Дневник 1921 года, Кузмин Михаил Алексеевич, Год: 1921 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 140 минут(ы)

Минувшее: Исторический альманах. 12.

М., СПб.: Atheneum: Феникс. 1993.

Михаил Кузмин

ДНЕВНИК 1921 ГОДА

Публикация Н.А. Богомолова и С.В. Шумихина

Дневник Михаила Алексеевича Кузмина (1872-1936) — один из наиболее интригующих исследователей документов, относящихся к первой половине двадцатого века. Задолго до того, как в печати появились фрагменты Дневника, среди литературоведов, собирателей, историков ходили разнообразные слухи о его содержании, на основе случайно ставших известными отрывков создавались биографические и психологические концепции. Еще не будучи прочитан, Дневник оброс легендами и, так сказать, a priori, был поставлен на высокие котурны, (об этом свидетельствует и недавняя, но уже утвердившаяся традиция писать в данном случае слово ‘Дневник’ непременно с заглавной буквы). Ныне приходит время взглянуть на содержание почти двадцати объемистых томиков, в которых день за днем на протяжении без малого четверти века зафиксирована жизнь Кузмина, трезвым взглядом, без преувеличений или разочарований.

Сохранившаяся часть Дневника охватывает, с некоторыми пропусками, период с августа 1905 по конец 1931 года. Причины, по которым были в разное время утрачены несколько томов Дневника, достаточно определенно устанавливаются для трех томов, охватывавших период времени с 24 июня 1929 по 13 сентября 1931 года. Их судьба оказалась схожей с судьбами рукописей многих современников Кузмина: они были изъяты при обыске, проведенном ГПУ {См. об этом: Шумихин С.В. Три удара по архиву Михаила Кузмина. // Труды и дни. Альманах. Вып.1. (В печати). Нельзя исключить возможность того, что в архивах нынешнего КГБ могут сохраняться эти материалы. Ближайшее будущее должно дать ответ на этот вопрос.}. Причины отсутствия еще двух томов Дневника (с 29 октября 1915 по 12 октября 1917 и с 28 июля 1919 по 27 февраля 1920 года) пока не ясны. Существовал более ранний дневник, который, в частности, содержал записи о путешествии по Малой Азии и Италии, но он был уничтожен автором, о чем Кузмин впоследствии сожалел. В частном собрании хранится остающаяся нам недоступной машинописная копия одного из поздних томов Дневника, включающая записи за 1934 год. Но и сохранившегося вполне достаточно, чтобы сделать ряд выводов, касающихся как личности замечательного поэта, постепенно входящего в читательский обиход нашего времени, так и эпохи, свидетелем и участником которой он был. Революция, война, еще две революции, крушение целостного, устоявшегося мира и становление нового, где уже не было места ни прежнему искусству, ни прежнему строю души,— все это проходит перед читателем Дневника в прихотливых изломах и изгибах.

Публикуемая часть Дневника относится к переломному в жизни не только самого Кузмина, но и всей русской культуры 1921 году, году смерти Блока, убийства Гумилева, году страшного голода, охватившего большинство хлебородных губерний, подавления пылавшего с 1920 года Тамбовского восстания и Кроштадтского мятежа, вспыхнувшего в непосредственном соседстве с Петроградом весной 1921-го. С этими восстаниями был связан конец эпохи военного коммунизма и начало краткого цветения нэпа. Кроме того, это был год американских продовольственных посылок АРА, ‘академических пайков’ и — неожиданно для многих — на короткий срок открывшейся возможности легально покинуть Советскую Россию. Свой решительный выбор: эмигрировать или остаться на родине, многим приходилось делать именно в 1921-22 годах. Обо всем этом высказывается на страницах Дневника Кузмин, но специфика публикуемого исторического источника в том, что надо найти некий ключ, позволяющий адекватно воспринимать написанное.

Даже внимательный читатель прежде опубликованных фрагментов (краткая библиография дается в конце статьи), впервые обратившись к полному тексту Дневника за целый год, может быть разочарован обилием ‘пустот’, абсолютно на первый взгляд неинтересных, хотя и регулярно повторяющихся подробностей повседневной жизни, подавлен количеством ничего не говорящих нашему современнику имен, входящих в круг общения Кузмина, возможно, даже шокирован отсутствием исторического зрения, когда важное оказывается заслонено мимолетным, о принципиальных ‘исторических’ событиях не сообщается ничего, тогда как о пустяках рассказано сравнительно подробно.

Если бы публикаторы поставили перед собой задачу отобрать только записи ‘первостепенной исторической важности’, то оказался бы представлен весьма малый объем Дневника 1921 года. За пределами подобной выборки, вероятно, должен был бы остаться весь бытовой фон: записи о получении пайков и продовольственных посылок, однообразных поисках съестного и чая в обмен на ничтожные суммы, выручаемые от манипуляций с продаваемыми и перепродаваемыми книгами, о почти ежедневном посещении театров и литературных вечеров (поскольку репертуарные данные и отчеты о вечерах можно найти в газетах того времени, а собственные впечатления Кузмин, как правило, в Дневнике не фиксировал, оставляя их для рецензий), о хождении в ‘кинемо’, в гости, о погоде (тема петербургской погоды и ее влияние на ощущения и работоспособность Кузмина постоянно присутствует в Дневнике), о встречах и мимолетных беседах со знакомыми и т.п. — чуть ли не ⁹/₁₀ текста. Но вместе с подробным отбором ушло бы и то главное, что делает Дневник Кузмина уникальным историческим и литературным памятником, свидетелем большей части его жизни.

Дневник является не только психологическим и историческим документом, но и литературным явлением, так, во всяком случае, расценивал его сам автор, стремясь сделать его достоянием гласности. Кузмин читает Дневник разным людям, в том числе и случайным знакомым, вступает в переговоры об издании. Планы эти не осуществились, но само желание уже показательно (следует отметить, что такая прижизненная публикация автором собственного интимного Дневника могла бы стать случаем, не имеющим прецедентов ни в русской, ни в мировой литературной практике того времени). Напомним, что еще в 1906 году Вяч. Иванов, слышавший в чтении Кузмина отрывки из Дневника, записал по этому поводу: ‘…в глазах Антиноя [прозвище Кузмина среди друзей-‘гафизитов’. — Публ.] было щедрое солнце и он возвестил о своем желании прочитать, наконец, свой знаменитый дневник. /…/ Чтение было пленительно. Дневник — художественное произведение. /…/ Это душный тепидарий, в его тесном сумраке плещутся влажные, стройные тела, и розовое масло капает на желтоватый мрамор. Дневник ‘специален’, и только эта моноидейность грозит перейти в мертвенность. Я был прав, наслеживая в Антиное то, и другое, и третье, но и то и другое и третье преувеличивал односторонне и грубо, как бывает, когда на долю анализа и угадыванья выпадает чрезмерная работа при невозможности созерцать конкретное’ (Иванов Вячеслав. Собрание сочинений. Т.П. Брюссель, 1974. С.749-750). Это сказано по поводу первой тетради Дневника, которая, действительно, намного более открыта и подробно-описательна, концентрируясь на гомосексуальных увлечениях автора, но в известном смысле мнение Вяч.Иванова может быть распространено и на последующие части Дневника.

Вместе с тем художественность Дневника возникает спонтанно: записи Кузмина не несут видимых следов стилистической или литературной обработки (исключая недоступный нам Дневник 1934 года, который, по некоторым отзывам, как например слышавшего его в чтении автора Э.Ф. Голлербаха, построен по-другому). Это совсем не ‘летопись эпохи’ и в очень небольшой степени то, что принято называть ‘человеческим документом’, т.е. исповедальное отражение духовных и интеллектуальных исканий. Более всего Дневник Кузмина напоминает попытку ‘остановить мгновенье’, закрепить на бумаге мимолетность жизни в самых, на первый взгляд, ничтожнейших ее проявлениях, в какой-то степени обессмертив ее таким способом.

‘Если бы я вел свой дневник не то, что с полкой искренностью (что, применительно к частностям, я делаю и теперь), но с достаточной полнотой, памятью и раз навсегда выраженной для известного периода ‘установкой’, получилась бы не такая казановская идиллия. М.6., напоминало бы исповеди корреспондентов Крафт-Эбинга, м.б. были бы превосходные стихи, была бы и роскошная, в мечтах, жизнь ‘Княжны Джавахи’ [роман Л.Чарской. — Публ.] и куски Уитмэна. Чтобы мечты исполнились, нужно только сойти с ума, как в ‘Калигари’. А ‘светлые минуты’? Их куда девать? А, м.б., мне только так кажется, и запас не высказанных эротических и других черт не так неисчерпаем, тем более, что известную часть этого пробела пополняет искусство. И потом, зачем огорчать друзей и ‘благодарное потомство’? Оно достаточно, м.б., даже с лихвой будет награждено настоящим заявлением, воображая бог знает, что. На самом деле все гораздо однообразнее’ — так писал Кузмин 6 ноября 1925 года.

Дневник реализовал одно из принципиальных положений художественной и жизненной программы Кузмина, согласно которой в мире нет ничего маловажного, незначащего. Своеобразие жизни создается именно переплетением высокого и низкого, возвышенного и мелкого, плотского и духовного, примитивного и глубоко интеллектуального, действительности и искусства,— одним словом, целого ряда антитез, в человеческом бытии приобретающих живой и деятельный характер. Этот принцип выражен уже в ранних стихах Кузмина:

Где слог найду, чтоб описать прогулку,

Шабли во льду, поджаренную булку

И вишен спелых сладостный агат?

Далек закат, и в море слышен гулко

Плеск тел, чей жар прохладе влаги рад.

Твой нежный взор лукавый и манящий,—

Как милый взор комедии звенящей

Иль Мариво капризное перо.

Твой нос Пьеро и губ разрез пьянящий

Мне кружит ум, как ‘Свадьба Фигаро’.

Уже по приведенным десяти строкам совершенно очевидно, что речь идет не только о ‘духе мелочей’, не только о пленительной легкости любви и наслаждении внешним миром, но и о том, что в этом мире, единственно возможном для Кузмина, ‘мелочи’ насыщаются рефлексами, брошенными от комедий Мариво и музыки Моцарта, близости любимого человека и природы и тем самым все повседневное, мелочное приобретает иное значение, выходящее далеко за пределы своего значения номинального. Не нарочитое очищение искусства от ‘наносного’, бытового, недостойного внимания поэта, а, наоборот, произрастание стиха из обычно презреваемого, не подлежащего изображению,— вот задача как поэзии, так и — хотя и в меньшей степени — прозы Кузмина. Не случайно наряду с высокими и вечными образцами он так любит ‘низкие’ жанры искусства: оперетку, ‘кинемо’, домашнее музицирование, любительское стихотворчество и художничество. Не случайно так широк круг его близких знакомых, отразившихся на страницах Дневника, куда вместе с Сомовым, Брюсовым, Вяч.Ивановым, Сологубом, Блоком, Гумилевым, Мережковским, Андреем Белым, Комиссаржевской, Мейерхольдом и многими другими представителями интеллектулектуальной элиты, свободно и естественно входят купцы и приказчики из антикварных лавок, букинисты, мелкие фабричные служащие, банщики, ‘маленькие актрисы’ и ‘милые актеры без большого таланта’. Но Кузмин наделяет и эти явления природы, и этих ‘простых’ людей иным, более глубоким содержанием, чем то, какое в них было на самом деле, хотя и не обманывается, например, относительно примитивизма и ничтожности одной из своих пассий: не отягощенного интеллектом Павлика Маслова, ‘Фланера из Таврического Сада’, которому посвящены процитированные стихи. Тот же Моцарт служит здесь сигналом не только пьянящей легкости ‘Свадьбы Фигаро’, но явно включает в себя все те рассуждения, которыми Кузмин делился еще со своим гимназическим другом Г.В. Чичериным, в будущем не только наркомом иностранных дел, но и автором блестящей (к сожалению, не завершенной) книги о Моцарте, где факты искусства и современной жизни становятся предопределенными сложнейшим сплетением явлений мировой культуры. Поэтому и текст Дневника 1921 года, предлагаемый читательскому вниманию, должен восприниматься не как замкнутое в себе явление, а обязательно на фоне всего, что происходило в жизни Кузмина того времени, и всего того, что он писал. Постоянные жалобы на потерю работоспособности, лень и отупение, ослабление творческого начала, не следует воспринимать буквально. В мае 1922 года Кузмин напишет, передавая поручение для неоднократно вспоминаемой на страницах Дневника ‘Тяпы’, Тамары Персиц:

Расскажи ей, что мы живы, здоровы,

часто ее вспоминаем,

не умерли, а даже закалились,

скоро совсем попадем в святые,

что не пили, не ели, не обувались,

духовными словесами питались,

что бедны мы (но это не новость:

какое же у воробьев именье?),

занялись замечательной торговлей:

все продаем и ничего не покупаем,

смотрим на весеннее небо

и думаем о друзьях далеких.

Устало ли наше сердце,

ослабели ли наши руки,

пусть судят по новым книгам,

которые когда-нибудь выйдут.

Выходили книги, конечно, весьма редко, а то и вообще не выходили, однако напряженная работа шла почти беспрерывно. Кузмин любил составлять списки своих произведений, в данном случае мы опираемся на авторские данные о написанном в 1921 году. Не все названное здесь было завершено, но масштаб и разнообразие делавшегося внушают уважение.

За этот год были написаны стихотворения: ‘Любовь чужая зацвела…’, ‘Звезда качается зелено…’, ‘Пушкин’, ‘Мне не горьки нужда и плен…’, ‘Утраченного чародейства…’, ‘Невнятен смысл твоих велений…’, ‘Приглашение’, ‘Утро во Флоренции’, ‘Поездка в Ассизи’, ‘Колизей’, ‘Родина Виргилия’, ‘Катакомбы’, ‘А.Д. Радловой’, ‘Как девушки о женихах мечтают…’, ‘Искусство’, ‘Пламень Федры’, ‘Купанье’, ‘Элегия Тристана’, ‘Fides Apoctolica’, ‘Летающий мальчик’, ‘Барабаны воркуют дробно…’, ‘Вот после ржавых львов и рева…’, ‘Блаженные рощи’, ‘Врезанные в песок заливы…’, ‘У печурки самовары…’, ‘На площадке пляшут дети…’, ‘По черной радуге мушиного крыла…’, ‘Ариадна’, ‘Морская идиллия’, ‘Вот барышня под белою березой…’, ‘Живется нам не плохо…’, ‘Зеленая птичка’, ‘Рождество’, ‘Легче пламени, молока нежней…’. Помимо этого в список не попали стихотворения ‘Звезда Афродиты’, ‘Венецианская луна’, ‘Сквозь розовый лепесток посмотреть на солнце…’, вокально-музыкальный цикл ‘Лесок’, ряд неоконченных рассказов и повестей (‘Снежное озеро’, ‘Глухие барабаны’, ‘Римские чудеса’), множество (по меньшей мере двадцать) статей и рецензий, переводы, музыка к спектаклям ‘Собака садовника’, ‘Трагедия шута’, ‘Двенадцатая ночь’, ‘Муж, вор и любовник’.

Но даже такая напряженная работа не могла обеспечить Кузмину и жившим на одной квартире с ним Ю.И. Юркуну с матерью сколько-нибудь спокойного существования. Поскольку Дневник служил Кузмину также и своеобразной счетной книжкой, в конце почти каждого дня в нем делались ‘приходные’ записи — гонораров и др. денежных выплат. Довольно трудно (если вообще возможно) точно соотнести цифры Кузмина с современным курсом рубля, особенно учитывая его падение уже в наши дни, еще труднее определить реальный масштаб ‘совзнаков’ и царской валюты, но по самой приблизительной прикидке соотношение записываемых Кузминым сумм с современным рублем можно выразить как 1:1000 (минимально), а с царским рублем не менее как 1:10.000. ‘Академический паек’ помогал балансировать если не на грани голодной смерти, то вплотную к этой грани, ведя жизнь впроголодь. К тому же и получить его удавалось не всегда: не редкостью были разные бюрократические неурядицы, о которых писал в анонимной заметке современник: ‘В конце марта список [нуждавшихся в пайке. — Публ.] был послан в Москву на утверждение, но из Москвы еще не получен. Литераторы, получавшие до 1-го апреля академический паек (25 по литературной группе и 10 по ученой группе), остались на апрель без всякого пайка. /…/В конце апреля их тяжелое положение побудило, наконец, сооветствующую инстанцию разрешить прикрепление этой группы. Таким образом /…/ 35 литераторов (и столько же художников) в течение месяца сидели без хлеба’ (Академические пайки для литераторов // Вестник литературы. 1921. No 4/5. С.22).

Хотя Кузмин проявил удивительную для такого сибарита и сноба, ‘эстета с солнечной стороны Невского’, каким его принято было считать, стойкость, житейские испытания не могли не вызвать горьких чувств, отразившихся, например, в дневниковой записи 27 мая 1920 года: ‘…внешняя жизнь такова, что отсекает разные земные пристрастия. Сначала половые, направляя все на еду. А теперь и еду. Я думал сначала, что это импотенция, но нет. Просто поставлено на десятое место. Конечно, большевики тут не при чем и все равно прокляты и осуждены, но подневольный режим делает свое дело. Жестокое, но, м.б., благодетельное’. И в Дневнике периода военного коммунизма постоянны жалобы на холод, голод, сонливость, желание спрятаться в свою раковину, максимально изолироваться от внешнего мира. Подсознательно Кузмин не может заставить себя поверить, что большевики пришли надолго (для него — навсегда!). Ощущение испытаний, которые надо, крепясь, перенести, потому что где-то впереди брезжит избавление,— хотя об этом остерегались говорить вслух,— было в начале 1920-х еще свойственно многим людям его круга, без этого чувства трудно было бы выжить. Люди боялись признаться другим, что ждут падения большевиков, а самим себе боялись признаться, что подобные надежды — не более, чем самообман.

В 1917 году Кузмин ‘дико запевал бессмысленной начало тризны’, приветствовал Февральскую революцию, демонстративно объявлял себя большевиком (см.: Чулков Г. Вчера и сегодня // Народоправство. 1917. No 12). Но было бы ошибочным остановиться на этих цитатах, представив генезис политических устремлений Кузмина как путь к ‘принятию революции’. Скорее всего, чисто политический момент был здесь минимален, а следует говорить о некоторых психологических особенностях Кузмина, выразившихся в его давних и стойких симпатиях к низам петербургского общества, городским люмпенам, тем, кого называли модным, сравнительно недавно занесенным словом ‘хулиган’. Эти причудливые склонности эстета (надо прибавить сюда и нуждающийся в специальном анализе антисемитизм — еще более табуированную у советских литературоведов тему в биографии Кузмина, чем его гомосексуализм) заставляли поэта в 1905-06 годах водить компанию с хулиганами-черносотенцами, даже погромными элементами, а в 1917 году приветствовать большевизированные ‘массы’, которые по социальному составу были фактически теми же люмпенизированными пролетариями, лишь поменявшими хоругви на красные знамена. В то время никаких комплексов, характерных, скажем, для восприятия Октябрьского переворота Зинаидой Гиппиус, Кузмин не испытывал. Однако, очень быстро пришлось понять, что не благожелательное сочувствие нужно новой власти, а безропотное повиновение всем ее действиям, включая экспроприации, расстрелы, обыски, отказ от свободы печати, разгон Учредительного Собрания, мобилизацию на фронт, которая грозила Юркуну, и т.п.

Симпатия сменилась полным разочарованием. Уже в марте 1918 г. в Дневнике появляются записи типа такой: ‘Действительно, дорвавшиеся товарищи ведут себя как Аттила’, а в 1919 году Кузмин пишет стихотворный цикл ‘Плен’, где совершенно недвусмысленно заявлено: ‘Не твой ли идеал сбывается, Аракчеев?’. Довольно долгое время он сам определяет свое настроение как контрреволюционное, антибольшевистское. Новый порядок оказался настолько чужд Кузмину, что он не может даже воспринимать его как реальность. Постоянное чувство, много раз отраженное на страницах Дневника тех лет,— ощущение жизни во сне, или в царстве теней, или внутри сумасшедшего дома, ибо окружающая псевдожизнь не может, не имеет права существовать в реальности. Лейтмотивом при встрече с давним знакомым, которого Кузмин не видел несколько лет, при получении весточки из-за границы или из далекой, занятой Колчаком Сибири, являются слова ‘весть с того света’, причем ‘тот свет’ — это залитый солнцем Божий мир, полный света, теплоты и… гастрономического изобилия, сам же Кузмин низвергнут в царство Аида и с трудом доходят до него слабые отголоски извне. Устойчивый образ Петрограда, как ‘города мертвых’, ‘обители теней’ повторяется в Дневнике неоднократно:

‘Ведь это все призраки — и Луначарский, и красноармейцы, этому нет места в природе, и все это чувствуют. Какой ужасный сон’ (12 ноября 1918).

‘Погода такая, что не хочется уходить с улицы. В такие дни большевики ужасно некстати. Вообще, они — тени, но несносные и дающие себя чувствовать’ (5 марта 1919).

‘Мне все кажется, что это — не жизнь, не люди, не репетиции, не улицы, а какая-то скучная, сатанинская игра теней, теней и теней. Где-то там тенью склоняется и Юша Чичерин, прежний источник настоящей бодрости’ (17 марта 1920). И т.д.

Вероятно, в комплекс ощущений Кузмина от столь поразившего его фильма Р.Вине ‘Кабинет доктора Калигари’, все действующие лица которого оказываются в конце пациентами психиатрической клиники,— входило и воспоминание о ‘сомнамбуличности’ собственного существования.

1921 год принес также серьезные испытания в интимную жизнь Кузмина, перешедшую отныне в новое качество. Его сожитель, прозаик, драматург и художник Ю.И. Юркун (1895-1938), не порывая отношений с Кузминым, влюбился в молодую актрису О.Н. Арбенину (1897-1980), до того кружившую голову Гумилеву и Мандельштаму. Юркун был единственным длительным и постоянным увлечением Кузмина (прочие многочисленные гомосексуальные ‘романы’ почти всегда, несмотря на пылкое начало, были кратковременны и завершались полным разочарованием, близкие же отношения с Юркуном вели начало еще с 1913 года). Теперь в их совместной жизни появилось третье лицо. В то время Кузмин, конечно, не мог предположить, что любовь Юркуна выдержит испытание временем, что присутствие Ольги Николаевны станет постоянным, вплоть до смерти Кузмина в 1936-м, ареста Юркуна в 1938-м и даже протянется за грань земного бытия обоих: недавно опубликованное письмо Арбениной, написанное Юркуну на тот свет, производит чрезвычайно сильное впечатление накалом чувств, претворяющих житейский сор в возвышенную любовь. (См.: Письмо О.Н. Гильдебрандт-Арбениной Ю.И. Юркуну. 13.02.1946. Публикация Г.А. Морева // Михаил Кузмин и русская культура XX века. Л. 1990. С.244-256). Но, поскольку будущее в данном случае не провиделось Кузмину, настоящее должно было выглядеть драматически заостренным. Единственный близкий человек, дела и заботы которого были предельно близки и дороги Кузмину, вдруг оказался поглощен собственными переживаниями, да еще связанными с тем органически неприемлемым для Кузмина устремлением, каким была любовь к женщине. Кузмину, естественно, вспомнилась история Всеволода Князева, который с Кузминым и О.А. Глебовой-Судейкиной образовал приблизительно такой же любовный треугольник в 1912 году. Тогдашняя история очень быстро завершилась трагической развязкой: Кузмин и Князев резко порвали отношения после трех счастливых недель в Риге, а через полгода Князев застрелился. Встретив случайно в Петроградском Доме Ученых мать Князева, Кузмин записал о судьбе их семьи: ‘Окликнула меня Князева. Аня постриглась, Кирилл — арестован. Не поссорься Всев[олод] со мною — не застрелился бы — ее мнение’. (28 сентября 1922). Подобной развязки истории с Юркуном Кузмин не мог допустить:

Пришелица, войди в наш дом!

Не бойся, снежная Психея!

Обитель и тебе найдем,

И станет полный водоем

Еще полней, еще нежнее.

Создавшаяся ситуация потребовала от Кузмина известного самоотвержения (хотя вообще ревность к женщинам он, по-видимому, испытывал в слабой степени). Эти чувства нашли свое отражение в полных бурной энергии строках ‘Пламени Федры’:

Любовью зиждется мир.

Любящий, любовь и любимый —

Святая Троица!

Она созидает,

Греет и освещает,

Святит и благословляет,

Но собери самовольно

Лучи в магический фокус

Страсти зеркала,—

И палящую кару,

Гибель Икара,

Пожар Гоморры

Получишь в оплату!

Горе! Горе!

Испепеляющее самовольство, ‘мелкий демонизм’ был Кузминым отвергнут и он приложил максимум усилий, чтобы любовь троих стала не палящим зеркалом страсти, а плодоносным солнечным светом, равно изливающимся на всех действующих лиц. Однако этот переход от взрывчатой страсти к возвышенной мудрости давался ему не так просто, и свидетельством тому останутся многие записи Дневника, касающиеся как Арбениной, так и Юркуна, в которых отразилось сугубо личностное, отчасти даже оскорбленное восприятие событий.

Вполне возможно, что кипение чувств было несколько усмирено и возрастом Кузмина, подходившего к 50-ти, и последовавшими одна за другой тремя смертями: Блока, Гумилева и Анастасии Чеботаревской. Со всеми Кузмин был знаком, связан долгими и очень непростыми отношениями, и их уход из жизни — у каждого по-своему страшный и трагический, не мог не восприниматься как предвестие того, что он и сам ‘на роковой стоит очереди’. Эти три смерти тем более должны были показаться страшными, что они демонстрировали отторжение новым миром поэзии, а к поэзии Кузмина у этого мира отношение было особенно враждебным. Да и не только о поэзии шла речь, а о полном разрушении прежней жизни, ставшей в одночасье такой же недостижимо далекой, как Эллада или Италия XIV века.

24 марта 1920 года Кузмин сделал запись, в определенной степени послужившую моделью написанного двумя годами позже прекрасного стихотворения »А это — хулиганская’,— сказала…’: ‘Боже мой, Боже мой! где все? где? Теперь и скромная жизнь смиренным швейцаром исчезла, даже монастырь, даже нищими. Я не говорю про Альберовскую [ресторан в Петербурге. — Публ.] жизнь, но где Нижний, Окуловка, зять, даже Евдокия, даже лавка, даже Ляндау, даже советский хлеб Зиновия? … Печально я думал о тепле, не то пчельнике, не то яблочном саду. Неужели и там большевики все засрали?’.

Но при всем этом возможность эмиграции для Кузмина в Дневнике 1921 года даже не обсуждается. Да и в другие годы упоминания о возможности покинуть страну мимолетны и не имели никаких реальных последствий. Сейчас довольно трудно понять, почему Кузмин предпочел остаться в России. Вряд ли у него было то трагически-горделивое чувство, с которым Ахматова ‘замыкала слух’ от таких предложений, ощущение человека, стоящего выше обсуждения подобной перспективы. Скорее всего, здесь главную роль играло знаменитое ‘легкомыслие’ Кузмина, определяемое им самим, как ‘дар Божий’. Для него, живущего только сегодняшним днем, материальные трудности и неизбежные административные хлопоты должны были казаться непреодолимым препятствием. Вряд ли случайно несколько раз упомянут на публикуемых страницах Дневника Ремизов. Видимо, свои способности к раз добыванию денег и ‘устройству дел’ Кузмин оценивал примерно так же, как и ремизовские, но вести подобный образ жизни, куда составной частью входило юродство и связанное с ним высокое попрошайничество, он не мог. Приходилось гнать мысли об отъезде и пытаться найти свое место во все более и более ожесточающемся мире.

Место это к 1921 году (если отбросить ощущение постоянного ‘морока’) было достаточно определено: пайки КУБУ (в Доме Ученых на Миллионной), поэтические вечера в Доме Искусств и Доме Литераторов, более или менее регулярная работа в газете ‘Жизнь искусства’, сотрудничество с петроградскими театрами, выпуск время от времени книжек в различных эфемерных частных или кооперативных издательствах, ежевечерние походы в гости в компании, отдаленно напоминающие прежние салоны, где готовы были слушать его стихи и музыку, а иногда в качестве бесплатного дополнения выслушивать и чтение Юркуна {Дошедшие до нас произведения Юркуна никак не позволяют разделить ту завышенно-эмоциональную оценку его творчества Кузминым, которая присутствует в Дневнике. Но окончательное суждение о степени талантливости (а по Кузмину, так даже ‘гениальности’) этого писателя и художника можно было бы вынести только в том случае, если окажется, что основные произведения Юркуна, в том числе и его роман, изъятые ‘органами’ после ареста, уцелели в архивах КГБ и станут достоянием гласности.}. Но и этот круг начинает постепенно сужаться: друзья эмигрируют, или ‘обсовечиваются’, ‘отходят’, теряя таким образом способность достойно принимать, пайки выдаются нерегулярно, а с введением нэпа и свободной торговли вовсе отменяются, издательства все менее охотно берут книги, осложняются отношения с газетой и театрами, все хуже оплачиваются переводы и все труднее становится их добывать… Кузмин все более и более отодвигается в неизвестность, оставаясь лишь пунктом притяжения для немногих младших друзей. Истоки эволюции продолжавшегося, пожалуй, еще свыше десятилетия постепенного ‘сползания в забвение’ намечены уже в Дневнике 1921 года.

* * *

К настоящему времени опубликованы следующие извлечения из Дневника Кузмина:

Суворова К.Н. Письма М.А. Кузмина к Блоку и отрывки из дневника М.А. Кузмина // Литературное наследство. Т.92. Кн.2. М., 1981.

Cheron G. Дневник М.А. Кузмина. Сентябрь 1905 — июнь 1906 года // Wiener Slavistisher Almanach. Band.19. Wien, 1977 (Публикация осуществлена по одному из машинописных списков, сделанных в 1918-1920 годах. Публикатор был лишен возможности провести сличение текста с автографом).

Шумихин C.B. Histoire difiante de mes commencements // Михаил Кузмин и русская культура XX века. Л., 1990. В сокращенном виде в сб.: Встречи с прошлым. Вып.7. М., 1990.

Он же. Дневниковые записи 1931 года // Труды и дни. Альманах. Вып.1 (в печати).

Парнис А.Е. Хлебников в дневнике М.А. Кузмина // Михаил Кузмин и русская культура XX века. Л., 1990.

Кроме того, в разной степени отдельные цитаты из Дневника использовались в работах А.А. Туркова, Н.А. Богомолова, Дж. Мальмстада, Г.Г. Шмакова.

Дневник 1921 года публикуется по автографу, хранящемуся в ЦГАЛИ (ф.232, оп.1, ед.хр.58-59). Единственная купюра вызвана чрезмерно интимным характером текста. К сожалению, в некоторых местах, особенно на сгибах и краях страниц, почерк Кузмина очень бегл, что делает невозможным прочтение отдельных слов и вызывает сомнение в чтении ряда других. Предположительно читаемые слова даются в квадратных скобках со знаком вопроса, публикаторские конъектуры — вставки пропущенных, но необходимых по смыслу текста слов — даются также в квадратных скобках, но курсивом. Недописанные и сокращенные слова, однозначно прочитывающиеся, раскрыты без оговорок. Сохранены два постоянных сокращения, употребляемые Кузминым и проходящие по тексту всего Дневника: Юр. (т.е. Ю.И. Юркун) и О.Н. (т.е. О.Н. Арбенина). Зачеркнутый, но прочитывающийся текст дается в косых скобках.

Орфография и пунктуация Кузмина, в Дневнике крайне неустойчивые, приведены в основном к современным нормам, но сохранено авторское написание отдельных слов, если Кузмин придерживался его постоянно (имянины, галстух, пенснэ, танцовать и др.). Разночтения с правильным написанием фамилий, которые со слуха на письме Кузмин зачастую искажал (например, несмотря на многолетнее тесное общение с издателем З.И. Гржебиным, Кузмин упорно именует его в Дневнике ‘Гжебиным’), приведены под строкой.

Чтобы не перегружать комментарий, к нему приложен ‘Словарь имен’, где в алфавитном порядке перечислены те из упомянутых на страницах Дневника лиц, о которых публикаторы располагали какими-либо сведениями. Имена и фамилии лиц, сведений о которых пока не обнаружено, отражены в общем именном указателе к альманаху.

В настоящее время для российско-французского издательства ‘Феникс’ готовится полное издание Дневника М.А. Кузмина 1905-1931 годов. Данная публикация является предварительной, поэтому публикаторы будут признательны за любые дополнения, расширяющие комментарий и справки ‘Словаря имен’, и с благодарностью используют их при подготовке полного текста Дневника Михаила Кузмина.

Январь 1921

1 (суббота)

Хорошо и спокойно. О холоде не думаю, не замечаю его. Юр. пришел поздно, принес булочек, конфет, папирос. Кажется, рад, что я не устраиваю сцен ревности¹. Поели блинов и легли спать. Встали, попили чая и отправились на Остров. Не холодно. Юр. отлично говорил о романе². Это будет замечательнейшее произведение. У Сологубов уютно, тепло и радушно, были Зелинский, [К……?], Петров, Щербов и Мроз. Читали стихи, говорили о католичестве, в пироге запечена денежка. Досталась Доде. Юр. читал кусочек романа. Понравилось. Ничего все.

2 (воскр.)

Поздно спали. Потом Юр. убежал. Я знаю уж, куда. Ждали его долго. Мамаша стонала об обеде. Я спал. Вообще холодно, темно и бесчинно. У Ремизовых очень тепло, разные вещи ему надарили, краденые, разумеется, готовят елку, бывают новые какие-то девицы. Было не весело, не скучно. Окна внутри замерзли, это внушает мне какой-то смутный ужас.

3 (понед.)

Холод первобытный, но я довольно бодр, хотя и ограничился планами. Обедали хорошо и рано. Только собрались выйти, явился Милашевский. Юр. пошел. Мы замерзали и ждали его. Вернулся он с Арбениной. Она пикала и боялась будто, но ничего, попили чая. И вместе пошли к Михальцевой с Владимиром Алексеевичем. Юр. читал роман. Я грелся у печки, думая со страхом, как у нас /теперь/ холодно, но оказалось не так страшно.

4 (вторник)

Сегодня, по-прежнему, был бы для меня ужасный день. У Юр., как я и думал, роман с Арбениной и, кажется, серьезный. Во всяком случае, с треском. Ее неминуемая ссора с Гумом и Мандельштамом³ наложит на Юр. известные обязательства. И потом сплетни, огласка, сожаление обо мне. Это, конечно, пустяки. Только бы душевно и духовно он не отошел, и потом я все еще не могу преодолеть маленькой физической брезгливости. Но это теперь не так важно. Конечно, будет пропадать, опаздывать к [Троицам, домой?] и т.п. Не знаю даже, не будет ли вводить это его в расход. Холод я не так чувствую. Очень долго валандались в Доме Ученых⁴. Потом Юр. убежал, не дождавшись чая. Мы поджидали, подогревали самовар, мамаша стонала. Я кисел немного и читал, не мерз. Пришел он поздно, совсем расстроенный, чуть не плача, отказывался сказать, что с ним. Потом успокоился и рано лег спать. Признался в романе, но что произошло с ним, так и не сказал. Что-то год бурно начинается, но не признак ли это жизни?

5 (среда)

Что же было? Юр. привел Арбенину. Она боялась войти. Мамаша косо смотрела. Пошел ее провожать и пропал. Неудобно им, бродяжкам. Написал стихи [им?]⁵.

6 (четверг)

Поздно встали и рано обедали, т.к. М.Я. уезжает в Москву. Убогая остается с нами. Опять читал мне Юр. письмо Арбениной. Все-таки он легкомысленно как-то ввязывается в эту историю. А мне тоскливо, будто я что потерял, до смерти. Темнота, тепло, окна текут. В сумерки вышли купить кое-чего. И в ‘Петрополь’⁶. Купили хороших книжек. Сами ставили самовар. Зашел Папаригопуло. Идти на Петербургскую было очень приятно, а там средне. Вот сочельник.

7 (пятница)

Темно страшно, течет. Встали поздно. Юр. еще позднее. Скучно до смерти. Он побежал, я дремал. Долго не давали света, к Хортикам не пошел. У Ремизовых было тепло, но как-то голодно и скучновато⁷ Скользко невероятно. Ночью приехал Евгений Максимович, наведя некий страх. Что-то нехорошее вошло в мою жизнь. Даже не ревность, а какая-то хмара. Заброшенность, растерянность и лень.

8 (суббота)

Что же было? Светло и, кажется, не холодно. Денег нет. Юр. спит. Приходил Плетнев, в ‘Вольную Комедию’⁸. Скучно. Мне что-то нездоровится до смерти. Обед был очень плохой и голодный, а к вечеру исчерпались папиросы и сахар. Был в ‘Петрополе’. Решил идти сегодня на репетицию. Только свои. Молодые актеры ходят. Много приятных, высокого роста, хотя наполовину жиды. Уныло шел домой. Лег спать. Юр. пришел совсем поздно, лег и даже побыл. Что-то нам делать?

9 (воскресенье)

Что же было? Я, кажется, груб с Юр., не шантажирую ли я его роман? /…/ Продали Тевяшову, Евреинову ‘Картинки’⁹и Юр. пропал. Ко мне пришел Милашевский, сумерничал, потом пили чай. Юр. очень опоздал. Вечером забегал Анненков {У Кузмина — Аненков.}. Юр. ругал его за халтуру и большевизм. Я писал рецензии. Голодновато.

10 (понедел.)

Мамаша вякала о дровах. Пошел на Николаевскую. Юр. еще спал, доски только что рубятся, нужно идти есть. Пошли в Дом¹⁰. Волковыский, Лулу, Ег.Иванов, Канкарович. Сговорился со всеми и все вечера разобраны. Долго провал[андался] Юр. У Папаригопуло не так хорошо, как ожидал. Погода мягкая и не холодно.

30.000

11 (вторник)

Что же было? Погружаюсь в небытие. Все мне надоело до смерти. Все — сон. Только воспоминание, мечты, и сон спасают меня. Действую я как раз вопреки своим правилам и Гете, т.е. никак не действую и словно не хочу знать настоящей минуты. И внутреннее убеждение, и советы Лескова, Гете и всех учителей говорят и побуждают меня к противному, но я, как труп, ничего не могу. Вьюга поднялась. Насилу дошли до Тяпы. Шли мимо Апраксина рынка, Петербургской, средоточия русской поэзии. И снег, и ряды. Неужели не проснутся?¹¹ И дом у них отличный, великолепный двор, и Спас близко, и тепло, и пироги. Все это им очень не подходит, но само по себе хорошо, хотя и наполнило меня сладкою печалью. Дома я даже снял пальто. Расхрабрился. Окна занесены снегом, не дует. Юр. долго сидел.

12 (среда)

Поздно вышли. Вьюга и светло. В Доме Ученых ждали /часов пять/ часа три. Мамаша даже вышла искать нас. Хотелось курить. Юр. сбегал за папиросами. Разговоры контрреволюционные. Дома поели и попили. Юр. лег спать. Вот время. Не так холодно, тихо, дома, читаю Гете, где-то играют. Что мешает принять это за жизнь? И какая-то безнадежность. Рано лег, заснул под подушкой. Тепло, как в раю, верно, мороз усиливается.

13 (четверг)

Солнце и ясно. Воспоминания и мечты уничтожают всякую энергию. Выходил в отдел¹². [Кретинное?] занятие. Юр. спал долго, кипятился из-за котлет. Потом ушел с письмами к Волковысскому {У Кузмина — Волковысскому.} и Блоку. Только прилег, пришел Верховский. Юр. привел Арбенину. Пили чай. Вечером я один был у Канегисеров {У Кузмина — Канегиссеров. Часто встречается неверное написание этой фамилии с удвоенным ‘с’ (иногда даже ‘Каннегиссер’).}¹³. Морозно очень. Юр. уже дома.

10.000

14 (пятница)

Никуда не выходил, но и делал мало. Это просто позор. Время летит, когда же я все поспею? Юр. выбегал два раза. Пришел и Владимир Алексеевич. Юр. окончательно убежал. Метель. Милашевский все расспрашивал об Атлантиде. Ремизов показывал свои рисунки, жутко как сумасшествие. Душа у него зачичканная, защелканная, огаделая, огалделая, еле теплится, как душа лягушонка или галчонка, тоскует, чтобы ее вымыли, обогрели, приласкали. Радуется каверзам и мелким гадостям, еле жива, едва ли не злая. ‘Вздох’ же его — не [больно?] демократическое нытье. Жалко и жутко, но и трогательно, как нежить, скулит,— а обогреть — нагадит в карман почти невинно. Газеты заграничные, ничего толкового. Рисунки Судейкина очень хорошие. Объявления. Домой пришел, Юр. еще нет, пришел около двух.

12.000

15 (суббота)

Достал утром денежек и жалованье. Вечером вышли вместе, я — к Сане, Юр. — в Дом Искусства. Там никого почти не было, сидели по-стариковски. Лег спать. Юр. пришел поздно, рассказывал о маскарадных впечатлениях.

29.000

16 (воскр.)

Сидела вечером О.Н., пришедшая из театра. Мятель страшная. Вечером я ходил к Мандельштамам. Их жидовство придает какой-то европеизм, специально немецкий. Тепло. Прибежала Лулу. Ее рожденье сегодня. [Степлело?]. Шли довольно весело. Все еще полно рассказами о маскараде.

17 (понед.)

Что же я делал, решительно не помню. Приходил Милашевский. Юр. продал что-то и принес к чаю. Сидели, читали Диккенса. Мне нездоровится и как-то уныло, хотя и тает. Сидел еще Берман.

18 (вторник)

Неожиданно в отделе выдали вторую половину. Читаю ‘Faustin’¹⁴. Обедали в Доме. Я зашел в ‘Петрополь’. Все еще разговоры о маскараде. К чаю пришла Арбенина. Юр. читал роман, я переписывал ‘Озера’¹⁵. Вот время. Не знаю, отчего представилось мне все не таким безнадежным. Не так холодно даже.

53.000

19 (среда)

Что же было? Сговорились с Михальцевой прийти к ней сегодня. Не то маскарад, не то представление. Был Москвич, потом Милашевский. Пошли вместе. Юр. побежал за папиросами. В Доме Искусств скучно, холодно, публики маловато. Читал плохо. Был скандал с Олимповым. Знакомых мало. Шли с О.Н. У Михальцевой были домашние представления. Много народу. Одоевцева читала полное собрание своих сочинений¹⁶. Она мила. Сидели очень долго.

10.000

20 (четверг)

Спал часа три. Юр. еще того меньше, но встал все-таки и пошел на Мильонную. Отлично говорил со мною о своем романе, отношениях с Арбениной и т.п. Идти было тепло и ничего себе. Дома пили чай, но обед задержался, так что Юр. лег спать и, не выспавшись, бранился. Потом вышел. Рано зажгли свет. Ничего не делаю, это ужасно. Развращает, и потом время идет бесполезно. Пришла О.Н. Она очень мила, ко мне относится ласково и почтительно. Приходил к нам еще Мелин, явление катастрофически-романтическое. Сидит, как тетерев и собирает слухи, потом волнуется, как разбитый корабль. Юр. читал рассказ. У Блохов был Боянус, приносил издания Шекспировского общества. Опять работа, чтение и культура зовут меня. Сомова, оказывается, лишили пайка за то, что он не сделал ни одного плаката и вообще не участвует в советских изданиях¹⁷. Читал я пьесу. Кажется, она не для чтения. Бодрости придает еще ‘История живописи’ Бенуа¹⁸.

21 (пятница)

Какое солнце, ветер, мороз и голубое небо. Хотелось бы читать ‘Римские чудеса’¹⁹. Ходил в Михайловский театр. Сладко возвращался. Свет дали рано. Не писал, сам не знаю, отчего. Был Владимир Алексеевич. Мы с Юр. немного спорили, потом разбирали рисунки. Юр., бедный, спрашивал, не перестал ли я его физически любить, и что, в случае чего, он может отказаться от Оленьки. Бедный мой!

22 (суббота)

Оказывается, сегодня собачий праздник 9 января²⁰. Не пошел на Николаевскую, а у Юр. денег уже нет. Пошли в Дом. Снег валит. Арбенина сидит с Гумом. Даже чаю не пили. Дома я дремал. Юр. побежал к Шилову, потом к Арбениной. Я сидел, ноги мерзли. Сквозь сон слышал, как пришел Юр. Утром чудесно говорили.

23 (воскресенье)

Что же было? Вечером читал. Было приятно, все доходило. Видел Иду Вл[адимировну], она суха и что-то имеет против нас. Меня страшно это огорчило. Ни одним словом я нигде не отзывался о ней нехорошо.

24 (понед.)

Отправился на Николаевскую. Ждал Леонарда. Ничего я не делаю, живу, как обленившийся нищий rentier. Погода прелестная. Если бы в Нижний да все было по-прежнему! Раздор между Лениным и Троцким кажется не на шутку разгорается, но не интересует теперь это меня нисколько. Вышли с Юр. после обеда. Толкнулись в ‘Петрополь’ — заперто. Домой. Пришла к чаю О.Н. Потом пошли к грекам²¹. Гороскоп готов. Жизнь гения и умницы с постыдными страстями. Несчастны 7-е и 9-е годы. Слава, но нет успеха. Тюрьма. Опасности. Юр. встревожился о моих стихах ‘Плен’²². Холодно идти было, кажется. Светила луна. Юр. что-то неблагополучное выходит по гороскопу. Боже мой, когда же все это кончится.

38.000

25 (вторник)

Мороз и солнце. Все замерзло. Бегали за сахаром, папиросами и в Дом. Дождались О.Н. Там тепло, светло, тихонько говорят о будущем. Сторицын пришел от Бурцева. Вот кого хотел бы я видеть. Юр. не приходил довольно долго. Неожиданно явился Сашенька. Мил, конечно. У Савельевны напечено. [Ада мила?], топится печурка. Были кое-кто. Не очень было хорошо. На улице теплее.

26 (среда)

Ходили с мамашей, Юр. болен. Там Ремизов, Сомов с сестрой. Все время говорил с милым Константином Андреевичем. Рассыпал он крупу, не справлялся с пакетиками. Я помогал ему. Пили чай дома. Вечером были у Иды Влад[имировны]. Не роман ли у нее со Степановым? Тепло очень. Котенок рыжий, французские книги.

27 (четверг)

Мороз и мороз. Был Милашевский. Юр. притащил О. ‘Як котка’, как говорит мамаша. Пошел ее провожать. Мы ждали и замерзали. Утром был в отделе.

28 (пяти.)

Что же было? Юр. ушел в Дом. Я за ним. Сидит с О. Ходили к Ховину продавать книги. Много эротических книг. Дома ждал Юр. Потом он пошел к Арбениной, я к Мандельштаму. Там тепло, мирно, у девочки свинка. Постояли у печки, потолковали. Будто у Дроссельмайеров из Гофмана. Я уже лег, когда вернулся Юр. В постели ел кашу. Утром Юр. ругал меня за жареную ба-

29 (суббота)

Мороз все крепче. Мерзнем, но не безнадежно. Бегал в отдел и союз²³. Тепло и там и там. Юр. еще спал. Есть даже не хотелось. Вышли еще пить чай в Дом. Волосы и вообще хамский вид мой меня удручают. К чаю пришла О. В ‘Петрополисе’ много немецких книг по масонству. Вылезал все-таки и к Мелину. Был мил и блестящ. Все охал, чего я не сделал в своей жизни. Кажется, ему хотелось бы выкорчевать из меня J.Janin’a²⁴. Много нашли прелестных книг. Дома еще жарили картошку /нрзб./

30.000

30 (воскр.)

Что было, не помню. Утром был Мелин, объяснялся с мамашей, а мы спрятались. Вечером, кажется, был Милашевский.

31 (понед.)

Был с утра у Блохов. Согласны. Мне нездоровится. Юр. ходил к Мелину один, натащил книг. Был я в ‘Петрополе’, прибежал Юр. и О.Н., как бродяжки, и чай пить ее приволок. Не ходил ли я еще к … {Фраза не дописана.}

20.000

Февраль 1921

1 (вторн.)

Не помню что-то, что было. Мне нездоровится. Решительно не помню, что было. Кажется, сидела у нас О.Н. Получал я жалованье. Продали ‘Картинки’.

13.000

2 (среда)

Ходил в ‘Вольную Комедию’. Там Кузнецов и Штрайх. Смотрел пантомиму²⁵. Потом прошел к Ремизовым. Приехала Сабашникова. Мила, но все-таки штейнерианка. Меня все прятали от Каплуна. Был Верховский, Алянский {У Кузмина — Олянский.}, Форш. Заходили Бруни с ребенком, [словно?] сапожники. Было ничего, приятно. Юр. еще не было дома. Утром ходили … {Фраза не дописана.}

3 (четверг)

Солнце и мороз. Из всех предложений выбрали Саню и Михальцеву. Я был в Доме зачем-то, да, взял аванс у Волковыского. Был там Ремизов, за тем же делом, я думаю. Получал заказы. Пили чай. Не так холодно, как можно было предположить. Вдова Маслова торжественно читала его стихи²⁶. Был Рождественский, очень веселый, смешно рассказывал о домах отдыха. Пирожки. У Михальцевых, куда попали часов в 12, Юр. читал рассказ. Я мерз у печки.

7.000

4 (пятница)

Ликующий мороз. На солнце стекла оттаивают. С утра болтался в отделе за деньгами. Ругал Беленсона за статью²⁷, и он позвал обедать нас. Видел кучу людей. Юр. еще не вставал, хотя обед был готов уже. Пошли в Дом. Ватсон еще полна воспоминаниями о Надсоновском вечере²⁸. Отдал деньги за чай, хотя, м.б., это и нехорошо. Вечером были у Лулу. Ничего, хорошо посидели. Пил чай у нас Милашевский.

50.000

5 (суббота)

Не помню, что было. Вечером очень хорошо сидели у Тяпы. Юр. пошел на маскарад. Я сидел до 2 ч. и спокойно дошел домой.

6 (воскресенье)

Плоховато. Денег нет, чая тоже. Насилу добудился идти к Беленсонам. Они уже пообедали, думая, что мы не придем. Нас немного кормили. Холодно что-то. Потом забежал Чуковский. Болела голова. Дома света нет, мамаша тоже пошла в костел. Мы отправились к Мандельштамам. Посидели. Дома огонь горит.

7 (понед.)

Послал Юр. в союз. Сам вышел в отдел. Условились сойтись в Доме. Совсем степлело. Далекий путь к Сашеньке казался соблазнительным. В отделе Радлов сидит женихом, Стрельников, Беленсон etc. Получил жалованье. Юр. уже сидел с булками. Пушкинские стихи уже объявлены²⁹. Долго ждали О.Н. Все получают мед³⁰. Сторицын занимал рассказами о Зозуле. Наконец пошел. Приятно. Там уже перестали нас ждать. Была сестра Юл.Ив., пирог с брюквой. Сидели у печки. Вид провинциальной табачной лавки. Сашенька вышел с нами. Еще теплее. На Вознесенском Сашенька вздыхал, чтобы уехать. У Папаригопуло был Милашевский. Юр. читал дневник. Сергей делал себе гороскоп, очень значительный. Дома был еще свет. Утром чая не пил.

27.000

8 (вторн.)

Не так тепло, как вчера, но ничего. Добежал до Тяпы. Она не спит, в розовом халатике, туфлях на босу ногу, лицо заспанное. Выпил чаю. Деньги в четверг. Заходил по дороге в отдел. Из Тамбова получили письма, там форменное восстание³¹. Приплелся Мелин, разваливающийся, громогласный и pittoresque. Я зашел в Дом. Саня никакого чая не достал. Забежал в ‘Петрополь’. Книжка разрешена³². Дома ставил сам самовар. Юр. притащил огромную булку и конфет. Написал стихи Пушкину. Холодно спать.

9 (среда),

Наши окна все не оттаивают. Солнца нет и недостаточно тепло. Сижу, как в ватерклозете. Это-то меня и удручает больше холода. Вышел поздно, в Дом Ученых. Масло не дали. Хлеб и мед убавили, вместо уксуса дали паршивую горчицу. Задержал меня Святловский. Звал к себе. Я не стоял в очереди, а стригся. Там тепло и уютно, пальцы мои отмороженные отошли. Добежали благополучно. Юр. стал собираться, а к нам пришел [Сашок?]. У него болит живот, и вообще элегичен. Потом пришел Милашевский, по дороге в ‘Петрополь’. Сде[лал] превосходный рисунок к Казотту³³. Сашенька все толкует об обложке к ‘Вечерам’, а те хотят Добужинского³⁴, не знаю, как и сделать. Начали уже пить чай, когда пришел Юр. и через час опять убежал. Сидели, мерзли. Милашевский все мечтает о Саратове, но там восстание. Читал им дневник 12-го и 7-го года. Первый суетлив и пустоват, второй очень не плох и даже лиричен. Поел еще до Юр. и лег спать. Вернулся он не поздно. О.Н. подарила нам пудры. Спать холодно очень. К оттепели, что ли?

10 (четверг)

Что же было? Сумрачно и холодно. Денег, очевидно, нет. Читаю ‘Туннель’ Келлермана³⁵. Выходил звонить Тяпе: только в субботу. Был у Блохов. Не очень уютно посидел. Юр. пошел с О.Н. за пайком и к обеду опоздал. Все страшно мерзну и скучно мне до смерти. Вышли в ‘Петрополь’. Там был Милашевский, показывал Казотта. Купили сахару и пили чай. Но не писал я и даже не переводил от скуки и холода. Рано лег спать.

5.600

11 (пятница)

Ходил в союз и взял еще денег. Чай пили у нас О.Н. и неожиданный Лисенков. Я очень волновался относительно пушкинского вечера³⁶. Все было торжественно и тепло. Масса знакомых. Очень было приятно. Кажется, стихи понравились. Видел Зиновия.

37.000

12 (суббота)

Вьюга и солнце. Побежал к Тяпе. Мина Самойловна сегодня едет, вертится дядя с деньгами. Милы и домашни. Вьюга все усиливается. Сидели немного в Доме. Ждал Юр. и заскучал. Главное, что нет чая. Вечером были у В.В. Мухина. В двух комнатах, но милы и уютны. Настряпано и вкусный чай.

20.000

13 (воскресенье)

Опять замерзли окна и 9^о. Скучно мне очень. После обеда вышли пить чай в Дом. Сидела с нами Лулу. Прямо пошел в театр с Рождественским. Юр. побрел к Мелину. Вечер у бедняжки свободен. В театре был с Милашевским. Скучно было очень. По временам долетала моя же музыка снизу. На улице масса народу из цирка. Юр. сидит в одеяле. Что потеряно мною, а, м.б., им? Что, что? Скорей бы весна!

15 (понед.)

Юр. болен. Мамаша пропала, наверное попалась с чернилами³⁷. Ходил куда-то. Есть — в Дом. Юр. все лежит и не хочет вставать, и есть не хочет. Насилу уговорил его пойти в Дом. Сидели. Пришел Милашевский, с нами домой. Мамаши все нет. Убогая пугала, что кого-то послали в Чесменскую богадельню на 3 месяца. Чая нет, пили, чуть не плача. На вечере было душно,’ но ничего³⁸. О.Н. тоже нездорова. Что же с мамашей? Вот так понедельник. Да, был в ‘Литературе’³⁹, где меня очень плохо встретили, в отделе, продал книги в ‘Петрополе’.

16.000

15 (вторн.)

Мороз. Проспали. Ставили самовар, у мамаши нашли хлебца, луку, крупы, картошки, клюквы, масла, сахару. Всего в микроскопических дозах, как у мыши. Вышли: я в комендатуру, Юр. в лавку. Сказали, что она в больнице. Прошли в Дом, поели, потом в отдел, купили булок и зашли к мамаше. Там светло, чисто, топлено. Завтра выпишется. Юр. успокоился. Стряпали обед. Скоро все доспело. Юр. пошел к О.Н., а у меня сидел Папаригопуло. Читал ему дневник. Насилу дошел до Шпалерной, такой мороз и ветер. Там уже все: 2 Леонида, Кира, Люба и Юр. Разговаривали. Пили чай. Луна светит вовсю.

3.250

16 (среда)

Мороз ужасный, но тихо и солнце. Ходили за пайком. Не последний ли? Мамаша дома. Вечером загрустил. Идти к Радловой далеко и холодно. Пошли к Блохам. Они, кажется, не ждали нас, но было ничего, уютно.

17 (четверг)

Мороз продолжается. Чаю не пил. Рано обедали. От холода не пишу. Дремал, смотря, как на ленивом солнце оттаивают окна. В доме пили чай без памяти. Заходили в ‘Литературу’. Будто выздоровление. Помириться с нею? Прямо пошел в союз. Заседание было уютно, но денег еще не прислали. В сумерках по-гофмановски шел к Исаю, но его не было дома. Домой. Луна светит. От Юр. книжки. Вернулся он не поздно. Читали ‘Гамлета’. Видел чудесные сны. Зодиакальные и эротические.

14.000

18 (пятница)

Мороз, холод в комнатах, больные руки и ноги, замороженные окна, безденежье не позволяют мне работать. Бездействие производит уныние, уныние — прострацию. Выходил в отдел. Там какая-то инспекция бродит. После обеда вышел в Дом: пить чай. Все те же: Голлербах, Сторицын, Канкарович, Мазуркевич. Еще в ‘Петрополь’. Дома попили [и поели] сухарей и к Лулу. Там была Августа Натановна. Мороз все стоит.

5.000

19/7 (суббота)

Мороз ужасный. Ходил в союз. Там-то тепло. Получает дочь Направника⁴⁰. Денег еще нет. Вечером заходил Юр. к О.Н., а я к Мандельштамам. Там были гости. Я играл даже. Были милы и было тепло. Холод усиливается.

20.000

20 (воскресенье)

Замерзаю ужасно. Не так это катастрофично, как прошлый год, но делать ничего не могу. Да и обленился. В доме ждал, пока Юр. продавал книжечки. Сторицын чая не достал. Августа дала какой-то, вроде зубного порошку. Вечером вздумали пойти к Сане. У него воспаление легких. Посидели, попили чая. Домой идти будто теплее. А дело-то, дело-то как же?!

21 (понедельник)

Был в отделе. Крючкова не поймал, но Петр Ал. сделал. Юр. был дома. Видел я кучу людей. Совсем степлело на улице, но не в комнатах. Были в Доме. Сидели со Сторицыным. Юр. пошел к О.Н. Я мерз дома. Чаю не пили. У Папаригопуло был Милашевский. Довольно уютно сидели. На минуту выходила даже Варвара Фил[ипповна]. Слухи, что Государь жив и находится в Германии.

25.000

22 (вторник)

Будто холоднее. Ходил в Дом Ученых узнавать о записях и пайке. Паек кукольный: 1 ¹/₂ ф. рыбы, ¹/₂ ф. крупы, ¹/₂ ф. сладостей и т.п. К тому же ответ о дальнейшем из Москвы еще не получен. Везде волнения, бунты, солдаты от голода вешаются, нападают на возы с хлебом. Легенды об Иоанне Кронштадтском, о Николае II, который, будто бы, жив. Вообще, мы опять на пороге каких-то событий. Заходил еще в Литературу. Купил [арабов?] и бумаги. После обеда отправились в Дом. Пили чай. Сторицын кормил нас хлебом с маслом. Зашли еще в ‘Петрополь’. Юр. к О.Н., я домой. Пил чай один и брился. У Мозжухиных тепло, мирно, разговоры об интригах, успехах и т.д. Мирно вернулись. Без меня был Ромашков, через кухню произведший сенсацию.

23 (среда)

Ничего что-то у нас нет. Ходили за пайком. [Наш?] продлен. Всего дали понемножку. Превосходно пили чай с медом и мягким хлебом. О.Н. в Дом не пришла еще. Юр. побежал к ней, а я сидел у Иды Влад[имировны]. Там градусов 20, кошка, каша и чай кипят, книжки, а говорить не о чем. Не поздно вернулись. Теплеет.

1.000

24 (четверг)

Что же было? Рано пошел в Дом. Говорил со Сторицыным о дневнике. Конечно, это неприлично и невыгодно, но что же делать?⁴¹ На Васильевском Острове беспорядки и серьезные. Стреляют. Похоже на февраль 1917. Побежал Юр. продавать что-то, а я в ‘Петрополь’. Мирно там посидел. Дома пили чай, занимались немного, пошли часов около ¹/₂ 11 к Кагану, были там Блохи и не очень было весело. События все нарастают⁴². Дай-то Бог, хотя и не верится.

25 (пятница)

Не помню, что было. Вечером сидел долго, ждал Юр., замерзал. Осадное положение. Ходить до 11-ти. Беспорядки не уменьшаются. Что-то будет?

26 (суббота)

Холод возобновился. Едва не замерз, пока ходил в союз. Пальмский и Бентович греются у печки и толкуют о беспорядках. На улицах развешены прокламации. Купил булок. Юр. спал. Он болен. После брюквы побежали в Дом Литераторов⁴³. О.Н. прибрела. Напрасно я поручил Сторицыну дело со своим дневником. Что-то есть стыдное в этом. Юр. пошел проводить Арбенину в театр, я в ‘Петрополь’. Рая сидела, стыдилась и колыхалась. Я даже поцеловал у нее руку. Печально было идти. Читал неважно.

60.000

27 (воскресенье)

Ничего решительно не делаю и не могу делать. Обленился, как дрянь, не знаю, как будем жить. Юр. болен, нервится и на всех бросается. Плохо обедали, но 3 часа сидели в Доме и все время чего-то ели. Вечером пошли к Михальцевой. Играли 4 mains, чуть-чуть читал Юр. Насилу добежали до 11 часов. Говорят, сегодня решительный день и завтра всеобщая забастовка.

28 (понед.)

С утра ходил в ‘Петрополь’, поговорил с Ноевичем. Ничего. Зашел в лавку, взял хлеб. Юр. все спал. Обедал в постели. Ворвался Сторицын, всучил Юр. 10.000 и у меня просил письма к Кузнецову насчет его статьи⁴⁴. В Доме Юр. устраивал оргию с булочками и трубочками. Сидел я там до бесконечности. Занимали меня и Рославлева, и Августа, и Голлербах, и Г.Иванов. Провожали О.Н., [растратились?]. Поговорил и с Каганом насчет дневника. У Сани денег, конечно, нет и неизвестно, когда. Тает.

10.000

Март 1921

1 (вторник)

Солнце и тает. Рано были в Доме. Потом в ‘Петрополе’. Послал Юр. продавать, сам сидел с О.Н. и Сторицыным. С дневником сделано. Слава Богу, покупают Яков Ноевич и Абрам Саулыч. Прислали корректуры ‘Александрийских песен’, и принес Абрам Саулович снимки с Сомова. Встретил Лавровского и продал ему ‘Картинки’. Вечером читал в Доме для студентов. Дикая какая-то публика.

58.000

2 (среда)

Утром было темно и холодно, потом стало таять. Юр. вскочил рано, так что к ученым попали до 12-ти. Там видели Радловых, Ремизова, Карсавина, Боянуса, Пунина и т.п. Юр. бегал еще за булочками и папиросами. Все-таки поперлись в Дом. Два раза был в ‘Петрополе’, но Кагана не видел. К нам пришел Беленсон и Обневский. Последний за ‘Картинками’, второй [Беленсон] надоедал о ‘Стрельце’⁴⁵. Еще Папаригопуло. Юр. долго не шел. У Блохов все прибрано. Ужинали, беседовали. Волнения, кажется, еще далеко не ликвидированы. В комнатах тепло.

20.000

3 (четверг)

Вот так дела! Неужели исторический день? Пошел за хлебом, хлеба нет, но осадное положение и выступление генерала Козловского. Говорят, в Кронштадте Савинков {У Кузмина — Савенков.} и Верховский⁴⁶. Никакого отпора, кроме арестов и заложников, не предвидится. Бегу домой, но Юр. сегодня очень кисел. В Доме пустовато, говорят тихо, радуются. Говорил о дневнике в ‘Петрополисе’. Кажется, это устроится. Господи, благослови! Хотя у меня впечатление, будто я отрезаю часть тела. Поплелся на Николаевскую. Опоздал. Слухи и там. Погода разгуливается. Думал, что вечером поработаю, но мало делал. Без меня был Папаригопуло: Сахар перекладывает визит к ней на 5 час, по-осадному. Спать тепло, даже жарко.

17.000

4 (пятница)

Холоднее и яснее. Точных сведений никаких. Соединились ли они с Финляндией? Господи, помоги нам. Рано обедали, но Юр. топтался все-таки. Сторицын исчез куда-то. Чай у нас вышел весь. ‘Петрополис’ согласился, но даже, первые деньги не скоро. Саня ничего не шлет. Из Политпросвета приходили за переводами. Чудаки! Какую теперь ‘Карманьолу’! У Сахар были Папаригопуло, Евреинов, Чуковский и Нашатырь. Все веселы. [Нрзб.] кучей возвращались. Идем мимо ‘Привала’⁴⁷. Юр. говорит, что Вера Александровна скоро приедет, как вдруг бежит Алеша: ‘Вера Александровна уже здесь’. Алеша маленький, ласковый, милая мордочка. Я был очень рад его видеть. Дома не очень хорошо сидели. Я что-то загрустил. Но неужели мы на пороге и Пасха будет Пасхой настоящей?

5 (суббота)

Слухи то печальные, то радостные. По-настоящему ничего не известно. С утра пошел в ‘Петрополь’. Сидел тихонько, помогал Елене Исааковне. Я очень люблю утренние лавки. Юр. еще спал, обедал в постели. Потом вышел. Я сидел в Доме. Уже и О.Н. пришла, и Сторицын явился, а Юр. все не было. Пошли проводить Арбенину. На рынке Юр. застрял. У Войтинской были гости, еще 2 [инженера?]. Наготовлено. Звонил Рославлевой. Ужасный ветер. Крыша трещит. Ничего не делаю.

35.000

6 (воскресенье)

Ужасная погода. Бегал за булками, но достал только хлеба. Были у Рославлевой, у ней гости, чай, пироги, окна на светлый запад. Бежали домой без памяти, но чаю она дала мне копорского⁴⁸, увы.

7 (понедельник)

Теплее, но не тает. Ультиматум Кронштадту отложен. Говорят, их дела плохи, никакой Финляндии и Антанты за ними нет. Сидел дома, но ничего не делал. Эта бездеятельность удручает, развращает и тяготит меня до смерти. Юр. бегал, продавал книги. У Папаригопуло было довольно скучно. Был Милашевский и Лисенков. На обратном пути шел с нами Чуковский и разводил панику⁴⁹. Скучно мне до смерти. Были будто пушки, но какое имеет это значение? Хотел бы я в теплом, уютном доме выздоравливать после долгой болезни, и чтобы была весна, масленица и пост. Сколько лет, как спим мы!? Спать было не холодно.

8 (вторник)

Солнце и мороз. Выбегал за хлебом. Вдали палят. Слава Богу, значит, не сдались. После обеда отправился в Дом Ученых, продукты отложены на неопределенное время. Верно, все отдали рабочим. Сволочи эти рабочие были, есть и всегда будут. По Фонтанке тепло, тепло. В Доме Литераторов долго ждал Юр. Яков Ноевич просьбу мою отклонил, и вообще ничего у нас нет. Дома пили пустой чай и читали ‘Кота Мурра’, но настроение и мое, и Юрочкино, кажется, немного лучше, хотя вообще-то я не знаю, что мы будем делать. На Кронштадт я почему-то не надеюсь, но, конечно, скоро им конец. Неужели еще до Пасхи?!

9 (среда)

Утром ходил в союз. Там тепло и уютно. Купил папирос и булок. Мамашу откомандировали за картошкой. Очень волнуюсь с Кронштадтом, и не надеюсь, и верю, что это начало. Только бы не выдумывали там какого-нибудь социализма.

10 (четверг)

Холодно. Утром ходил за хлебом, но не получил его. Шел с Эйхенбаумом. Что же еще? Конечно, были в Доме. Очень голодно. Продали 2 ‘Картинки’ и раму. Все волнуются. Юр. купил еще хлебцев. Был Милашевский.

24.000

11 (пятница)

Солнце. Чудесный день. Ходил за хлебом. С утра ничего не ели, обеда бедная мамаша не делала. Бранил бедного Юр., что он не встает. Пришел в Дом в 3 часа. С Кронштадтом хорошо. Надежда Александровна угощала меня конфетками и хлебом с маслом. Вышел в ‘Петрополь’. Не очень хорошо мне устроили. Мамашу встретил на лестнице. Палят вовсю. Опять в Дом. Встретил Лулу, полна надежд. Сторицын ораторствовал. Домой. Мамаша достала тоже хлеба, купила муки и [масла?]. Юр. пришел с Оленькой. Натащил сахару, булочек, папирос. Во время чая пришла Тяпа. Мила до чрезвычайности, хочет и то, и другое, и третье. Я был очень рад ее видеть. Вечером ели блинчики. Чувствовал себя не плохо, но лег спать рано. Болела голова ночью. Все сны про белых. Тяпа тоже думает уехать, уговаривает и меня.

50.000

12 (суббота)

Чудесная погода. Юр. сидел в Доме, я же пошел к Сане, встретил его на Троицкой и Кагана. Не знали, как быть, хотя откуда-то добыли денег. Вечером был Милашевский. Ясно, тает, палят вдали, но не тот воздух, что мне предчувствовался всегда. Будто бы Дмитрий Павлович⁵⁰ кандидат на престол. У Беленсонов ничего. Сначала уступая какому-то врожденному по отношению именно к нему садизму, я спорил с ним, потом разговорились мирно. Не помню, зачем-то я ползал еще в ‘Петрополь’. Вечером писал о Сомове⁵¹. Юр. очень понравилось.

13 (воскресенье)

Чудесная погода. Кагана не застал. И в ‘Петрополисе’ никого не было. Юр. встал, пошел в Дом. Потом я к Абраму Сауловичу, дожидался, разговаривая с его женой и мальчиком. Юр. ждал меня в Доме. Пошел я домой. Бедная мамаша чистит лед. Посидев, отправился к Войтинской. У нее затеяны блины. Пришел я рано. Дома ели лапшу. Я очень рад, написав статейку, но не следует закисать на этом. Саня занес денежки.

60.000

14 (понедельник)

Юр. совсем болен, нервится, плачет, сам не свой. Я заходил в ‘Петрополь’, купил Юр. книжки. Он пришел с О.Н., ничего, успокоился. Что с ним, с беднягою? Любовные ссоры, что? Встал он довольно поздно. Вечером почитал ему свой дневник. Сухо все это очень написано. Спать было тепло, даже жарко.

15 (вторник)

Туман и холод, стрельба прекратилась. Это молчание ужасно. Послал Юр. в ‘Петрополь’, сам отправился на Мильонную. Нам завтра дают [паек], но микроскопический. Юр. еще не было, но скоро пришел с деньгами. В Доме посидели и отправились к Ховину, много книг, но интересных мало, и все очень дорого. Я зашел домой. Подремал. Заходил Вас.Вас. Мухин, перекладывает нас на субботу. У О[льги] Иоанн[овны] было собрание. Совсем светло. Говорили довольно жутко о хороших вещах. Сведения о Кронштадте довольно невероятные. Будто бы в государи прочат Романа Петровича. Никто о нем даже и не думал. Кирилла Владимировича даже в Париж не пускали за его путешествие в Думу в 17 году⁵². До навигации едва ли будут перемены, кроме вероятного голода у нас. Под вечер совсем разъяснило. Закат был прелестен, молодой месяц, звезды, но дома было темно, холодно и скучно.

40.000

16 (среда)

С утра туман, рассеивающийся часам к 6. Вечера, когда нужно посидеть дома, прелестны. Побрел один на Мильонную. Очередь адская. Приходила Вероника Карловна. Юр. все-таки послал ее, но я отправил обратно. Стоял с профессорскими кухарками. Разговоры о говеньи, кушаньях, о близком будущем, о Пасхе. Домой пришел. Юр. еще дома. Поели, попили чаю. В Доме упился чаем. Зашел в ‘Петрополь’: там Стрельников, Ег.Иванов, etc. ‘Картинок’ не дождался и пришел домой вместе с Юр. Хорошо сидели, переби[рали] книги. Спать хорошо, тепло. Рано начали палить, но не понимаю: красные или белые. Подарили мне тетрадку.

17 (четверг)

Странный день. Солнце, тает, палят ужасно. Говорят, привезли тяжелые орудия из Кременчуга и они палят с Крестовского без бетонных площадок. Решено во что бы то ни стало взять Кронштадт. Самое фантастическое предприятие: идти в белых балахонах с лестницами через лед. Какие-то пунические войны. Днем распространился слух, что Кронштадт пал. Ватсон рыдала, Червинская, Наденька, Оленька расстроились. Жиды цветут: Сторицын, Саня — отошел призрак погрома. Какие дети! или это легкомыслие отчаяния? Потом оказались эти слухи вздорными. Пальба продолжается. Встретили Юру, обещали зайти, но не поспели. Достал чая и ‘Картинки’. Голова болит. Лежал в солнечной комнате. Как давно не было у нас чая. Он пьянит и подбодряет мысли. Вечером сидели. Голова не совсем еще прошла. Пальба стихла. Это меня всегда пугает теперь.

26.000

18 (пятница)

Кажется, действительно Кронштадт пал. Оптимисты что-то еще соображают, но дело, увы, ясно. Мое предчувствие от этого не колеблется. Я не надеялся специально на этот случай, и уж конечно не хотел бы, чтобы восстановление престола произошло от рабочих забастовок. Пальбы нет, город как вымер. Выбегал за булками на рынок. После обеда пошел в Дом. Все унылы. Но ликования нет. И действительно, говорится смутно. Мне противно ходить в дырявых калошах и в еще более дырявых башмаках. Но чай действует и энергия прибывает. Или это гипноз, не все ли, в сущности, равно? Но рассказ мне еще смутен, как слепому щенку, не знаю, можно ли пускаться с таким багажом. Были у кумы⁵³. Внизу живет баронесса, отношения натянуты. Вертится Федорович, на посылках. Что это: новый роман? Одобряю более, чем эту балалайку — Луначарского. Он красив, строен и марциален {воинственен (от лат. marcial).}. Мальчики милы. По-старому, пекут, жарят телятину, пьют чай с пасхой. К вечеру опять прелестная погода. Звезды и месяц. Подморозило. Юр. побежал вперед. Я тихо шел, внутри было очень тепло. Дома прекрасно посидели.

20.000

19 (суббота)

Да, все кончено на этот раз. Даже говорить никому не хочется. Ну что же, подождем. Но какой подлый народ. Нет, его спасет только отсутствие надолго, даже в дурацких мечтаниях, каких бы то ни было ‘советов’. Имянины бедного Юр. Еда у нас неважная. Он даже не совсем здоров. В Доме Оленька уже сидела. Сидели с нами Берта и Червинская, потом Саня, Сторицын. Наверху заседание, их теперь кормят обедами, бульоном, пирожками. Солнце отличное. Заходил я в ‘Петрополь’. Там Гумм предлагает свои opera omnia {полное собрание (лат.).}, Яков Ноевич говорил и со мной об этом же, но как это устроить, я не знаю: и у Михайлова, и у Гржебина {У Кузмина — Гжебина.} это накрепко⁵⁴. Собирать свои disjecta membera {разъятые члены (лат.).} — дело нелегкое. Оленька пила чай у нас. Я очень люблю, когда она бывает у нас. Все не могу приступить к рассказу.

20.000

20 (воскресенье)

Солнце. Все кончено. Опять советская лямка. Многие довольны покоем, театрами, снятием осадного положения. Боязнь перемен, как у больного насмерть человека, цепляются за призрак жизни. Юр. что-то болтал о ‘Петрополисе’, истратив все деньги, но выползли мы только часа в четыре. Немного повздорили. В ‘Петрополисе’ была одна Надина⁵⁵. Юр. сидел в Доме. Я пошел прямо к Блохам, Юр. — погулять. Там хорошо. Каган полон заграничных планов. Хочет и меня, и Сомова издавать. Мне дали корректуры и Пиля⁵⁶. Был Боянус. Кормил меня ужином. Разговоры домашние. Юр. был, конечно, дома. Сидел, голубок, с угасшим самоваром, без папирос. Опять немного колюче поговорили. Потом обошлось. Лег не очень поздно. Что-то будет вообще?

10.000

21 (понедельник)

Не помню, что было. Продали ‘Картинки’ Вере Александровне. О.Ник, провожала нас. Юр. один забегал в ‘Привал’. У Папаригопуло было ничего себе. У мамаши сидели Долиновы и вызывали Милашевского. Веру Александровну встретил, но деньги она дала.

40.000

22 (вторник)

Вот и осадное положение снято, и театры открываются. Я совсем не рад этому. Ходил в союз, но денег там нет. Юр. зауныл. В Доме было ничего. Прошелся с Сологубом. Ольга Афанасьевна вернулась. К нам пришел Кузнецов, Милашевский и Ольга Ник. Было весело, будто все в порядке. Юр. читал рассказ. Так как сегодня пекли кое-что из муки, то было мало. Вечером еще придумали овсяные лепешки. Рад, что написал о Радловой⁵⁷. Мамаша достала дров.

23/10 (среда)

С утра был дождь и снег. Потом прелестная погода. Мамаша пошла в костел и вернулась. Но за пайком идти было не катастрофично. Устал, наверно, бедный Юр. Он продолжает роман с такой же маэстрией. Дал мне письмо О.Н., из которого увидел я, как она меня любит. Встретили массу людей: Крючкова, Го-лубева, Горького, Добужинского, Блоха, Лозинского и т.п. Торопился из Дома Литераторов в ‘Петрополис’. Послал Юр. за сахаром. А ко мне пришел Папаригопуло звать к Сахар и передать поручение от Коли Петера насчет ’12-й ночи’⁵⁸. Какой-то Гайдн и Моцарт преследуют меня. Играл немного ‘Оберона’⁵⁹. Пили чай и вместе с Борисом Владимировичем отправились. Кума поджидала нас и была рада, мальчики тоже, тесно, но уютно. К Норе попали часов в 11. Там захламлено как-то, едет она в Париж. Луна светит без памяти. Чудесный вид. Наши еще посидели. Юр. даже долго. Какие подлые люди, обрадовались, что можно по вечерам ходить!

100.000

24/11 (четверг)

Такая уже установилась погода: с утра мерзопакость, разгуливается к 4 часам и вечера приличны. Из Дому со мною пришла О.Н. Потом явился Милашевский, как прежде очень мил. Хорошо посидели. Играл я ‘Забаву’⁶⁰, ели макароны. Но на меня находит какой-то туман: от Бутомо-Названовой, отчего? — не знаю. А главное: ну, этот апрель будут кое-какие деньги, а потом?

25/12 (пятница)

Денег, конечно, уже нет. К Бутомо не пошел. Это несколько меня утешило. В Доме был Коля Щербаков с нами. После чая и Юр. ушел пить спирт к О.Н. Я скучал немного. Погода опять к вечеру разгулялась. Гонят меня завтра на репетицию Гольдони⁶¹. Войтинская отмечает воскресенье, Саня зовет. Вообще, дезгардьяж какой-то. Все это очень меня расстраивает. Мечтали с мамашей, какие были Пасхи прежде. Живем, как поросята.

26/13 (суббота)

Утром солнечным и холодным ходил в ‘Петрополь’. Взял ‘Картинки’. Зашел домой, потом в союз. Деньги получены. Потом в отдел. Получил духи. Сторицын приставал чего-то. Дома Юр. был рад. Сидели поздно в Доме, так что зайдя к Ховину, прямо пошел в театр. Масса знакомых и дел. И Бриан, и Радлов, и Бутомо, и Замятин {У Кузмина — Замятины.}. Смотрел с большим удовольствием, хотя и скучал об Юр. идя в солнечный день в театр. Сегодня слухи, что арестованы все Каннегисеры, Мандельштам, Штильман. Юр. и О.Н. даже струхнули. Шел из театра с Рейн. У кумы Юр. еще нет. Сами они расстроены, хотя и милы. Ждали, ждали, я уж начал беспокоиться. И мальчики тоже. Когда он пришел, все радовались. Домой идти темно было. Дома отлично лег спать. По утрам от чая у меня не только хорошее, но какое-то даже экстатическое настроение.

105.000

27 (воскресенье)

Все-таки праздничное настроение есть. Сам ставил самовар. Мамаша в белом чепчике принесла кусочки освященной булки. Обед был скверный. Побежали все-таки в Дом. О.Н. там уже. Тепло, солнце и тает. Зашли к Оленьке. Там Нора и потом пришла Ахматова. Звонили к ней Сологубы. Отвык я от нее немного. Приятно шли по Фонтанке. Встретили Саню, вышел он пройтись. Но дома у них кроме чая и булочек ничего интересного не было. Юр. сцепился с Сергеем, я играл скучного Гайдна. Домой идти было страшно темно и грязно. Юр. все раскрашивает. Утром был у нас Беленсон. Сплетничал о Ремизове и расстроил Юр. Сидели долго. Я писал в это время отчет о спектакле. К вечеру я скис немного.

28 (понедельник)

Луна больна и ущербает, поздно встает и беспокоит. И наши силы вместе с нею расстроены и беспомощны: Юр. ничего не может делать, я тоже. А дела по горло, и спешного, и даже выгодного, и даже без которого трудно обойтись, а я ленюсь и бездействую. Позорно и ужасно. Никуда не выходил до Дома. Заходил инженер за ‘Картинками’, за статьей. Гумм и Одоевцева, очевидно, прочитали про Радлову и дошло по адресу, судя по их обращению⁶². Врагов наживу. Но бояться врагов — не жить. Заходила бедная Марья Абрамовна, хочет обратиться к Горькому⁶³. Заходил еще в ‘Петрополис’. Корректуры есть. Денег у них мало, никто не покупает, все продают. Саня тоже денег не привез, только пристает с Ионовым. Встретил Либину, проведшую все это время в Кронштадте. Все не так, как писали и как мы думали. Это была вспышка народного негодования с низов. Пили дома хороший чай. Потом на Марсово. Вера Александровна была в банке, в сокращенном виде, недовольна и нервна, но не надута. Пришли потом Бебут и Коля. Мальчики прелестны, конечно. Владек тихо и воспитанно сидит и двигается по хозяйству, стройный и тихий. Дома я красил, Юр. расстроился, зачем он устал и не может писать романа. ‘А я-то, я-то, я-то, я-то!’

24.000

29/16 (вторник)

Юр. остался дома, а я отправился в дальний путь к Сашеньке. Погода чудесная, жалко, что не вместе идем. Собственно говоря, идти было гораздо приятнее, чем сидеть на Рижском, хотя там милы по-прежнему. Сашенька поправляется. Была его сестра, рассказывала о Вырице: тронулись реки, прилетели жаворонки и скворцы и т.п. Идя по солнцу всю дорогу, получил мигрень. Дома был Юр. и О.Н., чем-то смутились, никуда он не ходил по делам, я ворчал, кажется. Пошли они купить к чаю кое-чего. Пришел Милашевский и братья Папаригопуло. Потом вернулись и наши побродяжки. У меня очень болела голова, пил чай без аппетита и потом лег на мамашину кровать. Давно уж не болела так голова. Гостям было весело. Владимир Алексеевич и Сережа грохотали, пищала О.Н., Юр. ораторствовал. Все доносилось, как сквозь воду. Юр. не заходил. Потом мамаша сделала постель. Накурено страшно и холодно. Вдруг⁴, часа в два, просыпаюсь — голова свежа. Поел картошки и сладко уснул.

30/17 (среда)

Выспался чудесно. Голова — пустая. Погода скверная. Ходили за пайком. Потом в Дом. Я еще в ‘Петрополь’ за ‘Картинками’ и к Войтинской. Пообедали и сидели недолго. Дома у нас творог и масло. О.Н. страшно расстроилась гороскопом. Утром был Саня. Вечером хорошо сидели, хотя дела, дела, дела меня пугают. Юр. побыл сам.

30.000

31 (четверг)

Юр. еще спал, когда явился Сашенька. Положим, это было уже во втором часу, я уже вернулся из отдела, где видел разных лиц. Сашенька явился ласковым, но у нас, как всегда при нем, поднялась пальба из-за обеда. Насилу отвоевали себе жареной каши и ушли в Дом. Случайно сидела там уже О.Н. Потом я, зайдя к Ховину и взяв немецкие книги, отправился на заседание. Жалованья там не давали. Я дремал. Все говорят о свободной торговле, но в Ораниенбауме опять какой-то бунт. Дома сидели уже Юр. и Ол. Первый побежал за сахаром. О.Н. долго сидела. Скучно читали чего-то. Юр. пошел ее проводить. Мамаша ворчала и проклинала, зачем ‘голый и босый хлопец’ провожает в 2 ч. ночи такую ‘корову’, что это ей, Веронике Карловне для мучения и потери здоровья из пекла прислана такая (к сожалению, не могла сказать, что ‘жидувка’). Я в прострации. А рассказ-то? Беленсон, наверное, завтра прилетит.

Апрель 1921

1 (пятница)

Не помню уже, что было. Ничего у нас нет. Ходил в ‘Петрополь’, застал Якова Ноевича. Взял 1 ‘Картинку’ и кассу. В Дом пришли рано. Мамаша не ворчит. Еще раз зашел в ‘Петрополь’. Оставил деньги Юр. и пошел на заседание. У Лозинского последние вещи D’Annunzio⁶⁴. Работы представляется масса везде, а я как байбак. Вечером писал ноты.

50.000

2 (суббота)

Чудесный день. Ничего у нас нет. Была пальба с мамашей. Высунулись в 5-м часу. Юр. послал меня к куме. Мила, кормила меня блинами. Владек мрачен. Сидел Бебут. Дети идут на ‘Павла’⁶⁵. Денег нет. Ко мне заходил Беленсон с находкой. Взял. Никаких денег нет, конечно. Мил и душевен. Притащил ‘Милиционера’, паршивец⁶⁶. У Ноевича уже заседали Боянус и Каган. Весело и делово. Юр. прибежал поздно. Но какая погода! Вторую ночь со мной или Юр. маленький грех, так что я встаю мокрый по горло.

3 (воскресенье)

Утром взял. Нет, это было завтра⁶⁷. Сегодня были у Радловой, потащили и Оленьку. Там был Покровский и Альтман. Читали стихи. Пироги были. Сидели ничего себе.

20.000

4 (понед.)

С утра (относительно) был в союзе, взял аванс. Купил булочек и папирос. Вечером поздно ходил к Папаригопуло. Сережа совсем спятил, басит и грубит до [отказу?]. Была танцовщица, которую рисовал Милашевский и гусарил. Мамаша все-таки не вылезла. Это так теперь заведено. Идти было темно.

40.000

5 (вторник)

Что-то не помню хорошенько, что было. Болтались бесчинно. Приволокся еще Мелин, а Юр. убежал. Потом я пошел в Дом. Там сидел до бесконечности. Потом О.Н. у нас пила чай. Вечером сидели без толку у кумы, у которой нет денег. Торчал Бебут. Ужином нас не кормили. Идти было темно. У меня болит живот и ничего я не делаю.

6 (среда)

Какое-то беспокойство в душе. В Доме Ученых ничего не дали и не прикрепили, т.к. списки еще не получены, а Волковыский говорит, что не только новых не утвердили, но и старых вычеркнули⁶⁸. Юр. прибегал, забрал хлеб и ушел. Тепло и сумрачно. Ни Беленсон, ни Лавровский, ни посланные от кумы не приходили. Юр. ушел вечером. Я писал музыку. Мамаша все беспокоилась. Ужасная тоска нападает на меня. Не знаю сам, отчего. Пьем последний чай.

7 (четверг)

Что же было? Дождь. Все пишу музыку. Ходил за перьями к Блоху, они в кооперативе. Пробовал в лавку — заперта. В Дом приходил Мухин, взял ‘Картинок’, но деньги завтра. Саня принес немножко. В ‘Петрополисе’ разные кредиторы. Но мне дали. Дома сидел уже Милашевский. Рисовал Юр[очку], все-таки непохоже. Вечером у Михальцевой. Был там Моргенштерн. Музыканты не пришли. Юр. читал роман, потом Кира Ал. пела bergeronnetta.

105.000

8 (пятница)

Должно было быть затмение, но его не было. Сумрачно, а потом стало не холодно и ясно. Ходил в театр и на Мильонную. Получил костюм. Юр. еще спит. Я ворчал на него как-то даже ночью. Чувствую себя отвратительно. Обилие дел, отсутствие денег, или что еще, действуют на меня плохо. Видел Шкловского и Евреинова. В Дом пошел без Юр., который побежал с опозданием к Михальцевой. Пил, ел. Пришла О.Н., потом Ег.Иванов, звать на вечер. Говорит, что Радлова будет читать, если я буду. Юр. купил чаю (!!) и растратился. Я страшно обрадовался, а он оказался копорским. На заседании была Евдокия Петровна. Смотрел опять книги Д’Аннунцио. У окна конторка и редактирование испанского романа. А у нас целый клуб: Тяпа, Анна Дмитриевна и братья Папаригопуло. Все милы, но денег у нас ни гроша и чай копорский. Все курят самокрутки, так что от дыма ничего не видно. Отворяю форточку, еще холодно. Ужасно. Выбегал к Беленсону — нет дома. Домой. Не помню, как досидел до ухода гостей и лег спать, ну, а завтра что же?

9 (суббота)

Что же было? С утра заходил к Беленсону. Сидит там Кузнецов. Денег обещал вечером. Со ‘Стрельцом’ возня. Еще где-то был. Вечером пошли к Ольге Афанасьевне. Она с Лурье и Ахматовой пошла к Сологубам. У Веры Александровны нас не приняли. Мальчики бегают, как мышки, накрыт обед. Печально пошли домой. Голова болит. Явился Беленсон, но принес всего 25.

25.000

10 (воскресенье)

Чудесная погода, но я проспал до возвращения мамаши, слегка болела голова. Юр. вскочил рано и не в духе от рваных сапог. Дома не ели, а пошли блуждать. В Доме, в ‘Петрополе’ купил я об Д’Аннунцио и подарили мне Vollmeller’a⁶⁹. Опять в Дом. Там Юр. сцепился с Нельдихеном, а я отправился к Войтинской. Она торопилась в деревню за продуктами, надела сапоги и халат, дообедывали без нее. Все-таки пошли и к Сане. Там была прекрасная пьянистка, большевичка, о которой рассказывала нам О.Н. Засветло, что теперь не мудрено⁷⁰, пошли на Шпалерную. Там было мило. Толковали о ‘Голубом круге’⁷¹, философствовали. D’Annunzio и издания немецкого модерниста возбудили желание писать. Чтобы самому относиться к своим писаниям с аппетитом и любовью, нужно благоустроенное житье, обеспеченная еда и чай, светлая теплая комната, книги, вещи, возможность путешествий и отличные канцелярские принадлежности. Написанные торопясь, кое-как, на отвратительных клочках, впроголодь, оборванцами — как они могут быть интересны? Конечно, это глупая слабость, но вот она у меня есть. Я совершенно не имею вкусов пролетарских, аскетических или богемных, хотя волею судьбы и вел все почти время именно такую жизнь. Конечно, никакого Беленсона не было. Письмо от Петникова. Чудак, еще пишет письма, будто мы находимся в мире.

11 (понедельник)

Утром ходил за деньгами. Купил Геттнера⁷² {У Кузмина — Гетнера.}. Юр. доволен. Не помню, где мы были. Пришел Милашевский и была О.Н., потом вдруг Оленька с Лурье. Он не исправился после отставки⁷³. Она мила, хотя и нездорова. Гумм долбил голову петрополитанцам и требовал соли за стихи немедленно. Утром был еще у Беленсона.

30.000

12 (вторник)

Не помню, что было с утра. Денег нет. Вечером были у Тя-пы. Они уже сидели за чаем. Были Радловы, Чудовский и Бай. Крайне мило. Подарили мне 2 альманаха с Ходовецким⁷⁴. Приятно было так далеко ходить. Да, Беленсон утром меня не принял, а потом деньги прислал все-таки.

18.000

13 (среда)

Голодновато, но легко. Ни слова, ни строчки не написал. С утра зашел в ‘Петрополь’, потом к Лавровскому. Он хотел всучить мне копорского чая, показывал какой-то хлам, болтал, был почтительно и лирично циничен. Юр. сошел бы с ума. Но попил у него чая и поел хлеба с маслом. Опять в ‘Петрополис’, и вместе с Ноевичем отправились на Мильонную. Там еще не прикрепляют. Яков Ноевич отдал мне свой хлеб. Абордировал нас безумный Пяст, но мы уклонились. Говорили о книгах, о соединении с ‘Записками Мечтателей’⁹⁵, о Гумме и т.п. Дома поели и попали в Дом в половине пятого. О.Н. уговорила Юр. идти на ‘Слугу двух господ’. Я посидел немного и пошел к Юдовским {У Кузмина — Юдновским.}. Ипполит обвязал голову и не был особенно интересен, сам папильонничал вкривь и вкось, болтал, врал. Совершенно не знаю, о чем говорить с ними, так это далеко. И неуютно, и не равноправно. Тепло на улице. Юр. дома. Пили настоящий чай отлично. Что-то меняется в жизни.

5.000

14 (четверг)

Мамаша пропала. Утром был в ‘Петрополисе’. Обедали в Доме. И я поплелся под дождем на Николаевскую. Там выдали жалованье. Прошелся по Лиговке. Все продают. Дома обед. Мамаша продала жилетки. Попили и были у Исая Бенедиктовича. Он еще не вполне опомнился, хотя и хорохорится⁷⁶. Домой пришли засветло.

35.000

75 (пятница)

Долго писал музыку. Поели жареной картошки и пошли в Дом. был уже 4-й час. Юр. бегал куда-то. Все дожди. Зашел домой, потом в ‘Петрополис’. Там Сергей А. Львов угощает орехами. Платили жалованье. Мне что-то не полагается. Заседание было ничего себе, интересно, но Ноевич будто надут слегка. Пошел за папиросами, попал под дождь. Юр., оказывается, заходил домой. Я поел и пил чай. Юр. вернулся рано. Концерт отменен. Выплыть бы с музыкой и рассказом.

30.000

16 (суббота)

Никуда ходить не надо, а я ничего не делаю. Все читал ‘Mercure de France’. Бесплодно возбужден к жизни. Ели оладьи. В Доме долго топтались. Разные люди. Пили чай. У Ольги Афанасьевны [нрзб.] ноты, книги, пирог с кашей, но Артур все-таки какой-то поросятка. Юр. читал роман. Ночью голова заболела.

25.000

17 (воскресенье)

Целый день болит голова, с ночи. И идет дождь, и ничего у нас нет, и вышел чай. И еще что-то. И не работаю. И Юр. сердится, зачем у меня болит голова. Все-таки сидели в Доме. Потом я спал дома. Потом поплелись к Бурцеву. Он в пальто, был в церкви, на аукционе, спал и теперь пьет чай. Жена, в соседней комнате дети: какие-то рослые, розовые молодцы в форме. У него масонские книги, уютные разговоры, Ходовецкий мой жив. У Михальцевых был урок. Потом Юр. читал роман, длинный Леонид свои стихи, играли Моцарта 4 mains и пили чай. Если бы нормально писать, в день нетрудно было бы делать по ¹/₈ листа, 4 листа в месяц, 48 листов в год. О-го! А почему этого нельзя? я не знаю. Голова прошла, но как мы будем жить?

18 (понедельник)

Почти душно и сумрачно. Писал музыку. Ходил в ‘Петрополь’. Там уборка и дым. На Николаевской ничего. В Михайловском театре предполагается ‘Zauberflte’⁷⁷ — вот так. Купил папирос и булочку. Есть не хочется. В Доме посидели. Юр. выбежал и купил чаю, настоящего на этот раз. Слава Богу. О.Н. передавала мнение Гумма о легкости моего пера. Выбегал еще раз в ‘Петрополь’. Встретил наших. Юр. побежал на угол. Юр. читал роман, я переписывал. Вместе вышли. Сильный и душный ветер. У канавы мальчики Веры Александровны играют с кроликами. Серые зверюшки милы, как мыши. У Папаригопуло накурено ужасно. Был Милашевский и Радлова. Литературные дрязги и сплетни. Она мила, но всецело наполнена собою. Впрочем, это естественно. ‘Эхо’ разрешили⁷⁸. Какие-то планы у Юр. насчет лавки. Голова чуть-чуть болела. Взял ‘Элегии’ Д’Аннунцио.

19 (вторник)

Все писал ноты. Не пошел в театр и вечером. Это меня гложет. Юр. достал денег. Пили чай. О.Н. купила мне Моршнера⁷⁹. Юр. пошел к ней. За мной пришел Лавровский. Угощал меня салом и сыром и рассказывал гадости про всех своих друзей и знакомых. Вот человек! Скучно, что он хочет привязаться к Милашевскому, для чего придет к нам в четверг. Луна и тепло, будто лето. Вот и лето, ну и что же?

24.000

20 (среда)

Целый день теплый дождь. Поплелись на Мильонную: все еще ничего нет и нас не прикрепили. Зашли в Дом, поели. Дома Юр. спал. Мамаша что-то сколдовала и устроила обед. Я писал оркестровку. Юр. побежал к О.Н., я в ‘Петрополь’. Был там и Саня, и Г.Иванов, с которым я /советовался/ объяснялся по поводу ‘Цеха’. О.Н. и Юр. прибежали, хотят идти на вечер поэтов⁸⁰. Я посидел дома и пережидал дождь. Потом разгулялось. Погода не освежилась, не гофмановская. У Ноевича ничего, уютно. Мирно посидели и вернулся домой. Юр. только что пришел. Чего-то мне тревожно: дела, деньги, завтрашние гости, сапоги, большевики и т.п. Ах, как трудно мне. До 22[-го] года трудно будет дожить. Да и теперь, как я буду работать, так обленившись, так опустившись за последнее время?

30.000

21 (четверг)

Оркеструю. Темно. К дождю. Мне очень смутно и скучно. Вернулся и долго ждал Юр., со скукой думая, что придет этот дурашливый Лавровский и даже Милашевский. Владимир Алексеевич пришел с хлебом. У нас ничего нет, а архивариус поздно. Орал, развязничал, сидел, сидел. Юр. чем-то расстроен: говорит, что живот болит, но это более душевное. Боже мой, что же с нами будет? Начались клопы — предвестники лета. Все меня удручает и пугает.

22 (пятница)

Не помню, что. Юр. продавал, что ли? Вечером были у девиц Лавровского. Почтительно и несколько скучно. Угощали хорошо, трогательно. Лавровский сидел пашой и капризничал. Юр. писал ночью.

2.500

23 (суббота)

Чудесно на дворе. Я совсем не помню, как таял снег при солнце, я прошлый год помню, хождение к Зиновию и т.п. Все оркестровал. Мамаша долго продавала что-то. В ‘Петрополе’ я усыпал, и все-таки досидел до денег. Там по-праздничному. Яков Ноевич дремлет, Елена Исааковна ходит греться на улицу. Принесли ‘Подорожник’ и ‘Эписин’⁸¹. Юр. после чая пошел. Я хорошо писал, но света не дали. Ясно представилось безнадежное лето. Я все распродал, что возможно. А дальше как?

19.000

24 (воскресенье)

Еле поспели пообедать и я пошел на собрание. Там всякие ихтиозавры, вроде Дейча, нападали на ‘Петрополь’ за Ренье⁸², за меня, я попал в футуристы и, конечно, в порнографы. Юр. пошел на Равеля. Пили чай у нас с Ол.Н. Я писал стихи, присылали за оркестровкой.

30.000

25 (12) (понедельник)

Жарко. Утром ходил в Малый театр. Там не знали еще, что корректура сдана. Беседовали мирно. Не знаю только, когда деньги. Заходил в отдел, но, увидя Беленсона, убежал. Дома мамаши нет. Юр. встал. Пошли в Дом, потом опять в отдел. Купили кое-чего. Дома мамаша кормила нас. Я писал музыку. Вышел с Юр. опять в Дом, потом в ‘Петрополь’. Там еще полны вчерашним собранием. Гум долбил чего-то. На четверг деньги. Беспокоят меня еще очень башмаки мои и Юрочкины, а главное — его беспокойство и будущее наше. Кажется, продавать больше уж нечего. Впрочем, такое положение бывало уже не раз. О.Н. пила у нас чай. Юр. болен что-то. Ходили к Мозжухиным. Разговоры, конечно, все о ролях, но милы по-прежнему. Шли и хорошо говорили об искусстве. Юр. побыл сегодня.

6.600

26 (13) (вторник)

Такая же летняя погода. Ходил, заносил письмо с коробочкой в Дом. Потом в отдел. Там гонорару нет еще. Забежал к Волковыскому. Окна открыты, солнце, чай, булочки. Сидят, как летом, кейфуют. Дома ничего особенного. Юр. пробудился. Пошли на Мильонную. Там столпотворение. Ждали до 6 часов. Юр. выбегал обедать, принес хлебца. Но потом, перед самым входом в лавку, исчез. Я везде его искал, выбегал на улицу, даже до Мойки, пропустил очередь, т.к. был без мешков. Сердился ужасно. А он спал где-то. Поплелись. О.Н. читала Казанову. Встретили Папаригопулу. Пили хорошо чай. Мамаша спекла лепешек. Я написал стихи. Что-то будет?

18.000

27 (14) (среда)

Такие же летние дни. Сегодня чудесная свинина у нас, и чай, и все. К Сане не пошли, но встретили его в ‘Петрополисе’. Слился он с Головиным. Планы о Гофмане и т.д. Зовет в Царское. В ‘Петрополисе’ новые книги. Ходил в театр. Юр. остался. Я все не могу привыкнуть быть без него. Все представляются его глаза, руки, ноги, которые двигаются где-то в другом месте, и это терзает мне сердце. Вечером он пошел к О.Н., но не застал ее.

28 (15) (четверг)

Утром послали мамашу за хлебом, сами были в Доме. Юр. остался, я дома поел пирога и пошел на Мильонную. Встретил мальчиков Веры Александровны: едут в деревню. Дома никого еще нет. Потом пришел Милашевский. Я красил, потом в ‘Петрополь’. Обещали додать вечером, у нас была О.Н. и дурашка Лавровский. Вчера он был у Поскочина, очень импрессионирован. Оставил их и пошел к Блохам. Уютно. Издательские разговоры.

190.000

29 (пятница)

Юр. вскочил и пошел на рынок с мамашей. Я ходил на Мильонную. Обратно шел со Шкловским. Он милый и очень талантливый, хотя и ругатель. Потом попал в объятья Кагану. Наших еще нет. Пошли в Дом. Копченый суп, я не ел его. Рождественский как теленочек мил и ласков. Ссорится с ‘Цехом’⁸³. Опять написал стихи. Это даже стыдно. Пошли с Юр. в Дом Ученых. И с О.Н. Дали капельку хлеба. Вечером прибирался. Горел свет.

30 (суббота)

Не помню, что было. Были в Доме. К нам пришли Папаригопуло. Ничего. Голодновато сегодня. Вечером пришла О.Н., ели кулич и телятину. Пошли в Казанский собор. Юр. подарил мне чудесное старообрядческое яичко, о каком я давно мечтал. Ну, как же теперь с деньгами?

Май 1921

1 (воскресенье)

Встали рано. Зачем-то явился Мандельштам с каким-то жидком, когда мы собирались уходить. Погода отличная. У Оленьки Плетнев и кислый кулич. У кумы заперто все. У Михальцевой стол, сирень, Канкарович, сама обряжена под невесту. Обижены, что мы не были на их вечере. Дома попили чая и все красили. Рано легли спать. Клопы очень кусаются.

2 (14), понедельник

Солнце не так ясно, но тепло и хорошо. Выходили в Дом. О.Н. там была. В ‘Петрополисе’ без аппетита побыл. Почти не обедал дома. Бесцельно играл, потом пили чай. Шли долго, но весело разговаривали. Дождик под солнцем. У Радловых был Лисенков и Тяпа, потом Чудовский и Горнф[ельд]. Была пасха, кулич и заливная рыба. Читали. Дождик лил, потом прошел. Ночь тепла и прозрачна. Юр. после часа еще провожал О.Н. Клопы меня удручали.

3 (вторник)

Какой-то мрачный день. Опоздали в Дом, Юр. проспал, но О.Н. и не была там, оказывается. Прибежала, рассказывала, что они с Колей Щербаковым для развлечения придумали какую-то мистификацию и проболтались целый день. Юр. надулся. Милашевский сидел, ему нездоровится. На Пасхе был у Харлампьевны, Ремизовых etc. Дурашки не дождались. А Юр. разводил какие-то переживания, убежал под дождем, пропал, вид осужденника. Вернулся опять с О.Н. Оказалось, она решила обвенчаться с Колей для сенсации, и делали визиты. Лавровский пришел, вертелся, болтал, а чаю не принес. Оленька все-таки дурочка более, чем можно было представить. Я понимаю, что ей скучно и хочется пошалить, а Юр. вообще серьезный, и скорее спорщик, чем веселый прогулочник. Вместе провожали О.Н. Тепло и сыро. Переулки тихи по-летнему.

4 (среда)

Туманный и даже дождливый день. Юр. рано отправился за хлебом. Оставшись, я почти ничего не делал. Мне очень мрачно и перспектив никаких. Уныло зашли в ‘Петрополь’. В Дом, домой. Юр. пришел и опять ушел. Каган отгласил нас. Юр. возвращается и уходит. Томится чего-то. О.Н. передает ему дурацкие сплетни и расстраивает его. Он дичится и уединяется от всех людей. Я как-то скучал, хотя это уже прогресс. Какие-то чувства, кроме пайков и большевиков. Конечно, развлечение относительное. Тяготят меня крайне ‘Барабаны’. Неужели не напишу их?⁸⁴ Это предел малодушия и лени. Стишки — это не важно, но и они прекратились. Или все эти ламентации от дождя? Юр. попросил прочесть ‘Дурную компанию’⁸⁵ и огорчился, что я не нашел ее непонятной. Жизнь в нем еле теплится, как и во мне. Нужно придумать что-нибудь, но, конечно, не фиктивный брак, как бедная Оленька.

5 (четверг)

Погода прелестна и бодро мне. Занимался, как дурак, Вергилием⁸⁶. Юр. вскочил рано. До обеда были дома. Ерунда со Щербаковым продолжается. Меня поймал Сторицын, прося просмотреть его статью. Без нас были и Воинов, и из Дома Искусств, и оркестровка. Юр. пришел с О.Н. Саня был еще. Теперь у него мысль, чтобы я написал жизнь Христа. Вот чудак! Шли хорошо. У Тяпы любезны, ничего. Был Штильман. Но Юр. удручает царскосельская ерунда⁸⁷. В час ночи ворвался к нам Щербаков. Завтра вместо О.Н. идет с ним Лулу. Но откуда будут теперь деньги?

15.000

6 (пятница)

Погода так себе. Нанес хлеба с Мильонной. Целый день питаемся хлебом, но не голодно. Все еще история с Царским Селом не может рассосаться. Даже Гумм забеспокоился. Милашевский пришел к нам, писал меня, а я спал. Потом в ‘Петрополисе’ орал Лавровский. Заседание было. Дома Юр. еще не было. Принес всего. Пили чай. К Залшупиным пошел я один и хорошо сделал. Была там компаньица: Гум, Егорка и Пентегью {У Кузмина — Пентегрью.}. Скучно, хотя книги очень хорошие, особенно немцы, Volksbucher, романтики и т.п. Юр. опять не было дома. Все составлял списки своих сочинений.

7 (суббота)

Не помню, что было утром, не поспел на Николаевскую, но был в ‘Петрополисе’. Отнес список своих свободных вещей. Был и в Доме. Вечером были у нас О.Н. и Лавровский. Очень долго сидели. Юр. показывал Оленькины стихи, будто пятилетняя писала. Смешно, но даже не оскорбительно⁸⁷

26.400

8 (воскресенье)

Погода ясная. Болит голова, провалялся целый день. Только к вечеру встал идти к Каганам. Юр. ходил и в Дом, и к Беленсону. Тот, кажется, умирился. У Абрама Сауловича была Наденька и Блохи. Пили чай, потом играл я к ’12-й ночи’. Свет все горит.

9 (понедельник)

Голова прошла, погода чудесная. Ходил в театр и на Николаевскую, сочиняя стихи. Юр. еще не было в Доме. Встретил его на улице. Бежит с хлебом. Потом я вернулся, он же пропадал где-то. Жалко мне его немного. Заходил я в ‘Петрополис’. Потом долго ждал к чаю. Пришел Милашевский, вместе пошли. Сначала у Папаригопуло было сумбурно. Были Кузнецов и Кроль {У Кузмина — Кроль.}. Театр их трещит. Теперь спасают ‘Мистерию-Буфф’⁸⁹. По улицам шел Радлов с учениками куда-то. Вообще было несколько бесчинно. Надоело мне писать стихи и удручает меня вечер в Доме Искусств, который наверное не соберет народа и провалится. Визит к Сомову и ‘Барабаны’ — вот так. Свет горит.

50.000

10 (вторник)

Совершил утром паломничество к Сомову. Жарко, идти приятно, но стихов не сочинял и беспокоили ржавые гвозди в башмаке, от которых на ногах у меня глубокие рыжие дыры. Он сам отворил двери. Хочет что-то работать, открытие комедии Гольдони, arie antiche. Книга от Гиги из Ревеля. Мил и любезен, но посидел я недолго. Потом зашел в Дом Искусств. Там полнейший беспорядок. Отложил вечер, да и билетов продано мало. Домой. Юр. еще лежит. Почти совсем не ел сегодня. Заходил в ‘Петрополь’ на минуту. Там Воинов, как сон неотступный и грозный⁹⁰. Забегал Лавровский к нам, ругал Милашевского. Успокоили его. У Софьи Семеновны был пирог и Серафима Павловна, но было не очень весело. Семеновна провожала по-провинциальному. Что-то нам делать?

11 (среда)

Так же ясно. Юр. встал рано и потащил ‘Дурную компанию’ в ‘Петрополис’. Были на углу и в Доме. Дома дремали, опять почти ничего не ел. Пошел к Воинову. Дом этот казенный, в итальянском вкусе, всегда мне нравится. Приятно, что тепло. Внутренний] сад запущен. Казаровский. Рассказывал он биографии своих 12 братьев: казак расстрелян, секретарь Великого князя Дмитрия Паловича убежал, Ярослав тоже, еще какой-то тоже. Показывал гравюры Canaletto⁹¹. Дома сидела О.Н. в большой шляпе и белом платье. На сегодня она мне поднадоела. Юр. раскис и лег, она села ему на живот. Сначала меня засадили за ‘Севильского Цирульника’, но я пошел к Ольге Афанасьевне. Их нет, к куме. Она в красном капоте под гетеру. Владек тих, корректен и мил. Ничего. Народу на улицах масса. Как ни в чем не бывало, Юр. идет навстречу. Легли рано. Жарко и душно. Свет горит.

25.000

12 (четверг)

Первая гроза. Был на заседании. Пришел, Юр. нет, оставил ему булку и папиросы, и пошел к Ноевичу. К Михальцевой решил не ходить. Приехал Алянский. Привез обложки Добужинского. Хороши, особенно ко ‘Вторнику Мэри’⁹². Был Гум. Глупый он. Юр. пришел не очень поздно. Ставили самовар. Господь хранит нас.

90.000

13 (пятница)

Ходили рано в Дом Ученых. Была там сестра Сомова. Милые они люди не только по воспоминанию. Потом Юр. спал. Обедали, ели свинину. Я пошел на заседание. У Кагана с Сомовым все вышло. Дома застал О.Н. и Милашевского. Довольно бесчинно пили чай, но Юр., кажется, было приятно. Утром он читал свой дневник и говорил по дороге о своих отношениях ко мне. Были у Мухиных. У него племянники. Копают гряды, играют в лапту. Мирно. Рано легли спать.

14 (суббота)

Купили сапоги и масла. Мамаша тиха и довольна. В довольстве она была бы мила. Юр. вчера мылся. Денег у нас нет, конечно. Воинов надул, я ходил в ‘Петрополь’. Очень не хотелось идти к Ремизовым. Дома была О.Н. в раскисшем каком-то и подозрительном состоянии. Все-таки поплелись к Ремизовым. Там заседали Алянский и мальчики Фроловы. Потом пришла Семеновна. Свет у нас не зажигали.

15 (воскресенье)

Что же было? Рано поели блинов. Отправились кое-куда. Я в ‘Петрополь’. Получил деньги. Зашел в Дом. Потом домой. Заходил Воинов и Милашевский. Юр. заболтался очень долго. Пришел к нам Борис Владимирович. Хорошо сидели. Владимир Алексеевич рисовал, я перечитывал ‘Шелковый дождь’⁹³. Вышли пройтись. Ни Лурье, ни кумы не было дома. Встретили Сережу Папаригопуло. Тепло. Масса народа ходит. Паршиво. Луна ясно светит. Света не дают. Скучно мне чего-то.

50.000

16 (понед.)

Печальный день сегодня. Юр. я совсем не видаю, и у него все больше выступает нравственная распущенность, неделикатность, болтанье и какое-то хамство от влияния О.Н. Она милый человек, но гимназистка и баба, в конце концов. ‘И лучшая из змей есть все-таки змея’⁹⁴. Тот же мелкий и поганенький демонизм, что побуждал Оленьку отдаваться Князеву⁹⁵ на моих же диванах, руководит и этой другой Ольгой. Я чуть не застал их [en] flagrant dlit. Юр. потом, смеясь, рассказал, что она его заставила раздеться, посмотреть, но это делать у меня, или нечистоплотность, или ненужный демонизм и издевательство. Милашевский был и Воинов. Я его не застал, ждал минут 20. Какой-то деревенский малый сидел, читал и прохаживался мимо меня. Я вспомнил Валечку Нувеля⁹⁶. Была гроза и приятный дождь, как с палубы. О.Н. все киснет и дебелеет. Скоро совсем станет тетехой вместо шекспировского мальчонки. Юр. пропал, конечно, до часу. Пичкали меня кашей и ужасной какой-то мукой. Играл много. С утра, да и весь день было тихо на душе, но загрустил под конец. Приезжал Саня с маркой и exlibris Головина⁹⁷. Бестолочь какая-то меня удручает и бесчинность.

17 (вторник)

Ветер и солнце. Пошел в театр. Объявления и репетиции. И о ‘Cosi fan tutti’⁹⁸. Зашел в союз. Дали немного. Юр. писал дома. Потом обедали. Дремал и отправился к Воинову. Мирно сидел, писался. Дома был Милашевский, но Юр. еще не было. Он едва не попал в облаву. Пили чай. Я читал Гофмана. Ах, тишины бы, рощ, скита, молока! Вышли к Ольге Афанасьевне. Там дома Лурье и Ахматова. Кисло посидели. На дворе встретил Ольгу Афанасьевну. Дома посидели со свечкой. Что-то опять меня обременяет. Вечер, безденежье?

25.000

18 (среда)

Денег нет. Ходил на ‘Вольное Содружество Поэтов’⁹⁹. Была Радлова, Эрберг, Павлов[ич?]. Толковали. Выйдет ли что, не знаю. На репетицию. Поставили хамски. И с музыкой обращение зверское. На афишах Дома Искусства моего концерта уже нет. Прибегал Коля Щербаков, известить, что приехал Головин в Мариинский театр и просит зайти. Был еще у Блохов вечером. Томит меня необыкновенно.

19 (четверг)

Заходил утром в ‘Петрополь’. Ничего все не едим. Хотя в Доме как-то и обошлись. Заходил еще в ‘Петрополь’, но не дождался Ноевича. Дома была О.Н. Чаю не пили. Пошли в театр. Было очень плохо. Провалилось все здорово. Видел Алперса, хотел поцеловаться с ним, но что-то удержало меня. Давить все продолжает. Луна светит, тепло. Юр. сидит кротко. Что случилось? Вечер, дела, деньги,— что меня удручает?

20 (пятница)

Безденежье продолжается. Утром заходил в ‘Петрополис’, а бедный Юр. один пошел за пайком. Зашел ко мне. Пошли в Дом. Пили молоко с хлебцами. Потом пошли домой. Я дремал, Юр. писал. Сидел на заседании. Юр. зашел и сказал, что в театр не пойдет. Пошли кучей. Опера, конечно, очаровательна, да и постановка ничего. Много знакомых. И дел много каких-то. Дома отлично пили чай и ели жареный картофель.

26.000

21 (суббота)

Вечер меня удручает¹⁰⁰. Близится гроза или дождь. Выходил в отдел. Видел Чернявского, Радлова, Юрьева. Не слишком ли я разбранил Колю Петера?¹⁰¹ Встретил Саню с корректурами. Поели в Доме и дома я поел. Выходил за хлебом, потом дремал. Юр. пришел с О.Н. Я нервничал от концерта. Пришли под дождем. Билетов мало. В соседней комнате Гум читает какие-то глупости. Вышло не так плохо. Дали мне ландыши с самого начала, и это меня подбодрило. Все дождь. Дома рано легли. Ломился Сторицын ночью.

30.500

22 (воскресенье)

Что-то не помню, что было. Был очень вкусный пирог с рисом. Шоколад Юр. хотел продать. Мне до слез было обидно представить себе, что Юр. стоит и продает. Но он, оказывается, был у кумы и Беленсона. Позировал у Воинова. Дома застал О.Н. и Милашевского. Он ее писал. Пили чай. Пошли потом к Лурье. Была Ахматова и Мозжухин. Мило. Лурье торжествует, получив пост и водворившись в кабинет Марии Федоровны¹⁰².

23 (понедельник)

В ‘Петрополисе’ масса книг хороших. Был Купреянов {У Кузмина — Куприянов.} опять. Попросил у Ноевича. Ходил утром за хлебом. Болела голова. Жаль мне, что Юрочка заброшен и я тоже. Люблю я его по-прежнему и, м.б., ревную немного. По дороге к Папаригопуло говорили. Там он сцепился спорить с Милашевским. Засиделись. Завтра поеду в Царское. Ночью был пожар. Ужасно горела сажа в трубе. Юр. кричал: ‘пожар’. Пожарные приехали, посмотрели и уехали. Мне напомнило это сказку Андерсена.

25.000

24 (вторник)

Вот поехал. Рано встал. Блохи еще спали. У них всегда почему-то напоминает дачу. Елена Исааковна позабыла трудовую книжку. Яков Ноевич вернулся. Мы шли вдвоем, разговаривая по-домашнему. Бежали за трамваем. Насилу достали билеты и залезли бегом в тронувшийся уже поезд. Зашли к Сане. Там лазарет и беспорядок какой-то чисто еврейский. Звонили Головину. Выбрит, мил и чопорен. Очаровывал, звал заходить чай пить. Погуляли в парке. Ползают личинки и еще не просохшие стрекозы, цветет сирень, бузина, каштаны и жимолость. Царское такое же, но какая жалость, какая жалость! Как все далеко: даже время, когда я ездил к Мухиным, Персиц, куме и Шайкевичам. Солнце, но ветрено. Вернулись. Чудный чай, хлеб с маслом и запечена сладкая каша. Опять еле попали на поезд. Дома Юр. открыл свою комнату и сидит там с О.Н. Как-то неуютно стало мне и неаппетитно пить чай. Ничего у нас нет. Но хоть провожать ее не ходил. Сидели, дремали. Выходил еще относить Фильдинга¹⁰³. Собеседовал с Дорой Яковлевной, по-стариковски. Рано спать лег. Что-то меня продолжает угнетать.

25 (среда)

Что-то не помню. Ветер страшный. Продавали книги и в ‘Петрополе’, и Ирецкому, и Ховину. Вечером сидели дома, по-моему. Нет, были у Тяпы, а Юр. отправился к незнакомому господину на ватрушки. У Тяпы Купреянов и Радловы. Спорили, Ронсара она не уступает¹⁰⁴. У Купреянова все-таки есть болва-низм вроде Гумилева. Бежали домой втроем. Дома чудесные гренки из размазни. Юр. побыл.

26 (четверг)

Что же было? Утром пошел в отдел, но зайдя [в] ‘Петрополь’ уговорился с Ноевичем к Ахматовой. Погода прелестна, жалкие молочные открылись. В отделе шепчутся, перепуганы, междуцарствие. Кузнецов спасается в академической, Ахматова в агрономической библиотеке¹⁰⁵. В Литераторах Юр. уже не было. Дома. Ели пирог. В союзе весело. Аванс дали. Забрал книги у Саниного брата¹⁰⁶. Юр. пришел поздно. Болтался с Милашевским и О.Н. Милый он. На ‘Содружество’ приползал Сологуб. Была, конечно, и Радлова, и Сюннерберг — 8 человек. Ничего. Дома ставили самовар. Мамаша уже завалилась спать, ни свет ни заря, переведя часы на 3 часа. Очень хорошо пили и разбирали книжки. Юр. купил ‘Аврору’ свою же¹⁰⁷. Свет горит, хотя взяли подписку о нежжении.

50.000

27 (пятница)

Отлично и рано прошлись на Мильонную. Там дали еще свинины. Пошли в Дом. Дома Юр. спал и я дремал. Потом поели свинины. Юр. ушел, я отправился в ‘Петрополь’. Заседание было какое-то скомканное и бесчинное. Заводы все закрыты, чтобы не было голодных беспорядков. Пили дома чай, потом прошлись к куме. Ее нет дома. Просто побродили. Дома писали со светом, хотя и дали подписку. Мамаша все волнуется комнатами и мебелью.

28 (суббота)

Утром ходили в ‘Петрополь’. Написал я ‘Федру’¹⁰⁸. ‘Картинки’ днем. В Дом. Дома ели макароны. Я поспал. Опять в ‘Петрополис’, купил ‘Orphe aux enfers’¹⁰⁹. Неожиданно пришла О.Н. Отменили спектакль. Была гроза. Света мы не жгли. С новой мебелью и чувствуешь себя немного по-новому.

30.000

29 (воскрес)

Мамаша пошла на кладбище. Partie de plaisir. Радуется, как дитя, хотя и стонет. Ходили в Дом и к Ховину, где встретили Ноевича. Мамаши нет еще. Юр. убежал, я пошел к Воинову. Кончили портрет. Дома хорошо принялись было за чай и макароны, но пришел Владимир Алексеевич и Папаригопуло. Юр. замрачнел чего-то, обиделся. У Блохов ничего себе посидели. Огня не жжем и в сумерках ложимся. Жалко мне, что у Юр. что-то не ладится. Арестовывают по городу все каких-то старух.

30 (понедельник)

Утром достал масла, к вечеру Юр. получил деньги. Зашла к нам О.Н. Я ходил на Мильонную, чтобы сочинить стихи. Вечером не помню, ходили ли куда. Не в скучное ли место куда? Вот так. Плохо сплю.

31 (вторник)

Страшная жара. Не помню, что мы делали. Заходили два раза в ‘Петрополис’. Дела там плохи. Все садятся им на шею. Видел Казарозу {У Кузмина — Казу Розу.} и пр. Пили отлично чай. Юр. пошел к О.Н., а я посидел у Блохов по-домашнему. Была у нас [нрзб.]. Плохо очень сплю.

63.000

(Окончание следует)

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ В самом конце декабря 1920 (Кузмин понял это в новогоднюю ночь) у Юркуна начался роман с актрисой и художницей О.Н. Гильдебрандт (сценический псевдоним Арбенина, 1899-1980). Она стала его фактической женой до конца жизни. Подробнее см. Гильдебрандт-Арбенина О.Н. Письмо Ю.И. Юркуну 13.02.1946. Публ. и комм. Г.А. Морева // Михаил Кузмин и русская культура XX века. Л., 1990. С.244-256.

² ‘В двадцатые годы Юркун работал над романом ‘Туман за решеткой’, который М.Кузмин сравнивал с произведениями Ф.Клингера. По словам В.Милашевского, действие романа переносилось из Америки в Петроград 20-х годов, описание снов героини перемежалось дневниковыми записями’ (Никольская Т.Л. Творческий путь Ю.Юркуна // Михаил Кузмин и русская культура XX века. Л., 1990. С. 101-102). Об этом романе см. также: Кузмин М. Чешуя в неводе // Стрелец. Сб. третий и последний. Пг., 1922 (перепечатано: Литературная учеба. 1990. No 6) и: Милашевский В. Вчера, позавчера… / Воспоминания художника. 2-е изд., испр. и доп. М., 1989. С.168.

³ Имеются в виду Н.С. Гумилев и О.Э. Мандельштам. Оба посвящали Арбениной стихотворения. О взаимоотношениях Гумилева, Мандельштама, Юркуна и Арбениной см. в двух шуточных стихотворениях Г.В. Иванова (Иванов Георгий. Стихотворения. Третий Рим. Петербургские зимы. Китайские тени. М., 1989. С. 155).

⁴ Дом Ученых помещался в Петрограде на Миллионной улице, в бывшем дворце вел.кн. Владимира Александровича. Там же находилась ЦЕКУБУ (Центральная комиссия по улучшению быта ученых), организация, помогавшая научной и творческой интеллигенции. Почти ежедневное упоминание походов на Миллионную свидетельствует о том, что Кузмин был прикреплен к распределителю ЦЕКУБУ и получал т.н. ‘академический’ паек. 12 октября 1920 Кузмин записал о своем первом визите за пайком: ‘Очередь огромна. Вот место первой главы какого-нибудь романа. Чудовский, Лернер, Головин, Р[имский]-Корсаков — все стоят’. О системе распределения пайков писал Вл.Ходасевич: ‘Мы переживали эпоху пайков. Они выдавались всем ученым и лишь двадцати пяти писателям. /…/ Когда я туда [в Петроград. — Публ.] перебрался, они были разобраны. Было решено дать мне паек Блока или Гумилева, т.к. они читали лекции в разных тогдашних институтах. Остановились на Гумилеве, что для него было даже выгодно, ибо ‘ученым’ выдавалась одежда, которой писатели не получали’ (Ходасевич Владислав. Избранная проза в двух томах. Т.1. Белый коридор. Нью-Йорк, 1982. С. 168, 215).

⁵ Имеется в виду стихотворение ‘Любовь чужая зацвела…’, впоследствии включенное в сборник ‘Параболы’.

⁶ ‘Петрополь’ — так Кузмин называет кооперативное издательство и книготорговую фирму ‘Петрополис’, основанную в январе 1918 Я.Н. Блохом и начавшую собственную издательскую деятельность с конца 1920. Помещалось на Надеждинской ул., 56, где были сняты две, затем четыре комнаты пустовавшей квартиры. Кузмин входил в число пайщиков ‘Петрополиса’, дружил с бессменным секретарем правления Я.С. Блохом (см. Офросимов Ю. О Гумилеве, Кузмине, Мандельштаме… Встреча с издателем // Новое русское слово. 1953, 13 декабря), переписывался с ним (см.: Letters of M.A. Kuzmin to Ja.N. Blox. Ed. by John E.Malmstad // Wiener Slavistischer Almanach. Sonderband 24. Wien, 1989. P. 173-185. Тимофеев А.Г. Михаил Кузмин и издательство ‘Петрополис’ (новые материалы по истории ‘русского Берлина’) // Русская литература. 1991. No 1. С. 189-204) — отсюда частые упоминания о посещении издательства и книжной лавки. Подробнее об этом издательстве см.: Лозинский Г. ‘Petropolis’ // Временник Общества друзей русской книги. Вып. II. Париж. 1928. С.33-37.

⁷ 7 января 1921 — по старому стилю Рождество (25 декабря 1920). С этим посещением связано стихотворение Кузмина ‘Звезда качается зелено…’ с пометой: ‘Серафиме Павловне Ремизовой-Довгелло в день Рождества Христова 1920’ и датой записи ‘январь 1921’ (Russian Literature Triquarterly. No 19 (1986). P.307).

⁸ ‘Вольная комедия’ — театр политической сатиры, созданный по инициативе занимавшего тогда должность начальника Политпросвета Пубалта Л.Никулина, главным режиссером был Н.Петров, режиссером — Н.Н. Евреинов, заведующим художественной частью — Ю.П. Анненков. В январе 1920 располагался в нижнем этаже ‘Палас-театра’ (Итальянская ул., д. 13). Фраза в записи Кузмина от 9 января ‘Я писал рецензии’, очевидно, связана с посещением театра. См. рецензию Кузмина »Вольная Комедия’ (‘Как Иван-дурак правду искал’, ‘Четверть девятого’, ‘Тумба’ и др.)’ // Жизнь искусства. 1921, 12-13 января. No 653-654. Следует отметить, что в состав спектакля входила также пантомима ‘Итальянские комедианты’ на музыку Кузмина.

⁹ ‘Занавешенные картинки’ — книга эротических стихотворений Кузмина, иллюстрированная В.Милашевским и выпущенная издательством ‘Petropolis’ в 1920. Вышла тиражом 307 экземпляров, с обозначением подложного места издания (Амстердам), в продажу не поступала, как бы заранее ориентируясь на библиофильскую редкость. Кузмин и Юркун сами продавали эту книгу коллекционерам и любителям, время от времени получая в книжном магазине ‘Petropolis’а’ по нескольку экземпляров книги, упоминания об этом часты в Дневнике.

¹⁰ Дом Искусств (или ДИСК), называемый в Дневнике также просто ‘Дом’, располагался в Петрограде по’адресу: Мойка, д.59 (бывшее владение банкира СП. Елисеева), ДИСК был открыт 19 декабря 1919, существовал в своем первозданном виде до конца 1922. О нем оставили воспоминания многие мемуаристы (Вл.Ходасевич, Н.Берберова, Ю.Анненков и др.). Описание быта ДИСКа дано в романе О.Д. Форш ‘Сумасшедший корабль’.

¹¹ Подразумевается, что торговые ряды пусты, ‘спят’, ввиду ограничения в период военного коммунизма торговли.

¹² Петроградское отделение Театрального отдела Наркомпроса (после 1920 — Петроградский театральный отдел).

¹³ Семья поэта Леонида Иоакимовича (Акимовича) Каннегисера (1897-1918), совершившего 30 августа 1918 террористический акт — убившего председателя Петроградской ЧК М.С. Урицкого. Записи о ‘Ленечке’ Каннегисере часты в Дневнике Кузмина за более ранние годы. См. о нем: Леонид Каннегисер. 1918-1928. Париж, 1928.

¹⁴ ‘La Faustin’ — роман Эдмона Гонкура (в русском переводе — ‘Актриса Фостэн’), одна из любимых книг Кузмина.

¹⁵ Сборник Кузмина ‘Осенние озера. Вторая книга стихов’ был издан московским издательством ‘Скорпион’ в 1912. Видимо, Кузмин предполагал переиздать сборник, но это не осуществилось.

¹⁶ Ирония Кузмина связана с тем, что в это время И.Одоевцева была автором лишь очень немногих стихотворений.

¹⁷ Эти слухи оказались преувеличенными. Ср. запись в дневнике Сомова от 25 января 1921: ‘Нотгаф сообщил, что мне назначен ученый паек’ (Константин Андреевич Сомов / Письма. Дневники. Суждения современников. М., 1979. С.202), а также запись в Дневнике Кузмина от 26 января, согласно которой Сомов уже получает свой ‘академический’ паек.

¹⁸ Имеется в виду книга: Бенуа А.Н. История живописи всех времен и народов. Т. 1-4. СПб., 1912-1917.

¹⁹ ‘Римские чудеса’ — незаконченный роман Кузмина, начало которого (гл.1 и 2) было напечатано в 3-м альманахе ‘Стрелец’ (1922). Работа над романом продолжалась и в 1924-1925, однако текст завершенных 3-й и 4-й глав нам неизвестен. Следует отметить, что в хронике сообщалось: ‘М.А. Кузмин закончил новый роман, озаглавленный ‘Римские чудеса» (Жизнь искусства. 1920. 28-31 мая. No742-746).

²⁰ Годовщины ‘Кровавого воскресенья’ в 1920-е отмечались, как революционный праздник. После 1924 были совмещены с т.н. ‘Днем воспоминаний в годовщину смерти мирового вождя пролетариата В.И. Ленина’, отмечались 22 января как нерабочий день до конца 1920-х.

²¹ Так Кузмин звал братьев Папаригопуло.

²² ‘Плен’ — цикл стихов Кузмина 1919 года. Впервые опубликован Дж.Шероном (Wiener Slavistischer Almanach. Bd.14. Wien, 1984). В СССР отдельные стихотворения публиковались Р.Д. Тименчиком (Родник. 1989. No 1) и Н.А. Богомоловым (Наше наследие. 1988. No 4). Тревога Юркуна вызвана контрреволюционным содержанием цикла.

²³ Петроградское отделение Всероссийского профессионального союза писателей было открыто весной 1920. 4 июля 1920 на общем собрании членов-учредителей было избрано правление, председателем которого стал А.Л. Волынский.

²⁴ Жанен Жюль Габриэль (1804-1874), французский писатель, один из наиболее известных ‘неистовых романтиков’ 1830-х годов.

²⁵ Пантомима ‘Итальянские комедианты’ в театре Вольной Комедии (см. прим.7).

²⁶ Маслов Георгий Владимирович (1895-1920), поэт, умерший в Красноярске, эвакуируясь из Омска с армией Колчака, где служил рядовым. Его вдова Елена Михайловна Тагер (1895-1964) оставила воспоминания о Маслове в виде письма Ю.Г. Оксману (ЦГАЛИ, ф.2567, ор.1, ед.хр.1256) и сохранила в памяти его стихи, т.к. рукописи и газетные вырезки погибли во время ее ареста (там же, ед.хр.1323).

²⁷ Возможно, речь идет о полемике между А.Беленсоном и О.Вол-жаниным в газете ‘Жизнь искусства’ (1921. 2-4 февраля. No 666-668).

²⁸ Незадолго до того в Доме литераторов состоялся вечер памяти С.Я. Надсона, организованный Литературным фондом. Писательница М.В. Ватсон, биограф Надсона, выступала на нем.

²⁹ ‘Пушкинские стихи’ — стихотворение Кузмина ‘Пушкин’, прочитанное в Доме литераторов 11 февраля 1921 на торжественном собрании в ознаменование 84-й годовщины смерти Пушкина (вошло в сборник ‘Нездешние вечера’). См. также запись от 8 января.

³⁰ Выдача в составе ‘академического пайка’ искусственного меда, приготовлявшегося из патоки и картофельной муки, отмечалась и А.М. Ремизовым (‘Взвихренная Русь’).

³¹ Т.н. ‘антоновский мятеж’ — начавшееся в 1920 крестьянское антибольшевистское восстание в Тамбовской губернии, возглавленное бывшим политкаторжанином, эсером А.С. Антоновым. Шло под лозунгами, в целом совпадавшими с кронштадтскими: ‘Долой продразверстку!’, ‘За свободную торговлю!’, ‘За советы без коммунистов!’, ‘За созыв Учредительного Собрания!’

³² Может иметься в виду пьеса ‘Вторник Мэри’, либо (что менее вероятно, т.к. к моменту записи были завершены не все стихотворения) сборник стихов ‘Нездешние вечера’ (обе 1921).

³³ Казотт Жак (1719-1792), французский писатель и дипломат, автор романа ‘Влюбленный дьявол’ (1772), неоднократно упоминаемого Куз-миным в стихах и статьях.

³⁴ ‘Нездешние вечера’, книга стихов Кузмина, выпушенная издательством ‘Петрополис’ в 1921 с обложкой М.Добужинского. Репринтное переиздание — М., 1989.

³⁵ Роман Бернгарда Келлермана ‘Туннель’ (1913). Ср. с высказыванием Андрея Белого в письме Иванову-Разумнику от 18 ноября 1923: ‘Шпенглер при ближайшем ознакомлении оказался совсем небольшим, граф Кайзерлинг — это какая-то сладкая теософическая водица, новых философов — нет (подобные Максу Шеллеру — меня не интересуют), к новым немецким поэтам у меня скоро пропал вкус, и я даже не помню их имен, Мейринг [Г.Мейринк — Публ.] мне не нравится, а все эти Келлерманы, Манны и Вассерманы — все-таки это ‘мало’ и… ‘не ново» (ЦГАЛИ, ф.1782, оп.1, ед.хр.14, л.5).

³⁶ Описание торжественного собрания в Доме литераторов в ознаменование годовщины смерти Пушкина см.: Свидетельство очевидца. Дневниковые записи Е.П. Казанович. Публ. А. Конечного и В.Сажина // Литературное обозрение. 1980. No 10. С. 108-109, Ходасевич Владислав. Некрополь. Bruxelles, [1939]. С.123-126.

³⁷ Очевидно, Кузмин беспокоится, не была ли В.К. Амброзевич задержана за ‘нелегальную’ торговлю, подобное несколько раз случалось раньше, о чем есть записи в Дневнике 1918 года.

³⁸ Имеется в виду Пушкинский вечер в Доме литераторов 14 февраля с участием А.Блока, М.Кузмина, Ф.Сологуба, Влад.Ходасевича, Б.М. Эйхенбаума. Кузмин читал стихи, ср. в дневнике К.И. Чуковского: ‘Стишки М.Кузмина, прошепелявленные не без ужимки,— стихи на случай — очень обыкновенные’ (Литературное наследство. Т.92. Кн.2. М., 1981. С.254).

³⁹ Издательство ‘Всемирная литература’ было организовано Горьким в конце 1918, как автономная организация при Наркомпросе. Заведовал издательством А.Н. Тихонов. Предполагалось, что будет осуществлено издание всей мировой классики от античности до XX века в образцовых переводах, с научной подготовкой текстов, комментариями, библиографией и т.п. На самом же деле в первые послеоктябрьские годы издательство фактически было в первую очередь подспорьем для бедствовавших литераторов. В Петрограде и Москве в издательстве принимали участие около 200 сотрудников — переводчиков и редакторов. ‘Всемирная литература’ закрылась в 1924, выпустив лишь незначительную часть из намеченного. См. стихотворения Кузмина ‘Я нелюбим ‘литературой’…’, написанное 2 февраля 1920 (Прометей. Т.4. М., 1967. С.420) и ‘Всемирная литература…’ (черновой автограф с датой: январь [1923] — ЦГАЛИ, ф.232, оп.1, ед.хр.6, л. 192 и об. С неточностями опубликовано: К уз-мин М. Собрание стихов. Т.З. Mnchen, 1977. С.491).

⁴⁰ По-видимому, дочь композитора и дирижера Э.Ф. Направника (1839-1916), бывшего с 1869 до конца жизни капельмейстером Мариинско-го театра.

⁴¹ Проекты Кузмина как-то поправить свое материальное положение путем издания Дневника, равно как и неудачные попытки продать его в рукописном виде кому-нибудь из коллекционеров, восходят еще к 1918. Об этих замыслах см.: Тимофеев А.Г. Указ. соч. С.190-191. Однако лишь в конце 1933 Кузмину удалось продать Дневник (в составе своего архива) московскому Гослитмузею за 20.000 руб.

⁴² Речь идет о растущем недовольстве в Кронштадте, вылившемся через несколько дней в Кронштадтское восстание, о впечатлении от которого в Петрограде Кузмин дальше довольно подробно пишет. См. также: Милашевский В.А. Цит.соч. С.213-214.

⁴³ Дом Литераторов возник осенью 1918, помещался: Бассейная, д.11. Первоначально ограничивался устройством столовой для голодающих писателей, а с января 1920 началась культурная деятельность, литературные вечера, лекции, доклады, концерты. Издавались журналы ‘Вестник литературы’, ‘Литературные записки’, ‘Летопись Дома Литераторов’). Дом Литераторов был закрыт в 1922.

⁴⁴ Вероятно, речь идет о статье Сторицына ‘Петроградский театр. Лопе-де-Вега’ (Жизнь искусства. 1921. 5-8 марта, No 685-687, 9-11 марта, No 688-690). Можно предположить, что специальное разрешение требовалось из-за большого объема статьи, не укладывавшейся в один газетный номер.

⁴⁵ Альманах ‘Стрелец’, где печатались и произведения Кузмина, выходил в 1915, 1916 и 1922. Издатель — А.Э. Беленсон.

⁴⁶ Козловский Александр Николаевич (1864-?), бывший генерал, командующий артиллерией Кронштадта, вошедший в образованный 3 марта 1921 штаб обороны Кронштадта. После поражения восстания бежал за границу. А.Некрич полагает, что Козловский не имел отношения к восстанию в Кронштадте, а был объявлен его главой лишь потому, что оставался единственным бывшим генералом в крепости, что позволяло легко превратить движение в ‘белогвардейскую авантюру’ (Утопия у власти. Т.1. London, 1986. СИЗ).

Верховский Александр Иванович (1886-1938), генерал-майор (с 1917), военный министр в августе-сентябре 1917, перешедший на службу к большевикам с 1919, в 1921 — преподаватель Военной академии РККА, затем — военный историк. Слухи о том, что Верховский примкнул к Кронштадтскому восстанию, не соответствовали действительности и, вероятно, были основаны на том, что в 1918 он арестовывался по делу ‘Союза возрождения’ (см.: Красная книга ВЧК. М., 1989. Т.2. По указателю).

⁴⁷ ‘Привал комедиантов’ — артистическое кабаре, существовавшее в 1916-1919 в Петербурге (Марсово поле, угол наб. Мойки). Владельцы — Б.К. Пронин и В.А.Лишневская. Кузмин был членом правления Петроградского Художественного общества, постоянным автором кабаре, в 1918-1919 регулярным его посетителем. Подробнее см.: Конечный А.М., Мордерер Я., Парнис А.Е., Тименчик Р.Д. Артистическое кабаре ‘Привал комедиантов’ // Памятники культуры. Новые открытия. Ежегодник 1988. М., 1989. С.96-154.

⁴⁸ Копорский чай — суррогат чая, приготовляемый из растения иван-чая (по названию с.Копорье в Петроградской губ.). ‘Листья этого растения служат в России для подделки чая. Приготовленные на манер настоящего чая, они или подмешиваются к нему, или же продаются прямо под именем чая. /…/ Продажа копорского чая запрещена, хотя он не заключает в себе ничего вредного’ (Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона, t.XV. СПб., 1895. С.85).

⁴⁹ Ср. запись в дневнике К.И. Чуковского за это же число (Новый мир. 1990. No 8. С. 135-136).

⁵⁰ Великий князь Дмитрий Павлович (1891-1942), участник убийства Григория Распутина.

⁵¹ Статья о Сомове — для книги: К.А. Сомов. Альбом. Текст М.Куз-мина. Пг., ‘Камена’, 1916-21. Ср. рецензию за подписью ‘N’ (Жизнь искусства. 1921. 19 июля. No776-779).

⁵² Кирилл Владимирович (1876-1938), великий князь, двоюродный брат Николая II. Приветствовал Февральскую революцию, в эмиграции в 1924 был провозглашен российским императором. Различные слухи о Кронштадтском мятеже, записываемые Кузминым, свидетельствуют о полной изоляции восставших и информационной блокаде петроградцев (см. также запись от 12 марта и прим.46).

⁵³ Кумой Кузмин звал В.А. Лишневскую, а кумом — Б.К. Пронина, у которых крестил дочь (Душеньку).

⁵⁴ Речь идет о приобретении издательских прав на сочинения Кузмина. Как следует из этой записи, в первые пореволюционные годы он уступил их владельцу издательства ‘Прометей’ Н.И. Михайлову (выпустившему сборники ‘Вожатый’ и ‘Александрийские песни’) и З.И. Гржебину (в его издательстве книги Кузмина не вышли).

⁵⁵ Жена художника Залшупина Надежда Александровна входила в правление книжного кооператива ‘Петрополис’. Стихи, посвященные ей Кузминым перед отъездом Залшупиных за границу, опубликованы Л.Чертковым (Листки из альбома // Континент. 1982. No 31. С.337), перепечатаны в указ. статье А.Г. Тимофеева.

⁵⁶ В списке литературных работ Кузмина за 1921 (ИРЛИ, ф.372, оп.1, ед.хр.319) значится: ‘Peel — стихи — перевод’. Эту запись пока идентифицировать не удалось, переводы какого автора имеются в виду, неясно.

⁵⁷ Имеется в виду рецензия Кузмина ‘Голос поэта (Анна Радлова. ‘Корабли’)’ // Жизнь искусства. 1921. 26-29 марта. No 702-705).

⁵⁸ ‘Двенадцатая ночь, или Что вам угодно’ — пьеса Шекспира, поставленная Н.Петровым в 1921 в Большом драматическом театре. Музыку к спектаклю писал Кузмин. См. также прим.98.

⁵⁹ ‘Оберон’ — опера К.Вебера (1826). Музыка Вебера — одно из первых и сильнейших музыкальных впечатлений Кузмина.

⁶⁰ ‘Забава дев’ — оперетта Кузмина. Закончена им в 1909, поставлена в Театре Литературно-художественного общества в 1911. Неопубликованный текст хранится в ГЛМ.

⁶¹ Пьеса К.Гольдони ‘Слуга двух господ’ была поставлена в БДТ в 1921. Посещение репетиции было связано с тем, что Кузмин писал рецензию на эту постановку: ‘Слуга двух господ’ (Большой Драматический театр) // Жизнь искусства. 1921. 30 марта — 1 апреля. No 706-708).

⁶² В рецензии на сборник стихов А.Радловой ‘Корабли’ Кузмин сделал несколько явных выпадов в сторону Гумилева и его учеников, к которым причислял и И.Одоевцеву: ‘Выступление ее [Радловой — Публ.] резко отличается от гуртовых появлений партийных школ и студий, где сила — в количестве и преданности мэтру и школьной дисциплине. /…/ Вспоминается определение какого-то наивного человека: ‘Поэзия — это лучшие слова в лучшем порядке’. Сказать можно какую угодно глупость, но вся поэзия и поэзия Анны Радловой как дочь настоящего творчества протестует против этого. /…/ Книгой ‘Корабли’ А.Радлова вступила полноправно и законно в семью больших современных лириков, как Ахматова, Блок, Вяч.Иванов, Мандельштам и Сологуб’ (Жизнь искусства. 1921. 26-29 марта. No 702-705). Приведенные Кузминым слова ‘наивного человека’ принадлежат С.Кольриджу и их часто повторял Гумилев.

⁶³ Обращение к Горькому было, вероятно, связано с хлопотами об освобождении арестованного И.Б. Мандельштама (см. запись от 26/13 марта).

⁶⁴ Г.Д’Аннунцио был одним из самых любимых писателей XX века для Кузмина. См. запись в Дневнике от 21 июня 1925: ‘Как в эпоху Шекспировских сон[етов], Алекс[андрийских] песен я полон был европеизма и модернизма, соединявшегося у меня с D’Annunzio, к которому я и теперь не охладел, м.б., из чувства благодарности’.

⁶⁵ ‘Дети’ — Юркун и Арбенина. ‘Павел I’ — пьеса Д.С. Мережковского (1908), поставленная в 1921 в Государственном Петроградском драматическом театре (бывший Народный Дом).

⁶⁶ Имеется в виду No 2-3 журнала ‘Красный милиционер’, литературным отделом которого заведовал А.Э. Беленсон. В журнале печатались Кузмин, Ремизов, Ахматова, Замятин, помещались рисунки Ю.Анненкова.

⁶⁷ Эта запись свидетельствует о том, что Кузмин мог заполнять свой Дневник по прошествии нескольких дней, отсюда происходят и встречающиеся ошибки в числах и днях недели.

⁶⁸ Возможно, речь идет об истории, рассказанной Вл.Ходасевичем (или ей аналогичной): ‘В марте 1921 г. Горький привез из Москвы еще восемьдесят [пайков — Публ.] /…/ Так как мы не знали, сколько именно пайков удастся отвоевать для писателей, то имена в списке надо было расположить в убывающей прогрессии: от самых заслуженных и нуждающихся к менее отвечающим этим признакам’ (Ходасеви Владислав. Избранная проза в 2 томах. Т.1. С. 168).

⁶⁹ По-видимому, имеется в виду какая-либо книга немецкого филолога Карла-Густава Фолмеллера (1878-1948).

⁷⁰ Введенное декретом СНК РСФСР с 1 июля 1919 поясное время непривычно сдвигало световой день, и без того сдвинутый на 1 час вперед Временным правительством в конце июля 1917. Путаница в связи с переводом часов неоднократно с раздражением отмечалась Кузминым в Дневнике. Перевод часовых стрелок на три часа вперед, когда, учитывая петроградские белые ночи, в ‘полночь’ нередко над городом светило не зашедшее еще солнце, воспринимался многими как явление апокалиптического порядка, нарушение большевиками самого хода времени, попытка грубо подчинить себе даже ход светил (см., напр., отражение этих настроений во ‘Взвихренной Руси’ А.М. Ремизова).

⁷¹ Установить, что за объединение под названием ‘Голубой круг’ имеет в виду Кузмин, не удалось.

⁷² Речь, вероятно, идет о книге немецкого историка литературы и искусства Г.Геттнера ‘История литературы 18 века’ (в русском переводе А.Н. Пыпина, или же одном из немецких изданий).

⁷³ А.С. Лурье был председателем музыкального отдела Наркомпроса (впоследствии Петроградского музыкального отдела) с 1918. О его деятельности см.: Кралин М. Артур и Анна. Л., 1990. С. 145-147. Согласно газетной хронике, Лурье был в январе 1921 сменен на этом посту Б.Б. Красиным (Жизнь искусства. 1921. 2-4 февраля. No 666-668).

⁷⁴ Ходовецкий Даниэль Николаус (1726-1801), немецкий художник, иллюстратор. Один из любимых художников Кузмина (см. стих. ‘Ходовецкий’ в сборнике ‘Нездешние вечера’ и др.).

⁷⁵ ‘Записки мечтателей’ — журнал, издававшийся группой писателей-символистов (изд-во ‘Алконост’) в 1919-1922. Всего вышло 6 номеров.

⁷⁶ Вероятно, имеется в виду освобождение И.Б. Мандельштама из-под ареста (см. прим.62).

⁷⁷ ‘Волшебная флейта’ (1791), комическая опера Моцарта, одно из любимых произведений Кузмина (см. цикл стихотворений ‘Пути Тамино’ в сборнике ‘Параболы’). О предполагавшейся постановке ‘Волшебной флейты’ в Академическом театре комической оперы (бывшем Михайловском) упоминалось в хроникальной заметке ‘Жизни искусства’ (1921. 16-19 апреля. No 718-720) как плане будущего сезона. В 1924 Кузмин переводил либретто оперы.

⁷⁸ ‘Эхо’ — сборник стихов Кузмина, вышедший в 1921 в издательстве И.И. Ивича ‘Картонный домик’. Ср. запись в Дневнике Кузмина от 3 октября 1921.

⁷⁹ Кто или что имеется в виду, выяснить не удалось.

⁸⁰ Возможно, имеется в виду вечер поэтов, организованный издательством ‘Петрополис’ в Доме литераторов.

⁸¹ Речь идет об изданиях ‘Петрополиса’: ‘Подорожник’ (сборник стихов А.Ахматовой) и ‘Эписин’ (пьеса Бена Джонсона открывала задуманную театральную серию издательства, вышла под редакцией и со вступительной статьей Я.Н. Блоха, сценическими указаниями С.К. Боянуса, в переводе Елены и Раисы Блох, эскизы костюмов художника Рыкова, обложка Д.И. Митрохина).

⁸² Речь идет об изданных ‘Петрополисом’ ‘Занавешенных картинках’ и сделанном Кузминым переводе ‘Семи любовных портретив’ А. де Ренье с иллюстрациями Д.И. Митрохина (1920, на титуле 1921, репринтное воспроизведение — М., 1990).

⁸³ Упомянут т.н. ‘второй’ (или, по другому счету, третий ‘Цех поэтов’, созданный Н.С. Гумилевым в начале 1921, куда входили в основном молодые поэты, близкие к акмеизму. Несколько карикатурное описание его деятельности см.: Ходасевич Владислав. Некрополь. С. 128-132.

⁸⁴ Рассказ ‘Глухие барабаны’ писался в марте-апреле 1921, но не был закончен и опубликован.

⁸⁵ ‘Дурная компания’ (1917) — повесть Юркуна, иллюстрированная Ю.Анненковым.

⁸⁶ Возможно, имеется в виду стихотворение ‘Родина Виргилия’ (май 1921, вошло в сборник ‘Параболы’).

⁸⁷ Царскосельская ерунда — по-видимому, упоминавшаяся выше мистификация Н.А. Щербакова и Арбениной.

⁸⁸ О стихах Арбениной см. ее письмо к В.Брюсову от 7 сентября 1917: ‘…я никогда не называла мои писания стихами /…/ почему-то моего глупого, обычного дневника — мне не всегда хватает, выходят против воли строки с чем-то вроде ритма и рифм, и их-то я осмелилась прислать’ (ГБЛ, ф.386, карт.75, ед.хр.3, л.2-2 об.).

⁸⁹ Имеется в виду Театр народной комедии (1920-1922), организованный С.Э. Радловым, где объединились актеры драматического театра и цирка. Постановка ‘Мистерии-Буфф’ (премьера второй, расширенной редакции которой, в постановке В.Э. Мейерхольда прошла 1 мая 1921 г. в Театре РСФСР 1-м в Москве) в театре Радлова не состоялась.

⁹⁰ Строка Н.Кукольника из стихотворения ‘Сомнение’, положенного на музыку М.Глинкой.

⁹¹ Каналетто Антонио (1697-1768), венецианский живописец и офортист.

⁹² ‘Вторник Мэри. Представление в 3 частях для кукол живых или деревянных’ (Пг., 1921).

⁹³ Повесть Кузмина ‘Шелковый дождь’ была опубликована в альманахе ‘Эпоха’, кн.1, (М., 1918).

⁹⁴ Источник цитаты не установлен.

⁹⁵ Князев Всеволод Гавриилович (1891-1913), поэт, вольноопределяющийся 16-го гусарского Иркутского полка. Сильное увлечение Кузмина Князевым относится к 1910-1912. О сложных отношениях между двумя поэтами и О.А. Глебовой, в результате чего Князев покончил с собой, см.: Тименчик Р. Рижский эпизод в ‘Поэме без героя’ Анны Ахматовой // Даугава. 1984. No 2. С. 113-121.

⁹⁶ Нувель Вальтер Федорович (1871-1949) — чиновник особых поручений канцелярии Министерства императорского двора, влиятельный в музыкальных кругах Петербурга, один из организаторов ‘Вечеров современной музыки’, ближайший знакомый Кузмина в 1905-1907. В эмиграции с 1919.

⁹⁷ Марка — фирменная марка издательства ‘Картонный домик’ работы А.Я. Головина.

⁹⁸ ‘Cosi fan tutte’ (‘Все они таковы’, или, в русском переводе ‘Так поступают все женщины’), опера Моцарта (1790). См. рецензию Кузмина »Cosi fan tutte’ (Гос. театр Комической оперы)’ // Жизнь искусства. 1921. 28-31 мая. No 742-745.

⁹⁹ Каких-либо сведений об этом поэтическом объединении, кроме упоминаний в Дневнике Кузмина (см. также запись от 26 мая), обнаружить не удалось.

¹⁰⁰ Вечер Кузмина в Доме Искусств 21 мая первоначально назначался на 11 мая (см. записи от 9 и 11 мая и хронику ‘Жизни искусства’ 11-13 мая, No 727-729 и 21-24 мая, No 736-738).

¹⁰¹ Имеется в виду рецензия на спектакль ‘Двенадцатая ночь’ (см. запись от 23 марта) — Жизнь искусства. 1921. 25-27 мая. No 739-741.

¹⁰² Андреева Мария Федоровна (1868-1953), актриса, общественная деятельница, вторая жена М.Горького. В 1919-1921 была комиссаром театров и зрелищ Петрограда (заместителем Наркома просвещения по художественным делам, заведующей Петроградским отделением ТЕО Наркомпроса). Смена руководства ПТО произошла в апреле 1921 (Жизнь искусства. 1921. 20-22 апреля. No 721-723), однако в коллегию ПТО А.С. Лурье, вопреки своим ожиданиям, избран не был.

¹⁰³ В мае-июне 1921 Кузмин переводил фарсы Г.Фильдинга (черновые автографы переводов сохранились в ИРЛИ).

¹⁰⁴ В числе планов Кузмина по крайней мере с 1917 были переводы стихов П. де Ронсара. Нам не удалось установить, был ли осуществлен этот замысел.

¹⁰⁵ Ахматова действительно служила в 1921 в библиотеке Агрономического института. См., напр.: Кралин М. Артур и Анна. С.26.

¹⁰⁶ Санин брат — Сергей Игнатьевич Бернштейн (1892-1970), языковед. С 1920 в Институте живого слова создавал фонотеку с записями на валиках чтения стихов поэтами (Гумилевым, Андреем Белым, Блоком, Брюсовым, Сологубом, Волошиным, Георгием Ивановым, Ходасевичем, Мандельштамом, Маяковским, Пастернаком, Есениным, Клюевым, Пястом, Ахматовой, Кузминым и др. — в общей сложности 92 поэта), изучал звучание поэтической речи и особенности авторского чтения в своей фонетической лаборатории. ‘Прибегал поздно Санин брат, тащит меня в Инст[итут] живого слова, чтобы почитать в граммофон’,— записывал в Дневнике Кузмин 24 мая 1920. Коллекция валиков оказалась в большей своей части утрачена после ряда реорганизаций (фактического разгрома) Государственного Института истории искусств и бернштейновского Кабинета изучения художественной речи при нем в 1929-1930. О судьбе собрания записей см. письмо СИ. Бернштейна директору Гослитмузея Д.Бонч-Бруевичу от 4 февраля 1934 (ЦГАЛИ, ф.612, оп.1, ед.хр.621), а также работы Л.А. Шилова.

¹⁰⁷ Возможно, говорится о книге Я.Беме ‘Aurora или Утренняя заря в восхождении’ (М., 1914), ранее проданной Пркуном букинисту.

¹⁰⁸ Имеется в виду стихотворение ‘Пламень Федры’ (вошло в сборник ‘Параболы’).

¹⁰⁹ ‘Орфей в аду’, оперетта Ж.Оффенбаха (1858).

СЛОВАРЬ ИМЕН, УПОМИНАЕМЫХ В ДНЕВНИКЕ 1921 ГОДА

Абрам Саулович — см. Каган А.С.

Августа Натановна — А.Н. Рашковская (род. 1898), писательница, литературовед.

Алеша — вероятно, сын В.А. Лишневской.

Алперс Борис Владимирович (1894-1974), сотрудник Студии В.Э. Мейерхольда, в 1921-1924 художественный руководитель театра Новой драмы в Петрограде, впоследствии театровед. Член ВКП(б).

Альтман Натан Исаевич (1889-1970), живописец, график, сценограф.

Алянский Самуил Миронович (1891-1974), владелец издательства ‘Алконост’.

Амброзевич Вероника Карловна (ум. в 1938), мать Ю.И. Юркуна.

Анна Андреевна — см. Сомова А.А.

Анненков Юрий Павлович (1889-1974), художник, режиссер, мемуарист. Иллюстрировал произведения Юркуна, написал портрет М.Кузмина (1919). В эмиграции с 1924.

Ахматова Анна Андреевна (1889-1966), поэтесса.

Бай Эммануил С. (умер в США в 1960-е), пианист.

Бебут — возможно, так Кузмин называет Бебутова Валерия Михайловича (1885-1961), режиссера, участника постановки в Театре РСФСР 1-м ‘Мистерии-Буфф’.

Беленсон Александр Эммануилович (1890-1949), поэт, критик, издатель альманаха ‘Стрелец’.

Бентович Борис Ильич (ум. 1930), управляющий делами Драмсоюза (Петроградского общества драматических и музыкальных писателей), член комитета Дома Литераторов.

Берман Лазарь Васильевич (1894-1980), поэт, в 1921 секретарь Союза поэтов. См. о нем: Сажин В. Предыстория гибели Гумилева // Даугава. 1990. No 11. С.91-93.

Блохи: Яков Ноевич (1892-1968), переводчик, секретарь правления кооперативного издательства ‘Petropolis’, Елена Исааковна, его жена, Дора Яковлевна, его мать, Раиса Ноевна (1899-1943, в немецком концлагере), поэтесса, его сестра. Эмигрировали в 1922.

Божерянов Александр Иванович (ум. 1961), художник-график (обложки и рисунки к 3-й книге стихов Кузмина ‘Глиняные голубки’ и 4-й книге его рассказов ‘Покойница в доме’ — обе в 1914, ко 2-му изданию ‘Сетей’, ‘Девственному Виктору’, ‘Леску’).

Борис Владимирович — см. Папаригопуло.

Боянус Семен Карлович, профессор, историк западноевропейского театра, германист.

Бриан (Шмаргонер) Мария Исааковна (1886-1965), певица, профессор Петроградской консерватории (с 1920). Неоднократно давала концерты в Доме Искусств.

Бриф Михаил Валерианович, артист Театра народной комедии.

Бруни Лев Александрович (1896-1948), художник, профессор во ВХУТЕИН.

Бурцев Александр Евгеньевич (1833-1937 или 1938), коллекционер, библиофил. О судьбе его коллекции см. очерк И.Андронникова ‘Личная собственность’ и статью С.Шумихина ‘Письма наркомам’ (Знание — сила. 1989. No 6).

Бутомо-Названова Ольга Николаевна (1888-1960), певица. После возвращения в Петроград весной 1921 с юга России, где она провели три года, выступала в Доме Искусств с исполнением шумановского цикла ‘Dichter-liebe’.

Варвара Филипповна — мать братьев Папаригопуло.

Ватсон Мария Валентиновна (1848-1932), поэтесса, переводчица, сотрудница журналов ‘Отечественные записки’ и ‘Русское богатство’, биограф С. Я. Надсона.

Вера Александровна — см. Лишневская-Кашницкая В.А.

Вероника Карловна — см. Амброзевич В.К.

Верховский Юрий Никандрович (1878-1956), поэт, историк литературы, переводчик, близкий друг Кузмина и один из издателей ‘Зеленого сборника’ (1905), где состоялся литературный дебют Кузмина.

Владек — вероятно, сын В.А. Лишневской.

Воинов Всеволод Владимирович (1880-1945), художник, искусствовед, сотрудник Эрмитажа и Русского музея.

Войтинская Надежда Савельевна (1886-1966), художница. Автор портрета Кузмина.

Волковыский Николай Моисеевич (1881 — после 1940), литератор. Выслан за границу в 1922.

Глебова-Судейкина Ольга Афанасьевна (1885-1945), актриса, скульптор, танцовщица, первая жена художника СЮ. Судейкина. В эмиграции с 1923.

Голлербах Эрих Федорович (1895-1942?), искусствовед, литературный и художественный критик.

Головин Александр Яковлевич (1863-1930), художник-декоратор.

Голубев Андрей Андреевич (1881-1961), актер. Управляющий делами ПТО, после переезда ТЕО в Москву некоторое время возглавлял правление Петроградского отделения ТЕО.

Грэебин Зинович Исаевич (1869-1929), художник, издатель.

Гум, Гумм — см. Гумилев Н.С.

Гумилев Николай Степанович (1886-1921), поэт.

Дейч — вероятно, Лев Григорьевич (1855-1941), народоволец. В начале 1920-х жил в ДИСКе.

Добужан, младший Добужан — см. Добужинские М.В. и В.М.

Добужинский Мстислав Валерианович (1875-1957), художник. В эмиграции с 1925.

Додя — вероятно, Добужинский Всеволод Мстиславович (род. 1905), сын М.В. Добужинского, театральный художник.

Долиновы — возможно, семья литератора Анатолия Ивановича До-линова.

Дурашка — см. Лавровский В.К.

Евгений Максимович, сосед Кузмина по коммунальной квартире. Евреинов Николай Николаевич (1879-1953), драматург, режиссер. В эмиграции с 1925.

Егор (Ег.) Иванов, Егорка — см. Иванов Г.В.

Залшупины: художник-график Сергей Александрович (ум. 1931) и его жена Надежда Александровна (Надина). В эмиграции с 1921.

Замятнин — предположительно, описка Кузмина, имеется в виду писатель Е.И. Замятин (1884-1937).

Зелинский Фаддей Францевич (1859-1944), филолог, исследователь античной культуры, профессор Петроградского университета. Заведовал изданием переводных пьес в редакционной группе репертуарной секции Петроградского отделения ТЕО Наркомпроса. В эмиграции с 1920-х.

Зиновий — см. Гржебин.

Зозуля Ефим Давыдович (1891-1941), писатель.

Иванов Георгий Владимирович (1894-1958), поэт. В эмиграции с 1922.

Ида Владимировна (в Дневнике Кузмин иногда пишет также ‘Инна Владимировна’) — бывшая жена А.И. БожерянЪва, в 1921 уже разошедшаяся с ним.

Инженер — возможно, Е.В. Михальцев.

Ионов (Бернштейн) Илья Ионович (1887-1942), поэт, издательский деятель (заведовал Ленинградским отделением ГИЗа, затем председатель правления изд-ва ‘ЗИФ’). Репрессирован.

Ипполит — см. Юдовские.

Ирецкий (Гликман) Виктор Яковлевич (1882-1936), литератор. Выслан в 1922 за границу.

Исай — см. Мандельштам И.Б.

Каган Абрам Саулович (1889-1983), издатель, участник петроградского ‘Петрополиса’. Выслан в 1922 за границу, жил в Германии, затем в США.

Казароза (Шнырева) Белла Григорьевна (1893-1929), певица. Выступала в ‘Привале комедиантов’.

Канкарович Анатолий Исаакович (1885-1956), композитор, дирижер, музыкальный критик.

Каплун Борис Гитманович (1884-?), работник Управления Петросовета.

Карсавин Лев Платонович (1882-1953, в советском концлагере), философ. Брат балерины Т.П. Карсавиной. Выслан за границу в 1922.

Кира Александровна (Алексеевна?) — см. Михальцевы.

Коля, Коля Петер — см. Н.В. Петров.

Кролль Исаак Моисеевич (ум. 1942), режиссер БДТ, затем ГОСЕТа.

Крючков Петр Петрович (1889-1938), секретарь вначале М.Ф. Андреевой (управляющий делами Петроградского ТЕО), затем М.Горького. Предполагают, что исполнял задания ГПУ (Ягоды) по слежке за Горьким. На процессе ‘право-троцкистского антисоветского блока’ в марте 1938 признался в участии в убийстве (отравлении) Горького.

Кузнецов Евгений Михайлович (1900-1958), работал с 1919 в Петроградском отделе театров и зрелищ, в ‘Красной газете’, получил впоследствии известность как сценарист и постановщик массовых народных зрелищ, цирковых пантомим и т.п.

Купреянов Николай Васильевич (1894-1933), художник-график, педагог. Был близок к ЛЕФу, преподавал на графическом факультете ВХУ-ТЕМАСа

Лавровский Виктор Константинович, сотрудник Отдела рукописей ГПБ, коллекционер, библиофил, собиратель эротики.

Леонард — см. Пальмский Л.Л.

Лисенков Евгений Григорьевич, искусствовед, специалист по истории нового западноевропейского искусства, действительный член Государственного института истории искусств (ГИИИ).

Лишневская (Кашницкая) Вера Александровна (1894-1924), жена Б.К. Пронина, владельца кабаре ‘Привал комедиантов’.

Лозинский Георгий Леонидович (1899-1942), филолог и переводчик. Участник ‘Петрополиса’. В эмиграции с августа 1921.

Лулу Каннегисер — сестра расстрелянного в 1918 Л.И. Каннегисера, убившего председателя ПЧК Урицкого.

Луначарский Анатолий Васильевич (1875-1933), нарком просвещения РСФСР в 1917-1929.

Лурье Артур Сергеевич (1892-1966), композитор. В 1921 — комиссар Музыкального отдела Наркомпроса в Петрограде. В эмиграции с марта 1922.

Мазуркевич Владимир Александрович (1871-1942), литератор.

Мамаша — см. Амброзевич В.К.

Марья Абрамовна — см. Мандельштамы.

Мандельштамы: Исай Бенедиктович (1885-1954), переводчик, дальний родственник О.Э. Мандельштама, Марья Абрамовна, его жена. См. о них: Минувшее. Вып.И. С.382-394.

Мелин Лев Федорович, букинист.

Милашевский Владимир Алексеевич (1893-1976), художник-график, иллюстратор книги Кузмина ‘Занавешенные картинки’.

Михайлов Николай Иванович, владелец издательства ‘Прометей’.

Мина Самойловна, родственница Т.М. Персиц.

Михальцевы: Кира Александровна (Алексеевна?) и ее муж, Евгений Владимирович, инженер-путеец, профессор. Богатые люди, устраивавшие у себя литературно-музыкально-художественный салон.

Мозжухины — актриса Клеопатра Андреевна (Клео Карини) и ее муж Александр Ильич (1878-1952), актер, оперный певец, председатель общества ‘Друзья камерной музыки’, брат киноактера И. И. Мозжухина. Эмигрировали в 1920-е.

Мроз Елена Константиновна, научный сотрудник Государственной академии материальной культуры, ГИИИ, Русского музея.

Мухин Василий Васильевич, поклонник балерины Т.П. Карсавиной, ‘романтический и мужественный мужчина’, как определяет его Кузмин в записи от 4 августа 1919.

Надежда Александровна — см. Залшупины.

Наденька — возможно, Н.А. Залшупина.

Надина — см. Залшупины.

Нашатырь Георгий Владимирович (род. 1902), художник и коллекционер.

Нельдихен Сергей Евгеньевич (1891-1942), поэт, участник Цеха поэтов. Репрессирован.

Нора — см. Сахар Н.Я.

Одоевцева Ирина Владимировна (1895-1990), поэтесса, 2-я жена Г.В. Иванова. В эмиграции с 1922.

Оленька — см. Глебова-Судейкина Ольга Афанасьевна.

Олимпов (Фофанов) Константин Константинович (1889-1940), поэт, эгофутурист, сын К.Фофанова.

Павлов[ич?] — в Дневнике фамилия не дописана. Возможно, имеется в виду Павлович Надежда Александровна (1895-1980), писательница.

Пальмский (Бамбашевский) Леонард Леонардович, переводчик и либреттист.

Папаригопуло (в Дневнике также ‘греки’, ‘братья’) — Борис Владимирович (1899-1951), поэт, автор либретто оперы ‘Джессика’ по Дж. Боккаччо (входил в литературную группу эмоционалистов), затем детский писатель, и Сергей Владимирович, литератор (по службе — секретарь военной прокуратуры).

Пентегью — прозвище Ирины Одоевцевой (по герою ее баллады ‘Роберт Пентегью’, опубликованной в альманахе Цеха Поэтов ‘Дракон’, кн.1. Пг., 1921).

Персии Тамара Михайловна (ум. 1955), дама петербургского окололитературного круга, литератор (псевдоним — Эванс), меценатка (в 1919 издала под маркой издательства ‘Странствующий энтузиаст’ роман Кузмина ‘Чудесная жизнь Иосифа Бальзамо, графа Калиостро’).

Петров — возможно, Дмитрий Константинович (ум. не позже 1528), специалист по романским языкам и литературе, профессор Петроградского университета (1918-1922), пайщик ‘Петрополиса’.

Петров Николай Васильевич (1890-1964), актер, режиссер.

Петников Григорий Николаевич (1894-1971), поэт, близкий к футуристам, основатель (вместе с Н.Асеевым и В.Хлебниковым) в Харькове издательства ‘Лирень’, в 1918-1920 редактировал харьковский журнал ‘Пути творчества’.

Плетнев — возможно, Николай Алексеевич, композитор.

Покровский Корнелий Павлович (ум. 1938), знакомый Кузмина. Инженер. Входил в круг А.Д. Радловой. Ему посвящен цикл ‘Лазарь’ в кн. ‘Форель разбивает лед’ (Л., 1927).

Покровский Владимир Павлович, инженер-гидролог, брат предыдущего.

Пунин Николай Николаевич (1888-1953, в советском концлагере), искусствовед.

Пяст (Пестовский) Владимир Александрович (1886-1940), поэт, переводчик, мемуарист.

Радлов Сергей Эрнестович (1892-1958), режиссер, обучался в Студии Мейерхольда.

Радлова Анна Дмитриевна (1891-1949, в советском концлагере), поэтесса, драматург, переводчица, жена С.Э. Радлова.

Рейн Белла Абрамовна (1904-1983), актриса, танцовщица мюзик-холла, жена А.И. Божерянова. Эмигрировала в 1920-е.

Ремизовы Алексей Михайлович (1877-1957) и Серафима Павловна (Довгелло) (1876-1943). В эмиграции с 1921.

Рождественский Всеволод Александрович (1895-1977), поэт.

Ромашков — возможно, Владимир Федорович, актер.

Рославлева — вероятно, Надежда Яковлевна (1902-1942?), поэтесса, актриса. Студентка Петроградского института сценических искусств. См. о ней: Минувшее. Вып.II. С.518.

Сабашникова Маргарита Васильевна (1882-1973), жена М.А. Волошина (1906-1907), знакомая Кузмина по ‘башне’ Вяч.Иванова. Была антро-пософкой, последовательницей доктора Штейнера. Эмигрировала в 1922.

Савельевна — см. Н.С. Войтинская.

Саня — Игнатий Игнатьевич Бернштейн (1900-1978), критик, владелец эфемерного издательства ‘Картонный домик’. Писал под псевдонимом А.Ивич.

Сахар Нора Яковлевна, писательница. В эмиграции с 1921.

Святловский Владимир Владимирович (1869-1927), экономист, поэт.

Сергей Александрович — см. Залшупин.

Сологубы: Федор Кузьмич (1863-1927) и его жена Чеботаревская Анастасия Николаевна (1876-1921).

Сомов Константин Андреевич (1889-1939), художник, знакомый Кузмина с 1905 года. В эмиграции с 1923.

Сомова Анна Андреевна (1873-1945), сестра К.А. Сомова.

Сашенька — см. Божерянов А.И.

Сторицын Петр Ильич (1894-1941), театральный критик, поэт. См. упоминание о нем в кн.: Шкловский В.Б. Гамбургский счет. Статьи — воспоминания — эссе (1914-1933). М., 1990. С.366. В ЦГАЛИ в фонде В.Б. Шкловского хранятся незаконченные мемуары Сторицына (главы из задуманной им книги ‘Мои американские горы’), но Кузмин там не упомянут.

Стрельников (Мезенкампф) Николай Михайлович (1888-1939), композитор, музыкальный критик и театральный дирижер. В 1922-1939 зав. музыкальной частью и дирижер Петроградского/Ленинградского ТЮЗа.

Сюнненберг Константин Александрович (К.Эрберг, 1871-1942), поэт, писатель, художественный критик.

Тамара Наталья Ивановна — актриса петроградских театров (Летний Буфф и др.).

Тяпа — см. Персиц Т.М.

Форш Ольга Дмитриевна (1873-1961), писательница.

Фроловы, мальчики — возможно, сыновья Александра Матвеевича Фролова, профессора Ленинградских Политехнического института и Института инженеров путей сообщения.

Ховин Виктор Романович (1891 — после 1940), литературный критик, издатель журнала ‘Книжный угол’, владелец одноименной книжной лавки (Караванная, 2, угол Фонтанки, 5). Был в эмиграции, погиб в гитлеровском концлагере.

Хортики: Александр Яковлевич и Вера Яковлевна, певица, секретарь ‘Кружка друзей камерной музыки’.

Чернявский Владимир Степанович (1879-1948), актер Театра-студии С.Э. Радлова.

Чудовский Валериан Адольфович (1891-1938?), критик, стиховед, бывший сотрудник журнала ‘Аполлон’. Многолетний любовник А.Д. Радловой. Репрессирован.

Чуковский Корней Иванович (Корнейчуков Николай Васильевич, 1882-1969), поэт, критик.

Шайкевичи: Андрей Анатольевич (1879-1947), литератор, балетный критик (оставил воспоминания о Кузмине: Петербургская богема. (М.А. Кузмин) // Орион. Литературный альманах. Париж, 1947), и его жена, артистка балета Клавдия Васильевна Павлова (ум. 1958). В эмиграции с 1918.

Шилов Федор Григорьевич (1879-1962), букинист. Автор ‘Записок старого книжника’ (первое изд.: М., 1959).

Шкловский Виктор Борисович (1893-1984), писатель, литературовед.

Штрайх Соломон Яковлевич (1879-1957), историк, пушкинист.

Щербаков Николай Александрович (1898-?), артист, ученик студии Мейерхольда.

Эйхенбаум Борис Михайлович (1886-1959), литературовед. Эрберг — см. Сюнненберг.

Юдовский: Григорий Ильич и его сын Ипполит. Г.И. Юдовский был владельцем открывшегося в 1922 г. литературного кафе ‘Ягодка’ на Невском. Роспись стен сделал В.М. Кустодиев. Предполагалось, что Кузмин возьмет на себя заведование литературной частью. В ‘Ягодке’ исполнялись некоторые произведения Кузмина. Позже Г.И. Юдовский заведовал художественной частью Свободного театра.

Юрьев Юрий Михайлович (1872-1948), актер, режиссер,

Яковлева-Шапорина Любовь Васильевна (1885-1967), художница, деятельница театра марионеток. В 1917 поставила пьесу Кузмина ‘Вертеп кукольный’.

——

Минувшее: Исторический альманах. 13.

М., СПБ.: Atheneum: Феникс. 1993.

Михаил Кузмин

ДНЕВНИК 1921 ГОДА*

* Окончание. Начало см.: Минувшее. Т. 12. С.423-494.

Публикация Н.Богомолова и С.Шумихина

Июнь

1 (среда)

Что-то жарко и плохо. С утра поплелись на рынок. Всего там много, а денег у нас нет. Целый ряд столов с чаем и булками, с молоком. Посидели и мы. Юр. уже ловчился продать тюк книг на улице. Дома обед неважный был. Каша и жир. Вечером Юр. захотел сидеть дома, но, опоздав в Дом, пошел на квартиру О.Н. и вернулся очень поздно. Я заходил к Кагану один. Его не было: на концерте. Зашел туда. Зиссерман играет Баха.

2 (четверг)

Целый день почти ничего не ели. Но легко, хотя днем засыпаю. Долго сидел в ‘Петрополисе’, так что Яков Ноевич ушел даже в контору с Конан Дойлем. Но ничего не высидел. М. б., даже я мешаю им и они косятся. Это было бы неприятно. Забегал Юр., опять ушел. Я, ничего не дождавшись, ушел и дремал. Пришел Папаригопуло и Владимир Алексеевич. Юр. все-таки притащил, голубь, папиросы, сладкое и хлебцев. Вечером зашли к Ольге Афанасьевне. Там Сахар, Коля Юдин и Бруни. Лурье все-таки поганушка, а мог бы быть неплохим. Чем он себя испортил?

3 (пятница)

Жара. Ходили на Мильонную и пререкались немного, зачем я не пошел сначала в ‘Петрополь’. Дали хлеба и настоящего чая. Я зашел еще в ‘Петрополис’. В Доме сидели. Ломалась Люська Дарская и была уже О.Н. Я домой. На заседании было скучновато. Вечером не слишком оживленно было у Абрама Сауловича. Смотрели новые немецкие книги, к сожалению, все по социализму. Юр. немного впадает в уныние от непризнания, я от неспособности работать, что нужно.

25.000

4 (суббота)

Вышли из дому не рано. Юр. что-то ворожил с деньгами. Бедный сынок мой, приходится ему хлопотать для меня. Мои работы и замыслы почему-то страшат меня. Я все знаю так приблизительно. Такой невежда и лентяй, действую по линии наименьшего сопротивления. Даже пустой статьи или пойти на заседание не могу собраться. Сидел в ‘Петрополисе’. Не косятся ли на меня? ‘Вторник Мэри’ вышла 4[-мя] экземплярами и это ни меня, ни Юр. не радует как-то. Дома все в порядке. Пили чай. Потом Юр. лег спать, а я пошел к Залшупиным. Никого там не было, смотрел книжки. Собеседование меня расстроило чем-то. Что уезжают Блохи, все, все, что многим не нравится ‘Калиостро’ — ‘не то, что ‘Эме’ или ‘Александр’, бессодержательно, один стиль, да прелестная внешность книжки!’¹. Глупости, конечно, но на меня действуют. Как-то будем жить мы зимою? Не знаю. Наступил июнь. Еще месяца три, пролетят они, как нелепый сон. Надеюсь, что выживу, но во что обращусь и во что обратится отношение ко мне, не знаю. Мое положение ведь очень еще проблематично. Одни еще, другие уже не хотят упорно меня признавать.

5 (воскрес.)

Рано были в Доме. На обратном пути встретили Кагана со ‘Вторником Мэри’². О.Н. была у нас. Я ходил к Бурцеву с ‘Картинками’ и ‘Вторником’, купил кое-чего и пили чай. Отправились под дождем к Тяпе. Ее еще не было. Читали, что сами написали в альбом. Потом пришла Радлова. Угощеньице было. Дождь лил и темно на обратном пути.

15.000

6 (понед.)

Все ничего. Выбрались около часа в ‘Петрополис’. Видели книжки. От Михельсона. Много краденых от Кости Ляндау {У Кузмина — Ландау.}. В Доме устроили оргию с кофеем и пирожными. Ходили еще немного. Дома дремали. Да, утром забегал ко мне Сторицын со статьею. Какое-то смешное охлаждение с ‘Жизнью искусства’ и с Кузнецовым³. Сам не знаю, откуда оно произошло. Мамаша все варит бобы, так и не доварила. Еще раз ходили в ‘Петрополь’. Пили чай. Пошел град. На Гюлистане было ничего себе, но не первоклассно. Дома жгли свет. Юр. тихо вдовеет. О.Н. уехала. Видел Аню Гумилеву, какая-то помесь Арбениной и Ахматовой. Вспоминали Гумов дом.

50.000

7 (вторн.)

Что же было? Ели, ели и плохо. Какое-то тухлое масло. Овсяная каша, как жеваная. Я болен. Пришел Милашевский. Я был не очень рад. Просидели зря дома. Рисовал он меня.

8 (среда)

Мне нездоровится и очень уж уныло. Заходил в ‘Петрополь’, а Юр. побежал к Тевяшову. Сговорились в Доме встретиться. Темно и ветрено. Выбираю деньги за последнее свое достояние. Юр. сидел печально. Пошли. Побродили под дождем. Дома плохо пообедали. Спал. Скучно, что пришел Милашевский. Кончил меня. Юр. читал Гофмана. Он томится и разбрасывается. М.6., скучает об О.Н. Выбежал и долго не шел. Я бездельничаю, как сурок. Кузнецов приходил, занес билеты от Мозжухина, дела всякие,— скучный он, все-таки. И этот концерт меня никак не устраивает. Юр. принес пирожок. Был у кумы. Печально все. Юр. начал пьесу и кончит завтра, вероятно.

30.000

9 (четверг)

Юр. пишет пьесу, почти дописал ее. Спрашивает совета. Я послал его к Ноевичу. Принес селедок, яйца и булок. Болит живот, даже лежал. Пришел Мухин С.А., выпросил мой экземпляр ‘Мэри’. Пили чай и все-таки поплелись на концерт. Г.Иванов бредет с пакетиками масла и т.п. Рано забрались, но Юр., к счастью, не очень скис. Медея пела какую-то ерунду Чайковского, старя или молодя меня лет на 30. Иришка стряпала что-то уверенно на ‘Бехштейне’. Вид зверский. Мозжухин обдуманно пел классические и скучные вещи Р[имского]-Корсакова, Глинки и Мусоргского. Делал все, что мог. Это — честно и приятно, но мало, мало. Дыхания духа нет⁴. Дома посидели немного, почитали Гофмана. Зажмурясь и ленясь иду я к какой-то дыре. Был Артур и Оленька.

25.000

10 (пятница)

Ужасно устал в Доме Ученых. Юр. бегал к куме. Я разговаривал с разными людьми. Тащили еле-еле. Тепло и хорошо, но как-то бесчинно протек день. Переехали к нам жиденята из Минска. Заседали проворно. Ноевич скоро уедет. Встретили дурашку, звал на витебские снадобья. У Ольги Афанасьевны вдруг приехал Мансуров, опять принявший вид подмастерья. Артура не было. Посидели, поиграли в мельники. Скучно ей.

65.000

11 (суббота)

Вечером заходил Милашевский. Вышли вместе с ним и прошлись, прогулялись. Куда-то не пошли. Да, дурашка отгласил, конечно, нас. Вот так. Вот так. Я что-то закисаю ужасно.

12 (воскр.)

Что-же было? Взяли денег в ‘Петрополисе’. Был в театре. Чехов очень хорош. Но разные люди нашли, что грим его похож на меня, и было не очень приятно наблюдать собственное безумие⁵. Были и знакомые. Зашел к Блохам, а Юр. там не было. Сидел дома. Спал плохо. Сто дождей. Была и гроза.

40.000

13 (понед.)

Целый день болела голова. Насилу отлежался к чаю. Пришел еще Милашевский. Еле-еле прошел он к Мозжухиным. Радушны и милы, были Степановы и Лурье. Все ничего. Голова прошла, но не окончательно.

14 (вторник)

Бедный Юр. скучает, наверное. Мельком видел Якова Ноевича. Распоряжение сделано. ‘Вечера’ мне не очень нравятся и не знаю, какое они произведут впечатление⁶. Писал об ‘Эрике’. Голова не совсем прошла. Юр. выбегал еще чего-то ворожить. Достал сладкого и папирос. Был у нас Саня и Папаригопуло. Вышли пройтись. Сумрачная и скучная погода. Лопаются большевики? Не знаю. Я сам лопаюсь по всем швам, вот что я знаю. Скучно мне до смерти. Поздно заходили к Тевяшову, режет своих скифов, сидит Смирнов, рассказывает о Ташкенте, о щегленке, будто компания на кухне. Тень милого быта витает еще. Что меня гложет, не знаю. ‘Барабаны’? ‘Вергилий’?⁷

15 (среда)

Дождь по сту раз. Утром ходил попотрошить Надежду Александровну. Юр. оставался дома. Вышли в Дом. Там ничего нет, да и вообще там на меня дуются. Не очень что-то хорошо себя чувствую. От Сологубов отклонились. Был Алперс. Я его все-таки люблю, несмотря на его коммунизм. И Юр. почитал и поговорил об искусстве. Вышли под вечер узнать, не приехала ли О.Н. Нет еще. Что-то смутно сидели.

30.000

16 (четверг)

Заходил в отдел. Жалованье и гонорар. Юр. скучает. Вечером у нас был Мухин. И потом очень скучно сидели у Наденьки Залшупиной. Свет погасили у нас.

9.000

17 (пятница)

Юр. скучает, бедный. Все рисует, так что даже глаза заболели. Сидит дома. Прекрасная погода. Ходил один на Мильонную. Мамаша пропала на рынке. Но нанесла всякой всячины. Являлся Сторицын с альбомом Юреневой. Сплетни, что Мозжухин заплатил мне 500.000⁸. Был в ‘Петрополе’. Заходила туда Оленька. После обеда ходил еще туда же. Долго шли на Васильевский остров. Вспоминалась юность, беззаботное житье, квартира, планы, мама с чаем и пирогами. У Радловых было очень мило. Были Николай Радлов, Боря Папаригопуло, пили чай, ели пирог. Юр. читал свою пьесу, читал очень плохо. Но было хорошо. Приятно шли.

13.500

18 (суббота)

День, будто затмение. Ходил в ‘Петрополис’. Дома были Коля Петер и Чиж, они возобновляют ‘Собаку’ без Веры Александровны⁹. Потом пришла и она, когда мы ели блины. Дела ее плоховаты. Опять пошел в ‘Петрополис’, потом покупал кое-что. У нас уже сидел Воинов. Гравюра не плоха. Хорошо толковали. Потом под дождем пошел я к Абраму Сауловичу. Они только что приехали из-за города. Мило посидели. У него есть задатки большого издателя и желание стать им. М.б., мало жизненности, не то, что у Зиновия. Юр. истомился ночью, совсем измучился, бедняга.

50.000

19 (воскресенье)

Вот Троица. Березки и блины. Вышли в ‘Петрополь’ и пройтись. Рано пили чай. О.Н. приехала. Конец Юрочкину томлению. Загорела. Привезла нам масло и какао. Вдруг явился Милашевский. Вечером был у Раи и Доры Яковлевны. Ничего, скучно без Якова Ноевича и Елены Исааковны, но радушны и любезны. Мамаша потрясена приездом О.Н. и сразу надулась и окаменела. Что же еще?

20 (понедельник)

Вышел довольно поздно. Блохи приехали. Дождался денег. Рассказы о Москве. Забегал купить папирос и конфеток и опять домой. Потом в ‘Петрополис’. Собеседовали. У нас пила чай О.Н. Вместе пошли. Юр. целый день пишет пьесу. Шли дожди вперемежку. У Папаригопуло был Шкловский. Радлова долго не шла. Но все-таки пришли. Юр. читал. Хорошо очень. Дома он спрашивал, что я думаю о пьесе и обиделся немного.

120.000

21 (вторник)

Целый день был ветер, разогнавший тучи. Выходили и в Дом. О.Н. пришла к нам. Поспела. Вышла с Юр. и пила чай. Рассказывала свой роман с Гумом очень хорошо. Чуть не опоздала в театр. Пошли к Миклашевскому вместе. Были любезны и милы, пили кофей. Разговоры о ‘Собаке’. Пошли к Блохам. Там больны и немного затрапезны, но хорошо, все-таки. Ст[нрзб.].

22 (среда)

Юр. хворает. Были у Мухиных. Долго шли. Душно. Юр. совсем болен.

23 (четверг)

Не был на собрании ‘Собаки’, а прямо на Николаевской. Взял денег. Чего только нет на рынке. Дождик. У нас Б.Папаригопуло. Юр. совсем болен, была и О.Н. Вечером у Мозжухиных, все театральные дрязги, но так милы, послали Юр. пирожков, лекарства и табак. Все дождь.

45.000

24 (пятница)

Один ходил на Мильонную, сочиняя стихи. На собрании было как-то томительно. Дома застали Милашевского. Пили чай и я читал свои старые вещи. Пели немного. Я скис, да и Юр., кажется. Сидели дома.

25 (суббота)

Почти осенняя погода. Писал статью¹⁰. Вышел в ‘Петрополис’ к закрытию, и в отдел. В Доме встретил Юр. и отправились к Ховину. Там клуб. Опять в Дом. Пили молоко. Везде всего продают много. Дома сидел. Был Кузнецов. В ‘Петрополисе’ все устроилось. Купил кое-чего и пили чай. Вечером сидела О.Н. Я читал о Моцарте. Не скучно, но немного нервимся, и главное, что ничего не делаю. Слава Богу, что свалил хоть статью-то.

28.000

26 (воскресенье)

Темная и тихая погода совпадает с какой-то ленью и тяжестью на моей душе. Ничего не пишу. Малейшее усилие трудно. Утром приходил инженер за ‘Картинками’, но мы как-то бесчинно распорядились с деньгами, так что не хватило. Яков Ноевич возвращался с кладбища. Посидел в ‘Петрополисе’. Юр. долго не было. Пили чай, потом пошли. Я отошел немного. У Тяпы была Залшупина и Радлова. Сидели в гостиной. Завтра лучше будет. Все читаю о Моцарте.

15.000

27 (понедельник)

Сегодня чудная погода. Упиваюсь книгой о Моцарте, но вместе с тем это и засоряет мне несколько голову. Утром был в ‘Петрополисе’. Там орал Евреинов, бранил меня за ‘Собаку’, рассказывал о каких-то спектаклях в гимназии, где 12 влюбленных мальчиков изображали самих себя. Поспешил домой. Растратились как-то. Днем все засыпал и сердился. К чаю пришел вдруг Морозов¹¹. По-прежнему мил, красив и глуп. Вспоминали. У О.Н. впечатление, что у нас проездной двор. Пошел я к Асафьеву, но квартира у них заперта. Встретил Каплана с книгами. Он качал головой, комплиментировал меня насчет Сомова, предупреждал о петрополитанцах и был подавлен и душевен. Встретил Адамовича, живет с Егорушкой, счастлив и доволен¹². Дома О.H. еще была у нас. Работать, работать. Планов у меня масса, но как поднять это все?

50.000

28 (вторник)

Дожди и грозы. Приводил в порядок свои ноты и список сочинений¹³. Очень хочется писать, задумал ряд музыкальных вещей (м.б., чтенье Моцарта), роман неприличный и биографию Моцарта. Писать, писать, а деньги, а житье? Рано ели блины, к вечеру ржаные клецки, которые я не люблю почти так же, как и кашу. Ни стричься, ни к Поскочину, ни в ‘Литературу’, ни к Асафьеву не ходил. Поздно был в ‘Петрополисе’, взял ‘Dollar-prinzessin’¹⁴. Юр. достал всего. Пришел Миклашевский, потом О.Н., под бэбэ, в новом платье. Сабашникова находит, что я ‘в прошлом’ и многие находят это. Юр. спорил о ‘характерном’ искусстве эпохи,— все это меня не расстраивает, а как-то нервит немного. И как мы будем жить, не знаю. Придет еще зима. Вышла книжка Рождественского¹⁵. А главное — мрачное и иногда озлобленное отдаление Юр. Без ласки и признания он увядает и озлобляется, мое же мнение кажется ему и пристрастным и недостаточно восторженным.

29 (среда)

Утром был в ‘Петрополисе’. Послал Юр. к Мозжухиным. Удалось, но связало меня. Как я выпутаюсь? Думаю, как дурак о музыке. Хватит ли техники? Никто не сочтет за серьезное. Был у Блохов. Ничего. Они ведь очень милые и порядочные люди. М.б., и любят меня. Сегодня впроголодь, но чувствую себя восхитительно, м.б., именно от этого.

70.000

30 (четверг)

Все дождь и холод. Читаю Моцарта, думаю о ‘Леске’ (не устарелое ли эстетическое предприятие это)¹⁶ и ничего не делаю, что нужно. Чувствую себя неважно. Юр. отлично писал, хотя меня несколько смущает, что он сам провозглашает пьесу ‘гениальной’. Утром ходил на рынок за булками и потом за папиросами. Много грибов, масла и мяса, но мало денег. Днем вздремнул. Заходил и в ‘Петрополь’, окрестил кота. Дома прибегал Саня. Статью ждут. Новый кошмар. А ‘Собака’-то? ‘Tu Tas voulu, Georges Dandin’. Да совсем не voulu! О.H. пришла к [чаю]. Юр. читал пьесу, но она ничего не поняла, отношение к искусству у нее какое-то дамское, все применять сейчас же к себе, вроде как смотреть Ботичелли в качестве модных картинок. Да, еще кошмар: являлся Ипполит, опять за романом. Что я ему скажу? Отправился к Закорючке. Та эстетически пищала, но очарования в ней нет. Поздно попали к Мухиным. Там семейно, чуть-чуть ‘недра’ и, вероятно, очень скорбно и скучно.

Июль

1 (пятница)

Разговоры с разными людьми искусства: с Г.Ивановым, Саниным братом, Беленсоном, петрополитанцами, повергли меня в какое-то уныние и отчаяние. Все замыслы мои кажутся мне бесцельной игрой. Плохо мне и ничто меня не радует. Один ходил на Мильонную. Много чего надавали. Заходил в ‘Петрополь’ Беленсон с книжкой. Противный он, какой-то чекист. Дома сидел Мухин, и он мне показался скучноватым. На заседании он, будто кошмар. Юр. долго не шел. Погода стала чудесной. Сидели дома. Писал ‘Лесок’.

2 (суббота)

Заходил в ‘Петрополис’ и в отдел. Взял газеты. Пишу ‘Лесок’. Юр. все еще не поправился, и вообще чувствуем себя очень неважно. Явился Милашевский и проспорил о себе до часу ночи. Погода установилась.

3 (воскресенье)

Все зовет меня к работе и, вместе с тем, со всех сторон какие-то тучи находят, равнодушие, вражда, и почва ускользает из-под ног. А Юрочка? Он пишет гениальные вещи, и кто на них ласково смотрит? Даже я не сух ли и (Боже мой!) не обкрадываю ли его иногда? Влияние его, конечно, есть. Сегодня уезжает О.Н. Юрочка приуныл немного. И долго она не шла. Погода сегодня чудесная: тепло, не жарко, но к чему все это? Боже мой, ведь я же не маленький Миша, живущий при маме. Ты так одарил меня, но и возложил тяжесть. Кто меня любит? Юрочка, конечно, и за это благодарение небу, но на кого положиться, хотя бы как на Евдокию?¹⁷ на Тяпу, на Блохов, на Кагана? — нет. Якова Ноевича не было в лавке и не будет: на диссертации Жирмунского. Взял денег у Кроленки, купил конфеток. Все продается. Пили последний чай. Пошел я к Беленсону, он чем-то расстроил меня, какие-то сплетни. Что-то от Ремизова у него есть. Какие-то неприязни, то Союз поэтов¹⁸, то Алянский, то сам Беленсон. Прибежал Анненков. Этот совсем уж опаршивел. У Лулу, напротив, были любезны очень. Много было народу. Лулу только что видела Сомова. Он кланяется, кажется, статьей доволен¹⁹. Я очень боялся этого. Юр. пришел поздно и сейчас же сцепился спорить с Мандельштамом о Яковлеве.

25.000

4 (понедельник)

Не знаю, прибавляются [ли] у меня силы. Денег-то я достал, но делал мало. Сегодня утром О.Н. была у нас. Был в ‘Петрополисе’ 2 раза. Вечером вздумалось пройтись. Конечно, на рынок. Ни в caf, ни в Гюлистан не хотелось. К вечеру еще вздумал мечтать, что уже совсем не входит в мои планы.

55.000

5 (вторник)

Что же от меня осталось? Лень, неумелость, апатия, бесчувственность, мелкие капризы, конечно, кое-какие бескрылые (м.б., устаревшие) планы и дурацкие мечты. Я даже не совсем уверен, есть ли во мне вера. Опять пичкают меня кашей, а денег нет. Погода чудеснейшая. Ходил бриться к Ученым. Ждал долго. Заходил в отдел, но жалованье там вычли за неведомый аванс. Везде продают чудесные вещи, но денег у нас нет. Чувствовал себя превосходно, пока не стал кормиться, потом впал в уныние. Погода по-летнему безнадежна. Стоял даже на балконе, что всегда приводит меня в еще большее уныние. В ‘Петрополисе’ посидел. Каган нас отглашает и вообще какой-то надутый. Пили очень хорошо чай, опять воспрянул духом. Зашли к Олет, потом туда пришла и Тяпа. Играл я этюды Дебюсси. А дома опять скис. Что же делать? Главное, бояться следует мечтаний.

6 (среда)

Опять какая-то канитель с едой, но мамаша отправилась и купила грибов и картошки. Заходил Мухин и Коля Климов, огромный и обнаженный, а давно ли он спал за шкапом у Милашевского в виде маленького гуревича²⁰. Прошли к Ховину, там нашли Блохов. Опять в Дом. Ели и дома. Все мне надоели. Была гроза, я спал. У Василия Васильевича был Русинов и вкусный обед. Побежали еще к Кагану, он был сух и скорее неприятен, так что я с Юр. на обратном пути даже ни слова об этом не говорили, как оплеванные.

7 (четверг)

Приехал совершенно неожиданно Моня. Юр. очень рад. Какое-то летнее безделье. Моня все такой же: полон собой, сознательный бездельник и мечтатель, немного в стиле Изы Кремер²¹. Вечером мы все-таки были у Тяпы. Там были Кричевские, но не Радловы. Беседовали ничего себе. Моня с мамашей домовничали. Остановился он как будто у нас. Утром заходил к Елене Исааковне за деньгами. Был еще на заседаньи.

70.000

8 (пятница)

Утром опять впечатление дачи от Мони. Смущала публика на Юр. чтении, но все обошлось лучше. Был Щербаков, Мышка и Милашевский. Утром ходил за пайком. Едим Монину провизию. Все письма от сумасшедшей Свириденко, от Цветаевой и Нечкиной из Казани²². Долго сидели. Видел Тяпу в ‘Петрополисе’.

9 (суббота)

Написал письмо Нечкиным и отправился в ‘Петрополь’. Почему-то мне дали денег. Встретил Моню. Шествует и ест чернику. Предлагают ему какое-то место. Дома ели. Они отправились в Дом, я дремал и заболела голова. Молодцы все читают друг другу. Вечером пошел к Блохам один. Болела голова. Они радушны. Юр. побыл, бедняжка.

100.000

10 (воскресенье)

Болтанье и безделье меня овладевают. Заходили в ‘Петрополь’. Не помню что-то, что мы делали, где были. Саня отгласил нас. Гуляли. Купил Моня роз, а я ‘Sapho’ Массенэ²³.

11 (понедельник)

Что же было? Утром был в ‘Петрополисе’. Относили ноты домой к Блохам. Волнуюсь о вечере. Не помню что-то, что я делал. Вероятно, писал музыку. Играл ‘Sapho’. Да, достал я чаю. С наслаждением пили. На вечере было много и очень хорошей публики, но все ждали и волновались об Ахматовой. Было много очень знакомых. Побежал к Немировичу²⁴. Встретил идущего от него Гума и Оцупа. Там Орг, чай, спирт, сыр, бутерброды и старомодная любезность. Его ‘племянница’ Тизенгаузен, француженка, домашние молодые люди, разговоры об Испании, религиозном возрождении, заграничных новостях и т.п. Эстонец подвез меня до дому. Вот я и оскоромился. Болтали еще дома. Я был пьян. В кафэ, говорят, было скучновато. Жак определил Гума и красавицу: ‘дефлоратор со шкицей’²⁵. Ховин рычит из своей берлоги.

50.000

12 (вторник)

Дождь все лупит. Заходил к Оргу. Ходят эстонские лица, говор чухонский, но приятно, что не слышно жаргона²⁶. Топорщатся под державу. Условия, конечно, хорошие, держится чуть снобом. Милашевский уже сволок свои рисунки. Дома ели немного. Юр. нервится, я тоже. Ходили еще в Дом. Моня пропал куда-то. Оцуп отгласил. Забежал в ‘Петрополис’. Переживают вчерашний вечер. Взволнован Оргом. Каган надут чего-то. У Ховина видели Жака и Жирмунского. Молодые люди под дождиком отправились куда-то. Я писал плохую музыку и скучал. Темно и неприютно. Моня так и пропал.

13 (среда)

Льет дождь как из ведра целый день. В кухне протекает потолок. Послал Юр. и Моню за пайком, сам отправился на Николаевскую и в ‘Петрополь’. Рассказы о коте Страбоне. Леонард денег выдал мне. Дождь все льет. Неужели и в пятницу придется путешествовать под таким же дождищем? И молодым людям выдали. С едой опять какая-то ерунда. Какие-то клецки, в один комок, на вечер. Вообще, с мукой мамаша обращается зверски. Выходили, тем не менее, прогуляться. Вечером читали ‘Евг. Онегина’.

65.000

14 (четверг)

Что-то делали. Дождь. Вечером были у Блохов. Подсчитывал стихи в сборниках.

15 (пятница)

Наказан за свои расчеты. Наговорил ли кто про меня чухонцу, или сам по себе хам, но стал вертеть волынку: вещи, мол, печатаны, у всех ненапечатанное, спросит в Ревеле и т.д. Чуть не вернул рукописи и не весьма был любезен. Все они одним миром мазаны. Я, например, не знаю, что сталось с добрым Каганом, что он рыло воротит. Дьяволит что-то и Залшупина. Как они все мне надоели. Но аванс и чаю мне дали. Юр. лежал еще. Накурено. Мне было стыдно за Орга. Вышел за маслом и булочками. Потом ходили с Юр. в Дом Искусства. И к Ховину. Заходили пить молоко. Моня тихо устраивается и окаменевает. Пили чудно, чудно чай. Потом еще выходили. Разные работы, издательские дела и лень меня удручают. Купил Юр. свечек.

500.000

16 (суббота)

Дожди прошли. Писал с утра. Спекла мамаша чудный пирог. Пошел в отдел на собрание. Новый Альдонс {Г.Г. Адонц.} — совершеннейший ишак и дубина, но, кажется, неплохой человек. Моня не шел очень долго. Заходила к нам Тяпа и Танечка. Вышли, навстречу Моня. Поймали его. К Персиц пришли рано. Был там Козлинский, потом Радловы. Ничего, было уютно. Юр. читал свою вещь. Забрали Гте, но это половинное еще издание.

17 (воскресенье)

Тяготил предстоящий Народный дом. Статьи тоже. Соберется дождь, наверное. Все взволнованы платной железной дорогой (до Москвы 128.000) и трамваем (500), забывая, что это цены 12 р. 80 к. и 5 коп., только нам-то платят по 7 коп. в месяц²⁷. Что-то играют назад. Везде смех и анархия, голод, чума и т.п. Заходили в Дом. Там Милашевский. Дома Моня оплетает ватрушки. Лень не покидает меня. Хорошо прошелся до Народного Дома, но ни билетов, ни Боярского не было. Акопарировал {От французского accaparer — захватить.} меня Лисенко, рассказывая про свой роман с матросом. Орал и заикался на весь сад, мальчишки смеялись. Он там habitue, по-видимому. Дома оба юноши кисло спали, к Сане мы не пошли. Поздно пошли бродить и жевать лепешки. Юр. ворчал. Моня торжественно и скучно важничал. Ах, Боже мой! Посидели со свечкой. А писанье и Орг, а ‘Петрополь’? А ‘Жизнь искусства’?

18 (понедельник)

Заходил в ‘Петрополис’. Пришел туда и Юр. В Доме съели по пирожной и домой. Оленька все не приезжает. Пошли на Васильевский. Полдороги шел с нами Святловский. Остров всегда переносит меня в детство и успокаивает печально, хотя я его и не люблю. Толкались на рынке. У Радловых была Тяпа и Сара. Пирог с малиной, дела разные. Слухи опять о вольном городе²⁸. Отправились все на курсы. Там домашне и душевно. Были и знакомые. Улизнули на Гюлистан. Моня уже сидел. Был и Милашевский, но сегодня даже чаем не угостили. Положим, Юр. всех заговорил. Иногда я, любя, боюсь за него, за его резонерство и м.б., многословие. И нетерпимость. Моня тихо мрачнеет и придумывает дикие причуды. Неаппетитно как-то. В сущности, я не очень его люблю. Юр. дорожит им, как очевидцем своего гения и жертвой цуканий, хотя тот и брыкается. Устал я сверх меры, и все мне надоело: и жизнь, и люди, и работа, и творчество, и книги.

19 (вторник)

С утра Юр. нервился, что нет денег и Ольга Ник[олаевна] не едет. Но деньги я достал, а О.Н. приехала. Я очень рад. Утром ходил в ‘Петрополь’ и в отдел. Отдал статейку, неважную, но которая едва ли будет напечатана²⁹. Денег не дождался. Петрополитанцы весело бродят гурьбой. Все отходят от меня. Ремизов продал мои книги неразрезанными. Бегал еще раз к ним за деньгами. Юр. ходил покупать к чаю. Вечером провожали Моню и бродили еще. Теперь ходят до 3-х и вообще всякие послабления и налоги. Но по вечерам меня сон одолевает и вообще ленюсь, конечно, и непроизводителен ужасающе. Анненков притаскивал портрет Гржебина. Все-таки очень хорош. Вот так. В поездке Ростова поминала меня добрым словом, а Студенцов рассказывал, что я объяснялся ему в любви. Это было, действительно, раз, под пьяную руку, но я ничего не помню. А он хвастается. Конечно, лестно, что этим можно хвастаться: питерщики³⁰ — как малые ребяты, или О.Н.

100.000

20 (среда)

Дожди были, но после них гофмановская свежесть. О.Н. была у нас. Юр. ее провожал, а я пошел к нему навстречу по мокрой траве Виленского переулка. Было какое-то незабываемое мгновенье: и мокрая трава, и солнце, и Юр., издалека идущий. Я очень люблю его, но устал и минутами пугаюсь будущего.

50.000

21 (четверг)

Погода чудная. Каша дома. Юр. мрачен. Ходил на Николаевскую, взял денежек. Лил дождь. Опять носятся бессмысленные мечтания о porto-franko. Купил отличных булок и пирожков с черной смородиной. О.Н. была у нас, она не совсем здорова. Приятно шли до Дома при солнце с Георг. Ивановым. Народу мало, но публика приятная. Много неожиданных посетителей³¹. Потом пошли к неизвестным меценатам на коньяк, отправив Оленьку с Папаригопуло и Моней. Луна светила волшебно. В сущности было довольно пошло и бесчинно. Напились, конечно.

66.000

Пятница (22)

Ясно, денег маловато. Голова кружится. В сущности, никакого удовольствия от этого коньяка я не имел. Заседание отложено. О.Н. не приходила. Пили чай одни. Поздно пришел Моня. Я пошел к Блохам. Там был Добужинский и Нотгафт по делу, я сидел с домашними, вспоминали старину. Дома Моня еще сидел. Ходят теперь до 3-х, но этим мало кто пользуется. Да: утром ходили в Дом Ученых и заходили в ‘Литературу’. Забегал к нам Сашенька. Не хорошо ему живется.

23 (суббота)

Ужасно долго не ели. Я выходил за папиросками. Приходила О.Н., но я ее не видел. Юр. в некотором отношении не очень хорошо ведет себя. А вечером и совсем поругались при Моне из-за каких-то пустяков. В ‘Петрополисе’ достал денег, пили чай и все-таки пошли к Святловскому. Юр. егозил, думая, что тот наготовил нам продуктов, но того не было дома и мы его не дожидались. Моня еще сидел. Юр. неласковый какой-то. Меня же беспокоит Орг и завтра. И надеюсь, и неуверен.

52.000

24 (воскрес.)

Не помню, что было с утра. За чаем были Моня и О.Н., потом под дождем отправились к Оленьке. Ни Мозжухиной, ни Тяпы не было, были Капитан³², Нора и Ахматова. Лурье был милее, чем можно было вообразить, но было очень темно. Осень близится. Читал ‘Лесок’. Что-то будет завтра?

25 (понед.)

Дождь и ужасный ветер. С рассказами моими ничего не вышло, но денег Орг дал. Юр. спал. Выбежали поесть и накупили всяких штучек. Даже не спал. Вдруг явился Денике и Саня Венедиктов. Мил и скромен, очень серьезен, оставил разные стихи и реферат обо мне, были и у Сомова. О.Н. что-то не угодила Юр.

Мне сегодня немного скучно, от погоды, что ли, или объедаюсь, или чай крепок. Главное — неопределенность будущего. Поздно под дождем пошли в кафе. Там темно и мрачно, но знакомые, кроме поэтов — Радлова, Миклашевский, Сахар, Харлампьевна. И бедный Саня, заброшенный, сидел. Наш стол был окружен, но в общем было скверно. Дожидался Юр.

1.000.000

26 (вторн.)

Дал мамаше денег на разные разности. Вышли с Юр., бродили, заходили в отдел. Там сидит Ишак, обиженный Радлов, моя статья и меня же ругают. Неуютно. Заходили еще было за булками, где Юр. знакомый. Саня [Венедиктов] опоздал и пришел, когда я уже уходил. Обрядился в белые брюки и т.д., беднягин. Оставил его в Юр. ведении, боюсь, что тот будет нелюбезен, да еще прибредет мрачный Моня. Шел ничего себе. Ко мне пристал неизвестный знакомый в красных штанах, курсант, и даже его товарищ со стеком. Довольно невероятная картина получилась. Дома сидят Моня и О.Н. довольно уныло, и слушают ‘Дурную компанию’. Юр. пошел меня провожать. Моня сидел до предела. Юр. побыл. Я очень его люблю, но растерян всякими пустяками и все вокруг меня шатается. Погода установилась.

27 (среда)

Время идет, деньги тоже, а мы пребываем в той же инертности. С некоторым ужасом думаю о времени после 1-го числа, когда иссякают мои получки. Но пока… Были в ‘Петрополисе’. Любезны, но немного холодны. Были и в Доме. Потом пообедали, и отправился Юр. на свиданье, я — покупать к чаю. Саня [Венедиктов] не опоздал. Пил, ел, разговаривал. Кажется, ему было не скучно и не дико. Даже играли Дебюсси и меня. Юр. опоздал. Пил отдельно. Интересно, что подумал Саня о нашем житье. Вечером пошли бродить. Купил я [‘Сильвию’?], Юр. чашку. Зашли к Мозжухиным. Дома, поет. Учится петь по-немецки и итальянски, из которых ни слова не понимает. Выходит, вроде ‘Блэк энд Уайт’³³или ‘Неуэбулет зыбен аршин’. Но делает от чистого сердца, почти что трогательно. Так наелся, что еле мог пить чай. Вечером сидели мало, т.к. свечка догорала. Да и спать хотелось.

100.000

28 (четверг)

Что же было? Бродили в разные места. Вечером купили на рынке чашку поповскую³⁴ и книги, впрочем, это было вчера. Сегодня же читали ‘Капитанскую дочку’, провожали Моню, заходили к Тевяшову {У Кузмина — Тевяшеву.}, где заседал Сторицын. Был у нас Сашенька, обедал. Апатия не проходит у меня.

29 (пятница)

Погода восхитительна и ясна. Ходили на Мильонную, но Юр. закис. Дома не очень удачные блины. Потом заснул, проспал Кауфмана и без аппетита, чужим, пошел на заседание в ‘Петрополис’. Каган перестал на меня дуться, а вечером я сговорился к Блохам. У нас сидел Моня, потом пришел Папаригопуло, а Юр. опоздал и домой, и всюду. Пришла и О.Н. У Блохов было так себе, недра и сумерки. Дома у Юр. свечка, притихли оба, не слышали, как я пришел. Посидел бы, да спать хотелось.

30 (суббота)

Все к дождю. Я нервлюсь и сплю, беспокоюсь о деньгах, которые уже истощились. Вышли в Дом. Потом я вернулся и спал. Юр. пришел с Моней и О.Н. Вечером я вышел к Каннегисерам, там был Исайя и Каплан, забавно резвившийся. Дома еще никого не было. Юр. прибежал в дождь. Моня, оказывается, тоже заседал у О.Н.

31 (воскрес.)

Голодновато, но хорошо, если бы не уныние. Хотя хорошо поели в Доме. Поздновато. Юр. лег спать как раз в то время, как нужно было идти. Потом зашел в ‘Петрополь’. Ничего там нет. Юр. развивает свою болезнь. К чаю пришел Моня. Потом вышли: Юр. к О.Н., а я за ‘Картинками’ к Блохам, но и остался там. Разговоры меня развеяли, не так все мрачно. В Германии вышел ‘Зеленый соловей’ и ‘Избранные стихи’, разные сведения о политике и загранице подбодрили. Посидели дома немного.

Август

1 (понедельник)

С утра отправился в союз, взял возможный аванс. Прошелся по рынку. У Юр. приходил Алеша, приглашает кума. Бегал еще в Дом за мукою. К чаю пришел Саня Венедиктов, О.Н. и Моня. Потом отправились в Гюлистан. Мальчиков не было дома, пошли отыскивать хлеб. Сидели, читали гороскоп Мони. Интересно. Но настроение мое не важно.

100.000

2 (вторник)

Чудесная погода. Вышел в ‘Петрополь’, когда Юр. спал. Накупил превосходных книг. К чаю пришли О.Н. и Саня. Ходил с ним еще раз в ‘Петрополь’ и домой. Вечером бродили с Юр. и заходили к Султанову поесть. Приятно, но растратились. Что-то странное со мной происходит. Спокойствие и беспечность.

50.000

3 (среда)

Был Сашенька. Поручил разные вещи Юр. Были Моня и О.Н., потом они вышли, я смотрел с балкона и скучно ждал. Давно нигде не были.

80.000

4 (четверг)

Утром Сашенька все-таки пришел. Пошли. Орг отставлен, уезжает, но купил у Сашеньки и дал мне. Юр. все дела сделал, пока я был на заседании. Встретил Елизавету Николаевну, просила с ней поговорить, подкрепить, ждала меня на лестнице у Блохов. Отовсюду политические новости. Были у нас О.Н., кажется, и Моня. Гуляли далеко. Устали даже. Накупили всяких всячин.

506.300

5 (пятница)

Не так душно. Почти весь день провел в Доме Ученых, где ничего почти не дали. Юр. уходил, приходил, спал. Был и на заседании. Скучно. Гум, действительно, арестован³⁵. Не в связи ли с Оргом? Прибежал перепуганный Плетнев. Придется писать воззвание³⁶. Гуляли с Юр., купили яиц, [конфет?], хлеба, огурцов и масла. Роскошно ужинали, но электричество не могли поправить, и потом заели нас клопы. Давно я не видел разных людей. Дождь пошел.

6 (суббота)

Разгулялось, но к вечеру, наверное, пойдет дождь. Вышли рано на рынок. Я люблю там бродить, как по ярмарке. Коля Бронштейн торгует книгами. Вс есть. Зашли к Султанову. Вчера Юр. там пировал с Моней. Чай пили Моня и О.Н. Мамаша надулась, Юр. убежал. Я читал Моне разные вещи. Болтаемся ужасно. Потом ели. Юр. увел Моню в темноту. Я лег. Сегодня клопы ели Юр., а не меня. Видел какие-то райские сны, но скоро нам будет очень плохо.

7 (воскресенье)

Умер Блок. Оленька плакала, а Юр. стал резонировать и злобствовать. Как-то неблаголепно это было. Мамаша промокла в постели и надулась. К чаю набралось много народа: и Моня, и братья-греки. Били баклуши. Провожали О.Н., а Моню Юр. потащил еще ночью к нам, тот как клещ или клоп. А у меня беспокойство и желание видеть разных людей и все впечатление американского вечера и свободной жизни. Началось это с присылки сибирских стихов³⁷ и Сани Бенедиктова. А придется тоже умирать. Что же я сделал, Боже мой? Все мне кажется легковесным. Сторицын врал, что Глазунов хвалил мою музыку, и мне это было приятно³⁸. Но вообще-то, вообще-то я очень закис и обленился.

8 (понедельник)

Какой-то ужасный день сделался к концу. Юр. и я ругали бедную мамашу, стаскивали ее с кровати и т.п., но она и сама своей воркотней и штучками ни к чему другому и не может привести. После обеда ходил на Мильонную. Дома застал Саню и Рождественского, читал им. Рассказывали о Блоке, они вчера там были. Пришла О.Н. и уговорила нас идти на панихиду. Хорошо сделали, что пошли. Все были. Плачут. Слово ‘поэт’ и ‘нежность’, конечно, неотъемлемо от него. Многие оплакивали свое прошлое, целую полосу артистической жизни и свою, м.б., близкую смерть. Заплаканные женщины. Трепаная Дель-мас рядом со строгой вдовой Блока, и Белый, и Ольга Афанасьевна, и Ахматова, и Анненков на первом плане, вроде фотографа Буллы³⁹. Бруни, Канкарович, Ершов, Лурье — все. Радловы, Тяпа. Удивленные, растерянные, заплаканные лица. Солнце, маленькая комната, старые домики, луг на берегу канавы, ладан и слова панихиды. Еле дошли домой. Пили чай. Деньги у нас вышли, конечно. Вот тут-то и пошло наше представленье, так, неизвестно из-за чего. Но Юр. мрачен и не очень мил все эти дни. Ну, Бог поможет. Трудно только нам очень.

9 (вторник)

Болит голова. Моня пришел. Голова прошла немного. Был у Адонца, Юр. откомандировал в ‘Петрополь’. Не помню, ели ли чего. Да, вечером ели кулебяку. Моня ушел рано. Говорил о Марии.

40.000

10 (среда)

С утра бегали к Николаевскому мосту. Ждали. Погода чудесная. Несут открытым. Попы, венки, народ. Были все. Скорее можно перечислить отсутствующих. Белый во главе, что и понятно, но Анненков и Лурье до неприличия выпячивались на первое место, как фотографы. Шел то с Радловой, то с Блохами. Они милы, скромны и домашни. На кладбище праздник Смоленской Божьей Матери⁴⁰. Служили хорошо, но в виде hommag’a пели Чайковского. Как изменился Блок. Как страшно и какой дух тления. Его передержали и пекли на солнце. Тепло, деревья, все мило для последнего взгляда. Много и праздного народа, спрашивают, кто это Блок. Вот и меня похоронят! А если Юр. раньше меня? Не дай Бог, хотя и его подвергать такому ужасу похорон жестоко. Васильевский Остров, напоминая детство, возвращает неизменно меня или к мечтам о житье запечном, или к римскому восторженному миру апокрифов. Долго шли. Оленька устала. Заходили в Дом Ученых. Там Коля Юдин получает варенье. Дома мрачно из-за вчерашней безобразной истории. Действительно, какая гадость. Но будто немного проходит. Юр. нежный и добрый, но бродяжка и спорщик и любит учить, как и мамаша. А бедная Ол[енька], конечно, не виновата, но и не по нм. Ей богатые, праздные, эстетические молодые люди нужны и принципиальное болтанье. Да, м.б., с известной стороны и Юр. тоже, хотя он серьезен и беден. Впроголодь. Вечером заходил еще к Блохам. И Юр. прибрел ни с чем.

11 (четверг)

Бог, вероятно, хранит меня, не дав удачи с Оргом, потому что иначе бы меня арестовали, но в ПТО меня обижают без всякого покровительства. Впрочем, аванс выдали, но духов, которые я мечтал продать за 500.000, не дали. Адонц {У Кузмина — Адонс.}, говорят, свирепствует. Утром-то я ничего не получил, только 10.000 на обед у Литераторов. Встретили О.Н., и Юр. убежал. С мамашей, слава Богу, примирились. Вечером пришел Моня. Юр. купил макарон. Не пишется мне. Жрут клопы.

60.000

12 (пятница)

Бродили за пайком. Что же делали еще? Я что-то не помню, что было. Кажется, ничего особенного. А, м.б., я и ошибаюсь. М.б., гуляли, м.б., дома сидели.

13 (суббота)

Вечером был у Блохов, писал контракт⁴¹. Перед чаем ходил к Адонцу. Кроме чая ничем не угощал. Был Шкловский, Федин, Канкарович и Голлербах {У Кузмина — Голербах.}. Купил свечек и еще чего-то. Пили чай. Звонил Тяпе.

50.000

14 (воскресенье)

Все слухи и летний жар. Ели свинину. Мамаша кротка. Взял аванс. Что-то с делами? Вечером был у Блохов. Ели парижские конфеты и два пирога. Юр. пришел поздно. Чувствую себя ничего.

50.000

15 (понед.)

Взял у Елены Исааковны ‘Картинки’. Юр. их реализовал, хотя и притащил О.Н. Были у Папаригопуло. Там [перестановка?]. Дали свет. Слухи и декреты, один другого диковиннее. Чудная луна. Борис провожал нас по-дачному. Ночью была страшная, без грома, гроза и град. Душно и клопы.

26.000

16 (вторн.)

Такая же тропическая погода. Жарко, молнии без грома, внезапные дожди. Решил пойти за пайком. Юр. писался, но я его вытащил. Огромная очередь, но он не ждал. Все судьба. На обратном пути спас ребенка и женщину, тонувших в Канавке⁴². Там водовороты и водоросли. Он сам насилу выплыл в платье. Милый Юр., скорый и благородный. Книжечка, тетрадки его смокли. Сам, конечно, вымок, как собака. Вечером приходил их муж благодарить. Подполковник. Бегал он и к Ховину, и к Бурцеву. Дома сидел Сашенька, потом приплелась и О.Н. Мамаша крепится. Притащил я французские подарки. Такой интернационал: шоколад французский, масло американское, рыба финская. Не голодны. В Буфф⁴³ все-таки пошел, мечтая. Пить хотелось, все ел яблоки. ‘Бригитта’ — ерунда, вроде Мопассана⁴⁴. Были знакомые. Волосатый Марджанов лежал на койке, окруженный оперетками, рядом трепаная Тамара и огромные чашки с выпитым кофеем. Дома свежо. Ели вишни и макароны.

17 (среда)

В ‘Петрополисе’ волнения и сложности из-за Абрама Сауловича. Закорючка ведет себя достаточно сволочно, но, м.б., и у Абрама Сауловича есть аппетиты: пальца в рот ему не клади. Ходил еще с Блохами по разным улицам. Юр. притащил О.Н., после чая прибыл и Моня, когда мы уже все съели. Все это мне как-то поднадоело. Даже идти к Тяпе не очень хотелось. Юр. пошел отдельно, ища свечек. Везде огонь, у нас тьма. Не хватает еще, чтобы ‘Петрополь’ лопнул из-за Надины. У Тяпы была Анна Дмитриевна и Сутугина. Юр. читал. Забрали [нрзб]. Луна.

35.000

18 (четверг)

В ‘Петрополисе’ все ссорятся. Юр. нервится. Я тоже. Жарко. Моня загадочно торчит. Юр. на него набрасывается. Клопы жрут, без памяти. Писал об оперетке. Ходил в отдел. Наскоро пообедали. На Николаевскую. Там анекдоты и россказни. Спал. Дома дежурный Моня, потом уже Юр. Вечером были у Абрама Сауловича. Разговоры и планы издательств и журналов. Свет еще не горит. Наелись. Плохо спал из-за клопов.

304.000

19 (пятница)

Сегодня, как сон. Вышли погулять, я засыпаю, дошли до рынка. На Пушкинской едет мальчик на велосипеде. По-моему, стрельнул. Во всяком случае, так вертелся и улыбался, что Юр. его остановил. Кланяется, как из общества. Прелестен, действительно, как сон. Юр. позвал его к себе. Опять на все соглашается. Какая-то жизнь, Европа и молодость. Пережидая вдали дождь, я страшно радовался и бодрился. Юр. сам прелесть, говорит любовно и вежливо, как старший, тот все кланяется, но обещал придти не один. О.Н. бранила Юр., надулась и похожа была, все-таки, по сравнению с тем, на корову, как называет ее мамаша. Бабье сидит все-таки в ней. И в эту минуту она мне была чем-то досадна. Побежали к Бурцеву. Поил чаем, мил и уютен. Покупали еще хлеб у молодых людей. Вечером были у Закорючки. Обобрали книги и вс чего-то хохотали. Вернулись поздно. Как полагается, луна светит.

35.000

20 (суббота)

Погода все продолжает благоприятствовать, слухи хороши, планы и хотения и там, и тут, но ленюсь я по-прежнему и нервлюсь, и люди многие мне надоедают. Сегодня был какой-то содом. Прежде всего, мамаша любезно и рано спекла блинов. Юр. залег вверх спиной без подушки и не вставал. Тон: ‘Я никогда не завтракаю, сэр’. Вышел в ‘Петрополь’. Потом зачем-то в Дом. Второе уныние. Дома сидит Сторицын с чухонцем. Совсем дурак безсмысленный и пьяница: зачем он мне? Хотят у меня устроить оргию. Да, еще был маленький Мухин с планами насчет лавки. Юр. вскоре явился с О.Н., потом Моня. Чухонец все сидел. Невероятные синдетиконщики⁴⁵, не спихнешь с места. Потом Сашенька. Потом Папаригопуло. Юр. вскоре пошел обедать к утопленницам. Пришел пьяный. Услал меня гулять с греком. Сам остался сидеть с фатальным Моней. Прогулялся. От нас спускается Воинов. Да, с утра еще был Маньковский с орденом ‘кукиша’! Эта шайка ремизовских эпигонов тоже мне надоедает⁴⁶. Юр. пришел не поздно, но нигде не был, а бродил с Моней и скормил ему хлеб. Монтер не приходил, свечка выгорает и деньги уходят. Юр. очень давно не был. Вообще какой-то дез-гардьяж.

Первое — упразднить чухонца.

21 (воскресенье)

Постимся. В Доме ничего нет, только молоко. Пошел на собрание. Не очень бурно, но упорно. Все прошло как нужно. Домой пришли О.Н. и Моня. После чая вышел к Блохам. Мирно посидел. Читал Вергилия. Особенных восторгов не вызвал.

50.000

22 (понедельник)

Мальчик не пришел, хотя Юр. и ждал его. Досадно, что так проехало. Был Эверт с Моней. Все это интересно, но жалко, что он припадает к аскетизму. Я подробно его понял, но м.б. и ошибся. О нем со временем. Вечером пришла О.Н., я вышел к Мозжухиным, но не застал их. В caf наши не пошли, а поздно Юр. пошел провожаться. Как все обойдется, не знаю.

23 (вторн.)

Время идет незаметно, неся, м.б., несчастья, м.б., радость, во всяком случае, старость и смерть, а я, как преступник, ничего не делаю, ленясь, болтаясь, мечтая и засыпая. ‘Душа моя, душа моя, возстани, что спишь?’⁴⁷ Утром визитировал ‘Петрополь’ и ходил с ними. Юр. дожидался меня. Сегодня все еще поет. Купили гнилой хлеб у нашего жильца. Мебель нашу хотят продавать. Монтер не приходил. Надина зла и проказлива, будто ее высекли, а она хочет нашкодить. С Юр. пошли к Ховину. Денег нет, полная лавка пролетарских поэтов, я думал, что они будут меня обкладывать, но ничего. Вроде бурсаков, но молодость, компанейство и какая-то поэтическая фантазия есть в них. От богемы. Зашли еще в лавку Дома Литераторов, там Блох, побрел с ним. Начали уже пожирать яблоки. Пили чай. Пошел я погулять, Юр. к О.Н. Хотели чай пить у Мандельштамов, но Юр. не пришел, сидел с коптилкой и писал афоризмы. Там была усталая Марья Абрамовна и достаточно надутая Лулу. Слухи все. Саня заходил.

24 (среда)

Не помню уже, что было. Попросил денег у Кагана. Погода чудесная, но работаю очень мало. Вот и зима идет. Звонил Тяпе, но неудачно. Кто-то был.

50.000

25 (четверг)

Продал книжку брату Евреинова и дополучил от Ховина. Вот и все. Вечером Юр. пошел к О.Н., я провожал его и был у Блохов. Новое издательство довольно трудно, недружно и мрачно начинается.

20.000

26 (пятница)

С утра не курили. Так и пошел на Мильонную. Все время хлопоты с монтером меня удручают. Кроме Монй, О.Н. и мамаши, и денег, и писаний, и Юрочки. Приплелся домой. У нас синдетиконщик No 1 — Сашенька. Планы и просьба книги. Юр. побежал, поспав. Я в ‘Петрополь’. Надина накануне отъезда ходит уже, как знатная иностранка, чем-то неприглядна. Собрание было вялое. Абрам Саулович как-то надут, сыро, темно, долго. О.Н. пошла на панихиду по Блоку, где должен говорить слово модный о.Введенский⁴⁸. С Юр. долго ходили покупали и к монтеру. У нас Моня мрачный, мамаша затеяла какие-то колоссальные затеи с пилкой дров. Илью забрала в рабство. Да еще беспокойство с продажей левиной мебели⁴⁹. У бедного Юр. отбирают его конторский гарнитур. Ну вот, сегодня явились оба монтера. Но все тревога. Пил чай кое-как. Потом Юр. ругал Моню, потом читал роман, что тоже довольно выглядело катастрофично.

200.000

27 (суббота)

Был Эверт. Он увлекается совершенными пустяками, если не ересью. Не знаю, зачем я связываюсь с этой советской историей. Ведь все же они — сволочи. Юр. побежал накупать книжек. Потом вышли и вместе. Пили чай. Скучно было идти к Мандельштамам и противоположное предзнаменование не оправдалось. Юр. скоро убежал домой опять. Вс сны я страшные видел. Вообще: лень, уныние и нездоровье не проходят, и какое-то отсутствие жизненного аппетита.

28 (воскресенье)

Нездоровится и вдруг дела, как камень надо мною. Но тихо и воспоминательно. Играл при Сашеньке ‘Сафо’ и вспомнил лето 1913, когда Юр. ездил со мною на Острова, обиды, покупки, ссоры и свою влюбленность. Конечно, я люблю его теперь гораздо, несравненно больше и по-другому, но исчезло ли и то чувство? Вышел с Юр. к О.Н., ждал его на улице. Потом, после чая пошли на далекий Васильевский Остров. Встретили важного и панически обиженного Моню, потом Бориса Папаригопуло. Было не очень хорошо, не знаю, почему. Пошел дождь, темнота, зашли еще к Миклашевским. У них как-то неустройство жизни еще больше видно, чем прежде. Это странно. Ели картошку с американским салом, от которого скоро меня начнет тошнить. Вымокли, как мыши.

29 (понед.)

Денег нет, но посетители не явились. Был в ‘Петрополисе’, ходил по разным делам с ними. Спал что-то. Юр. пришел с О.Н. Весело довольно шли, и Гюлистан был ничего себе, но все-таки, все-таки что-то меня гложет. Помогли ли бы тут деньги? Не знаю, но не думаю.

30 (вторник)

Тепло. Слухи. Аресты. Расстрелы. Такой уж беспокойный город. Но я как-то не волнуюсь и не надеюсь. Был Эверт. Толковал о журнале, о духовных профессорах, об имясловцах в связи с ‘Нежным Иосифом’⁵⁰. Чем-то он хорош, чем-то плох. Моня с идеализацией достопочтенности, конечно, его преувеличивает. Обедали в Доме. Бродил с петрополитанцами немного как собачки. Деньги они получили, но мне обещали завтра. Спал. Пришел Моня, потом Юр. с О.Н. и провизией. Пили чай. Я еще раз тщетно был в лавке. Плелись к Сане. Там пироги, родные и порядочная скука. Шел дождь, идти было темно.

30.000

31 (среда)

Что же мы делали? Вс мрачные слухи. Ничего что-то не помню.

Сентябрь

1 (четверг)

Утром взял в ‘Петрополисе’ денежек. Бродили куда-то. Заехал на Николаевскую. Купил масла, хлеба, булок. Пили хорошо чай, потом были у Блохов. Были гости: Эрманс, Соколовские, Ал[ексей?] Мих[айлович] и т.д. Юр. читал свою пьесу несколько истерически⁵¹. С нами пошел Анненков и смутил меня чем-то возобновлением разговора о Гржебине. Да, известия о Гумилеве верны, страшный список, есть и знакомые: Тимофеев, Гиммельфарб… Боже мой! боялся, нет ли Михальцевых и Леонидов. Ужасно. Все читают молча, потрясаясь и как-то хоронясь.

70.000

2 (пятница)

Все то же. Все подавлены расстрелами, да и понятно. О.Н. плачет. Юр. расстроен донельзя. Я тоже уныл. Печально ходили на Мильонную, но ждали там недолго. Погода хорошая. Вот и осень. Как прежде я радовался бы ей! Дел, дел. Да, отношения с Гржебиным меня еще тревожат. И ЛИТО паршивое, и пьеса, и ‘Жизнь искусства’, и деньги, все, все. А во что обратился ТЕО. Как прежде бывало тепло, чинно и полно жизни при Марье Федоровне. М.б. и слава Богу. Издыхает и пустеет проклятое гнездо. Болела голова, лежал. Ничего в ‘Петрополе’ не достал. Все совещаются о семье Гумилева. Дома ждет выбритый Моня. Отправился с Юрочкой, я сидел дома, но ничего не делал.

3 (суббота)

Я нервлюсь, Юрочка нервится, пишет, а потом сердится, что не то говорят, чего он хочет. Требователен и истерически резонирует с утра до ночи, или мрачно молчит. Денег мало и не скоро будет. Обедали, потом я спал. Вышли ненадолго. Пили чай. О.Н. вышла ко всенощной, а к нам пришел Папаригопуло. Зачем-то еще раз зашла О.Н. и бесконечно сидела. Тут я стал спорить с Юр., он обиделся страшно, и его задели упреки в резонерстве, но право же из искусства, живого, радостного, легкого и свободного он делает тягостное и насильственное обязательство, мечтая о каком-то не то квакерском, не то социалистическом ‘благочестивом единстве’. И азарт у него вроде Армии спасения. Это и жалко, и тяжело, и несколько смешно.

100.000

4 (воскресенье)

Не помню решительно, что было. Ходили куда-то. Вечером были у Тяпы. Радловы, Альтман, Штильман и Покровский. Она была мила, семейна, рассказывала чудесную историю о Сутугиной. Юр. хочет писать рассказ. Штильман все выражал свои недоумения и недовольства по поводу петрополитанских разделений.

5 (понед.)

Ходил к Пальмскому и за жалованьем. Отец Августы толковал мне о ‘Призыве’⁵². Писать бы, да везде распихивать, были бы деньги. Купил хлеба и папирос. Потом продавал Юр. книги Бурцеву. Он устраивает магазин. Юр. мил сегодня, хотя мало, кажется, писал, но говорил отлично и верно. Гуляли немного. У нас сидит объевшийся Моня. Я переписывал, Юр. рисовал, а Моня меня же читал.

47.000

6 (вторник)

Погода хороша. Светло и холодно. Вестник зимы. Я болен, сердце не бьется. Переписывал ‘Лесок’. Был Эверт, все наши философы под подозрением⁵³. Опять откладывается. Сидел дома, а Юр. послал к Ноевичу, но у того денег не было. К чаю пришли Сашенька и Моня. Плелись на [Петроградскую] сторону. Дошел благополучно. Это Сашенькины парижские знакомые. Чем-то похожи на С.И.Чайкину⁵⁴, но ничего. Была какая-то дама. Обедали, слухи самые фантастические, будто расстрелянные не убиты, а посланы в Архангельск (?). Если Гум явится, будет жутко, хотя, конечно, дай Бог. Читал ‘Лесок’, не знаю, понравилось ли. ‘Мысль’ хочет то и то, все, что у меня есть, но у меня ничего нет. Шел домой с дамой, говоря о Казани и Волге. О.Н. сидела еще у нас.

250.000

7 (среда)

Не знаю, что со мною. Сердце совсем не бьется. С утра была О.Н., я ходил с ними по книгам. Вечером, кажется, опять пришла.

8 (четверг)

Очень нездоровится. Не помню, что было.

9 (пятница)

Лучше мне. Утром Ноевич сказал, что Ал[ексей] Фил[иппович] даст мне денег. Положим, вместо ожидаемых 400, обещал только 200, да и то дали 100. Остальные 100 заносил домой, но не оставил, т.к. нас не было дома. Утром брели в [Дом] Ученых. Юр. из окна зазвала Высокосова, и я вернулся один. Тепло и туман. Неопределенно и смутно. Заграничные рецензии. Тяпа уезжает во вторник. Блохи собираются. Вообще, расползались, как в XVIII веке. За чаем спорили с Юрочкой, но потом примирились и отлично я его провожал. Зашел к Блохам. Дора Яковлевна и Рая очень утешительны. Потом Алянский сидел. Жалел, что Гумилева расстреляли, т.к. это даст неподходящий ореол. Точка зрения, м.б. и верная, но теперь немного циническая. Завали[ли?] Блохов чаем из-за границы.

100.000

10 (суббота)

Утром ходили, купили книг. Юр. лег поспать. Я выходил, купил кое-чего. Распорядился. Дома пришел Моня и Анненков. Гржебин просит зайти. Чудный вечер, тепло и тихо. На Потемкинской все по-старому, но напоминает неприятное время. Гадала мне тетушка. Зиновий и семейные милы. Поздно явился Анненков с глухой. Книгу стихов могу дать. Как камень с сердца. К Абраму Сауловичу не удалось попасть. О.Н. сидела еще у нас. А писать, писать, писать!

100.000

11 (воскресенье)

Какое-то римское предчувствие. Вокруг летает вдохновенье. Золотое солнце, туманные и теплые вечера, воспоминания и желание влюбленности. Под вечер были у Михальцевых. Похудела и как-то обсоветилась в тюрьме. О заговорщиках говорит с презрением, не знаю, заслуженным ли. Люди всегда одинаковы: м.б., они и герои. О Гумилеве все мрачнее и страшнее. Всю ночь напролет читал свои стихи следователю⁵⁵. Смотрели мне по руке.

12 (понед.)

Тепло и ветрено. Вышел в ‘Мысль’. Тихая квартира, видны осенние деревья. Грузят книги, конторский вид. Хотят и то, и то: ‘Вергилия’. Заплатили, Побрел на Николаевскую. С Пальмским не вышло. Гонорара мало, и его не взял. Юр. не было дома. Поели. Я остался дома, он пошел за покупками. Очень я его люблю. Но ленюсь преступно. Была Грушко с разными союзными дрязгами⁵⁶ и какой-то человек с предложением организовать театр. Дела, дела. К чаю пришла О.Н. и Моня. Пошли к Папаригопуло. Уютно. Болтали, как в детской. Радловых не было. Сговорился с Тяпой. Но что меня гнетет и что вернет мне воду живую?

223.000

13 (вторник)

Все дождь и дождь. Прошлый год эти дни были теплы и ясны. Прошлый год, как давно и как все одно и то же! Выходил в ‘Петрополис’, заходил в ‘Науку и школу’, там конторская тишина и пустота. Отец Абрама Сауловича сидит, как тихая и вредная жаба. Почему-то я боюсь его. Купил хлеба и папирос. У нас Моня с пьесой. Вчера он меня рассердил, говоря о себе, как о гомосексуалисте, вот минский прыщ! Зазнается, черт знает как. Поели блинов и я даже лег спать. К чаю пришла О.Н. и сидела долго. Под вечер пошли к Иде Владимировне. У нее роман и mnage с сестрой Евреинова. Вот так пассаж. Наталья Николаевна не без шарма, но я как-то недоверчиво отношусь к лесбосу. Разговоры, во всяком случае, были в пределах приличия, свободные, отвлеченные, и Юр. не скучал. С Идой Владимировной это как-то сблизило, более общий круг интересов.

14 (среда)

Утром сказали, что Тяпа собиралась зайти перед отъездом, следовательно, отглашает нас. Действительно, она была. Мила, как всегда. Книжка моя вышла⁵⁷. Плохая. Вечером поздно пили чай и ходили к Блохам. Не знаю, не скучно было ли Юр.? Что-то плоховато мне.

15 (четв.)

Утром относил книгу в ‘Мысль’, заходил и в оба ‘Петрополиса’. Тихо вечером стало. Все какие-то дела и люди, а сам ничего не делаю. Был и на заседании. О.Н. ушла уже, Моня сидел. Мне тепло и тихо, но идет зима. И ничего, ничего я не делаю, так неужели навсегда? Ведь иногда я и пишу, но все как-то порывами короткими очень.

100.000

16 (пятница)

Вот рожденье бедного Юрочки. Мамаша спекла пирожок. Был я у Беленсона (опять пантомима, отказался) и в Доме Ученых. Ничего там не дали. Моня сидел у нас. Вышел за папиросами и застрял в ‘Петрушке’⁵⁸. Пришли туда и О.Н. с Юр., шли вместе в театр. Встретили Мозжухиных. Зашли к Сане. Взяли книги и денег. Икона и масло в лавке Земскова навела меня на благочестивые мысли. Дома братья Папаригопуло и Моня. Не знаю, хорошо ли было Юр.

10.000

17 (суббота)

Заходил к переписчице, но она все разобрала. Посидел с Фанни и в ‘Петрополисе’. Провожали О.Н. в театр. Или нет, это было вчера. Дома, что ли, сидели.

18 (воскресенье)

Ясно и холодно. Хотел попросить Юр. сходить к Мозжухиным, но ему хотелось писать. Сам отправился. Они вставали. Все сделали. Земсков, о котором я мечтал, закрыт. Купил в пекарне хлеба, масла, макарон и батон. Юр. доволен был, но потом пошла какая-то ерунда. Или я надулся, или его что-то гложет, а главное — непроходимая моя лень. Вышел опять. Пили чай О.Н. и Моня, потом чего-то толковали и пошли к Мозжухиным. Лурье там не было. Посидели, поели пирогов, пел Брамса и Моцарта. Луна светит напропалую, но Юр. что-то серьезное гнетет, меня же моя человеческая бездарность и неинтересные дела. И я сам не знаю, почему я слоняюсь.

100.000

Понед. (19)

Ясно и холодно. Юр. уныл, ему нездоровится, и что-то тяготит. Вышел в отдел. Там ничего особенного, но Яков Ноевич обещал вечером. Весь день сидели, Юр. резал картинки, я писал музыку. Приехала Каролина. Потом пришел Рождественский, пил чай. Вышел в ‘Петрушку’, видел массу народа. Юр. беспокоится о записке О.Н., которая его отглашает сегодня и завтра. Оказывается, просто болят зубы. Луна и холодно уже. Вечером был у Блохов. Все зевают, устали. Юр. долго не приходил.

265.000

20 (вторник)

Не помню, что было. Ходили по книгам. Купили кое-чего. Был пирог. Юр. убежал к О.Н. Моня посидел. Приходил Сторицын с предложением от иностранных советских газет. Переписал стихи. Юр. долго не приходил. Был Кнорре.

21 (среда)

Сидели дома. Кончал музыку. Едва поспею переписать. Заходил Мухин. Говорил, что ‘старый Сомов’ ценится значительно выше нового, якобы ‘халтурного’. Какая глупость и хамство! Заходил куда-то. Да, за сладким, т.к. Юр. лег поспать. К чаю пришли О.Н. и Моня. Он катает уже новую пьесу. Очень плохо, как-то по-советски. Заходил Сторицын, просит меня зайти на Галерную. Забегал и миленький Кнорре. Юр. ушел. Я писал все, и Моня читал Сведенборга. Кроликов переселили на кухню. Они тихонько прыгают и прячутся под столами. Милые зверьки. Работа, работа. Хорошо бы достать дров и поставить печку.

22 (четверг)

Все сны и сны. Денег нет. День неудач. ‘Мысль’ не берет, на Галерной никого нет. Ночью арестовали Елену Исааковну и Раю. Устал ужасно, и будто камень висит. Была О.Н., Юр. побежал, продал что-то, купил хлеба и сладкого, спорили они, потом удалились. Я сидел. Печальное занятье, а писать не пишу. Ужасно скверно на душе. Болят еще зубы.

23 (пятница)

Сны, чтенье дневника, тягость сношений с советскими людьми, визиты Кнорре (м.б.), вовлекли меня в мечтательность о влюбленности, милой жизни и легком искусстве. Но теперь… С утра дождь. Но и Юр. пошел. Вечер и тепло. Скоро вернулись. Потом Юр. лег, а я отправился на Галерную. Васильевский Остров — молодость — Валечка — и авантюрная жизнь. 1907 г. Там были Альтшулер {У Кузмина — Альтшуллер.} и Зозуля, какой-то кровожадный ученый. Показывали газеты: сплошная растерянность и гнусное вранье. Меня будто захватили. Да и в смысле денег вовсе не так выгодно, все ужасно дорого. Деньгами ни копейки. Распределили на 2 субботы. Но прошелся приятно. Юр. спал под одеялом. Пришел Моня, потом Папаригопуло. Юр. ушел. Я читал дневник и пьесу. Размечтался. Юр. пришел поздно, есть нечего. Ночью болели опять зубы и видел странные сны.

24 (суббота)

Нездоровится. Послал Юр. в ‘Петрополь’. Сам пошел в воровское гнездо. Ждал. Вместо макарон дали консервы из бобов. Дома салон: Сашенька, Моня, О.Н. Номер ‘Жар-птицы’ с чудным Судейкиным⁵⁹. Мило сидели. Но долго немного. Была гроза без дождя.

100.000

25 (воскресенье)

Все нездоровится. Голова, зубы и непреодолимая тоска. Слышал, что Ремизов в Варшаве пишет статьи, требуя вооруженной интервенции. Это смешно немного. Кто его послушает, хотя и единственно возможный исход. Утром умер кролик. Думаю, что Моня вчера его придавил. Юр. плакал. И жалко было очень. Темная зверушка, чего с него спрашивать, а так мучился. Живой его лизал и ничего будто не понимал. Кажется, оба были мальчики. Как на Афоне. Побрел на вечер с Моней. Там были знакомые, просто и приятно, но публики не было, и ничего покуда мне не заплатили. Юр. сидел дома, писал.

26 (понедельник)

Юр. так занят писанием, что почти отсутствует. Т.к. я сам очень расстроен и разлажен, то сказал ему, бедному, будто еще мешал ему. Приходили с утра по делу Эверт и Папаригопуло. Издательство. Юр. рычал на них немного. Вести все грустные. Вейнера разбил паралич. А Настя Сологуб в припадке исступления бросилась с Тучкова моста. Бедный старик! Как он будет жить? И все равнодушны. Я представил ветер, солнце, исступленную Неву, теперь советскую, но прежнюю Неву и маленькую Настю, ведьму, несносную даму, эротоманку, в восторге, исступлении. Это ужасно, но миг был до блаженства отчаянным. До дна. Темный кролик, тупой Гумми, поэт Блок, несносная Настя — упокойтесь, упокойтесь. Успокоится ли и мое сердце, мои усталые кости? Поспею ли показать волшебство, что еще копится во мне? И нужно ли это в конце концов? Бедный, выплаканный мной у Бога, дикий и нежный Юрочка. Продавал он что-то. Пили чай. О.Н. опоздала. Долго они ждали у себя. Сумерки. Скучно до крайности. Не хотелось идти. Но на Мильонной было ничего. Были Радловы, Шкловский и Моня. Читали, сплетничали, смеялись. Господи, поноси еще нас.

27 (вторник)

Что же было? Дождь шел, что ли? Зашел Саня, принес денег. Очень кстати. Опять я же вышел за хлебом и огурцами. Я с утра в ‘Мысль’, взял обратно. Сегодня праздник. Если бы вести хорошую жизнь! Вечером пришел Моня. Юр. убежал, и Моня читал мне ‘Плавающих’⁶⁰. Вечером у Сани были Ходасевич и Верховский. Юр. пришел очень поздно.

50.000

28 (среда)

Юр. пошел к Мозжухиным, но денег у них или нет, или не дали. Все как-то уныло. У нас собралась компания: О.Н., Моня, Сашенька и Папаригопуло. Часть оставили дома сидеть, сами пошли к Радловым. Не очень хорошо было и поздно очень добрались туда. Была жена или сестра Гвоздева.

25.000

29 (четв.)

Рано был в союзе. Смотрел Мольера с [Mariveau?]. Заходил в ‘Петрополис’ и потом купил хлеба и меда. Моня у нас сидел. Пришел и Юр. с альбомом. Моня читал ‘Плавающих’. Зубы болят.

100.000

30 (пятница)

Утром ходил на Мильонную. Натащили муки и жиру. Не помню, что было. Моня не уехал. Я сердит на него. Строит из себя гомосексуального мученика, да еще меня как-то сюда путает. Я был, кажется, у Блохов. Там тихо, мирно, скучают, конечно.

Октябрь

1 (суббота)

Ходил куда-то. Зубы болят. На Галерной еще ничего нет. Сегодня перевели часы, и дождь, и хлеба нет нигде. Бегал в темноте, а дома сидела О.Н. и потухал самовар. Потом пришел и Сашенька. Мирно сидели. Осеннее сиденье. Если бы все было мирно!

100.000

2 (воскресенье)

Болят зубы ужасно. Главное, что не могу пить чаю. А еще главнее вечное безделье и обалденье. Будто в тюрьме, без часов и календаря. У евреев Новый год. Блохи беспокоятся и бегают, наготовили кучу писем в Москву. Я написал Брику и Менжинскому⁶¹. Пекли пироги. Все дремал. Явился Моня. Потом они пошли. Пришел Сашенька, принес ‘Mercure’. Ужасно болят зубы. На Западе все, как ни в чем не бывало. Рано лег.

3 (понед.)

Очень болят зубы и не делается флюса. В прошлом году в это же время болели зубы. Выходил с Юр., взяли у Бурцева Судейкиных, у Плетнева взял ‘Ariane’, a гонорар был заперт. ‘Эхо’ собираются ругать за хлебниковщину. Вообще, положение мое далеко не упрочено, мой ‘футуризм’ многим будет не по зубам. Дома пришел Сашенька, неизвестно зачем. [Дежурить?], как говорит мамаша, потом Моня, вечером братья Папаригопуло, совсем вечером О.Н. Свет тушили несколько раз. Вот так.

4 (вторн.)

Страшная буря. Болит голова, зубы, все сплю, хотя и писал. Послал бедного Юр. на Галерную. Что-то мало и плохо ему дали, но притащил он прекрасный русский портрет Караулова, пусть живет⁶². Сидели дома мирно, [хотя?] и рано, рано легли спать. Приехали наши Пантюшки, привезли мамаше сыру и колбасы.

5 (среда)

От сердца все кажется, что умираю. Выходили в разные места. К Бурцеву, [в] обмен, [к] Сахарову, [в] ‘Петрушку’. Видел Юдина. Оленьку ждут сегодня. Она еще ничего не знает о Насте. Дома пришли Моня и О.Н. Потом Моня собеседовал. Его обобщения и некоторые аналогии доказывают какое-то странное центробежное мышление. Вечером был у Блохов. Там тысяча историй, увеличенных еще национальным ажиотажем. Какие были треволнения, наверное, при выходе из Египта!

100.000

6 (четверг)

Не помню, что мы делали. Мне легче, но чаю еще не пью. Выходили рано за разными разностями. Вернулись с солнцем, в комнате тепло. Пришел Сашенька. Портрет наш одобрил. Пришел Борис Владимирович и Моня к чаю. Сидели, рассуждали мирно. Сны какие-то видел. Сгорела телефонная станция, но, кажется, ничего из этого не воспоследует. Монька страшно важничает и обижается. Сашенька шалил и был мил.

7 (пятница)

Здоровье поправляется. Шли на Мильонную. Юр. заходил за Папаригопуло и пошли продавать книги. Я дотащился домой, потом зашел в ‘Литературу’, поговорил с Тихоновым, будто возвращаюсь к людям. ‘Contes Drolatiques’, France и ‘Диван’ Гете⁶³. Вечером была у нас О.Н. Я сидел долго с нею, беседуя просто. После чая пошел за папиросами. Встретил Ольгу Афанасьевну милую и зашел к Блохам.

8 (суббота)

Ходил к Беленсону. Он вызвал для моего услаждения Кнорре, но денег не дал. Заходил в ‘Петрополь’. Дома сидел Эверт , с хорошими стихами. Отправился на Галерную. Оказывается, не додали муки. Попили чай и я отправился ловить Суркова. Вышло все хорошо, но темнота и дождь удручили меня. Поймал меня Алянский с воспоминаниями о Блоке: что мне делать? И что потом будет? Дома застал О.Н., посидели, спорили об искусстве. Жиденята долго горячились.

200.000

9 (воскресенье)

Пантюшки затеяли с мамашей блины. Мы вышли, зашли к Бурцеву и в Дом поесть. Ходили по Литейному и Невскому. Дома сидели потом. Была О.Н. Что-то меня вздымает к работе. У Ольги Афанасьевны были капитаны и потом Ахматова, она читала стихи, по-моему, очень неважные. Артур играл [нрзб.] плохо, я ‘Лески’, потом ‘Священную весну’⁶⁴. Юр. читал свой ‘Маскарад’⁶⁵. Ольга Афанасьевна рассказывала о Насте. Это, действительно, ужасно⁶⁶. Ничего, в общем, было. Говорят, Ремизов пишет, что я ‘умираю’.

10 (понедельник)

С утра ходили на Николаевскую. Встретил Бориса Папаригопуло, шедшего к нам. Еще застал его. Чудная погода. Юр. бродил где-то. Пили чай поздно, т.к. я ходил на Галерную. Луна светит. У Папаригопуло была уже Радлова, сидела с матушкой у нее. Борис где-то бегал, у него роман с Кузнецовым и все его задразнили. Было несколько бесчинно, да еще явился Лисенко, заносил стихи и какую-то сногсшибательную пьесу ‘Матрос’. Сережа провожал Анну Дмитриевну до Дома поэтов.

11.176

11 (вторник)

Что же было? Кнорре никакого не было. Ругался с мамашей и плакал, пиша музыку к ‘Двойнику’⁶⁷. Уже холодно и, главное, темно. Юр. спал, потом вышли. Продавал он книжки. Я ждал в ‘Петрушке’. Такая погода, что хоть плачь. Бродили еще к Ховину. Купили ситнику, пили чай. Вечером читали и очень рано легли спать.

12 (среда)

Чудесная погода. Ходил к Беленсону, чтобы день покаяния был ему еще страшнее. Но он спал. Дали мамаше на калоши. После ходил на Галерную. Встретил массу людей: Веру Александровну, Алешу, Кнорре, Ашешова, Боцяновского, Бродского. Дел, дел! Голлербах у нас читал письма Розанова⁶⁸. Заходил еще из ‘Жизни искусства’. Еще работа. А Бальзак? А Вергилий? А музыки всякие? И редактирование. А я ленюсь. ‘А голубь спит’. Говорят, я популярен в Америке. Это меня радует. Юр. пошел к бедной О.Н., которая как-то изъята из употребления, и я к Блохам. Ничего было. Луна светит во все лопатки. Нам нанесли бревен, но что-то, что-то во мне неспокойно.

65.000

13 (четверг)

Все писал музыку. Вышел только в союз. Пришел рано. В сумерках заседали. Дома была О.Н. Но все-таки пошли к Радловым. Темно и сыро, но тепло, шли по Невскому. Господи, доколе? Вся жизнь представляется сном или прошлым. Там была Ахматова, Чудовский и Эрпштейн. Тепло, натоплено. Уехал Горький, Гржебины, Родэ, Урванцов. Все, все. Даже как-то неприлично оставаться. Ночью было еще теплее. Вдруг встретили Святловского. М.б., он и в Чеке.

200.000

14 (пятница)

Юр. прочитал кое-что. Я не понял, он огорчился, и у меня сердце разрывается. Был на Мильонной. В театр пришел рано. Прошелся еще по Невскому, посмотрел на иконную лавку. М.б. и Большаковы⁶⁹. Но я-то, как мертвый. В театре холодно и пусто⁷⁰. Пичилкин вспоминал мою славу в Палас-театре и говорил, как я изменился и обтрепался. Кумы не было дома, и мальчики одни, как кролики сидят. Накрыт столик на 4 прибора. Юр. не было. Домой. И дома нет. Лег спать, не дождавшись.

15 (суббота)

Что же было? С утра писал рецензию. Погода с утра приятна, потом уже стемнело. Заносил сам в типографию. Призрак работы. Метранпаж Рыжков — русский с очень приятным лицом. Все не могу успокоиться о Юр. Он пишет упорно и прелестные вещи и, действительно,— никакого сочувствия, даже от меня одобрения мало, только споры. Но он вдался в философствование (новое и очень свое, очень интересное), часто путается, забредает в дебри, ничего не кончает, и совсем отбился от вещей чисто литературных. Жалко и нежно мне его до крайности, но я сам распотрошен всякими делами до предела. И потом всякие пальто, одежды, дрова и т.п. Все это мильоны. Можно временно бедствовать, но регулярно невозможно. Можно голым выскочить во время пожара, но печально в нормальное время ходить без костюма. А большевики все больше и больше (хотя бы длительностью) делаются нормой. Да и с переменой, с ослабленной до minimum’a работоспособностью, как я буду достаточно зарабатывать? Вернулся Миклашевский. Кряхтит еще больше и все гоношится о заработках. Конечно. Вышли с Юр. за хлебом, мамаша в бане. Вечером сидела О.Н., ничего я не делал. Юр. писал, она рассказывала разные разности. Гимназистка и Лена Долинова сидит все-таки в ней. Лег не поздно, не дождавшись Юр. и испугался, когда он пришел.

16 (воскресенье)

Целый день не помню, что было. Был вечером у Абрама Сауловича. Был там Левин, не неприятный.

17 (понед.)

Утром был у Беленсона. Паршивец он, конечно, но что-то (или по старине?) привлекательное есть в нем. Были Папаригопуло и О.Н. у нас, а Капитана не было. Ленюсь я, вот что главное. Потом лежал я долго. На Галерную ходил Юра.

85.000

18 (вторн.)

Долго ждал на Галерной. У нас был Милашевский. Юр. пошел к О.Н., а я к Блохам. Получил я денежки. Кнорре не явился. Завтрашний визит к Ионову меня удручает.

200.000

19 (среда)

Погода мерзопакостна. Сидели дома, хотя я и выходил ненадолго. Была О.Н., пришла еще без Юр. Утром забегал Эверт. Юр. много читал. Ели хорошо. К Беленсону не приходил. Переписывал ноты. Лег спать довольно рано.

20 (четверг)

Грязь, темнота и тепло. Приходил Кнорре, я так торопился, что даже не поздоровался с ним. Заходил к Шкловскому. В Доме Искусств ‘th dansant’ и ‘souper dansant’ {вечеринка с танцами, ужин с танцами (фр.).}. Его нет. Один пошел к Ионову, там уютно, ничего. Вместо барышни сидит boy. Ионов был крайне любезен, все очень скоро сделал. Папаригопуло даже удивился. Видел Кагана и Блоха. Они, кажется, удивились. Пила чай у нас О.Н., но рано ушла.

21 (пятница)

Ясно и ветрено. Очень весело. Надавали мне сахару, который мы потом продали Бурцеву. Болят целый день зубы. Видел Жака. Вечером ходил к Блохам, они все хлопочут о своих. Юр. хотел идти в caf поэтов⁷¹, но оно закрыто. Ахматова давала сегодня вечер. Все представляется зимнее утро, еще до зари, теплая комната, печка, лампадка, самовар и потом розовая, туманная от мороза заря. Русский снег и русская улица. Юр. купил хорошего Судейкина.

100.000

22 (суббота)

Весь день болят зубы. Вот сегодня подобие циклона, и пушки. У нас выбило стекло. Холодно, как на улице. Заткнул бумагою. Целый день сидел дома и ждал. Юр. ходил туда и сюда. Делать я ничего не делал, и это, главным образом, меня удручает. Света не тушат, слава Богу.

23 (воскресенье)

Опять не выходил целый день. Не знал, как пойду к Харлампьевне, но она и отгласила нас через Капитана. Он и О.Н. пили чай у нас. Т.к. О.Н. оделась в новое платье и расположилась на публику, то отправились они к поэтам. Зубы болели. Юр. все ораторствовал. Гости скучали. Сегодня все какое-то беспокойство: то у нас искали курицу, якобы унесенную, то вселяли жидовок, то приходил таинственный Антос. После ухода зубы утихли, но есть было почти что нечего. Лег спать. Поздно пришел Юр.

100.000

24 (понедельник)

Не знаю, что делать с зубами. Конечно, вырвать. Но мало денег. А так мучаюсь ужасно и флюс не делается. Снег и ужасная слякоть. Рано выходили в ‘Петрополь’ и я смотрел там Юона⁷². Вдруг приехал с того света Коля Кирьянов, 5 лет был у немцев в плену. Юр. очень рад, кажется. Друзья в обратном порядке являются: Моня, Коля. Еле добрался до Папаригопуло, там Анна Дмитриевна и Капитан. Юр. читал отличные куски из новой книги. Но зубы все болят, иногда ужасно. Конечно, нужно пойти к доктору — вот и все.

25 (вторник)

Вс зубы. Ясно по-зимнему. Мамаша привела стекольщика, побежал за деньгами. Нигде нет. Вышел Юр. Все-таки какой-то призрак жизни. Потом еще я выходил за деньгами. К чаю никого не пришло, только Капитан. У Ольги Афанасьевны были гости — Валерская, Заяц, Ахматова и пьянистка. Играл я ‘Лесок’. Разбирали новейших французов.

50.000

26 (среда)

Топили печку. А потом что? Был у нас Кирьянов, преинтересно рассказывал о плене и нравах их лагеря. Вечером был у Блохов, а Юр. писал дома.

27 (четверг)

Что же было? Вышел на Николаевскую, получил деньги, купил булку с запахом одеколона и хлеба. Но только что от Кирьянова пришел Юр. и О.Н., как потухло у нас в квартире электричество, на булку и деньги Юр. не обратил внимания, и я ужасно обиделся. Они все-таки в расстройстве ушли, а я отправился к Блохам и толковал с ними о театральном журнале⁷³. Достал огарок.

185.000

28 (пятница)

Ходил на Мильонную. Скользко, надавали мне много. Еле дотащил. Дома чего-то спорил. Пошел к доктору, Юр. за монтером. Но счастье в нас самих. Ни выдернутые зубы, ни возобновленное электричество не вернуло мне энергии и спокойствия. Положим, зубы у меня продолжают болеть, не знаю отчего. После чая пошли все-таки к Жоржикам⁷⁴. Затея О.Н. не удалась. Диевский не пришел, и сидел какой-то матрос Зигурд и молчал. Сплетничали. Кукольное хозяйство, игра во взрослых, но мило и Одоевцева ничего. У меня все кашель и зубы, а дела прибавляется.

29 (суббота)

А зубы все болят, а сам я ничего не делаю, а денег нет. Выходил за папиросами. Хотел послать Юр. продать книги и купить хлеба. Сам лег и, конечно, заболели скулы. Пришел милый Сашенька, пил чай. Меня ломало и Юр. тоже, но О.Н. уговорила идти к Харлампьевне. Идти тепло и весело. Там был Капитан и Николай Радлов. Сначало было весело и мило, но потом напились, погас свет и началось бесчинство какое-то. Очень наелся и далеко было идти.

30 (воскресенье)

Все сижу, то дремлю, то читаю, ничего не делаю. Заходил Кирьянов. Лег я, потом пошел к Михальцевым. Юр. пришел поздно. Там все по-прежнему. Канкарович, Леониды, Людочки, угощенье, голубой цвет ‘diaphane’ и т.д. Жар у меня. Юр. читал пьесу, а я ‘Лески’. Знобит и корежит.

50.000

31 (понедельник)

Целый день болит голова и лихорадит. Лежал. Солнце и прелестная погода. Юр. тоже не выходил. Пришла О.Н. Пошли они на Нельдихена. Хотя я и выспался, но, попевши, рано лег спать. М.б., высплю свою болезнь и лень, но не дела. Таракан за меня не пишет. Утешаемся потихоньку изредка кроликом.

Ноябрь

1 (вторник)

Тает. Ходил в ‘Литературу’. Торопят, а денег нет. В ‘Петрушке’ не дождался, но и вечером Яков Ноевич был кисел и сказал, что не раньше дней трех. Промочил ноги, или зазяб, но весь вечер бегал с зубами, ни есть, ни пить, ни курить: какая тут работа. Юр. взял у О.Н. и сбегал. Потом они пререкались. Бедный Юр., я все болею, она — дурочка и женское, слишком женское выражается в пустейшем честолюбии и гумилевском гутировании {смаковании (от франц. goter — наслаждаться, находить вкус).} поэзии. Потом он побежал к Русинову (тоже балда), а я лег. Отлежался и смог проглотить винегрет. Боже мой, Боже мой!

2 (среда)

Вс зубы. Заходил в редакцию. Тепло там и любезно. Вечером Юр. пошел к О.Н., а я к Блохам. Пос[идели?], почитали.

3 (четверг)

Прелестный день. Ходил я в редакцию. Заходил к Большакову, чудные у него иконы, родился сын, просит быть крестным. Заходил еще в ‘Петрополь’. Бегали покупать разных разностей. Сидели одни дома.

310.000

4 (пятница)

Чудесная, ясная погода. Ходили на Мильонную. Надавали нам галетов, магги⁷⁵ и т.п. К нам приходил Сашенька. Вообще масса была народу. Саня, Радлова, Милашевский, Папаригопуло, О.Н., Фролов. Последний связался спорить с Юр. о свободной воле и плени.ч его этим. О.Н. и Милашевский отправились к Грановской. Был я еще у доктора. Положил он лекарства, помогло покуда чудесно. Но делать, делать надо поторапливаться. Сегодня Казанская. Завтра [нрзб.] суббота.

5 (суббота)

Все утро редактировал. Юр. нездоров, не выходил. Я покупал хлеба и папирос. О.Н. пила чай с нами. Погода мягкая и зимняя. Вышел рано и попал еще в Казанский собор к полиелею. В театре была страшная скука. Вид зимних улиц, церкви пустынен и провинциален, несколько уныл, но уже не так страшно и большевистская безнадежность не так заметна, не так катастрофична. У нас застал еще О.Н. Юр. не провожал ее и рано лег. Вечером было тепло и валил снег. Это хорошо.

6 (воскресенье)

Снег, темно и мягко, чернота. Юр. не выходит. Зуб слегка ноет. Наскребли денег, купили сладкого, хлеба и папирос. Вечером весело пошли к Сане. Там тепло, напечено. Были Ходасевичи и утешительный Бентовин, но было скучновато. ‘Лески’ не понравились. Читаю все Лескова.

7 (понедельник)

Ходили в Гюлистан вчетвером. Там будто не ждали. Сережи не было, но было ничего себе. Был у доктора. У него какой-то купеческий затон. Тихо, печка натоплена, где-то попугай кричит, лежит приложение к ‘Петербургскому листку’, служит закутанная бабка.

8 (вторник)

Снег валит. Очень мягко и весело. Ходил в ‘Литературу’ и редакцию. Встречал разных людей. Толковал с Алперсом. Вечером Юр. ходил к О.Н., я домовничал. Вероятно, холодает, т.к. месяц светит.

50.000

9 (среда)

Холоднее значительно, но не так ясно. Вот и настоящая зима. Редактировал, торопился в ‘Литературу’, но там денег нет. Юр. вышел, постригся. Заходил я еще в ‘Петрополь’. С делами не торопят и денег дали. К Радловым пошли рано. Были там Жоржики и Милашевский. Так себе было. От Тяпы письмо. Скучает она там, в Берлине.

337.250

10 (четверг)

Мороз страшный. Насилу выскакивал. Был у доктора. Юр. пошел за покупками. Вернулся, но купил копорского чая. Ушел. Страшно мне скучно. И у Блохов скучно. Читал я Гоцци. Захотелось книг, но пока принес их домой, аппетит пропал. Вообще, наползает на меня страшная мрачность.

11 (пятница)

Мороз и солнце. Всякие платежи. Бегал один на Мильонную. Не замерз, но очень мало дали. Юр. пошел менять чай. Я дремал. Все ему удалось. Хорошо, но О.Н. не пришла. Хотели было идти к Ольге Афанасьевне, но хорошо просидели дома. Я даже переводил. Юр. купил мне две свечки.

12 (суббота)

Все такая же погода. Выскакивал за папиросами, потом в ‘Литературу’. Только во вторник. Тепло там. Решил кончить Фильдинга⁷⁶. О.Н. опять не пришла. Юр. ходил и вернулся — нет. Я пошел. Читали Фильдинга, мои статьи. Просматривали книгу Exlibris⁷⁷. О журнале. Денег дали. Юр. сговорился с Ольгой Афанасьевной и Мухиным.

135.000

13 (воскресенье)

Такой же все мороз. Выбегал за папиросами и хлебом. Потом писал музыку и стихи. Юр. выходил 2 раза. О.Н. пришла поздно. Потом ввалились Капитан и греки. Владимир Алексеевич заплатил 500.000, имеет в виду 3 мильона на ‘Часы’⁷⁸, важен, бурбонист и административен. Сережа с Юр. сцепились спорить. Все замерзали. Пошли к Оленьке, там тронировала Ахматова среди целой кучи девиц. Было довольно скучно.

14 (понед.)

Что же было? Ничего, кажется. Написал пролог к ‘Зеленой птичке’⁷⁹. Анненков приехал. К доктору не поспел. Ходили к Мухиным. Холодно и скучно, хотя любезны, конечно, как всегда. Денег нет.

15 (вторник)

Делишки наши плохи. Никуда не поспеваю. Доктор, театр и пр. удручают меня. В ‘Литературе’ денег не дали. Продал кассиру [тресковый?] пай. Заходил еще раз туда и сюда. Ничего не выходил. Ленюсь, дремлю, скучаю. Иногда прилив, длится полчаса. Вечером все-таки поплелся на ‘Звездочета’⁸⁰. Оперетка прелестна, но мне было диковато и скучно. Сколько молодых людей, все в мехах. Уже вышли из моды голодающие ободранцы, вроде нас. Но что же делать? Очень хотелось есть.

160.000

16 (среда)

Целый день Юр. лежал и писал, я читал и дремал. Темно и скучно. Выходил поздно. Купил кое-чего, побрился и постригся. Пили чай. Пришли все: О.Н., Капитан и братья, когда уже отпили мы чай. Денег вдруг не оказалось. Не знаю, куда их Юр. девал. Взял у Капитана и пошел к Блохам. Там вс приходили и уходили народы. Играл я ‘Лесок’. Разные дела, издания, музыкальные [монографии?] и т.п. Юр. сидел в дымном холоде, милая мордочка. Забрасываю я его что-то.

30.000

17 (четверг)

Не помню, что было. Был в редакции, встречал разных людей. К ним забежал Анненков. Что делали вечером, не помню. Смотрел корректуры и переписывал дальше. Зубы опять болят.

18 (пяти.)

Ходили за пайком. [Надавали?] всего. Был в ‘Литературе’. Ничего. У доктора возобновил леченье. Заседание было очень долго. Пришел поздно. Дома были уже О.Н. и Сашенька. Юр. вышел проводить, я читал Вергилия.

50.000

19 (суббота)

Светлее. Мучился, писал об Анненкове⁸¹. У Юр. есть деньги, и он выбегал по книгам несколько раз. Я все писал. Пил чай сам, мамаша была в бане. Прибежал и Юрий Павлович. Кажется, понравилось, но ведь верить ему нельзя. У Абрама Сауловича тепло, домашне. Вышли с нами же к Ноевичу. Гости, печка, котята, баранки. Почему-то цветы: не праздник ли какой? Юр. вскоре пришел. Не наладится ли у меня работа?

150.000

20 (воскресенье)

Мороз и солнце. Выходили куда-то. Да, взяли у Якова Ноевича статью почитать. Пили отлично чай. О.Н. не пришла. Поплелись все-таки к Оцупам. Еле добежали, но весело. Там тепло, никого не было. Жена его стала похожа на Лилю Брик. Читали все. Завтра имянины мои.

21 (понед.)

Вот мои имянины. Сашенька у нас. Юр. все убегал и прибегал. 2 пирога, свинина жарилась. О.Н. притащила пирожных. Казалось, страшный мороз, но на самом же деле ничего. У Папаригопуло были Радлрвы, [Капитан?], Высокосова. Ничего было.

22 (вторн.)

Теплее. Ничего не делаю. Выходил только к доктору. Пили чай одни. Юр. ходил к Кирьянову и к О.H., a я к Исайе Мандельштам. Там тепло, рады, как будто. Вдруг заболело горло очень. Юр. что-то все продает.

23 (среда)

Сегодня еще горло перехватило. Выходил браниться в ‘Литературу’, а в ‘Петрополь’ послал Юр. Но он раньше еще нанес всякой всячины. Пошел к Оленьке. Пришел и Арий. Ахматовой не было. О.Н. упивалась сплетнями. Мы играли ‘Петрушку’⁸². Степлело очень. Удручают театры и заседания, назначенные на один и тот же час.

100.000

24 (четверг)

Что же было? Пошел в Народный Дом. Не холодно. Сидел со мною Кузнецов. Виделся [с] Мозжухиным. Взволновали меня расспросы Отрепьева, как пройти до границы⁸³. Без меня был Борис Папаригопуло.

25 (пятница)

Не пошел вечером в театр. Сегодня выходят Блохи⁸⁴. Страшная мокрота. Ходили за пайком. Долго стояли. Под вечер заходил в ‘Петрополь’ и купил чая и меду. На заседании важничал Замятин. Вечером были у Сани. Ходасевичи. [Быкачки?]. Утешительный Бентовин. Еле добрели домой. Михайлов появился на горизонте. Это очень мне грозит. Не знаю, не знаю, как быть.

280.000

26 (суббота)

Не так тает. Ходил в ‘Литературу’. Взял какао. Там пусто и тепло. Заходил к Замятину, раскинувшему свои шатры в кабинете Тихонова. Картины там от Шайкевич и сидит Бабенчиков. Дома хорошо поели, попили. Юр. выходил за книгами. Был Милашевский и О.Н. Я читал дневник. Пошел к Блохам. Они вернулись. Счастливы. Рассказы. Куча народа. Заседали еще против Замятина. Юр. был уже дома. Подмерзло.

76.000

27 (воскресенье)

Вот и мороз. Выходили куда-то. Ждали долго О.Н., а она не пришла. Юр. побежал к ней, я поплелся к Радловым. Там Лурье, Оленька, Ахматова, Папаригопуло, Головин. Раут. Все-таки сумела себя налажить {Так в тексте.}. Поздно сидели и замерзали на обратном пути.

28 (понед.)

Холод и солнце. Ужасно не хотелось идти ни в типографию, ни в редакцию. Попал только на Николаевскую. Там [Ромашков?]. Пальмский греется у камина. Хвалил отчет о ‘Звездочете’, будто ‘я,— говорит,— диктовал вам’. Взял денег. Обедали. Юр. выбежал и не шел долго. После чая он пошел к О.Н., я, посидев, выбежал к Блохам и угадал на издательский обед, куда меня не предполагали. Но вообще-то было кисловато. Юр. притащил еще дров.

200.000

29 (вторн.)

Солнце. К вечеру степлело. Не выходил, но и делал мало. О.Н. пришла. Поплелись в Дом Искусства. Сначала у Капитана. Вместе взятые его рисунки очень значительны и интересны. Помещение там, как Вдовий дом. За стенкой басит Форш. У Ходасевич были еще Павлович и Лунц. Ничего не читали, а мирно собеседовали. Назад идти было гораздо теплее.

30 (среда)

Градусов меньше, но мороз страшный. Выходили к Бурцеву: там любители, спасский дьячок с сапогами. Дома лег спать.

Поздний чай меня удручил. Выбегал еще в ‘Петрушку’. Лурье, конечно, пришел поздно, когда уже даже О.Н. ушла. Был мил, будто артист, но замерзал. Приходил еще Скорбный с [Митенотом?]. Разговоры о музыке и книгах подбодрили меня.

300.000

Декабрь

1 (четверг)

Что же было? Выходил ли куда? Спал, кажется. Был Эверт и Милашевский. Юр. ушел к О.Н., я сидел дома, составлял каталог для Лурье. Рано лег спать.

2 (пяти.)

Я так боялся замерзнуть по дороге в Дом Ученых, а погода очень мягкая. Положим, даже от этого холоднее, особенно ногам. Не знаю, почему они вздумали у меня мерзнуть. Сидел дома. Юр. принес разных вещей. Неожиданно пришла О.Н. Забежал Фролов. Он издает ‘Влюбленного дьявола’ с Милашевским⁸⁵. Все принялись за издательства. Пошел к Замятину. Было скучно, хотя обставлено [чисто?], хорошо. У Лурье тоже тоска. Ольга Афанасьевна лежит, не то больна, не то дуется. Поиграли старые мои вещи. Совсем тепло.

3 (суббота)

Что же было? Вечером вышли с Юр., купили папирос, и я зашел ко всенощной в Пантелеймонскую церковь. Очень хорошо помолился. Зашел было к Мандельштамам, но отправились с ними к Лулу. Рады. Веселы, разговоры о заграничных отелях. Юр. ночью побежал к Бобышову {У Кузмина — Бобышеву.}.

4 (воскресенье)

Темно и тепло. Ничего особенного не делал. Заходил в ‘Петрушку’, но ничего не дождался. Юр. чего-то колдовал и принес сладкого и булок. Маньковский не пришел, а был Милашевский и угрюмая О.Н. Читали статью об Анненкове. Юр. и Капитану она не нравится. Юр. стал ораторствовать. О.Н. кисла. Я пошел к Блохам. Ал[ексея] Фил[ипповича] ждут, чтобы идти к Абраму Сауловичу, а меня он утром не звал. Вообще как-то оттирают. Бог с ними. Тепло. Хотел разменять деньги, но все лавки у меня под носом запирались. О.Н. еще кисла у нас на диване, и потом Юр. пропал до бесконечности. Какой-то червячок у меня есть.

100.000

5 (понед.)

Что же было? Ходил на Николаевскую. Купил булок. Потом были в Гюлистане, но было скучно почему-то и все холодно.

150.000

Проходя по улицам, видел освещенные лавки, иногда извозчиков, прохожие смеются. Какая-то жизнь теплится.

6 (вторн.)

Не помню, что было. Был Фролов. Оставил его с Юр., а сам пошел к Блохам. Хорошо, но не совсем. Дуются, что ли, на меня. Юр. отлично пишет.

400.000

7 (среда)

Не тает и не мороз. Ходил напрасно за сапогами. Читаю половые книжки. Юр. уже убежал. Вернулся, вышли вместе. Были в кофейне. Потом я сидел дома. Вернулся он очень поздно. Натащил книг. Маньковский вертит вола и хочет издавать без иллюстраций. Была О.Н., потом Юр. ее провожал, потом еще выбегал. Тепло. Как странно. Прежде мечты были эротические, потом кулинарные, теперь только о тепле. Но не делаю я ничего.

8 (четверг)

Что было с утра? Заходил к Ноевичу предупредить. Взял ‘Калиостро’ и по Николаевской. Там только в 6 часов. [Дориков?] мне не дали, я хотел просить аванса, как вдруг оказывается, что мне приходится 1.200.000. Бегу домой поздно. Холодно. Луна. У нас были Сашенька и Капитан, но ушли. Пошли к Бобышову. Очень уютно у них.

1.200.000

9 (пятница)

Мороз несусветимый, но в комнатах лучше. Солнце, сухо. Бегали за пайком. Юр. спрашивал воз дров, не хотел ли купить. Насилу я дошел и застал дома. Чинили мне штаны. Юр. побежал, конечно, за книгами. Натащил всего и пошел к О.Н. Я читал без памяти всякую всячину, но хорошо. Солнце всегда бодрит меня: я могу смотреть на игру ледяных окон при солнце или луне без конца. И спать тепло очень. Юр. поздно пришел.

10 (суббота)

Мороз ликует, на солнце окна тают и сейчас же замерзают. Сидел дома. Юр. до обеда спал, потом побежал. Мамаша пошла в баню. Читаю без памяти. Мерзнут ноги. Юр. пришел поздно. Натащил всего. После чая пошел было к О.Н., но попал в кинематограф. Тихо, луна светит, печально, писать хочется до смерти. Смотрел Гоголя. Сжигает ‘Мертвые души’. Ужасно⁸⁶. Но была всенощная, печка, казачок и ‘Мертвые души’. Юр. пришел значит рано. Спал я плохо. Только бы к понедельнику отпустил мороз.

11 (воскресенье)

Такой же холод. Опять не выхожу. Солнце. Топили печку, печется пирог. Юр. лежит. Потом выскочил при подошедшем Сашеньке. Притащил икону Ильи-пророка. Сидели дома. Забежала О.Н. Работы все прибавляется, а силы нисколько. Я оброс ленью, как пень мхом. Читали, сидели. Рано лег. Слава Богу, вот уже который день молюсь Богу.

12 (понед.)

Не выходил до вечера, но теплее. Пошли втроем. Там дымно, публика дикая, но скоро отчитали. Юр. с двумя Оленьками (Арбениной и Зив {У Кузмина — Зиф. Сама О.М. Зив, впрочем, иногда подписывалась ‘Зиф’ — см., например, ее записку к Гумилеву 4 июля 1912 (Дукницкая В. Николай Гумилев. Жизнь поэта по материалам домашнего архива семьи Лукницких. Л., 1990. С.281).}) ринулись к Оцупам, а я доплелся очень хорошо домой.

400.000

13 (вторн.)

Степлело. Но темно и сыро. Бегал за сапогами. Потом мамаша ходила менять. Довольно. Юр. выскочил, конечно. Набрела масса народа: О.Н., Саша, Капитан, Фролов Борис Владимирович. Пошел в ‘Балаганчик’⁸⁷. Там вроде ‘Привала’, расписано, обедают. Буфет, актеришки, тепло, разговоры. Сашенька провожал меня. Он льнет все к Сомову, а тот довольно жестоко с ним обращается. Я видел его в Доме Ученых. Дома накурено. Все на диване. Капитанствует Милашевский. Папаригопуло флиртует с Фроловым. О.Н. раскисла. Юр. чем-то озабочен: спекуляцией, безденежьем — чем, не знаю.

14 (среда)

Не помню, что было. Вечером был у Блохов. Был там Анненков, Розинер и свои. Юр. был дома. Гложет меня история с его пьесой. Засиделся я, а вспомнить, кого бы хотел видеть — никого, никого. Да и некого.

75 (четверг)

Что же было? Темно. Отправился на Николаевскую, но Пальмского не было. Писал мало. На минуту забегала О.Н. Я прошел в ‘Петрополис’. Домой пришел Сашенька. Притащил ‘Лесок’. По правде сказать, все-таки мне не нравится. Юр. пришел. Ничего я не делаю. Ели собачью колбасу. Юр. был в кинемо.

100.000

16 (пятница)

Темно и не тепло. Особенно гадки замерзшие окна и холодный пар в комнатах. Тускло мне невероятно. Хотел написать откровенное и не весьма любезное послание Ноевичу, но не хватило даже на это. Впрочем, на улице-то неплохо. Были минуты, когда небо даже желтело. Все мне до смерти надоели. И многое гнетет и скребет. За чаем были Фролов и Борис Папаригопуло. Это было неплохо. У Каганов болен мальчик, оттого как-то скучно и не блестяще. Брат показывал шереметевские {У Кузмина — Шереметьевские.} издания. Литографии Кустодиева очень мне нравятся⁸⁸. Юр. вдруг почувствовал себя плохо. Что бы я делал, если бы он умер? Нежный, умный, талантливый мой сынок, совсем не знает он ласки и даже несколько отталкивается. А ласков и добр. Не озлобляется ли? Сладко спали и плакали от нежности. Днем врывался еще Сашенька с Кролем.

17 (суббота)

Утром ходили на Николаевскую. Юр., кажется, лучше. Написал письмо Ноевичу об пьесе, а Юр. сам поторопился объясниться. Кажется, обидели его. Да и действительно свинство. Провожали О.Н. Заходили в кинематограф и в кофейню. Ничего, не холодно, горят огни, извозчики есть. Встретил Харитона, рассказ просит. И опять Юр. рядом стоит, хоть бы слово. У меня сердце обливается кровью от обиды, любви и возмущенья.

300.000

18 (воскресенье)

Темно и не холодно. В комнатах сыро. Относил письмо Ноевичу. В кухне котята сидели стадом. Заходил и в ‘Петрополис’. Там болтал с Блохами. По-немецки вышли ‘Иосиф’ и ‘Александрийские песни’. Не знаю, какое впечатление произведет мое письмо. Заходил Брянский и Эверт, опять дела. Юр. все чем-то озабочен. О.Н. сидела у нас. Был у всенощной. Но ничего не яснеет у меня.

19 (понед.)

Все то же. Темно, не очень холодно, скучно и лениво. Но сегодня холоднее. Была О.Н. Засиделись мы и попали к Папаригопуло около десяти. Ничего было. Экземпляр ‘Часов’. Приятно, что есть проза. Долго засиделись. Был кто-то у меня. Продолжает быть скучно. Николин день сегодня.

20 (вторн.)

Что же? Решил на ‘Зеленый остров’⁸⁹ не ходить, но его и не было. Яков Ноевич говорил о письме⁹⁰, о Юр., Замятине и моих счетах, все было очень душевно. А где был Юр., не знаю.

200.000

21 (среда)

Ходил в союз, театр. Встретил массу людей. Юр. пошел к О.Н. Я зашел к Мандельштаму. Не застав их, [поплелся?] к Блохам. Хорошо посидели. Что-то меня мучит и смущает.

22 (четверг)

Снег, зимняя погодка. Брел к Адонцу, купил сосисок. Жизнь теплится. Поспал дома и пошел в союз. Долго сидели. А у нас еще О.Н. Юр. провожал ее. Страшная темнота эти дни. Читаю ‘В лесах’. Спать хорошо. Разные дела тревожат меня. Поздно был Оцуп, тоже с каким-то делом.

350.000

23 (пятница)

Опять отложен ‘Зеленый остров’. Пошли с Юр. в кинематограф. Чуть не познакомились с каким[-то] грамотным⁹¹ и приятным молодым человеком, но убежали раньше конца. Пили кофей у ‘Дюша мой’. Поздно вернулись. Жалко немного, что не завели истории с молодым человеком.

24 (субб.)

Заходили разные народы. Фролов, Папаригопуло, Милашевский, О.Н. У мамаши сочельник. Все слава Богу. Вечером беседовал у Блохов. Приглашали встречать Новый год. А дела-то? Тепло. Утром бегал за нотной бумагой.

25 (воскр.)

Были у Сани, но была адская скука, несмотря на Бентовина и Сашеньку. Что было дома, не помню. Заходил Папаригопуло. Не помню что-то ничего.

26 (понед.)

Кончил музыку⁹². Не помню, ходил ли куда. Вечером решил идти к Лулу и О.Н. туда же пришла. Ничего было. Она что-то расстроена, пикает о самоубийстве. Юр. ее утешал. Холодно что-то.

27 (вторн.)

Кажется, не холодно. Переписывал ноты. Послал Юр. за деньгами. Пили рано чай. Потом он ушел к О.Н. Я читал и даже писал немного.

300.000

28 (среда)

Сдавал музыку. Деньги завтра. Получил в ‘Петрушке’. Ходили куда-то. Вечером что же было?

200.000

29 (четв.)

Ходил за деньгами. Говорил о ‘Юлии Цезаре’⁹³ с Хохловым. Весело было. Что-то делали. Где-то были. Да, они были на ‘Купце’⁹⁴, а я заходил к Блохам на заседание. И посидели там у печки.

280.000

30 (пятн.)

Были у нас О.Н. и Папаригопуло. Пошли на вечер поэтов⁹⁵, а я к Мандельштамам. Была там Лулу. Мирно посидели. Провожал ее. Юр. был уже дома. С ‘Часами’ ничего не вышло.

31 (суббота)

На Николаевской не удалось. Оживление везде. Продают вино. Купил пирожок Елене Исааковне. Занес. Там готовятся. Вечером Юр. ходил к О.Н. Я писал. У Блохов чинно. Обкормили нас. Вина было мало, но Рейнвейн. Вернулись часов в 5. Приятнее, но немного скучнее, чем прошлый год. Конечно, лучше, ко-

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ Роман Кузмина ‘Чудесная жизнь Иосифа Бальзамо, графа Калиостро’ впервые был опубликован во 2-м выпуске альманаха ‘Стрелец’ (1916), редактировавшегося А.Э. Беленсоном. Отдельное издание, с превосходными силуэтами М.В. Добужинского, субсидированное Т.М. Персии, вышло в 1919 в эфемерном издательстве ‘Странствующий энтузиаст’. Ср. с приведенными Кузминым критическими высказываниями запись в дневнике К.А. Сомова от 31 мая 1919: ‘Прочел сегодня ‘Калиостро’ Кузмина из серии ‘Новый Плутарх’. Очень скверно, почти незанимательно, скомкано, без плана, без всякого искусства’. (Константин Андреевич Сомов. / Письма. Дневники. Суждения современников. М., 1979. С. 193).

² Именной экземпляр ‘Вторника Мэри’ А.С. Кагана находится в собрании М.С. Лесмана (см.: Книги и рукописи в собрании М.С. Лесма-на. М., 1989. С. 122). Там же — инскрипты Кузмина на этой книге, обращенные к А.С. Кагану и Ю.И. Юркуну.

³ ‘Жизнь искусства’ (далее в примечаниях ЖИ) — петроградская газета, выходившая в 1918-1922. В 1923-1929 была преобразована в одноименный журнал. Е.М. Кузнецов был членом редакции газеты.

⁴ Речь идет о концерте А.И. Мозжухина в зале Народного Собрания, о котором Кузмин писал: ‘Характерными чертами исполнения А.И. Мозжухина является строгость артиста к самому себе и щедрая полнота художественного дарования. /…/ Это благородно и прекрасно, очень празднично, но никакого панибратства, разгильдяйства…’ (А.И. Мозжухин как певец камерный. // ЖИ. 1921. 15-17 июня, No 752-754).

⁵ Спектакль I студии МХТ ‘Эрик XIV’ (пьеса Стриндберга с Михаилом Чеховым в заглавное роли) шел 12 июня 1921 в помещении БДТ. В рецензии Кузмин писал: ‘И этот страшный и упоительный вместе с тем грим, лицо, от которого трудно оторваться и которое пугает, пленяя, этот хриплый и нежный голос, движения, позы, уменье носить костюм, неповторяемые интонации и оттенки — делали этот спектакль огромным событием, неистощимым праздником искусства!’ (Созвездия и звезды. // ЖИ. 1921. 18-20 июня. No 755-757).

⁶ Ср. рецензию Адр. Пиотровского на книгу Кузмина ‘Нездешние вечера’ (ЖИ. 1921. 2-5 июля. No767-769), завершающуюся следующим утверждением: ‘Русская речь не видала равного мастера’.

⁷ Работа Кузмина над романом-биографией Вергилия для задуманной им серии жизнеописаний ‘Новый Плутарх’ не была завершена. 1 и 2 главы были опубликованы в альманахе ‘Абраксас’. О рассказе ‘Глухие барабаны’ см.: Минувшее. Т. 12. С.484, прим.84.

⁸ Вероятно, слухи эти распускались в связи с рецензией Кузмина, процитированной выше (см. прим. 4).

⁹ Об этой неудачной попытке реанимировать ‘Бродячую собаку’ свидетельствует объявление в ‘ЖИ’: ‘Организуется клуб работников искусств. Среди инициаторов: К.М. Миклашевский, К.Э. Гибшман, Н.Н. Евреинов, М.А. Кузмин, Е.М. Кузнецов, С.Э. Радлов, Ю.П. Анненков и А.Э. Беленсон’ (9-11 июля. No 773-775).

¹⁰ Вероятно, речь идет о статье ‘Мечтатели’ (ЖИ. 1921. 29 июня-1 июля. No 764-766).

¹¹ Возможно, имеется в виду сын пушкиниста П.О. Морозова, известный тем, что в ‘Бродячей собаке’ ударил Бальмонта (ср. в письме М.А. Долинова Б.А. Садовскому от 10 ноября 1913: ‘Третьего дня чествовали Бальмонта, к[оторый] приехал ‘на гастроли’ к нам. Был Сологуб, Гумилев и много прочих. К утру Бальмонт напился пьян, сел подле Ахматовой и стал с нею о чем-то говорить. В это время к нему подошел Морозов (сын пушкинианца) и стал говорить комплименты. Бальмонт с перепою не разобрал, в чем дело и заорал: ‘Убрать эту рожу!*’ Тогда Морозов обозлился, схватил стакан с вином и швырнул в К.Д. Этот вскочил, но был сбит с ног Морозовым. Пошла драка. Ахматова бьется в истерике, Гумилев стоит в стороне, а все остальные избивают Морозова. Драка была убийственная. Все были пьяны и били без разбору друг дружку смертным боем. Все это так ужасно и кошмарно, что я, по крайней мере лично, не пойду больше в этот (pardonnez moi le mot) бардак’ (РГАЛИ. Ф.464. Оп.1. Ед.хр.52. Л.5-6). Об этом инциденте см.: Парные Л,Е., Тименчик Р.Д. Программы ‘Бродячей собаки’. // Памятники культуры. Новые открытия. Ежегодник. 1983. Л., 1985. С.215, а также в воспоминаниях М.Могилянского (Минувшее. Т. 12. С. 180-181).

¹² О жизни Г.Иванова и Г.Адамовича на Почтамтской, в квартире тетки Адамовича, см.: Одоевиева И. На берегах Сены. М., 1980. С.113-123.

¹³ Эти списки хранятся в фонде Кузмина в РГАЛИ.

¹⁴ ‘Dollar-Prinzessin’ — оперетта. Рецензия Л.Арнса — ЖИ. 1921. 1 ноября. No 815.

¹⁵ В 1921 вышло сразу два сборника Вс.Рождественского — ‘Лето’ и ‘Золотое веретено’. Какой из них имеет в виду Кузмин, сказать трудно.

¹⁶ Речь идет о произведении: Лесок. Лирическая поэма для музыки с объяснительной прозой в трех частях. [Пг.: Неопалимая Купина, 1922] с иллюстрациями (силуэтами) А.Божерянова. Планировавшееся издание с нотами не вышло.

¹⁷ Евдокия Аполлоновна Нагродская (1866-1930), писательница, на квартире ее и ее мужа (Мойка, 91) Кузмин жил в 1913-1914 годах.

¹⁸ Петроградское отделение Всероссийского союза поэтов было образовано в июле 1920, председателем его был А.А. Блок.

¹⁹ См. прим.51 к 1-й части Дневника (Минувшее. Т. 12. С.481).

²⁰ ‘Гуревичами’ называли в дореволюционном Петербурге учеников частной гимназии Я.Г. Гуревича. Внедрение в быт физкультуры и появление на улицах полуголых молодых людей — характерная деталь городского пейзажа Москвы и Петрограда начала 1920-х. Ср. в книге В.Эрлиха ‘Право на песнь’: ‘Приехал Приблудный. Ходит по городу в одних трусах. Выходим из дому — Есенин, я и голый Приблудный.

Есенин с первых же шагов:

— А знаешь, я с тобой не пойду! Не потому, что мне стыдно с тобой идти, а потому что не нужно. /…/ Думаешь, я поверю, что ты из спортивных соображений голый ходишь? Брось, милый! Ты идешь голый потому, что это входит в твою программу’ (С.А. Есенин в воспоминаниях современников. Т.2. М., 1986. С.324).

²¹ Иза Яковлевна Кремер (1890-1956), эстрадная певица, исполнявшая песни на собственные стихи, своеобразная представительница ‘массовой культуры’ того времени. 19 октября 1918 Кузмин записывал в Дневнике: ‘На улицах все гуляли полки, играя ‘крокодилу’ и песеньки Изы Кремер. Я не могу их видеть без истерики’.

²² Письмо М.И. Цветаевой к Кузмину опубликовано: Поляков СВ. [Не]закатные оны дни. Ann Arbor. 1983, частично вошло в очерк Цветаевой ‘Нездешний вечер’ (Цветаева М. Сочинения. Т.2. М., 1988. С. 117). Письма от Н.С. Нечкиной (урожд. Северовой), приятельницы юности Кузмина, и ее дочери, впоследствии академика М.В. Нечкиной, см.: РГАЛИ СПб. Ф.437. Оп.1. Ед.хр.92, 116.

²³ ‘Сафо’ — опера Ж.Массне (по роману А.Дюма, 1897).

²⁴ Ср. воспоминания Вас.И. Немировича-Данченко ‘Рыцарь на час’. // Николай Гумилев в воспоминаниях современников. М., 1990. С.231-232.

²⁵ ‘Шкица’ — женский род от жаргонного ‘шкет’ (‘плашкет’).

²⁶ То есть разговоров на идиш.

²⁷ В период военного коммунизма при государственном пайковом распределении товаров, когда частная торговля была запрещена и преследовалась, как спекуляция, транспорт, продовольствие, топливо, квартиры, коммунальные услуги были бесплатны (см. декреты СНК РСФСР от 4, 7, 23, 27 декабря 1920 и 27 января 1921). Для получения билета на поезд требовалось предъявить удостоверение личности, какими в то время служили ‘трудовые книжки’ (ср. запись от 24 мая: Минувшее. Т. 12. С.473). Возвращение к платному транспорту и услугам — одно из первых мероприятий нэпа. Значительно дольше держались продуктовые пайки.

²⁸ Слухи о предоставлении Петрограду статуса ‘porto-franko’ зафиксированы в Дневнике Кузмина еще в 1918. Об этом же есть упоминание во ‘Взвихренной Руси’ А.М. Ремизова. Были ли какие-либо основания для подобных разговоров, сказать затруднительно.

²⁹ Вероятно, речь идет о статье ‘Капуста на яблонях’ (ЖИ. 1921. 26-31 июня. No786-791), в которой утверждается: ‘Искусство метафизично, нравственно и свободно, но из него нельзя вывести ни философской системы, ни кодекса морали, ни партийной программы’.

³⁰ Так называет Кузмин труппу Коли Петера (Н.В. Петрова).

³¹ Речь идет о вечере Кузмина, А.Радловой и Вл.Ходасевича в Доме Искусств, (см.: ЖИ. 1921. 19-24 июня. No790-795).

³² Капитан — прозвище В.А. Милашевского.

³³ Имеется в виду ‘Блэк энд Уайт (негритянская трагедия)’ — ‘гротеск’ К.Э.фон-Гибшмана и П.П. Потемкина, поставленный в ‘Привале комедиантов’ в 1916. Персонажи скетча (фальшивая негритянско-американская труппа) изъяснялись набором бессмысленных словосочетаний, внешне напоминавших английский язык, вроде: ‘Лэди энт джентельмен. Гиф э дэ скрипчен оф дзыс адванчурс оф Симпсон энт компани оль Чипин Нью-Йорк энд заус айс штралия энд Гомель-Гомель?..’ и т.д.

³⁴ Чашка фарфорового завода А.Г. Попова. Ср. в воспоминаниях В.А. Милашевского о быте Кузмина того времени: ‘Разноцветные и разных фасонов фарфоровые чашки! Не сервиз, боже сохрани от этой ‘порядочности’ и ‘как у всех’!

Зато каждая чашка имеет свою биографию’ (Милашевский В. Вчера, позавчера. Воспоминания художника. 2-е изд. М., 1989. С. 152-153).

³⁵ Н.С. Гумилев был арестован 3 августа 1921.

³⁶ Имеется в виду статья ‘Лицом к лицу’ (ЖИ. 1921. 9-14 июля. No 798-808), в номере, посвященном голоду.

³⁷ Вероятно, имеются в виду стихи, привезенные из Сибири А.И. Бенедиктовым (см. запись от 25 июля). Аналогичные мысли часто встречаются в начале 1920-х в Дневнике (см.: Михаил Кузмин и русская культура XX века. Л., 1990. С. 198, 207).

³⁸ Об отношении А.К. Глазунова к музыке Кузмина см. сходные с высказыванием П.И. Сторицына воспоминания Л.Борисова (Родители, наставники, поэты. / Книга в моей жизни. Изд. 2-е, дополнен. М., 1969. С.83-84).

³⁹ Булла Карл Карлович (1853-1929), фотограф Министерства императорского двора. Сравнение Ю.П. Анненкова с ним вызвано тем, что Анненков рисовал Блока в гробу.

⁴⁰ Блок был похоронен на Смоленском кладбище. В 1944 прах поэта был перенесен на Литераторские мостки Волкова кладбища. См. воспоминания Д.Е. Максимова об этом перезахоронении, где оно названо ‘осквернением праха людей, прошедших через таинство смерти’ (Литературное обозрение. 1987. No 5).

⁴¹ О каком именно договоре с Я.Н. Блохом идет речь — мы не знаем. Известно, что в июне 1921 Кузмин продал ‘Петрополису’ право на издание своей прозы (см.: Тимофеев Л.Г. Михаил Кузмин и издательство ‘Петрополис’. (Новые материалы по истории ‘Русского Берлина’). // Русская литература. 1991. No 1. С. 191, 193).

⁴² В воспоминаниях Милашевского упомянут этот эпизод, но мемуарист ошибся, перенеся случившееся на Мойку (Милашевский В. Ibid. С. 163).

⁴³ Театр Летний Буфф (Фонтанка, 114), руководимый в 1920-1922 К.А. Марджановым.

⁴⁴ ‘Бригитта’ — оперетта Г.Сернетта и В.Роге. Ср. в рецензии Кузмина: ‘Музыка играет, штандарт скачет! Такие полковые и мужчинские увеселения наскучили даже в рассказах Мопассана’ (Бригитта. // ЖИ. 1921. 23 августа. No 805).

⁴⁵ От названия клея ‘синдетикон’.

⁴⁶ Имеется в виду подражание изобретенным Ремизовым ‘обезьяньим грамотам’, которые тот выдавал своим знакомым от имени обезьяньего царя Асыки, правителя Обезьяньей Великой и Вольной палаты. Кузмин числился музыкантом Обезвелволпала (см.: Гречишкин С.С. Архив А.М. Ремизова. // Ежегодник РО ПД на 1975 год. Л., 1977. С.33).

⁴⁷ Сходные слова есть во многих духовных стихах (они восходят, очевидно, к 43-му псалму), однако точного соответствия обнаружить не удалось.

⁴⁸ Протоиерей Александр Иванович Введенский (1889-1946), деятель ‘обновленческого’ движения внутри русской православной церкви, будучи настоятелем одной из петроградских церквей, в 1921 начал проповедовать оформившуюся год спустя т.н. ‘живую церковь’, основанную эксчерносотенцем иеромонахом Илиодором (С. Труфановым). Проповедь Введенского (Кузмин называет ее панихидой) ‘Слово протоиерея отца Введенского, посвященное памяти поэта Александра Блока’ — ИРЛИ. Ф.654. Оп.8. Ед.хр.27. Дневник Кузмина дает возможность уточнить дату произнесения проповеди: суббота, 27 августа 1921. Об этой проповеди см. выдержки из дневниковых записей Андрея Белого: Литературное наследство. Т.92. Александр Блок. Новые материалы и исследования. Кн.З. М., 1982. С.811 и 827 (прим. 192), а также: Ходасевич Вл. ДИСК. // Колеблемый треножник. Избранное. М., 1991. С.421.

⁴⁹ То есть мебель Леви, умерших соседей по коммунальной квартире.

⁵⁰ ‘Нежный Иосиф’ (1909) — повесть Кузмина. ‘Имясловцы’ (‘имяславцы’) — сторонники учения, которое провозглашало присутствие Бога в имени своем (‘Имя Божие как бы есть сам Бог’). Главой их в Свято-Андреевском ските на Афоне был иеросхимонах А.К. Булатович (1870-1919), бывший ротмистр лейб-гвардии гусарского полка, известный своим путешествием по Абиссинии в конце 1880-х. Их противники — ‘имяборцы’. О каких проектах И.Эверта здесь и далее пишет Кузмин, называя их ‘советской историей’, и в чем заключается связь между ‘Нежным Иосифом’ и имясловцами, неясно.

⁵¹ Не исключено, что имеется в виду пьеса Юркуна ‘Американский маскарад’, объявленная к постановке в сезоне 1921/22 в театре Народной комедии (ЖИ. 1921. 9-11 июля. No 773-775).

⁵² См. прим.36.

⁵³ Так подготовлялась произошедшая год спустя массовая высылка интеллигенции за пределы страны. Об увольнениях на философском факультете Петроградского университета см.: Лосский Н.О. Воспоминания. Жизнь и философский путь. Мюнхен, 1968. Сын философа писал: ‘К концу того же лета [1921] начались первые значительные вторжения правительственной идеологии в университетское преподавание. Результатом его было почти полный разгром петроградской кафедры философии, с которой были уволены все приват-доценты и два профессора: Лапшин и Лосский’ (Лосский Б. К изгнанию ‘людей мысли’. // Русский альманах. Париж, 1981. С.355).

⁵⁴ Чацкина Софья Исааковна (7-1931), издательница журнала ‘Северные записки’ (1913-1917).

⁵⁵ Ср. в ‘Петербургских зимах’ Георгия Иванова (очерк написан значительно позже описываемых событий, в 1949, но основывается на ходивших в Петрограде в августе 1921 слухах): ‘Следователь Якобсон /…/ Гумилева чаровал и льстил ему. Называл его лучшим русским поэтом, читал наизусть гумилевские стихи, изощренно спорил с Гумилевым и потом уступал в споре, сдаваясь или притворяясь, что сдался, перед умственным превосходством противника…’ (Иванов Г. Стихотворения. Третий Рим. Петербургские зимы. Китайские тени. М., 1989. С.409).

⁵⁶ H.В. Грушко была в числе активных членов Союза поэтов.

⁵⁷ Имеется в виду сборник ‘Эхо’ (Пг., 1921).

⁵⁸ ‘Петрушка’ — здесь, вероятно, артистическое кабаре, устроенное Н.В. Петровым и А.А. Радаковым. См. также запись от 28 декабря.

⁵⁹ Журнал ‘Жар-птица’, продолжавший традиции ‘Золотого руна’ и ‘Аполлона’, издавался в Берлине Художественным издательством А.Э. Когана. 1-й номер вышел в августе 1921.

⁶⁰ ‘Плавающие путешествующие’ (1915), роман Кузмина, относящийся к жанру так называемого ‘романа с ключом’, где персонажи имеют реальных прототипов — посетителей ‘Бродячей собаки’ (в романе — подвал ‘Сова’).

⁶¹ По-видимому, Кузмин обратился с ходатайством за арестованных членов семьи Я.Н. Блоха. Знакомство Кузмина с председателем ОГПУ В.Р. Менжинским восходило еще к 1905, когда оба они дебютировали в ‘Зеленом сборнике стихов и прозы’: Кузмин как поэт, Менжинский как прозаик. О.М. Брик, с которым Кузмин познакомился около 1917, работал в ОГПУ, ‘вероятнее всего в качестве юридического эксперта. Судя по удостоверению Политотдела московского ГПУ он служил в этой организации с 8 июня по 1 января 1924 (архив Л.Ю. Брик)’ (В.В. Маяковский и Л.Ю. Брик. Переписка 1915-1930. Составитель и комментатор Б.Янгфельд. Stokholm, 1982. С.213). Кузмин знал о связях Брика с ВЧК более раннего времени и оставил соответствующую запись в Дневнике, судя по ее тональности, он отнесся к этому вполне хладнокровно. По-другому воспринимал этот факт, например Н.Евреинов, см.: Евреинов Н.Н. Шаги Немезиды. Драматическая хроника в 6-ти картинах из партийной жизни в СССР (1936-1938). Париж, 1956. С.44. В последнее время появились публикации, авторы которых утверждают, что сотрудничество Бриков с ВЧК-ОГПУ не было случайным эпизодом (см., напр., серию статей В.Скорятина: ‘Почему Маяковский не поехал в Париж’, ‘Между декабрем и мартом’, ‘Выстрел в Лубянском’, ‘Послесловие к смерти’ — Журналист. 1989. No 9, 1990. ‘Nsl, 2, 5).

⁶² Возможно, имеется в виду портрет Григория Эммануиловича Караулова (1824-1883), историка литературы и археолога. Юркун коллекционировал самые разнородные портреты, литографии, гравюры, привлекавшие его, как ‘свидетельства эпохи’, покупал подшивки старых иллюстрированных журналов, как материал для своих ‘коллажей’. См. об этом: Милашевский В. Ibid. С.206-207.

⁶³ Речь идет о заказанных ‘Всемирной литературой’ Кузмину переводах ‘Озорных сказок’ Бальзака, ‘Западно-восточного дивана’ И.В. Гте (ряд стихотворений из него был переведен Кузминым уже в 1930-е годы), а также редактировании переводов сочинений Ан.Франса.

⁶⁴ ‘Весна священная’ (‘Картины языческой Руси’) — балет И.Стравинского, поставленный труппой С.Дягилева в Париже в 1913.

⁶⁵ См. прим. 51.

⁶⁶ Существуют две версии о причинах самоубийства Ан.Н. Чеботаревской. Согласно одной, поводом послужил отказ выдать Сологубу и ей заграничную визу. Эта версия, изложенная в воспоминаниях В.Ф.Ходасевича, подтверждена сохранившейся копией письма А.В. Луначарского в ЦК РКП(б) от 15 июля 1921 (см.: Дикушина Н.И. Как решалась судьба поэта. // Литературная газета. 1990. 28 ноября). А.А. Ахматова передавала иной вариант: самоубийство из-за несчастной любви (см. Чуковская Л. Записки об Анне Ахматовой. М., 1990. Т.1. С. 110). Очевидно, О.А. Судейкина, жившая в это время в одной квартире с Ахматовой, излагала ее версию.

⁶⁷ В списке произведений Кузмина в октябре 1921 отмечена работа над музыкой к ‘Двойнику’ из ‘Леска’. Под этим заглавием стихотворение опубликовано: Смена вех. [Париж] 1921. 26 ноября. No 5, в ‘Лесок’ включено под заглавием ‘Странный спутник’.

⁶⁸ Письма В.В. Розанова Э.Ф. Голлербаху были изданы в Берлине в 1922, отдельные письма публиковались ранее в различных изданиях.

⁶⁹ Большаков Николай Сергеевич, владелец лавки по продаже икон и церковной утвари, знакомый Кузмина еще с 1905. Согласно справочнику ‘Весь Ленинград’, вел свою торговлю, по крайней мере, до 1925.

⁷⁰ Очевидно, речь идет о просмотре оперетты Л. Фал л я ‘Разведенная жена’ в Государственной комической опере (постановка К.А. Мард-жанова, рецензия Кузмина: ЖИ. 1921. 18 октября. No 813).

⁷¹ Имеется в виду ресторан при доме поэтов (см. также запись от 25 июля).

⁷² Может иметься в виду монография: Койранский А. К.Ф. Юон. Под ред. Г.К. Лукомского. Пг., 1918.

⁷³ По всей видимости, имеется в виду замысел, осуществленный в виде театрального альманаха ‘Зеленая птичка’ (Пг., 1922), вышедшего под ред. Я.Н. Блоха, А.А. Гвоздева и Кузмина.

⁷⁴ ‘Жоржики’ — прозвище двух Георгиев — Иванова и Адамовича. См. прим. 12.

⁷⁵ Магги — бульонные кубики.

⁷⁶ Ноябрем 1921 в списке произведений Кузмина помечен перевод ‘Евридики’ Г.Фильдинга.

⁷⁷ Возможно, речь идет о выпущенной ‘Петрополисом’ в 1918 тиражом в 200 нумерованных экз. книге ‘Книжные знаки’, содержавшей библиографию русских книжных знаков и наклеенные экслибрисы членов кооператива, пожелавших принять участие в издании.

⁷⁸ ‘Часы’ (Пг., 1921) — альманах, где участвовали Кузмин и Юркун.

⁷⁹ ‘Зеленая птичка’ — сказка для театра К.Гоцци. Пролог Кузмина к ней был опубликован в альманахе ‘Зеленая птичка’ (перевод пьесы, выполненный М.Л. Лозинским, был опубликован там же), вошел в сборник ‘Параболы’.

⁸⁰ ‘Звездочет’ — оперетта Ф.Легара, поставленная Н. Евреи новым в театре Музыкальной комедии (рецензия Кузмина: ЖИ. 1921. 22 сентября. No 818).

⁸¹ Имеется в виду статья ‘Колебания жизненных токов’, вошедшая в книгу ‘Ю.Анненков. Портреты’ (Петрополис, 1922).

⁸² ‘Петрушка’ — здесь балет И.Стравинского. Был поставлен в 1911 в Париже, 20 ноября 1920 — премьера в Петрограде.

⁸³ Кузмин, очевидно, слушал в Народном доме (Гос. Большом оперном театре, расположенном в помещении бывшего Народного дома) оперу Мусоргского ‘Борис Годунов’ и имеет в виду сцену в корчме, где Григорий спрашивает хозяйку о дороге в Литву. Рецензию Кузмина на постановку см.: ЖИ. 1921. 6 сентября. No 820.

⁸⁴ По-видимому, речь идет об освобождении арестованных жены и сестры Я.Н. Блоха.

⁸⁵ ‘Влюбленный дьявол’ — роман Ж.Казотта. Издание, о котором пишет Кузмин, неизвестно.

⁸⁶ По справке Р.Янгирова, единственным фильмом, который мог бы подходить под это описание, была драма ‘Невский проспект’ (1916, фильм не сохранился), режиссера В.Аркатова, в ролях Гоголя и поручика Пискарева — Р.Кречетов. Приносим Р.Янгирову сердечную благодарность.

⁸⁷ ‘Балаганчик’ — размещавшийся на Б.Садовой, 12, частный театр интермедий (главный режиссер и зав. художественной частью — Н.В. Петров). В ‘Балаганчике’ давались также кинопрограммы.

⁸⁸ Под шереметевскими изданиями могут иметься в виду какие-либо издания, осуществленные археографами С.Д. либо П.С. Шереметевыми (многотомный ‘Остафьевский архив князей Вяземских’ и др.). Литографии Кустодиева — скорее всего альбом: Кустодиев Б.М. 14 автолитографий. Пб., 1921 (издан в конце 1921 в количестве 300 нумерованных экз.).

⁸⁹ ‘Зеленый остров’ — оперетта Ш.Лекока.

⁹⁰ Возможно, речь идет о письме Кузмина Менжинскому с ходатайством за арестованных Блохов.

⁹¹ Словечко петербургского дореволюционного арго, обозначавшее гомосексуалиста.

⁹² Согласно списку произведений Кузмина, в декабре 1921 он писал музыку к драме В.Я. Брюсова ‘Земля’.

⁹³ ‘Юлий Цезарь’ — пьеса У.Шекспира. Премьера прошла в БДТ 20 апреля 1921.

⁹⁴ ‘Венецианский купец’ — пьеса У.Шекспира. Шла в БДТ в сезон 1921/22.

⁹⁵ Имеется в виду вечер петроградских поэтов в Доме Искусств (см.: ЖИ. 1921. 27 декабря. No 823).

СЛОВАРЬ ИМЕН, УПОМИНАЕМЫХ В ДНЕВНИКЕ 1921 года*

* См. также: Минувшее. Т. 12. С.487-494.

Адонц Гайк Георгиевич (псевд. Петербургский, 1892-1937), литературовед, театровед, критик, журналист, издательский деятель.

Адамович Георгий Викторович (1894-1972), поэт, критик. С 1922 в эмиграции.

Альтшулер (Лежнев) Исай Григорьевич (1891-1955), редактор журнала ‘Новая Россия’.

Анненков Борис Павлович (1896-1921), брат Ю.П. Анненкова, артист театра ‘Народной комедии’. Некролог С.Э. Радлова — ЖИ. 1921. 26-31 июля. No786-791, воспоминания Ю.Анненкова ‘Неизбежная точка’ — ЖИ. 1921. 2-7 августа. No792-796.

Асафьев Борис Владимирович (1884-1949), композитор.

Ашешов Николай Петрович (1866-1923), журналист.

Бабенчиков Михаил Васильевич (1890-1957), искусствовед.

Бобышов — возможно, Михаил Павлович (1885-1964), театральный художник. Работал в Михайловском театре (после революции — Гос. малый академический оперный театр, МАЛЕГОТ).

Боцяновский Владимир Феофилович (1869-1943), критик, драматург, историк литературы.

Валерская Елена Константиновна, до революции актриса театра А.С. Суворина. Знакомая Кузмина с начала 1910-х годов.

Валечка — Вальтер Федорович Нувель (1871-1949), один из деятелей журнала ‘Мир искусства’, композитор-любитель, постоянный сотрудник и биограф СП. Дягилева, близкий друг Кузмина в 1905-1908 годах.

Вейнер Петр Петрович (1879-1931), искусствовед, издатель журнала ‘Старые годы’.

Венедиктов Александр Иванович (1896-1970), писатель. Вернулся в 1921 в Петроград из Сибири, где находился во время Гражданской войны.

Гиммельфарб Семен Григорьевич (1874-1921), расстрелян по ‘делу ПВО’. Сведения о нем, данные в ‘Петроградской правде’, гласят: ‘б[ывший] владелец Павильон-де-пари, беспартийный, зав. хоз. цементного завода’.

Гумилева (Энгельгардт) Анна Николаевна (18957-1942), вторая жена Н.С. Гумилева.

Дельмас (Андреева-Дельмас) Любовь Александровна (1884-1969), оперная певица, адресат стихотворного цикла Блока ‘Кармен’.

Денике Борис Петрович (18857-1941), театровед, искусствовед, востоковед. В годы Гражданской войны жил в Омске.

Дневский — возможно, Михаил Георгиевич, до революции актер театра А.С. Суворина.

Добужан — М.В. Добужинский.

Добужан младший — Ростислав Мстиславович Добужинский (род. 1901), художник, сын М.В. Добужинского.

Долинова Елена — возможно, жена писателя А.И. Долинова.

Евреинова Наталья Николаевна, сестра Н.Н. Евреинова.

Егорушка — Г.В. Иванов

Ершов Иван Васильевич (1867-1943), оперный артист.

Жак — Яков Львович Израилевич, сотрудник Петроградского Театрального отдела.

Закорючка — возможно, прозвище Н.А. Залшупиной. Земсков — владелец лавки по продаже икон.

Зив (Вихман) Ольга Максимовна (1904-1963), поэтесса, впоследствии детская писательница.

Зиновий — см. Гржебин З.И.

Зиссерман Давид Захарович (1886-1961), виолончелист.

Иришка — возможно, пианистка И.С. Миклашевская. Ишак — см. Адонц Г.Г.

Каплан — возможно, подразумевается Борис Гитманович Каплун, управляющий делами Петросовета, брат владельца берлинского издательства ‘Эпоха’ С.Г. Каплуна (Сумского), племянник М.С. Урицкого, близкий к литературно-художественному миру Петрограда начала 1920-х (см., напр., о нем в воспоминаниях Ю.Анненкова ‘Дневник моих встреч’, по указателю).

Кауфман Абрам Евгеньевич (1855-1921), публицист, редактор журнала ‘Вестник литературы’ (1919-1920). Умер 22 декабря 1921.

Клео — Клео Карини (Клеопатра Андреевна Мозжухина), певица и пианистка. Возвратилась в СССР из эмиграции в 1966, передала в РГАЛИ архивы своего мужа и его брата, известного киноартиста Ивана Мозжухина. Поселилась в московском Доме ветеранов сцены.

Кнорре Федор Федорович (1903-1987), писатель, драматург.

Козлинский Владимир Иванович (1891-1967), театральный художник, ученик Л.С. Бакста, М.В. Добужинского, Д.Н. Кардовского.

Кроленко Александр Александрович (1889-1970), сотрудник издательства ‘Всемирная Литература’, затем директор издательства ‘Academia’ (до 1929).

Лисенко Лев Константинович, писатель, драматург. По позднейшему определению Д.Хармса — ‘естественный мудрец’ (см.: Минувшее. Т.II. С.425).

Лунц Лев Натанович (1901-1924), писатель, участник группы ‘Серапионовы братья’.

Ляндау Константин Юлианович (1890-1969), поэт и режиссер.

Мансуров Павел Андреевич (1896-1983), художник, впоследствии заведовал экспериментальным отделом ГИНХУКа. Близкий знакомый Н.А. Клюева. С 1928 в эмиграции (см. о нем: Минувшее. Т.П. С.529).

Маньковский Константин Максимович, поэт.

Марджанов (Марджанишвили) Константин (Котэ) Александрович (1872-1933), режиссер. В 1920 организовал в Петрограде Театр комической оперы.

Медея — Фигнер (урожд. Мей) Медея Ивановна (1859-1952), певица. По происхождению итальянка.

Миклашевский Константин Михайлович (1886-1943), актер, режиссер, театровед, знаток итальянской ‘комедии дель арте’ и автор исследования о ней. Эмигрировал.

Михельсон — библиофил, коллекционер.

Мухин Сергей Александрович (1896-1933), библиофил, автор статьи о редких изданиях книг Кузмина в собственной библиотеке (К ХХ-летию литературной деятельности М.А. Кузмина. Л., 1925).

Надежда Ал[ександровна?] — вероятно, Н.А. Залшупина.

Немирович-Данченко Василий Иванович (1848-1936), писатель. В эмиграции с 1921.

Нотгафт Федор Федорович (1896-1942), художественный и издательский деятель, коллекционер. В 1919-1923 секретарь общества ‘Мир искусства’.

Орг Г.А., издатель из Эстонии (вероятно, представитель ревельского издательства ‘Библиофил’, выпустившего в 1921 посмертное издание ‘Шатра’ Гумилева). Книги Кузмина в ‘Библиофиле’ не вышли.

Оцуп Николай Авдеевич (1894-1958), поэт. В эмиграции с 1922.

Павлович Надежда Александровна (1895-1980), поэтесса, детская писательница.

Подгорный Николай Афанасьевич (1879-1947), актер МХТ.

Радлов Николай Эрнестович (1888-1942), художник, брат С.Э. Радлова.

Рая — см. Блох Р.Н.

Родэ Адолий Сергеевич (7-1930), бывший директор кафешантана и сада-ресторана ‘Вилла Родэ’ в Новой Деревне, после революции — заведующий Домом Ученых. На эту должность назначен по протекции А.М. Горького. См. нелестный отзыв о нем в очерке ‘Горький’ в ‘Некрополе’ Вл.Ходасевича (последний называл Дом Ученых ‘Роде-вспомогательным заведением’). В 1921 Родэ эмигрировал. Несомненно он, а не филолог Альберт Роде упомянут А.М. Ремизовым (см.: Неизданный ‘Мерлог’. Публикация А.д’Амелиа. Минувшее. Т.З. С.216, 246).

Роза Львовна — мать Л.И. Каннегисера.

Розинер Александр Евсеевич — уполномоченный берлинского издательства ‘А.Ф. Маркс’ в Петрограде.

Ростова Наталья Владимировна (1880-7), актриса труппы Коли Петера (Н.В. Петрова).

С.А. — см. Мухин С.А.

Сара — Лебедева (урожд. Дармолатова) Сарра Дмитриевна (1892-1967), скульптор-портретист, сестра А.Д. Радловой.

Свириденко Жильберта Александровна (Софья Александровна Свиридова), поэтесса, переводчица.

Скорбный Андрей (Смиренский Владимир Викторович, 1902-1977), поэт.

Смирнов — вероятно, Александр Александрович (1883-1962), поэт, историк литературы, ученый-кельтолог. Знакомый Кузмина с начала 1910-х годов.

Султанов — возможно, Дмитрий Иванович, торговец, ресторатор.

Студенцов Евгений Павлович (1890-1943), актер труппы Коли Петера (Н.В. Петрова).

Сутугина (Сутугина-Кюнер) Вера Александровна (1892-1969), секретарь издательства ‘Всемирная литература’.

Тевяшов — возможно, Евгений Евгеньевич, бывший сотрудник ‘Нового времени’, вице-президент Петроградского атлетического общества, тов. председателя общества содействия физическому развитию учащейся молодежи. Жил неподалеку от Кузмина, на ул. Жуковского, 19.

Тизенгаузен Орест, член Союза драматических писателей, муж О.М. Зив.

Тизенгаузен, племянница Вас.И. Немировича-Данченко — не исключено, что имеется в виду Вера Орестовна (7-1944), актриса театра В.Ф. Коммиссаржевской (1908-1909).

Тимофеев Владимир Николаевич (1895-1921) — один из расстрелянных по ‘делу ПВО’. В ‘Петроградской правде’ о нем сказано: ‘б[ывший] поручик, беспартийный, б[ывший] дворянин, командир дивизиона артиллерии 55 стр[елковой] дивизии: активный участник ПВО, давал сведения организации о состоянии артиллерии Карельского участка, давал боевые пропуска курьерам американской и финской разведок, фабриковал названным курьерам поддельные документы’ (Петроградская правда. 1921. 1 сентября. No 181).

Урванцов Лев Николаевич (1865-1929), драматург, беллетрист.

Фанни — Глинская (Беленсон) Фанни (Фаина) Александровна (1892-1970), актриса, чтица, жена А.Э. Беленсона.

Харитон Борис Осипович (Иосифович, 1877-1941), литератор, журналист. Выслан за границу в 1922.

Чиж — см. Подгорный Н.А.

Шайкевич Варвара Васильевна — жена А.Н. Тихонова, сестра К.В. Шайкевич, эмигрировавшей вместе с мужем в 1918.

Эверт И. — литератор, участник альманаха ‘Часы’.

Юдин Коля (Н.А.), литератор, в 1920-е сотрудник Ростовского отдела народного образования. Ему посвящено стихотворение Кузмина ‘Летний сад’ (1916, вошло в сборник ‘Вожатый’).

Яковлев — вероятно, художник Александр Евгеньевич (1887-1938), расписывавший в свое время вместе с СЮ. Судейкиным и Б.Д. Григорьевым ‘Привал комедиантов’. Эмигрировал.

ДОПОЛНЕНИЯ И ПОПРАВКИ К 1-й ЧАСТИ ДНЕВНИКА

(‘Минувшее’, т. 12)

Публикаторы благодарят за предоставленные сведения П.Дмитриева, А.Тимофеева, Р.Тименчика. Не все дополнения и исправления удалось поместить в ‘Минувшее’, но все они будут учтены при подготовке отдельного издания.

1. Упомянутый в записи от 1 января посетитель Сологубов Щербов — Павел Егорович (1865-1938), художник-карикатурист, друг Ф.И. Шаляпина. Современник так описывает его в 1908 году: ‘…загадочная фигура в берете, черной австрийской куртке и широчайших панталонах. Все художники Петербурга знают этого замкнутого, сосредоточенного человека с пронизывающим, острым взглядом наблюдателя. Большие опущенные вниз усы, длинная курчавая с проседью борода, в зубах огромная изогнутая трубка — все эти особенности делают его лицо надолго запоминающимся даже после первой мимолетной встречи (Альмединген Б.А. Головин и Шаляпин. Ночь под крышей Мариинского театра. Л., 1958. С.14-15).

2. Прим.56. По справке А.Г. Тимофеева, имеется в виду Джордж Пиль (Peel, 1557-1597), английский драматург-‘елизаветинец’. Переводы Кузмина из Пиля разыскать не удалось.

3. Прим.79. Маршнер (не Моршнер) Генрих Август (1795-1861) — немецкий композитор и дирижер.

4. Прим.99. ‘Вольное содружество поэтов’ — мимолетная литературная организация, создававшаяся по инициативе К.А. Сюннерберга при Вольной философской ассоциации (Вольфиле). О предполагавшемся составе содружества см. письмо А.Д. Радловой к Блоку от 20 мая 1921 (Александр Блок. Переписка. Аннотированный каталог. Вып. 2. Письма к Александру Блоку. М., 1979. С.380).

5. В ‘Словаре имен’ и в тексте (Минувшее. Т. 12. С.487) допущена опечатка: ‘Бентович’ вместо правильного ‘Бентовин’. Уточненные данные о годах жизни Б.И. Бентовина (1865 или 1863, 1864-1929) и биографическую справку см. в 1-м томе биографического словаря ‘Русские писатели. 1800-1817’ (М.,1989. С.239).

6. В ‘Словаре имен’ (Минувшее. Т. 12. С.488) следует читать: Грже-бин Зиновий Исаевич.

7. Год рождения А.Е. Бурцева — 1863.

8. Годы жизни Е.Г. Лисенкова — 1883-1954.

9. В.К. Лишневская (Кашницкая) умерла в 1929.

10. Лозинского звали Григорий, а не Георгий Леонидович.

11. Годы жизни Д.К. Петрова — 1872-1925.

12. Плетнев — не композитор Николай Алексеевич, как было предположено, а секретарь газеты ‘Жизнь искусства’ П.Плетнев (в РГАЛИ — так называется теперь ЦГАЛИ СССР — в фонде Кузмина сохранилось семь писем Плетнева 1920 года: ф.232, оп.1, ед.хр.331).

13. Год смерти в эмиграции писательницы Сахар (Лидарцевой) Норы Яковлевны — 1983.

14. Шайкевича звали Анатолий Ефимович (его воспоминания о Куз-мине из малотиражного парижского альманаха ‘Орион’ 1947 года перепечатаны: Русская литература. 1992. No 2).

Михаил Кузмин

ДНЕВНИК 1921 ГОДА

Январь 1921

Февраль 1921

Март 1921

Апрель 1921

Май 1921

ПРИМЕЧАНИЯ

СЛОВАРЬ ИМЕН, УПОМИНАЕМЫХ В ДНЕВНИКЕ 1921 ГОДА

Михаил Кузмин

ДНЕВНИК 1921 ГОДА*

ПРИМЕЧАНИЯ

Читайте также: