Диакониссы в Православной Церкви
Диакониссы в Православной Церкви
Вдовы и диакониссы
Вдовы и диакониссы
I. Вдовы
I. Вдовы
II Диакониссы
II Диакониссы
Диакониссы в православной церкви, Троицкий Сергей Викторович, Год: 1912
Время на прочтение: 168 минут(ы)
История церковного служения женщин распадается на два периода, из коих каждый имеет свои характерные черты, отразившиеся и на самом названии этого служения. Первый период, простирающийся примерно до половины III века, был периодом служения вдов, второй — периодом служения диаконисе.
Но служение вдов сменилось служением диаконисе не сразу, благодаря какому-либо перевороту, а постепенно, благодаря целому ряду исторических причин, и потому между этими двумя периодами была и переходная эпоха, когда одно служение только возникло, а другое еще не исчезло, так что было время, когда и то, и другое служение существовали совместно.
Таким образом, наше исследование будет состоять из двух глав, из коих первая будет посвящена церковному служению вдов, вторая — церковному служению диаконисе.
Добровольное, недолжностное служение женщины в апостольское время. — Вдовы как первые должностные церковнослужительницы. Их права и обязанности. — Вдовы как единственные церковнослужительницы в первые два века. Положение их в клире. Их состав. Их обязанности прежние — пост, молитва и благотворительность, и новые — проповедь среди женщин, обязанноети литургические. — Прекращение церковного служения женщин на Западе и появление чина диаконисе на Востоке. — Постепенное вытеснение на Востоке церковного служения вдов служением диаконисе. — Церковные вдовы-нецерковнослужительницы на Востоке и Западе.
О церковном служении женщин не раз говорится в Новом Завете, и особенно подробно в пастырских посланиях апостола Павла. Уже в самом начале первая христианская Церковь в Иерусалиме собиралась у матери Марка Марии (Деян 12, 12). В Филиппах колыбелью христианства был дом Лидии (Деян 16. 14-15), а главными сотрудниками () апостола в деле проповеди — Еводия и Синтихия (Фил 4. 2). В Колоссах открыла апостолу свой дом Нимфа, а в Афинах — Дамарь (Деян 17. 34). В Коринфе на пользу Церкви работали Хлоя и особенно жена Акилы Прискилла (Рим 16. 3, 1Кор 16. 19, 2Тим 4. 19, Деян 18, 18), имевшая в деле проповеди более важное значение, чем ее муж[1]. В Кенхрейской Церкви служила Фива (Рим 16, 1). Подобные услуги Церкви оказывали также Мариам, Трифена, Персида, мать Руфа, сестра Нирея и Юлия (Рим 16. 12-15) и др.
Но служение всех этих женщин носило тот же характер, что и служение некоторых женщин Господу (см., например: Мк. 1, 31, 14, 6-9, Лк 8, 2-3[2]. Оно было добровольным служением частного лица, а не обязательным, должностным служением лица, занимающего какую-либо должность в Церкви.
Никакого определенного круга обязанностей в таком служении не было, и его характер в каждом отдельном случае определялся обстоятельствами, известными нуждами местной Церкви, природными и сверхъестественными дарованиями[3] известного лица, почему таковое служение и не имеет особого постоянного наименования и таковые женщины называются, смотря по характеру своей деятельности, служительницами ([4], Рим 16, 1), пророчицами (, Деян 21, 9[5], ср.: Лк 2, 36, Откр 2, 20), помощницами (, Рим 16, 2, ср.: 1Кор 16, 15-16), сотрудницами (, Флп 4, 3, Рим 16, 3), ученицами (, Деян 9, 36) и др.
Впервые о женщинах, имеющих определенное служение и занимающих официальное положение в Церкви, говорится лишь в Первом послании апостола Павла к Тимофею. Перечисляя служащих в Церкви лиц и выясняя как те условия, которым они должны удовлетворять, так и их обязанности, апостол Павел после епископов (3. 1-7) и диаконов (3. 8-10) упоминает и о женщинах[6] (3. 11) и требует от них, чтобы они были ‘честны, не клеветницы, трезвы, верны во всем’.
Нет нужды говорить о той громадной роли, которую играла благотворительность в жизни древней Церкви, и вполне естественно, что эта благотворительность прежде всего была обращена на наиболее беспомощных членов Церкви — сирот и вдов. В особенности вдовы должны были служить предметом попечения Церкви, потому что Церковь неодобрительно относилась к второбрачию, а без помощи Церкви второбрачие для некоторых вдов было делом неизбежной необходимости[7]. Возможно, что некоторое значение имели здесь и жившие при храме вдовы ветхозаветные, если только евангельское повествование об Анне, ‘которая не отходила от храма, постом и молитвою служа () Богу день и ночь’ (Лк 2. 37)[8], не считать рассказом об исключительном случае.
И вот уже в Деяниях апостольских сообщается, что поводом к установлению служения диаконов было именно попечение о вдовицах эллинистов, ‘пренебрегаемых в ежедневном раздаянии потребностей’ ( цB цB цB, Деян 6, 1). Здесь же упоминается о бедных вдовах в Иоппии[9], которым помогала Тавифа, ‘исполненная добрых дел и творившая много милостыни’ (Деян 9, 39, ср.: 1Тим 5, 10), и в Первом послании к Тимофею говорится о вдовицах, получающих содержание от Церкви (5. 16), так же как получали его и лица иерархические — епископы, пресвитеры и диаконы (2Тим 2, 6). Но ‘не трудивыйся да не яст’, и древняя Церковь не давала honorem без officia[10], и вполне естественно, что на содержимых Церковью и пользовавшихся почетом вдовиц были возложены и известные обязанности, а праздность им строго запрещалась (1Тим 5, 13: ‘будучи праздны’). Характер этих обязанностей обусловливался как их полом, так и их положением призреваемых.
Прежде всего они должны заботиться о воспитании детей, как родных (1Тим 5, 4, ср.: 8), так и вообще сирот, находящихся на попечении Церкви (5. 10), затем ‘пребывать в молениях и молитвах день и ночь’ (ст. 5), помогать в делах благотворительности, принимать странников, умывать ноги святым, помогать бедствующим и вообще быть усердными ко всякому доброму делу (ст. 10). Но если вдовы, так же как лица иерархические, содержатся Церковью и, так же как те, имеют определенный, хотя и ограниченный благотворительностью, круг обязанностей, то естественно, что к ним прилагаются и известные требования, обусловливаемые положением их в Церкви.
Как принимающие участие в церковной благотворительности, они должны быть ‘честны, не клеветницы, трезвы, верны во всем’ (3. 11), как служащие в Церкви они, подобно лицам иерархическим, должны быть единобрачны (5. 9), и, наконец, так как основным условием их служения является вдовство, то они должны быть в пожилом шестидесятилетием возрасте, когда предосудительное для них вторичное замужество (5. 12) уже является маловозможным. Таким образом, в Церкви, помимо вдов в обычном смысле, были женщины-церковнослужительницы, также называемые вдовами, и в христианском обществе первых веков одно и то же слово получило два разных значения, почему апостол Павел, чтобы избежать двусмысленности, всякий раз как говорит о церковных вдовах, указывает, что речь идет о вдовах в узком техническом смысле, об ‘истинных вдовах’ ( , 1Тим 5. 3, 5. 16)[11]. Несмотря на некоторое неудобство такого наименования, оно было единственным официальным наименованием женщин-клириков в первые два с половиной века во всех Церквах Востока и Запада, и все церковные писатели этого времени знают лишь одних церковных вдов, но не знают ни женщин-диаконов ( ), ни диаконисе ( ).
