Черты изъ жизни Государя Императора Александра Павловича
По оставленіи Москвы Россійскими войсками, Князь Кутузовъ отправилъ въ Петербургъ съ донесеніемъ о семъ горестномъ событіи Графа N. N., извстнаго отличною своею службою въ войн съ Турками, и совтомъ, даннымъ имъ въ Дрисс, на основаніи котораго положено было оставить укрпленный лагерь при семъ город, гд первоначально предполагали принять сраженіе. По прибытіи въ Петербургъ, 8-го Сентября, онъ немедленно принятъ былъ Государемъ, Который по грустному виду его заключилъ, что привезенное имъ донесеніе было не радостное. — ‘Вы, конечно, присланы съ печальными встями?’ были первыя слова Монарха. — ‘Къ несчастію, весьма печальными: Москва нами оставлена….’ — ‘Какъ!’ прервалъ Императоръ: ‘разв мы проиграли сраженіе, или Мою древнюю Столицу отдали безъ боя?’ — ‘Къ сожалнію,’ отвчалъ посланный: ‘окресшности Москвы не представили выгоднаго мстоположенія, на которомъ можно бъ было сразиться съ превосходнымъ въ числ непріятелемъ, a потому Главнокомандующій увренъ, что онъ избралъ спасительную мру, сохранивъ Вашему Величеству армію, коей погибель не могла бы спасти Москвы, или должна бъ была имть самыя пагубныя послдствія. Теперь же, армія, получа вс назначенныя ей Вашимъ Величествомъ подкрпленія, которыя я встрчалъ повсюду на дорогахъ, гдъ прозжалъ, въ состояніи будешъ начать наступательныя дйствія, и заставишь непріятеля раскаяться, что онъ дерзнулъ проникнуть въ сердце Вашей Имперіи!’
— ‘Вошелъ ли непріятель въ Москву?’
— ‘Вошелъ, Государь, и въ сію минуту, она превращена уже въ пепелъ, я оставилъ ее объятую пламенемъ.’ —
При сихъ словахъ, слезы полились изъ глазъ Монарха, и затмили ихъ: ‘Боже мой!’ сказалъ Онъ: ‘что за несчастія !’
— ‘Не огорчайшесь, Государь! армія Ваша ежедневно усиливается….’ —
Императоръ, прерывая его, сказалъ: ‘Я заключаю изъ всего, что съ нами сбывается, что Провидніе требуешъ отъ насъ великихъ пожертвованій, отъ Меня особенно. Я готовъ покоришься вол Его, но скажите Мн, что говорили войска, когда древнюю Столицу Мою оставили безъ выстрла? не подйствовало ли это на нравственность солдатъ? не замтили ль вы, что они упали духомъ?’
— ‘Позволите ли мн, Ваше Величество, говорить Вамъ съ откровенностію, какъ истинно военному?’
— ‘Я сего всегда требую, но въ эту минуту Я васъ прошу, не скрывайте отъ Meня ничего, скажите мн чистосердечно все, что вы знаете.’
— ‘Государь, я долженъ Вамъ признаться, что я оставилъ армію, отъ Главнокомандующаго до послдняго солдата, въ неописанномъ страх….’
— ‘Что вы Мн говорите? Отъ чего происходитъ сей страхъ? Ужели Мои Русскіе сокрушены несчастіемъ?…’
— ‘Нтъ, Ваше Величество, они только боятся, чтобы Вы, по доброт Вашего сердца, не заключили мира, они горятъ желаніемъ сразиться, и доказать Вамъ храбростію своею и пожертвованіемъ жизни, сколько они Вамъ преданы.’ —
Государь (потрепавъ его по плечу): — ‘Вы облегчили Мое сердце, вы Меня успокоили. И такъ, возвратитесь въ армію, скажите Моимъ храбрымъ воинамъ, скажите Моимъ врноподданнымъ, везд, гд вы прозжать будете, что если у Меня не останется ни одного солдата, то Я созову Мое врное Дворянство и добрыхъ поселянъ, что Я буду предводительствовать ими, и что Я подвигну вс средства Моей Имперіи. Россія предоставляетъ Мн болъе способовъ, чмъ непріятели думаютъ. Но ежели назначено судьбою и Промысломъ Божіимъ роду Моему боле не царствовать на Престол Моихъ Предковъ, тогда, истощивъ вс усилія, Я отрощу себъ бороду до сихъ поръ,’ (показывая рукою на грудь Свою) ‘и лучше соглашусь питаться хлбомъ въ ндрахъ Сибири, нежели подпишу стыдъ Моего отечества и добрыхъ Моихъ подданныхъ, коихъ пожертвованія умю цнить. Провидніе насъ испытываетъ: будемъ надяться, что оно насъ не оставитъ.’ —
При сихъ словахъ, Императоръ пошелъ по комнат, лице Его пламенло, возвращаясь скорыми шагами, Онъ сжалъ крпко руку посланнаго, и продолжалъ: ‘Не забудьте, что Я вамъ теперь говорю, можетъ быть, придетъ время, когда мы объ этомъ вспомнимъ съ удовольствіемъ: Налолеонъ или Я, Я или онъ, но вмст мы не можемъ царствовать, Я его узналъ, онъ боле не обманетъ Меня.’
— ‘Государь!’ отвчалъ посланный: ‘Ваше Величество подписываете въ сію минуту славу Вашего народа и спасеніе Европы.’
При отправленіи Графа N. N. обратно въ Главную Квартиру, Государь приказалъ Фельдмаршалу прислать его въ Пешербургъ съ первымъ благопріятнымъ извстіемъ, почему Князь Кутузовъ поручилъ ему везти донесеиіе о побд подъ Тарутинымъ. Объяснивъ Государю подробности сего сраженія, Графъ говорилъ также объ общей, несомннной надежд, которую тогда питали въ арміи, что походъ долженствовалъ въ скоромъ времени принять счастливйшій для насъ оборотъ, и что непріятели будутъ изгнаны изъ Россіи. Онъ присовокупилъ, что присутствіе Государя осчастливило бъ войска, а особливо, ежели бы Его Величеству угодно было лично принять предводительство надъ оными. На сіе Государь отвчалъ слдующее: ‘Вс люди честолюбивы, признаюсь вамъ откровенно, что и Я не мене другихъ честолюбивъ, и если бы Я теперь внялъ только сему одному чувствованію, то слъ бы съ вами въ коляску, и похалъ въ армію, ибо, разсматривая невыгодное положеніе, въ которое мы вовлекли непріятеля, отличный духъ арміи нашей, неисчерпаемые источники, представляющіеся Мн въ Имперіи, приготовленныя Мною многочисленныя запасныя войска, распоряженія, посланныя Мною въ Молдавскую армію, — Я несомннно увренъ, что побда у насъ не отъемлема, и что остается только, какъ вы говорите, пожинать лавры. Я знаю, что если бы Я находился при арміи, то вся слава отнеслася бы ко Мн, и что Я занялъ бы мсто въ Исторіи: но когда Я помышляю, сколь мало Я опытенъ въ военномъ искусств въ сравненіи съ непріягаелемъ Моимъ, и что, не взирая на добрую волю Мою, Я могу сдлать ошибку, отъ которой прольется драгоцнная кровь Моихъ дтей: тогда, не взирая на Мое самолюбіе, Я охотно жертвую Моею славою для блага арміи. Пусть пожинаютъ лавры т, кои боле Меня достойны оныхъ: возвратитесь въ Главную Квартиру, поздравьте Князя Михайла Ларіоновича съ побдою, и скажите ему, чтобы онъ выгналъ непріятелей изъ Россіи.’ —