Денница, Альманахъ на 1830 годъ, изданный М. Максимовичемъ. Москва, въ Унив. Тип. 1830.
На Московской гемисфер литтературнаго нашего небосклона, въ слдъ за Радугою, возсіяла Денница. Милости просимъ! Подавай Богъ!… Етотъ сборничекъ — хотя и первинка еще для Издателя, заблагоразсудившаго,неизвстно по какимъ расчетамъ, превратиться изъ полезнаго дйствователя на поприщ естественныхъ наукъ въ литтературнаго трутня — иметъ однако свое относительное достоинство. Ярко бросающееся въ глаза, особенно при сравненіи съ Радугою и Сверными цвтами. Стиховъ хорошихъ въ немъ — правду сказать — немного. Въ такъ называемыхъ Сценахъ изъ Бориса Годунова, успвшаго уже изжить огромную славу еще до своего появленія,мы — скажемъ откровенно — не могли ни какъ признать Пушкина, сколько ни бились! Князь П. А. Вяземскій канулъ по слезк въ Сверные цвты и сюда. Об он вылились изъ сердца вщаго, чуявшаго, кажется, недоброе, которое надъ нимъ разразилось недавно, он возбуждаютъ состраданіе, но не поетическимъ изяществомъ! Истинно драгоцнными перлами, за сбереженіе коихъ мы не можемъ довольно возблагодарить Денниц, должно почесть дв Русскія народныя псни А. . Мерзлякова. Богъ судья неблагодарнымъ, забывающимъ великія заслуги сего истинно достойнаго мужа для нашей Поезіи: сіи дв псни суть угліе горящее, брошенное на преступную главу ихъ. Мы не можемъ удержаться здсь, чтобы не выписать по крайней мр начала одной изънихъ:
Ни липочка кудрявая
Колышейся втромъ,
Не рченька глубокая.
Кипитъ въ непогод,
Не блая ковыль-трава
Волнуется въ пол:
Волнуется ретивое,
Кипитъ, кипитъ сердце,
У красныя y двицы
Колышутся груди,
Перекатнымъ бисеромъ.
Текутъ горьки слезы —
Текутъ съ лица на блу грудь
И грудь не покоятъ!
Здсь не наброшено на Классическія формы душегрйки новйшаго унынія, что проказники приписываютъ Барону Дельвигу. Но за то — какъ льнетъ ето къ Русской душ? Какъ отзывается въ ней привтно? — Прозаическими статьями Денница гораздо богаче и нкоторыми изъ нихъ можетъ смло похвастаться. Анаксагоръ покойнаго Веневитинова серебрится свтлою возвышенностію души, любившей и предощущавшей, въ чистот юношескаго непорочнаго одушевленія, святую истину. Психологическое явленіе г. Погодина описано мастерски и истинно — по Русски! Отрывокъ изъ Гайдамакъ — живъ и развязанъ. Два Ангела смерти г. Камашева отличаются яркою шлифовкою искусно ограненнаго языка, хотя мы досел еще не разгадали ихъ смысла. Наталья, повсть г. П-ва, разсказана слогомъ чистымъ и правильнымъ, взрумяненнымъ изрдка тихою чувствительностью, иногда томящею, но никогда не затомляющею — вниманія. Даже Сохатый, смастеренный г. Полевымъ въ род сентиментально рыцарскаго сказаньица, могъ бы быть прочитанъ, буде не съ удовольствіемъ, то по крайней мр съ пользою, если бы, по непредвиднному несчастію, не возмущалъ души слишкомъ оригинальною развязкою, коей не смемъ мы и повторить изъ уваженія — къ читательницамъ. Говоримъ: съ пользою, ибо сіе сказаньице представляетъ много любопытныхъ фактовъ для присматривающихся къ слишкомъ шумной извстности самаго сочинителя. Здсь могутъ узнать они, какъ раскрывался на берегахъ Ушаковки сей великій геніи, пытающійся нынвмст съ Ушаковыми (странная игра случая въ именахъ!) — тряхнуть Русскою Словесностью, чтобы сопхнуть съ ней Карамзиныхъ и Ломоносовыхъ, какъ онъ плакивалъ бывало надъ Плутархомъ (безъ сомннія — для юношества) — замышляя еще въ Сибири о величіи, до котораго теперь на Руси доростаетъ не по днямъ, а по часамъ, какъ онъ вдохновлялся тамъ первою любовью, горделиво расхаживая по лугу, и пр. и пр. и пр. {Ахъ, господинъ рецензентъ! За чмъ утаили вы многія драгоцнности!Не уже ли не стоятъ особливаго замчанія такія вещи, каковы на примръ: 1. Прибытіе Амаліи въ Крымъ [за 50 лтъ передъ симъ),гд окружили ее воздыхатели (безъ сомннія Татаре), 2. Преумилительное и пренжное воззваніе г-на Полеваго къ милымъ созданіямъ двушкамъ: ‘Какъ я люблю васъ’. 3. Прекрасное замчаніе о томъ, что Сибирскаго утра не льзя промнять на десять утръ Москвы, 4. что Амалія уподоблена кукл,которая испугалась. Л. С.}. Любители и поборники его славы врно также порадуются, находя здсь благоприятный случай уменьшить еще однимъ пятномъ взносимую на него охулу — въ знаніи всхъ языковъ, ибо выраженія: guten Tag, guten Nacht — суть явныя и неоспоримыя свидтельства, что онъ столько же невиненъ и въ Нмецкомъ язык, какь въ Ассрійскомъ и Халдейскомъ, отъ которыхъ имлъ благородную смлость отказаться самъ торжественно. Что до Обозрнія Россійской Словесности г. Киревскаго, приставленнаго къ Денниц вмсто предисловія, то оно такъ закопчено куревомъ чаднаго фанатизма, что самая истина, если иногда проглядываетъ изъ него кое-гд, едва не кажется ложью. Ето можно бъ было однако пропустить новорожденному Альманаху, какъ дтскую шалость, если бы Издатель не заблагоразсудилъ пригрозить намъ и на будущій годъ подобнымъ угощеніемъ: отъ чего — оборони его Боже!! N. N.