Брингильда, Майков Аполлон Николаевич, Год: 1888

 
 А. М. Майков Брингильда Поэма ---------------------------------------------------------------------------- А. Н. Майков. Сочинения в двух томах. Том второй. М., 'Правда', 1984 ---------------------------------------------------------------------------- ПРИ ПОСЫЛКЕ 'БРИНГИЛЬДЫ' В МАЛУЮ АЗИЮ Моя валкирия, дитя Снегов и северных сияний, Теперь внезапно залетя В пору весенних ликований Земли, и моря, и небес, На светлый берег Пропонтиды, Нашла ль в стране иных чудес У сродной с нею Артемиды Привет и ласковый прием? Или воительница юга С ней обошлась как со врагом, И стали друг противу друга, Движеньем безотчетным рук Схватясь за меч, а та - за лук, И с вызывающей осанкой, И, по обычаю, на бой Дух разжигая похвальбой И благородной перебранкой? 1888 ПОСВЯЩЕНИЕ А. М. М. Пусть вся в крови моя поэма, Пускай Брингильды грозен вид, - Но из-под панциря и шлема В ней сердце нежное сквозит, И душу ей святым крещеньем Лишь озари, и освети Ее высоким дерзновеньям Христом открытые пути, - Она бы образ тот явила Душевных сил и красоты, Который нам осуществила В любви и жертве вечной - ты... ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА Гудруна - жена убитого Сигурда Брингильда - жена Гуннара, брата Гудруны Медди | Гермунда | Герварда } пять королев Урлунда-Красавица | Древняя Гильда | Время - мифических преданий скандинавской Старшей Эдды. Прим. для чтения вслух: 'Бога ради, читая вслух, не скандуйте стихов, как, к сожалению, у нас принято при чтении греческих и латинских поэтов и переносится также и на русские трехсложные размеры, ненадобно думать совсем о размере: читайте как прозу, но выразительно, где требуется, и с ударением на те слова в стихах, на которые следует по смыслу. Скандование убивает всякое одушевление, всякий лиризм, все переливы чувства, словом, пропадает вся сила диалога. В речах Гудруны и еще более Брингильды - скорее декламация, а не скандование...' (Из письма автора). Мертвый Сигурд на высоком помосте лежит: Весь с головы золотою покрыт он фатой, Факел горит в головах, а в ногах у него Бледная, взгляд неподвижный, Гудруна сидит. Пять королев на ступенях помоста вокруг, Древняя Гильда на креслах высоких одна: Съехались с разных концов на ужасную весть. Воины в шлемах стальных оцепляют их круг. Сзади толпятся старейшины, двор и рабы. Ропот в чертоге, и гул от толпы на дворе. Утром с шурьями на ловы поехал Сигурд. Тотчас почти принесен был домой, весь в крови. Кровь из больших десяти изливалася ран. Входит Брингильда в чертог, дверь наотмашь раскрыв. Шуба соболья и волосы в снежной пыли. Холод за нею в широкие двери пахнул' В стороны с факела пламя метнулось, вздымясь. Дрогнул, заискрясь, Сигурдов покров золотой. Глянувши быстро на всех, молча в угол прошла. Слушает, пристально глядя, что вкруг говорят. Подле Гудруны, у ног ее, Медди была. Горе чужое - да чуткое сердце у ней! Руку слегка на колени ее положив, Молвила: 'Милая! Жалко смотреть на тебя! Словно ты каменной стала! Хоть слово скажи! Еле ты дышишь, и то ведь вздрогнешь всякий раз! Знаю, голубонька! Тяжкое горе твое! Светлый был свет на душе - темна ночь налегла! Цветик в прогалинке - всякий затопчет тебя! Елочка край леску - всякий обидит тебя! Лань ты моя круглоокая! Серна моя! Чуется, тяжко тебе одинокой-то жить! В горы ль, бывало, олень твой бежит, - ты за ним! Пьет ли в ручье, - ты уж скачешь и плещешься вкруг! Будь моя волюшка, - ох! - унесла бы тебя! Холила б в замке своем!.. Здесь ведь ужас и мрак!' Молча Гудруна в ответ лишь тихонько с колен Руку подруги сложила холодной рукой. Молвит Гермунда: 'И вправду уж лучше ты плачь! Легче, как выплачешь горькое горе зараз! Слез еще много на первое горе найдешь. Вот как другие пойдут - так и рада б, да нет! Высушат в сердце вконец все живые ключи! Я схоронила двоих - да каких ведь! - мужей! Пять сыновей у меня в одном пало бою!.. С факелом в бурную ночь я бродила меж тел, Всех собрала. Нагрузила телами ладью. Еду. Над ними стою - и ни слов нет, ни слез. Думаю: что же? Зачем же осталась я жить?.. Только - живу. Двое внуков остались: ращу. Дом свой, народ - всё, как было, во страхе веду. В фольстинг старшин собираю. Суды им сужу. С моря ли, с суши ли враг, - я встречаю сама: Всех впереди колесница моя иль корабль... Внукам отцовский венец поклялась передать, В женских руках не сломав ни едина зубца. Так вот и ты поступай. У тебя ведь есть дочь'. Молвит Герварда: 'А я-то? Что вынесла я! Было и царство, и войско, и слава у нас! В доме - большая семья, вечно гости, пиры! На берег выйдешь - и нету конца кораблям! Словно бессчетно чудовищ морских на песок Всплыли с глубин и на солнце рядком улеглись, Головы с пастью драконов подняв высоко! Нынче - волчец там да вереск: аланы прошли! Всё сожжено!.. что побито, что угнано в плен! Я, королева, в толпе очутилась рабынь! Гнали нас с места на место, голодных, босых... Взял меня в жены каган. У него на пирах Мужнин, отца, троих братьев - всех пять черепов - В кубки обделали их - наливала вином, Их разносила с поклоном пирующим я! Что же? Привыкла! Сжилась! И с каганом сжилась! В почестях тоже, как след... Принимали царей... Только его отравили... Какой-то там грек... Вслед пришло войско... Сам кесарь... Всё бросилось врозь! Я по болотам скрывалась, по дебрям, совсем Думала - смерть! да попала сюда, и еще Мужа нашла, - королева опять, в третий раз! Ты молода еще: что же крушиться тебе? Мужа, постой, не такого найдешь! Уж поверь, Знаю я, все они, каждый по-своему мил! Дикий алан - и по нем даже плакала я!' Словно не видит, не слышит, Гудруна сидит. Взгляд устремила вперед. Ни кровинки в лице. Молвит Урлунда-Красавица: 'Год пожила С первым я мужем, Гудруна. Как умер он, я Думала: кончено! Больше уж нечего жить! Бросилась даже за ним на костер: удержать Люди насилу могли! Целый год я была Словно как мертвая: плачу, не ем и не пью. Встретился Оттен - и стыдно б признаться мне в том -- Стыдно, но я, государыни, вам признаюсь: Встретился Оттен - и сердце зажглось не спросясь! Что впереди - я не знаю, но, слава богам, Благами их как цветами осыпана я! Дети красавцы! А старший уж правит рулем. Знает все снасти, как парус поставить, когда. Так уж его и прозвали Волчонком Морским! Разве мы знаем удел свой!.. Как ты родилась. Норны связали уж в узел твои жребий навек. Нам - ни распутать, ни вновь своего не скрутить!' Древняя Гильда за ней пожелала сказать: Жадно всех очи к ее устремились устам. Всюду как жемчуг слова подбирались ее. 'В старые годы нам слезы вменялись в позор. Замуж шла - знала, что мужнин конец - твой конец. Шла с ним на одр - знала: так же пойдешь на костер. Чуть не сто лет я живу. Что же, в радость мне жизнь? Сорок годов уж, как в море ушел мой король. Я рассылала гонцов - возвращались ни с чем. Башню на крайнем утесе поставила я, Стража на вышке, а я на бойнице весь день. Парус его покажись - я узнаю из ста!.. Вещий есть старец, ведунья-жена у меня. Валка - ведунья: в пещере над Геллой {Гелла - ад.