Блудливое место, Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович, Год: 1893 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 10 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

Д. Н. МАМИНЪ-СИБИРЯКЪ

ПОЛНОЕ СОБРАНЕ СОЧИНЕНЙ

СЪ ПОРТРЕТОМЪ АВТОРА И КРИТИКО-БОГРАФИЧЕСКИМЪ ОЧЕРКОМЪ П. В. БЫКОВА.

ТОМЪ ОДИННАДЦАТЫЙ

ИЗДАНЕ T-ва А. Ф. МАРКСЪ : ПЕТРОГРАДЪ

Блудливое мсто.
Разсказъ капитана Вараксина.

— Нтъ, скажите ради Бога, зачмъ тогда Нина Александровна похала съ вами на охоту? Есть хоть какой-нибудь человческй смыслъ въ подобной нелпой зат? Женщина — создане во всякомъ случа деликатное, и вдругъ этакое кровожадное удовольстве, какъ охота… Извините меня, mesdames, но я несогласенъ! Да, я протестую, чтобы женщины здили на охоту… Даже, если на то пошло, то я издалъ бы законъ, что женщин воспрещается даже прикасаться къ огнестрльному оружю. Да-съ… Впрочемъ, я, конечно, отвлекаюсь въ сторону. Еще одна маленькая оговорка: я человкъ очень скромный и если считаю себя въ прав разсказать этотъ эпизодъ, то только потому, что изъ участниковъ этой охоты никого уже не осталось въ живыхъ, слдовательно никто даже косвенно не можетъ быть на меня въ претензи. Увы, все это происходило очень давно… Право, мн даже длается грустно при одной мысли, что нтъ уже на свт и Нины Александровны (перламутровые глаза, ножка богини, ямочки на щек отъ каждой улыбки и т. д.), и Свенторжецкаго (шестифутовый молодецъ съ рыжими усами и волчьимъ взглядомъ), и мирового посредника Тюрина, и двухъ братьевъ Мшковыхъ, и лсничаго Эйгера… Да, никого нтъ, вс отправились въ ту экспедицю, изъ которой не возвращаются. Странное совпадене — именно: Нина Александровна умерла въ одинъ годъ съ Свенторжецкимъ… Пусть матералисты и скептики говорятъ что угодно, а я врю въ предчувствя. Нина Александровна еще тогда говорила, что Свенторжецкй — роковой человкъ. Оно такъ и вышло: онъ умеръ на маслениц въ четвергъ, а она въ четвергъ на первой недл поста. Впрочемъ, я опять забгаю впередъ — это моя дурная привычка, за которую доставалось мн еще съ …скомъ драгунскомъ полку. Еще одно и послднее отступлене: вы, вроятно, уже догадываетесь, что вс мы были влюблены въ Нину Александровну,— такъ и было въ дйствительности, хотя каждый самымъ тщательнымъ образомъ скрывалъ отъ другихъ это щекотливое обстоятельство. Впрочемъ, и винить насъ нельзя: я былъ человкъ холостой, Свенторжецкй разошелся съ женой, Тюринъ жилъ съ чужой женой, братья Мшковы — вдовцы. Лсничй Эйторъ мнялъ свои привязанности, какъ молодой мсяцъ, пока не кончилъ собственной горничной, на которой впослдстви и женился,— онъ одинъ не былъ влюбленъ въ Нину Александровну, и то потому, что она приходилась ему родной сестрой. Теперь, кажется, все.

— Подемте на линялыхъ косачей, господа,— предложилъ за обдомъ Эйгеръ.— Погода отличная.

Мы собрались у Эйгера и обдали, намъ всегда, очень весело, потому что предсдательствовала сама Нина Александровна, замнявшая хозяйку дома. Было и выпито,— однимъ словомъ, все въ порядз, а Нина Александровна, какъ говорится, разошлась. Раньше она немножко кокетничала со старшимъ Мшковымъ, а сегодня проявляла особенную благосклонность къ Свенторжецкому. Предложене хозяина всмъ очень понравилось.

— А вы неужели тоже подете? — спросила Нина Александрова Тюрина, на котораго обыкновенно не обращала никакого вниманя.

— И я поду,— отвтилъ Тюринъ.

— Что же вы будете тамъ длать?

— Буду стрлять…

— Хорошъ стрлокъ!.. Мшокъ съ овсомъ какой-то, а туда же на охоту… Господа, я въ такомъ случа сама ду. Да, ду… Лучше и не спорьте! Не только ду, но к буду стрлять… Меня Вараксинъ (вашъ покорный слуга) училъ, какъ держать ружье, какъ заряжать, а попадать я ужъ буду сама.

Все это было сказано такимъ задорнымъ, вызывающимъ тономъ, хотя никто и не думалъ спорить, а напротивъ — вс, пожалуй, были рады, за исключенемъ, можетъ-быть, меня. Хорошенькая бабенка кому же помшаетъ, а я не любилъ только одного: охота такъ охота, съ приличной выпивкой и закуской, съ анекдотомъ. Да… А тутъ слова нельзя сказать: говори да откусывай. Вообще стснене, какъ хотите, а гд стсняешься, тамъ нтъ и удовольствя. Конечно, я правъ, и вы поймете мои масли.

— Нина, вдь это очень трудная охота,— по-братски предупреждалъ Эйгеръ.— Косачи прячутся теперь по трущобамъ… Придется лзть въ чащу, въ болота… Теб будетъ трудно.

Если бы Эйгеръ не сдлалъ этого возраженя, Нина Александровна, вроятно, и осталась бы, но теперь она ршала вопросъ уже безповоротно: ‘А, вы не хотите, чтобы я хала, такъ вотъ на зло вамъ всмъ поду… Поду, поду, поду!..’ Кстати у нея заране былъ приготовленъ и охотничй мужской костюмъ, т.-е. бархатныя шальвары, бархатная поддевка, голубая шелковая рубашка, лакированные охотничьи сапоги и чертовски хорошенькая срая шляпка съ орлинымъ перомъ. Если говорить правду, такъ Нина Александровна, вроятно, и на охоту собралась только затмъ, чтобы показать свой мужской костюмъ. Женщины тщеславны, и Ларошфуко (а можетъ-быть, и не онъ) сказалъ, что, если бы изобрсти удачный костюмъ для приговоренныхъ къ смертной казни, то много нашлось бы охотницъ итти на плаху, чтобы только примрить этотъ костюмъ.

— А что такое линялые косачи?— спрашивала Нина Александровна, еще не выходя изъ-за стола.— Почему линялые?

— Потому что весной косачи имютъ привычку линять…

— Это не отвтъ! Почему именно весной и именно косачи?..

Свенторжецкй началъ объяснять, что такое весеннее брачное оперене, а когда дошелъ до тока, то окончательно заврался и подъ конецъ замолчалъ самымъ дурацкимъ образомъ. Это вышло такъ смшно, что хохоталъ даже Тюринъ, говоря между нами — набитый дуракъ. Онъ, представьте себ, не врилъ даже тому, что земля вертится и что она такая же круглая, какъ его глупая голова.

II.

Итакъ, демъ… Мужчины ухали на линейк, а я попалъ въ экипажъ къ Нин Александровн. Она сама этого пожелала… Боже, какъ она была мила, и я не знаю другой женщины… впрочемъ, это въ сторону и къ длу не относится. На козлахъ рядомъ съ кучеромъ сидлъ Ипатъ, любимый лсообъздчикъ Эйгера. Это былъ самый обыкновенный взлохмаченный мужичонка, ходившй на медвдя съ однимъ ножомъ. Дорогой онъ все потряхивалъ головой и чесалъ затылокъ.

— Ипатъ, ты что это головой-то трясешь, какъ мячомъ?

— Да такъ, вашеброде… Мстечко-то выбрали баринъ не совсмъ ладное: ‘Косые Ложки’ прозывается.

— Да чмъ оно неладное сдлалось? Далеко, что ли?

— Далеко-то оно не далеко, всего верстовъ съ двнадцать, а та въ мъ причина, что глаза быдто отводитъ… Блуживалъ я по этимъ ‘Косымъ Ложкамъ’ не однова.

Конечно, все это глупости: Ипатъ зналъ лсъ на сто верстъ, въ которую угодно сторону, какъ свои пять пальцевъ.

— Куда же отводитъ глаза?— спрашивала Нина Александровна.

— А ужъ куда доведется, барыня…

— И теб отводило?

— Случалось.

Кто испытывалъ удовольстве путешествовать съ хорошенькой женщиной, тотъ пойметъ, что я находился въ прекрасномъ расположени духа, хотя и долженъ былъ обдумывать нкоторыя фразы, прежде чмъ сказать ихъ. Что длать, скверныя привычки ‘стараго солдата’ сказывались… А Нина Александровна такъ весело смялась всю дорогу, болтала безъ умолку и не давала мн ни одной минуты покоя. Мое удовольстве увеличивалось еще завистью хавшихъ на линейк.

Къ ‘Косымъ Ложкамъ’ съ торной дороги вела чуть замтная повертка, что-то въ род покосной дороги. Версты чрезъ дв открылась лужайка, точно нарочно созданная для охотничьяго привала. Загорлся костеръ, застучалъ топоръ, потянуло дымкомъ — однимъ словомъ, вся поэзя такихъ охотничьихъ стоянокъ была налицо. Стояла вторая половина юня, и косачи должны были бы ‘сдаться въ ягодники’, но лто было холодное, и они держались по рчнымъ уремамъ, въ кочкарник и вообще въ лсной крпи. На жировк попадались только исключеня. На привал Нина Александровна сдлала подъ моимъ руководствомъ пробу легонькой бельгйской двухстволки,— мы бросали свои шапки, а она стрляла. Изъ всхъ этихъ шапокъ пострадала одна шляпа Свенторжецкаго. Собаки лаяли и подавали падавшую мишень.

Охота началась по плану. Эйгеръ опредлилъ всмъ, кто и куда долженъ итти.

— А главное, не упускай изъ виду Нины Александровны,— строго внушалъ онъ, грозя Ипату пальцемъ.— Понялъ?

— Какъ не понять, вашеброде…

— Куда она, туда и ты… Понялъ?..

Ипатъ чесалъ затылокъ и косился на лсистую горку, раздлявшую ‘Косые Ложки’.

— Только и мстечко!— ворчалъ Ипатъ, когда Эйгеръ отошелъ.

Сказано — сдлано. Вс имли такой видъ, что заняты предстоящей охотой, а въ сущности слдили за Ниной Александровной, которая кокетничала своимъ мужскимъ костюмомъ. Такъ и разошлись. Хорошо… Иду я по своей лини, бокъ-о-бокъ съ Ипатомъ, и ршительно ни на что не обращаю вниманя: говоря между нами, охотникомъ настоящимъ я уже не былъ тогда, да и послобденныя прогулки по чертолому — мое почтене… Попалось какихъ-то два линялыхъ косача, собака стойку, а я пропуделялъ. Слышу, влво отъ меня хлопъ-хлопъ. По голосу слышу, что Нина Александровна тшится по моимъ косачамъ. Еще гд-то хлопнулъ выстрлъ… Только и проклятое мстечко эти Косые Ложки, недаромъ Ипатъ ругалъ ихъ! Болото не болото, а чортъ знаетъ что… Главное, все впередъ поманиваетъ,— впереди-то лучше все кажется. Ей-Богу, не лгу! Сколько время прошло — не умю сказать, но вижу я, что можно вернуться къ стану. Солнце уже за лсомъ. Повернулъ. Иду. Вдругъ навстрчу бжитъ Свенторжецкй и еще издали руками машетъ.

— Не видали Нины Александровны?

— Нтъ, она вотъ въ этой сторон съ Ипатомъ…

— Позвольте, да вы куда теперь-то идете?

— На станъ…

— Перекреститесь, батенька! Какъ разъ наоборотъ, я иду на станъ… Однимъ словомъ, это все равно, а дло въ томъ, что Нина Александровна заблудилась. Вонъ Ипатъ бжитъ.

Дйствительно, бжитъ нашъ Ипатъ и тоже руками машетъ. Вотъ теб разъ… Если я заблудился, такъ Нину Александровну Богъ проститъ. Собрались мы втроемъ и устроили совтъ, какъ быть: надо выручать нашу Дану. Ипатъ молчитъ, а самъ такой растерянный — боится Эйгера.

— Все на глазахъ ее держалъ, а тутъ какъ скрозь землю провалилась эта самая Нина Александровна… Ужо задастъ мн баринъ за нее!.. Только и мстечко… Тьфу!

Посовтовались и разошлись на три стороны, чтобы кругомъ обойти Нину Александровну. Некуда ей дваться… Хорошо. Слышу, кто-то ужъ кличетъ ее: это Эйгеръ хватился сестры. Слышу, заоралъ Свенторжецкй, а Нина Александровна ни гу-гу. Крикнулъ я нсколько разъ — тоже. Скверно. Главное, солнце уже начало садиться, холодкомъ потянуло. Пошелъ я быстре, чтобы свою линю обогнуть и сойтись съ Ипатомъ. Иду и вижу, что въ сторон этакъ блеснула какъ будто поляна, а на полян какъ будто Нина Александровна. Я туда — она отъ меня. Я кричу, а она бросила ружье и уже совсмъ бгомъ… Что за диво такое? Можетъ-быть, я помшалъ, чортъ возьми, но честью васъ увряю, что она на полян была совершенно одна. Бжали, бжали, наконецъ я ее догналъ.

— Нина Александровна, голубушка, да вдь мы съ ногъ сбились, искавши васъ!..

Остановилась, смотритъ на меня, молчитъ, а сама вся трясется. Потомъ ужъ и говоритъ, что приняла меня за бродягу.

— Что же,— говорю я,— вы на голосъ-то не откликались?

Увряетъ, что откликалась. Конечно, женскй голосъ слабе, такъ мы могли и не слыхать. А я, знаете, доволенъ, что первый отыскалъ Нину Александровну, и совсмъ развеселился, точно призъ получилъ.

III.

— Послушайте, я ужасно устала,— призналась Нина Александровна.— Едва ноги передвигаю.

— Присядемте отдохнуть, а то давайте я васъ на рукахъ понесу…

— Вы съ ума сошли?

Вижу, дйствительно, моя барыня совсмъ раскисла: ни папы ни мамы, какъ говорится. Присли, отдохнули, надо итти, а она не можетъ. Что мн съ ней длать? Вотъ положене, скажу я вамъ, а въ лсу ужъ совсмъ начало темняться. Мало этого: сидитъ моя Нина Александровна и вдругъ какъ заплачетъ. Что такое?

— Боюсь..

— Кого?

— Медвдей боюсь, бродягъ боюсь…

— А я-то на что, голубушка?

— Да, я и забыла… Не обращайте вниманя на меня: это нервы.

Какъ это вамъ понравится? А время идетъ… Слышу, кричитъ Свенторжецкй — я ему отвчаю. Откликнулся и идетъ на мой голосъ. Вдвоемъ все-таки легче, авось что-нибудь придумаемъ: на носилкахъ нашу Дану вынесемъ изъ болота… Кричу я, знаете, а Свенторжецкй все ближе и ближе. Совсмъ у меня отлегло отъ сердца. Маленькй охотничй казусъ, общй смхъ, шутки и хорошй ужинъ. Только что бы вы думали: не дошелъ Свенторжецкй до насъ всего какихъ-нибудь шаговъ двсти и вдругъ повернулъ назадъ. Я ему кричу, а онъ претъ назадъ, и конецъ тому длу. Что такое? Тутъ я, знаете, вышелъ изъ себя и сказалъ такое словечко, что моя Дана опять въ слезы.

— Вы гадкй человкъ, отвратительное создане. Наконецъ вы меня компрометируете.

Какъ это вамъ нравится? А въ лсу темно, чортъ возьми. Нечего длать, развелъ огонекъ, посадилъ Дану къ огню, а самъ опять кричатъ. Я кричу, а мн откликаются уже нсколько голосовъ: очевидно, вс ищутъ Нину Александровну по этимъ проклятымъ ‘Косымъ Ложкамъ’. Охрипъ я совсмъ, аппетитъ апаемскй, пить хочется — тьфу!.. Слышу, Ипатъ совсмъ близко, потомъ Эйгеръ съ другой стороны бредетъ. Прекрасно… И опять то же самое, какъ и Свенторжецкй: подошли и вернулись. Это ужъ, знаете, меня взорвало окончательно, а моя Дана спрашиваетъ меня:

— Послушайте, у меня голова разболлась отъ вашего крика… Будетъ вамъ. Вы любите бульонъ съ гренками? Да? И ветчину тоже? А какъ хорошо было бы теперь выпить чашку чаю съ густыми сливками… Я захватила съ собой и колбасы, и сыру, и половину индйки, но все это тамъ осталось… Мн ужасно сть хочется.

Смотрю: слезы. Прекрасно… А я ужъ чувствую, что у меня и глотку перехватило отъ крика, какъ у хорошаго цпного пса. Главное, оставить ее нельзя: боюсь, и кончено. Ночь засвлтла, въ болот сырость, надо огонь поддерживать, а я уже самъ изъ силъ выбился. Такъ-съ… Сидимъ мы такимъ манеромъ около огонька, смотрю я на свою Дану и думаю: ‘И что хорошаго мы вс находили въ ней? Ршительно ничего нтъ интереснаго,— самая обыкновенная бабенка и далеко не первой молодости даже’. Тутъ мн въ первый разъ мысль въ голову пришла: ‘Что она такое въ самомъ дл — настоящая двица? мужняя жена, разводка или вдовица?’ Этимъ какъ-то раньше никто не интересовался: Нина Александровна — и все тутъ.

— Вы, пожалуйста, не волнуйтесь!— успокаиваетъ она меня.— Ну что жъ такое, переночуемъ здсь, а утромъ выйдемъ… Не вкъ же намъ въ лсу оставаться.

Могу сказать, выдалась хорошая ночка! Душу изъ меня всю вымотала вотъ эта самая Нина Александровна: то ей холодно, то жарко, то она пауковъ боится (это въ лсу-то пауки!), то заставляетъ ей что-нибудь разсказывать. И сама болтаетъ со мной… Пока мы такъ сидли, нсколько разъ опять подходили къ намъ: сначала младшй Мшковъ, потомъ Свенторжецкй — подойдутъ и вернутся. Просто, попали мы въ какое-то заколдованное мсто.

— Помните, вы смялись давеча надъ Ипатомъ?— донимаетъ меня Нина Александровна.— Вотъ теперь и казнитесь… Впередъ будете знать, какъ глаза отводитъ!.. Знаете, давеча мн показалось, когда я побжала отъ васъ, что это были не вы, а Свенторжецкй.

— Да вдь вы сказали, что приняли меня за бродягу?

— Нисколько! А испугалась я Свенторжецкаго потому… потому… однимъ словомъ, онъ мн немножко нравится, а тутъ одни въ лсу… я въ такомъ костюм…

Вотъ такъ комплиментъ отвсила: Свенторжецкй нравится, и поэтому она испугалась его, а меня, вроятно, считала за какой-то чурбанъ… Merci! Хоть кому непоздоровится отъ такой откровенности, тмъ боле, что я съ своей стороны имлъ глупость думать… ну, да это къ длу не относится. Нтъ, въ самомъ дл, что она такое: двица или дама? Какъ будто и такъ и этакъ, а въ сущности ничего не разберешь. Раздумавшись, я пришелъ къ заключеню, что мое положене очень скверное, вернемся мы завтра домой, и мн проходу не дадутъ разными намеками да шуточками, а я тутъ разыгрываю какого-то Иванушку-дурачка. Однимъ словомъ, даже обидно.

— Послушайте, вы были когда-нибудь влюблены?

— Да, немножко такъ…

— А кто она: двушка или женщина? Блондинка, брюнетка?

— Она? Какъ вамъ сказать… Просто, она была легкомысленная женщина, потому что не могла отвчать на серьезное чувство.

— А глаза каке у ней были?

— Глаза?..

— Надюсь, не слпая же она была?.. А вамъ нравятся глаза у Свенторжецкаго? Вообще въ немъ есть что-то такое особенное, какая-то сила… Вы замчали?..

— Гм… да….

И такъ до благо свта!.. Хорошо еще, что юльскя ночи короткя. Когда разсвло, первое, что бросилось мн въ глаза — это дымъ, который валитъ очень недалеко отъ нашей стоянки. Вглядываюсь пристальне — да вдь это съ той сторон, гд нашъ станъ. Разбудилъ я мою Дану, и мы отправились на дымъ, а черезъ полчаса были на мст. Что же оказалось: всмъ слышалось, что я кричалъ со стана — выйдутъ на станъ, а меня тамъ нтъ, и мой голосъ съ другой стороны наноситъ. Чортъ знаетъ, что такое получилось! А Тюринъ имлъ нахальство даже итти и проврить мое показане, точно я кого-то обманывалъ. Но всего больше поразилъ меня самъ Эйгеръ. Этотъ хорошй товарищъ и милйшй человкъ отвелъ меня въ сторону и проговорилъ гробовымъ тономъ:

— Я удивляюсь одному: за кого вы насъ всхъ принимаете? Друге какъ хотятъ, а я не позволю, чтобы имя моей сестры служило мишенью для остротъ и двусмысленныхъ намековъ.

— Послушайте, да я-то при чемъ тутъ? Чистая случайность…

— Вы желаете повторить свою сказку? Это могла придумать Нина Александровна въ свое оправдане, а вы-то стыдитесь повторять подобныя небылицы…

И т. д., и т. д., и т. д. Однимъ словомъ, черезъ два дня я сдлалъ предложене Нин Александровн, причемъ имлъ удовольстве узнать, что она вдовушка. Черезъ полгода Нина Александровна была уже m-me Вараксина, а еще черезъ полгода она бжала съ Свенторжецкимъ. Дло прошлое, и я теперь могу отнестись ко всему совершенно безпристрастно, а потому и спрошу васъ, была ли хоть какая-нибудь логическая связь въ поступкахъ Нины Александровны? Никакой!.. Да и вообще, если разобрать, такъ и вся-то наша жизнь не что иное, какъ т же ‘Косые Ложки’, по которымъ мы постоянно блуждаемъ вкривь и вкось.

Д. Н. МАМИНЪ-СИБИРЯКЪ

ТОМЪ ОДИННАДЦАТЫЙ

Блудливое мсто.Разсказъ капитана Вараксина.

Читайте также:

Блудливое мсто.
Разсказъ капитана Вараксина.