Д. М. Евсеев
‘Среди милых москвичей’
(Неизвестные заметки А. П. Чехова)
Д. М. Евсеев. ‘Среди милых москвичей’, Чехов Антон Павлович, Год: 1996
Время на прочтение: 13 минут(ы)
Чеховиана. Чехов и его окружение.
М.: Наука, 1996.
OCR Ловецкая Т. Ю.
Работа писателя в сатирическом еженедельном журнале ‘Будильник’ началась в 1881 г. шуткой ‘Двадцать девятое июня’, подписанной псевдонимом ‘Антоша Чехонте’. Можно соглашаться или не соглашаться с восторженными отзывами поэта и фельетониста A. B. Амфитеатрова о необычайной чуткости редактора А. Д. Курепина, угадавшего талант в юном студенте-медике. Несомненно одно — довольно скоро Чехов стал основным сотрудником журнала, каковым и фигурировал в юбилейном, 12-м номере ‘Будильника’ за 1885 г. Рассказы, ‘мелочи’ и фельетоны, заметки и подписи к рисункам, чаще всего написанные на злобу дня, явились замечательной творческой школой.
В 1900 г., в автобиографии, подводя итоги 20-летней литературной работы, Антон Павлович уточнял: ‘…Не считая судебных отчетов, рецензий, фельетонов, заметок, всего, что писалось изо дня в день для газет и что теперь было бы трудно отыскать и собрать, мною <,…>, было написано и напечатано более 300 печатных листов повестей и рассказов’ (С., 16, 271).
Многое дошло до читателя позднее, многое затерялось и забылось. Так, после смерти писателя A. B. Амфитеатров, вспоминая о его работе в 1882—1886 гг., писал: ‘Об анонимном материале, заключенном по преимуществу в ‘Будильнике’ <,…>,, я уже не говорю’1.
В 1910 г. издатель В. Д. Левинский вспоминал: ‘Вступив в дело, я поручил А. П. кроме рассказов писать передовые ‘Будильника’ — ‘О том, о сем»2.
Разумеется, Чехов писал для журнала фельетоны. Но передовые?
В 1977 г. М. А. Соколовой удалось ответить на этот вопрос, исследуя переписку редакции с Чеховым. Оказалось, что речь идет о рубрике ‘Среди милых москвичей’, для которой в 1885 г. Антон Павлович писал анонимные фельетоны, периодически получая заказы передовых для еженедельного обозрения. Полоса ‘Среди милых москвичей’ состояла обычно из нескольких заметок-фельетонов, освещавших наиболее яркие события городской жизни. Иногда заметка писалась на тему карикатуры3.
Так современному читателю стали известны шесть анонимных фельетонов, принадлежавших перу Чехова4.
Однако обозрение ‘Среди милых москвичей’ появилось раньше — в январе 1884 г., когда ‘Будильник’ уже перешел в руки В. Д. Левинского, стало быть, замечание мемуариста о передовых хронологически точно. А вот переписка Антона Павловича о рубрике не упоминает. Писал ли Чехов что-либо для обозрения в 1884 г. или нет?
Письма редакции неизвестны. Остается журнальный текст. Тщательный просмотр и анализ 50-ти номеров за 1884 г. позволяет предположить, что анонимная рубрика ‘Среди милых москвичей’ велась Антоном Павловичем регулярно, в течение года. Доказать это непросто: заметки ‘передовиц’ крайне неравноценны, нередко вполне соответствуют общепринятым в ту пору юмористическим традициям, их мелкотемье невыгодно перекликается с материалами других изданий. Сравнение же общего стиля заметок со стилем Антоши Чехонте представляется рискованным.
В то же время целый ряд заметок содержит массу ярких лексических находок, принадлежность которых перу Чехова несомненна. Таково, например, обозрение No 2 от 13 января. Избегая ничем не подкрепленных предположений, мы выделяем из пяти заметок обозрения первые три. Тексты их приводятся целиком, сопровождаемые необходимыми аргументами.
Итак, изучаем первый материал:
‘Календари — не адвокаты — никогда не врут… Жаль и даже очень жаль. Умей врать календари, тогда, быть может, не кончились бы так рано праздники и мы до сих пор плясали бы польку трамлян и сосали бы леденцы. Но увы! они не умеют врать…
Праздники улетучились, как раскупоренный эфир, и унесли с собой все, что в продолжение двух недель радовало сердце и щекотало прихотливое нёбо милого москвича. Ушли в Лету гулянья в манеже, французский бал, визиты, столы с закусками, подачки на чаек, дневные спектакли, новогодняя театралка, сугубое употребление спиртуозов, ‘первые’ номера журналов… Всё ушло.
Остались одни только будни. А московский будень, читатель, то же самое, что и московский извозчик: едешь, едешь и никак не доедешь… Скучно, вяло, медленно и туманно. И думать даже скучно об этих буднях…
Веселье улеглось, как снег на московских улицах, и теперь, от нечего делать, приходится приниматься за дела. Дела, господа, бывают разные. Почтальоны письма носят, столяры делают мебель, воры воруют, барышни ожидают женихов, московские доктора играют в винт, Солодовников набавляет цену за свои пассажи, репортеры пишут и играют на биллиарде…5. Много на этом свете делов и хороших и скверных, дозволенных и предусмотренных! Самое худшее из них — быть лошадью конножелезки, самое лучшее — лежать медведем в берлоге, спать и сосать свою лапу. Хорошее дело также выиграть двести тысяч, как это сделал на днях один купец с Покровки. Выиграть бы эти канальские двести тысяч, разложить бы перед собой и высечь их за то, что так долго не приходили! Недурно также, господа, жениться на богатой купчихе и урвать тысченок триста помимо рояля, мебели, перины и двух железных лавок с верхом, отдающимся под трактир. Кстати: в описываемые скучные будни дозволяется то, что наистрожайшим образом возбранялось на праздниках… А именно — дозволяется венчаться. Это великое утешение для соскучившихся милых москвичей. В самом деле, не жениться ли, господа?
А теперь проанализируем текст.
1. ‘Праздники <,…>, унесли с собой всё, что <,…>, щекотало прихотливое нёбо милого москвича’. Помнится, данный оборот использован в одном из чеховских обозрений в петербургских ‘Осколках’ за 1883 г.: ‘Авось, когда разбогатею, вздумается пощекотать свое нёбо дорогим перышком…’ (С., 16, 66).
2. ‘Сугубое употребление спиртуозов…’. Похожее шуточное выражение встречается в одном из писем писателя H. A. Лейкину (23 декабря 1884 г.): ‘…позволяю себе употреблять спиритуозы’ (П., 1, 138). Да и слово ‘спиритуозы’ мелькает в переписке Антона Павловича неоднократно.
3. ‘Московские доктора играют в винт…’. Перечитывая августовские ‘Осколки московской жизни’ за тот же 1884 г., можно легко найти такие чеховские строки: ‘В Москве есть доктор Штробиндер <,…>, Играет хорошо в винт и бедных лечит бесплатно’ (С., 16, 112).
4. ‘Солодовников набавляет цену за свои пассажи…’. У Чехова в новогоднем поздравлении ‘Осколков…’ (7 января 1884 г.) написано почти слово в слово: ‘Солодовников набавит плату за свои пассажи’ (С., 16, 71).
5. ‘…Самое худшее из них — быть лошадью конножелезки’. Эта яркая острота в несколько измененном виде присутствует в юмореске ‘Жизнь прекрасна!’ (1885): ‘Радуйся, что ты не лошадь конножелезки’ (С., 3, 235).
6. ‘Хорошее дело также выиграть двести тысяч <,…>, Выиграть бы эти канальские двести тысяч, разложить перед собой и высечь их за то, что так долго не приходили…’. Читателю-знатоку непременно вспомнятся слова Симеонова-Пищика из первого действия ‘Вишневого сада’: ‘А там, глядишь, еще что-нибудь случится не сегодня-завтра… Двести тысяч выиграет Дашенька… У неё билет есть…’ (С., 13, 209). Интересно сравнить с этим и запись в одной из рабочих книжек писателя: ‘У русского человека единственная надежда — это выиграть двести тысяч’ (С., 17, 87).
Известна и более ранняя ‘двеститысячная’ шутка Чехова. В 1885 г. в рубрике ‘Среди милых москвичей’ Антон Павлович писал о городской думе: ‘Так как по нынешним понятиям свежий воздух, больницы, здоровая вода и проч. для городов необязательны, то для того, чтобы обзавестись ими, нужно <,…>, выиграть 200000 пять раз подряд, или обязать гласных жениться на богатых купчихах’ (С., 16, 227).
Опираясь на последнюю фразу, уместно перейти к следующему фрагменту.
7. ‘Недурно также, господа, жениться на богатой купчихе…’ Чехов часто использовал в качестве шуточной темы воображаемую женитьбу на богатой купчихе. Так, в январе 1884 г. Антон Павлович писал университетскому однокашнику Д. Т. Савельеву: ‘Ты меня извини… Но черт меня дернул не жениться еще до сих пор на богатой купчихе’ (П., 1, 101).
Тот же шуточный мотив удачно обыгрывается в рассказе ‘Елка’ (1884): ‘Купчиху пусть возьмет себе молодой эскулап’ (С., 3, 146). Пожалуй, сюда же примыкает и более раннее сатирическое замечание из ‘Осколков…’ о кредиторах Общества вспомоществования недостаточным студентам, благополучных педагогах, прокурорах и докторах, некогда учившихся в университете: ‘Поедают они у Оливье жирные, двухрублевые обеды, женятся на богатых купчихах…’ (С., 16, 59).
Завершая данное сопоставление, нельзя не процитировать два отрывка из чеховской переписки. Так, в послании к H. A. Лейкину от 9 мая 1885 г. писатель, сетуя на безденежье, снова шутит: ‘Жениться на богатой купчихе, что ли? Женюсь на толстой купчихе и буду издавать толстый журнал’ (П., 1, 152).
Не забудется шутка о 200 тысячах и богатой купчихе и значительно позже. 14 мая 1889 г. Чехов писал А. Н. Плещееву следующее: ‘…Если б я женился на Сибиряковой, то купил бы громадное имение …<,…>, Но так как на Сибиряковой я не женюсь и 200 тысяч никогда не выиграю, то и приходится мириться со своей судьбой’ (П., 3, 212).
8. ‘…В описываемые скучные будни дозволяется то, что наистрожайшим образом возбранялось на праздниках… А именно — дозволяется венчаться’. Расхожая свадебная тема использовалась многими, однако рядом с приведенным отрывком строки Чехонте особенно красноречивы. Шуточный ‘Календарь ‘Будильника’ на 1882 год’ среди сведений об апреле провозглашает: ‘...замуж выходить и жениться не возбраняется’ (С., 1, 155).
Ситуация, связанная со второй заметкой, интересна, хотя и менее эффектна. Текст фельетона приводится с соблюдением авторской орфографии и пунктуации:
‘Если хотите вкусить сладость Гименеевых оков, то женитесь на ком угодно и где угодно, только пожалуйста не на Луне. Женщины, обитающие на Луне, не знают любви, а брак без любви тоже самое, что начальник станции без красной шапки, или солонина без хрена. Сведения о Луне вы можете получить во всякое время дня и ночи из учебников космографии и из предлагаемого рисунка (‘Путешествие на Луну’, ил-я Финь-Шампань)6. Наш рисунок изображает несколько моментов из жизни лунных обывателей. Рисуя его, мы пользовались одним только литературным источником: ходили в театр Лентовского7 глядеть ‘Путешествие на Луну’8. Это ‘Путешествие’ давалось в продолжение всех праздников по пяти раз на день и по пяти раз на ночь, что сделало москвичей такими астрономами по лунной части, какими никогда не были ни Фламмарион, ни наш Бредихин9.
На луне, господа, живется не так, как на земле. Там очень хорошо. Знай тамошние женщины чувство любви и не подавай они к обеденному столу жаренных паучков, разсольник из червячков и другую гадость, то лунное житье было бы не только хорошо, но даже и отлично. Пробраться туда не так трудно, как вы думаете. Отлейте вы громаднейшую пушку, закатите в нее побольше пороху, сядьте в нее и цельтесь прямо в луну, — вот и всё. После каждого представления ‘Путешествия’ артисты Нового театра чихают по трое суток. Можете же теперь судить о количестве пороха, которое нужно засадить в эту грандиозную пушку!
Пушку могут Вам сделать, по рисунку г. Шехтеля, астроном Микроскоп (г. Вальяно) и его сподвижники, астрономы Гипотенуза, Катет и другие. Прибыв на луну, вы увидите, что видят по десяти раз в сутки г. Николин, г-жа Рюбан и г. Вальяно, изображая земного повелителя Власа, его сына Каприза и Микроскопа. Вы увидите прекрасные декорации, среди которых во все лопатки шаржируют лунный повелитель Космос, его ‘самый тайный’ советник и все остальные лунные обыватели. Там вы услышите остроту о ‘повесе’, остроту, длящуюся около четверти часа, да простит им Аллах! Перед вами пройдет блестящая процессия, состоящая из особ всех возрастов и полов, сверкающая и буквально ослепляющая роскошью костюмов и вкуса… Тут же пройдет для чего-то и верблюд, шагающий в ногу с людьми, словно по команде ‘левой! правой!’
У повелителя Космоса есть дочка Фантазия… Сын земного повелителя Каприз влюбился в нее… Влюбитесь и вы в нее, если попадете на луну, но не давайте ей яблока, как это сделал Каприз. Яблоко действует на лунных обитателей самым непростительным образом: от него они впервые узнают, что значит любовь… Каприз дал яблоко и влопался… Пошли объятия, поцелуи и другие земные штуки. Папаша Космос заметил, и произошла путаница, которую я не совсем понял, хоть и получил высшее образование. Земной повелитель и его сын Каприз делаются почему-то странствующими артистами, изображенными на предлагаемом рисунке. Они обманывают лунную публику с чисто земною развязностью.
Далее на луне вы увидите ласточек, — самый лучший отдел из всего лунного балета, несколько утомляющего, кстати сказать, публику. Хорош на луне и суд. Этот суд, впрочем, мало отличается от земного. Защитник, отзвонив свою защитительную речь, становится на место прокурора и начинает обвинение. Публика слушает прения сторон, плачет, восторгается, негодует, а в то же время у г. председателя в одном из его боковых карманов покоится уже готовый приговор.
Каприза за его шашни с Фантазией приговаривает суд к пятилетнему заключению в кратере вулкана. К тому же наказанию приговариваются и остальные путешественники. На рисунке вы видите извержение вулкана — конец феерии. Заключенные погибают в потоке лавы, а партер и галерка вызывают г. Лентовского и осыпают его аплодисментами. Браво!’.
И вновь авторство Чехова доказывается сравнением ряда отрывков текста с фрагментами ‘Осколков московской жизни’ (1884. No 17. 21 янв.), но не основного их варианта, а более полной редакции — единственного дошедшего до нас автографа московского фельетона. Он написан Антоном Павловичем после 12 января и отправлен в Петербург 14-го. ‘Будильник’ же с анонимным материалом вышел 13 января (дата цензурного разрешения). Следовательно, уместно предположить, что оба материала создавались писателем почти одновременно.
К сожалению, в переписке Чехова с Лейкиным нет сведений, позволяющих определить, что было сокращено в ‘осколочном’ тексте автором, а что — редактором.
А теперь сравним тексты.
1. ‘… Рисунок изображает несколько моментов из жизни лунных обывателей <,…>, На луне, господа, живется не так, как на земле…’. У Чехова читаем следующее: ‘Три земных обывателя садятся в громаднейшую пушку… <,…>, На луне они находят жизнь, мало похожую на наше земное прозябание’ (С., 16, 380).
2. ‘Там вы услышите остроту ‘о повесе’, остроту, длящуюся около четверти часа, да простит им Аллах!..’. В ‘осколочном’ черновике это замечание слегка изменено: ‘Каждая острота длится полчаса [(повесу — по весу…)]’ (С., 16, 380).
Нашу версию косвенно подтверждает и шуточное восклицание — ‘Да простит им Аллах!’. Несколько позднее, в июльском обозрении ‘Осколков…’, Чехов, по-прежнему придерживаясь фельетонного стиля, использует тот же прием: ‘Да простит ему Аллах эту мутную кашу!..’ (С., 16, 104). Кроме того, в переписке 1885—1887 гг. Антон Павлович часто в шутку ‘поминает’ Аллаха.
Так, например, оправдываясь перед Н. А.Лейкиным, он пишет: ‘Вы начинаете тем, что я не исполняю Ваших указов. Аллах керим!..’ (П., 1, 158). Затем, вновь объясняясь с ним же: ‘Аллаху только известно, как трудно мне балансировать…’ (П., 1, 167).
Брату Александру, говоря о занятиях литературой, советует: ‘Но ради Аллаха! Брось ты, сделай милость, своих угнетенных коллежских регистраторов!’ (П., 1, 176). Отвечая В. В. Билибину на похвалы, Антон Павлович, между прочим, замечает: ‘…Аллах керим! своими акафистами вы окончательно испортили мою механику…’ (П., 1,184).
И последнее (хотя в переписке подобных примеров немало). Письмо М. В. Киселевой от 14 января 1887 г. написано Чеховым в обычной шутливой манере: ‘Да простит Вас Аллах, если вы искренно писали эти строки!’ (П., 2, 13).
А теперь вернемся к анонимному тексту и черновым ‘Осколкам московской жизни’.
3. ‘Перед вами пройдет блестящая процессия, сверкающая и буквально ослепляющая роскошью костюмов и вкуса… Тут же пройдет для чего-то и верблюд’. Описание, выполненное Антоном Павловичем для ‘Осколков’, выглядит более сжато, и не исключено, что делалось оно на основе анонимной рецензии-фельетона, уже написанной и отданной в ‘Будильник’: ‘Выстрелы, верблюд, извержение вулкана, процессия из позолоченных людей …’ (С., 16, 379).
4. ‘…Произошла путаница, которую я не совсем понял, хоть и получил высшее образование’. В ‘Осколках…’ Чехов тоже с юмором выделяет высшее образование как критерий зрительского восприятия: ‘…Сценические ужасы поражают в ней всякого <,…>, получившего даже высшее и среднее образование…’ (С., 16, 379).
Переходим, наконец, к тексту третьей заметки ‘Среди милых москвичей’:
‘Несколько язвительных слов по адресу московских толстосумов.
На днях в Благородном собрании был концерт в пользу недостаточных техников. Концерты в пользу учащейся молодежи обыкновенно удаются в материальном отношении, — этот же концерт почти не удался. Публика отнеслась к нему равнодушно, а многие тузы, говорят, прислали обратно посланные им билеты. Это равнодушие можно также, пожалуй, слегка и извинить его рассуждением на тему о том, что всякий властен распоряжаться собственными деньгами, как ему угодно: хочу даю деньги, хочу — не даю. Но, господа… Впрочем, вы поймете и без язвительных слов. Кто сам учился, кому приходилось вместе с плодами питающей науки питаться и катаральными обедами наших чахоточных кухмистерских, кто с книжками под мышкой в продолжение пяти-шести лет шлифовал своими порванными сапогами московские мостовые, тому и вовсе не нужно этого ‘напоминания’.
А на концерты, даваемые учащейся молодежью, стоит ходить не ради одной только цели. Участвуют на этих концертах обыкновенно цветки и ягодки нашего оперного цветника. Одно только нехорошо на этих концертах: бесконечные вызовы и нескончаемые, утомляющее bis, доводящее певцов до хрипоты, а слушателей до самых откровенных зевков. Есть и еще один грешок, замечаемый на этих концертах, но о нем можно сообщить учащейся молодежи только на ухо, по секрету: вызывайте, аплодируйте, выходите из себя, господа молодежь, но так, чтобы это никому обидно не было. Не вызывайте, например, Иванова в то время, когда поет Петров, и, вызывая, положим, Петрова, не кричите ‘не нужно’, когда выходит на эстраду Иванов, и т.д. И Иванов, и Петров одинаково поют не по обязанности, а из любезности. Sapienti sat10.
А вот и рифмованное посвящение кому следует:
Хоть любят техники Хохлова11,
Но все ж любовь их бестолкова…
Своими криками, поверьте,
Вы надоели всем в концерте’.
Уровень четверостишия невысок, написать его мог либо Чехов, либо A. B. Амфитеатров, чьи стихотворные публикации регулярно заполняли страницы ‘Будильника’.
Выводы в отношении прозаического текста более определенны.
1. ‘…Кто с книжками под мышкой в продолжение пяти-шести лет шлифовал своими порванными сапогами московские мостовые…’.
Выделенный в анонимном отрывке оборот автор использует в одной из заметок той же рубрики ‘Среди милых москвичей’ в No 18 (12 мая) ‘Будильника’, повествуя об оставшихся в летней Москве горожанах: ‘Так отрицатели осуждены на более чем четырехмесячное шлифование пыльных и раскаленных инквизиционных машин, именуемых в общежитии московскими мостовыми’.
Забегая вперед, отметим — авторство Антона Павловича нами доказано. Теперь же, следуя хронологическому порядку, мы не будем отклоняться от исследуемого январского материала, а потому сопоставим первый фрагмент со строками чеховской переписки.
Так, в письме К. С. Баранцевичу от 2 декабря 1888 г. обнаруживается знакомый оборот, только речь уже не о Москве: ‘Я еду вместе с этим письмом, когда вы получите его, я уже буду шлифовать невские мостовые’ (П., 3, 81).
Писатель подолгу не расставался с полюбившимися ему шуточными выражениями, особенно — чисто авторскими. В этом отношении переписка — не исключение.
2. ‘…Одно только нехорошо на этих концертах… <,…>, Есть и еще один грешок, замечаемый на этих концертах…’.
Изучив данный отрывок, стоит вернуться к тексту ‘Осколков…’ за 1883 г., где Антон Павлович тоже пишет об ‘одном грешке’: ‘…Новый Эдисон был бы любезен нашему московскому сердцу, если бы мы не знали за г. Пушкаревым одного грешка…’ (С., 16, 35—36).
Таким образом, более или менее устойчивый оборот приобретает у Чехова характер ‘авторского штампа’, что безусловно связано со скорописанием заказных фельетонных заметок.
А в следующем ‘Будильнике’ (No 3 за 1884 г.), в анонимной заметке о К. Е. Маковском, приписывать которую Антону Павловичу пока затруднительно, необходимо все же выделить схожий, хотя и усеченный, оборот: ‘…Талантливый художник не замечает своего страшного греха…’. Кстати, предыдущая заметка написана Чеховым, что мы и намерены доказать в разборе очередного обозрения.
Теперь же, выстроив три вышеприведенных фрагмента друг за другом, мы можем увидеть, что авторская мысль формулируется однотипно. С одной стороны — признаются явные достоинства описываемого явления:
1. ‘…Цветки и ягодки оперного цветника…’,
2. ‘Новый Эдисон был бы любезен нашему московскому сердцу…’,
3. ‘Талантливый художник…’.
С другой стороны — непременное противопоставление этому явных недостатков, особо выделенных автором:
1. ‘Одно нехорошо <,…>, на этих концертах… <,…>, и еще один грешок…’,
2. ‘…Если бы мы не знали <,…>, одного грешка…’,
3. ‘Но мы не можем простить ему кое-каких вольных и невольных прегрешений… <,…>, Надобно дивиться, каким образом [он] не замечает своего страшного греха…’.
В заключение — о причинах анонимности обозрения ‘Среди милых москвичей’. Помимо сотрудничества в ‘Будильнике’ и других московских изданиях, писатель работал в ‘Осколках’ у H. A. Лейкина, регулярно посылая в Петербург рассказы и московское обозрение, подписанное псевдонимом. Изучение переписки с издателем объясняет, сколь ревниво относился H. A. Лейкин к сотрудничеству Чехова в московских изданиях, наблюдая, как вещи, отвергнутые ‘Осколками’, появляются, в частности, в том же ‘Будильнике’. Так было, например, с рассказами ‘В рождественскую ночь’ (конец 1883 г.) и ‘Марья Ивановна’ (1884).
17 ноября 1884 г. Антон Павлович, отвечая на упрек издателя, связанный с рассказом ‘Брак по расчету’, писал: ‘Я не думал, что мой рассказ, напечатанный в ‘Развлечении’, достоин ‘Осколков’… Человек я семейный, неимущий… деньги надобны, а ‘Развлечение’ платит мне 10 коп. со строки. Мне нельзя зарабатывать менее 150—180 руб. в месяц, иначе я банкрот’ (П., 1, 132).
Не исключено, что Чехов лукавил, немного завышая построчную ставку ‘Развлечения’. ‘Будильник’ платил пять, ‘Осколки’ — восемь. Лейкин вел хитрую издательскую политику, держась собственной выгоды и не спеша с прибавкой. Привлекая к делу наиболее талантливых журналистов, он оставался прежде всего купцом. Конкуренция вызывала недовольство.
Между тем материальное положение чеховской семьи по-прежнему было нестабильным. 23 декабря 1884 г. писатель сообщал H. A. Лейкину: ‘Праздники встречаю уныло… Денег нет. ‘Петербургская газета’ еще не выслала, ‘Развлечение’ должно крохи, из ‘Будильника’ больше десятки не возьмешь…’ (П., 1, 138).
Противоречивость информации о ‘Будильнике’ в данном случае понятна: факт писания двух московских обозрений — для ‘Осколков’ и одновременно для ‘Будильника’ — скорее всего скрывался Чеховым. По крайней мере, отвечая H. A. Лейкину на упреки по поводу публикации в ‘Будильнике’ рассказа ‘Тапер’ (конец 1885 г.), писатель корректно отвергает необоснованные обвинения в нарушении правил: ‘…Обещаю в декабре, январе и в конце ноября ничего не давать в юмористические журналы с подписью А. Чехонте и вообще подписью, известною читателям ‘Осколков’. Я, пожалуй, могу и совсем бросить работать в ‘Будильнике’, но думаю, что Вы этого не захотите. Лишние 30—40, а иногда и 50 в месяц, ей богу, годятся такому пролетарию, как я’ (П., 1, 171).
1 Амфитеатров A. B. Собр. соч. СПб., 1912. Т. 16. С. 162.
2 Орт А. Чехов и ‘Будильник’ // Чеховский юбилейный сборник. М., 1910. С. 364.
3 Соколова М. А. Неизвестные фельетоны Чехова в ‘Будильнике’ // Чехов и его время. М., 1977. С. 247—264.
4 Будильник. 1885. No 20, 23, 24, 31, 34, 37 (С., 18, 58—64, С., 16, 227).
5 Солодовников Гаврила Гаврилович (? — 1901), московский купец, владелец пассажа на Кузнецком мосту, помещение которого сдавалось для спектаклей.
6 Финь-Шампань — псевдоним Федора (Франца) Осиповича Шехтеля (1859—1926), художника, товарища Антона и Николая Чеховых, в дальнейшем — академика архитектуры. В 1880-х годах эпизодически работал в ‘Будильнике’.
7 Лентовский Михаил Валентинович (1843—1906) — актер и антрепренер, организовавший ‘Фантастический театр’, театр ‘Скоморох’ и ‘Новый театр’ (Театр М. и А. Л.).
8 ‘Путешествие на Луну’ — оперетта, премьера которой состоялась 16 декабря 1883 г. ‘Новости дня’ (1883, No 168, 15 декабря) писали: ‘Театр М. и А. Л. Новый. В пятницу, 16 декабря, представлено будет ‘Необычайное путешествие на Луну’. Большая фантастическая оперетка (феерия) в 4-х действиях и 18 картинах с превращениями и балетом. Музыка Ж. Оффенбаха <,…>, С необыкновенно блестящей обстановкой, стоящей 51000 руб. Роскошные декорации по рисункам парижских и лондонских театров Ф. Шехтеля. Новые костюмы и украшения приготовлены <,…>, в известной лондонской мастерской костюмера Аллиаса, всех участвующих в оперетке 467 человек’.
9 Фламмарион Камиль (1842—1925) — французский астроном, Бредихин Федор Александрович (1831—1904) — русский астроном.
10 Sapienti sat (лат.) — умному достаточно.
11 Хохлов Павел Акинфиевич (1854—1919) — певец, артист императорской оперы в Москве.