Царица Савская.
Царица Савская.
Кнутъ Гамсунъ.
Полное собраніе сочиненій.
Томъ первый.
Изданіе В. М. Саблина.
Рабы любви
Переводъ Е. Кившенко.
Изданіе третье.
Москва.— 1909.
http://az.lib.ru
I.
I.
——
——
——
II.
II.
——
Царица Савская, Гамсун Кнут, Год: 1905
Время на прочтение: 21 минут(ы)
Скитаясь повсюду, перезжая съ мста на мсто, снова встрчаешься волею судебъ съ людьми, которыхъ уже видлъ когда-то, встрчаешься съ ними тамъ, гд не ожидаешь, и такъ внезапно, что отъ удивленія забываешь даже снять шляпу, чтобы поклониться.
Это случается со мной часто, да, очень часто. Съ этимъ ужъ ничего не подлаешь!
То, что случилось со мной въ 1888 году, страннымъ образомъ связано съ приключеніемъ, которое произошло очень недавно, всего какую-нибудь недлю назадъ, во время небольшого путешествія, которое я предпринялъ по Швеціи.
Это совсмъ простая, вполн понятная исторія, въ которой все произошло очень просто. Можетъ быть, она и не стоитъ того, чтобы о ней разсказывать, но я все-таки попытаюсь это сдлать, какъ сумю…
При нашемъ послднемъ свиданіи ты спрашивалъ… Впрочемъ, ты, вроятно, отлично помнишь, о чемъ ты спрашивалъ, и мн незачмъ напомигать теб объ этомъ… Тогда я отвтилъ, что это мн никогда не удавалось, какъ я ни старался,— вчно являлась какая-нибудь помха, меня отвергали, выставляли, такъ сказать, за дверь. И я не лгу, я могу доказать, что это правда: никогда я не былъ такъ близокъ къ помолвк, какъ на этотъ разъ — и, однако, опять очутился за дверью. Съ этимъ ужъ ничего не подлаешь.
Въ 1888 году я досталъ денегъ на поздку… Разсказываю, какъ было. Я отправился въ Швецію и бодро шагалъ вдоль полотна желзной дороги, въ то время какъ поздъ за поздомъ проносился мимо меня. Мн попадались навстрчу люди, и вс они кланялись мн и говорили: ‘здравствуйте’, и я также говорилъ имъ: ‘здравствуйте’, такъ какъ не зналъ, что еще отвчать. Когда я пришелъ въ Гётеборгъ, мои сапоги были въ плачевномъ вид, но объ этомъ не стоитъ говорить.
Еще прежде, чмъ я добрался до Гётеборга, случилось со мной то, о чемъ я хочу разсказать.
Какого ты мннія о слдующемъ? Если женщина изъ окна броситъ на тебя мимолетный взглядъ, а потомъ совершенно тебя не замчаетъ, то ты считаешь это въ порядк вещей и не основываешь на этомъ никакихъ надеждъ. Ты былъ бы глупцомъ, если бъ вообразилъ себ что-нибудь по одному случайному взгляду Но если женщина не только смотритъ на тебя съ большимъ интересомъ, а даже уступаетъ теб свою комнату и свою постель на шведской почтовой станціи,— разв тогда у тебя нтъ достаточныхъ основаній, чтобы подозрвать въ ней серьезныя намренія и самому начать питать нкоторыя надежды?
Я былъ именно такого мннія, я надялся до самаго послдняго времени. Недлю тому назадъ я даже предпринялъ изъ-за этого мою печальную поздку до Кальмара…
Итакъ, я дошелъ до почтовой станціи Бёрби. Былъ уже поздній вечеръ, а я шагалъ съ самаго утра, поэтому я ршилъ здсь отдохнуть. Я вошелъ въ комнату для прізжихъ и потребовалъ ужинъ и ночлегъ.
Да, ужинъ можно получить, но переночевать негд: вс комнаты заняты, весь домъ биткомъ набитъ.
Это сказала мн молодая двушка — дочь хозяина, какъ потомъ оказалось. Я посмотрлъ на нее и сдлалъ видъ, что не понимаю. Не хотла ли она дать мн почувствовать, что я норвежецъ, а поэтому и политическій противникъ?
— Какъ здсь много телгъ! — говорю я равнодушнымъ тономъ.
— Да, это рыночные торговцы остановились здсь ночевать,— отвчаетъ она,— поэтому-то у насъ и нтъ больше ни одной свободной кровати.
Посл этого она выходитъ и заказываетъ мн ужинъ, затмъ возвращается и снова заводитъ рчь о томъ, какъ много прізжихъ. Она говоритъ:
— Вы могли бы или дойти до слдующей станціи Оттераа или же вернуться съ поздомъ назадъ. Здсь, какъ я вамъ уже сказала, все полно.
Я не могъ сердиться на наивную двочку и не хотлъ быть назойливымъ, но, конечно, не имлъ намренія тронуться съ мста до слдующаго утра. Тутъ была общественная почтовая станція, и я имлъ право получить ночлегъ.
— Безподобная погода,— сказалъ я.
— Да,— отвтила она,— поэтому даже пріятно пройтись до Оттераа. Это недалеко, съ добрую милю, не больше.
Но это ужъ было слишкомъ, и я сказалъ серьезно и внушительно:
— Я нисколько не сомнваюсь, что вы меня устроите на ночь, я не желаю итти дальше, я усталъ.
— Но если вс кровати заняты!.. — возразила она.
— Это не мое дло.
Говоря это, я поудобне услся на стулъ.
Впрочемъ, мн стало жаль двушку: она не изъ такихъ, чтобы изъ одного только недоброжелательства отказывать мн въ ночлег. У нея было открытое, честное лицо, и ея ненависть къ намъ, норвежцамъ, казалась мн очень умренной.
— Вы могли бы меня помстить гд угодно, пожалуй хоть здсь, на диван,— сказалъ я.
Но оказывается, что и диванъ уже занятъ.
Мн становится немного жутко.
Не поздоровится мн, если придется еще пройти ‘Добрую’ шведскую милю. ‘Добрая’ миля въ Швеціи безконечна,— это я уже зналъ по опыту.
— Но, Боже мой, разв вы не видите, что въ дорог мои сапоги развалились! — воскликнулъ я.— Не выгоните же вы человка въ такой обуви!
— Но, вдь, сапоги не станутъ лучше и завтра,— замтила она, улыбаясь.
Да, она, конечно, совершенно права, и я не зналъ, что мн длать. Въ эту минуту отворилась дверь, и въ комнату вбжала другая молодая двушка. Она смялась чему-то, что съ ней приключилось, и казалось, была готова разсказать это. Замтивъ меня, она нисколько не смутилась, но посмотрла на меня пристально и даже кивнула мн головой. Потомъ тихо спросила:
— Въ чемъ дло, Лотта?
Лотта отвтила ей что-то, чего я не разслышалъ, но я понялъ, что он шепчутся обо мн. И я сидлъ и слушалъ съ такимъ чувствомъ, словно он ршали мою судьбу. Вотъ он кинули украдкой взглядъ на мои сапоги, и я слышалъ, какъ он тихонько пересмивались.
Вторая двушка покачала головой и собралась уходить.
Уже подойдя къ двери, она внезапно обернулась, какъ будто ей что-то пришло въ голову, и сказала:
— Но, вдь, я могла бы сегодняшнюю ночь спать вмст съ тобой, Лотта, тогда его можно помстить въ моей комнат.
— Нтъ,— возразила Лотта,— это невозможно, фрёкенъ!
— Нтъ, очень возможно.
Наступила пауза. Лотта размышляла.
— Да, если вы такъ хотите, фрёкенъ…
Затмъ, обернувшись ко мн, Лотта продолжала:
— Ну, вотъ, фрёкенъ уступаетъ вамъ свою комнату.
Я вскочилъ и поклонился. Полагаю, поклонъ вышелъ довольно изящнымъ. И я на словахъ выразилъ свою благодарность фрёкенъ, сказавъ, что она оказываетъ мн любезность, подобно которой я не встрчалъ въ моей жизни, и въ заключеніе объявилъ, что ея сердце такъ же великодушно, какъ прекрасны ея глаза.
При этомъ я вторично поклонился, не мене изящно. Да, я все это выполнилъ превосходно. Она покраснла и съ громкимъ смхомъ побжала къ двери. Лотта послдовала за ней.
Я остался одинъ и сталъ раздумывать надъ происшедшимъ. Все шло хорошо: она смялась, краснла, опять смялась, нельзя было ожидать лучшаго начала. Господи, какая же она юная! Не старше восемнадцати лтъ,— съ ямочками на щекахъ и на подбородк, съ открытой шеей, безъ платка, даже безъ кружева у ворота платья, только продернутая лента для вздержки. И при этомъ серьезный, глубокій взглядъ и такое милое лицо… Ничего подобнаго я еще не встрчалъ. И она оглядывала меня съ интересомъ. Прекрасно! Часъ спустя я увидалъ ее во двор, она сидла въ пустой коляск и пощелкивала кнутомъ, какъ будто погоняла лошадей. Какой юной и веселой казалась она при этомъ! Я подошелъ, у меня мелькнула мысль впрячься въ коляску и повезти ее. Я приподнялъ шляпу, собираясь заговорить. Но она вдругъ встала, высокая и гордая, какъ владтельная принцесса, съ минуту поглядла на меня и вышла изъ коляски. Я этого никогда не забуду. Хотя у нея не было никакого основанія принимать это такъ дурно, но она дйствительно была величественна. Я надлъ шляпу и удалился смущенный и растерянный. Чортъ бы побралъ мою выдумку прокатить ее! Но, съ другой стороны, въ чемъ же я провинился? Разв не уступила она мн только что свою комнату? Къ чему же теперь эта чопорность?
— Это притворство,— говорилъ я себ,— она притворяется, знаю я эту уловку, она хочетъ меня поймать на удочку. Ну, хорошо, покорюсь и буду барахтаться на крючк!
Я слъ на лстниц и закурилъ трубку. Кругомъ болтали рыночные торговцы, по временамъ изъ дома доносился звукъ откупориваемыхъ бутылокъ и звонъ стакановъ. Фрёкенъ я больше не видалъ. Единственное печатное произведеніе, которое было со мной, была карта Швеціи. Итакъ, я сидлъ, курилъ, злился и, въ конц концовъ, вынулъ свою карту изъ кармана и принялся ее изучать. Такъ прошло нсколько минутъ. Но вотъ въ дверяхъ показалась Лотта и предложила, если я желаю, проводить меня въ мою комнату. Было уже десять часовъ, я всталъ и пошелъ за мей. Въ коридор мы встртились съ фрёкенъ.
Тутъ случилось нчто, что я помню до мельчайтихъ подробностей: стна въ коридор была свже-выкрашена, но я этого не зналъ. При встрч съ фрёкенъ я посторонился, и тутъ-то и случилось несчастье.
Фрёкенъ испуганно крикнула:
— Вы испачкаетесь масляной краской!
Но было слишкомъ поздно. Я уже прислонился къ стн лвымъ плечомъ.
Она посмотрла на меня растерянно, взглянула потомъ на Лотту и сказала:
— Что же намъ теперь длать?
Лотта отвтила:
— Вычистимъ чмъ-нибудь! — и об нокатились со смху.
Затмъ мы вс втроемъ снова спускаемся съ лстницы, и Лотта приноситъ что-то, чтобы счистить съ меня краску.
Я сажусь, и мы начинаемъ болтать.
Можешь мн врить или нтъ, но говорю теб, что когда я разстался въ этотъ вечеръ съ фрёкенъ, у меня были самыя смлыя надежды. Мы болтали и смялись надъ всевозможными пустяками, и я увренъ, что мы просидли съ добрую четверть часа на лстниц. А дальше? Дальше ничего не произошло. Я совсмъ не хочу хвастаться, но все же я никакъ не думалъ, чтобы молодая двушка могла провести съ молодымъ человкомъ Добрую четверть часа почти съ глазу на глазъ, если бы она не имла при этомъ никакихъ намреній. Когда же мы, наконецъ, разстались, она вдобавокъ дважды сказала: ‘покойной ночи’. Затмъ еще разъ пріотворила дверь своей комнаты, медленно произнесла въ третій разъ: ‘покойной ночи’ и только тогда захлопнула дверь. Потомъ я слышалъ, какъ он тамъ съ Лоттой принялись весело смяться. Да, мы вс трое были въ прекрасномъ настроеніи.
Итакъ, я въ своей комнат… въ ея комнат.
Это была совсмъ обыкновенная гостинничная комната съ голыми, выкрашенными въ синій цвтъ стнами и узкой, низкой кроватью. На стол лежала книга — переводъ Инграама: ‘Царь изъ дома Давидова’. Я началъ читать ее. Изъ комнаты молодыхъ двушекъ все еще раздавались хихиканье и смхъ. Что за милая веселая двушка! Этотъ серьезный взглядъ и такое юное лицо!.. Какъ шаловливо она могла смяться, хотя выглядла такой гордой! Я погрузился въ задумчивость. Мечты о ней безмолвно, но властно царили въ моемъ сердц.
Утромъ я проснулся отъ прикосновенія чего-то твердаго,— оказалось, что я уснулъ съ ‘Царемъ изъ дома Давидова’ въ рукахъ, и книга очутилась у меня подъ бокомъ. Я вскочилъ, быстро одлся, такъ какъ было уже девять часовъ. Я спустился внизъ и сталъ завтракать. Фрёкенъ нигд не было видно. Я подождалъ съ полчаса,— она не приходила. Наконецъ, я политично сдросилъ Лотту, гд же фрёкенъ.
— Фрёкенъ ухала,— отвчала Лотта.
— Ухала? Разв фрёкенъ не живетъ въ этомъ дом?
— Нтъ, это фрёкенъ изъ помщичьяго дома, вотъ тамъ наверху. Она ухала рано утромъ въ Стокгольмъ.
Я остолбенлъ. Она, понятно, не оставила мн никакого письма, никакой записки. Я такъ растерялся, что даже не освдомился объ ея имени.
Но теперь для меня все стало безразличнымъ. Нтъ, никогда не слдуетъ полагаться на женскую врность!
Съ чувствомъ полнаго равнодушія и раненымъ сердцемъ поплелся я въ Гётеборгъ. Да и кто бы могъ это предположить! — она, которая выглядла такой честной и гордой!.. Но пусть! я хотлъ перенести это, какъ подобаетъ мужчин. Никто въ гостиниц не долженъ видть, какъ я страдаю.
Это было какъ разъ въ то время, когда Юлій Кронбергъ выставилъ въ Гётеборг свою большую картину: ‘Царица Савская’. Я, какъ и вс, пошелъ посмотрть на картину и былъ прямо-таки пораженъ: удивительне всего было то, что царица Савская сильно напоминала мою фрёкенъ, не тогда, когда она смялась и шутила, а именно въ то мгновеніе, когда она, выпрямившись, стояла въ пустомъ экипаж, какъ бы уничтожая меня грознымъ взглядомъ за то, что я хотлъ изобразить лошадь.
И видитъ Богъ, что я опять почувствовалъ на себ этотъ взглядъ, картина лишила меня покоя, она слишкомъ чувствительно напомнила мн о потерянномъ счасть. И въ одну прекрасную ночь, вдохновленный этой картиной, я написалъ мою извстную критическую статью о ‘Цариц Савской’. Въ этой стать я писалъ о ‘Цариц’ слдующее:
‘Она эфіопка, лтъ девятнадцати, стройная, заманчиво прекрасная, царица и женщина въ одно и то же время. Лвой рукой приподнимаетъ она покрывало съ лица и устремляетъ взоръ на царя. Она не смугла, даже ея черные волосы совершенно скрыты подъ ея серебристо-свтлой короной. У нея видъ европеянки, путешествующей по востоку и загорвшей отъ горячихъ лучей солнца. Только глаза ея темнаго цвта, цвта ея родины, съ мрачнымъ, вмст съ тмъ огненнымъ взглядомъ, который заставляетъ зрителя содрогаться. Этихъ глазъ не забудешь, ихъ еще долго будешь вспоминать и видть передъ собой даже во сн’.
Насчетъ глазъ прекрасно сказано. Нельзя такъ выразиться, не испытавъ на себ чего-нибудь подобнаго. Пусть спросятъ кого угодно! И съ того дня мысленно я всегда называлъ странную двушку съ почтовой станціи въ Бери ‘Царицей Савской’.
Но это еще не конецъ. Четыре года спустя она снова появляется на моемъ горизонт, именно теперь, всего недлю тому назадъ.
Я похалъ изъ Копенгагена въ Мальмё, чтобы повидаться съ однимъ человкомъ, который меня тамъ ожидалъ,— я опять разсказываю все просто, какъ было. Я отправилъ свои вещи въ отель, и мн отвели тамъ комнату. Я вышелъ, чтобы отправиться къ ожидавшему меня человку, но сначала ршилъ прогуляться къ желзнодорожному вокзалу, чтобы собраться съ мыслями. На вокзал встртилъ я одного знакомаго и разговорился съ нимъ.
И вотъ какъ разъ въ ту минуту, когда стоялъ и разговаривалъ, я внезапно увидалъ одно лицо въ позд, уже готовомъ къ отходу. Лицо это обернулось въ мою сторону, и два глаза пристально устремились на меня. Боже, да вдь это ‘Царица Савская!’
Моментально вскакиваю я въ поздъ, и черезъ мсколько секундъ мы отъзжаемъ. Это судьба! Разв это не судьба, что я очутился въ этомъ мст, снова увидлъ ее по прошествіи четырехъ лтъ и вскочилъ въ отходящій поздъ, тогда какъ вс мои вещи остались въ отел? Въ судьб своей никто не властенъ! Я даже и свой плащъ отослалъ въ гостиницу.
И вотъ, въ этомъ настроеніи я вскочилъ въ поздъ.
Я оглядлся кругомъ. Это было купэ перваго класса, и тамъ сидло только двое пассажировъ, я слъ рядомъ и устроился поуютне съ сигарой и книгой. Куда теперь приведетъ меня судьба? Я хотлъ хать туда, куда хала ‘Царица Савская’, нужно было только внимательно слдить за нею: гд она сойдетъ, тамъ сойду и я, вся моя задача состояла въ томъ, чтобы встртиться съ ней. Когда пришелъ кондукторъ и спросилъ билетъ, у меня, конечно, его не оказалось.
Но куда же я собственно ду?
Этого я и самъ не знаю хорошенько, но…
Ну, тогда мн придется заплатить до Арлефа съ доплатой въ сорокъ ёръ. Въ Арлеф я долженъ взять билетъ дальше.
Я сдлалъ такъ, какъ сказалъ кондукторъ, и съ радостью доплатилъ. Потомъ въ Арлеф я взялъ билетъ до Лунда: ‘Царица Савская’, можетъ быть, хала въ Лундъ, и я не хотлъ упускать ее изъ виду.
Но она не сошла въ Лунд. Теперь мн снова пришлось уплатить кондуктору — на этотъ разъ до Лакаленга и, сверхъ того, снова 40 ёръ доплаты — это составляло уже восемьдесятъ ёръ. Въ Лакаленг я ршилъ взять билетъ прямо до Хецлехольма, для большей врности, и потомъ снова услся въ купэ, приведенный въ нервное состояніе усложнявшейся поздкой.
Кром того, меня раздражала болтливость пассажировъ. Какое мн, чортъ возьми, дло, что въ Гамбург появилась эпизоотія. Мои спутники были, наврное, шведскіе торговцы скотомъ, такъ какъ битыхъ два съ половиною часа говорили только объ эпизоотіи въ Гамбург. Да, это поистин необыкновенно интересно! А, кром того, разв меня не ждутъ въ Мальмё? О, Господи, пусть ждутъ!
Но ‘Царица Савская’ не вышла и въ Хецлехолм.
Я взбсился, я уплатилъ котщуктору до Балинглофа, опять съ доплатой 40 ёръ — это уже составило одну крону и двадцать ёръ — и въ Валинглоф взялъ со стиснутыми отъ ярости зубами билетъ прямо до Стокгольма. Это стоило 118 кронъ — чортъ побери, порядочная сумма! Теперь ясно, что ‘Царица Савская’, точь въ точь какъ тогда, хала въ Стокгольмъ.
Проходилъ часъ за часомъ, и мы все хали, я наблюдалъ на каждой станціи, но она не сходила. Я видлъ ее въ окно, и она тоже внимательно смотрла на меня. Ахъ, ея чувства ко мн остались т же — это было мн ясно. Но она была чуточку смущена и опускала глаза, когда я проходилъ мимо. Я не кланялся,— всякій разъ я забывалъ объ этомъ. Не сиди она, какъ привязанная, въ дамскомъ купэ, я бы давно уже, конечно, засвидтельствовалъ ей свое почтеніе, напомнилъ бы ей о нашемъ старомъ знакомств и о томъ, что я когда-то спалъ на ея кровати, я бы могъ порадовать ее тмъ, что превосходно проспалъ вплоть до девяти часовъ.
Какъ похорошла она въ эти четыре года! Теперь она стала еще боле величественной, чмъ тогда.
Снова проходилъ часъ за часомъ, не случилось ничего особеннаго, кром того, что около пяти часовъ поздъ перехалъ корову, мы слышали, какъ захрустли кости, и остановились на минуту, чтобы изслдовать рельсы, а потомъ снова похали дальше. Мои спутники стали говорить о поздк на пароход въ Орезундъ, что тоже было необыкновенно интересно. Какъ я страдалъ, какъ страдалъ! А вдь этотъ человкъ все ждалъ меня! Чортъ бы побралъ этого молодца въ Мальмё!
Дальше, все дальше: мы прохали Эльмгутъ, Ліаторпъ, Висландъ. Въ Висланд ‘Царица Савская’ сходитъ,— я ни на минуту не выпускаю ее изъ виду,— но она возвращается. Хорошо, демъ дальше. Пріхали въ Альфвесту.— ‘Пересадка въ Кальмаръ!’ Здсь ‘Царица Савская’ опять сходитъ, но на этотъ разъ она пересаживается въ поздъ, идущій въ Кальмаръ. Этого я не ждалъ и былъ крайне смущенъ, такъ что чуть не прозвалъ поздъ. Сломя голову влетлъ я въ вагонъ, какъ разъ въ моментъ отхода. Въ купэ былъ одинъ единственный пассажиръ, онъ даже не взглянулъ на меня, такъ какъ читалъ. Я бросаюсь на мсто и также начинаю читать. Минуту спустя слышу:
— Вашъ билетъ!
Другой кондукторъ!
— Билетъ? хорошо,— отвчаю я и протягиваю билетъ.
— Это не годится,— говоритъ онъ,— это Кальмарская линія.
— Что такое, не годится?
— Это не та линія.
— Это не мое дло. Разъ мн продали билетъ, какъ онъ можетъ не годиться?
— Да вы куда дете?
— Конечно, въ Стокгольмъ,— отвчаю я,— куда же еще?
— Ну, а это кальмарскій поздъ, слышите, этотъ поздъ идетъ въ Кальмаръ,— говоритъ онъ сердито.
Гм… этого я не зналъ,— но, во всякомъ случа, это несносный педантизмъ съ его стороны такъ придираться. Наврное, онъ это длаетъ потому, что я норвежецъ, изъ политической ненависти. Я его не забуду.
— Ну, такъ что же намъ теперь длать? — спрашиваю я,
— Это уже ваше дло… Такъ куда же вы теперь дете? По этой дорог вы не попадете въ Стокгольмъ!
— Ну, ладно, тогда я ду въ Кальмаръ. Я, собственно, въ Кальмаръ и хотлъ хать,— возражаю я. — Вдь Стокгольмъ никогда и не привлекалъ меня особенно.
Итакъ, эта проклятая царица детъ въ Кальмаръ. Наконецъ-то окончатся мои мученія!
— Ну, такъ заплатите до Гемлы и сорокъ ёръ доплаты,— говоритъ кондукторъ,— а въ Гемл вы должны взять билетъ до Кальмара.
— Но я только что уплатилъ 118 кронъ,— протестую я. Но мн все-таки пришлось уплатить и даже 40 ёръ доплаты,— это составило одну крону и 60 ёръ. Но мое терпніе истощается. Въ Гемл я бросаюсь къ окошку кассы и кричу кассиру:
— Далеко могу я прохать по этой линіи?
— Далеко? До Кальмара,— отвчаетъ онъ мн.
— Но, быть можетъ, можно прохать и дальше?
— Совершенно невозможно, потому что тамъ начинается уже море.
— Хорошо, такъ билетъ до Кальмара!
— Какого класса?
Вотъ! Онъ еще спрашиваетъ, какого класса! Очевидно, этотъ человкъ совсмъ меня не знаетъ, совершенно не читалъ того, что мною написано. Я отвтилъ, какъ онъ заслуживалъ:
— Само собой разумется — перваго класса!
Я заплатилъ и занялъ свое мсто. Наступила ночь, мой необщительный спутникъ растянулся на своемъ сиднь и закрылъ глаза, молча, не взглянувъ на меня ни разу. Чмъ бы наполнить время? Я не могъ спать, я вставалъ каждую минуту, изслдовалъ двери, открывалъ и закрывалъ окна, мерзъ и звалъ. Да, кром того, каждый разъ, какъ поздъ останавливался, я долженъ былъ стоять у окна и наблюдать — все это изъ-за моей царицы. И постепенно, дойдя до крайняго раздраженія, я сталъ даже проклинать ее.
Наконецъ-то наступило утро. Мой спутникъ приподнялся и выглянулъ въ окно. Потомъ онъ слъ, совершенно бодрый, и сталъ читать, опять не взглянувъ на меня. Его книг, казалось, конца не будетъ. Я злился на него, плъ и свисталъ, чтобы ему досадить. Онъ ни на что не обращалъ вниманія. Въ глубин души я пожаллъ о своихъ прежнихъ спутникахъ въ виду этой напыщенности.
Наконецъ я не вытерплъ и спросилъ:
— Позвольте узнать, куда вы дете?
— Ахъ! — отвтилъ онъ,— мн еще только одну станцію.
Это было все.
— Вчера мы перехали корову.
— Что?
— Вчера мы перехали корову.
— А-а! — и онъ снова погрузился въ чтеніе.
— Не продадите ли вы мн эту книгу? — сказалъ я вн себя.
— Книгу? Нтъ,— отвтилъ онъ.
— Не продадите?
— Нтъ.
Тмъ дло и кончилось, Онъ ни разу не оторвался отъ книги. Въ противоположность его стойкости у меня совершенно подкашивались ноги. Вдь, собственно, по вин этой злосчастной ‘царицы’ я попалъ въ компанію съ такимъ человкомъ.
Правда, она причинила мн уже много непріятностей, но все это забудется при встрч съ ней. Ахъ! я такъ хотлъ описать ей вс свои неудачи, разсказать ей о моей художественной критической стать, о человк, который ждалъ меня въ Мальмё, и котораго я оставилъ на произволъ судьбы, о своемъ путешествіи — сначала по стокгольмской линіи, а потомъ по кальмарской. Да, я, конечно, опять произведу на нее впечатлніе. И ни слова о жалкихъ нсколькихъ ёрахъ доплаты и о 118 кронахъ.
А поздъ все несется.
Отъ скуки я начинаю смотрть въ окно.
Все одно и то же: лсъ, поле, пашни, мелькающіе дома, телеграфные столбы вдоль пути и у каждой станціи обычные пустые товарные вагоны и на каждомъ вагон надпись: ‘Гольфита’.
Что это за ‘Гольфита’? Это не можетъ быть ни номеромъ, ни человческимъ именемъ. Что такое ‘Гольфита’? большая рка въ Шоаен, или фабричное клеймо, или даже религіозная секта? Ну, теперь я вспомнилъ: ‘Гольфита’ — это извстный всъ. Въ одной ‘Гольфит’, насколько я помню, содержится 132 фунта, и притомъ это добрые старые фунты. Какъ же, значитъ, тяжела эта ‘Гольфита’, если на одну идутъ 132 такихъ фунта!..
А поздъ все мчится.
И какъ только можетъ этотъ нмой идіотъ свдть цлыми часами и все читатъ и читать! Я бы уже трижды прочиталъ такую книжонку, а онъ важничаетъ, чванится своимъ невжествомъ и не стсняется нисколько. Его глупость переходитъ, наконецъ, вс границы, я не могу этого дольше выносить. Я вытягиваю голову, смотрю на него и говорю:
— Что вы сказали?
Онъ поднимаетъ глаза и смотритъ на меня, точно свалился съ неба.
— Что вамъ угодно? — спрашиваетъ онъ.
— Что? — Онъ не понимаетъ.
— Что вамъ нужно? — спрашиваетъ онъ съ досадой.
— Что мн нужно? что вамъ нужно?
— Мн?… Ничего!
— Ну, и мн ничего.
— Зачмъ же вы со мной заговариваете?
— Я! Разв я съ вами разговаривалъ?
— А то нтъ! — говоритъ онъ и съ бшенствомъ отворачивается. И опять наступаетъ молчаніе. Проходитъ часъ за часомъ. Наконецъ, поздъ даетъ свистокъ, подходя къ Кальмару.
Наступаетъ ршительная минута. Я дотронулся до своихъ щекъ,— такъ и есть, я не бритъ! Вчная исторія! Но, однако, это большой недостатокъ, что на такой длинной линіи нтъ станціи, гд бы можно было выбриться, чтобы походить на человка въ такой важный моментъ. Я вдь не требую, чтобы на каждой станціи былъ парикмахеръ, но вы должны согласиться со мной, что было бы не лишнимъ, если бы можно было найти парикмахера черезъ каждыя четыре станціи,— по крайней мр, таково мое мнніе.
Но вотъ поздъ останавливается…
Я сейчасъ же выхожу, останавливаюсь и вижу, что ‘Царица Савская’ тоже сходитъ. Но ее вдругъ такъ окружаютъ, что совершенно невозможно пробраться къ ней. Одинъ молодой человкъ даже цлуетъ ее. — Итакъ, здсь живетъ ея братъ, у него здсь дла, и она пріхала провдать его. Минуту спустя подъзжаетъ экипажъ, она входитъ въ него, за ней еще двое-трое, и они узжаютъ.
Я остаюсь. Она, нисколько не задумываясь, ухала у меня, такъ сказать, изъ-подъ носа.
Ну, нечего длать! Впрочемъ, если хорошенько подумать, такъ я еще долженъ быть ей благодаренъ за то, что она даетъ мн время выбриться и прифрантиться, прежде чмъ показаться ей. Надо пользоваться временемъ.
Ко мн подходитъ носильщикъ и предлагаетъ снести мой багажъ.
— Нтъ, у меня нтъ багажа.
— Разв у меня нтъ никакого багажа?
— Да, у меня нтъ совсмъ никакого багажа.
Понялъ онъ меня тедерь? Но этимъ я не отдлался, онъ хотлъ знать, не ду ли я дальше.
— Нтъ! Я не ду дальше.
— Такъ, значитъ, я здсь хочу поселиться?
— Можетъ быть, на нкоторое время! Есть ли по близости гостиница?
— Но что же мн, собственно, здсь нужно? Moжетъ быть, я агентъ или контролеръ?
Еще одинъ человкъ, который не читалъ моихъ произведеній.
— Нтъ! Я не контролеръ.
Но что же я такое?
— Прощайте! — кричу я ему въ лицо и ухожу.
Какая назойливость! Я отлично могу и самъ найти гостиницу, если на то пошло.
Но я долженъ былъ придумать себ положеніе, выдумать цль своего прізда, которою я могъ бы воспользоваться, какъ предлогомъ, такъ какъ было очевидно, что если даже голодный носильщикъ такъ любопытенъ, то хозяинъ гостиницы будетъ много хуже.
Итакъ, что же бы я могъ офиціально, для отвода глазъ, длать въ Кальмар? Я долженъ былъ и для того еще выдумать себ подходящее дло, чтобы не скомпрометировать мою царицу.
И я выходилъ изъ себя, придумывая, что бы такое я ‘могъ длать’ въ Кальмар. Этотъ вопросъ не давалъ мн покоя даже въ то время, когда я находился во власти бритвы парикмахера. Одно было очевидно,— я не могъ показаться въ гостиниц, прежде чмъ не выясню моего офиціальнаго положенія.
— У васъ есть телефонъ? — спрашиваю я. Нтъ, въ парикмахерской не было телефона.
— Но не можете ли вы послать въ ближайшую гостиницу, чтобы заказать мн комнату? Мн некогда самому итти, у меня пропасть длъ!
— Съ удовольствіемъ!
Съ этимъ порученіемъ отправляется ученикъ. Я же отправился гулять по улицамъ, осмотрлъ церкви, гавань, при чемъ шелъ довольно быстро, изъ боязни, чтобы кто-нибудь не остановилъ меня и не спросилъ о цли моего прибытія въ Кальмаръ. Наконецъ, я дошелъ до парка, кинулся на скамью и погрузился въ размышленія. Я былъ одинъ. Кальмаръ! Что нужно мн въ Кальмар? Названіе казалось мн знакомымъ: гд-нибудь я читалъ о немъ. Богъ вдаеть, не изъ области ли политики… какой-нибудь необычный риксдагъ, мирный договоръ? Я произносилъ — ‘кальмарскій миръ’, ‘перемиріе при Кальмар’ — не слыхалъ ли я когда-нибудь о такомъ событіи? Не было ли кальмарскаго договора? Но, поразмысливъ немного, я сказалъ себ, что никогда не слыхалъ о договор при Кальмар. Вдругъ я подпрыгнулъ: мн кажется, я нашелъ — была кальмарская битва, сраженіе при Кальмар, какъ битва Ворт или Дюппел. Да, теперь я вспомнилъ. Я опрометью бросился въ гостиницу: разъ была битва при Кальмар, такъ я хочу познакомиться съ историческими мстностями — вотъ и цль моего прізда. Вотъ здсь стоялъ корабль Нила Іуля, тамъ вражеская бомба пронеслась высоко надъ землей и взорвала землю въ огород, тамъ Густавъ Адольфъ упалъ на палубу военнаго корабля, тутъ Кольбейнъ Сильный спросилъ: ‘Что тамъ разрушается?’ — Норвегія ускользаетъ изъ твоихъ рукъ! — отвтилъ Эйнаръ.
Но, подойдя къ гостиниц, я струсилъ и отказался отъ всей своей исторіи битвы. Никогда не было никакой битвы при Кальмар, битва была на копенгагенскомъ рейд! И а опять отправился по городу Все представлялось мн въ мрачномъ свт.
Такъ пробродилъ я цлый день, на лъ, не пилъ и совсмъ выбился изъ силъ. Къ тому же было уже слишкомъ поздно, чтобы зайти въ книжную лавку и купить путеводитель по Кальмару: вс книжныя лавки были уже заперты. Наконецъ, я подошелъ къ фонарщику.
— Извините, пожалуйста,— говорю я учтиво,— что это когда-то случилось въ Кальмар?
Фонарщикъ повторяетъ: ‘случилось?’ и смотрить на меня.
— Да,— говорю я,— я отлично помню, что здсь въ Кальмар когда-то что-то случилось. Это иметъ большой историческій интересъ, и потому мн такъ это и хочется знать.
Мы стоимъ другъ противъ друга.
— Гд вы живете? — спрашиваетъ онъ.
— Я именно и пріхалъ исключительно для того, чтобы изучить это,— неребиваю я,— это стоило мн довольно дорого, да, это обошлось мн даже въ одну крону и шестьдесятъ ёръ штрафа помимо ста восемнадцати кронъ за проздъ, о которыхъ я даже и говорить не хочу. Можете спросить у кондукторовъ, если хотите!
— Вы изъ Норвегіи?
— Да, я изъ Норвегіи!
— Вы агентъ?
Несмотря на все мое утомленіе, мн пришлось поспшно обратиться въ бгство — вдь это было какъ разъ то, что я хотлъ отъ него узнать: кто я такой? Но и въ этомъ опять виновата ‘царица’ во всемъ она виновата, и я высказалъ пожеланіе, хотя и въ мягкихъ выраженіяхъ, чтобы она провалилась въ преисподнюю за свои козни.
Потомъ я снова вернулся въ паркъ.
Нтъ, теперь я уже не видлъ спасенія!
Я прислонился къ дереву, но прохожіе начали на меня посматривать. Я нашелъ, что не безопасно оставаться здсь дольше, и поплелся дале. Три часа спустя я очутился за городомъ. Я оглядлся,— теперь я одинъ. Передо мной возвышается какойто черный колоссъ. Я останавливаюсь, чтобы осмотрть этотъ колоссъ: онъ похожъ на гору съ церковью на вершин. Въ то время, какъ я такъ стою, оттуда выходитъ какой-то человкъ. Я останавливаю его и спрашиваю:
— Что же это за гора, мн неизвстно ея названіе изъ географіи, хотя я знаю очень много горъ?
— Это замокъ,— отвчаетъ онъ.
— Замокъ, кальмарскій замокъ!
Хотлось бы мн знать, не происходило ли въ немъ все то, что бродило въ моей голов.
— Замокъ, конечно, теперь запущенъ и въ развалинахъ въ сравненіе съ тмъ, какимъ онъ былъ, когда въ немъ происходили великія событія? — спросилъ я.
— О, нтъ, смотритель содержитъ все въ порядк! — отвтилъ тотъ.
— Кто живетъ тамъ въ настоящее время? Я хочу спросить, какъ фамилія того князя, который помщается въ южномъ флигел? У меня вертится на язык, но…
— Но въ этомъ флигел теперь собраніе оружія, мечей, древностей, всевозможныхъ старинныхъ вещей…
У меня тотчасъ является блестящая идея: я могъ сюда пріхать, чтобы осмотрть древности въ замк. Я бы обнялъ этого человка, если бъ у него не было мшка на спин, и я отлично помню, что, прежде чмъ мы разстались, я освдомился о его жен и дтяхъ.
Въ полночь я, наконецъ, пришелъ въ свою гостиницу. Я тотчасъ отыскалъ хозяина и сказалъ, что хотлъ бы занять комнату.
— Я хочу здсь изучать древности,— сказалъ я коротко и рзко,— я даже покупаю старинныя вещи, было бы вамъ извстно,— это моя профессія.
Хозяинъ удовлетворился моимъ объясненіемъ и веллъ провести меня въ комнату.
Затмъ слдуетъ недля разочарованій, потраченныхъ усилій. Цлая недля! ‘Царицы Савской’ нигд не видно. Я искалъ ее день за днемъ, заходилъ освдомляться къ почтмейстеру, бесдовалъ съ двумя полицейскими, исходилъ паркъ вдоль и поперекъ въ часы гулянья, осматривалъ каждый день витрины фотографовъ, чтобы увидть, не выставленъ ли и ея портретъ,— но все было напрасно. Я нанялъ двухъ человкъ, день и ночь сторожилъ на желзнодорожной станціи, чтобы она не могла ускользнуть отъ меня, и съ нетерпніемъ ожидалъ конца всей этой исторіи.
Между тмъ, я ежедневно осматривалъ замокъ и собраніе древностей. Я исписывалъ большіе листы замтками, считалъ ржавчины на сабляхъ и сломанныхъ шпорахъ, отмчалъ вс года и надписи, которые находилъ на старыхъ шкатулкахъ и картинахъ, не преминулъ даже записать мшокъ съ перьями, найденный мною среди древностей и который, какъ оказалось, принадлежалъ смотрителю. Я производилъ свои изслдованія съ мужествомъ отчаянія, между тмъ мысли мои были полны горечи, разъ уже я принялся отыскивать ‘Царицу Савскую’, я не могъ остановиться на полдорог, даже если бы долженъ былъ стать для этого настоящимъ антикваріемъ. Я телеграфировалъ въ Копенгагенъ относительно своей корреспонденціи и вообще началъ устраиваться на зиму. Богъ знаетъ, чмъ это еще кончится! Вотъ уже шесть дней, какъ я живу въ гостиниц. Въ воскресенье я нанялъ четырехъ мальчиковъ, чтобы они утромъ и вечеромъ караулили у церкви, не пойдетъ ли туда моя ‘царица’. Но это не помогло.
Во вторникъ утромъ пришли, наконецъ, мои письма, этотъ вторникъ чуть не убилъ меня. Одно письмо было отъ того человка, который ждалъ меня въ Мальмё: если я не пріхалъ до сихъ поръ, то могу совсмъ не являться, онъ прощался со мной навсегда. Я почувствовалъ глубокую рану въ сердц.
Второе распечатанное мною письмо было отъ друга и содержало извстіе, что дв крупныя газеты уличали меня въ плагіат и подтверждали это цитатами. Я почувствовалъ еще боле глубокую рану въ сердц. Въ третьемъ письм былъ счетъ — его я вовсе не сталъ читать — съ меня было довольно и этого. Я бросился на диванъ и уставился глазами въ одну точку. Но чаша страданій не была еще выпита мною до дна. Въ дверь постучали.
— Войдите,— сказалъ я слабымъ голосомъ. Вошелъ хозяинъ въ сопровожденіи какой-то старухи, у старухи была въ рукахъ корзинка.
— Прошу извиненія,— сказалъ хозяинъ,— вы вдь покупаете старинныя вещи?
Я уставился на него.
— Старинныя вещи? Я покупаю старинныя вещи?
— Да, вы вдь сами говорили.
И я принужденъ былъ выказать интересъ къ сгариннымъ вещамъ.
— Да, совершенно врно, я дйствительно покупаю старинныя вещи, извините, пожалуйста, что я не сразу понялъ, я былъ занятъ совсмъ другимъ. Да, конечно, я покупаю всякія старинныя вещи. Позвольте мн взглянуть на эти драгоцнности.
И женщина открываетъ свою корзину.
Я всплескиваю руками отъ восхищенія и объявляю, что желалъ бы пріобрсти все, каждую вещь. Какой великолпный ушной шприцъ! Хотлъ бы я узнать, какой король пользовался имъ въ послдній разъ Ну, да это я узнаю, какъ только загляну въ свои бумаги,— пока это не къ спху. А сколько хочетъ она за эту роговую ложку? А эти три обкуренныя трубки Набека! {Набекъ, извстный норвежскій радикалъ, изображеніемъ котораго украшаютъ трубки.}. Я ихъ не отдамъ ни за какія деньги, такъ же какъ и эту вилку. Итакъ, сколько же я долженъ заплатить за все это?
Женщина задумывается.
Двадцать кронъ, полагаетъ она. И я, не раздумывая, не торгуясь, отдалъ ей двадцать кронъ, только чтобы поскоре отдлаться отъ нея. Какъ только она вышла, я побжалъ въ паркъ, чтобы перевести духъ. Нтъ, это было уже свыше моихъ силъ!
На скамью подл меня сла, что-то напвая, нянька съ ребенкомъ. Я кинулъ на нихъ свирпый взглядъ, чтобы заставить ихъ замолчать. Немного спустя вдоль аллеи, медленно ступая, рука объ руку, показались двое людей. Я вглядлся и остолбенлъ: ‘Царица Савская’!
Наконецъ-то, наконецъ-то нашелъ я ее вновь, мою Савскую царицу!
Ее сопровождалъ господинъ, ея братъ, тотъ самый, который цловалъ ее при встрч. Они идутъ подь руку и тихо разговариваютъ. Я стоялъ наготов. Наступала ршительная минута — пусть будетъ, что будетъ! Я хочу начать съ того, что напомню ей, какъ я когда-то спалъ на ея кровати, тогда она, конечно, вспомнитъ меня. А когда, такимъ образомъ, будетъ положено начало разговору, братъ, конечно, пойметъ, что ему слдуетъ удалиться.
Я выступаю впередъ.
Оба глядятъ на меня съ изумленіемъ, и отъ этого я смущаюсь и забываю, съ чего хотлъ начать.
Я бормочу:
— Фрёкенъ, четыре года тому назадъ… — И умолкаю.
— Что ему нужно? — спрашиваетъ господинъ и взглядываеть на нее. Потомъ обращается ко мн и спрашиваетъ то же самое:
— Что вамъ нужно? — и говоритъ это довольно высокомрнымъ тономъ.
— Я хотлъ,— отвчаю я,— я хотлъ только попросить извиненія, что позволяю себ привтствовать фрёкенъ. Но какое вамъ дло до этого? Мы съ фрёкенъ старые знакомые, я даже на ея кровати…
Царица прерываетъ меня и говоритъ:
— Идемъ, идемъ!
Такъ она не хочетъ меня узнавать, она отрекается отъ меня! Гнвъ овладваетъ мною, и я иду слдомъ за быстро удаляющейся парою. Господинъ внезапно оборачивается. Увидвъ, что я слдую за ними, онъ преграждаетъ мн дорогу.
Онъ выглядитъ, впрочемъ, не слишкомъ отважнымъ, онъ даже замтно дрожитъ. Царица проходитъ дальше, наконецъ, начинаетъ почти бжать.
— Что вамъ нужно, любезнйшій? — спрашиваетъ опять господинъ.
— Отъ васъ мн ничего не нужно,— говорю я,— я хотлъ только поздороваться съ фрёкенъ, съ той дамой, которая гуляла съ вами, такъ какъ я и раньше встрчался съ ней. Я хотлъ только просто, изъ вжливости…
— Ну, такъ, во-первыхъ, фрёкенъ, повидимому, не желаетъ видться съ вами, а, во-вторыхъ, фрёкенъ — не фрёкенъ, а фру, она вышла замужъ, это моя жена. Теперь вы довольны?
— Она… что такое?.. Она… ваша жена?
— Да, она моя жена! — проревлъ онъ.— Теперь вы меня понимаете?
Его жена, его жена!
О чемъ еще разсказывать? Я прямо-таки упалъ на скамью. Это было для меня смертельнымъ ударомъ. Я закрылъ глаза и позволилъ ему уйти. Какое мн было до него дло, если солнце моего счастья закатилось навки!..
Я просидлъ нсколько часовъ на скамейк, предаваясь самому мрачному отчаянію.
Къ полудню я вернулся въ гостиницу, заплатилъ по счету и прокрался незамтнымъ образомъ на вокзалъ. Прождавъ еще съ добрый часъ позда, я ухалъ, обобранный и подавленный, убитый горемъ, терзавшимъ меня всю дорогу.
Купленную мною корзину съ старинными вещами я оставилъ въ Кальмар. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Видишь, мн не суждено жениться! Еще никогда я не былъ такъ близокъ къ этому, какъ теперь, и вотъ какой конецъ! Я не жалю труда, не отступаю передъ путешествіемъ, не страшусь расходовъ, и все-таки — ничто не помогаетъ! Что же длать?— Судьба!