Библія, какъ основной источникъ для изученія первобытной религіи.
Библія, какъ основной источникъ для изученія первобытной религіи.
Ал. Покровскій.
Библия, как основной источник для изучения первобытной религии, Покровский Александр Иванович, Год: 1900
Время на прочтение: 18 минут(ы)
Покровский А. И. Библия, как основной источник для изучения первобытной религии // Богословский вестник 1900. Т. 2. No 6. С. 180-199 (3-я пагин.).
Вопросъ о ‘первобытной религіи’, или что то-же, объ изначальной ея форм, иметъ глубоко-важное, не только научно-философское, но главнымъ образомъ, жизненно-практическое значеніе. Принципіальная важность этого вопроса обусловливается его тсной связью съ другимъ, кореннымъ вопросомъ — о происхожденіи религіи. Въ зависимости отъ того, какова была, на самомъ дл, первоначальная форма религіи стоитъ разршеніе основной міровой проблемны: что поставить въ заглавіи исторіи человчества — рай-ли съ Богомъ, или лсъ съ животными? Отсюда вполн понятно, почему извстный ученый лингвистъ и историкъ религіи называетъ этотъ вопросъ ‘фокусомъ’ современной научно-философской мысли {M. Mller ‘Vorlesungen ber den Ursprung und die Entwicklung der Religion’ Vorwort VIII, 1881.}. ‘Посему, если кому-либо, то именно теологу слдуетъ неослпленнымъ взоромъ смотрть на ту высокознаменательную точку, на которой въ человческомъ сердц въ первый разъ заблисталъ свтъ религіи’ — говоритъ другой ученый {Hardy ‘Die allgemeine vergleich. Religionswissenschaft’ 38 s. 1887.}, а Цицеронъ, характерно выражая ту же самую мысль, лучшей религіей человчества называетъ древнйшую, какъ самую близкую къ богамъ {Cicero ‘De legibus’ lib. XI, 16.}.
Но гд-же, спрашивается, искать намъ точнаго и врнаго отвта на вс эти вопросы первостепенной важности? Вдь живая народная традиція едва храпитъ въ своей памяти представленіе о событіяхъ, сравнительно недавно совершавшихся, какъ-же искать въ ней воспоминаній о вкахъ, давно минувшихъ?! Очевидно, сфера народныхъ традицій представляетъ слишкомъ зыбкую и ненадежную почву для какихъ-либо, боле или мене, устойчивыхъ построеній.
Сравнительно большую научную цнность въ изслдованіи вопроса о первобытной форм религіи имютъ данныя, такъ называемыхъ, точныхъ наукъ, въ особенности — исторіи, которая и должна, прежде всего, сказать тутъ свое правдивое слово. Но если сужденіе объ этомъ, дйствительно, и возможно относительно временъ древне-историческихъ, представленіе о которыхъ даютъ намъ сохранившіеся вещественные монументы и письменные памятники, то оно становится, повидимому, совершенно немыслимымъ относительно той эпохи, которую принято называть до-исторической и отъ которой до насъ не дошло подобныхъ-же общепризнанныхъ источниковъ. А между тмъ, представленіе объ этой-то наидревнйшей форм религіи, въ темныхъ ндрахъ своихъ скрывающей ея начало, и иметъ преимущественное значеніе въ данномъ вопрос и наивысшій практическій интересъ. Исторія религіи безъ ея начала, это — больше, чмъ книга безъ заглавія, разсказъ безъ вступленія, это — организмъ безъ головы, явленіе безъ его объясненія. Вполн понятно отсюда, почему историки религіи свой преимущественный интересъ сосредоточивали на изслдованіи, именно, этого, начальнаго момента религіи, говоря другими словами, ея ‘первобытной’ формы.
Но такъ какъ эпоха ‘первобытная’, иначе ‘до-историческая’, но самому понятію о ней, лежитъ, какъ мы видли, за границей дйствительной исторіи, то ея роль въ доисторической области выполняютъ, такъ называемыя, древнйшія легенды и универсальныя традиціи человчества, заключающія въ себ народную повсть о ‘началахъ’ исторіи міра и человка. Источникъ этотъ, какъ мы отмтили уже выше, слишкомъ мутенъ и не надеженъ, такъ что одинъ онъ, самъ по себ, не можетъ имть серьезнаго значенія въ дл возстановленія подлинной исторіи, хотя-бы уже по одному тому, что существуютъ до противоположности различныя точки зрнія на происхожденіе, значеніе и смыслъ этихъ традицій.
Снова обращаясь къ точной исторіи, мы все-же можемъ найдти въ ней, если не прямые и непосредственные, то хотя косвенные и выводные источники для сужденія о первобытной эпох: сюда относятся данныя исторіи, науки, культуры и языка, восходящія къ самымъ древнимъ, исторически извстнымъ временамъ. Поскольку все послдующее иметъ свои основанія и корни въ предыдущемъ, мы получаемъ нкоторую возможность по древнйшему исторически извстному намъ состоянію религіи, общественной жизни и частнаго быта тхъ или другихъ народовъ, составить себ нкоторое понятіе и о предшествовавшихъ, до-историческихъ формахъ ихъ жизни. Но, разумется, все это будетъ относиться къ характеристик не столько первобытной эпохи въ собственномъ и строгомъ смысл, сколько жизни, стоящей уже на порог исторіи.
Остается, наконецъ, еще одинъ изъ видныхъ, естественныхъ источниковъ древнйшей исторіи міра — это письменные памятники и вещественные остатки, идущіе изъ временъ самой глубокой древности. Существуетъ, напримръ, обширная религіозная литература, древность которой простирается за 20 и боле вковъ до P. X., а новооткрываемые памятники изначальной исторіи семитизма имютъ возрастъ чуть-ли не вдвое превышающій предыдущій. Повидимому, это уже такіе источники, дальше которыхъ идти некуда, такъ какъ они современны самой первобытной исторіи. Не отрицая всей глубокой важности подобныхъ источниковъ, мы, по чувству безпристрастія, должны все-же сознаться въ ихъ недостаточности: помимо ихъ разнозненности и неполноты, они требуютъ большой осмотрительности и критическаго такта, въ виду ихъ особаго, миическо-аллегорическаго характера.
Среди древнйшихъ произведеній универсальной литературы человчества находится такой одинъ памятникъ, который рзко выдляется изъ всхъ прочихъ по богатству и полнот своихъ идей, по глубин и возвышенности ихъ содержанія, но ясности и опредленности ихъ изложенія. Такимъ-то, единственнымъ въ своемъ род памятникомъ и является Библія. ‘Объ исторіи первыхъ людей и началахъ нашей религіи не существуетъ разсказа боле точнаго и послдовательнаго, чмъ заключающійся въ Священномъ Писаніи. Это — прекраснйшее введеніе во всемірную исторію человчества. Эта единственная древнйшая традиція, не украшенная фантастическими миами’ {Lenormant ‘Histoire ancienne de l’Orient’ I. 3 p. Paris 1881.}. Такое значеніе за Библіей имютъ мужество признать и нкоторые, наиболе объективные, изъ представителей натуралистически — эволюціонной школы. ‘Библія — самый цнный вкладъ фактовъ и идей, связанныхъ съ первобытной религіей человчества, это — лучшее руководство для изученія древнйшей части нашего предмета’ — заявляетъ, напр. одинъ изъ новйшихъ эволюціонистическихъ историковъ религіи {Мензисъ ‘Исторія религіи’ 135 стр. СПБ. 1897.}. ‘Повствованія Библіи’ — говоритъ другой: ‘если и не историчны въ строгомъ смысл слова, то все же сообразны съ природой вещей’ {Chantepie de la Saussaye ‘Lehrbuch der Religionsgeschichte’ I, 258 s.}.
Если, такимъ образомъ, даже для раціоналистовъ Библія представляетъ относительно авторитетный памятникъ древности, то для врующихъ въ ея откровенное происхожденіе она — чистый источникъ знанія, удовлетворяющій всмъ высшимъ запросамъ человческаго духа. Для всякаго-же историка религіи Библія, прежде всего, есть драгоцннйшій памятникъ древнйшей религіи, проливающій свтъ на первые моменты ея существованія и тмъ самымъ позволяющій судить о происхожденіи и сущности этого величайшаго историка психологическаго феномена. ‘Повствованія Библіи уже въ силу одной своей глубочайшей древности, имютъ высокую цнность’ — заявляетъ, напр. одинъ ученый изъ числа тхъ, которые далеко не расположены къ снисходительному сужденію о ней {Bandissin ‘Studien zur Religionsgeschichte’ I. 4 s.}.
Однако, какъ это ни грустно, симпатіи большинства современнаго, такъ называемаго, образованнаго общества стоятъ не на сторон Библіи: ее считаютъ мутнымъ источникомъ знанія, полнымъ устарлыхъ предразсудковъ и всевозможныхъ суеврій, такъ что съ этой стороны Библію даже противополагаютъ строгой наук и считаютъ ихъ взаимоисключающими величинами.
Ближайшая причина такого печальнаго положенія длъ лежитъ въ обще-дарвинистическомъ воспитаніи и въ неумренномъ преклоненіи предъ принципомъ эволюціи. Но проникая глубже въ причины столь ненормальнаго явленія, мы видимъ, что въ немъ повинно забвеніе и утрата высшихъ идеальныхъ интересовъ, односторонее увлеченіе грубымъ реализмомъ, неполное, или даже извращенное знаніе откровеннаго ученія, а иногда — въ качеств печальнаго слдствія всхъ указанныхъ причинъ — даже и прямое нежеланіе знать его. Послднее отношеніе къ длу, какъ представляющее нарушеніе элементарнаго требованія научной объективности, по самому своему характеру исключаетъ всякую возможность какого-либо воздйствія на него, и eo ipso само осуждаетъ себя на изгнаніе изъ сферы научнаго изслдованія. Но полное право на самое внимательное отношеніе къ себ получаетъ то отрицаніе, которое основано на легкомысліи или недоразумніи, чмъ, главнымъ образомъ, и страдаетъ современное намъ невріе.
Однимъ изъ видовъ такого легкомысленнаго отрицанія по недоразумнію или превратному пониманію дла, и является отрицательное отношеніе извстной части нашего, т. н. ‘образованнаго общества’ къ Откровенію и Библіи, какъ источникамъ религіознаго знанія. Что это въ дйствительности такъ, достаточно указать на примръ Тайлора, корнеея отрицательной школы по вопросу о первобытной культур и религіи, который высказываетъ самый грубый и превратный взглядъ на библейское ученіе о первобытномъ состояніи человчества, когда, ссылаясь на какихъ-то новйшихъ теологовъ, отрицаетъ самое существованіе въ Библіи возвышеннаго представленія о немъ {Тайлоръ ‘Первобытная культура’ I, S3 стр. СПБ. 1872.}. Если такъ думаетъ и говоритъ апостолъ и пророкъ современнаго эволюціонизма, то чего-же можно ждать отъ его послушныхъ учениковъ, благоговйно внимающихъ каждому слову своего учителя? Посл этого неудивительно, что у нихъ мы встрчаемся съ полнымъ извращеніемъ подлиннаго смысла Библіи, тмъ боле, что лтъ недостатка и въ спеціальныхъ руководителяхъ этого рода, такъ какъ волны всепроникающаго эволюціонизма бурнымъ потокомъ хлынули и въ священную область библейскаго изученія, породивъ здсь массу quasi ученыхъ толковниковъ особаго типа, перекроившихъ по началамъ раціонализма и исказившихъ въ дух эволюціонизма все богооткровенное ученіе. Возмутившійся разумъ хочетъ окончательно стряхнуть съ себя иго вры, онъ не хочетъ врить въ Откровеніе, отрицаетъ богодухновенность священныхъ книгъ, существованіе и возможность чудесъ, а иногда даже и самое бытіе Бога. Все сверхъестественное для него не боле, какъ иллюзія, не существуетъ ничего, что лежало-бы за предлами воспріятія нашихъ чувствъ, или выше заключеній нашего разума! Такова внутренняя подкладка той ожесточенной борьбы, которую предприняла противъ Библіи раціоналистическая критика, церковно-традиціонному взгляду на Библію, какъ на произведеніе богодухновенное, она противопоставляетъ свой, по которому Библія — такое-же чисто человческое произведеніе, какъ Иліада, или Одиссея Грековъ, Веды или Магабарата Индусовъ, или Зендъ-Авеста Персовъ.
Уравненіе Библіи съ прочими человческими произведеніями неизбжно повлекло за собой у подобныхъ ея критиковъ и объясненіе происхожденія какъ самихъ священныхъ книгъ, такъ и содержащагося въ нихъ ученія. Существуетъ цлый рядъ самыхъ разнообразныхъ гипотезъ объ авторахъ, времени и композиціи отдльныхъ книгъ Св. Писанія. Особенно много подобныхъ гипотезъ выпало на долю Пятокнижія — первой и основоположительной кн. Ветхаго Завта, служащей главнымъ источникомъ первобытной религіи.
Перестроивъ заново все зданіе Библіи, перекроивъ по своему все ея содержаніе, представители раціонализма, пытаются ниспровергнуть и традиціонный взглядъ на библейское ученіе о религіи. Врные своему принцицу, они, съ усердіемъ достойнымъ лучшаго дла, стараются изгнать отсюда все сверхъестественное и чудесное, видя въ немъ или поэтическіе образы древней рчи или т таинственные миы, которыми окутана исторія глубокой древности у всхъ народовъ. Не довольствуясь однимъ отрицаніемъ прежняго взгляда на библейскую религію, раціоналисты стремятся провести и утвердить свой новый, въ дух теоріи эволюціи. Длая школа библейскихъ критиковъ во глав съ выдающимися оріенталистами старается въ самой Библіи отыскать слды анимизма, фетишизма и вообще-изначальнаго политеизма, появленіе же и образованіе монотеизма, — или по терминологіи критиковъ, іеговизма,— относится ими къ значительно познйшей эпох Еврейской исторіи отъ 9—8 в. предъ Рожд. Хр. и приписывается личной дятельности пророковъ {Wellhausen, Kuenen, Stade. Ewald, Hitzig, Kittel, Budde etc.}.
Эти новые враги богооткровенной религіи гораздо опасне предшествующихъ, утверждающихъ свою оппозицію религіи на иныхъ, вн-библейскихъ началахъ. Входя въ одежд друзей и ревнителей изученія Библіи, они распоряжаются здсь по своему собственному произволу, совершенно игнорируя ея высокое значеніе и непреложный авторитетъ. Какъ волки, проникшіе въ овчарню, они врываются во внутреннее святилище вры и подкапываютъ здсь самыя основы религіознаго зданія. И потому самому, что эти враги являются для насъ наиболе близкими, такъ сказать, домашними, они оказываются особенно опасными. Въ сущности этихъ враговъ религіи нельзя даже назвать и новыми: они вышли изъ той-же позитивной школы, проникнуты тми-же разрушительными тенденціями, исповдаютъ тотъ-же эволюціонный катехизисъ. Эти-то предвзятыя убжденія и служатъ для нихъ мотивами отрицательнаго отношенія къ Библіи, такъ что библейскій раціонализмъ — это прямое дитя эволюціоннаго натурализма.
Такъ какъ позитивная школа иметъ претензію распространить свой эволюціонный тезисъ на вс отрасли знанія и жизни, то естественно, что каждый изъ ея адептовъ стремится приложитъ и оправдать его въ сфер своей спеціальности: такъ, историкъ культуры сочиняетъ въ этомъ дух свою исторію культуры, съ первобытнымъ дикаремъ во глав ея, лингвистъ строитъ теорію о звукоподражательномъ образованіи языка, историкъ религій силится создать цкую скалу ихъ, отъ низшихъ ступеней анимизма и фэтимизма до возвышеннаго монотеизма и т. п. Естественно, конечно, что и теологъ, стоящій подъ знаменемъ этого направленія, не захотлъ остаться позади и вотъ, чтобы подняться на современный уровень науки, дятельно принялся откапывать въ самой Библіи яко-бы очевидные слды первобытной дикости и постепеннаго прогресса религіозныхъ формъ, начиная отъ первобытнаго анимизма номадовъ — патріарховъ и кончая возвышеннымъ, іеговистическимъ монотеизмомъ пророковъ.
Какъ самое существованіе подобныхъ воззрній, такъ и въ особенности, довріе къ нимъ покоится, почти исключительно, на недостаточномъ знакомств съ самымъ текстомъ Св. Писанія, которое и даетъ просторъ всевозможнымъ фантастическимъ гипотезамъ о композиціи священныхъ книгъ и предметахъ ихъ религіознаго содержанія. ‘Благодаря общему враждебному религіи направленію науки, пренебреженіе къ Библіи столь-же распространено, какъ и незнаніе ея дйствительнаго содержанія’ {Keil ‘Bibi. Kommentar ber die Bcher Moses’. Vorwort — V s. Leipsitr 1861.}.
А между тмъ Библія нея ученіе далеко не заслуживаютъ подобнаго къ себ отношенія: она не заслуживаетъ, прежде всего, пренебрежительнаго умолчанія: съ ней надо считаться по одному тому, что она, по признанію самихъ-же раціоналистовъ, представляетъ серьезный авторитетъ уже въ силу глубокой своей древности {Baudissin ‘Stud. zur semit. Religionsgesch’. 1, 4s,}. Еще меньше, дале, истинно-научное отношеніе къ Библіи допускаетъ возможности тенденціознаго извращенія ея ученія, какъ это очевидно и само собой. Наконецъ, совершенно ненаученъ и по существу ложенъ готъ укоренившійся предразсудокъ, въ силу котораго науку считаютъ въ оппозиціи съ Библіей, подлинное ученіе Откровенія — съ дйствительными фактами и точными выводами науки. Коренная ложь такого заблужденія состоитъ, на нашъ взглядъ, въ произвольно-ошибочномъ отождествленіи ихъ исходныхъ пунктовъ, существенно различныхъ на самомъ дл.
Исходнымъ пунктомъ библейскаго ученія о первобытной эпох служитъ моментъ первичнаго появленія міра и человка, вслдъ за которымъ послдовательно изображается состояніе дтской невинности человка, рисуется печальная картина его паденія и открывается проспектъ на фактъ будущаго возстанія (идея первоевангелія). Не то мы видимъ въ наук: точкой отправленія всхъ естественно-научныхъ изслдованій о первобытной религіи и культур служатъ уже не первичные и изначальные факты, а вторичныя и производныя явленія. Правда, тутъ мы часто встрчаемся съ попытками воспроизвести и эти первичные факты, но подобныя попытки, по самому своему гипотетическому характеру, обречены стоять вн сферы точнаго научнаго изслдованія. Обыкновенно въ данныхъ т. н. положительныхъ наукъ научно констатируются лишь позднйшіе и производные факты, и коль скоро, на основаніи ихъ, какое-либо изслдованіе заявляетъ претензію категорически опредлить его первичные моменты, то eo ipso онъ выходитъ изъ сферы точнаго знанія, теряетъ свой научный кредитъ и здсь-то, именно, нердко дйствительно сталкивается съ ученіемъ Откровенія, но, разумется, не по вин послдняго. Въ томъ-же случа, когда естественно-научное изслдованіе не выходитъ изъ своихъ границъ, обыкновенно наблюдается противоположное явленіе — гармонія Библіи съ наукой. Для доказательства этого достаточно одного бглаго взгляда на аналогію ихъ главнйшихъ предметовъ и параллелизмъ въ порядк слдованія ихъ. Въ самомъ дл, наука открываетъ свое изслдованіе изображеніемъ дикости и варварства человчества, и Библія не только не отрицаетъ существованія подобнаго фазиса въ его исторіи, но и объясняетъ его происхожденіе, указывая причины сего въ фактахъ грхопаденія и вавилонскаго столпотворенія. Дале, наука говоритъ о послдовательномъ ход культурно-религіознаго прогресса человчества, и Библія общимъ ходомъ своего повствованія устанавливаетъ то же самое, въ особенности, напр. въ исторіи каинитовъ (культурно-матеріальный прогрессъ) и въ раскрытіи идеи Первоевангелія (прогрессъ нравственно-религіозный). Наконецъ, наука признаетъ, что прогрессъ человчества не былъ всегда прямолинейнымъ, но допускалъ различныя уклоненія взадъ и впередъ, и Библія полна примрами этого рода (достаточно указать хотя-бы на исторію снеитовъ — Б. IV, 26 и VI, 2—3).
Отсюда, боле или мене очевидно, что Библія и наука по общимъ пунктамъ ихъ изслдованія имютъ полное и неоспоримое согласіе, существующее-же между ними серьезное различіе касается не содержанія, а объема изслдованія, состоитъ, ближайшимъ образомъ, въ разности ихъ исходныхъ пунктовъ: въ то. время какъ положительная наука изслдуетъ лишь вторичные и послдующіе факты исторіи міра и человка, Библія сообщаетъ намъ о самомъ появленіи и первоначальномъ состояніи ихъ, относительно чего безотвтна строгая наука. Длая параллельное сопостановленіе сферы научнаго и библейскаго изслдованія, результаты его мы можемъ представить въ слдующемъ наглядномъ образ: Откровеніе ведетъ исторію человчества съ самаго начала и постепенно восходитъ снизу вверхъ, наука на ту-же самую исторію смотритъ сверху внизъ и своимъ взоромъ едва проникаетъ лишь до ея средины, опуская первоначала, какъ нчто недоступное ея взору. Этотъ-то крупный проблъ въ позитивной наук и восполняетъ Откровеніе, которое не только не вноситъ никакого противорчія въ научную систему, но сообщаетъ ей необходимую законченность и цльность.
Мы подошли теперь къ послднему, но вмст съ тмъ и наиболе важному вопросу — о желательности и законности самаго пріема — вводить данныя откровенія въ сферу научнаго изслдованія. Этотъ послдній нуждается въ основательной защит, въ виду направленной противъ него упорной атаки со стороны представителей позитивной науки. ‘По ходячему мннію — справедливо отмчаетъ одинъ отечественный апологетъ — отношеніе вры къ знанію обратно пропорціонально, т. е. чмъ больше въ человк ума, тмъ меньше у него вры и наоборотъ, потому что умъ мшаетъ вр, а вра вытсняетъ умъ….. Вровать, говорятъ, значитъ отказаться отъ знанія, знать — значитъ отказаться отъ вры…. Вра есть дло нищихъ духомъ, а знаніе — сильныхъ умомъ! Здсь невріе и неразуміе возвышаются на степень высшей разумности и чрезъ то сообщается особенная сила и привлекательность этому злу’ {Свтловъ ‘Источники ходячаго мннія о вр, какъ противоположности разума’ 4—5 ст. СПБ. 1896.}. Такимъ образомъ, съ точки зрнія натуралистической науки, вра, какъ суррогатъ знанія, служитъ лишь тормазомъ истиннаго прогресса науки: отсюда, какъ самая вра, такъ и продукты ея — Откровеніе и Библія, не должны имть мста въ точной наук. Возраженіе это не ново: отчасти оно покоится на только что разсмотрнномъ нами предразсудк о противорчіи Библіи съ наукой, знанія съ Откровеніемъ, а главнымъ образомъ выходитъ изъ тенденціознаго отрицанія всего откровеннаго и сверхъестественнаго, какъ чего-то недоступнаго человческому разуму и посему ирраціональнаго.
Такое безусловное отрицаніе всякаго элемента вры не можетъ быть допущено и оправдано даже съ одной, чисто естественной точки зрнія на дло. Вра, въ самомъ общемъ смысл этого слова, какъ довріе къ авторитету, съ одной стороны, и выводамъ человческаго разума (постулятамъ знанія) съ другой, играетъ самую видную роль во всхъ областяхъ точнаго знанія. Безъ нея немыслимъ былъ-бы самый прогрессъ науки, основывающійся на преемственности знанія, принимаемаго нами въ большемъ его объем на вру. Вра, облеченная въ теорію, является въ вид гипотезы, и даетъ новый толчекъ научной мысли, она-же, наконецъ, сообщаетъ необходимую въ интересахъ науки цльность и законченность различнымъ системамъ, заполняя т проблы, которые, по самому своему характеру, навсегда закрыты непосредственному взору науки. Такъ что, по справедливому замчанію одного изслдователя, ‘вра есть безусловно необходимое восполненіе знанія и содержитъ вс наши надежды и упованія’ {Koch ‘Natur und Menschengeist’ 262 s. Berlin 1891.}. Опытъ говоритъ намъ, что во всякомъ познаніи предмета человкъ схватываетъ своимъ умомъ лишь половину его, лишь то, что лежитъ на его поверхности (т. н. ‘феноменальную’ сторону предмета), а сущность предмета, его внутреннее основаніе (вещь въ себ) остается не доступна нашему уму, при попыткахъ же проникнуть въ нее, онъ неизбжно вступаетъ въ область гадательнаго и принужденъ довольствоваться предположеніями. ‘Человкъ созданъ для вры и на всхъ ступеняхъ его жизни она составляетъ субъективный принципъ его духовнаго развитія’ {Herzog ‘Real-Encyelopedie IV, 174-s. 2 Auf.}. ‘Вра бываетъ тогда — учитъ св. Іо. Златоустъ — когда мы принимаемъ то, что никакимъ образомъ невозможно постигнуть никакими разсужденіями’ {Изъ бесдъ на 1-ое посл. къ Коринянамъ.}.
Но поручая себя водительству вры, мы не погружаемся ли тмъ самымъ добровольно во тьму, сознательно удаляясь изъ области свта и разума? На это отвтимъ словами автора, спеціально изслдовавшаго данный вопросъ: ‘несправедливо представлять, будто вра съ ея тайнами погружаетъ насъ во тьму, столь противную природ разума, какъ несправедливо и обратное — что разумъ только разливаетъ вокругъ насъ свтъ’ {Свтловъ — 39 стр.}. ‘Вчныя загадки постоянно стоятъ передъ нами въ ихъ неумолимой торжественности. Тайны со всхъ сторонъ! Вра — единственная звзда въ этомъ мрак неизвстности!’ — восклицаетъ одинъ серьезный мыслитель {Изъ дневника Аміеля — Св. Вст. III. 1891.}. Вра отнюдь не уничтожаетъ дятельности разума, такъ какъ каждая изъ этихъ способностей дйствуетъ въ своей особой сфер: ‘умъ не есть высшая въ насъ способность. Его должность не больше, какъ полицейская: онъ можетъ только привести въ порядокъ и разставить по мстамъ все то, что у насъ уже есть. Онъ самъ не двигнется впередъ, покуда не двигнутся въ насъ дв другихъ способности (т. е. воля и чувство), отъ которыхъ онъ умнетъ’ {H. В. Гоголь ‘Изъ его переписки съ друзьями’ V т. 61 стр. Изд. XI. Тихонравова.}. Разумъ и самъ не можетъ обойдтись безъ вры, которая проникаетъ собой не только житейско-обиходное, но и высшее научное знаніе. ‘Уже въ самыхъ своихъ исходныхъ началахъ знаніе сполна основано на вр: бытіе реальнаго міра и возможность познанія вообще, цлесообразное устройство нашихъ познавательныхъ способностей — суть дла вры, и потому можно сказать, что объектъ знанія и самое познаніе суть дло вры’ {Свтловъ — 41 стр.}. Не мене того важна и плодотворна вра и въ дл дальнйшаго развитія нашего знанія, поскольку научный принципъ взаимнаго доврія къ свидтельству другихъ служитъ средствомъ расширенія ограниченности индивидуальнаго кругозора, и способомъ сохраненія и усвоенія плодовъ коллективной работы человческой мысли.
Будучи столь неизбжна въ наук, въ качеств методологическаго начала и формальнаго принципа знанія, вра не мене того необходима и въ изслдованіи послднихъ основаній науки, при вывод ея высшихъ и общихъ построеній. Тайны имютъ мсто не въ одной только религіи, но и въ самой строгой наук: всякій разъ, какъ только пытливый умъ человка длаетъ попытку проникнуть дале поверхности предмета въ его внутреяюю сущность и причины его производящія, онъ неизбжно въ конц концовъ наталкивается на тайну. ‘Можно установить правило, что область тайны, вроятнаго и гадательнаго начинается въ наук всегда тамъ, гд знаніе идетъ вглубь отъ поверхности вещей, гд кончается чувственный опытъ’ {Свтловъ — 43 с. Представленіе объ атомахъ въ атомистической теоріи — краеугольномъ камн всего естествознанія, понятіе о силахъ въ физик, химическомъ сродств въ химіи, виталистическомъ принцип въ біологіи,— наконецъ, самъ эволюціонный принципъ, господствующій въ современной наук,— что все это, какъ не условные термины чего-то невдомаго и намъ недоступнаго, принятаго лишь на вру, для того, чтобы хоть сколько нибудь осмыслить окружающую насъ дйствительность’!}. Положеніе, что знаніе не сокращаетъ, а размножаетъ число тайнъ кажется съ перваго взгляда парадоксомъ, но оно находитъ свое подтвержденіе въ умственномъ опыт вковъ, и въ опыт каждаго мыслящаго, самостоятельнаго ума. Чмъ глубже познаніе, тмъ больше въ немъ тайнъ, самодовольство-же и кичливость въ познаніи всегда служатъ врными показателями притязательнаго невжества и умственнаго убожества. Прекраснымъ примромъ этого рода является глубоко-психологичное замчаніе ап. Павла объ ‘юродивыхъ мудрецахъ’ (Рим. I, 22), которые самымъ фактомъ самодовольнаго притязанія на абсолютную мудрость лучше всего засвидтельствовали собственное невжество и узость своего кругозора, Тутъ кстати будетъ припомнить и выразительный Гетевскій афоризмъ, что ‘высшее наслажденіе мыслящаго человка — изслдовать все, доступное изслдованію, и спокойно чтить все, недоступное ему’.
Если, такимъ образомъ, нашъ разумъ принужденъ постоянно прибгать къ содйствію вры даже въ области чистой науки, то доминирующая роль вры въ сфер религіи настолько очевидна, что не иметъ нужды въ особыхъ доказательствахъ. Для иллюстраціи этой мысли позволимъ себ привести только слдующую выдержку изъ кн. Премудрости Соломона: ‘мы едва можемъ постигать и то, что на земл, и съ трудомъ понимаемъ то, что подъ руками, а что на небесахъ, кто изслдовалъ? Волю-же Твою кто позналъ-бы, если-бы Ты не даровалъ Премудрости и не ниспослалъ свыше святаго Твоего Духа’. (Премуд. Сол. IX, 16—17 ст.). Религія положительно немыслима безъ вры: не даромъ-же не только обыденное словоупотребленіе, но даже и научное мышленіе не различаетъ строго этихъ понятій и часто пользуется ими, какъ синонимами. Дйствительно, поскольку религія есть связь конечнаго и ограниченнаго существа человка съ абсолютнымъ духовнымъ Существомъ Бога, вра въ Него, какъ Существо недоступное вншнимъ чувствамъ и непосредственному познанію, составляетъ основную сущность и душу религіи. ‘Безъ вры невозможно угодити Богу, вроватиже подобаетъ приходящему къ Богу, яко есть и взыскающимъ Его мздовоздатель бываетъ’ (Ев. XI. 6.). Объектами религіознаго познанія являются Богъ, душа, міръ, начало и конецъ всего бытія, т. е. какъ разъ все то, что лежитъ за предлами опыта и можетъ подлежать лишь исключительному вднію вры. Въ природ же человка лежитъ неудержимое стремленіе къ познанію этихъ объектовъ, т. е. говоря другими словами, ей врождена потребность религіознаго общенія съ Божествомъ, которую такъ сильно и мтко охарактеризовалъ бл. Августинъ, сказавъ: ‘Ты (Боже) создалъ насъ съ стремленіемъ къ Теб, и безпокойно наше сердце, докол неуспокоится въ Теб’ {‘Tu fecisti nos ad Te: et inquietum est cor nostrum, donee requiescat in Te’. Aug. Confessio I, 1.}.
Въ отличіе отъ плановъ праздной фантазіи и мечты разстроеннаго воображенія, истинно-религіозная вра отнюдь не безпочвенна и не произвольна: надежднымъ оплотомъ ея служитъ объективная истина Божественнаго Откровенія. Посл всего, что сказано нами о роли вры въ области науки вообще, въ сфер религіи, по преимуществу, отрицать существованіе сверхъестественнаго Божественнаго Откровенія, значило-бы не помогать уясненію вопроса, а еще боле затемнять и осложнять его. Разъ доказано, что вра безусловно необходима въ религіи, что безъ нея нтъ и самой религіи, то eo ipso уже заране дано существованіе соотвтствующаго объекта этой вры — сверхъестественнаго Откровенія и бытіе Бога, какъ разумной его Причины. Отсюда, положеніе, что Откровеніе есть постулятъ религіи, иметъ характеръ непреложной аксіомы {О. Pfleiderer, ‘Das Wesen der Religion’ 357 s. I b. 1869.}. Въ этомъ смысл много невольной правды сказалъ и Вольтеръ своимъ пресловутымъ афоризмомъ, что ‘если-бъ не было Бога, то Его надо-бы было выдумать’, такъ какъ съ отрицаніемъ Бога и всего сверхъестественнаго мы теряемъ подъ своими ногами всякую почву и впадаемъ въ безвыходную путаницу понятій. Насколько со стороны человка выраженіемъ его религіи служитъ вра, насколько-же со стороны Бога обнаруженіемъ Его особыхъ, спеціально-религіозныхъ отношеній къ человку является Божественное Откровеніе. Ergo, вра и Откровеніе безусловно необходимы въ религіи: это дв стороны одного и того-же факта.
— Разглагая религіозный процессъ на составляющія его элементы, мы получаемъ слдующую схему ихъ: а) Божественное Откровеніе — вншній источникъ предметнаго содержанія религіи, б) вра въ него — психологическій, субъективный факторъ религіи въ душ человка и в) религія въ собственномъ смысл слова, какъ осуществленіе въ жизни откровеннаго содержанія религіи, въ силу свободно-сознательнаго усвоенія его человкомъ, по вр въ него. Посему, отрицать въ изслдованіи о религіи роль вры и первостепенное значеніе Откровенія, какъ источника религіи, значитъ не понимать внутреннней природы религіознаго акта и говорить о чемъ-то другомъ, далекомъ отъ существа религіи и чуждомъ ей. Этимъ, на нашъ взглядъ, съ достаточной силой убдительности устраняется принципіальное возраженіе о значеніи вры и Откровенія въ дл научнаго изслдованія религіи. То и другое безусловно необходимо въ религіи и устранить ихъ — значитъ вовсе уничтожить религію. ‘Требованіе для религіи сверхъественнаго Откровенія есть постудятъ самой религіозной природы’ {Свтловъ ‘Опытъ апологетич. излож. православно-христ. вроученія’ 31 стр. Кіевъ 1896 г.}. ‘Вра въ Откровеніе, какъ основаніе и источникъ религіи, лежитъ въ самомъ понятіи о религіи’ {Петропавловскій. ‘Въ защиту христ. вры’ I ч. 211 стр. М. 1898.}. ‘Ни одинъ народъ въ мір не утверждаетъ своей вры въ Бога и Его нравственный законъ на какомъ-либо другомъ основаніи, какъ только на авторитет Божественномъ, т. е. на твердомъ убжденіи въ ея происхожденіи изъ непосредственно Божественнаго Откровенія’ {Петропавловскій — 232 стр.}.
Послднее обстоятельство создаетъ новое затрудненіе. Если безспорно, что каждая религія заявляетъ притязаніе на монополію божественнаго откровенія, то какъ отличить здсь пустыя претензіи отъ дйствительнаго права? Говоря другими словами, какую изъ священно-религіозныхъ и символическихъ книгъ религіозной литературы человчества мы должны считать чистымъ источникомъ дйствительнаго Божественнаго Откровенія? Подобнаго вопроса, разумется, не можетъ даже и существовать для христіанина, твердо убжденнаго въ исключительной истинности христіанскаго вроученія и непреложномъ авторитет Библіи, какъ его чистйшаго источника. Для раціоналиста-же смотрящаго на Библію тми-же самыми глазами, какъ и на Коранъ Магомета, или на книги Конфуція, имется цлый рядъ внутреннихъ доказательствъ и вншнихъ свидтельствъ въ пользу несравненной чистоты и возвышенный истинности этого выдающимся памятника, по сравненію съ другими, аналогичными ему произведеніями. Впрочемъ, и въ ндрахъ самого христіанства существуетъ къ сожалнію, какъ мы отмчали уже это и выше, цлая школа раціоналистическихъ критиковъ, стремящихся унизить авторитетъ Библіи и ниспровергнуть традиціонный взглядъ на высоту и чистоту заключающагося въ ней ученія. Они особенно опасны тмъ, что свою оппозицію утверждаютъ на данныхъ самой-же Библіи: отчасти во вншней исторіи ветхозавтнаго канона, а главное въ анализ его внутренняго содержанія, они указываютъ такія данныя, которыя будто-бы вынуждаютъ насъ отказаться отъ взгляда на Библію, какъ на произведеніе сверхъестественное и божественное, а заставляютъ видть въ ней обычный продуктъ человческаго творчества, по подобію прочихъ священно-символическихъ книгъ универсально-религіозной литературы. Подобный ложный взглядъ на значеніе Библіи и достоинство выраженнаго въ ней ученія создается путемъ извращенія общаго смысла Библіи, перетолкованія ея отдльныхъ выраженій, произвольнаго урзыванія и тенденціозной подтасовки текста, и прочихъ неблаговидныхъ пріемовъ, благодаря которымъ окончательно омрачается чистый и подлинный смыслъ библейскаго ученія. Типъ толковниковъ этого рода, не толкующихъ, а лишь развращающихъ здравая словеса Божія къ своей и другихъ погибели, очень, старъ,— онъ современенъ еще апостоламъ, въ лиц которыхъ и встртилъ своихъ первыхъ и наиболе сильныхъ обличителей (Іак. III, 1, 2 Пет. II, 1—3, I Іо. И, 19, II Тим. III, 4—8 и др.). Пройдя чрезъ всю исторію христіанской Церкви, въ наши дни онъ олицетворяется въ лагер либеральныхъ, преимущественно, протестантскихъ теологовъ критической школы.
Интересы истины, равно какъ достоинство и честь Св. Писанія требуютъ защиты отъ этой раціоналистической атаки на него, и самымъ врнымъ и надежнымъ средствомъ обезпечить себ успхъ въ достиженіи этой цли, будетъ, на нашъ взглядъ, положительное ршеніе вопроса, т. е. ясное, твердое и по возможности, полное освщеніе истиннаго смысла Библіи, черезъ что одновременно достигаются об главныхъ цли: дается надежный оплотъ положительному отношенію къ Библіи, и отрываются основы отрицательнаго отношенія къ ней. ‘Какъ собственныя построенія раціоналистовъ, такъ и довріе къ нимъ, покоятся на недостаточномъ знакомств съ текстомъ Св. Писанія, которое и даетъ просторъ всевозможнымъ фантастическимъ гипотезамъ о композиціи книгъ Св. Писанія и состав ихъ религіознаго содержанія’ {Keil Bibi. Kommentar — Genesis, Vorwort V s.}. Отсюда, возможно полный и обстоятельно-научный экзегесисъ Библіи, основанный на анализ подлиннаго текста и ведущійся при постоянномъ вниманіи къ лучшимъ опытамъ этого рода, какъ изъ твореній святоотеческихъ, такъ и изъ произведеній послдующей экзегетической литературы — вотъ первый долгъ, лежащій на каждомъ богослов нашего времени. Опровергать чужую мысль защитой своей истины — первое и самое испытанное средство во всякой борьб противоположныхъ мнній, какъ нельзя больше приложимо оно и къ данному случаю. Добавимъ, при этомъ, что въ интересахъ большей основательности и широты просвщеннаго экзегесиса библейскаго текста, мы не только не находимъ излишними, но считаемъ весьма полезными и благопотребными и различныя научныя данныя, помогающія боле сознательному и твердому убжденію въ тхъ или иныхъ библейскихъ истинахъ откровеннаго характера. ‘Сличеніе содержащагося въ Библіи ученія съ ученіемъ всхъ и всяческихъ естественныхъ религій и философскихъ системъ, требующее глубокихъ и отчетливыхъ знаній но исторіи религіи и по исторіи философіи, способно расположить къ мысли, что Библія не только есть книга книгъ, т. е. первая изъ человческихъ книгъ, но что она выше-человческая книга по высот, чистот и соотвтствію ея ученія со всми истинно-человческими потребностями духа’ {Свтловъ — 51—2 стр.}.
Когда будетъ такимъ путемъ, установленъ подлинный смыслъ. Библіи, ближайшимъ образомъ ея первыхъ и начальныхъ главъ, раскрыто заключающееся здсь ученіе и послднее подтверждено, насколько то возможно, различными побочными данными естественно-научнаго характера, то во всемъ своемъ блеск предъ нами откроется ясный, свтлый и несравненно превышающій вс естественные источники, сверхъ естественный и богооткровенный источникъ для сужденій о первобытной религіи.
Сводя, въ заключеніе своего очерка, къ единству все досел нами сказанное, мы резюмируемъ его въ слдующихъ положеніяхъ.
Единственно авторитетнымъ источникомъ для сужденія о первобытный эпох и ея религіи служатъ данныя Откровенія, заключающіяся въ Библіи, преимущественно въ ея первоисторіи. Мнніе о научной несостоятельности этого источника, исходящее изъ предположенія антагонизма Библіи и науки, знанія и вры — ничто иное, какъ ненаучный предразсудокъ. Наука и знаніе вообще, немыслимы безъ вры: элементъ вры, въ форм-ли то безсознательнаго влеченія, или въ вид ясно сознаваемыхъ теорій и гипотезъ проникаетъ собой безусловно все наше знаніе, которое является столько-же продуктомъ нашего разума, сколько воли и чувства, недаромъ-же сложился афоризмъ: мы охотно вримъ только тому, что намъ нравится. Насколько знаніе невозможно безъ вры, настолько-же и вра немыслима безъ знанія: вра только и сильна сознаніемъ своей правоты и твердымъ, чисто-раціональнымъ убжденіемъ въ дйствительномъ существованіи объектовъ своего содержанія. Слдовательно, между знаніемъ и врой существуетъ самое тсное, гармоническое взаимодйствіе.
Еще больше правъ на признаніе иметъ вра въ области религіознаго изслдованія. По самому понятію о ней, религія есть вра, съ своей внутренней, субъективно-психологической стороны и — Откровеніе, съ вншней, объективно-исторической. Отсюда Библія, какъ выраженіе Божественнаго Откровенія, составляетъ первостепенный по своей важности источникъ для сужденія о религіи. Но враги Библіи стремятся ниспровергнуть ея священный авторитетъ, указывая въ анализ ея содержанія мнимые слды ея естественнаго происхожденія. Отсюда наша ближайшая задача — возстановить подлинное ученіе Библіи во всей его неприкосновенной чистот и этимъ путемъ окончательно выяснить и утвердить значеніе библейскаго взгляда на первобытную религію, какъ единственно-истиннаго и авторитетнаго разршенія одной изъ важнйшихъ религіозныхъ проблеммъ. Параллельное-же сопоставленіе данныхъ Библіи и науки по вопросамъ до-исторической жизни будетъ служить лучшей иллюстраціей той мысли, что между ними нтъ никакого противорчія, что Откровеніе лишь восполняетъ существенные проблы, оставленные наукой и что по общимъ пунктамъ ихъ изслдованія наблюдается почти полное тождество истинъ Откровенія съ точными выводами строгой науки.
Въ частности, по вопросу, непосредственно насъ интересующему, о первобытной религіи — на который безотвтна точная наука, Откровеніе является единственнымъ и самымъ авторитетнымъ источникомъ. Посему, всесторонне выяснить ученіе Библіи объ этомъ предмет, защитить его отъ нападковъ недомыслія и неправомыслія, подтвердитъ все это, по возможности, данными науки и тмъ самымъ устранить конфликтъ вры и науки по одному изъ важнйшихъ вопросовъ человческой культуры и религіи, и составляетъ одну изъ ближайшихъ задачъ, къ разршенію которой настоятельно и призываются богословы нашихъ дней.