Так, одних вдовиц знают Поликарп Смирнский[12], Ерма[13], Лукиан[14], Игнатий Богоносец[15], церковные каноны[16], Тертуллиан[17], каноны Ипполита[18], Климент Римский (?)[19], Климент Александрийский[20], Ориген[21], Иустин-мученик[22] и др. Существует, однако, взгляд, защищаемый весьма многими исследователями, как древними, так и новейшими[23], что с самого начала Церкви параллельно с чином вдов существовал и чин диаконисе. Взгляд этот, однако, коренится на той ошибке, от которой предостерегал еще Петр Аркудий в отделе о диакониссах. ‘In Graeco, — писал он, — dicitur diaconus quilibet minister, ut propterea Graeci addant , seu ad sacrum et verum diaconum significandum’[24]. Другими словами, слово , так же как и , имеет в греческом языке помимо технического и обыденное значение, что часто забывают новые исследователи, а между тем в тех исключительных случаях, когда это слово применяется в памятниках двух первых веков к служащим Церкви женщинам, оно везде употребляется во втором смысле, а не в первом. В Новом Завете слово это употребляется только один раз — в Рим 16, 1, но, вопреки многим исследователям, понимать его в том же смысле, как понималось оно в III веке, то есть в смысле термина для обозначения особого церковного чина, немыслимо, так как было бы совершенно необъяснимо, почему апостол при перечислении служащих в Церкви лиц ни разу не употребляет слова , тогда как о вдовах он упоминает и трижды подчеркивает, что речь идет не о вдовах в обычном смысле, а о вдовах церковнослужительницах.
Из позднейших памятников этого периода женского служения в Церкви слово встречается лишь у Климента Римского и Оригена, но у них, так же как и у апостола Павла, оно не имеет значения технического термина, значения титула. Климент Александрийский в Строматах[25] говорит, что апостолы во время своей миссионерской деятельности брали с собой женщин, чтобы они ‘оказывали им помощь () при проповеди, проникая беспрепятственно в части дома, предназначенные для женщин (), почему он и называет таких женщин ‘сослужительницами’ () апостолов. Здесь же он, ссылаясь на 1Тим 3. 11, называет их ‘служащими женщинами’ ( ). Точно так же и Ориген в своем толковании на Рим 16. 1 делает замечание, что и женщины были назначены на служение (in ministerio) Церкви, и существовали женщины-служительницы (ministras)[26]. Но как Климент, так и Ориген не имеют никакого понятия о диакониссах, и служащих Церкви лиц своего времени называют вдовами. Единственным свидетельством в пользу употребления слова во втором веке в техническом смысле является знаменитое письмо Плиния Младшего к Траяну.
В письме к своему повелителю (112) наместник Вифинии (111-114) пишет между прочим: ‘Necessarium credidi, ex diabus ancillis, quae ministrae dicebantur, quid esset veri et per tormenta quaerere’[27], то есть: ‘Я счел необходимым разузнать истину, подвергнув пытке двух служанок, которые назывались ministrae’[28]. Всеми учеными считается аксиомой, что ministrae — это перевод греческого и, следовательно, еще в самом начале II века служительницы Церкви назывались диакониссами. Однако мы осмеливаемся в этом усомниться. Исследователи впадают здесь в логический круг, когда верность перевода ministrae через доказывается существованием в начале II века диаконисе, между тем как факт этого существования, при отсутствии всяких других свидетельств о нем того времени, может считаться установлением лишь тогда, когда наперед будет доказано, что Плиний под ministrae разумел именно диаконисе. А это-то весьма сомнительно. Плиний в своем письме, как и всякий пишущий, должен был считаться с положением адресата. Но если он хотел, чтобы Траян знал, как называются служительницы христиан, то он должен был употребить самый термин, а перевод мог употребить лишь тогда, когда латинское слово являлось бы постоянным коррелятивом слова греческого. Но таково ли отношение между и ministrae? Безусловно, нет, так как таковое отношение установилось в христианской письменности лишь позднее, а в первые века слово ministrae могло соответствовать не только , но, пожалуй, гораздо ближе слову [29]. Таким образом, возможно, что в Вифинии служащие Церкви женщины, подобно служительницам языческих храмов, назывались [30]. А еще вероятнее то, что ministrae Плиния — это не перевод греческого термина, а самый термин, один из многочисленных латинизмов, употреблявшийся в находящейся в особенно оживленных сношениях с Римом Вифинии и усвоенный и христианами, быть может, в виду неудобства термина [31]. Но если действительно ministrae Плиния есть перевод , то в таком случае мы имеем лишь свидетельство о местной более ранней замене общеупотребительного через , об исключении, не противоречащем тому общему положению, что вообще в первые два века Церковь не знала термина ‘диаконисса’[32].
Такое положение не есть лишь вывод ex silentio. Писатели двух первых веков не только не упоминают о диакониссах, но и усваивают такое положение ‘вдовам’, при котором не остается места диакониссам. Если бы в это время существовал особый чин диаконисе, то, так как благотворительные обязанности лежали, как мы видели, на вдовах, для диаконисе оставались бы лишь обязанности литургические, и, следовательно, они стояли бы ближе к священнослужителям, чем вдовы. Между тем при перечислении церковных должностей все писатели двух первых веков упоминали после епископов, пресвитеров и диаконов лишь вдов, но никогда — диаконисе.
Немало запутывало исследователей и то обстоятельство, что позднейшие писатели, например Иероним (Пелагий?), Златоуст, Примазий[33], видят в Рим 16. 1 и 1Тим 5. 11 указание на служение диаконисе. Но эти писатели в своих толкованиях, применяясь к слушателям, лишь применяют современную им терминологию к учреждению, носившему в древности другое название. Сам же Златоуст, когда говорит о том, что было в древности ( ), выясняет, что тогда существовал уже исчезнувший в его время чин (, , , ) вдов-церковнослужительниц, получать который удостаивались ( ‘ ) лишь некоторые вдовы[34]. А так как он же утверждает, что служащих Церкви дев в апостольское время не было, то, следовательно, по его мнению, вдовы того времени были тем же, чем при Златоусте были диакониссы. В этой же беседе он сопоставляет служение вдов апостольского времени со служением трапезам диаконов (Деян 6, 2-3).
Положение вдов оставалось в то время в общих чертах тем же самым, как и во времена апостолов. В двух словах положение это можно охарактеризовать так: вдовы были церковнослужительницами в тот период, когда Церковь почти не знала церковно-служителей. Но, принадлежа к клиру[35], они не приравнивались к священнослужителям[36]. Поэтому, когда клир противопоставляется мирянам, вдовы упоминаются после лиц иерархических[37], но когда речь идет об иерархии в узком смысле, о вдовах упоминания нет[38].
Так же как и во времена апостолов, вдовицы избираются епископами, то есть зачисляются в состав клириков[39]. Как состоящие в клире, они содержатся Церковью, и на епископа и пресвитеров возлагается особенная забота об их содержании[40].
Итак, положение вдов в первые два века оставалось в общих чертах тем же самым, как и во времена апостольские.
Однако уже в это время мы замечаем некоторые изменения в этом чине, которые в III веке повели к его существенному преобразованию и даже изменению его названия. Изменился прежде всего состав чина вдов. Ни в язычестве, ни в иудействе девство не пользовалось почетом, и не вышедшие замуж девы могли быть лишь редкими исключениями[41]. С этим считается апостол Павел, и в Первом послании к Тимофею он упоминает лишь об однобрачных вдовах как кандидатках в диакониссы, но ничего не говорит
О безбрачных девах, так же как не упоминает, может ли безбрачный быть епископом или диаконом. Но как выражение ‘единыя жены муж’ Церковь никогда не понимала в смысле обязательности брака для священнослужителя, так и слова ‘бывши единому мужу жена’ Церковь никогда не понимала в смысле исключения из женского служения дев, тем более что сам же апостол мотивирует свой совет предпочитать постоянное девство браку именно большим удобством последнего для служения Господу (1Кор 7, 33-38). Быть может, именно ввиду двойственного состава вдов в 1Тим 3. 11 они названы не , а . И вот уже в Деяниях апостольских мы встречаем упоминание о девах пророчицах[42].
