Девятая Демосенова филиппика (*).
(Читаютъ оные народу.)
‘Встникъ Европы’, No 23 и 24, 1803.
Девятая Демосфенова филиппика, Демосфен, Год: 1803
Время на прочтение: 14 минут(ы)
(*) И лучшая естьли не ошибаюсь. По крайней мр всякой, прочитавъ ее, въ самомъ слабомъ перевод, можетъ судитъ о талант, краснорчіи и слог Греческаго Оратора.
Почти во всхъ вашихъ собраніяхъ, Аиняне, говорятъ вамъ о преступленіяхъ Филипповыхъ, какъ въ разсужденіи васъ, такъ и другихъ Грековъ, вопреки миру и торжественнымъ условіямъ. Вы сами чувствуете, что намъ совокупными силами должно искать средствъ остановитъ и наказать дерзость сего Монарха. Но видя, до чего довело васъ небреженіе ваше, осмлюсь сказать съ чувствомъ прискорбія, что естьли бы Ораторы ваши и вы согласились: они давать намъ самые гибельные совты, a вы избирать самые гибельные способы, то положеніе наше не могло бъ бытъ хуже настоящаго. — Найдемъ многія причины сему нещастія, но разсматривая ихъ въ подробности, и судя, какъ должно, увидимъ, что главная есть лицемріе вашихъ чиновниковъ, которые боле льстятъ, нежели служатъ вамъ. Одинъ, довольствуясь талантомъ своимъ и пріобртенною ими довренностію, ни о чемъ иномъ не думаютъ, и хотятъ, чтобы вы также ни о чемъ не думали, другіе, безпрестанно судя и обвиняя людей, входящихъ въ дла, вооружаютъ только гражданъ противъ гражданъ, отводятъ ваше вниманіе отъ истиннаго предмета, и чрезъ то даютъ Филиппу свободу длать, что ему угодно. — Сіе злоупотребленіе есть главный источникъ вашихъ заблужденій и бдствій.
Именемъ боговъ заклинаю васъ, Аиняне! заклинаю не осуждать моей искренности, но размыслить и почувствовать истину. Издревле Аины были отечествомъ вольности, не только иностранцамъ, живущимъ въ нашихъ стнахъ, но и самымъ невольникамъ дали вы право говоритъ свободно — право, которому и граждане въ другихъ земляхъ могутъ завидовать. Въ однихъ вашихъ собраніяхъ не терпится вольность, по гордому самолюбію хотите вы, чтобы вамъ льстили и говорили только пріятное, хотите, не думая о пагубныхъ слдствіяхъ. Естьли и теперь таковы будете, то мн остается молчатъ, но естьли откровенность вамъ не противна, то я готовъ сказать истину.
Такъ, граждане: не взирая на бдствіе Республики, которому виною ваша безпечность, вы еще можете все исправитъ. Скажу, хотя бы и назвали такое мнніе страннымъ — скажу, что самая вина бдствій нашихъ въ прошедшемъ должна быть для насъ главною надеждою въ разсужденіи будущаго. Зло произошло отъ того, что вы не взяли ни одной изъ надлежащихъ мръ, естьли бы мы не могли обвинятъ себя безпечностію, a Республика была всегда въ нещастномъ положеніи, въ такомъ случа не оставалось бы намъ никакой надежды вывести ее изъ онаго, Но Филиппъ обязанъ торжествомъ своимъ не изнуренію силъ Аинскихъ, a вашей нг, вашему бездйствію. И какъ было ему побдитъ васъ? Вы съ нимъ не сражались!
Когда бы вс мы согласно думали, что сей Государь нарушаетъ миръ и ведетъ съ нами войну, тогда оставалось бы только искать лучшихъ средствъ остановитъ его дерзость. Но въ то самое время, какъ онъ беретъ города, занимаетъ своими войсками принадлежащія намъ мста, и всхъ Грековъ угнетаетъ — въ то самое время легкомысленные люди слушаютъ здсь Ораторовъ, безпрестанно твердящихъ, что мы сами хотимъ возобновитъ войну. И такъ прежде надобно объяснить заблужденіе и перемнитъ ваши мысли, чтобы ревностнаго гражданина, совтующаго вамъ обороняться, не назвали когда нибудь виновникомъ напраснаго кровопролитія.
Во-первыхъ изслдуемъ, зависитъ ли отъ насъ избраніе войны или мира? можемъ ли въ настоящемъ положеніи сохранить миръ? Кто скажетъ: можемъ, пустъ представитъ ясныя доказательства, не обольщая насъ пустою надеждою. Но естьли Монархъ, вооруженный мечемъ, ведя за собою сильное войско, только говоритъ намъ о мир, a въ самомъ дл воюетъ съ нами: то не должно ли Аинамъ обороняться? Разв и мы, слдуя его примру, скажемъ, что Республика въ мир? Согласимся, но когда человкъ, играя словами, подходитъ ближе и ближе къ нашимъ стнамъ, a нкоторые люди говорятъ, что онъ не иметъ злаго умысла, въ такомъ случа утверждаю, что они безумствуютъ, и хотятъ, чтобы не Филиппъ съ нами, a мы съ Филиппомъ были въ мир. Вотъ дйствіе его золота! Монархъ купилъ выгоду напасть на безоружныхъ. Терпливо ждать времени для обороны — ждать, чтобы Филиппъ объявилъ намъ свой злой умыселъ, есть верхъ безумія. Нтъ, никогда онъ не объявитъ его, не объявитъ и тогда, когда войдетъ въ Аттику и въ Пирей. Какъ поступилъ сей Царь съ другими народами? Будучи только за сорокъ стадій отъ Олина, Филиппъ объявилъ жителямъ, что изъ двухъ надобно бытъ одному: или имъ оставитъ юродъ, или ему лишиться Македонской короны. До того времени онъ молчалъ, — сердился, когда приписывали ему пагубное намреніе въ разсужденіи Олинійцевъ, и старался посольствами разсять такіе слухи. И къ Фокеянамъ шелъ онъ, говоря о дружб и союз, самые ихъ посланники были съ нимъ, и многіе изъ насъ утверждали, что сей походъ можетъ имть опасныя для ивянъ слдствія. Не давно еще Филиппъ овладлъ Ферами, вошедши въ ессалію, какъ другъ и союзникъ, a нещастнымъ Ореянамъ говорилъ, что онъ по своей милости посылаетъ къ нимъ войско, что, узнавъ о ихъ домашнихъ распряхъ, хочетъ возстановить миръ и тишину въ ихъ город, что ему, какъ нжному другу и врному союзнику, не должно оставлять ихъ въ такомъ случа. И вы еще думаете, что онъ, употребивъ хитрость съ такими народами, которые не могли бытъ ему вредны, но которые могли осторожностію защититься отъ вреда съ его стороны — думаете, говорю, что Филиппъ съ вами одними не будетъ воевать безъ торжественнаго объявленія войны, что онъ не захочетъ обманутъ васъ, когда вы сами хотите обманываться? Ошибаетесь.
Безъ сомннія не будетъ онъ такъ малоуменъ, и — между тмъ, какъ вы, отвращая глаза отъ его несправедливостей, взаимно обвиняете другъ друга — не вздумаетъ самъ прекратитъ вашихъ споровъ, извститъ васъ объ истинной опасности съ его стороны, вооружитъ всхъ противъ себя, и наложитъ молчаніе на своихъ подкупленныхъ рабовъ, которые, желая усыпитъ насъ, доказываютъ, будто Царь Македонской не врагъ Республик! Но какой благоразумной человкъ судитъ по словамъ, a не дламъ, съ кмъ мы въ войн, съ кмъ въ мир! Прежде нежели Діопитъ принялъ начальства надъ вашимъ войскомъ, прежде отправленія нашей колонны въ Херсонесъ, Филиппъ овладлъ Серріею и Дорискомъ, выгналъ Аинскій отрядъ, оставленный нашимъ военачальникомъ въ Серріи и на Гор Священной и въ какое время? когда онъ торжественно заключилъ миръ. Никто, не говори мн: ‘для чего упоминать о сихъ мстахъ? для чего думать о такихъ неважныхъ предметахъ?’ естьли вы не хотите думать, мн остается молчатъ, но то истина, что самое малйшее нарушеніе мира есть все нарушеніе. И посылая войско въ Херсонесъ, о которомъ ни Персидскій Царь, ни Греки никогда съ нами не спорили, помогая тамъ мятежникамъ, признаваясь въ томъ откровенно въ письм своемъ, что говоритъ Филиппъ? утверждаетъ, что не думаетъ быть нашимъ врагомъ! Но я, видя его умышленіе противъ Мегары, видя, что онъ вводитъ тиранское правленіе въ Эвбе, вступаетъ во ракію, тайно питаетъ раздоры въ Пелопонез, силою оружія достигаетъ во всемъ до своей цли — видя то, говорю, что онъ ведетъ съ вами войну. Приготовляются осаждать городъ, но только машины еще не подвезены къ стн: скажете ли, что надобно ихъ дожидаться и называть непріятеля другомъ, пока онъ не разрушилъ стнъ градскихъ? Нтъ конечно и человкъ, умышляющій погубитъ меня, есть мой непріятель, хотя еще и не язвитъ меня ни копьемъ, ни стрлами. Что будетъ, естьли Филиппъ успетъ? Вы лишитесь Геллеспонта, Эвбея и Мегара отворятъ ему ворота, весь Геллеспонтъ возьметъ его сторону. И человкъ, имющій такое намреніе, есть другъ Аинской Республики? Нтъ, нтъ! Онъ объявилъ вамъ войну въ самый тотъ денъ, какъ возсталъ противъ нещастныхъ Фокеянъ, и вамъ должно, должно обороняться, или будетъ поздно, захотите, но не найдете уже способовъ.
Мысли мои совсмъ не согласны съ мыслями другихъ Ораторовъ. Мн кажется, что, не терля времени въ спорахъ о Херсонес и Византіи, мы должны летть къ нимъ на помощь, привести ихъ въ безопасное состояніе, доставитъ все нужное нашимъ войскамъ, тамъ находящимся, однимъ словомъ, взятъ мры для спасенія Греціи отъ величайшаго бдствія. Я скажу вамъ причину моего страха. Когда найдете, что мысли мои справедливы, то воспользуйшесь ими для собственнаго вашего блага, естьли благо другихъ васъ не занимаетъ. Когда же мои чаянія покажутся вамъ ложными и слдствіемъ разстроеннаго воображенія, то не слушайте меня ни теперь, ни посл, и скажите, что я не имю права называться здравомыслящимъ человкомъ.
Не буду говоритъ о томъ, что силы Филипповы, въ начал столъ ограниченныя и слабыя, безпрестанно возрастали и возрастаютъ, что Греки нын въ страх, въ безпокойств, въ раздор, и что ему не мудрено покоритъ теперь и остатокъ Греціи, когда онъ изъ ничего умлъ возвыситься до такой степени. Оставляю сіе, чтобы говоритъ объ одномъ предмет. Вс Греки, начиная съ васъ, дали Филиппу то право, которое искони было источникомъ войны: право длать все, что ему угодно — братъ города, земли, порабощать народы. Вы, Аиняне, были властелинами Греціи въ теченіе семидесяти трехъ лтъ, Спартанцы господствовали около тридцати лтъ, ивяне имли нкоторый перевсъ въ наше время, посл Левктрскаго сраженія. Однакожъ ни намъ, ни Спартанцамъ, ни ивянамъ, народы не давали безпредльной власти. Напротивъ того вс Греки, и даже не имвшіе никакихъ причинъ жаловаться на Аины, вооружились вмст съ тмъ, которые почитали себя оскорбленными — вооружились противъ васъ или отцевъ вашихъ, не дружелюбно поступавшихъ съ нкоторыми городами. Когда же Лакедемонцы, лишивъ насъ власти, присвоили ее себ, тогда вс Греки противъ нихъ возстали, и т, которымъ они не сдлали никакого зла, для того, что Лакедемонъ хотлъ вводить новыя правленія въ Республикахъ. Но то, чмъ обвиняли Спартанцевъ въ ихъ тридцатилтнее, a вашихъ предковъ въ семидесятилтнее господство, была совсмъ не важно, было ничто въ сравненіи съ насильственными поступками тирана Филиппа въ теченіе его тринадцатилтнихъ успховъ: что въ немногихъ словахъ могу доказать ясно.
