Бич Редстона, Развлечение-Издательство, Год: 1908 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 25 минут(ы)

Бич Редстона

Нат Пинкертон — король сыщиков. Выпуск 20.

Санкт-Петербург: издательство ‘Развлечение’, 1908.

Создание файла (nbl), март 2011 г.

Глава I. Таинственный преступник

— Могу я переговорить с мистером Пинкертоном? — спросил, входя в бюро знаменитого сыщика, коренастый, крепкого сложения крестьянин с широким красным лицом и здоровенными кулаками.

Боб Руланд, к которому был обращен вопрос, ответил:

— Вам повезло: мой начальник как раз находится здесь, что случается с ним довольно редко. Как о вас доложить?

— Холльманс, Вильям Холльманс из Редстона! Скажите ему, что я пришел сюда по очень важному делу и очень нуждаюсь в его совете и помощи. Если он откажется выслушать меня — это будет ужасно!

— Можете быть спокойны, — возразил, улыбаясь, Боб. — Мистер Пинкертон никому не отказывает в своей помощи! Правда, он берет на себя разрешение лишь трудных задач и не возьмется за расследование какой-нибудь обыкновенной кражи.

— Ну, я думаю, что мое дело достаточно сложно!

Боб доложил сыщику о посетителе, и несколько минут спустя последний вошел в кабинет. Пинкертон сидел у письменного стола. Он тотчас встал и протянул посетителю руку.

— Ну-с, мистер Холльманс, — так, кажется, вас зовут, — что привело вас ко мне?

Холльманс не садился еще на стул, предложенный ему сыщиком, но продолжал стоять перед ним, очевидно, сильно взволнованный.

Волнение его происходило отчасти оттого, что он видел перед собой такого знаменитого человека, о деяниях которого ему приходилось много слышать, отчасти и оттого, что дело, ради которого он потревожил Пинкертона, было такого рода, что Холльманс выходил из себя при одном воспоминании о нем.

— Если вы, мистер Пинкертон, не поможете нам, тогда нам никто не поможет! — сказал он, наконец. — Целая местность возлагает на вас свои последние надежды, местность эта страдает вот уже несколько лет от страшных деяний преступника.

— Прежде всего присядьте, мистер Холльманс, — сказал сыщик. — Вот так. Закурите теперь сигару и успокойтесь, ибо мне положительно необходимо, чтобы вы рассказали мне о вашем деле вполне спокойно и не упустили в вашем рассказе ни одной мелочи!

Холльманс понял, что Пинкертон прав. Поэтому он сел на стул и закурил предложенную ему сигару. Затем он начал рассказывать:

— Я происхожу из Редстона, одного небольшого местечка, расположенного в пятидесяти километрах к югу от Кливленда. Это местечко совсем не похоже на другие города, его население состоит сплошь из земледельцев, а потому дома в нем расположены не по улицам, но в беспорядке рассыпаны по равнине отдельными дворами. Вот уже около двух лет как у нас появился грабитель, хозяйничающий в нашем местечке самым бесцеремонным образом. До сих пор он остается непойманным, несмотря на все усилия полиции. Преступления, им совершаемые, заключаются обыкновенно в грабежах, выполняемых с изумительной ловкостью. За последние полгода, например, в нашем городке произошло до 30 грабежей, которые единогласно приписываются изобретательности этого ‘бича Редстона’, как его называют. Он представляет собой весьма опасную личность и способен, по-видимому, на все, не исключая и убийства свидетеля его преступлений, если таковой окажется. И действительно десять из этих тридцати грабежей сопровождались убийством.

Вы легко себе можете представить, насколько все у нас взволнованы и взбудоражены этими преступлениями, тем более, что, несмотря на самые строгие правила и неослабный надзор, несмотря на учрежденную особую ночную стражу из жителей, до сих пор все еще не удалось схватить этого или этих грабителей. Могу заверить вас, что положение создалось совершенно невыносимое. Дети и женщины день и ночь напролет положительно дрожат от страха, во многих домах владельцы их проводят целые ночи на карауле, с ружьями и револьверами наготове для встречи грабителей! Но в том-то и дело, что грабитель не появляется в тех домах, где люди держатся наготове. Он, очевидно, отлично знает характер и привычки каждого местного жителя, точно в него вселился дьявол, так как он нападает как раз на те дома, где нет часовых и которые лежат в отдалении от постов ночных сторожей!

Пинкертон слушал с большим вниманием этот рассказ и сказал:

— Вы образовали охрану из населения? Разве вы так мало доверяете вашей полиции? Разве она проявляет слишком мало усердия в борьбе с разбойниками?

Посетитель его громко рассмеялся.

— Наша полиция?! — презрительным тоном сказал он. — На что она способна?! Правда, Харрион, начальник ее, много постарался, чтобы поймать мазуриков, но это никогда не удастся ему. Пока он будет у нас полицейским инспектором, грабитель может быть вполне спокоен, ему нечего бояться, что флегматичный Харрион схватит его за шиворот. Да и вообще этот Харрион, по моему мнению, набитый дурак. Он любит покой и удобство во всем и всегда морщится, когда к нему приходят и говорят, что ‘бич Редстона’ учинил новое преступление, ему приходится волей-неволей садиться на лошадь, ехать осматривать место происшествия и вообще стараться раскрыть преступление, чего ему, впрочем, никогда при его флегме не удается.

Пинкертон улыбнулся.

— Всякие бывают люди! — сказал он. — Но каким-то образом он попал в начальники полиции! Было бы куда лучше, если бы он занялся каким-нибудь другим делом. Однако почему вам, мистер Холльманс, пришло в голову обратиться ко мне?

— Меня вынудило к этому последнее преступление! — был ответ. — В небольшом владении, лежащем рядом с моей землей, жил старый, одинокий скряга. Старик был известен всему околотку своей невозможной скупостью. Говорили также, что он страшно богат. Что-либо достоверное сказать об этом трудно, так как жил он в полном уединении, замкнуто, не показываясь нигде, редко кто переступал порог его дома. Чаще других у него бывал инспектор Харрион, которого он считал гораздо талантливее, чем считали его мы. Этот человек тоже слышал о грабежах, а потому завел себе защиту особого рода. Он приобрел массу различных самострельных аппаратов, капканов и тому подобных снарядов и расставил их по всему дому. Я готов держать пари, что всякий, кто осмелился бы попытаться влезть ночью в жилище старого скряги Суммера, наверное, заплатил бы жизнью за свою отвагу. Но ‘бич Редстона’ сумел справиться и с этими заграждениями! С неделю приблизительно назад было замечено, что старый скряга вот уже несколько дней не показывается из дому. Торговцы говорили также, что на их стук в двери Суммера им не открыли. В конце концов стали предполагать, что там произошло какое-нибудь несчастье, и полиция с величайшими предосторожностями проникла в дом. Несмотря на всю их осмотрительность, несколько аппаратов выпалило-таки, и выстрелом был ранен один полисмен. Оказалось, что опасения были основательны, когда проникли в дом, раздался общий крик ужаса: старый Суммер стал жертвой ‘бича Редстона’. Я присутствовал при этом открытии и могу сказать, что на нас оно подействовало как удар грома! Денежный шкаф был опустошен, все ящики и шкафы, стоявшие в комнате, перерыты, а все, что в них заключалось, было раскидано по комнате. Сам старик лежал с раздробленным затылком в сенях дома!

— В сенях? — переспросил Пинкертон. — Мне кажется, это доказывает, что Суммер услышал шаги грабителя и направился в сени, в противном случае он остался бы лежать на кровати.

— Это и мое мнение, — согласился Холльманс. — Преступнику удивительно посчастливилось пройти, не задев на один из капканов. Этот человек обладает поистине дьявольскими способностями и всем нам и по сей день непонятно, как мог он столь благополучно проникнуть в дом старого скряги. Вы легко поймете, мистер Пинкертон, что этому ‘бичу Редстона’ приписывают у нас сверхъестественные способности и силы и никто уже не верит в то, что он принадлежит к числу обыкновенных смертных. После последнего его преступления, жертвой которого пал бедняга Суммер, я не мог уже сидеть спокойно дома, так как покойный был моим соседом. Я часто и много слышал и читал о вас, мистер Пинкертон, и уже давно решил, что если и есть на свете человек, могущий пролить луч света на это темное дело, так это только вы. И если это не удастся вам, то задачу придется признать неразрешимой. Но я не решался приехать к вам, так как думал, что вы сильно заняты, и боялся отказа. Но теперь, после этого последнего грабежа, я не мог более усидеть на месте! И я решился на поездку в Нью-Йорк, чтобы найти мистера Пинкертона и постараться быть принятым им!

Сыщик поднялся и зашагал взад и вперед по комнате, говоря с упреком в голосе:

— Вы поступили очень дурно, мистер Холльманс, что не приехали раньше. Быть может, мне уже давным-давно удалось бы изловить преступника или преступников и таким образом предупредить несколько убийств. Пинкертон никогда не отказывает в помощи тому, кто действительно нуждается в ней, и вы судили обо мне совершенно несправедливо, когда думали, что получите от меня отказ. Напротив, я готов ехать хоть сейчас с вами в Редстон. Я надеюсь, что мы добьемся успеха, и буду очень рад, если мне удастся избавить Редстон от грозы, тяготеющей над ним вот уже два года!

Холльманс поднялся и благодарно пожал руку сыщику.

— От всего сердца благодарю вас, мистер Пинкертон, — радостно проговорил он. — Вы снимаете своим согласием тяжелую ношу с моей души. Союз фермеров объявил награду в 10 тысяч долларов тому, кто поймает грабителя, — я передаю это вам лишь для сведения!

— О, я буду очень рад заработать такую сумму! — засмеялся Пинкертон и, поглядев на часы, сказал: — Уже десять часов, поезд в Кливленд идет, если не ошибаюсь, в четыре, мы поедем на нем!

— Угодно ли вам будет взять с собой помощников? — спросил Холльманс.

— Нет! — ответил после краткого раздумья Пинкертон. — Если будет нужно, я выпишу их потом. Вы никому не говорили, что едете за мной в Нью-Йорк?

— Об этом знают только моя жена и два взрослых сына, оставшихся дома. Я строго запретил им говорить кому бы то ни было о моей поездке и о цели ее, так как я вовсе не желаю, чтобы слухи эти шли дальше и достигли наконец ушей преступника.

— Вы поступили вполне резонно, мистер Холльманс! — воскликнул Пинкертон серьезным тоном. — Из того, что вы мне рассказали, я убедился, что преступник — один из местных фермеров, хорошо известный вам лично и потихоньку занимающийся своим постыдным ремеслом. А поэтому необходимо, чтобы никто и не подозревал, кто приедет вместе с вами, — мне придется даже переодеться! Кроме того, мне будет очень затруднительно работать рука об руку с таким полицейским инспектором, как Харрион, и поэтому я думаю действовать независимо от него. Но если мне удастся накрыть преступника, то это неожиданное открытие выведет, может быть, господина инспектора из его обычной флегмы, а ему, я вижу, не мешает немного встряхнуться!

В назначенный час оба джентльмена сели на поезд, идущий в Кливленд. Нат Пинкертон на сей раз был удивительно похож на завзятого сельского жителя. У него появилось порядочное брюшко, а лицо стало красным и лоснящимся, одет он был в костюм из простой, грубой материи. Ни один человек в мире не заподозрил бы, что под этой серенькой обыденной внешностью скрывается несравненный сыщик.

Глава II. Хвастливый дуралей

— Дом, в котором жил убитый мистер Суммер, стоит все еще пустым? — спросил Пинкертон во время пути.

— Естественно, наследником убитого является его двоюродный брат, который живет в Соединенных Штатах, но неизвестно где. Его нужно сначала разыскать, а на это потребуется значительное время.

— Кто ведет дела о розыске его?

— Мистер Эллоу, адвокат из Редстона.

— Я поговорю с ним, — объявил Пинкертон. — Можно ли рассчитывать на его скромность?

— О, я думаю, что да! — ответил Холльманс. — Ведь этого требует его профессия. Вы, значит, хотите посвятить его в эту историю?

— Конечно, и по весьма понятным причинам. Я хочу разыграть на время роль этого двоюродного брата мистера Суммера: это даст мне возможность поселиться в доме покойного.

— Боже мой! — воскликнул Холльманс. — Ну, а если преступник снова нападет на дом, чтобы ограбить и наследника старого скряги?

— Я был бы этому очень рад! — улыбнулся Пинкертон. — Более того, я употреблю все усилия, чтобы этот грабитель пожаловал в дом Суммера вторично.

Холльманс бросил почтительный взгляд на сыщика. Черт возьми, этот человек берется за дело совсем иначе, чем флегматичный Харрион. Наконец-то преступнику перейдет дорогу соперник, достойный его.

Холльманс положительно гордился выпавшей на его долю честью — иметь случай путешествовать вместе с знаменитым сыщиком.

— Все это так, сэр, — продолжал он, все еще беспокоясь, — но если преступник проникнет в дом, то ведь он, наверное, нападет на вас. И вы подвергнетесь опасности не меньше той, какой подвергнется он при этой встрече.

Сыщик спокойно покачал головой:

— Опасность, к которой я приготовился и о которой я знаю, перестает уже быть для меня опасностью! Гораздо хуже такие положения, в которых может произойти что-нибудь неожиданное. Только в таких положениях и может заключаться настоящая опасность. В них может помочь лишь полное самообладание, быстрое, молниеносное соображение и энергичное действие!

— Вполне согласен с вами, — откликнулся Холльманс, который начинал все больше и больше сожалеть, что ему приходится ехать с сыщиком инкогнито. Ему страшно хотелось бы с гордостью крикнуть всем встречным и поперечным: — Смотрите — вот этот человек, с которым я сижу рядом и разговариваю, есть не кто иной, как Нат Пинкертон, знаменитый сыщик, равного которому нет во всем мире!

Но бравому крестьянину приходилось, к великому огорчению, молчать.

— Можно задать вам еще несколько вопросов? — вывел его из задумчивости Пинкертон.

— Сделайте одолжение, мистер Пинкертон!

— Грабежи выполнялись всегда одним и тем же способом?

— О да, не может быть сомнений, что всюду действовало одно и то же лицо!

— А не находилось ли чего-нибудь из украденного в окрестностях?

— Ах, об этом я и позабыл сказать! Нет, ничего подобного и не могло найтись, так как грабитель уносил с собой только деньги. Все остальное, даже самые дорогие ювелирные изделия, он оставлял нетронутыми.

— Это вполне понятно! Если мое предположение, что разбойник живет в той же местности под видом самого мирного человека, верно, то такой образ действий его следует признать весьма логичным! В окрестностях Редстона ему ни в коем случае не удалось бы сбыть драгоценные камни и прочее, уезжать куда-нибудь дальше он не хотел, отчасти из боязни, что во время его отсутствия может быть обнаружено что-нибудь, а отчасти и оттого, что опасался навлечь на себя подозрение этими отлучками. Это, во всяком случае, тертый калач, и нам придется-таки повозиться с ним. Впрочем, есть одно обстоятельство, которое сильно поможет при преследовании грабителя.

Холльманс вопросительно посмотрел на сыщика. Пинкертон продолжал:

— Я говорю про бездеятельность и благодушие инспектора Харриона.

— Но почему?..

— Потому что благодаря этим качествам Харриона преступник уверился в своей безнаказанности! Он с величайшей дерзостью обделывает свои делишки, твердо зная, что его не будут энергично преследовать и что возможность раскрытия его преступления исключена почти наверняка! Еще один вопрос: вам ничего не известно о наружности грабителя?

— Ровно ничего! — был ответ Холльманса. — Люди, стоявшие лицом к лицу с ним, все мертвы. Он, кроме того, выбирал для нападений лишь такие дома, население которых не превышало одного-двух человек.

— Это еще одно доказательство того, что преступник живет в окрестностях и имеет сношения с населением Редстона! — сказал сыщик. — Ну, я думаю, что теперь ему недолго придется наслаждаться плодами трудов своих!

Это путешествие в город, лежавший в стороне от железной дороги, оказалось довольно долгим — обоим путешественникам пришлось употребить на это около восьми часов времени.

Наконец они добрались до цели, при въезде в местечко Нат Пинкертон внимательно огляделся кругом. Оно выглядело совершенно так, как описал его Холльманс. Домики не были вытянуты в линию по улицам, но были рассыпаны на местности в беспорядке. Почти каждый из них был окружен садом и полем, и таким образом город с двадцатитысячным населением раскинулся на довольно большом пространстве.

— Вот это дом убитого Суммера! — указал Холльманс.

— Значит, это моя будущая квартира? — пробормотал Пинкертон, внимательно оглядывая строение.

Жена и сыновья Холльманса, владения которого были рядом с указанным домом, весьма радостно встретили знаменитого сыщика и оказали ему самое изысканное внимание. Они даже вздохнули с каким-то облегчением, когда глава семейства представил им Пинкертона, и лишь жена его сказала, смеясь, гостю за обедом:

— Говоря откровенно, мистер Пинкертон, я представляла себе вас немного иначе!

Сыщик и Холльманс громко рассмеялись.

— Вы вполне правы, миссис Холльманс! — сказал Пинкертон. Теперь я — вовсе не я, а почтенный мистер Генри Суммер, двоюродный брат убитого Суммера! И я очень прошу называть меня этим именем и отнюдь не говорить никому ни слова о моей настоящей личности.

Через несколько минут в комнату вошел сосед Холльманса, пожелавший навестить его. Ему представили сыщика под именем наследника убитого Суммера и сообщили, что он намерен поселиться на некоторое время в доме покойного.

— Как? — в ужасе воскликнул гость. — Вы в самом деле хотите поселиться в этом доме, где произошло убийство вашего брата?

— А почему бы и нет? — небрежно спросил Пинкертон. — Я не верю в привидения!

— Но убийца может вернуться и убить и вас!

— Ого! — угрожающим тоном воскликнул лже-Суммер. — Пусть только попробует, это окончится плохо для него. Прежде всего ему трудно будет поживиться чем-нибудь у меня в доме, хотя я и ношу все мое состояние, около 50 тысяч долларов, постоянно при себе, они зашиты в кожаный мешочек, который днем и ночью находится у меня на груди под рубашкой, но, чтобы достать этот мешочек, ему пришлось бы обшарить меня самого, — ну а тут я ему уже показал бы, где раки зимуют! Я привык всегда спать с револьвером в руке, а, кроме того, сон у меня очень чуткий, при малейшем шорохе я немедленно просыпаюсь! А потому, если эта каналья вздумает пожаловать ко мне, ему не миновать доброй пули, которая навсегда отучит его от подобных грабежей! Я, конечно, не стану заводить разных автоматических сногсшибателей и прочего, что завел мой брат, напротив, я уберу всю эту дрянь, с ней еще и сам как-нибудь на тот свет невзначай отправишься!

Пинкертон говорил так не без расчета. Он хотел, чтобы слова его были переданы дальше, и он достиг своей цели, так как сосед Холльманса не замедлил сообщить всем встретившимся ему на обратном пути великую новость о прибытии двоюродного брата покойного Суммера и о его смелых словах.

Все лишь покачивали головой, выслушивая эту новость, и каждый думал, что этот Генри Суммер большой, должно полагать, дуралей и хвастунишка. Он, видно, совсем не был знаком со страшной репутацией ‘бича Редстона’, иначе он вряд ли стал бы говорить так смело. Некоторые предсказывали, что недалек уже тот час, когда наследник старика будет убит точно так же, как был убит и ограблен его двоюродный брат.

В тот же самый день Пинкертон навестил адвоката Эллоу. Он довольно долго беседовал с маленьким достойным человечком, и результатом этой беседы было то, что он получил ключ от дома Суммера и мог беспрепятственно войти в здание, на которое все население местечка взирало с ужасом. Он тотчас расположился там по-домашнему и сделал при этом открытие, что убитый владелец дома был вовсе не таким уж скрягой по отношению к себе самому, так как комнаты были убраны весьма элегантно и указывали на то, что старик обладал хорошим вкусом.

Эту ночь сыщик проспал совсем спокойно и беззаботно. Он не боялся, что преступнику вздумается посетить его теперь, так как в такое короткое время до него не могла бы еще дойти весть о прибытии наследника.

На следующее утро он отправился в полицейское бюро.

— Могу я видеть господина инспектора?

— Он сейчас выйдет! — ответил полисмен, дремавший в углу.

Сыщик опустился на стул и скоро убедился, что к службе в этом бюро относились довольно небрежно. Среди служащих царила величайшая распущенность, они, казалось, не питали никакого уважения к своему начальнику, и возможность его скорого появления нисколько не пробуждала их принять более приличное подчиненным положение.

Наконец в дверях показался инспектор Харрион. Он был сгорбленным, низеньким, немного тучным человеком, в походке его была заметна какая-то усталость, причем верхнюю часть тела он наклонял немного вперед, как будто спина его была обременена тяжестью долголетней, полной забот жизни. Черты лица его казались сонными и безжизненными, лишь в маленьких серых глазках его сверкал какой-то скрытый огонек, точно молния иногда вспыхивавший в них, как заметил Пинкертон.

Он тотчас опустился в кресло, стоявшее у письменного стола, и небрежно поглядел на человека, сидевшего напротив.

— Что вам угодно? — флегматично спросил он.

— Мое имя Генри Суммер — я наследник и двоюродный брат убитого Суммера, — ответил Пинкертон. — Я приехал, чтобы вступить во владение наследством, и думаю остаться здесь, пока мне не удастся продать дом покойного!

— Очень рад! — сказал инспектор Харрион. — Мне уже говорили о вашем приезде сегодня утром.

Пинкертон в душе удивился быстроте, с какой весть о его прибытии облетела город. Очевидно, сосед Холльманса, посетивший последнего вчера, постарался растрезвонить о том, что видел и слышал, на весь городок.

— Но что угодно вам от меня? — спросил инспектор.

— Перед моим домом всю ночь напролет простоял какой-то полицейский!

— Совершенно верно!

— Но что ему было нужно от меня? — слегка взволнованным тоном спросил Генри Суммер, он же Пинкертон.

Харрион поднял высоко плечи, сделал значительное лицо и посмотрел на наследника мистера Суммера слегка сверху вниз:

— Вы не понимаете этого, мистер Суммер, и все-таки вы должны согласиться, что это обстоятельство должно быть лишь приятно вам, так как оно служит вашей безопасности. Вот уже несколько лет я держусь правила ставить по ночам в течение нескольких недель караул перед домом, в котором было совершено преступление.

— А зачем?

— Ну, это легко понять! — сказал Харрион. — Вспомните старую истину, что преступника зачастую тянет, точно магнитом каким-то, к месту преступления!

— Ага, об этом я когда-то слышал кое-что! — наивно заметил Пинкертон. — Поэтому-то полицейский и стоял там?

— Разумеется! — ответил инспектор. — Он должен был наблюдать, не вернется ли преступник, и если да, то арестовать его!

Пинкертон должен был изо всех сил сдержаться, чтобы не прыснуть со смеху:

— А за то время, что вы применяете ваш метод, удалось ли вам хоть раз изловить таким путем преступника?

Инспектор отрицательно покачал головой:

— К сожалению, нет! Но я не отчаиваюсь и надеюсь, что настанет час торжества этой старой истины!

— Я убежден в этом! — искренним тоном согласился Пинкертон. — Вы, я вижу, талантливый криминалист, и вам, наверное, удастся когда-нибудь изловить этот ‘бич Редстона’!

— Ну, конечно! — отозвался самоуверенно инспектор. — Преступнику уже недолго осталось гулять на свободе!

— Вы приобретете этой поимкой право на всеобщую благодарность! — с чуть заметной иронией сказал Пинкертон. — И ваш метод охраны места преступления станет в конце концов всеобщим правилом, которое назовут в честь вас ‘методом Харриона!’

Инспектор раскрыл слегка глаза и посмотрел на своего собеседника. Уж не смеялся ли последний над ним? Но тот сидел с видом невинного младенца и, казалось, был далек даже от мысли насмехаться над почтенной личностью инспектора.

А потому Харрион ограничился тем, что пробормотал себе под нос несколько несвязных слов, а затем спросил:

— Значит, вы пришли ко мне из-за этого полицейского?

— Конечно, мистер Харрион, и я хотел просить вас избавить меня от него. Я не люблю полицейского надзора. Кроме того, я сумею и сам защитить себя в случае нужды, если, паче чаяния, преступник будет притянут под влиянием каких-нибудь магнетических сил к моему дому!

— Но этот человек небезопасен! — сказал Харрион.

— Да и я тоже не робкого десятка! — возразил Пинкертон. — А потому, если он только пожалует ко мне, то я сцапаю голубчика и немедленно же доставлю его сюда к вам.

Инспектор насмешливо ухмыльнулся и сказал:

— Сделайте это, мистер Суммер, и если это удастся вам, то я с удовольствием заплачу вам 10 тысяч долларов от себя лично, сверх тех 10 тысяч, что обещаны фермерами!

— Стоп! — воскликнул Пинкертон. — Ловлю вас на слове!

— И я сдержу его! — проворчал Харрион.

— Значит, на следующую ночь полицейский уже не будет торчать перед моим домом?

— Если вы этого непременно хотите, я удалю его оттуда, но, боюсь, наступит момент, когда вы пожалеете о вашем решении. Ведь преступник может прийти именно ради того, что вы поселились там, чтобы отобрать у вас деньги, которые вы носите на груди, в кожаном мешочке!

— Вы уж и это знаете?! — изумленно вскричал Пинкертон.

— Конечно, мне рассказали и об этом! Вы поступили очень неосторожно, говоря об этом у Холльманса! Благодаря этому известию внимание ‘бича Редстона’ может быть легко привлечено именно на вас!

— Ба! Я вовсе не боюсь его, и я смеюсь над людьми, которые считают его чуть ли не за черта в образе и подобии человеческом. Этот всеобщий страх и трепет перед ним только помогает ему совершать преступления.

Харрион кивнул на это головой, но на лице его читалась насмешка над фермером, так хваставшимся своим мужеством и неустрашимостью.

— Так, до свидания, мистер Харрион!

Пинкертон поднялся и протянул Харриону руку.

— До свидания! — отозвался тот. — Надеюсь, что ваша смелость, с какой вы вызываетесь победить ‘бич Редстона’, не послужит вам во вред, мистер Суммер!

— Будем надеяться!

И с этими словами Пинкертон вышел из бюро, между тем как инспектор насмешливо поглядел ему вслед.

По дороге домой сыщик заметил, что шедшие на встречу люди перешептывались между собой при виде его и провожали взглядом этого ‘дуралея-Суммера’, но это мало его заботило. Он шел и думал:

— Умно я поступил однако, что представился этому Харриону под именем Суммера! Работать с таким разгильдяем — слуга покорный. Кроме того, в нем есть что-то, что вовсе не нравится мне. Одно из двух, или это величайшая дубина, которой не хватает только длинных ушей, чтобы стать настоящим ослом, или же это хитрейшая бестия, какой я еще не видывал в своей жизни! Будущее покажет, конечно, которое из этих предположений является правильным.

Глава III. Богач полисмен

По временам Пинкертону приходила в голову дикая мысль, и, как ни гнал он ее от себя, она возвращалась к нему снова и снова. Что если этот замечательный инспектор находится в сговоре с преступником и получает от последнего солидное вознаграждение за попустительство? Исходя из этого положения можно было легко объяснить себе поведение Харриона.

Однако Пинкертон никак не мог допустить, чтобы полицейский инспектор, то есть лицо, получающее отличное жалованье, занимающее почетное положение и облеченное важными полномочиями, могло настолько забыть свой долг, чтобы войти в сговор с каким-то грабителем. Поэтому он старался не думать больше на эту тему и занялся приготовлениями для встречи преступника.

Пинкертон был уверен, что последний обязательно пожалует к нему. Во всем городе ни один человек и не подозревал, что под личиной сумасшедшего Генри Суммера скрывается сыщик, да притом еще сам Нат Пинкертон.

Между тем речи предполагаемого двоюродного брата и наследника старого Суммера были прямым вызовом по адресу ‘бича Редстона’, и теперь оставалось лишь ждать, когда наконец последнему заблагорассудится поднять перчатку. Кроме того, кожаный мешочек с 50 тысячами долларов был сам по себе достаточно лакомой приманкой для грабителя.

Пинкертон произвел самый тщательный осмотр комнаты, где стоял денежный шкаф старого Суммера, но он не нашел в ней никаких следов, которые могли бы помочь в розыске преступника.

Ему удалось лишь установить, что грабитель был без сапог, в одних чулках, и что чулки эти были темно-синего цвета.

На полу перед денежным шкафом было вколочено несколько гвоздей с обломанными головками, на которых он нашел несколько синих шерстинок, оставшихся на гвоздях, когда преступник наступил на них ногой.

Сыщик был уверен, что шерстинки эти принадлежали чулкам преступника, трудно было допустить, чтобы убитый стал разгуливать в чулках по собственному дому. Кроме того, Пинкертон перерыл все белье покойного и не нашел ни одной пары чулок такого резкого синего цвета, какими были эти шерстинки, найденные им на гвоздях, вбитых в пол.

Вечером Пинкертон вышел из дома и направился в ресторан, чтобы поесть.

На улице он встретил Холльманса, который шел к нему. Этого доброго человека мучило любопытство: ему страстно хотелось узнать, не сделал ли сыщик какого-нибудь открытия.

— Ну как дела, мистер Суммер? — улыбаясь, спросил он. — Надеетесь ли вы добиться успеха?

— Ничего не могу сказать вам об этом в точности! — заявил Пинкертон. — Если меня не обманывает предчувствие, то молодчик очутится в скором времени в моих руках, но ведь я могу и ошибаться!

Продолжая беседовать, они вошли вместе в ресторан и заняли места у одного из свободных столиков. В наполненном табачным дымом помещении царило оживление. Несколько столов было сдвинуто вместе, и около них сидела целая компания ремесленников, а в центре заседал длинный полисмен с удивительно воинственным видом.

— Ого, мистер Холльманс! — воскликнул последний, бывший уже слегка навеселе. — Вы никак загордились вдруг? Не хотите присоединиться к нам и воспользоваться моим угощением?

— Сейчас иду! — рассмеялся Холльманс. — Мне нужно только переговорить пару слов с этим господином, а затем я с удовольствием воспользуюсь вашим любезным приглашением!

— Только поскорей! — раздался ответ полисмена.

И он снова повернулся к своим собутыльникам.

Вино за их столом лилось рекой.

— У него, видно, много денег! — небрежно заметил Пинкертон.

— Ну, конечно! — подтвердил с улыбкой Холльманс. — Его все называют богачом полисменом, так как он давно уже получил большое наследство. Это очень забавный тип, и при этом он так привязан к своей профессии, что ни за что не хочет расстаться с мундиром, несмотря на свое богатство. Он любит, когда находится в хорошем расположении духа, угощать за свой счет любую компанию, которую набирает из первых попавшихся ему на глаза людей в каком-нибудь ресторане. Сегодня как раз вы можете видеть пример такого времяпрепровождения богача полисмена.

Пинкертон ничего не сказал на это, но крепко задумался. Это богатство полисмена казалось ему подозрительным. Но еще более странным казалось ему то обстоятельство, что этот богач оставался на службе. В полицейской службе нет ничего такого особенно заманчивого, чтобы человек, не нуждающийся в заработке, стал посвящать себя ей из одной только любви к этому роду деятельности.

Что если сыщику удалось напасть здесь случайно на ключ к раскрытию всей тайны? Быть может, человек этот добывал деньги незаконным путем и находился в сношениях с ‘бичом Редстона’?

Эта мысль как молния мелькнула в голове Пинкертона. Он дорого бы дал, чтобы узнать, не носит ли этот подозрительный полисмен синих чулок! Впрочем, он надеялся выяснить любым способом этот вопрос.

В этот момент полисмен закричал снова:

— Ну мистер Холльманс, что же вы?! Идете вы или не идете? Да тащите с собой и вашего компаньона!

Пинкертону вдруг пришла идея использовать это приглашение по-своему и, может быть, немного оригинальным способом, но узнать все же, какого цвета чулки носил этот человек. Он сделал презрительное лицо, покачал головой и сказал довольно громко:

— Я не пойду!

Пьяный полисмен вскипел, вскочил с места и подошел вплотную к Пинкертону, чуть ли не наваливаясь на него всей своей огромной тушей. Его глаза грозно сверкали, и он запальчиво произнес:

— Послушайте, вы, это еще что за новости? Вы отказываетесь принять мое приглашение да еще вдобавок рожи корчите?

Пинкертон в свою очередь тоже встал. Он стоял совершенно спокойно перед полисменом, который был на целую голову выше его ростом.

— Я объясню вам это сейчас! — сухо возразил он. — Вот этот человек рассказывал мне только что, что вы получили наследство. Но я не желаю быть в числе тех, людей, которые помогают вам столь безрассудно выбрасывать ваши деньги. Вот мое мнение, и я остаюсь при нем!

Полисмен злобно захохотал и так ударил по столу своим тяжелым кулаком, что стаканы зазвенели.

— Мне еще не приходилось встречать таких нахалов! — заревел он. — Вот уж никогда бы не предполагал, что на свете водятся такие типы! Вам-то что до того, что я делаю со своими деньгами? Даже если я стану закуривать сигары билетами в тысячу долларов — вам-то какое дело? А потому я спрашиваю вас: угодно ли вам немедленно же взять ваши слова обратно и принять мое приглашение?

— И не подумаю даже! — невозмутимо ответил Пинкертон.

Холльманс, ровно ничего не понимавший во всей этой сцене, попытался было примирить обоих противников:

— Мистер Суммер, этот человек, в конце концов, прав, кому какое дело до того, как он тратит свое наследство?

Пинкертон расхохотался самым презрительным и нахальным образом:

— Свое наследство?! Да если бы только кто-нибудь знал, что это за наследство?! Я что-то не очень в него верю! Господь его знает, каким путем добывает он эти деньги! Всем известно, что у полиции бывают иногда свои доходы!

Длинный полисмен окончательно вышел из себя. Лицо его налилось кровью, и вне себя от гнева он схватил Пинкертона за руку.

— Ты! Как тебя там?! — изо всей мочи крикнул он. — Возьми свои слова обратно!

— Никогда в жизни! — ответил сыщик.

Тогда полисмен схватил в бешенстве пивную кружку и замахнулся ею, намереваясь опустить ее изо всех сил на голову Пинкертона. Но сыщик предупредил его. Он давно уже держал наготове кастет, и не успела кружка опуститься на его голову, как он уже сбил полисмена с ног страшным ударом кастета по голове.

Огромная туша полисмена с грохотом повалилась на пол, одна нога его мелькнула на мгновение в воздухе, и Пинкертон успел заметить, что на ней надет черный чулок.

Но теперь ему надо было спасаться самому. Прочие посетители приняли сторону сраженного полисмена и начали враждебно поглядывать на сыщика. Холльманс нагнулся к нему и прошептал:

— Уходите, иначе эти люди набросятся на вас.

Сыщик вовсе не был намерен впутываться в новую историю, а потому постарался незаметно стушеваться, сопровождаемый угрозами и руганью, в изобилии летевшими ему вслед.

На улице к нему тотчас присоединился Холльманс и сказал:

— Я вне себя от изумления, мистер Пинкертон! Вот уж не ожидал от вас подобной выходки. Вы, обыкновенно такой спокойный и рассудительный человек, позволили себе настолько разгорячиться!

Пинкертон не слушал его, он был погружен в свои мысли. Итак, этот полисмен не носил синих чулок! Но было ведь весьма возможно, что он носил и черные, и синие чулки! Во всяком случае, из поведения полисмена явствовало, что источник, откуда он черпал свои богатства, не отличался кристальной чистотой.

Пинкертон и Холльманс скоро добрались до дома Суммера, здесь они распрощались. Холльманс все еще не мог успокоиться после происшествия в ресторане и был все еще очень взволнован.

Тогда Пинкертон улыбнулся и совсем спокойно сказал ему:

— Это происшествие было устроено мной нарочно!

— Нарочно?! Быть не может! Но зачем вы это сделали?

— Мне нужно было увидеть чулки длинноногого полисмена. Покойной ночи, мистер Холльманс.

С этими словами сыщик вошел в дом и закрыл за собой дверь. Холльманс стоял, выпучив глаза, и растерянным взглядом смотрел на то место, где только что стоял Пинкертон. Наконец, он повернулся и направился домой, все еще качая в недоумении головой.

Глава IV. Удивительное открытие

Наступила ночь, и вся местность погрузилась в глубокую тишину.

