Деревенский случай, Некрасов Николай Алексеевич, Год: 1854

Время на прочтение: 6 минут(ы)
Н. А. Некрасов. Полное собрание сочинений и писем в пятнадцати томах
Том двенадцатый. Книга вторая. Критика. Публицистика (Коллективное и Dubia). 1840—1865
С.-Пб, ‘Наука’, 1995

ДЕРЕВЕНСКИЙ СЛУЧАЙ

Повесть в стихах Н. Д. Хвощинской. СПб., 1853

Прочитав до конца, и, признаемся, не без труда, произведение г-жи Хвощинской, мы невольно задали себе вопрос: почему все это написано стихами, а не прозой? Действительно, различие между стихами и прозой не есть только внешнее: оно обусловливается самым содержанием литературного произведения. ‘Деревенский случай’ именно по содержанию своему принадлежит к числу повестей, которые требуют прозы, той уже выработавшейся в последнее время прозы, способной передать все оттенки мысли, все изгибы психологического развития характеров, — словом, той прозы, которою, сколько мы знаем, владеет г-жа Хвощинская. Мы не охотники до ученых терминов и употребляем их только в случае крайней необходимости, впрочем, уже неоднократно было сказано до нас, что дело прозы — анализ, дело поэзии — синтезис. Прозаик целым рядом черт, — разумеется, не рабски подмеченных, а художественно схваченных, — воспроизводит физиономию жизни, поэт одним образом, одним словом, иногда одним счастливым звуком достигает той же цели, как бы улавливает жизнь в самых ее внутренних движениях, без этого, у древних названного божественным, во всяком случае необыкновенного, дара напрасно станет писатель пригонять рифму к рифме и строчку к строчке, ему не поможет ни так называемая легкость стиха (в нынешнее время тот только не пишет легкими стихами, кто вовсе не хочет их писать), ни некоторое изящество выражения, более или менее доступное всякой образованной и мыслящей натуре: все это еще не поэзия. Сознаемся, что собственно поэтического таланта мы не нашли у г-жи Хвощинской. Мелькают, правда, кой-где искры его, но их не довольно, чтобы вспыхнуть из них пламени, того пламени, которым, по словам одного английского поэта, должен гореть каждый стих. Впрочем, и этими искрами пренебрегать не должно: они оживляют прозаический рассказ и придают ему движение и теплоту — счастлив прозаик, у которого они вспыхивают в груди, но они не дают никому права браться за лиру. Они мелькают у г-жи Хвощинской в особенности в описаниях природы… Об этом предмете мы давно собирались сказать несколько слов.
Описания природы стали в последнее время беспрестанно встречаться в нашей литературе. Иные из них довольно красивы, грациозны и верны, хотя часто впадают в мелочность и носят на себе отпечаток болезненности, но нам не нравится значение, придаваемое им, не нравится та почти лекарственная цель, с которою сочинители вводят их в рассказ, они являются обыкновенно как точки отдохновения после кропотливых странствований по закоулкам человеческого сердца, после многоречивых изложений разных душевных страданий, неясных и ложных отношений, после перехитренных объяснений часто даже невозможных характеров. Автор, утомленный всей этой работой, бросается в лоно природы точно так, как в жаркий день усталый человек бросается с берега в воду. И это бы еще ничего, природа не в одной медицине самый надежный врач, но читатель в самых словах, которыми автор принимается описывать природу, чувствует, с одной стороны, что не здоровая, а болезненная грудь вдыхает в себя тот целебный воздух, а с другой стороны, что звуки, издаваемые ею, этою грудью, часто фальшивы, исполнены претензий и разных тонкостей и нежностей, которые идут к природе, как помада к цветку. Оттого, признаемся откровенно, большая часть описаний, встречаемых нами в современных произведениях, возбуждает у нас ощущения мало отрадные, это не сила, которая сочувствует красоте и передает ее гармонией: это слабость, которая ищет бальзама своим ранам и готова его выдавить из каждой травки, из каждой букашки. При этом должно заметить, что автор, освеженный таким купаньем ‘в безбрежном океане природы’, обыкновенно тотчас принимается за прежнюю работу — до нового описания. Все это направление, впрочем, довольно давно завелось в европейской литературе, особенно выступает оно с конца прошлого столетия. Вспомним Обермана Сенанкура — лицо, могущее служить типом всех бесчисленных лиц в его роде, наводнивших каждую словесность… да и судя по современному движению умов, ни таким лицам, ни авторам, для которых они родственны и близки, нескоро суждено перевестись…
Рассказывать ли содержание ‘Деревенского случая’? Не думаем, чтоб это было необходимо, не думаем также, чтоб это кому бы то ни было доставило удовольствие: старые вариации на старую тему. Заметим только, что ‘Деревенский случай’, написанный прозой, мог бы быть объемом вдвое или даже втрое больше и все-таки прочелся бы с удовольствием, но, написанный стихами, он решительно утомляет читателя. Вот подтверждение словам нашим. Всякий, например, встретивший на странице следующую фразу:
‘Предположив, что капитал должен быть тоже у Петровой, что стоит ей два слова сказать, он к ней назавтра же поскакал. Имел он надобность в расплате каких-то долгов, да был еще счет в палате, а как нельзя же для окончания воспитания не показать дочерям чужих краев и надо унять до тех пор все эти взыскания и жалобы, то он думал, что у Петровой для этого источник найден’.
Читатель, повторяем, встретив такую фразу, прочтет ее бегло и без отягощения, но если эти самые слова предстанут ему в виде строфы вроде следующей:
Предположив, что у Петровой
Быть должен тоже капитал,
Что стоит ей сказать два слова —
Он к ней назавтра ж поскакал.
Имел он надобность в расплате
Долгов каких-то, да в палате
Был счет еще по откупам,
А как нельзя же дочерям,
Для окончанья воспитанья,
Чужих краев не показать,
И надо до тех пор унять
Все эти жалобы, взысканья,
То у Петровой думал он,
Источник для того найден, —
ему трудно будет защититься от некоторого чувства досады, особенно если эта строфа окружена десятками подобных строф. Словом, автор ‘Деревенского случая’ пожертвовал всеми выгодами прозы, верным и отчетливым развитием характеров, последовательностью рассказа, оживленностью разговора — и для чего? поэзия все-таки не коснулась его своими животворными лучами. Он остался между небом и землею… французы выражают это положение другою поговоркою. Мы не хотим этим сказать, чтобы в произведении г-жи Хвощинской не попадались счастливые стихи, удачные сравнения, верно и тонко выраженные мысли, от всей ее поэмы веет чем-то женским, каким-то симпатическим умом и чувством, кроме того, нам особенно понравились в ‘Деревенском случае’ некоторые русские звуки, говорящие о близком знакомстве с жизнью России… присутствие народной стихии в произведениях литературных так же успокоительно и целебно, как присутствие ‘природы, особенно когда оно не искажено ни заднею мыслию, ни односторонним пониманием… Но все-таки нам кажется, что в ‘Деревенском случае’ г-жа Хвощинская пошла по ложной дороге, — по дороге, не ведущей ни к какой определенной цели. Мы даже осмеливаемся думать, что г-жа Хвощинская сама это чувствует, по крайней мере мы так понимаем ее сознание, что она в ‘Деревенском случае’ намерена подражать Пушкину. Немногие таланты с первого шага попали на свою настоящую дорогу, и счастливы те, которые вовремя увидали свой промах и умели сойти с нее. Мы бы почли себя счастливыми, если бы наши немногие замечания способствовали к тому, чтобы сочинительница ‘Деревенского случая’ решилась отказаться от повестей в стихах. Ей дано все нужное для того, чтобы удачно писать прозой.

