БУДНИ
БУДНИ
КОММЕНТАРИИ
КОММЕНТАРИИ
Будни, Юровский Леонид Наумович, Год: 1916
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Юровский Л. Н. Впечатления. Статьи 1916-1918 годов
Сост., предисл. и коммент. А.Ю. Мельникова.
М., 2010.
Иногда дуют сильные ветры, охлаждённые снегами, ещё не растаявшими на вершинах Карпат, и это для нас — лучшие дни. Тогда и в палатке дышится легко, и вне её в узкой лощине, из которой мы почти не выходим, можно сидеть или гулять. Гораздо хуже, когда стихают западные ветры и июньское солнце вступает в свои права. У нас ни деревца, ни кустика. Только рожь, пшеница и клевер. Укрыться негде. В палатке, раскалённой солнцем, — невыносимая духота, снаружи солнечные лучи жгут немилосердно. Мы ждём вечера и начинаем дышать свободно лишь к ночи. Но выйти из лощины нельзя. Правда, мы отдыхаем теперь после больших боёв, однако каждую минуту по телефону с наблюдательного пункта может быть передана новая команда: ‘К бою!’. Нельзя назвать затишьем то, что установилось у нас севернее Б. На правом и на левом фланге нашего корпуса ещё третьего дня шли бои, и потеснённые австрийцы бросили два ряда своих окопов. Но наша батарея вот уже неделю ведёт только пристрелку по новым целям, готовясь к будущему натиску или отражению возможных неприятельских атак. Это — лёгкая работа, это ещё не бой, это — ожидание его.
Мы занимаем узенькую полоску среди зеленеющих хлебов. Орудия и ящики замаскированы колосьями, рядом с ними вырыты глубокие ровики для ‘номеров’, позади, — тоже прикрытые зеленью, — стоят низкие палатки, в которых, тесно прижавшись друг к другу, номера проводят ночь. На фланге — палатка телефонистов и палатка офицеров, несколько более просторная, чем остальные. Вот и всё, что у нас есть: вся позиция лёгкой батареи: передки расположились в полуверсте в другой лощине, резерв наш — в деревне, наблюдательный пункт — впереди.
Ночью всё спит кроме дежурного, дневального и телефониста. Днём, осмотрев и почистив орудия, прислуга дремлет, тихо беседует или занимается своим делом. Своего дела немного: написать письмо, перечитать полученное, выстирать бельё, что-либо сшить или заштопать. Здесь, на отдыхе, после побед и захвата добычи пошло переобмундирование. Австрийцы, отступая, бросили много всякого добра. Наши ребята говорят: ‘Когда мы отступали, ему (неприятель всегда называется ‘он’) не доставались снаряды, потому что их у нас не было, а сами-то мы бросали лишь старые портянки’. ‘Он’ бросил теперь гораздо больше. Австрийцы оставили нам не только крупные трофеи, о которых пишут в сообщениях штаба Верховного Главнокомандующего, но и массу мелочей, которыми солдаты очень дорожат. Нам достаются превосходные алюминиевые фляжки, противогазовые маски новой системы. Это — уже не марлевые повязки первого времени с завёрнутым в клеёнку компрессом, а резиновое прикрытие с очками для всего лица, в металлическую часть его ввинчивается коробка-респиратор, наполненная, кажется, углём. Всё это хранится в брезентовом футляре и носится через плечо. Оставили нам австрийцы мягкие шерстяные куртки, которые солдаты охотно надевают на ночь под шинель, вязаные шерстяные шлемы, которые у нас нарасхват, палатки, с которыми теперь возится вся наша батарея. Австрийские палатки сделаны из очень лёгкого непромокаемого материала, в качестве палаток они нам здесь не нужны, так как у нас и своих достаточно. Солдаты шьют из них дождевые плащи и радуются, как дети, своей находке.
Два раза в день к нам приезжает кухня и три раза нам привозят кипяток. Как завидует пехота этой благодати. И действительно, появление кухни или кипятильника здесь — радостное событие. После чая дожидаешься обеда, затем снова дожидаешься чая, а потом ужина и т.д. Если бы изобретательный ум человеческий нашёл уже способы насыщать организм патентованным экстрактом в объёме пилюли, то этим упростилась бы до крайности задача снабжения армии, но я решительно не знаю, что бы развлекало нас на позиции в течение дня: для нас это было бы несчастье.
Время от времени австрийцы как бы просыпаются. Высоко в воздухе появляются разрывы несколько беспорядочной австрийской стрельбы и начинают грохотать тяжёлые германские орудия, прибывшие для поддержки армии Франца-Иосифа. Тогда и наши батареи отвечают огнём, и ненадолго разгорается бой. Сонная батарея сразу оживает. Старые, опытные наводчики в несколько секунд поворачивают орудия по новым целям, летят колпачки шрапнельных снарядов и очередь следует за очередью.
Прошлой ночью сапёры проводили проволочные заграждения перед нашими цепями, а австрийцы стали обстреливать их. Командир полка просил открыть огонь по неприятельским окопам, и около часа нас подняла команда ‘к бою’. Ночью стрельба занятнее. Около орудий мелькают огоньки. Работа с прицелом и шрапнельными трубками труднее и нервнее. Явственнее и громче раздаются слова команды. Резче слышны раскаты выстрелов. Ярко поднимается отблеск от вспышек боевых зарядов в стволах орудий. Он небезопасен — этот отблеск. По нему неприятель может определить положение батареи и впоследствии нащупать её.
К 3 часам стрельба прекратилась, и восстановился отдых. Спокойно протекли часы до утра и спокойно начался день. Сперва дул холодный ветер с запада, потом он улёгся, и часов с 10-ти солнце стало мучительно палить. Батарея дремлет на позиции в узкой лощине среди зеленеющих хлебов. Солдаты толкуют об оставленных дома солдатках и о будущем мире. Телефон, соединяющий нас с остальным миром, тихо гудит в руках сонного телефониста.
10-го июня 1916 г.
‘Русские Ведомости’, 21 июня 1916 года, No 142, с. 1-2.
Стр. 15. ‘…вся позиция лёгкой батареи…’ — т.е. трёхдюймовых пушек.
Стр. 15. ‘…неприятель всегда называется ‘он’…’ — Ср. со следующими словами: ‘…австрийцы в окопах для нас не люди, которых мы завтра можем увидеть в лицо, а некий безликий ‘он’. — Ф.А. Степун (И. Лугин), Из писем прапорщика-артиллериста’, Томск, ‘Водолей’, 2000, с. 41.
Стр. 15. ‘Нам достаются… противогазовые маски новой системы. Это — уже не марлевые повязки первого времени с завёрнутым в клеёнку компрессом, а резиновое прикрытие с очками для всего лица, в металлическую часть его ввинчивается коробка-респиратор, наполненная, кажется, углём. Всё это хранится в брезентовом футляре и носится через плечо’. — Ср. с фрагментом написанного в 1980-1981 годах ‘Юношеского романа’ Валентина Петровича Катаева о противогазах в Русской Императорской Армии: ‘В начале войны противогазы были чрезвычайно примитивны: матерчатые наморднички, которые надевались на лицо и завязывались на затылке тесёмками. Их следовало смачивать какой-нибудь жидкостью: водой, чаем, а если под рукой ничего не было, то и просто собственной мочой, всегда имевшейся под рукой. Смачивать наморднички мочой считалось даже лучше, так как, дескать, упомянутая жидкость хорошо нейтрализовала ядовитый газ. Но потом на вооружение поступили новые, более усовершенствованные противогазы: жестяные коробки с угольным порошком и резиновым респиратором через который надо было дышать. Затем имелись очки в жестяной оправе для предохранения глаз, а также особые щипчики, которыми следовало защипнуть нос, чтобы удушливый газ не попал через ноздри в лёгкие. Щипчики висели на верёвочке. Всё это надо было долго прилаживать…’ — Валентин Катаев, Сочинения, т. 3, Москва, ‘Вагриус’, 2005, с. 259-260. Вероятно, Л.Н. Юровский и его сослуживцы с охотой оснащались более удобными противогазами противника, принимая во внимание, что газовые атаки в годы Великой войны не были редкостью.