Черная и белая кость, Аверченко Аркадий Тимофеевич, Год: 1920

Время на прочтение: 7 минут(ы)
Аверченко А.Т. Собрание сочинений: В 13 т.
Т. 8. Чудаки на подмостках
М., ‘Дмитрий Сечин’, 2013.

ЧУДАКИ НА ПОДМОСТКАХ
НОВАЯ КНИГА ПЬЕС И СКЕТЧЕЙ ДЛЯ СЦЕНЫ И ЧТЕНИЯ
(1924)

ЧЕРНАЯ И БЕЛАЯ КОСТЬ

Комедия в 1-м действии

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Муж и Жена Ландышевы.
Генерал Челищев.
Швейцар Чебурахов.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

При поднятии занавеса Ландышев и Лидочка сидят за пасхальным столом. Она чистит яблоко, он читает газету.

Лидочка (бросает нож, подносит палец к губам). Ой!
Ландышев. Что такое?
Лидочка. Проклятое яблоко — вот палец себе обрезала!
Ландышев. Яблоком обрезала?
Лидочка. Нет, ножиком.
Ландышев. Так чего ж ты яблоко ругаешь?
Лидочка. Ну, ножик проклятый.
Ландышев. Тупой, что ли?
Лидочка. Нет, очень острый.
Ландышев. Но ведь ты же сама давеча просила точильщика поточить поострее! Чем же нож виноват?
Лидочка (капризно). Ну, точильщик проклятый.
Ландышев. Однако, ты ведь его сама просила.
Лидочка. Так я тебе скажу, кто проклятый — газета твоя проклятая!
Ландышев. Здравствуйте! Ну знаешь ли…
Лидочка. Да, конечно. Если бы ты ее не читал — взял бы сам нож, да и почистил яблоко!
Ландышев (ласково подходит, целуя ее в голову). Ну, куда ты годишься? Ты разве человек? Ты полчеловека. Ты ничего в жизни не понимаешь…
Лидочка. Уж молчал бы лучше! А ты, понимаешь?
Ландышев. Гм! Положим, и я ничего почти не понима… жизнь такая запутанная… в древности-то хорошо было: хочется тебе есть — подстерег медведя или мамонта, треснул камнем по черепу — и сыт! Обидел тебя сосед, подстерег соседа, треснул камнем по черепу — и восстановлен в юридических правах, захотел жениться — схватил невесту за волосы, треснул кулаком по черепу — и в лес! Ни свидетельства на право охоты, ни брачного свидетельства, ни залога в обеспечение иску соседу — ничего не требовалось! А теперь все так сложно, так непонятно. Захотел жениться — хлопочи! Предъявляй какие-то документы, метрические, где-то расписывайся, что-то кому-то плати, кого-то целуй, кого-то поздравляй, кто-то тебя целует, кто-то тебя поздравляет — и что к чему — совершенно ничего не понятно: главное дело, что я путаю, кому когда заявлять!? Есть церковь, полиция и медицина. От нашего рождения до самой смерти над нашей жизнью и смертью царит священник, доктор и околоточный. Но кого в каких случаях и в каких комбинациях призвать на помощь — сам черт ногу сломит! Вон у нас, наверное, будет ребенок… Что мы с ним будем делать?! Конечно, нужно пригласить докторов… Ну, а священника?.. Приглашать?.. А в полицию заявить надо? Кто-то должен дать какое-то свидетельство или удостоверение. А кто? — Господь его ведает!
Лидочка. Неужели, если у нас будет ребенок — ты в полицию заявишь? Какая подлость.
Ландышев. Милочка, а как же? Ведь это — беспорядок в доме.
Лидочка. А может быть… нотариусу заявишь?
Ландышев. Спрячься ты со своим нотариусом! Я тебя на днях послал к старшему нотариусу, а ты кого привела? Какого-то лысого писца?!
Лидочка. А я думала, что как лысый, значит он и старший…
Ландышев. А кто сырые яйца покрасил, а потом варил? А кто окорок обойными гвоздями утыкал? А кто мазурку испек на нотном листе?!
Лидочка. Ат ы зачем, когда квартирный контракт подписывали — полицию пригласил? Над кем тогда смеялись?
Ландышев. А ты… а ты…

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

В дверях: показывается швейцар Чебурахов. При виде его супруги вскакивают и, прижавшись друг к другу, растерянно поглядывают на швейцара.

Чебурахов. Здравию желаю! Имею честь поздравить с праздником присноблаженного Светлого Христова Воскресения и пожелаю вам встретить и провести оного в хорошем расположении и приятном сознании душевных дней торжества его!..
Ландышев (стараясь быть солидным). Да, да! Спасибо, голубчик. И тебе того же!.. Воистину, как говорится! Сейчас, сейчас! Вы тут… тово. Я только вот тут… распоряжусь! (Направляясь к другим дверям.)
Лидочка (бежит за ним). Постой (шепотом.) Ты чего же меня одну бросаешь? Что я с ним буду делать?
Ландышев (шепотом). А что я буду делать?
Лидочка. Как что? Не знаю. Что в таких случаях полагается? Ну, похристосоваться с ним, что ли, по русскому обычаю…
Ландышев. С швейцаром-то?
Лидочка. Я уж не знаю… Я в ‘Ниве’ видела картину, как древние русские цари с нищими по выходе из церкви христосовались. А тут все-таки не нищий…
Ландышев. Да постой! Значит, я должен с ним поздороваться за руку?..
Лидочка. Почему же? Просто поцелуйся.
Ландышев. Постой… Присядем тут, на диванчик (садятся). Разберемся. Но ведь это моя милая — абсурд! Целовать можно, а руки подать нельзя!
Лидочка. Кто же швейцарам руку подает? А поцеловаться можно — это обычай. Древние цари, я в ‘Ниве’ видела…
Ландышев. Постой… А что, если я просто дам ему на чай?..
Лидочка. Мм… Не обидится ли он? Человек пришел с поздравлением, а ты ему вдруг деньги суешь. Он, может быть, от полноты сердца, а ты… У этих рабочих людей удивительно больное самолюбие.
Ландышев. Это верно. Но просто похристосоваться и сейчас же его выпроводить — это как-то неловко… Сухо выйдет… Может быть, предложить ему закусить?
Лидочка. Пожалуй… Только как поудобнее это сделать? К столу его подвести и угостить или просто дать покушать в стоячем положении?..
Ландышев (вставая). Э, черт с ним, с этими штуками. Смешно право: мы тут торгуемся, а он стоит в самом неловком положении! Я, милая моя, люблю, чтобы — как в старину! В такой праздничек все равны. Пойдем! (Походит к швейцару и, постояв перед ним, с радостным криком раскрывает ему объятия.) А-а-а-! Дорогой гость! Христос Воскресе! Ну-ка, по христианскому обычаю… (Целуются.)
Чебурахов. Пожелаю вам всяких подробных удовольствий естества вашей возможности благоустройства.
Ландышев. Спасибо, спасибо, голубчик! Не выпьете ли рюмочку водки? Пожалуйста, к столу закусить! Лидочка, вот… познакомьтесь… это наш швейц… Наш… заведующий подъездом! Садитесь! (Усаживаются.) Позвольте, я вам стаканчик (наливает, чокается, швейцар ищет куда бы положить свою фуражку, не найдя подходящего места, надевает на голову).
Лидочка. Позвольте, я положу вашу фуражку… (берет у него фуражку, кладет на стул).
Чебурахов. Ну-с, с начатием праздничного удовольствия всяких человеческих удобств — ваше здоровье! (Муж наливает.) Закусите, пожалуйста (пьют, долгая пауза).
Лидочка (на ухо мужу). Поговори же с ним о чем-нибудь… что ты молчишь? Неудобно.
Ландышев. Можете представить — я служу в цементном обществе! И у нас в год идет миллион бочонков цемента
Чебурахов (глубокомысленно). Н-да… Цемент, он действительно. Это что и говорить. А то еще кирпич есть. Тоже здорово!

Лидочка толкает мужа в бок.

Ландышев. Жизнь теперь, этого… вздорожала. Еще рюмочку!
Чебурахов (пьет). Да уж… не извозчик пошел, а какой-то эфиоп собачий. Ей-Бо, право!
Ландышев. Почему?
Чебурахов. Да нешто его от подъезда отгонишь? Ни Боже ты мой! А жильцы протестуются. Отчего это, говорят, у тебя подъезд весь в извозчиках. Канальи! Верно я говорю?
Ландышев. Скажите, вы довольны вообще жильцами?
Чебурахов. Это какой жилец, смотря, попадется… (Берет рукой кусок ветчины, закатывается долгим смехом, размахивая ветчиной в воздухе). Хи-хи-хи! Вот жилица из третьего номера, которая будто что массажистка — та дюже хорошая. Ну, брат, и массажистка же… (Смеется, хлопает Ландышева по коленям.) Ей-Бо, право! Кто не придет до ей — молодой ли, старик — меньше полтинника в руку не сунет. Здорово, а?!
Ландышев (уныло). Д-да. Бывает.
Чебурахов. А то какой-нибудь ошалевший с ее человек и трешку пожертвует. Ей-Богу!
Лидочка. Бываете в концертах?..
Чебурахов (презрительно). Чего? (Пьет.) А с четырнадцатого номера музыкантша — прямо будем говорить — гниль. Ни шерсти, ни молока. Шляются ученики — сами такие, что гривенник рады с кого получить! Старая, шельма! Никуда. Понимаете, молодой человек… (Толкает Ландышева в бок.) Ни… Никуда! Го-го-го!..
Лидочка. А вы знаете, мы на прошлой неделе с мужем были в оперетке.
Чебурахов. Бывает. У нас в запрошлом годе тоже одна тут жила из оперетки, в третьем номере. Так что ж вы думаете — один ейный хахаль драл ее как Сидорову козу. Сначала друг друга по шеям охаживают, охаживают, а потом выйдет и мне десятку в руку: помалкивай, мол. Эфиопы! Верно я говорю?
Лидочка. Но, однако, есть же жильцы, которые живут и культурной жизнью?..
Чебурахов. Чего-с?
Лидочка. Я говорю: живут культурной жизнью.
Чебурахов. Это есть. Вот, к примеру, в девятом номере дамочка с мужем живет — так прямо памятник ей поставить! Как муж за дверь — так, гляди, каваргард на резинках подлетает. И уж он тебе меньше целкового никогда не сунет. Нет-с! Это уж извините-с! (Хлопает Ландышева по коленке.)
Ландышев. У вас, знаете ли, слишком односторонний взгляд на жильцов.
Чебурахов (выпивая рюмку). Во-во. Что же я и говорю. (Постепенно пьянея.) Жилец жильцу рознь! К одному явишься с праздником — он тебе пятишку в лапу — на, душа, разговляйся! А другой, голодранец, на угощении норовит отъехать. А что мне его угощение? Если я на полтинник водки тяпну, да на целковый закуски — так начхать мне на это! Какой ты после этого жилец?! Что? Верно? Я генерала Путляхина уважаю, потому что это настоящий барин: ‘Кто там пришел на кухню?’ — Говорят: ‘с лестницы поздравляют!’ ‘Дать ему зеленую в зубы, и пусть убирается ко всем чертям!’ Во! Вот это барин! А так что?
Ландышев. Позвольте! Я вам тоже дам на чай.
Чебурахов (развалившись, презрительно). От вас? На чай? Разве от таких берут? Унизил меня, а потом — на чай? Не-ет, брат, шалишь… Какая вы мне компания, а? Так — шарлы-барлы и больше ничего! Верно я говорю? Верно! (Кладет голову на руку.) Налей еще рюмочку! Эх, хватить, что ли во здравие родителей. (Поет.)
Пущай могила меня накажет,
Я все же милую любил …

(Пьет из бутылки, поет.)

Невеста была в белом платье,
Жених был весь в черных штанах.
Ландышев (пошептавшись с женой). Послушайте, этого… швейцар! Вот вам два рубля и можете идти, швейцар.
Чебурахов. Не надо мне ваших денег! Верно? Меня господа обидели! (бьет себя в грудь). За что обидели, а?
Ландышев. Уходите отсюда!
Чебурахов. Что-а? Сам уходи, трясогузка! Ну и извозчик же нынче пошел! Прямо хоть с городовым его… (опускает голову на руки, дремлет).
Лидочка (плача). Ну что мы с ним будем делать, полюбуйся!
Ландышев. Да черт с ним — проспится и сам уйдет.
Лидочка. А мы-то куда денемся? Тоже мне мужа Бог послал: со швейцаром связался. Хорошее общество, нечего сказать!..
Ландышев. Да ты сама же говорила, что в ‘Ниве’ видела, как цари..
Лидочка. То царь, а то ты… Тоже! Много о себе воображаешь! Нет, ты мне лучше скажи, что мы теперь с ним будем делать?
Ландышев. А знаешь что? Пойдем к маме. Часика три у нее посидим, а потом справимся по телефону: ушел он или нет? Постой, я сейчас пальто принесу.
Лидочка. Эх, ты… дурачок. Ну дай я тебя поцелую!..
Ландышев. Если бы ты не сказала, что в ‘Ниве’ так делается — я бы и не знал этого…

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Те же и генерал Челищев — дядя Лидочки. Он в полувоенной форме.

Челищев (В дверях). Христос Воскресе, мои дорогие… Это… это что еще за фигура?!! А вы куда собрались?
Лидочка (бросается ему на шею с плачем). Дядечка! Дядя милый — спаси нас! Пришел швейцар, расселся, напился пьяный и хотел нас из дому выгнать… Скажи ему, дядечка…
Челищев. Что т-такое?! А вот я его сейчас. Встань, каналья!!!
Чебурахов (в ужасе вскакивает). Здравья желаю ваше… ссс…
Челищев. Я т-тебе покажу здравие! Где фуражка? (Лидочка подает). Налево кр-ругом арш! Вон отсюда, каналья!!! П-шел!
Чебурахов. Вот это ба-арин! Сразу видно — настоящий! Желаю здравствовать, ваше прев-ство! (бодро маршируя, исчезает в дверях).
Лидочка (к мужу). Ну, вот — учись, дурачок!

Занавес

КОММЕНТАРИИ

Премьера состоялась 4 января 1920 г. в севастопольском театре ‘Ренессанс’. Была написана для бенефиса артиста Е.А. Алмазова (Юг, 1920, 1 января, No 128). Бенефициант играл роль швейцара Чебурахова.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека