Вера Жакова
Вера Жакова
Биография главной улицы
Биография главной улицы
Биография главной улицы, Жакова Вера Николаевна, Год: 1933
Время на прочтение: 7 минут(ы)
Улица Максима Горького — образцовая улица Москвы. Такой сделала ее революция. Она двинула ее далеко за заставы, разостлала по грязным дорогам хрустящий шелк асфальта. На Охотном выросла первая башня метрополитена, на Ленинградском шоссе — первая фабрика-кухня. Настоящее Тверской прекрасно, но прошлое ее неизвестно и позабыто, может потому, что оно в достаточной мере бесславно и мрачно.
Биография Тверской начинается с Охотного. От каменного Воскресенского моста, неуклюже переползавшего через мутную, вонючую Неглинку, пылью, криками, пением нищих, бабьим визгом разворачивался знаменитый Птичий рынок старой Москвы.
По правую и по левую руку пялили никогда не затворявшиеся ворота два каменных кабака. Целые дни на огромных дворах, среди вонючих отхожих куч и блевотины, страшно храпели и переругивались впросонках пьяные мужики. Водка была важной статьей государственного дохода, а поголовное пьянство — характерной бытовой чертой, до омерзения поражавшей иностранцев.
Лубяные низкие шалаши и прокопченные избы ‘для харчевного варенья’ полнились горьким дымом, шипом гнилого мяса и крепкой руганью мастеровых. Часть толпы была, в сущности, бездомной.
Подальше от Моисеевского женского монастыря на двенадцати печурах толстые монахини торговали блинами. А напротив медной ослепительной крышей разгорались палаты Василия Васильевича Голицына, фаворита царевны Софьи. Рядом с его усадьбой, через забор, вырастала насупленная громада троекуровских хором, окруженная садом, службами и холопьими избами.
Петр, не поладив с норовистой сестрой, посадил ее в Новодевичий, а блестящего князя сослал в Сибирь. Дом захирел. В XIX веке была тут рыбокоптильня, а в троекуровских хоромах — извозчичий центр и птичья бойня. От XVII века до наших дней осталось основное расположение перегороженных массивными стенами комнат, сводчатые сырые потолки и крошечные оконца. От извозчичьего двора — деревянные, расписанные пестрыми букетами двери. Голицынское великолепие погибло еще в XVIII столетии под дворцом одного из грузинских царевичей.
Новых жильцов эти дома встречают неприветливо. Сводчатые потолки грозят обвалом, а от каменных плит пола поднимается тяжелый холод. Новые жильцы мало и плохо знают о прошлом своих квартир. Только древние, сморщенные старушонки таинственно вздыхают, показывают железные крюки и говорят о замученных опричниками боярышнях. А напротив вырастает здание гостиницы Моссовета и в землю вгрызается метрополитен.
Тверская — царская улица XVII века — была одной из немногих, вымощенных камне. Каменной, впрочем, была еще и Мясницкая, по которой совершались царские выезды в летние резиденции и на богомолья. По Тверской же торжественным церемониалом проходили поезда иностранных послов, измученных долгими тряскими дорогами и азиатским этикетом Московии. За два дня до этого стрельцы рыскали по городу, приказывая торговым гостям, посадским людям и черным людишкам быть на улице, дабы иноземцы могли видеть богатство и многолюдство Московского государства.
Но послы обыкновенно разочаровывались. Город, издали казавшийся Иерусалимом, внутри походил на бедный Вифлеем: лавки, лавочки, лавчонки, посадские избы, составлявшие главную массу строений царской улицы, уныло щурились слюдяными оконцами. На палатах портного мастера Ивашки Артемьева ветер трепал разноцветные лоскуты, заменявшие вывеску. На крышах и заборах сидели оборванные мальчишки. Стрельцы с нагайками еле сдерживали мужиков, тыкавших в гостей пальцами и кричавших что-то нелюбезное. От толпы тянуло водкой и сырым луком. От дворов (куда срочно перед проходом шествия заметали уличный мусор) тошнотно подносило вонь отхожих мест и дохлых кошек. Подъезжая к Неглинке, послы начинали задыхаться.
В эту речку москвичи сбрасывали все, начиная от падали и кончая старым тряпьем. Вода в ней бывала настолько грязная, что правительство особым приказом запретило пользоваться ею для харчевен: ‘…а есть им варить из колодеза, выкопав колодез в горе, к Самопальному ряду, а из неглинской воды есть им не варить’.
Надутая и относительно смирная во время тщательно охраняемого въезда послов, Тверская в обычное время встречала иностранцев в тычки. Причина такого отношения не только в разжигаемой религиозной розни (сам царь после приема иностранцев мыл руки в особом рукомойнике). Иностранные торговцы являлись опаснейшими конкурентами московских купцов…
Престольный град Москва — с рядом шелковых, кожевенных фабрик, с огромным количеством ремесленников, сплошь почти застроенных лабазами, амбарами, каменными церквами, в подвалах которых гости хранили свои товары, — претендовал чуть ли не на мировое торговое значение. В кремлевских теремах бородатые бояре обсуждали цену на пеньку и ворвань. Царь Алексей, в целях развития в России шелковой и хлопковой промышленности, в Измайлове заводит соответствующие плантации. Боярин Морозов в своей подмосковной устраивает завод. Тут мастер-иностранец необходим и ценен. Но в торговле иностранный купец вырастает в опаснейшего, крупнейшего конкурента.
Каменная мостовая, прерываемая ухабами и лужами, тянулась до Тверских ворот, за ними начинались кузницы, принадлежавшие посадским мастерам и родовитым боярам. Но, несмотря на свое сугубо триумфальное название и значение, Тверская была в основном улицей торговой буржуазии и одной из главных артерий ремесленной Москвы.
Начавшееся строительство новой столицы на берегах Невы, ознаменовавшее рождение XVIII века, оставляет Москву и самые трепещущие вопросы ее благоустройства ‘в тени забвения’. Особенно это чувствуется после указа о запрете каменного строения по всей империи, ‘ибо в Санкт-Петербурге каменное строение зело медленно строится, каменщиков и прочих художников того дела достать трудно и за довольную цену’.
Москва первой половины XVIII века — с внешнего вида — это огромная деревня с грязной путаницей улиц, курными избами, простором коровьих пастбищ. На Тверской — лавки, цирульни, блинные обрывались огромными, непроходимыми из-за грязных ухабов и топких луж пустырями. В избяное соломенное убожество врывалось итальянское палаццо сибирского губернатора князя М. Г. Гагарина. Гагарин кончил дни свои на виселице за ненасытное мздоимство. После его смерти дом опустел и передан был в казну.
В Охотном ряду беспорядочными кучами валялись собранные со всех приезжих камни — это по государеву указу начали делать мостовую и по указу же, не доделали. В лужах сладко хлюпались сытые свиньи и семейственные утки. Соседнюю Театральную площадь благоразумные москвичи вообще старались обходить, ибо там залегали ‘топи и грязи великие’, доставлявшие превосходный чернозем для удобрения городских садов.
Официальное строительство Москвы как бы приостанавливается. Деятельность прикомандированных ‘ученых’ зодчих — Устинова, Мигурина, Коробова, Зарудного — сводится к наблюдению за разрушающимся, загаженным Кремлем, древними соборами, к постройке случайных зал и триумфальных ворот на случаи внезапных царских приездов.
Маститые историки, ревностные члены почетного общества ‘Старая Москва’, были склонны измерять рост и темпы строительства первопрестольной столицы церквами. По поводу первой половины XVIII века было пролито много безутешных слез, ибо церкви, построенные в это время, малочисленны и ‘грубы’. Действительно, за исключением чудесной Меншиковой башни А. Зарудного, справедливо считавшейся украшением Москвы, церковное зодчество ничего не создало.
Зато интенсивно растет строительство мастерских, фабрик, складов, лавок, лабазов. Васковы, Капустины, Лазоревы, Сабурские строят мануфактурные и кожевенные заводы. На Тверской, в пустырях, неуклюже поднялись мелкие фабрики Солодовникова и Боронина. С раннего утра и до позднего вечера, по 12-14 часов не отходя от станка, мастеровые люди выделывали штофы цветные, гродетуры, травгагатые, грезеты, свистуны, коноваты и другие ткани, из которых московские красавицы шили непомерные робы. Строители такой Москвы неизвестны и в историю архитектуры, конечно, не вошли. Вероятнее всего это были или иностранные инженеры, ехавшие в Россию и не брезговавшие ‘частными’ побочными заказами, или самоучки-десятники, живущие заветами уничтоженного каменного Приказа.
Растущая потребность в грамотном архитекторе в большой степени двигалась интересами крепнущей буржуазии и разрешилась, наконец, организацией архитектурной школы под начальством князя Ухтомского. Этот первый строительный ‘вуз’ помещался на Тверской, в казенном доме близ Охотного ряда, где ‘ранее имелась главная полиция, раскольничья контора и сенатская типография’. Ученики ее почти все как-то затерялись в дебрях истории, но, несомненно, что именно из них вырабатывались строители мастерских и фабрик, в которых так нуждалась тогдашняя Россия, страна со значительными предпосылками к развитию капиталистической промышленности.
Только быстрый ход великого промышленного переворота на Западе мог отбросить ее с завоеванного места в мировом экспорте на позиции страны, вывозящей хлеб, произведенный в помещичьих латифундиях. В XVII веке бородатые бояре целыми днями спорили о торговых делах. В первой половине XVIII века пудреные галантные кавалеры объединяются в промышленные компании, во главе которых стоят ‘блюстители’ престола — Меншиков, Шафаров, позднее — Бирон и Шемберг. Любовник Елизаветы, блестящий граф Шувалов был не только промышленником и торговцем первой степени по обширности оборота, он был выдающимся военным откупщиком и подрядчиком. По его инициативе учрежден знаменитый Купеческий банк.
В 1722 году вследствие антисанитарного состояния города, и особенно некоторых фабрик, вспыхнула чума, окружившая столицу кольцом новых кладбищ и разразившаяся народным восстанием — ‘чумным бунтом’. Напуганные дворяне разъехались в родовые вотчины. Военный генерал-губернатор граф Салтыков, бросив дворец на Тверской, спасался в подмосковной. Город, овеянный смрадным дыханием смерти, остался без всякого начальства. Толпы народа, с преобладающим числом фабричных, громили Кремль и Донской монастырь. Архиепископ Амвросий, прославившийся своим жестоким обращением с крепостными монастырскими крестьянами, был убит. Два полка солдат с трудом усмирили восстание.
На Тверской же, в здании Монетного двора, был заключен Пугачев. Пугачевщина в Московской области прошла мгновенными вспышками случайных восстаний, с которыми интенсивно боролось настороженное дворянство. ‘Крепостные люди, фабричные и вообще чернь оказывали явное сочувствие Пугачеву, обещавшему всем полную свободу. В Москве посылали тогда переодетых полицейских драгунов по кабакам подсматривать и подслушивать, нет ли где приверженных самозванцу, — так велика казалась опасность’.
Опасность действительно была огромна, и, несмотря на уверения князя Волконского, что ‘здесь обстоит все благополучно’, обитатели великолепных дворцов по Тверской тихонько складывали драгоценности, чтобы при первом же ‘непорядке’ уехать из столицы.
1812 год разрушил ветхость древней Москвы и почти до основания сжег Тверскую. По царской улице, помнящей великолепную торжественность польских выездов, с кучкой генералов и маршалов из рушившегося Кремля спасался корсиканец. К уходу ‘великой армии’ на месте Тверской дымились груды черных развалин. Около обгорелых лошадиных и человеческих трупов шныряли тощие собаки, случайно уцелевшие от прожорливых французов. На Тверском бульваре ветер качал тела монахов, повешенных мужиками, и мужиков, повешенных французами.
Оставленная неприятелем столица быстро застроилась новыми многоэтажными доходными домами, слегка выпрямив вековую путаницу улиц. Тверская, очищенная от развалин, зажила шумной обычной жизнью, перемешав барские особняки с гостиницами и магазинами. Эта Тверская торжественно и неуклюже описана в старинных путеводителях, начинавших ее с Охотного ряда:
‘…В сем ряду находится известная для всех приезжих гостиница ‘Лондон’. Остальное протяжение до угла Тверской улицы занимается домом Г. Кусовникова, под коим находятся лучшие овощные лавки, а под оными гостиница для приезжающих Г. Шевалдышева…
…Пройдя вверх мимо дома университетского благородного пансиона и Совинского подворья, мы находим дом генерал-губернатора, прекраснейшее здание о 4-х этажах, одно из огромнейших по всей Тверской улице… Перед домом генерал-губернатора находится порядочная площадь, а напротив самого дома — частный дом Тверской части, под оным — Гоубтвахта’.
От Тверской площади начинался знаменитый Тверской бульвар, подробно описанный указанным путеводителем.
…XIX век застроил Тверскую многоэтажными купеческими домами. В былых особняках и салонах расположились гастрономические магазины и промышленные конторы. На Терском бульваре вырос бронзовый памятник Пушкину, овеянный приветствиями писателей и поэтов, от Достоевского до Маяковского.
…Революция изменила лицо Тверской. На месте дома Тверской части вырос массивный и торжественный институт Ленина. Напротив Моссовета простерли руки статуя Свободы (На этом месте теперь находится памятник основателю Москвы Юрию Долгорукому — прим.). Здания телеграфа, ‘Известий ВЦИК’ поднялись над колокольнями церквей. В Английском клубе раскинулись залы Музея Революции СССР, где голоса Радищева и Новикова, бунтарские призывы Разина и Пугачева через много зал перекликаются с Апрельскими тезисами Ленина и последним конгрессом Коминтерна. На углу Мамонтовского переулка веселыми афишами запестрел ‘Московский театр для детей’.
В доме Римской-Корсаковой, где бывал Пушкин и Вяземский, поместился Коммунистический университет трудящихся Востока. В Страстном монастыре, помнящем пулеметы 1905 и 1917 годов, раскинулась экспозиция антирелигиозного музея. А за Триумфальными воротами разрослись новые поселки, где в огромных домах поселились пролетарии — новые хозяева Москвы.
Но настоящая история Тверской начинается с июньского пленума ЦК. (Имеется ввиду Пленум ЦК ВКП(б) в июне 1931 года, на котором была принята резолюция ‘О московском народном хозяйстве и о развитии городского хозяйства СССР — прим.) В эти дни проходил суд над прежней Москвой. Эти дни перед всем миром и навсегда развенчали ее раздутое местными исследователями великолепие. Тверская стала образцовой улицей пролетарской столицы. В авангарде ее выросли ударные бригады дворников, героев показательной, новой Тверской. До революции дворник был правой рукой шпика и лучшим помощником городового. В июле 1930 года портреты дворников, передовых бойцов за чистоту города, появились в ‘Рабочей Москве’ и ‘Вечерней Москве’. Осенью 1932 года Тверская получила имя великого пролетарского писателя М. Горького.
О будущем Тверской писать нельзя. Над ним только что начала работать группа академика Щусева. О нем пока можно фантазировать. И каждая фантазия, порожденная сегодняшним днем, будет ярче и радостнее, чем вся история Тверской дороги, царской улицы XVII века.
1933