ЧУДЕСНАЯ СОПУТНИЦА.
. Глинка.
‘Сверные цвты на 1827 годъ’
Чудесная сопутница, Глинка Федор Николаевич, Год: 1827
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Есть сторона, гд на великомъ пустынномъ пространств, лежатъ обширныя озера и, какъ полки исполиновъ, возвышаются скалы изъ тхъ породъ горно-каменныхъ, которыя, посл великаго испаренія первобытныхъ водъ, пришли въ разрушеніе, въ разломы. Камни, величиною съ огромнйшія палаты большихъ городовъ, отломясь отъ кряжей своихъ, лежатъ на берегахъ, у подножія ихъ вчно шумятъ волны озеръ, надъ ихъ главами воютъ пустынные втры. Связующая ихъ самородная клейкость изпарилась, въ теченіи времени, они дали разнообразныя трещины, въ которыхъ поросли дикіе мхи. — Яркая разноцвтность сей растительности напоминаетъ палитру художника, или пестрые ковры — роскошь Востока. Дале дожди весенніе и росы лтнія увлажили крутыя ребра скалъ, къ коимъ прильнула возметаемая втрами пыль. Бури, похищающія смена, тамъ, гд они боле созрли, и далеко ихъ влекущія, засяли скалы сіи сменами растеній, кустарниковъ и деревъ. При соединеніи благопріятныхъ обстоятельствъ, растительная сила проснулась, и сіи каменныя громады одлись разновидною зеленью и частымъ ельникомъ, котораго благотворное испареніе облегчаетъ дыханіе больной груди и окуриваетъ окрестности кадильнымъ запахомъ. Часто деревья растутъ, такъ сказать, на прилеп и подъ угломъ столь наклоненнымъ, что, кажется, цлый лсъ хочетъ упасть на путника, проходящаго по узкой стежк между озеромъ и стною скалы. По мстамъ видны слды бывшихъ подземныхъ пожаровъ и какого-то еще великаго переворота, и преобразившаго древній Сверъ, о которомъ молчитъ исторія, и только въ небольшихъ кругахъ доврчивымъ слушателямъ расказываеть великія чудеса темное преданіе, или народное баснословіе. Въ сей-то сторон, когда осень, съ свистящею музыкою порывчатыхъ втровъ, со всею шумностію своихъ бурь, приходила обирать листъ съ лсовъ и воздымать блоглавыя волны на озерахъ, въ сей стран любилъ я прогулки уединенныя. Не разъ я хотлъ раздлить съ кмъ нибудь таинственное удовольствіе сихъ прогулокъ, но подлъ мой не могъ быть никмъ принятъ. Свтскіе пріятели имли свои обязанности: утреннія посщенія, званые обды, гулянье въ такихъ мстахъ, гд можно видть людей и быть ими видимымъ: вотъ, что наполняло ихъ день, a вечеромъ все увлекающій вальсъ или мазурка похищали ихъ у цлаго свта и часто у самихъ себя. Я зазывалъ людей дловыхъ, но бдные денно-ночные труженики! Не имли ни одной минуты въ своемъ распоряженіи. Корпя надъ кипами бумагъ, отупвъ отъ утомительнаго единообразія, они не успвали замчать, какъ дни за днями мимо нихъ пробгали. Переселенные въ какой-то бумажный міръ, трудясь надъ длами въ полномъ смысл текущими, они похожи на Данаидъ, усиливающихся наполнить сквозныя ведра. Но занятіе ихъ, при всей многосложности, при всей запутанности образа производства онаго, почтенно, если оно клонится къ утоленію страстей и стремится водворить въ обществахъ гражданскихъ нравственное равновсіе, которое, именуясь на язык человковъ правосудіемъ, составляетъ здравіе народное: ибо недостатокъ онаго зараждаетъ болзни общественныя, воспалительныя, обнаруживающіяся внезапно, или другія, производящія гніеніе медленное.
И такъ всякой имлъ свои причины отговориться отъ моиъ прогулокъ, и я гулялъ одинъ. — Но каждый разъ, чемъ дале шелъ, тмъ явне, тмъ ощутительне становилось мн, что я ходилъ не одинъ, что насъ было двое!…. Всматриваясь долго и прилжно, я, наконецъ, привыкъ видть невидимость моей подруги, привыкъ отличать ея образъ — ничмъ не образованный, ея черты соединены между собою чмъ-то невидимымъ, какъ звуки какой нибудь музыкальной псни, душа понимаетъ ихъ соединеніе, но глазъ наружнаго человка не видитъ онаго. — Я видлъ ея прозрачное тло, отличалъ походку, неслышную уху, понималъ ея слова, какъ разговоры слдующаго въ сновидніи. Она, моя легкая, красивая, живая, волшебная сопутница ходила подл меня съ какимъ-то жезломъ и творила чудеса изумительныя.— Она строила замки, передвигала времена, развертывала огромные свитки минувшаго.
Вдругъ, по ея мановенію, я видлъ, прямо предъ собою, великую картину первобытнаго міра. Воды, мало по малу сбывали, изъ всеобщаго мутнаго разтвора происходилъ постоянный осадокъ. Разныя породы обнажались. Солнце, такъ сказать, вонзало лучи свои въ мягкій илъ и сила производительная кипла на всемъ пространств, освобожденномъ отъ влажнаго плна. Тутъ совершался великій химическій процесь {Гумбольтъ полагаетъ, что прехожденіе горныхъ массъ изъ жидкаго въ твердое состояніе само собою могло произвести временный теплый климатъ и на свер.}: жидкіе растворы переходили въ твердыя тла, отъ сего получилъ свободу теплородъ, воздухъ какъ бы отапливался и на свер дышала теплота, отъ которой возрастали пальмовые лса, и слоны и мамонты — живыя громады — разгуливали по холмамъ, едва ли еще посщеннымъ человкомъ. Я видлъ и другое счастіе юной земли, когда ось ея стояла отвсно къ плоскости ея пути {По сказанію древнихъ (Геродота, Діодора) въ Египт существовало преданіе, что нкогда на шар земномъ царствовала безпрестанно весна, и ось земная стояла перпендикулярно къ площади земнаго пути.}. Тогда вчная весна царствовала на долинахъ, уже оглашенныхъ пснями счастливыхъ обитателей. Но въ то время не знали еще ни раздла, ни спора, не ковали оружія, не проливали крови. Моя сопутница, незримая, быстрая и творческая, какъ мысль, рисовала, или лучше сказать, выдвигала изъ-за завсы прошедшаго, и другія, боле знакомыя, картины. Но она представляла мн ихъ — сіи живыя картины — съ тми драгоцнными подробностями, которыхъ исторія не запомнила, потомство не уберегло.— Такъ представляла она вки патріархальные, когда простота и незлобіе обитали между человками.
Въ послдствіи люди стали коварны, забыли простоту сердца, начали жить головою: пренебрегли раздоліе полей, устроили города, просторъ смненъ на тсноту, возникли новыя условія, новые порядки, лице земли преобразилось, люди сдлались умне, но сдлались ли они счастливе?… Я любилъ всматриваться въ картины рыцарскихъ временъ, въ домашній бытъ Европы среднихъ вковъ… Такъ забавляла меня моя сопутница. Она длала несодянное! То вдругъ, однимъ мановеніемъ, прорубала дремучіе лса, то сглаживала свинцовые бугры какого-нибудь озера въ одну синюю, яхонтовую поверхность. Чего не длала она изъ шума ручьевъ?— То выводила шумъ битвъ и великихъ сраженій, то шумъ созидающихся городовъ, шумъ скрипящаго снастями флота, готоваго ринуться въ безпредльныя моря.
Такъ часто даже въ глубокую осень, когда ручьи и рки воздымали пухлые хребты, озера кипли подъ бурею, съ лсовъ, обозженныхъ лтними пожарами, летлъ, пестрою тучею, листъ и луна, какъ круглое дно свтлаго ceребряннаго сосуда, кружилась въ сгущенномъ дыму облаковъ, я любилъ услаждаться сопровожденіемъ моей сопутницы…. Но люди, всегда улыбающіеся надъ наслажденіями неосязаемыми, лукаво говорили: ‘онъ все гуляетъ самъ-другь — съ своею мечатальностію!’