Дело господ Василевского (Буквы) и Нотоновича, Андреевский Сергей Аркадьевич, Год: 1909

Время на прочтение: 4 минут(ы)

С. А. Андреевский

Дело господ Василевского (Буквы) и Нотоновича

Оскорбление должностного лица в печати

Никогда еще, господа судьи, мне не случалось видеть обвинительного акта, написанного в виде самого полного и убедительного оправдательного приговора — настолько полного, что как раз на том месте, где написано ‘посему Нотович и Василевский обвиняются’, вы можете, не добавив ни одного слова, написать: ‘и посему Нотович и Василевский должны быть признаны оправданными’. Все, что может быть сказано в защиту подсудимых, все, что делает обвинение их совершенно невозможным — все это приведено в обвинительном акте, с таким тщанием и последовательностью, и притом с такой возрастающей энергией, что именно на самом конце, как бы для финала, выставлен факт, добивающий обвинение окончательно, т.е. указаны судебные приговоры, которыми все, сообщенное о господине Донико-Иорданеско, признано действительно справедливым. В конце глухо выставлена ст. 1039 Уложения и ни одной фразой, ни одним намеком не соединены между собой не согласуемые логикой экспозиция дела и вывод из нее. Понятно, что мы встречаем подобное обвинение с полным недоумением.
Здесь, в судебном заседании, судебные приговоры о Донико-Иорданеско, вполне поддерживающие подсудимых, остались, понятно, в прежней силе и ничуть не поколеблены, как это мы докажем впоследствии. Обвинитель приводит только выдержки из фельетона, как бы дополняющие приговоры, несогласные с приговорами, но все это относится, пожалуй, к тону газетной статьи ‘Новости’, а не к ее содержанию. Говоря о тоне, мы должны заметить, что для применения ст. 1039 Уложения необходим умысел оскорбить именно должностное лицо, оказать неуважение к его званию, потому что когда этого нет, то обида будет частной. Но в статье господина Василевского с первых же строк мы видим полную уверенность автора, что он имеет дело с лицом, покинувшим службу, с частным лицом. Господин Василевский прямо пишет: ‘Донико служил непременным членом в уездном присутствии’, т.е. больше не служит. Мало того, господин Василевский убежден, что Донико оставил службу вследствие суда за злоупотребления — и если это было заблуждение со стороны господина Василевского, то заблуждение, во-первых, вполне искреннее, которое, как всякая ошибка, должно служить к оправданию, а во-вторых, это было и не совсем полное заблуждение, потому что в то время Донико действительно был устранен от должности по случаю следствия над ним за служебные злоупотребления.
А если это так, т.е. если Василевский третировал Донико как частное лицо, удаленное со службы за преступления, и вообще если Василевский обсуживал совершенное Донико и признанное судом служебное преступление, то ст. 1039 опять-таки неприменима, потому что она предписывает уважать должностных лиц, но никогда не предписывала и не может предписывать почитать в должностных лицах даже их преступления, оглашенные судебной властью во всеобщее сведение.
Служебные преступления и упущения Донико признаны двумя судебными приговорами: одним — обвиняющим его самого, другим — оправдывающим его обвинителей. Этими двумя, взаимно друг друга дополняющими приговорами установлено, что Донико безмездно требовал для себя шестерки в парадном уборе для разъездов по службе, что он применял свою служебную власть для исполнения решения по одному собственному гражданскому делу и что он силой, под конвоем, приводил рабочих к помещикам для исполнения частных договоров.
Теперь, обсуждая эти поступки, неужели господин Василевский не имел права назвать употребление Донико служебной власти в своем собственном гражданском деле ‘самодурством’? Чем, спрашивается, почтеннее слово ‘превышение власти’, употребленное в приговоре Палаты? Да ведь это одно из самых презренных преступлений — и слово ‘самодурство’ есть слово, совершенно подходящее, так сказать, вполне разрешенное к употреблению судебным приговором относительно Донико, ибо превышение власти бывает в большинстве случаев самодурством, в особенности, когда сам суд говорит, что оно сделано нервно-расстроенным человеком. Затем, в словах ‘майор-гроза’, ‘майор-лихач’, ‘майор-триумфатор’ ровно ничего бранного нет, и нужно быть неизлечимым ипохондриком, чтобы воздержаться от улыбки при мысли о непременном члене уездного присутствия, грозно требующем себе на станциях митрополичью и чуть ли не царскую триумфальную упряжь! Конечно, это ‘потешно’. Но пуще всего Донико оскорбляется словами: ‘вопиющие злоупотребления’ и говорит, что он таковых не совершал, потому что Судебная палата сделала ему ‘только выговор’. По-видимому, Донико считает ‘вопиющими’ только те преступления, за которые положены строгие наказания. Но он глубоко заблуждается — это явное филологическое недоразумение. Никто не назовет убийство, поджог, подделку кредитных билетов и т.п. преступления вопиющими именно потому, что за них и без того положены очень грозные наказания, а потому и ‘вопиять’ об их преследовании совершенно было бы излишне. ‘Вопиющими’, наоборот, называют именно те преступления, за которые слишком слабо наказывают, которые вопиют о большем возмездии, которые потому и возмущают нас и заставляют нас кричать о них, что к ним слишком легко относятся. И как не назвать вопиющим злоупотреблением, например, такое насилие, как приведение Донико рабочих под конвоем к помещикам для отбывания частных обязательств? Как не назвать ‘нахальством’ требование Донико. чтобы суд наказал его обвинителей за ложь, когда все сообщенное о нем оказалось документально правдивым от слова до слова?..
Итак, я нахожу, во-первых, что господин Василевский сообщил о Донико сущую правду, признанную двумя судебными приговорами, во-вторых, что господин Василевский и не думал ронять служебное достоинство непременного члена уездного присутствия, а напротив, находил, что Донико по справедливости лишен этого почтенного служебного звания за свои недостойные поступки и, наконец, в-третьих, что господин Василевский почитал себя безусловно вправе не церемониться с той стороной деятельности Донико, которая была опорочена судебным приговором.
В заключение я напомню вам, господа судьи, что сатира господина Василевского, всегда изящная, вечно юная, занимается вышучиванием рода человеческого чуть не через день в течение целых 15 лет в различных периодических изданиях, и, несмотря на такую опасную и длинную карьеру, она всегда держала себя умницей, не вызывая ни жалоб, ни наказаний. Такой же умницей она была и в этом деле, и вы, я полагаю, не найдете в ее поведении ничего непристойного. Вспомните, что совершал Донико, и прочтите после того строки Василевского — я убежден, что вам неловко будет осудить нашего сатирика, потому что за ним всегда останется в этом деле правота, искренность и верный, глубоко верный тон в оценке подвигов господина Донико.
Все мною сказанное о господине Василевском оправдывает само собою и господина Нотовича. Поэтому я прошу оправдать обоих подсудимых.
[Судебная палата после долгого совещания, признавая господ Василевского и Нотовича невиновными в приписываемых им деяниях, определила, на основании 1 п. ст. 771 Уложения, признать их по суду оправданными.]

———————————————————

Опубликовано: Андреевский С.А. Защитительные речи. СПб., 1909.
Оригинал здесь: http://dugward.ru/library/andreevskiy_s_a/andreevskiy_delo_gospod_vasilevskogo.html
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека