Андрей Соболь.
Брошенные
Андрей Соболь.
Брошенные
(Из жизни маленьких людей)
Глава I.
Глава I.
Глава 2-ая.
Глава 2-ая.
Глава 3-я.
Глава 3-я.
Глава 4-я.
Глава 4-я.
Ю. Соболь
Брошенные, Соболь Андрей Михайлович, Год: 1905
Время на прочтение: 8 минут(ы)
Васютку взяли из деревни, от родных полей и лесов оторвали его.
И с того времени, как он выехал с дядей Пахомом из родимой деревни, он все еще не мог прийти в себя, он точно окаменел, и только его голубенькие глазенки бегали по сторонам, как у пойманного зверька.
Маленький вокзал на станции, шлагбаумы, рельсы — все это его поражало. Но каков был его испуг, когда с грохотом подкатил к станции поезд.
— Дяденька, боюсь! крикнул он и с визгом припал к дяде Пахому.
— Полно, глупый! — успокаивал тот, чугунка ведь это.
И страх у Васютки прошел: с улыбкой во все лицо, засунув палец в рот, он стоял около паровоза и не спускал с него глаз.
Дядя Пахом купил билеты и зашел с Васюткой в вагон.
Раздался звонок, второй, третий — и поезд отошел.
Точно очарованный стоял Васютка у окна.
Перед ним мелькали деревья, поля, луга, покрытые высокой густой травой, извивались, как змейки, ручейки, блестели на солнце, словно серебро, озера, иногда мелькали рабочие с кирками, лопатами, виднелись разложенные костры.
Ежеминутно Васютка тащил Пахома к окну.
— Дяденька, смотри-кось, лошадочка!
Но Пахом сидел с каким-то мещанином в картузе и в полголоса вел с ним беседу.
— Куда едешь? — спросил тот.
— Да вот племяша в город везу, на обученье к сапожнику. В деревне-то делать ему нечего, да и беднота дома, лишний рот долой — пусть ремеслу обучится.
— Да, заметил мещанин, ладно делаешь. Лучше, чем в деревне в горох бегать.
Эти слова долетели до Васютки.
Словно что-то вспомнив, он наморщил лоб, замигал глазами и тихо заплакал, утирая грязным кулаченком глаза, а в другой руке держа небольшую краюху хлеба, густо посыпанную солью.
Слова дяди и мещанина в картузе напомнили ему все: и деревню, и хату, и милую сестренку Нюту, и поля с горохом…
Васютка еще сильнее заплакал.
А теперь к сапожнику на обученье. Тяжело будет. Ему Колька-головорез рассказывал, что сапожники злющий народ, есть не дают и только колодками бьют по голове… А колодки-то тяжелые и бьются больно.
Васютка стоял у окна, и крупные слезы из глаз его падали на хлеб.
— Приехали, Васютка!
Васютка обернулся. Дядя Пахом взял его за руку, схватил свой мешок — и они вышли.
Шум, говор, стук колес, крики носильщиков и извозчиков оглушили Васютку: он крепко сжал корявую руку Пахома, — и они быстро зашагали и скоро очутились в городе…
Прощай, деревня! Прощай, Нютка! Прощайте, милые луга и леса, прощайте!
— Дурак, испортил все. Разве так надо сучить дратву? Драть тебя надо! Вот тебе, вот!
Сапожник Антип Прохорович ‘учил’ Васютку.
Перед ним стоял мальчик лет 18-ти и безропотно сносил удары ремнем, которые быстро сыпались на его худые плечи и спину.
— Деревня! кричал Антип, и для чего я тебя только взял? Благодарить Бога должен, что я тебя кормлю, а ты…
Удары снова посыпались.
— Дяденька! умолял тот, миленький!.. Я нечаянно…
— Пошел!
Антип толкнул мальчика, и тот быстро вылетел в дверь, очутился в темном чуланчике и повалился на пол, судорожно зарыдав.
— Васечка!
В одном из углов чуланчика, между тряпьем, что-то зашевелилось, и оттуда выполз белобрысый мальчик.
Он подполз к Васютке и обнял его.
— Снова бил? — грустно спросил он.
Васютка горько плакал.
— Брось, Васенька, — шептал он, — полно плакать… Ну?
Вася приподнялся и сел, отирая слезы рукавом рубашки.
Это был тот Васютка, который 2 месяца тому назад приехал с дядей Пахомом из деревни в город, но как он изменился! Он весь похудел, щеки его впали, и в голубых глазах его виднелся страх, и он ежеминутно озирался, точно боясь, что вот-вот снова раздадутся удары.
С того дня, как он приехал в город, началась горемычная жизнь. Дядя Пахом на другой день уехал. Васютка поселился у сапожника, и с первого дня начались его мученья.
Подмастерья издевались над ним и часто били, а ‘сам’ каждый день почти.
Бывало, пошлеть за водкой, не придет так скоро — снова побои. А есть мало давали… И час от часу худел Васютка.
Одно у него было только утешенье: среди учеников был некий Петя, белобрысый мальчик с добрыми-предобрыми глазами, больной, худенький… Раз его хозяин толкнул, но так неловко, что Петя слетел с лестницы и вывихнул ногу. Его поместили в чулан, где он по целым дням лежал в углу на куче тряпья. Пищу ему бросали, как собаке, часто даже забывали накормить, и бедный Петя по целым часам голодал.
И Васютка полюбил его. Каждую свободную минуту он забегал к нему, отдавал свою долю хлеба, сам не доедая. И Петя его полюбил, привязался к нему.
Как только Васютка входил, Петя вылезал из своего угла и садился около него, а ночью они друг другу рассказывали сказки… длинные, страшные сказки.
А когда Вася приходил заплаканным — Петя утешал его и крепко, крепко прижимался к нему, как бы напоминая Васютке, что он не одинок.
И теперь, как всегда, он обнял его и крепко поцеловал.
— Я ‘туда’ сегодня не пойду больше — сказал ему решительно Вася и показал рукою на мастерскую. — Не пойду! —
— И не надо, поспешно ответил Петя: все равно сегодня хозяин уходит. Лучше здесь посидим.
— Есть хочешь?
Петя вытащил из деревянного ящика, стоявшего в углу, кусок хлеба и подал Васе.
Вася разломал хлеб на две части и одну дал Пете.
— Я не хочу — сказал Петя.
— Ты ведь ничего не ел — ответил Вася. Ешь!
И они оба с жадностью стали есть черствый хлеб.
— А ты когда-нибудь бывал в деревне? спросил Васютка.
— Нет! — ответил печально Петя.
— А хорошо теперь там, весело…
Петя ближе прижался к Васютке — и они оба растянулись на полу.
— Хорошо там, шептал Васютка. Ребята, чай, по грибы пошли или купаться… А речка у нас большая, хорошая… А я плавать умею.
Петя приподнялся на локоть и с благоговением посмотрел на Васютку, который даже и плавать умеет. А он ничего не умеет. Он даже никогда лесочка не видал: вырос он в большом каменном доме, а потом, когда ему минуло 12 лет, отдали его к сапожнику Антипу.
И ничего он не видал, ничего…
— И рыбу ловил, — продолжал Васютка, раз щуку поймал. — Во какую большую! — и Васютка, насколько мог, растопырил руки.
Петя весь был вниманье.
— А в лесу-то ягод сколько: и малины, и землянки и черники… А грибы!
Васютка вздохнул, а за ним и Петя.
— А я ягод еще никогда не ел — печально промолвил Петя.
— А мы в лесу раз белку поймали — продолжал Васютка.
— Белку? — Петя приподнялся с места, глазки его заблестели, и он весело, сам не зная отчего, рассмеялся.
— Эй, завозились уже! — послышался из мастерской сердитый оклик
Дети притихли.
— А я никогда ничего не увижу, грустно начал Петя. Ни белок, ни леса… А хочется все увидать, хоть одним глазком посмотреть.
Васютка оглянулся по сторонам, нагнулся к Пете и тихо ему на ухо сказал:
— Удерем отсюда… в деревню! Плохо здесь, дерутся больно… и есть хочется… А в деревне огурцы, горох, Нютка…
Петя слегка вскрикнул, всплеснул руками, радостно усмехнулся, но, что-то вспомнив, снова вздохнул.
— А как я с ногой-то? — спросил он робко.
— А мы тихо пойдем, ведь нога-то твоя заживает, итти можешь… А дорогу я знаю.
— А когда? с дрожью в голосе спросил Петя.
— Ночью, когда светать станет. Ладно?
— Ладно! радостно промолвил Петя.
Долго, долго еще слышалось в чулане: ‘щука то большущая… Нютка… белка’, и раздавался тихий радостный смех Пети.
В доме сапожника Аптипа все спали, сам хозяин лег раньше всех.
Всюду было тихо, только в чулане слышалась какая-то возня.
Васютка не спал. он с нетерпением ждал рассвета.
Вот на потемневшем небе показалась чуть заметная полоска света.
Гулко пробило на колокольне 3. На небе все более разгоралась заря. Сквозь темныя облака упорно пробивались полосы света, одерживая победу, и небо становилось все светлее и светлее…
Стало светать…
Васютка приподнялся с пола и подошел к Пете.
— Петя, — прошептал он, — пора.
Но Петя спал, и на лице его играла веселая улыбка.
Васютка слегка толкнул его. Петя быстро поднялся, протер руками глаза и в одну минуту был на ногах.
— Тихохонько… Скоро, чай, встанут — бормотал Васютка.
Неслышно проскользнули они и очутились в передней.
Тут им предстояло самое трудное — нужно было неслышно открыть тяжелый железный засов.
Долго, долго возились они, пока удалось им снять засов.
Но вдруг нечаянно Васютка брякнул засовом.
Из комнаты хозяина послышался вздох, и заскрипела кровать… И снова стало тихо.
Васютка схватил Петю за руку и быстро шмыгнул на двор, а оттуда на улицу.
— Теперь прямо — промолвил Васютка.
Из улицы в улицу уверенно шел Васютка, пока они не дошли до вокзала.
— Туда! — и Васютка указал рукой на тропинку, которая извивалась почти параллельно с рельсами.
— По ‘рельцам’ нельзя, — сказал Васютка. — А вот мы по тропинке пойдем: куда рельцы — туда и мы… Дядя Пахом и я на рельцах и приехали. Идем!
Васютка взял Петю за руку. Они обошли вокзал с задней стороны, прошли мимо заспанных носильщиков, очутились на тропинке и зашагали.
— ‘Куда рельцы — туда и мы!’
Бедные дети!
Солнце стояло высоко, когда они с трудом добрались до небольшого леса. Как только Петя увидал его, он бросился бежать, сильно прихрамывая, лег на траву и словно замер.
— Хорошо, как хорошо! — шептал он и чувствовал, как что-то отрадное вливается ему в душу и что ему становится легче и веселее.
— А белка, белка где? спросил он у Васютки, но тот уж был далеко и копался между кустами.
— Петя, на те ягоды — и Васютка подал Пете целую горсть крупной малины, еще покрытой росой.
— Батюшки! — смог только крикнуть Петя.
— Отчего ты не ешь? — спросил весело Васютка.
— Я спрячу… жалко… с виноватой улыбкой ответил Петя.
— Ешь, еще будет! — крикнул Васютка, и снова бросился в кусты, и только между листьями мелькала его русая головка, и сверкали задорно глазенки.
Шаг за шагом отдалялись наши друзья от города.
Часто они отдыхали, так как Петя уставал.
А по дороге Васютка беспрерывно рассказывал Пете о деревне, и в Петином воображении деревня обращалась в рай, где все только дано для удовольствия, и он с восхищением прислушивался к Васюткиным рассказам, а в интересном месте он хлопал ладошами, подпрыгивал и заразительно весело смеялся.
А Васютка? — Васютка сам от радости не чувствовал под собой ног.
— А встретят нас в деревне-то как! — говорил он Пете. — Нютка обрадуется, запищит от радости, а мамка, а Колька… И мы в лес с ребятами по грибы пойдем, на речку рыбу ловить…
— И я? — спрашивал замирающим голосом Петя, подпрыгивая и стараясь поспевать за Васюткой.
— И ты. Вместе все пойдем. И на ночное пойдем, уху сварим.
— И я тоже? — снова спрашивал Петя, и глаза его с надеждой устремлялись на рассказчика.
Хотя в рассказе Васютки часто повторялись огурцы и горох, — но Пете не надоедало это слушать, и он по прежнему с восхищением прислушивался к бесконечным рассказам Васютки.
А по дороге он старался представить себе Нютку.
Наверно, такая, как та большущая кукла, которую он видел в окне одного магазина.
А у него сестры никогда не было и ни отца, ни матери. ‘Сестра!’
Петя улыбался, и слово ‘сестра’ ему казалось бесконечно милым.
Раз по дороге им встретился крестьянин с котомкой.
— Куда вы, ребята? — спросил он их ласково.
— Домой, в деревню, к мамке — ответил Васютка и махнул рукой по направлению дороги.
И долго стоял крестьянин и смотрел на удаляющихся детей.
В полдень дети очутились у какой-то речки.
Как только Васютка увидел ее, он с радостным криком бросился бежать и, запыхавшись, в один миг очутился у берега.
Скоро подошел и Петя.
С изумлением он остановился у берега.
И правда, речка была поразительно хороша.
Между зелеными берегами она извивалась, словно змейка.
Вода ее ослепительно блестела на солнце.
Изредка всплескивала рыбка, и по всей реке расходились круги.
Неслышно катила река свои воды — и они журчали и точно шептались между собой, омывая ветки плакучих ив.
— Петенька, — ласково сказал Васютка, — ты здесь подожди, я выкупаюсь… Разочек только.
— И плавать будешь?
— Буду… Вот сейчас.
Васютка быстро разделся и с наслаждением погрузился в холодноватую воду.
— Смотри, Петя!
Петя глаз не сводил с Васи.
Васютка плескался в воде, кружился, пускал брызги, переливавшие на солнце цветами радуги, и хохотал сам, захлебываясь от радости.
— Смотри! — И Васютка направился к другому берегу. Но на полдороги ему сперло дыхание.
Он беспомощно вскинул руками, хотел стать ногами на дно, но земля точно ускользала из под ног и он быстро погрузился в воду раз… другой…
Вот он снова показался на поверхности.
— А-а-а! — раздалось в воздухе. И снова Васютку потащила вниз какая-то неведомая сила.
Петя стоял на берегу и любовался, какие штуки выкидывал Васютка.
— А-а-а! — снова раздалось.
Мелькнула рука и пропала… Только по воде расходились большие круги…
Петя стоял на берегу и с нетерпением ждал появления Васютки, а река по-прежнему беспечно катила свои воды, по-прежнему омывая ветки плакучих ив…
Источник текста: Ю. Соболь. Брошенные // Зорька. Журнал для детей. 1905. No 10. С. 11 — 22.
Исходник здесь: http://www.russianresources.lt/archive/Sobol/Sobol_1.html