КОММЕНТАРИИ

Печатается по тексту первой публикации.
Впервые опубликовано: С, 1854, No 1 (ценз. разр. 31 дек. 1853 г.), отд. IV, с. 7—10, без подписи.
В собрание сочинений впервые включено: ПСС, т. IX.
Автограф не найден.
Авторство Некрасова предположительно установлено А. Н. Пыпиным (см.: Пыпин, с. 236) на основании совпадения некоторых положений комментируемой рецензии (например, о ‘легких стихах’, о ‘народной стихии’) с суждениями в других статьях Некрасова. Л. А. Евстигнеева, кроме того, обратила внимание на близость оценки творчества Н. Д. Хвощинской, с одной стороны, в комментируемой рецензии, а с другой — в рецензии на ‘Дамский альбом’ и в ‘Заметках о журналах за март 1856 года’. В издании Собр. соч. 1965—1967 (т. VII, с. 462) рецензия на ‘Деревенский случай’ без достаточных оснований включена в основной корпус статей Некрасова. Однако вопрос об авторстве рецензии не может считаться окончательно решенным.
С. 167. …уже неоднократно было сказано до нас, что дело прозы — анализ, дело поэзии — синтезис.— Комментируемое высказывание восходит к одному из положений эстетики Гегеля, согласно которому ‘поэзия была самой универсальной и всеобъемлющей наставницей рода человеческого и еще продолжает быть ею &lt,…&gt, Прозаическое сознание изучает как общие законы, так научается различать, упорядочивать и истолковывать также пестрый мир отдельных явлений, поэтому &lt,…&gt, и ставится вопрос об общем отличии прозаического и поэтического способа представлений при таком возможном тождестве содержания’ (Гегель. Лекции по эстетике, кн. 3.— В кн.: Гегель. Соч., т. XIV. М., 1958, с. 169). Ср. с суждениями Некрасова о поэзии и прозе в статье ‘Русские второстепенные поэты’ (наст. изд., т. XI, кн. 2, с. 32—35).
С. 168. …’в безбрежном океане природы’…— Возможно, перефразированная цитата из стихотворения Тютчева ‘Весна’ (1838). У Тютчева:
Их жизнь, как океан безбрежный,
Вся в настоящем разлита.
С. 169. Вспомним Обермана Сенанкура — лицо, могущее служить типом всех бесчисленных лиц в его роде, наводнивших каждую словесность…— Оберман — герой романа ‘Оберман. Письма, изданные г. Сенанкуром’ (1804) французского писателя Э. П. де Сенанкура (1770—1846). Роман — одна из первых в мировой литературе ‘исповедей души’ — сначала не получил читательского признания. Изданный вторично в 1833 г. стал настольной книгой писателей-романтиков. По определению Тургенева в письме к В. Рольстону от 19 ноября (1 декабря) 1868 г., ‘это помесь Вертера с Ж. Ж. Руссо. По времени его появления это одно из первых произведений романтического и сентиментального направления. &lt,…&gt, о нем вспомнили вновь лет пятнадцать тому назад’ (Тургенев, Письма, т. VII, с. 246). Некрасов обращается к ‘Оберману’ Сенанкура, высказывая критическое отношение к вычурности и претенциозности в изображении природы эпигонами-романтиками.
С. 169. …автор ‘Деревенского случая’ со остался между небом и землею… французы выражают это положение другою поговоркою.— Имеется в виду французская поговорка ‘Entre chien et loup’, употребляемая в значении: ни то, ни сё.
С. 170. …мы так понимаем ее сознание, что она в ‘Деревенском случае’ намерена подражать Пушкину.— Очевидно, Некрасов имеет в виду следующие фрагменты повести, навеянные ‘Евгением Онегиным’:
Но каюсь и прошу прощенья
За многословье, — хоть не раз,
Я знаю, эти отступленья
Еще растянут мой рассказ,
Великим сладко подражанье! (с. 10).
Уж тут приличия оковы,
Каких нет хуже. Их поднять
Был должен Николай, как новый
Онегин, он не мог бежать
Чрез заднее крыльцо… (с. 51).
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека