Дневник одной недели, Радищев Александр Николаевич, Год: 1773

Время на прочтение: 8 минут(ы)

Дневник одной недели

Суббота

Уехали они, уехали друзья души моей в одиннадцать часов поутру… Я в след за отдаляющеюся каретою устремлял падающие против воли моей к земле взоры. Быстро вертящиеся колеса тащили меня своим вихрем в след за собою, — для чего, для чего я с ними не поехал?..
По обыкновению моему, пошел я к отправлению моей должности. В суете и заботе, не помышляя о себе самом, я пребыл в забвении, и отсутствие друзей моих мне было нечувствительно. Второй уже час, я возвращаюсь домой, сердце бьется от радости: облобызаю возлюбленных. Двери отворяются, — никто навстречу ко мне не выходит. О, возлюбленные мои! вы меня оставили. — Везде пусто — усладительная тишина! вожделенное уединение! у вас я некогда искал убежища, в печали и унынии вы были сопутники, когда разум преследовать тщился истине, вы мне теперь несносны! —
Не мог я быть один, побежал стремглав из дома и, скитаясь долго по городу без всякого намерения, наконец, возвратился домой в поту и усталости. — Я поспешно лег в постелю и — о блаженная бесчувственность! едва сон сомкнул мои очи, — друзья мои представились моим взорам и, хотя спящ, я счастлив был во всю ночь: ибо беседовал с вами.

Воскресение

Утро прошло в обыкновенной суете.
Я еду со двора, еду в дом, где обыкновенно бываю с друзьями моими. Но — и тут я один. Грусть моя, преследуя меня безотлучно, отнимала у меня даже нужное приветствие благопристойности, делала меня почти глухим и немым. С тягостию несказанною себе самому и тем, с коими беседовал, препроводил я время обеда, спешу домой. — Домой? Ты паки один будешь, — пускай один, но сердце мое не пусто, и я живу не одною жизнию, живу в душе друзей моих, живу стократно.
Мысль сия меня ободрила, и я возвращался домой с веселым духом.
Но я один, — блаженство мое, воспоминание друзей моих было мгновенно, блаженство мое было мечта. Друзей моих нет со мною, где они? Почто отъехали? Конечно, жар дружбы их и любови столь мал был, что могли меня оставить! — Несчастной! что ты произрек? Страшись! Се глагол грома, се смерть благоденствия твоего, се смерть твоей надежды! — Я убоялся сам себя — и пошел искать мгновенного хотя спокойствия вне моего существа.

Понедельник

День ото дня беспокойствие мое усугубляется. На одном часе сто родится предприятий в голове, сто желаний в сердце, и все исчезают мгновенно. — Ужели человек толико раб своея чувствительности, что и разум его едва сверкает, когда она сильно востревожится? О гордое насекомое! дотронись до себя и познай, что ты и рассуждать можешь для того только, что чувствуешь, что разум твой начало свое имеет в. твоих пальцах и твоей наготе. Гордись своим рассудком, но прежде воспряни, чтобы острие тебя не язвило и сладость тебе не была приятна.
Но где искать мне утоления хотя мгновенного моей скорби? Где? Рассудок вещает: в тебе самом. Нет, нет, тут-то я и нахожу пагубу, тут скорбь, тут ад, пойдем. — Стопы мои становятся тише, шествие плавнее, — войдем в сад, общее гульбище, — беги, беги, несчастный, все скорбь твою на челе твоем узрят. — Пускай, — но какая в том польза? Они соболезновать с тобою не будут. Те, коих сердца сочувствуют твоему, от тебя отсутственны. — Пойдем мимо. —
Собрание карет — позорище, играют Беверлея, — войдем. Пролием слезы над несчастным. Может быть моя скорбь умалится. — Зачем я здесь?.. Но представление привлекло мое внимание и прервало нить моих мыслей.
Беверлей в темнице — о! колико тяжко быть обмануту теми, в которых полагаем всю надежду! — он пьет яд — что тебе до того? — Но он сам причина своему бедствию, — кто же поручится мне, что и я сам себе злодей не буду? 1 Исчислил ли кто, сколько в мире западней? Измерил ли кто пропасти хитрости и пронырства?.. Он умирает… но он бы мог быть счастлив, — о! беги, беги. — По счастию моему запутавшиеся лошади среди улицы принудили меня оставить тропину, по которой я шел, разбили мои мысли. — Возвратился домой, жаркой день, утомив меня до чрезвычайности, произвел во мне крепкой сон.

Вторник

Спал я очень долго, — здоровье мое почти расстроилось. Насилу мог встать с постели, — лег опять, — заснул, спал почти до половины дня, — пробудился, едва голову мог приподнять, — должность требует моего выезда, — невозможно, но от оного зависит успех или неудача в делопроизводстве, зависит благосостояние или вред твоих сограждан, — напрасно. Я в такой почти был бесчувственности, что если бы мне пришли возвестить, что комната, в которой я лежал, скоро возгорится, то я бы не шевельнулся. — Пора обедать, — нечаянной приехал гость. — Присутствие его меня выводило почти из терпения. Он просидел у меня вплоть до вечера… и, подивитесь, скука разогнала несколько мою грусть, — сбылася со мною сей день пословица Русская: выбивать клин клином.

Среда

Волнение в крови моей уменшилось, — я целое утро просидел дома. Был весел, читал, — какая нечаянная перемена! что тому причиною? О, возлюбленные мои! я читал живое изображение того, что ежечасно, ежемгновенно происходит, когда вы со мною. — О мечта, о очарование! почто ты не продолжительно? — Зовут обедать — мне обедать? С кем? одному! — нет — оставь меня чувствовать всю тяжесть разлуки — оставь меня. Я хочу поститься. Я им принесу в жертву… почто ты лжешь сам себе? Нет никакого в том достоинства. Желудок твой ослабел с твоими силами и пищи не требует, — пойдем, — едва в целой день мог я совершить столько пути, сколько в другое время совершаю один час, — возвратимся, — я лежу в постеле, — бьет полночь. О, успокоитель сокрушений человеческих! где ты? Почто я казнюся? Почто лишен тебя? — Едва заснул на рассвете.

Четверток

Благая мысль, — исполним ее, — зашел в лавочку, купил два апельсина и крендель, — пойдем: куда, несчастной? В Волкову деревню. — —
На месте сем, где царствует вечное молчание, где разум затей больше не имеет, ни душа желаний, поучимся заранее взирать на скончание дней наших равнодушно, — я сел на надгробном камне, вынул свой запасной обед и ел с совершенным души спокойствием, — приучим заранее зрение наше к тленности и разрушению, воззрим на смерть, — нечаянный хлад объемлет мои члены, взоры тупеют. — Се конец страданию, — готов… мне умирать? — Да не ты ли хотел приучать себя заблаговременно к кончине? Не ты ли сие мгновение хотел ознакомиться?.. мне умирать? Мне, когда тысячи побуждений существуют, чтобы желать жизни!.. Друзья мои! вы, может быть, уже возвратилися, вы меня ждете, вы сетуете о моем отсутствии, — и мне желать смерти? Нет, обманчивое чувствие, ты лжешь, я жить хочу, я счастлив. — Спешу домой, — бегу, — но нет никого, никто меня не ждет. Лучше бы я там остался, там бы препроводил ночь…

Пятница

Велел себя возить, — обедал безо вкуса. —
Ничто не помогает, — уныние, беспокойствие, скорбь, о как близко отчаяние! но на что толико грустить? еще два дни, — и они, они будут со мною, — два дни, — о ты, что можешь разлуку с друзьями души моей исчислить временем, о ты, злодей, варвар, змий лютый! Прочь толикое хладнокровие, — во мне сердце чувствует, а ты рассуждаешь. —
Едва я уснул… О возлюбленные мои! я вас вижу, — вы все со мною, сомневаться мне в том не должно, прижмите меня к своему сердцу, почувствуйте, как мое бьется, — но что! вы меня отталкиваете! вы удаляетесь, отворачивая взоры ваши! о пагуба, о гибель! се смерть жизни, се смерть души. — Куда идете, куда спешите? или не узнаете меня, меня, друга вашего? друга… Постойте… мучители удалились, — пробудился. Вон беги, удаляйся, — се разверста пропасть, — они, они меня в нее ввергают, — оставили, — оставь их, будь мужествен. — Кого? друзей моих? Оставить? Несчастной! они в твоей душе.

Суббота

Утро прекрасное, — кажется, природа обновилась, — все твари веселее, — да веселье возраждается в душе моей. Возлюбленные мои возвратятся завтра, — завтра! год целой. Изготовим для них обед, — тут они сядут. Я сяду с ними, о веселие! о надежда! — но их еще здесь нет. Завтра будут они, завтра сердце мое не одно будет биться, — а если не возвратятся — вся кровь остановляется, — какое сомнение! Прочь, прочь, я счастлив быть хочу, я хочу быть блажен, о нетерпение! о колико солнце путь свой лениво совершает, — ускорим его шествие, осмеем его завистливость, уснем, — я лег в постелю до заката, заснул, и пробудился.

Воскресение

До восхождения солнца, — о вожделенной день, о день блаженный! скончалося заранее мое терзание. Настлал приятный час. Друзья мои! сегодня, сегодня я вас облобызаю.
Пообедал я немного, — ускорим свидание наше, — ускорим, — о если им толико же скучно, как мне? О если бы они могли иметь отзвон моего терзания в душах своих, колико приятно будет для них зреть меня несколько часов прежде, — поедем им навстречу, — чем скорее поеду, тем скорее их увижу, в сей льстящей надежде не видал я, как доехал до почтового стана. —
Девятый час, — они еще не едут, может быть какое препятствие, — подождем. Никто не едет. — Чьим верить словам возможно, когда возлюбленные мои мне данного слова не сдержали? Кому верить на свете? Все миновалось, ниспал обаятельный покров утех и веселий, — оставлен. Кем? Друзьями моими, друзьями души моей! Жестокие, ужели толико лет сряду приветствие ваше, ласка, дружба, любовь были обман? — Что изрек? несчастной! А если какая непреоборимая причина положила на сей день препятствие свиданию вашему? Какое хуление! страшись, чтобы не исполнилось! о горесть! о разлука! почто, почто я с ними расстался? Если они меня забыли, забыли друга своего, — о смерть! приди, вожделенная, — как можно человеку быть одному, быть пустыннику в природе!
Но они не едут, — оставим их, — пускай приезжают когда хотят! приму сие равнодушно, за холодность их заплачу холодностию, за отсутствие отсутствием, — возвратимся в город, — несчастной, ты будешь один, — пускай один, — но кто за мною едет вослед? Они, — нет, их окаменелые сердца чувствительность потеряли, забыли они свое обещание сегодня возвратиться, забыли, что я им поеду во сретение, забыли меня. — Пускай забывают, я их забуду…

Понедельник

Их нет, и я один! кого нет? Друзей… друзей моих? Нет друзей на свете более, коли они друзьями моими быть не захотели, чего их ждать? — Уедем в другой город — пускай они меня ждут, — но сегодня поздно, — исполним завтра.

Вторник

Простите, вероломные, простите, бесчувственные, — простите… Куда едешь, несчастный? Где может быть блаженство, если в своем доме его не обретаешь? — Но я оставлен, — но я один, один — один!..
Карета остановилась, — выходят, — о радость! О блаженство! друзья мои возлюбленные!.. Они!.. Они!..

Примечания

Напечатано впервые в ‘Собрании оставшихся сочинений покойного Александра Николаевича Радищева’, том IV, 1811 г. Мы исправили в этом тексте одну ошибку: в главе ‘Понедельник’ (стр. 140) в изд. 1811 г. напечатано ‘Карают Беверлея’, очевидно, что это ошибка чтения автографа вместо ‘играют’, и смысл и стилистический характер текста указывают на это. ‘Дневник’ относится к раннему периоду творчества Радищева. Об этом, кроме общего стилистического характера и содержания повести, говорят следующие соображения. В главе ‘Понедельник’, к тому месту, где Радищев говорит — ‘кто же поручится мне, что и я сам себе злодей не буду’ кто-то, может быть сам Радищев, сделал примечание: ‘Сие сбылось чрез несколько лет’. В начале повести говорится о службе автора-героя ее. В. В. Каллаш, редактор полного собр. соч. Радищева (1907) относит ‘Дневник’ на этих основаниях к 80-м годам, вероятно, понимая выражение радищевского примечания ‘чрез несколько лет’, в том смысле, какой это выражение имеет в языке XX в., т. е. через весьма немного лет, примерно, менее десятка. Однако в языке XVIII в. слово ‘несколько’ понималось более широко и без сомнения могло обозначать и большее число. С другой стороны, то место главы ‘Понедельник’, в котором идет речь о театре, наводит на мысль о более раннем написании повести. Постановка ‘Беверлея’ в Петербурге относится к 1773 г. О постановке этой пьесы в 80-х годах мы имеем сведения, относящиеся лишь к Москве: повидимому, вне Москвы она в это время уже не шла (см. ниже). Между тем, действие ‘Дневника’ протекает в Петербурге. Да и вообще, скорей всего Радищев говорил в повести о литературном и театральном явлении, еще новом, вызывавшем споры и интерес в обществе. Таким образом мы считаем возможным предположить, что ‘Дневник одной недели’ мог быть написан в 70-е годы, начиная с 1773 г. (тот факт, что Радищев женился лишь в 1775 г. не противоречит этому, так как ‘друзья’, о которых говорится в ‘Дневнике’, — вовсе не обязательно жена или дети героя, а тем более — автора). Во всяком случае ‘Дневник’ может быть датирован в пределах от 1773 г. до середины 80-х годов.
‘Дневник одной недели’, конечно, представляет собою не подлинный дневник Радищева, а являетея художественным произведением, повестью, характерной для литературной позиции Радищева. ‘Дневник’ — одно из наиболее ярких и наиболее ранних проявлений сентиментализма в русской литературе.
Стр. 140 Беверлей’ — ‘Буржуазная трагедия в пяти действиях… в стихах’ французского драматурга Сорена (Saurin) была поставлена в первый рая в Париже в 1768 г. Она представляет собой переделку английской драмы Эдуарда Мура ‘Игрок’. На русский язык ‘Беверлей’ был переведен И. А. Дмитревским в прозе и издан в 1773 г. в СПб. (‘Беверлей, Мещанская трагедия’) ‘Обществом, старающимся о напечатании книг’, организованным Н. И. Новиковым. Общество работало в ближайшем контакте с ‘Собранием, старающимся о переводе иностранных книг’, для которого исполнял литературные работы и Радищев.
‘Беверлей’ был представлен в первый раз в Петербурге 11 мая 1773 г. Это был один из первых опытов перенесения на русскую сцену буржуазной драмы. ‘Беверлей’ имел успех. Составитель ‘Драматического словаря’ 1787 г. пишет: ‘Сия трагедия часто играется на московском театре с похвалою’. Здесь же, в Москве, Новиков переиздал ее в 1787 г.
В трагедии представлен человек, подпавший под влияние ложного друга, стремящегося к его разорению и гибели и совращающего его при помощи карт. Страсть к игре заглушает в Беверлее все добрые наклонности. Ни жена, ни истинный друг не могут спасти его. Он попадает в ловушку, приготовленную злодеем, он разорен, он — в тюрьме за долги, он раскаивается, ему сообщают, что плутни злодея разоблачены и деньги будут возвращены ему, Беверлею: но уже поздно, он принял яд и умирает, завещая своему сыну ненависть к игре.
Стр. 142. ‘Внутри пределов города находится еще русская деревня Волково на Черной речке, а близь оной большое кладбище… ‘ (ныне Волково кладбище). ‘Описание… Санктпетербурга… сочинение И. Г. Георги’, пер. П. Безака, СПб., 1794, стр. 131.
1. Сие сбылося через несколько лет. (Примеч. в издании 1811 года. )
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека