Братья Гримм
Братья Гримм
Царевич-Лягушка
Царевич-Лягушка
![[]](https://electronic-library.ru/wp-content/uploads/2023/05/grimm-tsarevic-lyagushka-1.jpg)
Царевич-Лягушка, Гримм Вильгельм Карл, Якоб, Год: 1812
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Источник текста: Братья Гримм — Сказки, изложенные по сборнику Бр. Гримм в 17 т., т.1
Типография В.А. Гатцук (Д. Чернышевский), Москва 1893 г.
Переводчик: не указан
OCR, spell check и перевод в современную орфографию: Хемингуэй.
Так давно, что и бабушки наши не запомнят, еще когда много на свете чудес случалось, жил-да-был король. Все его дочки были собой хороши, а уж младшая — такая была раскрасавица, что само солнышко ясное, — оно ли чудес не видало, — дивилось на нее глядя. Неподалеку от королевского замка начинался дремучий лес, а в том лесу, под старой липой, был колодец.
Летом к тому колодцу часто заходила младшая королевна и любила там, в холодке, играть золотым мячиком: подбросит его вверх и ловит.
Случилось один раз так, что, подбросивши высоко-высоко, не поймала свой золотой мячик королевна, и упал он прямо в колодец, поглядела она туда — а в колодце будто и дна нет — и горько заплакала. Жалко ей своего любимого мячика, плачет она, рекой разливается, вдруг слышит чей-то голос:
— Что это с тобою, королевна, об чем ты так горько плачешь? Глядь, — а это на краю колодца сидит большущая лягушка и говорит ей человечьим голосом. Подивилась королевна и отвечает:
— Об моем мячике, квакуша, я плачу: уронила его в колодец.
— Ну, — говорит лягушка, — это твое горе не великое, что мне дашь, коли я твой золотой мячик достану?
— Милая ты моя лягушечка, — говорит королевна, — бери себе все мои наряды, все камни самоцветные, корону мою золотую, только достань мой любимый мячик. А лягушка отвечает:
— На что мне твои наряды, твои камни самоцветные и твоя золотая корона. Нет, вот ты полюби меня, чтобы я во всем тебе товарищем была, чтобы мне за твоим столиком с тобой вместе сидеть, из одной с тобой тарелочки есть, из одного стаканчика пить, да в одной и постелюшке спать. Вот, коли это ты мне пообещаешь, — так я спрыгну в колодец и тебе твой золотой мячик достану. — Пообещалась королевна всю лягушкину волю исполнить, а сама думает: ‘Ишь, ты, глупая квакушка, чего еще захотела, посиди-ка в колодце да поквакай: куда уж тебе человеку товарищем быть.’ Не успела еще этого и подумать королевна, глядь, — а лягушка уж из колодца опять вынырнула и во рту золотой её мячик держит. Выхватила его королевна и убежала в припрыжку с радости, а лягушка ей в след квакает-надрывается: ‘Стой, стой, девица, да куда-ж ты?… Меня-то с собой захвати, ведь мне за тобой не угнаться!’ Не послушала её королевна, прибежала в отцов дворец и думать забыла об лягушке, та посмотрела ей вслед и, как не солоно хлебавши, полезла в свой колодец.
На другой день, только что королевна с отцом и царедворцами села за обед, и стала кушать из своей золотой тарелочки, вдруг слышит: шлеп-шлеп что-то по мраморной лестнице, зацарапалось в дверь и пищит: ‘Меньшая королевна, отопри!’ Пошла королевна посмотреть, кто это ее за дверью кличет, отворила, глядь, — а это лягушка из колодца. Быстро захлопнула королевна дверь и вся побелевши от страха, села на свое место. Увидал это старый король и спрашивает:
— Чего это ты так, дочка, испугалась? Уж не великан-ли какой там за дверью стоит, хочет унесть тебя? — Тут королевна всё ему со страха и рассказала. А лягушка опять царапается за дверью и квакает:
Королевна, отворяй,
Своих слов не забывай.
У колодца обещалась,
А теперь уж отказалась!
Королевне стыдно, — Ква! —
Забывать свои слова!
— Это правда, — сказал король: — чем кто родом выше, тем должен быть честнее в своем слове. Коли дала слово, дочка, так уж исполняй его. Поди, отвори!
Пошла королевна, отворила. Лягушка прыг-прыг за нею, доскакала до стула и пищит: ‘Ну, поднимай же меня к себе!’ Хотела было королевна притвориться, будто не слышит, но король прикрикнул на нее, чтобы слушалась лягушки. Только влезла лягушка на стул, — уж и на стол просится. Посадили ее на стол, — и того мало. ‘Придвинь-ка, — говорит, — ко мне поближе твою тарелочку золотую, давай вместе кушать будем.’ Что тут делать, — исполнила и это королевна. Наелась лягушка и говорит: — ‘Ну, вот, я и сыта, теперь что-то спать захотелось. Снеси-ка меня, королевна, в свою комнатку, оправь-ка свою постелюшку пуховую, да ляжем-ка, соснем с тобою.’ Этого уж не вынесла королевна, расплакалась: и дотронуться-то ей до скользкой, холодной лягушки противно и страшно, — а тут еще она в королевниной мягкой, чистой постельке спать будет! Но король еще пуще разгневался и сказал: — ‘Нечего брезговать теперь тем, кто раньше тебе в беде дорог был. Исполняй, что обещала.’
Взяла королевна лягушку двумя пальчиками за спину, понесла к себе в спаленку и ткнула в угол. Только лягушка и этим не пронялась. Как только королевна легла в постельку, она подползла к ней, сидит на полу и квакает: — ‘Что ж ты, и я хочу спать, положи же меня с собою, а то я сейчас пойду твоему отцу на тебя жаловаться.’ Тут уж королевна не выдержала: схватила ее и со всей мочи бросила об стену: — ‘На вот тебе, мерзкая квакушка. Может, теперь успокоишься!’
Ударилась лягушка об стену, упала наземь и обернулась статным молодцем царевичем. И рассказал тут царевич королевне, что обернула его в лягушку злая ведьма, что никто не мог его из колодца освободить и вернуть ему образ человеческий, кроме неё, королевны. Пошли они вместе к старому королю, рассказали ему всё дело, а через неделю и свадьба их была.
На утро после свадьбы к крыльцу королевского замка подъехала золотая карета восьмериком: лошади белые, сбруя на них чистого золота, а на запятках стоит слуга царевичев, Верный Иван. Сели молодые в карету, Верный Иван опять стал на запятки, и покатил царевич с молодой женой в свое царство.
Ехали они долго-ли коротко-ли, — вдруг, слышит царевич: что-то позади кареты треснуло. Обернулся к Ивану и спрашивает:
— Что это, уж не карета ли сломалась?
— Нет, Ваше Величество, — отвечал Иван, — это от радости обруч на моем сердце лопнул. Как обернула вас лягушкою злая ведьма, я приказал оковать мое сердце тремя железными обручами, чтобы не разорвалось оно с горя на части.
Но дороге и два последние обруча с сердца Верного Ивана, лопнувши, свалились, — так рад он был, что его дорогой царевич человеком стал и счастлив с своей писаной красавицей молодой женой.