Бочка с водой
Бочка с водой
* * *
ПРИМЕЧАНИЯ
ПРИМЕЧАНИЯ
Бочка с водой, Коровин Константин Алексеевич, Год: 1938
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Коровин К.А. ‘То было давно… там… в России…’: Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.
Кн. 2. Рассказы (1936-1939), Шаляпин: Встречи и совместная жизнь, Неопубликованное, Письма
М.: Русский путь, 2010.
Весь сад мой покрылся, как пухом, зеленью. Утреннее майское солнце весело и раздольно освещало розовыми лучами долины и леса.
От дома моего в деревне ложилась тень, и блестел зеленым бисером малиновый сад. А на углу, в тени дома, стояла большая бочка, полная дождевой воды. В бочке вода отражала синее небо.
Приятели мои, проходя мимо бочки, остановились.
— Посмотрите, какая вода,— совсем синяя.
— Чистая, дождевая.
Коля Курин наклонился над полной бочкой, вытянул губы, напился воды и, вытирая рукой рот, сказал:
— Замечательно. Ведь это небесная вода. От дождя.
За Колей выпили и другие.
— Дождевой водой умываться хорошо, от веснушек помогает,— сказал доктор Иван Иванович.
Приятели решили, кстати, и умыться из бочки. Взяли полотенце, мыло. Весело умывались. Доктор Иван Иванович вскрикивал:— Хорошо! И белые глаза его закатывались от удовольствия.
— Скажи, отчего это у тебя,— спросил приятель Вася,— один глаз смотрит на нас, а другой в Арзамас?
— Это с детства у меня, после скарлатины,— ответил доктор.
Приятели весело собирали на грядках парника свежие огурчики, салат, укроп, редиску, приготовляя к завтраку.
Ах, как хорошо в мае на террасе у сада пить чай с деревенскими лепешками, огурцами, редиской, белорыбицей…
Хорошо закусив, приятели ходили у дома, посмеиваясь, и уж солнышко было к полудню. Вдруг Коля Курин, смотря в бочку и уж вытянув губы, чтоб напиться воды, крикнул:
— Посмотрите-ка, какие бациллы…
Бочка уже не была в тени, а освещалась солнцем, и, когда мы подошли, мы действительно увидали, что вода в ней кишмя кишит мельчайшими какими-то насекомыми. В ней плавало, быстро прыгая, бесконечное количество каких-то белых блох… Вертелись тончайшие змейки и извивались отвратительные личинки…
— Что же ты ничего не сказал?— кричал приятель Ивану Ивановичу. — А еще доктор… Ведь это черт знает что. Может быть, это зародыши солитеров или пиявки.
Иван Иванович, прищурившись, посмотрел в бочку и сказал:
— Гм… вода-то застоялась, при солнце и видно всякую дрянь.
— ‘Всякую дрянь’… — передразнил Василий Сергеевич. — Может быть, она ядовитая — ничего не знаешь.
Приятели разволновались.
— Ты хвалил воду!— кричал ему Василий Сергеевич. — Вот теперь что будет — неизвестно. Получишь какой-нибудь вертыш, или перитонит, или рак…
— Дурака получишь,— сказал кто-то.
— Бросьте шутить,— кричал Василий Сергеевич,— дошутитесь, погодите… И всякий раз, когда к вам, Константин Алексеевич, ни приедешь, всегда черт знает что выходит!..
— Волосатик тоже попадает,— сказал Константин — рыбак, принесший мне в корзинке налимов. — Волосатик — это беда… Горохов до чего мучился, он у него, волосатик-то, ушами пошел. Кричал до чего!.. Ну и, конечно, помер…
— Благодарю вас,— кричал Василий Сергеевич,— благодарю.
— Ведь не видно в тени-то было,— говорил медленно Коля Курин,— я бы не пил. А сейчас у меня, Иван Иванович, как муравьи внутри ползают…
— Что ж ты молчишь?— бесновался Василий Сергеевич, глядя на Ивана Ивановича.
— Где у вас аптека-то?— невозмутимо спросил Иван Иванович.
Все пошли в дом.
Иван Иванович стал перебирать лекарства — пузырьки, порошки — и спросил у меня:
— Где же у вас касторовое масло?
— Касторовое масло было,— процедил мой слуга Ленька,— только ручной барсук его все съел.
Послали Леньку верхом в Караш за касторовым маслом.
Иван Иванович насыпал в графин с водкой перцу, еще какие-то порошки, накапал мятных капель и чуть ли не глазных.
— Что же ты, черт, глазные капли наливаешь?— сердился Василий Сергеевич.
— Безвредные… — ответил доктор.
Бурда вышла невероятная, но все пили ее серьезно и внимательно.
А кстати, ‘перед смертью’ закусывали балыком.
Иван Иванович подходил к каждому, подводил к окну, отворачивал пальцем веко и говорил: ‘Зрачки хороши, сужения нет, значит, отравления нет’.
А Василий Сергеевич, когда доктор исследовал его глаза, сказал Ивану Ивановичу:
— Отчего у тебя, Ванька, самого один зрачок маленький, а другой — большой? Иван Иванович снял со стены зеркало и долго и озабоченно разглядывал у окна свои глаза.
Привезли касторовое масло, целую бутылку. Приятели, решив, что пить его так невозможно, мешали касторку с ромом и коньяком. А Василий Сергеевич—с вишневой наливкой.
Выпили порядочно. Так что в ‘предсмертные часы’ довольно-таки развеселились и пошли смотреть в бочку с ‘инфузориями’. И нашли их не такими уж отвратительными.
Изловив их, смотрели на них в лупу и вновь ужасались.
— Смотрите-ка,— говорил кто-то,— у этого клещи, а морда до чего противная.
— Где ты морду видишь?— оборвал его другой. — У него ни морды, ни головы нет.
Коля Курин подошел ко мне и сказал:
— Какая гадость. И зачем все это сотворено? Понимаешь, брат, у меня внутри все ползает что-то. Это, брат, бациллы.
— Это не ‘что-то’, а личинки комаров или мух. Меры все приняты, и ничего не будет,— внушительно сказал доктор.
Тетушка Афросинья, стряпая обед на кухне, услыхала о беде приятелей и, смеясь, говорила:
— Эх, Господи, и чего это Павел Лександрыч. Конечно, ваше дело барское, а мы-то по грибы ходим, взопреешь, и рада луже. Напьешься, и все тут. Я из этой-то бочки каждый день пью, и хранит Бог. Вода и вода. С молоком, гляжу — чего это, думала, пенки, а чего-то во рту шевелится. Гляжу — улита большая, скользкая. Вот о которой говорят: ‘Улитка, улитка, высунь рога — дам тебе пирога’. Вот ее-то я и съела. Да ведь попадает. Не дай Бог, мыша в молоко-то. Ну уж глядишь, чтобы мышь не попала. А доктор, Феоктист хворал когда,— так доктор ему есть ничего не велели. Феоктист два дня не ел и говорит: ‘Этак-то я не жравши совсем помру’. И пошел к объездчику лесничему — меду к чаю попросить, а у того минины. Дочь-мининница. Он и забыл, что доктор-то велел, да домой-то пришел выпивши шибко — наимениннился досыта. Болесть-то как рукой сняло. Вот ты и скажи тут что!
На другой день приятели стали забывать тревогу. И только доктор Иван Иванович с утра все разглядывал у окна свои глаза в зеркало. А за завтраком не прикоснулся к настойкам и даже к настойке из березовых почек…
Бочка с водой — Впервые: Возрождение. 1938. 6 мая. Печатается по газетному тексту.