В спальне Пинкертона светился еще огонь, он сидел у стола и с довольным видом смотрел на кровать, в которой, как казалось, спал какой-то человек.

Это была кукла, приготовленная сыщиком, голова которой, покоившаяся на подушках, была устроена им из восковой маски и парика. Лицо было до некоторой степени похоже на лицо Пинкертона.

Все, таким образом, было готово для встречи ‘бича Редстона’. Сыщик вышел в соседнюю комнату и открыл там окно. Затем он сделал то же самое в спальне с окном, находившимся прямо над изголовьем кровати.

Сам он сел, тесно прижавшись к последнему из упомянутых окон.

Если бы теперь открылась дверь, ведущая из соседней комнаты, то должен был бы возникнуть легкий сквозной ветер, который показал бы сыщику, на случай если ему изменит его чуткое ухо, что преступник близко.

Он снова осмотрел барабан своего револьвера, еще раз ощупал короткий железный стержень, ударами которого он сбивал обыкновенно преступников с ног, — все оказалось в порядке и на своем месте.

Не было сомнения, что сыщику придется иметь дело с чрезвычайно опасным и на все способным преступником, а потому ему следовало быть начеку. Когда пробило полночь, сыщик погасил огонь в лампе.

Теперь уже ждать ему оставалось недолго, если только преступник появится у него в эту ночь. Пинкертон не чувствовал ни тени страха или боязни, но все-таки он был охвачен каким-то томительным чувством ожидания, какое являлось у него всегда перед критическими моментами.

Но теперь к этому чувству примешивалось известное волнение. Сыщика сильно интересовало, был ли он прав, предполагая, что преступник не кто иной, как длинноногий полисмен. Он был уверен, что не ошибся.

Теперь он сидел окруженный полной темнотой, и время для него тянулось в эти минуты страшно медленно. Пробило половину первого, затем час — но все оставалось спокойным.

Время все шло и шло. Вот уже пробило половину второго, а гробовая тишина, окружавшая Пинкертона, не была еще ничем нарушена.

Но что это?.. До напряженно прислушивавшегося к малейшему шороху уха сыщика донесся, точно издалека, какой-то бесконечно тонкий звук.

Ни один человек на месте сыщика не услышал бы этого звука, но ухо сыщика изощрилось за долгие годы его карьеры до невероятных пределов.

Он догадался даже, отчего происходил этот звук. Он понял, что кто-то со всей осторожностью вкладывает ключ в замочную скважину и медленно поворачивает его в ней.

Это приближался ‘бич Редстона’. Сыщик язвительно улыбнулся в темноте, наконец-то наступал момент разрешения загадки, момент, когда он увидит, правильно он рассуждал или нет.

Через несколько минут напряженнейшего ожидания Пинкертон почувствовал наконец долгожданный сквозной ветер.

Одной рукой он сжал покрепче железный стержень, а другой обхватил потайной электрический фонарь.

В комнате не было слышно ни звука. Грабитель превосходно сумел приноровиться, чтобы не потревожить легкий сон своей жертвы, о чем он, очевидно, знал.

Тем не менее Пинкертон ощущал близость какого-то человека так отчетливо, как будто мог видеть его, — теперь он стоял уже рядом с кроватью.

На секунду блеснул яркий свет.

На голову, покоившуюся на подушке, упал на один момент сноп лучей от потайного фонаря преступника, и в то же время на эту голову опустился со страшной силой топор.

В это время Пинкертону удалось разглядеть фигуру стоящего у кровати коренастого бородатого человека.

Теперь сыщик вскочил с быстротой молнии на ноги. Его фонарь, в свою очередь, вспыхнул ярким пучком света, и в следующую секунду он взмахнул железным стержнем и нанес свой знаменитый удар. Преступник без звука рухнул на землю.

Все это произошло в мгновение ока. Пинкертон наклонился к сшибленному им человеку, чтобы узнать, кто он такой. Что это был не долговязый полисмен, он понял уже тогда, когда увидал его низкую коренастую фигуру в тот момент, когда тот освещал постель.

Он навел свет своего фонаря на лицо грабителя, сорвал с него привязанную бороду и парик — и невольно вскрикнул от безграничного изумления.

Он не верил глазам своим, когда узнал в грабителе полицейского инспектора Харриона.

Значит, это был он: вот почему он играл роль простодушного вахлака! Это было невероятно, и Пинкертон испытывал искреннюю радость, что наконец-то удалось поймать с поличным этого мерзавца. Кто знает, сколько еще новых преступлений успел бы совершить этот выродок, если бы дело не попало в руки Пинкертона.

С истинным наслаждением сыщик надел на Харриона кандалы. Через некоторое время тот открыл глаза и немедленно же испустил страшное проклятие, когда увидел себя в кандалах и во власти мнимого мистера Суммера.

Этот последний, улыбаясь, стоял перед ним, скрестив руки на груди.

— А знаете, мистер Харрион, — сказал он, — ваша-то теория о возвращении убийцы на место преступления оправдалась самым блестящим образом! Старая истина осуществилась лишний раз на деле, магнетическая сила привлекла его к месту убийства и, увы, он попался!

Харрион заскрежетал зубами и бросил взгляд, полный ненависти, на сыщика.

— Вы, кажется, не в своем уме? Как смеете вы надевать кандалы на меня, инспектора Редстона! — закричал он. — Потрудитесь немедленно освободить меня!

Пинкертон только засмеялся:

— Как вы сказали? Инспектор Редстона? Вы хотите сказать — ‘Бич Редстона’? Убийца десяти человек и виновник ста грабежей! Это будет вернее!

— Я хотел лишь убедиться, что с вами ничего не случилось, я заботился о вас же, несчастный! — кричал Харрион.

— Вот как! — резким тоном возразил сыщик. — Потому-то вы, вероятно, и хватили со всей силы топором по голове этой бедной куклы?

Преступник бросил взгляд на кровать, и с его губ сорвалось новое проклятие. Его лицо исказилось, так как он понял, что никаких отговорок тут быть не может.

Тогда он пустился на просьбы:

— Освободите меня и не выдавайте! Я заплачу вам все, что вы потребуете. Я не пожалею и 100 тысяч долларов!

— Э, да вы, я вижу, очень щедры! Впрочем, деньги ведь доставались вам без особых затруднений!

— Я поделюсь с вами всем, что имею, только отпустите меня на свободу, мистер Суммер!

— Можете не называть меня более мистером Суммером! — сказал со смехом Пинкертон. — Я вовсе не Генри Суммер.

— Не может быть?! — взволнованно воскликнул Харрион.

— Нет, это просто была небольшая комедия с переодеванием. Мое настоящее имя — Нат Пинкертон!

Ему ответил глухой стон Харриона, который весь съежился и пробормотал про себя:

— Нат Пинкертон — единственный человек, который всегда внушал мне тайный ужас!

Он более ничего не сказал, так как знал, что слова будут излишни, раз ему приходилось иметь дело с Пинкертоном.

Сыщик убедился еще раз, что кандалы в порядке, и вышел затем на улицу, чтобы разбудить Холльманса и перевезти вместе с ним пойманного преступника в тюрьму. Когда он шел по саду, то увидел на улице чью-то длинную фигуру, очевидно, караулившую кого-то.

— Ага! Долговязый полисмен охраняет своего начальника, чтобы он мог беспрепятственно закончить свое доблестное дело! Теперь-то я знаю, откуда он получил свое наследство!

В одно мгновение Пинкертон очутился перед полисменом с поднятым револьвером в руке:

— Ни с места, мерзавец, или я стреляю!

Негодяй подался назад, но не посмел бежать при виде блестящего дула револьвера. Сыщик в один момент схватил его за руки и надел наручники.

Затем Пинкертон закричал во весь голос, повернувшись к соседнему дому:

— Алло, мистер Холльманс! Идите скорее!

Этим моментом воспользовался долговязый полисмен. Он сделал большой скачок в сторону и бросился бежать.

— Стой, каналья! — крикнул ему сыщик вдогонку.

Но тот бежал во всю мочь. Раздался выстрел, а затем крик полисмена, упавшего со всего маху на землю. Пуля Пинкертона ранила его в ногу.

Дом Холльманса оживился, и в прочих домах показались люди, разбуженные выстрелом, а сам Холльманс крикнул из окна:

— Что случилось?!

— Идите сюда, я поймал ‘Бич Редстона’!

Взрыв восторга был ответом на эти слова. Изо всех домов бежали обрадованные обитатели.

Нат Пинкертон в кратких словах рассказал им о ночном происшествии и повел их к себе в дом. Легко себе представить, как велико было удивление всех, когда они узнали, кто был этот преступник, так долго державший в страхе всю местность.

Лишь с трудом Пинкертону удалось удержать озлобленную толпу от самосуда, но он не мог воспрепятствовать тому, чтобы обоим арестованным был нанесен по дороге в тюрьму целый град ударов и побоев, так что кровь лилась с них ручьями.

Харрион, совершенно изувеченный, оказался в весьма плачевном положении.

Но этим еще не кончились мучения преступников. Харриона, равно как и его сообщника, долговязого полицейского, ждала страшная смерть. На следующую ночь в тюрьму ворвалась целая толпа замаскированных людей, которые выволокли обоих преступников на улицу.

Бывший начальник полиции дрожал всеми членами точно так же, как и его длинноногий помощник.

— Пощадите! — молили они оба. — Вы будете щедро вознаграждены, если дадите нам убежать! Вы получите все, что мы имеем, только отпустите нас!

Но замаскированные ни слова не отвечали на их мольбы! Они тащили молча свои жертвы вперед к небольшой группе деревьев. Преступники отлично понимали, что их ожидает, и их отчаяние все росло и росло.

Так как их крики могли всполошить спящих обывателей городка, то один из замаскированных сказал:

— Завяжем-ка им рты! Тогда они перестанут выть!

Это предложение было немедленно выполнено, и жертвы замолкли. Долговязый полисмен впал при этом в состояние какого-то животного озлобления. Страх смерти придал ему нечеловеческие силы, он рвался и метался в своих кандалах, и ему удалось-таки наконец со страшным усилием разорвать их.

Но, прежде чем он успел обратиться в бегство, его уже схватили несколько пар дюжих рук и, несмотря на отчаянное сопротивление, заставили-таки идти вперед, пока вся процессия не дошла до группы деревьев. Здесь один из людей обратился к дрожащим пленникам:

— Мерзавцы! Настал час суда и для вас! Харрион, ты много лет жил вместе с нами, мы верили тебе и были убеждены, что ты исполняешь свои обязанности честно и добросовестно, насколько это в твоих силах! Но ты обманул нас. Ты учинял тайком вместе с твоим помощником страшные преступления, ты убивал наших братьев, ты грабил их! Ты носил маску честного человека, ты пожимал нам руки и выражал свое негодование по поводу собственных же преступлений, а втайне насмехался над нашим легкомыслием! — он обратился к полисмену: — А ты позволил увлечь себя этому выродку! Тебя ослепило золото, которое предлагал тебе Харрион, и ты стал послушным оружием в его руках. Оба вы умрете, нет вам пощады! Ваши деяния вопиют к небу. Вы будете сейчас казнены, употребите последние минуты земной жизни на молитву!

Им развязали рты, но преступники и не думали начинать молиться, а завыли еще пуще прежнего, надеясь привлечь своими воплями полицию, которая должна была бы остановить этот незаконный суд Линча.

Но мстители не дали привести им свой план в исполнение, двое из них влезли на дерево и перекинули через сук две веревки. Затем обоих преступников подвели под дерево. Им надели на шеи заготовленные заранее веревочные петли.

Один момент — и тела обоих отделились от земли, их крики перешли в сдавленное хрипение. Вздернутые на воздух тела покачались сначала из стороны в сторону, а затем остановились неподвижно.

Суд Линча сделал свое дело, и толпа замаскированных рассеялась в различных направлениях. На следующее утро оба трупа были найдены полицией. Весть об этом разнеслась по городу, и все испытали при этом известии чувство полного удовлетворения.

Когда Пинкертон узнал об этом, он слегка кивнул головой, и он тоже не мог не признать, что такой суровый приговор народного суда был вполне заслужен преступниками.

Покрытый новыми лаврами и при этом с хорошими деньгами — 10 тысяч долларов были немедленно выплачены ему жителями Редстона, — великий сыщик вернулся в Нью-Йорк, куда телеграф уже принес известие о его новых подвигах в Редстоне.