ЧЕТЫРЕ ВРЕМЕНИ ГОДА
Пов. Д. Григоровича. Посв. Н. С. Бахметевой (‘Современник’, 1849, No XII, стр. 225—286=62)
ЧЕТЫРЕ ВРЕМЕНИ ГОДА
Пов. Д. Григоровича. Посв. Н. С. Бахметевой (‘Современник’, 1849, No XII, стр. 225—286=62)
ЧЕТЫРЕ ВРЕМЕНИ ГОДА
Четыре времени года, Добролюбов Николай Александрович, Год: 1849
Время на прочтение: 3 минут(ы)
H.A. Добролюбов. Собрание сочинений в девяти томах
Том восьмой. Стихотворения. Проза. Дневники
М.-Л., ‘Художественная литература’, 1964
Редко случается мне испытывать при чтении книг такое удовольствие, какое доставляют мне повести г. Григоровича из сельского быта. Особенная теплота души и уменье затронуть за живое любопытство читателя самыми, по-видимому, ничтожными сценами составляют, по моему мнению, главные достоинства г. Григоровича. Без этого — что наблюдательность, что знание сельского быта? Не то ли же, что основательное знакомство с развалинами Геркуланума? Я слышал — один писатель в том же роде, как и Григорович, — казак Луганский1 говорил недавно, что он уже стар для этого рода литературы. И действительно — я верю этому. Чтобы писать такие хорошенькие рассказы, непременно нужно чувство свежее, юношеское, нужна теплота сердечная, сочувствие избранному предмету, — не говоря уже о таланте, который сам собою подразумевается. Что, например, интересного в таком рассказе: жил-был мужик Демьян, захотел жениться сын его Петруха на дочери старосты Карпа — Парашке, да отец хотел за дочь 80 рублей выкупу, а у Демьяна денег не было. Была, правда, у него корова, и нашелся покупщик на нее, бумажный фабрикант соседней деревушки, да не захотел продать упрямый мужик: полюбилась ему самому корова. Год, однако же, вышел урожайный, и сена, и хлеба уродилось, да к осени сын наработал еще миткалю, и можно бы заплатить Карпу выкуп за дочь, если б Демьян согласился продать корову. Старик поупрямился долго, наконец, однако же, жена и сын умолили его, корова была продана тому же покупщику, и счастие двух сердец совершилось. Только и всего, но как много сумел сделать из этого г. Григорович! Как трогательны мольбы старухи жены и сына о том, чтобы отец продал корову!.. Как прекрасны мирные надежды поселян при виде облачка на небе и тихая молитва их: создай, господи, тихую воду и теплую росу! Как хороша самая старуха, выгоняющая вербой свою корову и готовая сцепиться со всяким, кто вздумает похвалить эту корову! Какое грустное чувство возбуждает в читателе эпизод бедной Дарьи, — так ловко вставленный автором и так резко оттеняющий довольную и мирную жизнь представленного в рассказе семейства. Как, наконец, хороша, какою неподдельною веселостью и спокойствием дышит заключительная сцена, когда Демьян, заплатив оброк, в радости раздает семье подарки и пускает в дело маленькие невинные хитрости, чтобы сюрпризом еще более порадовать домашних… Не могу еще не заметить, что у г. Григоровича очень хороши картины сельской природы во все времена года и описания крестьянских работ… Впрочем, как везде, и здесь находятся недостатки… По мне, напрасно вставлено здесь лицо солдатки Домны, да и очерчена-то она очень слабо и неудачно: ни старинная злая волшебница, ни новая сплетница, а на то и на другое походит. Это уж приторно… Не хотелось бы также встречать в простом рассказе г. Григоровича каламбуры вроде: ‘золотой луч солнца сиял на медной иконе’, и вообще — ‘золотые’ и ‘огненные’ лучи солнца и предметы, ‘охвачанные’, ‘облитые’, ‘потопленные’ и т. п. слишком уже часто попадаются у г. Григоровича, равно как выражение ‘серебряный’, которое применяется у него и к ржанью жеребенка, и к свету месяца, и к самому месяцу. Это, впрочем, мелочи,— но тем неприятнее встретить их в таком прекрасном рассказе, как ‘Четыре времени года’. Еще замечание поважнее этих: разговоры Петруши с Парашей, равно как и причитанья Дарьи — сочинение автора, несколько простонародных слов не изменяют целого склада речи, который совсем не походит в этих местах на простую мужицкую речь. Ну, говорят ли так наши мужички:
‘—… Стало, тебе все одно (говор. Петр)! Я из-за горести света не вижу, отбился от сна, от еды, а тебе все одно…
— Что ж мне делать, коли отец приневоливать станет… Вот ты какой… Петруша, — прибавила она с упреком. — Чем бы пожалеть меня, горькую… а от тебя только и слышишь попреки…
— Полно, перестань, Параша, — живо подхватил Петр, — не серчай на меня, я и сам не знаю, что со мною попритчилось, не тоскуй так-то, у меня и без того все сердечко изныло…’ и пр. Несмотря на множество точек, несмотря на слова: ‘попреки’, ‘не серчай’, ‘попритчилось’, —вы слышите, что это не простая безыскусственная мужицкая речь.
Или будто так причитает деревенская баба: ‘…Кого мне прибаюкать на плече моем? Бывало, забуду истому злую, нагнусь, возьму тебя на руки… Оторвалось мое сердце, осиротела грудь моя. Пуста теперь твоя зыбочка… Забуду, что пуста она, твоя зыбочка, и стану качать ее, тебя всломинаючи…’
Это, конечно, очень красноречиво, но не верно природе.
Впрочем, за исключением этого немногого, нельзя не сказать, что рассказ г. Григоровича все-таки в целом прекрасный рассказ и может доставить немало наслаждения читателю.
23 апреля
Впервые — ГИХЛ, I, стр. 596—597. Печатается по автографу ИРЛИ. Общее заглавие этой и трех следующих рецензий: ‘Библиография. Апрель 1853 г.’.
Написанные незадолго до переезда в Петербург, рецензии являются пробой критического пера — для разбора выбраны книги различных жанров, разного качества и разной давности выхода в свет.
1. Казак Луганский — псевдоним Владимира Ивановича Даля (1801— 1872) — автора народных рассказов, собирателя фольклора, составителя словаря русского языка.