Примечания
Примечания
‘Карманная библиотека иностранной словесности’ (‘Црини’. Трагедия в 5 д., соч. Кернера, М., 1832).
Црини. Трагедия в 5-ти действиях,, Белинский Виссарион Григорьевич, Год: 1848
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Из всех родов поэзии немцам преимущественно дался лиризм. У них есть великие лирические поэты и великие лирические произведения, но нет ни романа, ни драмы, ни комедии. Несколько замечательных произведений в последних родах (только не в комическом) представляются более или менее прекрасными исключениями из общего характера немецкой поэзии. В немецкой драме люди не действуют, а только говорят, высказывая свои мысли и воззрения или свои чувства, по поводу того, о чем идет дело в драме. Таковы трагедии самого Шиллера: лучшая сторона их — лирический пафос, обильными волнами льющийся в стихах, как умеют писать только великие поэты. Если допустить существование лирических драм как особого вида поэзии, по форме относящегося к драматургии, а по сущности к лирике, — то, конечно, драмы Шиллера — великие создания. Самые страстные и потому наиболее лирические из его драм — ‘Иоанна д’Арк’ и ‘Мессинская невеста’. Первоклассное произведение немецкой поэзии — ‘Фауст’, есть по преимуществу лирическое произведение. Вообще немецкая драма похожа на оперу: в ней завязка, развязка — словом, драматическое действие есть то же, что либретто в опере: предлог или средство высказывать внутренний мир ощущений, чувств и мыслей.
Но этот род лирической драмы требует талантов великих и очень опасен для талантов обыкновенных. Оно и понятно: нельзя очень долго читать мелкие лирические пьесы, потому что лирическая восторженность утомляет человека скорее всякой другой. Давно решено, что чересчур длинное лирическое стихотворение может быть хорошо лишь местами, а не в целом. Теперь, какой же надо иметь поэту талант, чтобы держать читателя постоянно в лирическом энтузиазме в продолжение, может быть, двух, трех часов сряду? Поэтому самую лучшую лирическую драму едва ли кто решится прочесть вдруг без отдыха и перемежек. После этого нечего говорить о лирических драмах обыкновенных, даже замечательных, но не великих талантов. Лучшее доказательство этому — ‘Црини’ Кернера. Конечно, Кернер и не думал писать лирическую драму, принимаясь за ‘Црини’. Но ведь и сам Шиллер вовсе не думал быть лирическим драматургом, напротив, он всеми силами своей воли стремился сделаться для Германии тем же, чем Шекспир был для Англии, однако ж, вопреки всем его усилиям, невольно покоряясь своей немецкой натуре, он и в своих драмах остался великим лириком. Второстепенные же немецкие таланты всегда остаются в своих драмах лириками, только никогда великими, местами замечательными, но в целом, большею частию, скучными. Что касается до ‘Црини’, эта драма, от первой страницы до последней, показалась нам очень скучною. Действия в ней нет никакого, да и не могло быть, как это мы сейчас докажем, изложивши ее содержание, что можно сделать в нескольких словах. Солиман, предчувствуя, что ему недолго жить, хочет увековечить свою память последним и самым великим подвигом, который превзошел бы все его прежние. Он решается идти на Вену с страшным войском, но узнавши, что в Сигете заперся герой Црини, хочет сперва взять эту неприступную крепость. Напрасно представляют ему, что это только отнимет у него войско и людей и даст германскому императору возможность собраться с собственными силами и получить помощь со всей Европы. Войска двинулись к Сигету. Жена и дочь Црини вместе с ним. Последняя любит Лоренца Юранича, молодой человек клянется отцу заслужить руку его дочери подвигом и выходит из крепости с отрядом навстречу туркам. Отряд возвращается в крепость с богатою добычею, положивши на месте 4000 турок. Разумеется, Юранич отличился больше всех и предстал к своей невесте с турецким знаменем в руках, которое он добыл в бою. Действие, как видите, происходит за сценой, а на сцене только говорят о нем. Да уж как говорят! Сам Солиман не уступит в болтовне никакой куме на свете! Монологи Црини — семимильные. Герой этот является у Кернера добреньким немецким папашей, и семейные сцены между им, женою, дочерью и ее женихом не столько умилительны, сколько приторно сладки. Любовные сцены между Юраничем и Еленой столько же длинны, сколько и скучны. Црини получил повеление от императора погибнуть вместе с крепостью, но не сдаваться, он понял, что подкрепления ему не будет, потому что чем неудачнее и гибельнее для турок были попытки их приступов к крепости, тем более возрастали упорство и ярость Солимана. Это положение, в связи с любовью Елены и Лоренца, составляет трагический фон драмы Кернера. Оканчивается тем, что турки берут крепость, Лоренц закалывает Елену по ее просьбе, а потом, подобно Црини, без лат идет на верную смерть в последнем бою. Между тем Ева, жена Црини, сидит в главной башне крепости с зажженным факелом, увидевши, что муж и сын ее пали, поджигает порох, — и победители вместе с побежденными взлетают на воздух.
Окончание эффектное, но отнюдь не драматическое. Взрыв крепости можно допустить за сценой, а не на сцене: иначе это будет не драма, а балет. Драма Кернера основана на героической решимости Црини погибнуть с семейством, исполняя свою обязанность. Чувство прекрасное и высокое, но одного его недостаточно для драмы, которая бы состояла из борьбы противоположных страстей и враждебных характеров и стремлений, а не из беспрестанных повторений одного и того же. Событие, которое Кернер взял в основание своей трагедии, могло бы послужить прекрасным содержанием для небольшой лирической поэмы или небольшой лирической драмы, но отнюдь не трагедии, в смысле драмы для сцены, для театра.
Теперь о переводе. Он сильно отзывается первым опытом и ученичеством. Стихи г. Мордвинова превзойдут в прозаичности всякую прозу, особенно нехороши они вначале, читая их, так и видишь потогонный процесс, посредством которого они добыты. В середине и в конце стихи переводчика делаются как будто бы легче, видно, что он уже понабил руку — расставлять слова в размеренные строчки без рифм. Но в начале он насилует ударение русских слов, да и не всегда справляется с мерою стиха. Вот несколько примеров:
Уж сорок лет мой зоркий глаз следит
Теченье твоей жизни неусыпно.
Здесь слово твоей, чтобы вышел стих, надо читать ‘твоей’.
В глубь жизни я твоей проник (,)
Изведав ея силы и желанья.
Здесь опять надо читать, вместо ея, ‘ея’.
До звезд вознес я мою славу.
Вместо мою ‘мою’. Неужели нельзя было написать этот стих так: ‘До звезд вознес мою я славу’. Мы уже не говорим о том, что переводчик употребляет в драматическом, следовательно, разговорном по форме своей произведении слова вовсе не употребляемые в разговоре, таковы: драгой, глава, сей, веси {Это ветхое слово употреблено юною героинею трагедии, или, лучше сказать, примадонною этой оперы. Беда с высоким слогом!} (вместо села, деревни) и т. п. Но это все мелочи, укажем на что-нибудь поважнее, например:
……На первый зов
Любви дает девичий отклик дева,
А юноша по-юношески любит.
Тогда отвагой грудь его кипит,
Он ищет подвига и жаждет битвы.
Но если действие любви святое
Два существа, которые в разлуке,
Сочувствью тайному нас нежно учит,
Тогда прекрасною является любовь
И двух любящихся она перерождает.
Как мы ни бились, но не могли понять стихов, напечатанных в нашей выписке курсивом. Мы даже разлагали их синтаксически: подлежащее — действие, сказуемое — учит, теперь кого же она учит — два существа или нас? Мы понимаем грамматический смысл следующих стихов, но не совсем понимаем их логический смысл:
Дитя, ты не должна краснеть. Любовь
К герою-юноше девицу красит.
Грудь нежная в мечтах своей весны
Уже лелеет почки молодые,
Они являются цветком прекрасным,
Когда осветит нашу душу солнце,
Когда любовь своими сладкими устами
Коснется лишь заветной чаши сердца.
Очень фигурно — нечего сказать! Не поняли мы еще, о каком это Александре говорит Солиман в этих стихах:
Что сделало великим Александра?
Он целый мир римлянам подчинил!
Самые лучшие стихи, какие мы могли только найти в переводе г. Мордвинова и которые действительно резко выдаются из целого перевода, составляют следующий монолог Црини:
Итак, моей цвет жизни доцветает,
Грядущий час несет погибель мне,
Передо мною ярче цель сверкает,
Заря же смерти ночью воссияет.
Я жил не даром здесь, то чувствую вполне:
За кровь мою, за счастие земное
Мне даст господь блаженство там святое!
Но поздний внук к развалинам придет
И памятью своей меня прославит,
Кто за отечество свое падет,
Тот вечный мавзолей себе поставит
В груди, в сердцах народа своего, —
Рука времен не истребит его!
Что сделали, которых песни славят,
Которым гимны поздний свет поет?
За образец всему потомству ставят?
Они легли за свой родной народ!
Покойно может червь в пыли лежать…
Героя ж долг — сражаться! побеждать!
Помнится нам, что когда-то ‘Црини’ был переведен прозою [*]. Посредственные произведения всегда находят себе переводчиков.
‘Современник’ 1848, т. VIII, No 4 (ценз. разр. 31/111), отд. III, стр. 122—126. Без подписи.
[*] — Очевидно, Белинский имеет в виду прозаический перевод в серии
‘Карманная библиотека иностранной словесности’ (‘Црини’. Трагедия в 5 д., соч. Кернера, М., 1832).
Источник текста: Белинский В. Г. Полное собрание сочинений: В 13 т. / АН СССР, Ин-т рус. лит. (Пушкин. дом), редкол.: Н.Ф. Бельчиков (гл. ред.) и др. — М. : Изд-во АН СССР, 1956. — Т. 10. Статьи и рецензии. 1846-1848 / [тексты подгот. и коммент. к ним сост. Е.И. Кийко и др., ред. Е.Г. Дементьев]. — 474 с., 5 л. ил. — (Полное собрание сочинений. Т. I-XIII). С. 381—385.
‘Карманная библиотека иностранной словесности’ (‘Црини’. Трагедия в 5 д., соч. Кернера, М., 1832).