М.Н. Катков
Дело Веры Засулич
М.Н. Катков
Дело Веры Засулич
<,1>,
Москва, 11 апреля 1878
<,2>,
Москва, 24 мая 1878
Дело Веры Засулич, Катков Михаил Никифорович, Год: 1878
Время на прочтение: 7 минут(ы)
Петербургский судебный скандал должен был произвести впечатление не в одной Москве, но и во всем Міре. Он и произвел впечатление.
Рассказывая на основании петербургской печати и цитуя ее безобразные выходки, вот в каком виде представилось наше отечество в Европе, с которою мы сводим теперь счеты.
Во Франции, — говорит берлинская ‘Национальная Газета’, — бывало в июльскую монархию и также пред 1789 годом, что суды освобождали политических преступников из политического сочувствия. Такие явления были обыкновенно предвестниками больших переворотов в государственной жизни страны. Если все взвесить, если сообразить, как кровавая расправа с одним из высших служителей государства, доверенным лицом Царя, какой бы ни подал он повод к мести, была торжественно оправдана при единодушном одобрении присяжных, сенаторов, женщин, государственного канцлера и студентов, министров и черни (так петербургские газеты представили дело), то с изумлением спрашиваешь себя: существует ли вчерашнее государственное здание? Весь народ, говорят, взял в свои руки наказание высшего государственного сановника, совершил эту кару вердиктом 12 апреля (31 марта), объявил громогласно каждому желающему слышать, что правительство это есть невозможное, — а государство едва осмеливается дать предостережение некоторым газетам и остается бессильным пред голосом народа. Решится ли оно вступить в борьбу?.. Какие-то еще новые ожидают нас сюрпризы?..
Вот что пишут в ‘Кельнской Газете’:
Среди все воздвигающихся затруднений в восточных делах Россия становится театром внутренней борьбы, важность которой едва ли уступает событиям, которые грозят вызвать новую европейскую войну. Всюду, не только в России, но и в Европе, велико было изумление при вести при оправдании 12 апреля той женщины, которая 5 февраля покусилась умертвить петербургского градоначальника, доверенное лицо Царя. Изумление это весьма справедливо, но оно основывается в Европе на соображениях, далеко не обнимающих того значения, какое имеет все происшествие. Этот приговор суда от 12 апреля (31 марта) имеет чрезвычайно важное политическое значение.
Рассказывается далее сущность процесса, указывается на прокуратуру, прибегающую вместо обвинения к извинениям, на рев (Gebrull) галереи и затем:
Стоим ли мы уже в развалившемся государстве или пред его падением? Какое заключение приходится раз за разом делать из этих случаев, как не заключение о глубоком варварстве России и русского народа, на который учреждения Запада действуют как культура на диких. Такою галереей и ее одобрением руководима теперь масса, которая в течение полутора года пережила два открытые возмущения и три раза пред лицом суда слышала защиту учения, проповедующего, что все, что составляет настоящее государство, должно исчезнуть с лица земли. И все это в то время, когда государство находится накануне борьбы… Вот признак крайнего упадка… Государство, выходя обессиленным из турецкой войны, находит дома общество, которое разъедено сверху донизу элементом отрицания. Художник и дворянин, только что выпущенный воспитанник высшего училища и купец, почетный гражданин и прежде всего сам государственный чиновник, титулярный советник, надворный советник (состав присяжных), все они видят руку, поднявшуюся не только против одного лица, но против самого государства, и все они ревут свое: Невиновна вместе с галереей. И этот приговор прозвучит по всей России. В восторге услышат его товарищи Веры Засулич, и тысячи будут обращены к их револьверным замыслам (Revolverplane) этим приговором. Если Вера Засулич снова появится на свете, она будет верховною жрицей нигилизма и революции, а не появится, так будет мученицей революции, жертвой тирании. В истории русской революции Вера Засулич приобрела великое имя.
‘Кельнская Газета’ (приводя между прочим цитаты из ‘Русского Mipa’ и ‘Голоса’) приходит к следующему выводу:
Мы, конечно, сожалеем и проклинаем поступки и действия (Thun und Treiben) русских нигилистов самым решительным образом, в особенности когда они доходят до того, что желают исправить Mip убийствами… Но если русское правительство хочет господствовать над внутренним брожением, то все причины побуждают его заключить мир. Если оно допустит до войны с Англией, то во всяком случае предстоят новые страдания, жертвы и лишения, и никто не может сказать, куда может привести внутреннее недовольство.
