818).
Стр. 136. … середина-то, улица-то, по которой влачится идея…— Образ этот — сквозной в романах и публицистике Достоевского: ср. характеристику мелководных и зубоскальствующих обличителей в статьях 1863 г. ‘Необходимое литературное объяснение по поводу разных хлебных и нехлебных вопросов’ и ‘Опять ‘молодое перо» (см. наст. изд., т. XX, стр. 55 и 94), а также либералов в ‘Дневнике писателя’ за 1876 г. (т. XXII, стр. 101). Смысл, вкладываемый Достоевским в этот образ, в наибольшей степени раскрывает реплика Степана Трофимовича Верховенского в романе ‘Бесы’: ‘…какая грусть и злость охватывает всю вашу душу, когда великую идею <...> подхватят неумелые и вытащат к таким же дуракам, как и сами, на улицу, и вы вдруг встречаете ее уже на толкучем, неузнаваемую, в грязи…’ (т. X, стр. 24, т. XII, стр. 285).
Стр. 136. … все эти смерды-то ‘направления’… — Речь идет о взглядах рядовых приверженцев либерально-западнических идей (смерды — феодально-зависимое крестьянство в Древней Руси и других славянских странах). О полемике, вызванной этими словами Достоевского, см. выше, стр. 486.
Стр. 136. … уже было заявлено в одном издании ~ цель славянофилов — это перекрестить всю Европу в православие.) — В ‘Вестнике Европы’ (1880, NoNo 2 и 4) была напечатана статья А. П. Пыпина ‘Польский вопрос в русской литературе’. В первой части ее, во втором номере журнала, были охарактеризованы стихотворения о Польше и польском вопросе Пушкина, Вяземского, Жуковского и Тютчева, статьи Погодина. В апрельском номере Пыпин выступил с разбором статьи Ю. Ф. Самарина ‘Современный объем польского вопроса’ (‘День’, 1863, 21 сентября, No 38, а также: Ю. Ф. Самарин. Сочинения, т. I. М., 1877, стр. 325—350). Как основные положения статьи Самарина Пыпин отметил ‘идею об исконной противоположности греко-славянского и романо-германского мира и о полной несовместимости славянофильства с латинством’ и утверждение, что разрешение польского вопроса немыслимо ‘без коренного, духовного возрождения поляков, другими словами — без обращения их в православие’ (ВЕ, 1880, No 4, стр. 698 и 702). ‘Это — наиболее цельное, логическое и наглядное изложение теории, которая вообще высказывалась писателями славянофильской школы и их более или менее близкими последователями’ — утверждал Пыпин (там же, стр. 694). В ‘Литературной летописи’ газеты ‘Голос’ было помещено краткое изложение статьи Пыпина (Г, 1880, 10 апреля, No 101).
Стр. 136. ‘Пушкин есть явление чрезвычайное ~ сказал Гоголь. — Достоевский цитирует начало статьи Гоголя ‘Несколько слов о Пушкине’ (1832. Напечатана в 1835 г. в сборнике ‘Арабески’, ч. I). У Гоголя далее следовало: ‘… это русский человек в его развитии, в каком он, может быть, явится через двести лет’ (Гоголь, т. VIII, стр. 50).
Стр. 138. … из четырнадцати классов, на которые разделено образованное русское общество. — В 1722 г. Петром I была утверждена ‘Табель о рангах…’, согласно которой русское служилое сословие было разделено на четырнадцать разрядов (чинов) — от канцлера до коллежского регистратора (см.: А. Е. Шепелев. Отмененные историей. Чины, звания и титулы в Российской империи. Л., 1977, стр. 11—12).
Стр. 138. … живущими ‘без закона’… — См. ниже, примеч. к стр. 139.
Стр. 138. …женщина, ‘дикая женщина’, по выражению одного поэта… — В черновом автографе было вписано продолжение: ‘нашего. Дайте мне женщину, дикую женщину’ (стр. 2S4). Возможно, имеются в виду слова поэта Я. П. Полонского из его статьи ‘По поводу последней повести графа Л. Н. Толстого ‘Казаки’ (Письмо к редактору ‘Времени’)’: ‘Я был также на Кавказе, также испытал на себе страсть к полудикой женщине…’ (Вр, 1863, No 3, отд. II, стр. 96).
Стр. 139. Оставь нас, гордый человек, // Мы дики, нет у нас законов, // Мы не терзаем, не казним. — Слова Старика из поэмы Пушкина ‘Цыганы’ (1824), обращенные к Алеко.
Стр. 139. Зачем, как тульский заседатель, // Я не лежу в параличе? — Цитата из ‘Путешествия Онегина’.
Стр. 140. Бес благородный скуки тайной. — Цитируется стихотворение Некрасова ‘Отрадно видеть, что находит…’ (1845):
Отрадно видеть, что находит
Порой хандра и на глупца,
Что иногда в морщины сводит
Черты и пошлого лица
Бес благородный скуки тайной…
(Некрасов, т. I, стр. 17)
Стр. 140. Не такова Татьяна ~ это апофеоза русской женщины… — Это понимание образа Татьяны является развитием и углублением сказанного о ней Белинским, в его девятой пушкинской статье. Критик утверждал: ‘…едва ли не выше подвиг нашего поэта в том. что он первый поэтически воспроизвел, в лице Татьяны, русскую женщину…’ (Белинский, т. VII, стр. 473). Писал он и о замечательных свойствах натуры Татьяны: ‘Вся ее жизнь проникнута тою целостностью, тем единством, которое в мире искусства составляет высочайшее достоинство художественного произведения’, ‘…Татьяна — существо исключительное, натура глубокая…’ (там же, стр. 482—484). О расхождении Достоевского с Белинским в оценке решения Татьяны в последней сцепе романа см. ниже, примеч. к стр. 142.
Образ Татьяны привлекал внимание Достоевского и ранее. В статье ‘Книжность и грамотность’ (1861) содержалась хоть и краткая, но очень высокая оценка: ‘… тип единственный до сих пор в нашей поэзии, перед которым с такой любовью преклонилась душа Пушкина как перед родным русским созданием …’ (наст. изд., т. XIX, стр. 11, ср. также стр. 212). См.: Фридлендер, У истоков почвенничества, стр. 407.
Стр. 140. … и ей предназначил поэт высказать мысль поэмы в знаменитой сцене последней встречи Татьяны с Онегиным. — Имеются в виду строфы XL—XLVII восьмой главе ‘Евгения Онегина’. См. стр. 141—142 и примеч. к ним. В ‘Подростке’ (1875) Достоевский писал: ‘…у великих художников в их поэмах бывают иногда такие больные сцены, которые всю жизнь потом с болью припоминаются,— например, последний монолог Отелло у Шекспира, Евгений у ног Татьяны…’ (наст. изд., т. XIII, стр. 382).
Стр. 140. Можно даже сказать ~ кроме разве образа Лизы в ‘Дворянском гнезде’ Тургенева. — На полях наборной рукописи речи о Пушкине эта фраза была вписана Достоевским и имела продолжение: ‘… и Наташи в ‘Войне и мире’ Льва Толстого’ (см. варианты HP к стр. 140 и стр. 455). Затем эти слова были вычеркнуты и не вошли в печатный текст. Но вся эта фраза была полностью произнесена Достоевским в речи 8 июня. H. H. Страхов свидетельствовал: ‘При имени Тургенева зала, как всегда, загрохотала от рукоплесканий и заглушила голос Федора Михайловича. Мы слышали, как он продолжал: ‘….и Наташи в ‘Войне и мире’ Толстого’. Но никто в зале не мог их слышать, и он должен был остановиться, чтоб переждать, когда утихнет вновь и вновь подымавшийся шум. Когда он стал продолжать речь, он не повторил этих заглушнных слов и йотом выпустил их в печати, так как они действительно не были произнесены во всеуслышание’ (Биография, отд. I, с. 310—311, также: Достоевский в воспоминаниях, т. II, стр. 351). О реакции публики на упоминание Тургенева в речи Достоевского см. также в воспоминаниях Д. Н. Любимова и Е. П. Султановой-Летковой (там же, стр. 375 и 391), в дневнике М. А. Веневитинова и в письме И. С. Аксакова к О. Ф. Миллеру от 17 августа 1880 г. (ЛН, т. 86, стр. 504, 505, 514).
‘Дворянское гнездо’ Достоевский ценил выше всех романов Тургенева. ‘Чрезвычайно хороню’,— так выразил он свое впечатление при первом чтении его (см. письмо к H. M. Достоевскому от 9 мая 1859 г.). ‘Дворянское гнездо’, ‘Мертвые души’, ‘Обломова’ и ‘Войну и мир’ писатель отнес к самым сильным произведениям русской литературы (см. письмо к А. Н. Майкову от 12 (21) февраля 1870 г.). В ‘Дневнике писателя’ за 1876 г. упоминания этого романа Тургенева связаны с размышлениями о Пушкине. В февральском выпуске Достоевский утверждал, что все вековечное и прекрасное в типах Гончарова и Тургенева (‘Обломов’ и ‘Дворянское гнездо’) от того, что ‘они в них соприкоснулись с народом’, и поставил это в прямую зависимость от поворота к народу, который совершил Пушкин (см. наст. изд., т. XXII, стр. 44). См. также о Татьяне, женщинах Тургенева и Толстого в июльско-августовском выпуске ‘Дневника’ за 1876 г. (т. XXIII, стр. 88—89). И. С. Аксаков писал О. Ф. Миллеру 17 августа 1880 г. о реакции Анненкова и Тургенева на речь Достоевского: ‘Скажу, впрочем, что оба они, особенно Тургенев, был отчасти (и даже не отчасти, а на две трети) подкуплены упоминанием о Лизе Тургенева. {Это сопоставление было покрыто рукоплесканиями. (Примеч. И. С. Аксакова).} Ив. Сергеевич вовсе этого от Достоевского не ожидал, покраснел и просиял удовольствием <...> Некоторые тогда же подумали, что со стороны Достоевского это было своего рода captatio benevolentiae <заискивание -- лат.>. Это несправедливо. Ровно дней за двенадцать <...> Достоевский в разговоре со мною о Пушкине повторил почти то же, что потом было прочтено им ‘Речи’, и также упомянуто о Лизе Тургенева, прибавив, впрочем, при этом, что после этого Тургенев ничего лучшего не написал…’ (ЛН, т. 86, стр. 514).
Стр. 140. …Онегин совсем даже не узнал Татьяну ~ можнт быть, принял ее за ‘нравственный эмбрион’. — Ср. со словами Белинского из девятой статьи о Пушкине: ‘Немая деревенская девочка с детскими мечтами — и светская женщина, испытанная жизнию и страданием, обревшая слово для выражения своих чувств и мыслей: какая разница! <...> Да это уголовное преступление — не подорожить любовию нравственного эмбриона!’ (Белинский, т. VII, стр. 499).
Стр. 140. Если есть кто нравственный эмбрион ~ сам, Онегин… — Д. И. Писарев также писал в статье ‘Пушкин и Белинский’ (1865): ‘Наконец, отвращение Онегина к упорному труду <...> составляет симптом очень печальный, по которому мы уже заранее имели право предугадывать, что Онегин навсегда останется эмбрионом’ (Писарев, т. III, стр. 314).
Стр. 140. …постигал душой все ее совершенства’. — У Пушкина:
Внимать вам долго, понимать
Душой все ваше совершенство.
(‘Евгений Онегин’),
гл. восьмая, строфа XXXII —
‘Письмо Онегина к Татьяне’)
Стр. 140. …в этих мировых страдальцах так много подчас лакейства духовного! См. также стр. 213: …рабство и лакейство души перед авторитетом. — Лакейство как подчинение авторитету, как слепое следование готовой чужой догме относится к выражениям, постоянно применявшимся Достоевским. См. в подготовительных материалах к ‘Преступлению и наказанию’: ‘NB. Нигилизм — это лакейство мысли. Нигилист — это лакей мысли’ (наст. изд., т. VII, стр. 202). В ‘Бесах’ Шатов говорит об атеистах: ‘Люди из бумажки, от лакейства мысли вс это’ (т, X, стр. 110). ‘Лакейство мысли’ русского дворянина за границей не раз отмечено в записных тетрадях к ‘Бесам’ (т. XI, стр. 71 и 157, см. также примеч. в т. XII, на стр. 334). В тех же тетрадях много близких заметок о либералах-западниках. Так, Стасюлевич и его соратники ‘родились лакеями’, ибо: ‘Наш либерал прежде всего лакей’, либеральные органы: ‘Лакейская журналистика и лакейские журналы только и смотрят, как бы доказать, что в России нет самостоятельности перед Европою…’, и повторяется примененная по отношению к нигилизму формулировка: ‘NB. Западничество есть лакейство, лакейство мысли’ (см. т. XI, стр. 169, т. XII, стр. 348). Полемике с ‘русскими европейцами’ в вопросе о войне с Турцией посвящены первые главки ноябрьского выпуска ‘Дневника писателя’ за 1877 г.: ‘Лакейство или деликатность?’ и ‘Самый лакейский случай, какой только может быть’ (см. выше, стр. 67, 73).
В черневом автографе пушкинской речи после слова ‘страдальцах’ было вписано: ‘в этих свободных и страдающих душах’ (стр. 286). В февральском выпуске ‘Дневника писателя’ за 1877 г., говоря о требующих свободы ‘современных мыслителях’ (‘…мыслители провозглашают общие законы…’), Достоевский утверждал: ‘…а свобода эта ведет огромное большинство лишь к лакейству перед чужой мыслью…’ (наст. изд., т. XXV, стр. 47).
Стр. 141. …отправился с мировою тоской своею ~ кипя здоровьем и силою… — Имеются в виду странствия Онегина, описанные в строфах XII и XIII восьмое главы ‘Евгения Онегина’ и в ‘Отрывках из путешествия Онегина’, цитируемых ниже.
Стр. 141. В бессмертных строфах романа ~ загадочного еще для нее человека. — Речь идет о строфах XVI—XXV седьмой главы ‘Евгения Онегина’.
Стр. 141. Уж не пародия ли он? — Цитата из строфы XXIV седьмой главы ‘Евгения Онегина’.
Стр. 141. …кто сказал, что светская, придворная жизнь тлетворно коснулась ее души ее светские понятия были отчасти причиной отказа ее Онегину? — Имеются в виду, с одной стороны, Белинский, с другой — Писарев. В последнем объяснении Татьяны с Онегиным, по утверждению Белинского, сказалось ‘все, что составляет сущность русской женщины с глубокою натурою’,— задушевность, чистота и искренность чувств. Но критик пишет и ‘о тщеславии добродетелью, под которой замаскирована рабская боязнь общественного мнения’, и что пока Татьяна ‘в свете — его мнение всегда будет ее идолом’ (Белинский, т. VII, стр. 498, 500). Писарев же в своей нарочито-заостренной полемической характеристике Татьяны заявляет более резко: ‘…отталкивая его (Онегина,— Ред.) из уважения к требованиям свети, они презирает ‘всю эту ветошь маскарада’, презирая всю эту ветошь, она занимается ею с утра до вечера’, ‘свет мне противен, но я намерена безусловно исполнять все его требования’ — так интерпретировал критик слова Татьяны (Писарев, т. III, стр. 349).
Стр. 141. Но я другому отдана // И буду век ему верна. — У Пушкина:
Но я другому отдана,
Я буду век ему верна.
(‘Евгений Онегин’,
гл. восьмая, строфа XLVII)
См. ниже, примеч. к с. 142.
Стр. 141. …(а не южная или не французская какая-нибудь)… — Современники усматривали в этих словах намек на возлюбленную Тургенева Полину Виардо-Гарсиа. К. А. Тимирязев, слушавший пушкинскую речь, вспоминает: ‘Уставившись своими злобными маленькими глазками на Тургенева, поместившегося под самой кафедрой и с добродушным вниманием следившего за речью, Достоевский произнес следующие слова: ‘Татьяна могла сказать: ‘Я другому отдана и буду век ему верна’, потому что она была русская женщина, а не какая-нибудь француженка или испанка» (К. А. Тимирязев. Наука и демократия. М., 1920, стр. 370).
Стр. 141. Нет, русская женщина смела. Русская женщина смело пойдет за тем, во что поверит, и она доказала это. — Речь идет о подвиге декабристок. Еще в 1854 г. в письме от 22 февраля Достоевский писал М. М. Достоевскому о встрече с А. Г. Муравьевой, П. Е. Анненковой и Н. Д. Фонвизиной на пересыльном пункте в Тобольске в 1850 г.: ‘Ссыльные старого времени (то есть не они, а жены их) заботились о нас как о родне. Что за чудные души, испытанные 25-летнпм горем и самоотвержением. Мы видели их мельком, ибо нас держали строго. Но они присылали нам пищу, одежду, утешали и ободряли нас’. В ‘Дневнике писателя’ за 1873 г. писатель так выразил свое восхищение: ‘Мы увидели этих великих страдалиц, добровольно последовавших за своими мужьями в Сибирь. Они бросили вс, знатность, богатство, связи и родных, всем пожертвовали для высочайшего нравственного долга, самого свободного долга, какой только может быть. Ни в чем неповинные, они в долгие двадцать пять лет перенесли вс, что перенесли их осужденные мужья’ (наст. изд., т. XXI, стр. 12 и 385). Говоря о высоком нравственном облике русской женщины, Достоевский в июльско-августовском выпуске ‘Дневника писателя’ за 1876 г. вновь напомнил о декабристках (см. т. XXIII, стр. 89).
Стр. 141. Этому-то старику генералу… — Ошибочное представление о возрасте мужа Татьяны было широко распространено в 60—70-е годы. Анализ романа Пушкина в сопоставлении с реальными биографиями военных деятелей топ эпохи позволил Н. О. Лернеру сделать вывод о том, что мужу Татьяны было не более 35 лет. ‘В своей знаменитой речи о Пушкине (1880 г.) он (Достоевский,— Ред.),— писал Лернер,— несколько раз назвал мужа Татьяны ‘стариком’, ‘старцем’, ‘старым мужем’: эта старость в глазах писателя увеличивала жертву Татьяниной верности. Жалостливое сердце Достоевского невольно подсказало эту, по существу ненужную, черту, не оправдываемую ни показаниями самого создателя Онегина, ни общеисторическими условиями онегинской эпохи’ (Н. О. Лернер. Муж Татьяны. — В кн.: Н. О. Лернер. Рассказы о Пушкине. Л., 1929, с. 215).
Стр. 141. …с слезами заклинаний молила мать’… — ‘Евгений Онегин’, гл. восьмая, строфа XLVII.
Стр. 142. А разве может человек основать свое счастье на несчастье другого? ~ Чем успокоить дух, если назади стоит нечестный, безжалостный, бесчеловечный поступок? — Здесь и ниже (см. следующие примечания) отразились идеи, составляющие зерно философско-этической проблематики романов ‘Преступление и наказание’ и ‘Братья Карамазовы’: утверждение о невозможности достижения высокой цели низкими средствами и общего блага — ценою страдания отдельной личности, о пагубности бесчеловечного поступка для общества и личности самого преступившего, осуждение индивидуализма (см. наст. изд., т. VI, стр. 210—212, 419—420, т. XIV, стр. 224, т. XV, стр. 469—470. См.: Фридлендер, с. 309—365, Ю. Ф. Карякин. О философско-этической проблематике романа ‘Преступление и наказание’.— В кн.: Достоевский и его время, стр. 166—195).
Стр. 142. Позвольте, представьте, что вы сами возводите здание судьбы человеческой ~ Согласитесь ли вы быть архитектором такого здания на этом условии? — Ср. со словами Ивана, обращенными к Алеше, в главке ‘Бунт’ книги ‘Pro и contra’ романа ‘Братья Карамазовы’: ‘…представь, что ты сам возводишь здание судьбы человеческой <...>, но для этого необходимо и неминуемо предстояло бы замучить всего лишь одно только крохотное созданьице <...> согласился ли бы ты быть архитектором на этих условиях, скажи и не лги!’ (наст. изд., т. XIV, стр. 224. См. также следующее примечание). Ранее, в ‘Дневнике писателя’ за 1877 г., Достоевский утверждал: ‘Лучше верить тому, что счастье нельзя купить злодейством, чем чувствовать себя счастливым, зная, что допустилось злодейство’ (наст. изд., т. XXV, стр. 49).
Стр. 142. И можете ли вы допустить хоть на минуту идею, что люди ~ согласились бы сами принять от вас такое счастие, если в фундаменте его заложено страдание ~ и, приняв это счастие, остаться навеки счастливыми? — В ‘Братьях Карамазовых’ сходным вопросом к Алеше закончил Иван свое рассуждение о построенном на страдании здании человеческой судьбы: ‘И можешь ли ты допустить идею, что люди, для которых ты строишь, согласились бы сами принять свое счастие на неоправданной крови маленького замученного, а приняв, оставаться навеки счастливыми?’ (наст. изд., т. XIV, стр. 224).
В черновом автографе речи о Пушкине, а также и в наборной рукописи, после слов ‘навеки счастливыми’ следовал пересказ разговора Бьяншона с Растиньяком из романа Бальзака ‘Отец Горио’, еще более непосредственно (см. об этом выше, стр. 455), чем в окончательном тексте, связывавший проблематику пушкинской речи с романами ‘Преступление и наказание’ и ‘Братья Карамазовы’ (см. выше, стр. 288 и 336).
Стр. 142. Скажите, могла ли решить иначе Татьяна, с ее высокою душою… — С самого начала работы над пушкинской речью Достоевский неизменно подчеркивал принципиальную значимость развязки ‘Онегина’. В одном из первых черновых набросков отмечено: ‘Финал ‘Онегина’: русская женщина, сказавшая русскую правду,— вот чем велика эта русская поэма’ (стр. 217). Затем, уже в черновом автографе, новая запись на полях: ‘…в решении Татьяной вопроса в последней главе романа я вижу мысль и всю правду поэмы, для которой, может быть, она и была задумана’ (стр. 285. — Курсив наш.— Ред.). См. стр. 140—141 и примеч. к пиль
Стр. 142. …вопрос: почему Татьяна не пошла с Онегиным, имеет у нас ~ историю весьма характерную… — Достоевский полемизирует здесь с девятой статьей Белинского о Пушкине. Белинский писал: ‘Вот истинная гордость женской добродетели! Но я другому отдана — отдана, а не отдалась! Вечная верность — кому и в чем? Верность таким отношениям, которые составляют профанацию чувства и чистоты женственности, потому что некоторые отношения, не освящаемые любовью, и высшей степени безнравственны…’ (Белинский, т. VII, стр. 501). В одном из первых черновых набросков к пушкинской речи Достоевский возражал Белинскому: ‘Тут другой вопрос: не кому и чему отдана, а кому и чему отдаться? Да если б она освободилась, она не пошла бы за ним’, ‘Если б она верила в него, она бы пошла за ним <...> Но во что было верить Татьяне?’ (стр. 217, 216). В письме к А. Н. Майкову от 9 (21) октября 1870 г. Достоевский иронически вспоминал о строках Белинского, ‘в которых тот плачет, зачем Татьяна осталась верна мужу?’. См. также юношески-прямодушный упрек Коли Красоткина в ‘Братьях Карамазовых’, обращенный к Татьяне и навеянный чтением приведенного отрывка Белинского ‘о Татьяне, зачем она не пошла с Онегиным’ (наст. изд., т. XIV, стр. 501. Ср. также т. XIX, стр. 234).
Стр. 143. …’счастье было так возможно, так близко!’ — ‘Евгений Онегин’, гл. восьмая, строфа XLVII.
Стр. 143. У него никакой почвы, это былинка, носимая ветром. — Раньше, в статье ‘Книжность и грамотность’ (1861), Достоевский резко выступил против Каткова, отрицавшего народность Онегина как типического лица. Писатель утверждал, что тип этот народен и что пушкинский герой принадлежит к тем представителям образованного общества, которые ‘стали сознавать себя русскими и почувствовали на себе, как трудно разрывать связь с родной почвой и дышать чужим воздухом…’ (наст. изд., т. XIX, стр. 10. Курсив наш,— Ред. Ср. там же, стр. 233—234). В черновом наброске к речи о Пушкине Онегин также ‘всецело русский человек, русская тоска тогдашнего времени’ (см. выше, стр. 214), но далее добавляется: ‘Это тоже Алеко — оторванный от почвы’ (там же. Курсив наш,— Ред.).
Стр. 143. …’крест и тень ветвей над могилой ее бедной няни’. — У Пушкина: ‘Где нынче крест и тень ветвей Над бедной нянею моей…’ (‘Евгений Онегин’, гл. восьмая, строфа XLVI).
Стр. 144. В надежде славы и добра // Гляжу вперед я без боязни… — Начальные строки стихотворения Пушкина ‘Стансы’ (1826).
Стр. 144. …за одним, много что за двумя исключениями из самых позднейших последователей его, это лишь ‘господа’, о народе пишущие. — ‘Одним исключением’ Достоевский считал, по-видимому, Льва Толстого. Добавление ‘из самых позднейших’ делает затруднительным отнесение той же оценки к Тургеневу, Некрасову, Островскому. Скорее Достоевский мог иметь в виду под другим Ф. М. Решетникова, а может быть, и Н. С. Лескова. См. также стр. 454.
Стр. 144. Возьмите Сказание о медведе и о том, как убил мужик его боярыню-медведицу… — Имеется в виду пушкинская ‘Сказка о медведихе’ (1830?). Достоевский писал о ней и в декабрьском выпуске ‘Дневника писателя’ за 1877 г. (см. стр. 116). ‘Сказку о медведихе’ и ‘Пророка’ он читал на литературно-музыкальном вечере в Москве 8 июня 1880 г.
Стр. 144. Сват Иван, как пить мы станем… — Начальные строки стихотворения Пушкина 1833 г.
Стр. 145. …не было бы Пушкина, не было бы и последовавших за ним талантов. — Эта мысль была высказана Достоевским уже в ‘Дневнике писателя’ за 1877 г. В главке, посвященной характеристике ‘Анны Карениной’, он утверждал: ‘Бесспорных гениев, с бесспорным ‘новым словом’ во всей литературе пашей было всего только три: Ломоносов, Пушкин и частию Гоголь. Вся плеяда эта (и автор ‘Анны Карениной’ в том числе) вышла прямо из Пушкина…’ (наст. изд., т. XXV, стр. 199. Ср. выше, стр. 467).
Стр. 145. Но укажите хоть на одного из этих великих гениев, который бы обладал такою способностью всемирной отзывчивости, как наш Пушкин. См. также стр. 145—146: Пушкин лишь один изо всех мировых поэтов обладает свойством перевоплощаться вполне в чужую национальность. — Идея Достоевского о ‘всеотзывчивости’ Пушкина представляет переосмысление идей Белинского и Гоголя о ‘протеизме’ Пушкина. Ср.: Белинский, т. VII, стр. 333, Гоголь, т. VIII, стр. 384, ср. выше, стр. 450, 451 и 468.
Стр. 145. И эту-то способность ~ он именно разделяет с народом нашим, и тем, главнейше, он и народный поэт. — Эта получившая законченное выражение л речи о Пушкине идея развивалась Достоевским с начала 60-х годов. Первая часть статьи ‘Книжность и грамотность’ (1835) была посвящена горячей полемике по вопросу о народности Пушкина с ее отрицателями — M. H. Катковым, С. С. Дудышкиным и отчасти с Белинским. В ней выявился и особый аспект в понимании писателем существа народности великого поэта: Пушкин народен как провозвестии ‘общечеловеческих начал’, свойственных русскому народу (см. наст. изд., т. XIX, стр. 16). В декабрьском выпуске ‘Дневника писателя’ за 1877 г., в главке ‘Пушкин, Лермонтов и Некрасов’, Достоевский еще более определенно связывает народность Пушкина с преклонением ‘перед правдой народа русского’, состоящей во всечеловечности, всемирной отзывчивости, в стремлении к все-единению (см. выше, стр. 450, 451, 468).
Стр. 146. …сцены из ‘Фауста’… — Имеется в виду пушкинская ‘Сцена из Фауста’ (1825).
Стр. 146. …баллада ‘Жил на свете рыцарь бедный’.— Эту балладу, с образом героя которой соотнесен Мышкин, читает Аглая в романе ‘Идиот’ (см. наст. изд., т. VIII, стр. 206—211, т. IX, стр. 263, 264, 269, 401—404).
Стр. 146. Перечтите ‘Дон-Жуана’… — Имеется в виду ‘Каменный гость’ (1830).
Стр. 146. Какие глубокие, фантастические образы в поэме ‘Пир во время чумы’ ~ страдальческое предчувствие своего грядущего. — ‘Маленькая трагедия’ ‘Пир во время чумы’ (1830) навеяна сценой из драмы английского поэта Дж. Вильсона (Wilson, 1755—1854) ‘Чумный город’ (‘The City of the Plague’, 1816). Отмеченные Достоевским песни Председателя (‘песня о чуме’) и Мери принадлежат самому Пушкину.
Стр. 146. Однажды странствуя среди долины дикой ~ в то, во что они поверили. — Достоевский имеет в виду стихотворение Пушкина ‘Странник’ (‘Однажды, странствуя среди долины дикой…’, 1835) — переложение отрывка из книги английского поэта и пуританского проповедника Джона Беньяна (Bunyan, 1628—1688) ‘Путь паломника’ (‘The Pilgrimg Progress from this World, to that Which is to Corne’, 1678—1684. Первый русский прозаический перевод 1782 г.). В библиотеке Достоевского было это сочинение Беньяна,— вероятно, русский перевод 1878 г. под заглавием: ‘Путешествие пилигрима в небесную страну и духовная война’ (см.: Библиотека, стр. 127). См.: Д. Благой. Джон Беньян. Пушкин и Лев Толстой. — В кн.: Д. Благой. От Кантемира до наших дней, т. 1. М., 1972, стр. 334—365. Достоевский читал пушкинского ‘Странника’ в салоне Е. А. Штакеншнейдер (см. выше, стр. 422). ‘Ересиархом’ и ‘сектатором’ Достоевский называет Беньяна как фанатического приверженца учения пуританской церкви.
Стр. 146. …религиозные же строфы из Корана или ‘Подражания Корану ~ грозная кровавая сила ее? — Речь идет о цикле стихотворений Пушкина ‘Подражания Корану’ (1824). Мотивы и образы ‘Подражаний Корану’ были использованы Достоевским в романе ‘Преступление и наказание’, ‘Подросток’ и ‘Братья Карамазовы’ (см. наст. изд., т. VI, стр. 212, т. VII, стр. 382, т. XIII, стр. 175, т. XV, стр. 80, т. XVII, стр. 379).
Характеризуя ‘Подражания Корану’ как ‘религиозные’ строфы (как и усматривая и ‘Страннике’ отражение ‘религиозного мистицизма’), Достоевский переосмыслял эти произведения в духе своего мировоззрения: на самом деле Пушкина в Коране, как и в книге Беньяна, привлекали, в первую очередь, их яркая образность и поэтическое содержание, которые давали поэту широкий простор для лирико-философских и биографических ассоциаций.
Стр. 146. А вот и древний мир, вот ‘Египетские ночи’ ~ съедающей своего самца. — В этих словах кратно изложено те понимание поэмы о Клеопатре из повести Пушкина ‘Египетские ночи’ (1835), которое было развито Достоевским в статье ‘Ответ ‘Русскому вестнику» (Вр, 1861, No 3, см. наст. изд., т. XIX, стр. 133—135). Эта статья, как и две предшествовавшие ей,— ‘Образцы чистосердечия’ и »Свисток’ и ‘Русский вестник» — были посвящены полемике Достоевского с журналом M. H. Каткова ‘Русский вестник’ по поводу женского опроса в связи с выступлением на литературном вечере в Перми Е. Э. Толмачевой с чтением импровизации итальянца из повести Пушкина (см. т. XIX, стр. 91—116, 119—138, 292—298, 300—309). Достоевский обращался к ‘Египетским ночам’ и ранее — в ‘Неточке Незвановой’, ‘Преступлении и наказании’ и ‘Идиоте’ (см. наст. изд., т. II, стр. 116, 487 и 491, т. VI, стр. 216, т. VII, стр. 384, т. VIII, стр. 492, т. IX, стр. 351 и 382).
Стр. 147. В самом деле, что такое для нас петровская реформа ~ Ведь не была же она только для нас усвоением европейских костюмов ~ Петр несомненно повиновался некоторому затаенному чутью, которое влекло его, в его деле, к целям будущим…— Ср. со статьей 1861 г. ‘Книжность и грамотность’: ‘В деле Петра (мы уж об этом теперь не спорим) было много истины. Сознательно ли он угадывал общечеловеческое назначение русского племени, или бессознательно шел вперед, по одному чувству, стремившему его, но дело в том, что он шел верно’ (наст. изд., т. XIX, стр. 18).
Об отношении Достоевского к петровским реформам, об эволюции взглядов писателя на Петра I и его деятельность см. наст. изд., т. XVIII, стр. 26, 35—37, 104-107, 220-221, 297-299, т. XIX, стр. 18-19, т. XX, стр. 12—15, т. XXIII, стр. 46—47. См. также: Е. И. Кийко. Белинский и Достоевский о книге Кюстина ‘Россия в 1839’. — Материалы и исследования, т. I, стр. 189—200, В. И. Кайгородов. Об историзме Достоевского. — Материалы и исследования, т. IV, стр. 27—40, РЛ, 1981, No 4, стр. 41, 42.
Стр. 147. Для настоящего русского Европа и удел всего великого арийского племени со стремления нашего к воссоединению людей. Ср.: ‘…удел всего арийского племени есть русское дело, родное нам, прирожденное, наша сущность, наш идеал’ (ЧН2, см. стр. 214). — Взаимоотношения России и Европы, историческое предназначение России — вопрос, постоянно возникавший перед Достоевским в романах и письмах (ср. наст. изд., т. XIII, стр. 374— 377, ср. письма Достоевского к А. Н. Майкову от 18 января 1856 г. и от 15 (27) мая 1869 г.),— главнейшие темы ‘Дневника писателя’ за предшествующие годы (см. наст. изд., т. XXII, стр. 122, т.’ XXIII, стр. 46—50). В ‘Дневнике писателя’ за 1877 г. утверждалось: ‘Европа нам почти так же всем дорога, как Россия, в ней вс Афетово племя, а наша идея — объединение всех наций этого племени…’ (наст. изд., т. XXV, стр. 23). Так же определенно сформулировал Достоевский сходную мысль и позже — в ‘Дневнике писателя’ за 1881 г. (‘Европа нам тоже мать, как и Россия, вторая мать наша, мы много взяли от нее, и опять возьмем, и не захотим быть перед нею неблагодарными’), напомнив о сказанном им в речи о Пушкине. О полемике Н. К. Михайловского с Достоевским по этому вопросу см. выше, стр. 488, см. также следующее примечание.
Стр. 148. Ибо, что делала Россия во все эти два века в своей политике, как не служила Европе… — Этот тезис Достоевского вызвал возражение критиков, в частности А. Д. Градовского, который писал: ‘Признаемся, это ‘служение’ вызывает в нас нерадостное чувство. Время ли Венского конгресса и вообще эпохи конгрессов может быть предметом пашей ‘гордости’? То ли время, когда мы, служа Меттерниху, подавляли национальное движение в Италии и Германии и косились даже на единоверных греков? И какую ненависть нажили мы в Европе именно за это ‘служение’!’ (Г, 1880, 25 июня, No 174). См. ниже, стр. 507.
О взаимоотношениях России и Европы Достоевский писал в ‘Дневнике писателя’ за 1876 г. (см. наст. изд., т. XXIII, стр. 46—48). Более полное завершение позиция писателя получила в ‘Дневнике писателя’ на 1881 г. (см. наст. изд., т. XXVII).
Стр. 148. …эту нищую землю ‘в рабском виде исходил благословляя’ Христос. — Достоевский перефразирует заключительную строфу стихотворения Ф. И. Тютчева ‘Эти бедные селенья…’ (1855):
Удрученный ношей крестной,
Всю тебя, земля родная,
В рабском виде царь небесный
Исходил, благословляя.
Из стихотворении Тютчева Достоевский любил более всего и постоянно цитировал это стихотворение (см. наст. изд., т. IX, стр. 306, т. XIV, стр. 226, т. XXI, стр. 70, т. XXIII, стр. 103. См. также: Достоевский, Библиография, Ф. И. Тютчев. Библиографический указатель. М., 1978, А. В. Архипова. Достоевский о Тютчеве. — РЛ, 1975, No 1, стр. 172—177).
Стр. 149. …прочтя вашу критику, г-н Градовский, я приостановил печатание ‘Дневника’… — О статье А. Д. Градовского см. выше, стр. 476—478.
Стр. 149. …почему же я вам теперь отвечаю? ~ Для этих других и пишу. — В архиве А. Д. Градовского (ИРЛИ, ф. 86) сохранился его ‘Ответ г-ну Достоевскому’, не появившийся в печати. Здесь говорится: ‘Г-н Достоевский написал четыре лекции по поводу одной, якобы прочитанной ему мною. Я опять ограничиваюсь ‘одной заметкой, или, если угодно, лекцией. <...> Г-н Достоевский, обращаясь ко мне, говорит, что ответ его напечатан вовсе не для меня, а для читателя. Я в этом никогда не сомневался. Всякая полемическая статья, как и всякая статья, пишется именно для читателей, а вовсе не для того лица, против которого она направлена. Иначе литературным соперникам следовало бы ограничиться частными письмами’. Далее А. Д. Градовский возражал Достоевскому, причислившему его к ‘западникам’, т. е. к ‘направлению, с которым г-н Достоовский ведет немного запоздалую войну’. С точки зрения А. Д. Градовского, ‘теперь на всей Руси едва ли отыщется истый ‘западник’ вроде Чаадаева’ (Сообщено Е. В. Свиясовым).
Стр. 149. …откуда взялись наши ‘скитальцы’… — Речь идет о следующем месте статьи Градовского: ‘…нельзя не признать большой заслуги г-на Достоевского в том, что он установил историческую связь между типом, созданным впервые Пушкиным в Алеко, и теми типами ‘скитальцев’, которые так художественно были выведены авторами ‘Кто виноват?’, ‘Рудина’ и др. Но остается объяснить, откуда взялись эти ‘скитальцы, эти мученики, оторванные от народа?’ (Г, 1880, 25 июня, No 174).
Стр. 150. ‘Так или иначе, но уже два столетия ~ источников русских’. — Эта и другие цитаты — из указанной выше статьи Градовского.
Стр. 150—151. …’Господи сил, с нами буди!’… — Достоевский имеет в виду православную молитву, читаемую в первую неделю великого поста.
Стр. 151. …с неудобством церковнославянского языка, будто бы непонятного простолюдину (а старообрядцы-то? Господи!). — Выступая за сохранение ‘древлего благочестия’, старообрядцы не признавали новых икон и книг, исправленных официальною церковью. При некоторых старообрядческих общинах создавались школы-‘граматицы’, в которых обучали чтению древних церковнославянских текстов.
Стр. 151. …’Господи, владыко живота моего’… — Начало молитвы, сочиненной Ефремом Сириным — религиозным деятелем и писателем, жившим на рубеже IV и V веков, уроженцем г. Низибия. Ср. стихотворение А. С. Пушкина ‘Отцы пустынники и жены непорочны…’ (1836), где содержится поэтическое переложение этой молитвы.
Стр. 151. …преобразившись из церкви в Римское государство… — Христианство стало государственной религией Римской империи в начале IV в. (см. об этом наст. изд., т. XIV, стр. 57—58, т. XV, стр. 534—535).
Стр. 151. ...один из критиков моих ~ ‘А свальный грех?’ — Достоевский, вероятно, имеет в виду устный критический отзыв о его речи.
Стр. 152. …‘умывавшие руки в крови’… — Неточная цитата из стихотворения Н. А. Некрасова: ‘Рыцарь на час’ (1862). У Некрасова: ‘От ликующих, праздно болтающих, // Обагряющих руки в крови…’. Это стихотворение Достоевский считал одним из шедевров поэта (см. стр. 119).
Стр. 152. …когда преобразился в свою очередь в ‘европейского либерала’. — Достоевский имеет в виду свое увлечение идеями французских социалистов-утопистов и участие в кружках петрашевцев в 1847—1849 годах (см. наст. изд., т. XVIII, стр. 306—334).
Стр. 152. …‘Сын на матери ехал, молода жена на пристяжечке’… — Строки припева, встречающегося в русских народных песнях ‘Как по улице идет молодец…’, ‘Улица, улица моя…’ и др.:
Как сын на матери снопы возил,
Молода жена во пристяжи была.
(См.: А. И Соболевский. Великорусские народные песни, т. VII. СПб., 1902, NoNo 88-90).
Стр. 152. … из Большой Морской… — На этой улице (ныне ул. Герцена в Ленинграде) находились магазины, рестораны, парикмахерские, которые посещала аристократическая публика. Большая Морская упоминается в ряде произведений Достоевского (см., например, наст. изд., т. III, стр. 354, т. VIII, стр. 108 и др.).
Стр. 153. … последней войне за Христову веру, попранную у славян мусульманами. — Достоевский имеет в виду русско-турецкую войну 1877— 1878 годов, события которой он освещал в ‘Дневнике писателя’ (см. наст. изд., т. XXIII, стр. 44-46, 148—153, т. XXV, стр. 67-74 и др.).
Стр. 153. …‘Chacun pour soi et Dieu pour tous’… — В мартовском выпуске ‘Дневника писателя’ за 1877 г. Достоевский писал, что эта ‘общественная формула’ отражает ‘основную идею буржуазии’ (см. наст. изд., т. XXV, стр. 84, 389, т. V, стр. 81, 371).
Стр. 153. …‘Apr&egrave,s moi le dluge’.— См. наст. изд., т. XXV, стр. 84, 383, т. V, стр. 75.
Стр. 154. Держиморда. — Имя полицейского в ‘Ревизоре’ (1836) Гоголя.
Стр. 154. … вы говорите о Дмухановских… — Антон Антонович Сквозник-Дмухановский — городничий в той же комедии.
Стр. 155. Трагедия Рудина ~ умер на другой ниве, но вовсе не столь чуждой ему… — Герой романа Тургенева ‘Рудин’ (1856) в эпилоге защищал во время Французской революции 1848 г. с красным знаменем в руках одну из баррикад в рабочем предместье Парижа. Достоевский и прежде, работая над образом Версилова — русского ‘скитальца’, наделенного свойством ‘всемирного боления за всех’, вспоминал о Рудине (см. примеч. к ‘Подростку’: наст. изд., т. XVII, стр. 290—291, 331—333). О полемических заметках Г. И. Успенского по поводу призыва Достоевского к работе на русской ‘ниве’ см. стр. 481.
Стр. 155. ...Собакевичи… — Собакевич — персонаж ‘Мертвых душ’ (1842) Гоголя.
Стр. 155. В детстве моем со всякого разговора. — Достоевский имеет в виду эпизод, рассказанный им в январском выпуске ‘Дневника писателя’ за 1876 г. (см. нам. изд., т. XXII, cтр. 28).
Стр. 156. Нужно было Пушкина, Хомяковых, Самариных, Аксаковых ~ ‘есть редьку и писать донесения’. — Слова, заключенные в кавычки, восходят к следующему тексту поэмы Тургенева ‘Помещик’ (1846):
… умница московский,
Мясистый, пухлый, с кадыком <...>
От шапки-мурмолки своей
Ждет избавленья, возрожденья,
Ест редьку,— западных людей
Бранит — и пишет… донесенья.
(И. С. Тургенев. Полн. собр. сочинений и писем. Изд. 2-е. Сочинения, т. I. М., 1978, стр. 166, ср. там же, стр. 476—478). Достоевский знал текст ‘Помещика’ по ‘Петербургскому сборнику’, где был напечатан его роман ‘Бедные люди’. Об отношении Достоевского к славянофилам см. наст. изд., т. V, стр. 52. В черновом автографе (ЧА1) о Тургеневе как авторе цитируемой строки сказано: ‘… имеющих идеал ‘есть редьку и писать донесения’, как выразился в 40-х годах незавершившийся поэт и славный потом прозаик’. Там же славянофилы охарактеризованы как ‘честнейшие люди нашего века’ (см. наст. том, стр. 304).
Стр. 158. …в ‘местечке Париже-с’ все-таки надобны деньги ~ не только русского мужика. — В ‘Дневнике писателя’ за 1873 г. (глава ‘Старые люди’) аналогичным образом охарактеризован Герцен, который, по словам Достоевского, ‘отрицал собственность, а в ожидании успел устроить дела свои и с удовольствием ощущал за границей свою обеспеченность’ (см. наст. изд., т. XXI, стр. 9, 378—379). Однако, скорее всего, данный фрагмент написан под впечатлением недавнего чтения воспоминаний П. В. Анненкова ‘Замечательное десятилетие’, появившихся в ‘Вестнике Европы’, 1880. NoNo 1—5 (Анненков, стр. 299—301 и примеч., стр. 607—608).
Стр. 159. ‘Рабство, без сомнения ~ от весьма даже просвещенных людей. — Характеризуя отношение к народу ‘огромного большинства образованного <...> сословия’ 1840-х годов, Достоевский в 1S73 г. писал: ‘К русскому народу они питали лишь одно презрение, воображая и веруя в то же время, что любят его и желают ему всего лучшего. Они любили его отрицательно, воображая вместо него какой-то идеальный народ,— каким бы должен быть, по их понятиям, русский народ. Этот идеальный народ невольно воплощался тогда у иных передовых представителей большинства в парижскую чернь девяносто третьего года’ (наст. изд., т. XXI, стр. 9 и примеч., стр. 377), в черновом автографе (ЧА1) к комментируемому тексту имеется следующая заметка: ‘А Чаадаев, а те, которые и понять не хотели иначе народ как в 93 году’ (см. стр. 304).
Стр. 159. … к восприятию последних европейских идей, a la Лукреция Флориани… — Роман Жорж-Санд ‘Лукреция Флориани’ (1846) назван по имени главной героини, дочери рыбака, ставшей знаменитой актрисой. Обладая натурой цельной и страстной, Лукреция ищет гармонии в любви, хотя ей и приходится постоянно бороться с мнением общества. Представления героини о любви возвышенны и целомудренны, но, будучи доверчивой и готовой на жертву, Лукреция обманывается в своих избранниках и не находит счастья ни с одним из них. ‘Лукреция Флориани’ печаталась в 1847 г. в ‘Отечественных записках’, в том же году в ‘Сыне отечества’ (No 2) появилась рецензия, в которой роман осуждался за проповедь безнравственности. И. А. Гончаров рассказывал, что он в беседе с Белинским в 1847 г. упрекнул Лукрецию Флориани в неосмотрительности при выборе возлюбленных. В ответ на это замечание Белинский сказал Гончарову: ‘Вы хотите, чтобы Лукреция Флориани, эта страстная, женственная фигура, превратилась в чиновницу’ (Гончаров, т. VIII, стр. 59). Говоря о русских подражателях Лукреции Флориани, Достоевский, возможно, имел в виду драматические события в семье Герцена, о которых напомнил в ‘Замечательном десятилетии’ упомянутый ниже П. В. Анненков (см.: Анненков, стр. 323—329).
Стр. 159. …один старожил, наблюдатель того времени, привел анекдот в журнале… — Имеется в виду П. В. Анненков. В главе XXV своих воспоминаний ‘Замечательное десятилетие’ Анненков рассказывает о том, что Грановский, Кетчер и Герцен с женами в 1845 г. летом поселились в селе Соколово близ Москвы и устраивали там для приезжавших друзей обеды ‘почти грандиозные’. Эпизод встречи с крестьянкой автор воспоминаний изобразил несколько иначе. Он пишет: ‘…вс общество собралось на прогулку в поля, окружавшие Соколово, на которых, по случаю раннего жнитва, царствовала теперь муравьиная деятельность. Крестьяне и крестьянки убирали поля в костюмах, почти примитивных, что и дало повод кому-то сделать замечание, что изо всех женщин одна русская ни перед кем не стыдится и одна, перед которой также никто и ни за что не стыдится. Этого замечания достаточно было для того, чтобы вызвать ту освежающую бурю, которой все ожидали. Грановский остановился и необычайно серьезно возразил на шутку. ‘Надо прибавить — сказал он,— что факт этот составляет позор не для русской женщины из народа, а для тех, кто довел ее до того, и для тех, кто привык относиться к ней цинически. Большой грех за последнее лежит на нашей русской литературе. Я никак не могу согласиться, чтобы она хорошо делала, потворствуя косвенно этого рода цинизму распространением презрительного взгляда на народность» (Анненков, стр. 262—263). ‘Замечательное десятилетие’ упомянуто Достоевским в черновом автографе (ЧА1) этой главы ‘Дневника писателя’ (см. стр. 304).
Стр. 160. …канканчик в Баль-Мабиле… — Мабий (франц. Маbille) — место, где устраивались платные балы с канканом и пр. (см. наст. изд., т. V, стр. 49). Герцен в ‘Письмах из Франции и Италии’ (1847—1852) писал, что на этих балах, доступных только богатым буржуа, ‘…вс пропитано сладострастием’ (Герцен, т. V, стр. 32).
Стр. 160. … миленькая песенка ~ mon cotillon?.. — Вторая строчка этой старинной французской песенки имеет и другой вариант: ‘Mon cotillon va-t-il bien?’ <Моя юбочка идет мне?> (см.: Grand dictionnaire universel du XIX si&egrave,cle par Pierre Larousse, t. 5. Paris, [s. a.], p. 271). И. С. Аксаков возражал против чрезмерного ‘реализма’ описания каскадной певицы в письме его к Достоевскому от 23 августа 1880 г. — Известия АН СССР. Серия литературы и языка, 1972, т. XXXI, No 4, стр. 356—357.
Стр. 161. … способствовали освобождению крестьян и помогали трудящимся по освобождению скорее такого склада люди, как, например, Самарин, а не ваши скитальцы. — В романе ‘Подросток’ (1875) Достоевский изобразил ‘скитальца’ Версилова, который во время проведения крестьянской реформы служил мировым посредником и защищал интересы бывших крепостных крестьян (см. наст. изд., т. XIII, стр. 373—374 и примеч. т. XVII, стр. 330—334, ср. также: А. В. Архипова. Дворянская революционность в восприятии Ф. М. Достоевского. — В кн.: Литературное наследие декабристов. Л., 1975, стр. 237—246). Славянофил Юрий Федорович Самарин (1819—1876) активно участвовал в подготовке и проведении крестьянской реформы 1861 г., был членом редакционных комиссий.
Стр. 161. … абсентеизм … — уклонение, отсутствие (от лат. ab-sens — отсутствующий). Достоевский имеет здесь в виду помещиков, покинувших свои поместья для жизни в Петербурге или за границей.
Стр. 163. … при апостоле Павле сохранялось рабство со из посланий апостола). — По евангельскому преданию, апостол Павел из гонителя христиан стал ревнителем новой религии. В отличие от первоначальных христиан, для которых была характерна проповедь неповиновения неправедной власти, призывал к покорности государству, а рабов увещевал повиноваться своим господам (см., например: Послание к Ефесянам, гл. 6, ст. 5— 9, Послание к Титу гл. 2, ст. 9—11). Церковь относит смерть Павла к середине I в. н. э. В Новый завет входят четырнадцать посланий Павла.
Стр. 163. Слуги и господа будут, но господа уже будут не господами, а слуги не рабами. — Рассказывая о встрече с бывшим своим денщиком, Зосима в ‘Братьях Карамазовых’ поучает: ‘…так сделай, чтобы был у тебя твой слуга свободнее духом, чем если бы был не слугой’ (наст. изд., т. XIV, стр. 287—288 и примеч. — т. XV, стр. 568). В черновом автографе (ЧЛ) Достоевский, обращаясь к Градовскому, доказывал, что ‘окончательная гармония’, к которой придет человечество, предопределена в Апокалипсисе (см. стр. 323).
Стр. 165. … национальность у евреев сложилась только после закона Моисеева, хотя и началась еще из закона Авраамова, а национальности мусульманские явились только после Корана. — Авраам — согласно Библий, мифический родоначальник иудеев. В Коране Авраам считается общим родоначальником евреев и арабов, одним из предшественников Мухаммеда, основателя мусульманской религии — ислама (VII в.) (см.: Коран. Пер. и коммент. И. Ю. Крачковского. М., 1963). Моисей — по библейскому рассказу принес иудеям каменные скрижали с заповедями бога Яхве и возглавил исход евреев из Египта.
Стр. 167. Были бы братья со ‘fraternit ou la mort’… — ‘Libert, galit, fraternit ou la mort’. Достоевский многократно пользовался этой формулой, восходящей к эпохе Французской революции XVIII в., высказывая при этом суждение, что ‘сделать братства нельзя, потому что оно само делается, дается, в природе находится’ (см. наст. изд., т. V, стр. 78—81, ср. также т. VIII, стр. 451, т. X, стр. 473, т. XXII, стр. 83—91).
Стр. 168. …Вс это ‘близко, при дверях’. — Выражение восходит к Евангелию (см.: Евангелие от Матфея, гл. 24, ст. 33, от Марка, гл. 13, ст. 29). О сокрушительной силе ‘четвертого сословия’ Достоевский писал в черновых набросках к роману ‘Подросток’ (например: ‘…о борьбе работника с бульдогом. <...> И в Европе хотят (bourgeoisie) остановить это четвертое сословие силою. Предсказывает в пламенных словах разрушение мира и цивилизации. ‘Уже прелюдию видели. Вам (т. е. молодежи) надо готовиться, ибо вы будете участниками, время близко, при дверях, и именно, когда кажется так крепко (мильонные армии, разрывные бомбы). Вся эта сила, набранная для защиты цивилизации, против нее же обрушится и ее поглотит» — наст. изд., т. XVI, стр. 33—34).
Стр. 168. … стародавне-неестественное политическое положение европейских государств ~ учреждения Европы, теперь совершенно языческой. — С точки зрения позднего Достоевского, церковь в истинном, высшем ее смысле — ‘общественный союз для устранения государства, для перевоплощения в себя государства’ (см. наст. изд., т. XV, стр. 209, 418, 535 и ‘Дневник писателя’ 1881 г., гл. I, IV ‘Первый корень’). В черновых набросках (ЧА1) Достоевский писал о западной буржуазной государственности: ‘Ихнее общество сложилось не по-нашему, не на Христе, а на Римской империи’ (см. стр. 221).
Стр. 169. … человекобог встретил богочеловека, Аполлон Бельведерский Христа ~ церковь — римское право и государство. — Ср. наст. изд., т. X, стр. 189, т. XII, стр. 221—222, т. XIV, стр. 57 и примеч. — т. XV, стр. 534—535.
Стр. 171. … за слова об неудачном служении Меттерниху ~ известным образом и ответил. — Меттерних Клемент-Венцель (1773—1859) — в 1821—1848 гг. глава австрийского правительства, один из организаторов ‘Священного союза’. Политическая система Меттерниха была направлена на борьбу с революционным, либеральным и национально-освободительными движениями, он, как и Николай I, требовал вмешательства во внутренние дела других государств в целях подавления революции. В декабре 1849 г. Достоевский был приговорен к четырем годам каторжных работ за участие в кружке Петрашевского (об этом см. наст. изд., т. XVIII, стр. 329). В том, что Россия служила при Николае I политике Меттерниха, Достоевский, как он указал в разговоре с О. Ф. Миллером, укорял русское правительство еще в 40-х гг. (см.: Биография, стр. 94, ср. наст. изд., т. XVIII, стр. 316, т. XXIII, стр. 65—66).
Стр. 172. В одной газете ~ благодушное настроение в Москве объявилось’. — 10, 13—15 июня 1880 г. петербургская газета ‘Молва’ поместила ряд заметок, в которых отмечала атмосферу всеобщего восторга на Пушкинском празднике в Москве, а успех речи Достоевского объясняла ее эмоциональностью (см. выше, стр. 476). Об этом же писала и ‘Петербургская газета’: ‘Речь г-на Достоевского в чтении производит впечатление, но только на чувство, а не на рассудок — откуда и причина бросания в воздух дамских чепчиков’ (ПГ, 1880, 17 июня, No 116). Об атмосфере, царившей во время выступления Достоевского с речью о Пушкине, см. в его письме к А. Г. Достоевской, написанном в тот же день, 8 июня 1880 г. вечером.

ПОДГОТОВИТЕЛЬНЫЕ МАТЕРИАЛЫ1

1 Сопоставление окончательного текста ‘Дневника писателя’ 1880 г. с подготовительными материалами к нему см. выше, стр. 451—456.
Стр. 209. …на Куликовом поле… — На Куликовом поле, расположенном на р. Дон при впадении в него р. Иепрядвы, 8 сентября 1380 г. русские войска под предводительством кн. Дмитрия Донского разгромили монголо-татарские войска, возглавлявшиеся правителем Золотой Орды Мамаем.
Стр. 209. И Пушкин именно таких разумел: Мстислав, князь Курб<ский> иль Ермак. — Достоевский цитирует неоконченную поэму Пушкина ‘Езерский’ (1832—1833). В 1836 г. Пушкин опубликовал несколько строф ее в ‘Современнике’ под названием ‘Родословная моего героя (Отрывок из сатирической поэмы)’, где первые четыре строки VI строфы он напечатал следующим образом:
Кто б ни был ваш родоначальник,
Мстислав, князь Курбский, иль Ермак,
Или Митюшка целовальник,
Вам все равно — конечно так <...>
Стр. 209. …его дразнили аристократом писаки русские… — Пушкин писал в стихотворении ‘Моя родословная’ (1830):
Смеясь жестоко над собратом,
Писаки русские толпой
Меня зовут аристократом:
Смотри, пожалуй, вздор какой!
Здесь под ‘писаками русскими’ Пушкин в первую очередь имел в виду Ф. В. Булгарина и Н. А. Полевого.
Стр. 209. Почему не ответить хоть и Булгарину, хотя бы в шуточных стихах? — Пушкин подверг Булгарина сатирическому осмеянию в стихотворении ‘Моя родословная’. Непосредственным поводом к нему был направленный против поэта булгаринский фельетон в ‘Северной пчеле’ (1830, 7 августа, No 94). См. выше, стр. 452.
Стр. 209. Превозносились перед ним вельможеством со Стихотворение могло и идти всем в ответ. — В ‘Моей родословной’ Пушкин высмеял и несколько дворянских родов, получивших дворянство в XVIII в.,— Меньшиковых, Кутайсовых, Безбородко, Разумовских. Представители этих фамилий были влиятельными деятелями в правящих кругах и при Николае I.
Стр. 210. Понявший и правду его, что наметил уже в иноке-летописце. — Об иноке-летописце Пимене из драмы Пушкина ‘Борис Годунов’ см. стр. 130 (и примеч. к ней) и стр. 144.
Стр. 210. Вдовой. См. также на стр. 216: No. Стань она вдовою, она и тогда бы не пошла за ним. — Речь идет о героине ‘Евгения Онегина’ Татьяне (см. стр. 142 и примеч. к ней).
Стр. 210. Его умилительной любви к народу ~ Эти все, эти все картины. См. также на стр. 210—211: Это рассказывает старинный человек ~ исчезает, стушевывается, и на стр. 213: Молодой казак, именно молодой, а не старый, Великий государь ~ Зверства с русской добротой. — Наброски к характеристике ‘Капитанской дочки’, которая была осуществлена Достоевским в черновом автографе пушкинской речи и еще более развернуто — в наборной рукописи (см. об этом на стр. 455, а также варианты ЧА и HP к стр. 144).
Стр. 211. …взгляните на третий период его деятельности: Коран, древний Рим, Испания, Англия. — Достоевский отметил здесь цикл стихотворений Пушкина ‘Подражания Корану’ (1824), его повесть ‘Египетские ночи’ (1835) и ‘маленькие трагедии’ 1830 г. ‘Каменный гость’ и ‘Пир во время чумы’ (их характеристику см. на стр. 146, см. также примеч. к ней).
Стр. 211. И это нищая-то Россия. Царь небесный в рабском виде. — См. стр. 148 и примеч. к ней.
Стр. 212. В надежде славы и добра // Гляжу вперед я без боязни… — См. стр. 144 и примеч. к ней.
Стр. 212. Посмотрим Медведя, ~ для будущих работников на этой ниве. — Речь идет о пушкинской ‘Сказке о медведихе’ (см. стр. 144 и примеч. к ней).
Стр. 213. …у той крест и тень ветвей… — См. стр. 143 и примеч. к ней.
Стр. 213. Кто сказал, что ее уже успел развратить модный сорт ~ идеал в душе. — См. стр. 141 и примеч. к ней.
Стр. 213. Соблазнительная честь. — См. обращенные к Онегину слова Татьяны:
Не потому ль, что мой позор
Теперь бы всеми был замечен
И мог бы в обществе принесть
Вам соблазнительную честь?
(‘Евгений Онегин’, гл. восьмая, строфа XLIV)
Стр. 213. Кто он? Нет, это он нравственный эмбрион. См. также на стр. 216: Нет, если кто был нравственный эмбрион, так это он, Онегин. — См. стр. 140 и примеч. к ней.
Стр. 213. Оставь нас, гордый человек. — См. стр. 139 и примеч. к ней.
Стр. 214. Мы — нет у нас закона. — См. стр. 139 и примеч. к ней.
Стр. 214. Европа и удел всего арийского племени ~ наш удел. — См. стр. 147 и примеч. к ней.
Стр. 215—216. От своих отстал ~ Укажите ему тогда систему Фурье… ~ Но тогда еще не было системы Фурье. — См. об этом наброске на стр. 454.
Стр. 216. … в котором отразился век и соврем<енный> человек… — Пушкин писал о книгах Онегина:
Да с ним еще два-три романа,
В которых отразился век
И современный человек
Изображен довольно верно…
(‘Евгений Онегин’, гл. седьмая, строфа XXII)
Стр. 217. Сват Иван, Медведь — это любование, это любовь. — См. стр. 144 и примеч. к ней.
Стр. 217. Увидеть барский дом нельзя ли… // Уж не пародия ли он? — ‘Евгений Онегин’, строфа XXIV седьмой главы. См. стр. 141.
Стр. 218. А между тем еще недавно ~ тоску наивысше развитого русского человека. — Достоевский разумеет мнения, высказанные о Пушкине (об образе Онегина в частности) в статьях С. С. Дудышкина и M. H. Каткова, с которыми он полемизировал в ‘Ряде статей о русской литературе’ (1861). См. наст. изд., т. XIX, стр. 9—11, 15—17, 232—235. См. также выше, стр. 449.
