М.Н. Катков
М.Н. Катков
Церковь и народная школа
Церковь и народная школа
Церковь и народная школа, Катков Михаил Никифорович, Год: 1882
Время на прочтение: 6 минут(ы)
После блистательных побед Пруссии в 1866 году пронеслось слово, что своими успехами она обязана главным образом школьному учителю, то есть учителю первоначальной народной школы, хотя в остальной Германии грамотность и образование в народе были распространены еще шире, чем в Пруссии, прусская же школа отличалась лишь большей дисциплиной, патриотическим духом и религиозным направлением под надзором пасторов. Все пошли толковать о важности шульмейстерской профессии и о необходимости для всякого прогрессивного государства озаботиться образованием особых учителей для народных школ.
Заговорили об этом и в думах, и в земских собраниях, и в газетах. Казалось желательным в видах распространения грамотности в народе образовать класс людей, которые имели бы своим специальным призванием преподавать в народной школе. У нас потребность эта казалась тем настоятельнее, что за дело народного обучения принимались люди, по-видимому, совсем к тому не признанные, случайные, за неимением другого промысла, и грамоте часто учили люди полуграмотные. Народная школа, казалось, требует народных учителей как особой профессии, к которой люди должны специально готовиться. Как есть класс университетских профессоров или класс учителей гимназии и других средних учебных заведений, так казалось необходимым и для первоначальной народной школы создать особый класс деятелей. Какой полезной представлялась такая профессия, какой плодотворный элемент обещала она внести с собой в народную жизнь, и каким необходимым звеном мнилась она быть в настоящей общественной организации! Люди эти, принадлежа к народу, были бы, казалось, его светочами, были бы живой связью между темными массами и образованным обществом, были бы проводниками всякого рода познаний в народе. Приготовление этих полезных людей каждый представлял себе, конечно, по своему: они будут де, разумеется, людьми просвещенными, сведущими по разным наукам, — а главное, строго нравственными и религиозными, добавляли про себя благочестивые люди. Как же образовать класс народных учителей? За этим дело не могло стать, потребовалось создать особые учебные заведения для приготовления таких людей, учительские семинарии, в которые принимались бы мальчики из народа, где обучали бы их всякой всячине и наставляли бы их в педагогике и дидактике. Общее увлечение было так сильно, что пришлось уступить ему. Торжеству учительских семинарий много способствовал пример Западного края, где эти заведения были в самом деле необходимы и где они приносили несомненную пользу. И вот пошли учреждаться учительские семинарии и от казны, и от земств, и теперь, по-видимому, вопрос считается навсегда решенным: мы имеем, должны и будем де иметь многочисленный, беспрерывно возрастающий числом класс народных учителей, подготовляемых ad hoc в учительских семинариях и долженствующих служить распространителями в народе всех благ просвещения. В самом деле, как это хорошо! Вот люди образованные, даже ученые, в то же время составляющие одно с народом, обучившиеся всякой премудрости и возвратившиеся в свой прежний быт, скромные в своих потребностях, довольные малым, — какой отличный класс общественных деятелей, какой превосходный элемент цивилизации в недрах народа! Давайте же как можно более учительских семинарий! Никаких средств на это не жалейте! Как де все изменится у нас, когда расплодится этот класс столь полезных деятелей и когда мы будем считать их не сотнями, не тысячами, а десятками тысяч! Вот тогда-то просвещение распространится по русской земле, в избах заведется литература, в кабаках, сих народных клубах, просвещенные поселяне будут рассуждать не хуже, чем в чернокнижной английского клуба, об египетском вопросе, всякого рода промыслы заведутся по деревням, мужик наш узнает, что есть на свете блоха и также таракан, благодаря руководствам барона Корфа, с которыми познакомит его народный учитель и мимоходом обучит и сельскому хозяйству, и гигиене, и медицине, и отчизноведению и мироведению.
Но будем говорить серьезно. Народная школа есть школа грамотности. Обучение грамоте не может быть самостоятельной профессией, оно может быть только принадлежностью какого-либо призвания. К какому же призванию могут примыкать учителя народной школы? Могут ли эти люди серьезно считаться представителями и органами науки в том значении, какое придается этому слову, когда речь идет о самостоятельном призвании, посвященном науке? Серьезной науки не можем мы до сих пор добиться даже в наших университетах. Возможно ли ожидать, чтобы не только теперь, но и когда-нибудь учителя семинарии давали людей науки, которые могли бы достойно распространить свет ее в народных массах? Учительские семинарии при самых лучших условиях могут давать только людей полуобразованных, а всякое полуобразование есть не сила, а слабость. Познания, которые могут выносить из своих рассадников учителя народных школ, не могут иметь никакого достоинства. Эти крупицы от трапезы наук не питают, а только надмевают и часто до глупости, болтовня о разных предметах может производить только сумбур в головах детей, если начиненный отрывочными и поверхностными полусведениями учитель, не ограничиваясь азбукой, вздумает посвящать учеников в свою премудрость. Возможно ли серьезно думать, что такими путями наука, серьезная и плодотворная, будет распространяться в народе? Что общего с наукой может иметь тот одуряющий хаос слов без определенного смысла и реального значения, который зарождался бы в голове деревенских мальчиков, если учитель, не ограничиваясь азбукой и счетом, стал бы излагать им разного рода научные познания? Школа низшего образования, элементарная школа может иметь свои степени, восходя от одноклассного сельского училища до уездного или городского. Должна быть, конечно, разница между образованием мальчиков, которые имеют досуг и возможность учиться в продолжение шести и более лет, и обучением тех, которые более двух-трех лет употребить на учение не могут — и которых миллионы. Первоначальная сельская школа не может идти далее простой грамотности, и она исполнит оное назначение, если хорошо обучит своих воспитанников чтению, письму и счету. Всякая задача не по силам может только вредить делу. Если бы мы задались мыслью создать в каждом селе нечто вроде маленького университета, то мы остались бы при нелепом замысле, а народ остался бы без грамоты. Мы можем оказать народным массам великое благодеяние, если распространим в них грамотность: лишь бы они вышли грамотными, они сами будут иметь возможность в более зрелом возрасте приобретать полезные сведения. Способным и любознательным людям школа грамотности дает способ к дальнейшему образованию. Вместо преждевременной энциклопедии жалких познаний, которые взялся бы преподавать мальчикам воспитанник учительской семинарии, постараемся лучше дать взрослым людям хорошую умственную пищу, распространяя в грамотном народе просветительные и полезные, умно и толково писанные книги и книжки, в которых можно сообщать им и сельскохозяйственные, и врачебные, и всякие другие сведения. Взрослый, зрелый, достаточно грамотный человек, конечно, лучше воспользуется разными сведениями, чем мальчик, слушая полуобразованного учителя.
Итак, если сельские учителя не могут примыкать к ученой профессии, то какого же призвания по преимуществу может быть дело народного обучения? Ни к чему иному не может примыкать народная школа, как к Церкви. Только священнослужитель может быть по преимуществу призванным народным учителем. Если вы полагаете, что наше духовенство неспособно обучать деревенских детей грамоте, так постарайтесь же сделать его к тому способным. Но не нелепо ли думать, что образование священника недостаточно для обучения деревенских детей грамоте? Хотя наши духовные семинарии много оставляют желать лучшего, но они тем не менее дают образование бесспорно превосходящее все, чего может потребовать народное обучение. Духовная семинария бесспорно превосходит все, что при наилучших условиях может дать учительская семинария, которая способна лишь дрессировать, а не воспитывать ум учащихся. Духовная семинария несравненно более соответствует требованиям науки в высшем смысле этого слова, чем какая бы то ни было учительская семинария. Воспитанник духовной семинарии по самой продолжительности, основательности и серьезности пройденного им курса может с полным правом считаться представителем просвещения в среде народа независимо от своего богословского характера.
Итак, Церковь — вот истинная опора народной школы. Священнослужитель — вот по преимуществу призванный народный учитель, и везде, где государство не находится в борьбе с Церковью, стараются народную школу удерживать сколь можно в теснейшей связи с религиозными учреждениями.
Но что хорошо в идее, то может оказаться неудобным на практике. Если поручим народную школу священнику, то не затрудним ли его делом, которому он не может должным образом посвятить себя, и не пострадает ли от этого дело школьного обучения? В самом деле, может ли процветать школа, находясь в заведывании лица, для которого она будет лишь случайным, как бы мимоходным занятием? На священнике лежат обязанности, не всегда совместные с регулярными учебными занятиями. Но почему же непременно только на священника возлагать обязанности школьного обучения? Кроме пресвитерства Православная Церковь знает еще диаконство. Звание диакона есть апостольское установление, а между тем оно превратилось в предмет какой-то церковной роскоши, так что в сельских церквах диакон в видах экономии оказался излишним. Благолепие богослужения с устранением диакона пострадало, но все существенное в богослужении и всякая церковная треба может совершаться без его участия. Неужели, однако, при самом начале Христовой Церкви апостолы установили несущественную и излишнюю церковную должность? В Апостольской Церкви, какой должна быть Церковь Православная, диаконство не должно быть только роскошью, без которой Церковь может обходиться. Диакон учрежден не для одних только возглашений при богослужении. Диаконство также не есть только ступень ко пресвитерству. Подчиненный иерею при богослужении, диакон имеет, кроме того, при церковном деле свое самостоятельное положение. В первоначальной Церкви верующие собирались не только для общей молитвы, но и на общую трапезу. Избранным и освященным апостолами лицам поручены были заботы об общей трапезе. Первоначальным происхождением определяется существенное значение диаконства. Христова вера из малой общины распространилась по лицу всего мира, верующие не собираются на общую трапезу в притворах церковных, но апостольское учреждение не должно оставаться праздным. Диакон сохранит свое значение, заведывая духовной трапезой, служа делу народного обучения под сенью Церкви. Вот по преимуществу призванный народный учитель. Давая священной должности диакона такое назначение, мы сохраняем ее для Церкви, а вместе удерживаем при Церкви народную школу. Все церковные требы иерей исполняет и без помощи диакона, который может неуклонно посвящать свою деятельность школе своего прихода. Его не оторвут во время урока для напутствия умирающего, для крещения новорожденного и для других церковных треб. В учебные дни он в школе, а в воскресные и праздничные он сослужит иерею, что для прихода также не лишено важности. Трудно было содержать диаконов в сельских приходах, однако желательно не только для благолепия, но и для ясности богослужения, чтобы диакон возвратился и в сельские храмы. Вместо того, чтоб учреждать во множестве учительские семинарии, не лучше ли обратить расточаемые на это средства на содержание диаконов, которые со своим священным знанием соединяли бы обязанности учителя народной школы? Самое обучение выиграло бы чрез это в единстве. Один и тот же наставник преподавал бы и закон Божий, и все другое. Мальчики и девочки приучались бы к Церкви, а не отучались бы от ней, и чрез ее горнило проходило бы все то, что им требуется знать и что они могут с пользой усвоить.
Мы отнюдь не имеем в виду, чтобы народное обучение было исключительно делом диакона. Всякий член причта и сам священник, и псаломщик могут взяться за это дело, если окажется удобным. Точно так же мы отнюдь не отвергаем и других народных училищ, кроме церковно-приходских. Дай Бог помощь всякому доброму человеку в добром деле. Но мы отличаем случайных деятелей от таковых по призванию.
Впервые опубликовано: Московские ведомости. 1882. No 290. 19 октября. С. 2.