БУЛЬ ДЕ НЕЖ
БУЛЬ ДЕ НЕЖ
* * *
* * *
* * *
КОММЕНТАРИИ
КОММЕНТАРИИ
Буль де неж, Аверченко Аркадий Тимофеевич, Год: 1920
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Аверченко А.Т. Собрание сочинений: В 14 т. Т. 11. Салат из булавок
М.: Изд-во ‘Дмитрий Сечин’, 2015.
Могу сказать: посчастливилось мне. Повезло!
Я вчера видел такую штуку, которую едва ли кому удастся увидеть.
Зрелище столь же редкое, как если бы кто-нибудь подсмотрел любовные объятия влюбленного тигра и тигрицы в индийских джунглях…
Я видел своими собственными глазами, как повышаются цены!
Это нужно понять! Не то, что чувствовал повышение цен, ощущал на своей шкуре, нет! Я именно видел физически глазами, как повышаются цены!
Совершенно два разных ощущения.
Ведь есть же огромная разница между тем, что вы, скажем, прочитали в газетной хронике заметку петитом о том, что ‘в районе Рудольфовой горы нашли труп неизвестного мужчины с резаной раной на горле’ — и тем, что вы бы
сами, своими глазами, видели, как произошло это убийство: как убийца повалил несчастного на землю, как навалился ему на грудь, как, тяжело дыша, шарил у себя в кармане матросский ножик, как зубами раскрыл его и как стал медленно пилить лезвием по горлу, в котором что-то клокотало и пульсировало…
В первом случае — пробежали вы сухую заметку ленивыми глазами, прихлебнули из стакана полуостывший чай и, сейчас же забыв о трупе ‘с резаной раной на горле’. переползли глазами на ‘отсутствие в городе воды’.
А во втором случае — вы целую ночь не будете спать! Бам все время будут мерещиться полузакатившиеся глаза зарезанного, белые зубы под темными усами, открывающие лезвие ножика, трепыханье истекающего кровью тела — мало ли что!
Так и я — не спал почти целую ночь, а? Подумать только — своими собственными глазами видел, как повышаются цены!
Было это так: подхожу я вчера к лимонадной будке выпить стакан сельтерской с сиропом, каковая несложная комбинация вот уже неделю стоит 60 рублей.
Впереди меня какой-то господин медленно тянул из стакана тот же самый напиток, выпил, спросил ‘сколько?’. получил в ответ ‘шестьдесят’ — и стал расплачиваться…
А с другой стороны подошел человек с пучком шнурков для ботинок.
— Почем шнурки? — спросил я.
— 340 за пару.
— Ого! Многовато! Хозяин, дайте мне стаканчик с сиропом.
Я выпил, спросил машинально — ‘сколько?’ — хотя прекрасно знал, что шестьдесят… И вот тут-то произошло это необычайное, потрясающее событие, тут-то и представилось моим изумленным глазам зрелище, о котором я говорил выше…
На мой вопрос угрюмый хозяин, лицом очень напоминавший того, выдуманного мной убийцу-матроса, помолчал, потом переглянулся с мокроносым мальчишкой, гнездившимся в глубине будки и в это момент вяло перемывавшим в помоях чистые стаканы… Переглянулись они и показалось мне, что какая-то зеленая искорка перескочила из одних глаз в другие.
Судя по последствиям взглядов, первый из них гласил:
— А что если я этому фрукту ахану сразу сто — не закричит он?
Второй взгляд мокроносого мальчишки ответил:
— А что с ними, чертями, церемониться?!!.. Валяй!
И свершилось!!
— С вас сто рублей, — холодным тоном, в котором сквозила некоторая неуверенность, произнес убийцевидный хозяин.
Тр-рах! Ну, клянусь вам, я своими глазами видел, как повышаются цены на предметы нашего обихода.
И мне до слез сделалось обидно, что это так просто… А я-то воображал, что люди собираются на какие-то свои сельтерско-лимонадные заседания, что у них идут ожесточенные дебаты, что читаются доклады о необходимости повышения ставок на сиропную воду — с цифрами и диаграммами в руках, что все голосуют за и против, и что необходимость повышения выносится большинством голосов, на основании железной необходимости и полной безвыходности положения.
А тут… так просто!
Человек с лицом убийцы переглянулся с мокроносым мальчишкой — и на тебе! Я от этого взгляда обеднел на 40 рублей.
Хоть бы в этот момент разносчик лимонада подал хозяину какую-нибудь записку, хоть бы жена подбежала к нему и шепнула что-нибудь на ухо, хоть бы гром грянул или дождик пошел в это момент — все-таки, хоть некоторое основание.
А то — переглянулись — и на тебе! Подойди я двумя минутами раньше — я был бы богаче на 40 рублей.
После меня пил воду продавец шнурков. Выпив, вынул из кармана шестьдесят рублей, положил на прилавок, но хозяин возразил уже очень уверенно:
— Еще сорок!
— За что?! Вчера же стоило 60, — завопил менее застенчивый, чем я, продавец шнурков.
— Как за что? А вы знаете, почем теперь овес, почем одна подкова?
Это соображение до сих пор никому не приходило в голову — да, вероятно, и самому лимонадчику.
— Причем тут овес?!
— А вы думаете, мы воду на спине таскаем? Лошадь с фабрики развозит. Что это у вас? Шнурки? Почем?
Разносчик шнурков покосился на меня и сказал:
— 410.
— Тьфу, черт! Да ведь ты только что говорил этому господину — 340?!
— Какому? Вот этому?! Да я и не о тех шнурках говорил. А эти 410.
Подошел еще один прохожий.
— Почем шнурки?
Цена уже оформилась и закостенела:
— 410.
— Что так дорого?!
— А вы знаете, почем теперь овес? А подковы?
И покатилось…
Разозленный на дороговизну прохожий пришел к себе в магазин и поднял цены на нитки, молочница, покупавшая нитки, тоже разозлилась, колбасник, покупавший молоко, тоже обиделся…
Прямо-таки, страшно подумать, сколько завтра будет стоить яйцо.
А повесить бы своевременного сельтерского хозяина с убийцевидным лицом — никакой бы этой катавасии и не было.
А мокроносого мальчика — высечь.
Впервые: Юг России, 1920, 3 мая, No 29 (222). Печатается впервые по тексту газеты.