Д. В. Философов.
Братство церковного обновления
Д. В. Философов.
Братство церковного обновления
1906 г.
————————————
Братство церковного обновления, Философов Дмитрий Владимирович, Год: 1906
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Странное впечатление производит орган членов ‘Петербургского братства церковного обновления’, еженедельник ‘Век’, первый номер которого недавно вышел.
Сущность его программы можно определить следующим образом: ‘Так как в России началось ‘освободительное движение’, так как положение старой церкви начало благодаря этому внецерковному движению колебаться, то мы, члены братства, и спешим отказаться от старых господ, против которых мы никогда открыто не восставали и присоединяемся к новым’.
Главное, чтобы поспеть за колесницей ‘освободительного движение’.
‘Ну, что же, — могут им ответить участники ‘освободительного движения, — поспешайте, поспешайте. Колесницу вы не везете, на вас мы не рассчитываем, но чем больше толпа бегущих за колесницей, тем лучше’.
Однако ‘церковные обновленцы’ рассчитывают, по-видимому, не на такое к ним отношение. Они хотят стать во ‘главу угла’. Их ‘христианская политика’, думают они, хотя и беспартийна, но гораздо действеннее политики простой, нехристианской.
‘Полное гражданское равноправие, свобода личности, последовательно проведенное выборное самоуправление общин, замена личного пользования собственностью общинным пользованием и широкое развитие трудовых союзов — вот ближайшие задачи христианской политики’.
При чем тут христианство? Это не что иное, как робкие и туманно высказанные требования социалистической программы. Но ‘христианство’ церковных обновленцев оказывается не в программе, а в ‘тактике’. Их тактика — ‘мирное обновление’. ‘Только бескровной идейной борьбой, должны совершаться все эти завоевания. Христианской политике равно чужды кровавые акты в борьбе ‘правых’ и ‘левых’, чужды партийные счеты и балансы’.
Отлично, соглашаемся. Какое уж христианство с бомбами! Но тут позволительно спросить, почему же эти методы не были применяемы ‘обновленцами’ до расцвета ‘освободительного движение’? Ведь как ни горестно в этом сознаться, но ‘освободительное движение’ не обошлось без ‘кровавых актов’. Однако до совершения этих актов ‘обновленцы’ что-то помалкивали, а тогда, казалось бы, им-то и действовать, тогда-то им бы и проповедовать ‘полное гражданское равноправие, вплоть до коммунизма’ включительно.
Однако нет. Тогда они мирились и с синодом, и с самовластной бюрократией, и с чем угодно. А как только начались ‘кровавые акты’, так ‘рыдающий звон бюрократических цепей’ (их выражение) стал для них нестерпим, и они поспешили за ‘колесницей’.
Старая церковь всегда пристраивалась ко власть имущим. По-видимому, и ‘обновленная’ не излечилась от этого недуга. Старая церковь благословляла старую общественность, новая высказывает готовность благословить общественность освобожденной России. Правда, самое-то ‘освобождение’ — дело черное, ‘с кровавыми актами’, но обновленцы этим не смущаются. Они против ‘насилия’, руки у них чистые, и они готовы служить чем могут. Они твердо верят, что без них новый строй не обойдется. Так вот, они и надеются.
Но не ошибаются ли они? Так ли они уж нужны для будущего режима ‘с заменой личного пользования собственностью общинным?’ В этом позволительно усумниться, и я боюсь, как бы обновленцам не грозило жестокое разочарование! Как только они предложат свои услуги, пожелают сесть в ‘колесницу’, им, чего доброго, скажут: ‘Нет, голубчики! Для вас места нет. Без вас освободительное движение началось, без вас и обойдется’. Сюрприз будет не малый, потому что обновленцы уже учли все выгоды ‘освободительного движения’.
‘Русская религиозно-общественная жизнь, — говорят они в своей программной статье, — сама собою выдвинула на первое место задачу примирения христианских воззрений с современною культурой, задачу церковного обновления и христианского возрождения, из которой естественно (?) вытекают все сложные вопросы христианской политики, невозможной в эпоху церковного и общественного закрепощения, но вполне осуществимой при возрожденном христианском сознании и обновленном церковном и государственном (!) строе’.
Из этого следует, что христианская политика начинается тогда. когда строй уже обновлен. Вот тебе и политика! Пусть ‘безбожники’ обновляют, погрязают в ‘кровавых актах’, а мы придем на готовенькое, на чистенькое и начнем ‘примирять’… непримиримое.
Но тогда отчего же они так нападают на старую необновленную церковь? Ведь и ее ‘политика’ заключалась главным образом в постоянном ‘приспособлении’. Был неограниченный абсолютизм — она приспособилась к нему, стал он меняться — она поспешила начать ‘реформы’ и опубликовала на днях свою обширную программу. ‘Страна’ (No 214) совершенно верно замечает, что ‘если припомнить жестокую, гнетущую неподвижность, в какой цепенеет бытовая жизнь русской церкви синодальной эпохи, то нельзя не приветствовать и той доли изменений в некоторых ее областях, которую обещает принести с собой собор’. Может быть, эти реформы слишком робкие, малодействительные, но, по существу, между ними и проектами ‘церковного обновления’ нет большой разницы. Различие такое же, как между октябристами и ‘мирным обновлением’. Метафизические корни у обоих, т.е. у старой, желающей подновиться церкви, и у братства церковного обновления одни и те же. А все то, что братство включило в свою программу в качестве пресловутой ‘христианской политики’ — все это оно попросту ‘позаимствовало’ у социалистов. Но социалисты в своих выводах строго последовательны, они объединены не только общим социальным идеалом, но и общим миросозерцанием, тогда как наши христианские социалисты, оставляя неприкосновенной старую православную метафизику, из модернизма потянулись к социализму, не имея на то никаких внутренних оснований. ‘Страна’ в цитированной выше передовой статье упрекает предсоборное присутствие в том, что в его программе реформ ‘религиозные вопросы блистают своим полнейшим отсутствием’. ‘Очевидно, — говорит дальше газета, — в сознании вождей русской церкви никаких вопросов веры и морали нет’. Замечание верное. Но разве тот же упрек нельзя целиком отнести и к ‘братству’? Совершенно не касаясь метафизической проблемы, оно с невероятной наивностью заменяет основные вопросы религии какими-то жалкими словами о том. что ‘весь мир подлежит претворению христианами в ‘Царство Божие’ или что ‘главная цель братства — устроение жизни сообразно началам апостольского и вселенского православного христианства’.
Но ведь это говорят все исторические церкви, и, однако, мир не ‘претворился’, однако, ни вселенской, ни апостольской церкви нет, а есть несколько враждующих между собой церквей. И не есть ли сознательный или бессознательный обман ставить знак равенства между ‘апостольской’, ‘вселенской’ и ‘православной’?
Но и эти ‘жалкие слова’ помещены в ‘уставе’ братства. В газете же их нет. Действительно, перелистайте первый номер ‘Века’ и вы увидите в нем лишь прогрессивные банальности, встречавшиеся в подцензурное время в провинциальной печати, банальности, кое-где приправленные более опасными, но крайне туманными социалистическими мечтаниями. Этот сладкий мармелад даже не своих, а чужих банальностей смутил саму редакцию. В своем послесловии она просит читателей не судить ее строго и обещает, что в будущем ‘громче зазвучит основная мелодия, окрепнут аккорды и полнее станет гармония’.
Это наивная иллюзия. Если ‘Век’ обратится к основной своей задаче и займется не беганием за ‘колесницей’, а пересмотром своих религиозных основ, задумается над вопросом, случайно ли до сих пор не было ‘христианской общественности’, то начнется неминуемо такая какофония, что избави Бог. Вопрос не в освободительном движении и не в прикомандировании к нему наших, даже самых либеральных священников, а в самом понятии христианской церкви. Оставаясь в старой, хотя бы и в реформированной церкви, в ‘колесницу’ не попадешь. Это слишком ясно. И это сознают, вероятно, многие из ‘светских’ сотрудников нового журнала. А если так, то зачем же обманывать себя и других?
Все эти соображения заставляют признать затею братства издавать свой журнал неудачной. Христианство есть религия исключительно личная, а не общественная. В нем проявилось величайшее утверждение личности, но религиозная общественность в нем еще не открыта. Это дело будущего, дело будущей религиозной революции, а не церковной реформы. Около старой церкви, в смысле общественном, делать нечего. Всем верующим христианам надо это раз и навсегда понять.
А пока что гораздо честнее попросту, без затей присоединиться к ‘нехристианскому’ общественному движению, присоединиться к нем в ‘партикулярном платье’, которое куда практичнее, чем длиннополые византийские одежды. Такое присоединение нисколько не препятствует членам ‘братства’ исповедовать Христа в личной, необщественной, жизни.
Впервые опубликовано: Философов Д.В. Слова и жизнь: Литературные споры новейшего времени (1901—1908). СПб.: Акционерное общество типографического дела, 1909.
Исходник здесь: http://dugward.ru/library/filosofov/filosofov_bratstvo_cerkovnogo_obnovlenia.html