Приводимъ статью Вл. Бурцева въ ‘Бирж. Вд.’ о дл Іоллоса.
’14 марта 1907 года въ Москв былъ убитъ извстный русскій журналистъ, редакторъ ‘Русскихъ Вдомостей’, членъ 1-й Госуд. Думы Григорій Борисовичъ Іоллосъ.
Скоро исполнится 10 лтъ со времени этой печальной утраты. Это — одна изъ самыхъ тяжелыхъ страницъ въ исторіи русскаго освободительнаго движеніи.
Талантливый журналистъ искренній демократъ, членъ Гос. Думы былъ убитъ выстрломъ изъ револьвера темнымъ рабочимъ, вотъ ужъ, дйствительно, не вдавшимъ, что онъ творилъ,— былъ убитъ по указанію членовъ союза русскаго народа и членовъ охранныхъ отдленій, прекрасно вдавшихъ то, что они творили.
Объ убійств Іоллоса скоро будутъ разсказаны ужасныя вещи. Въ настоящее же время я остановлюсь только на моихъ точныхъ вспоминаніяхъ о томъ, какъ мн пришлось познакомиться съ разсказомъ объ этомъ событіи со словъ самого его убійцы, рабочаго Федорова.
Въ конц 1908 г. или въ начал 1909, когда я жилъ въ Париж, и былъ занять дломъ Азефа, одно изъ хорошо извстныхъ мн среди эмигрантовъ лицъ обратилось къ мн съ просьбой дать нсколько сотъ франковъ для рабочаго, желавшаго хать въ Россію по серьозному длу.
Деньги у меня были. Я согласился дать нужную сумму, но, передавая деньги, я спросилъ — кто детъ и зачмъ именно. Мн отвтили: ‘Въ Россію детъ В. (подъ этимъ именемъ жилъ въ Париж Федоровъ), рабочій, убившій Іоллоса’.
Я моментально взялъ назадъ деньги и сказалъ:
— Убійца Іоллоса не иметъ права принимать какое бы то ни было участіе въ революціонномъ движеніи!
Къ моему изумленію, мой отвтъ даже не былъ сразу понятъ тмъ, съ кмъ я творилъ. Мн задали вопросъ: ‘Почему же?’ и т. п.
Между нами завязался спорь.
Мн говорили: ‘Онъ (т. е. Федоровъ) ни можетъ доле такъ жить. Его мучить совсть. Онъ хочетъ загладитъ свою вину’ и т. д. Въ вид послдняго, самаго сильнаго, аргумента мн было сказано: ‘Если ему не дадутъ возможности ухать въ Россію, онъ пуститъ себ пулю въ лобъ’.
Кончая нашъ споръ на тему о томъ, хать или не хать Федорову въ Россію для того, чтобы принять участіе въ революціонномъ движеніи для искупленія своей невольной вины, я категорически заявилъ, что не могу понять, какъ можетъ жить человкъ посл того, какъ онъ имлъ несчастіе,— хотя бы по недоразумнію,— совершить такое преступленіе, какъ убійство Іоллоса, и что для убійцы Іоллоса пустить себ пулю въ лобъ — одинъ изъ лучшихъ исходовъ изъ его положенія.
На вопросъ,— разв для Федорова нтъ другого, лучшаго исхода,— я сказалъ, что при желаніи Федоровъ, конечно, сможетъ найти и лучшій исходъ, а именно:— пусть онъ детъ въ Россію, что бы тамъ его ни ждало за нсколько совершенныхъ имъ убійствъ, пусть тамъ онъ требуетъ надъ собой гласнаго суда, пусть на суд разскажетъ все, что знаетъ о дл Іоллоса, на колняхъ проситъ прошенія у русскаго общества за совершеніе имъ убійства однаго изъ самыхъ дорогахъ его членовъ — Іоллоса.
Эти мои слова были переданы Федорову, и черезъ нсколько дней онъ пришелъ ко мн поговорить о своемъ дл. Оказалось, что я съ нимъ уже былъ знакомъ, но я только не зналъ, что онъ — убійца Іоллоса.
Я старался убдить Федорова, что онъ долженъ разъ навсегда отказаться отъ всхъ плановъ дальнйшаго участія въ революціонномъ движеніи. Онъ согласился съ этимъ и съ тмъ, что то, что я ему предлагалъ,— что онъ долженъ былъ сдлать въ его положеніи,— хать въ Россію и передъ лицомъ русскаго общества просить прошенія за совершенное преступленіе.
Но я зналъ, что для этой поздки въ Россію Федорову нужно было обладать большимъ характеромъ и большой силой воли, чмъ спустить курокъ револьвера въ дл Іоллоса или дйствовать кинжаломъ въ дл Казанцева, а потому я всячески уговаривалъ его возможно лучше взвсить свои силы, прежде тмъ ршиться хать въ Россію, и въ то же самое время предлагалъ ему лучше уйти навсегда изъ русской колоніи въ сторону, постараться, чтобы о немъ забыли, и никогда не мечтать принятъ какое либо участіе въ русскомъ революціонномъ движеніи, чмъ хать въ Россію, если онъ хоть только на минуту колеблется, въ виду той отвтственности, которая его ждетъ въ Россіи.
Окружавшіе Федорова не были согласны со мной и всячески отговаривали его отъ поздки въ Россію. Не смотря на временныя колебанія, Федоровъ, повидимому, ршался хать въ Россію и потребовать, такимъ образомъ, гласнаго надъ собой суда по длу Іоллоса и покушенія на жизнь графа Витте, въ этомъ онъ также игралъ главную роль.
Для того, чтобы обезпечить большую гласность дла и лучшее освщеніе всего дла я предлагалъ передъ поздкой Федорова въ Россію возможно шире освтитъ его дло въ печати и добиться того, чтобы со стороны русскаго суда было заявлено требованіе выдачи Федорова въ Россію и, такимъ образомъ, формально была бы гарантирована гласность суда надъ нимъ.
Все длалось, съ вдома и согласія Федорова, и тхъ, кто быть близокъ къ нему. По указанію вліятельныхъ представителей эмиграціи было ршено избжать выдачи Федорова изъ такихъ странъ. какъ Франція, чтобы не создавать тамъ прецедентовъ возможности выдачи по какимъ-либо политическимъ обвиненіямъ.
Съ тхъ поръ. кокъ ФоДср-іЪ ршился хать въ Россію, я ста,’алс:г ‘-гъ дду грядахъ возможно широкую огласку.
Обо всемъ, что по этому длу я длалъ тогда въ Париж, хорошо знали и въ Россіи. Все длалось на глазахъ и европейскихъ и русскихъ читателей. За нашими разоблаченіями внимательно слдили и въ Европ, и въ Россіи. Намъ навстрчу въ разслдованіи дла объ убійств Іоллоса и и покушеніи на убійство графа Витте не пошли только русскія власти, которыя, конечно, должны были идти первыми.
Въ Париж въ своей квартир въ редакціи ‘Былого’, я устроилъ свиданіе Федорова въ присутствіи членовъ русской колонія съ французскими журналистами. Они внимательно разспрашивали Федорова о дл убійства Іоллоса и о покушеніи на жизнь гр. Витте. Его разсказъ былъ затмъ тогда же одновременно помшенъ въ ‘Matin’, въ англійскихъ, итаільянскихъ и др. газетахъ. Эти статьи въ переводахъ появились въ то же время я въ русскихъ газетахъ
О желаніи Федорова хать въ Россію было сообщено и въ русскихъ газетахъ.
Приблизительно въ то же самое время въ редакцію ‘Былого’ я пригласилъ для опроса Федорова одного очень извстнаго члена Гос. Думы и одного тоже очень извстнаго петроградскаго присяжнаго повреннаго. Оба они — близкіе друзья Іоллоса.
Въ изъ присутствіи Федоровъ повторилъ еще разъ весь свой разсказъ о дл Іоллоса и дл гр. Витте, о роли въ этихъ двухъ длахъ охранника, члена союза русскаго народа, Казанцова и о роли московской охраны вообще и т. д.
Охранникъ Казанцовъ убждаетъ темнаго рабочаго Федорова во, томъ, что Іоллосъ укралъ партійныя революціонныя деньги, и что его надо за это ‘проучить’. Онъ даетъ Федорову револьверъ, указываетъ на улиц Іоллоса, даетъ планъ, какъ лучше подстеречь его, какъ лучше скрыться посл убійства и т. д.
Посл убійства Іоллоса тотъ же Казанцовъ съ помощью охранниковъ укрываетъ Федорова, сначала въ Москв, потомъ въ Петроград, съ его помощью подкладываетъ бомбы въ дом гр. Витте, забравшись на крышу его лома.
Какимъ темнымъ человкомъ ни былъ Федоровъ онъ, однако, въ конц-концовъ понимаетъ,— кто и для какихъ цлей имъ пользовался. Чтобы отмстить, онъ убиваетъ весной 1907 и своего змя-искусителя Казанцова.
Заграницей, когда я встртилъ Федорова, онъ уже вполн ясно отдавалъ отчетъ, что онъ сдлалъ и въ чьихъ рукахъ онъ бытъ тогда послушнымъ орудіемъ. Въ разговорахъ со мной Федоровъ назвалъ эти имена. Онъ, какъ оказалось, и денегъ просилъ у меня черезъ то лицо, о которомъ вначал была рчь, для поздки въ Россію, именно для того, чтобы сосчитаться съ тми, кто обманулъ его и заставилъ убитъ Іоллоса. Мн были имъ указаны и имена этихъ лицъ.
На вс вопросы бывшихъ въ моей квартир члена Гос. Думы и петроградскаго присяжнаго повреннаго Федоровъ отвчалъ обстоятельно.
Жутко было слушать его… До сихъ поръ изъ моей памяти не можетъ изгладиться два эпизода въ его разсказ. Оба они относятся къ послднимъ минутамъ жизни Іоллоса.
Первый разсказъ былъ о томъ, какъ въ ‘чайной’ сидитъ охранникъ Казанцевъ съ Федоровымъ и даетъ послднія ему инструкціи, какъ врне убить Іоллоса.
Другой эпизодъ — это встрча Іоллоса съ его убійцей близъ редакціи ‘Русскихъ Вдомостей’. въ рукахъ котораго былъ револьверъ, полученный имъ изъ московскаго охраннаго отдленія.
Іоллосъ шелъ задумчивымъ, и не обращалъ вниманія на то, что вокругъ него происходило. Федоровь — отъ него въ 3-4 шагахъ, стоитъ прямо противъ него и смотритъ ему прямо въ глаза. Онъ стрляетъ Іоллосу прямо въ лицо, губу и голову. Іоллосъ нсколько мгновеній какъ бы продолжаетъ стоять противъ него, но у него на лиц уже зіяетъ какая то черная яма… Затмъ онъ какъ снопъ падаетъ къ ногамъ своего убійцы.
Убійца поспшно скрывается, скоро оказывается въ объятіяхъ охранника Казанцева, его поздравляютъ, благодарятъ и осыпаютъ поцлуями.
Когда кончился допросъ Федорова, онъ ушелъ. Насъ оставалось трое: членъ Гос. Думы, петроградскій присяжный повренный и я. Присяжный повренный сказалъ мн:
— Могъ ли я думать, что я когда нибудь буду въ такой обстановк выслушивать разсказъ объ убійств моего лучшаго друга — отъ самого его убійцы! Я устроилъ Федорова въ Париж неподалеку отъ себя и далъ ему возможность приготовиться къ отъзду въ Россію и выждать удобное время. Прошло нсколько мсяцевъ, Федоровъ не похалъ съ Россію, но я ни разу не длалъ никакой попытки ускоритъ его отъздъ. Для меня было ясно, что его поздка съ Россію должна была быть имъ сдлана вполн добровольно или ее не нужно было длать совсмъ.