Однако таковые девы могли быть сначала лишь редким исключением, а служительницы Церкви в большинстве случаев состояли из вдов, почему за ними и упрочилось последнее название. С течением времени, по мере того как христианское учение о высоте девства проникало в жизнь, таковых пожизненных дев становилось более и более, и в творениях Мужей апостольских упоминания о них становятся довольно часты. Естественно, что и они стали приниматься на служение Церкви и, вступив в него, получали общее для всех служительниц Церкви наименование ‘вдов’, и св. Игнатий приветствует в Послании к Смирнянам ‘дев, называемых вдовами’[43].
Точно так же и Тертуллиан говорит о двадцатилетней деве, включенной в число вдов. Правда, Тертуллиан недоволен епископом, сделавшим это, и называет такую деву ‘чудом, чтобы не назвать чудовищем’[44], но еще вопрос, кто является более точным выразителем церковных воззрений: принявший деву православный епископ или склонный к монтанизму ригорист Тертуллиан. Кроме того, протест Тертуллиана направлен не столько против принятия в чин вдов девы, сколько против принятия девы слишком молодой. Объединяются девы со вдовами и в канонах Ипполита. А впоследствии девы даже получили преимущество пред вдовами в качестве кандидаток в ‘истинные’ вдовы, так как в девстве видели более высокую степень совершенства, чем во вдовстве[45]. Итак, церковные вдовы стали состоять отчасти из дев, и неудобная и прежде терминология стала теперь и не соответствующей предмету.
С изменением состава вдов-церковнослужительниц связано было и другое изменение. В Первом послании к Тимофею призреваемые Церковью вдовы являются вместе с тем и церковноелужительницами. Но это объединение содержания со служением не могло сохраниться и впоследствии. В помощи со стороны Церкви могли нуждаться и вдовы, не удовлетворяющие требованиям, предписанным для церковнослужительниц, например второбрачные и слишком молодые. С другой стороны, вдов, находящихся на содержании Церкви, особенно в богатых и больших Церквах, было весьма много. Например, в Риме еще в середине III века, по свидетельству письма Папы Корнелия к Фабиану, их было 1500 вместе с бедными[46], а Златоуст говорит, что в Антиохии в его время таких вдов было 3000[47]. Между тем церковнослужительских вакансий было гораздо менее даже тогда, когда из мужчин-церковнослужителей были лишь одни чтецы. Например, ‘ ‘, в котором, кроме священнослужителей, упоминается и чтец, повелевает поставить в каждой Церкви только трех вдов. Но и эти немногочисленные церковнослужительские вакансии стали замещаться, как мы видели, также, а иногда и преимущественно, девами. Таким образом, чин вдов расслоился надвое, на многочисленный чин вдов, лишь содержимых Церковью, и малочисленный, но имеющий большое значение чин вдов, не только содержимых Церковью, но и служащих ей, причем первые, естественно, попали под руководство вторых вместе с девами[48]. Естественно, что такое расслоение ранее произошло в больших Церквах. Например, из ‘Пастыря’ Ермы, рисующего порядки, существовавшие в Римской Церкви во II веке, мы видим, что здесь Грапте, очевидно, вдове-служительнице, близкой по своему служению к лицам иерархическим, подчиняются вдовы и сироты[49]. В отличие от прочих вдов, эти вдовы и получают название старших, стариц, председательниц (, [50], ). ‘Старицей’ называется уже у Ермы Грапта.
Итак, неудобное с самого начала наименование женщин-церковнослужительниц ‘вдовами’ стало теперь вдвойне неудобным не только потому, что церковнослужительницами сделались и девы, но и потому, что появились церковные вдовы, но не церковнослужительницы. Вполне естественно, что в конце концов служащие Церкви женщины получили другое наименование, характер которого обусловливался характером их служения.
а) Мы видели, что во времена апостолов служение вдов состояло в постоянной молитве и благотворительности. Эти обязанности остались за ними и в последующее время. Постоянно молящиеся вдовы являлись как бы жертвенником пред Богом, и ‘жертвенник Божий’ — вот обычное наименование их у писателей первых веков[51].
Молиться за всех, в особенности за болящих, — такова первая обязанность вдов, постоянно усваиваемая им древними писателями, строго порицающими вдов за уклонение от нее[52]. ‘Вдовиц должно быть поставлено три, — говорится в ‘ ‘, включенном впоследствии в ‘Церковные каноны’. — Две — для того, чтобы пребывать в молитве за всех, находящихся во искушении, и для получения откровений ()[53] относительно чего понадобится’. ‘Вдовам, по причине их обильных молитв, заботы о слабых и частого поста да воздается особая честь’, — говорится в канонах Ипполита[54].
в) По-прежнему обязанностью вдов остается и благотворительность, и, прежде всего, попечение о сиротах. Лукиан, стараясь в своем сочинении ‘De morte Peregrini’ высмеять христиан, помимо воли рисует трогательный образ старых церковных вдов, рано утром пришедших к тюрьме для помощи заключенному за имя Христово и окруженных детьми-сиротами[55]. И в древних памятниках обычно наряду с вдовами упоминаются и сироты[56]. Ерма упоминает о вдове Грапте, которой поручено было наставление вдов и сирот[57].
Тертуллиан мотивирует недопустимость девы в чине вдов именно тем обстоятельством, что только матери и воспитательницы могут помогать женщинам советами и воспитывать детей[58].
Подробно говорит об этой обязанности вдовы прежнего времени и Златоуст[59]. Помимо сирот и вдов, попечением вдовы-церковнослужительницы пользовались и вообще все нуждающиеся в ней и, прежде всего, мученики и исповедники за веру Христову, что можно видеть уже из ‘Перегрина’ Лукиана. Выясняя обязанности вдовы прежнего времени, Златоуст пишет: ‘Что значит: ‘еще всякому делу благу последовала есть?’ Значит, и в темницу ходить, и узников посещать, и больных навещать, и скорбящих ободрять, и плачущих утешать, и всеми способами исполнять все посильное и не отказываться решительно ни от чего, относящегося к спасению и успокоению наших братий’[60]. И все это, как поясняют еще Дидаскалия[61] и Постановления апостольские[62], и подтверждает Златоуст[63], они должны были делать не через служанок, а сами лично.
с) Но помимо этих обязанностей, возлагавшихся на вдов еще в апостольское время, на них возлагаются теперь и другие обязанности, исполнявшиеся отчасти при апостолах женщинами, добровольно служившими Церкви. Вдовы первых двух веков явились, таким образом, преемницами не только вдов апостольского времени, но и других женщин, добровольно служивших апостолам и обладавших иногда чрезвычайными дарованиями (). Как прежде сопутствующие апостолам женщины проповедовали женщинам, так и теперь к вдовам перешло отчасти ministerium verbi[64], хотя и частное среди женщин, и в позднейшее время император Лициний требовал даже, чтобы в богослужебных собраниях женщины учили женщин же[65]. У Ермы Грапта учит женщин и сирот по книге, подобной той, которую Климент отсылает во внешние города. Она же читает какую-то книгу назидательного содержания с кафедры[66], читает ее и без кафедры и дает наставление Ерме. О праве вдов учить женщин говорит и Ориген[67]. Насколько важно и успешно было это служение вдов можно видеть из жалобы Цельса на христиан, распространивших свое учение через проникающих во все дома женщин[68].
Из ‘Пастыря’ Ермы мы видели, что в исключительных случаях женщины могли наставлять и мужчин. О подобном исключительном случае упоминает и Лукиан, сообщая, что пришедшие в тюрьму старые вдовы читали Перегрину священные книги. Естественно, что обычно эта учительная деятельность вдов приурочивалась к крещению, состоя в оглашении женщин, причем им рекомендовалось ограничиваться нравственными наставлениями, а не касаться догматов, не docere в собственном смысле, a suadere[69]. Таким образом, к вдовам перешли те обязанности, которые лежали в апостольское время на добровольных помощницах апостолов. И это новое служение вдов как бы отодвигает на второй план их прежнее служение. Истолковывая 1Тим 5. 10, в котором говорится о вдовах, умывающих ноги святым, Ориген, как мы видели, толкует это место в символическом смысле учения.
Но эта деятельность вдов не ограничивалась лицами, подобно им находящимися на попечении Церкви. Уже в 1Тим 5. 13 упоминается, что молодые вдовы ‘приучаются ходить по домам’. О том же говорят и Дидаскалия, и Апостольские постановления. Все эти памятники не одобряют хождения вдов по домам, но в то же время они свидетельствуют, что таковой обычай существовал, и они восстают не столько против обычая, сколько против злоупотребления им со стороны вдов. повелевает поставить одну вдову для помощи вообще всем больным женщинам[70].
d) Перешло ко вдовам и то служение, которое лежало во времена апостольские на особо одаренных () добровольных служительницах. Подобно пророчицам апостольского времени, они получали откровение, как мы видели из , а Дидаскалия свидетельствует, что вдовы не только молились за болящих, но и возлагали на них руки с целью исцеления их.
Но если ко вдовам перешли те обязанности, которые несли служащие ( ) апостолам женщины, а их прежний титул стал по многим выясненным выше причинам неудобен, то легко им могло быть усвоено то название, которое принадлежало этим женщинам апостольского времени.
Того же требовало, помимо учительного, и литургическое служение вдов. Уже тесная связь между вечерями любви и благотворительностью в древней Церкви показывает, что вдовы должны были принимать некоторое участие при богослужении. На то же намекает и перечисление тех качеств, которые требуются от них в 1Тим 3. 11. Само собой разумеется, что участие вдов при богослужении имело лишь вспомогательный, а не совершительный характер и вызывалось не сущностью дела, а лишь внешним удобством. Так, по аналогии с последующим временем можно думать, что вдовы прислуживали при крещении. Что они никогда не совершали крещения, это единогласно свидетельствуют все древние писатели[71].
Не имели этого права даже и женщины, помогавшие апостолам. Те случаи крещения или, вернее, самокрещения женщин, о которых рассказывается в древних мученических актах[72], имели настолько исключительный характер, что они лишь подтверждают общее правило. Даже о внешней помощи при крещении вдов упоминают лишь сравнительно позднейшие памятники. Они принимали какое-то участие и при совершении брака[73], и при покаянии[74] вместе со священнослужителями, хотя в чем именно состояло это участие, памятники двух первых веков истории Церкви не говорят, но из сопоставления с вполне ясными словами древних писателей[75] о недопустимости совершения какой-либо священно-служительской обязанности женщинами можно заключить, что участие это имело характер внешней помощи.
Но как ни ограничено было литургическое служение вдов, для Церкви оно было весьма нужно, так как церковнослужителей в это время, по-видимому, не было, и по крайней мере памятники того времени (, Тертуллиан) упоминают лишь о чтеце[76]. Особенно важное значение приобрело их служение в начале III века, когда вместе с ростом Церкви и ростом ее благосостояния обращено было особое внимание на внешний порядок богослужения. Но тогда как Римская Церковь, с самого начала проявившая широкую организаторскую деятельность, для удовлетворения растущей потребности Церкви в церковнослужителях создала целый ряд ordines minores, быть может, вследствие чрезмерных претензий вдов[77], более консервативная Восточная Церковь, или, вернее, Восточные Церкви, продолжали довольствоваться старыми порядками и возлагали новые литургические обязанности на тот же чин вдов. Вследствие этого общая сначала для Запада и Востока история женского служения в Церкви, начиная с III века развивается в двух направлениях. На Западе с установлением церковнослужительских должностей нужда в литургическом служении вдов исчезла, а иерархия, быть может под влиянием чрезмерных претензий вдов, быть может из опасения распространения среди Церкви заблуждений монтанистов, приравнивавших служение женщин к иерархическому[78], относилась к нему весьма неблагосклонно, и потому во второй четверти III века вдов-церковнослужительниц в Римской и Карфагенской Церквах уже не было, и остались лишь вдовы церковные, вдовы, находящиеся лишь на содержании Церкви, но не имеющие в ней определенного круга служения, остался лишь тот низший слой вдов, который отделился от вдов-церковнослужительниц еще во времена Ермы. Таким образом, история церковного служения женщин на Западе оканчивается очень рано. Чин вдов, и особенно чин дев, получивший широкое развитие на Западе в последующее время, с церковным служением вдов имели лишь то соприкосновение, что тот и другой прежде были институтом подготовительным для церковнослужительниц. Но, соприкасаясь с чином вдов-церковнослужительниц по своему происхождению, чины вдов и дев по своему значению и характеру в последующее время были, так сказать, монашеством до монашества, и потому вполне естественно, что они слились с ним впоследствии. Если же иногда в позднейшее время мы встречаем упоминание о женщинах-клириках на Западе, это было лишь случайным и временным проявлением восточного влияния.
Другое видим мы на Востоке. Как раз в ту эпоху, когда в Риме чин вдов исчезал, на Востоке он, так сказать, раскололся на два чина: чин вдов и чин диаконисе. Мы уже видели, что уже весьма рано среди вдов явилось своего рода разделение труда, и тогда как на долю одних — большинства — выпали лишь обязанности общие и всем членам Церкви: пост и молитва, на долю других — меньшинства — выпали обязанности в собственном смысле церковнослужительские.
Такое выделение совершалось постепенно. Уже в ‘Пастыре’ Ермы вдова-церковнослужительница Грапта отличается от прочих вдов. В канонах Ипполита, по-видимому рисующих порядок, существовавший в той Церкви среди проживавших в Риме иностранцев, епископом которой был Ипполит, из числа вдов выделяется inspectrix, обязанная наблюдать за поведением женщин, в особенности в храме[79]. такой порядок, бывший сначала делом простой практической необходимости, возводит уже на степень нормы. Предписывая поставить трех вдов, этот памятник на двух из них возлагает лишь обязанности молиться и получать откровения, а на одну — обязанности служения (). Только она ‘должна присутствовать при женщинах, посещаемых болезнями, должна хорошо служить ( ), трезва, извещать пресвитеров о чем нужно, не должна быть корыстолюбива, не должна быть привыкшей пить много вина, чтобы могла бодрствовать при ночных служениях и, если захочет, оказывать другие дела любви’. Таким образом, уже в этом древнейшем памятнике вдовацерковнослужительница выделяется из ряда других вдов, и на неето главным образом обращается внимание законодателя, тогда как две остальные вдовы остаются как бы в тени. Но для обозначения нового порядка пользуется старой терминологией, и женщина-церковнослужительница носит в нем то же название вдовы, что и вдовы, лишь призреваемые Церковью. Однако уже и здесь по отношению к ней употребляется эпитет , из которого потом возник новый terminus technicus — . Так как ни иподиаконов, ни аколуфов, ни привратников в III веке в Восточной Церкви не было, то их лежала на диаконах и за малочисленностью их на вдовах-церковнослужительницах. Таким образом, такие вдовы стали помощницами диаконов, и вполне естественно, что их стали называть сначала служащими женщинами, то есть — женщинами-диаконами, а потом и просто диаконами ( ). Это название, применявшееся сначала в качестве эпитета, мало-помалу совершенно вытеснило в отношении к церковнослужительницам особенно неудобное для них, невыразительное название вдов и приобрело впоследствии значение термина. Таким образом, вызванное сначала практическими потребностями и потом узаконенное разделение труда среди вдов в конце концов было, так сказать, запечатлено созданием для вдов-церковнослужительниц нового термина, и единый прежде чин вдов как бы распался на два. Итак, по своему происхождению чин диаконисе не есть особый чин от чина вдов, а есть лишь ветвь этого чина. Другими словами, чин диаконисе относится к чину вдов как вид к роду.
Впервые вдовы-церковнослужительницы получают особое название диаконисе в памятнике III века — Дидаскалии[80]. И по многим признакам можно заключить, что такая терминология впервые устанавливается Дидаскалией. Церковнослужительницы здесь везде носят переходное название или более новое , но никогда — [81]. Диакониссы здесь еще не совершенно обособились от вдов. В арабской Дидаскалии прямо говорится, что (некоторые) вдовы и есть диакониссы[82]. Да и в сирийской Дидаскалии связь между теми и другими настолько тесна, что некоторые исследователи, например, Функ, полагают, что они вообще не различаются между собою. Однако все это исчерпывающим образом объясняется отношением диаконисе к вдовам как вида к роду, и на самом деле начиная с Дидаскалии, мы имеем уже не один чин вдов, а два самостоятельных чина: чин вдов и чин диаконисе. Каждый из них имеет свое название, свой круг обязанностей и свою историю, так что в дальнейшем нам придется говорить о них в отдельности.
Что касается чина вдов, то история его была довольно коротка и печальна. После того как важнейшие обязанности литургические, лежавшие прежде на вдовах, возложены были лишь на некоторых из них, то есть диаконисе, чин вдов потерял свое прежнее, аналогичное иерархии, значение в Церкви и превратился лишь в своего рода благотворительное учреждение. В Дидаскалии и соответствующих местах Апостольских постановлений положение вдов остается, по-видимому, тем же самым, что и ранее. Им отводится особое почетное место в храме[83]. Они содержатся на церковный счет, причем рекомендуется благотворителям не давать приношение вдовицам на руки, а давать его для распределения епископу[84]. Мирянам дозволяется приглашать на вечери любви старейших из вдовиц: пресвитер, или пресвитерид, причем диаконы должны указывать нуждающихся. На этих вечерях пресвитериды получают часть вдвое меньшую сравнительно с диаконами[85].
К ним прилагаются и те же самые требования, что и ранее. Они должны иметь не менее 50[86] или 60[87] лет, а более молодые не должны включаться в чин вдов ( in loco viduarum)[88], они могут быть вдовами только после первого брака и после вступления в чин выходить замуж уже не должны, в чем дают обет Богу[89]. Они должны далее отличаться известными нравственными качествами: ‘…вдовица должна быть кротка, молчалива, тиха, незлобна, не гневна, не многоглаголива, не криклива и не охотница мешаться в чужие дела. Если она увидит или услышит что-либо постыдное, то пусть будет как бы не видящая и не слышащая’[90]. Но обязанности вдовы в Дидаскалии значительно суживаются. В сущности, все вдовы Дидаскалии имеют лишь те обязанности, какие указаны в для двух первых вдов. ‘Пусть вдова ни о чем другом не заботится, кроме молитвы за подающих и за всю Церковь’, — категорически заявляет Дидаскалия. Ее права на учительство почти не признается. Она может лишь ответить на вопрос, и то не спеша (protinus), и только относительно справедливости и веры в Бога. Тех, которые хотят получить оглашение, они должны отсылать к лицам иерархическим (praepositos). Вдова, как и мирянин, ‘не должна говорить о суетности идолов, о Единстве Божием, о мучениях, об упокоении, о Царстве Христовом и Его Даровании, так как, если говорят об учении незнающие, то причиняют бесславие Слову. Поэтому Господь Наш в Евангелии сказал вдовам и всем мирянам: ‘Не мечите бисера…» ‘Когда женщина говорит о воплощении Господа Нашего и страдании Христа, язычники смеются и презирают Слово Учения’[91]. ‘Итак, неприлично и нет нужды, чтобы женщины учили, и в особенности о Имени Христа и об искуплении Его страданием. Ибо не для того вы поставлены (constitutae), женщины, и в особенности вдовы, а чтобы молились и просили Господа Бога’[92].
Запрещается вдовам и ходить по домам. ‘Пусть знает вдова, что она есть жертвенник Божий, и пусть сидит в доме своем постоянно, а не блуждает и бродит по домам верующих, чтобы получить, ибо жертвенник Божий никуда не ходит и не бродит, а укреплен на одном месте’[93]. Вообще, хождение вдов по домам подвергается в Дидаскалии самым суровым порицаниям, главным образом потому, что оно мешает их единственной обязанности — молитве. ‘В день Господень они сходятся к общему утешению собрания не для бдения, а чтобы дремать или болтать’[94]. ‘Уши сердца заключены у них не на то, чтобы, сидя внутри домов своих, беседовать с Господом… Такие вдовы не могут быть сравниваемы с жертвенником Христовым… Если бы и захотела она когда молиться за кого-либо, не будет услышана, ибо приносит моление Господу не от всего сердца, а равлеченною мыслию’[95]. Однако эта молитва вдов, по Дидаскалии, имеет особый характер, так как в некоторых случаях она сопровождается возложением рук на того, за кого она молится. Вдове запрещается без разрешения епископа и диакона ‘налагать на кого-либо руки и молиться’[96]. ‘А ты, распущенная вдова, — восклицает Дидаскалия, — видишь других вдов или братьев болящих, и не спешишь попоститься или помолиться за них и возложить на них руку, но говоришь, что тебе недосуг, и утверждаешь, что ты плохо себя чувствуешь’[97].
Строго запрещается в Дидаскалии вдовам крестить. ‘Женщине крестить или принимать от женщины крещение мы не дозволяем, так как это незаконно и есть большая опасность и для крестящей и для крестимого’, и о какой-либо помощи ее при крещении не упоминается[98]. Наконец, как мы уже видели, тогда как ранее во всех предшествующих памятниках вдовы перечисляются вместе с лицами иерархическими, в Дидаскалии они уже сопоставляются с мирянами[99].
Итак, положение вдов вскоре же после образования отдельного чина диаконисе сразу ухудшилось. И позднее история вдов шла в том же направлении. Чтобы убедиться в этом, достаточно сравнить Дидаскалию с памятником, составленным на основании ее около ста лет спустя — с шестью первыми книгами Апостольских постановлений, и мы увидим, что здесь изглажено все то, что прежде намекало на церковное служение вдов. Все ограничения прав вдов, выраженные в Дидаскалии, повторены и здесь, но к ним добавлены еще и новые. Тогда как Дидаскалия подчиняет вдов лишь лицам иерархическим и говорит о диакониссах как институте параллельном, Апостольские постановления подчиняют вдов диакониссам. Все места Дидаскалии, в которых говорится о возложении рук вдовами, в Постановлениях апостольских выпущены. Тогда как в Дидаскалии вдовы сопоставляются то с клириками, то с мирянами, в Постановлениях апостольских они сопоставляются только с мирянами и состоят на одном уровне с кандидатами в диакониссы девами и даже ниже их[100]. Они не перечисляются не только в ряду лиц иерархических, но в ряду церковнослужителей. Но если Постановления апостольские лишь добавляют тексты Св. Писания к Дидаскалии, то очевидно, что такие существенные изменения по отношению к чину вдов могла вызвать лишь серьезная причина — несоответствие предписаний Дидаскалии современной Апостольским постановлениям практике. И, действительно, мы видим и из других памятников, что значение чина вдов все более и более падает. В независимой от Дидаскалии 8-й книге Апостольских постановлений выразительно подчеркивается, что вдова, так же как и дева, и в противоположность диакониссе, не хиротонисуется[101]. И в церковных молитвах они упоминаются после дев[102]. ‘Вдовство ниже девства’, — провозглашает свт. Василий Великий[103] и относится к второбрачию вдовы, ‘причтенной к числу вдовиц’, чрезвычайно снисходительно, строго наказывая за брак дев[104] и особенно диаконисе[105] и не допуская второбрачия даже для церковнослужителей[106]. Вступившую в брак вдовицу после 60-летнего возраста он повелевает лишь не удостаивать Приобщения, ‘доколе не престанет от страстныя нечистоты’, ‘аще же прежде шестидесяти лет причтем ее в число вдовиц, то наша вина, а не жены сея’. Ясно отсюда, что в глазах свт. Василия Великого церковные вдовы уже не отличались от мирянок.
Лаодикийский Собор запрещает даже вообще назначать ‘так называемых пресвитерид’ в Церквах, то есть назначать старших вдов для поддержания порядка в храмах среди женщин[107]. Потеряв свои права и обязанности, чин вдов, обособленный от чина диаконисе, продолжает существовать, но не как чин церковнослужительниц, а лишь как вид христианского подвижничества и вместе с тем благотворительности. Уже в конце IV века Златоуст говорит о нем как о чине исчезнувшем, вытесненном чином дев. ‘Как теперь существуют лики дев, так и прежде были лики вдов’, — говорит он[108]. Остались лишь вдовы, включенные в особый список () и наравне с бедными пользующиеся пособием от Церкви, и таких было немало. Например, тот же Златоуст свидетельствует, что в Антиохии в его время было до 3000 вдов, пользовавшихся церковным пособием[109]. Естественно, что Златоуст помощь вдовам ( ) считает одной из самых трудных обязанностей епископа[110]. Пользовались они пособием и со стороны государства. Еще Константин Великий постановил, чтобы наместники провинций выдавали внесенным в список вдовам и церковным девам ежегодное пособие (annuum frumentum) наравне со всеми, qui divino ministerio erunt consecrati[111]. Отмененный Юлианом, закон этот был восстановлен его преемниками. Таковые вдовы и впоследствии находились на попечении Церкви наравне с сиротами[112]. Но, конечно, и к церковнослужению отношения они не имели, и к клиру не причислялись, а потому история их лежит вне границ нашего исследования.
Так обстояло дело на Востоке, где диакониссы, выделившись из вдов, лишили этот чин сначала значения, а потом и существования. На Западе же, где диаконисе не было, чин вдов имел несколько более продолжительную и более славную историю. Конечно, вдовы-церковнослужительницы исчезли в Римской Церкви еще в III веке, но церковные вдовы остались в качестве особого многочисленного и упорядоченного чина, своего рода монашеского ордена, долгое время игравшего крупную роль в церковной жизни. Святой Амвросий называет вдовство особой благодатью, своеобразным растением христианства[113]. Около блаженного Иеронима группировался кружок вдов, давших обет вдовства[114]. Блаженный Августин убеждает вдов принимать обет вдовства[115]. Соборы обставили жизнь таких вдов особыми правилами, строго наказывая способников в нарушении их обетов[116].
Создан был особый обряд вступления в чин вдов[117]. Дана была, наконец, вдовам и особая одежда, о чем упоминает еще Иероним (vestis fuscior)[118]. Как показывает сохранившееся изображение двух вдов на саркофаге в Галлии, одежда эта состояла из шапочки или повязки до середины лба, скрывающей волосы, и из покрывала над ним, спускающегося сзади. На шее вдовы носили что-то вроде нагрудника[119]. Одним из важнейших элементов в числе вдов на Западе были жены священнослужителей, а иногда и церковнослужителей, которые не могли ни продолжать сожительство со своими мужьями, ни снова выходить замуж[120]. Так как вдовы не имели отношения к приходской жизни, то не было нужды им жить отдельно, и потому уже Марцелла, по свидетельству Иеронима[121], первая устроила для них общежитие (propositum monachorum). Мало-помалу проживание вдов в таких общежитиях сделалось обязательным, в этих общежитиях были введены монастырские правила, и, в конце концов, чин вдов слился с монашеством. Уже Собор в Лериде 524 года сопоставляет вдову с монахиней. Но и тогда, когда вдовы еще не слились с монашеством, никаких церковнослужительских обязанностей[122] они не несли и могли лишь иногда добровольно, частным образом помогать нуждающимся в помощи[123], и к клиру не причислялись, почему история церковных вдов на Западе после середины III века к истории церковного служения женщин отношения не имеет.
Обязанности диаконисе по Дидаскалии и позднейшим памятникам. — Положение их в клире. — Содержание их. — Их права и привилегии. — Состав
Переходим к диакониссам. Первым памятником, в котором слово употребляется в смысле термина, является Дидаскалия[124]. Дидаскалия, таким образом, вводит некоторое новшество в историю церковного служения женщин. В этом памятнике диакониссы — те же вдовы, но вдовы не все вообще, а лишь те, которым поручено церковное служение. Отсюда все то, что говорится в Дидаскалии о вдовах, относится и к диакониссам, так как что говорится о роде, относится и к виду, но не наоборот[125]. Помимо качеств и обязанностей общих со вдовами диакониссы имеют и свои специальные обязанности, которые Дидаскалия излагает в главе 12, изложив предварительно (кн. III, 1-11) обязанности вдов вообще. ‘Долг епископа — пещися обо всех, — говорит Дидаскалия[126], — а потому ты, епископ, назначай себе делателей правды, помощников, помогающих в жизни народу твоему. Кого тебе угодно из всего народа, тех избирай и назначай диаконами — мужчину, чтобы он заботился о многих необходимых вещах, и женщину для служения (ministerium) женщинам. Ибо существуют дома, в которые ты не можешь послать к женщинам диакона из-за язычников, а пошлешь диакониссу. Ибо служение (locus) женщины-диакониссы необходимо и во многих других случаях (rebus). Прежде всего, когда женщины сходят в воду, они, сходя в воду, должны помазываться диакониссами елеем помазания. А где женщины, и в особенности диакониссы, нет, то крещаемую должен помазывать крестящий. А когда женщина, и в особенности диаконисса, есть, мужчинам неприлично видеть женщин, кроме того, при возложении рук помазывай одну голову, подобно тому, как некогда помазывались священники и цари в Израиле. Подобно этому ты, епископ, при возложении рук помазывай главу тех, которые принимают крещение, мужчин ли, женщин ли, а потом, когда ты крестишь или приказываешь крестить диаконам или пресвитерам, диаконисса, как сказали мы выше, пусть помазывает женщин, а мужчина пусть провозглашает (pronuntiet) над ними (eas) имена призывания Божества в воде (nomina invocationis Deitatis in aqua). А когда крещаемая выходит из воды, пусть ее воспринимает диаконисса, и учит и наставляет, чтобы печать крещения была неповрежденной в чистоте и святости. Поэтому мы и утверждаем, что очень желательно и весьма необходимо служение женщины-диакониссы, так как и Господь и Спаситель наш принимал служение от служащих женщин, каковы были Мария Магдалина и Мария Иаковлева, и Мария, мать Иосифа и мать сыновей Зеведеевых. Итак, ты будешь считать диакониссу необходимой в других делах и чтобы она входила в дома язычников, попасть куда вы не будете иметь возможности, ради верующих женщин, и чтобы она служила тем, которые хворают, в том, в чем окажется нужным, и чтобы далее она мыла в банях тех, которые выздоравливают’[127].
‘Диаконы должны по своим действиям быть подобны епископам, но должны быть более исполнителями (exercitatiores) и не стремящимися к худой корысти, чтобы они служили хорошо, они будут в достаточном числе, сообразно численности Церкви, что-бы и более старым женщинам, которые слабы, братьям и сестрам, которые находятся в болезни, могли угождать, быстро выполняя свое служение. И женщина пусть спешит к женщинам’[128].
Вот почти все, что говорит Дидаскалия о диакониссах, а ранее лишь говорится, что ‘диаконисса должна почитаться по образу Св. Духа’[129]. Ничего более о диакониссах в Дидаскалии не говорится.
Анализируя вышеприведенный текст, мы видим, прежде всего, что диакониссы представляются для автора Дидаскалии институтом новым. По Дидаскалии, институт этот введен в некоторых местах и оказался полезным, почему памятник настойчиво рекомендует ввести его и всем вообще епископам.
Хотя Дидаскалия и заявляет, что служение диакониссы нужно во многих случаях, она указывает их немного и о некоторых, очевидно, умалчивает. Диакониссы, таким образом, являются чемто вроде служительниц ‘особых поручений’ при епископах, круг обязанностей которых точно не определен. Дидаскалия указывает из них лишь некоторые и, очевидно, более важные, а именно: а) внешняя помощь при крещении женщин, b) катехизация их, с) хождение с поручениями по языческим домам, где есть женщины, и d) помощь больным женщинам.
Рассмотрим сначала эти обязанности диаконисе, как они выясняются в Дидаскалии и позднейших памятниках, а затем перейдем к тем обязанностям, которые возложены были на них впоследствии.
а) Из перечисленных в Дидаскалии обязанностей три последние не новы: их прежде исполняли вдовы, или все вообще, или особо для того назначенные. Но первая — помощь при совершении крещения — в более древних памятниках не упоминается, и по канонам Ипполита священник помазывает все тело крещаемых, не обращая внимания на пол[130]. И Дидаскалия находит нужным аргументировать это нововведение ссылкой на служение женщин Христу. Впрочем, она допускает и другую практику, дозволяя совершать помазание и воспринимать женщин из купели и другой женщине, и, за неимением, ее крестящему. Но и тогда, когда диаконисса или другая женщина имеются, крестящий помазует главу, а остальное тело помазует диаконисса или другая женщина. В Дидаскалии обязанность диаконисе помогать при крещении поставлена на первом месте (primo), и такое значение за этим служением диаконисе осталось и в последующее время.
О помазании елеем при крещении говорят весьма многие позднейшие памятники. Так, Постановления апостольские в III книге повторяют предписания относительно этого Дидаскалии и лишь добавляют поясняющую фразу: ‘…когда просвещаются (крестятся) женщины, диакон пусть помазует св. елеем чело их, а после него пусть помазует их диаконисса’. Точно так же и в VIII книге Постановлений говорится: ‘…диаконисса прислуживает () пресвитерам при крещении женщин для приличия’[131]. Несколько иначе представляется дело в извлеченных отсюда, по мнению Функа, capitula[132]. ‘Епископ помазывает только главу крещаемой женщины, диакон — уста и грудь, а диаконисса — все тело’[133]. Свт. Епифаний Кипрский пишет: ‘…в Церкви есть чин диаконисе… ради скромности женского пола, для присутствования, чтобы, когда обнажается тело женщины, не видели ее священнодействующие мужи’[134]. То же пишет он и в другом месте:
‘Диакониссы поставлены только для служения () женщинам для приличия, если будет нужда, по причине крещения ( )’[135].
Блаженный Иероним пишет: ‘В Восточных Церквах диакониссы, по-видимому, служат среди лиц своего пола при крещении’[136].
Об этом же говорит 6 новелла Юстиниана, не дозволяющая женщинам, вступившим во второй брак и ведущим не совсем безукоризненную жизнь, ‘служить при совершении крещения’[137].
В ‘Луге Духовном’ Иоанна Мосха ( 619) мы читаем рассказ, из которого видно, что диакониссы иногда ставились именно для помазания женщин при крещении. ‘В монастыре Пентукла близ Иордана, — повествует Мосх, — был пресвитер Корон. Сперва он в качестве пресвитера служил при совершении таинства крещения (в Иордане), а потом ему, как великому старцу, поручили самому совершать крещение, и он стал помазывать и крестить приходящих к нему. Всякий раз, как приходилось ему помазывать женщину, он приходил в смущение и даже по этой причине вознамерился уйти из монастыря. Однажды пришла к нему для крещения молодая девица из Персии. Она была так хороша и красива, что пресвитер не мог помазать ее св. елеем. Когда, таким образом, эта девица пробыла здесь два дня, архиепископ Петр (524-546 или 550), узнав об этом, ужаснулся и решил поставить с этою целью женщину-диакониссу’. Впрочем, он отказался потом от этой мысли, так как ставить диакониссу в мужском монастыре показалось ему неудобным, а Корон был избавлен от соблазна св. Иоанном Крестителем[138].
Однако эта обязанность диакониссы имела важное значение лишь до тех пор, пока был распространен обычай крестить взрослых и даже перед смертью, т. е. в III-VII веках[139]. Но потом обычай этот исчезает, и помощь диакониссы при крещении оказывается нужной только в редких, исключительных случаях. Позднейшие памятники об этом служении диакониссы уже не упоминают, и Властарь, например, знает об этом служении лишь на основании предания. ‘Впрочем, некоторые говорят, — пишет он, — что они (диакониссы) прислуживали женщинам при крещении, потому что мужчинам непозволительно смотреть на обнаженных женщин’[140].
b) Обязанность диаконисе учить женщин, очевидно, перешла к ним от вдов. В Дидаскалии эта обязанность приурочивается к крещению: ‘…earn suscipiat diaconissa ас doceat et erudiat, infragile esse sigillum baptismi in castitate et in sanctitate’. Но в Постановлениях апостольских данное место изменено почему-то в том смысле, что служение диакониссы необходимо не для научения, а для того, чтобы ‘преподание несокрушимой печати совершалось благоприлично’. Об обязанности диаконисе наставлять женщин упоминает блаженный Иероним: ‘На Востоке и теперь, кажется, женщины-диакониссы служат лицам своего пола при крещении или в служении слова (in ministerio verbi), поелику мы находим, что они частным образом учат женщин’[141]. Подробно говорит об этом и так называемый IV Карфагенский Собор (398 г.)[142] в своем 12 правиле, хотя он не называет избранных для церковнослужения вдов свойственным им термином диаконисе и выражается описательно. ‘Вдовы или посвященные Богу девы, — говорит он, — которые избираются для служения при крещении женщин, так должны быть приготовлены к своей должности, чтобы они были в состоянии простой и здравой речью учить несведущих и необразованных женщин, как им при совершении над ними крещения отвечать на вопросы крещающего и как жить по принятии крещения’[143]. Об этом на основании предания сообщают и позднейшие писатели, например Властарь. ‘Обязанность их состоит в том, чтобы очищать посредством слова тех из неверных жен, которые приступают ко крещению’[144].
Об учительстве диаконисе, учительстве, конечно, не общественного, а частного характера, то есть о катехизации, а не о гомилии, помимо канонических памятников, свидетельствуют и памятники исторические. В житии св. Пелагии ( 457), составленном Псевдо-Иаковом[145], рассказывается, что когда св. епископ Нонн хотел крестить в Антиохии Пелагию, он послал своего диакона спросить распоряжений местного епископа. Диакон вернулся вместе с ‘первой из диаконисе’, Романой, посланной епископом для служения при крещении. Последняя научила Пелагию, что должно делать при крещении и отвечать Нонну, а после крещения она сделалась наставницей, ‘духовной матерью’ Пелагии и охраняла ее от нападений диавола. Феодорит Кирский рассказывает об одной диакониссе в Дафне, наставлявшей во времена Юлиана одного молодого язычника, сына ее подруги, а потом обратившей в христианство и его отца[146]. Естественно поэтому, что диакониссы обладали значительными богословскими познаниями. Златоуст и Феодорит в своих письмах к диакониссам восхваляют их познания и мудрость[147]. 105-е письмо Василия Великого от 372 года, представляющее собой трактат о Св. Троице, адресовано трем дочерям комита Терентия, диакониссам Самосатской Церкви[148]. Обширными богословскими познаниями обладала и св. Макрина ( 379), сестра св. Григория Нисского, как свидетельствует составленное им ее житие[149].
Евстафий посвятил свой латинский перевод Шестоднева св. Василия Великого своей сестре диакониссе Синклетикии ( 440). По словам христианского поэта Седулия, она была настолько замечательной женщиной, что писатель может гордиться, посвятив ей свое произведение, и таким ученым богословом, что могла бы учить (то есть в церкви), если бы этому не препятствовал ее пол[150]. Диаконисса Великой Церкви в Константинополе Регина вместе с Иоанном Молчаливым убедила своего двоюродного брата, префекта в Константинополе, отказаться от монофизитской ереси. Были ученые диакониссы и у монофизитов. Таковой была, например, в начале VI века Анастасия, находившаяся в переписке по богословским вопросам с патриархом Антиохийским Севиром[151]. То тщательное испытание (‘ ), которое устанавливает для диаконисе 15 правило Халкидонского Собора, вероятно, включало в себя и испытание ее богословских познаний.
с) Служение диаконисе в качестве посредствующей инстанции между женщинами и лицами иерархическими также перешло к ним от вдов. Особенное значение имело это служение во времена гонений, когда в дом, где были женщины, исповедовавшие христианскую веру тайно от своих семейных, священнослужитель или вообще посланный ими мужчина не мог войти, не возбудив подозрения со стороны язычников. Между тем диаконисса, как женщина, всегда могла иметь свободный доступ к лицам своего пола, не вызывая никаких подозрений. Здесь, как и ранее, весьма интересно сравнить Дидаскалию с Постановлениями апостольскими. Для написанной в период гонений ‘Дидаскалии’ это служение диаконисе представляется чрезвычайно важным, и потому она дважды говорит о нем, указывая, что оно необходимо ‘из-за язычников’ (propter genitiles). Постановления апостольские, скомпилированные тогда, когда гонений уже не было, упоминают об этом служении в данном месте лишь раз, и притом дают его мотивировке уже другую окраску. Здесь диакониссу рекомендуется посылать к женщинам ‘ ‘, ‘из-за нехороших подозрений’[152]. Эту же мысль Апостольские постановления высказывают еще ранее (II. 26. 6), выясняя сравнение диаконисе со Св. Духом в Дидаскалии, добавляется: ‘Как нельзя уверовать во Христа без Духа учения (), так никакая женщина пусть не приходит к диакону или епископу без диакониссы’. Итак, мотив опасения гонений сменился мотивом опасения худых подозрений, мотивом приличия, и диаконисса сделалась исполнительницей поручений епископа, касающихся женщин, и посредствующей инстанцией между иерархией и женщинами не только в языческих домах, но и вообще[153].
d) Обязанность заботиться о больных женщинах диакониссы также унаследовали от вдов. Кроме Дидаскалии об этой обязанности диаконисе упоминает и св. Епифаний Кипрский. ‘Чин диаконисе существует в Церкви… ради охранения чести женского пола или во время крещения или при надзоре за страданием и болезнию и в то время, когда обнажается тело женщины’[154].
Но и эта обязанность недолго занимала видное место в круге их деятельности. Сравнив Дидаскалию с Постановлениями апостольскими, мы увидим, что последний памятник пропускает упоминание о конкретных проявлениях этой заботы и оставляет лишь общую фразу: ‘…и женщина пусть позаботится о лечении женщин’[155]. И это вполне понятно. Это служение не имело отношения к главной обязанности диаконисе прислуживать лицам иерархическим и потому естественно отошло на второй план, и в последующее время мы видим, что оно выпадает главным образом на долю вдов[156] и дев[157], а не диаконисе. Диакониссы, если имели отношение к попечению о болящих, то не непосредственное, а как начальницы вдов и дев, на обязанности которых оно лежало. Если диаконисса Сабиниана и последовала в ссылку за Златоустом, чтобы служить ему, то здесь имели значение скорее личные отношения[158]. Благотворительность некоторых диаконисе, например Олимпиады, Пентадии и др., имела весьма широкие размеры[159], но эта благотворительная деятельность их, состоявшая в денежной помощи, зависела, прежде всего, от обладания материальными средствами и в круг должностных обязанностей их, конечно, не входила. Таким образом, мы видим, что после Дидаскалии круг деятельности диаконисе постепенно специализируется в одном, литургическом направлении, тогда как перешедшие на них от вдов обязанности благотворительные отходят на второй план. Эти литургические обязанности после Дидаскалии еще умножаются.
е) На диаконисе возлагается обязанность поддерживать внешний порядок в храме. Храмы устроялись в древности так, что места, назначаемые для женщин (), отделялись от мест, назначаемых для мужчин, причем у обоих отделений были особые двери. У этих дверей ставились особые лица, обязанные наблюдать за порядком, смотреть, чтобы мужчины не входили в женское отделение, а женщины — в мужское, чтобы оглашенные в надлежащее время покидали церковь и т.д. Когда церковнослужителей еще не было, то при дверях стояли диаконы, но когда явились и церковнослужители и церковнослужительницы, вполне естественно, обязанность стоять при дверях женского отделения перешла к диакониссам, а при дверях мужского отделения — к привратникам. Дидаскалия возлагает обязанность стоять при дверях и водворять порядок в храме исключительно на диакона, но в Постановлениях апостольских в соответствующем месте уже говорится: ‘Привратники () должны стоять при мужских дверях, оберегая их, а диакониссы — при дверях женских’[160]. И VIII книга Постановлений говорит, что обязанность диакониссы — ‘охранять двери’[161], и придает этой обязанности такое значение, что в молитве при хиротонии диаконисе они называются ‘стражами святых Твоих врат’[162].
На диаконисе же, как и на диаконов, возлагается обязанность указывать места приходящим. ‘Когда входит бедный или незнатный или странник, старый или молодой возрастом, а места нет, то пусть и им образует место диакон’, — говорят Постановления, повторяя Дидаскалию, и добавляют к Дидаскалии: ‘То же самое пусть делает и диаконисса, когда приходят женщины, бедные или богатые’[163]. В Послании к антиохийцам, приписываемом св. Игнатию Богоносцу, но на самом деле принадлежащем к IV веку, автор ‘приветствует стражей св. врат, во Христе диаконисе’[164].
f) Имели ли диакониссы право на какое другое служение в Церкви — вопрос этот был неясен уже для древних канонистов. Вальсамон полагает, что древние диакониссы несли то же служение в алтаре, что и диаконы. Поэтому он и причисляет диаконисе к ‘служащим в алтаре’[165]. Этому предполагаемому служению диаконисе в алтаре он придает такое значение, что не считает существовавших в его время при