} живет, Ход там в пещере есть узкий и в Геллу окно, Всех истязуемых тени там видит она: Нет до сих пор между них моего, говорит. Вещий же - Снорро. Являлся к нему сам Один. Травы он знает. Нажжет их - что сноп упадет, Духом же к самой Валгалле восходит тогда. Там, притаясь, он в толпе челядинцев глядит: Видел и светлого Бальдура, Брагги-певца, Фриггу, Одина - сидят за высоким столом. Тени ж сражаются, мчатся на белых конях, Жены, любуясь, стоят по сторонкам вокруг, - Нет короля моего, нет Олафа и там! Так я его по трем царствам по всем сторожу. Как где явился - узнаю и тотчас к нему! Лодка с горючей смолой наготове всегда, Царское платье, венец. В тот же миг уберусь, Сяду, спущуся в открытое море сама, Брачную песнь запою и смолу запалю - И полечу голубицей вдогонку к нему!' Смолкнула Дивная: вспыхнувший пламень погас. Молча склонили главы королевы пред ней. С низким поклоном лишь Медди дерзнула сказать: 'Нынче, как ты, государыня, мало таких! Где же нам с этим терпеньем и верой прожить! Муж уезжает... На годы пропал о нем слух: Ждешь ты, живешь, сирота - ни жена, ни вдова, Ждешь, узорочья ему вышиваешь сидишь, Подвиги тоже шелками рисуешь его: Крепишься, крепишься, стелешь стежок за стежком, - Нет да и капнет тебе на работу слеза... Ты ведь весь век на гнезде, а ведь он-то кружит, Так залетит, что, гляди, и забыл обо всем!..' Молча сидела Брингильда в тени, на скамье. Умных речей королев уж не слышит давно. Вдруг она встала, на помост к Сигурду взошла, Сбросила шубу соболью с крутого плеча, На руку белый спустила покров с головы, Черные косы откинула быстро назад. Ферязь на ней золотая, за поясом нож, Гладкое, низко на лбу, золотое ж кольцо. Сдернув с Сигурда покров с головы и груди, Десять зияющих ран обнажила на ней. Вмиг отскочила Гудруна и вскрикнула так, Воплем таким, что гуденьем тот крик отдался В кованых чашах на полках кругом по стенам. Точно мечом поразил ее сердце в упор Грозных Брингильды очей торжествующий взгляд. Тут полились, что поток, у Гудруны слова: 'Прочь, ненавистная! Скройся, уйди ты от нас! Только ты горе и слезы приносишь с собой! Дело твое - эта кровь! неповинная кровь, К крови ты с детства привыкла, что к сладким медам! Диким аланом, не девкой родиться б тебе! Чем виноват он, Сигурд, пред тобою, скажи? Тем ли, что между мужей он что солнце сиял? Тем ли, что слава его облетела весь свет? Видела ты, что, когда выходил он со мной. Все расступалися, с радостью глядя на нас, Ты только черною тучей смотрела, одна! Летом, когда уезжали они на войну, Я не хотела, чтоб с братьями ехал Сигурд, Я, как над малым ребенком, дрожала над ним, Три дня, три ночи молила - и сдался бы он, Если б не взгляд твой, не сжатые губы твои, Это презренье и вместе насмешка в лице! Сел уж когда на коня, я упала без чувств, - Помнишь, каким залилася ты смехом тогда! Смерти его ты уж хочешь, ты ищешь давно! Радуйся ж - вот он!.. Твое это дело, твое! Скажешь: ты дома была? Да твои уж глаза - Взглядом убьешь, обернешься медведем, орлом, - Прежде была, - говорят же, - Валкирией ты! Братья приедут - постой! Старшину соберут, Люб ли Сигурд был народу - узнаешь тогда! Речь перебить ей хотела Брингильда: 'Молчи!' Вскрикнула снова Гудруна: 'Оставь хоть на миг! Дай хоть в последний-то раз поглядеть на него! Ах, государыни! горькая доля моя! Только как вспомню... вот нынче- поднялся чем свет. Ходит на цыпочках, сам снарядился, один, Бережно крался к дверям, чтоб меня не будить, - Я притаилась, лежу и всё вижу, молчу, Только он к двери - вскочила, его обняла, - Поднял меня, как ребенка, опять уложил И - уходил и смеялся, кивнул головой, - Только и видела!.. Встала, во двор выхожу, Вижу - бежит его конь, его Грани, один... 'Где ж твой хозяин?' - я в шутку спросила его. Конь пал на землю - и слезы из глаз полились, Плакал слезами - а мне еще всё невдомек! Только вдруг вижу - несут!.. Что тут сталось со мной! Я и теперь даже в разум прийти не могу! Где я? С какой я упала теперь высоты? Вот ты хотела, ехидна, чего - моих слез! Радуйся ж! Хватит тебе их на всю твою жизнь! Пей их, соси их, суши мое сердце, змея! Ишь, нарядилась как! Золото, камни, янтарь... Точно не смерть у нас в доме, а свадебный пир! Бедный мой, бедный!..' И, сильно руками всплеснув, Голосом стала рыдать и упала на одр, Жаркой к коленям Сигурда прижавшись щекой. Сжалося сердце у всех у пяти королев: Искоса взгляд на Брингильду бросают порой. Стража сурово глядит, на щиты опершись. Тихие женщин рыданья в толпе раздались. Тихо Брингильда Гудруне в ответ начала: 'Слушай, Гудруна. Теперь, сколько хочешь, кляни, Всё что есть злобы в душе изливай на меня! Прежде... вчера еще... голос твой, имя твое Кровь подымали во мне и мутили глаза, - Кажется, - так бы тебя растерзала сейчас! Только в железной узде я держала свой дух, Руки сжимая - ногтями их резала я! Нынче ж спокойно, без злобы, отвечу тебе!.. Нынче, когда принесен был убитый Сигурд, В полную грудь мне хотелось вздохнуть в первый раз!.. В горы ушла я, блуждала по белым снегам, Пела во всю свою волю победную песнь, - Пела, как в детстве певала по ранним зарям, Розовым блеском их тешась на горных высях!.. 'Крошкой Валкирией' звали тогда уж меня, После уж 'Грозной Валкирией' прозвали... Да! Бросила прялку я, броню одела и шлем, Грозной Валкирией - вправду - являлась в боях: Меч мой, к кому я хотела, победу склонял! Ах, эти годы мои - золотые года! Я, что орлица, жила в недоступной выси! Мелкую тварь, что ютится в норах, по земле, В жалкой вражде, - и не знала, не видела я!.. Ах! для чего им хотелось, чтоб замуж я шла!.. Был у нас замок, - спасенье, я думала, там! Замок - и в лето на снегом покрытой горе. Только подъемный над пропастью подняли мост - В замок и доступу нет... Царство вечной зимы! Только один и цветет там минутный цветок - Подле оттаявшей глыбы - фиалок семья. Вкруг - клокотанье ручьев, водопадов грома, Радуги всюду над ними в алмазной пыли, Синее небо и - мир беспредельный кругом! Я и сказала своим, что туда удалюсь. Только тот смелый, кто в замке добудет меня, - Только один он и будет мне муж. И ушла. Сколько там дней - и не помню, не знаю - прошло... Раз открываю глаза - светозарный ли бог. Горний ли дух-повелитель льдяных этих стран, В чистом эфире рожденный, в нетленной заре, Смертный ли чудной неведомой мне красоты, - Шлем золотой, изумленный и радостный' сам, Меч обнаженный опущен, - стоит предо мной... Он - этот витязь - он здесь!.. Вот он - мертвый - Сигурд! Вот, - продолжала, касаясь Сигурда рукой, - Вот эти волосы в кудрях вились по плечам... Бледные щеки румянцем пылали тогда... Сжаты уста, но с приподнятой верхней губой, - Как отвечали они изумленью в очах, Ясному взору, что вместе и грел, и ласкал! Миг - и зажглися сердца наши тем же огнем, Вот на руках его обручи - видите - вот Эти три - белого золота - это мои! Красного - вот на руках моих - это его! Тут же, пред ликом небес, обручилися мы, В вечной любви поклялись и на жизнь, и на смерть!' Слушали все, удивленно к ней очи подняв, Только Гудруна смущенный потупила взгляд, Сердце смиряя с трудом, та опять начала. 'Знали, Гудруна, вы с матерью - чей был Сигурд! Знали, что едет он сватов за мной посылать! Зельем ли вы опоили его на пиру, Чарами ль память отшибли, - но в этот же день Дочь обручила, Гудруну, с ним нежная мать! Что? вы подумали, что же со мной будет, что? Жизнь мою, сердце мое - пожалели тогда? Смерили бездну, куда вы втоптали его, Бездну, где в вечной ночи нет ни солнца, ни звезд, Разве из ада лишь жгучее пламя пахнет, Слышны лишь стоны, проклятья да скрежет зубов Муки осмеянной - чистой как небо любви! С ним - когда ластилась с подлой ты страстью к нему, В неге постыдной гася в нем божественный дух, Лаской кошачьей геройство в нем тщась усыпить, Думала ль ты, что тут подле же, о бок с тобой - Та, чьи обманом украли вы честь и права, Та, для которой любовь - это подвиг и долг?! Думала, да!.. но судила о ней по себе: 'О, покорится!.. Не тот, так другого нашла! Родом не ниже, красавец, Морской же Король' - Душу, несчастная, в разум-то взять ли тебе, Душу - небесный тот свет, что нам светит в богах, То, что в Валгалле нас вводит в их радостный круг! Слушайте ж все теперь. Да! это дело - мое! Всё, как задумала, всё довела до конца. Сватов Гуннара заставила выслать ко мне. В дом их, в семью их - невесткою ей - я вошла. В муже - ив братьях ее стала зависть будить. Стала им зло на Сигурда нашептывать я. Стала пророчить им тяжкую долю и стыд. Будет, твердила, Сигурд здесь один королем. Мужу Гудруна покоя не даст ни на миг - Со свету всех нас сживет или пустит с сумой. В рунах стоит: 'На Сигурда - Сигурдов лишь меч'. Меч его надобно было тихонько достать. Ночью - вы спали - в светлицу прокралась я к вам... Месяц тебя освещал у него на груди, Меч же высоко над вами висел на стене: Через тебя я ступила, чтоб снять его там... Мысль: 'Не тебя ль заколоть?' - промелькнула, но вмиг, Как от шмеля, от нее отмахнулася я!.. В ночь это было вчера, а с зарей этот меч Сделал уж дело свое - у Гуннара в руках! Да, у Гуннара, и все твои братья с ним, - всех Я натравила и в волю свою привела... Волчью срубила им печень с кусками змеи, В крепкую брагу - из жабы им желчь подлила, - Ели и пили всю ночь - и озлились вконец!' В ужасе Медди к Урлунде прижалась плечом. Ждут с любопытством Герварда с Гермундой конца, С дрожью всем телом провидица Гильда сидит. Пристальный взор свой соколий в Брингильду вперив. Тихо рыдала Гудруна, закрывши лицо. К ней обратила Брингильда последнюю речь: 'Слушай. Теперь в моем сердце нет зла на тебя. Всё, что давило, как снег растопилось с души, Ей и легко, и светло-как тогда, на горе, В замке, в тот миг, как Сигурда увидела я. Даже... тебе утешенье могу я сказать... Взор мой в грядущее видит теперь далеко... Крови там... крови... В крови ваш погибнет весь род... Этли отмстит за Сигурда... но ты... ты найдешь В мстителе счастье свое... и забудешь о нас... Разве как сон какой вспомнишь, как будто твой дух В чудное царство взлетал, где всё чуждо ему, Где всё давило, как вечные горы, его - Люди, их облики, души и замыслы их, - Вспомнишь - душа содрогнется, как робкий пловец, Вдруг очутясь в океане на утлой ладье, И пожелаешь домой, поскорее домой, К детям и мужу, к рабыням и прялке своей. Будет ужасен на первое время мой образ тебе! Злой и холодной Валкирией буду казаться я вам, - Новое ж счастье тебя и со мной примирит. Этого счастья, ты скажешь, она б не могла Здесь ни себе, ни другому кому-либо дать, - И скажешь правду!.. Не здешнее - счастье мое! Счастье мое - и не здешняя мера ему, Счастье мое без конца, без предела и - с ним!' Властно перстом на Сигурда при сем указав, Радостным вся торжеством просияла она, И, как бы взором во глубь проницая небес, Медленно, голосом твердым, сказала еще: 'Боги с престолов своих уж взирают на нас, Мчатся навстречу валкирии к новой сестре, В славу героя герои мечами стучат о щиты - Брачный в Валгалле готовят нам пир'. И, обратившись к рабыням: 'Подайте венец', - Словно на пир, непоспешно, надела его. Встала коленом к Сигурду на одр и еще Слово сказала: 'Последняя воля моя - Вы на одном нас с Сигурдом сожгите костре'. Тут же, на ферязи с петель застежки разняв, Грудь обнажила и, сердце ощупав рукой, К месту меж ребер приставила нож острием. Сильно ударила правой рукой рукоять И, пошатнувшись, упала Сигурду на грудь. Вскрикнули Медди с Урлундой. Гудруна глядит, В страхе широко прекрасные очи раскрыв, Словно не в силах всё бывшее мыслью обнять. Древняя ж Гильда, порывисто с кресел вскочив, Прядями белых волос потрясая, одна, Руки воздев, восклицала в наитьи святом: 'Слава, Брингильда, тебе, Мужа обретшей навек в безразлучную жизнь!' 1888 ПРИМЕЧАНИЯ Брингильда. Впервые - 'Русский вестник', 1888, No 6, с. 3, без вступительного стих. 'При посылке 'Брингильды' в Малую Азию' и посвящения. Вступительное стих. напечатано в сб.: ''Красный цветок'. Литературный сборник в память Всеволода Михайловича Гаршина', СПб., 1888, отд. II, с. 4, под загл. 'При посылке поэмы 'Брингильда' в Кадыкиой в Малой Азии', с датой: 2 апреля 1888. Печатается по тексту: Полн. собр. соч. А. Н. Майкова, СПб., 1893, т. 3, с. 377. Поэма была послана сыновьям Майкова Владимиру и Аполлону, находившимся тогда в Кадыкиое (см. примеч. к циклу 'У Мраморного моря', т. 1, с. 537). Закончена Майковым в марте 1888 г., 30 апреля 1888 г. он прочел ее на праздновании своего литературного юбилея в Петербурге ('Исторический вестник', 1888, No 6, с. 693), Представляет собой обработку фрагмента 'Язык поэзии' из 'Младшей Эдды' (см. примеч. к поэме 'Бальдур', с. 477). В одном из незаконченных отрывков предисловия к поэме 'Бальдур' Майков остановился на 'грандиозном образе Брингильды, королевской дочери-валкирии, которая спящею положена Одинок на высокую гору'. Освобождение ее Сигурдой истолковано как 'женитьба Солнца, освобождающего свою милую ладу - Землю, спящую под блестящим покровом снегов'. Особое значение Майков придавал правильному чтению поэмы: 'Эта игра ударений, разнообразие их по месту в каждом стихе не дает возможности установиться скучной монотонности трехсложного стиха, и неопытное ухо никак не может даже уловить, каким размером писана поэма, чувствует только плавность и гармонию речи. А эти качества в 'Брингильде' чаруют меня и до сих пор, особенно Когда она сама заговорила - ее возвышенный поэтический тон, как блуждала по белым снегам - замок, наконец ее душевная речь <...> Ведь в этом роде у меня еще ничего не было писано. Новая форма! новое содержание! и я не знаю ничего, мне ее напоминающего!' (Письмо к сыновьям Владимиру и Аполлону от 13 апреля 1888 г. - Ежегодник, 1978, с. 201). 'Брингильда' получила высокую оценку критика Е. М. Гаршина, брата писателя В. М. Гаршина (Е. Гаршин. Три поэмы, СПб., 1889, с. 10). А. И. М. - Анна Ивановна Майкова (урожд. Штеммер, 1830-1911), жена поэта.