Н. Федоров
Н. Федоров
Бульварная апология смерти
Бульварная апология смерти
Бульварная апология смерти, Федоров Николай Федорович, Год: 1903
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Статья Jean Finot ‘Pour les amoureux de la vie’ (Religion de la Mort), составляющая часть подготовляемого к изданию труда ‘Philosophie de la longvit’, заключает в себе изумительное, не замечаемое автором противоречие. Фино не скрывает, что желая убедить читателей, будто смерть — не зло, он имеет целью избавить их от страха смерти, сокращающего продолжительность жизни: если бы, говорит автор, люди печалью о предстоящей кончине и боязнью перед смертью не сокрушали своих сил, они могли бы жить, пожалуй, лет двести.
Спрашивается: если смерть — не зло, то для чего же избавлять от нее? Не лицемерие ли это или не пустословие ли?<<1>> Доказывая, что смерть — не зло, автор доказывает только, что жизнь — благо. Если допустить, что смерть — не зло, а жизнь — благо, то это благо должно быть больше нуля и меньше бесконечности, что, разумеется, слишком уж неопределенно, однако надо помнить, что мы пока знаем жизнь таковою, какова она до сих пор была и есть, а не такою, какою она должна быть.
Допустим (как это ни трудно признать), что смерть — не зло. Но как отделить ее от всего, что причиняет боль и утрату, что сокращает силы, способности, убивает жизнь? Не признающий смерти злом ничего не должен признавать за зло, кроме разве жизни. Так, вполне последовательно с этой точки зрения, и полагает буддизм. Но автор-парижанин далек от такого пессимистического взгляда на бытие, он и взялся за перо-то ради борьбы с досадным кошмарным призраком, нарушающим ‘la joie de vivre’.<<*1>> Надо его как-нибудь развеять! Но делается это не очень удачно: автор, хотя и упрекает всех в том, что они мало думают об истинном значении смерти, сам сознается в непостижимости этого явления, которое он называет почему-то беспричинным. В качестве же редактора Revue des Revues он помещает свои, якобы ободряющие думы в качестве ‘article de circonstance’,<<*2>> очень некстати, перед ноябрьским поминовением умерших. К чему вся эта ложь? Как и кого можно обманно утешить ею?..
Для ‘утешения’ автор прибегает к износившемуся соображению материализма. Для бесчувственной природы, как и для бездушной философии нет разницы между молекулой, клеточкой и человеком, изменение в первых двух для автора совершенно тождественно со смертью последнего. Как это стар, просто и… неубедительно-произвольно!
Мало того! Наше нравственное и интеллектуальное Я есть (по Фино) также обширное кладбище, где покоятся преемственные наслоения наших совестей (‘nos consciences conscutives’). Чт же из этого? Прошлое, бывшее, жившее несомненно должно лечь и легло в наши нравственные и умственные начала, но ужели только мертвым или навсегда мертвым наследием? Или, вернее, это — ‘прах, имеющий востати’? Все это мертво потому, что человек лишь пассивно воспринимал свершавшееся в нем и вне его, но все это будет мертво только до тех пор, пока люди будут лишь сознающими и чувствующими, а не делающими.
Вместо мужественного призыва к борьбе со смертью ребячески советуют не смотреть на нее, уклоняются от добросовестного анализа ее причин и следствий. Фино ничего не говорит, например, о смерти, взаимно наносимой друг другу: неужели и она в ‘нравственных’ существах тоже — не зло?.. А смерть, порождаемая злобою, ужели все-таки не зло?.. С одной стороны, приписывая природе и разум и чувство, наивно спрашивают, неужели природа могла бы внушить человеку любовь к жизни, если бы смерть была зло, доводят притворство до безумия, приглашая радоваться и ‘почти полюбить смерть’ при мысли о появлении из нее новой жизни в лице трупных червей, а с другой стороны, после речей о нравственном сознании, о душе, как хранительнице ‘преемственных наслоений совестей’, — молчат о том, не зло ли утрата близких, родных, любимых, не обмолвятся ни единым словом о том, как примирить любовь со смертью?!.
Можно еще сколько-нибудь понять защиту смерти в устах пессимиста: там как-никак это — последняя ‘надежда ненадеянного’.<<2>> Но апология смерти из-под пера парижской бульварной жизнерадостности! апология смерти, написанная в видах бессмертного пользования теми благами жизни, которые в качестве ‘la joie de vivre’ и триумфов прогресса парижская выставка показывает всему миру!.. Статья J. Finot еще раз с несомненностью доказала, что сословие ученых писак не имеет права на существование, в особенности при их претензии быть руководителями и наставниками тех, на кого они бесстыже смотрят даже не как на ‘меньшую братию’, а как на ‘публику’, как на читающее стадо.
1 В таком же, как Фино, противоречии с самим собою Толстой, восстающий против войны, смертных казней, ссылающийся при этом на заповедь ‘не убий!’ и в то же время утверждающий, что ‘смерть хорошая вещь’. — По этому поводу в бумагах Н. Ф. Федорова нашлась такая заметка: ‘Просмотрев номер газеты, насчитал пять смертоубийств и подумал, согласно с Брюсовым, повторяющим слова Толстого, неизменно верного своей заповеди ‘не думания’ и уверяющего, что ‘смерть хорошая вещь’, — сколько прекрасного совершилось в одной Москве! а в целом мире ежеминутно, быть может ежесекундно, совершаются подобные же прекрасные вещи, еще же лучше было бы, если бы почаще были войны да эпидемии. Как же можно говорить, что жизнь дурна, когда в ней так много хорошего?! А так называемая цель истребления, взаимного пожирания — какие прелести!’
2 ‘Il mio dolore era speranza ancor!’ Leopardi. [‘Моя скорбь была еще надеждой!’ Леопарди (итал.).]
*1 Радость жизни (фр.).
*2 Статья по случаю (фр.).
Оригинал здесь — http://www.magister.msk.ru/library/philos/fedorov/fedor117.htm