Я не говорю о Меон, Олин, Аполлоніи, о тридцати двухъ ракійскихъ городахъ имъ разрушенныхъ, такъ что и мсто ихъ едва примтно, не говорю о Фокеянахъ, сильномъ народ, разоренномъ Филипповою жестокостію: но въ какомъ состояніи теперь ессалійцы? Не разграбилъ ли онъ ихъ городовъ? не перемнилъ ли законовъ? не отдалъ ли во власть своихъ Тетраркамъ? не ввелъ ли въ Эвбе тиранскаго правленія? Какая гордость видна въ его письмахъ! Я въ мир единственно съ тми, которые мн повинуются: вотъ точныя слова его! Должно признаться, что Филиппъ говоритъ правду. Онъ идетъ къ Геллеспонту, нападалъ на Амвракію, завладлъ Элидомъ, городомъ весьма важнымъ въ Пелопонез, и не давно хотлъ взятъ Мегару. Однимъ словомъ, ни Греція, ни земли варварскія не могутъ насытитъ его властолюбія. Вс, сколько насъ есть Грековъ — вс мы видимъ, знаемъ, и ничего не длаемъ! Вмсто того, чтобы воспламениться ревностію и гнвомъ, отправитъ пословъ къ другимъ Грекамъ, заключитъ общій союзъ противъ общаго непріятеля, мы даемъ ему полную волю умножать силы свои, думая, кажется, что время, употребляемое Филиппомъ на погибель иныхъ народовъ, есть выигранное нами время! Но кому не извстно, что Филиппъ, подобно эпидемической болзни или язв, внезапно умерщвляетъ и тхъ, которые по видимому были дале всхъ отъ опасности?
Греки, терпя иногда отъ Аинъ и Лакедемона, терпли по крайней мр отъ истинныхъ дтей Греціи, и вину нашу! можно было уподобитъ безразсудности законнаго, расточительнаго сына, который хотя и во зло употребляетъ полученное имъ наслдство, однакожъ свое, a не чужое имніе проживаетъ. Но естьли рабъ презрительный, сынъ ложный расточаетъ не принадлежащее ему имніе: то сносно ли его безстыдство? Съ чмъ же лучше сравнитъ поступки Филипповы и самого Филлиппа, который во-первыхъ совсмъ не Грекъ, во-вторыхъ и между варварами не можетъ хвалиться знатнымъ происхожденіемъ, который есть ничто иное, какъ бдный Македонецъ, родомъ изъ такой земли, откуда и хорошихъ невольниковъ не привозятъ? До какой неслыханной крайности доходитъ его дерзость! Не буду уже говоритъ о Греческихъ городахъ, имъ разоренныхъ, но не предсдаетъ ли онъ на Пиійскихъ играхъ, собственно принадлежащихъ всей Греціи? Не посылаетъ ли вмсто себя даже рабовъ своихъ, бытъ тамъ главными судіями? Овладвъ Термопилами и другими важными мстами въ Греціи, не поручилъ ли хранитъ оныя наемнымъ воинамъ? Не присвоилъ ли себ священныхъ правъ {Фокеяне имли право прежде всхъ входить во святилище Оракула.}, отнявъ ихъ y Фокеянъ — правъ, которыми не вс Греки пользуются, и которыхъ онъ не хочетъ уступитъ намъ, ессалійцамъ, Доріянамъ и другимъ Амфиктіонамъ? Не предписываетъ ли ессалійцамъ образъ правленія? Не посылаетъ и войска и въ Портмосъ, чтобы выгнать оттуда народъ Эретрійской, и въ Орею, чтобы возстановить тамъ власть тирана Филистида? Греки, какъ праздные зрители, смотрятъ на его дла, подобно тмъ людямъ, которые видятъ падающій изъ облаковъ градъ, и сложивъ руки, молятъ боговъ, чтобы онъ упалъ не на ихъ землю. Никто не вступается за другихъ, никто и за себя не вступается: вотъ крайняя степень безчувственности! Не нападалъ ли Филиппъ на Аморакію и на Левкадъ, Коринскіе города? Не отнялъ ли Навпакта у Ахеянъ, и не общалъ ли его Этолійцамъ? Не отнялъ ли Эсхины у ивянъ, и не идетъ ли теперь противъ Византіи, союзнаго съ нами города? Умалчиваю о прочемъ. Не завладлъ ли онъ еще Кардіею, одною изъ важнйшихъ Херсонесскихъ крпостей? Вс равно оскорбленные, мы медлимъ, боимся дйствовать, смотримъ другъ на друга, другъ другу не довряемъ, между тмъ, какъ Филиппъ готовитъ общую погибель. естьли сей человкъ презираетъ всю Грецію, что будетъ тогда, какъ онъ поработитъ насъ каждаго въ особенности?
Что же виною сего безпорядка? Ибо не безъ причины вс Греки, нкогда ревностные любители свободы, расположены теперь къ рабству. Тогда, о сограждане! тогда въ сердц народовъ пылало чувство, нын охладвшее, чувство, которое торжествовало надъ Персидскимъ златомъ, хранило вольность Греціи, длало ее побдоносною на земл и на мор, и съ которымъ исчезла ея слава. Какое же было сіе чувство? Не слдствіе утонченной Политики, но общая ненависть къ тмъ людямъ, которые принимали дары отъ тирановъ Греціи, хотвшихъ властвовать, угнетать ее. Тогда надлежало единственно обличитъ виновнаго, не было извиненія, пе было прощенія! Ни Ораторы, ни военачальники не продавали тогда выгодъ своего отечества, ни внутренняго согласія, ни того недовренія, которое вс Греки должны имть къ тиранамъ и варварамъ, однимъ словомъ, ничего утверждающаго свободу нашу. Теперь все продается, завидуютъ тому, кто боле получаетъ, смются, когда недостойный гражданинъ самъ признается во взяткахъ, прощаютъ, когда другіе обличаютъ его, досадуютъ на тхъ, которые возстаютъ противъ общаго разврата, подлое корыстолюбіе боготворимо Греками. Когда состояніе Республики было лучше ныншняго? У насъ довольно и войска, и кораблей, и денегъ, и всего нужнаго для войны, но (благодаря гнусному корыстолюбію нашихъ измнниковъ!) все сіе остается безъ дйствія и безъ пользы для Республики.
Нтъ нужды изчислять: вы сами видите вс опасныя злоупотребленія ныншняго времени. Но я докажу вамъ, что отцы наши думали не такъ, какъ мы о докажу надписью, вырзанною ими на мдномъ столп въ нашей крпости, не для оживленія той добродтели, которая обитала въ ихъ сердцахъ, но для примра потомству. Сія надпись гласитъ: Да будетъ вчно въ поношеніи имя Армія, сына Пионаксова, родомъ изъ Зеліи, объявленнаго непріятелемъ Аинъ и союзниковъ ихъ за то, что онъ привезъ съ Пелолонезъ Персидское золото. Именемъ Юпитера и всхъ боговъ заклинаю васъ войти въ самихъ себя и почувствовать мудрость нашихъ предковъ. Нкто Армій, житель Зеліи, рабъ Царя персидскаго (ибо Зелія въ Азіи), объявленъ врагомъ Аинянъ и союзниковъ ихъ за то, что онъ, по вол своего Государя, привезъ золото къ Грекамъ, и не въ Аины, a въ Пелопонезъ! Не довольно, что имя его было предано общему поношенію (ибо житель отдаленнаго города могъ бы и не уважить того), но по сил закона всякой имлъ право умертвитъ человка, объявленнаго врагомъ Республики. — Сіе доказываетъ что отцы наши пеклись о благ всей Греціи, иначе какая нужда была имъ до золота, которымъ иностранецъ хотлъ развратитъ Пелопонесскихъ гражданъ? За то, въ ихъ время, въ славные дни Аинской добродтели, варвары страшились Грековъ, a не Греки варваровъ, въ наши дни видимъ противное, ибо мы не слдуемъ правиламъ отцевъ нашихъ. Какъ же поступаемъ? нужно ли сказывать? И однихъ ли васъ укорять должно, когда другіе Греки столь же слабы, столъ же безпечны? Скажу единственно то, что обстоятельства наши требуютъ величайшаго вниманія, и что вы имете нужду въ полезномъ совт. Угодно ли вамъ выслушать? не будете ли досадовать?— Писарь! читай мое предложеніе {Вроятно, что Демосенъ предлагалъ народу всеобщее вооруженіе.}.
Впрочемъ удивляюсь простот Ораторовъ, говорящихъ для нашего успокоенія, что силы Филипповы не могутъ еще равняться съ силами Лакедемона, который, будучи въ союз съ Царемъ Персидскимъ, не давно повелвалъ на суш и на мор, но былъ усмиренъ Аинами,
Я думаю, что нын все перемнилось, все стало не такъ, какъ было, особливо въ разсужденіи войны. Прежде Спартанцы и другіе Греки выходили въ поле только на четыре или на пятъ мсяцовъ, и то въ хорошее время года, вступали въ непріятельскую землю, сражались, побждали и распускали войско, состоявшее изъ гражданъ, каждый возвращался домой. Тогда явною силою и храбростію, a не деньгами, пріобрталась честь побды. Нын, какъ вамъ самимъ извстно, все длается измною, и сраженія не ршатъ ничего, Филиппъ, оставляя тяжелое войско свое, идетъ куда хочетъ съ конницею, легкою пхотою и чужеземными стрльцами. Является съ подвижнымъ станомъ своимъ подъ стною городовъ, которыхъ жители другъ съ другомъ несогласны, — естьли они не смютъ вытти, не смютъ сразиться, то велитъ дйствовать механическимъ орудіямъ, и беретъ города приступомъ. Не говорю о томъ, что ему нтъ нужды до времени, онъ въ пол зимою и лтомъ.
И такъ бойтесь впустить непріятеля въ Аттику, и не думайте, что ныншняя война подобна древнимъ. Надобно предвидть вещи издалека, держатъ войско въ готовности, окружитъ Монарха со всхъ сторонъ въ его земл, но удаляться отъ ршительнаго сраженія. Вообще имемъ мы многія выгоды надъ Филиппомъ, — выгоды, которыми всегда можемъ воспользоваться: можемъ съ разныхъ сторонъ войти въ его государство и разоритъ оное, но за то иметъ онъ боле опытности въ сраженіяхъ.
Напрасно силою оружія будете воевать съ Царемъ Македонскимъ, естьли не уймете прежде Ораторовъ, его помощниковъ. Врьте, что не можете побдитъ вншняго врага, когда внутренніе измнники остаются безъ наказанія. Чудесное, непонятное ослпленіе! Мн часто кажется, что Духъ злобы, какой нибудь враждебный Геній непремнно хочетъ нашей погибели. Не знаю, сограждане, не знаю, что въ васъ дйствуетъ: втреность, зависть, склонность къ сатир или что другое, но вижу, что вы позволяете всходитъ на каедру подкупленнымъ рабамъ, которые не могутъ отереться отъ сего имени, даете имъ полную свободу говоритъ и сметесь ихъ ядовитымъ насмшкамъ надъ ревностными гражданами. Сего еще не довольно: людей безчестныхъ, явныхъ измнниковъ, судите вы въ общественныхъ длахъ не такъ строго, какъ Ораторовъ благонамренныхъ! Вспомните, граждане, вспомните, до какихъ бдствій доведены были народы коварными измнниками! Я буду говоритъ только объ извстныхъ примрахъ.
Въ Олин многіе изъ народныхъ Ораторовъ защищали Филиппа, будучи на его сторон, другіе, любя свободу, хотли удалитъ рабство. Которые погубили отечество, и предали Филиппу войско Республики? Защитники Царя Македонскаго, подлые, гнусные корыстолюбцы, они безпрестанно чернили истинныхъ друзей свободы, заставили народъ изгнать Аполлонида, храбраго, ревностнаго военачальника — и Олинъ не существуетъ!
Въ Эретріи (когда народъ, выгнавъ Плутарха съ чужеземцами, бывшими у него на жалованьи, снова овладлъ своимъ городомъ и Порносомъ) нкоторые Ораторы держали нашу сторону, другіе сторону Царя Македонскаго. Нещастные Эретрійцы, слушая боле послднихъ, или, лучше сказать, ихъ однихъ слушая выслали изъ отечества врнйшихъ своихъ начальниковъ. Филиппъ, ихъ другъ и союзникъ, послалъ тогда въ Эретрію отрядъ войска, веллъ срыть вс укрпленія, и покорилъ жителей тремъ тиранамъ. Народъ хотлъ освободиться отъ ига сей беззаконной власти, но Монархъ нашелъ способъ снова поработитъ гражданъ, и чужестранными войсками выгналъ ихъ изъ отечества.
Нужны ли вамъ еще другіе примры? Въ Оре властвуютъ теперь Филистидъ, Мениппъ, Сократъ, Аганей и оасъ, вс они явно служили Филиппу. Нкто Эвфрей ревностно стоялъ за вольность своего отечества, но вмсто благодарности, народъ ненавидлъ и гналъ его. За годъ до взятія Ореи, преданной измною Филиспіида и его сообщниковъ, Эвфрей обнаружилъ ихъ злоумышленіе, но люди, подкупленные Монархомъ, назвали сего врнаго гражданина нарушителемъ общаго покоя и заключили въ темницу. Народъ, свидтель сего насилія, вмсто того, чтобы вступиться за Эвфрея и наказать его гонителей, хвалилъ ихъ, ругался надъ нимъ, и говорилъ, что онъ терпитъ за дло, Измнники, ободренные успхомъ, длали что хотли, и могли безъ всякаго противорчія губитъ свое отечество. Нкоторые видли ихъ умыселъ, но молчали, безъ сомннія устрашенные примромъ нещастнаго Эвфрея, такъ, что наканун величайшаго бдствія никто не смелъ говорить до самаго того часа, какъ непріятель окружилъ городъ. Тогда одни защищались, другіе измняли. Орея пала — рабы Монарховы присвояли себ правленіе, и будучи единственными властелинами, начали гнать тхъ, которые всмъ жертвовали и готовы были еще всмъ пожертвовать, чтобы спасти начальника ревностныхъ гражданъ и самихъ себя, одни изгнаны, другіе казнены. Что принадлежитъ до Эвфрея, то онъ произвольною смертію доказалъ свою добродтель и чистую любовь къ отечеству.
Но для чего Олинтцы, Эретріяне, Орейцы слушали прислужниковъ Филипповыхъ охотне, нежели друзей отечества? Вы, можетъ бытъ, съ удивленіемъ ищете причины, но она и въ Аинахъ дйствуетъ. Ораторы, имющіе въ виду благо отечества, не могутъ всегда говорятъ пріятное, ибо имъ надобно предлагать иногда жестокія средства для отвращенія бдствій. Напротивъ того измнники, служащіе непріятелю, стараются всячески льститъ народу. Одни, на примръ, хотли новыхъ налоговъ, другіе говорили, что ихъ не надобно. Одни совтовали готовиться къ войн, другіе, до самой минуты нещастія, доказывали блаженство мира и возможность наслаждаться онымъ. И такъ одни ласкали слабостямъ, a другіе давали совты, которые могли бы спасти отечество, не не могли нравиться. Что сдлали народы? Наконецъ все оставили, отъ всего отказались, не по необходимости и невжеству, но отъ слабодушнаго отчаянія. Боюсь, чтобы и вы не дошли до такого состоянія, когда увидите истину, но не найдете уже средствъ избавиться отъ бды. Для того ненавижу, проклинаю тхъ, которые по вроломству или безразсудности хотятъ привести васъ въ отчаяніе. Да сохранятъ насъ боги отъ такой крайности! Лучше тысячу разъ умереть, нежели въ угодность Филиппу пожертвовать хотя однимъ изъ вашихъ врныхъ Ораторовъ! Оряне достойнымъ образомъ награждены за то, что они врили слугамъ Царя Македонскаго, и презрли совты Эвфреевы! ‘Эретрійцы много выиграли отъ того, что не приняли вашихъ пословъ и отдались тирану, который обходится съ ними какъ съ рабами, счетъ ихъ и пытаетъ! Олинтцы весьма довольны тмъ, что выгнали Аполлонида и поручили войско Ласену! Безумно для насъ уподобиться въ разсужденіи сего другимъ народамъ, не брать нужной осторожности, и думать, что Аинская Республика не должна ничего бояться. Постыдно будетъ вамъ въ случа нещастія сказать: кто могъ вообразить, кто могъ предвидть! надлежало бы поступать иначе, чтобы избжать бдствія! Олинійцы знаютъ теперь, что должно, и чего не должно было имъ длать для своего спасенія, знаютъ и Фокеяне, знаютъ вс погибшіе народы. Но къ чему служитъ такое знаніе? Плаватели должны думать о цлости корабля своего тогда, какъ онъ еще можетъ сражаться съ волнами, когда море поглотитъ его, не время будетъ спасаться. Такъ и мы должны дйствовать, пока существуемъ, имемъ достаточныя силы, способы, славное имя! Какъ же дйствовать? можетъ быть нкоторые хотятъ то слышать въ сію же минуту. И такъ я предложу свое мнніе, чтобы вы, въ случа одобренія, могли исполнитъ нужное.
Прежде всего надобно вооружиться снарядитъ флотъ, собратъ войско, приготовитъ деньги: ибо Аяны должны сражаться за вольность и тогда, когда вс другіе Греки согласятся рабствовать. Явивъ сей примръ Греціи, возбудимъ другіе народы, отправимъ всюду пословъ, объявимъ наше намреніе въ Пелолонез, жителямъ острова Хіо, Царю Персидскму, для котораго такъ же, какъ и для насъ, опасенъ Царь Македонской, естьли наши причины найдутся основательными, то у насъ будутъ союзники, которые въ случа нужды раздлятъ съ нами опасность и вс убытки, a естьли нтъ, то выиграете хотя время. Вдь непріятель, дйствуетъ одинъ, исполняетъ все гораздо скоре, нежели Республика, медленно собирающая силы свои, отсрочка будетъ намъ полезна. Въ прошедшемъ году видли вы успхъ нашего посольства въ Пелопонез, гд я, Поліевктъ, сей рдкій гражданинъ, Эгесипъ, Клитомахъ, Ликургъ и другіе наши товарищи возбудили Грековъ противъ Филиппа, не дали ему взятъ Амвракіи, и напасть на самый Пелопонезъ.
Однакожъ не совтую вамъ возмущать другихъ, естьли вы сами не хотите ничего длать: ибо смшно безпокоиться о постороннихъ длахъ, когда о своихъ не думаемъ, и стращать другихъ будущимъ временемъ, когда мы сами о настоящемъ не заботимся. Но я говорю, что вамъ должно отправятъ жалованье и помощь нашему Херсонесскому войску вооружиться первымъ, бытъ образцемъ, и потомъ уже сказать другимъ Грекамъ: слдуйте нашему примру! спасайте oтeчество! Вотъ дло достойное Аинской славы! Не думайте, чтобы Халкида и Мегара {Мегара и Халкида дв крпости, которыя защищали входъ въ Атттику.} защитили Грецію. Хорошо, естьли сіи два города могутъ и себя защитить! Вамъ должно мыслитъ о благ и спасеніи Греціи, вы наслдовали честь сію отъ нашихъ предковъ, для васъ они пріобрли ее многими славными побдами. Когда сами будете праздны въ роскоши и нг, то никто не будетъ за насъ дйствовать. Впрочемъ боюсь, что бы скоро необходимость не принудила васъ къ тому, что теперь вамъ не нравится. Естьли бы другіе Греки хотли взять на себя вашу должность, то они давно бы уже явились на ратномъ пол, но желающихъ нтъ!
Аиняне! я все сказалъ, что, какъ мн кажется, должно поправитъ наши дла. Кто можетъ предложитъ лучшій совтъ, пусть говоритъ! На что бы вы ни ршились, желаю вамъ успха, желаю блага и славы моему любезному отечеству!