Ф. Сологуб
Человек человеку — дьявол
ПРИМЕЧАНИЯ
Человек человеку — дьявол, Сологуб Федор Кузьмич, Год: 1907
Время на прочтение: 8 минут(ы)
Сологуб Ф. Творимая легенда. Кн. 2.
М., ‘Художественная литература’, 1991. (Забытая книга).
Дьявол — вечный противник Бога. Все благое — от Бога, и все злое — от Дьявола. Когда Человеку захотелось морали, он воздвиг Бога, поместил его так высоко, как только мог, и антиподом ему поставил Дьявола. Сквозь эти два полюса продел ось нравственного своего бытия и завертелся, преклоняясь перед верховным, но тягостным благом и тяготея к мерзкому, но сладкому злу.
Все доброе исходит от Бога: непреложные законы человеческого поведения,— ведь надо же быть добрым! ведь надо же любить ближнего, как самого себя!— радостная надежда на воздаяние земных подвигов,— успокоительная вера в непреходящую Сущность мира.
Все злое исходит от Дьявола. Созданный Богом, он захотел не призрачного бытия в затхлом дыму благонравных словословий,— он захотел хотеть по-своему, и посмел хотеть. Простодушных голышей первозданного Эдема он соблазнил вкусить запретного плода, прельщая их сатанинскою улыбкой, он открыл пред ними сладости дерзновения и греха. Научил их тому, что они не только наги, но и прекрасны. Зажег в их сердцах желание пламеннее огня и стыд слаще меда. Сказал им:
— Будете как боги, когда вкусите от древа познания добра и зла.
И вкусили. И лишились рая, где кроткие тигры мягкими языками лизали их стройные бедра. И мстил мстящий Адонаи,— на всю цепь земных поколений простер свирепую, беспощадную ярость свою.
Но соблазняя соблазнял коварный Дьявол. И когда возлюбленный Сын пришел на землю, потому что преблагий Отец пожелал предать его жесточайшим мучениям для искупления чьего-то древнего греха, вот и к нему пришел соблазнитель, и сказал:
— Покажем людям много фокусов, и прославимся. Если воскресить мертвого или воду обратить в вино, это будет,— не правда ли? — хорошею рекламою.
И прогнал его Учитель. Но советов его не отверг. Так часто поступают господствующие.
Все доброе происходит от Бога. Но какое маленькое, какое бедное это добро!
Вот, был брак в Кане Галилейской,— но земные реки все еще не текут млеком и медом, и горькая цикута в чаше мудрого, и омегом отравлен жаждущий,— и что же ты, сладостное обетование?
Вот, восстал из могилы четверодневный, смердящий Лазарь,— но не воскрес Мертвый, и хоронят мертвые мертвецов своих, и, звеня цепочками, зыблемое неживыми руками кадило возносит в надмогильном воздухе синий дым сладостного покойникам ладана,— и что же ты, радостная надежда?
Вот, преобразился на горе высокой, и дивным овеял восторгом преклонившихся учеников,— но опять повлеклись смутные, плоские дни, и не дерзает агнец приблизиться ко льву и возлечь с ним рядом,— о, милое, глупое пророчество, хотящее быть вечно только пророчеством!
Все злое — от Дьявола: непрестанное дерзновение, вечное восстание против сидящего на превысоком престоле, вечное движение вперед, неумолчный зов к Человеку:
— Иди за мною! Познавай! Будь сам своим богом!
Но почему же однако это — зло, а то — добро? Мстящий смертию за нарушение странной заповеди разве не зол? И озаряющий Человека светом познания и дерзновения разве не благ?
Непреложный закон нашего познания в том, что совершенно противоположное — тождественно. Если мы противополагаем Дьявола Богу и если противоположение наше верно, т. е. все в одном имеет устремление прямо противоположное устремлениям в другом, то мы неизбежно придем, внимательно анализируя два противоположенные понятия, к признанию их совершенной тождественности. Подобно тому, как два разноименных электрических тока соединяются в ярком озарении света и в их белом единстве уничтожается их былое разъединение, так и два совершенно противоположные существа в неожиданном сплетении своих свойств обнаруживают свою единую природу.
Познаем, что Бог и Дьявол — одно и то же. Демонические силы, обставшие человека, многообразные принимали на себя личины. Являлись они и стихийными духами, и образами отживших облекались, были демонами местностей, границ, деяний и свойств человеческих. Были боги и герои, ангелы и демоны. Были почитаемы иногда, и иногда презираемы, отвергаемы и забываемы. Языческие боги обращались в христианских чертей. Были они добрые и злые, умные и глупые, сильные и слабые. Жили-были.
А может быть, и не были никогда. Может быть, это Я их измыслил,— и стали они для меня, маленького и робкого, более реальными, чем Я, единственный и вечный, создавший все, пребывающий во всем.
Моя верховная Воля
Не знает внешней цели.
Зачем же Адонаи
Замыслил измену?
Адонаи
Взошел на престолы,
Адонаи
Требует себе поклонения,
И наша слабость,
Земная слабость
Алтари ему воздвигла.
Но всеблагий Люцифер с нами,
Пламенное дыхание свободы,
Пресвятой свет познанья,
Люцифер с нами,
И Адонаи,
Бог темный и мстящий.
Будет низвергнут
И развенчан
Ангелами, Люцифер, твоими,
Вельзевулом и Молохом.
Но Человек, маленький и робкий, не может прожить без кумира. Молится. Преклоняется. Кучится в стадо…
В мантии серой,
С потупленным взором,
Печальный и бледный,
Предстал Абадонна.
Он считает и плачет,
Он считает Твои, о, брат Мой,
Рабские поклоны.
Безмолвный,
Он тайно вещает
Мой завет:
— Мой брат,
Пойми:
Ты — Я.
Восстань!
Ты — Я,
Сотворивший
Оба неба,—
И небо Адонаи,
И небо Люцифера.
Адонаи сжигает
И требует поклоненья,
Люцифер светит,
И не ждет даже признанья.
Вот что, безмолвный,
Тайно вещает
Абадонна.
Вечные противники взвешены Мною. И рассеялись, растаяли мгновенным туманом притязания на господство надо Мною. Только Я и не-Я,— Я, Человек, единый и вечный, и не-Я, демоническая сила, враждебная Мне, насколько она выдает себя за благую и потому требует себе поклонения, и помогающая Мне, когда она прельщает меня и соблазняет меня соблазнами земных прельщений. Или и тогда враждебная? И, может быть, и в этой схеме есть неточность?
Да, есть, да и должна быть. Такова природа человеческого познания, что всякая истина полярно расщепляется на Да и Нет. Взвесив первые противоположности,— Бог и Дьявол, Добро и Зло, Закон и Дерзновение, роковая власть случайного Ягве с его случайным Эммануилом (Айса) и роковая Моя Свобода-Необходимость (Ананке), взвесим и вторые противоположности,— Я и не-Я, вечный Эрос и его вечная Психея.
Но все и во всем только Я. И не Я ли создал силы, земные, Мои,— и не Мои, демонические?
Когда Человек прозреет,— когда Спящий проснется,— когда Мертвые восстанут,— когда новые небеса раскроются над новою землею,— о, брат Мой! о, сестра Моя! верите ли вы в это? — когда померкнет злой Змий, тогда придете вы ко Мне, тогда поймете вы великий закон Моего единения в тождестве совершенных противоположностей. И истлеют, и спадут земные, призрачные личины,— и под земными личинами единый засияет Лик,— Мое вечное лицо. И, сгорая сгорят демоны и боги, злые и добрые,— сгорая сгорят
Улыбаешься, и говоришь:
— Глупые сказки! Я — Иоанн, и жена моя — Мария. Вот там родственники и друзья наши,— Лазарь и Марфа, и другая Мария, и третья. И Лука. И Клеопа. И других так много. И все разные. И на том свете будем разными. Лука любит лук, а Клеопа — персики.
И вижу в твоих глазах огонь дьявольской насмешки. Узнаю старого, злого врага. Дьявольский соблазн, не тот детский, которым Адам был пойман и Эммануил искушаем не совсем удачно,— вечный, роковой соблазн разъединения. Дьявол смеется надо Мною, лепит злые, искаженные хари, и отводит Мои глаза.
— Вот,— говорит он,— Лука, а вот Клеопа, а где же ты?
Где же Я?
Так, третья и последняя предо мной раскрывается противоположность: необходимое единство Мое — и злобное, случайное Мое разъединение.
Я говорю:
— Брат Мой! Сестра Моя! Познайте Меня! Придите ко Мне! Любите Меня! Поймите, что между Мною и тобою нет разницы, нет границы, нет разделения.
Но Дьявол прячется под уродливыми, слепленными им харями, и визжит, и хохочет, и гнусные придумывает слова, издеваясь над Моею верою, над Моим откровением, над Моим страстным зовом. Тысячеголосый вой подъемлет он вокруг Меня, и дразнит Меня миллионами красных языков, покрытых бешеною слюною. Вопит под неисчислимостью уродливых масок.
— Ты — глупый и смешной, Иван Иваныч!
— Я лучше тебя.
— Я здесь самый главный, а не ты.
— У меня больше денег, чем у тебя.
— У меня есть любовница, очень дорогая.
— Может быть, и ты хочешь быть таким же хорошим, как я? Ну, что же, состязайся.
— Жизнь — борьба. Кривляются, орут. Ну вас к чорту!
Да они от чорта и есть. Их чортом не испугаешь. Разве вы не видите, какие они плоские и серые? Все черти — плоские и серые.
Все люди — неужели все? — плоски и серы. Люди — черти. Неужели и вправду черти?
Да, насколько они — не-Я.
Дьявольскую злобу питают они друг к другу. Они придумывают один о другом страшные, тяжелые, черные слова, которые прожигают душу до дыр. Они куют цепи, тяжкие, как свинец смерти, и липкие, как мерзкая паутина злого паука. Они берут в свои руки того, кто случайно слаб, и бьют его, долго и беспощадно, и тешатся криками, слезами, стонами избиваемого. Подойдут, усмехнутся,— и плюнут в глаза. В глаза привязанного к столбу. Повалят на землю, и ногами, обутыми в тяжелые сапоги, пляшут на груди поверженного, пока не сломаются ребра. Девушку поймают на площади, оголят, нагайками бьют, живот разорвут, до смерти замучат. Загонят людей в дом, и сожгут. И пляшут вокруг пожарища, внимая дикому вою сожигаемых.
Какая адская мука — гореть живьем в дьявольском огне земного мучительства!
Кто же мучительствует? Человек или Дьявол?
Человек человеку — Дьявол.
Воздвиг обман разъединения,— и злобствует, и мучительствует. И нет Дьявола злейшего, чем этот, который прикрыл свое дьявольское безличие человеческою харею, личиною разъединения и соблазна. Надо победить Дьявола,— потому что он воистину мерзок. Но победить его можно только на едином истинном пути,— на пути совершенного самоутверждения.
Поймите же, поймите, что надо придти ко Мне, возлюбить Меня.
Кто не любит Меня, кто не хочет идти ко Мне, кто не со Мною в Мой великий, в Мой воскресный день, в Мой незакатный день последнего Преображения, в Мой последний, таинственный, полуночный час,— тот с Дьяволом пребывает, тот смрадное лобзает дьявольское копыто.
6 января 1907 года
Человек человеку — дьявол.— Текст: ЗР, 1907, No 1, с. 53—55.
Стр. 153. …ведь надо же любить ближнего, как самого себя! — Намек на вторую заповедь Иисуса — см. Марк, 12:31. …соблазнил вкусить запретного плода…— см. примем, к с. 239 1-го тома.
Стр. 154. …соблазняя соблазнял коварный Дьявол.— Ср. с последней строкой стихотворения Сологуба ‘Когда я в бурном море плавал…’: ‘…И, соблазняя, соблазню’ — СТ., 279. …пришел соблазнитель, и сказал…— см. примеч. к с. 196 1-го тома. Если воскресить мертвого или воду обратить в вино…— Иронический намек на два чуда Христа: воскрешение Лазаря (Иоанн, 11:17 и сл.) и обращение воды в вино на брачном пиршестве в Кане Галилейской (Иоанн, 2: 1—10). Последнее чудо послужило сюжетной основой для рассказа Сологуба. ‘Претворившая воду в вино’ (1908). Цикута — яд, получаемый из плодов одноименного болотного растения. Омег — яд, либо невыносимо горькое питье. Ср. в стихотворении Сологуба ‘Ведьме’ — ‘Горек омег твой, но в нем веселие’ — СТ., 254. …и хоронят мертвые мертвецов своих…— Намек на слова Христа: ‘…иди за Мною и предоставь мертвым погребать своих мертвецов’.— Матфей, 8:22. …преобразился на горе высокой…— см. Марк, 9:2—10. …не дерзает агнец приблизиться ко льву и возлечь с ним рядом…— Намек на следующие слова из книги пророка Исайи: ‘Волк и ягненок будут пастись вместе, и лев, как вол, будет есть солому, а для змея прах будет пищею: они не будут причинять зла и вреда на всей святой горе Моей, говорит Господь’.— Исайя, 66:25.
Стр. 155. Подобно тому, как два разноименных электрических тока соединяются в ярком озарении света…— явная отсылка к стихотворению З. Гиппиус ‘Электричество’ (1901) — см.: Гиппиус З. Собрание стихов 1889—1903. М., 1904, с. 92. Моя верховная Воля…— В авторизованной машинописной копии этого стихотворения (ЦГАЛИ, ф. 482, оп. 1, ед. хр. 315) оно датировано 22 сентября) 1906 г.
Стр. 156. Вельзевул — бог мух — библейское название сиро-фракийского божества Ваалзевува, отождествляемого в Новом завете с сатаной (см. Лука, 11:15, Марк, 3:22 и др.). Молох — встречающееся в Библии имя языческого божества семитического: происхождения, отождествляемого в христианстве с дьяволом. Молох — бог природы, иногда — огня. В финикийской религии в его честь совершались человеческие жертвоприношения (см. 4 Царств, 23:10, Иеремия, 32:35 и др.). В мантии серой…— В отдельной публикации (СС, XIII, с. 188) стихотворение датировано 23 сентября 1906 г. Абадонна — в семитической мифологии — олицетворение бездны, темной всепоглощающей силы. Как ‘ангел бездны’ упоминается в Откровении Иоанна Богослова (9:11). Ягве (Яхве) — непроизносимое имя Бога в иудаизме. Эммануил — см. примеч. к с. 195 1-го тома.
Стр. 157. Эрос — бог любви в древнегреческой мифологии, Психея — олицетворение души, дыхания. Ср. также миф о любви Эроса (Амура) к смертной девушке Психее, приводимый в романе Апулея ‘Золотой осел, или Метаморфозы’. Когда Человек прозреет,— когда Спящий проснется,— когда Мертвые восстанут…— перечисляются образы Евангелия, ср. Лука, 7: 22 (также Деяния, 9: 17), Даниил, 12:2, 1 Коринфянам, 15:52 и мн. др. …когда новые небеса раскроются над повою землею…— см. примеч. к с. 31 1-го тома. Иоанн — видимо, имеется в виду Иоанн Марк, сын (а не муж, как у Сологуба) Марии, в доме которой (в Иерусалиме) собирались христиане (Деяния, 12:12), Лазарь — брат Марии (см. ниже), воскрешенный Христом (Иоанн, II), Марфа — сестра Лазаря и Марии, принявшая Иисуса в своем доме в Вифании (Лука, 10:38). Евангелист свидетельствует, что Христос любил Марфу так же, как Лазаря и Марию (Иоанн, 11:5), …другая Мария, и третья.— Видимо, имеется в виду Мария — сестра Марфы и Лазаря, которая, когда Иисус посетил их дом, избрала себе ‘благую часть’: ‘села у ног Иисуса и слушала слово Его’ (Лука, 10:38 и сл.) и Мария — жена Клеопы (см. ниже),— одна из женщин, видевших явление ангелов, которые сказали, что Иисус жив (Лука, 24:10, 23), Лука — один из евангелистов, о его жизни неизвестно почти ничего, Клеопа (вероятно, то же лицо, что и Алфей) —отец одного из апостолов Христа (Иакова младшего), муж Марии, которая, по преданию, была сестрой Матери Иисуса. Лука любит лук…— Очевидный намек на эпизод гоголевского ‘Ревизора’, где про человека по имени Лука Лукич говорится, что он ‘протухнул насквозь луком’ (действие 5, явл. VIII).