Что выгоднее для Европы в нынешнюю войну: падение Франции или Англии?
Что выгоднее для Европы в нынешнюю войну: падение Франции или Англии?
(Из нем. журнала)
——
Что выгоднее для Европы в нынешнюю войну: падение Франции или Англии?, Карамзин Николай Михайлович, Год: 1803
Время на прочтение: 7 минут(ы)
Как во время революционной, так и во время нынешней войны, Европа разделяется на две стороны: одна желает успехов Франции, а другая Англии. Разница состоит в том, что прежние друзья так называемой свободы по большей части не смели объявлять своих мыслей во время союза держав против республики, а ныне та и другая сторона без всякого опасения говорит, кому она хочет добра. Продолжится ли сия независимость мнений? Желаю того, но не думаю. Или я грубо ошибаюсь в мыслях своих о приключениях и духе нашего века, или мы скоро увидим важные, великие происшествия, которые удивят многих.
Но теперь еще дозволено рассуждать нам: итак желаю пользоваться правом свободного человека. Не буду доказывать, на чьей стороне справедливость в нынешней войне: хочу только говорить о цели ее с обеих сторон. Франция намерена уничтожить Англию так же, как Рим уничтожил некогда Карфаген. Слова: ‘Carthago delenda est’ (‘Карфаген разрушен‘) сделались модным изречением французов. Напротив того, Англия скромнее в рассуждении ее планов: она говорит, что хочет только безопасности для своей торговли. Французы же уверяют, что правительство Великобритании желает самовластия на морях и всячески старается уничтожить навеки морские силы Франции и союзников ее.
Справедливость или несправедливость сих обвинений оставим без исследования. Знаем то, что Англия и Франция хотели бы погубить друг друга, а кто из них, по всей вероятности, должен одержать верх, есть вопрос затруднительный, которого не берусь решить в нынешних обстоятельствах. Желаю сказать только, чья победа — французов или англичан — будет выгоднее для Европы. Для сего надобно рассмотреть обеих держав к прочим европейским государствам.
Держава, имеющая около девяти {Гораздо более, по новейшему исчислению. — К.} миллионов жителей, отделенная морем от твердой земли, великая и сильная одной торговлей и внутренней промышленностью, не может быть в политической системе ужасной для Европы, не может предпринять ничего опасного для ее свободы и независимости. Великобритания, послав даже 300000 человек на твердую землю, не завоевала бы ни одного государства в Европе. Кроме итальянских областей и Португалии, всякая держава может без союзников вести войну с Англией на сухом пути: тем скорее отразят нападение британцев, когда разные государства соединят силы свои.
Напротив того, англичанам весьма легко мешать торговле других народов и присвоить себе ее выгоды. Сия истина столь же очевидна, как и та, что британцы на твердой земле не могут быть завоевателями. Но, овладев всеобщей торговлей, лишат ли они нас свободы и независимости, как говорят их противники?
Правда, что внешняя торговля почти совсем исчезла бы тогда для других европейских народов, одни английские корабли привозили бы им нужные товары и брали бы их собственные, купцы всех земель сделались бы только приказчиками и конторщиками Англии, которая самовластно управляла бы торговлей и пользовалась исключительно ее главными выгодами… Я предполагаю самую крайность, едва вероятную, но и в таком случае утверждаю, что Европа в самой себе найдет средства обезопасить свою независимость.
Только два рода государств подвержены опасности утратить свободу: те, которые могут быть завоеваны, и другие, которые, по своим естественным недостаткам, существуют единственно помощью соседей. Что касается до первых, то я уже сказал, что кроме итальянских областей и Португалии, ни одно европейское государство не может быть завоевано Англией. Какая же земля столь обижена природой, чтобы ее физическое бытие зависело от других народов?
Как ни уверяют, что роскошь и привычка сделали для нас английские товары и произведения колоний необходимыми, но я скажу утвердительно, что мы добровольно отказались бы от них, если бы они стоили нам политической независимости. Все же товары английские принадлежат к роскоши, нужное и необходимое для жизни идет к нам не из-за моря, а находится на твердой земле. Итак, мысль моя не покажется романтической, когда скажу, что в случае британского самовластия на морях Европа должна прервать всякое торговое сообщение с сим островом, не отправлять в Англию никаких произведений и не допускать до берегов своих кораблей ее. У нас довольно хлеба, масла, вина, — и все британские флоты не принудят Европу отворить гавани для купцов английских. Сама же Великобритания имеет необходимую нужду в произведениях твердой земли и для того обязана хранить дружбу с ней.
Положим и то, что Англия найдет способ обойтись без сих произведений или будет доставать их, например, в Америке, но и тогда ей нужно иметь сообщение с Европой: ибо она должна не только покупать, но и продавать, чтобы удержаться на нынешней степени своего величия. Какая польза во множестве товаров, если они с рук не сходят? Не товары, а продажа и цена их обогащают купца, в противном случае магазины, наполненные драгоценностями, не лучше пустых.
Сбывать же с рук товары можно двумя способами: принуждением, силой или добровольной сделкой с купцами. Первый способ бывает действителен только в случае завоевания или перевеса воинских сил. Так Англия дает законы Португалии, так она и Франция предписывают их своим колониям, не имеющим права торговать с другими землями. Но мы уже согласились, что Великобритания не может устрашить Европу своей сухопутной силой, которая не ответствует ее морским силам.
Итак ей остается только избавляться от множества товаров добровольной сделкой, которая должна быть и для купцов, и для продавцов равно выгодна. Не Европа от Англии, но Англия зависит от Европы, имея нужду в ее произведения и еще более в продаже своих собственных. Купец, желая всегда сбывать товары, делается зависимым от публики, которая может не покупать их. Сим опровергается мнение людей, утверждающих, будто Англия хочет одна завладеть всемирной торговлей и самовластно возвышать цену на свои товары. Сие обвинение показалось бы вероятным тогда, когда она могла бы располагать Европой, как Индией или Португалией, где угрозы и принуждение дают законы в цене ее товаров: чему нельзя быть в отношении ко всей Европе, если бы Англия и не имела никаких совместников в мануфактурах. Редко покупают вещи ненужные, на которые положена цена неумеренная, купец для собственной выгоды не должен возвышать ее.
Из всего сказанного мною выходит то следствие, что Англия, уничтожив даже всю политическую силу Франции и завладев всемирной морской торговлей, без сомнения, уважит независимость твердой земли и не будет продавать товары свои неумеренной ценой.
Несмотря на то, соглашаюсь, что мы в сем случае могли бы иметь некоторые неприятности. Победа над таким совместником, как Франция, возгордила бы народ и правительство Британии, которые и без того весьма надменны и презирают другие народы. Но в нынешних обстоятельствах спрашивается только, с которой стороны более опасности для независимости европейских держав? В таком случае, меньшее зло делается благом и пользой. Для сего рассмотрим положение Франции относительно Великобритании и к другим государствам.
Сохранение могущества и влияния Англии на дела Европы нимало не требуют падения Франции. Торговля британская цвела вместе с торговлей и промышленностью французской, еще не истребленной бедствиями революции. Они проистекают из разных источников, основаны на разных правилах и стремятся к разным целям. Если бы Франция восстановила морские силы свои и прежнюю цветущую торговлю, то Англия, хотя и могла бы утратить некоторые выгоды, но сей вред, конечно, не сделал бы гибели ее необходимой, как утверждают многие.
Франция находится совсем в других обстоятельствах. Не только в нынешнее время, но всегда главной политической целью государства сего было лишить Англию превосходства ее в торговле — превосходства, которым она обязана своему географическому положению, искусству, промышленности жителей и богатым колониям. Сие намерение родилось вместе с ненавистью французов к британцам, которые хотели некогда завоевать Францию и всячески оскорбляли ее народное честолюбие. Виды корысти присоединились к желанию мщения, которое требовало высадки, но она или не имела успеха, или казалась излишне дерзкой: итак, надлежало искать другие способы погубить Англию.
Самый же вернейший способ для того есть подрыв английской коммерции — на ней основано величие британцев: следственно, оно исчезнет с ней. Торговля французская должна также гораздо более распространиться, когда падет английская. Сии важные причины издревле заставляли властителей Франции вредить британской торговле: средство, без сомнения, медленное для достижения великой цели, но гораздо вернейшее всех смелых высадок!
Бонапарте знает, что если Англия удержится на нынешней степени своего благоденствия, то коммерция и мануфактуры французские не могут иметь великого и скорого успеха. Сверх того, новая консульская политика находит в британском министерстве самых опаснейших противников, которые умеют ограничивать виды ее безмерного властолюбия.
Англия во всех частях своей промышленности имеет такое великое превосходство в рассуждении французов, что они, без всяких особенных хитростей с ее стороны, долго не могут сравняться с ней ни в капитале, ни в средствах внешней продажи. Сия трудность еще удвоилась от беспорядков и несчастий революции так, что Франция на каждом шагу встречает новые невозможности равняться с колоссом английской торговли.
Итак, польза Франции явно требует падения британского величия, и правительство ее в сем случае есть ничто иное, как орган народного гласа. Но следует ли из того, чтобы выгода Франции была выгодой и для Европы, как уверяют нас консульские писатели?.. По крайней мере, их доказательства нимало не убеждают меня, и я не вижу, для чего нам желать падения Англии.
Отношение республики к другим европейским державам есть отношение, бывшее между людьми в первобытном состоянии натуры: ‘flatus belli omnium contra omnes’ (‘война всех против всех‘). Сие уверение основываю не на личном характере первого консула, но единственно на характере французов, преобразованном революцией — на их привычке к опасностям всякого рода — на их общем духе беспокойства — на их самолюбии и властолюбии. Кто вздумает утверждать, что 30 миллионов людей, физически и нравственно так образованных, как французы, нимало не опасны для спокойствия и независимости соседей, тот или не знает людей, или имеет свои причины утверждать странности. Юг, восток и север можно назвать ныне театром консульского властолюбия, только на западе видим державу (Англию), которая в силах противиться его самовластию — и для того польза европейских держав требует, чтоб она сохранила свое величие вопреки забавному красноречию парижских журналистов, которые, без сомнения, хотят смеяться над нами, говоря, что от падения Англии зависит счастье рода человеческого.
Не осуждаю их за то, что они желают склонить Европу на свою сторону и думают почтить нас ролью бедного коня, описанного в басне, но жалею о добродушии тех, которые верят им. Для нас равно платить деньги за американские или индийские произведения англичанам или французам, желательно только, чтобы сии товары шли не из одних рук: ибо в таком случае они могут быть и дороже, и хуже.
Но когда надобно выбирать из двух зол одно, то монополия английская для Европы опасна менее французской. Мы старались доказать, что Великобритания, несмотря на многочисленные флоты свои, не принудит нас брать ее товары, если цена их будет несоразмерна их качеству. Франция же, напротив того, овладела бы совершенно нашей промышленностью, сокровищами и землей. Тридцать миллионов жителей и 600000 воинов на все отважатся для пользы торговли своей и промышленности. Известно, как сей пылкий народ любит роскошь и все ее наслаждения, он рад покупать их ценой крови своей и начать войну единственно для того, чтобы присвоить себе исключительные выгоды торговли, обогатиться и после наслаждаться спокойно приятностями жизни.
Может ли французский народ думать, что оружие доставит ему все в свете? Сей вопрос предлагаю всякому, кто наблюдал явления последней войны. Что случилось, может опять случиться. Франция умеет питать взаимную зависть главных европейских держав и пользоваться ею…
Но республика обещает, что она, низвергнув Англию, торжественно признает свободу морей, позволит всем народам участвовать в выгодах торговли, не будет угнетать соседей и докажет свое великодушное бескорыстие!..
Может быть, я обманываюсь, но мне трудно верить бескорыстию нового купца — и народа, который начинает вновь торговать. Иногда видим бескорыстие и великодушие старинных купеческих домов, уже твердо основанных и богатых: потому можем некоторым образом надеяться на великодушие Англии. Но Франция только что оживает для торговли, заводит вновь фабрики, не имеет ни довольного числа кораблей, ни капиталов: как же думать, чтобы она не захотела присвоить себе всевозможных выгод по торговле?
Республика признает, конечно, свободу морей — так же, как она признала свободу и независимость Голландии, Италии, Швейцарии!.. Не имею нужды входить здесь в дальнейшее исследование того, что французы разумеют под словом ‘независимость‘. Европа видела — и знает!
Какое участие даст нам Франция в торговле? Судя по нынешним ее коммерческим связям с Голландией, Италией и Швейцарией, не можем ожидать от нее великой щедрости. Сверх того, Франция имеет выгоду, которую не имеют англичане: она может довольствоваться собственными произведениями, не имея нужды в произведениях других европейских земель. В таких обстоятельствах 30 миллионов жителей, конечно, не будут изъявлять особенного снисхождения к прочим народам.
Но я и думать не смею, чтобы гибель Франции была необходима для благоденствия и независимости других европейских держав. Говорю только, что республика опасна, и что нынешнее величие Англии нужно для сопротивления властолюбивой Франции, утверждая некоторым образом равновесие в Европе.
Что выгоднее для Европы в нынешнюю войну: падение Франции или Англии?: (Из нем. журнала [‘Minerva’. 1803. T.4]) / [Пер. Н.М.Карамзина] // Вестн. Европы. — 1803. — Ч.12, N 21/22. — С.108-122.