К КОНЧИНЕ ВЫСОКОПРЕОСВЯЩЕННОГО МИТРОПОЛИТА АНТОНИЯ
К КОНЧИНЕ ВЫСОКОПРЕОСВЯЩЕННОГО МИТРОПОЛИТА АНТОНИЯ
КОММЕНТАРИИ
КОММЕНТАРИИ
Димитрий Гаврилович Бибиков, Аскоченский Виктор Ипатьевич, Год: 1870
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Розанов В. В. Собрание сочинений. Признаки времени (Статьи и очерки 1912 г.)
М.: Республика, Алгоритм, 2006.
2 ноября в 5 часов утра тихо отошел в вечность тихий митрополит петербургский, высокопреосвященный Антоний. Вся петербургская митрополия и очень, очень многие в России проводят добрейшими напутствиями своего пастыря, от которого никто никогда не видел зла, не видел гнева, раздражительности, мстительности, ни даже простого раздражения: свойств, увы, особенно цепляющихся за ноги и въязвляющихся в сердце людей высокого положения и большой власти, даже когда они и стоят в рядах духовного чина. В богословской литературе и в памяти ученых историков церкви хорошо помнятся многие имена, которые окружены рассказами в этом отрицательном смысле. Даже высочайшее имя Филарета, митрополита московского, не свободно от упреков в чрезвычайной гордости и умственном высокомерии, которыми он подавлял окружающих, приближенных и подчиненных, подавлял и иногда даже оскорблял и мучил. Высокопреосвященный митрополит Антоний совершенно свободен от укоров и даже от подозрений этого характера. И, вместе с тем, ошибся бы всякий, кто назвал бы доброту и благость митрополита Антония только пассивною и приписал бы ее безволию, слабохарактерности, податливости и отсутствию в нем мужества, или соединил бы ее с идеей распущенности.
Нет, бразды правления в епархии, а по первоприсутствию в Св. Синоде, и во всей России, может держать только крепкая рука и твердый разум. Ничего не было бы ошибочнее, как представить себе митрополита Антония безвольным человеком. Его доброта была именно добротою полного воли человека, но — воли, а не своеволия. Своеволие, каприз и нравность проистекают из расшатанной или неупорядоченной воли, — из слабого владения собою и своим маленьким и вздорным миром страстей и пристрастий. Такой человек кипит, горячится, волнуется, раздражается и, мучимый неповиновением от смелых, сам мучит нравными приказаниями и распоряжениями робких и слабых. Испуганный властью, еще выше стоящею, он запугивает властью людей вовсе безвластных. Ничего подобного не было в почившем архипастыре.
Всех, соприкасавшихся с ним, — всех, имевших отношение до управления петербургскою митрополиею и русскою церковью, — он поражал, напротив, чрезвычайною деятельностью, неустанным за всем наблюдением и здравомыслием ума, спокойного и бесстрастного. ‘Ведущие дела церкви’, — дела управления и суда, — говорят, что без помощи и направляющих указаний владыки петербургского они были бы растеряны, подавлены множеством и мелочностью дел и измучены самым направлением их, нередко злым или вздорным и по застарелости уставов русского церковного управления, и по злоупотреблению или темноте низших духовных инстанций и вообще низших ‘исполнителей’ администрации и суда. ‘Духовное управление в России’, связанное с пресловутым ‘Уставом духовных консисторий’, вообще полно недостатков, застарелостей и неудобств. И в этом случае малейшее безволие лица такого положения, как митрополит петербургский и первоприсутствующий член Синода, — только безволие, а не злая воля, — творит множество бед, горя и несчастий. Вот в этой-то ежедневной, еженедельной и ежемесячной работе за долгий ряд лет митрополит Антоний и проявил высокий активный ум, крепкую и деятельную волю, не направляемую ничем, кроме желания людям добра, кроме желания предупредить чужое горе и несчастье, — или вывести людей из него. Невидимо и не снискивая никакой славы и никакого шума около своего имени, он отер множество человеческих слез и рассеял и просветлил человеческого горя. Он никогда не наводил на человека облака, он всегда раздвигал облака и открывал человеку кусочек голубого неба. Здесь его тенденция не знала колебаний и раздвоения. И за это не благословляет ли его тысяча сердец? Не был ли он по этому одному настоящим христианином?
Бури последнего десятилетия могли бы повредить и поколебать церковный корабль. Малейшая оплошность или неосторожность, малейшая уторопленность и самонадеянность лица такого положения, как митрополит Антоний, могла бы наделать бед, из которых потом не выбраться. Дьячок и еще более не окончивший курс семинарист может призывать реформации и рекомендовать преобразовать весь церковный строй, надеясь из бурсацкой своей головы, да еще с насекомыми, извлечь образ церковного управления лучший, чем какой завещали Иоанн Златоуст и Василий Великий. И все это — безвредно и безопасно. Но двинуться в этом направлении или даже уступить этому направлению, со стороны первоприсутствующего члена Св. Синода, значило бы развести в церкви ветры, которые потом трудно собрать и укротить. Все, кто сколько-нибудь знает владыку Антония, знает, что ничего застарелого, косного, ничего черствого никогда не находило себе в нем никакой защиты. До глубокой старости митрополит Антоний был полон свежести — готовности к благопотребной новизне, но именно — благопотребной, а не всякой. Большая разница. Человек большого ума, он был ума спокойного. Ему принадлежит историческая заслуга, что он не допустил церковный корабль войти ни в какую смуту и даже ни в какое мутное течение. Церковный корабль шел при нем широким и давним историческим руслом, не заворачивая ни в какие узенькие и фанатичные протоки.
У него было постоянное сочувствие созыву Церковного Собора, постоянное желание Церковного Собора, это, пожалуй, была единственная вещь, которой он ожидал нетерпеливо и горячо, ожидал страстно, ‘молился ежедневно об этом’, как он однажды выразился. Соборный разум церкви, соборное сердце церкви — вот чему православно он отдавал надежду на обновление духа и строя церкви, не желая стяжать себе лично, по скромности ума и сердца своего.
Это был добрый и мудрый пастырь. Тяжелый недуг последние годы угнетал его. Бури ломились около него, бури задевали и оскорбляли его, ветры развевали и пытались сорвать с него святительские ризы. Безумные черные души нередко кричали: ‘Пора бы его на покой’. К благу церкви, этим ветрам не дано было силы. Тихо страдал от своих физических недугов и душевных болей петербургский архипастырь. И мирно опочил среди своей паствы, на первосвятительном престоле. Паства его соберется около его гроба и воздаст достойному достойное. Воздаст и уважение, воздаст и любовь Священнику, Святителю и Управителю.
НВ. 1912. 3 нояб. No 13164.