ДЕСЯТЫЙ БОЙ БЫКОВЪ (LA DECIMA CORRIDA DE TOROS) ВЪ МАДРИТ, ВЪ 1845 ГОДУ.
ДЕСЯТЫЙ БОЙ БЫКОВЪ (LA DECIMA CORRIDA DE TOROS) ВЪ МАДРИТ, ВЪ 1845 ГОДУ.
Статья Алексиса де-Валона.
‘Отечественныя Записки’, No 6, 1846
Десятый бой быков в Мадриде в 1845 году, Валон Алексис Де, Год: 1845
Время на прочтение: 20 минут(ы)
Съ-тхъ-поръ, какъ я воротился изъ Испаніи, не прошло, кажется, ни одного дня, чтобъ меня не спросили: ‘Какъ вамъ нравится королева? Какъ вамъ нравится бой быковъ?’ Изъ этого я заключилъ, что изъ всхъ достопримчательностей полуострова любопытство Парижанъ боле всего возбуждаетъ… бой быковъ, и на опыт убдился, что живые разсказы гг. Мериме и Теофила Готье и немене врные новйшіе разсказы изъ Пампелуны не только не истощили интереса, но еще боле возбудили его. На этомъ основаніи и по той причин, что этотъ предметъ мн самому нравится, я вамъ разскажу, если позволите, трагедію, которой, нсколько мсяцевъ назадъ, я былъ свидтелемъ въ Мадрит и которая тронула и поразила меня боле всхъ драмъ Шекспира.
Позвольте мн сперва сдлать краткое вступленіе. До описанія настоящаго состоянія тавромахіи въ Испаніи, мн кажется необходимымъ разсказать ея происхожденіе и постепенныя измненія, сдлавшія изъ опасной забавы настоящее искусство (el arte de torcar),— искусство, имющее, подобно хореографіи или фехтованію, свои законы, правила, постановленія. Можетъ-быть, разсказъ мой получитъ боле интереса, если я скажу, что большую часть моего вступленія извлекаю изъ сочиненія, написаннаго знаменитымъ Францискомъ Монтесомъ, о литературномъ талант котораго никто еще не говорилъ {Tauromaquia complta, 6 sea el arte de torear en plaza, escrila por cl clbr Hdiador F. Monts. Madrid. 1836.}.
По мннію перваго матадора нашего столтія, происхожденіе этихъ боевъ можно отнести ко времени владычества Римлянъ и даже дале. Любимйшее зрлище Римлянъ былъ, какъ извстно, бой людей съ дикими животными, и величественныя толедскія и меридскія развалины амфитеатровъ свидтельствуютъ, что нигд въ цломъ мір не были великолпне празднуемы эти варварскія и жестокія (crucles y barbaros) торжества, какъ въ Испаніи.
Впрочемъ, достоврно, что быки никогда не появлялись въ циркахъ: бойцы имли дло только со львами и тиграми. Впрочемъ, вступленіе въ книг Монтеса чрезвычайно-напыщенно и натянуто, за то техническая часть ея проста и удобопонятна.
Оставимъ допотопныя времена и даже эпоху владычества Римлянъ, и обратимся лучше къ самой Испаніи, къ Сиду. Преданіе гласитъ, что знаменитый Рюи или Родриго-Діазъ дель-Виваръ, прозванный Сидомъ, первый дрался съ быками. Многіе знатные дворяне послдовали примру страннаго героя, и вскор эти побоища, служившія долго препровожденіемъ времени для однихъ дворянъ, сдлались непремнною принадлежностью всхъ народныхъ празднествъ. Барды воспвали подвиги бойцовъ, и библіофилы дорого бы заплатили за маленькую поэму, написанную въ 1124 году на знаменитый бой быковъ, бывшій по случаю бракосочетанія Альфонса III съ Беренгуэлой ла-Чика, дочерью графа барселонскаго.
Въ начал XIV столтія, подобныя врдища появились и въ Италіи, но тотчасъ же были запрещены, потомучто быки почти всегда оставались побдителями. Въ 1332 году, девятнадцать римскихъ вельможъ погибли въ цирк, не говоря уже о простомъ народ, о числ котораго лтописцы не считаютъ нужнымъ упоминать.
Въ Испаніи же, возраставшая страсть поддерживала бои съ быками. Въ царствованіе оанна II, ими замнились турниры, и, вмсто того, чтобъ набгать другъ на друга съ копьями въ рукахъ, испанскіе рыцари старались доказать свое мужество, выходя на арену въ шелковомъ придворномъ костюм и, за одну улыбку возлюбленной, нападали на свирпыхъ животныхъ. Этотъ обычай сохранился до XVI вка, потому-что Фернандъ Кортесъ, будучи юношей (около 1500 года), присутствовалъ на одномъ изъ боевъ и видлъ, какъ грозный, разъяренный быкъ, поочередно побждалъ своихъ противниковъ, но вдругъ одна изъ бывшихъ тутъ дамъ, имвшая, вроятно, права на сердце будущаго побдителя Мехики, бросила свой букетъ къ ногамъ бшенаго животнаго. Погибель была почти неизбжна, не смотря на то, Кортесъ, по знаку красавицы, перескочилъ черезъ барьеръ, поднялъ букетъ подъ рогами быка, воротился на свое мсто и бросилъ цвты въ лицо красавиц, изъявивъ такимъ образомъ повиновеніе и мужество какъ рыцарь, и негодованіе какъ любовникъ. Это, кажется, повтореніе всемірнаго анекдота, только приноровленнаго къ испанскимъ нравамъ.
Изабелла-Католичка первая положила преграду этимъ кровавымъ увеселеніямъ. Она не любила быковъ какъ говорятъ въ Испаніи. Съ ужасомъ присутствовала она на одномъ изъ побоищъ и изъявила намреніе запретить ихъ. Эта угроза ввергла въ печаль все юное дворянство, всячески умоляли королеву отмнить строгій приговоръ: она оставалась непреклонною. Наконецъ, ей общали надвать на рога быковъ кожаныя подушки. Благодаря этой выдумк, Испанія сохранила свое любимое зрлище, потомъ, королева или забыла объ этомъ условіи, или привыкла къ побоищамъ, и они опять получили прежній интересъ, то-есть, сдлались смертельными, кровопролитными.
Карлъ-Пятый возвелъ тавромахію на прежнюю степень величія. Онъ самъ былъ типомъ, идеаломъ настоящаго aficionado. Онъ не только поощрялъ споимъ присутствіемъ, совтами, рукоплесканіями мужественныхъ бойцовъ, но самъ часто выступалъ на арену, и, владтель имперіи, въ которой солнце никогда не заходило, гордился заслуженною славою мужественнаго, искуснаго тореро. Это не было прихотью молодости, потому-что и подъ старость онъ сохранилъ привязанность къ бою съ быками.
Исторія повствуетъ, что Карлъ-Пятый, по случаю рожденія своего сына, Филиппа II (ему-самому было тогда 27 лтъ отъ роду), убилъ, на Вальядолидской-Площади, красиваго, сильнаго быка. По примру Карла-Пятаго, многіе изъ знатнйшихъ грандовъ стяжали славу отличныхъ бойцовъ.
Угрюмому Филиппу II боле нравились уединеніе и тишина мрачнаго Эскуріала, нежели народныя увеселенія, онъ и не думалъ о мадритскомъ цирк, но Филиппъ III приказалъ перестроить его, а Филиппъ IV самъ выступалъ на его арену.
Въ несчастное царствованіе Филиппа IV, были напечатаны первыя правила тавромахіи. Судя по этимъ правиламъ, прежніе бои нисколько не походили на ныншніе. Впрочемъ, уже при Филипп IV правила были жестоки. Всадникъ, опрокинутый быкомъ, долженъ былъ продолжать борьбу одинъ, безъ всякой посторонней помощи, если жь онъ выходилъ изъ цирка, не убивъ быка, то навсегда лишался добраго имени. Только въ случа преломленія копья онъ имлъ право взяться за мечъ.
Посл сарагосской битвы, въ XVII вк, бывшей въ присутствіи дона-Хуана-Австрійскаго, дла приняли другой оборотъ. Филиппъ V до того возненавидлъ эти кровавыя побоища, что церковь, изъ угожденія ему, запретила ихъ, отказавъ въ христіанскомъ погребеніи ихъ жертвамъ, и дворяне, пораженные торжественной анаемой, поневол должны были отказаться отъ любимаго увеселенія. Но народъ унорствовалъ, и бои сохранились, не смотря на гнвъ церкви и короля.
Дворянство, отказавшись отъ своихъ правъ, предоставило ихъ другому классу людей, которые изъ тавромахіи создали себ исключительное занятіе и возвели ее на степень настоящаго искусства. Вскор явился Франциско Ромеро-де-Ронда, первый ставшій съ быкомъ лицомь-къ-лицу и поразившій его однимъ уларомъ, ловко нанесеннымъ. Съ-тхъ-поръ, страсть къ побоищамъ развилась съ такою силою, что, вопреки всмъ запрещеніямъ, сдлалась національною.
Въ-послдствіи, Фердинандъ VII подтвердилъ и узаконилъ эту страсть, основавъ въ Севильи школу тавромахіи.
Вотъ краткая исторія побоищъ съ быками.
Чтобъ дать вамъ понятіе о ныншнемъ ихъ состояніи, я намренъ описать вамъ замчательнйшую корриду, десятую по счету въ 1845 году.
Въ ма мсяц прошлаго года, я отправился изъ Парижа въ Мадридъ. Это прогулка. Ровно пять дней спустя по вызд изъ Парижа, я уже прогуливался по Пуэрта-дель-Соль. Мадридъ, по моему мннію, довольно-скучный городъ, прозаически-лежащій посредин поля, засяннаго пшеницей, и неотненный въ окрестности ни однимъ деревцомъ, молчаливыя улицы его не имютъ въ себ ничего характеристическаго, по нимъ разъзжаютъ уродливые экипажи, какихъ не встртите и въ провинціальномъ город, прохожіе похожи на прохожихъ всхъ европейскихъ столицъ, женщины носятъ не шляпки, а черныя мантильи, такъ-что безпрестанно кажется, будто он идутъ въ маскарадъ. Домы выкрашены нжно-розовыми, сантиментально-зелеными или желто-абрикосовыми цвтами, и со всхъ сторонъ слышится непріятный крикъ переплокъ въ клткахъ, сплетенныхъ изъ тростника и висящихъ надъ дверьми домовъ.
Я пріхалъ въ Мадридъ въ пятницу, — день злополучный, дождь шелъ проливной, и срыя тучи долго скрывали отъ меня синее южное небо. Я освдомился, когда бываютъ бои. По понедльникамъ, — отвчали мн: — въ пять часовъ вечера, если погода позволяетъ, si el tiempo о permitе, и я ужасно боялся, чтобъ погода не отложила на долго зрлища, котораго я ожидалъ съ невыразимымъ нетерпніемъ и любопытствомъ.
По счастію, погода поправилась. Въ назначенный день, солнце ярко свтило на чистомъ, прозрачномъ неб, и я съ утра отправился за билетомъ. Никакой бенефисъ лучшаго изъ парижскихъ актровъ не привлекалъ такую многочисленную толпу къ касс, какая осаждала уже despacho. Съ неимоврнымъ трудомъ добился я билета на palco и аффиши. Билетъ за первое мсто стоилъ мн 14 реаловъ, то-есть около 3 франковъ съ половиною. Мн досталось мсто на солнечной сторон, но я объ этомъ не безпокоился, билетъ мн нуженъ былъ только для входа, потомучто меня ожидали въ прекрасной лож мадридскіе пріятели, нетерпливо желавшіе увидть, какое дйствіе произведетъ на меня первый ударъ рогами свирпаго животнаго.
На аффиш, по словамъ моего слуги, Альвареза, было объявлено весьма-печальное извстіе: ни Хуанъ-Леонъ, ни Гилльенъ не убивали въ это представленіе. Они были въ отсутствіи, и изъ восьми объявленныхъ быковъ, четыре должны были пасть подъ ударами одного Редондо, прозваннаго el Chiclanero, а другіе четыре подъ ударами второстепенныхъ бойцовъ (sobresalientes). Слдовательно, по мннію любителей, не на что было и смотрть. Однако, они ошиблись: это былъ самый блистательный бой, и ни въ Мадрид, ни въ Андалузіи я не видалъ подобнаго.
Циркъ, la Plaza de Toros, находится близь Прадо, за старой заставой, находяінеися почти въ центр города. Начиная съ полудня, множество corricoli, въ род неаполитанскихъ, и огромные омнибусы, запряженные 12—14 мулами въ побрякушкахъ, подъ шерстяными попонами, покрываютъ площадь Puerta del Sol. Извощики громко зазываютъ прохожихъ, а прохожіе отвчаютъ еще боле громкими ругательствами. Въ четыре часа, я слъ въ одинъ изъ легкихъ экипажей и съ страшною быстротою, посреди огромнаго стеченія народа, помчался къ Алькальскимъ-Воротамъ.
По понедльникамъ, Мадридъ, городъ обыкновенно печальный и молчаливый, внезапно пробуждается, наряжается въ праздничное платье и толпится въ длинной алле, обсаженной маленькими деревьями и ведущей къ красивйшимъ воротамъ его. Маленькіе, пестрые экипажи, мулы, обвшанные колокольчиками, красивые андалузскіе кони съ гривой, сплетенной въ косички, всадники въ красивыхъ шляпахъ, курткахъ, вышитыхъ золотомъ, панталонахъ въ-обтяжку, со штиблетами, красиво обрисовывающими ногу, таинственныя сеньйоры въ мантильяхъ темнаго цвта, съ сверкающими взорами, красивыя коляски н которыхъ англійскихъ денди, крикъ, шумъ, пыль, и по всему этому золотые отливы солнечнаго свта образуютъ, для вновь-прибывшаго и уже впередъсмущеннаго предстоящимъ ему страннымъ зрлищемъ иностранца, самую характеристическую картину столицы Испаніи.
Выхавъ за ворота, я увидлъ высокую наружную стну цирка, кругбмъ стояло множество экипажей, а передъ главнымъ входомъ поставленъ въ два ряда кавалерійскій отрядъ. Зрители поспшно входятъ въ циркъ, но безъ шума, безъ давки, безъ суматохи. Мужчины уступаютъ дорогу дамамъ со всею испанскою вжливостью.
Внутренность цирка весьма-обширна, онъ иметъ круглую форму и открытъ, какъ Колизей. Часть синяго неба служить ему плафономъ, а солнце, великолпнйшая люстра, бросаетъ огненные лучи свои на двнадцать тысячъ зрителей, расположенныхъ по ступенямъ. Арена окружена массивной деревянной стной, въ шесть футовъ вышиною и выкрашенной темнокрасной краской. За оградой оставленъ довольно-широкій проходъ, огражденный и съ другой стороны, и замняющій кулисы въ этомъ громадномъ театр. За этимъ проходомъ начинаются ступени, а надъ ними ложи, абонированныя, большею частію, на годъ, комфортебльно-меблированныя и убранныя.
Когда я вошелъ, циркъ былъ уже почти полонъ, и толпа весело шумла въ ожиданіи кроваваго зрлища. Между ложами и ступенями раздавался бглый огонь шутокъ, остротъ, и летали апельсинныя корки. Острыя и колкія насмшки сыпались со всхъ сторонъ, и маньйолы (гризетки) задвали всякаго.
Арена была пуста, только три или четыре тощія клячонки развозили бочки съ водой, для поливанія песка. Ровно въ пять часовъ раздалась громкая фанфара, клячонки исчезли, и отрядъ конныхъ-егерей въ красивыхъ голубыхъ мундирахъ, подъ начальствомъ полицейскаго коммисара, одтаго въ мундиръ префекта, шагомъ объхалъ вокругъ арены. Потомъ, посл второй фанфары, растворилась другая дверь, и явились бойцы. Выходъ ихъ прекрасенъ. Впереди идутъ три пикадора. На нихъ костюмъ, напоминающій костюмъ модниковъ времени Лудовика XIII. На голов срая войлочная шляпа съ широкими, прямыми полями, бархатная куртка, обшитая золотомъ, чрезвычайно живописна, подъ желтыми, лайковыми штанами въ натяжку, на правой ног стальной набедренникъ, защищающій ногу отъ ударовъ рогами. Пики ихъ — не оружіе, а служатъ только для раздраженія животнаго. Пикадоры бываютъ иногда убиваемы, но они сами никогда не убиваютъ. За ними идутъ пшкомъ матадоры или эспады (шпаги), то-есть убиватели, въ сопровожденіи двухъ десятковъ чулосовъ и бандерильеровъ, одтыхъ одинаково съ ними и составляющихъ такъ-называемый кадриль. Названіе это очень-врно придумано, ибо, судя по костюму ихъ, можно скоре предположить, что они собрались для танцевъ, нежели для страшнаго боя. Они вс красивые молодые люди, въ красивйшихъ костюмахъ-Фигаро. Куртка и панталоны атласные, розоваго, голубаго, желтаго или свтло-зеленаго цвта, обшитые золотомъ или серебромъ, шелковые чулки, башмаки съ розетками, красивая стка, и надъ нею маленькая черная шапочка, надтая на-бекрень, составляютъ прелестный костюмъ, стоющій отъ двухъ до пяти тысячь франковъ. Они совершенно безоружны, черезъ лвую руку перекинутъ у нихъ легкій синій, красный или желтый плащъ, также обшитый золотомъ.
Когда три пикадора, утвердившись на средневковыхъ сдлахъ, стали въ двадцати шагахъ другъ отъ друга вдоль барьера, когда чулосы разсялись по арен, — вс зрители внезапно умолкли… Тогда конный альгвазилъ, въ шляп съ перьями и въ костюм криспеновъ Мольера, выхалъ впередъ, поклонился президенту боя и попросилъ у него ключа отъ ториля. Ключъ былъ ему брошенъ, онъ передалъ его сторожу и, пришпоривъ лошадь, ускакалъ во весь галопъ, при страшномъ гиканьи и шиканьи зрителей, желавшихъ испугать коня въ той надежд, что быкъ успетъ напасть на альгвазила, что доставило бы имъ невыразимое удовольствіе. И точно, дверь была немедленно отворена, и величественный быкъ выскочилъ на арену. Это было огромное, почти совершенно черное животное, въ каждомъ движеніи его проявлялась могучая сила и изумительная легкость. Добжавъ до середины цирка, быкъ внезапно остановился, посмотрлъ на зрителей, сталъ рыть копытомъ землю и посреди всеобщаго молчанія страшно заревлъ. Пять или шесть чулосовъ начали вертться около него, помахивая своими капа (шелковыми плащами). Быкъ отступилъ, потомъ съ такою быстротою пустился вслдъ за однимъ изъ чулосовъ, что я считалъ послдняго погибшимъ, но добжавъ до барьера, онъ съ такою ловкостью вскочилъ на него, что быкъ ударилъ рогами въ доску и пробилъ ее насквозь.