За это время нашлись люди, которые убдили Федорова не хать въ Россію, и убдили его въ этомъ потому, что сами были уврены, что я ошибаюсь, что судъ въ Россіи будетъ при закрытыхъ дверяхъ, и нельзя будетъ пролить полнаго свта на дло Іоллоса, что, кром очень тяжелыхъ послдствій для самаго Федорова, не можетъ получиться никакихъ результатовъ отъ его поздки въ Россію и т. д., и т. д. Мои возраженія противъ этихъ соображеній не поколебали тхъ, кто вліялъ на Федорова.
Однажды Федоровъ пришелъ ко мн и заявилъ, что онъ ршилъ подчиниться тому, что отъ него требовали мои противники и я этому хать въ Россію, такъ какъ я предлагаю ему, онъ не хочетъ. На это я отвтилъ Федорову, что помогать ему хать въ Россію нелегально, какъ онъ хочетъ и какъ ему совтуютъ нкоторыя лица, я не считаю для себя и политически и нравственно допустимымъ. Я ему сто разъ повторилъ, что по моему мннію, онъ посл убійства Іоллоса не иметъ права принимать когда-либо и какое-либо участіе въ революціонномъ движеніи.
Федоровъ, конечно, не услышалъ отъ меня ни упрековъ, ни наставленія непремнно хать въ Россію. Я даже обрадовался, что онъ ршилъ не хать въ Россію, потому что у меня не было увренности, что у него хватитъ характера вынести вс предстоящія ему испытанія. Мн хотлось ему сказать: ‘сынъ, несчастный! Постарайся, чтобы забыли вс твое имя!’
О томъ, что было потомъ съ Федоровымъ, говорить не стоитъ, а можно было бы много разсказать.
Посл 1909 г. онъ нелегально все-таки създилъ въ Россію, побывалъ въ то время, въ Петроград, Москв, Финляндіи и вернулся въ Парижъ. За время его новаго пребыванія въ Париж онъ былъ вн политическихъ кружкахъ. Все, что было съ нимъ за то время, было крайне печально. Тупой, крайне неразвитой человкъ, Федоровъ былъ несчастіемъ для русской колоніи въ Париж.
Судьба жестоко покарала этого рокового человка.
Здсь въ Петроград, за мой пріздъ, я услышалъ многое, что дополнило мн разсказъ Федорова объ убійств Іоллоса.
Разумется, будетъ время — надо пожелать, чтобы оно наступило возможно скоре — чтобы на дло I. Б. Іоллоса былъ пролитъ полный свтъ.
Это время, кажется, наступаетъ…
О дл Іоллоса много знаетъ П. А. Столыпинъ, бывшій тогда предсдателемъ совта министровъ и ген. Гершельманъ, бывшій тогда генералъ-губернаторомъ. Но ихъ нтъ въ живыхъ за нихъ многое касающееся ихъ должны разсказать другіе.
Много важнаго по этому вопросу могли бы намъ разсказать сенаторъ Трусевичъ, ген. Курловъ, докторъ Дубрвинъ, Буксгевденъ, ген. Герасимовъ и мн. друг.
Много важнаго долженъ разсказать и тогдашній московскій градоначальникъ ген. А. А. Рейнботъ-Рзвой. Онъ былъ въ Петроград, когда былъ убитъ Іоллосъ и по телефону отдалъ приказъ полиціи употребитъ вс усилія отыскать убійцъ и придать длу возможно широкую огласку.
О чемъ могли бы разсказать вс эти лица, о томъ слдуютъ пункты’…