Бродячая жизнь, Гамсун Кнут, Год: 1910 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 36 минут(ы)

КНУТЪ ГАМСУНЪ.

ПОЛНОЕ СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ.
ТОМЪ ДВНАДЦАТЫЙ.
ИЗДАНІЕ В. М. САБЛИНА.
КНУТЪ ГАМСУНЪ.
БРОДЯЧАЯ ЖИЗНЬ.
Переводъ Л. Добровой.
ДУХОВНАЯ ЖИЗНЬ СОВРЕМЕННОЙ АМЕРИКИ.
Пер. Маріи Коваленской.
Третье изданіе.
МОСКВА.— 1910.

http://az.lib.ru

БРОДЯЧАЯ ЖИЗНЬ.

РАЗСКАЗЪ.

Пер. Л. Добровой.

I.

— Эй, люди, пора вставать!— кричитъ смотритель участка Оранжъ-Флатъ. Мы не видимъ его, такъ какъ еще глубокая ночь, всего три часа утра, но мы тотчасъ же вскакиваемъ съ постелей и натягиваемъ панталоны и блузы.

Время жатвы, и мы мучаемся, какъ собаки, спимъ слишкомъ мало, и вс ходятъ въ неестественно возбужденномъ состояніи духа. Мы ссоримся изъ-за каждаго пустяка, при малйшемъ затрудненіи, встрчающемся въ работ въ продолженіе дня, мы поднимаемъ шумъ и ломаемъ орудіе. Самъ смотритель сдлался худъ и тощъ, какъ жердь. Онъ разсказалъ намъ, что сосдній участокъ значительно опередилъ насъ и кончитъ жатву на нсколько дней раньше, чмъ мы.

‘Этому не бывать!’ — отвтили мы со стиснутыми зубами.

Мы вбили себ въ голову догнать сосдній участокъ и даже блестяще превзойти его. Никто не въ состояніи удержатъ насъ отъ этого, поэтому послднія дв недли смотритель будить васъ въ три часа утра, и его возгласъ: ‘эй, люди, пора вставать!’ мы услышимъ и завтра и посл завтра къ три часа утра. Мы не предвидимъ конца этой горячк.

Мы спшимъ къ столу и принуждаемъ себя проглотить хотя самую малость хлба съ масломъ, мяса и кофе. Пища хорошая, но мы забыли уже, что такое хорошій аппетитъ. Десять минутъ спустя мы уже сидимъ въ нашихъ повозкахъ и вызжаемъ на работу.

И мы работали, какъ Богомъ забытые, полоумныя существа. Мы прекрасно сознаемъ, что насъ ждутъ благодарность и похвала, въ случа если мы хотя на одинъ день окончимъ работу раньше, чмъ сосдній участокъ, а сосдній участокъ тоже работаетъ изо всхъ силъ. Каждый изъ насъ иметъ свою долю честолюбія на этомъ свт, и у насъ оно было.

Свтаетъ. Солнце восходитъ и начинаетъ палитъ немилосердно, мы сбрасываемъ наши блузы. Сотни людей разбросаны по безконечному длинному полю, засянному пшеницей, тутъ мы будемъ работать до вечера, пока не наступитъ темнота.

— Я не знаю, буду ли я въ состояніи выдержать это, Нутъ, — сказалъ Гунтлей, ирландецъ.

А Нутъ, это былъ я.

Я слышалъ, какъ въ продолженіе дня Гунтлей говорилъ то же самое бродяг Іецу, что онъ не въ состояніи больше выдержать.

Я сдлалъ ему замчаніе за его болтливость и упрекнулъ его въ томъ, что онъ говоритъ это какому-то бродяг.

Гунтлей прекрасно сознаетъ, что, благодаря этому, онъ иметъ надо мной извстную власть и разбудилъ мою ревность. Онъ пускается въ дальнйшія подробности и говоритъ совершенно открыто:

— Я больше не могу. Сегодня ночью я удираю. Если ты захочешь итти со мною, то я буду въ 12 часовъ ночи около конюшни.

— Я не хочу итти съ тобой, — сказалъ я.

Я проработалъ весь день и все думалъ о томъ, что мн сказалъ Гунтлей, когда наступилъ вечеръ, я окончательно ршилъ не итти съ нимъ. Я прекрасно видлъ, что онъ хотлъ поговорить со мной, какъ во время ужина, такъ и посл, когда мы ложились спать, но я избгалъ его и былъ доволенъ собой, что могъ оказать ему сопротивленіе.

Вечеромъ мы раздлись и легли въ постели. Все погрузилось во мракъ. Черезъ нсколько минутъ раздался храпъ по всей комнат.

Я сидлъ одтый на кровати и думалъ, что мн длать. Черезъ нсколько часовъ смотритель опять закричитъ: ‘Эй, люди, пора вставать!’ — и день пройдетъ такъ же, какъ и вчера и третьяго дня. Правда, чтобы дойти до ближайшей фермы или города, гд я могъ бы достать какую-нибудь работу и заработокъ, намъ слдовало пройти, по крайней мр, нсколько дней. Но зато я могъ бы тамъ больше спать.

Я вышелъ украдкой изъ комнаты и направился въ конюшн. Гунтлей былъ уже тамъ, засунувъ руки въ карманы и съежившись, онъ стоялъ спиной къ стн. Онъ дрожалъ отъ холода. Минуту спустя подошелъ и бродяга Іецъ.

Я спросилъ:

— Разв Іецъ идетъ съ нами?

— Конечно, — отвтилъ Гунтлей.— Онъ хотлъ итти со мной. А что ты здсь не при чемъ.

— Я хочу итти, — сказалъ я, и дйствительно мн захотлось уйти.

— Да, но теперь слишкомъ поздно, — объяснилъ Гунтлей.— У меня провизіи только на двоихъ.

Въ порыв гнва я сказалъ: — Тогда я донесу смотрителю.

— Ты это сдлаешь?— спросилъ Гунтлей кротко, совершенно кротко.— Ты этого никогда не сдлаешь, — сказалъ онъ, — ни въ какомъ случа ты этого не сдлаешь…

Онъ такъ близко подошелъ ко мн, что я чувствовалъ на себ его дыханіе.

— Постой!— сказалъ шопотомъ бродяга.— Если Нутъ хочетъ итти съ нами, то я добуду еще провизіи. Я знаю, куда поваръ прячетъ мясо.

Пока бродяга Іецъ ходилъ за провизіей, Гунтлей и я стояли у конюшни и ссорились изъ-за того, что я хотлъ донести на него, и когда Іецъ вернулся съ мясомъ обратно, Гунтлей былъ такъ взволнованъ, что сказалъ:

— Неужели ты не могъ принести больше мяса, ты, подлецъ! Что это за порція для взрослаго человка? Ладно, вотъ теб мясо, Нутъ, — сказалъ онъ и бросилъ мн мясо.

Посл этого мы потихоньку выбрались изъ Оранжъ-Флатъ.

II.

Мы пошли по направленію къ сверу, чтобъ добраться до полотна желзной дороги, и шли нсколько часовъ подъ-рядъ. Наконецъ, Іецъ объявилъ намъ, что ему необходимо немного выспаться. Что касается насъ обоихъ, то мы могли бы итти и дальше. Мы шли по степи и не видли никакихъ признаковъ разсвта. Такъ какъ по ночамъ стояли довольно сильные заморозки, то мы шли по безконечнымъ полямъ и лугамъ, не промочивъ ногъ.

Мы шли цпью и щупали ногами почву. Желая найти хорошее мсто для отдыха, я легъ на животъ, подперъ голову руками и такъ задремалъ.

Вдругъ Іецъ будитъ насъ, за послднія недли онъ совсмъ отвыкъ отъ сна и теперь не можетъ уснуть.

— Эй, люди, пора вставать!— кричитъ онъ.

Испуганные и сонные мы вскакиваемъ съ мста, намъ не грозитъ никакой опасности, не слышно погони, вокругъ насъ царитъ полная тишина. Гунтлей ругается и утверждаетъ, что будить насъ такъ рано было совершенно напрасно. Іецъ возражаетъ:

— Намъ нужно уходить отсюда. Вокругъ насъ лежитъ блый иней. Смотритель можетъ напасть на наши слды, и такъ какъ онъ здитъ верхомъ, то онъ можетъ легко насъ нагнать.

— Ну, а что же дальше?— спросилъ Гунтлей.— Мы его пристрлимъ.

— Но онъ можетъ насъ раньше застрлить, — возразилъ Іецъ.

Тогда мы опять побрели на сверъ. Съ правой стороны неба стало проясняться, сонъ подкрпилъ насъ, такъ что мы стали бодре, даже Іецъ, не спавшій совсмъ, казался крпче, онъ шелъ прямо и спотыкался рже, идя по неровному лугу.

— Теперь они проснулись, — сказалъ Іецъ. Онъ узналъ это по небу. Нсколько минутъ спустя онъ сказалъ:— Теперь они завтракаютъ. А теперь спрашиваютъ о насъ.

Мы пошли невольно вс трое быстре.

— Теперь смотритель вышелъ и ищетъ насъ, — проговорилъ Іецъ.

Я слышалъ, какъ билось мое сердце.

— Придержи языкъ, — воскликнулъ Гунтлей.— Не можешь ли ты поменьше тараторить и, лучше всего, совсмъ замолчать?

— Ему придется мчаться во-всю, если онъ захочетъ теперь насъ догнать, — сказалъ я, желаю поддержать свое мужество.

— Да, ты правъ, — сказалъ Гунтлей.— Ему ни за что насъ не догнать.

Увренность Гунтлея была очень велика, вскор мы услыхали, какъ онъ началъ уплетать украденную провизію. Становилось все свтле и свтле, и наконецъ взошло солнце. Іецъ остановился и оглядлся кругомъ, ничего не было видно, ни всадника, ни живого существа. Никакого жилища, ни единаго дерева не было на этомъ безконечно громадномъ пространств. Іецъ сказалъ:

— Теперь мы пойдемъ по направленію къ востоку. Солнце вскор окончательно высушитъ наши слды, но если мы будемъ держаться того же направленія, смотритель можетъ насъ еще нагнать.

— Ты правъ, — сказалъ Гунтлей опять.— Пустъ онъ детъ на сверъ, онъ насъ тамъ не найдетъ.

Мы прошли еще добрыхъ полтора часа и едва держались на ногахъ отъ усталости. По мр того, какъ всходило солнце, оно пригрвало все сильнй и, наконецъ, совершенно высушило траву. Было, вроятно, часовъ семь — восемь утра, и мы легли отдохнуть.

Я былъ переутомленъ и не могъ уснуть, я слъ и сталъ разглядывать своихъ спутниковъ. Бродяга Іецъ былъ худъ, съ темнымъ цвтомъ лица, у него были узкія, гибкія руки и плечи. Богъ-всть сколько профессій онъ перемнилъ передъ этимъ для того, чтобы, наконецъ, имть возможность бродить, вчно бродитъ и вести жизнь босяка, наполненную приключеніями. Въ бытность свою морякомъ онъ изучилъ компасъ, онъ имлъ кое-какія понятія о торговл и, быть-можетъ, служилъ въ одной изъ городскихъ лавокъ. Онъ былъ услужливый товарищъ: когда ночью онъ сказалъ, что усталъ и не въ состояніи больше итти, оказалось, что онъ это сдлалъ для того, чтобы дать намъ возможность вздремнуть, а самъ онъ бодрствовалъ.

Гунтлей былъ гораздо выше и дородне Іеца. Повидимому, судьба обошлась съ нимъ круто, какъ-то однажды во время разговора на ферм, когда мы были свободны въ виду того, что лилъ дождь, онъ сталъ горячо соболзновать мужу ‘имющему неврную жену’. ‘Если ты ее не любишь, убей ее!— сказалъ онъ, — но если ты ее любишь — то скорби о ней всю жизнь, а самъ сдлайся никуда негоднымъ отребьемъ’. Очевидно, Гунтлей видалъ лучшіе дни, но теперь онъ былъ безнадежнымъ пьяницей и по образу своихъ мыслей обратился въ хитрую лису. У него были кроткіе, отвратительные глаза, на которые противно было смотрть. Подъ жилеткой онъ носилъ постоянно старую шелковую фуфайку, которая отъ времени сдлалась такого же коричневаго цвта, какъ и его кожа, и составляла съ нимъ одно цлое. Съ перваго взгляда казалось, что онъ обнаженъ до самаго пояса. Такъ какъ онъ по сил превосходилъ насъ всхъ, то пользовался въ нашемъ кругу большимъ уваженіемъ. Солнце имло свое дйствіе, и я мало-помало засыпаю. Въ высокой трав шуршитъ втерокъ…

III.

Но это былъ очень неспокойный сонъ, нсколько разъ я вскакивалъ и кричалъ, но потомъ ложился опять, когда я видлъ, гд я нахожусь. Іецъ говорилъ каждый разъ: ‘Спи спокойно, Нутъ’.

Когда я проснулся совсмъ, былъ уже день, мои оба товарища сидли и закусывали. Они говорили о томъ, что мы не взяли своего жалованья, и за т четыре недли, которыя мы отработали на ферм, мы ничего не получили..

— Когда я объ этомъ подумаю, мн хочется вернуться на ферму и сжечь ее, — сказалъ Гунтлей.

Они поглощали невроятное количество провіанта, не думая о томъ, что слдовало бы быть экономными въ виду предстоящаго путешествія. Такъ какъ у меня была своя порція мяса, то я взялъ только немного хлба у Іеца. Теперь у каждаго былъ свой запасъ.

Подкрпившись, мы продолжали наше путешествіе. Солнце сильно опустилось, на нашъ взглядъ было часа четыре, половина пятаго, когда мы двинулись въ путь. Мы попрежнему держались свера, чтобы попасть на полотно желзной дороги.

Мы шли до поздней ночи и снова устроились на ночлегъ въ степи, передъ этимъ Гунтлей сълъ весь свой запасъ провіанта и, насытившись, заснулъ, какъ убитый. Ночью мы проснулись вс трое одинъ за другимъ отъ леденящаго холода, мы стали прыгать въ темнот, чтобъ хотя немного согрться, затмъ бросились на землю и чувствовали, какъ трава, покрытая инеемъ, касалась нашихъ лицъ. Мы легли какъ можно ближе другъ къ другу, задремали и стучали отъ холода зубами. Гунтлей мерзъ мене насъ, такъ какъ онъ былъ очень сытъ.

Наконецъ, Іецъ не выдержалъ и сказалъ:

— Не лучше ли намъ продолжатъ сейчасъ наше путешествіе, пока не взойдетъ солнце, а тогда прилечь.

Когда мы опять тронулись въ путь, то Гунтлей хотлъ итти одной дорогой, а Іецъ другой. Впереди не было огонька, и ни одной звзды на неб, которая могла бы указать намъ, какого направленія держаться.

— Я пойду съ Іецомъ, — сказалъ я и пошелъ за нимъ.

И Гунтлей пошелъ за нами, онъ ругался и проклиналъ насъ, меня особенно, называлъ негодяемъ и безмозглымъ дуракомъ.

Когда начало свтать, мы стали на ходу закусывать. Гунтлей, которому нечего было сть, молча слдовалъ за нами. Днемъ мы почувствовали жажду, и Іецъ сказалъ:

— Можетъ-быть, намъ цлый день не удастся получить воды, будьте экономне съ табакомъ, дти, и употребляйте его понемножку.

Но Гунтлей извелъ свою порцію табаку, такъ что мы должны были подлиться съ нимъ.

Въ сумерки, когда мы уже ничего не могли видть, мы услыхали, какъ вдали промчался поздъ. Это прозвучало въ нашихъ ушахъ какъ дивная музыка, и мы бодро пошли по тому направленію. Наконецъ, наши ноги ударились о рельсы. Но зато кром рельсовъ ничего не было видно, и мы должны были лечь, гд стояли, и дожидаться утра. Мои товарищи легли на самое полотно желзной дороги, положивъ головы на рельсы, но я не ршился и легъ опять на траву.

И эта ночь пришла къ концу, хотя я то и дло вставалъ и бгалъ вдоль полотна желзной дороги, чтобы согрться.

Когда начало свтать, Іецъ вдругъ поднялся и сказалъ:

— Держите ухо востро, ребята, — поздъ идетъ.

Лежа на рельсахъ, онъ издали услыхалъ приближеніе позда.. Мы стояли вс трое наготов и начали длать машинисту знаки, чтобъ онъ остановилъ поздъ, хотя у насъ не было ни гроша денегъ. Гунтлей, ужасная лиса, бросился на колни и протянулъ умоляющимъ жестомъ руки впередъ. Но поздъ промчался мимо насъ. Это былъ товарный поздъ, нагруженный пшеницей, онъ могъ бы свободно захватилъ насъ съ собой. Два закоптлыхъ человка стояли на паровоз и издвались надъ нами.

Гунтлей поднялся съ земли, онъ былъ взбшенъ.

— У меня когда-то былъ револьверъ, вотъ досадно, что его сейчасъ нтъ со мною!

Мы пошли по полотну желзной дороги на востокъ, это было очень утомительное путешествіе черезъ тысячу шпалъ, точно ходьба до лежащей лстниц. Іецъ и я подкрпились слегка, Гунтлей сталъ попрошайничать, чтобымы дали ему хоть кусочекъ, но мы ему ничего не дали. А чтобы во время сна остатокъ моей провизіи не попалъ въ руки Гунтлея, я уничтожилъ на его глазахъ все до послдней крошки.

— По-твоему это хорошо?— спросилъ съ ненавистью Гунтлей.

Днемъ мы снова услыхали приближеніе позда. Іецъ ршилъ, что мы должны встать у полотна желзной дороги на разстояніи нсколькихъ сотъ метровъ другъ отъ друга и попытаться вскочить на поздъ. Въ воздух стоитъ полоса дыма, весь поздъ кажется такимъ маленькимъ, какъ коробка. Мы стоимъ въ нетерпливомъ ожиданіи.

Гунтлей долженъ былъ попытаться первымъ. Ему удалось уцпиться за ручку одного изъ вагоновъ, но онъ былъ слишкомъ тяжелъ, чтобы бжать наравн съ поздомъ, вися на ручк, онъ перевернулся всмъ корпусомъ и былъ отброшенъ далеко въ траву. Я и не пытался совсмъ, видя неудачную попытку своего пріятеля. Что касается Іеца, то ему приходилось, вроятно, и раньше вскакивать на идущій поздъ, онъ пробжалъ нсколько шаговъ рядомъ съ пріздомъ, затмъ схватился за ручку вагона и въ тотъ же моментъ очутился на подножк.

— Собака, онъ узжаетъ передъ самымъ нашимъ носомъ, — сказалъ Гунтлей и выплюнулъ траву изо рта.

Вдругъ поздъ останавливается недалеко отъ насъ, и мы видимъ, какъ два желзнодорожныхъ служащихъ высаживаютъ Іеца. Гунтлей и я побжали къ нему на помощь, но было уже слишкомъ поздно, поздъ уже тронулся, и мы — трое несчастныхъ бродятъ — стояли опять посреди степи.

Жажда начинала мучить насъ все сильне и сильне. Гунтлей вторично уничтожаетъ свою порцію табаку и у него ничего не остается, чтобы утолить жажду, онъ выплевываетъ на руку блую слюну въ доказательство того, что онъ боле, чмъ кто-либо, страдаетъ отъ жажды. Тогда Іецъ и я въ послдній разъ длимся съ нимъ табакомъ.

И мы идемъ, все идемъ по направленію въ западу.

Начинаетъ смеркаться.

Какой-то человкъ идетъ по шпаламъ къ намъ навстрчу, онъ направляется на востокъ. Онъ, видимо, такой же бродяга, какъ и мы, толико шея у него повязана маленькимъ шелковымъ платкомъ, и онъ одтъ тепле, чмъ мы, обувь же его никуда не годится.

— Есть ли у тебя провизія или табакъ?— спрашиваетъ Гунгтлей.

— Нтъ, ничего нтъ, — отвчаетъ спокойнымъ тономъ бродяга.

Мы обыскали его, тщательно осмотрли карманы, щупали грудь, но у него ничего не было. Тогда мы услись вчетверомъ на землю и стали разговаривать между собою.

— На запад вы ничего не найдете, — сказалъ нашъ новый пріятель.— Я иду вотъ уже два дня и дв ночи подъ-рядъ и не встртилъ ни единой человческой души.

— А что намъ длать на восток?— спросилъ Гунтлей.— Мы оттуда идемъ, мы въ дорог съ самаго утра.

Но новый бродяга уговорилъ насъ вернуться съ нимъ обратно и итти по направленію къ востоку.

Весь трудный путъ, пройденный нами съ сегодняшняго утра, пошелъ къ чорту, теперь еще боле, чмъ прежде, мы стали надяться, что кондукторъ товарнаго позда захватитъ насъ съ собой.

Нашъ новый товарищъ шелъ вначал бодре насъ, такъ какъ онъ чувствовалъ себя налегк и былъ полонъ силъ, но къ вечеру, подходя къ тому мсту, гд мы провели ночь, онъ сталъ итти медленне и отставалъ отъ насъ.

Іецъ спросилъ его, сколько времени онъ не лъ, онъ отвтилъ, что двое сутокъ.

Мы прошли еще около часу съ нашимъ ослабвшимъ спутникомъ. Когда вокругъ насъ совсмъ стемнло, мы должны были высоко поднимать ноги, и итти какъ птухи, чтобы не задть ногами о кочки. Мы попробовали итти, взявшись за руки, но Гунтлей сталъ злоупотреблять этимъ и заставлялъ тащить себя, поэтому мы отказались отъ этого плана. Наконецъ, выбившись изъ силъ, мы легли на покой.

IV.

Чуть забрезжилъ день, мы были уже на ногахъ. Сегодня было какъ вчера. Мимо насъ промчался на востокъ товарный поздъ, нагруженный пшеницей, но не обратилъ никакого вниманія на наши сигналы. Скрежеща отъ злости зубами, Гунтлей погрозилъ имъ вслдъ кулакомъ. Новому бродяг онъ сказалъ:

— Если бы у тебя было хоть немножко табаку, насъ не мучила бы такъ жажда. Какъ тебя зовутъ?

— Фредъ, — отвтилъ человкъ.

— Значитъ, ты изъ проклятыхъ нмцевъ?

— По рожденію, да.

— Я такъ и думалъ. Я замтилъ это, — сказалъ враждебно Гунтлей.

Фредъ сдлался бодре и шелъ героемъ. Казалось, онъ былъ увренъ въ томъ, что на восток онъ обязательно набредетъ на ферму или на маленькое селеніе, впрочемъ, онъ говорилъ мало и не вмшивался въ наши разговоры. По прошествіи нсколькихъ часовъ онъ ослаблъ и началъ отставать. Когда мы обернулись, то увидали, что онъ услся на землю.

Бродяга Іецъ сказалъ:

— Мы должны отдать ему остатокъ нашей провизіи, Нутъ.

Это было хвастовствомъ со стороны Іеца, такъ какъ онъ прекрасно зналъ, что у меня ничего больше не оставалось, но онъ сказалъ это для того, чтобы мы могли ясно увидать, что онъ хочетъ это сдлать. Онъ подошелъ къ Фреду и отдалъ ему свою порцію.

— Ты это длаешь только для того, чтобы люди удивлялись теб, — закричалъ я ему взволнованнымъ голосомъ, такъ какъ я видлъ его насквозь.

Іеца передернуло.

— И все ты длаешь только для того, чтобы выдлиться отъ насъ. Когда ты бодрствовалъ въ первую ночь, пока мы спали, то ты заботился только о томъ, чтобы мы оцнили твой поступокъ. Мошенникъ ты! Хотъ Гунтлей и негодяй, но я во сто разъ ставлю его выше тебя.

— Придержи свою негодную глотку!— сказалъ Гунтлей, онъ ни слова не понялъ изъ всего, что я сказалъ.— Ты завидуешь Іецу потому, что онъ лучше тебя.

Для Фреда пища явилась большимъ подкрепленіемъ, и мы снова двинулись въ путь.

Но оказалось, что пища имла для Фреда не только хорошія, но и дурныя послдствія: онъ мало-по-малу впадалъ въ какое-то умопомшательство и терялъ самообладаніе. Онъ пустился въ разговоры, сдлался наглымъ. У него были планы относительно небольшой станціи, стоящей въ степи.

— Тамъ на рельсахъ стоить поздъ, нагруженный пшеницей, — говорилъ онъ, — и тамъ же стоитъ паровозъ съ разведенными парами, который можно поджечь.

— Къ чему намъ его поджигать? — спросилъ сердито Гунтлей. Завязался оригинальный разговоръ относительно этого паровоза..

— Если мы его подожжемъ, то произойдетъ взрывъ, — сказалъ Фредъ, — тогда соберется много народу и мы можемъ всхъ убить.

— Тогда на нашу долю перепадетъ много провизіи, — замтилъ язвительно Гунтлей.

А мн онъ сказалъ: — Этому сумасшедшему слдуетъ немедленно убраться отъ насъ. Онъ только мшаетъ намъ. Пока его не было, все шло хорошо.

Наговоривъ всякой ерунды, Фредъ погрузился въ прежнее безмолвіе.

Мы вс шли молча, старательно шагая передъ, только Гунтлей продолжалъ ораторствовать.

— Что же будетъ дальше?— спросилъ онъ, обращаясь къ намъ.

— Я почемъ знаю, — послдовалъ мой отвть.— Нтъ, нтъ, ты этого не знаешь. А разв тебя тянетъ обратно въ Оранжъ-Флатъ? А что бы ты сталъ тамъ длать?

— Мы должны итти все прямо, — сказалъ Іецъ. Когда насталъ полдень, мы легли отдохнутъ. Гунтлей замтилъ:— Отчего ты молчишь, Фредъ?

— Ты обезьяна, — сказалъ Фредъ, глядя на него злыми глазами.

Это взорвало Гунтлея.

— Ты врно такъ знатенъ, что нуждаешься въ пряжк для башмаковъ?— сказалъ онъ, указывая на башмаки Фреда.

Фредъ молчалъ и вздыхалъ. Онъ прекрасно сознавалъ, что изъ насъ троихъ никто не былъ на его сторон. Когда мы двинулись въ путь, Фредъ попробовалъ заинтересовать насъ тмъ, что вдругъ нагнулся, поднялъ съ полотна желзной дороги не то камень, не то заржавленный блокъ и сталъ его со вниманіемъ разсматривать. Мы подбжали къ нему, въ надежд увидать что-нибудь интересное, и разочаровались, увидавъ, что это было, Фредъ это сдлалъ только для того, чтобы хоть на мгновеніе привлечь наше вниманіе.

Мы набрели на полуразвалившійся сарай, стоящій посреди степи. Очевидно, онъ стоялъ здсь со временъ постройки желзной дороги. Мы вошли въ него и стали осматриваться, но бродяга Фредъ не пошелъ съ нами.

Іецъ и Гунтлей стали, по обычаю бродягъ, вырзывать свои вензеля на стнахъ, въ это время Фредъ стоялъ снаружи, а Гунтлей нтъ-нтъ да поглядывалъ за нимъ въ замочную скважину.

Вырзавъ свой вензель, онъ подошелъ опять и сталъ смотрть. — Смотрите, онъ удираетъ! — закричалъ онъ взволновано.— Собака, онъ хочетъ улизнуть отъ насъ. Онъ знаетъ, вроятно, какое-нибудь хорошее мсто.

Мы помчались вс трое вслдъ за удирающимъ Фредомъ и орали такъ, будто намревались лишить его жизни. Замтивъ погоню, Фродъ круто повернулъ въ степь, но такъ какъ насъ было трое, онъ не могъ скрыться отъ насъ. Когда Гунтлею удалось схватить его въ свои объятія, онъ началъ трясти его, какъ малаго ребенка, и требовалъ отвта, извстно ли ему какое-нибудь выгодное мсто.

— Никакихъ доходныхъ мстъ я не знаю, — возразилъ Фредъ, — но я не могу оставаться съ вами. Вы озлобленные дураки. Пожалуйста, убей меня. Я не дорожу своей жизнью.

Мы опять помирились и всей компаніей продолжали наше путешествіе, пока не наступили сумерки, мы были изнурены и потому рано легли на покой. Но передъ этимъ я поссорился съ бродягой Іецомъ, и кончилось это тмъ, что онъ ударилъ меня нсколько разъ по физіономіи за то, что я назвалъ его мошенникомъ.

— Это правильно, онъ заслуживаетъ потасовки, — сказалъ Гунтлей и сталъ съ любопытствомъ наблюдать за нами. Наконецъ, мн удалось ударомъ подъ подбородокъ свалитъ Іеца на землю, и тогда онъ успокоился.

Ночью я услыхалъ, какъ Іецъ поднялся и пошелъ въ степь. Его штаны слегка касались травы, покрытой инеемъ. ‘У него что-то на ум’, подумалъ я и въ темнот тихонько послдовалъ за нимъ. Я былъ отъ него на разстояніи десяти шаговъ, когда увидлъ, что онъ слъ на траву и сталъ что-то сть, — мн почудился мясной запахъ. ‘Значитъ, у него есть еще провизія’, подумалъ я. Тихонько я вернулся на свое мсто и притворился спящимъ. Приблизительно черезъ полчаса вернулся Іецъ и улегся на траву..

Утромъ я разсказалъ Гунтлею о томъ, что я зналъ, и потребовалъ, чтобы онъ помогъ мн обыскать Іеца. Гунтлей, конечно, согласился и тотчасъ же облапилъ Іеца. Оказалось, что въ трехъ внутреннихъ карманахъ его блузы былъ спрятанъ хлбъ, причемъ мякишь хлба былъ вынутъ и вмсто него лежало мясо. Это было нашимъ спасеніемъ. Мы раздлили все на четыре части, и каждый изъ насъ получилъ маленькое подкрпленіе. Закусивъ, мы благодарили Іеца и благословляли его, хотя онъ и собирался насъ надуть. Іецу было стыдно, и онъ принялся насвистывать, желая насъ этимъ развлечь. Дйствительно, онъ свистлъ мастерски.

Затмъ мы отправились дальше.

По прошествіи часа мы увидали впереди какіе-то маленькіе блые квадраты. Прошло еще нсколько минутъ, пока наконецъ мы добрели до нихъ: это оказалась ферма съ полями, засянными пшеницей, съ искусственнымъ колодцемъ и различными постройками. Не доходя до фермы, мы натолкнулись на женщину, молодую двушку, сидящую за соломорзкой. Для насъ это было великолпнымъ видніемъ, такъ какъ мы пришли изъ степи и цлый вкъ не видали ни единой женщины. Она была молода, на ней была соломенная шляпа съ большими полями, и она привтливо кивнула намъ головой, когда мы ей поклонились. Гунтлей заговорилъ первый и просилъ ее дать намъ чего-нибудь закуситъ и выпить.

Двушка отвтила, что мы получимъ все, что намъ нужно.

— Насъ уволили изъ Оранжъ-Флата, потому что тамъ пахота теперь прекратилась, — сказалъ Гунтніей.

Тогда Іецъ захотлъ, чтобы на него обратили вниманіе, и желая показаться честнымъ, онъ сказалъ: .

— Нтъ, мы удрали изъ Оранжъ-Флата, такъ какъ у насъ было слишкомъ мало времени для сна. Вотъ гд правда.

— Хорошо!— сказала двушка.

Мы приблизились къ ней, я стоялъ съ фуражкой въ рук и говорилъ съ ней. Но больше всхъ ей понравился Фредъ, онъ былъ блокурый нмецъ и самый интересный изъ насъ всхъ. Она попросила его проводить ее до фермы, чтобы принести оттуда провизіи, а мы должны были тмъ временемъ присмотрть за ея лошадьми.

— На ферм никого нтъ, — сказала она, и она не ршалась насъ захватить всхъ съ собой, боясь испугать свою матъ. Пока двушка и Фредъ ходили на ферму, мы по очереди садились на соломорзку и правили лошадьми. Черезъ нсколько минутъ къ намъ подошелъ хозяинъ фермы. Онъ увидалъ, что мы умемъ работать и, прежде чмъ двушка вернулась съ дой, ея отецъ нанялъ насъ, четырехъ бродягъ, къ себ въ услуженіе вплоть до окончанія жатвы.

V.

Съ жатвой мы покончили въ четыре дня, а съ молотьбой въ слдующіе два дня, такимъ образомъ мы: получили плату за семь дней и снова были свободны, какъ птицы. Іецъ готовъ былъ тотчасъ же покинутъ это мсто — какъ передъ этимъ онъ покидалъ уже вроятно цлую сотню, вдь уже цлую недлю онъ не велъ бродячей жизни. Я согласился итти съ нимъ вмст, но мы не хотли брать съ собою Гунтлея и нмца Фреда.

Когда мы стояли на двор, а Гунтлей удалился уже на порядочное разстояніе, то фермеръ сказалъ, что ему понадобятся двое изъ насъ еще на цлый мсяцъ для осеннихъ полевыхъ работъ. Іецъ отказался оставаться на ферм, отговариваясь тмъ, что ему необходимо отправиться немедленно на востокъ, такимъ образомъ нмецъ Фредъ и я были принуждены оставаться на ферм. Фредъ очень этому обрадовался, онъ тотчасъ же снялъ куртку и отправился на работу.

Іецъ сказалъ мн:

— Мы условились съ тобой вмст путешествовать. Проводи меня хотя до города. У насъ у обоихъ есть деньги, и мы можемъ пріискать себ боле выгодное мсто, чмъ это.

Я сказалъ фермеру, что вернусь завтра, и мы отправились съ Іецомъ въ путь-дорогу. Пройдя нсколько часовъ вдоль рельсовъ, мы натолкнулись на одну ферму, часа черезъ четыре — на другую. Наконецъ мы добрели до городка Эліотъ. По дорог Іецъ объяснилъ мн, что можно получить хорошій заработокъ, если только не сидть цлую вчность на какой-нибудь отдаленной ферм. Вотъ теперь передъ нами лежитъ маленькій городокъ, быть-можетъ, намъ удастся достигнуть его, идя по полотну желзной дороги.

— Я хочу вернуться завтра на ферму, — сказалъ я.

— Я прекрасно знаю, что ты задумалъ, — сказалъ Іецъ.— Двчонка вскружила теб голову. Оставь ее въ поко. Фредъ нравится ей больше тебя, и у него больше шансовъ, такъ какъ у него красивая наружность.

— Я нахожу, что Фредъ далеко не красавецъ, — замтилъ я.

На это Іецъ промолчалъ. Но немного погодя онъ сказалъ:

— Поэтому Фреду тоже не удается жениться на двочк.

— И ты тоже такъ думаешь?— сказалъ я радостно.— Ты въ этомъ отношеніи настоящій чортъ, ты въ этихъ длахъ смыслишь, Іецъ, — значитъ, ты не думаешь, что Фреду удастся жениться на ней?

— Старикъ этого не допуститъ… Я скажу, что теб нужно длать, если у тебя дйствительно серьезныя намренія. Ты долженъ удалиться на нкоторое время, заработать побольше денегъ я тогда только вернуться къ нимъ. Вотъ теб врный путь.

Съ этой минуты мн захотлось заработать какъ можно больше денегъ. Придя въ городъ, мы отправились въ кабакъ и приказали подать себ напитковъ. Мн такъ рдко приходилось пить спиртные напитки, что я съ мста въ карьеръ опьянлъ и принялся буйствовать. Но это продолжалось недолго. Какъ только въ кабакъ вошла странствующая труппа музыкантовъ и стала играть на арф и на скрипк, я сдлался опять скромнымъ и сталъ тихо всхлипывать. Женщин, игравшей на арф, я далъ нсколько пфенниговъ. Іецъ посмотрлъ на меня съ удивленіемъ.

— Видно, что ты влюбленъ, — сказалъ онъ. Мы перекочевывали изъ одного кабака въ другой, такъ какъ у насъ не было другого пристанища. Всюду насъ встрчали очень радушно, такъ какъ мы пришли съ запада, а по нашему поведенію можно было заключитъ, что у насъ много денегъ. Въ одномъ изъ кабаковъ мы встртили Гунтлея, который былъ совсмъ пьянъ и хотлъ заколоть насъ своимъ карманнымъ ножомъ. Поэтому мы не захотли быть съ нимъ вмст. Вечеромъ мы опять вернулись въ первый шинокъ. Стоя у прилавка, мы услыхали часть разговора между хозяиномъ и однимъ изъ постителей, желзно-дорожнымъ служащимъ, который пришелъ сюда, чтобы выпить виски. Хозяинъ спросилъ:

— Я видлъ сегодня мистера Харта и его супругу, они шли по направленію къ вокзалу. Куда они ухали?

— Въ Чикаго, — отвтилъ человкъ.— У него тамъ дло, какъ я слыхалъ. А жена похала съ нимъ, чтобы развлечься.

— Значитъ, Георгъ будетъ тмъ временемъ управлять банкомъ?

— Я думаю, что Георгъ не хуже другихъ, если только онъ не будетъ тамъ.

Этотъ разговоръ не представлялъ для меня никакого интереса, но мой товарищъ слушалъ съ большимъ вниманіемъ и по окончаніи разговора тотчасъ же попросилъ меня выйти съ нимъ: ему нужно было со мной поговорить. Мы шли не спша, и Іецъ всю дорогу мечталъ о чемъ-то. Мы подошли къ зданію, на которомъ была вывска: ‘Хартъ и К®. Земельный банкъ’, Іецъ попросилъ меня подождать его здсь минутку, а самъ вошелъ въ подъздъ. Когда онъ вернулся, я спросилъ его:

— Что ты тамъ длалъ?

— Я размнялъ свою послднюю ассигнацію, — отвтилъ Іецъ.

Мы дошли дальше и дошли такимъ образомъ до самаго конца города, тамъ мы услись у полотна желзной дороги, у самаго дровяного склада.

Прежде всего Іецъ обошелъ вокругъ всего склада и, убдившись, что мы совершенно одни, онъ вернулся на мсто и сказалъ:

— Ни ты, ни я не обладаемъ такимъ количествомъ денегъ, чтобы объ этомъ стоило говорить, не правда ли?

— У меня есть еще два доллара, — возразилъ я и посмотрлъ, чтобы удостовриться, въ цлости ли они.

— Значитъ, у тебя долларомъ меньше, чмъ у меня. Ты вдь заплатилъ арфистк. Это было самое глупое, что ты только могъ сдлать.

— Ну, я не нахожу, чтобы было разумне ходитъ по кабакамъ и пропивать деньги.

— А ты замтилъ, какъ я пью? — спросилъ Іецъ.— Я выпиваю стаканчикъ въ то время, какъ ты выпиваешь цлую кружку. И такъ каждый разъ.

— О чемъ же ты хотлъ поговорить со мной?— спросилъ я.

— А кром того, если бъ мы не пошли въ кабакъ, въ моей голов не могъ бы зародиться тотъ планъ, о которомъ я хочу теб разсказать, — продолжалъ Іецъ.

— А какой это планъ?

— Мистеръ Хартъ и его супруга ухали сегодня въ Чикаго, — сказалъ Іецъ.

— Да?

— А управлять тмъ временемъ банкомъ будетъ Георгъ.

— Да, я это слышалъ.

— По наведеннымъ мною справкамъ, Георгъ — братъ мистера Харта.

— Такъ, такъ.

— Но Георгъ завзятый пьяница.

— Все это мн уже извстно, Іецъ. Что за вздоръ ты мелешь?

Тогда Іецъ сталъ говорить ясне, и изъ его словъ я понялъ, что онъ просто-напросто въ эту или слдующую ночь намревается обокрасть банкъ. Я долженъ былъ помочь ему въ этомъ дл.

— Я не ршаюсь этого сдлать, — отвтилъ я.

— Ну, тогда я возьму съ собой Гунтлея.

Это мн тоже не улыбалось, и я сказалъ:

— Я этого никогда не длалъ. Это, говорятъ, очень рискованно. Но если ты будешь мною руководить…

— Здсь нтъ никакой опасности, — сказалъ Іецъ.— Если только Георгъ запьянствуетъ, то все остальное пустякъ, я изучилъ домъ.

И Іецъ доказалъ мн пилку для распиливанія металловъ, затмъ прекрасные плоскогубцы для отвертыванія винтовъ. Оба лезвія были остры, какъ два ножа.

— Но потомъ?— спросилъ я.

— А посл этого мы будемъ уже далеко отсюда, — возразилъ Іецъ.— Мистеру Харту нужно три дня зды туда и столько же обратно, это значитъ шесть дней, въ Чикаго они пробудутъ четыре дня, въ общей сложности выходитъ десять дней.— Затмъ онъ добавилъ:— Впрочемъ, я и не намреваюсь до нихъ обокрасть банкъ. А эти деньги послужатъ теб фундаментомъ для того, что теб нужно будетъ для этой двочки, впослдствіи ты можешь еще прикопить.

Мы шатались нсколько часовъ сряду, лавки закрылись, и улицы оживились на время людьми, идущими со службы. Только кабаки были еще открыты, но они не закрывались до тхъ поръ, пока тамъ были постители. ‘Ну, теперь намъ предстоитъ отыскать Георга и посмотрть, что онъ думаетъ предпринять’, сказалъ Іецъ. И мы ходили изъ трактира въ трактиръ, пили пиво и виски, но среди постителей не находили никого, кто могъ бы быть Георгомъ. Мы отправились въ первую корчму. Тутъ мы встртили Георга.

VI.

Георгъ пробылъ здсь уже нсколько часовъ сряду и ни за что не хотлъ уходить изъ этой трущобы, такъ онъ сказалъ по приход. Но сегодня такой дивный осенній день, прибавилъ онъ, что совершенно безразлично, гд онъ проведетъ часокъ-другой.

Это былъ маленькій живой человчекъ, лтъ сорока, не больше, съ удивительно чувственнымъ взглядомъ. Онъ былъ прекрасно одтъ, и такъ какъ онъ почти постоянно сидлъ на одномъ мст и писалъ, то руки его были очень блы. На насъ онъ не обратилъ никакого вниманія.

Съ мста въ карьеръ онъ началъ сильно пить. Съ улицы приходили люди, которые были съ нимъ знакомы, и въ ихъ компаніи онъ кутилъ. Вс относились къ нему съ большимъ уваженіемъ.

Когда Іецъ подошелъ къ столу и предложилъ ему съ нимъ выпить, Георгъ отказался, говоря, что онъ въ город крупная шишка, а Іецъ бродяга.

— Вы все-таки выпейте съ нимъ, — вмшался хозяинъ.— У обоихъ господъ карманы полны денегъ, — прибавилъ онъ, указывая на меня и на Іеца.

— У нихъ наврное больше, чмъ у меня, — возразилъ онъ, показывая свой бумажникъ. Тамъ было нсколько банковыхъ ассигнацій.

Съ этой минуты онъ взялъ на себя все расходы и угощалъ всхъ, кто хотлъ выпить. Хозяинъ длалъ все, чтобы удовлетворить его.

— Мн нужно принести побольше денегъ, — сказалъ Георгъ.— Подождите меня, ребята.

Онъ вышелъ. Онъ былъ очень возбужденъ и плъ.

— Прекрасный молодой человкъ, — говорили между собой его собутыльники.

И такъ онъ проведетъ всю ночь напролетъ.

Іецъ не пропускалъ ни единаго слова мимо ушей.

Вернувшись обратно, Георгъ прежде всего притворился, что не нашелъ больше денегъ, но затмъ заказалъ цлый рядъ напитковъ и щедро расплатился ассигнаціями, лежавшими въ бумажник.

Такимъ образомъ прошло нсколько часовъ.

— Теперь пойдемте къ Тонваю, — объявилъ Георгъ.

Тонвай былъ содержателемъ питейнаго дома.

— У него уже закрыто, — сказалъ хозяинъ.

— Тогда мы вломимся силой, — сказалъ Георгъ.— Идемте, ребята!

Іецъ и я держались въ сторон, желая показать, что мы слишкомъ горды, чтобы итти съ ними.

— А вы оба не хотите итти съ нами?— спросилъ Георгъ.— Я приглашаю васъ.

Мы согласились.

У Тонвая не было еще закрыто, тамъ тоже собралась теплая компанія, и Георгъ со своей свитой былъ принятъ съ распростертыми объятіями. Іецъ не хотлъ отстать отъ другихъ, онъ началъ мастерски насвистывать и имлъ громадный успхъ.

‘Онъ чертовски хорошо насвистываетъ!’ ршили вс.

Мы пробыли тамъ часа два и уничтожили цлую уйму спиртныхъ напитковъ. Я пилъ такъ, такъ училъ меня Іецъ, а такъ какъ я былъ въ большомъ волненіи по поводу предстоящихъ событій, то вино не имло на меня никакого дйствія.

Георгъ сосчиталъ свои деньги и сказалъ:— Теперь я иду къ двочкамъ. Покойной ночи, дти. Пойду захвачу еще денегъ.

— У тебя же еще куча денегъ, — возразили ему.

— Этого недостаточно, — отвтилъ онъ. Шатаясь, онъ направился къ двери.

— Сегодня за ночь банкъ обднетъ на нсколько сотъ талеровъ, — говорили молодые люди.

— На то похоже, — согласился Іецъ.— Онъ мастерски уметъ тратить деньги.

Но такъ какъ никто не хотлъ вести разговоровъ съ Іецомъ, который былъ и оставался бродягой, то вс мало-по-малу перешли за другой столъ.

Іецъ подошелъ къ нимъ и сталъ спрашивать каждаго въ отдльности, чего бы онъ хотлъ выпить, но вс отказывались, говоря, что они ничего больше не хотятъ.

— Пойди и закажи себ виски, — обратился онъ ко мн.

Я посмотрлъ на него съ удивленіемъ.

— Теб это пригодится, — сказалъ Іецъ.

Я выпилъ два большихъ стакана виски и сразу почувствовалъ себя бодрымъ и непобдимымъ, мн ничего бы не стоило выкинуть за шиворотъ одного за другимъ всхъ постителей питейнаго дома.

Іецъ и я пожелали всмъ покойной ночи и вышли на улицу. Городъ лежалъ темный и пустынный. Іецъ указывалъ дорогу, и мы двигались по направленію къ банку. Въ окнахъ былъ свтъ, и мы заключили отсюда, что Георгъ былъ дома.

— Подожди меня здсь!— сказалъ Іецъ, и пятью неслышными прыжками онъ очутился около дома. Онъ исчезъ за калиткой.

‘Куда онъ могъ пойти?’ — думалъ я. Я подождалъ минуты дв, Іецъ вернулся обратно. Онъ длалъ т же прыжки

— Гд ты былъ? — спросилъ я его.

— Я былъ тамъ и смло ощупалъ дверной замокъ, — отвтилъ Іецъ.— Мы можемъ здсь спокойно переждать.

Вдругъ Іецъ схватилъ меня за руку и шепнулъ:

— Ты слышишь?

Мы услыхали, какъ кто-то вертелъ ключомъ въ замк, произнося все боле и боле ужасныя проклятія.

— Это Георгъ, — сказалъ Іецъ.

Мы прижались къ углу дома и стали ждать.

— Я никакъ не могу запереть проклятую дверь, — сказалъ Георгъ и вышелъ на улицу.— Ну, а впрочемъ, шкафъ запертъ двумя замками!

Георгъ отправился къ двочкамъ. Онъ не твердо держался на ногахъ.

— Теперь сдлаемъ маленькую прогулку, пока все успокоится, — сказалъ Іецъ.

По дорог я сказалъ:

— Я все-таки не думаю, чтобы ты могъ ршиться на это, Іецъ.

— Такъ, — сказалъ Іецъ. Онъ разглядывалъ дома, насколько это было возможно при полной темнот, выбралъ лавку съ двойной дверью и сказалъ, что онъ мн кое-что покажетъ. Онъ притворился совершенно пьянымъ и какъ бы нечаянно ударился о дверь. Это произвело сильное сотрясеніе по всему дому, и об двери раскрылись. Сторожъ, сидящій въ лавк, закричалъ:

— Что за чортъ?

Іецъ стоитъ у дверей, шатаясь во вс стороны, какъ бы не понимая, какимъ образомъ онъ сюда попалъ.

— Кто тамъ? — спрашиваетъ сторожъ.— Я буду стрлять, собака, если ты не отвтишь.

— Это я, — говоритъ Іецъ разслабленнымъ отъ пьянства голосомъ и падаетъ на порогъ.

Человкъ, сидящій въ лавк, принужденъ теперь тащить его на тротуаръ. И Іецъ сумлъ притвориться пьянымъ настолько естественно, что сторожъ былъ въ полной увренности, что это было нечаянное вторженіе. Онъ заперъ дверь и ругался.

— Какъ досадно, что въ лавк сидлъ сторожъ, — сказалъ Іецъ, снова подойдя ко мн на улиц.— А то можно было бы сдлать небольшой уловъ.

— Теперь я вижу, что ты на все способенъ, — сказалъ я.

И опять мы стояли около банка. Іецъ сказалъ:

— Ты долженъ набрать горсть песку и въ случа, если кто-нибудь пройдетъ по улиц, бросить ее въ окошко.

— Хорошо, — сказалъ я и слышалъ, какъ сердце колотилось въ груди.

— Теперь я иду, — сказалъ Іецъ.

Я стоялъ и смотрлъ ему вслдъ, пока онъ не скрылся за садовой калиткой. А что, если бы теперь кто-нибудь подошелъ ко мн и спросилъ, зачмъ я здсь стою: что я бы отвтилъ? Я нашелъ горсть песку: и сталъ очищать его отъ маленькихъ камешковъ, улица была немощеная, и на дорог лежали кучи песку. Ничего не было видно, городъ спалъ, и только по временамъ раздавались свистки локомотивовъ. Вдругъ я слышу шаги по панели. Я поднимаю уже руку, чтобы бросить песокъ въ окно банка, но раздумываю и вмсто того иду идущему навстрчу, кланяюсь ему, онъ отвчаетъ тмъ же и идетъ своей дорогой. Такимъ образомъ Іецъ выигралъ нсколько лишнихъ минуть. Теперь я ясно слышу тихій скрипъ въ банк. Это Іецъ отвинчиваетъ винты, соображаю я и удивляюсь его хладнокровію. Я зналъ, куда мн слдуетъ бжать въ случа опасности: къ полотну желзной дороги, къ тому мсту, гд вдоль рельсовъ былъ складъ шпалъ.

Это продолжалось долго, цлую вчность. Вотъ Іецъ начинаетъ пилить металлъ, я слышу визгъ пилы и стою, какъ на иголкахъ, и въ то же время удивляясь его безпримрному нахальству. ‘Хотя бы ему удалось украсть что-нибудь посущественне’, думаю я и страстно жажду получить поскоре свою часть. Но чмъ становилось поздне, тмъ спокойне становился я, ходилъ взадъ и впередъ по набережной и мечталъ.

Я думалъ о двушк съ фермы, которую звали Алисой Родгерсъ. Теперь уже наврное прошелъ цлый часъ съ тхъ поръ, какъ ушелъ Іецъ, а его все еще не было. Тогда я наконецъ ршаюсь войти въ садъ и посмотрть, что онъ длаетъ, но какъ разъ въ эту минуту выходитъ Іецъ. Онъ спшитъ впередъ къ складу шпалъ, находящемуся у полотна желзной дороги.

‘Проклятая судьба!’ бормоталъ онъ.

— Что случилось?— спросилъ я.

— Этотъ проклятый Георгъ унесъ врно вс деньги къ двчонкамъ, — сказалъ Іецъ.— Шкафъ былъ пустъ. Тамъ лежали только протоколы.

Радость охватила меня при этомъ сообщеніи, и я выдалъ себя, похлопывая его по плечу и говоря:

— Значитъ, ты себ ничего не заработалъ?

— Что же я могъ заработать, безмозглая бестія?— сказалъ Іецъ озлобленно.

— Я не хочу здсь доле сидть, — продолжалъ онъ взволнованно, — намъ нужно попытать еще что-нибудь.— Съ этими словами Іецъ направился по шпаламъ къ станціи, я пошелъ за нимъ. Но я изнервничался, благодаря тому напряженному состоянію, которое я испыталъ, карауля его, и сказалъ:

— Откровенно говоря, я думаю, что ничего больше не стоитъ предпринимать. Оставимъ это.

— Нтъ, мы еще одно попробуемъ, — сказалъ Іецъ.

Онъ пошелъ на станцію и спросилъ телеграфиста, когда пройдетъ поздъ, идущій на востокъ.

— Черезъ полчаса, — отвтилъ телеграфный служащій, посмотрвъ на часы.

— Пока поздъ не прідетъ, намъ нечего длать, — сказалъ мн Іецъ. Мы сли поблизости отъ станціи и мерзли изрядно въ ожиданіи позда.

Начинало свтать. Какъ только послышалось приближеніе позда, Іецъ всталъ и попросилъ меня подождать его тутъ. Онъ пошелъ на станцію и остался тамъ. Я дожидался его. Поздъ подошелъ къ станціи, сдлалъ остановку и тронулся дальше. Я прождалъ понапрасну цлый часъ, на восток занялась заря.

‘Онъ выжидаетъ удобнаго случая’, подумалъ я про себя. Я пошелъ на станцію и спросилъ, не видали ли моего товарища.— Онъ ухалъ съ поздомъ, — отвтилъ телеграфистъ.

— Такъ, значитъ, онъ ухалъ съ поздомъ, — сказалъ я, не рискуя выразить своего удивленія. У меня закралось подозрніе относительно того, что Іецъ нашелъ въ банк не одни протоколы. Онъ былъ какъ въ лихорадк и какъ-то странно отнесся ко мн.

Телеграфистъ спросилъ, улыбаясь:

— А что, онъ удралъ у тебя изъ-подъ носа? Я тотчасъ же отвтилъ ему съ улибкой:— Нтъ, я зналъ, что онъ хотлъ ухать. Я зналъ его очень мало и прямо сказалъ ему, что не хочу имть съ нимъ никакого дла.

Я покинулъ станцію, въ голов у меня роились тысячи мыслей. Я былъ огорошенъ нахальствомъ своего пріятеля. Конечно, этому негодяю посчастливилось, и онъ нашелъ въ банк уйму денегъ. А мн онъ не далъ и десятой части. Чортъ бы его побралъ! Я пошелъ по направленію къ ночлежному дому, вывска котораго бросилась мн сегодня въ глаза, и хотлъ отдохнуть. Мн становилось все легче и отрадне на душ, что я не осквернилъ своихъ рукъ ворованными деньгами. ‘Какое наслажденіе жить на земл чистымъ и незапятнаннымъ!’ думалъ я и заржалъ отъ удовольствія. Пусть я буду бднымъ и буду работать для другихъ до послдней капли крови! Дойдя до ночлежнаго дома, я ршилъ лучше отправиться къ дровяному складу и тамъ задаромъ выспаться. У меня было всего два доллара въ карман, а мн хотлось подаритъ Алис Родгерсъ золотую ручку, которую я видлъ въ окн ювелирнаго магазина.

VII.

— Я думалъ, что ты останешься со своимъ пріятелемъ на восток, — сказалъ фермеръ Родгерсъ, когда я вернулся къ нему.— Мн нравится, что ты сдержалъ свое слово.

— Я же сказалъ, что вернусь сегодня, — возразилъ я.— Что касается моего пріятеля, то мы поссорились, и я не захотлъ остаться съ нимъ.

— Теб въ башмакахъ холодно будетъ сидть на плуг. Теб слдовало бы купить пару новыхъ сапогъ, разъ ты былъ въ город и у тебя были деньги, — сказалъ мистеръ Родгерсъ.

Меня послали въ степь выбрать себ пару воловъ. Я надвалъ сбрую на все стадо и приглядывался, какіе волы больше подходятъ другъ къ другу. Наконецъ я выбралъ себ запряжку.

— Это моя запряжка, — сказала Алиса, когда я вернулся на ферму.— Будь осторожнй!

— Будьте покойны, миссъ, — отвтилъ я.

Я прибавилъ миссъ, какъ-будто она была дама, обыкновенно же мы не говорили такъ на ферм.

Но мн недолго пришлось пользоваться запряжкой Алисы. Какъ-то однажды волъ Фреда споткнулся и околлъ отъ заворота кишокъ, Фредъ потребовалъ, чтобы я уступилъ ему свою запряжку. Я отказался, и самъ старикъ Родгерсъ былъ на моей сторон, но Алиса и Фредъ одержали верхъ надъ нами. На слдующее утро Фредъ всталъ раньше обыкновеннаго, и, когда я подошелъ къ стойлу, моихъ воловъ ужъ и слдъ простылъ. Для меня этого было достаточно, чтобы уйти съ фермы, но мистеръ Родгерсъ сказалъ, чтобы я не разстраивался и выбралъ бы себ другую запряжку. Я такъ и сдлалъ, и новые волы во всякомъ случа не были хуже первыхъ, а даже выносливе. А такъ какъ я хорошо кормилъ ихъ, мылъ имъ головы и чистилъ ихъ ежедневно скребницей. то я скоро значительно опередилъ Фреда въ работ.

Первая недля на ферм прошла въ постоянномъ страх. Престулленіе негодяя Іеца могло со дня на день открыться, и меня могли бы притянуть за сообщничество, но когда на ферму пришли дв газеты изъ городка Эліотъ и ни въ одной изъ нихъ ни слова не было сказано о мошенничеств, то ко мн вернулась бодрость, и я больше не думалъ объ этомъ. Или Іецъ совсмъ не взламывалъ денежнаго шкафа, а просто форсилъ передъ мною, желая доказать свою храбрость, или же банкъ былъ дйствительно ограбленъ, но Георгъ побоялся объ этомъ донести. Мн пришлось услыхать потомъ, что Георгъ — сынъ богатаго мельника, и въ случа необходимоcти отецъ могъ бы всегда покрыть дефицитъ.

Съ каждымъ днемъ Фредъ бралъ надо мною перевсъ въ глазахъ Алисы. Что бы я ни предпринялъ, онъ постоянно становился поперекъ дороги и одерживалъ побду. Уже во время жатвы онъ ухаживалъ за собой и чистился больше другихъ, а когда наступало время обда, онъ задолго до него становился передъ зеркаломъ и расчесывалъ на проборъ свои свтлые волосы. Его огорчало то, что у него не хватало одного глазного зуба, и, когда онъ смялся, была видна дырка. А что мн было длать, мн, совершенно оплшиввшему за одинъ годъ пребыванія въ степи! Къ тому же я пересталъ бриться, и у меня выросла жесткая борода, а къ довершенію всего отъ солнца и непогоды у меня вылзли брови. Я не могъ тягаться съ Фредомъ.

Но зато старикъ Родгерсъ и его жена были очень милы въ обращеніи со мной и хорошо ко мн относились. Случалось часто, что за столомъ мистрисъ Родгерсъ говорила мн, чтобы я бралъ больше пудинга или пирожныхъ. Иногда она съ интересомъ разспрашивала меня о тхъ или иныхъ обычаяхъ моей родины, а Фреда она никогда не разспрашивала, такъ какъ онъ родился въ Америк, въ Фаріон и, слдовательно, былъ городскимъ жителемъ.

Однажды утромъ Алиса разрядилась во-всю. Я думалъ, что она собирается въ городъ, и предложилъ проводить ее, но оказалось, что было воскресенье, и поэтому она надла свое праздничное платье. Я, какъ всегда, отправился на работу и старался не думать больше объ этомъ. Вдругъ я вижу, что Алиаа во всемъ своемъ великолпіи направляется къ Фреду. Онъ работалъ въ степи. Ко мн она не зашла. Такъ проходилъ день за днемъ. Я не заискивалъ въ Алис, хотя продолжалъ называть ее миссъ и былъ всегда очень внимателенъ по отношенію къ ней. Фредъ держался гораздо естественне меня. ‘Ты придаешь вещамъ слишкомъ много значенія!’ думалъ я про себя. Но теперь Алиса избаловалась, и, когда я пересталъ называть ее миссъ, а просто сталъ называть Алисой, она считала это нахальствомъ съ моей стороны и не отвчала мн. Однажды мн удалось принести въ исполненіе одну хитрость, бывшую у меня давно на ум, Какъ-то въ продолженіе нсколькихъ часовъ шелъ проливной дождь, и была гроза, пахать было невозможно, мы распрягли воловъ и отправились въ домъ. У меня не было второй куртки для перемны. Я надлъ сухую рубашку и пошелъ въ комнаты, гд было тепло и все семейство сидло въ сбор. Тутъ я принялся писать письмо, мн хотлось показать, какъ быстро я умю писать, я воспользовался золотой ручкой, для того, чтобы вс могли подумать, что я привыкъ ей писать.

— Мн никогда еще не приходилось видть, чтобы кто-нибудь такъ красиво и скоро писалъ! — сказалъ съ удивленіемъ мистеръ Родгерсъ.

Алиса невольно бросила взглядъ въ мою сторону, Фредь сидлъ возл нея, и они болтали между собою.

— Ты пишешь золотой ручкой?— сказала она.

— А вамъ она нравится?— спросилъ я.

— Конечно.

— Вы можете ее получитъ, миссъ, — сказалъ я и подалъ ей ручку.

— Я? Я вовсе не хочу ее, — коротко возразила она.— Но меня удивляетъ, что ты пишешь такой дорогой ручкой.

— Пишутъ тмъ, что имется.— Дале я намекнулъ ей, что ручка была мн подарена женщиной. Но это не произвело на нее никакого впечатлнія. А мн такъ и не удалось подарить ей ручку, несмотря на то, что я и употребилъ хитрость.

Я прибгалъ къ всевозможнымъ уловкамъ и придумывалъ одинъ планъ за другимъ. Въ продолженіе одной недли я былъ сдержанъ и молчаливъ, желая вызвать ея сочувствіе, на слдующую недлю я былъ веселъ и старался блистать остроумными отвтами. Алиса спросила только:

— Ты давно въ Америк?

— Въ общемъ лтъ семь, — отвтилъ я.— Теперь я здсь во второй разъ.

— А ты, Фредди?

— Я родился здсь, — послдовалъ его отвтъ.

— Ты видишь разницу, — сказала Алиса, обращаясь ко мн.

Родиться въ Америк было признакомъ благороднаго происхожденія. Она потому и назвала Фреда — Фредди, что это звучало не на нмецкій, а на американскій ладъ.

