Богдан, Гребенка Евгений Павлович, Год: 1846

Время на прочтение: 32 минут(ы)

БОГДАНЪ.

СЦЕНЫ ИЗЪ ЖИЗНИ МАЛОРОССІЙСКАГО ГЕТМАНА ЗИНОВІЯ ХМЛЬНИЦКАГО.

(Дйствіе въ XVII столтіи.)

ПРОЛОГЪ.
И душиста и тепла
Ночь весенняя свтла.
Міръ уснулъ, но духъ живой
Движетъ небомъ и землей.
Въ безпредльной вышин
Звзды свтлыя плывутъ,
Въ недоступной глубин
Корни темные ползутъ,
Въ необъятной тишин
Слышно травы какъ растутъ,
Нешелохнясь Днпръ несетъ
Въ море бремя синихъ водъ.
Надъ ркою мсяцъ всталъ,
Глянулъ въ воду, задрожалъ,
И объискренный потокъ
Свтлымъ золотомъ потекъ, .
Поднялся туманъ съ рки,
Разостлался по скаламъ.
Не туманъ я вижу тамъ:
Легкіе тней полки,
Опершись на бунчуки,
Тихо въ воздух стоятъ,
Вдоль чела чубы висятъ —
Взоры тайною полны
Замогильной стороны —
Вкругъ душиста и тепла,
Ночь весенняя свтла!
Расплеснулася рка,
И въ внк изъ тростника
Вышла изъ воды двица,
Хороша, но блднолица,
Какъ въ постели пуховой
На волн легла живой,
Грудью полною, крутою
Подымаясь надъ водою
Косы мокрыя плететъ
И смется и поетъ:
Ночь тиха! ночь свтла!
Ни втру ни тучи!
Не шепчутся листья.
Люди спятъ, зври спятъ,
Цлуются травки,
Цвты въ-тихомолку.
Людямъ день, наша ночь,
Вставайте, сестрицы,
Мои блолицы,
Гулять на лугу…
И зашумли быстры волны
И стадомъ къ берегу бгутъ —
Русалки по Днпру плывутъ —
Рзвы, безпечны, своевольны,
Хохочутъ звонко и поютъ:
Все уснуло мертвымъ сномъ,
Мы порзвимся на вол!….
На лугахъ травы нарвемъ
А цвтовъ найдемъ на пол!..
Изъ зеленыхъ тростниковъ
Мы навьемъ себ внковъ.
Пересыплемъ ихъ цвтами.
Свяжемъ мсяца лучами.
Путникъ, путникъ молодой!…..
Къ намъ, сюда! Мы зацлуемъ
Сладострастнымъ поцлуемъ,
Здсь подъ теплою волной
Ты утонешь въ нг томной,
И подъ хохотъ нашъ нескромный
Не услышишь птуха.
Ночка ноченька тиха!….
Ночка ноченька тиха!….
ПЕРВАЯ РУСАЛКА.
Весело въ вод живемъ
Некрещеныя мы дти!
Днемъ, играя глубиной,
Путаемъ рыбачьи сти,
И гуляемъ надъ водой
При лун, ночной порой…..
ВТОРАЯ РУСАЛКА.
Золотые стали годы!
Призываютъ въ наши воды
Къ намъ сестрицы каждый часъ,
Все теперь на бломъ свт
Некрещеныя мрутъ дти —
То-то весело у насъ!…..*
* Въ Малороссіи есть поврье, что вс дти умершіе прежде крещенія обращаются въ русалокъ.
На воды склоняясь плакучая ива,
Какъ косы зеленыя втви свои
Роскошно кругомъ: опустила лниво,
Въ струяхъ ихъ купаетъ, глядится въ струи.
А у корня этой ивы
Ландышъ нжный и стыливый
Въ часъ таинственной любви
Задрожалъ — благоухаетъ,
И д ля нги раскрываетъ
Колокольчики свои.
И духи лсные веселой толпою,
Сверкая крылами при лунныхъ лучахъ,
Оставили рощу. Летятъ надъ водою,
Услись на гибкихъ ивовыхъ втвяхъ. .
Играя, сплетаясь внками съ втвями,
Межъ листьевъ трепещутъ своими крылами
На ландышъ глядятъ, ароматъ его пьютъ,
И хоромъ торжественно псню поютъ:
Непорочный цвтокъ
Расцвтай, расцвтай,
При сіяньи луны
Ароматъ разливай!
Много было цвтовъ
На лугахъ, на поляхъ,
Много было въ лсу,
И на вольныхъ степяхъ.
По садамъ выросталь,
Какъ заря красный макъ,
Для невсты срывалъ
Лишь цвточки казакъ.
И цвточекъ блисталъ
Въ аромат, въ крас,
На роскошной груди
Или въ темной кос,
А теперь вамъ, цвты,
Нтъ житья отъ врага:
Онъ пришелъ, притопталъ
И поля и луга……
Для коней покосилъ
Онъ цвты и траву!….
Поспшите сюда,
Братцы, братцы! ау!….
Вдоль уснувшихъ береговъ
Мчатся духи изъ лсовъ,
Будто въ облачко свиваясь,
Подымаются къ лун,
Исчезая въ вышин,
Tы на землю опускаясь,
И въ гирланды извиваясь,
Въ синемъ воздух снуютъ,
И надъ дремлющею ивой
Пляшутъ танецъ прихотливой
И кружатся и поютъ:
Тайный часъ наступилъ,
Ндра ландышъ раскрылъ!….
И струитъ онъ окрестъ
Съ лепестковъ ароматъ,
И подъ музыку звздъ
Колокольчики звенятъ!
Колокольчики звенятъ!…..
ХОРЪ РУСАЛОКЪ.
Мсяцъ, мсяцъ золотой
Раскрасавецъ водяной!
Ты намъ свтишь, ты насъ грешь,
Ты лучами насъ лелешь!
Ярче, ярче посвти!
Наши косы мы расчешемъ
Пошалимъ не много съ лшимъ!
Къ намъ красавца заведи!
То-то любо, распотшимъ!…
Тише! полуночный духъ
Ухъ!……
Русалки сокрылись въ пучин,
А духи лсные въ лсахъ —
И травы уснули въ долин,
Лишь тни стоять на скалахъ.
Вотъ царство свое озирая
Духъ полночи тихо летитъ,
Изъ маковъ внкомъ помавая.
Онъ спящей земл говоритъ:
Спите покойно, лса и долины,
Горы и воды и ты, человкъ,
Неукротимый и неодолимый,
Спи, забывай и любовь и вражду.
Втеръ улегся за темною рощей,
Спитъ въ паутин, какъ въ люльк, паукъ,
Полночь ударитъ — и въ воздух дремлющемъ
Тотчасъ спокойно уснетъ ея звукъ.
Ночь улетитъ, и шумливый и радостный
День прогремитъ человку: проснись,
Встань человкъ! и въ заботахъ, страданьяхъ
Снова растрачивай жизнь!
Спите спокойно, лса и долины,
Горы и воды и ты, Человкъ,
Неукротимый и неодолимый
Спи, забывай и любовь и вражду!….
(Подлетаетъ къ тнямъ.)
Что это? Что это вижу я? тни людей замогильныхъ!
Кто вы, скажите, зачмъ вы пришли возмущать мое царство?
Все подъ рукой у меня засыпаетъ — и духи безплотные,
Чуя приходъ мой въ благоговніи тихо сокрылись,
Вы же, оставивъ гробы покойные — сонъ непробудный,
Вы зачмъ пришли возмущать мое тихое царство!….
ХОРЪ ТНЕЙ.
Насъ могила не покоитъ:
Векъ молитвы, безъ креста
Наши остовы зарыты,
Или брошены съ презрньемъ
На съденіе зврямъ,
И досел наши кости
По лсамъ лежать, по дебрямъ,
И желтютъ по степямъ.
ТНЬ ПАВЛЮКА.
Я Павлюкъ, я гетманъ христіанъ-казаковъ,
Я оружье поднялъ на поганыхъ жидовъ:
Не позволилъ мн жидъ въ церкви сына внчать,
Я былъ бденъ, не могъ ему золота дать.
Кое-какъ по дворамъ я собралъ казаковъ,
И къ нему я привелъ пятьдесятъ удальцовъ,
Сабли мы на-голо: жидъ молчи, не ворчи,
И отъ церкви святой подавай намъ ключи!
Жидъ намъ подалъ ключи — повалился къ ногамъ,
Мы, оставя его, поспшили во храмъ.
Обвнчался мой сынъ тамъ съ коханкой своей
При сіяньи свчей и при блеск мечей.
На-завтра жидъ похалъ къ воевод.
Всегда жидъ правъ передъ казакомъ вольнымъ:
Такъ изстари ведется у Поляковъ.
Не ждать же мн бды, поджавши руки,
Не баба я.— Конь есть и лсъ подъ бокомъ,
Прощай село — въ лсу да въ пол воля!
Ко мн пристали смлые ребята
И назвали меня своимъ гетманомъ!
А между-тмъ въ Варшав огласили
Меня измнникомъ, бунтовщикомъ,
И оцнили даже голову мою…..
Подъ Боровицей насъ Поляки окружили
И, крестъ цлуя, предложили миръ.
Поврилъ я, и мы оружье положили,
Оставили окопы, вышли въ поле!
Тогда, забывъ и клятву и присягу,
На беззащитныхъ насъ накинулись Поляки,
И, какъ овецъ ножами стали рзать…..
Меня жъ и войсковыхъ старшинъ
Отправили въ далекую Варшаву.
При мн моихъ друзей казнили,
Я вытерплъ неслыханныя муки:
Съ меня живаго сняли кожу
И чучело набили для потхи,
А тло бросили собакамъ!*
* Исторія Малороссіи, страница 211.
ТНЬ МОЛОДОЙ ДВУШКИ.
Было мн всего пятнадцать лтъ,
Я одна была у матери —
Мною тшилась родимая.
Только Богу я молилася,
Да родную цловала я!….
Мн другой заботы не было.
Пла псни я, какъ ласточка,
И въ своемъ любимомъ садик
Розы, ноготки и маковки
Поливала и леляла.
Часто мн твердила матушка,
Обнимая и цлуючи:
‘За тебя боюсь я, дочь моя,
У тебя глаза небесные
У тебя коса шелковая,
У тебя уста малиновы,
Ты, какъ цвтикъ молодой, свжа,
Весела какъ зорька утрення!….
А на свт есть недобрый глазъ!’….
Пла я, а мимо садика
Началъ молодой Полякъ ходить,
Началъ на меня посматривать…..
Разъ я шла, съ кувшиномъ по-воду,
Вдругъ кусты зашевелилися,
И, какъ зврь, сверкая взглядами,
Молодой Полякъ схватилъ меня,
И повезъ вонъ въ тотъ высокій домъ
Что стоитъ тамъ на скал крутой
И глядится въ нашъ родимый Днпръ.—
Тамъ…..нтъ силы больше вымолвить….
Померла съ печали матушка,
Я не вынесла несчастія,
Я стыдилася самой себя,
Я не знала гд дваться мн,
Изъ окна на землю бросилась
На каменья прибережные….
Охъ, какъ больно, больно было мн!
Руки, ноги изломала я,
Захрустли мои косточкм,
Долго билась на каменьяхъ я,
Тамъ и душу Богу отдала. —
А мой трупъ, какъ трупъ преступницы,
На распутьи за селомъ зарытъ,
Неотптый, не оплаканный!….
ТНЬ ОСТРАНИЦЫ.
Я былъ гетманъ казачій Остраннца*.
Я побдилъ враговъ моихъ, Поляковъ,
И, заключивъ на вки съ ними миръ,
Похалъ Богу помолиться въ Каневъ.
Въ монастыр предъ царскими вратами
Я палъ во прахъ съ моими старшинами,
И въ пламенныхъ рчахъ благодарилъ,
Подъ пснь торжественной молитвы,
Того, Кто насъ во время битвы
Рукой невидимой хранилъ.—
Во глубин души какой-то голосъ тайный
Судьбу грядущую Украйны
Мн утшительно шепталъ,
Мои глаза въ слезахъ блистали,
И я въ восторг трепеталъ,
Но двери вдругъ, треща на петляхъ, завизжали
И рухнули гремя на полъ…..
И въ монастырь неистовой толпою
Безчинно, въ шапкахъ, съ бранью на устахъ,
Ворвались польскіе рейтары….
Тутъ я съ моими старшинами
Былъ взятъ, былъ связанъ, опозоренъ,
И отвезенъ вь Варшаву.
Однимъ изъ насъ ломали руки, ноги,
Другихъ, обливши срой и смолою
Какъ факелы для шутки зажигали,
Меня желзными когтями растерзали!
О, страшно какъ! ужасно какъ ласкали,
Впивалися въ меня съ какой любовью
Пауковидныя стальныя эти когти!
Какъ нити жилы изъ меня тянулись
И обрывались съ тихимъ лопаньемъ и трескомъ,
И втеръ холодомъ невыносимымъ вялъ
На обнаженныя отъ тла кости,
Но я терплъ безъ вопля, и безъ стону,
И только слалъ врагамъ проклятья.
Но вотъ ужъ свтъ въ моихъ глазахъ стемнлъ,
Въ послдній разъ я посмотрлъ на землю:
И вижу я, казнятъ покорной казнью,
Передо мой мою жену,
А на горячихъ угольяхъ какъ рыбу,
Поляки жарятъ моего ребенка,
Онъ на ршетк раскаленной бьется,
И корчится, и въ судоргахъ предсмертныхъ
Болзненно киваетъ головою,
И на меня тихонько ручкой машетъ.
Я задрожалъ…. взяла свое природа,
И вылетлъ ужасный вопль изъ груди,
И съ нимъ душа изъ тла улетла!…**
* Исторія Малороссіи, страница 214.
** Исторія Руссовъ.
ТНЬ НАЛИВАЙКИ.
За Сулою, подъ Дубнами,
Крпко бились Ляхи съ нами,
Окруживъ со всхъ сторонъ,
Тамъ костьми легли казаки,
И въ пылу кровавой драки
Я Жолквскимъ взятъ въ полонъ,
И въ Варшав былъ примрно,
Для забавы буйной черни,
Я неслыханно казненъ*.
Въ мдный чанъ меня забили,
А подъ чаномъ разложили
Тихій, медленный огонь.
Въ чан жарко, душно стадо,
И шумло и трещало,
И какъ-будто цловало
Пламя чанъ со всхъ сторонъ.
Все вокругъ меня краснло,
Принялъ чанъ кровавый цвтъ,
Въ тьм разлился жаркій свтъ.
А на мн одежда тлла,
Трескалось отъ жару тло,
Я неслыханно страдалъ,
Пламень съ воздухомъ глоталъ.
Страшно сердце въ груди билось,
Голова моя кружилась,
И безъ чувства я упалъ!
* Исторія Малороссіи, страница 176.
Тнь умолкла…. легкій шелестъ
По деревьямъ пробжалъ:
Встрепенулся кленъ и берестъ,
Дубъ листами зашепталъ,
Снизу до-верху ветвями
Зашумлъ, и какъ словами
Духу полночи сказалъ:
‘Лтъ сто назадъ казакъ изъ ближняго селенья
Черноволосую казачку полюбилъ,
И въ день веселый обрученья
Два жолудя на память посадилъ.
Лта идутъ — два дуба молодые
Высоко выросли и радостно шумятъ,
Втвями обнялись родные.—
Т дубы были: я, да мой зеленый братъ.
Какъ я его любилъ, какъ онъ меня лелялъ
Напрасно буйный втеръ вялъ,
И вихрь порывистый свистлъ,
Мы съ братомъ, соплетясь втвями,
Смялися надъ бурей и громами,
И, злобно зашипя, вихрь дале летлъ.
А благодтель нашъ какъ нами любовался!…
Съ женой и шумною семьей,
Въ палящій лтній зной,
Подъ нашу тнь онъ часто удалялся,
На мягкой травк полежать,
И молодость свою припоминать.
Но вотъ и у его дтей родились дти……
Мы много перемнъ увидли на свт,
Мы съ братомъ выше все расли,
А благодтель нашъ клонился до земли,
Надъ нимъ столтье пролетло,
И молодой казакъ, любимый сынъ побдъ,
Сталъ немощенъ и дряхлъ и сдъ,
Едва влачилъ свое изношенное тло.
Но вдругъ война въ Украйн закипла,
И внуки старца и сыны
Рукой войны подкошены.
Село родимое разграблено, сгорло!…….
И благодтель нашъ остался сиротой,
Переживя своя два поколнья!
При зарев горящаго селенья
Онъ притащился къ намъ съ клюкой.
Онъ обнялъ насъ дрожащими руками
И залился горячими слезами!……
Тогда была гроза. Втръ вылъ, и тяжело
Вода въ Днпр и билась и стонала,
И непріятелемъ зажженное село
Въ пожарномъ зарев сіяло.
‘А, вотъ еще ушелъ отъ нашихъ рукъ,
О, это старый волкъ! проворне, ребята,
Арканъ ему на шею, да на сукъ —
Короткая съ измнниковъ расплата’
Сказалъ своимъ солдатамъ польскій панъ,
У нашего холма коня остановляя.
Сильне мимо насъ промчался ураганъ,
Гремя и въ молніяхъ сверкая.
Затрепетавъ гляжу я внизъ:
У брата на втвяхъ нашъ старый другъ повись,
И ветъ съ втромъ сдиною!…..
Не выдержалъ мой благородный братъ,
Я слышу: корни у него трещатъ
И — зашумлъ онъ въ Днпръ кудрявой головою!
ГОЛОСЪ ИЗЪ-ПОДЪ КАМНЯ.
Я здсь давно, столтій много, много
Надъ головой моей прошло!…..
Я помню, разъ, земля поколебалась,
И изъ ея глубокихъ ндръ,
Я выдвинутъ могучею природой
На блый свтъ…….
Вокругъ меня шумли волны,
Все было небо, да вода,
Бжалъ по небу мсяцъ полный,
В вольный втеръ по вод гулялъ,
Предъ нимъ валы неслись какъ горы,
Но вотъ, они куда-то убжали,
И изъ воды, желта какъ голый черепъ,
На необъятное вокругъ пространство
Земля явилась, и окрпла,
А по земл, какъ зми извиваясь,
Живыя рки потекли!
Съ-тхъ-поръ у ногъ моихъ широкій Днпръ
Бжитъ. Давно то было время!…….
Вотъ берега Днпра, какъ мохъ зеленый,
Лсъ молодой покрылъ. Еще столтье,
И дебрями разросся дикій лсъ.
Въ немъ пли птицы и рыкали зври,
И наконецъ явился человкъ. ‘
Онъ страшенъ былъ, покрытъ медвжьей кожей,
Онъ билъ зврей, и, голодомъ томимый,
Сырое мясо тутъ же пожиралъ.
Но никогда я не видалъ,
Чтобъ онъ для шутки, для потхи,
Отъ скуки или отъ бездлья,
Себ подобныхъ убивалъ,
Какъ довелось увидть мн$ подъ старость…
Назадъ тому два года, помню, лтомъ
Садилось солнце, день былъ тихій,
Въ Днпр рзвясь играла рыба,
И птицы пли весело въ кустахъ.
Ко мн пришла съ младенцемъ на рукахъ,
Красавица, казачка молодая,
И плакала, и ставши на колни,
Молилась долго, а потомъ ребенка,
Цлуя къ персямъ прижимала.
Пришелъ сюда какой-то польскій панъ
И жарко съ нею говорилъ о свадьб…….
И станъ ея обнялъ рукой
Цлуя страстно, онъ на край стремнины
Привелъ казачку и — толкнулъ въ рку……
Потомъ, схватя невиннаго ребенка
О грудь мою ударилъ головою!…..
Примолвя: ‘Это вражье племя
Могло мою разстроить свадьбу
Съ прекрасною, богатою графиней’…..
Я задрожалъ отъ ужаса, по мн
Текла младенца кровь, и жгла меня какъ пламень.
И въ первыя разъ я на судьбу взропталъ
Что я нмой, недвижный камень!…..
Отъ ужаса я треснулъ по-поламъ.
И вотъ мою другую половину
Поляки въ городъ увезли.
И слышалъ я м вдьмы говорили,
Изъ Кіева летая въ лсъ на пляску —
Что преступленія свидтель, этотъ камень
Украшенъ золотомъ, рзьбой,
И въ пышномъ город поставленъ для красы
Какъ памятникъ грядущимъ поколньямъ
Во славу низкаго, но сильнаго злодя!….
‘Полно!— шепчетъ духъ полночи —
Страшны ваши рчи мн’.
Къ небу руки, къ небу очи —
И — сокрылся въ вышин!….
Тишина съ нимъ улетла.
Безъ нея осиротлый
Грустно Божій міръ вздохнулъ:
Втеръ по земл пахнулъ.
Робко волны зароптали,
И мятежно побжали
Вдоль проснувшейся рки,
Головою покачали,
Надъ ркою тростники.
Глухо, въ ярости стеная,
Изъ-за лсу громовая
Туча тихо поднялась,
А въ лучахъ огня и свта
Вышла изъ Днпра комета
И по небу разлеглась!
Какова ихъ будетъ встрча?
Будетъ миръ, иль будетъ сча
Въ небесахъ и на земл?
Будетъ благо или худо? —
Но грядущее покуда
Скрыто въ безотвтной мгл!…
I.
Въ стран, гд Днпръ волною голубою
Поитъ цвтущіе луга,
Гд гордо высятся зеленой крутизною
Его лсистые брега,
Въ той сторон, откуда недалеко ,
Стоитъ святой, богатый Кіевъ-градъ,
— Раскинулись его сады широко,
А въ небесахъ кресты церквей горятъ!
Гд посреди цвтовъ и звонкихъ псенъ
Казакъ на бой отважный зрлъ,
И въ бой летлъ, прекрасенъ и чудесенъ,
Суровъ какъ рокъ, и какъ безумье смлъ.
Гд селянинъ, идя за мирнымъ плугомъ,
О подвигахъ своихъ отцовъ поетъ,
Гд чернобровая, взлелянная югомъ,
Красавица, какъ яркій цвтъ цвтетъ —
Тамъ есть село. Не пышно, не богато,
На рчк Тясмин стоитъ она,
Кругомъ плетнемъ обнесено,
А за плетнемъ, въ садахъ, блютъ хаты,
И сочные висятъ плоды
Вокругъ села чернетъ лсъ привольный,
А за селомъ могилы и кресты
И ветхій храмъ съ убогой колокольней.
Суботовымъ зовется то село.
Была пора — оно цвло,
Зернистымъ колосомъ его шумли нивы,
Никто въ немъ бдности не зналъ,
Казакъ судьбу благословлялъ,
И были вс, какъ-можно быть счастливы.
Но, врагъ покоя я труда,
Чаплицкій, гордый воевода,
Изъ Польши присланъ былъ сюда
Для угнетенія народа.
Раздался плачъ, и вопль и стонъ
Казачьяхъ дочерей и женъ !
Въ пожарахъ села запылали!
Богоотступиикъ — подлый жидъ,
Святыню началъ сторожить,
А ляхи пили да гуляли.
Красивое селенье полюбилъ
Корыстолюбецъ, панъ Чаплицкій,
И изъ Суботова тогда же изгнанъ былъ,
Его владлецъ, молодой Хмльницкій.
Онъ, покидая кровъ родной,
Прощаяся съ отеческимъ порогомъ,
Въ душ поклялся передъ Богомъ
Отмстить, иль пасть въ борьб съ судьбой.
II.
Весенній день, роскошно догорая
Позолотилъ дремучіе лса,
Сквозясь огнемъ и пурпуромъ сверкая
На запад небесъ горла полоса,
Темнло все, надъ тихою ркою
Клубится пыль — стада въ село спшатъ,
Поселянинъ идетъ усталый отдыхать,
И звзды свтлою толпою
На синемъ неб вышли погулять.
Склонясь косматой головою
Лсистый берегъ въ Днпръ задумчиво глядитъ.
Чу! гд-то ворота въ деревн заскрипли.
Раздался дальній лай — и все опять молчитъ,
И какъ младенецъ въ колыбели,
Земля спокойно, безмятежно спитъ.
И, будто міра сонный шопотъ,
Чуть слышный раздается ропотъ,
О берегъ плещущей волны,
Да средь небесной вышины
Плыветъ воздушною дорогой
Спокойно мсяцъ златорогій!……
И тихо и темно кругомъ,
Но въ темномъ лс, за селомъ,
Гд дремлетъ мирное кладбище,
Есть опустлое жилище:
Оно безъ оконъ, безъ дверей,
Склонившись всторону дряхлетъ.
Въ жилищ томъ, сквозь сть втвей,
Огонь, какъ звздочка, свтлетъ.
Передъ огнемъ старикъ сидитъ,
Святаго алтаря служитель.
Суровъ и важенъ старца видъ,
Предъ нимъ, какъ геній-разрушитель,
Исполненъ силы и огня,
На перси голову склоня,
Стоитъ Хмльницкій. Сладко льются,
Какъ тихо-струйная рка
Святыя рчи старика,
Какъ ропотъ бури раздаются
Слова отваги-казака.
СВЯЩЕННИКЪ.
О Господи! я дожилъ до сдинъ,
И ты привелъ меня теперь на старость
Свидтелемъ измны тяжкой быть!
ХМЛЬНИЦКІЙ.
Отецъ Григорій! это не измна…..
СВЯЩЕННИКЪ.
Но королю вдь крестъ ты цловалъ?
Ты общалъ передъ престоломъ Бога,
Ему служить и врою и правдой?
ХМЛЬНИЦКІЙ.
Да, это такъ, но самъ же нашъ король,
Своею властью, данною отъ Бога,
Мн разршилъ несносную присягу…..
СВЯЩЕННИКЪ.
Король?
ХМЛЬНИЦКІЙ.
Да, самъ король въ Варшав.
Сегодня я оттуда лишь пріхалъ,
И поспшилъ къ теб, святой отецъ.
СВЯЩЕННИКЪ.
Ну, разскажи!
ХМЛЬНИЦКІЙ.
Когда злодй Чаплицкій
Лишилъ меня отцовскаго наслдства,
Когда меня, какъ подлаго раба,
Изъ моего села съ насмшкой выгналъ,
И отнялъ у меня мою жену,
И сына моего передъ народомъ мучилъ —
Да будетъ проклято то время —
Я перенесъ страдальческое бремя!….
Я притснителя хотлъ тогда убить,
И трупъ его въ огн испепелить,
И прахъ его, какъ пыль, въ степи развять…..
Но есть на свт совсть и присяга.
И саблю я опять вложилъ въ ножны.
СВЯЩЕННИКЪ.
Благословенна, сынъ мой, та минута:
Ты не порадовалъ врага Христова.
ХМЛЬНИЦКІЙ.
И я похалъ прямо къ королю
Просить его покрова и защиты.
Король меня съ обычной лаской принялъ,
И говорилъ со мною по-латыни
О нашей бдной сторон.
Когда же подалъ я ему бумагу,
Гд описалъ Чаплицкаго безчинства,
И покровительства его просилъ,
Нашъ Владиславъ!…— Его мн право жалко —
Прочелъ бумагу и пожалъ плечами!
‘Я не могу, онъ мн въ отвтъ сказалъ,
Я не могу судить васъ, мн покою
И безъ того магнаты не даютъ.
Я королемъ имъ только по названью,
Они меня и слушать не хотятъ!….
Да что, скажи, Хмльницкій, вамъ мшаетъ
Самимъ свои отстаивать права
Пока у васъ не притупились сабли?
Я это и къ Барабашу пнсалъ’…..*
Меня король какъ громомъ поразилъ:
И радостно и грустно вдругъ мн стало.
И я ни съ чмъ назадъ домой похалъ!….
И вотъ опять передо мною Днпръ,
А по Днпру казацкое раздолье….
Украина моя родная мать —
Цвтущая, веселая Украйна!
Что будетъ дале съ тобой?—
Когда король, законный обладатель,
Не сметъ судъ людямъ твоимъ творить,
Добро хвалить и зло карать не сметъ!….
Мы безъ отца сиротствовать должны.
И вришь ли, отецъ мой, я заплакалъ.
О Господи! горьки казачьи слёзы:
Одна слеза въ струи Днпра упала
И отравила свтлыя струи,
И даже конь, измученный дорогой,
Не захотлъ напиться изъ Днпра!….
* Энгель, Gescbichte der Ukraina, страница 140.
СВЯЩЕННИКЪ.
Не радостны, мой сынъ, твои разсказы,
Не быть добру въ родимой сторон.
ХМЛЬНИЦКІЙ.
Нтъ, быть добру, за это я въ отвт.
Я подыму въ народ знамя правды,
Я изгоню пановъ надмнныхъ Польши
И водворится снова тишина!….
СВЯЩЕННИКЪ.
Трудна, мой сынъ, теб борьба съ врагами:
Они сильны оружіемъ и златомъ.
ХМЛЬНИЦКІЙ.
А мы любовію къ Украйн,
И къ вр предковъ нашихъ православной.
СВЯЩЕННИКЪ.
Такъ, но народъ измученный трудами,
Убитый тяжкимъ, злополучнымъ рабствомъ,
Не въ силахъ……
ХМЛЬНИЦКІЙ.
Кто? не въ силахъ нашъ народъ?
Видалъ ли ты когда холодный ледъ
Свободныя струи рки скуетъ?—
Рка мертва, по ней гуляютъ даже дти,
Но подъ тяжелою корой
Она шумитъ и мечется волной:
И только-лишь весна поветъ,
Рка воскреснетъ, свирпетъ,
Ломаетъ ледяной оплотъ,
И вмигъ разливомъ синихъ водъ
Луга потопитъ. Такъ народъ,
Онъ угнетенъ, но подъ золою
Огонь скрывается порою.
Благослови меня, отецъ святой!
Я самъ пойду по городамъ, селеньямъ,
И королевскимъ разршеньемъ,
Украину воспламеню войной…..
Мн слышатся побдны наши клики
Трепещетъ Ляхъ и клонится во прахъ.
Въ Украйн миръ, и торжество въ церквахъ!
Благослови жъ на подвигъ насъ великій!….
Священникъ, благословляя.
Да укрпить тебя Господь, мои сынъ.
ХМЛЬНИЦКІЙ, кланяясь.
Аминь!…..
III.
У Хмльницкаго пиръ, много, много гостей
Угощаетъ Хмльницкій въ свтлиц своей,
И съ поклономъ его молодая жена
Всхъ обноситъ гостей полнымъ кубкомъ вина.
Гости пьютъ и дятъ, говорятъ и курятъ
При огн парчевые жупаны блестятъ.
Тутъ и сотники есть, и полконники есть,
Даже самъ Барабашъ сдлалъ празднику честь.
Вся свтлица гостями и дымомъ полна.
Въ сни дверь растворила хозяйка сама,
А въ сняхъ музыканты толпою стоятъ,
Громко въ трубы трубятъ, въ барабаны гремятъ.
У Хмльницкаго пиръ, онъ гостямъ своимъ радъ.
ХМЛЬНИЦКІЙ.
Ну-те, хлопцы, ну, живе!
Веселе, удале
Ваша псня пусть звучитъ,
Быстрой ласточкой взовьется,
Колокольчикомъ зальется,
Вольной птичкой полетитъ!
Пусть весь міръ про это знаетъ
Какъ мн дорогъ праздникъ нашъ:
У Хмльницкаго гуляетъ
Мудрый гетманъ Барабашъ.
Воютъ трубы боевыя
Бубны и тарелки бьютъ,
И казаки молодые
Псню звучную поютъ:
ПСНЯ.
Въ поднебесьи мчатся тучи,
Выше тучъ орелъ паритъ,
Днпръ кипитъ водной зыбучей,
Ураганъ въ степи шумитъ.
Но какъ нашъ отрядъ летучій
Понесется на враговъ, —
Вихрь въ степи и въ неб тучи
Отстаютъ отъ казаковъ!
Что Днпра сдаго волны
Съ ихъ ребяческой грозой —
Какъ курень отваги полный
Заколышется войной!
Но орелъ полетомъ быстрымъ
Разостлался надъ землей,
Передъ нами, въ пол чистомъ,
Загорлся кошевой.
Онъ прекрасенъ, какъ отвага,
Быстръ какъ молніи полетъ,
Съ нимъ наздниковъ ватага
И подъ бурею поетъ:
Гей, неситесь шибче, тучи,
Ураганъ, шуми сильнй,
Разъиграйся, Днпръ могучій
Въ непогоду веселй.
——
Хоръ гремитъ, а дворъ широкій
Весь огнями освщенъ —
И горитъ въ щит высоко
Вензель гетмана зажженъ.
А въ свтлиц пированье,
Хохотъ и рчей жужжанье,
И ковшей и чарокъ звонъ.
За столомъ между гостями
Гетманъ радостно сидитъ,
Смотритъ свтлыми очами,
И привтными словами
Съ каждымъ гостемъ говоритъ.
Хороша, братъ, псня эта,
— Онъ хозяину сказалъ. —
Хоть мои минули лта,
Я свое отгарцовалъ,
И, осыпанный честями
Нашимъ добрымъ королемъ,
Долженъ думать лишь о томъ,
Какъ бы миръ хранить межъ вами,
Но она теперь меня
Обдаетъ какимъ-то жаромъ:
Хоть сейчасъ бы на коня
И махнулъ бы въ степь къ Татарамъ!
Нтъ, Хмльницкій, нтъ, не даромъ
Эта псня сложена!……….
ХМЛЬНИЦКІЙ.
Разв намъ, въ войн крещенымъ,
Псни пть какъ робкимъ женамъ,
Про цвты, да про поля?
Сгибнетъ родина моя,
А казакъ унылой псни
Сыновьямъ не передастъ!
Пусть король ксензамъ продастъ,
Украшенье поднебесной,
Приднпровскую страну:
Нашъ потомокъ и въ плну,
Затая тоску лихую,
Запоетъ про старину
Псню дда удалую!
БАРАБАШЪ.
И сто бабъ не разберетъ,
Что въ душ твоей, Хмльницкій!
Обобралъ его Чаплицкій —
Онъ смется да поетъ!…..
ХМЛЬНИЦКІЙ.
Видлъ я какъ птичка пла
Надъ стремниною крутой,
А сама она сидла
На тростинк на гнилой,
Громко псня птички льется
А тростинка гнется, гнется,
Такъ надъ бездной и дрожитъ,
Да пвунью не страшитъ.
БАРАБАШЪ.
Ну, такъ что же?
ХМЛЬНИЦКІЙ.
То, вельможный,
Птичк пть надъ бездной можно,
Птичк крылья далъ Господь.
Вотъ тростинка подломилась,
И летитъ въ пучину водъ,
Птичка въ воздухъ — закружилась!
И опять свое поетъ.
Такъ и мы поемъ покуда,
А придется Ляхамъ худо!
Намъ-то нечего тужить,
Наши косы, наши грабли,
Перемнимъ мы на сабли,
Станемъ саблями шутить
Мы съ вельможными панами,
Не хотли судъ творить,
Такъ мы ихъ разсудимъ сами!…..
БАРАБАШЪ.
Если бъ за двумя замками
Не былъ спрятанъ тотъ указъ
Что свтлйшими руками
Нашъ король писалъ про насъ,
Я бъ подумалъ въ этотъ часъ,
Что его ты видлъ тайно…….
Худо было бы тогда!
Кровью бъ упилась Украйна!…..
ХМЛЬНИЦКІЙ.
Что же? это не бда!…..
Если бъ этотъ дождь кровавый
По Днпру взрастилъ дубравы,
Чтобъ въ дубравахъ тхъ казакъ
Могъ предаться мирной лни,
Чтобы въ ихъ густыя сни
Не скрывался тайный врагъ,
Чтобы всякой былъ увренъ,
Вставши утромъ отъ одра,
Что сегодня до вечерень
Не возьмутъ его добра*
И за честь жены любимой,
Сластолюбіемъ водимый,
Панъ не броситъ серебра
Вамъ въ лицо съ улыбкой гордой…
Чтобы христіанинъ твердый
Въ вр праведной отцовъ
У родимаго порога
Могъ свободно славить Бога
Безъ запрета отъ жидовъ!
Чтобы……
БАРАБАШЪ.
Полно, кумъ любезный!
Дерзкой рчью, безполезной,
Шумный праздникъ возмущать,
Прикажи-ка лучше меду
Намъ по-чаще наливать,
Чтобы даромъ не скучать
Православному народу!…..
ХМЛЬНИЦКІЙ.
Ваша правда, пане мой,
Мудрый панъ — и мудро слово!
Хлопцы, кубокъ золотой
Дайте меду дорогаго,
Коли пить друзья, такъ пить!….
Вотъ съ отлогими краями
Кубокъ на стол блеститъ:
Золотистыми струями
Медъ густой въ него бжитъ,
Пна у краевъ кипитъ,
И садится жемчугами!….
Разъигрался пиръ горой:
Гетманъ вьетъ — и его-мосци
Пьютъ и кланяются гости.
И средь псни удалой
Бьютъ тарелки, барабаны,
Кубки, чарки и стаканы
Громко брякаютъ, звенятъ,
И гостей хмльныя рчи
Про войну, про славу Счи
И про удаль говорятъ.
Но время за-полночь, и пиръ и шумъ стихаетъ,
И музыка играеть на-разладъ,
И гости вздоръ нескладный говорятъ.
Барабаша дрема одолваетъ:
Вотъ гетманъ руки на стол сложилъ,
На чарку мутными глазами покосился,
Усатую главу на грудь склонилъ —
Звнулъ — и въ сонъ глубокій погрузился.
Шатаясь, гости съ мстъ встаютъ,
И что-то, безъ-толку, преважное толкуютъ,
Въ сняхъ послдній кубокъ пьютъ,
Хмльннцкаго благодарятъ, цлуютъ,
И по-домамъ своимъ бредутъ.
Хмльницкій самъ…. Онъ глазъ не сводитъ
Съ Барабаша, къ нему подходитъ
И за руку его беретъ.
Толкаетъ, дергаетъ, зоветъ:
‘Вставай, гетманъ, насъ ждутъ постели,
Ужъ третьи птухи пропли,
Ужъ скоро утро смнитъ ночь’.
А тотъ храпитъ лишь во всю мочь!….
И радость быстро озаряетъ
Хмльницкаго угрюмое лицо.
Дыханье притаивъ, тихонько онъ снимаетъ
У гетмана съ руки гербовое кольцо! *
* Лтопись Георгія Конискаго.
IV.
Ночь. Вся окрестность тихо спитъ,
На неб мсяцъ не блеститъ,
И только звздочки одн
Мелькаютъ въ синей вышин.
Надъ рчкой дремлетъ темный садъ,
Изъ саду льется ароматъ.
Въ саду чуть виднъ панскій домъ,
И въ дом томъ, въ окн одномъ,
Въ ночи глухой огонь блеститъ:
То воску яраго горитъ
Передъ иконою свча.
Сорочку опустивъ съ плеча,
На руку голову склоня,
У раствореннаго окна,
Невыразимо хороша
Сидитъ жена Барабаша.
Сидитъ давнымъ-давно она:
— ‘Три дня, какъ мужа не видать!
Гд онъ? Что съ нимъ? нельзя понять!
Зачмъ онъ держитъ какъ въ плну
Меня, законную жену?
Скучаю я, а онъ теперь,
Быть-можетъ, отворяетъ дверь,
И робкой крадется стопой
Въ свтлицу къ панн молодой,
И, вся изъ нги и огня,
Къ нему на грудь падетъ она!’…
И панни вспыхнула….. потомъ
Закрыла очи рукавомъ.
Невыразимо хороша.
Сидитъ жена Барабаша.
Ей жарко, душно ей одной,
Моей голубк молодой,
И недоврчивость и страхъ
Въ ея плнительныхъ очахъ,
И страстью налитая грудь
Дрожитъ и силится вздохнуть……
Она сидить и мужа ждетъ.
Стучится кто-то у воротъ:
Собака лаемъ залилась,
Другая къ ней отозвалась,
Поднялся на ноги весь дворъ,
И падаетъ съ воротъ запоръ,
И вотъ възжаеть наконецъ
На дворъ отъ гетмана гонецъ.
Коня отъ посланца берутъ,
И къ паньи посланца ведутъ.
— Гд мужъ мой? Что съ нимъ?— Ничего,
Меня прислалъ онъ для того,
Чтобъ вашу милость извстить,
Что Богъ его еще хранитъ.
Да приказалъ мн взять отъ васъ
Послдній короля указъ,
Который онъ веллъ скрывать
И ни кому не объявлять,
Для врности жъ моихъ рчей
Гетманъ прислалъ съ руки своей
Свое гербовое кольцо.
Блднетъ гетманши лицо:
Въ кольц былъ камень дорогой,
На немъ искусною рзьбой
Изображенъ гетмана гербъ,
Кривая шашка, словно серпъ,
И на-крестъ ей положена
Была пернатая стрла.
— Да, это перстень мужа, такъ
Ты правду говоришь, казакъ.—
Тутъ панни отдала указъ,
И торопливо поклонясь,
Казакъ спшитъ на панскій дворъ,
И полетлъ во весь опоръ!
Гонецъ обратно ускакалъ,
И дворъ опять безмолвенъ сталъ,
Предавшись обаянью сна,
И водворилась тишина.
И снова дремлетъ темный садъ,
Изъ саду льется ароматъ,
И снова панни у окна
Сидитъ задумчива, блдна,
И слушаетъ, какъ въ далек
Вторится топотъ по рк.
Вотъ топотъ тише, тише сталъ,
То замиралъ, то оживалъ,
И вдругъ исчезъ — въ далекій мракъ
Какъ-будто утонулъ казакъ!…..
И только-лишь когда разсвтъ
Свой розово-огнистый цвтъ
Разлилъ на неб Голубомъ,
И звзды, трепетнымъ лучомъ
Дрожа, какъ стали потухать
И непримтно исчезать,
Въ туман забллъ потокъ,
Дохнулъ изъ саду втерокъ,
И предразсвтный соловей
Заплъ въ тни густыхъ втвей,
Любовной нгою дыша,
Вздохнувъ, жена Барабаша
Легла печально почивать
На одинокую кровать.
V.
Въ Украйн смятенье неясное бродитъ,
Чего-то вс ждутъ и не знаютъ чего.
Въ народ молва разноустая ходитъ,
И слушать не знаешь кого!
Разсказывалъ гд-то старикъ на базар,
Что будутъ въ Украйн война да пожары,
И два казака въ Чигрин подъ шинкомъ,
Для отдыха ставши, жиду говорили,
Что денегъ Поляки орд не платили,
И Крымцы хотятъ воевать съ королемъ,
Что жадныхъ Татаровъ несмтная сила,
Какъ черная туча, вс степи покрыла,
Что будто Хмльницкимъ въ Крыму ршено —
Казакамъ съ Ордою итти за-одно.
Письменные люди въ народ кричали,
Что сами указъ королевскій читали:
Что въ немъ-де изволитъ король разршать
Казакамъ, оружьемъ права защищать.
Еще говорилъ бандуристъ на дорог,
Что будто Хмльницкій въ Никитиномъ-Рог, *
И вс Запорожцы къ нему пристаютъ,
Что многія тысячи есть тамъ народа,
Что ждутъ съ нетерпньемъ куда-то похода,
Оружіе чистятъ и коней куютъ,
Что самъ Барабашъ, испугавшись смятенья,
На скорую руку собралъ ополченье,
Что сла на лодки коронная рать
И хочетъ Хмльницкаго съ войскомъ забрать.
И что отъ заката почти до разсвта
Кровавая ходитъ по небу комета,
И звзды сметаетъ широкимъ хвостомъ.
На кровляхъ стенаютъ зловщія птицы,
Надъ лсомъ клекочутъ орлы и орлицы.
И видла баба, надъ соннымъ Днпромъ,
Недобрыя тни въ туман летли —
Рыдали летя, какъ дитя въ колыбели —
И на колокольн въ лсу, за селомъ,
Самъ колоколъ стонетъ во мрак ночномъ.
Тревожно со страхомъ чего-то вс ждутъ.
Напрасно луга зашумли травою,
Колышутся нивы волной золотою,
Работники мирные въ поле нейдутъ!
Какъ макъ, расцвтая, огнисто краснетъ,
Казацкія шапки повсюду пестрютъ,
Какъ утромъ колосья на нив блестятъ,
Казацкія пики на солнц горятъ.
Народъ собирается въ селахъ толпами,
И шепчется тихо и косо глядитъ,
И шапки не ломитъ при встрч съ панами.
Охъ, тучи собрались — и громъ загремитъ!
Упиться Украйн червленою кровью!
Господь! не оставь насъ своею любовью !
Невинныхъ твои гнвъ не казнитъ…..
* Никитинъ-Рогъ (Никополь) былъ тогда мстомъ Счи Запорожцевъ.
VI.
Тихо утро загорлось надъ землей,
Засверкали степи вспрыснуты росой,
Красно солнышко привтливо взошло,
Все запло, зашумло, зацвло.
На раздольи, по широкимъ по степямъ,
Днпръ-кормилецъ далъ разгулъ своимъ водамъ,
И направо и налво мурава,
Межъ волнами зеленютъ острова,
А на тхъ-то на зеленыхъ островахъ
Молодой Хмльниіцкій съ войскомъ въ тростникахъ.
То не стая лебединая плыветъ,
По Днпру то рать казацкая идетъ,
То идетъ войной на брата кровный братъ,
Хоть не радъ онъ да идетъ, когда велятъ.
Съ казаками наказной ихъ гетманъ самъ.
Вотъ приплыли лодки близко къ островамъ,
Вмигъ раздвинулись густые тростники —
И звнули пушки поперегъ рки.
Пламя брызнуло, отгрянулъ сильный громъ,
Надъ водою дымъ разстлался полотномъ
И казаки, видя смерть со всхъ сторонъ,
Видя гибель неизбжную кругомъ,
Ну отъ острова скорй бжать назадъ.
Только весла словно крылышки шумятъ.
Вотъ съ воды поднялся дымъ подъ облака,
Засверкала снова свтлая рка —
А на остров, играя съ втеркомъ,
Развилося знамя блое съ крестомъ.
Ставъ на берег, бгущимъ казакамъ
Громкимъ голосомъ сказалъ Хмльницкій самъ:
— Христіанству миръ и воинамъ Христа, *
Подъ защитой чудотворнаго креста,
Разбгутся такъ Поляки передъ нимъ,
Какъ отъ втру разбжался этотъ дымъ,
Намъ Господь поднять оружіе велитъ:
Дло правое Небесный защититъ!—
Чудо — къ острову казаки вновь плывутъ,
Предъ Хмльницкимъ сабли острыя кладутъ:
— Будь начальникъ нашъ, второй нашъ будь отецъ,
Пропадемъ мы съ нашимъ гетманомъ въ-конецъ:
Передъ польскими панами онъ дрожитъ,
Кровь собратовъ проливать онъ намъ велитъ,
Здсь погибнетъ онъ отъ нашея руки.—
И гетмана окружили казаки,
Стали ружья на гетмана наводить,
На колняхъ онъ пощады сталъ просить…..
Выстрлъ — гетмана какъ не была душа:
Днпръ понесъ на море трупъ Барабаша! **
Вотъ пришелъ священникъ въ риз парчевой
И поставилъ на земл святой налой,
Благодарственный Молебенъ сталъ служить,
За побду Бога силъ благодарить.
Церковь имъ была — лаэурный небосводъ,
А лампада — солнце по небу идетъ,
Отъ кадила вьется къ верху легкій дымъ,
Все полно благоговніемъ святымъ!…
Съ врой въ сердц и съ молитвой на устахъ
Предъ Невидимымъ упали вс во прахъ.
Каждый воинъ Всемогущаго молилъ,
Чтобы новаго онъ гетмана хранилъ.
Вс Хмльницкому присягу дали тутъ,
И къ обозу на рукахъ его несутъ!…..
Здсь съискали чарку пннаго вина,
Съ приговоркой по рукамъ пошла она,
И поднялся у казаковъ пиръ горой.
Во весь день звенли псни надъ ркой,
Въ-вечеру зажгли по острову огни
И до свта веселилися они!….
* Исторія Руссовъ.
* Исторія Малороссіи, Бантышъ-Каменскаго, страница 238.
VII.
Вотъ годъ пролетлъ. Владислава не стало
А Польшу оружье казаковъ карало.
Подъ Корсунемъ много уснуло пановъ.
Въ плну Калиновскій, Синявскій, Долгоеръ.
И, жалуя ласкою Крымцевъ своею
Всхъ плнныхъ Хмльницкій даритъ Тугай-бею *.
И золота горы беретъ Тугай-бей
Изъ Польши за выкупъ плненныхъ вождей **.
Ужъ Стародубъ, Каневъ, Черкасы, Черниговъ
И Блая-Церковь, свободны отъ ига.
Бжитъ Конецпольскій, бжитъ Остророгъ —
За правое дло заступникъ Самъ Богъ —
Подъ Львовымъ, Збарашемъ, покрытые славой,
Казаки явились уже подъ Варшавой
И выбранъ былъ ими король Казимиръ,
И далъ онъ казакамъ блистательный миръ,
Воскреснула снова казачья свобода!
Хмльницкій гетманъ, избавитель народа,
Торжественно въ Кіевъ спшитъ,
И крестное знамя свободно шумитъ
Отъ Сверскихъ Пущей на югъ до Лимана,
А въ Кіев войско, народъ и сигклитъ,
Даруетъ Хмльницкому имя Богданъ ***.
* Предводитель Татарскаго войска.
** За одного Синявскаго онъ получилъ двадцать тысячъ червонныхъ (Нсецкій, Korona Polska).
*** Исторія Малороссіи, Бантышъ-Каменскаго, томъ первый, страница 257.
VIII.
Окончены въ храмахъ святыя вечерни,
На Кіевъ спускается сумракъ вечерній.
По улицамъ длиннымъ народъ не шумитъ
И городъ стихаетъ въ-поко,
Блеснулъ огонекъ — у Богдана въ поко.
Лампада предъ образомъ скромно горитъ.
Тамъ гетманъ сидитъ одинокій, угрюмый,
Онъ весь погрузился въ тревожныя думы
И тихо съ собой говоритъ:
— Окончены кровавыя смятенья,
Окрещена въ своей крови Украйна,
Хоть дорого, но купленъ нами миръ!
Господари валахскій и молдавскій,
Султанъ турецкій, трансильванскій князь,
И царь Москвы, родной, единоврный,
Своихъ пословъ прислали. Самъ король
Янъ Казимиръ, свою забывши гордость,
Прислалъ ко мн богатые подарки.
А православная, святая ваша Церковь,
Въ лиц своихъ избранныхъ Іереевъ,
Меня Богданомъ нарекла….
О, Господи! за что такая милость?
Я не безгршенъ, это знаетъ Совсть.
За мною есть неправедныя думы,
И можетъ-быть, неправыя дла….
Но если гласъ народа — Божій голосъ,
И если ты послалъ меня народу,
И если я Украйн Богомъ данъ,
И Ты, Отецъ, ничтожнаго меня
Орудіемъ избралъ великой воли,
(Становится на колни.)
То не оставь меня Твоимъ покровомъ:
Пусть мой народъ, въ преображеньи новомъ,
Я къ счастію прямому доведу,
Да искупится кровь и стонъ сраженій
Столтьями благословеній!
СВЯЩЕННИКЪ, ВХОДЯ.
Молись, мой сынъ,— прекрасенъ побдитель,
Когда свою внчанную главу
Предъ Богомъ силъ смиренно преклоняетъ,
Величіе въ смиреніи такомъ.
Въ молитв все…..Твердыни Іерихона
Смялись надъ оружіемъ людей —
И рушились отъ праведной молитвы.
Молись, мой сынъ, въ молитв сила, крпость,
Въ молитв все……
ХМЛЬНИЦКІЙ, ВСТАВАЯ.
Не о себ молился,
Святой отецъ, въ минуту эту, я
Молился я о счастіи Украйны
Ты помнишь ли, отецъ Григорій, ночь,
Какъ беззащитный, безпомощный,
Богатый только силой крпкой воли —
Я захотлъ освободить народъ,
И ты меня благословилъ на подвигъ?
Давно ли было…..а теперь побды
Украйну опять возстановили —
И я, гетманъ свободныя Украйны…..
И шлютъ пословъ ко мн цари отвсюду.
Мы съ Турками безпошлинно торгуемъ
И Море Черное для насъ свободно…… наше*!
И Польша гордая у насъ просила миру,
Но я еще теперь боюсь……
* Исторія Малороссіи, Бантышъ-Каменскаго, томъ первый, страница 259.
СВЯЩЕННИКЪ.
Чего?
Въ ту ночь, когда ты взялъ благословенье
На страшный и отважный подвигъ,
Ты не былъ такъ встревоженъ, какъ теперь,
Когда успхъ внчалъ святое дло.
ХМЛЬНИЦКІЙ.
Нтъ, мой отецъ, не врю что-то я
Врагу, подавшему мн руку примиренья.
Съ мечомъ прошли мы Польшу до Варшавы
И подъ Варшавой дали Польш миръ,
Притомъ же самъ король, Янъ Казимиръ,
Обязанъ намъ и саномъ и короной:
Его на сейм подкрпили мы,
И голосомъ, и звономъ острыхъ сабель,
Мы избрали его на зло вельможамъ.
Придетъ пора — не станетъ Казимира,
Оправятся разбитые Поляки —
И, быть воин — войны не избжать —
Нтъ, надобно Украйну обезпечить,
Я безъ того спокойно не умру…..
СВЯЩЕННИКЪ.
Теб еще султанъ прислалъ подарки,
И милости и почесть общалъ…..
Османъ-Ага, посланникъ отъ султана,
Привезъ мн въ даръ бунчукъ и булаву,
Приличные достоинству гетмана,
И золота привезъ для казаковъ,
Еще привезъ — лукавый обольститель —
Широкій плащъ, подбитый горностаемъ,
Ну, точно царская порфира!
И, именемъ султана, общалъ
Мой родъ вознесть въ достоинство гетмановъ,
Лишь-только бы Украйна отдалась
Подъ покровительство неврной Порты *.
Святой отецъ! ужъ это слишкомъ много,
Не такъ я гордъ, не такъ честолюбивъ я,
Скажу прямй, не такъ безуменъ я,
Чтобъ сталъ мечтать о власти королевской!
Столтія царей намъ освящаютъ,
Изъ дтства въ нихъ привыкли видть мы
Святую власть помазанниковъ Божьихъ,
На недоступной высот,
А я, простой казакъ, могу ли думать’
Возвыситься и стать на степень эту……
Я не хочу накликать снова кровь
И бдствія на бдную Украйну.
Довольно намъ примра Годунова
Что царствовалъ такъ горько на Руси.
* Исторія Руссовъ.
СВЯЩЕННИКЪ.
Да, это правда — и отдать народъ
Врагамъ Христа, неврнымъ мусульманамъ
Гршно, Богданъ.
ХМЛЬНИЦКІЙ.
Гршно и безразсудно.
Mолдавія почти раба Султана,
Валахія трепещетъ передъ Портой,
Самимъ же намъ держаться невозможно:
Направо степь, налво — степь кругомъ.
Нигд преградъ природа не дала
Намъ отъ враговъ, задумали и — разомъ
Какъ воды къ намъ текутъ со всхъ сторонъ!….
Границы наши — буквы на песк:
Повялъ втръ — и ихъ какъ небывало!…
О, если бы опоясать Украйну
Широкими, глубокими морями,
Или вокругъ ея воздвигнутъ горы,
Тогда бы…… а теперь она,— какъ нива,
Растущая сироткой у дороги:
Ее не топчетъ разв кто не хочетъ…..
СВЯЩЕННИКЪ.
О, Господи! чудна судьба народовъ!
Когда читаешь древнія сказанья
Святыхъ мужей о доблестяхъ Славянъ,
О сил и богатств нашихъ предковъ,
Душа горитъ, глаза блестятъ слезами,
И чистая и свтлая молитва
Изъ сердца, будто голубь, вылетатъ.
Нашъ Кіевъ, колыбель Христовой вры,
Столицей былъ Славянъ многоземельныхъ,
И съ высоты холмовъ своихъ зеленыхъ
Громъ посылалъ на дряхлый Цареградъ.
Теперь же что? Враждебные народы
Славянскія поля размежевали.
И Кіевъ самъ, развнчанный старикъ,
Давно ль стеналъ подъ игомъ иноврцевъ!
Что длать намъ? Спасенье гд, гетманъ?
Охъ, тяжело Господь рабовъ караетъ!
ХМЛЬНИЦКІЙ.
Еще горитъ для васъ звзда спасенья:
Въ народ намъ единокровномъ,
Въ единоврной намъ Москв,
Растетъ, цвтетъ и мощно и красиво,
Какъ древо жизни на брегахъ Ефрата,
Родныхъ царей святое поколнье.
Подъ скипетромъ помазанниковъ Божьихъ,
Живетъ народъ счастливо, безмятежно,
Въ церквахъ торжественно гремятъ
Во славу Вышняго святые гимны…..
Туда, отецъ, моя душа летитъ!
И если я Украйн Богомъ данный,
То Богъ поможетъ въ этомъ дл мн,
Соединю разрозненныхъ судьбою
Ужъ нсколько вковъ родимыхъ братьевъ,
У ногъ царя московскаго сложу
Мои гетманскіе клейноды,
И счастіе прямое укажу
Украин изъ рода въ роды!
(Подумавъ.)
Да, я хочу, желаю и исполню
Мн Богомъ данное предназначенье…….
Повришь ли, что иногда во сн
Передо мной раскроется пространство
На необъятные впередъ вка.
И вижу я тамъ царство безъ границы
Надвинулось на многія моря
И западъ, и востокъ, и югъ, и сверъ
Въ одно слились, везд языкъ славянскій,
Везд святая праведная вра,
И правитъ имъ одинъ великій царь!
И царство то чудесное — Россія!…….
СВЯЩЕННИКЪ.
Извстно намъ изъ книги откровеній,
Изъ Библіи, что иногда къ намъ сны
Пророчески слетаютъ съ вышины.
Іосифу одиннадцать сноповъ
Во сн смиренно поклонялись,
И звздъ одиннадцать передъ его звздой,
Во сн онъ видлъ, тихо померкали,
Пришла пора — и точно на яву,
Одиннадцать его старйшихъ братьевъ,
Съ повинною главой предъ нимъ упали.
Спши, Богданъ, окончи трудный путь,
Богъ милостивъ, незримыми стезями
Онъ свой народъ ведетъ къ прямому счастью.
Отъ смутъ, отъ бдъ пора намъ отдохнуть.
ХМЛЬНИЦКІЙ.
Уже давно прошу и умоляю
Высокаго московскаго царя,
Принять опять единокровныхъ братьевъ,
Принять свое родное достоянье,
Отторженное хитрыми врагами,
Но онъ — примръ неколебимой правды —
Такъ царственно и добръ и честенъ,
Что свято соблюдая съ Польшей миръ,
Великодушно отвергаетъ,
Чего такъ жадно ищутъ дв державы,
И только намъ, въ отвтъ на наши просьбы,
Съ послами шлетъ богатые подарки.
Вотъ и теперь Михайловъ и Унковскій
Намъ привезли, и соболей и денегъ
И увщанія смириться передъ Польшей*,
Передъ державою, которая сегодня жъ —
Найдись къ тому удобный случай —
Свои войска въ Москву послать готова,
И съ ними хоть десятокъ самозванцевъ.
* Исторія Малороссіи, Бантышъ-Каменскаго, томъ первый, страница 259.
СВЯЩЕННИКЪ.
Сердца царей въ рук самого Бога,
Писаніе святое говоритъ,
Не намъ судить поступки внценосцевъ.
ХМЛЬНИЦКІЙ.
Вчера Вешнякъ, полковникъ чигтринскій,
Опять къ царю въ Москву похалъ съ просьбой,
Все описалъ царю я справедливо
И если онъ еще не согласится
Тогда………
СВЯЩЕННИКЪ.
Тогда да будетъ воля Божья.
ХМЛЬНИЦКІЙ.
Теперь меня сомннье страшно мучитъ.
И вотъ о чемъ, отецъ мой, я молился,
И вотъ о чемъ я плакалъ, мой отецъ.
(На крыльц слышенъ стукъ.)
СВЯЩЕННИКЪ, ГЛЯДЯ ВЪ ОКНО.
Сюда идетъ какой-то панъ вельможный.
ХМЛЬНИЦКІЙ.
А, знаю, это отъ посольства. —.
Опять притворствовать! — Прости мн Боже!
Давно ли я, тепло, чистосердечно,
Молился такъ и плакалъ, и открыто
Бесдовалъ съ тобой, отецъ Григорій —
И снова долженъ лицемрить….
СВЯЩЕННИКЪ.
Мн кажется, мы такъ сильны теперь,
Что нечего притворствовать предъ ними,
И накликать на душу новый грхъ.
ХМЛЬНИЦКІЙ.
Война нужна, но самъ я не могу
Ее начать, не поступя безчестно
Въ глазахъ людей, предъ Яномъ Казимиромъ.
Съ народомъ я сведу пословъ надмнныхъ,
Авось поможетъ въ этомъ мн народъ.
ПОЛЯКЪ, ВХОДЯ ГОРДО КЛАНЯЕТСЯ.
Вельможный панъ, посланникъ Казимира,
Желаетъ знать, когда, и какъ, и гд
Вы примете неслыханную милость,
И письма, и подарки, и клейноды
Отъ короля, отъ Яна Казимира ?
ХМЛЬНИЦКІЙ.
Присядьте, панъ вельможный.
ПОЛЯКЪ.
Много чести,
Благодарю. Отвтъ мн только нуженъ,
Мн велно съ отвтомъ торопиться.
ХМЛЬНИЦКІЙ.
Не знаю, право, что вамъ отвчать…….
Какъ радостно слпцу, когда снята
Съ его очей искусно слпота!
Опять предъ нимъ и небо голубое,
И снь зеленая лсовъ,
И пестрые ковры луговъ,
И солнце свтитъ золотое,
Но этотъ свтъ страдальца вновь слпитъ,
И онъ спшитъ глаза закрыть.
Меня король своей высокой лаской
Такъ поразилъ, что я теперь совсмъ
Его великодушьемъ уничтоженъ.
За что меня, смиреннаго слугу,
Онъ милостью д почестью даруетъ!
Да, это слишкомъ. Голова
Моя пошла, какъ говорится, кругомъ.
ПОЛЯКЪ.
Но всё же тутъ отвту я не вижу.
ХМЛЬНИЦКІЙ.
Отвту? Да вдь это чисто въ вол
Посланника, когда захочетъ онъ
Я радъ принять высокіе подарки.
ПОЛЯКЪ.
Посланникъ хочетъ, если можно, завтра,
Чтобъ по-скорй въ Варшаву возвратиться.
ХМЛЬНИЦКІЙ.
Да, это правда, Кіевъ не Варшава!
Хоть и сегодня, я всегда готовъ…….
ПОЛЯКЪ.
Но вотъ вопросъ: гд вамъ, гетманъ, угодно
Принять посла?
ХМЛЬНИЦКІЙ.
На это я не знаю
Какъ отвчать. Вы видите, моя
Тсна и не красива хата,
Дубовый столъ, кругомъ простыя лавки,
На нихъ боитесь даже вы приссть,
Чтобъ не измять кафтанъ золотошвейный….
Нтъ, слишкомъ много я цню
Расположенье Яна Казимира,
Чтобы привелъ сюда его пословъ………
У насъ, казаковъ, есть обычай:
Что цнимъ мы и высоко и свято,
То драгоцнно украшаемъ.
Я, бденъ, но въ углу моемъ смиренномъ,
Вы видите, — Спасителя икона
Вся въ золот и въ камняхъ дорогихъ ,
И эта сабля, наша мать вторая,
Алмазами и серебромъ сіяетъ……..
По мн — король, земной владыка мой,
Второй отецъ — ему я всмъ обязанъ,
Я не хочу, я не могу, не смю
Его пословъ — пановъ великолпныхъ —
Просить въ мою простую хату,
Имъ надобно блистательный пріемъ,
И въ золот и въ серебр палаты.
Притомъ-же такъ люблю я Казимира…..
Король такъ много сдлалъ мн добра……
ПОЛЯКЪ.
Я врю, это вс мы знаемъ,
Но что же я скажу въ отвтъ?
ХМЛЬНИЦКІЙ.
Послу?
ПОЛЯКЪ.
Да, гетманъ.
ХМЛЬНИЦКІЙ.
Вы скажите, право,
Повритъ ли ясневельможный панъ,
Ну, просто вотъ съ ума сошелъ на старость……
(Подумавъ.)
А разв…….Да, прекраснйшая мысль.
Скажите вы, что я, когда угодно
Посланнику, сердечно радъ принять
Подарки рчи посполитой завтра,
Часу въ девятомъ утра, тамъ, на площади
Передъ святымъ соборомъ.
ПОЛЯКЪ.
Нтъ, гетманъ,
Какъ это можно! я наврно знаю,
Посланникъ нашъ ни какъ не согласятся
Унизить такъ себя и короля.
ХМЛЬНИЦКІЙ.
Унизить? Что вы? — И преступной мысли
Такой въ ум моемъ нтъ мста!
Чтобъ я дерзнулъ унизить короля!
Чтобы посмлъ обидть Казимира!…..
Вельможный панъ, вы злобный клеветникъ!…
Что можетъ быть приличнй сил, власти,
Достоинству и слав Казимира,
Какъ жаловать покорные народы,
Своею королевской лаской,
Подъ чистымъ кровомъ голубаго неба,
Лицомъ къ лицу передъ Царемъ Небеснымъ!
Кругомъ стна церквей, домовъ высокихъ,
Кипитъ народъ, царя благословляя,
А солнце сверху такъ и осыпаетъ
Лучами яркими чудесную картину,
Достойную величья Казимира! —
Какихъ палатъ я отъищу вамъ лучше?
Нтъ, ршено. — На площади я завтра
Приму отъ васъ высокіе подарки…….
Увидятъ вс какъ я, неробкій воинъ,
Робя приложу къ устамъ
Печать и подпись Казимира.
ПОЛЯКЪ.
Я передамъ посланнику отвтъ,
Но врядъ ли онъ на это согласится,
Неслыханно…….
ХМЛЬНИЦКІЙ.
Да, точно правда,
Для васъ неслыханная эта почесть,
Но королю хочу я доказать,
Какъ я его высоко уважаю.
Неужели намренья благія,
Насъ къ новой ссор поведутъ?!
ПОЛЯКЪ.
Храни насъ Богъ, сегодня же посланникъ
Васъ обо всемъ подробно извститъ.
Прощайте, гетманъ.
(Уходитъ.)
ХМЛЬНИЦКІЙ.
Нтъ, не бывать Украйн въ мир съ Польшей!
Побдами д кровью тишина
Хоть куплена, но это не на долго.
Теперь Поляки смяты нашей силой,
Но всё-еще и горды и надмнны.
Оправятся — опять намъ будетъ худо.
Еще война, еще намъ кровь нужна!
И рухнетъ миръ не завтра, посл завтра,
По-моему, тмъ лучше, чмъ скоре.
СВЯЩЕННИКЪ.
А тамъ?
ХМЛЬНИЦКІЙ.
А тамъ что Богъ дастъ, то и будетъ!…..
IX.
Свжее утро прохладою вяло,
Весело солнце смотрло съ небесь.
Лугъ разноцвтный волнами широкими
Переливался, какъ тихое озеро,
Утренній втеръ его колыхалъ.
Скромная Оржица свтлыми струйками
Шла по ковру тростниковъ,
По берегамъ ея рощи зеленыя
Пышно стояли, прохладною тнью
Путника въ полдень палящій мсяца мая.
Тамъ изъ-за рощи, какъ змйка, извилисто
Лугомъ дорога куда-то пошла.
Коситъ косарь на лугу, и казацку,
Псню отъ скуки поетъ:
ПСНЯ.
Зеленая трава моя
Подъ косою гнется.
Головушка казацкая
Знай-себ смется.
Щебетунъ соловей,
Слушай псни моей!*
Въ калиновомъ саду моемъ
Соловей щебечетъ,
Мн, молодцу, въ дому моемъ
Вс жена перечитъ.
Щебетунъ соловей,
Слушай псни моей!
До города до Кіева
Женушка ходила,
Головушка казацкая
Осемь дней кутила.
Щебетунъ соловей,
Слушай псни моей!
Сказалъ гетманъ — миритеся —
Вотъ и помирились:
Луга были не кошены —
Вотъ и покосились.
Щебетунъ соловей,
Слушай псня моей!
Кошу, кошу — не косится,
Далъ же Богъ работу!
Винтовочка всё просится
Въ поле на охоту.
Щебетунъ соловей,
Слушай псни моей!
Въ Пирятин мой дядюшка,
Подъ Дубнами тетка,
Косить сно, пахать поле,
Право, не находка!
Щебетунъ соловей,
Слушай псни моей!

(Во время пнія верховой казакъ вызжаетъ изъ-за рощи и пржближается по дорог къ косарю.)

* Здсь нарочно оставленъ малороссійскія оборотъ рчи.
КАЗАКЪ.
Здорово, братъ!
КОСАРЬ.
Здорово, казакъ лейстровый!*
* Реестровый — они пользовались большимъ уваженіемъ между хлбопашцами.
КАЗАКЪ.
Богъ помогай!
КОСАРЬ.
Спасибо.
КАЗАКЪ, ОСТАНАВЛИВАЯ КОНЯ.
Тпрру!….. Землякъ!
Что, табачку не водится?
КОСАРЬ.
Пожалуй!

(Вынимаетъ изъ сапога рожокъ съ табакомъ и, постучавъ имъ о подошву, передаетъ казаку, а самъ становится возл коня, опершись на косу.)

КАЗАКЪ, НЮХАЯ.
Ай-да, табакъ !
КОСАРЬ.
— Да, такъ-себ, домашній.
Эхъ, бдный конь, какъ онъ усталъ, измученъ,
Куда несетъ Богъ вашу милость? Га?
КАЗАКЪ.
Такъ, посланъ, братъ. А табачокъ на-славу!
КОСАРЬ.
Въ Пирятинъ, врно?
КАЗАКЪ.
Да, въ Пирятинъ и въ Лубны,
А можетъ-быть, заду и въ Полтаву.
А знатно ты поешь, землякъ, ей Богу!
Да этакая, знаешь, псня — право!
Не то печальная, не то и плясовая —
А какъ-то такъ, наполовинк — славно!….
КОСАРЬ.
Такъ, самъ-себ сложилъ, да и пою.
Въ дому жена, извстно, всё ворчитъ,
Такъ выдешь-себ, на волю въ поле,
Да и поешь. А вы въ Полтаву
За дломъ или такъ, прогулки ради?
КАЗАКЪ.
Сказалъ же я — какая тутъ прогулка!
Съ бумагами я посланъ отъ гетмана
Къ полковникамъ, чтобъ войско набирали.
КОСАРЬ
А для чего теперь гетману войско?
У насъ вдь миръ.
КАЗАКЪ.
Опять война съ Полякомъ!
КОСАРЬ.
Война? неправда! шутишь!?
КАЗАКЪ.
Нтъ, ей Богу,
Совсмъ война, какъ слдуетъ война!
КОСАРЬ, БРОСАЯ КОСУ.
Пускай траву кто хочетъ, тотъ и косить,
А я косить ужъ боле не стану,
Моя охота — сабля, да ружье.
Слзай-ка братъ, слзай съ коня, товарищъ,
И я казакъ, ей Богу я казакъ!
Траву косилъ я только такъ, отъ скуки:
Пусть пропадетъ на корн вся она.
Слзай же, братъ! твой конь усталъ въ дорог
Пусть отдохнетъ не много на лугу,
И мы съ тобою тоже перекусимъ,
Вдь у меня есть сало, паляница*,
И чарка добраго вина.
* Исторія Малороссіи, Бантышъ-Каменскаго, томъ первый, страница 260.
КАЗАКЪ, СЛЗАЯ СЪ КОНЯ.
Пожалуй, братъ, благодарю за ласку.
Вотъ вороной разсдланъ, щиплетъ травку,
А наши два пріятеля подъ дубомъ
Сидятъ. Предъ ними, словно скатерть,
Поношенный жупанъ разостланъ синій,
На немъ лежатъ хлбъ, соль и паляница,
И сало, и стоитъ бутылка водки…
А между-тмъ разсказываетъ гость,
Какъ началась опять война съ Полякомъ.
КАЗАКЪ.
Вотъ видишь ли, мы такъ-себ, конечно,
Мы не чета рейтарамъ Казимира,
И нтъ у насъ ни шишаковъ, ни латъ,
Не въ золот казацкіе жупаны,
Но мы съ Поляками гд ни сходились
Везд ихъ на-голову разбивали…
Они взмолились — мы имъ дали миръ,
И Казимиръ прислалъ дары гетману.
Гетманъ принялъ пословъ на площади*,
Не захотлъ пустить къ себ и въ хату!..
* Родъ благо хлба.
КОСАРЬ.
Не захотлъ?…. ай, молодецъ гетманъ!….
Да это стоитъ выпить чарку водки
За здравіе гетмана!……
КАЗАКЪ.
Ладно, братъ,
Я никогда не прочь отъ этой службы.
Ну, вотъ послы, какъ слдуетъ, съ поклономъ
Все отдали: и грамоту, и знамя,
И булаву, и тутъ же прочитали
Какія намъ король даруетъ льготы,
Какія намъ даруетъ онъ права.
Гетманъ сказалъ: ‘Благодарю я Бога,
Я дожилъ дня счастливйшаго въ жизни’.
И тихо сталъ передъ соборомъ па колни,
И весь народъ съ молитвой ницъ упалъ.
Все прилегло на площади мірской ,
Стояли только кони, да Поляки!…..
Вотъ, помолясь, сказалъ гетманъ посламъ:
‘Благодарю, отъ имени народа,
Я короля за ласку и за милость.
КОСАРЬ.
За милость? Что же намъ король такое сдлалъ?
КАЗАКЪ.
Ну, ничего, да, видишь, нашъ Богданъ
Такой ужъ добрый……
КОСАРЬ.
Эхъ, напрасно!
Они, пожалуй, станутъ этилъ хвастать.
А посл что?
КАЗАКЪ.
Онъ дальше говорилъ
Не помню словъ, а толкъ такой былъ рчи,
Что-дескать я не для себя трудился,
Не для себя и кровь я проливалъ,
Скажите такъ вы Яну Казимиру,
Что для меня не нужно ничего,
Пусть будутъ счастливы мои казаки-дти.
—‘Стой!— закричалъ народъ, ужъ это много,
‘Проси, гетманъ, у короля что хочешь,
А безъ того мы съ площади ни шагу’!
И вдругъ пошелъ въ народ шумъ и говоръ,
И площадь вся заколыхалась,
Какъ нашъ Лиманъ отъ втру въ непогоду!….
Народъ притихъ. Тогда гетманъ сказалъ:
—‘Я всмъ доволенъ, но когда народъ
Ужъ требуетъ, пожалуй, попрошу я,
Чтобъ выдали Чаплицкаго’……
Послы гетману въ этомъ гордо отказали.
— Чаплицкаго подай,— мы закричали,
И шапки къ-верху начали бросать.
Послы домой — народъ гурьбой за ними,
Да и кричитъ: ‘Чаплицкаго подай!’,
Послы вошли въ квартиру — въ тотъ же часъ
Къ нимъ въ окна грязь и камни полетли.
Настала ночь — всю дочь не спалъ народъ,
Какъ передъ днемъ святаго Воскресенья
Везд въ домахъ огни горли,
А мимо дома, жили гд послы,
Мы съ пляскою и съ пснями ходили
И пли все, что вздумалось пропть
Въ обиду имъ, и громко въ бубны били.
На-утро слдъ посланниковъ простылъ,
А нашъ гетманъ, дай Богъ ему здоровье,
Универсаломъ объявилъ войну.
И вотъ меня съ бумагами послали.
КОСАРЬ.
Да и пора! Чего сидть намъ дома?
Съ женою ссориться, да просо сять!
Да, хорошо, ну выпьемъ-ка еще,
Для бодрости, такъ знаешь, чтобъ въ дорог
Не отощать. Пирятинъ вдь не близко*,
Туда подемъ вмст мы съ тобой.
Со мною здсь гндая есть кобыла,
Сдло и сбрую выпрошу у дяди,
Коли не дастъ, хоть грхъ, сдло украду,
Къ жен не нужно зазжать:
Авось соскучится такъ присмиретъ.
Солнце къ вечеру клонилось,
Тнь ложилась на поля,
Наши новые друзья
Обнялись, перекрестились,
На коней своихъ садились,
И пустились въ дальній путь,
Подъ казакомъ конь, какъ воронъ,
И летучъ и такъ же черенъ,
Гордо несъ крутую грудь,
А за нимъ, хвостомъ махая,
Рысью мелкою гндая
Въ перевалку поплелась.
Вотъ они уже далеко
дугь по степи широкой,
Вотъ и скрылися изъ глазъ…….
Тихо все на степи плоской,
Только втеръ отголоски
Псни звонкой и простой
Навваетъ намъ порой:
Въ Пирятин мой дядюшка,
Подъ Лубнами тетка,
Пахать поле, коситъ сно,
Право, не находка!
* Самое далекое разстояніе рки Оршицы отъ Пирятина около двадцати верстъ.

Осьмое января 1654 года. Морозное утро. На площади, передъ домомъ гетмана, бьютъ литавры. Народъ собирается.

ПЕРВЫЙ.
День добрый вамъ!
ПИСАРЬ.
Здорово, ну! что ваши?
ПЕРВЫЙ.
Все сдлано, какъ приказалъ гетманъ:
Народъ готовъ, слпцы и бандуристы
Везд поютъ, какія нужно, псни —
Казаки вс устали отъ войны
И только знай у Бога просятъ миру.
ПИСАРЬ.
Спасибо, братъ, за это самъ Богданъ
Вамъ скажетъ всмъ великое спасибо!
Пойдемъ къ народу.
ПЕРВЫЙ.
Ладно, я готовъ,
(Вмшиваются въ толпу.)
ПЕРВЫЙ.
Ай-да морозъ! какъ говорятъ — московскій!….
ВТОРОЙ.
И что за страсть у гетмана такая
Сбирать народъ до утренней зари?
ТРЕТІЙ.
Походъ, быть-можетъ.
ВТОРОЙ.
Полно, напророчишь,
И такъ уже прискучили походы,
Пора бы, право, отдохнуть.
ТРЕТІЙ.
Да сять хлбъ, а посл съ этимъ хлбомъ
Похать на поклонъ въ Варшаву.
Мн, кажется, уже прошло ихъ панство.
А отъ чего?
ПИСАРЬ.
Да отъ того,я слышалъ,
Что нашъ гетманъ на вки пристаетъ
Къ единоврцамъ нашимъ, Русскимъ.
ТРЕТІЙ.
И я слыхалъ, да не весьма-то врно,
Намъ ничего гетманъ не говорилъ.
ПЕРВЫЙ.
Молчи, и намъ, какъ надо будетъ, скажутъ.
ВТОРОЙ.
Такъ вотъ за чмъ, ужъ скоро дв недли,
У насъ живутъ московскіе послы!
ТРЕТІЙ.
А нечего сказать, народъ хорошій,
ПЕРВЫЙ.
И православный, часто ходятъ въ церковь,
И молятся тамъ долго, такъ усердно,
Что, хоть и намъ не худо бъ поучиться.
А какъ дерутся эти Москали!…..
Вотъ такъ и лзугь въ схватку гд по-жарче.
Да и народъ все крпкій и проворный.
ЧЕТВЕРТЫЙ.
Ужъ не чета Татарамъ черномазымъ.
ВТОРОЙ.
Ну, какъ сравнить! То нехристь, а Москаль
Нашъ братъ-христіанинъ.
ЭСАУЛЪ.
Теперь-то
Мы съ ними всхъ на свт поколотимъ.
ПЕРВЫЙ.
Когда бъ скоре, дай-то Боже!
ПИСАРЬ.
Просите Бога и гетмана.
ВТОРОЙ.
Извстно, вамъ гетманъ добра желаетъ.
ТРЕТІЙ.
Я разговоры слышалъ Москалей:
Почти такіе же, какъ наши рчи.
ЧЕТВЕРТЫЙ.
И все поймешь?
ТРЕТІЙ.
Скоре, чмъ Поляка,
Совсмъ какъ нашъ языкъ, молитвы какъ к насъ же.
ПЕРВЫЙ.
И лица какъ у насъ, жаль, что бородки носятъ,
И отъ того скидаются на Турокъ.
А, вотъ Никита. Эй, сюда, сюда, Никита!
Съ тобою есть бандура?
БАНДУРИСТЪ.
Какъ же, есть,
Я безъ нея не выхожу изъ хаты.
ВТОРОЙ.
Запой, Никита, нтъ ли новой псни?
Или хоть старую по-веселе.
ТРЕТІЙ.
Спой, какъома съ Еремой торговали
БАНДУРИСТЪ.
Нтъ, у меня есть псня поновй,
Спою, пожалуй,. только съ уговоромъ:
Къ обду будетъ чарка водки?
ВС
Будетъ……
БАНДУРИСТЪ.
Были у орла два сына.
Выросъ старшій сынъ,
Младшій рано на чужбину.
Залетлъ одинъ.
Но лта не укрпили
Мощнаго крыла,
Онъ усталъ — и окружили
Вороны орла.
И, летая, жаднымъ кругомъ
Смерть сулятъ ему.
Знать орлу на пол дикомъ
Сгибнуть одному!……
Крылья есть, да мало силы,
Смутенъ онъ сидитъ,
Смотритъ вверхъ — о, Боже! милый,
Старшій братъ летитъ!……
Робко вороны сокрылись
Съ крикомъ въ темный лсъ.
Оба брата очутились
Въ синев небесъ!……
Братья обнялись родные,
И сильны опять,
Какъ великая Россія
Да Украйна мать!
ПИСАРЬ.
Ай-да, Никита! Ну, спасибо,
На-славу псню ты сложилъ.
ПЕРВЫЙ.
Да что-то я не понялъ хорошо,
Хоть бойкія слова у этой псни.
БАНДУРИСТЪ.
Какъ не понять! — отъ грамотныхъ людей
Вчера я слышалъ, будто русскіе послы
Пріхали, чтобъ насъ, единоврцовъ,
Принять въ свою защиту отъ неврныхъ.
Я ночь не спалъ, услышавъ эту всть:
Такъ былъ я радъ неслыханному счастью,
И псню въ радости сложилъ на этотъ случай.
Когда бы это была правда,
То вашими устами медъ бы пить!
ПИСАРЬ.
Я такъ готовъ побиться объ закладъ,
Что сбудется желаніе народа,
Вдь гласъ народа Божій голосъ,
Не даромъ же пословица гласитъ.
ПЕРВЫЯ.
Не даромъ же мн грезились всю ночь
Огромныя пшеничныя галушки!
Вотъ такъ и плаваютъ въ большомъ корыт, въ масл.
ТРЕТІЙ.
Да, этотъ сонъ пророчитъ, врно, счастье.
ВТОРОЙ.
По-тише! — Кто-то вышелъ на крыльцо,
Опять пошелъ назадъ.
ПЕРВЫЙ.
Нашъ протопопъ, Григорій.
ТРЕТІЙ.
Старикъ почтенный, говоритъ народъ,
Что онъ крестилъ гетмана,
ПЕРВЫЙ.
И гетманъ
Его и любитъ и честитъ. Григорій
Встрчалъ пословъ московскхъ со крестами,
И говорилъ имъ рчи. Тогда гетманъ
Еще изъ Кіева не прізжалъ
ЭСАУЛЪ.
Эй, тише!
Вотъ идутъ на крыльцо, вотъ гетманъ.
ПИСАРЬ.
А вотъ отецъ Григорій, а за нимъ
Идутъ послы: вотъ это Бутурлинъ,
Другой Алферовъ.
ЭСАУЛЪ.
Ну, а этотъ, третій?
ПИСАРЬ.
То Лопухинъ, а вотъ Виговскій,
Нашъ генеральный писарь — и другіе
Посольскіе, прозванья ихъ не помню.
Вотъ машутъ, гетманъ проситъ слова.
НАРОДЪ, СНИМАЯ ШАПКИ.
Тише, тише!.-…
ХМЛЬНИЦКІЙ.
Къ вамъ рчь держу, друзья мои, казаки,
Украинцы, мои родные дти,
Прошу у васъ я слова и совта. —
И мы и наша праведная вра
Отъ иноземцовъ много потерпли,
Пора бы намъ и отдохнуть немного,
А тутъ Господь спасенье шлетъ съ небесъ,
Московскій царь, родной, единоврный
Согласенъ насъ и праведную Церковь
На-вкъ подъ свой покровъ высокій взять.
Я, вашъ гетманъ, и войска старшины,
Какъ благодать, пріемлемъ эту милость.
Хотите ли и вы, казаки, съ нами
Присягу дать московскому царю
На подданство Россіи?……..
НАРОДЪ, БРОСАЯ КЪ ВЕРХУ ШАПКИ.
Волимъ! Волимъ!….*
ХМЛЬНИЦКІЙ.
Исполнились теперь мои желанья!
Обнимутся опять родные братья
Такъ искренно, какъ мы съ тобой, бояринъ!
(Обнимаетъ Бутурлина.)

(Во всхъ церквахъ раздается колокольный звонъ, въ крпости палятъ изъ пушекъ. Протоіерей Григорій медленно сходитъ съ крыльца съ крестомъ, въ рукахъ.)

ГРИГОРІЙ.
Во имя Бога, слушайте присягу!
НАРОДЪ, БРОСАЯ ШАПКИ.
Волимъ, волимъ, волимъ!!……

Е. ГРЕБЕНКА.

* Исторія Малороссіи, Бантышъ-Каменскаго, томъ первый, страница 153.

‘Библіотека для чтенія’ No 2, 1843

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека