Дети и мы
Дети и мы
Примечания
Примечания
Дети и мы, Павленко Петр Андреевич, Год: 1946
Время на прочтение: 8 минут(ы)
Петр Павленко
Собрание сочинений в шести томах
Том шестой
Кто отвечает за воспитание? Школа? Разумеется, она. Но одна ли она? Конечно, нет. Мы все за детей ответственны в одинаковой степени, включая даже и тех бездетных, которые со временем могут сделаться отличными воспитателями, если не своих кровных, то по крайней мере чужих ребят.
Само собой разумеется, что школа и педагоги ответственны, как у нас говорят, в первую очередь. Однако эта так называемая первая очередь весьма условна. Педагог общается со своим воспитанником четыре — шесть часов в день. Остальное время ребенка распределяется между родителями и товарищеской средой, так что, естественно, намечается треугольник — школа, семья, товарищи. Три школы. И, на мой взгляд, самая младшая школа это та, куда ребенок ежедневно отправляется за получением своих пятерок или единиц. Семья — школа более крупного масштаба, а товарищеская среда — самая большая школа.
Все эти три школы должны действовать на ребенка вместе, сообща, и хорошие мысли о близости родителей к школе, о работе родителей для школы, конечно, не должны оставаться в уме, а обязаны как можно более рельефно выражаться в делах, в практической помощи педагогам.
Говоря без шуток, огромную помощь школе могла бы оказать и наша милиция, не будь она так благодушно нейтральна к ругани, легким потасовкам, курению и прочим уличным безобразиям ребят. Впрочем, изредка случается, что милиция даже чересчур близко принимает к сердцу вопросы детского воспитания.
Например, в Ялте на дневных детских сеансах в кино ‘Спартак’ дежурит специальный милиционер. Он следит за тем, чтобы дети не дрались, не курили в зале, не грызли подсолнухов. Тех, кто грызет подсолнухи, он взашей, энергично прижимая к себе, выталкивает за дверь. Потому что они действительно ‘отвратительные хулиганы’, не достойные смотреть очередной кинофильм. Но на обычных сеансах для взрослых (начинающихся днем, с пяти часов) этого энергичного воспитателя, конечно, нет (сеанс же для взрослых!), и в зале стоит треск от подсолнухов, кое-где иной раз взовьется украдкой дымок папиросы.
Конечно, ребятам должно быть обидно, что тут воспитывают только их одних. Но это случается довольно редко. В основном же ребята вне поля зрения дежурных милиционеров не только в тех случаях, когда они курят, бранятся или безнаказанно хулиганят, но и в тех, когда взрослые хулиганят и безобразничают на глазах детей.
Однажды в воскресенье на симферопольском рынке видел я ползущего по тротуару пьяного. Он был весь в грязи. Тупое лицо его ничего не выражало. Как автомат, он бранился на весь квартал чудовищным образом. И, главное, — совершенно безнаказанно. Должен, однако, признать, что ругательства его носили ярко выраженный публицистический характер, — он на чем свет стоит поносил рыночных перекупщиков и спекулянтов, обещал сделать с ними нечто до того ужасное, что проходящие шарахались в сторону.
Пьяного сопровождала стайка ребят. Им чрезвычайно нравилась его смелость. Они хохотали над его обещаниями по адресу торгашей, поощряя его и сочувствуя ему. Почему так? На отвороте его куртки они приметили две-три орденских ленточки, и этот противно-пьяный, напоминающий сумасшедшего, человек показался им героем.
Спустя четверть часа ребята играли в пьяного, с удовольствием повторяя его неистовую ругань.
Урок хулиганства, данный этим вконец разложившимся субъектом, был проведен без помех с чьей-либо стороны. Я видел, что нескольким прохожим, равно как и мне, хотелось вмешаться, но опасение проиграть ‘бой’ и ничего не добиться остановило всех. Все оказались в данном случае плохими гражданами и еще худшими воспитателями детей.
Таких ‘педагогов’, как этот пьяница, у нас больше, чем следовало бы.
Я не знаю, запрещена ли в наших законах брань на улицах? Если нет, надо добиться, чтобы она была запрещена.
Я не знаю, запрещено ли законами ползанье и валянье на улицах? Если нет, надо добиться, чтобы каждый пьяный, который не способен самостоятельно двигаться, забирался бы милицией как нарушитель порядка.
Мы можем решительно прекратить торжественное шествие по улицам мертвецки пьяных людей и громкий мат на перекрестках.
А вот еще ‘воспитатель’ — мать ученика третьего класса симферопольской школы No 18, гражданка Ч. О ней рассказано в статье т. А. Никаноровой ‘Родительский комитет помогает школе’. Прочтите, какой урок нетерпимого хулиганства она дала своему сыну: ‘…вместо того, чтобы выяснить причины ее вызова в школу, она стала в учительской кричать, оскорблять педагога и зав. учебной частью и в конце концов бросила в учителя чернильницу, залив чернилами классный журнал и стены комнаты’. Все это происходило при сыне.
Я очень жалею, что в статье т. Никаноровой нет ни слова о том, что гражданку Ч. (почему бы, кстати, не назвать ее фамилии полностью?) увели в милицию, оштрафовали и обсудили на родительском совете, предупредив, что сын будет исключен из школы в случае повторения матерью своих хулиганских выходок.
Пьяный на симферопольском рынке и гражданка Ч. тоже ‘педагоги’ в том смысле, что являются учителями разложения и хулиганства в очень ответственной школе — среде.
А, с другой стороны, разве не был педагогом, инженером человеческих душ покойный Чкалов? Разве мало ребят играло в Чкалова, в его исторические перелеты? Разве не удивительным учителем жизни оказался Аркадий Гайдар, автор ‘Тимура и его команды’? Разве не замечательной школой характеров является театр? Ведь, в самом доле, педагог — это не только школьный учитель и школа, не только то здание, где детей учат арифметике и русскому языку. Наконец в самой школе педагог способен сделать в области воспитания меньше, чем делает среда, те же самые мальчики и девочки, которых он обучает.
Все мы, взрослые, будь то шахтеры или академики, одинаково ответственны за детей своего времени. Они формируются по нашему образу и подобию, и было бы смешно все сложнейшие проблемы роста молодого поколения сваливать только на школу, в узком понимании ее значения.
Мы, взрослые, очень много требуем от ребят и потому должны много давать им, и личного опыта тут никогда не хватает.
Необходимо то и дело пополнять его извне, из других жизней, с более широкими, чем собственная, горизонтами. Эти другие жизни, могущие служить нам примерами, в избытке разбросаны вокруг. Я имею в виду книги, театр, кино. Герои лучших книг, пьес и фильмов должны быть нашими помощниками в воспитании детворы.
Но сейчас позвольте остановиться на таком простом деле, как чтение книг в семье. Какое это огромное счастье, когда у ребенка и у родителей общие интересы и общие герои! Для этого вовсе не обязательно отцам читать ‘Мурзилку’, а детям — Достоевского, но обязательно одно лишь — читать и тем и другим.
Семья, где не читают книг, — семья духовно неполноценная.
Вспомним, как много значила книга в детские годы Максима Горького. Как, по собственному его признанию, он был благодарен книгам, этим первым и лучшим своим учителям, какую огромную роль в воспитании своего характера отводил он книге!
Во-время прочтенная книга — огромная удача. Она способна изменить жизнь, как не изменит ее лучший друг или наставник.
Во многих ли наших семьях читают вслух? К сожалению, нет. И напрасно. Чтение вслух, за домашним столом, должно быть одной из самых прекрасных радостей семьи. Не важно, кто будет читать, отец, мать или дети. Важно, чтобы было найдено увлекательное занятие, общее для всего коллектива. В старину, когда книг было мало, а грамотных еще меньше, роль художественного объединителя семьи выполняли сказки. Рассказывали бабка или дед, мать дополняла их своими замечаниями или разъясняла непонятное, дети расспрашивали, уточняли и фантазировали дальше, вслух переживая услышанное и формулируя свое отношение к нему.
Громкое чтение — есть самое организованное мышление вслух. Слушая, ребенок имеет возможность переспросить непонятное, углубиться в сложное понятие, раскрыть для себя — при помощи взрослых — новое в своем жизненном опыте. Симпатии и склонности тоже формируются ребенком вслух. Сразу видно, каких вкусов и правил ребенок придерживается, чего боится, чего хочет, к чему стремится его маленькая, до всего жадная душа. Дети — народ откровенно жадный. Им никогда в голову не придет желать того, что им неприятно, или увлекаться тем, что чуждо их натуре. Зато каждый родитель знает, как сильно и цельно детское увлечение! Как ревниво он вырезает из газет портреты своих любимых генералов! Как настойчиво расспрашивает о любимых певцах или артистах! Как горд предметом своей любви! Так окружите его нужными героями. Пусть он общается с ними. Пусть играет в них.
Хорошая книга способна выдержать любое испытание любви и навеки запомнится в качестве самого серьезного учителя. Надо подбирать такие книги. Мы не можем требовать, чтобы каждый учитель семилетки был обязательно Ушинским, а пионервожатый обладал огненным красноречием Луначарского. Но мы обязаны требовать, чтобы каждый учитель семилетки внушал своим воспитанникам любовь к чтению и окружал их лучшими людьми нашей культуры, будь то живые люди или созданные искусством образы.
Книги о Ленине и Сталине должны быть настольными у каждого педагога, да и у каждого родителя. ‘Чапаев’ Фурманова, как ни далеко от нас его время, еще и сейчас вызывает воинственные сновидения. ‘Как закалялась сталь’ и ‘Рожденные бурей’ Островского, ‘Два капитана’ Каверина, книги Б. Житкова, А. Гайдара, Ильина, Сергея Григорьева (‘С мешком за смертью’), ‘Педагогическая поэма’ Макаренко, ‘Молодая гвардия’ Фадеева, стихи Маршака, Чуковского, Барто, Михалкова и т. д. — какая же это богатейшая сокровищница для маленьких, средних и старших! И не надо жаловаться, что советские писатели, мол, мало написали для детей. Мало для тех, кто мало читает. Кроме того, немного на свете хороших книг, которые нельзя было бы прочесть детям, пусть с кое-какими купюрами, выпусками, но с безусловным сохранением основного богатства произведения.
Мне довелось прочесть своему шестилетнему сыну Андрею ‘Тараса Бульбу’ (правда, с немалыми сокращениями), и я был свидетелем не сразу понятного мне волнения ребенка. Оказывается, его ужасно расстроило, что Андрей Бульба, предатель, поплатившийся смертью за свою измену, носил его имя. Ему очень хотелось бы, чтобы изменник не был похож на него даже именем. А характер старого Бульбы и воинственная удаль запорожцев на много дней сделались поводом для увлекательных игр во дворе, и шестилетний читатель Гоголя поневоле сделался прекрасным его пропагандистом среди своих товарищей, еще не слышавших о Тарасе Бульбе.
Я недоумеваю, почему так редки громкие чтения в наших домах пионеров и совсем отсутствуют рассказы вслух об интересных книгах — пропаганда хороших книг.
Надо держать наших детей в хорошем окружении. Покончив с арифметикой или алгеброй в школе, подросток должен провести свой досуг среди достойных людей, на которых он хотел бы со временем походить.
По книгам легко можно представить ему путешествие на льдине вместе с Папаниным, экспедицию с Миклухой-Маклаем или Пржевальским. Можно сразиться с японцами при несчастной, но героической Цусиме по книге Новикова-Прибоя или отстаивать Порт-Артур по историческому повествованию А. Степанова. Можно заняться конструированием самолетов под непосредственным руководством самого Сталина по книге Героя Социалистического Труда Яковлева ‘Рассказы из жизни’. Можно уйти в тыл к немцам и формировать партизан по книгам Игнатова, Полякова или Героя Советского Союза генерал-майора Вершигора. Можно совершить удивительный полет по книге Расковой. Я уж не говорю о Робинзоне, Гулливере и возможностях, представляемых книгами Жюль-Верна.
Если родители не в состоянии принимать участие в качестве чтецов, они должны присутствовать в роли консультантов и объяснителей.
Приходите к нам сегодня в гости, мы будем читать Робинзона Крузо!
Честное слово, на чтение книг надо приглашать, как на семейный праздник. Это тем более легко, что наша советская литература создала, как ни одна другая, огромную галлерею положительных героев. Она, продолжая и развивая священные традиции русской литературы прошлого столетия, творила и творит образы людей — созидателей, новаторов, непримиримых борцов со злом во имя счастья будущего.
Максим Горький, Алексей Толстой, М. Шолохов, А. Новиков-Прибой, А. Фадеев, Н. Тихонов, К. Симонов или М. Алигер — какие они, взрослые или детские? Они всевозрастные, потому что одинаково всем интересны: их можно читать не только отцам и детям, но дедам и внукам.
Тут надо нам, родителям, честно признаться, что большинство из нас читает мало, а с детьми и вовсе редко, и приглашение: ‘Приходите к нам, мы сегодня читаем Толстого’ — не часто раздается в наших домах.
Есть у харьковского профессора Платонова замечательная книга под любопытным названием: ‘Слово, как лечебный фактор’. Автор на множестве точных, научно проверенных фактов доказывает, что слово лечит. Я добавлю: и вдохновляет, и увлекает, и помогает развиваться и жить, но может и ранить.
Мы часто слышим: ‘Его уговорили’, то есть победили словом, но не делаем из этого понятия того вывода, что мы сами можем уговорить на хорошее, героическое.
С детьми нужно говорить, не примитивно уговаривая их не драться и не озорничать (а то мы их сами побьем или оставим без кино), а говорить картинами, образами, виденьями. Но, так как еще не все из нас красноречивы и начитаны, предоставим слово книгам. Будем чаще читать вместе с детьми и руководить их чтением, развивать в них любовь к книге.
Если б мы поступали так, мы имели бы все возможности активно участвовать в образовании товарищеской среды для своих ребят.
Все ли мы знаем, с кем гоняют железные обручи наши мальчики или с кем играют в куклы наши девочки? Сомневаюсь. Беседуем ли мы с их приятелями и подружками, знаем ли мы их по именам и можем ли сказать, каковы их характеры и склонности? Едва ли…
Бываем ли мы у их родителей и знакомы ли с ними? Не всегда. А между тем совершенно ясно, что товарищей своих детей надо знать и любить или, в том случае, если они вредны, беспощадно удалять их из поля зрения своего ребенка, одновременно борясь за их исправление всеми мыслимыми средствами.
1946
Дети и мы. — Впервые опубликовано в газете ‘Красный Крым’, No 78 от 17 апреля 1946 года, по тексту которой и печатается.