— Посмотри на его волосы!— сказала Алиса, указывая на волосы Фреда.— Они совсмъ какъ золото. А что случилось съ твоими волосами, Нутъ?

— Я растерялъ ихъ въ степи, — отвтилъ я.— Но теперь, мн кажется, они окрпли и начинаютъ расти.

— Такъ, такъ,— сказала Алиса.

VIII.

Но, наконецъ, долженъ былъ настать день, когда моя звзда дйствительно взошла высоко, и я на короткое время оказался побдителемъ на ферм. То были для меня часы непомрной гордости.

Къ Родгерсамъ пріхалъ гостить маленькій внукъ, его звали Эдвинъ. Мальчуганъ былъ почти цлый день со мной, ходилъ со мной въ поле, и тамъ я сажалъ его вмст съ собой на плугъ, и онъ правилъ волами. Однажды, когда онъ былъ съ ддомъ на ферм, съ нимъ случилось несчастіе. Старикъ былъ занятъ тмъ, что спускалъ доски внизъ по лстниц амбара, одна изъ этихъ досокъ скользнула неправильно и попала однимъ концомъ ребенку въ голову. Эдвинъ упалъ и лежалъ, какъ мертвый.

По всей усадьб поднялось невроятное волненіе. Алиса позвала меня, такъ какъ я былъ ближе другихъ, я долженъ былъ итти немедленно. Я отпрягъ воловъ, оставилъ ихъ на произволъ судьбы и побжалъ къ дому. Но Алиса обратилась ко мн въ минуту отчаянія, когда она опомнилась, то позвала Фреда, такъ какъ питала къ нему больше доврія, чмъ ко мн. Она поручила ему, какъ можно скорй запрячь въ экипажъ лошадей и хать въ городъ за докторомъ.

Старики были въ отчаяніи, и ихъ слезамъ и причитаніямъ не предвидлось конца. Мистеръ Родгерсъ поворачивалъ ребенка во вс стороны, не умя принести его въ чувство. Старое воспоминаніе изъ дней юноcти пришло мн вдругъ въ голову, и мн стало ясно, что нужно было сдлать.

— Снимите ему курточку, — сказалъ я, моя бритва лежала у меня подъ подушкой на кровати, я поспшно принесъ ее, вернувшись, я разорвалъ рукавъ рубашки Эдвина и сталъ осторожно надрзать жилу на его рук.

Женщины закричали и бросились на меня, какъ угорлыя, особенно Алиса была невоздержна и кричала, что я хочу умертвитъ ребенка. Я ударилъ ногой объ полъ и приказалъ ей отойти въ сторону, здсь дло шло о жизни или смерти, и я хочу спасти ребенка. На старика Родгерса мои слова произвели сильное впечатлніе, и онъ сталъ помогать мн держать ручку ребенка.

— Разв это не опасно — вскрыть ему жилу?— спрашивалъ онъ только.

Когда я надрзалъ немного глубже, показалась кровь, сначала маленькими капельками, а потомъ тоненькой струйкой. Я разстегнулъ сорочку и приложилъ ухо къ его груди, сердце не работало. Тогда я схватилъ его за ноги и началъ качать взадъ и впередъ головою внизъ. Я сдлалъ это для того, чтобы возстановить кровообращеніе. Затмъ я положилъ ребенка на полъ и сталъ выслушивать его сердце — оно начинало слабо работатъ. Это была наиудачнйшая операція, на которую я могъ только разсчитывать. Мы стояли и смотрли на ребенка. Маленькіе пальчики на его рук слегка задвигались.

— Онъ зашевелилъ пальчиками, — сказалъ мистеръ Родгерсъ, задыхаясь отъ радости.

— Онъ зашевелилъ пальчиками, — сказала бабушка и, рыдая, вышла изъ комнаты.

Вслдъ за этимъ ребенокъ открылъ глаза и опять закрылъ ихъ.

— Онъ открылъ глаза!— воскликнулъ мистеръ Родгерсъ, — онъ живъ.— Онъ позвалъ свою жену и повторилъ ей то же самое.

— Принеси мн кусокъ полотна, — сказалъ я Алис.

Алиса ушла и долго не возвращалась, я длался все смле, я схватилъ то, что бросилось мн въ глаза, это былъ кусокъ полотна, приготовленный очевидно для работы. Я оторвалъ четырехугольникъ для корпіи и длинную полосу для бинта.

Алиса вернулась и сказала:

— Это ты разорвалъ мое хорошее полотно?

— Я вамъ заплачу за него, — отвтилъ я и продолжалъ щипать корпію.

Мистеръ Родгерсъ проникся ко мн уваженіемъ за мое искусство и сказалъ дочери:

— Замолчи, Алиса.

Эдвинъ все чаще и чаще открывалъ глаза, онъ началъ стонать и хотлъ прикоснуться рукой къ ран на голов, но я не допустилъ этого. Тогда онъ широко открылъ глаза, и по его взгляду я понялъ, что онъ меня узналъ. Я положилъ теперь корпію на вскрытую жилу и наложилъ повязку, что мн слдовало уже сдлать раньше. Посл этого мы отнесли его на кроватку, и раздли его. Онъ впалъ въ безсознательное состояніе, тмъ временемъ я омылъ рану на его голов и забинтовалъ ее.

— Теперь можетъ пріхать и докторъ, — сказалъ я. И у меня было божественное настроеніе.

Но когда состояніе напряженноcти улеглось во мн, я сдлался вялымъ и апатичнымъ. Я опустился въ изнеможеніи на стулъ. Вскор затмъ я поднялся и вышелъ изъ дому, колни у меня дрожали, я примостился за конюшней и чувствовалъ, что я никуда больше не гожусь. Я просидлъ тутъ минутъ десять, посл этого я почувствовалъ себя немного бодре, пошелъ на поле, запрягъ воловъ и принялся пахать. Меня клонило ко сну.

Я пахалъ часа три. Наконецъ пришелъ старикъ Родгерсъ и сказалъ, что былъ докторъ, сдлалъ Эдвину перевязку и далъ ему капель. Мистеръ Родгерсъ попросилъ меня на сегодня прекратить работу. Я отпрягъ воловъ и отправился съ нимъ въ домъ.

Мы почти не говорили между собою, но я видлъ по глазамъ старика, какъ онъ былъ мн благодаренъ.

Мистрисъ Родгерсъ вышла къ намъ навстрчу и сказала мн:— Здсь былъ докторъ, онъ надется, что Эдвинъ выживетъ.

— Онъ сказалъ, что ты правильно поступилъ, надрзавъ жилу, — добавилъ Родгерсъ.

— Онъ сказалъ, что ты спасъ ему жизнь, — вмшалась мистрисъ Родгерсъ.

И опять я почувствовалъ Бога въ душ. Остальную часть дня я отдыхалъ. Но это бездлье не доставляло мн никакого удовольствія, я бродилъ по ферм и скучалъ, если бы было возможно, я опять принялся бы за полевыя работы. Алис слдовало бы сказать мн нсколько ласковыхъ словъ, но вмсто того, она подошла ко мн и сказала сердито.

— Ты топнулъ на меня ногой, Нутъ. Не длай этого въ другой разъ.

Я не нашелся ничего отвтить. Зато старики ршили, что я замчательно знающій человкъ, они внимательно прислушивались къ тому, что я разсказывалъ, и мн казалось, что они начали длать различіе между мной и Фредомъ, и, конечно, въ мою пользу. Такъ, напримръ, они однажды послали меня въ городъ продавать пшеницу и сдлать кое-какія порученія и покупки.

Между тмъ дни проходили за днями. Эдвинъ поправлялся, и все входило въ свою колею, подвигъ мой былъ мало-по-малу забытъ, и я опять бродилъ по ферм бднымъ и побжденнымъ. И для меня не было больше никакихъ перемнъ. Фредъ пришелъ ко мн и сказалъ:

— Скоро наступятъ морозы, а съ ними и конецъ пахотнымъ работамъ. Что ты думаешь предпринять?

— Право, я не знаю, — отвтилъ я.— Во всякомъ случа, мн надо обдумать.

Фредъ и я, мы жили дружно между собою, мы не были противниками, и я не сердился на него за то, что онъ присвоилъ себ мою запряжку. Алиса была тому виною. Фредъ не былъ бродягой въ худшемъ смысл этого слова, онъ принялся за бродяжничество только въ этомъ году, лишившись заработка. Къ тому же онъ гордился своей красивой наружностью, и когда онъ смялся, то едва открывалъ ротъ, желая скрыть пустое мсто въ ряду зубовъ. Благодаря этому, у него былъ такой видъ, будто онъ смется черезъ щель. Но это ему шло, такъ какъ отъ природы у него были довольно полныя губы.— Посмйся еще немного!— говорила ему въ такихъ случаяхъ Алиса. Она была влюблена въ него по уши.

Хотя мн приходилось не легко въ виду того, что на мою любовь не отвчали взаимностью, но Фредъ также не покоился на розахъ. Онъ разсказалъ мн, что Алиса призналась своимъ родителямъ, что любитъ его, но родители потребовали, чтобъ она его забыла.

Фредъ сказалъ мн:

— Ты долженъ намъ помочь, Нутъ.

Я почувствовалъ себя польщоннымъ этой просьбой и спросилъ:

— Ты просишь меня съ согласія Алисы?

— Да, — сказалъ Фредъ, — она этого хочетъ.

Я сказалъ:

— Тогда я это сдлаю!

Мн казалось, что я своимъ невроятнымъ благородствомъ вытсню Фреда изъ сердца Алисы. Старики охотно разговаривали со мною, и я однажды спросилъ мистера Родгерса, гд онъ родился, въ город или деревн.

— Въ деревн, — послышался отвтъ.

— Должно быть, жизнь молодой двушки на уединенной ферм не изъ веселыхъ, — продолжалъ я.— Какъ же здсь знакомятся съ людьми?

Мистеръ Родгерсъ отвтилъ, что здсь все-таки есть окрестныя фермы. Затмъ каждую недлю она здитъ въ городъ. Но, конечно, много людей здсь не встртишь.

— А какъ обстоитъ дло съ замужествомъ?— спросилъ я.— Берутъ перваго встрчнаго?

Старики переглянулись между собою. Ихъ старшая дочь удрала изъ дому съ проходимцемъ. Но имъ посчастливилось, молодые люди пріобрли себ кусокъ земли и сдлались фермерами, маленькій Эдвинъ былъ ихъ сыномъ.

— Но все же опасность есть, — продолжаю я доказывать дальше.— Какъ легко можетъ случиться, что молоденькая двушка влюбится въ недостойнаго человка только потому, что она не знаетъ другого и не иметъ выбора. Да, въ этомъ отношеніи я наврное былъ правъ.

— Вообще, надо относиться осторожнй къ такимъ бродягамъ, какъ мы, напримръ, — добавилъ я въ заключеніе. Старики опять переглянулись между собою и, очевидно, поняли меня.

Но вскор я самъ испугался своихъ словъ, я зашелъ слишкомъ далеко. Алиса узнаетъ, что я дйствовалъ противъ Фреда.

Итакъ, я воспользовался первымъ удобнымъ случаемъ и сказалъ мистрисъ Родгерсъ, что Фредъ представляетъ собой исключеніе, что онъ несомннно порядочный малый и, будь я двушкой, мой выборъ наврное палъ бы на него.

И на этотъ разъ старики выслушали меня, и я замтилъ, что имъ стало ясно, какой я безкорыстный человкъ.

Въ сумерки я подкараулилъ двушку и хотлъ съ ней поговоритъ.

— Ты не другъ Фреда, — сказала она.

— Что я сдлалъ?

— Ты худо отозвался о немъ.

Тогда я повелъ Алису къ ея матери и спросилъ, что я сказалъ худого о Фред.

— Ты сказалъ, что нужно остерегаться бродягъ, но Фредъ представляетъ собой исключеніе и находку, — отвтила мать.

— Но, мать, ты мн этого не разсказывала!— воскликнула Алиса. — Благословитъ тебя Господь, Нутъ!

Я гордо отошелъ отъ нея и сумлъ использовать свою выгодную позицію.

Когда Фредъ въ слдующій разъ попросилъ меня помочь ему, я отвтилъ, что не хочу больше вмшиваться въ его дла, и объяснилъ, что причиной тому было поведеніе Алисы.

IX.

Алиса пришла ко мн вся въ слезахъ и умоляла сказать родителямъ еще что-нибудь хорошее о Фред. Дло происходило вечеромъ, когда вс работы были уже окончены… Алиса подошла ко мн вплотную, касаясь пальцами пуговицъ на моей блуз, я чувствовалъ на себ ея дыханіе. Оги счастья у меня захватило духъ, и я безсвязно отвтилъ:

— О Фред? Хорошо, но что я долженъ сказать? Да, я сдлаю все, что вы потребуете.

Я не зналъ, что Фредъ подслушиваетъ насъ, а онъ стоялъ въ конюшн и прислушивался къ нашему разговору.

— Что долженъ я сдлать?— спросилъ я.— Знаете, о чемъ вы меня просите? Вдь вы замтили, что я тоже люблю васъ.

— Нтъ, я этого не замчала, — отвтила она.— Ты мн этого никогда не говорилъ.

— Говорить я этого не говорилъ, нтъ. Я знаю, что я бродяга и недостоинъ васъ.

— Впрочемъ, это все равно, — сказала Алиса, — такъ какъ я люблю Фредди.

— А меня вы просите о помощи?

— Нтъ, нтъ, — сказала она, — не будемъ больше говорить объ этомъ.

— Вамъ никогда не приходило въ голову, что я и безъ того былъ достаточно безкорыстенъ?— сказалъ я.— Я никогда не слышалъ отъ васъ ни слова благодарности. Но если бъ мн пришлось говорить еще, то это было бы выше моихъ силъ.

— Я знаю, что ты хорошій человкъ, — сказала Алиса.

— И больше ничего?

— Нтъ, ты также человкъ съ большими познаніями. Ты пишешь съ быстротой молніи.

Но то, что мн хотлось услыхать, а именно, что я такъ же интересенъ и обольстителенъ, какъ Фредъ, этого Алиса мн не сказала.

— А вы никогда не могли бы полюбить меня?— спросилъ я.

— Конечно, отчего же нтъ, — сказала Алиса, — немного, то-есть…

Я старался пріобрсти ея довріе и спросилъ:

— Неужели вы не врите, что я могъ бы улучшить вашу ферму, что я сталъ бы зарабатывать много денегъ и носить васъ на рукахъ? А что сдлаетъ Фредъ?

Алиса молчала.

— Вы не знаете, что я за человкъ, — оказалъ я таинственнымъ голосомъ, желая внушить ей, что она не иметъ обо мн никакого представленія.

— А я, а я!— закричалъ Фредъ и выскочилъ вдругъ изъ конюшни. Въ рукахъ у него были снныя вилы.— Я имю представленіе, что ты подлецъ и скверный малый, — сказалъ въ бшенств Фредъ, — я убью тебя, какъ собаку! Я струсилъ и, защищаясь, поднялъ руку.

— Успокойся, Фредъ, и пусти меня, — сказалъ я.

— Отпустить тебя! Я сію же минуту убью тебя!— закричалъ Фредъ и бросился на меня съ вилами. Алиса и не подумала разнимать насъ.

— Не убивай его, — это было все, что она сказала.

— Ты убійца, — сказалъ я Фреду.— Я прошу тебя оставить вилы, ты убійца!

Но Фредъ не хотлъ пощадить меня.

— Если ты сдлаешь еще шагъ, я заколю тебя на мст, — сказалъ онъ.

Я слъ на землю. Я видлъ, что Фредъ окончательно сошелъ съ ума, и съ нимъ ничего не подлаешь.

Извстно, что рана, нанесенная вилами, заживаетъ очень медленно, а иногда даже совсмъ не зарастаетъ. Поэтому я дрожалъ за свою жизнь.

— Что ты наговорилъ обо мн старику?— кричалъ Фредъ.

— Ты глупое животное, — сказалъ я.— Я ничего не говорилъ и не хочу, длать теб никакого одолженія.— Фредъ перевернулъ вилы и ударилъ меня рукояткой по голов. Это не было особенно больно. Но когда вилы коснулись меня, я выхватилъ ихъ изъ рукъ Фреда. Алиса поняла, что теперь опасность грозитъ Фреду, она побжала домой и притащила отца.

— Потише, ребята, — оказалъ мистеръ Родгерсъ, — что тутъ случилось?

— Спросите Фреда, — отвтилъ я.— Онъ бросился на меня съ вилами.

— Вилы были у васъ по очереди у обоихъ, — сказала Алиса.

Теперь я понялъ, что Алиса была дурнымъ человкомъ, и хоть и я не былъ особенно хорошъ, она была хуже меня. Взбшенный я пошелъ своей дорогой и предоставилъ обоимъ любовникамъ объясняться, мириться и длать за моей спиной все, что имъ будетъ угодно. Но на слдующій день я отправился къ Фреду, въ то время какъ онъ пахалъ, и приказалъ ему слзть съ плуга. Онъ не захотлъ этого сдлать, тогда я далъ ему въ зубы, онъ зашатался и упалъ съ сиднья. Въ отместку за это Фредъ не нашелъ ничего умне, какъ разрзать всю спину на моей куртк, въ то время какъ я спалъ.

Мы пахали до тхъ поръ, пока поле не затянулось снжной пеленой, до тхъ поръ, пока морозъ ужъ сталъ проникать въ землю. И тогда однажды мистеръ Родгерсъ сказалъ:

— Теперь, ребята, пора кончать пахоту.— Мы тотчасъ же отпрягли воловъ и отправились домой. Въ послдній разъ я почистилъ животныхъ скребницей, вымылъ имъ головы и накормилъ ихъ.

— Становится темно, скоро наступитъ ночь, оставайтесь до завтра, — сказалъ мистеръ Родгерсъ.

Онъ высчиталъ, сколько намъ слдуетъ, и заплатилъ намъ деньги. Такъ какъ я не бралъ денегъ впередъ, то получилъ больше Фреда. А онъ бралъ раньше деньги для покупки шляпы и моего костюма.

Мистеръ Родгерсъ одолжилъ мн на дорогу свою куртку, которая была крпче моей, я могъ оставить ее у его знакомаго купца, сказалъ онъ. Я вывернулъ карманы, чтобъ онъ могъ убдиться, что въ нихъ ничего не было. Это была уловка съ моей стороны, которая должна была служитъ доказательствомъ моей честноcти.

Ночью я проснулся оттого, что Фредъ всталъ съ своей койки и началъ одваться.

— Куда ты идешь?— спросилъ я. Никакого отвта не послдовало. Фредъ ушелъ и больше не возвращался.

‘У него что-то на ум!’ — подумалъ я, шмыгнулъ вслдъ за нимъ къ двери и открылъ ее, снаружи было темно и холодно, нсколько звздъ мерцали на неб. Шпіонить дальше я не рискнулъ и вернулся къ себ, что бы ни случилось, лучше держаться въ сторон. Я промерзъ, стоя у двери, и заснулъ крпкимъ сномъ, проснулся я только на слдующее утро.

Я всталъ и отправился къ старикамъ. Фреда еще не было.

— Гд Фредъ?— спросила мистрисъ Родгерсъ, она приготовила намъ закуситъ.

— Я не знаю, — отвтилъ я.

Тогда она вышла на дворъ и крикнула Фреда. Отвта не послдовало. Тогда у старушки закралось подозрніе, она открыла дверь въ комнату дочери и заглянула туда. Комната была пуста. Она закрыла дверь и сказала:

— Куда запропастилась Алиса?

Ея лицо сдлалось сраго цвта. Мы стали искать обоихъ, обыскали все вдоль и поперекъ, но не могли ихъ найти. Въ конюшн не хватало Алисиной запряжки, и намъ стало ясно, что парочка бжала.

— Совершенно какъ наша старшая дочь, — сказала смущенно мистрисъ Родгерсъ.

Старикъ Родгерсъ тосковалъ по дочери, былъ молчаливъ, и хотя онъ и принялся за работу, но нигд не находилъ себ покоя. Жена его первая забрала себя въ руки и сказала:

— Старшей дочери живется хорошо, быть-можетъ, и этой посчастливится.

— Если ты когда-нибудь будешь опять въ нашей сторон, я теб съ удовольствіемъ дамъ работу, — сказалъ мн на прощаніе мистеръ Родгерсъ.— Куда ты подешь теперь?

— Подальше, на западъ, — отвтилъ я.

— Этого я бы теб не посовтовалъ, — сказалъ мистеръ Родгерсъ.— Найди себ мсто здсь въ город и оставайся въ нашихъ краяхъ.

Но я отправился оттуда въ калифорнійскіе виноградники.

КНУТЪ ГАМСУНЪ.

I.

II.

III.

IV.

V.

VI.

VII.

VIII.

IX.

Читайте также: