Ш. А. Гумеров.
Русские писатели. 1800—1917. Биографический словарь. Том 2. М., ‘Большая Российская энциклопедия’, 1992
Данилевский Н. Я.: биографическая справка, Данилевский Николай Яковлевич, Год: 1992
Время на прочтение: 5 минут(ы)
ДАНИЛЕВСКИЙ Николай Яковлевич [28.11(10.12).1822, с. Оберец Ливен. у. Орлов, губ.— 7(19).11.1885, Тифлис, похоронен в имении Mшатка, близ Байдарских Ворот, Юж. берег Крыма], естествоиспытатель, философ, публицист. Отец — командир гусар. полка, впоследствии ген.-майор. Д. учился в частных пансионах (1833—36), окончил Царскосельский лицей (1842). В 1843—47 чиновник канцелярии Воен. мин-ва (без должности), одновременно посещал вольнослушателем ф-т естеств. наук Петерб. ун-та (окончил в 1847). Зимой 1848—49 выдержал экзамен на магистра ботаники. Увлекшись учением Ш. Фурье, в 1845—48 (до мая) посещал ‘пятницы’ М. В. Буташевича-Петрашевского (‘Дело петрашевцев’, т. 2, М., 1941, с. 320, 328, знакомство с главой кружка произошло в 1844), на к-рых в марте 1848 прочел доклад с изложением этого учения. Среди знакомых Д. этого времени — M. E. Салтыков-Щедрин (см.: Макашин С. А., Салтыков-Щедрин. Биография, т. 1, 2-е изд., М., 1951, с. 184—85), Ф. М. Достоевский, Н. А. Спешнев (вместе с к-рым в 1847—48 собирался ‘издать энциклопедию естеств. и ист. наук’ — ‘Дело петрашевцев’, т. 2, М., 1941, с. 288). 15 июня 1849, во время ботанич. экспедиции (как чл.-к. ВЭО) в Тульскую губ., был арестован. Св. 4 месяцев провел в Петропавлов. крепости, для следств. комиссии подробно изложил основы фурьеризма, подчеркнув его чисто экон. и психол. характер (там же, с. 285—335). Прекративший посещать ‘пятницы’ Петрашевского в мае 1848, за год до разгрома кружка (там же, с. 328), Д. был признан невиновным и определен (под секретный полиц. надзор, продолжавшийся до 1856) в канцелярию вологодского (1850), а затем самарского (1852) губернатора. Участвуя в руководимой К. М. Бэром экспедиции по исследованию рыболовства на Волге и в Каспийском море, встречался с Т. Г. Шевченко, к-рый в письме Б. Залесскому от 9 окт. 1854 сообщал: ‘…Я с ним сблизился до самой искренней дружбы’ (Собр. соч., т. 5, М., 1965, с. 339). В 1858—71 возглавлял неск. ихтиологич. экспедиций, на материале к-рых были выработаны нек-рые законы об охране природы, в 1851—69 опубл. в спец. ж-лах неск. десятков статей по статистике, рыболовству, климатологии, географии. Одобрительно откликаясь на одну из них (‘Краткий очерк уральского рыбного хозяйства’ — ‘Вест. РГО’, 1858, т. 22), Е. П. Карнович, в частности, отмечал ‘занимательность’, ‘картинность описания’ (‘Совр.’, 1858, No 6, с. 254). С 1880 до смерти возглавлял Крым. комиссию по борьбе с филлоксерой. В конце жизни — тайный советник.
Впервые выступил в печати с критич. письмом в ‘Отеч. зап.’ (1843, No 6), в к-ром доказывал, что повесть О. И. Сенковского ‘Падение Ширванского царства’ — переложение кн. Дж. Морьера ‘История шаха Мубарека и его мага’. В 1848 опубл. там же два больших науч.-популярных очерка: ‘Дютроше’ (No 5—6) — о жизни и деятельности франц. биолога — и ‘Космос. Опыт физич. мироописания Александра фон Гумбольдта’ (No 6—8). Во время экспедиции к Белому морю дополнил по поручению Акад. наук ‘Опыт областного великорус, словаря’ (см.: Сб. ОРЯС, СПб., 1869, т. 7, No 3).
Гл. соч. Д.— кн. ‘Россия и Европа’ (‘Заря’, 1869, No 1—6, 8—10, отд. изд.— СПб., 1871, 5-е изд., СПб., 1895) — посв. обоснованию панславизма.
При духовной близости Д. к славянофильству его историософия принципиально отлична: славянофилы (прежде всего А. С. Хомяков) видели миссию России в культурно-религ. обновлении человечества, Д. же единую всемирную историю решительно отрицает. Как и нем. историк Г. Рюккерт, Д. признает лишь историю относительно замкнутых культурно-ист. типов (по Д., их 10) — самобытных цивилизаций, проходящих, подобно организмам, полный витальный цикл (детство, зрелость, дряхлость) — последоват. переход из этногр. состояния в государственное, а затем в цивилизованное. Каждая из прежних цивилизаций реализовала себя в четырех сферах: в религии, культуре (наука, философия, иск-во), политике, обществ.-экон. орг-ции, но проявилась самобытно лишь в одной из них (напр., еврейская — в религии, греческая — в иск-ве, европейская — в науке). Слав, мир во главе с Россией — нарождающийся тип культуры, преемник европ. цивилизации. Только славянству предстоит, по мнению Д., впервые выработать синтетич. четырехосновный культурно-ист. тип.
Анализируя культурно-худож. задатки слав, типа, он выделяет образцы рус. словесности, сравнимые с высшими достижениями европ. лит-ры: ‘Мертвые души’, ‘Старосветские помещики’, ‘Шинель’ Н. В. Гоголя, ‘Борис Годунов’ А. С. Пушкина, ‘Война и мир’ Л. Н. Толстого и др. Чтобы славянство реализовало свои потенции, необходимо, считает он, полит. объединение его в федерацию и преодоление болезни ‘европейничанья’, возникшей в России с петровских реформ.
‘Россия и Европа’, получив много откликов в критике, вызвала резкие споры. В редакц. кружке ‘Зари’ она воспринималась как манифест (‘Шестидесятые годы’, М.—Л., 1940, с. 260 и др.). Адептам Д. особенно импонировал его сциентизм: ‘Представьте себе,— писал А. Н. Майков Достоевскому 25 февр. 1868,— методы естественных наук, приложенные к истории,— прелесть что такое!’ (цит. по: Достоевский. Письма, II, 414). Достоевский, к-рому Д. запомнился ‘отчаянным фурьеристом’ (письмо Майкову от 11 дек. 1868), с энтузиазмом воспринял сходство духовной эволюции Д. и своей собственной (‘И вот из фурьериста обратиться к России, стать опять русским и возлюбить свою почву и сущность! Вот по чему узнается широкий человек!’ — XXVIII, кн. 2, с. 328), в письме к H. H. Страхову (18 марта 1869) он писал о полном совпадении своих выводов с выводами Д., изложенными ‘стройно, гармонически, с необыкновенной силой логики’, ‘Россия и Европа’ — ‘будущая настольная книга всех Русских…’ (XXIX, кн. 1, с. 30). Нек-рые исследователи называют книгу Д. одним из источников идейно-филос. диалогов Ставрогина и Шатова (‘Бесы’), а в образе последнего видят преломление отд. фактов биографии Д. (см.: Достоевский, XII, 188, 233—34). По мнению Страхова, после ‘России и Европы’ славянофильство получило такую точную и связную форму, в какой едва ли существует у нас ‘какое-нибудь другое учение’ (‘Изв. С.-Петерб. слав. благотворит. об-ва’, 1886, No 12). К. Н. Леонтьев, испытавший влияние Д., считал его теорию истинным открытием, хотя и не принимал панславизма Д. (см.: Собр. соч., т. 7, СПб., 1913, с. 324). Среди критиков Д. наиб, активным был Вл. С. Соловьёв, рассматривавший человечество как живое целое, а историю как внутренне единый ‘богочеловеческий’ (духовно-ист.) эволюц. процесс (его многолетнюю полемику со Страховым вокруг Д. см. в кн.: Соловьев В л., Нац. вопрос в России, в. 2, СПб., 1891). С народнич. позиций против книги Д. выступил Н. К. Михайловский, считавший, что ‘основанием расположения исторического материала’ должен быть не нац. момент, а ‘взаимное расположение общественных сил’, среди к-рых гл. роль он отводил народу — ‘не в этнографическом, а социологическом’ смысле (III, 884).
Публицистика Д. (‘Сб-к полит, и экон. статей’, СПб., 1890, приложен ‘Библ. список соч. и переводов Д.’) была продолжением ‘России и Европы’. В центре ее — освобождение и объединение славян, возвращение Константинополю статуса столицы правосл. мира и др., а также критика ‘нигилизма’ 60-х гг. как ‘заимствованного’ из Европы мировоззрения, полемика с Вл. Соловьёвым о православии и католицизме. Д. был противником конституции для России: ограничение самодержавия, утверждал он, противоречит понятию рус. народа о верховной власти (‘Неск. слов по поводу конституц. вожделений нашей ‘либеральной прессы» — МВед, 1881, 20 мая). В работе ‘Дарвинизм. Критич. исследование’ (т. 1—2, СПб., 1885—89) Д. систематизировал аргументы, выдвинутые противниками дарвинизма. Книга вызвала острую полемику (А. С. Фаминцын — ВЕ, 1889, No 2, В. И. Розанов — PB, 1889, No 5, К. А. Тимирязев — РМ, 1889, No 5—7, Страхов — PB, 1889, No 12), доводы сторон воспроизводятся и в совр. науч. дискуссиях (см., напр.: Корочкин Л. И., К спорам о дарвинизме.—‘Химия и жизнь’, 1982, No 5, при общем критическом отношении к книге Д. в сов. науке высокая ее оценка дана в работах акад. Л. С. Берга ‘Труды по теории эволюции’, Л., 1977, и проф. А. А. Любищева ‘Проблемы формы систематики и эволюции организмов’, М., 1982).
Оригинальность идей Д. обусловила интерес и к его личности. С ним поддерживали отношения Достоевский, Толстой, Страхов. Среди откликов на смерть Д.— стих. А. А. Фета ‘Памяти Д.’.
Лит.: Толстой (ук.), Достоевский (ук.), Милюков П. Н., Разложение славянофильства (Д., Леонтьев, Вл. Соловьёв), Мм 1893, Соколов H. M., А. С. Хомяков и Д.— PB, 1904, No 7, Авсеенко В. Г., Кружок (рассказ по личным восп.).— ИВ, 1909, No 5, Кареев Н. И., Теория культурно-ист. типов.—Собр. соч., т. 2, СПб., 1912, История философии, т. 4, М., 1959, Филатов А. Н., Методологич. аспекты концепции ‘культурно-ист. типов’ Д., Каз., 1979 (автореф.), Соловьев Вл. С, Соч., М., 1988, т. 2, с. 406 — 14. + Некрологи, 1885: Семенов П. Н., Н. Я. Данилевский, СПб., 1885 (библ.), ЖМНП, No 12, ВЕ, No 12. Языков, Сл. ОЛРС, РБС, Брокгауз (Вл. Соловьёв), НЭС, Венгеров (Сл., Источ.), СДР, Липшице. Ю., Рус. ботаники, т. 3, М., 1950, СИЭ, БСЭ, ФЭ, ФЭС, ИДРДВ, Масанов. Encyclopdie Britannica, 1963, v. 7 (иностр. библ.), Mс Master R. E., Danilevsky. A Russian totalitarian philosopher, Camb. (Mas.), 1967.
Архивы: ГПБ, ф. 237, ЦГАОР, ф. 109, 1 эксп., 1849 г., д. 214, ч. 52, 1856 г., д. 133, ч. 8, ЛО ААН, ф. 129, оп. 1, д. 569, 573, ф. 51, оп. 3, д. 30.