Дикари, их быт и нравы, Берлин Яков Абрамович, Год: 1914 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 17 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

Яков Абрамович Берлин

Дикари, их быт и нравы

(‘Меньшие братья в семье народов’)

Источник текста: Берлин Я. А. ‘Дикари, их быт и нравы. Меньшие братья в семье народов’: Госиздат, Москва, 1924.

Пускай мы стоим

На различных ступенях.

Но люди все — братья…

Великим законам

Мы совершаем

Наш жизненный путь…

От редакции

В предыдущих изданиях книжка эта была выпущена в 17 выпусках под общим заглавием ‘Меньшие братья в семье народов’.

За смертью автора настоящее издание вновь проредактировано и снабжено примечаниями редакции.

I. Дивовища или люди?

Древние скифы. Рисунок на вазе.

Кто не знает рассказов про диких людей?

С древних времен уже такие рассказы составляли любимое чтение взрослых и детей, и путешественники, побывавшие в диких странах, постоянно находили у себя дома многочисленных слушателей, с жадностью внимавших их словам.

Да и как же не заинтересоваться такими рассказами: человек падок до всяких диковин, а в мире дикарей что ни шаг, то какая-нибудь новая диковина, — то забавная, то причудливая, то страшная.

Сколько диковинного, на взгляд европейца, уже в самом внешнем облике дикарей, — этих черных, бурых и желтых людей, ничем не прикрывающих своей наготы! Чего стоят те ‘украшения’, которыми дикари думают довершить депо создавшей их природы…

С этой целью они продевают сквозь нос кости, делают прорезы в щеках и губах, вставляя в них какую-нибудь побрякушку, прорезают, наконец, уши, растягивают в них дыры до такой степени, что мочки ушей висят в виде громадных кожных колец до самых плеч…

Другой способ, к которому прибегают дикари, для придания себе более привлекательного вида, это раскрашивание. Представляете ли вы себе, читатель, какой ‘привлекательный’ для нас вид должен иметь черный дикарь, с лицом, наполовину окрашенным огненной красной краской, с подведенными белыми кругами глазами, с голубыми полосами, с сияющими на лбу и по всему телу белыми полосами?! [Подробнее о причудливых нарядах и украшениях дикарей рассказано в нашей статье — ‘Как люди украшают себя’, вошедшей в первую книжку сборника ‘Великая семья человечества’]

Тип старой бушменки.

Дикари вообще точно задались целью удивлять европейцев своими странностями. Посудите сами, как далеки от того, к чему мы привыкли, негры, выражающие свистом… свое приветствие, полинезийцы, оборачивающиеся спиной… в знак уважения, новогвинейцы, сжимающие себе нос… в виде приветствия. Как не изумиться вкусу остяков, поедающих кишки убитой на охоте белки вместе с их содержимым, или тех негров, что лакомятся… паразитами, червяками, находимыми в желудке рогатого скота…

А как нам понять аппетиты иных дикарей?

‘Трех лососей хватало вдосталь на нас десятерых, — рассказывает известный исследователь полярных стран капитан Росс, — каждый же эскимос съедал в один присест двух. Разделяя нашу трапезу, каждый из них проглотил 6 килогр. сырой лососины и сделал это с таким видом, с каким мы съедаем легкую закуску. Я никогда не поверил бы, что человек может перенести такое вздутие живота, какое стало заметно у них после еды’.

‘Пелеле’ — украшение из слоновой кости негров центральной Африки, вставляемое ими в разрез верхней губы. Рисунок в настоящую величину.

Росс сравнивает эскимоса с прожорливой хищной птицей, для которой высшее наслаждение — глотать пищу, и приводит такую сцену эскимосского пиршества.

‘Кулиттук — имя эскимоса — ел до полного опьянения, он заснул с открытым ртом. Подле него сидела Арналуа, которая проталкивала в рот своего мужа куски полусырого мяса. Когда рот оказался полным, она отгрызла то, что торчало из него. Кулиттук лежал неподвижно, не открывая глаз и только медленно двигая челюстями. Но от времени до времени, когда его рот немного освобождался от пищи, он издавал ворчание в знак своего полного удовлетворения. Жир от этого аппетитного кушанья обильно растекался по его лицу и шее’.

Не думайте, что только эскимосы такие обжоры: с ними поспорят аппетитами бушмены, австралийцы, некоторые индейцы и другие дикари. Про бушменов рассказывают, например, что их пятеро уничтожают в три часа целую кваггу, величиной с нашего осла. В этом обжорстве дикарей европейцу видится что-то животное.

Татуированный полинезиец.

Остяки, пожирающие только что заколотого оленя.

Но в мире дикарей, кроме причудливых и отталкивающих, есть много страшных, по понятиям европейцев, вещей, за которые он готов приписать дикарю звериную натуру.

‘Готтентоты, — рассказывает один путешественник, — чтобы избавиться от лишней обузы, хоронят своих детей заживо, или привязывают их в лесу к дереву, где они и умирают с голоду, а не то поедаются хищным животным’. Этот ужасный обычай детоубийства распространен повсеместно среди дикарей.

А вот еще и другой обычай, столь же бесчеловечный: бросание беспомощных стариков на произвол судьбы и даже убийство их.

А что сказать о людоедах Африки, — о головорезах-даяках, у которых ни одна девушка не примет предложения юноши, если он не принесет ей, в виде свадебного подарка, разукрашенный череп, снятый им с убитого из засады члена соседнего племени, — безразлично: старика ли, женщины или ребенка, — наконец, об индейских охотниках за скальпами, тешащихся с такой бесчеловечной жестокостью над пленным чужеродцем?..

Свадебный подарок даяка.

Все эти странности, причуды и жестокости, которые европеец наблюдал в жизни дикарей, поневоле пробуждали в нем вопросы: точно ли дикари такие же люди, как европейцы? Не иначе ли их создала природа?

И в былое время даже люди ученые, отвечая на эти вопросы, говорили: дикари — не настоящие люди, они принадлежат к низшей, чем человек, породе существ, природа не одарила их благородными душевными качествами и не вложила в них способности к развитию и совершенствованию. Натура у дикарей иная, чем у нас, и потому вся их жизнь, все их понятия и нравы так удивляют и подчас ужасают нас.

Однако со временем цветнокожие дождались более справедливого о себе суждения. Когда европейцы стали ближе сходиться и лучше знакомиться с ними, они открыли, что в жизни дикарей не так уж все диковинно и чуждо белому человеку и что сами дикари совсем не лишены добрых человеческих качеств. Вот что писали, например, полтораста лет тому назад французские миссионеры про тех самых индейцев, у которых за два века перед тем ученые отрицали даже самую человеческую душу:

‘Изображение европейцами дикарей в виде грубых, тупых и жестокосердных существ не соответствует истине. Индейцы обладают умом, живым воображением, чудной памятью, их суждения более метки и справедливы, чем те, которые услышишь у нас среди народа… Они быстро усваивают все то, что может, по их мнению, быть им полезным. В повседневной жизни и обращении они проявляют немало благовоспитанности и приличия… Они общительны и дружелюбны. Хождение в гости у них в большом обычае, при этом они тщательно избегают ссор, насмешек и всякого рода оскорблений’.

И другие дикари при более близком с ними знакомстве оказались достойными имени ‘настоящих людей’. Даже страшные людоеды оказались не лишенными добродушия и благородства. Русский путешественник Миклуха-Маклай провел несколько лет среди туземцев Новой Гвинеи, которых прежде так страшились европейские моряки, — и не только не был растерзан, но даже стал их верным другом. Другой русский, заброшенный волею судьбы в тундры Сибири, писал потом: ‘Там, в ледяной пустыне, редкий встреченный дикарь неизменно принимал меня, как друга. Я братался и спал в одной палатке с чукчами, которых прежние путешественники называли самым свирепым и воинственным из всех диких племен Севера’…

Оружие из камня, дерева и кости древнего европейца (налево) и современного дикаря (направо).

Так поняли постепенно европейцы, что дикари одарены от природы всеми хорошими задатками, которые образованные люди привыкли ценить в человеке, но что они отстали в своем развитии и потому сохранили в своей жизни много грубого и жестокого, от чего давно уже успели отвыкнуть образованные европейцы.

Мы говорим ‘отвыкнуть’, ибо ведь во времена незапамятной старины предки теперешних, гордых своим развитием, европейцев жили тоже дикарями. Жизнь дикарей, это— словно ожившая, далекая и позабытая старина самих европейцев. У дикарей оказались в употреблении такие же каменные орудия, какие сохранились под наносными слоями земли в виде остатков деятельности древнего европейца. Европейцы нашли у них те же обычаи и верования, которых держались их языческие предки. И как взрослые люди, наблюдая жизнь малых ребят, узнают в ней свое собственное детство, так развитые европейцы, приглядываясь к быту и нравам дикарей, видят перед собою далекое родное прошлое и лучше, яснее понимают его теперь.

Как ученые люди, наблюдая жизнь расплавленных и застывших небесных тел, прочли по ним историю земли, так и тут, присматриваясь к жизни в чужих диких странах, европейцы ка их примере узнали свою собственную историю, — узнали, с чего люди начали в своем развитии, как добыли свое первое знание и умение, что из чего сложилось в человеческом быте.

И перестали они тогда видеть в дикарях какие-то ‘дивовища’, низшую породу, узнав в них отсталых в своем развитии членов великой семьи народов, — своих меньших братьев по человечеству.

Этим ‘меньшим братьям’ и будут посвящены следующие наши очерки. На примере дикарей разных стран мы познакомимся с детством человечества, — с его печалями и радостями, с его добродетелями и грехами.

II. Дети природы

Эскимос на охоте за тюленями.

Однажды европейский миссионер рассказывал эскимосам о благостной жизни, которая ожидает в раю всех уверовавших в ‘истинного бога’ и следующих ‘его заповедям’.

— А тюлени? Вы ничего не говорите о тюленях… — неожиданно прервали проповедника его слушатели. — Есть ли тюлени в вашем раю?

— Тюлени? Конечно, их нет там. Что бы они там делали? Там — царство ангелов и херувимов.

— Тогда этот рай не для нас устроен. Где нет тюленей, — там и нам не жить.

И сами эскимосы думают, что праведные среди них, — то есть те, кто были отважными охотниками и наловили при своей жизни много тюленей, — попадут после своей смерти в блаженную страну, где тюлени, рыбы и водяные птицы плавают в прозрачных водах и сами даются в руки.

Иначе эскимос не может себе представить загробную жизнь: в своей земной жизни он слишком близко сжился с окружающей его природной средой и не может себе представить счастливой, блаженной жизни в разлуке с ней. Разве может испытывать блаженство рыба, вынутая из воды? Так и эскимос: нередко случалось, что, перевезенные в непривычные условия умеренных стран, они чахли и гибли там от тоски по родному краю и привычному образу жизни.

Не одни эскимосы срослись так душой и телом с тем, чем их окружила природа. Так живет человек повсюду в диких странах. Он вполне сливает свое существование с жизнью природы, не может себя отделить от нее и потому чувствует себя словно родственным всему кругом, — и дождю, и туману, и небу, и облакам, и деревьям, и животным. Вся природа, все окружающее его сборище различных предметов — одушевленных и неодушевленных — представляется дикарю одним единым племенем, а сами люди — только одной незначительной частью этого племени: так живо чувствует и так объясняет он свою тесную связь с природой.

В развитых странах люди уже давно забыли эту связь. Там все — и камни, и растения, и животные — переделано человеком и приспособлено к его нуждам и потребностям. Всякими хитрыми приспособлениями человек оградил себя там от непосредственного воздействия природы, сумел на месте ее древнего дикого царства создать себе новое — ‘царство рук человеческих’.

Ходят там люди словно в футляре, — столько на них всего по надето, живут в таких домах, что дикарю они кажутся целыми горами. И куда ни глянешь, всюду видишь в их городах искусственную обстановку: на улицах ночью светло, как днем, в магазинах повсюду выставлены заморские товары и тысячи предметов обихода, солнце там скрыто от глаз дымом фабричных труб, а вместо земли видишь гладкую искусную мостовую.

А выйдешь за город, — там тоже не встретишь нетронутой человеческим трудом природы, кругом, стелются поля и сады, вдали видны железнодорожные пути, мосты, туннели, запруженные реки. Дикая природа становится для европейца диковинным зрелищем, ради которого он совершает далекие заморские путешествия и взбирается на заоблачные выси гор.

Не то на родине дикарей. Там царство дикой природы держится непоколебимо от века во всем своем могуществе. Там стоят сплошной стеной дремучие леса, растет непролазный кустарник, рыщет хищный зверь.

Дикая природа и дикий человек в Австралии.

И, словно заблудившиеся путники, живут среди этого дикого царства разрозненные кучки цветнокожих людей. Не под силу оказалось им совладать с обступившей их дикой природой, приспособить ее к своим нуждам и потребностям, как это сумел сделать европеец. Вместо того они сами приспособились к ней всем своим существом.

И потому-то европеец, гордый своими победами над природой и именующий себя ее властелином, удачно назвал беспомощных дикарей детьми природы. Они и впрямь — точно непривыкшие еще к самостоятельности дети— робко жмутся к родной матери-природе, приноравливаясь к заведенным в ее царстве порядкам.

Целые века происходило это приспособление человека к окружающей его естественной среде, и так создался дикарь, который вызывает наше удивление выносливостью и ловкостью своего тела, грубостью своих привычек и ничтожностью своих потребностей, равно как и поразительной остротой своих внешних чувств.

Холоду и жаре, голодной нужде и тысячам других невзгод своей неустроенной жизни дикарь, большей частью, не может противопоставить ничего иного, кроме своей необычайной выносливости и довольства малым. Бушмен Южной Африки то и дело голодает по три-четыре дня сряду, в сухое время года ему приходится обходиться совсем без воды, довольствуясь сочными растениями. Он спит, где его ночь застанет, радуясь опустевшей норе животного, как лучшему крову…

‘В дождливое время они остаются дни за днями безо всякой пищи, — рассказывает путешественник про диких охотников лесов Бразилии. — Вся их пища заключается тогда в разведенной водой глине’.

Новый мир, созданный европейцами в дикой Австралии. Гавань в Сиднее.

Бедуины во время путешествия в пустыне питаются ежедневно двумя глотками воды и таким же количеством жареной муки в молоке. Европейцу нужно столько пищи, сколько съедают за день шестеро выносливых ‘сынов пустыни’. Они спят босыми в открытом шатре, в то время как европеец, закутавшись, дрожит от холода, а в нестерпимый полуденный зной они дремлют на горячем песке, ничем не защищенные от солнечных лучей.

Якутов путешественники прозвали ‘железными людьми’ за их поразительную выносливость к холоду. В стужу спят они под открытым небом, не прикрывшись даже одеялом, несмотря на то, что их платье покрывается толстым слоем льда…

Монгол совершает со своими караванами переходы в 5000 килом. в течение зимы. По целым дням в степи свирепствуют 30-градусные морозы, ветер дует ему все время в лицо, а он сидит на лошади по 15 часов в сутки!..

Индейцы, живущие у Калифорнского залива, пробиваются нагими сквозь чащи колючих кактусов, которые непроходимы для лошадей и собак. Беззаботно, словно по мягкому ковру, бегут они по кучам острых режущих камней, которых избегают даже легко ступающие животные… Руки у этих дикарей покрыты крайне грубою, словно состоящей из одного сплошного мозоля, кожею. Нижняя часть их ног словно одета толстым рогом, — так загрубела на ней кожа.

В развитых странах люди творят своим трудом чудеса, пользуясь на свое благо силами природы и поручая всякую работу машинам. Дикий человек не знает этих помощников. Правда, и он прибегает в своей жизни к разным хитроумным затеям (о них будет рассказано ниже), но все же его инвентарь очень беден.

Дикарю приходится всячески пользоваться теми силами и способностями, что дала человеку сама природа. Итак, в постоянном упражнении изощряются до поразительной тонкости его зрение и слух, развивается ловкость всех его членов и редкая наблюдательность. Область, которую дикарь считает своей родиной, он знает лучше, чем мы с вами дом, в котором живем. Зорко высмотрел он там все, что скрывается в траве и листве, до тонкости изучил повадки и привычки каждой твари, в точности запомнил каждый ручей, каждую расселину, каждый камень. И в мелочах, ничего не говорящих европейцу, он умеет прочесть важные для него указания.

Про тунгусов в Сибири один казак, ходивший с ними бить зверей, рассказывал: ‘Они знают в лесах каждый хребет, каждый камень, каждое дерево. Им заприметна всякая узя, всякая чуть заметная дорожка в лесу, они узнают след всякой лыжи, белки, волка. По следу на земле или на снегу, оставленному медведем или волком, узнают сердитый или нет медведь, хитрый или нет волк’.

А один ученый исследователь Сибири рассказывал про якута, взявшегося быть его проводником через горы, занимающие почти 400 верст в ширину: ‘Он действительно выполнил этот удивительный подвиг, хотя в горах не было положительно никакой тропы. Все заросшие лесом долины, которые открывались с вершины каждого перевала, неопытному глазу казались совершенно одинаковыми, а, между тем, якут каким-то чутьем угадывал, в какую из них именно нужно было спуститься’.

‘Помир-Кыс’ (железная девушка). Якутка, проведшая 9 дней под снежным сугробом.

Индейцы по остаткам костра узнают, какое племя делало тут привал и когда оно сняло свою стоянку. Своих лошадей они никогда не метят, но и без меток легко узнают их среди целого табуна других. В неизвестных им местностях они определяют страны света, надрезывая кору деревьев: они знают, что с северной стороны кора бывает толще всего. Гладкую, как скатерть, степь они умеют пересечь по прямой, как стрела, линии, на расстоянии 200 миль, а в пасмурный день безошибочно определяют положение солнца на небе…

Австралийский охотник может целый день идти за кенгуру, не теряя его следов в траве и чаще леса. Он не только безошибочно различает на неровной коре дерева чуть заметные следы лазящего зверка— опоссума, но с первого взгляда может определить, свежи или стары следы, и спускалось или влезало на дерево животное.

Когда белые колонисты приставляли австралийца пастухом к своим стадам, — он вскоре знал каждую скотину и без труда находил ее среди стада в несколько тысяч голов.

‘Зрение бушмена, — рассказывает один путешественник. — так изощрено постоянным упражнением во время охоты, что он замечает отдаленные предметы, которые европеец может различать только при помощи подзорной трубы. На моих глазах они открывали стада антилоп, находящихся от нас на расстоянии 11/2 миль (21/2 килом.)…’

‘Мальчик-бушмен, взятый английским капитаном на его корабль, замечал с палубы появляющиеся на горизонте корабли, прежде чем матросы могли различить их с высоты мачты, а капитан с трудом мог отыскать их даже при помощи подзорной трубы…’

Не в меньшей степени дикий ‘сын природы’ поражает и своей ловкостью. В воде он держится словно рыба, лазит по деревьям, как обезьяна, а в быстроте бега поспорит с иным проворным животным.

Жизнь дикаря воспитывает в нем не одну только сказочную ловкость, она родит в нем и отвагу. Эта отвага заменяет ему, плохо вооруженному, в его борьбе с хищными зверями, то страшное оружие, каким владеем мы.

Бой чукчи с белым медведем. (Чукотский рисунок, чукча вооружен простой рогатиной).

С помощью горящей головни бушменка на глазах путешественника вступила в бой с грозным ‘царем зверей’ и одолела его. Южноамериканский индеец, вооруженный лишь дубиной, не страшится напасть на ягуара. Бушмен умерщвляет ядовитую змею, прижав ее ногой к земле, сдавив с боков голову, чтобы она не могла сжать челюсти, — и затем отгрызает ей голову. А знаменитый английский ученый Уоллес рассказывает в своем сочинении ‘Малайский архипелаг’, как туземец убил без всякого оружия громадного удава. ‘Схватив змею за хвост, он бросился быстро бежать с ней и с размаха ударил ее головой о дерево. Змея была очень толста и имела около двенадцати футов длины: она могла причинить много вреда, будучи в состоянии проглотить ребенка’.

Читатель видит теперь, что и дикарю есть чем похвалиться перед гордым европейцем. Несложной кажется первобытная жизнь дикаря, не думающего о завтрашнем дне, не помнящего о вчерашнем, — но, на самом деле, к ней вовсе не легко приспособиться. Без зоркого глаза и верной руки, без ловкости членов и закаленности тела, без удивительной способности наблюдать, дикарь сгинул бы среди дикого царства природы, где человека стерегут столько бед и невзгод, столько враждебных сил. И потому-то европеец, чувствующий себя дома ‘властелином природы’, превращается в жалкое и беспомощное существо, когда ему приходится разделять жизнь обитателей диких стран. Дикарь становится тогда его наставником и покровителем и, замечая на каждом шагу беспомощность европейца, составляет себе очень невысокое мнение о его способностях.

‘Глуп, как белый’, — говорят индейцы…

III. Братская жизнь

Австралийцы, преследующие кенгуру. Рисунок пером, сделанный австралийцем.

Капитан Веддель, плававший лет сто тому назад у берегов Огненной Земли, рассказывает следующую забавную историю.

Однажды его корабль окружили лодки диких огнеземельцев. Они некоторое время ездили вокруг невиданного ими дотоле корабля, возбужденно толкуя между собой о чем-то: должно быть, они спорили — живое ли это существо, или нет, и не опасно ли приближаться к такому чудовищу. Наконец, набравшись смелости, они взобрались на корабль, оставив, однако, своих жен в лодках. Капитан угостил, чем мог, своих гостей, а женам их, чтобы им не было обидно, послал глиняную миску с вином. Миска возбудила у огнеземельских женщин большое удивление: они передавали ее из рук в руки, разглядывали со всех сторон, пока не расплескали все вино.

Возвращать миску они и не думали, и капитан не настаивал на этом, решив пожертвовать ею для пополнения бедного хозяйства дикарей. Каково же было, однако, его удивление, когда на следующий день он увидел, что женщины разбили миску на мелкие кусочки и, добросовестно поделив их между собой, сделали себе из черепков ожерелья…

Обиталище огнеземельцев.

В другой раз Веддель подарил одному огнеземельцу теплую фуфайку, чтобы тот мог защитить свое тело от обычной там стужи. Дикарь не замедлил надеть на себя невиданную одежду и прыгал от радости, словно малый ребенок. Потом он, однако, стащил с себя обнову, передав ее ближайшему дикарю, который с такой же поспешностью и радостью нацепил ее на себя, чтобы поносить ее несколько минут и передать в свою очередь дальше. И так фуфайка переходила из рук в руки, пока не обошла всех дикарей. Тогда они разорвали ее на лоскутки, которые и поделили между собой…

Подобные сцены наблюдались путешественниками и среди дикарей других стран. Случалось, например, что, желая отличить из всех какого-нибудь австралийца, белый дарил ему в награду невиданный среди дикарей наряд— брюки. Но осчастливленный таким подарком дикарь, пощеголяв день в таком наряде, отдавал его другому, тот— третьему и так далее, пока брюки не перебывали по очереди на всех членах дружного дикого племени.

Европейцу такое великодушие кажется необычайным явлением, редкою добродетелью, но дикари, проявляя его всюду, никогда не подумают хвалиться им и ставить его себе в заслугу, видя в нем нечто вполне естественное и необходимое. Вся жизнь дикарей держится так братским милосердием и глубокой взаимной преданностью, которые делают из дикого племени как бы одно дружное семейство. Сородичи всякий труд предпринимают сообща, поровну делят между собой всякий достаток, вместе пируют и веселятся, а придет беда, — дружно встречают ее всей общиной.

Пещера — жилище первобытного человека.

На охоте и рыбной ловле, при обработке поля и постройке жилищ, — словом, везде, где нужно одолеть крупную работу, можно видеть дикарей за общим дружным трудом. Целым поселком выступали индейцы на охоту за бизоном, понимая, что таким образом их лов будет удачнее. А когда охота приходила к концу, они по справедливости делили всю добычу между отдельными семействами. Австралийский дикарь тоже умеет ценить совместный труд и пользоваться им, где можно.

Для преследования проворного кенгуру целое племя соединяется в одну охотничью компанию. В этой охоте принимают участие не только мужчины, но также женщины и дети, которые всходят на холмы и, вытянувшись в одну линию, резкими криками гонят вниз в долины кенгуру. И когда вспугнутое стадо несется с шумом вниз, их там встречают из засады один за другим целый ряд охотников. Непрерывные крики женщин и детей на холмах, глухой шум от скачков несущихся кенгуру, дикие возгласы мужчин, — все эти звуки сливаются в воздухе вместе и могут не на шутку напугать непривычного человека. Но вот охота кончена, вся добыча собирается, и один из стариков производит между всеми дележ, как велит обычай. Иной раз лов бывает неудачен, так что на 8-10 людей приходится один кенгуру, но и тогда между участниками охоты не бывает никаких ссор и споров. Всякий, получив свою долю, остается ею доволен и весело направляется поджаривать мясо на огне.

Любопытное зрелище представляют и новозеландцы, когда они многочисленной компанией выезжают на рыбную ловлю. Невод, который они берут в таких случаях с собой, достигает более ста метров длины и сработан всеми членами общины.

Но еще интереснее посмотреть, как жители Новой Гвинеи, вооруженные кольями и лопатками из железного дерева, сообща обрабатывают поля. Стройной шеренгой двигаются впереди всех мужчины, взрывая кольями свежую новь, им вслед ступают женщины и разбивают землю на мелкие комья, а позади всех тянется целый ряд детей, окончательно разрыхляющих пашню. В воздухе висит дружная песнь, и в такт ей мерно и плавно поднимаются и опускаются орудия черных работников. Быстро спорится у них работа, — вот и последняя полоса пройдена. Тогда все поле, обработанное общими силами, делится по справедливости между всеми семьями. Такая общинная обработка земли распространена среди многих диких племен и в Азии, и в Африке, и в Америке.

Помогают общинники-дикари друг другу и при исполнении иных крупных работ. Когда житель Каролинских островов захочет построить лодку, он обращается к помощи своих соплеменников и — ‘как по щучьему веленью’ — барка с веслами бывает готова в течение одного дня. Никогда не случается, чтобы кто-нибудь отказывался от подобной работы, хоть она и очень трудна. Всякий считает себя обязанным помочь другому и с радостью принимается вместе с 30-40 товарищами за постройку лодки. Зато, когда работа кончена, устраивается общее празднество, в котором пируют все, от мала до велика.

К подобной дружной совместной работе дикари прибегают особенно часто при постройке жилищ. У берегов в Южной Африке крыша жилищ отличается громадными размерами, для изготовления и установления ее необходимо большое количество рук. Помощников находится, однако, всегда достаточно. Изготовив сообща крышу, несут ее к стенам хижины при пении обрядовых песен.

А вот что рассказывает один путешественник про фиджийцев в Южном Океане.

‘Трудно представить более оживленную сцену, чем покрытие кровлей дома. На нее собирается иногда до 300 мужчин и мальчиков. Каждый берет на себя какую-нибудь работу и как будто старается возможно больше шуметь при ее выполнении. Вот, наконец, материал приготовлен, и все, заняв свои места, горячо принимаются за дело. Одни связывают тростник и прутья в пучки, другие кроют ими крышу, третьи утаптывают солому, — и в то время, как кругом кипит работа, воздух оглашается шутками, смехом и громкими криками веселых и дружных работников’.

Внутренний вид дома алеутов.

Дружно работают дикари-общинники, — в дружбе и согласии они живут. Все имущество у них считается общим: охотничьи угодья, покосы, стада, пахотная земля, иногда и жилища. Пока в лагере эскимосов есть хоть один кусок мяса — его считают общей собственностью, и при дележе раньше всех вспоминают бездетных вдов и больных. Если эскимосу понадобится лодка и охотничье ружье, он всегда может взять их у того из своих сородичей, который имеет их в излишнем количестве. Иной раз эскимос сам раздает, что накопил за свою жизнь, оставаясь сам нищим. Вот сцена, свидетелем которой был один европейский путешественник:

‘Богатый эскимос устроил праздник. Все соседи были созваны. Игры, песни, танцы и пиршество тянулось несколько дней.

В последний вечер, когда весь запас пищи оказался истощенным, хозяева, празднично разодетые, принялись одаривать всякого гостя каким-нибудь подходящим подарком. Они роздали так десять ружей, десять полных костюмов, двести ожерелий и бус и великое множество всяких мехов. После этого хозяева сняли с себя свою праздничную одежду и, отдав ее гостям, оделись в старые поношенные платья и сказали: ‘Друзья, мы доказали вам нашу привязанность. Мы теперь беднее, чем кто-либо из вас, — но это нас нисколько не печалит. У нас ничего нет больше. С нас достаточно вашей дружбы!».

Не менее дружно живут и другие дикари. Делиться между собой всяким достатком, помогать сородичу, когда он нуждается, — это их основной закон, отступить от которого считается великим грехом. Потому-то у кафров в Африке тот, кто зарежет барана и не пригласит на пиршество односельчан, — почитается за вора. Понятно, после этого, что удивлению дикарей не бывает пределов, когда они узнают, что европейцы живут совсем по другим правилам.

Раз как-то, на