Стр. 218—219. Это и тип Чацкого ~ и вышло — сбивчивость. — Ср. с характеристикой образа Чацкого в ‘Зимних заметках о летних впечатлениях’ (наст. изд., т. V, стр. 61—62, 367), в подготовительных материалах к ‘Бесам’ (т. XI, стр. 86—87 и т. XII, стр. 338), в ‘Дневнике писателя’ 1876 г. (т. XXII, стр. 106—107, т. XXIII, стр. 92, 390), в записной тетради 1876—1877 гг. (т. XXIV, стр. 303).
Стр. 218. Премудрого у них незнанья иноземцев… — Цитируется монолог Чацкого из ‘Горя от ума’ А. С. Грибоедова (д. III, явл. 21).
Стр. 219. Один из известнейших современных русских писателей ~ баричам и виршеплетам’. — Достоевский пересказывает и цитирует ‘Воспоминания о Белинском’ (1869) И. С. Тургенева. См. выше, стр. 453.
Стр. 219. …когда идея попала на улицу… — См. стр. 136 и примеч. к ней.
Стр. 220. Еще в Евангелии сказано ~ ‘Не одним хлебом будет жив человек’. — Перефразированное евангельское изречение: ‘Не хлебом одним будет жить человек’ (Евангелие от Матфея, гл. 4, ст. 4 и Евангелие от Луки, гл. 4, ст. 4).
Стр. 222. 94-й год. — 27—28 июля 1794 г. во Франции произошел контрреволюционный переворот, свергнувший якобинскую диктатуру, которая к этому времени уже лишилась поддержки основной массы буржуазии и крестьянства.
Стр. 222. Когда Бабеф.— Ср. наст. изд., т. XXI, стр. 235, 478.
Стр. 222. Теп. Утонет в вине. — Вероятно, имеется в виду упомянутый в ‘Происхождении современной Франции’ И. Тэна разгром винных погребов во время народных волнений в Страсбурге 19 июля 1789 г.: ‘Забравшись в погреба, выбивают днища у бочек с дорогим вином <...> образуется озеро вина глубиной в пять футов, в котором многие тонут’ (H. Taine. Les origines de la France contemporaine. La Rvolution, t. 1. Paris, 1878, p. 82, ср. также р. 53: И. Тэн. Происхождение современной Франции, т. 2. СПб., 1907, стр. 51, ср. также стр. 34—35).
Стр. 222. И рухнет вс — и богатства. — См. стр. 132 и примеч. к ней.
Стр. 223. Объяснили разными поводами: всеобщим настроением (‘Страна’)… — См. выше, стр. 476, 478.
Стр. 223. Зосима. — См. варианты чернового автографа третьей главы (4Aj) к стр. 162.
Стр. 224. К счастью, не вотировалось, как было в 93-м году. — Ср. наст. изд., т. XXI, стр. 152, т. XXV, стр. 6.
Стр. 224. Будущий Шекспир и выносить. — См. стр. 163—164.
Стр. 225. Меттерних. ~ когда вы были студентом. — См. стр. 171 и примеч. к ней.
Стр. 225. Я намерен с будущего года ‘Дневник писателя’ издавать. — В 1881 г. Достоевский смог издать лишь единственный, январский, выпуск ‘Дневника писателя’.

<ПРОГРАММА ЕЖЕМЕСЯЧНОГО ЖУРНАЛА НА 1878 ГОД>

Печатается по автографу: ГБЛ, ф. 93. 1.3.12, см.: Описание, стр. 281. На отдельном листке (на обложке листка запись А. Г. Достоевской: ‘Папин автограф от Маркса’).
Впервые опубликовано: Гроссман, Жизнь и труды, стр. 349.
В собрание сочинений включается впервые.
Датируется второй половиной декабря 1877 г. по содержанию и на основании местоположения на обороте листка с дневниковой записью от 24 декабря 1877 г., в которой речь идет именно об этом предполагаемом издании ‘Дневника’ (см. наст. изд., т. XVII, стр. 14). Несколько раньше об этом же замысле Достоевский сообщил С. Д. Яновскому. ‘Хочу попробовать одно новое издание,— писал он,— в которое и войдет ‘Дневник’ как часть этого издания’ (письмо от 17 декабря 1877 г.), см. также наст. изд., т. XXV, стр. 357.
Стр. 175. Роман, повесть… — В этом отделе Достоевский собирался помещать и свои сочинения. В названном выше письме к Яновскому он не случайно писал: ‘Таким образом расширю свою форму действия…’. Роман — это, возможно, будущие ‘Братья Карамазовы’, повесть — должно быть, один из замыслов, названных на обороте листка с перечнем тем первым (т. е. ‘I. Написать русского Кандида’), поглощенным позднее романом ‘Братья Карамазовы’ (см. наст. изд., т. XV, стр. 409, 410).
Стр. 175. Хроника событий ~ о семинаристах… — Старый замысел Достоевского, отразившийся еще в романе ‘Бесы’ (см. наст. изд., т. X, стр. 103—104). Многие из названных здесь тем были затронуты и в вышедших выпусках ‘Дневника писателя’ за 1876—1877 гг. и в записных тетрадях этого и более раннего времени (см. наст. изд., тт. XX—XXVI).
Стр. 175. Дневник писателя. — В письме к Яновскому Достоевский писал об этой части замысла: ‘Дневник же сам собою так сложился, что изменять его форму, хоть сколько-нибудь, невозможно’,
Стр. 175. Дневник Порецкого, или отметки его какие-либо. — С А. У. Порецким (1819—1879) Достоевский сотрудничал в пору издания журналов ‘Время’ и ‘Эпоха’, и особенно активно в период редактирования ‘Гражданина’, в котором публицист вел несколько отделов (‘Петербургское обозрение’, ‘Политическое обозрение’, ‘Областной обзор’) и участвовал в составлении раздела ‘Из текущей жизни’.
Стр. 175. Критическая статья (хотя бы о Грибоедове… — Идеи и образы комедии А. С. Грибоедова ‘Горе от ума’ постоянно привлекали внимание Достоевского и отразились на страницах его произведений и творческих рукописей (см. об этом: А. Бем. ‘Горе от ума’ в творчестве Достоевского. — ‘Slavia’, Praha, Ronik X, 1931, No 1, s. 88—108, А. Л. Гришунин. Грибоедов и ‘Горе от ума’ в наследии Достоевского. — В кн.: Искусство слова. Сборник статей к 80-летию чл.-корр. АН СССР Д. Д. Благого. М., 1973, стр. 192—199). Можно предположить, что в задуманной статье были бы развернуты мысли, высказанные писателем, в частности, в примечаниях к статье Д. В. Аверкиева ‘Значение Островского в нашей литературе’ (см. наст. изд., т. XX, стр. 229 и 420) и изложенные в ряде набросков к различным выпускам ‘Дневника писателя’ за 1876 г. (см. об этом: наст. изд., т. XXIII, стр. 390—391). Подтверждением этого является следующая заметка из записной тетради 1876 г.: ‘Я хочу ввести критику, разберу ‘Горе от ума» (из программы январского выпуска ‘Дневника писателя’ — см. наст. изд., т. XXIV, стр. 307). В конце 1880 г. Достоевский вновь обратился к замыслу этой статьи 1880—1881 гг. — наст. изд., т. XXVII.
Стр. 175. Малая критика ~ (текущие книги)… — Достоевский возвращается к своей давней идее, воплотить которую он собирался еще в ‘Эпохе’ (см. письмо к M. M. Достоевскому от 29 февраля 1864 г.) и которую проводил в журнале ‘Гражданин’.
Стр. 175. …Росси… — Итальянский трагический актер Эрнесто Росси (1829—1896) с марта 1877 г. гастролировал в России (сначала в Петербурге, затем в Москве и Одессе). Исполнение им заглавных ролей в пьесах Шекспира ‘Король Лир’, ‘Гамлет’, ‘Отелло’, ‘Ромео и Джульетта’ вызвало восторженную реакцию публики. Рецензент ‘Голоса’ писал после одного из выступлений артиста: ‘…Мариинский театр был битком набит <...> Радостным чувством наполняетесь вы сами, глядя на эти восторги, на это безграничное увлечение чарами искусства в том его высшем выражении, которое называется Шекспир…’ (Г, 1877, 20 марта, No 79). Достоевскому, несомненно, было известно и об обеде, устроенном 3 мая 1877 г. в честь Росси в Москве по инициативе А. Н. Островского и Н. Г. Рубинштейна (см.: МВед, 1877, 8 мая, No 109).
Стр. 175. …о Верещагине. — 16 апреля 1877 г. живописец-баталист Василий Васильевич Верещагин (1842—1904) направился, после долгих хлопот, в действующую армию на только что начавшуюся русско-турецкую войну, здесь он состоял сначала при генерале Д. И. Скобелеве, потом при генерале И. В. Гурко, был тяжело ранен, участвовал в штурме Плевны и в боях за Шипку, проведя на фронтах около десяти месяцев. Писатель А. Н. Цертелев, бывший ординарцем начальника штаба М. Д. Скобелева, писал: ‘…с нами <...> поместился <...> живописец Верещагин. Он едва поправился от своей раны под Парапаном, но уже был под Плевной. Он, кажется, пойдет с нами в Балканы, коли пойдем, наконец. Верещагина мы видим лишь после захода солнца. Он целый день работает или собирает костюмы, мундиры и разные вещи, необходимые ему для точности своих будущих картин’ (ИРЛИ, ф. 265, д. 5516, л. 39, подробнее см. в кн.: А. К. Лебедев. В. В. Верещагин. М., 1972, стр. 167—209). Написанная в 1878—1879 гг. серия картин о русско-турецкой войне принесла художнику большой успех.

СПИСОК УСЛОВНЫХ СОКРАЩЕНИЙ1

1 В список не включены сокращения, совпадающие с сиглами, указанными в перечне источников текста к каждому произведению.

Места хранения рукописей

ГБЛ — Государственная библиотека СССР им. В. И. Ленина (Москва).
ИРЛИ — Институт русской литературы (Пушкинский Дом) Академии наук СССР (Ленинград).

Печатные источники

Анненков — П. В. Анненков. Литературные воспоминания. Гослитиздат, М., 1960.
Ашукин — Н. С. Ашукип, М. Г. Ашукина. Крылатые слова. Литературные цитаты. Образные выражения. Изд. 3-е, испр. и доп. Гослитиздат, М., 1966.
БВ — ‘Биржевые ведомости’ (газета).
Белинский — В. Г. Белинский. Полное собрание сочинений, тт. I—XIII. Изд. АН СССР, М., 1953—1959.
Библиотека — Л. П. Гроссман. Библиотека Достоевского. По неизданным материалам. С приложением каталога библиотеки Достоевского. Одесса. 1919.
Биография — Биография, письма и заметки из записной книжки Ф. М. Достоевского. С портретом Ф. М. Достоевского и приложениями. СПб., 1883 (Полное собрание сочинений Ф. М. Достоевского, т. I).
Борщевский — С. Борщевский. Щедрин и Достоевский. История их идейной борьбы. Гослитиздат, М., 1956.
ВЕ — ‘Вестник Европы’ (журнал).
ВЛ — ‘Вопросы литературы’ (журнал).
Вр — ‘Время’ (журнал).
Всемирная история — Всемирная история, тт. I—XII. Госполитиздат — ‘Мысль’, М., 1955—1979.
Г — ‘Голос’ (газета).
Герцен — А. И. Герцен. Собрание сочинений, тт. I—XXX. Изд. АН СССР— ‘Наука’, М., 1954—1966.
Гоголь — Н. В. Гоголь. Полное собрание сочинений, тт. I—XIV. Изд. АН СССР, М., 1937—1952.
Гоголь в воспоминаниях современников — Гоголь в воспоминаниях современников. Гослитиздат, М., 1952.
Гончаров — И. А. Гончаров. Собрание сочинений, тт. I—VIII. Гослитиздат, М., 1952-1955.
Горький — М. Горький. Собрание сочинений, тт. I—XXX. Гослитиздат, М., 1949—1955.
Гр — ‘Гражданин’ (газета).
Григорович — Д. В. Григорович. Литературные воспоминания. Гослитиздат, М., 1961.
Гроссман, Жизнь и труды — Л. П. Гроссман. Жизнь и труды Ф. М. Достоевского. Биография в датах и документах. Изд. ‘Academia’, M.—Л., 1935.
Гроссман, Семинарий — Л. П. Гроссман. Семинарий по Достоевскому. Материалы, библиография и комментарии. ГИЗ, М.—Пг., 1922.
Д — ‘Дело’ (журнал).
Даль — В. Даль. Толковый словарь живого великорусского языка, тт. I—IV. Гос. изд. иностр. и нац. словарей, М., 1955.
ДНР — ‘Древняя и новая Россия’ (журнал).
Добролюбов — Н. А. Добролюбов. Собрание сочинений, тт. I—IX. Гослитиздат, М.—Л., 1961—1964.
Достоевская А. Г. Библиографический указатель — Библиографический указатель сочинений и произведений искусства, относящихся к жизни и деятельности Ф. М. Достоевского, собранных в ‘Музее памяти Ф. М. Достоевского’. 1846—1903. Составила А. Г. Достоевская. СПб., 1906.
Достоевская, А. Г., Воспоминания — А. Г. Достоевская. Воспоминания. ‘Художественная литература’, М., 1971.
Достоевский А. М. — А. М. Достоевский. Воспоминания. Ред. и вступ. статья А. А. Достоевского. Изд. писателей в Ленинграде, 1930.
Достоевский, Библиография — Ф. М. Достоевский. Библиография произведений Ф. М. Достоевского и литературы о нем. 1917—1965. Изд. ‘Книга’, М., 1968.
Достоевский в воспоминаниях — Ф. М. Достоевский в воспоминаниях современников, тт. I—П. ‘Художествепная литература’, М., 1964.
Достоевский и его время — Достоевский и его время. Под ред. В. Г. Базанова и Г. М. Фридлендера. ‘Наука’, Л., 1971.
Достоевский — художник и мыслитель — Достоевский — художник и мыслитель. Сб. статей. ‘Художественная литература’, М., 1972.
ДП — ‘Дневник писателя’.
Д, Переписка с женой — Ф. М. Достоевский, А. Г. Достоевская. Переписка. ‘Наука’, Л., 1976 (Серия ‘Литературные памятники’).
Д, Письма — Ф. М. Достоевский. Письма, тт. I—IV. Под ред. А. С. Долинина. ГИЗ — ‘Academia’ — Гослитиздат, Л.—М., 1928—1959.
Записки о жизни Гоголя — Николай М. [П. А. Кулиш]. Записки о жизни Николая Васильевича Гоголя, тт. I—П. СПб., 1856.
Звенья — Звенья. Сборники материалов и документов по истории литературы, искусства и общественной мысли XIV—XX вв., тт. I—IX. ‘Academia’ — Госкультпросветиздат, М.—Л., 1932—1951. 7 В — ‘Исторический вестник’ (журнал).
КА — ‘Красный архив’ (журнал).
Карамзин — H. M. Карамзин. История государства Российского, т. IX. 3-е изд. СПб., 1831.
Кирпотин, Достоевский в шестидесятые годы — В. Я. Кирпотин. Достоевский в шестидесятые годы. ‘Художественная литература’, М., 1966.
Кирпотин, Достоевский и Белинский — В. Я. Кирпотин. Достоевский и Белинский. ‘Художественная литература’, M., 196G,
Кони — А. Ф. Копи. Собрание сочинений, тт. I—VIII. ‘Юридическая литература’, М., 1966—1969.
Короленко — В. Г. Короленко. Собрание сочинений, тт. I—Х. Гослитиздат, М., 1953-1956.
Леонтьев — К. Н. Леонтьев. Собрание сочинении, тт. I—IX. М., 1912—1914.
Лермонтов — M. Ю. Лермонтов. Сочинения, тт. I—VI. Изд. АН СССР, М.-Л., 1954-1957.
ЛH — Литературное наследство, тт. 1—92. Изд. АН СССР—‘Наука’, М., 1931—1982. Издание продолжается.
Материалы и исследования — Ф. М. Достоевский. Материалы и исследования, тт. I—V. ‘Наука’, Л., 1974—1982.
МВед — ‘Московские ведомости’ (газета).
НВр — ‘Новое время’ (газета).
Некрасов — Н. А. Некрасов. Полное собрание сочинений и писем, тт. I—XII. Гослитиздат, М., 1948—1953.
Нечаева, ‘Время’ — В. С. Нечаева. Журнал М. М. и Ф. М. Достоевских ‘Время’. 1861—1863. ‘Наука’, М., 1972.
Нечаева, ‘Эпоха’ — В. С. Нечаева. Журнал М. М. и Ф. М. Достоевских ‘Эпоха’. 1864—1865. ‘Наука’, М., 1975.
Панаев — И. И. Панаев. Литературные воспоминания. Гослитиздат, М., 1950.
ПВ — ‘Правительственный вестник’ (газета).
ПГ — ‘Петербургская газета’.
Писарев — Д. И. Писарев. Сочинения, тт. I—IV. Гослитиздат, М., 1955—1956.
ПО — ‘Православное обозрение’ (журнал).
Пушкин — А. С. Пушкин. Полное собрание сочинений, тт. I—XVII. Изд. АН СССР, М.-Л., 1937-1959.
РА — ‘Русский архив’ (журнал).
РБ — ‘Русское богатство’ (журнал).
PB — ‘Русский вестник’ (журнал).
РК — ‘Русский курьер’ (газета).
РЛ — ‘Русская литература’ (журнал).
РМ — ‘Русская мысль’ (журнал).
РМир — ‘Русский мир’ (журнал).
Розенблюм — Л. М. Розенблюм. Творческие дневники Достоевского. — В кн.: Неизданный Достоевский. Записные книжки и тетради 1860—1881 гг. ‘Наука’, М., 1971, с. 9—92 (Литературное наследство, т. 83).
PC — ‘Русская старина’ (журнал).
Салтыков-Щедрин — M. E. Салтыков-Щедрин. Собрание сочинений в двадцати томах, тт. I—XX. ‘Художественная литература’, М., 1965—1977.
Саруханян — Е. П. Саруханян. Достоевский в Петербурге. Лениздат, Л., 1972.
Сб. Достоевский, II — Ф. М. Достоевский. Статьи и материалы. Сборник II. Под ред. А. С. Долинина. ‘Мысль’, Л.—М., 1924.
СВ — ‘Северный вестник’ (журнал).
Синклер — Т. Синклер. Восточный вопрос прошедшего и настоящего. Защита России. Пер. под род. В. Ф. Пуцыковича. СПб., 1878.
Скотт — В. Скотт. Собрание сочинений в двадцати томах, т. I—XX. Гослитиздат, М.—Л., 1960—1965.
СПбВед — ‘Санкт-Петербургские ведомости’ (газета).
Тургенев в воспоминаниях современников — И. С. Тургенев в воспоминаниях современников, тт. I—И. ‘Художественная литература’, М., 1969.
Тургенев, Письма — И. С. Тургенев. Полное собрание сочинений и писем в двадцати восьми томах. Письма, тт. I—XIII. Изд. АН СССР — ‘Наука’, М.—Л., 1961—1968.
Тургенев, Сочинения — И. С. Тургенев. Полное собрание сочинений и писем в двадцати восьми томах. Сочинения, тт. I—XV. Изд. АН СССР— ‘Наука’, М.—Л., 1960-1968.
Успенский — Г. И. Успенский. Полное собрание сочинений, тт. I—XIV. Изд. АН СССР, М.-Л., 1940-1954.
Фридлендер — Г. M. Фридлендер. Реализм Достоевского. ‘Наука’, М.—Л., 1964.
Фридлендер, У истоков почвенничества — Г. М. Фридлендер. У истоков ‘почвенничества’ (Ф. М. Достоевский и журнал ‘Светоч’),— Известия АН СССР, Серия литературы и языка, 1971, No 5, стр. 411—416.
Шенрок — В. И. Шенрок. Материалы для биографии Гоголя, тт. 1—4. М., 1892-1897.
1883 — Ф. М. Достоевский. Полное собрание сочинений, тт. I—XIV. СПб., 1882-1883.
Достоевский Федор Михайлович
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Неопубликованный отрывок рукописи к ‘Дневнику писателя’ за 1876 год, Достоевский Федор Михайлович, Год: 1876
  2. Подготовительные материалы к ‘Дневнику писателя’, Достоевский Федор Михайлович, Год: 1873
  3. Дневник писателя за 1876 год. Май-октябрь, Достоевский Федор Михайлович, Год: 1876
  4. Дневник писателя 1876. Ноябрь — Декабрь, Достоевский Федор Михайлович, Год: 1876
  5. Дневник писателя. Январь — август 1877 года., Достоевский Федор Михайлович, Год: 1877
  6. Дневник писателя. 1876 год., Достоевский Федор Михайлович, Год: 1876
  7. Записи литературно-критического и публицистического характера из записных тетрадей 1872-1875 гг, Достоевский Федор Михайлович, Год: 1875
  8. Маленькие картинки (В дороге), Достоевский Федор Михайлович, Год: 1874
Электронная библиотека