Второй чулосъ, также преслдуемый, спасся такимъ же образомъ, но въ этотъ разъ быкъ не ударилъ рогами въ досчатую стну, а со всего разбга перескочилъ черезъ барьеръ. Это обстоятельство можетъ дать понятіе о проворств и сил боевыхъ быковъ, потому-что, я уже сказалъ, барьеръ былъ около шести футовъ вышины. никакая лошадь не сдлаетъ такого скачка. Подобные случаи бываютъ довольно-часто, но весьма-рдко сопряжены съ несчастіями. Перескочивъ черезъ барьеръ, быкъ попалъ въ проходъ, о которомъ я уже упоминалъ, люди же, находившіеся въ проход, немедленно перескочили въ арену и открыли маленькія ворота, въ которыя быкъ, преслдуемый со всхъ сторонъ, воротился на арену. Тогда только онъ замтилъ пикадоровъ.
При вид перваго всадника, неподвижно ожидавшаго его съ копьемъ въ рукахъ, онъ остановился, разбжался и рогомъ ударилъ лошадь въ самую грудь, потомъ, съ непостижимою силою приподнялъ несчастное животное и отбросилъ его, вмст со всадникомъ, въ сторону… Признаюсь, холодная дрожь пробжала по всмъ міомамъ моимъ. Я очень-хорошо зналъ, что пришелъ смотрть настоящій бой, а не театральное представленіе, но впечатлніе, произведенное на меня страшной, дйствительной драмой, разыгрывавшейся предъ моими глазами, было выше всего, что только я могъ себ вообразить. Пріятели мои курили и улыбаясь смотрли на меня, мн стало досадно, и я, пересиливъ себя, спокойно приставилъ лорнетъ къ глазу.
Всадникъ совершенно исчезъ полъ лошадью, я думалъ, что онъ раздавленъ, но ошибся, пикадоръ иначе и не долженъ падать. Лошадь служитъ ему щитомъ, потому-что разъяренный быкъ поскакалъ еще разъ на него и рогами распоролъ лошади животъ, такъ-что вс внутренности какъ-бы вылились на песокъ…
Чулосы набжали на быка и отвратили вниманіе его, между-тмъ, какъ пикадоръ высвобождался изъ-подъ убитаго коня. Но свирпое животное замтило уже втораго всадника, и, не обращая вниманія на красивыхъ, проворныхъ танцоровъ, подобно пчеламъ кружившихся вокругъ него, бросился къ пикадору. Недобжавъ до него четырехъ шаговъ, онъ остановился, какъ-бы выбирая мсто: всадникъ этотъ былъ Хуанъ Гальярдо, храбрйшій изъ всхъ испанскихъ пикадоровъ. Не ожидая нападенія быка, онъ самъ бросился къ нему на встрчу. Конь отступилъ, чтобъ лучше скакнуть, всадникъ опустилъ пику…
Наступила минута боязненнаго ожиданія.
Чуднымъ, неустрашимымъ движеніемъ, Гальярдо кольнулъ своего противника въ самыя ноздри, быкъ бросился на него съ яростію. Гальярдо воткнулъ пику въ лвое плечо чудовища, которое однимъ движеніемъ разломало ее пополамъ, потомъ, воткнувъ одинъ рогъ въ бокъ лошади, животное отбросило ее вмст съ всадникомъ на шесть шаговъ и, перескочивъ черезъ нихъ, побжало къ третьему пикадору, лошадь котораго, секунду спустя, лежала уже мертвая на арен.
— Bueno loro! bueno loro! (Добрый быкъ! добрый быкъ!) ревла толпа.
Гальярдо упалъ передо мною. Не смотря на угрожавшую ему опасность, онъ не измнился даже въ лиц и, не высвободившись еще изъ-подъ лошади, рукою благодарилъ рукоолескавшую ему публику. У этихъ людей должна быть желзная натура. Всякій разъ на грудь ихъ тяжело падаетъ умирающая лошадь, и голова ихъ иногда съ силою ударяется о барьеръ. Слабйшее изъ этихъ паденій, говорятъ Испанцы, убьетъ всякаго не-Испанца, да и послдніе не всегда остаются живы. Пикадоры почти всегда умираютъ отъ какого-нибудь несчастнаго паденія. Вообще, съ каждой корриды уносятъ одного или двухъ пикадоровъ въ больницу.
Толпа не даромъ называла быка добрыми, потому-что все это были одн шуточки: намъ предстояли гораздо-боле трагическія сцены. Гальярдо вскочилъ взбшенный неудачею, рука его была такъ тверда, что онъ привыкъ останавливать быковъ, вонзивъ имъ въ плечо пику. Къ величайшему моему изумленію, встала и лошадь его. Изъ широкой раны ея висли внутренности, такъ-что страшно было смотрть. Дрожа всми членами, она, повидимому, съ трудомъ держалась на ногахъ. Пощупавъ ухо коня, Гальярдо вскочилъ на него. Иногда лошадямъ обрзываютъ вывсившіяся кишки, затыкаютъ рану паклей, а потомъ зашиваютъ ее. Но лошадь Гальярдо, бдное животное съ однимъ ухомъ, была избавлена отъ этой операціи. Медленнымъ галопомъ поскакала она къ своему врагу, неподвижно ожидавшему ее посреди цирка. Во всякомъ другомъ случа, поступокъ Гальярдо былъ бы подвигомъ рдкой неустрашимости, но съ такимъ опаснымъ соперникомъ это было просто безуміе.
Пикадоръ не долженъ отдаляться отъ барьера боле, какъ на шесть или восемь шаговъ, иначе, будучи опрокинутъ, онъ, безъ всякаго средства къ защит, находится во власти быка, пика, какъ я уже сказалъ, не есть оборонительное оружіе, а набедренникъ препятствуетъ пикадору бжать.
Гальярдо понадялся на силу своей руки, но не разсчиталъ, сколько минутъ коню его оставалось жить. Несчастное животное издыхало, ноги его запутывались въ висвшихъ кишкахъ и, дойдя до быка, спокойно ожидавшаго его, оно внезапно повалилось. Безоружный пикадоръ упалъ между конемъ и врагомъ своимъ. Быкъ бросился на него… Гальярдо плотно прилегъ къ земл, быкъ промахнулся, и рога его вонзились въ сдло умерщвленнаго коня. Быкъ вдругъ остановился, перевернулся и опять бросился на Гальярдо, который погибъ бы неминуемо, еслибъ къ нему не подосплъ на помощь матадоръ.
То былъ Редондо, прозванный Чикланеромъ.
Между простертымъ пикадоромъ и свирпымъ животнымъ, то-есть межлу жизнію и смертію послдняго, оставалась одна секунда разстоянія, когда Чикланеро схватилъ быка за хвостъ Чудовище съ бшенствомъ оглянулось. Невозможно описать скачковъ его, Чикланеро то взлеталъ на воздухъ, то кружился вмст съ быкомъ, но не выпускалъ хвоста его. Между-тмъ, Гальярдо, прихрамывая, добрался до барьера.
Увидвъ это, Чикланеро опустилъ хвостъ и быкъ отмстилъ за себя, распоровъ брюхо двумъ запаснымъ лошадямъ пикадоровъ. Пять труповъ лежало уже на арен, это показалось достаточно зрителямъ, и со всхъ сторонъ раздались восклицанія:
— Бандерильи бандерильи!!
По знаку президента, согласившагося на это требованіе, самые проворные изъ чулосовъ вооружились каждый двумя стрлами, украшенными бумажными цвтными лентами. Быку наскучило убивать лошадей и опрокидывать всадниковъ, остававшихся, однакожь, невредимыми, и онъ съ остервеіпіемъ пустился преслдовать бандерильеровъ, уклонявшихся отъ него съ граціозною ловкостью. Нкоторые изъ нихъ бжали на встрчу быку… погибель ихъ казалась неизбжною, какъ вдругъ однимъ скачкомъ они перепрыивали черезъ животное.
Чикланеро сдлалъ еще боле. Будучи преслдуемъ съ страшною быстротою и не видя средствъ спастись, онъ вдругъ обернулся и пристально взглянулъ на быка, который остановился какъ-бы прикованный къ мсту… Потомъ Чикланеро спокойно снялъ шапочку и преважно поклонился быку при гром неистовыхъ рукоплесканій.
Ставить бандерильи не легко. Надобно поджидать быка, и когда онъ наклонитъ голову, чтобъ боднуть, должно отскочить въ сторону и воткнуть въ загылокъ хорошенькую стрлку, остріе которой едва протыкаетъ шкуру, но, покачиваясь при движеніяхъ животнаго, страшнымъ образомъ раздражаетъ его. Когда удастся воткнуть около трехъ паръ бандерильей въ шкуру быка, ярость его доходитъ до крайности, и тогда со всхъ сторонъ раздаются крики:
— Убить его! убить!
Президентъ машетъ платкомъ, и раздается фанфара.
Чикланеро (урожденецъ Чикланы), спасшій такимъ неожиданнымъ образомъ жизнь Гальярдо, подошелъ къ лож президента. Чикланеро, племянникъ и лучшій ученикъ Монтеса, стройный, красивый молодой человкъ, лтъ двадцати-пяти. На немъ былъ красивый зеленый атласный костюмъ, весь обшитый серебромъ, розовые шелковые чулки, кружевной воротничокъ и такія же манжетки. Въ одной рук у него была обнаженная шпага, а въ другой маленькое багровое покрывало (la muleta). Подошедъ къ лож президента, матадоръ, именемъ свободы, короля, королевы или конституціи, проситъ позволенія убить быка. Получивъ позволеніе, онъ взбрасываетъ въ воздухъ свою шапочку (montera) и вмшивается въ толпу бандерильеровъ, продолжающихъ бсить животное. Увидвъ покрывало багроваго, ненавистнаго ему цвта, быкъ обыкновенно бросается на матадора. Тогда чулосы удаляются и начинается поединокъ.
Для зрителя-новичка это самая ужасная минута. Въ тотъ день, о которомъ я разсказываю, страшились даже самые закоренлые зрители по причинамъ, которыя я сейчасъ изъясню.
Тавромахія основана на глупости быка и, преимущественно, на расположеніи его органовъ зрнія. Такъ-какъ у быка глаза находятся въ бокахъ, по обимъ сторонамъ головы, то онъ хорошо видитъ предметы, находящіеся направо и налво, и даже впереди, если только предметъ находится въ такомъ разстояніи, что лучи зрнія могутъ сойдтись и соединиться на немъ, но быкъ не можетъ ясно разсмотрть предметъ, находящійся прямо передъ нимъ на близкомъ разстояніи. Выходя на встрчу быку и подставляя ему въ трехъ шагахъ красное покрывало, эспада легко можетъ обмануть быка, заставляя его бросаться на покрывало, а самъ отскакивая въ сторону. Въ правой рук у эспада шпага, а въ лвой мулета или покрывало. Ловкимъ скачкбмъ становится онъ прямо противъ быка, и идетъ впередъ, подставляя мулету. Раздувъ ноздри, быкъ бросается на него и, ударивъ рогами въ покрывало, пробгаетъ мимо человка, подъ рукою его, такъ близко, что часто рогами выхватываетъ у него изъ кармана платокъ. Послдняя штука очень нравится публик. Взбшенный своей неудачей быкъ возвращается, и матадоръ уклоняется такимъ же образомъ. Въ третій разъ, бывающій обыкновенно послднимъ, быкъ, боле хладнокровный, слдовательно, боле опасный, останавливается опустивъ голову и, изъ-подлобья смотря на своего противника, какъ-будто обдумываетъ нападеніе. Тогда и матадоръ смло становится передъ быкомъ, выставивъ одну ногу впередъ и опустивъ шпагу. Съ нмою яростію смотрятъ противники другъ на друга… Эта минута заставляетъ сердце сильно биться и занимаетъ духъ у зрителя.
Вдругъ быкъ бросается, человкъ отскакиваетъ… по лезвею шпаги пробгаетъ молнія свта, и оно исчезаетъ по самый эфесъ въ затылк животнаго, падающаго на колни или поднимающагося на дыбы съ страшнымъ ревомъ.
Такимъ образомъ поступаетъ эспада съ быкомъ прямымъ (ciaro) и мужественнымъ, но не вс быки таковы, и искусство матадора состоитъ въ томъ, чтобъ сейчасъ разгадать своего противника. Съ животнымъ лукавымъ, соединяющимъ въ себ хитрость съ силою, не бросающимся на непріятеля, но отступающимъ и выжидающимъ удобный случай и, въ особенности, съ животнымъ трусливымъ, бгущимъ отъ меча, гораздо-боле опасности.
Быкъ, находившійся передъ нашими глазами, былъ одинъ изъ страшнйшихъ быковъ ганадеріи (завода) дона-Пинто-Лопеза. Лишь-только Чиклаперо показалъ ему красное покрывало, какъ быкъ устремился на него-самого. Проворный матадоръ усплъ отскочить въ сторону, но боязливый ропотъ пробжалъ по толп. Быкъ опять остановился, а Чикланеро наблюдалъ за нимъ съ видомъ человка, понимающаго опасность.
Второй разъ подставилъ онъ ему мулету, къ довершенію несчастія, въ эту самую минуту поднялся легкій втерокъ, поднявшій покрывало и до крайности увеличившій опасность положенія матадора. Быкъ, упершись передними ногами въ землю и покачивая окровавленными рогами, ожидалъ своего противника. Ожидающія животныя, обыкновенно, самыя опасныя, потомучто матадоръ не можетъ ждать, чтобъ они наткнулись на его шпагу, а самъ долженъ нападать на нихъ. А какимъ образомъ направить ударъ, когда быкъ мотаетъ головой и однимъ движеніемъ можетъ распороть рогами руку матадора?..
Наступила грозная тишина. Зрители были неподвижны. Чтобъ скоре кончить, Чикланеро сталъ подходить со шпагой въ рук къ чудовищу, продолжавшему мотать головой и не трогавшемуся съ мста.
— Берегись! берегись! кричали зрители со ступеней.
— Быкъ убьетъ Чикланеро! говорили въ ложахъ.
И вдругъ вся толпа, въ одинъ голосъ, запла молитву по усопшихъ…
Эта минута была невыразимо-ужасна.
Матадоръ, блдный какъ смерть, неподвижный какъ статуя, около минуты смотрлъ на быка, какъ-бы выбирая мсто, гд поразить его… и вдругъ бросился впередъ!.. Но ожидаемое случилось: шпага проскользнула по шкур животнаго, рука матадора была ранена, и онъ самъ, обезоруженный, попался между рогами быка, съ яростію поднявшаго голову.
Чикланеро взлетлъ на воздухъ, нсколько разъ перевернулся въ немъ какъ мячикъ и безъ чувствъ упалъ на спину.
— Умеръ! умеръ! закричали въ одинъ голосъ двнадцать тысячъ зрителей, поднявшись съ своихъ мстъ.
Чулосы набжали и отстранили быка.
Чикланеро былъ еще живъ: онъ всталъ при шумныхъ рукоплесканіяхъ толпы. Первою заботою его было осмотрть свою рану, но счастію, онъ былъ только оконтуженъ. Въ одно мгновеніе поднялъ онъ свою шпагу, осмотрлъ, цло ли остріе ея, и побжалъ къ быку. Бой продолжался недолго. Матадоръ былъ блденъ отъ гнва и взбшенъ боле животнаго. Съ невыразимою дерзостью сталъ онъ передъ быкомъ… Мн показалось въ эту минуту, что честь всего рода человческаго зависла отъ торжества Чикланеро, и сердце мое сильно билось отъ восторга при вид этого молодого, красиваго, храбраго и граціознаго человка!.. Какъ-бы узнавъ своего врага, быкъ страшно заревлъ и бросился на него съ яростію. Матадоръ, выставивъ ногу впередъ, не тронулся, напоръ животнаго не заставилъ его даже покачнуться. Кровь хлынула изъ ноздрей быка, онъ упалъ на переднія колни, а въ затылк его торчалъ только небольшой, окровавленный эфесъ шпаги. Самымъ ловкимъ ударомъ считается тотъ, отъ котораго не проливается ни одна капля крови, но при настоящихъ обстоятельствахъ, и ударъ Чикланеро былъ признанъ чудеснымъ.
Ничто не можетъ дать понятія о гром рукоплесканій, раздавшихся со всхъ сторонъ. Они сопровождались бшеными криками, неистовымъ топаньемъ, платки взлетли на воздухъ, шляпы, сигары, сигарочницы посыпались на арену, которую Чикланеро обходилъ, граціозно улыбаясь и кланяясь публик. Онъ бросилъ назадъ шляпы зрителей, поднялъ сигары, перескочилъ черезъ барьеръ и, какъ ни въ чемъ не бывалъ, принялся курить съ пріятелями въ проход. А между-тмъ, нсколько минутъ спустя, онъ опять долженъ былъ выступать на арену, и второй бой былъ гораздо-страшне перваго.
Между-тмъ, быкъ всталъ и, спотыкаясь, ступилъ нсколько шаговъ, какъ-будто отьискивая мсто, гд бы умереть. По странному инстинкту, пробуждающемуся почти во всхъ быкахъ смертельно-раненныхъ, онъ добрался до одной изъ убитыхъ лошадей, обошелъ вокругъ трупа, повалился на него и издохъ на своей жертв. Въ то же самое время, четыре мула, странно убранные побрякушками, флагами и попонами, въ галопъ выбжали на середину арены и въ нсколько секундъ утащили быка и пятерыхъ лошадей, трупы которыхъ были привязаны къ нимъ ремнями, за ними шелъ человкъ и отрубями засыпалъ лужи крови. Циркъ былъ въ одно мгновеніе вычищенъ, и, минуту спустя, въ немъ появился новый быкъ.
Замчательно, что быки одной породы и одного завода имютъ почти вс одинъ нравъ. Восемь животныхъ, поставленныхъ дономъ Пинто-Лопезомъ для боя, были одинаково-страшны, и опасность была тмъ значительне, что Чикланеро долженъ былъ убить только четырехъ, прочіе же четыре были предоставлены второстепеннымъ бойцамъ (sobresalientes). Должность подставныхъ актровъ везд и всегда довольно-непріятна, но если неопытный актръ, кром свистковъ публики, подвергается еще смертельной опасности, то страхъ сообщается и зрителямъ. Этотъ страхъ, но моему мннію, не лишенъ, однакожь, прелести, неопытность матадора-новичка удвоиваетъ волненіе, то-есть, интересъ зрлища. Передъ хладнокровіемъ Монтеза или увренностью Чикланеро исчезаетъ всякій страхъ, всякое опасеніе, вс напередъ знаютъ, чмъ кончится бой, между-тмъ, какъ нетвердость, нершительность подставнаго бойца внушаютъ невыразимую боязнь — слдствіе неизвстности.
Первымъ подвигомъ второго быка было опрокинуть пикадора такъ сильно, что его вынесли съ переломленными ребрами, другой пикадоръ заступилъ его мсто. Этотъ подставной боецъ, не очень-храбрый и ловкій, не хотлъ удаляться отъ барьера и, не смотря на шиканье, насмшки и апельсины, которыми кидали въ него зрители, не ршался ступить впередъ три положенные шага. По закону, альгвазилъ подошелъ къ нему, наложилъ на него штрафъ и веллъ вызжать впередъ. Несчастный робко подвинулъ лошадь на встрчу быку. Едва онъ тронулся съ мста, какъ животное напало на него. Вмсто того, чтобъ кольнуть его въ плечо, пикадоръ вонзилъ ему копье въ животъ. Въ то же мгновеніе со всхъ сторонъ поднялись зрители и стали кричать:
— А la carcel! а la сагсеі! (Въ тюрьму! въ тюрьму!)
Шумъ еще боле увеличился, когда быкъ, вмсто того, чтобъ боднуть лошадь, подхватилъ рогами ногу всадника и сбросилъ его съ сдла.
— Bravo, toro! bravo!.. Браво, быкъ! браво! Въ тюрьму пикадора! кричала толпа.
Быкъ распоролъ бдняку ляжку, и только больница спасла его отъ тюрьмы. Испанская публика безжалостна къ бойцамъ, преступающивіь законы тавромахіи. Она защищаетъ права быка и сожалетъ о немъ, когда его поражаютъ не по правиламъ.
Быкъ опрокинулъ пять или шесть лошадей и былъ раздраженъ бандерильями. Вс знатоки ршили, что онъ такъ же хитеръ, какъ его предшественникъ, когда по знаку, данному фанфарой, собресаліэнте матадора выступилъ впередъ Хоть я былъ новичокъ въ этомъ дл, но по первымъ движеніямъ подставнаго матадора угадалъ, что онъ не быль мастеръ своего дла, невыразимая боязнь овладла мною, когда я замтилъ, что онъ нсколько разъ отиралъ рукою крупныя капли пота, выступавшаго на лбу его.
Чикланеро стоялъ возл него и ободрялъ его. Совты его были тщетны. Страшный, но естественный, понятный инстинктъ увлекалъ къ барьеру неопытнаго матадора, барьеръ казался ему убжищемъ, между-тмъ, какъ онъ только увеличивалъ опасность, преграждая дорогу къ бгству. При первомъ нападеніи, быкъ чуть не сшибъ съ ногъ своего неискуснаго противника, при второмъ, онъ опрокинулъ его, вернулся и однимъ рогомъ проткнулъ ляжку несчастному и какъ-бы пригвоздилъ ногу его къ барьеру…
Это было ужасное зрлище, и я какъ теперь вижу блдное лицо несчастнаго, прижатаго рогами быка къ стн, выкрашенной красной краской… Не медля ни минуты, Чикланеро бросился на быка, схватилъ его за лвый рогъ, заставилъ опустить жертву и на себя обратилъ его ярость, потомъ съ живостью поднялъ мулету и шпагу и, дв секунды спустя, собресаліэнте былъ отомщенъ. Несчастнаго унесли. Ни одна капля крови не вытекла изъ его раны. Рога быка, говорятъ, такъ горячи, что прижигаютъ рану, отъ чего она и бываетъ такъ опасна.
Кровь застыла въ жилахъ моихъ, когда уносили несчастнаго, и я внутренно спрашивалъ себя, не гршно ли, не безчеловчно ли поощрять своимъ присутствіемъ и вниманіемъ подобныя зрлища… Къ величайшему моему удивленію, никто изъ сосдей не раздлялъ моего ужаса. Сколько опасность Чикланеро взволновала толпу, столько же толпа, была равнодушна къ несчастію подставнаго матадора.
— Зачмъ онъ берется не за свое дло? говорили около меня: — по дломъ ему! Пусть онъ сдлался бы портнымъ или сапожникомъ, если не иметъ ни мужества, ни ловкости!…
Въ двухъ шагахъ отъ меня сидла молодая женщина, съ черными, огненными глазами, блдная, какъ прелестный осенній вечеръ, смотрвшая боле на зрителей, чмъ на зрлище.
— Que tontito! (какой дурачокъ!)сказала она, закрывъ платкомъ ротикъ, чтобъ скрыть хорошенькій звокъ.
Чикланеро съ такимъ искусствомъ убилъ четырехъ слдующихъ быковъ, что зрители провозгласили его вторымъ тореро Испаніи. Съ-тхъ-поръ, слава его постепенно возрастала, и я знаю многихъ любителей, предпочитающихъ его даже великому Монтесу. Въ нкоторомъ отношеніи, это справедливо, потому-что хоть Чикланеро не иметъ опытности Монтеса, но онъ гораздо-моложе, сильне и граціозне его. Рдкій ударъ ему не удается, шпага его вонзается въ шею быка съ шипніемъ, подобно раскаленному желзу, опускаемому въ воду, между-тмъ, какъ рука Монтеса уже слабетъ. Сверхъ-того, послдній съ нкотораго времени пристрастился къ вину, а это — гибель для матадора. Хорошій эспада долженъ пить одну воду и упражняться каждый день, для сохраненія гибкости членовъ. Однакожь, надобно сказать, что Чикланеро обвиняютъ въ другой слабости. Вс говорятъ о его любовныхъ похожденіяхъ, и по этому случаю разсказываютъ, что недавно онъ выбросилъ изъ окна одного поэта, своего соперника. Впрочемъ, тореросы всегда были въ мод въ Испаніи, и въ прошломъ столтіи ими не гнушались даже знатнйшія придворныя дамы.
Тореросы образовываютъ особый классъ, чрезвычайно-гордящійся общимъ уваженіемъ, заслуженнымъ мужествомъ, съ ними пріятельски обходятся молодые люди знатнйшихъ фамилій, берущіе у нихъ уроки тавромахіи. На Пиренейскомъ-Полуостров это искусство замняетъ нкоторымъ образомъ гимнастику, но за уроки платятъ сигарами и обдами. Красавецъ, герцогъ д’Осуда, преждевременная смерть котораго возбудила общее сожалніе, былъ искусный матадоръ.
Тореросы заработываютъ и тратятъ много денегъ. Монтесъ, человкъ бережливый, накопилъ-себ состояніе, доставляющее ему боле тридцати тысячь ливровъ ежегоднаго дохода. Въ Прадо тореросы прогуливаются на красивыхъ лошадяхъ. Въ опер у нихъ абонированныя мста, и тамъ ихъ можно узнать по андалузскому костюму, преимущественно же, по маленькой косичк, которую они непремнно должны отращивать для прикрпленія стки или кошелька въ дни боевъ. Они безъ церемоніи разговариваютъ съ блистательною молоджью первыхъ рядовъ. Наконецъ, чтобъ дать еще лучшее понятіе объ уваженіи, которымъ они пользуются, должно прибавить, что когда, нсколько лтъ назадъ, Монтесъ былъ раненъ въ аранхуэзкомъ цирк, король каждый день посылалъ одного изъ своихъ каммергеровъ узнавать о его здоровь. Слдовательно, не должно удивляться тому, что за брильянтовую булавку, подаренную герцогомъ немурскимъ Монтесу, послдній послалъ ему въ подарокъ великолпный матадорскій костюмъ.
Бой, описанный мною, былъ первый, который мн случилось видть. Онъ до крайности взволновалъ меня и, признаться ли? мн хотлось видть подобное же зрлище завтра, посл завтра, каждый день!.. А между-тмъ, въ характер моемъ нтъ ничего кровожаднаго: мн противно смотрть, когда собаки дерутся, мн жаль, когда ржутъ цыпленка, но здсь опасность воспламеняетъ, увлекаетъ воображеніе. Я вполн понялъ страсть Испанцевъ къ подобному зрлищу.
Пятигодовалый быкъ стоитъ отъ 800 до 1,000 франковъ. Я знаю одного испанскаго гранда, получающаго съ своего завода ежегодный доходъ въ 400,000 реаловъ (около 30,000 рублей серебромъ). Если быкъ необыкновенной силы и рдкаго мужества окажетъ чудеса неустрашимости въ цирк, то весь народъ требуетъ ему помилованія, президентъ иногда даруетъ милость, и тогда быкъ спокойно возвращается на родныя пастбища, гд, живя въ изобиліи, заботится только объ улучшеніи и размноженіи бычьей породы полуострова, безспорно, лучшей въ цлой Европ. Въ прошломъ году, такимъ-образомъ вышелъ тріумфально изъ Севильи помилованный быкъ. Мн разсказывали еще, что недавно, въ Мадрид, публика требовала помилованія быка за то только, что, перескочивъ за барьеръ, онъ ранилъ въ проход городоваго сержанта.
— Viva el loro! viva el loro! закричалъ народъ.
Президентъ очень обидлся и разсердился.
Тогда вся публика запла хоромъ съ одной стороны амфитеатра вопросъ:
— Quien es el prsidente? (Кто президентъ)?
А съ другой отвчали также хоромъ:
— Un’perro (собака), или un’burro (оселъ)!
Испанская публика, награждающая храбрыхъ быковъ, требуетъ наказанія трусливымъ. животное, недерзающее броситься на копье пикадора, признается недостойнымъ меча матадора. На него выпускаютъ собакъ, которыя цпляются ему за уши, между-тмъ, какъ одинъ изъ низшихъ тореросовъ бьетъ его сзади. Иногда ему подкашиваютъ ноги въ колняхъ.
Тогда зрлище становится отвратительнымъ. Когда быкъ слишкомъ-хладнокровенъ, тогда къ бандерильямъ прикрпляютъ хлопушки, заставляющія его длать страшные скачки.
Странно, что зрлище, въ которомъ, большею частію, повторяются одни и т же случаи, никогда не бываетъ однообразнымъ. Напротивъ, каждый разъ восторгъ усиливается. Драма эта полна интереса, потому-что она всегда дйствительна.
Однажды, когда Монтесъ имлъ дло съ опаснымъ быкомъ, одинъ извстный въ Гренад комическій актръ закричалъ ему:
— Монтесъ, ты блднешь!
— Правда, отвчалъ тореро,— только не такъ, какъ ты! Ты показываешь публик обманъ, а я дйствительность!…
Сказавъ, что въ корридахъ повторяются одни и т же случаи, я ошибся, вотъ случай, разсказанный мн очевидцами.
Нсколько лтъ тому, жители Севильи съ изумленіемъ прочитали на аффишк слдующую приписку:
‘Посл боя третьяго быка съ пикадорами и бандерильерами, на арену выйдетъ молодой пастухъ, ухаживавшій прежде за быкомъ. Онъ подойдетъ къ нему, приласкаетъ его, вынетъ вс воткнутыя въ шкуру его бандерильи и потомъ ляжетъ между его рогами.’
Такое объявленіе привлекло на бой несметное число зрителей. Явился третій быкъ: это было славное животное грознаго вида: въ четыре скачка четыре лошади были имъ убиты. Посл стычки съ бандерильерами, въ противность обычаю, вс пидкадоры исчезали и быкъ съ ревомъ продолжалъ бгать по арен, стараясь освободиться отъ стрлъ. Вдругъ послышался продолжительный свистъ. Быкъ остановился. Вторичный свистъ заставилъ его подбжать къ барьеру. Въ то же время, молодой человкъ въ крестьянскомъ костюм соскочилъ въ арену и сталъ звагь быка по имени. ‘Москито! Москито! ‘
Узнавъ своего хозяина, быкъ немедленно присмирлъ и сталъ ласкаться къ нему. Пастухъ далъ ему полизать руку, а другою сталъ чесать ему за ухомъ, что, по видимому, очень нравилось бдному животному, посл того началъ осторожно вынимать стрлы, заставилъ быка стать на колни и легъ между его рогами. Признательный быкъ не шевелился и какъ-бы съ удовольствіемъ прислушивался къ псенк, которую напвалъ пастухъ. Тогда восторгъ публики, дотол молчаливой, разразился громкими рукоплесканіями, раздались неистовые крики.
Услышавъ этотъ шумъ, сопровождавшій вс страданія его, быкъ вдругъ пробудился, поспшно вскочилъ и страшно заревлъ. Пастухъ обратился въ бгство, но было уже поздно. Бшеное животное, какъ-бы въ отмщеніе за измну, подхватило его на рога, взбросило къ верху, опять поймало на рога, проткнуло его насквозь и съ невыразимою яростью стало топтать ногами и разорвало бднаго пастуха въ клочки, не смотря на вс усилія чулосовъ… Этимъ кончилось зрлище, и публика разошлась молча и печально…
Въ заключеніе, я долженъ сказать, что, но странному контрасту, эти кровавыя зрлища имютъ благотворительную цль. Они составляютъ доходъ больницъ, которыя уступаютъ ихъ на годъ спекуляторамъ за 60,000 франковъ. Ежегодно бываютъ двадцать-восемь корридъ {Только весною и осенью. Зимою быки слишкомъ вялы и лнивы, а лтомъ въ цирк такъ жарко, что невозможно просидть въ немъ нсколькихъ минутъ.}, сборъ съ каждой простирается до 16,000 франковъ. Но расходы чрезвычайно-велики, надобно каждый разъ купить отъ шести до восьми быковъ, отъ пятнадцати до двадцати лошадей, дорого стоитъ со держаніе цирка, конюхи, скотники, плотники, сдельники и пр., за барьеромъ всегда ждетъ хирургъ, а въ часовн священникъ. Сверхъ-того, надобно платить и дйствующимъ лицамъ въ страшной драм: Монтесъ получаетъ за каждый бой 1,500 франковъ, Чикланеро 1000, каждый пикадоръ унцію (около 80 франковъ), каждый бандерильеръ пол-унціи, а чулосъ четверть унціи.
Кому надоли наши водянистыя или напыщенныя трагедіи, драмы и актры на ходуляхъ, совтуемъ тому хать въ Мадридъ: бои быковъ бываютъ по понедльникамъ.