Вот в каком виде вдруг представилась Россия в Европе. Это ошибка, ничего общего с русским народом этот возмутительный и нелепый случай не имеет, но эта ошибка кому служит в пользу? Бараны петербургской печати, вчерашние патриоты, сослужили хорошую службу России в эти трудные для нее минуты…
Помещенный нами в NoNo 129 и 130 обширный отчет о разбирательстве дела Веры Засулич в Уголовном Кассационном Департаменте Правительствующего Сената будет прочтен с интересом не одними юристами. Судя по статьям закона, приведенным в краткой резолюции, Сенат вполне принял соображения, которые с такою подробностью развиты в заключении обер-прокурора Н.Н. Шрейбера. В этом заключении мастерски разработаны те вопросы, которые подлежали разрешению Кассационного Суда, но помимо технических достоинств этой чисто юридической работы речь г. Шрейбера имеет и общественное значение, она должна в значительной мере смягчать те толки о недостатках нашего уголовного процесса, кои естественным образом порождены были в мыслящих сферах нашего общества всем ходом процедуры по этому делу в Окружном Суде и его развязкой. Оставаясь вполне на высоте бесстрастного стража закона, каким должен во всех случаях быть Верховный Кассационный Суд, обер-прокурор убедительным образом доказал, что все печальные неправильности этого процесса были последствием искажения истинного смысла закона. Г. Шрейбер так охарактеризовал наш кодекс уголовного процесса: Устав Уголовного Судопроизводства 20 ноября 1864 года ‘представляет стройное, гармоническое целое, отдельные части коего находятся между собою во взаимной неразрывной связи, так что неправильное исполнение одной из отдельных его частей, нарушая гармонию целого, нередко имеет своим последствием невозможность исполнения других содержащихся в нем постановлений’. И нельзя не признать, что все дальнейшие выводы служили блестящим развитием этого положения и действительно подтвердили, что при точном соблюдении предписаний закона не могли бы иметь место те печальные явления, коими сопровождалось судебное разбирательство по делу Засулич. В этом деле более всего поразило всех то, что судебное исследование покушения Веры Засулич на жизнь генерал-адъютанта Трепова превратилось в суд над самим генералом Треповым по поводу его распоряжения по должности. Казалось непонятным, каким образом показание Боголюбова, при коем Засулич не присутствовала, о котором она и рассказов никаких не слышала непосредственно от очевидцев, могло выступить на первый план при обсуждении поступка подсудимой. Логически между событием в С.-Петербургской тюрьме предварительного заключения и поступком подсудимой не было связи. Связь эта существовала лишь между рассказом об этом событии и решимостью подсудимой, стало быть, для объяснения мотива преступления исследованию подлежало лишь то, в каком виде представилось дело для Засулич из рассказов. Если защита стремилась смягчить ее вину раскрытием побудительной к тому причины, то она должна была стараться разъяснить пред присяжными именно эту сторону дела. Рассказ, под влиянием которого Засулич задумала свое преступление, мог быть и вовсе вымышленный, но если она поверила ему, то для цели защиты он все-таки имел бы большее значение, нежели согласное с истиною воспроизведение на суде факта, при коем обвиняемая не присутствовала, а потому не могла в нем самом почерпнуть свою решимость. Вот почему, домогаясь исследования самого факта во всей его подробности, защита, очевидно, не о том старалась, чтобы выяснить мотив преступления, а о том, чтобы, выставив действия жертвы преступления в возможно невыгодном свете, тем самым как бы оправдать преступное действие, на нее направленное. Таков и был характер разбирательства преимущественно, потому что допущен был допрос целого ряда свидетелей, которые были очевидцами события в тюрьме, но которых Засулич никогда в глаза не видала. Обер-прокурор доказал непреложно, основываясь на смысле закона и на массе прежде бывших решений Кассационного Суда, что вся эта бросающаяся в глаза неправильность процедуры была последствием неправильно истолкованной судом прерогативы, предоставленной обвиняемому ст. 576 Уст. Угол. Суд., и допущения к спросу в качестве свидетелей по делу о преступлении Засулич таких лиц, которые не могли быть свидетелями ни самого факта преступления, ни обстоятельств, породивших преступный умысел.
Обер-прокурор доказал также, что по смыслу закона и по разъяснениям Кассационного Суда не могут в интересах правосудия быть оставлены без должного противодействия попытки со стороны посторонних лиц, присутствующих на суде, влиять на совесть присяжных какими-либо демонстративными заявлениями одобрения или неодобрения того, что происходит на суде.
Решение Сената восстановило в своих правах требования правосудия по этому казусному делу и вместе с тем доказало, что правильный судебный порядок заключает сам в себе достаточные гарантии своей устойчивости и равновесия.
Во вчерашнем же нумере нашей газеты обнародованы два новые дополнения и изменения действующих правил о судопроизводстве по уголовным делам, имеющим политический характер. Законы эти имеют между собою тесную связь. Вторым из них значительно расширяется, впрочем, лишь временно, как сказано в законе, — область специальной подсудности так называемых государственных преступлений. До сих пор к разряду этих преступлений отнесены были лишь те, кои предусмотрены разделом третьим Уложения о Наказаниях, а именно о преступлениях против Священной Особы Государя Императора и членов Императорского Дома, о бунте против Власти Верховной, о государственной измене и о преступлениях против народного права. Сверх того, по закону 4 июня 1874 года, к этому же разряду отнесены тайные общества и запрещенные сходбища (ст. 318 в новой редакции, заменившей прежнюю главу VI раздела четвертого Улож. о Нак.). Теперь к тому разряду особенной подсудности отнесены еще следующие дела: 1) о преступлениях, предусмотренных в главах первой, второй и пятой раздела четвертого Улож. о Наказ., а именно: о сопротивлении распоряжениям правительства и неповиновении установленным от оного властям (глава I, раздел IV), об оскорблении и явном неуважении к присутственным местам и чиновникам при отправлении должности (глава II, раздел IV) и о взломе тюрем, уходе и побеге находящихся под стражей и надзором (глава V, раздел IV), 2) об убийстве или покушении на убийство должностных лиц, нанесении им ран или увечий и других насильственных против них действий, а также об угрозах им, когда преступления эти совершены при исполнении должностными лицами служебных обязанностей или же вследствие исполнения сих обязанностей. Перечисленные разряды преступлений изъяты из обыкновенного порядка подсудности лишь в том случае, если они влекут за собою лишение или ограничение прав, то есть те, которые судились с участием присяжных. Менее же важные из перечисленных преступлений, которые не влекут за собою лишения прав и, стало быть, судились и до сих пор окружными судами без присяжных, оставлены в прежней подсудности. К этому же порядку исключительной подсудности отнесены преступления, предусмотренные ст. 395 Улож. о Нак., а именно оскорбление действием начальника своим подчиненным. Это последнее преступление и до сих пор судилось особым порядком как преступление по должности. Преступления по должности судятся у нас с участием присяжных (если они влекут за собою лишение прав), но для них установлен особый порядок предания суду, и, смотря по классу должности, занимаемой обвиняемыми из должностных лиц, они судятся или в Окружном Суде, или в Судебной Палате, или в Сенате по Уголовному Кассационному Департаменту (но тоже с присяжными). Дела об оскорблении действием начальника подчиненным будут теперь ведаться судебными палатами с участием сословных представителей, а если обвиняемый по классу занимаемой им должности (не ниже IV) подсуден Сенату, то он будет по-прежнему судиться в Уголовном Кассационном Департаменте, но без присяжных.
Но для всех этих дел, как вновь отнесенных к разряду политических преступлений, так и тех, которые до сих пор считались таковыми, вновь установлен порядок суда, определенный для государственных преступлений судебными уставами 20 ноября, а именно местный трибунал судебных палат с участием сословных представителей. По закону 7 июня 1872 года государственные преступления, сопряженные с лишением прав, изъяты были из подсудности этих особых трибуналов (кои тем самым и были упразднены) и сосредоточены во вновь установленном этим законом особом присутствии Сената с участием сословных представителей. Особое присутствие стало, таким образом, единственным ординарным политическим трибуналом. Кроме его, оставался лишь Верховный Уголовный Суд, установленный для чрезвычайных случаев. Верховный Уголовный Суд, оставленный до сих пор в первоначальном виде, собирался всего один раз для суждения Каракозова и его сообщников.
По новому закону особое присутствие Сената хотя и сохранено, но оно будет призываться к действию лишь по Высочайшему повелению. В тех же случаях, когда особого повеления не последует, дела о государственных преступлениях будут рассматриваться судебными палатами в усиленном составе. Этот ‘усиленный состав’ совершенно сходен с прежним порядком по отношению к сословным представителям, коих четыре: губернский и уездный предводители дворянства, один из городских голов и один волостной старшина. Но теперь точнее определен состав коронных судей, а именно: старший председатель палаты и четыре члена уголовного департамента палаты. Таким образом, число коронных судей всегда будет превышать число сословных представителей, тогда как прежде ‘присутствие палаты’, к коему по ст. 1032 Уст. Угол. Суд. (изд. 1864 г.) присоединялись сословные представители, могло состоять и из трех членов палаты.
Отступление от прежнего порядка, в общих чертах ныне восстановленного, заключается и в том, что по Уставу Угол. Суд. изд. 1864 г. закрытие дверей допускалось лишь по преступлениям об оскорблении Величества. По новому же закону сохранено правило, установленное в 1872 году для особого присутствия Сената, а именно что публичность или непубличность заседания по всем политическим делам предоставлена усмотрению суда.
Впервые опубликовано: ‘Московские Ведомости’. 1878. 12 апреля, 25 мая. No 95, 132.