А. П. Зонтаг
А. П. Зонтаг
Девица Березница
Девица Березница
Девица Березница, Зонтаг Анна Петровна, Год: 1867
Время на прочтение: 21 минут(ы)
Источник текста: А. П. Зонтаг (урож. Юшкова) — Волшебные сказки для детей первого возраста.
Издание братьев Салаевых.
Типография С. Орлова, Москва, 1867 г.
OCR, spell check и перевод в современную орфографию: Эрнест Хемингуэй
В одной уединенной долине, окруженной со всех сторон дремучим лесом, находилась хижина, в которой жил угольщик с женою. Бог дал им маленькую дочку, но они не знали, каким образом окрестить ее и кого звать в кумовья. Хижина была отдалена от всякого жилья, и в соседстве не было ни одной церкви, они жили так уединенно, что не были знакомы ни с кем, кроме тех, кому продавали свои уголья.
Однажды жена сказали угольщику: — нашей девочке скоро будет шесть недель, а она еще не крещена, это меня очень мучит! Хотя церкви отсюда все и отдалены, но здесь в лесу живет монах пустынник, он, конечно, не откажется окрестить наше дитя. Поди к нему завтра поутру, и попроси его об этом.
— Хорошо! отвечал угольщик: — но, ведь, нужны также и кумовья! Их-то где взять?
— Позови кого-нибудь из тех, которые приезжают покупать у нас уголья. Тебе, верно, отказа не будет!
Угольщику хотелось бы позвать в кумовья кого-нибудь из своих, но людные и друзья его жили очень далеко, и ему невозможно было ни самому предпринять такого дальнего пути, ни ожидать, чтобы они согласились ехать к нему на крестины в такую даль, и так, послушавшись совета жены своей, на другой день, ранехонько поутру, он пустился в путь.
Долго, долго он шел густым лесом, вдруг увидел идущую к нему навстречу прекрасную девушку. На ней была одежда белая, как снег, а на голове развевалось зеленое покрывало. Приблизясь к угольщику, она остановилась и сказала: — здравствуй, друг мой, угольщик! Куда ты собрался так рано?
Угольщик почтительно поклонился прекрасной девице, и отвечал:
— Я иду к пустыннику просить его, чтоб он пришел окрестить мою маленькую дочку, а потом пойду искать кумовьев. Я здесь живу на чужой стороне, не имею ни родных, ни друзей.
— Не трудись понапрасну искать кумовьев! — сказала девица: — я знаю, что ты хочешь звать кого-нибудь из тех, которые покупают у тебя уголья, никто из них не пойдет к тебе в кумовья, все они откажутся, не желая убыточиться на риски. Послушай моего совета: возьми в кумы меня! Для девочки нужна одна только крестная мать, я охотно соглашусь быть ею, а без подарка Девица Березница никогда не приходит. Подумай об этом хорошенько, и если желаешь иметь меня кумою, то дай мне знать это вот каким образом: видишь ли мою большую березу? Стукни по ней своею тростью столько раз, во сколько часов ты хочешь, чтоб я к тебе пришла.
Сказав эти, красавица исчезла. Удивленный угольщик несколько времени стоил, как окаменелый, потом продолжал путь свой, покачивая головою. Он нашел пустынника в келье, и сказал ему о своей нужде. Отец Венедикт обещал прийти на другой день в три часа пополудни. Когда же он спросил, кто будут кумовья, то угольщик рассказал ему о своей встрече с прекрасною незнакомкой. — Наружность-то её очень привлекательна, продолжал он: — и в ней видна какая-то неизъяснимая кротость и доброта, но мне лучше хочется иметь обыкновенную куму, а не такую знатную госпожу, она же еще и знает всё, что должно случиться наперед, Бог знает, откуда она взялась и куда девалась, да ее же и звать надобно, простучав по березе, в котором часу ей приходить!
Отец Венедикт старался утвердить его в этих мыслях, и угольщик пошел в ближайшее селение, где жил один из знакомых. Когда он изъяснил свою просьбу, то знакомец нахмурился и отвечал: — я охотно пришел бы к тебе, да у меня и так уж слишком много крестников и крестниц! К тому же и недосуга! На этой неделе мне ин селения нельзя отлучиться ни на шаг. Так уж. друг любезный, не взыщи! Извини меня!
— Экой ты, братец! Самому нельзя, так отпусти хотя бы хозяйку свою! Ведь, для девочки нужна только крестная мать!
— Статочное ли дело, чтоб и пустил мою бабу без себя, сквозь такой густой дремучий лес! Да и у неё теперь тоже много дела! Нет, уж извини, приятель!
Угольщик вышел от него, ворча сквозь зубы: слишком много крестников! Тебе не хочется ничего дать на крест! — Он пошел в другую деревню еще к знакомым, и оттуда его выпроводили также, говоря: — поздравляем с дочкою! Дай Бог ей счастья, но крестить у тебя нам невозможно! Мы несчастливы на крестников, они у нас не стоят! Мы положили зарок ни у кого не крестить! Благодарим за приглашение.
Видно, Девица Березница угадала! подумал угольщик, продолжая путь свой. У него был еще знакомый купец, живший в ближнем городке.
— Нет, любезный! отвечал он с величайшею спесью: — меня и все зовут крестить, потому что я человек зажиточный, всякому бы хотелось от меня поживиться чем-нибудь! Знаем, браг, знаем! А ты будь доволен и тем, что я всегда на чистые деньги покупаю твои уголья!
Огорченный угольщик пошел домой. — Теперь, сказал он, уж не хочу больше никого звать! И что ни говори честный отец Венедикт, а я позову в кумы девицу Березницу! Она сама назвалась, это знак добрый.
Утомленный своим странствием, он вечером пришел в лес и, отыскав большую березу, стукнул по ней три раза своею тростью. Жена спрашивала, от чего он так долго ходил. — Ах, жена! отвечал он: — я ходил долго и далеко, а нашел всего одну куму, и та, может
быть, тебе не по нраву придет! — Тут он рассказал обо всем, что с ним случилось. Жене ни сколько не была неприятна такая чудная кума, да другой же и взять было негде! Однако она ожидала се с некоторым беспокойством.
Утро прошло в разных приготовлениях. Не взирая на недостатки свои, угольщикова жена хотела, как возможно, лучше отпраздновать крестины единственного своего дитяти и показать свое мастерство в поваренном искусстве.
Пустынник пришел в назначенный час, вслед за ним вошла и девица Березница. Белое платье и зеленое покрывало придавали необыкновенный блеск красоте её и стройному высокому стану. После первых приветствий она подошла к колыбели младенца и рассматривала малютку.
— Поздравляю вас с такою дочкою! сказала она родителям: — она будет прекрасна! хороша лицом и очень стройна! Взяв младенца на руки, она подошла к купели. Пустынник спросил, как наречь имя новорожденной? Крестная мать, не дав выговорить родителям ни слови, сказала, — хочу, чтоб ее звали Бетула — Бетула! — возразил пустынник: — но такою имени нет в святцах! И если я не ошибаюсь, то в переводе оно значит: береза? — Точно так! отвечала девица. Но что до этого! Разве береза не сотворена Господом Богом на пользу человека! Береза была на свете прежде святцев. Прошу вас, батюшка, не говорить мне ничего дурного о березе и не отнимать у меня права дать имя моей крестнице.
Она так решительно объявила свою волю, что ни отец, ни мать, ни пустынник не осмелились ей противоречить, и девочка названа была Бетулою.
Казалось, крестная мать не принесла ничего с собою, но когда понадобилось белье, во что принять младенца, то она вытряхнула из рукава своего белую простыню, обшитую зеленой бахромою, потом тонкую и, как снег, белую рубашечку, крестик из березового дерева на зеленой ленточке и зеленую шелковую шапочку для младенца, наконец, и утиральник на руки крестившему священнику весь белый, и по концам расшитый зеленым узором, изображающим березовые и листья.
После крестин, девица Березница, отдавая матери младенца, сказала: теперь мне надобно подарить чем-нибудь мою крестницу! И опять вытряхнула что-то из широкого рукава своего. Отец и мать и пустынник думали, что она подарит дитяти золотую или серебряную игрушку, но как выразить их удивление, когда они увидели, что девица Березница положила в колыбель своей крестницы простую ложку из березового дерева. — Берегите мой подарок, как глаз! — сказала она: — со временем он дочери вашей пригодится.
Угольщикова жена собрала на стол всё, что приготовила для гостей своих: большое блюдо прекрасной свежей рыбы, которую муж её поймал в ближней речке, — пироги, яичницу, кашу с молоком, браги, и большой кувшин меду, от своих пчел, и который она умела варить очень хорошо. За столом все были веселы, много смеялись и шутили так что не заметили, как наступил вечер и начало смеркаться.
Пустынник хотел идти домой, но кума остановила его, сказав: — я сама втеснялась в круг ваш, следственно и должна исполнять все ваши обычаи. Я знаю, что кум должен подарить священника, крестившего дитя: но как теперь кума нет, то я обязана наградить вас за труд, батюшка. Протяните свою руку! — Пустынник, помня деревянную ложку, совсем не желал получить подобного подарка. Он благодарил, говоря, что за исполнение священной обязанности не требуется никакой награды, и что он, в особенности, как человек, совершенно отрекшийся от света, не нуждается ни в чем.
Но она не слушала никаких отговорок — Если вы сами не имеете нужды в моем подарке, сказала она, то употребите его в пользу ближних, или на благолепие храма Господня! — Выговорив это, она вынула из кармана полную горсть, свежих березовых листьев, и почти насильно высыпала их в пригоршни пустыннику. Но березовые листы, падая из рук её, звенели и обращались в блестящие золотые монеты
Угольщик и жена в безмолвном удивлении смотрели на происходившее и, невольно, взглянули на деревянную ложку, чтоб увидеть, не превратилась ли она в серебро, золото, или бриллианты. Но рже деревянная ложка лежала в малюткиной колыбели Кума заметила это движение и, улыбаясь, сказала: — берегите мой подарок! Когда же крестница моя подрастет, то и ее научите беречь его. Бог да благословит вас и вашу дочку.
При сих словах она вышла и скрылась в лесу. Пустынник также ушел.
Угольщикова жена была очень недовольна. — Мне хочется бросить эту деревянную ложку, сказала она. Если кума наша могла дать пустыннику целую горсть червонцев, то почему бы ей не дать нашей бедной девочке чего-нибудь получше этой деревянной ложки, которая и гроша не стоит.
Угольщик улыбнулся и сказал: — глупая ты женщина! Благодари Бога за то, что кто-нибудь согласился окрестить нашу дочь. Мало ли я вчера бегал понапрасну! Если бы не девица Березница, то у нашей малютки до сих пор не было бы крестной матери, и она всё оставалась бы некрещеною! Когда она назвалась к нам в кумы, тогда мы не думали ни о рисках, ни о подарке, и теперь бы нам не пришло в голову ожидать какого-нибудь подарка, если б она сама не дала эту деревянную ложку. Будь довольна всем и не бросай ложку в печь, но береги ее! Разве березовые листы не превратились в червонцы? Может статься, со временем, и из ложки выйдет, что-нибудь путное. Девочка росла не по дням, а по часам. Она была прекрасна: отец и мать страстно любили ее, и полагали в ней все свои радости, всё свое счастье. Но как других детей у них не было, то они от излишней любви ее ужасно баловали, во всем исполняли её волю, старались угадывать её желания и предупреждать их, смотрели ей в глаза, ни в чем не останавливали, и таким образом, приучили ее считать себя главным лицом в доме, и рожденную для того, чтобы повелевать отцом и матерью. Если нескоро исполняли её приказания, то девочка принималась плакать, так что не знали, чем ее утешить, и плакала до тех пор, пока сделают, чего она хочет. При всей любви своей родители не всегда могли выполнять её требования, ибо она часто желала невозможного. Она сердилась, капризничала беспрестанно, и почти никогда не была ни веселою, ни счастливою. Таким образом, маленькая Бетула достигла четырехлетнего возраста, и крестная мать во всё это время не навестила ее ни разу. Однажды, в Рождественский сочельник, поздно вечером, угольщикова жена, при свете ночника, дошивала платьице, которым хотела подарить в праздник свою милую дочку. Муж уже крепко спал, после дневных трудов, татке спала и Бетула. Вдруг кто-то постучал в ставень. Угольщикова жена отворила дверь в сени и увидела высокую женщину, в одежде белой, как снег, и с темным покрывалом на голове. — Здорово, кумушка! сказала она: — неужели ты не узнала меня? Верно, это от моего зимнего темного покрывала, я проношу его еще несколько месяцев, всю зиму, а зеленую надеваю только летом. Я пришла проведать мою крестницу. Растет ли она, умнеет ли?
— Войдите в горницу, кумушка! сказала угольщикова жена. Крестница ваша спит. Слава Богу! она уж-таки великонька становится, только не могу сказать, чтоб умна была! Такая неугомонная, что не знаешь, чем ей угодить! Всё сердится, да плачет!
— А! понимаю! прервала девица Березница. Мне надобно подарить к празднику мою крестницу. Вот, я вижу, кумушка, ты готовишь ей новое платьице и я знаю, что ты не один этот подарок припасла для неё к такому великому дню. Вот положи и мой подарочек вместе со своими: он ей пригодится! — Она всунула что-то в руку угольщиковой жене, которая подумала: ну, теперь-то она уж верно принесла что-нибудь хорошенькое! Но как же она испугалась, увидя пук березовых розог, связанных широкою зеленою лентой. Прежде нежели она успела опомниться, кумушка вышла вон и скрылась в темноте.
— Хорош подарочек! сказала угольщикова жена. Неужели она не придумала ничего получше для подарка своей крестнице? Уж лучше б ничего не давать! Если б я захотела высечь бедную мою девочку, то и без неё могла бы наломать прутьев в лесу! — Однако, как ей ни было досадно, но она положила розги к прочим подаркам, приготовленным для Бетулы. Эти подарки состояли из яблок, орехов, пряников и двух, трех игрушек.
На другой день, поутру, маленькая Бетула была очень довольна всеми подарками. Отец и мать, стоя подле, радовались, глядя на нее, наконец, заметя розги, она спросила: — матушка, а это что такое? Как этим играют? — Мать поглядела на мужа, который сказал: — это называется розгами, ими не играют, а секут сердитых детей.
— Меня еще никогда не секли — прервала дочка — это верно потому, что я не сердитое, а доброе дитя! — Старайся быть доброю вперед, сказала мать, чтобы не заслужить такого наказания. Эти розги принесла твоя крестная мать, и как теперь в доме завелись розги, то легко может статься, что тебя и высекут ими, если станешь упрямиться.
В другое время Бетула непременно рассердилась бы за такой ответ, и на отца и на родную мать, и на крестную, и наделала бы много шуму, но теперь она была так довольна лакомствами и игрушками, что не думала о розгах.
Во время обеда, наскуча играть и налакомившись досыта, она сидела надувшись. Мать дала ей горячей похлебки, но она с досадою оттолкнула тарелку и сказала: — Не хочу похлебки! Она дурна!
— Ты слитком много ела пряников! — сказала мать: — съешь немножко похлебки, чтоб не заболел у тебя живот! Нутка, разговеемся вместе! — Да, Бетула, поешь горячего! Похлебка славная! Разговейся с нами! — сказал отец — Я хочу разговеться красными, крутыми яйцами! закричала Бетула. Если вы не дадите мне красных крутых яиц, то я ничего есть не стану! Матушка, поди, принеси мне красных яиц разговеться!
— Дитя мое! отвечала мать: — какие теперь красные яйца. Теперь зима, куры не несут яичек, красными яйцами разравниваются в день Пасхи, на Светлый праздник! — Вели курам нести яйца! закричала Бетула: — я хочу красных яиц! Накрась мне яиц! Испеки мне яиц! Я хочу яиц! — Отец, желая успокоить ее, сказал: — душа ты моя! если б у матери твоей были красные печеные яйца, то она с радостью дала бы их тебе. Ты знаешь, как она тебя любит и как ей весело утешать тебя! Как скоро куры станут несть яички, она для тебя накрасит и напечет целую коробку.
— Я хочу, чтоб теперь были яйца! кричала девочка и принялась реветь во всё горло. Испеки мне яиц, накрась мне яиц, скверная мать! — Она соскочила с лавки, на которой сидела, топала ногами и повторяла с ужасным криком: испеки мне яиц! Накрась мне яиц! Скверная мать! Мерзкий отец!
В это время пук, лежавший на окне, стал потихоньку приподниматься, наконец, встал, спрыгнул с окна на лавку, с лавки на пол и всё припрыгивая пошел прямо к маленькой Бетуле. Как скоро он приблизился, платьице само собою поднялось и он стал, без милости хлопать сердитую девочку.
При первом ударе, малютка ужасно закричала. Мать бросилась к ней на помощь, но прут не любил шутить. От девочки он отпрыгнул к матери и несколько раз ударил ее по рукам, так сильно, что она позвала к себе на помощь мужа, но и ему досталось. Когда все принуждены были отступиться, прут, обратясь к девочке, сек ее сколько хотел, потом преспокойно отправился, вприпрыжку, назад к окну, и лег на свое место.
Отец и мать были вне себя от удивления, девочка плакала неутешно. Наконец, слезы милой дочери возбудили сильное негодование в сердце матери. Она сердилась и на прут и на ту, которая принесла его. — Хорошую кумушку ты выбрал нам! — говорила она мужу: — теперь мы не властны в собственном нашем детище! Нам пришлось смотреть сложа руки, как немилосердно этот прут сек бедного ребенка! Нам невозможно спасти от наказания нашего дитяти! И всё это по милости твоей кумушки. Видишь! назвала себя девицею Березницею, да и раздает всё березовые подарочки? А уж хороши и подарки! Ложка из березового дерева и теперь лежит без всякой пользы в моем сундуке, только что место занимает! Да вот еще эти розги из березовых прутьев! Измучают они у меня девочку, боюсь, чтоб не занемогла! Всё по милости твоей прекрасной кумушки!
Угольщик был не одного мнения с женою. Правда, и он не знал, на что может пригодиться ложка, но всё-таки приказывал беречь ее, говоря: места она не пролежит! Что ж касается до прута, то он сделал свое дело, и не напрасно наказал девочку: она заслужила это наказание своею злостью и упрямством,
— Но ведь она еще ребенок! отвечала жена: — и все дети таковы! Если б они были также умны, как взрослые люди, то не стали бы требовать недельного, и плакать о вздоре! Успокойся, моя крошечка! продолжала она, обнимая дочь: — я сожгу в печи этот негодный прут, а яиц для тебя накрашу, наварю и напеку, сколько хочешь, как скоро станут нестись куры!
Бетула, рыдая, со страхом поглядывала на прут. Заметя это, мать пошла к окну, в намерении взять прут и сжечь его в печи, чтоб успокоить ребенка.
Но едва успела она протянуть руку, как прут вскочил и так крепко ударил ее по руке, что она закричала, и отпрыгнула от окна. Тогда прут спокойно улегся на своем месте.
— Однако это очень странно, сказал угольщик: — нынче же я держал этот прут в руке, и он меня не трогал. Нельзя же ему оставаться здесь на окне. Постараюсь переложить его на шкаф, что нужды, если он и ударит меня! — И сказав это, он с некоторым страхом, ухватил прут, но прут, как будто обыкновенный прут, был спокоен в руке его. — Теперь он у тебя в руках! воскликнула жена: — брось его в печь! — Да! да! вскричала Бетула: — брось его в печь, этот гадкий прут! — Хорошо, хорошо! отвечал отец, и пошел к печи, чтобы бросить в нее прут, но не успел он сделать и двух шагов, как прут завертелся в руках его с таким проворством, что он никак не мог удержать его, потом, вырвавшись из руки, ударил угольщика так крепко, что выступил кровавый рубец: после этого он опять смирнехонько улегся в его руку.
Угольщик, покачав головою, сказал: — тебе не хочется сгореть в печи? Ну, ступай себе на шкаф, да лежи там смирно! — Он положил его на шкаф, и прут лежал там преспокойно.
На другой День в угольщиковой хижине только и толковали, что о пруте. Бетула часто поглядывала на шкаф, но прут лежал себе потихоньку и не трогался с места. В продолжение нескольких недель девочка помнила о полученном наказании, старалась вести себя порядочно и ни разу не сказала: я хочу, я приказываю, должно это сделать!
Однако, мало-помалу, Бетула стала забывать о пруте, позволяла себе некоторые прихоти, и, наконец, до того забылась, что однажды, с величайшим криком, злобою и слезами, хотела вырвать что-то у матери из рук. Вдруг свалился со шкафа прут, проворно запрыгал по горнице, юбочки опять поднялись и прут стал хлопать очень крепко сердитую девочку. Тогда Бетула закричала во всё гордо: — помоги, матушка! помоги мне!
Как ни жалко, как ни досадно было матери смотреть на такое жестокое наказание, но делать было нечего. Всякий раз, когда она протягивала руку, чтобы схватит прут, он не давался и бил ее по руке. Надобно было, скрепя сердце, смотреть и ждать, пока пруту угодно будет самому перестать. Наконец, прут унялся, вспрыгнул на шкаф и лег на прежнее место, как ни в чем не бывал.
Это вторичное наказание сделало сильное впечатление на девочку. Она долго его помнила и, не смотря на то, была гораздо веселее прежнего. Она стала совсем другим ребенком. Родители согласились, наконец, что такою выгодною переменою нрава их дочери они обязаны подарку, сделанному ей крестною матерью. Если Бетула делала, или говорила что-либо неприличное, то стоило только поглядеть на шкаф и пруту пошевелиться, и она спешила исправить свой проступок. Она час от часу становилась умнее, любезнее, добрее, никто бы не мог догадаться, что прежде она была так упряма и сердита.
Между тем наступила весна, и Бетула занемогла. Она совершенно лишилась аппетита, не имела силы не только бегать, как бывало, но даже и ходить, сделалась худа, бледна, и родители сокрушались об ней. Мать знала свойства многих целебных трав, собирала их, варила из них питье, составляла лекарства… Бетула, из послушания, принимала всё, что ей ни давали, как бы оно противно ни было, чего прежде никак бы не сделала. Теперь же, напротив, она без малейшего сопротивления, пила самые горькие лекарства, но всё без пользы! Угольщикова жена смотрела, с растерзанным сердцем, как дочь её час от часу более ослабевала и увядала. Отец старался успокоить жену, хотя сам не имел ни малейшей надежды сохранять драгоценнейшее для сердца его сокровище.
В таком мучительном беспокойстве прошло две недели. Однажды, вечерком, угольщик сидел в лесу подле своей угольной ямы и, проливая слезы, думал, как безотрадна будет жизнь его, если Богу угодно будет лишить его Бетулы. которую он любил еще больше прежнего, с тех пор, как она исправилась.
Вдруг предстала пред него Девица Березница. в своем белом платье и зеленом покрывале, она сказала: — здравствуй, куманек! Что делается у тебя дома? Как поживает моя крестница? Здорова ли она? — Этот вопрос возьмутил всю душу бедного угольщика, он залился слезами и дрожащим голосом отвечал: — Ах, кумушка! Уж лучше ни о чем не спрашивай! — Почему ж не спрашивать! — возразила Девица Березница: — разве крестница моя не добра, не умна, не хороша? — Она настоящий ангел и телом и душею, с тех пор, как прут твой появился в нашем доме, отвечал угольщик: — но я боюсь, что недолго нам ею радоваться! — Тут рассказал он все подробности её болезни. — Не бойся ничего! сказала Девица Березница: — я научу тебя, как ее вылечить. Принеси поскорее буравчик к моей большой березе. Ведь, ты помнишь ее? пробуравь, недалеко от корня, на стволе скважинку, вставь в эту скважинку тростинку, а под тростинку подставь кувшин. Теперь береза в полном соку, к утру натечет целый кувшин березового соку. Смотри, чтобы в течение дня девочка выпила всё, что будет в кувшине, завтра ввечеру пробуравь другую скважинку, и таким же образом собери сок, и на третий день поступи также.
Это питие выгонит всю болезнь наружу, на ребенке сделается сильная сыпь, которая послужит к её спасенью.
Едва успел угольщик поблагодарить свою куму, как она уже скрылась между деревьями. Он побежал домой за буравчиком, кувшином и срезал на берегу речки тростинку, всё это отнес к чудесной березе своей кумушки. Пробуравя скважину, он вставил в нее тростинку, а под тростинку врыл в землю кувшин, и сок тотчас полился. Увидя это, он с некоторым спокойствием духа возвратился домой. Жена его сидела, вся в слезах, подле постели дочери. Малютке сделалось хуже, и она раньше обыкновенного легла спать.
На другой день поутру она не хотела уж и встать с постели. Отец принес кувшин, который за ночь весь наполнился березовым соком, и девочка, с удовольствием, выпила всё в течение дня, но еще не чувствовала ни малейшего облегчения. На другой и на третий день она также выпила по целому кувшину.
На третью ночь у больной сделалась сильная испарина, всё тело её горело и чесалось нестерпимо, заметили выступающую сыпь. На другой день вся она покрылась сыпью, тяжесть в голове и слабость, которую она чувствовала, миновались, и ей захотелось есть. То, что она ела, в первый раз со времени её болезни, показалось ей вкусным, она могла сойти с постели сама, и кроме сыпи, которая очень чесалась, она чувствовала себя совершенно здоровою.
Радость отца и матери была неизъяснима. Им ничего так не желалось, как поблагодарить добрую куму за благодетельный её совет. Угольщик пошел к березе. — Может статься, подумал он, там она услышит, как я стану благодарить ее! Он заметил, что, из пробуравленных скважин все еще бежит сок. — Жалко, сказал он: — это истощает дерево, сок, который должен питать его листья, льется без пользы на землю! Как бы этому помочь? — Он срезал ветку, сделал из неё три гвоздика и заколотил ими скважинки, сок перестал бежать и через несколько дней дерево зазеленело и казалось таким же свежим, как и прочие, окружавшие его деревья.
Сыпь, выступившая на Бетуле, через несколько дней совсем прошла, и девочка стала здорова по-прежнему. Она вырастала на утешение родителей и год от году становилась добрее и прекраснее, даже посторонние люди не могли не радоваться, глядя на нее.
В угольщиковой хижине время быстро летело. Бетула прыгала в совершенный возраст, и вместе с матерью смотрела за всем домашним хозяйством. Случилось однажды, что князь, которому принадлежал тот лес, где жил угольщик, созвал много гостей, чтобы вместе потешиться охотою. Он расположился ехать с соседство угольщикова жилища и послал, из отдаленного дворца своего, нарочного к угольщику.
— Наш владетельный князь, говорил посланный, едет сюда, со всеми своими гостями и многочисленною свитою. Ему известно, что в этой уединенной долине, кроме вашей хижины, нет никакого жилища, где бы можно было приготовить обед для его светлости. Пять лет тому назад наш князь был здесь также на охоте. Тогда твоя жена состряпала для него такой вкусный обед, что он и теперь еще об нем помнит, и потому его светлость посылает сюда всякого мяса, всяких птиц, яиц, масла, муки, разных кореньев и пряностей, одним словом, всего, что нужно для хорошего обеда, надеясь, что она и теперь не откажется показать свое искусство в стряпанье и не ударит себя лицом в грязь!
Угольщикова жена, с радостью, взялась исполнить княжеское приказание, и обещала приложить всё возможное старание для приготовления самого вкусного обеда. Посланный возвратился к своему князю, и через несколько дней к угольщиковой хижине прибыло множество подвод, нагруженных поваренною, столовою посудою и всеми возможными съестными припасами.
Выкладывая запасы, слуга сказал угольщиковой жене: — вот самая лучшая крупичатая мука. Князь приказал сказать, чтобы ты постаралась из ней испечь хороший яцкий каравай, да постарайся же! Это его любимое хлебенное. — Второпях угольщикова жена не очень вслушалась в эти слова, но вечером, когда, вместе с дочерью, собиралась ставить опару для пирогов, она вспомнила о яцком каравае и сказала дочери: — признаюсь тебе, Бетула, что я не только не умею приготовлять этого пирожного, но даже и названия его никогда не слыхивала.
— Какая прекрасная мука! сказала Бетула: — что ж нам испечь из ней?
— Ты знаешь, отвечала мать, что у меня, кроме печенья, хлопот много! Слава Богу, ты у меня девка умная, можешь не хуже меня состряпать всякое пирожное. Выдумай что-нибудь хорошенькое, а я пока займусь приготовлением другого кушанья. Ты стряпай здесь в горнице, а я пойду в избу. Что ж делать! Если мы не умеем испечь яцкого каравая, так постараемся угодить князю чем-нибудь другим. Он не прогневается на нас! Ведь, я не как его повар, не ученая какая повариха!
Между тем поставили опару, сделали все нужные приготовления и легли спать. На другой день, поутру, мать пошла в избу варить и жарить, а дочь осталась в горнице, намереваясь печь пироги и приготовлять разное хлебенное. Бетула сидела на сундуке, окруженная яйцами, маслом, молоком, мукою и всеми припасами, входящими в состав хлебенного, она думала о том, как бы, вместо яцкого каравая, испечь такое пирожное, которое понравилось бы князю.
Вдруг услышала она, что из средины сундука что-то постукивает в крышку. Она с величайшим любопытством отперла сундук, крышка сама собою поднялась и из сундука выпрыгнула новая деревянная ложка и вскочила прямо в её руку. Она смотрела на эту чудесную ложку, но ложка тянула ее за собою и вертелась в руках её, как живая. Она указывала Бетуле всё, что надобно было делать, подводила ее то к яйцам, то к молоку, то к муке, то к изюму и сахару, брала всего, поскольку было нужно, подбивала опару, поднимала белки, взбивала желтки, одним словом, заставляла Бетулу делать, что было надобно, и так искусно и проворно всё мешала и месила что удивленная Бетула кликнула мать. — Дочь моя! сказала угольщикова жена: — эта ложка подарена тебе твоею крестною матерью, и теперь я вижу, что она знает свое дело также хорошо, как и розги, которые она же тебе подарила.
Когда тесто довольно взошло, то ложка поднялась к верху сама собою, указала Бетиле, какую форму должно взять, как обмазать ее маслом, сколько положить в тесто изюму, духов и прочего, как выложить это тесто в приготовленную Форму и, наконец, вместе с Формою, потянулась к печке. Бетула во всем слушалась своей ложки, которая указывала ей даже, куда надобно было подгресть побольше жару и откуда убавить.
Пирожное поспело, а его выпрокинули из формы. Мать и дочь не знали имени этого пирожного, но, судя по его прекрасному виду, надеялись, что князь будет ид доволен, хотя они никак не думали, чтоб это был тот самый яцкий каравай, о котором приказывал князь. Бетула взяла свою ложку и пошла помогать матери в приготовлении других блюд. Ложка и тут оказала ей величайшие услуги. Всё кушанье было состряпано превосходно.
Целое утро в лесу раздавался звук рогов, лай собак, крик охотников и конский топот, а к обеду всё общество собралось в назначенное место. В долине, неподалеку от угольщиковой хижины, раскинуты были шатры, в которых поставили обеденные столы. Княжеские слуги носили кушанье из угольщиковой хижины, все чрезвычайно хвалили кушанье, а князь за каждым блюдом приказывал благодарить угольщикову жену.
Но когда подали на стол пирожное, испеченное Бетулою, то князь воскликнул: — это яцкий каравай! Если он также хорош вкусом, как наружностью, то это настоящее мастерское произведение! — Он сам стал его разрезать, и сказал с величайшим удовольствием: — это — невероятно! Посмотрите, дорогие гости! Видали ль вы что-нибудь подобное этому караваю? Все скважинки так ровны, как будто сделаны по циркулю! — Он отрезал каждому гостю по небольшому кусочку, а всё остальное приказал хорошенько уложить и бережно отвезть к себе во дворец.
По окончании обеда, он послал угольщиковой жене кошелек, полный золота, в награду за вкусный обед, ею приготовленный, а за яцкий каравай, сверх того, подарил ей со своей руки бриллиантовый перстень. После того, со всеми гостями и своей многочисленною свитой, он возвратился домой.
Приехав во дворец, князь послал за своим главным кухмейстером, показал ему оставшийся кусок каравая и спросил: может ли он испечь такой же? Кухмейстер удивился красоте каравая, но сказал, что он надеется испечь не хуже. Однако сколько ни старался, но даже и похожего ничего не мог сделать.
Тогда князь приказал собрать поваров и поварих со всего княжества своего, и обещал, что тот, или та, кто испечет точно такой каравай, какой он кушал, бывши на охоте, будет или главным его кухмейстером, или главною надзирательницею над его поварнею, Но никто даже и похожего ничего не мог сделать.
Князь приказал объявить тогда, что если в его княжестве найдется девушка, которая испечет точно такой каравай, какой он кушал, бывши на охоте, то какого бы звания и происхождения она ни была, он непременно женится на ней.
Множество девушек приходило стряпать, в надежде сделаться княгинями и остаться во дворце: но ни одна из них даже и похожего ничего не могла сделать.
В один вечер кто-то постучал в ставень угольщиковой избы. Хозяйка выглянула в окно, и увидела Девицу Березницу. — Ах, дорогая кумушка! — вскричала угольщикова жена. — Здорово кума! отвечала Девица Березница, — завтра поутру пошли дочь свою, мою крестницу, в княжеский дворец. Она будет княгинею, только вели взять ей с собою мою деревянную ложку. Пусть она наденет самое дурное платье, но когда испечет яцкий каравай, тогда уж должна переодеться. Вот ей и платье, и покрывало. — При сих словах, она проворно закружилась, сорвала с себя одежду, подала ее в окно угольщиковоа жене и скрылась от глаз её, прежде, нежели она успела произнести одно слово, чтоб поблагодарить ее.
Угольщикова жена рассказала обо всем мужу и дочери, все они были такого высокого мнения о таинственной, чудесной кумушке, что решились беспрекословно повиноваться её приказанию.
На завтра, уже поздно вечером, Бетула, в худом платье, с лицом загорелым, явилась в княжеском дворце и с робостью просила позволения войти, переночевать, потому что на другой день хотела показать свое искусство в печении каравая. Слуги встретили ее с насмешками и ругательствами, ни один из них не узнал красавицы угольщиковой дочери в такой худой одежде. Повара и поварята обходились с нею презрительно, с явным недоброжелательством и ненавистью, между тем не смели прогнать ее. Князь строго запретил отказывать девушкам, приходившим стряпать, не смели ослушаться княжеского приказания: Бетулу впустили, но отвели ее ночевать в какой-то чулан, и не дали ей поужинать ничего, кроме сухого хлеба и воды.
На другой день, рано поутру, она пришла на поварню и сказала, чтобы ей дали всё, нужное для печенья каравая. — Много вас таких потаскушек сюда приходило! — ворчал сердито повар: — всем хочется быть княгинями, а я с вами возись! Вот ты, так и в судомойки не годишься, такая оборванная! — Однако он велел принесть всё нужное. Поварята на смех принесли муки самой последней руки, а в свежие яйца вмешали несколько тухлых.
Бетула, украдкой от всех, вынула из кармана свою деревянную ложку, которая, неприметным для других образом, потащила ее с собою прямо к муке и принялась засыпать ею глаза поварятам, с удивительным проворством. — Сделайте милость, сказала Бетула, с величайшею скромностью, главному повару: — прикажите мне дать другой муки: эта очень нехороша! — Покрытые, с ног до головы, мукою, поварята хотели спорить и браниться, а Бетула никак не могла удержать своей ложки, которая так крепко стукала негодных поварят по зубам, что они, с криком, выбежали из кухни и спешили принести самой лучшей муки.
Тоже самое повторилось и с яйцами. Как скоро на ложку попадалось тухлое яйцо, то ложка разбивала его об голову того поваренка, который принес его. Наказанный кричал, а товарищи его громко смеялись. Главный повар сердился за шум и беспорядок, которые были на поварне, и проклинал всех.
Мало по палу всё утихло, поварята не осмеливались более мешать Бетуле, потому что за каждую проказу ложка их не шутя наказывала. Наконец, когда каравай испекся и был выложен на блюдо, то сам кухмейстер смотрел на него с удивлением и завистью. Бетула до тех пор не вышла из поварни, пока блюдо с караваем не понесено было на княжеский стол. Тогда она вошла в отведенный ей чулан, и заперлась.
Едва успел князь разрезать каравай, как вскричал: — кто испек этот каравай! — Опять пришла какая-то незнакомая девушка, отвечал дворецкий, подававший блюдо с караваем: — она пекла этот каравай. — Приведите ее сюда! сказал князь, она будет моею женою! — Слуги медлили: но когда князь спросил с досадою, почему не исполняют его приказания, то ему отвечали, что девушка так дурно одета, что никак не смеют представить ее пред глаза его светлости, что платье её так запачкано, как будто она сейчас вылезла из угольной ямы, и что она не только не достойна быть княгинею, но не стоит даже и того, чтобы ее впускали на княжеский двор.
Князь очень рассердился за такую дерзость слуг своих, и сказал: — не ваше дело рассуждать о том, кто достоин, или не достоин быть моей женою! Никто из вас, нарядных болванов, и ни одна из нарядных девушек не умели испечь такого каравая, какой испекла угольщикова жена, а этот еще лучше того! — Он сам встал из-за стола, чтоб идти за нею, и, сходя с крыльца, кричал: повар! Где же эта девушка?
Повар, подошел к чулану, умолял Бетулу отпереть, но она до тех пор не отпирала, пока сам князь стал просить ее о том же, тогда она вышла, и все, видевшие ее прежде, изумились. Она сняла с себя худое свое, запачканное платье, умылась чисто, и явилась в белоснежном одеянии и зеленом покрывале, полученными ею от крестной матери.
Князь был восхищен её красотою. Он взял ее за руку и повел во дворец, там, в присутствии всего двора своего, он обвенчался с угольщиковой дочерью, в придворной своей церкви.
Повар, поварята и все слуги, обходившиеся с нею так грубо, пришли униженно просить у ней прощения, и она всем простила, от чистого сердца.
Князь приказал заложить карету цугом, и вместе с молодой своей княгинею поехал к её родителям. Он взял их к себе, и они жили счастливо с дочерью, со знатным добрым зятем и внучатами.
Девица Березница больше не являлась. Когда молодая княгиня с мужем своим ехала к родителям, то, проезжая мимо большой березы, она увидела, что белая кора была содрана с ней с верху до самого корня, а на ветках не было ни одного зеленого листика.
Но деревянная ложка и прут еще много оказали услуг в княжеском доме. Первая всякий день приготовляла какое-нибудь, отличное блюдо для князя, который был большой охотник хорошенько покушать, а второй помогал княгине воспитывать детей, и эти два подарка княгининой крестной матери до тех пор переходили в наследство потомкам, пока, от частого употребления, розги совсем истрепались, а ложка переломилась.