Чудак-покойник, или Таинственный ящик, Каратыгин Петр Андреевич, Год: 1841

Драматургия
Время на прочтение: 34 минут(ы)
Скачать в PDF

ЧУДАК-ПОКОЙНИК

или

ТАИНСТВЕННЫЙ ЯЩИК

Комедия-водевиль в одном действии,

переведённая с французского

П.А. Каратыгин (1805-1879 гг.)

Литературная обработка — А.В. Клюквин

Подготовка к публикации на http://www.maly.ru — Ольга Вихирева

Оригинал здесь: Государственный Академический Малый Театр.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
ДЮПРЕ, нотариус
ЭМИЛЬ
БАРОН ДЕ РАТИНЬЕР
БАРОНЕССА, жена его
ДЕРОШЕ, писатель
МЕРЛЮШ, мыльный фабрикант
ГОСПОЖА РАПЕ, содержательница табачной лавки
СЕН-ФЕЛИКС, актер
ЖУЛЬЕТТА, его дочь
МЛАДШИЙ ПИСАРЬ

Театр представляет порядочную комнату с приличной мебелью.

1 АКТ

ЯВЛЕНИЕ I

Дюпре, Эмиль и младший писарь, оба вносят ящик, обитый железом.

Увертюра:

Начнем, пожалуй, наше представленье
О чудаках, о деньгах, о любви.
Но, впрочем, как его ни назови,
Нас с вами ждёт сегодня приключенье.
Сейчас мы занавес откроем
И сцены осветим портал,
Но прежде мы для вас устроим
Веселый, шумный карнавал!
Здесь вас встретят Арлекины,
И Пьеро, и Коломбины,
Мы профессией старинной
Вас попробуем развлечь.
Вы же молча не сидите,
Плачьте, смейтесь, хохочите,
Нам аплодисмент дарите,
Если сможем вас увлечь!
Городок над рекой —
Здесь уклад вековой,
Бури все стороной,
Тишина и покой!
Но вдруг шум и скандал,
Кто успел, кто проспал,
И весь город узнал,
Что покойник сказал!
Ах, вечный праздник — водевиль!
Развеет скуку в прах и пыль.
И поведет нас за собой
Сюжет причудливой тропой.
Клубок интриг и денег звон,
И комильфо, и моветон,
И здесь же страсти ураган —
Любвеобильный, неудержимый,
Все затмевающий канкан!
ДЮПРЕ. Осторожнее, осторожнее… поставьте пока сюда… Ну, все ли у вас готово? Собраны ли все журналы?
ПИСАРЬ. Они здесь, на столе.
ДЮПРЕ. Переписали ли вы духовную?
ПИСАРЬ (подавая бумагу). Вот она.
ДЮПРЕ. Что это?
ПИСАРЬ. Духовная.
ДЮПРЕ. Я вижу, что духовная, но что здесь написано?
ПИСАРЬ. Я, право…
ДЮПРЕ. Да, мой милый, клинопись пещерных людей, и та более удобочитаема.
ПИСАРЬ. По каллиграфии в школе у меня всегда было отлично!..
ДЮПРЕ. Да где ж учились вы писать?
Эмиль, взгляните, право слово…
ЭМИЛЬ. Да, да, трудненько разобрать.
ДЮПРЕ. Трудненько? Просто бестолково!
ПИСАРЬ. Осмелюсь, мэтр, Вам возразить…
ЭМИЛЬ. Молчите!.. Не противоречьте!
ПИСАРЬ. Но каллиграфию развить…
ДЮПРЕ. Да вы хоть буквы не калечьте!
Сей же час к столу идите!
Сей же час перепишите!
Коль написано невнятно,
Вы — без денег! Вам понятно?!
ПИСАРЬ. Я, мэтр, сейчас перепишу!
ЭМИЛЬ. Да, да, придётся постараться…
ПИСАРЬ. Я, мэтр, прощения прошу!
ДЮПРЕ. Давно уж вам бы догадаться.
А ты возьми бумаги лист,
Ты очини перо ровнее,
Смотри, чтоб строчки не слились,
И буквы строились прямее!
И клиент спасибо скажет,
Кошелёк тугой развяжет,
Чисто, ровно, аккуратно!
Нам доход — ему приятно!
(Писарь уходит.)
ЭМИЛЬ. Так вот этот знаменитый ящик… ящик ратиньерский, который сто лет переходит от одного нотариуса к другому.
ДЮПРЕ. И, наконец, дошел до меня, главного брив-ла-гильярского нотариуса.
ЭМИЛЬ. Но, господин Дюпре, история этого ящика должна быть очень любопытна.
ДЮПРЕ. О, весьма. Вы знаете тот старый, полуразвалившийся дом, который до сих пор еще называется отель де Ратиньер… Этот дом принадлежал в тысяча семьсот сорок первом году Жерому де Ратиньеру, лимузенскому сенешалю, покойник был большой чудак, он умер бездетен, и его наследники по боковой линии получили в наследство славные земли, но при сем своем богатстве старик не оставил им денег… У него было два завещания: одно для современников, другое для потомков, и этим-то последним назначен этот таинственный ящик… посмотрите, как он тщательно заперт и запечатан двумя свинцовыми печатями.
ЭМИЛЬ. Это очень странно.
ПИСАРЬ. Я закончил, господин Дюпре.
ДЮПРЕ. Покажите.
ПИСАРЬ. Прошу вас.
ДЮПРЕ. Ну вот, совсем другое дело. Хорошо… ступайте. (Эмилю). Прочтите эту статью духовного завещания.
ДЮПРЕ (подавая ему бумагу). Прочтите эту статью духовного завещания.
ЭМИЛЬ. (читая). ‘…Что же касается до ящика дубового дерева, запечатанного нашею гербовою печатью, то я желаю и приказываю, чтобы он был отдан под сохранение старшему из городских нотариусов, и потом должен передаваться из поколения в поколение, до истечения ста лет после моей смерти…’
ДЮПРЕ. Сегодня, десятого сентября, минул вековой срок, и ровно в четыре часа должно последовать открытие ящика.
ЭМИЛЬ. В четыре часа.
ДЮПРЕ. Читайте дальше.
ЭМИЛЬ. (читает). ‘…Сверх того, я желаю, чтобы мои потомки, все, сколько их в тысяча восемьсот сорок первом году ни будет, созваны были со всех концов государства посредством объявлений, нарочитых публикаций для того, чтобы в их присутствии, в квартире тогдашнего главного нотариуса, в день большого приходского праздника, приступлено было ко вскрытию упомянутых печатей’.
ДЮПРЕ. Да, вот уже с полгода, как я официально публиковал о приближении срока. И что ж? Несмотря на мои старания, розыски и издержки, никто из наследников предварительно не дал мне знать о своем существовании.
ЭМИЛЬ. Неужели никто не являлся?
ДЮПРЕ. Никто. Может быть, боятся мистификации чудака-покойника.
ЭМИЛЬ. Или, может быть, его фамилия вовсе пресеклась.
ДЮПРЕ. Не думаю.

Куплеты нотариуса:

Кто без корысти другим помогает,
Не ожидая чинов и наград,
Истину часто одну забывает:
Бедный и добрый — всегда виноват.
Кто же другим наступает на пятки
И без обмана не прожил и дня,
Рвет пожирнее кусок без оглядки —
Тот для иных и кумир, и родня!
Память о бедном мгновенно тускнеет.
А почему? — невеликий секрет.
Помнить бесплатно не каждый умеет,
Нету наследства — и памяти нет!
Богатый умрет — и родные найдутся.
К наследству не сунется только дурак.
Были бы кости — собаки сбегутся.
Были бы деньги — родных как собак!
ЭМИЛЬ. Но, как вы думаете, что в этом ящике?
ДЮПРЕ. Никто ничего не знает. Если тут точно деньги, так оставлять мертвый капитал на сто лет очень глупо. Сколько бы теперь накопилось процентов!
ЭМИЛЬ. Да, этими процентами достаточно было бы покрыть издержки двух или трех контор, подобных вашей.
ДЮПРЕ. Даже и больше… А признаться, я бы очень хотел продать свою контору.
ЭМИЛЬ. А мне бы очень хотелось завести свою.
ДЮПРЕ. Прекрасно! Так, стало быть, между нами дело слажено?
ЭМИЛЬ. Остановка за безделицей: за деньгами.
ДЮПРЕ. Приищите себе невесту с хорошим приданным — и дело кончено.
ЭМИЛЬ. Жениться по расчёту… сохрани Бог!

Куплеты Дюпре и Эмиля:

ЖЕНИТЬБА — ЛЕКАРСТВО ОТ ЛЮБВИ

ДЮПРЕ: Жениться на приданном?
Да Боже сохрани!
Так думал постоянно
И я в младые дни!
Женился! — Дом, заботы,
Контора, дети, быт …
Жена стареет что-то…
И тот обет забыт!
ЭМИЛЬ: Я с вами не согласен
И, право, мне вас жаль.
Брак без любви ужасен,
А жизнь — одна печаль.
Все мы на этом свете
Любви подчинены.
Заботы, дом и дети
Для счастья нам даны!
ДЮПРЕ: Дитя, как вы наивны!
Но это не беда.
Сей недостаток дивный
Проходит без следа…
Ведь брак — не с неба манна,
До смерти — визави.
Женитьба, как ни странно —
Лекарство от любви!
ЭМИЛЬ. Истинная любовь никогда не должна этого делать.
ДЮПРЕ. Понимаю, понимаю, хоть вы и недавно поступили в мою контору, хотя очень исправны в своей должности, но я давно заметил, что этот департамент (показывая на сердце) у вас не совсем в порядке.
ЭМИЛЬ. Почему же вы думаете?
ДЮПРЕ. О, любовь так же трудно скрыть, как легко влюбиться молодому человеку.
ЭМИЛЬ. Вы отгадали: вот уже другой год, я почти умираю от любви.
ДЮПРЕ. А это очень нездорово… Я в своё время также страдал этой болезнью, но, разумеется, женитьба меня тотчас вылечила. Приданным моей покойной жены я купил себе эту контору, может быть, и вам судьба назначила то же, может быть, и ваша любезная — богатая наследница.
ЭМИЛЬ. О, совсем нет… я познакомился с ней в Париже. Против моих окошек была скромная квартира в пятом этаже.

Куплеты Эмиля:

Тесна каморка. Редко солнце
Заглянет в полумрак седой.
Сухая корка, у оконца
Кувшинчик, не с вином — с водой.
Работы много, труд в конторе,
Труд в конторе и труд во сне…
Но пробудится сердце вскоре,
Парижской радуясь весне.
Стук каблучков, изгиб шифона,
Парфюмов нежный аромат.
Диана?.. Флора?.. Персефона?..
Париж — любви прелестный сад.
И вот пришло, пришло мгновенье…
В окне, на пятом этаже
Она на миг мелькнула тенью!
Сражен, влюблен, люблю уже!
Узнать бы имя… Да! Жюльета!
Скорее к ней, просить ее
Руки. Просить и ждать ответа…
Исчезла, сердце взяв мое!
Стук каблучков, изгиб шифона,
Парфюмов нежный аромат.
Диана?.. Флора?.. Персефона?..
Париж — любви прелестный сад.
ДЮПРЕ. В пятом этаже… ну, это не дает высокого понятия об её состоянии.
ЭМИЛЬ. Я узнал, что отец её — какой-то ученый бедняк, и что она помогала ему в нищете работой рук своих… я решился просить её руки… явился к ним в дом, отворяю дверь… и что же, их квартира пуста. Вообразите… они накануне переехали… спрашиваю: куда, никто не знает…
ДЮПРЕ. И вы опоздали… молодой человек… жаль, очень жаль (смотрит на часы). Однако ж, чтоб мне самому не опоздать… Пора, пора… я должен повидаться с префектом… Если кто из наследников явится, попросите подождать.
СЕН-ФЕЛИКС (за кулисами). Я вам говорю, что он будет очень рад меня видеть.
ДЮПРЕ. Это кто там кричит?

ЯВЛЕНИЕ II

Те же и Сен-Феликс.

СЕН-ФЕЛИКС. Вот он… Любезный Эдуард…
ДЮПРЕ. Что я вижу!
СЕН-ФЕЛИКС. О, если возвращен столь верный друг мне ныне, перемены ожидать могу в моей судьбине. Здоров ли ты? Как поживаешь?
ДЮПРЕ. Как? Это ты, старый чудак, Феликс?
СЕН-ФЕЛИКС. Чудак! Ты меня узнал… я был в этом уверен… Ты обходишься по-старому, без церемонии, со своим прежним учителем, наставником… Я давал тебе уроки в латыни, а ты мне в общежитии, зато ты сделался нотариусом, а я ничего не нажил, и все еще комедиант!
ДЮПРЕ. Как, ты вновь поступил на театр, после стольких неприятностей, препятствий, которые должны были бы отбить у тебя охоту?
СЕН-ФЕЛИКС. У меня отбить охоту? Нет, препятствия только усиливают наши страсти.
ДЮПРЕ. Но в последнюю мою поездку в Тулузу я определил тебя учителем в тамошний лицей.
СЕН-ФЕЛИКС. Да, я тебе был очень благодарен за это, но мне наскучила кафедра, и надоело надоедать моим ученикам! Театр — моя стихия, без него я, как рыба без воды, несмотря на то, что меня в нем всегда принимали очень сухо.

ОШИКАННЫЙ АКТЁР

Ошикан я везде и всеми,
На каждой захудалой сцене,
И Талии, и Мельпомене
Не дорог я!
Закидан фруктами гнилыми,
Презрен актрисами младыми,
И бит партнерами иными
Пребольно я!
Без средств, как раньше, так и ныне,
В карманах с дырами одними,
С одним костюмом в нафталине,
Надеюсь я!
Ведь грудь полна актерской силой,
И я клянусь, что до могилы,
Я не покину театр милый,
В нём жизнь моя!
— и, таким образом, в одно прекрасное утро, я не пошел в лицей, а вечером вышел на сцену.
ДЮПРЕ. Какая глупость!
СЕН-ФЕЛИКС. Я дебютировал в ‘Эдипе’, но публика была ослеплена моим предшественником и не рассмотрела моих достоинств… короче, я был ошикан! Да, ошикан, и кем же? Моими учениками, которые хотели мне отомстить (как я узнал после)… и я, как настоящий Эдип, пострадал от неблагодарных детей. Чтоб опять выйти в люди, я оставил этот неблагодарный народ и отправился в другой город… снова хотел приняться за древних героев, и снова неудача: нашли, что моя физика недовольно благородна, что я не имею ни греческих глаз, ни римского носа. С тем же носом, я должен был уехать и из этого города. Наконец, я решился во что бы то ни стало искать счастье в столице… я явился в Париж и играл на бульварном театре в одной кровавой мелодраме…
ЭМИЛЬ. Позвольте… точно так… теперь я припоминаю… я вас видел в Париже на бульварном театре, не помню названия пьесы, но в этот вечер публика…
СЕН-ФЕЛИКС. Шикала?.. Это верно, был я!.. как вы злопамятны, молодой человек! В пятом акте, в самом сильном месте, весь театр разразился хохотом… наверху, на низу, направо, налево, подле меня — словом, везде, даже товарищи не могли удержаться от смеха… Твёрдость моя поколебалась, сердце упало, парик чуть не свалился… С тех пор мне уже более не давали серьёзных ролей. Когда я увидел, как легко смешить, я постиг моё настоящее назначение и пустился в комедию… но… увы!.. неумолимая публика!.. когда я плакал, она смеялась, когда я хотел её смешить, она поднимала меня на смех или зевала до слёз.
ЭМИЛЬ. Какой оригинал!
СЕН-ФЕЛИКС. Нечего делать, надо было проститься также и с Талией, как с Мельпоменой: голос оскорбленного самолюбия указал мне другую дорогу, классическая трагедия приучила меня к пению, и я пустился в оперу, но и тут я не слыхал другого аккомпанемента, кроме флейт предубеждённой публики.
ДЮПРЕ. Бедный Феликс!
СЕН-ФЕЛИКС. Да, признаюсь, мудрено было разбогатеть: после каждой неудачи антрепренеры не платили мне денег, я кругом задолжал и вышел в отставку. Но от судьбы не уйдёшь и не уедешь: здесь я встретил моего старого нантского режиссёра, который разъезжает по провинциям с походной труппой. Только что он увидел меня, как бросился мне на шею… его спектакль объявлен здесь, сегодня вечером должен идти, а первый бас лежит без голоса! Он в отчаянии, он может быть разорён… одно моё имя может спасти его…Я столичный актёр, положим, ошиканный, но ошиканный лучшим обществом, он просит меня выручить его из беды… он напечатал афишу, бесконечную, как моё терпение, и имя моё выставил вот этакими буквами… что прикажете делать? Я расчувствовался, и сегодня играю роль Якова в опере ‘Сумбурщица-жена’.
ДЮПРЕ. О, ты неизлечим!
СЕН-ФЕЛИКС. Какой блистательный случай в день большого праздника… ярмарка, все окрестные житель съехались сюда…
ДЮПРЕ. Позволь мне заметить тебе…
СЕН-ФЕЛИКС (не слушая его). Новая публика, неиспорченная, неизбалованная хорошими актёрами, без предрассудков…
ДЮПРЕ. Да выслушай меня…
СЕН-ФЕЛИКС. Успех, слава, рукоплескания, браво! Фора! Нужен только один хороший приём, и я излечусь от моих страданий… Сегодня я ничто, завтра, может быть, великий артист, человек гениальный… пять тысяч франков жалованья и поспектакльные деньги…
ДЮПРЕ. Но, друг мой…
СЕН-ФЕЛИКС. Пятьдесят франков за раз!
ДЮПРЕ. Да позволь…
СЕН-ФЕЛИКС. Наконец, лавровый венок и половинный бенефис!
ДЮПРЕ. Ты умрёшь в сумасшедшем доме.
СЕН-ФЕЛИКС. Я умру на сцене… ‘Иль на щите, иль со щитом’.

ТЕАТР

Ах, театр! Ах, кулисы!
В кулисах — ах, актрисы!
Крики ‘Браво!’, крики ‘Бис!’ и
Выход и дивертисмент!
В бенефисы на карете,
И шампанское в буфете…
Нету сладостней на свете
Звука, чем аплодисмент.
Жизнь — театр, жизнь — театр…
А годы летят куда-то…
И, наверное, не надо
Обижаться на судьбу.
Но как больно и как стыдно,
Что признания не видно,
И, должно быть — как обидно! —
Я без славы и умру.
Но лишь только вновь на сцену,
Ты играешь вдохновенно,
И все горести мгновенно
Забываются как сон.
Лишь тогда венок терновый
Превращается в лавровый,
И я снова, снова, снова
Выбегаю на поклон.
Ах, театр! Ах, театр!
Пусть года летят куда-то!
Нету денег — и не надо!
Лишь бы слышать ‘браво’, ‘бис’!
В бенефисы на карете,
И шампанское в буфете —
И профессии на свете
Нет прекрасней, чем артист.
Если б только бедная дочь моя…
ДЮПРЕ. Ну, да, о ней-то и надобно тебе подумать…
СЕН-ФЕЛИКС. А разве я о ней не думаю? Это моя Антигона… Она всегда со мной. Скажи, пожалуйста, какая это у тебя комната?
ДЮПРЕ. Гостиная.
СЕН-ФЕЛИКС. Прекрасно… Ты её туда поместишь, не правда ли?
ДЮПРЕ. Как?!
СЕН-ФЕЛИКС. Разумеется, ты в старину был так услужлив. Решено! Я принимаю приглашение, которое ты делаешь с таким радушием…
ДЮПРЕ. Но, мой друг…
СЕН-ФЕЛИКС. Без церемоний… Тем более, что у меня были кое-какие неприятности с трактирщицей:
К великодушному я прихожу Тезею,
Он даст убежище мне с дочерью моею?
ДЮПРЕ. Хорошо, хорошо, но извини, мне теперь некогда… Я собирался идти, как ты вошел.
СЕН-ФЕЛИКС. Пожалуйста, мой друг, не церемонься. Ступай, ступай… Ты мне теперь не нужен.

АКТЁРСКАЯ МЕЧТА

Мечтать, мечтать! А что мне остаётся!..
Актерский хлеб мой горек и тяжел.
Давно бы я мечту свою обрел,
Удача лишь ко мне не повернется!
Театрик маленький построю,
Открою занавес и — ах!..
Театрик маленький построю
В моих мечтах.
О, молодость! О, как играл я прежде!
Сказать бы юности: Не уходи!
Но уж ролей все меньше впереди —
Проходит жизнь, с собой забрав надежды.
Театрик маленький построю,
Открою занавес и — ах!..
Театрик маленький построю
В моих мечтах.
Я смог бы все — довольно сил найдётся!
Я знаю, как и что, и кто, и где…
О, искушен в актёрском я труде…
Фортуна ж мне никак не улыбнется!
Театрик маленький построю,
Открою занавес и — ах!..
Театрик маленький построю
В моих мечтах.
ДЮПРЕ. Очень рад… До свиданья. (Уходит).

ЯВЛЕНИЕ III

Сен-Феликс и Эмиль.

СЕН-ФЕЛИКС. О! Благородный друг! Теперь я обеспечен квартирой… но я никак не могу вспомнить, что такое я забыл… Что-то очень нужное… (шарит в карманах). Ах, да, дочь мою… Надо за нею сходить…
ЭМИЛЬ. Вашу дочь, сударь? Но где же она?
СЕН-ФЕЛИКС. Она осталась в гостинице, с нашими пожитками, настоящими пожитками артиста! Чемодан, шляпная картонка и пять или шесть костюмов из старинного репертуара, обо всем этом она имеет попечение… Прощайте, мой друг.
ЭМИЛЬ. Если вам угодно, я могу её уведомить…
СЕН-ФЕЛИКС. Нет, сударь, если она не увидит своего отца, она Бог знает что подумает… О, бедная Жульета!
ЭМИЛЬ. Жульета!
СЕН-ФЕЛИКС. Да, это моя дочь.
ЭМИЛЬ. Её зовут Жульетой?
СЕН-ФЕЛИКС. Что же тут удивительного? Мне кажется, что это имя очень обыкновенное.
ЭМИЛЬ. Ах, сударь, прекрасное имя.
СЕН-ФЕЛИКС. Но это смущение, удивление, волнение… Уж не любите ли вы молодой девушки, которую зовут Жульетой?
ЭМИЛЬ. Да, я знал одну девушку, милую, невинную, как Жульета Шекспира.
СЕН-ФЕЛИКС. И вы были её Ромео?
ЭМИЛЬ. По крайней мере, я видел её так же, на балконе…

ЯВЛЕНИЕ IV

Те же и Жульета.

ЖУЛЬЕТА. Вы здесь, батюшка… Я вас везде искала. (Увидя Эмиля.) Ах!
ЭМИЛЬ. Боже, что я вижу?
ЖУЛЬЕТА. Боже мой, это он!
СЕН-ФЕЛИКС. Что это такое? Что это значит? Одно простое явление производит такое сильное действие.

Лирический дуэт

АХ, АХ!

ЖУЛЬЕТА. Казалось мне, что буду вечно
Теперь затворницей, одна!
И вот — нечаянная встреча!
Ах!.. — это он!
ЭМИЛЬ. Ах, ах — она!
Простился я уже с любовью.
От слёз, когда приходит сон,
Мокра подушка в изголовье…
Ах, ах — она!..
ЖУЛЬЕТА: Ах!.. — это он!
ЭМИЛЬ: Ах — этот взгляд!..
ЖУЛЬЕТА: О, голос милый!
ЭМИЛЬ: Я не один…
ЖУЛЬЕТА: Я не одна…
ВМЕСТЕ: Теперь мы вместе до могилы!
ЖУЛЬЕТА: Ах!.. — это он!..
ЭМИЛЬ: Ах, ах — она!
СЕН-ФЕЛИКС: Они друг друга обнимают?!..
И ‘ах’, и ‘ох’ со всех сторон…
Я ничего не понимаю:
Кто ‘ах, она’, и — ах — кто ‘он’?
ЖУЛЬЕТА. Батюшка, это он!
ЭМИЛЬ. Ах, сударь, это она!
СЕН-ФЕЛИКС. Кто он, кто она?
ЭМИЛЬ. Та молодая девушка, о которой я вам сию минуту говорил…
ЖУЛЬЕТА. Тот молодой человек, которого я так часто видела.
СЕН-ФЕЛИКС. А, Жульета на балконе… Ромео пятого этажа, понимаю… (В сторону). Ну, старик, не забывай, что ты отец. (Жульете) А-а, сударыня, вот как! Разве можно узнавать молодого человека со всеми театральными принадлежностями: это он, ах, Боже мой, кого я вижу… и прочее! А вам, сударь, разве следует кричать при отце: ‘Это она’… Положим, что это она, но ваша разлука продолжалась целый год, и вы должны были забыть друг друга.
ЭМИЛЬ. Ах, сударь, кто видел её один раз…
СЕН-ФЕЛИКС. Тот никогда не забудет, и прочее. Это из какой-то драмы, но все равно, я на вас не сержусь, молодой человек, однако ж, к чему все это поведет? У ней решительно ничего нет, слышите ли, ничего, кроме надежды, а любовь и надежда ничего не значат без денег.
ЭМИЛЬ. Но я молод, и могу своими трудами…
СЕН-ФЕЛИКС. Вот есть на что надеяться! Разве я так же не трудился, разве я не был молод? А состарился бедняком. Короче сказать: ваша любовь — глупость, и дело кончено. Поди, Жульета, опять в гостиницу и вели принесть наши пожитки, мы здесь будем жить… Надеюсь, что никто не забудет священных прав гостеприимства.
ЭМИЛЬ. Ах, поверьте, что мое уважение… моя любовь…
СЕН-ФЕЛИКС. Он, однако ж, мог бы быть хорошим любовником, у него любовничьи глаза и много души, Жульета, выйдя за него замуж, играла бы роли невинных, а я благородных отцов — почти целая труппа.

АКТЕРСКАЯ МЕЧТА

Мечтать, мечтать! А что мне остается!..
Актерский хлеб мой горек и тяжел.
Давно бы я мечту свою обрел,
Удача лишь ко мне не повернется!
Театрик маленький построю,
Открою занавес и — ах!..
Театрик маленький построю
В моих мечтах.
О, молодость! О, как играл я прежде!
Сказать бы юности: Не уходи!
Но уж ролей всё меньше впереди —
Проходит жизнь, с собой забрав надежды.
Театрик маленький построю,
Открою занавес и — ах!..
Театрик маленький построю
В моих мечтах.
СЕН-ФЕЛИКС. Ступай же, мой друг, и когда ты возвратишься, мы отправимся к нашей старой родственнице.
ЭМИЛЬ. У вас есть родственники?
СЕН-ФЕЛИКС. ‘Для благородных душ как Родина священна!’ Вы, вероятно, слышали о госпоже Боно?
ЭМИЛЬ. Госпожа Боно, возможно ли? (Идет рассматривать бумаги.)
СЕН-ФЕЛИКС. Госпожа Боно — вдова, которая живет своими небольшими доходами… Я ей писал еще прошлого года, но она мне не отвечала… это меня удивляет.
ЭМИЛЬ. Она умерла два года тому назад.
СЕН-ФЕЛИКС. А, ну так не мудрено, что она ничего не отвечала.
ЭМИЛЬ. Но вот другое обстоятельство: госпожа Боно по отцу Лавердьер, так называется одна из боковых линий фамилии де Ратиньер.
СЕН-ФЕЛИКС. Я здесь родился, и моя настоящая фамилия тоже Лавердьер.
ЭМИЛЬ (в восторге). Что я слышу!
СЕН-ФЕЛИКС. Что значит этот знак восклицания?
ЭМИЛЬ. Стало быть, и вы также имеете право на наследство.
СЕН-ФЕЛИКС. Какое наследство?
ЭМИЛЬ. Как, вы не знаете? Вы, верно, не читаете журналов?
СЕН-ФЕЛИКС. Нет, я их больше не читаю, с тех пор, как они меня разругали. Впрочем, они могут говорить, что им угодно, но я говорю, как Фигаро: ‘Терпи обиды, дурак, потому что тебе нечем заплатить льстецу’ Сегодня, однако ж, в гостинице мне случайно попался листок какой-то нравственной газеты, я спрятал его из любопытства. Посмотрите, какая пошлость, какая низость! (Это писано в тысяча восемьсот сорок первом году). (Вынимает листок и читает). ‘Театр есть самый испорченный плод просвещения. ‘Комедия’, эта та называемая школа нравов, есть не что иное, как цепь гнусных превращений, в которых человек отрекается от собственного достоинства’. Вандал, иезуит! Если бы ты мне попался…
ЭМИЛЬ. Оставьте это… обратимся к наследству.
СЕН-ФЕЛИКС. Это ни на что не похоже.
ЭМИЛЬ. Но наследство…
СЕН-ФЕЛИКС. Нет, как он смел это сказать!
ЭМИЛЬ. Вот, прочтите объявление об этом наследстве.
СЕН-ФЕЛИКС. Все вздор, все вздор. Будто я не знаю, что такое ваши объявления. В них и на живых-то врут как на мертвых, а о покойнике живого слова не скажут.
ЖУЛЬЕТА. Ах, батюшка, если б вы в самом деле имели право…
СЕН-ФЕЛИКС. Перестаньте, пожалуйста. Вы собьете меня с толку, сделаете то, что я лишусь памяти, а мне сегодня надо играть.
ЖУЛЬЕТА. Как, батюшка, вы опять хотите рисковать?
СЕН-ФЕЛИКС. Да, мой друг, я буду играть в первый раз перед здешней публикой, я хочу знать ее вкус…
ЖУЛЬЕТА. Вы всегда так говорите, и после все-таки продолжаете…
СЕН-ФЕЛИКС. Хорошо… слушай же, Жульета, слушайте, молодой человек… Клянусь Стиксом, то есть клянусь тобою, дочь моя, что если сегодня меня ошикают, то навсегда отказываюсь от театра… отказываюсь от моих драматических занятий, отказываюсь… но нет, я буду иметь успех, непременно буду: мне суфлирует мое сердце. Жульета, приготовь мне костюм башмачника Якова.
ЭМИЛЬ. Если вы сами не хотите хлопотать об этом наследстве, так, по крайней мере, дайте мне ваши документы.
СЕН-ФЕЛИКС. После… после спектакля… Мой костюм должен быть в чемодане вместе с прочими.
ЭМИЛЬ. Но ваша фортуна…
СЕН-ФЕЛИКС. Моя фортуна здесь… (указывая на лоб) или, лучше сказать, там… там… на сцене… Пойдем, дитя мое. А вы, о юноша… ‘Священные права родителя почтите’. Знаете ли, когда я играл Эдипа, я произвел ужасный хохот в этом месте, но вы, молодой человек, не смейтесь: отец — всегда отец. Мы увидимся. До свидания.
ЖУЛЬЕТА (уходя). До свидания.
ЭМИЛЬ. Прощайте, прелестная Жульета.

ЯВЛЕНИЕ V

ЭМИЛЬ (один). Она здесь, я её опять нашел… Какое счастье… Судьба не захочет, чтоб я лишился её в другой раз… и какой прекрасный человек её отец. Но боже мой… когда я подумаю, что я сам в Париже его освистал… О, бедный старик!

ЯВЛЕНИЕ VI

Эмиль и Дюпре.

ДЮПРЕ. Почтовая коляска остановилась у ворот. Ну, куда вы девали нашего старого сумасброда?
ЭМИЛЬ. Ах, господин Дюпре, этот старый сумасброд — отец моей любезной.
ДЮПРЕ. Право? Поздравляю вас.
ЭМИЛЬ. И вообразите мою радость: он, кажется, один из потомков де Ратиньер.
ДЮПРЕ. Лавердьер, точно… это имя… но как я не вспомнил… впрочем, немудрено, он совсем меня заболтал.
ЭМИЛЬ. Какой счастье для него, если не явятся другие наследники.
ДЮПРЕ. Что вы говорите… Вот к нам кто-то приехал…
ЭМИЛЬ. Какая досада…
ДЮПРЕ. Я, напротив, очень рад дорогим гостям.
ЭМИЛЬ. Как?
ДЮПРЕ. Чем больше будет претендентов, тем больше придется нашему брату… А, вот уж входят.

ЯВЛЕНИЕ VII

Те же, барон, баронесса и младший писарь.

ПИСАРЬ (докладывая). Господин барон и госпожа баронесса де…Р…
БАРОН. Де Ратиньер, дурак.

Выходные куплеты Барона и Баронессы:

БАРОНЕССА. Ах, что здесь за дрянной народ!
Не правда ли, Барон!
БАРОН. Потише, друг мой, этот сброд
Везде, со всех сторон…
БАРОНЕССА. Ах, как устала я, Барон,
Дорога — просто ад!
А в нашем замке меж колонн
Парфюмов аромат,
Собаки, слуги, гардероб
И музыка к еде.
И мой садовник, мой Жакоб,
Готов всегда, везде…
БАРОН. На что садовник ваш готов,
Не понял я, мадам.
БАРОНЕССА. Разбить дорожки меж кустов…
Начать нельзя ли нам?
БАРОН. Да, да, сейчас распоряжусь,
Дорожки, говоришь…
Жаннет, милашка, я вернусь
К тебе в ночной Париж.
БАРОНЕССА. Как страшный сон все позабыть,
Вернуться в замок свой!
БАРОН. Но надо ж деньги получить…
Спокойнее, друг мой.
БАРОНЕССА. На них балы, как при дворе,
Устрою я зимой.
БАРОН. Как пригодились бы в игре
Они, о Боже мой!
Месье…э…как вас там, пардон!
Нельзя ли нам начать?
Вот баронесса, я барон…
БАРОНЕССА. Да, мы не можем ждать.

(Младший писарь уходит).

ДЮПРЕ. Милости просим… прошу садиться.
БАРОНЕССА (садясь). Ах, какая несносная дорога. Я совершенно избита, изломана, измучена…
ДЮПРЕ. Что вы говорите, баронесса…большая дорога прекрасна, её недавно поправили.
БАРОНЕССА. Да, она, может быть, хороша для вас… и если б не это глупое наследство, мы бы ни за что не поехали в такую глушь. (Смотрит на часы). Кажется, мы поспели во время…
ДЮПРЕ. Вам надо здесь немножко подождать — по завещанию покойника, ровно в четыре часа мы приступим к делу.
БАРОН. Что за вздор, нельзя ли поскорее?
ДЮПРЕ. Не смею, барон, вы ждали сто лет этого наследства, так полчаса ничего не значат.
БАРОН. Но, согласитесь, господин нотариус, что людям нашего звания низко оставаться в вашем дрянном городишке во время ярмарки.
БАРОНЕССА. Разумеется… и что здесь за народ — живого лица не встретишь!
ДЮПРЕ. Да вам теперь живых и не нужно, баронесса, но воля покойника…
БАРОН. Ах, вы мне надоели… Вот мои документы. После этого, я полагаю, ничего более не остаётся, как приказать отнести в мою карету ящик, оставленный моим предком, великим сенешалем… Покажите же мне мой ящик.
ДЮПРЕ. Вот он…но, позвольте, надобно сперва удостовериться в ваших правах.
БАРОН. В каких правах? Я барон де Ратиньер. Мы единственные наследники: кажется, довольно ясно.
ДЮПРЕ. (Читая бумагу). Ясно, но этого не довольно. Может быть другие, не нося фамилии де Ратиньер, могут иметь право на это наследство.
БАРОНЕССА. Как скучно иметь дело с этими крючками!
ДЮПРЕ. (Взяв со стола бумагу). Вот духовное завещание: Фабий-Мерлюш де Ратиньер…
БАРОНЕССА. Что такое? Что вы сказали? Какой Мерлюш?
ДЮПРЕ. Я согласен, что эта фамилия не совсем приятна для слуха…
БАРОНЕССА. Она просто отвратительна! Я не хочу, чтоб мой муж был Мерлюш. Мерлюш! Ха-ха-ха, Мерлюш!

ЯВЛЕНИЕ VIII

Те же, Мерлюш и госпожа Рапе.

МЕРЛЮШ. Вот и я… вот и я. Кто меня зовёт?
РАПЕ. (Войдя с ним в одно время, обходит его, стараясь подойти прежде к Дюпре). Извините, сударь, я вошла прежде.
МЕРЛЮШ. (Перебегая). Совсем нет, сударыня.
РАПЕ. Извините, сударь.
ДЮПРЕ. Позвольте, позвольте…господа.
МЕРЛЮШ. .Здесь спрашивали Мерлюша?
РАПЕ. Так точно, это я. Вдова Клариса Рапе, торгующая табаком, урождённая Мерлюш.
БАРОНЕССА. (Наводя лорнет). Что это за люди?
РАПЕ. Вот мои права, господин нотариус.
МЕРЛЮШ. (Подавая огромную связку бумаг). Вот мои права… Надеюсь, что они имеют вес… Девяносто семь свидетельств о моём рождении, сорок — о смерти моих родственников и восемьдесят — о свадебном договоре, который прошу вас разобрать как можно скорее. Моя жена по болезни не могла сюда приехать, я её оставил на своём мыльном заводе.

МЫЛО

Никому из нас без мыла
Обойтись нельзя и дня.
Вы представьте: что бы было,
Если б не было меня!
Чтобы чисто делать дело,
Нужен к чистоте талант,
Чтоб душа и тело пело —
Нужен мыльный фабрикант.
Жить хорошо — значит, жить в чистоте.
Чистота — друг удаче и друг красоте.
Коль женщина мыло забыла,
То женское счастье уплыло,
И ей не помогут ни ‘ох’ и ни ‘ах’,
Победу удержишь лишь в чистых руках!
В мужчине важна аккуратность!
Важнее, чем дутая знатность!
Покупайте, покупайте,
Чистоплюи, чистоту!
Мойте, мыльте, намывайте!
Наводите красоту!
Я — профессор, академик
В этих мыльных пузырях.
Больше пены — больше денег,
Меньше нищих и нерях!
Чистую прибыль и чистый доход
Чистота чистоганом даёт круглый год!
Вернёмся же к нашим баранам,
Наследством заняться пора нам!
Им всем не помогут ни ‘ох’ и ни ‘ах’.
Наследство удержишь лишь в чистых руках!
И сами теперь посудите —
Кому вы сундук отдадите!?
БАРОНЕССА. Боже мой! Фабрикант!
МЕРЛЮШ. Фабрикант мыла, сударыня, отличного мыла, посредством которого я заслужил признательность соотечественников, сделался помещиком и кандидатом, но я нисколько не возгордился, не надо забывать прежнего своего состояния.
РАПЕ. Я с вами согласна, у меня тоже табачный магазин, но я никогда не подымаю носа.
БАРОНЕССА. Этого только не доставало: мыльный заводчик, табачная торговка…
РАПЕ. Да, сударыня, привилегированная от правительства, и горжусь своим званием. Вы нюхаете табак? (Потчует её).
БАРОНЕССА. Как?
РАПЕ. Как? Носом… Как и все порядочные люди.
Куплеты Рапе:
Покупают мой табак
И вельможа, и бедняк.
Вот так!
Вам товар — деньжата мне.
Много в кошельке монет.
Звяк-звяк!
На табак деньжат не жаль,
Улетит с дымком печаль
Прочь! Прочь!
Ты отдашь свою тоску
За понюшку табаку
Точь-в-точь!
Может любой в мою лавку зайти,
Даже если ему не совсем по пути.
Графья, рыбаки, трубочисты,
Гусары, поэты, артисты.
И каждый готов табачок покупать,
Других посмотреть и себя показать.
Меня же с поклоном встречают,
Мамашей Рапе величают.
Я бурлива и жива,
Как веселая вдова
Клико!
Всех сдружу и соглашу,
Все вопросы разрешу
Легко!
Открывайте сундучок —
Вдруг там тоже табачок
Битком!
Посидим, поговорим,
Ароматным подымим,
Дымком!
(Припев)
БАРОНЕССА. Какая дерзость… И вы, барон, это позволяете?
БАРОН. Потерпите, баронесса… вот только получу наследство, я с ними разделаюсь.
ДЮПРЕ. Ваши бумаги совершенно удовлетворительны.
МЕРЛЮШ. (Подходя к барону). Здесь, кажется, вся наша семья собралась.
БАРОН. Потише, милостивый государь, я барон де Ратиньер.
МЕРЛЮШ. Ратиньер…дайте же мне руку… Вы мне братец… Мы оба настоящие Мерлюши. Вы, сударыня, также из наших.
БАРОНЕССА. Боже мой, какое унижение!
БАРОН. Это баронесса де Ратиньер, сударь.
МЕРЛЮШ. Стало быть, Мерлюш по замужеству.
БАРОНЕССА. Что за тон! Что за народ!
МЕРЛЮШ. Что? Народ. Этот народ ничем не хуже вас, сударыня.
БАРОН. Послушайте, милостивый государь…
МЕРЛЮШ. (Надевая шляпу). Что вам угодно?
БАРОН. Если б вы . были дворянин…
МЕРЛЮШ. Так не был бы честным фабрикантом, а если б вы не были дворянином, так я не знаю, что бы из вас было… Вы не хотели подать мне . свою руку, но мыльный фабрикант не может её замарать, сударь, понимаете ли…
БАРОНЕССА. Барон, оставьте его.
РАПЕ. Так потому, господин нотариус, я не единственная наследница?
ДЮПРЕ. Нет, сударыня. Все, которых вы видите, все собрались для одного и того же.
РАПЕ. Как, это все Мерлюши?.. Все мои родные и соперники?!.. О, очень рада… Позвольте мне, любезная сестрица, расцеловать вас. (Идет к баронессе).
БАРОНЕССА. Боже мой… Эта табакерка меня уморит. Отстаньте, отстаньте, пожалуйста.
РАПЕ. А вы, я вижу, очень чопорны… Позвольте же вас обнять, братец.
БАРОН. Хорошо, хорошо, после, матушка, после…
РАПЕ. ‘Матушка!’ Да, сударь, я матушка, только не хотела бы иметь такого сынка. (Подходя к Эмилю). Но вы, молодой человек, верно позволите…
ЭМИЛЬ. Извините, сударыня, я совсем вам не родня.
РАПЕ. И вы тоже отпираетесь от своих близких? Хорошо, очень хорошо… Ну уж родня!

Куплеты Рапе:

Вот родня! Спаси нас Боже!
А еще парик надел!
Да с такой бароньей рожей
Здесь ты, братец, не у дел!
Хочешь получить наследство,
Так изволь родных признать!
Все мы здесь Мерлюши с детства,
Хоть и выбились вы в знать!
(Нечего его толкать.)
Здесь семья, родные люди,
Здесь Мерлюши, милый мой.
И никто вас не осудит,
Уберись вы с глаз долой!
С мыловаром, для примера,
Сможем мы поговорить
И наследство Ратиньера
На две кучки разделить!
Так что, мэтр, доставайте
И бумаги, и печать.
Завещание читайте,
Будем денежки считать!

ЯВЛЕНИЕ IX

Те же и Дероше.

ДЕРОШЕ. (В дверях). Здесь канцелярия законоведца?
ДЮПРЕ. Контора нотариуса… Точно так, милостивый государь.
ДЕРОШЕ. Я было ошибся этажом… Меня расстроило неприличное зрелище, которое теперь представляет ваша площадь… Шумная толпа…
ДЮПРЕ. Нынче у нас ярмарка.
ДЕРОШЕ. Везде фигляры, грубые игры, скандальные сцены, я удвоил шаги, потому что истинная нравственность должна удаляться от унизительного базара, где торгаши хлопочут только о денежной прибыли.
ДЮПРЕ. Для чего же вы сюда прибыли?
ДЕРОШЕ. Для получения наследства. На вас возложено исполнение последней воли…
ДЮПРЕ. Господина де Ратиньера?
ДЕРОШЕ. (Утирая слезы). Того прекрасного человека, которого после долгой жизни, посвященной добродетели, угодно было Всевышнему призвать к себе.
МЕРЛЮШ. (Подражая его тону). Сегодня ровно сто лет… Глядя на него, можно подумать, что он сейчас с его похорон.
ДЮПРЕ. С кем я имею честь говорить?
ДЕРОШЕ. С родным племянником покойного аббата де Ратиньера.
МЕРЛЮШ. Еще родня…
БАРОН. Еще процесс…
РАПЕ. Он сам очень похож на покойника.
ДЕРОШЕ. Я Иосиф Дероше Мерлюш… вот мои бумаги.
ДЮПРЕ. Вы писатель?
ДЕРОШЕ. Редактор газеты под названием ‘Общественная нравственность’… Газета в высшей степени моральная.

Куплеты Дероше:

Изнанку жизни наблюдать
Мне больно и печально.
Людей морали научать
Стремлюсь ежеквартально!
Прочь все пороки и грехи,
Я бичевать их буду!
Вину — не старые мехи,
А новые сосуды!
Но не готов народ принять
Реформы, право слово.
Конечно, проще поменять
Народ, да нет другого…
Вот и тружусь на ниве сей,
И поступью я твердой
Людей веду, как Моисей,
Непонятый и гордый!
Борюсь я из последних сил
За счастие людское,
И кто бы что ни говорил,
Суров я и спокоен.
Моя борьба, как в горле кость
Фиглярам и клевретам.
‘Общественная нравственность’ —
Моральная газета!
В моей газете я не смеюсь над пороками людей, но только оплакиваю их.
МЕРЛЮШ. Да, я думаю, и деньги подписчиков тоже плакали.
БАРОНЕССА. С удовольствием вижу, молодой человек, что вы нам родственник.
ДЕРОШЕ. Я сам считаю это за особенное счастье, прекрасная сестрица. (В сторону). Она прехорошенькая. (Баронессе). Надеюсь, что вы позволите мне продолжить наше родственное знакомство и иногда посещать вас. (Целует баронессе руку).
БАРОНЕССА. Вот мой муж, сударь…
ДЕРОШЕ. (Несколько сконфуженный). Муж, любезный братец…
БАРОН. Я очень рад, милости прошу.
БАРОНЕССА. Муж мой редко бывает дома, он страстный охотник, и я почти всегда одна… Я надеюсь…
ДЕРОШЕ. О, помилуйте…
МЕРЛЮШ. Гм, я сам в молодые годы тоже любил охотиться в чужих имениях.
ДЕРОШЕ. На чей счет вы это говорите?
МЕРЛЮШ. А разве вы охотник до чужого?
ДЕРОШЕ. Что вы хотите этим сказать?..
МЕРЛЮШ. Не больше того, что вы уже поняли.
ДЕРОШЕ. Вы забываетесь…
ДЮПРЕ. Позвольте, господа, смею вам напомнить, скоро ударит четыре часа… Не угодно ли садиться, я пока приготовлю мой протокол.

СКОРЕЙ, СКОРЕЙ!

БАРОНЕССА. Наследство главная забота —
Престиж наш выше всех поднять!
БАРОН. Как сердце вдруг забилось что-то!..
Ну не унять!
МЕРЛЮШ. Престиж, конечно, очень мило,
Любвеобильная газель.
Расширить производство мыла —
Вот наша цель!

Припев:

ВСЕ. Скорей, скорей, скорей, скорей!
Как хочется богатым стать!
БАРОН. Играть!
БАРОНЕССА. Любить!
МЕРЛЮШ. Производить!
ДЕРОШЕ. И издавать!
РАПЕ. И торговать!
ВСЕ. Скорей, скорей, скорей, скорей!
СЕН-ФЕЛИКС. На выход бы не опоздать …
ВСЕ. Скорей, скорей, скорей, скорей!
ДЮПРЕ. Формальность надо соблюдать!
РАПЕ. И мне наследство, значит, тоже
Понадобится еще как…
(к Дероше)
Но по ее я вижу роже:
Дела — табак.
ДЕРОШЕ. Морали вы служить заставьте
Ту груду золотых монет!
Друзья, родные! Ах, оставьте…
Наследство мне.
Припев.
(Часы бьют четыре раза.)
ВСЕ. Скорей, скорей, сундук откройте!
Вы слышали — бом, бом, бом, бом!
И наши души успокойте…
Ну, что же в нем?!!

(Все бросаются к стульям).

ЯВЛЕНИЕ Х

Те же и Сен-Феликс.

ДЮПРЕ. А, ты пришел очень кстати.
СЕН-ФЕЛИКС. Я пришел к тебе за важным делом. Сделай милость, одолжи мне сорок пять франков.
ДЮПРЕ. Что такое?
СЕН-ФЕЛИКС. Сорок пять франков, сию же минуту.
ДЮПРЕ. Эх, братец, ты видишь, что я теперь занят.
СЕН-ФЕЛИКС. Да, и мне очень нужно занять. Представь, братец, в то самое время, когда мне надо играть, все мои вещи удержаны в закладе… за сорок пять франков… Проклятая хозяйка!
ДЮПРЕ. Извините, господа… С тобою ли твоё свидетельство о крещении, все твои документы?
СЕН-ФЕЛИКС. (Шаря по карманам). Да, да, все здесь… я тебе дам законную расписку…
ДЮПРЕ. Да не о том речь… Покажи бумаги.
СЕН-ФЕЛИКС. Хорошо, хорошо, о корыстолюбивая душа, за сорок пять франков. Ты не беспокойся, у меня сегодня будут деньги после спектакля, непременно будут. Да та беда: прежде надо сыграть, а чтоб играть, нужен костюм, а чтоб выручить костюм, нужны опять деньги… и какой костюм, он втрое меня старее… само по себе, он не стоит сантима, а его мне отдают за сорок пять франков… это варварство.
ДЮПРЕ. О болтун! Дай мне свои бумаги.
СЕН-ФЕЛИКС. Ты мне надоел со своими бумагами… Ну, можно ли заниматься этим вздором в минуты моего торжества?.. Вот мои документы… нет, это моя роль… вот это, кажется, они.
ДЮПРЕ. Ну, садись же здесь.
СЕН-ФЕЛИКС. С ума ты сошел… я оставил в гостинице мою дочь вместе с моим костюмом, она меня ожидает… через полчаса начнётся спектакль. Пожалуйста, поскорей дай мне деньги, и я счастливейший человек в мире.
ДЮПРЕ. (Читая). ‘Феликс Мерлюш Лавердьер’…
МЕРЛЮШ и РАПЕ. Еще Мерлюш.
БАРОНЕССА. Нашей родне конца не будет.
ДЮПРЕ. ‘…Сен-Феликс, отставной актёр…’
ДЕРОШЕ. Что я слышу?
БАРОНЕССА. Это ужасно!
РАПЕ. Канатный плясун!

(Все вместе).

МЕРЛЮШ. Странствующий фигляр!
СЕН-ФЕЛИКС. Что с ними делается?
ДЮПРЕ. Это твои родственники, которые собрались сюда для выслушания завещания вашего предка.
СЕН-ФЕЛИКС. Родственники. Я так и думал, судя по их любезности. Родственники. О, в таком случае, милостивые государи…
БАРОН. Хорошо, любезный, хорошо.
СЕН-ФЕЛИКС. Вы, сударь, тоже мой родственник?
ДЕРОШЕ. Подальше, подальше, пожалуйста. Театр есть самый испорченный плод просвещения, комедия — это так называемая школа нравов…
СЕН-ФЕЛИКС. (Вынимая газету из кармана). Постойте, постойте…
ДЕРОШЕ. Есть нечто иное…
СЕН-ФЕЛИКС. ‘…Как цепь гнусных превращений, в которых человек…’ Продолжайте, продолжайте…
СЕН-ФЕЛИКС. Напротив, я вам напоминаю, я буду вам суфлировать…
ДЕРОШЕ. Я очень помню, что я пишу.
СЕН-ФЕЛИКС. Как, неужели вы издатель этой газеты?
ДЕРОШЕ. Да, сударь, я сам.
СЕН-ФЕЛИКС. Честь имею вас поздравить, издание чудесное, жаль только, мой любезный, что вы пишите о том, о чём вы не имеете понятия.
ДЕРОШЕ. Господин нотариус, скажите этому фигляру, что его место не здесь.
СЕН-ФЕЛИКС. А вы все здесь, на своём месте?
БАРОН. Я — дворянин.
МЕРЛЮШ. Я — фабрикант и избирательный кандидат.
РАПЕ. Я — госпожа Рапе, женщина со званием и содержательница табачного магазина.
СЕН-ФЕЛИКС. Ага, у вас у всех кровь заговорила… вы презираете меня потому, что я актёр. Да, господа, я — актёр, и благодаря просвещению это звание не может быть унизительно. Шекспир и Мольер были также актёры, и знаете ли вы, что значит истинный драматический актёр? Вы — это, вы — то, а он — всё. Он наблюдает все классы общества и представляет их по очереди. Да, да, я — актёр и горжусь моим званием.
БАРОН. Какая глупая гордость.
СЕН-ФЕЛИКС. А ваша разве умнее?.. Да вы-то сами, господа, что такое, разве не те же актёры?

ЖИЗНЬ — ТЕАТР

(Куплеты Феликса)

Ну, кто из нас не притворялся,
Кто ближнего не обманул?
Уверить в том не попытался,
В чём сам его потом надул?
Примерил маски все на свете —
Как увлекательна игра! —
Ум — нынче, завтра — добродетель…
И, глядь, забыл, кем был вчера…
А в зале? — Поднимите глазки —
Полно ‘актёров’ и ‘актрис’.
О, эти лица — те же маски!
О, жизнь! — театр без кулис!
Но надоест менять личины,
И ты, святая простота,
Все маски снимешь до единой,
А под последней — пустота!
Например: когда я играю в ‘Мещанине во дворянстве’ графа, который занимает у мещанина деньги, когда он так важно надувает его: ‘Дайте мне, любезный, тысячу франков. Это с прежним долгом составит ровно две тысячи…’ — разве в это время я не похож на вас, господин барон?
МЕРЛЮШ. Ну, слыханное ли это дело, чтоб бедняк, который…
СЕН-ФЕЛИКС. А вы, сударь, толстый промышленник, жирный капиталист… я несколько раз представлял вас: ‘Деньги, деньги, я больше ничего знать не хочу, с деньгами я умён, пользуюсь уважением, имею все, что только вздумаю… и все должны мне кланяться’. Так ли, дядюшка?.. (Бьёт Мерлюша по животу).
РАПЕ. Это уж слишком невежливо.
СЕН-ФЕЛИКС. Что касается вас, матушка Рапе: женщин вашего разбора у нас часто играют мужчины. Есть пьеса… забыл название, где выведена торговка, точь-в-точь как вы… ‘Я имею привилегию обманывать кого угодно и мешать в свой табак, что мне заблагорассудится, полиция этого не пронюхает’. (Потчует её табаком). Не прикажете ли, у меня не подмешанный?
ДЕРОШЕ. Господин нотариус, положите конец этому соблазну.
СЕН-ФЕЛИКС. (Дероше). О, что до вас, милостивый сударь, то дело другое, я вам прочту из ‘Тартюфа’, этого высокого произведения, где выставлено самое низкое существо:
Его именье я затем хотел бы взять,
Чтобы на добрые дела употреблять,
Чтобы наследникам беспутным не досталось,
И чтоб по пустякам оно не промоталось.
БАРОНЕССА. Это уж из рук вон, это ни на что не похоже.
СЕН-ФЕЛИКС. Вы это находите, сударыня? ‘Лакей, другой лакей, третий лакей… подберите мой хвост, и выгоните этого сумасброда’. Затем, любезные мои родственники, очень рад, что имел удовольствие короче с вами познакомиться.

‘Ах, театр’, припев.

ВСЕ. Это ужасно! Какая дерзость! Вон его отсюда, выгоните его вон!

(Бьёт четыре часа).

Ах!
ДЮПРЕ. Четыре часа!
СЕН-ФЕЛИКС. (В отчаянии). Уже четыре часа.
МЕРЛЮШ. У меня отдаётся это здесь.
РАПЕ. Решительная минута.
БАРОНЕССА. Мне дурно.
ДЕРОШЕ. Я теряю силы.
ДЮПРЕ. Господа! Я объявляю торжественно, что в силу завещания не явившийся теряет право на наследство. Эмиль, поставьте ящик сюда на этот стол.
РАПЕ. А, вот этот таинственный ящик.
ДЕРОШЕ. Позвольте, я вам подсоблю… (Несет ящик с Эмилем). Ах, как тяжело получать наследство после добродетельного человека.
РАПЕ. Что, тяжело? Это прекрасно, стало быть, мы не из пустого хлопочем.
МЕРЛЮШ. (Показывая на Дероше). Да, если б он был легче, так ему было бы еще тяжелее.
ДЮПРЕ. Господа, прошу занять свои места.
ВСЕ. Скорей, скорей, скорей, скорей!
Как хочется богатым стать!
БАРОН. Играть!
БАРОНЕССА. Любить!
МЕРЛЮШ. Производить!
ДЕРОШЕ. И издавать!
РАПЕ. И торговать!
ВСЕ. Скорей, скорей, скорей, скорей!

АНТРАКТ.

2 АКТ

ДЮПРЕ. Вот… ящик открыт.
ВСЕ. Ну, ну, что там? Что в нём?
ДЮПРЕ. Внутри обито свинцом. Вот пакет. (Читает). ‘Моим наследникам…’
ВСЕ. Это мне… Это нам… Читайте, читайте.
СЕН-ФЕЛИКС. (Смотря на часы). Теперь уже открыли кассу… в коридоре была толпа народу, когда я проходил. Послушайте, Дюпре…
ДЮПРЕ. (Читая). ‘…Любезные мои наследники. Вы теперь собрались вокруг драгоценного ящика…’
МЕРЛЮШ. Драгоценного.
ДЮПРЕ. ‘…который я вам завещал… Надеюсь, что вы с любовью вспоминаете обо мне…’
ДЕРОШЕ. О, добрый родственник, я плачу.
РАПЕ. (Нюхая табак). О, мы его благословляем. (Чихает).
МЕРЛЮШ. Вот, правда. Будьте здоровы.
БАРОН. Перестаньте, пожалуйста… Продолжайте, господин нотариус.
СЕН-ФЕЛИКС. Какой болтун этот покойник. Можно ли после смерти так много говорить?
ВСЕ. Продолжайте, продолжайте.
СЕН-ФЕЛИКС. Кончи со мной прежде, чем начнёшь продолжать.
ДЮПРЕ. Погоди… ‘Узнайте чего я ожидаю от вашей благодарности… Теперь я — могущественный владетель де ратиньерский, но вы должны знать, что началом моего богатства была скромная лавочка…’
ВСЕ. Лавочка?!
БАРОНЕССА. Мой предок лавочник!
СЕН-ФЕЛИКС. Ну, лавочка, так лавочка… Боже мой, уже четверть пятого… Сократи своё чтение, пожалуйста.
ДЮПРЕ. ‘…Я не только никогда не краснел, но всегда гордился тем, чем был прежде… Я надеюсь, что и потомки мои то же думают, и для того я пригласил вас сюда, чтоб вы подали друг другу руки и обошлись между собой по-братски…’
СЕН-ФЕЛИКС. Ну, поцелуемтесь, да и дело с концом.
ДЮПРЕ. ‘…Теперь выслушайте, что я придумал…’
ВСЕ. Послушаем, послушаем.
СЕН-ФЕЛИКС. Послушай, Дюпре…
ДЮПРЕ. Перестань, пожалуйста, вот тебе стул, займи своё место.
СЕН-ФЕЛИКС. Черта в стуле. Я не усижу на месте… моё место там…там… (Отходит).
ДЮПРЕ. ‘…Я положил в двойное дно этого ящика драгоценный камень…’
БАРОНЕССА. Что я слышу!
ДЮПРЕ. ‘…сверх того, четыреста дублонов и пятьсот квадруплов, что вместе оценено в пятьсот тысяч ливров…’
ДЕРОШЕ. Не сон ли это!
МЕРЛЮШ. Какое сокровище.
(Все вместе.)
БАРОН. Это рудник!
БАРОНЕССА. Это невероятно!
СЕН-ФЕЛИКС. (Тихо). Скажи же решительно: даёшь ли ты мне?
ДЮПРЕ. Опять!
СЕН-ФЕЛИКС. Ведь всего только сорок пять франков… Я стою на афише и на краю пропасти… Спаси меня от погибели.
ДЮПРЕ. Ты всем здесь надоел, поди к чёрту!
СЕН-ФЕЛИКС. Дай мне денег, и я сейчас пойду.
ДЕРОШЕ. Господин нотариус, позвольте взглянуть на это сокровище.
БАРОНЕССА. Где этот драгоценный камень?
ВСЕ. Покажите, покажите.
ДЮПРЕ. Нет, погодите, господа, есть одно условие.
ВСЕ. Условие?!
СЕН-ФЕЛИКС. Это никогда не кончится… Если б по крайней мере режиссёр догадался анонсировать… да нет, он так глуп… Прочту еще свою роль… Это место у меня что-то не твёрдо. (Садится позади и читает роль).
ДЮПРЕ. ‘…Все это богатство я назначаю тому из моих потомков, который меньше других будет иметь гордости и первый почтит мою память тем, что не постыдится в последующий за сим чтением час надеть на себя публично моё платье и знаки моего ремесла, которые я столь долго отправлял…’
ВСЕ. Что? Что такое?
ДЮПРЕ. ‘…Само по себе разумеется, что если эта женщина, то она может заменить себя членом своего семейства. Находящееся здесь платье (показывает его) должен он надеть у нотариуса и от него отправиться во время выхода от вечерни на здешнюю большую площадь, пройти через рынок, бульвар и публичный сад и возвратиться к означенному нотариусу, показавшись в продолжение целого часа в такой одежде всему городу…’

(Все встают).

БАРОНЕССА. Этот старик из ума выжил!
МЕРЛЮШ. Это уморительно!
РАПЕ. Что за чепуха!
ДЕРОШЕ. Это оскорбляет нравственность, унижает человечество.
ДЮПРЕ. Итак, господа, если вам никому не угодно, то по силе завещания я должен его богатство отнести к подпрефекту, и оно останется казённой собственностью… Еще раз спрашиваю: вы не хотите?

НЕТ, НЕТ, НИКОГДА!

БАРОН. Ах, как я возмущен!
Я почти оскорблен!
Предложить мне, барону, такое?!
ДЕРОШЕ. Я — газетчиков князь!
Мне надеть эту грязь?!
Пошатнулись морали устоя!
МЕРЛЮШ. Я не князь и не франт,
Я простой фабрикант,
Но, мой милый, ведь это же дико!
РАПЕ. Что уж там говорить…
Так родню не любить!
Я едва удержалась от крика!
БАРОНЕССА. Это просто скандал!
Все нас в грязь он втоптал!
Оскорбил, надругался, обидел!
БАРОН. Здесь остаться нельзя!
ДЕРОШЕ. Дайте руки, друзья!
МЕРЛЮШ. Мы уйдём!
РАПЕ. Только нас он и видел!
ДЮПРЕ. Чем он вас оскорбил,
Чем вам не угодил,
В завещанье вас что обижает?
Вам, конечно, решать,
Но прошу вас понять —
Кто уйдёт — тот наследство теряет!
БАРОН. Позвольте, господа… Вот что я придумал…
ВСЕ. Ну, ну, что такое?
БАРОН. Как добрые родственники, мы разделим это наследство поровну.
ДЮПРЕ. В завещании такой статьи нет, и я не могу этого дозволить: надо буквально исполнить волю покойника.
БАРОН. Вот прекрасно! В моём звании нарядиться каким-то шутом!
БАРОНЕССА. Я бы завтра же с вами развелась.
МЕРЛЮШ. Мне, мыльному фабриканту… Да я не смою этого бесчестия во всю свою жизнь.
ДЕРОШЕ. Что обо мне скажут литераторы, меня заклеймят все журналы!
РАПЕ. А мне-то, а мне-то каково! С моей фигурой одеться каким-то сапожником!
ВСЕ. Никогда, никогда.

Хор повторяет: ‘Это стыд, это срам…’ и пр.

Все уходят. Дюпре идёт за ними.

ЯВЛЕНИЕ XI

Сен-Феликс и Эмиль

СЕН-ФЕЛИКС (вскочив с места). Что это значит? Он ушел, он бросил меня здесь, а сорок пять франков…
ЭМИЛЬ. Господин Сен-Феликс, вы слышали завещание?
СЕН-ФЕЛИКС. Я ни слова не слыхал… я ничего не хочу слушать. Дайте мне сорок пять франков.
ЭМИЛЬ. Что вы толкуете о сорока пяти франках, когда это наследство…
СЕН-ФЕЛИКС. Прекрасно, и этот бредит наследством, сегодня здесь ни о чём другом и речи нет. Черт возьми это наследство! Вы мне завтра можете обещать пятьдесят миллионов, а это всё-таки не помешает публике сегодня на меня сердиться… Понимаете ли вы, пустой молодой человек: театр битком набит, зрители меня ожидают, шумят, кричат, ломают скамейки… Знаете ли вы, что значат свистки? Чувствуете ли вы, что здесь пахнет апельсинами, лимонами, яблоками?.. Это все может обрушиться на мою голову при первом появлении.
ЭМИЛЬ. Да забудьте о своей глупой роли и наденьте скорее этот костюм.
СЕН-ФЕЛИКС. (В восторге). Как?.. Что? Какой костюм?
ЭМИЛЬ. (Вынимает платье из ящика). Вот, возьмите.
СЕН-ФЕЛИКС. Боже мой! Боже мой, что я вижу? Так точно, этот костюм, настоящий костюм башмачника Якова, и полный, со всеми принадлежностями.
ЭМИЛЬ. Он ваш, если вы его наденете.
СЕН-ФЕЛИКС. Мой, мой? Так он мне с неба свалился? Лучше этого кафтана и настоящий сапожник не мог бы иметь… и чулки, и кожаный передник… О, я умираю от радости! Вы мне возвратили жизнь, истинный мой друг. Ах, какое сокровище, какой эффект произведет это рубище. Бегу в театр!
ЭМИЛЬ. Погодите, погодите, вы должны одеться здесь…
СЕН-ФЕЛИКС. (Садится и одевается). Ваша правда… это будет лучше, я все-таки выиграю время. Ах, мой бесценный друг, чем я тебе заплачу — это как на меня сшито… Теперь чулки. (Надевает колпак на ногу). Ах! Нет, это колпак. Я совсем потерял голову. Наденьте его сюда, как-нибудь… и чулки, и колпак. О, дочь моя, недаром тебя любит… и настоящая запачканная кожа. Я этого не перенесу, твоя чистая привязанность… Завяжи её наверху… Я задыхаюсь от восторга. Не так крепко… Готов, готов, с ног до головы.

Дуэт Феликса и Эмиля:

ФЕЛИКС. Чудеса всё же есть!
Спасена моя честь!
И, отбросивши лесть,
Говорю — я твой тесть!
Но теперь зритель ждёт,
Свечи ламповщик жжет…
Славы час настает.
Ну — Башмачник — вперед!
ЭМИЛЬ. Вот удача, успех!
Кому плачь, кому смех!
И наследство не грех
Поделить не на всех!
Ах, какой маскарад,
Всем наследника мат!
Рынок, площадь и сад —
По бульвару — назад!

(Оба уходят направо).

ЯВЛЕНИЕ XII

Дюпре, потом барон.

ДЮПРЕ. (Входя в среднюю дверь). Итак, дело разошлось, они все разъехались по домам… Жаль, очень жаль, тут бы перепало и на мою долю… но какая мысль: этот бедняк Феликс, ему бы это было кстати… да и он, сумасброд, чего доброго, не захочет, он так важничает своим небывалым талантом, он, пожалуй, скажет, что гордость артиста не должна унижаться. Вздор, во что бы то ни стало, я его уговорю…час еще не прошел.
БАРОН. (Входя и затворяя осторожно дверь). Он один…
ДЮПРЕ. Куда же он девался?
БАРОН. Господин нотариус…
ДЮПРЕ. Как, это вы, барон? Вы еще здесь…
БАРОН. Тише…
ДЮПРЕ. Что это такое?
БАРОН. Моей супруге сделалось дурно, я её отправил в ближайший магазин… а потом мне пришла мысль, то есть не мне, а моей жене, — она женщина с большим умом и без малейшего предрассудка…
ДЮПРЕ. Как же это пришла мысль, когда ей сделалось дурно?
БАРОН. Нет, это, разумеется, прежде. Ну, скажите, любезный господин Дюпре, как вы находите это условие нашего предка?
ДЮПРЕ. Да так же, как и вы, нахожу его странным, смешным.
БАРОН. Нелепым, обидным, особенно с первого взгляда… вы видели, что я первый восстал против него… но если разобрать хладнокровно, то эта мысль очень оригинальна… Я, признаюсь, люблю умные шутки.
ДЮПРЕ. Как, уж не хотите ли вы?..
БАРОН. Чёрт возьми… кто-то идет. (Прячется). Т-сс, не говорите обо мне…

ЯВЛЕНИЕ XIII

Дюпре и Дероше.

ДЮПРЕ. Как, вы возвратились?
ДЕРОШЕ. Извините, милостивый государь, я должен возвратиться. Размышляя дорогой о завещании нашего почтенного предка, я нашел то, чего обыкновенные умы не могли в них найти: именно — идею философическую. Вы понимаете эту глубокую идею?
ДЮПРЕ. Стало быть, вам угодно…
ДЕРОШЕ. Не из возмездия, которое он назначает… Нет, ей-богу, мне его не нужно.
ДЮПРЕ. Как, вы отказываетесь от такого богатства?
ДЕРОШЕ. О, нет, я не говорю, чтоб совсем отказывался, но если бы я принял, то это только для большого распространения моих сочинений на пользу нравственности. Надо быть справедливым: Диоген ходил в лохмотьях, так для чего же мне не надеть шутовского кафтана с принадлежностями?
ДЕРОШЕ. Идут… пожалуйста, обо мне ни слова. (Прячется).

ЯВЛЕНИЕ XIV

Те же и Мерлюш.

ДЮПРЕ. Ну, еще один.
МЕРЛЮШ. Господин нотариус, это я… Мой приход, верно, не удивляет вас… вы, без сомнения, заметили давеча по моему лицу, что у меня был коммерческий расчёт: я нарочно притворился рассерженным, чтоб у меня не перебили… Они все ушли… Счастливый путь. Ведь это все дворянчики, люди нынешнего воспитания, они ведь не сами нажили своё богатство, но я, другое дело… Не правда ли, что я сам живой покойник…я также начал свою торговлю с мелочной лавки, также обязан всем своему трудолюбию, и то сказать: для чего же не потешить старика? Чудак-покойник пошутил немножко, но это богатая шутка, и не лучше ли прогуляться шутом, нежели прогулять не шуточное наследство?
ДЕРОШЕ. (Выходя, Мерлюшу). Жаль, господин фабрикант, но вы опоздали, я пришёл прежде вас…
БАРОН. (Выходя, Дероше). А я прежде вас, господин сочинитель.
МЕРЛЮШ. Ай, ай, ай! Как, господа, и вы не краснеете?
ДЕРОШЕ. Барон, и вам не совестно?..
БАРОН. Журналист говорит о совести!
ДЕРОШЕ. С вашим знанием…
БАРОН. А вы, с вашей нравственностью…
МЕРЛЮШ. Что ж это такое, все мои надежды лопнут, как мыльный пузырь… Нет, я не уступлю.
БАРОН и ДЕРОШЕ. Я тоже не уступлю.

ЯВЛЕНИЕ ХV

Те же и госпожа Рапе.

РАПЕ. Не уступлю, никому не уступлю. Мой сын соглашается.
МЕРЛЮШ. Уж поздно!
РАПЕ. Как поздно?
БАРОН. Я первый пришел… Это платье моё.
ДЕРОШЕ. Нет, моё!
МЕРЛЮШ. Нет, моё, моё!
РАПЕ. Моё, моё, моё! Ни за что не отдам, я сама готова надеть, коли на то пошло.

Я ПЕРВЫЙ!

БАРОН. Я первый!
ДЕРОШЕ. Нет, не уступлю!
БАРОН. Я все решил…
РАПЕ. И я решила!
МЕРЛЮШ. Я так покойника люблю…
РАПЕ. А я всегда его любила!
БАРОН. Уверен я, что можно мне
По праву моего рожденья…
МЕРЛЮШ. Мы все Мерлюши, так что не
Кичитесь вы происхожденьем!
БАРОН. Поймите, вам он не к лицу!
МЕРЛЮШ. А вам вообще не по размеру!
РАПЕ. Так и дала бы наглецу!
ДЕРОШЕ. (В сторону). Чертовка, старая мегера!
ДЕРОШЕ. Ах, полно спорить, господа!
Как низко нравственность упала…
Вот вы, ведь вы уже в годах…
РАПЕ. А вас вообще здесь не стояло!!!
БАРОН. Я первый!
ДЕРОШЕ. Нет, не уступлю!
БАРОН. Я всё решил…
РАПЕ. И я решила!
МЕРЛЮШ. Я так покойника люблю!
РАПЕ. А я всегда его любила!
ДЮПРЕ. (Поднимая крышку). Позвольте, позвольте, господа, его здесь нет.
ВСЕ. Его нет. Что ж это значит?
РАПЕ. Это дневной грабёж.
ВСЕ. Кто ж его взял?

ЯВЛЕНИЕ XVI

Те же и Эмиль.

ЭМИЛЬ. Я.
ВСЕ. Вы?!.
ЭМИЛЬ. Я должен был отдать его наследнику.
ВСЕ. Наследнику?
ЭМИЛЬ. Скромнейшему из всех, тому, которого вы презирали, и который в точности исполнил завещание.
МЕРЛЮШ. Как, этот актёр?
БАРОН. Этот фигляр?
РАПЕ. Паяц?
ДЮПРЕ. Объясните, пожалуйста.
ЭМИЛЬ. Я провожал его, он публично прошёл через все те места, которые назначены в завещании, теперь я оставил его в театре, где публика ожидала его с шумным нетерпением.
ДЕРОШЕ. Постойте, постойте, тут недоразумение.
БАРОН. Это обман.
МЕРЛЮШ. Мы протестуем.
РАПЕ. Я сама буду судиться.
ДЮПРЕ. Час прошёл, господа… Я объявляю торжественно, что Сен-Феликс Лавердьер выполнил все условия завещателя: он менее всех показал гордости и должен получить наследство.
ЭМИЛЬ. Вот он, вот он торжественно возвращается.
БАРОН. Я воображаю, как он заважничал.
МЕРЛЮШ. Теперь, я думаю, к нему и приступа нет.

ЯВЛЕНИЕ XVII

Те же, Сен-Феликс и Жульета.

ДЮПРЕ. (Идёт к нему и останавливается). Что же это?
ДЮПРЕ. Что это? Какая мрачная физиономия!
ЖУЛЬЕТА. Ах, я прошу, вас, господин нотариус, помогите мне привести его в чувства. После каждого провала с ним случается такое. Он приходит в самое мрачное расположение духа, и мне стоит больших трудов вернуть ему хорошее настроение.
СЕН-ФЕЛИКС. Хвала Богам… за твёрдость враждованья.
ЖУЛЬЕТА. Слышите, он опять заговорил словами из какой-то своей роли.
СЕН-ФЕЛИКС. (Сложа руки и повесив голову проходит на авансцену).
Хвала богам в бедах превыше упованья.
Так, небо, честь тебе за твёрдость враждованья.
ДЮПРЕ. Что с тобой, что случилось?
СЕН-ФЕЛИКС. Ошикан, освистан, осмеян, уничтожен.
ЭМИЛЬ и ДЮПРЕ. Может ли это быть?
СЕН-ФЕЛИКС. О, я знал, что публик выйдет из терпенья, посадите себя на её место и поставьте другого на моё, то же бы вышло. Да и вы, чёрт возьми, какой дорогой меня повели: я сделал крюку по крайней мере целые две версты… Прибегаю, запыхавшись, выхожу на сцену, только разинул рот: первая нота соскочила, вторая сорвалась, третья остановилась в горле… публика поднялась, у меня опустились руки, оркестр замолчал, и начался адский крик, шиканье, шум… Я сначала устоял, как и всегда, но вдруг посыпались на меня, вместо лавров, апельсины и лимоны, горькие плоды обманутых надежд.
ЖУЛЬЕТА. Батюшка!

Куплет Жульеты

(второй выход с отцом):

ЖУЛЬЕТА. Батюшка, милый, забудьте об этом.
Кончена роль, и спектаклю конец.
В сердце моём, вашей лаской согретой,
Вы — мой король, Вы — мой Бог, мой отец.
ДЮПРЕ. Недолговечна актёрская слава —
(ФЕЛИКС). Публика любит тебя, не любя!
Нынче букеты, и ‘Фора’, и ‘Браво!’
Завтра не вспомнят, как звали тебя!
ЖУЛЬЕТА. Батюшка, сердце вы мне разорвёте!
Полно бороться с коварной судьбой!
ДЮПРЕ. Счастье, удачу вы там не найдёте,
Только семья — ваш приют и покой.
ДЮПРЕ. К вашей латыни вернитесь вы снова,
Будет в душе и согласье, и мир.
ЖУЛЬЕТА. Вы обещали — сдержите же слово.
Я — ваша публика! Вы — мой кумир!
СЕН-ФЕЛИКС. О, не беспокойся… дочь моя, это ничего, контузий нет, вся боль здесь… (Показывает на сердце). Но завтра я, верно, буду счастливее, завтра я буду играть другую роль.
ЖУЛЬЕТА. Ах, батюшка, а ваша клятва?
СЕН-ФЕЛИКС. Твоя правда, я забыл. Кончено. Мне остаётся просить извинения у вас, господин нотариус, и у всего общества. Что я явился в таком неприличном костюме, но я не мог переменить, моё платье осталось здесь.
ДЮПРЕ. Напротив, не снимай его. Твой костюм самый богатый.
СЕН-ФЕЛИКС. Богатый. ‘Лежачего не бьют, над бедным не смеются’.
ДЮПРЕ. Кто смеет над тобой смеяться? Чудак, ты не стыдился надеть его с первого раза и этим исполнил волю завещателя.
СЕН-ФЕЛИКС. Что такое ты говоришь?
ДЮПРЕ. Разумеется, разве ты не присутствовал при чтении завещания?
СЕН-ФЕЛИКС. Да, к несчастью, я присутствовал… от этого-то меня и ошикали.
ДЮПРЕ. Забудь об этих пустяках… всё это сокровище, драгоценный камень, червонцы, всё это твоё.
СЕН-ФЕЛИКС. Что, что, что?! Всё это мое… Убирайся!
ДЮПРЕ. Вот сокровище твоего предка… Сегодня вечером оно будет тебе отдано в присутствии городского начальства. Тут с лишком пятьсот тысяч ливров.
СЕН-ФЕЛИКС. Мне, мне… пятьсот тысяч ливров? Не во сне ли я, не бредишь ли ты?
ДЮПРЕ. Ни то, ни другое, ты один законный наследник.
СЕН-ФЕЛИКС. Жульета, дочь моя!
ЖУЛЬЕТА. Батюшка!
СЕН-ФЕЛИКС. (Обнимая её). И это рубище меня обогатило.
БАРОН. Впрочем, один только странствующий комедиант мог надеть такое тряпьё.
МЕРЛЮШ. Разумеется…когда занимаешь в свете место…
ДЕРОШЕ. Пользуешься репутацией…
РАПЕ. Имеешь привилегию…
СЕН-ФЕЛИКС. Я рад только за тебя, дитя моё. Ты мне всего дороже… Постой, постой, приведем в порядок наши мысли и дела. Пятьсот тысяч ливров, говорите вы. Прежде всего, любезный Эмиль, я куплю тебе контору нотариуса, потому что все-таки я тебе обязан больше всех.
ЭМИЛЬ. Ах, сударь…
СЕН-ФЕЛИКС. Из остальных половину в приданое моей дочери…твоей Жульете (Переводит её к Эмилю).
ЭМИЛЬ. Сударь, неужели?
СЕН-ФЕЛИКС. Хотя, постой. Надобно спросить Жульету. Дитя моё, любишь ли ты этого молодого, но уже преуспевающего нотариуса?
ЖУЛЬЕТА. Ах, батюшка, вы хотите, чтобы я ответила вам при всех?
БАРОН. Ох уж мне этот народ! До чего же прост и незатейлив!
СЕН-ФЕЛИКС. Что же тут страшного? Истинная любовь не боится огласки.
ДЕРОШЕ. Об этом даже можно написать нравоучительную статью.
ЭМИЛЬ. Моё сердце сейчас разорвётся от напряжения!
ЖУЛЬЕТА. Мой дорогой Эмиль…
ЭМИЛЬ. О, Боже!…
ЖУЛЬЕТА. Как неловко! Со мной такого еще не бывало…
ЭМИЛЬ. О, Господи…
СЕН-ФЕЛИКС. Смелей, дитя моё!
ЖУЛЬЕТА. Я люблю вас всем сердцем! И всю мою жизнь хочу провести рядом с вами!

(Эмиль падает в обморок).

ДЮПРЕ. Еще один сражен наповал. Ну, нечего, целительное лекарство ему уже готово!…
ЖУЛЬЕТА. Какое лекарство? Где оно? Дайте его скорее!!!
РАПЕ. Вот, чудесный нюхательный табак от Рапе!
ДЮПРЕ. Вы и есть тот самый Бальзам, дитя моё! Ваш поцелуй — вот что ему нужно.

(Жульета целует Эмиля в лоб).

МЕРЛЮШ. Боже мой! Как это невинно и чисто!
ЭМИЛЬ. Что со мной? Где я? Наверное, в раю!
ЖУЛЬЕТА. Я вижу, друг мой, что вы меня любите, и без колебаний вверяю вам себя.
Батюшка, благословите нас!
СЕН-ФЕЛИКС. Твоё счастье для меня дороже всего! Благословляю вас!
ДЮПРЕ. Лечение началось!

Куплеты Эмиля и Жульеты:

ЭМИЛЬ. Чудеса происходят нечасто,
И не каждому выпадет счастье
Вновь с любовью своей повстречаться,
Потеряв её в жизненной мгле.
ЖУЛЬЕТА. Кто любил, несмотря на преграды,
Тот достоин высокой награды,
И тому сами ангелы рады,
Рай небесный открыт на земле.
ЭМИЛЬ. Счастье неземное!
ЖУЛЬЕТА. Ах, как бьется сердце!
ЭМИЛЬ. Вы опять со мною!
ЖУЛЬЕТА. В рай открылась дверца!
ЭМИЛЬ. Мне женою будьте!
Счастье подарите!
Свяжем наши судьбы!!!
ЖУЛЬЕТА. Ах, вы так спешите…
ЭМИЛЬ. Живу я одною
О счастье мечтою!
ЖУЛЬЕТА. Ах, не торопите
Близкое событье!
Слишком вы спешите,
Счастье не спугните!
ДЮПРЕ. Но, однако же, вернёмся к делу!
СЕН-ФЕЛИКС. Что же касается другой половины, я помню слова нашего предка, они только и остались у меня в памяти: ‘Прошу моих родственников подать друг другу руки и обняться между собой по-братски’. Итак, братья мои, разделите эту половину между собой.
БАРОН. Ах, как это благородно!
РАПЕ. Ну, признаюсь…
МЕРЛЮШ. Вот черта!
ДЕРОШЕ. Какая высокая нравственность!
РАПЕ. О, вы великий актёр!
СЕН-ФЕЛИКС. (Целуя её). Ну, слава богу, нашлась душа, которая меня понимает.
ДЕРОШЕ. Я напишу о вас похвальную статью в своей газете.
СЕН-ФЕЛИКС. Не нужно, я выхожу в отставку…я себе куплю скромный домишко, в нём устрою маленький театр, и мы будем играть в своем семействе…Созову всех несчастных, ошиканных артистов, буду вызывать их по десяти раз, буду сам играть с ними, вы тоже приедете аплодировать мне…Смотрите же, если бы я и дурно сыграл, вы всё-таки мне не шикайте: во-первых, потому, что это уже старо, а во-вторых, свой своему поневоле друг. Впрочем… можно бы рискнуть и публично сыграть, если б только я нашел публику умную, образованную, а главное, снисходительную… Мне кажется даже, что я теперь вижу её перед собой. (Публике).

Финальный куплет:

Ну, вот и всё, окончен вечер!
К крыльцу кареты подают…
О ревуар, до новой встречи,
Мы встретимся, не там — так тут.
Сейчас зажжётся в зале люстра,
И занавес разделит нас.
Как расставание ни грустно,
Но наступил прощанья час.
Повеселить мы вас хотели,
Своё веселье вам даря!
И коль мы в этом преуспели,
‘Чудак-покойник’ жил не зря!
И если мы вам угодили,
Так оцените вы наш труд —
Аплодисменты ждут нас, или…
Суд публики есть высший суд!

Ф И Н А Л

Канкан:

Ах, вечный праздник — водевиль!
Развеет скуку в прах и пыль.
И поведет нас за собой
Сюжет причудливой тропой.
Клубок интриг и денег звон,
И комильфо, и моветон,
И здесь же страсти ураган —
Любвеобильный,
Неудержимый,
Всё затмевающий канкан!
Ах, водевиль нам жизнь дарит,
В крови шампанское кипит!
Кружится звёздный карнавал,
И все найдут, кто что искал!
Звенит бокал, звенит душа,
Пусть нет за нею ни гроша,
Но есть веселья ураган —
Любвеобильный,
Неудержимый,
Всё затмевающий канкан!
33
2
Каратыгин Петр Андреевич
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Вицмундир, Каратыгин Петр Андреевич, Год: 1845
  2. Авось, или Сцены в книжной лавке, Каратыгин Петр Андреевич, Год: 1840
  3. Булочная, или Петербургский немец, Каратыгин Петр Андреевич, Год: 1844
  4. Дом на Петербургской стороне, Каратыгин Петр Андреевич, Год: 1838
  5. Водевильный куплет, Каратыгин Петр Андреевич, Год: 1845
  6. Король, закон и свобода, Андреев Леонид Николаевич, Год: 1914
  7. Завтрак у предводителя, Тургенев Иван Сергеевич, Год: 1846
  8. Фюрер, Толстой Алексей Николаевич, Год: 1941
Электронная библиотека