— Язык дан дипломату для того, чтобы скрывать свои мысли.
Если это так, то демократические дипломаты из Смольного института — самые подлинные, настоящие дипломаты: языком работают на диво и мысли свои скрывают так замечательно, что при всем желании в дипломатическом наказе, который повезет в Париж ‘товарищ’, и кончика мысли не найдешь.
Наказ — вещь высокой дипломатической бессмыслицы, и поэтому ее надлежит признать тонкой, хитроумной, настоящей талейрановско-макиавелливской.
Сам черт ногу сломит, разбираясь, чего же хотят дипломатические смольные институтки.
Если выгод России — так нет! Почти весь документ построен на доставлении удобств Германии. Если документ поддерживает Германию — кой черт! Ведь это тоже невозможно — Германия воюет с Россией, Германия наш враг… Зачем же ее поддерживать?
Тонкая дипломатическая штучка этот наказ из Смольного!
* * *
Для того, чтобы рассеять туман, я обратился к дипломату Скобелеву.
— Вы везете наказ на конференцию?
— Нет, думаю отказаться.
— А кто же повезет?
— Вероятно, поедет товарищ Капитулякин.
— Дипломат?
— Ого!
— Он что же… при чем аккредитован?
— При заводе ‘Новый Парвиайнен’, токарь по меди. Но это ничего не значит… Голова! Мозги!
С некоторым трудом отыскал я товарища Капитулякина. Когда я вошел в его скромный кабинет, этот головастый паренек шагал энергично по комнате и, поглядывая в какую-то книжку, которую держал в руках, бормотал:
— Видите ли, внучек, — раскланялся я. — Мне бы хотелось знать: это вы едете от Смольного на парижскую конференцию?
— Вуй. Се муа.
— Вы что же… давно дипломатией занимаетесь?
— Уже полторы недели. С языками у меня только что-то не ладится. Французский язычишко — самый каверзный. Пишется ‘мои’, а читается ‘муа’ — вот тут и разберись. То ли дело честный русский язык: ‘Мандат, делагат, кооптация без аннексий и контрибуций’!
— А вам принципы дипломатии известны?
— Ого! ‘язык дан, чтобы скрывать свои мысли’. Вот те и принципы!
— Ну, например?
— Ну, вот, скажем, мысль у меня такая: чего этот субъект притащился ко мне, мешая работать! А языком я говорю вам: ‘присядьте, пожалуйста. Не хотите ли чаю?’
— Merci.
— Падекуа, товарищ?
— Значит, вы все эти дипломатические тонкости уже раскусили?
— Не трудная вещь. Раскумекал. Я ведь себе и фрачишко уже такой закрутил, что — тре бон.
— Неужели фрак заказали?
— А то как же, — раз дипломат, неужто ж без фрака?
— Однако совместимы ли демократические принципы и буржуазный черный фрак?
— А кто вам сказал, что он черный? Такое красное суконце завинтил — в глазах рябит. С моноклем вот беда.
— А что? — спросил я участливо.
— В глазу не держится. Думаю перед отъездом раз навсегда вставить. Вмазать вроде этакой зимней рамы. Проборчик смастачим, а, главное, язык… он так скроет мысли, что в три года не докопаешься.
— Какие же тезисы будете вы поддерживать?
— Очень простые. Вся земля — народу, без выкупа.
— Ну, да, но ведь это внутреннее наше дело. При чем тут конференция?
— А все-таки. На всякий случай. Второе — полная автономия Франции и Англии…
— Как автономия? Но ведь эти государства совершенно независимые!
— Ну, пусть. Это неважно. Третье — восстановление Бельгии и Испании из международного фонда.
— Но ведь Испания не разрушена. Она даже не воевала.
— Ну, тогда дадим им автономию. Англии мы предложим плебисцит — куда хочет присоединяться: к Великобритании или Германии? Эльзас отдадим Лотарингии, а…
— Как вы не спутаетесь? — удивился я. — Столько государств, а вы один.
— Да уж… дипломатия — это не лапти плести. У меня, правду сказать, ворошится в мозгу одна идейка. Она еще не оформлена, но если ахнуть ее на конференции — глаза у всех на лоб полезут.
— А ну — ахните сейчас.
— Между нами?
— Ну, что вы…
— Так вот вам: думаю я предложить самую справедливую штуку, с нашей демократической точки зрения: взять все европейские земли, обмерить их да потом и разделить поровну между всеми участниками конференции… Скажем, сидят за столом двадцать государств, у которых двадцать миллиардов десятин на всех. Вот каждому и достанется по миллиардику.
— Значит, и Сербии целый миллиард?
— Да, это, положим, я хватил. Многовато им. Ну, мы сербов к Германии посчитаем.
— А маленькая Румыния? Тоже миллиард?
— Ее можно к Венгрии. Это, впрочем, уже детали.
— Боюсь я только…
Дипломат ласково улыбнулся.
— Не стесняйтесь, договаривайте.
— Боюсь я, что Россия на этом деле с дележом — потеряет.
— Почему?
— У ней земли сейчас больше, чем миллиард десятин.
— Сейчас! Но я говорю о том, что будет после войны.
— А что же…
— Тогда будет меньше. Так что мы на этом дележе только выиграем.
— А с министром Троцким вы уже сговорились?
— Почти. Он парень понимающий. Единственное разногласие у нас — насчет выхода какой-то страны к морю.
— Ну и что же вы?
— Я не понимаю: зачем им этот выход к морю? Еще утонет кто-нибудь. То ли дело суша!
— До свидания.
— Адью, ма тант!
Я вежливо расшаркался:
— Адью, гранд-мер!
Вместо этого я хотел сказать совсем другие слова, но… недаром мы, дипломаты, твердо усвоили принцип:
— Язык дан для того, чтобы скрывать свои мысли.
КОММЕНТАРИИ
Впервые: Новый Сатирикон. 1917. No 42.
Язык дан дипломату для того, чтобы скрывать свои мысли. — Известное высказывание Талейрана, перефразировка цитаты из Мольера.
…демократические дипломаты из Смольного института — самые подлинные, настоящие дипломаты. …Тонкая дипломатическая штучка этот наказ из Смольного! — Провозгласив 26 октября Декрет о мире, где отменялись все международные союзнические обязательства, взятые на себя Временным правительством, большевики выступили затем с рядом инициатив по ‘освобождению человечества от ужасов войны и ее последствий’, поставив себе задачу ‘довести до конца дело мира и вместе с тем дело освобождения трудящихся и эксплуатируемых масс населения от всякого рабства и всякой эксплуатации’. Эта двуединая задача и стала основой их международной политики, предопределив тактику и стратегию начавшихся вскоре переговоров по ‘Брестскому миру’.
…в дипломатическом наказе, который повезет в Париж ‘товарищ’… — в начале октября делегатом от ВЦИК на предстоящую Парижскую конференцию союзников был назначен М. Скобелев (см. далее), который должен был добиваться там пересмотра международных договоров с целью достижения мира ‘без аннексий и контрибуций’ на основе ‘права наций на самоопределение’.
…дипломату Скобелеву. — Матвей Иванович Скобелев (1885-1938), один из лидеров социал-демократической фракции в Думе, меньшевик. В 1917 г. был зампредисполкома Петросовета. Во Временном правительстве — министр труда. ‘Дипломатом’ Аверченко назвал его, видимо, еще и потому, что именно Скобелев был назван кандидатом на пост министра иностранных дел на переговорах ВЦИК с Викжелем (см. далее) 1 ноября 1917 г.
А с министром Троцким вы уже сговорились? — В первом советском правительстве Л. Троцкий занимал пост наркома по иностранным делам.