Ценность искусства в домашнем быту, Уайльд Оскар, Год: 1883

Время на прочтение: 10 минут(ы)

Оскаръ Уайльдъ

Цнность искусства въ домашнемъ быту.

(Лекція, прочитанная студентамъ Лондонской Академіи Художествъ *).

Переводъ М. . Ликіардопуло.

Полное собраніе сочиненій Оскара Уайльда

Подъ редакціей К. И. Чуковскаго

Томъ четвертый

Приложеніе къ журналу ‘Нива’ на 1912 г.

Изданіе Т-ва А. Ф. МАРКСЪ, С-Петербургъ

*) Въ собраніи сочиненій Оскара Уайльда печатается впервые.

Въ лекціи, которую я имю честь сегодня прочитать вамъ, я отнюдь не намренъ предложить вамъ какое-нибудь отвлеченное опредленіе красоты. Ибо мы, работники искусства, не можетъ принять какую-нибудь теорію красоты взамнъ самой красоты и, будучи далеки отъ желанія изолировать ее формулой, взывающей къ разуму, мы, наоборотъ, желаемъ воплотить ее въ какой-нибудь матеріальной форм, дающей радость душ черезъ посредство чувствъ. Мы хотимъ создавать, а не опредлять ее. Опредленіе должно слдовать за творчествомъ, а не творчество — приспособляться къ опредленію.
Ничего нтъ опасне для молодого художника, чмъ какая-нибудь концепція идеальной красоты: она неукоснительно поведетъ его или къ мелкой красивости, или къ безжизненной абстракціи, но, чтобы достичь идеала, его не надо лишать безжизненности. Надо находить его въ жизни и претворять его въ искусств.
И хотя съ одной стороны я но имю намренія преподнесть вамъ какую-нибудь философскую теорію искусства,— ибо сегодня я хочу заняться изслдованіемъ того, какъ мы можемъ творить искусство, а не говорить о немъ,— съ другой стороны я не хочу имть дло съ тмъ, что относится къ исторіи англійскаго искусства.
Начать съ того, что такое выраженіе, какъ ‘англійское’ искусство, совершенно безсмысленно. Можно съ такимъ же успхомъ говорить и объ англійской математик. Искусство — наука о красот, а математика наука объ истин: нтъ какой-нибудь національной школы ни той ни другой изъ нихъ. Національная школа — это просто-напросто провинціальная школа. Да и вообще не существуетъ такой вещи, какъ школа искусства. Есть просто художники, вотъ и все.
Что же касается исторіи искусствъ, она намъ будетъ совершенно безполезна, конечно, если вы не ищете тщеславнаго забвенія: званія профессора искусствъ. Вамъ совершенно не къ чему знать точную дату появленія на свтъ Перуджино или мсто рожденія Сальватора Розы, все, что вамъ нужно знать объ искусств, это умть распознать хорошую картину, когда вы ее видите, и дурную, когда вы ее видите. Что касается времени жизни художника, то вс хорошія произведенія всегда кажутся совершенно современными: греческая скульптура, портретъ кисти Веласкеца — всегда современны, всегда нашего вка. Что же касается національности живописи, то искусство не національно, а универсально. Что касается археологіи — избгайте ея совсмъ: археологія — просто наука для извиненія плохого искусства, это подводная скала, на которую натыкается (и терпитъ крушеніе) не одинъ молодой художникъ, это бездна, изъ которой ни одинъ художникъ, молодой или старый, не возвращается. А если онъ и возвращается, то такъ бываетъ покрытъ пылью вковъ и плсенью времени, что становится совершенно неузнаваемымъ, какъ художникъ, и принужденъ бываетъ скрыть себя на весь остатокъ дней подъ шапкой профессора или въ качеств простого иллюстратора древней исторіи. Насколько нецнна археологія въ искусств, вы можете судить по ея популярности. Популярность — это лавровый внокъ, которымъ міръ внчаетъ плохое искусство. Все, что популярно, негодно.
И такъ какъ я не буду бесдовать съ вами ни о философіи прекраснаго ни объ исторіи искусствъ, вы естественно спросите меня, о чемъ же я буду говорить? Тема моей сегодняшней лекціи будетъ посвящена тому, что создаетъ художника и что художникъ самъ создаетъ, каковы отношенія художника къ окружающему его міру, какое художникъ долженъ получить образованіе, и каковы отличительныя качества хорошаго произведенія искусства.
Во-первыхъ, начнемъ съ отношеній художника къ окружающему его міру, т.-е. къ вку и стран, въ которыхъ онъ родился. Всякое настоящее искусство, какъ я уже указалъ, не иметъ ничего общаго съ какимъ-либо опредленнымъ вкомъ, но эта универсальность есть качество произведенія искусства, условія, создающія это качество, бываютъ различны, и, мн кажется, вы должны какъ можно полне освоиться со своимъ вкомъ, чтобы какъ можно полне отршиться отъ него, и помните, что, если вы истинные художники, вы никогда не будете знаменемъ вка, а властелинами вчности, что всякое искусство покоится на какомъ-нибудь принцип, а чисто-временныя условія никогда не бываютъ принципами, и что т, которые совтуютъ вамъ направить ваше искусство къ тому, чтобы оно явилось характернымъ для XIX вка, совтуютъ вамъ создавать такія произведенія искусства, которыя ваши дти, когда они у васъ будутъ, будутъ считать старомодными. Но вы мн на это возразите, что вкъ нашъ нехудожественный, что мы — нехудожественныя націи, и что художнику въ нашъ XIX вкъ приходится очень много претерпвать.
О, конечно, приходится. И я меньше всхъ людей собираюсь это отрицать. Но не забудьте, что никогда не было ни художественнаго вка ни художественной націи съ самаго сотворенія міра. Художникъ всегда былъ и всегда будетъ рдкостнымъ исключеніемъ. У искусства никогда не было золотого вка: были только художники, создававшіе произведенія, которыя были боле золотыми, чмъ само золото.
Но вы мн опять возразите: а греки? Разв они не были художественной націей?
Греки, разумется, не были, но, можетъ-быть, вы подразумваете аинянъ, жителей одного изъ тысячи городовъ?
Вы думаете, что они были народомъ съ художественными вкусами? Возьмите ихъ въ періодъ ихъ наивысшаго художественнаго развитія, во второй половин V вка до Христа, когда у нихъ были величайшіе поэты и величайшіе художники древняго міра, когда, по мановенію руки Фидія, выросъ во всей крас Паренонъ, когда философъ бесдовалъ о мудрости подъ снью расписного портика, а трагедія въ совершенств пышности и паоса шествовала по мрамору сцены. Были ли они тогда художественнымъ народомъ? Нисколько. Что такое художественный народъ, какъ не народъ, который любитъ своихъ художниковъ и цнитъ ихъ искусство? Аиняне же не цнили ни того ни другого.
Какъ они обошлись съ Фидіемъ? Фидію мы обязаны величайшей эрой не только въ греческомъ, но и во всякомъ искусств — я хочу сказать, ему мы обязаны примненіемъ въ искусств живой натуры.
И что бы вы сказали, если бъ вс англійскіе епископы, а за ними и весь англійскій народъ, вдругъ въ одинъ прекрасный день направились изъ Exter Hall {Exeter Hall — большая, зала въ Лондон, мсто для различныхъ религіозныхъ собраній.} къ Королевской Академіи и увезли сэра Фредерика Лейтона {Англійскій художникъ, стоявшій во глав Академіи Художествъ.} въ тюремной фур въ Ньюгэтскую тюрьму, по обвиненію въ томъ, что онъ позволилъ вамъ пользоваться живыми натурщиками и натурщицами для вашихъ набросковъ къ картинамъ на религіозные сюжеты?
Разв вы не станете протестовать противъ варварства и пуританизма такой идеи? Разв вы не станете объяснять имъ, что наихудшій способъ воздать славу Богу — обезславить человка, сотвореннаго по образу Его, Его же руками, и что, если кто-либо желаетъ изобразить Христа, онъ долженъ взять образцомъ наиболе христоподобнаго человка, какого онъ можетъ найти, а для изображенія Мадонны — наиболе чистую двушку, какую онъ только знаетъ?
Разв вы не побжали бы, если бы это понадобилось, и не сожгли бы Ньюгэтскую тюрьму, и не заявили бы, что подобное явленіе не иметъ равнаго въ исторіи?
Не иметъ равнаго? Но именно такъ и поступили аиняне.
Въ зал паренонскихъ мраморовъ, въ Бритаyскомъ музе, вы увидите на стн мраморный щитъ. На немъ изображены дв фигуры: одна — человка съ полузакрытымъ лицомъ, другая — человка съ богоподобными очертаніями Перикла. За то, что Фидій это создалъ, за то, что онъ ввелъ въ барельефъ, изображающій моментъ древнегреческой священной исторіи, обликъ великаго государственнаго дятеля, управлявшаго Аинами въ то время, онъ былъ брошенъ въ тюрьму, и тамъ, въ пошлйшей аинской кутузк, скончался величайшій художникъ древняго міра.
И вы думаете, что это былъ исключительный случай? Отличительный признакъ филистерствующаго вка — это обвиненіе искусства въ безнравственности, и это обвиненіе возбуждалось аинскимъ народомъ противъ всхъ великихъ мыслителей и поэтовъ того времени — противъ Эсхила, Еврипида, Софокла. То же самое было и во Флоренціи въ XIII вк. Хорошими произведеніями прикладного искусства были обязаны цехамъ, а не народу. Съ того момента, какъ цехи лишились своей власти, и народъ занялъ положеніе,— красота и честность въ работ исчезли.
Поэтому никогда не говорите о художественной націи, ничего, подобнаго никогда не было.
Но, можетъ-быть, вы мн возразите, что вншняя красота міра почти окончательно. исчезла для насъ, что художникъ больше уже не бываетъ окруженъ той красивой обстановкой, которая въ прошлые вка составляла естественное наслдство каждаго, и что очень трудно осуществлять искусство въ этомъ некрасивомъ нашемъ город, гд, когда вы отправляетесь на работу утромъ или возвращаетесь съ нея вечеромъ, вы должны проходить улицу за улицей глупйшей и нелпйшей архитектуры, какую когда-либо видлъ міръ, архитектуры, въ которой каждая прекрасная греческая форма осквернена и обезображена, гд каждая прекрасная готическая форма осквернена и обезображена, гд почти три четверти всхъ лондонскихъ домовъ доведены до уровня простыхъ квадратныхъ ящиковъ самыхъ отвратительныхъ пропорцій, такихъ же уродливыхъ, какъ и грязныхъ, такихъ же убогихъ, какъ и претенціозныхъ: у нихъ входная дверь всегда окрашена въ неподобающій цвтъ, окна — неподобающихъ размровъ, и когда,. уставши смотрть на дома, вы переносите взоры на самую улицу, вы ничего другого не видите, кром цилиндровъ, людей съ ходячими рекламами, ярко-красныхъ почтовыхъ ящиковъ, и каждую минуту при этомъ рискуете быть задавленнымъ изумрудно-зеленымъ омнибусомъ.
Разв не трудно приходится искусству, скажете вы мн, при такихъ условіяхъ? Разумется, трудно, но искусство никогда не давалось легко, и вы сами не захотли бы, чтобы оно было легкимъ, и кром того стремиться длать нужно только то, что міръ считаетъ невозможнымъ и невыполнимымъ.
Но вы не хотите, чтобы вамъ отвтили просто парадоксомъ. Каковы отношенія художника къ вншнему міру, и каковы для васъ результаты потери окружающей прекрасной обстановки,— вотъ одинъ изъ самыхъ важныхъ вопросовъ современнаго искусства, и ни на чемъ Джонъ Рескинъ такъ не настаиваетъ, какъ на томъ, что вырожденіе искусства явилось слдствіемъ вырожденія прекраснаго вообще, и что, когда художникъ не можетъ насытить свой глазъ красотой, творчество его тоже лишается красоты.
Я помню, какъ въ одной изъ своихъ лекцій, описавъ непривлекательную вншность большого англійскаго города, онъ нарисовалъ намъ картину того, какія были художественныя обстановки, окружавшія жизнь въ прежнія времена.
‘Вообразите себ,— говорилъ онъ словами столь совершенной и живописной изобразительности, красоту которыхъ я лишь слабо могу передать:— вообразите себ, какія картины раскрывались при послобденной прогулк какому-либо рисовальщику готической пизанской школы — Нино Пизано, напримръ, или кому-либо изъ его учениковъ?
‘На обоихъ берегахъ сверкающей рки, видлъ онъ, высились ряды еще боле ярко сверкавшихъ дворцовъ, съ арками и колоннами, и облицованные темно-краснымъ порфиромъ и змевикомъ, вдоль набережной, передъ воротами дворцовъ, прозжали сонмища рыцарей съ благородными лицами и благородной осанкой, ослпительными шлемами и щитами: кони и всадники составляли одинъ сплошной лабиринтъ красокъ и сіяющихъ огней — пурпурныя, серебряныя и алыя бахромы переливались надъ крпкими ногами и звенящими доспхами, словно морскія волны надъ скалами при закат. По обимъ сторонамъ рки раскрывались сады, дворы и ограды монастырей, длинные ряды колоннъ, увнчанныхъ виноградомъ, всплески фонтановъ среди гранатъ и померанцевъ, и по дорожкамъ садовъ, подъ алой тнью гранатныхъ деревьевъ медленно двигающіяся, группы красивйшихъ женщинъ, которыхъ когда-либо видла Италія — красивйшихъ, потому что он были наиболе чистыми и глубокомысленными, обученныхъ равно высшимъ наукамъ, какъ и галантнымъ искусствамъ — танцу, пнію, восхитительному остроумію, благородной мудрости, еще боле благородной смлости наиблагороднйшей любви — одинаково умющія ободрить, зачаровать или спасти душу мужчины. И надо всей этой сценой совершеннйшей человческой жизни высились куполъ и колокольня, горвшіе блымъ алебастромъ и золотомъ, а за куполомъ и колокольной — склоны мощныхъ холмовъ, покрытые сдиною оливковыхъ рощъ, далеко къ сверу, надъ пурпурнымъ моремъ торжественныхъ Аппенинскихъ вершинъ, четкія, остро очерченныя Каррарскія высоты бросали къ янтарному небу застывшіе пламенники своихъ мраморныхъ вершинъ: само великое море, горвшее просторами свта, тянулось отъ ихъ подножій къ Горгонскимъ островамъ, а надъ всмъ этимъ — вчно присутствующее близко или далеко, видимое сквозь листву виноградниковъ. или повторенное со всми своими бгущими тучками въ водахъ Арно, или окаймляющее темной синевой золотыя пряди или горящую щеку дамы и рыцаря,— это невозмутимое священное небо, которое для всхъ, въ т дни наивной вры, было такъ же безспорно населено духами, какъ земля людьми, которое открывалось непосредственно своими облачными вратами и росными завсами въ торжественное благоговніе вчнаго міра, небо, въ которомъ каждое проходящее облако было буквально ангельской колесницей, а каждый лучъ утра и вечера струился отъ Престола Господня {‘Два пути’. Дж. Рескина.}.
Что вы скажете объ этомъ, какъ о школ для рисовальщика?
А потомъ взгляните на удручающій, однообразный видъ любого современнаго города, на мрачную одежду мужчинъ и женщинъ, на безсмысленную, голую архитектуру, на безцвтную окружающую обстановку. Лишенныя прекрасной нарядной жизни, не только скульптура, но и вс искусства вымрутъ.
Что же касается религіознаго чувства, которое сквозитъ въ конц только-что приведенной мною цитаты, кажется, мн не приходится о немъ говорить. Религія вырастаетъ изъ религіознаго чувства, художество — изъ художественнаго чувства: никогда не вырастаетъ одинъ изъ другого, если у васъ нтъ необходимаго корня, вы никогда не получите необходимаго цвтка, и если человкъ видитъ въ облак ангельскую колесницу, то весьма возможно, что онъ нарисуетъ его совсмъ непохожимъ на облако!
Что же касается общей идеи первой части этого прекраснаго отрывка прозы, не совершенно ли справедливо, что художнику необходима красивая обстановка? Мн кажется, нтъ, я увренъ, что нтъ. Лично мн наиболе антихудожественнымъ явленіемъ въ нашемъ вк кажется не равнодушіе публики къ прекраснымъ вещамъ, а равнодушіе художника къ вещамъ, которыя называютъ безобразными. Ибо для истиннаго художника нтъ ничего въ своей сущности прекраснаго или безобразнаго. Съ ‘фактами предмета’ ему нечего длать, онъ считается только съ его вншностью, а видимость — это вопросъ свта и тни, распредленія массъ, расположенія общей художественной цнности.
Видимость, собственно, просто вопросъ эффекта, и вамъ, художникамъ, приходится имть дло съ эффектами природы, а не съ реальной сущностью предмета. И вамъ, художникамъ, надо писать предметы не такими, какіе они есть, а какими они вамъ. кажутся, не то, что есть, а то, чего нтъ.
Ни одинъ предметъ не бываетъ настолько уродливъ, чтобы при нкоторыхъ условіяхъ свта и тни, или при сопоставленіи съ другимъ предметомъ, не могъ казаться красивымъ, и ни одинъ предметъ не бываетъ настолько красивъ, чтобы при нкоторыхъ условіяхъ не казаться уродливымъ. Мн кажется, что въ каждыя сутки хоть разъ то, что красиво, кажется уродливымъ, и то, что уродливо — красивымъ.
И безцвтность наибольшей части нашей англійской живописи, мн кажется, происходитъ оттого, что большинство нашихъ молодыхъ художниковъ видитъ только то, что можно было бы назвать ‘готовой красотой’, а между тмъ вы призваны, какъ художники, не только копировать красоту, но и творить красоту, поджидать и подсматривать ее въ природ.
Что вы сказали бы о драматург, который изображалъ бы въ своихъ пьесахъ исключительно добродтельныхъ людей? Не сказали бы вы, что онъ отбрасываетъ по крайней мр добрую половину жизни? Ну, а о художник, который изображаетъ только красивое, я тоже сказалъ бы, что онъ отбрасываетъ половину жизни.
Не ждите, чтобы жизнь стала живописне, но старайтесь видть ее при извстныхъ условіяхъ. Эти условія вы можете создать себ въ вашей студіи, такъ какъ это просто условія освщенія. Въ природ же вы должны поджидать ихъ, выслживать ихъ, выбирать ихъ, и если вы будете ждать и выслживать — они придутъ.
На Говеръ-стрит ночью можно увидть очень живописный почтовый ящикъ, на набережной Темзы иногда можно увидть живописныхъ полисменовъ. Даже Венеція не всегда бываетъ живописной, точно такъ же и Франція.
Писать то, что видишь — хорошее правило въ искусств, но видть то, что стоитъ писать — еще лучшее. Научитесь видть жизнь при живописныхъ условіяхъ. Лучше жить въ город съ перемнной погодой, чмъ въ город, окруженномъ красивой обстановкой.
Теперь, разсмотрвъ, что создаетъ художника и что создаетъ художникъ, разсмотримъ, что такое онъ самъ. Среди насъ живетъ человкъ, который объединяетъ въ себ вс качества благороднйшаго искусства, чьи произведенія — предметъ радости для всхъ вковъ, кто самъ властелинъ надъ всми вками. Этотъ человкъ — м-ръ Уистлеръ…

——

Вы скажете, пожалуй, что современная одежда очень некрасива. Но если вы не умете изобразить черное сукно, вы не могли бы изображать атласные камзолы. Некрасивая одежда лучше для искусства, дло же въ зрніи, а не въ самомъ предмет.
Что такое картина? Во-первыхъ, картина~это просто прекрасная раскрашенная поверхность, имющая для васъ такое же значеніе или духовный смыслъ, какъ дивный кусокъ венеціанскаго стекла или изразецъ со стны Дамаска. Во-вторыхъ, это чисто-декоративный предметъ, вещь, на которую пріятно смотрть.
Вс археологическія картины, которыя заставляютъ васъ воскликнуть: ‘Какъ любопытно!’ — вс сентиментальныя картины, которыя заставляютъ васъ воскликнуть: ‘Какъ грустно!’ — вс историческія картины, которыя заставляютъ васъ воскликнуть: ‘Какъ интересно!’ — вс картины, которыя не вызываютъ въ васъ тотчасъ же чувства художественнаго наслажденія и не заставляютъ васъ воскликнуть: ‘Какъ прекрасно!’— плохія картины…

——

Мы никогда не знаемъ заране, что изобразитъ художникъ. Разумется, не знаемъ. Художникъ никогда не долженъ быть спеціалистомъ. Вс подраздленія художниковъ на анималистовъ, пейзажистовъ, на художниковъ, изображающихъ шотландскій скотъ въ англійскомъ туман, на художниковъ, изображающихъ англійскій скотъ въ шотландскомъ туман, на художниковъ, изображающихъ скаковыхъ лошадей, на художниковъ, изображающихъ бультеррьеровъ,— просто-напросто пошлы. Если человкъ — художникъ, онъ можетъ изобразить, что угодно…

——

Цль искусства — пробудить т глубочайшія божественныя струны, что могутъ создавать музыку въ нашей душ.
Разв я требую голой техники? Нтъ. До тхъ поръ, пока остаются какіе-либо слды техники, картина еще не закончена, а что такое законченность? Картина закончена тогда, когда вс слды работы и методы, примненные для достиженія результата,— исчезли.
Когда дло касается ремесленника — ткача, гончара, кузнеца, то на ихъ произведеніяхъ остается слдъ ихъ рукъ. Но этого не бываетъ съ живописцемъ, этого не бываетъ съ художникомъ.
Искусство не должно обладать какимъ-либо чувствомъ, кром собственной красоты, какой-либо техникой, кром той, которой нельзя замтить. Надо, чтобы о картин сказали не то, что она ‘хорошо написана’,’ а что она ‘вовсе не написана’.
Какая разница между абсолютно-декоративнымъ искусствомъ и живописью? Декоративное искусство подчеркиваетъ матеріалъ, которымъ оно пользовалось, творческое искусство уничтожаетъ его. Вышивки показываютъ свои нити, какъ часть своей красоты, картина уничтожаетъ, сводитъ къ нулю собственное полотно, она его не.показываетъ. Фарфоръ подчеркиваетъ свой блескъ, акварель отвергаетъ бумагу.
Картина не иметъ другого смысла, кром собственной красоты, другой идеи, кром собственной радости. И это первая истина искусства, которую вы никогда не должны забывать. Картина — чисто-декоративная вещь…
30 іюля 1883 г.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека